Книга - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия

Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия
Евгений Петрович Бажанов


Многотомник «Миг и вечность» посвящен рассказу о жизни и творчестве Натальи Евгеньевны Бажановой – политолога, историка, экономиста, публициста, педагога, дипломата, внесшего выдающийся вклад в изучение международных отношений, мировой экономики, этносов, стран, цивилизаций. При этом, хотя Н. Е. Бажанова находится в центре повествования, акцент сделан также на описание и анализ нашего многообразного, противоречивого, сложного и очень интересного мира.

Девятый том включает в себя части 13 и 14. В части 13 автор вспоминает жизнь собственной семьи, страны и всего человечества в 1997–1999 годах. Действие разворачивается в Москве, а также в Сочи и Южной Корее, которые чета Бажановых тогда посещала.

Часть 14 рассказывает об остальных поездках Натальи и Евгения Бажановых за рубеж в 1997–1999 годах. Представлено видение ими истории, политической системы, экономики, общества, культуры, религии, науки, образования, спорта, внешней политики Австрии, Германии, Великобритании, Китая, США.





Евгений Бажанов

Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия


Как часто, в жизни ошибаясь, теряем тех, кем дорожим.

Чужим понравиться стараясь, порой от ближнего бежим.

Возносим тех, кто нас не стоит, а самых верных предаем.

Кто нас так любит, обижаем, и сами извинений ждем.

    Омар Хайям

Уйдя от суеты мирской,

Ты в небе Бога гласу внемлешь.

И там заслуженный покой

Душой усталою приемлешь.

Чем истомилась в жизни грудь,

Придай там Божьему забвенью.

О нас святом упокоенье

Святой молитвы не забудь.

    Отец Владимир (Волгин), протоиерей, настоятель Храма Премудрости Божией в Средних Садовниках г. Москвы




© Бажанов Е. П., 2018

© ООО «ИТК «Дашков и K°», 2018





Часть 13

Новые горизонты





Глава 1. Буря со стаканом в руке


11 февраля 1997 года по рекомендации МИД России коллектив Дипакадемии избрал ректором Юрия Борисовича Кашлева. На церемонии прощания ректора Романовского с коллективом он признал, что пришел в ДА нацеленным на ее закрытие, а уходит убежденным в нужности и важности нашего учреждения. Провожали Романовского добрыми словами и цветами. Впечатленный Кашлев воскликнул: «Хотел бы, чтобы и мне устроили в будущем такие проводы!» Не получилось, вышло совсем по-другому.

Новоиспеченный ректор бурей ворвался в весьма размеренную, спокойную жизнь Дипломатической академии. Он крушил и сметал все на своем пути, и уже очень скоро в нашем доме воцарились хаос и неразбериха. Люди бессмысленно суетились, бегали, толкались, лаялись, в результате страдало дело, падала репутация Дипакадемии.

Начал Кашлев свою деятельность с гротесковой кампании саморекламы. Целая бригада секретарш и вдобавок к ним проректоры и деканы денно и нощно рассылали во все концы белого света волнующую весть о восхождении Юрия Борисовича на «трон» ректора Дипломатической академии. Он самолично сочинил рассказ о своем ярком жизненном пути. О том, как блестяще окончил МГИМО, в совершенстве овладев китайским и тремя европейскими языками.

На самом деле по-китайски он знал не более десяти слов и на протяжении всей дипломатической карьеры бегал от Китая как черт от ладана, объезжал Срединную империю за тысячу верст. Встретив меня в 1981 году и узнав, что я направляюсь на работу в советское посольство в Пекине, Юрий Борисович хохотал: «Вот дурак, как же тебя угораздило в эту тмутаракань загреметь!». Теперь же Кашлев бахвалился своей причастностью к вошедшему в моду реформируемому Китаю. Безосновательными были претензии Кашлева на знание немецкого и польского языков. Владел он лишь английским, да и то далеко не в совершенстве.

В информации-автобиографии подробно рассказывалось также о выдающихся достижениях Кашлева в области дипломатии, публицистики, образования, науки и т. д. и т. п.

За пару недель напряженных усилий мы оповестили о новом ректоре ДА чуть ли не каждого более-менее значимого начальника в России, от министра обороны до губернатора Чукотки, а заодно ведущие СМИ и учебно-научные центры. А затем взялись за заграницу. Твердя, что Дипакадемию никто не знает, ректор требовал посылать депеши о себе в российские посольства, иностранные университеты и научные центры.

Темпы нашей работы Кашлева все-таки не удовлетворяли, он кипятился, шумел, подгонял нас и выискивал все новые адресаты для столь важной информации. И неустанно повторял, что ректор Дипакадемии – это большая должность, выше заместителя министра иностранных дел, их много-де, а он – один, уникальный.

Вторым магистральным направлением деятельности Юрия Борисовича стало обеспечение собственной персоны максимумом комфорта. В режиме «блицкрика» он осуществил капитальный ремонт личного кабинета, поменял там интерьер и мебель. А затем устроил еще один ремонт, в процессе которого расширил свои апартаменты за счет зала заседаний Ученого совета. К этому залу сотрудники привыкли и любили его. Кашлев отрезал 1/3 площади зала, превратив аннексированные метры в комнату отдыха с туалетом, ванной, диваном, холодильником. Деньги использовал те, которые предназначались на капитальный ремонт обветшалых помещений на Большом Козловском.

Там шатались полы, сыпалась с потолка штукатурка, возгоралась трухлявая электропроводка, просачивался снег через трещины в наружных стенах. Состояние было явно аварийное, и нам велели готовиться к переселению на период проведения ремонтных работ. Летом 1997 года мы сложили пожитки в коробки и ждали сигнала. Вместо этого последовал отбой – казна Дипакадемии опустела в хлопотах вокруг кашлевских апартаментов.

Один из членов ректората назвал аморальным и неэтичным решение Кашлева благоустраивать собственный кабинет за счет средств, заработанных трудом всего коллектива. Ректор, выслушивая эту жесткую критику, лишь хлопал ресницами. И продолжал мобилизовывать государственные средства на удовлетворение личных нужд: строительство дачи, приобретение автомашины, пополнение бара спиртными напитками и т. п.

С особой яростью транжирились деньги на загранкомандировки. Из трех лет ректорства Юрий Борисович не менее года провел в дальних странствиях, которые, как правило, не имели ничего общего с нуждами и интересами Дипакадемии. Взбирался на египетские пирамиды, наслаждался финалом первенства мира по футболу в Париже, прикармливал крокодилов в Южно-Африканской Республике, дегустировал собачатину в Южной Корее, танцевал самбо на бразильском карнавале. Видели его в Индонезии и Иране, Англии и Италии и еще в десятках стран на всех континентах. Информация о вояжах шефа доходила разная: где-то обсмеяли его публичное выступление, в другом месте он был задержан местной полицией за нарушение общественного порядка, в третьем – ректор устроил скандал на блошином рынке.

Летал Кашлев через залы для очень важных персон (VIP), первым классом, повсюду добивался обслуживания со стороны российских посольств, т. е. время проводил красиво. Вернувшись же в родные пенаты, Кашлев тут же обрушивал на подчиненных водопады заданий и поручений, сопровождая их истерическими понуканиями и взрывами возмущения. «Бездельники, лентяи, тупицы!» – кричал шеф, брызжа слюной. Выплеснув таким образом первые порции накопившегося за кордоном адреналина, он тут же погружался в новые утехи: пил каждый день с утра до вечера, устраивал сабантуйчики с секретаршами, травил анекдоты. Особенно любил матерные. Стоит напротив двадцатилетних девушек и изрекает такие вещи, которые я бы лично и в мужской компании постеснялся произнести.

Имел пристрастие он и к теннису, в который регулярно играл в рабочее время. Не успеет начаться ректорат, а Кашлев уже ерзает на стуле, перебивает подчиненных, короче, мол, выражайтесь, нечего рассусоливать. Но мы рассусоливали, и он, не дожидаясь конца скучного совещания, убегал в коридор. Там его ждал спарринг-партнер по теннису (чаще женского пола). Наспех переодевшись, ректор мчался на корт. Однажды, чтобы не терять понапрасну время, Кашлев прямо на ректорат явился в спортивном костюме и с ракеткой.

Юрий Борисович, однако, не только развлекался. Он одновременно развил бурную деятельность по перестройке жизнедеятельности Дипакадемии. Сразу же велел убрать из холлов здания на Остоженке стенды с трудами сотрудников ДА. Холлы отремонтировали и на их стенах развесили картины. С тех пор там экспонируются поочередно работы живописцев разных школ и разных стран, порой замечательные. Открытие выставок проходит торжественно при стечении многочисленных гостей и прессы. Так что это начинание Кашлева получилось удачным и прижилось. Правда, на вернисажах почти не видно сотрудников Дипакадемии, но все-таки картины на стенах – это не минус, а плюс для Академии.

С энтузиазмом взялся Кашлев за организацию в Дипакадемии вечеров: по случаю Масленицы и Пасхи, в ознаменование российско-польской дружбы, в честь пушкинского юбилея и т. п. На вечера Кашлев приглашал своих знакомых, представителей российских политических, деловых и культурных кругов, дипкорпуса. Наши сотрудники и на вечера ходили вяло, что вызывало у ректора дикое возмущение. «Игнорируют жизнь Дипакадемии, – кричал он, – бездельники, думают только о себе».

Я тоже не посещал вечера, объясняя, что ДА это не казино и не клуб развлечений. Рейтинг учебного и научного заведения определяется не количеством выпитого на вечеринках спиртного. Оксфорд славится во всем мире не пьянками, а качеством учебного процесса и научными достижениями. Что же касается Дипакадемии, то вечеринки не только не повышали наш рейтинг, а, наоборот, роняли его. Ведь мы постоянно жаловались на недофинансирование государством. Не хватало средств на писчую бумагу, публикации, командировки и многое-многое другое. Зарплаты сотрудников оставались мизерными. И вот на таком фоне в ДА раз за разом происходили пышные пирушки, с деликатесными яствами и напитками. Мидовцы в недоумении пожимали плечами и шептались: «Что-то Дипломатическая академия зажралась, денег у нее – куры не клюют!».

Обожал Кашлев и чисто внутренние академические сходки по случаю Нового года и других праздников. На них он неизменно становился душой компании: пел, острословил, декламировал стихи, целовал дамам ручки, кружил партнерш в вальсе. Тех, кто на сходках не появлялся, Кашлев презирал и проклинал, среди прочих особо выделяя меня.

В учебном процессе Юрий Борисович фантазировал меньше. Он лишь дергался по поводу слабого притока коммерческих слушателей. Постоянно требовал от членов ректората рекрутировать абитуриентов, где только возможно – среди соседей, знакомых, в вузах, учреждениях. Устанавливал квоты: каждый должен обеспечить такое-то количество новых слушателей.

Увлекли Кашлева и Высшие дипломатические курсы (ВДК), в которых участвовали свежеиспеченные (только что назначенные) послы, посланники и генеральные консулы. Лекции им читали главным образом высокопоставленные деятели нашего государства.

Выступали на ВДК и профессора Дипакадемии, в том числе и я. Моя тема: «Тенденции международных отношений на современном этапе». Весьма неожиданно лекция аудитории понравилась. В опросных листах, заполненных слушателями по итогам занятий, моя лекция была названа лучшей. Даже Кашлев, несмотря на весь его антагонизм ко мне, дал высокую оценку этой лекции и распорядился записать ее на пленку (что и было исполнено). Отмечу, что лекцию мы готовили вместе с Наташей.

Ну а Юрий Борисович не только сам посещал почти все занятия на ВДК, но заставлял присутствовать на них профессорско-преподавательский состав ДА. Курсы даже перенесли из среднего размера аудитории в актовый зал, в который набивалось порой до 200–250 человек. Но ректору все казалось мало, он ругался на тех, кто прогуливал столь ценные занятия.

Не всем линия Кашлева в этом вопросе пришлась по душе. Как-то замминистра иностранных дел начал лекцию о российской политике на Ближнем и Среднем Востоке и вдруг заметил в зале человека, связанного с иранским посольством. Это был полставочник ИАМПа. Замминистра вышел в коридор и заявил Кашлеву: «Я не могу вести разговор на конфиденциальные темы в присутствии этого типа с очень сомнительной репутацией».

Странно было присутствовать на выступлениях, по существу брифингах руководителей Минобороны, спецслужб, для российской дипломатической элиты, когда в зале бок о бок с дипломатами восседали случайные люди, в том числе аспиранты и слушатели ДА из зарубежных стран. В конце концов руководитель кадровой службы МИДа категорически запретил Юрию Борисовичу превращать курсы ВДК в «балаган».

Не оставил Кашлев без внимания и академическую науку. Еще до избрания ректором он проинспектировал наш комплекс на Б. Козловском. Вихрем промчался по всем трем зданиям, обозвал их «вороньей слободкой» за неприглядный вид, сгреб под мышку несколько публикаций иамповцев и, бросив фразу о том, что надо бы увеличить для научных сотрудников число присутственных дней, удалился. Еще больше науки заинтересовали ректора на Б. Козловском теннисные корты. Когда-то ими пользовалось руководство ДА, но затем их приспособили под стоянку машин. Кашлев потребовал восстановить статус-кво, но ему объяснили, что нельзя из-за дренажных проблем. Юрий Борисович, однако, не угомонился, долго продолжал муссировать эту тему. Правда, искомого результата все-таки не добился. Стоянка машин и поныне там.

После выборов Кашлев сразу завел разговор о коренной модернизации научной работы в ДА. Он буквально фонтанировал новаторскими идеями, граничившими со смешным фантазерством и наивным прожектерством. Ректор с завистью отзывался о достижениях МГИМО и горячо убеждал меня в том, что мы должны перещеголять мгимовцев – писать речи министру, готовить материалы для Коллегии МИД, участвовать в официальных переговорах с зарубежными лидерами, составлять международные договоры и соглашения. Я объяснял, что научные сотрудники ДА не государственные деятели и не дипломаты, у нас даже допуска нет к конфиденциальной информации и мы в любом случае не можем брать на себя функции МИДа.

На первой же встрече с мидовскими кураторами Кашлев посетовал, что ИАМП не зарабатывает деньги, что институт никто не знает. Я обиделся, стал доказывать, что ИАМП деньги зарабатывает и по линии аспирантуры/докторантуры, и получая гранты и подарки (в виде оборудования) от зарубежных партнеров, и установив выгодные ДА в целом обмены с иностранными учебными и научными центрами.

Кашлев пропускал мои контраргументы мимо ушей и продолжал твердить свое. Ему в этом активно помогали некоторые из моих коллег. Они же пустили слух, что меня собираются заменить на посту проректора по науке заведующим кафедрой философии К.М. Долговым, зараженным манией величия и ненавистью к окружающим. Но слухи вскоре сошли на нет, а вот жажда Кашлева совершать научные подвиги еще некоторое время не иссякала. По его настоянию мы забрасывали МИД письмами о допуске сотрудников ДА к оперативной информации, секретным архивам, приглашении нас на заседания Коллегии министерства и т. п. В ответ следовали отказы и рекомендации оставаться в рамках компетенции учебного заведения.

С особым упорством стремился Кашлев совершить революцию в международных связях Дипакадемии. Прежде всего и в первую голову его, конечно, интересовали собственные вояжи за рубеж. Юрий Борисович готов был выступать где угодно и на любую тему, лишь бы иметь повод кататься по земному шару. Как-то я не выдержал и выразил свое несогласие. Пришло приглашение в Италию на симпозиум, посвященный Рапалльской конференции 1922 года. Кашлев позвонил мне домой в 11 ночи и стал требовать, чтобы уже на следующий день ему был приготовлен текст выступления на симпозиуме.

– Вы же не специалист по данной теме, – сказал я, – а симпозиум этот для ученых, которые всю жизнь изучают материалы конференции в Рапалло, и доклад дилетанта им абсолютно не нужен.

Ректор в ответ взорвался, обвинил меня в лености, нежелании выполнять служебные обязанности. Пришлось сколачивать бригаду профессоров для написания Кашлеву этого доклада.

Мои же поездки за рубеж Юрий Борисович не выносил органически, сама мысль о них причиняла ему душевные и физические страдания. И он не жалел сил, чтобы эти поездки сорвать.

Так, в апреле 1997 года нас с Наташей пригласили посетить КНР по линии ЦК КПК. По доброте душевной я предложил Кашлеву с супругой поехать вместо нас, что они с превеликим удовольствием и сделали. Вернулся в Москву ректор в восторженном состоянии – китайцы приняли его по-королевски. Слов признательности я от него не услышал, только реплику: «А Вас в Китае действительно знают!». Вместо же благодарности получил от начальника нечто совершенно иное.

В начале июля того же года мы нанесли с Кашлевым визит иранскому послу. Тот пригласил нас обоих в Иран. Не успели мы выйти из посольства, как ректор хамски заявил: «А зачем мне ехать с Вами? Лучше я возьму переводчика с персидским языком или какую-нибудь бабу. У нас вроде есть слушательница, изучающая персидский». Со слушательницей что-то не склеилось, кажется, у нее не было загранпаспорта. И Кашлев поехал с двумя мужчинами (научным работником и переводчиком). Я же готовил материалы к поездке, и как всегда, под аккомпанемент ругани со стороны шефа.

Когда Кашлев все же отпускал меня в поездки, то пока я ездил непременно обливал меня грязью коллегам, возмущался, как я могу отсутствовать на службе в «столь ответственный период».

Требуя революционизировать международные связи ДА, Кашлев не уставал твердить: «Нас никто нигде не знает, ни во Франции, ни в Италии, ни в Мексике!».

Я спорил с ним, подчеркивая, что учебное заведение не может претендовать на мировую славу под стать Мэрилин Монро или Пеле. Мы не Голливуд и не сборная Бразилии по футболу. Есть всего лишь пять-шесть университетов, которые пользуются широкой известностью. Вот, он сам, Кашлев, сколько может назвать вузов во Франции или Италии, с которыми хорошо знаком?

Кашлев тем не менее пытался что-то придумать этакое. Несколько раз собрал совещание «актива», пригласив на него разношерстную публику. Участники совещания произносили демагогические речи о неограниченных возможностях учебного заведения нашего калибра иметь разветвленные контакты с внешним миром. Поговорив, продемонстрировав свою эрудицию и озабоченность делами родной академии, народ расходился по своим углам и забывал о международном сотрудничестве до следующего совещания.

Зарубежных гостей Кашлев принимал с распростертыми объятиями. По взглядам он был антисталинистом и интернационалистом, поэтому легко контактировал с представителями всех цивилизаций, стран, этносов, идеологических предпочтений. Беседы вел легко, весело, многих к себе располагал. На вечере дружбы в посольстве Польши встал на колени перед певицей из Варшавы. Целовал ручку даме – послу Канады, которую знал по прежней работе. Она, кажется, была влюблена в Кашлева. Познакомившись со мной на одном из дипломатических приемов, дама воскликнула: «А Вы из Дипакадемии, которую мой Юра называет дурдомом и собирается переделывать!» Я отпарировал: «Это его надо переделывать, а не Дипакадемию!» Она обиделась, да и я тоже, в дальнейшем, встречаясь, мы не замечали друг друга.

Кашлев ввел в норму организацию обедов в ДА для глав дипмиссий стран СНГ, щедро угощал иностранных политических деятелей, ученых, деятелей сферы образования, наносивших визиты в Дипломатическую академию. Но ему все-таки не всегда удавалась роль образцового дипломата. Ректор Венской дипакадемии П. Ляйфер с супругой с содроганием вспоминали совместную с Кашлевым работу в Вене в 1970-е годы, его визит в австрийскую столицу уже в должности ректора нашей Дипакадемии. Жаловались, что в молодости он много пил и приставал к жене П. Ляйфера, ныне приставать стал меньше, а пить больше, выступает же ужасно – мелет глупости, фонтанирует пошлостями. П. Ляйфер раз за разом выражал удивление, что такой несолидный человек возглавляет Дипакадемию МИД России.

Шокировал Кашлев пакистанскую делегацию во главе с замминистра иностранных дел. Начал он беседу слегка выпившим, а заканчивал вдребезги пьяным. Опустошил бутылку виски, рыгал, облил гостей кофе, смачно ругался матом по-английски, хохотал и в конце концов упал со стула.

В другой раз Кашлев опозорил Академию перед послом М. Брементом, заместителем директора Центра по изучению вопросов безопасности им. Джорджа К. Маршалла в Гармиш-Партенкирхене (Германия). Это был очень важный партнер Дипакадемии, которого привлекла Наташа. О сотрудничестве с этим Центром речь пойдет в части 14.

Дипакадемия пригласила М. Бремента с супругой в Москву для чтения лекций. Они с удовольствием приехали, причем полностью за свой счет. М. Бремент был специалистом по России, работал в прошлом дипломатом в посольстве США в Москве, выпустил ряд монографий по советско(российско) – американским отношениям, в которых активно высказывался в пользу сближения наших стран, установления между ними гармонии.

Увы, мы сразу же испортили гостям настроение, и все благодаря Кашлеву. Бремент должен был выступить со своей первой лекцией, и я намеревался представить гостя аудитории. Но шеф как раз на это время назначил ректорат и отказался отпустить меня на лекцию Бремента. Гостя привела в аудиторию заведующая учебным отделом, женщина малообразованная и грубая. Она объявила слушателям: «Сейчас перед вами выступит этот американец».

– А кто он такой? – поинтересовались из аудитории.

– Не знаю, какой-то профессор.

– А на каком языке будет лекция?

– На английском, конечно.

– Но мы его плохо знаем!

– Ничего, делайте вид, что все понимаете. Какая разница, что он там говорит!

Закончив диалог, женщина удалилась. А Бремент остался, ужаленный в самое сердце. Дело в том, что он понимал русскую речь и, разумеется, обиделся на такое «представление» слушателям. О чем мне позднее и поведал. Мы с Наташей пытались загладить инцидент. На своей машине катали Брементов по Москве и окрестностям, угощали их за собственный счет в дорогих ресторанах. Но Бременты обиду затаили, уехали и больше с нами не контачили.

Похожий «трюк» проделал Кашлев с бывшим мининдел Ю. Кореи Ю Чхун Хва. Тот прекрасно выступил в Дипакадемии, а дальше должен был состояться коктейль в честь гостя, оплаченный, кстати, посольством РК. Кашлев не пустил никого на коктейль, созвав экстренное заседание ректората. В коктейле участвовали одни южнокорейцы.

Список примеров неприличного поведения Кашлева в отношении иностранных гостей можно было бы продолжать. Иногда он допускал бестактность из-за легкомыслия и опьяненности, но чаще из вредности, чтобы вставить шпильку мне или кому-то еще из подчиненных.

Тем не менее в общем и целом наши международные связи, особенно научные, продолжали развиваться.




Глава 2. Корея в фокусе


Особую интенсивность приобрели наши связи с южнокорейскими партнерами. В декабре 1997 года бывший Наташин докторант Ким Дэ Чжун нежданно-негаданно победил на президентских выборах. Еще незадолго до них, когда мы предсказывали президентское будущее Киму, южнокорейцы, практически без исключения, смеялись: только, мол, человек, не разбирающийся в делах Кореи, может проявлять подобную наивность. Ким Дэ Чжун – слишком старый, слишком левый и слишком далек от центров политического и экономического влияния в стране, чтобы получить большинство голосов избирателей. Ведь он из Чоллы, а власть в РК давно и прочно контролируют представители другого региона, Кёнсан-Пукто, «мафия» «Тикэй».

Чудо, однако, случилось. Ким Дэ Чжун выиграл. Ему помог финансово-экономический кризис, который нанес чувствительный удар по жизненному уровню населения и усилил в обществе оппозиционные настроения. Сыграло свою роль и молодое поколение, которое выросло гораздо либеральнее отцов и которому опостылели военные правители, авторитаризм, засилье монополий (чеболей) в экономике, конфронтационный подход к Северу, пресмыкательство перед США. Если на юго-востоке РК, в Кенсане, большинство голосовало все-таки против Ким Дэ Чжуна, то в столичном регионе, вслед за Чоллой, поддержали Ким Дэ Чжуна, связывая с ним надежды на выход из кризиса, оздоровление политической и экономической системы, потепление отношений с КНДР.

Мы пребывали в эйфории – друг и подопечный Наташи стал Президентом Республики Кореи! Причем президентом с программой кардинального реформирования страны. В дневнике я отметил:


20 декабря 1997 года

18 декабря Ким Дэ Чжун выиграл президентские выборы. Южнокорейские и японские СМИ (телевизионные и радиокомпании, информационные агентства, журналы и газеты) буквально атакуют Наташу. Все хотят знать, как и о чем Ким Дэ Чжун писал диссертацию, какой, по мнению Н.Е. Бажановой, будет внутренняя и внешняя политика нового президента.

Сразу по окончании выборов нам с Наташей стал названивать российский посол в Сеуле Е.В. Афанасьев. Приезжайте, просил он, помогите установить связи с новой администрацией. Сделать это послу оказалось непросто. Ким Дэ Чжун, обидевшийся на российские власти еще с момента защиты докторской, все последующие годы лишь накапливал негативные эмоции в отношении официальной Москвы. Он жаловался нам: «В Южной Корее становится все меньше людей, хорошо настроенных к России. Из-за ослабления мощи вашего государства, внутренних неурядиц в нем, а также вследствие отказа вашего правительства расплатиться по долгам с РК южнокорейская элита потеряла интерес к контактам с Россией, смотрит на нее свысока. Только я понимаю, насколько велик российский потенциал, стремлюсь развивать сотрудничество с россиянами. Однако ваши власти меня просто-напросто игнорируют».

Действительно, в начале 1997 года Ким хотел приехать в Россию, но не приехал, потому что российские официальные лица не пожелали общаться с южнокорейским оппозиционером.

Придя к власти, Ким Дэ Чжун не торопился «брататься» с обидчиками. На инаугурацию 25 февраля 1998 года он пригласил из РФ только депутата Госдумы корейца по национальности, меня с Наташей, а также двух наших приятелей-банкиров – М.Н. Николаева и В.И. Гудименко, с которыми решили учредить Фонд сотрудничества с Республикой Корея (ФСРК).

Российские дипломаты отвезли нашу делегацию в отель «Силла». Слышали от южнокорейцев в Москве, что у них в стране из-за сурового экономического кризиса люди стали меньше пользоваться автотранспортом. Мы, однако, этого не заметили, пробки казались такими же, как и прежде. Зато зима уже отступила. Было сухо, солнечно и тепло. Зелень, конечно, еще не появилась, все выглядело голо, довольно серо и трущобисто. Впервые, пожалуй, бросилось в глаза сходство Сеула с Пекином прежних времен – кривые улочки, скромные, а то и убогие домишки, лепящиеся друг к другу, пыль, не очень хорошо одетые люди.

Почему так все смотрелось? После Европы? В предыдущем году мы ездили исключительно в Австрию и Германию. А может свой отпечаток наложил кризис? Или все дело во времени года? «Пересменка» между зимой и весной повсюду самый невзрачный период.

Первая встреча, согласованная еще из Москвы по телефону, состоялась в нашем же отеле с соратником Ким Дэ Чжуна Ким Дэ Суном. Начали ее в кафетерии, а затем проследовали в корейский ресторан. Я еще по телефону почувствовал печаль в голосе Кима. Выяснилось, что после победы Ким Дэ Чжуна на выборах 10 декабря никто ему из президентской команды даже не позвонил. Ким Дэ Сун, всегда преувеличивавший свою роль порой до безобразных размеров, на этот раз был предельно откровенен: «Я извиняюсь, но ничем не могу вам помочь. Я вдруг осознал, что мне 69 лет и я не нужен, Дэ Чжун предпочитает видеть вокруг себя более молодых людей».

Вскоре после нашего размещения в гостинице заехала машина и отвезла Наташу и меня в посольство. Сели совещаться с послом. Он повторил просьбу посодействовать выходу на Кима и его окружение, записать перед отъездом суть разговоров с новой элитой.

На следующий день с утра начали перезвон. Питер Чжун, помощник губернатора провинции Чолла-Пукто Ю Чжун Гюна, и куча его коллег терроризировали нас вопросами: «Какова у вас программа? Какую вы хотите иметь?». Очередное и подробное объяснение ничего не меняло. Следовал новый звонок все с теми же вопросами. Но главное договорились о встрече с губернатором.

За нами заехали и отвезли в офисное здание с провинциальными представительствами. Возили кругами полчаса, беспрерывно болтая по мобильным телефонам (их в РК стало несметное количество, даже сидя на унитазах в общественных туалетах корейцы вели переговоры). Офисное здание оказалось довольно простеньким, с тесными комнатками, да и сам кабинет Ю был небольшим. Но его хозяин, по единодушным оценкам всех корейских собеседников и российских дипломатов, являлся тогда второй по величине фигурой в стране. По определению прессы, Ю должен был «спасти» Сеул, «вытащить государство из долговой ямы».

Ю встретил нас радушно, сияя. Чувствовалось, что человек пьян от популярности. В мае 1996 года во время визита в Москву он надувался, а сейчас просто «поплыл». Беседовали о создании Фонда сотрудничества России с Южной Кореей, о журнале, посвященном РК, о деловом партнерстве. Подарили норковую шапку (он тут же заявил, что жена ее отнимет), оставили почти царскую шапку для Ким Дэ Чжуна (обещал обязательно передать). Просили «пробить» участие российского посла во встрече 26 февраля с президентом. Ю сказал, что не может даже свою жену «протащить» на ужин в Голубом дворце 25 февраля, все решает служба безопасности, и у него нет в данной области никакого влияния.

Беседовали недолго, Ю был занят, поручил помощнику Питеру Чжуну быть на связи с нами. Питер сказал, что покормит нас, просили сделать это в каком-то городском ресторане, например, в районе Инсадон. Нас доставили в Инсадон, где мы побродили по антикварным лавкам. На ланч без объяснений отвезли в отель «Сеул Плаза». За едой Питер в грубой манере возмущался тем, как его обсчитывали и обманывали в России, «обчистили», мол, до ниточки. Явно хотел выместить обиду на нас. Чжун, в частности, не реагировал на предложение Николая заказать побольше еды. А ведь у Николая было достаточно денег, чтобы купить весь ресторан с отелем «Сеул Плаза» в придачу!

В тот же день, позднее, побеседовали со старым знакомым, заместителем министра по вопросам объединения Кореи Муном (в прежние годы проводили с ним конференции в Москве). Говорили о проведении Российско-корейского форума, т. е. о том, что интересует и нас, и его. Через день он прислал нам подарки: всем мужчинам – по вазе, Наташе – большой корейский сервиз. Мы ответили меховой шапкой.

А тем же вечером вновь поехали в Инсадон. Посетили весьма экзотический ресторан под названием «Горная деревня». В лабиринте переулков – буддийский храм, который и есть ресторан. При входе снимаем обувь, проходим к низкому столу, сидеть надо на полу, на циновках. В зале одни корейцы (за небольшим исключением). Пищу принесли всем одну и ту же, не спрашивая, что хотим. Ресторан буддийский, вегетарианский, поэтому и еда соответствующая: в пиалках травы, корешки, соусы. Почти ничего съедобного, разве что суп, пахнувший ржаным хлебом и кимчхи. Начался концерт – народные танцы с барабанами и прочая экзотика. Девушки-танцовщицы стали приглашать публику из зала.

Следующий день – кульминационный. Ранний подъем и рассадка по автобусам. Наташу и меня приглашают в красный автобус для главных гостей, Мишу и Володю определяют в синий, категорией ниже. В нашем автобусе появляются миллиардер Сорос, бывшие послы США в Южной Корее, цэрэушники Грег и Лилли. Входит и ректор МГУ академик В.А. Садовничий. Он подходит к Соросу и представляется. Сорос покровительственно хлопает ректора главного российского вуза по плечу, милостиво сообщает, что узнал академика.

Кавалькада автобусов трогается в путь. Замечательный, солнечный, прохладный день, +14 ?С. Сеул выглядит нарядно и торжественно. В районе комплекса зданий парламента скопление людей, множество полицейских. Нас высаживают у главного здания, проводят в зал, где можно поболтать и выпить кофе. В зале собраны все сливки южнокорейского общества, от разговоров стоит гул. Но вот ожидание окончено. Звучит приглашение проследовать на трибуны. Они расположены на свежем воздухе амфитеатром вокруг подиума.

Слева садятся корейцы, большинство с депутатскими значками, справа располагаются иностранные гости, в том числе дипкорпус. Среди последних – бывший Президент Германии Вайцзеккер, бывшие японские премьеры Накасонэ, Такэсита, бывший Президент Филиппин Акино, президент МОК Самаранч. Приводят под зонтиком экстравагантного Майкла Джексона. Начинают прибывать и центральные фигуры действа. Появляются бывшие президенты РК, их трое, в том числе только что выпущенные из тюрьмы Ро Дэ У и Чон Ду Хван с женами. Далее на подиум восходит их обидчик, нынешний президент Ким Ен Сам, здоровается со всеми за руку. Наконец, мы видим кортеж победителя. Ким Дэ Чжун с супругой Ли Хи Хо и свитой поднимаются наверх, Ким жмет руки тем, кто десятилетиями пытался его убить, сажал в тюрьмы, издевался, притеснял. Мудрая линия поведения! Не мстить, а объединять, Корея в этом сейчас очень нуждается.

Избранный президент произносит клятву и подходит к микрофону. Его приветствует море людей, собравшихся на площади внизу (около 40 тыс. человек). Говорит четко, громко, местами с напором и пафосом. Периодически с площади раздаются аплодисменты, возгласы. Реакция не истерическая, но довольно активная. Кстати, выход Ким Ен Сама на подиум присутствующие встретили почти полным молчанием.

Ким Дэ Чжун объясняет причины кризиса, предлагает пути выхода из него, излагает свою линию в отношении КНДР. Все в высшей степени разумно, сбалансировано, примирительно. Ключевые тезисы: демократия и упорный, честный труд, сотрудничество со всеми великими державами, мирное сосуществование с Севером.

После речи – парад, все корейские провинции представлены артистами в красочных нарядах. Они танцуют, поют, демонстрируют исторические и нынешние достижения (от броненосца древности до макетов современных заводов).

Церемония завершается. Позднее М. Николаев и В. Гудименко отправляются на общий прием, а мы с Наташей в 17:30 уезжаем на ужин в Голубой дворец, офис и резиденцию Президента РК. Центральное офисное здание сделано типа традиционного дворцового. В холле стоят богатыри в желтых халатах с копьями. Идем налево в коктейльный зал.

В зал входят Ким Дэ Чжун и его супруга. Здороваются с каждым гостем персонально. Обращаясь к Наташе, Президент РК тепло говорит: «Я очень благодарен за все, что вы для меня сделали. Давайте не терять связи друг с другом». И добавляет: «Вы выглядите еще прекраснее, чем раньше!» Его супруга Ли Хи Хо Наташу целует.

Все присутствующие перемещаются в противоположное, правое крыло дворца, где накрыт ужин. Мы садимся за один стол со старым знакомым Лим Дон Воном, назначенным старшим помощником Президента РК по вопросам внешней политики и национальной безопасности. За нашим же столом находятся шефы охраны и протокола нового президента, дочь бывшего Президента Филиппин К. Акино, несколько американских профессоров.

С Лим Дон Воном и генералом – начальником охраны – беседуем о значении победы Ким Дэ Чжуна для будущего Кореи, о реакции корейцев в Москве на это событие, об отношениях Южной Кореи с США, Китаем, Россией, Японией, КНДР. Лим говорит об очень серьезных намерениях Ким Дэ Чжуна помириться с Севером, о его желании иметь активные и позитивные отношения со всеми крупными державами. Дочь Акино, блестяще говорящая по-английски, рассказывает о фуцзяньских корнях ее мамы, восхищается Б.Н. Ельциным.

При прощании Ким Дэ Чжун опять сказал: «До встречи в Москве!» Вечером, по возвращении в гостиницу, я передал протокольщикам, что договорился с Лимом и шефом протокола о допуске банкиров на предстоящую встречу с президентом.

Возбужденные событиями, ночью мы с Наташей не могли заснуть. Зашли в европейский ресторан в гостинице «Лотте». Он был заполнен золотой молодежью. Юноши и девушки под грузом алкоголя качались, падали. И кричали, пели, спорили, поднимали друг друга на руки. А в темном углу ресторана вспыхнула настоящая драка. Конфуций, конечно, всего этого не одобрил бы.

26 февраля день начался с перепалок с протокольщиками из южнокорейского МИДа. Они упорно повторяли, что никаких указаний сверху об участии посла России во встрече с президентом не получали. Неожиданно помог господин Ви, подчиненный Лим Дон Вона. Он, оказывается, работал в Москве, знает нас лично и случайно услышал наш разговор с мидовцами на тему встречи с президентом. Ви дал команду пригласить посла.

Отъехали с мотоциклетным сопровождением на двух машинах. Протокольщик предложил записаться в книгу почетных посетителей Голубого дворца. Далее нас провели на второй этаж, в зал приемов. Там была толпа журналистов с камерами, видеотехникой. Наташа, по указанию протокольщиков, села во главе и должна была всех представить президенту.

Он вошел и, улыбаясь, приблизился к ней со словами: «Так рад Вас видеть опять!». Президент поздоровался с остальными. После того как он сел рядом, Наташа сказала: «Мы очень рады Вашей победе, уверены, что под Вашим руководством Корея и корейско-российские отношения будут процветать». Представила присутствующих россиян, Володю Гудименко как президента Фонда сотрудничества с РК (ФСРК).

Ким Дэ Чжун нашел несколько слов для каждого. Володю спросил, чем занимается фонд. Володя хорошо объяснил. Совместно сообщили, что первая программа (проект) – публикация биографии и одной из последних книг президента, номер журнала Moscow Magazine о Корее. Просили благословения. Получили. «Детали обсуждайте с Лим Дон Воном», – предложил президент. Наташе Ким опять сказал: «Я очень вам благодарен за помощь в подготовке диссертации».

Вернулись в отель довольные и воодушевленные. В вестибюле в очередной раз наблюдали, как местные юнцы, в основном девицы, в экстазе приветствуют Майкла Джексона. Буквально в истерике бьются, охрана певца еле от поклонниц и поклонников отбивается. А чуть позднее с нами приключилась такая история.

Поднялись на лифте на этаж, где проживал М.И. Николаев. Подошли к его двери, рядом стоял кореец и молча наблюдал за нами. Наташа открыла дверь – и, о чудо, за столом сидит Майкл Джексон. Он обернулся к Наташе и, широко улыбаясь, поздоровался. Наташа поприветствовала его в ответ, и завязался разговор. Певец поинтересовался, не кинозвезда ли Наташа.

Следующим утром мы уже вылетали назад в Москву. Перед отлетом передали в посольство свои записи (сделанные накануне ночью) о беседах с окружением Ким Дэ Чжуна.

Михаил Иванович подтвердил свое намерение всерьез раскрутить Фонд сотрудничества с РК. Этим мы по возвращению в Москву и занялись. В мае 1998 года фонд был уже официально учрежден в качестве некоммерческой организации, цель которой всемерно способствовать развитию общественно-политических, торгово-экономических, научно-образовательных, культурных и спортивных связей между Российской Федерацией и Республикой Кореей.

Мы занялись формированием авторитетного попечительского совета ФСРК. Разослали соответствующие приглашения представителям политической, экономической и культурной элиты России и Южной Кореи, провели беседы с некоторыми из них. Параллельно опубликовали целую серию материалов о Ким Дэ Чжуне, его администрации, Корее и нашем фонде в российских СМИ, издали две книги, автобиографию и биографию нового Президента РК. В этих публикациях постарались представить нашу оценку эпохальных событий, происшедших в политической жизни Южной Кореи. В частности, биография Ким Дэ Чжуна была предвосхищена следующим предисловием:



«Эта книга посвящена новому Президенту Республики Кореи Ким Дэ Чжуну. Его нередко называют «самым масштабным политиком» на стыке двух столетий, корейским Ф.Д. Рузвельтом, который способен предложить новый курс для своей родины и всей Азии в наступающем XXI столетии. Ким Дэ Чжун действительно задумал нечто грандиозное – вытащить Южную Корею из нынешнего кризиса и поставить ее на рельсы устойчивого развития за счет всесторонней демократизации политической и экономической жизни, превращения Республики Кореи в подлинную процветающую демократию в Азии.

…В 1990-х годах Ким трижды посещал нашу страну и всякий раз испытывал трудности при общении с российскими политиками и чиновниками. Ставил палки в колеса официальный Сеул. Мешала и недальновидность некоторых российских должностных лиц.

Несмотря на это, российская общественность доброжелательно отнеслась к посещению Москвы Ким Дэ Чжуном, где он блестяще защитил докторскую диссертацию в Дипломатической академии. В частной беседе в конце 1996 года Ким Дэ Чжун тепло отзывался о нашей стране. Он говорил: «Россия – великая держава, рано или поздно она преодолеет внутренние трудности и заявит о себе во весь голос, станет краеугольным камнем мира, стабильности и процветания на Дальнем Востоке. Помимо всего прочего, я искренне и глубоко уважаю российскую культуру, другие достижения вашего народа».

Сейчас, когда человек, наизусть декламирующий «Евгения Онегина» и гордящийся своим российским докторским дипломом, пришел к власти в Сеуле, наступило самое время для всестороннего развития наших отношений на основе взаимного понимания и уважения интересов друг друга к обоюдной выгоде для обеих стран. Ведь Республика Корея – наш сосед, и со всех точек зрения очень важный сосед».


…Мы планировали устроить презентацию книг о Ким Дэ Чжуне, готовили другие мероприятия – встречи российской и южнокорейской общественности, практический семинар для инвесторов двух стран, спортивные соревнования и т. д. Но, увы, мечтам не суждено было сбыться. Летом 1998 года случился шпионский скандал с участием представителей РК. Отношения между Москвой и Сеулом напряглись, в ухудшившейся атмосфере стало как-то неудобно агитировать представителей нашей элиты вступать в ФСРК. Да и МИД, ранее оказывавший нам поддержку и помощь, охладел к фонду. Ну а осенью разразился финансовый кризис, дефолт и прочее. Банк Михаила Николаева, наряду с другими, попал в трудное положение, и финансирование проекта прекратилось.

Нам оставалось лишь продолжать публиковать статьи о Ким Дэ Чжуне и его политике. По завершении первого года пребывания Ким Дэ Чжуна у власти министерство культуры и туризма РК выпустило сборник под названием «Достижения и вызовы в первый год администрации президента Ким Дэ Чжуна». В сборник включили и Наташину статью «Республика Корея на верном пути». Вот ее текст:



«Один наш знакомый, известный южнокорейский профессор, на протяжении большей части 1990-х годов утверждал: приход Ким Дэ Чжуна к власти явился бы катастрофой для Республики Кореи; он диссидент, который начнет мстить прежним властям, спровоцирует разлад и хаос в обществе; Ким не смыслит в рыночной экономике и развалит ее; наконец, Ким Дэ Чжун не пользуется доверием в США и в Японии, из-за него Южная Корея лишится поддержки извне.

Ныне упомянутый профессор кается и не устает повторять: «Как нам, корейцам, повезло, что в условиях острейшего кризиса в стране нашелся такой человек, как Ким Дэ Чжун». Аналогичные слова мы слышим ото всех без исключения представителей южнокорейского бизнеса в России. А ведь многие из них, как и профессор, скептически и даже с тревогой восприняли победу Ким Дэ Чжуна на президентских выборах в конце 1997 года.

Сейчас, после одного лишь года пребывания президента Кима у власти, совершенно очевидно, что Республику Корею возглавила выдающаяся личность. Вряд ли в целом мире сыщется хоть с десяток национальных лидеров, которые смогли бы сравниться с Ким Дэ Чжуном по жизненному и политическому опыту, знаниям, уровню образованности и учености, способности руководить элитами и массами, авторитету на международной арене, вооруженности всеобъемлющей идеологией и четкой политико-экономической программой.

Оценивая достижения администрации Ким Дэ Чжуна в 1998 году, испытываешь затруднения в том, как выстроить их по ранжиру, настолько каждое из них значимо и уникально.

Возьмем сферу экономики. Осенью 1997 года сильнейший кризис потряс большинство стран Восточной Азии, в том числе Южную Корею. Ни одна из них пока не вышла из «пике»: над Индонезией вообще сгустились тучи развала и гражданской войны, туманны перспективы Таиланда и Малайзии, и даже мощная и богатая Япония остается в состоянии растерянности и застоя. Исключение составляет лишь Республика Корея. Уже в нынешнем году ее экономика возобновит движение вверх, и как с уверенностью заявляют в международных финансово-промышленных кругах, Южная Корея «закрепилась на рельсах нормального развития, в нее стоит вкладывать деньги». Японские дипломаты и журналисты, аккредитованные в Москве, восклицают в этой связи: «Если бы у нас был лидер калибра Ким Дэ Чжуна!».

Важность перемен в южнокорейской экономике не только в том, что возобновляется рост ВВП. Еще существеннее то, что началась глубокая перестройка – ограничивается вмешательство бюрократии в хозяйственную жизнь, предпринимаются усилия к тому, чтобы сделать функционирование чеболей более прозрачным и подотчетным обществу, а их структуру – более рациональной и эффективной, создаются условия для нормального развития малого и среднего бизнеса, притока иностранного капитала.

Экономическая политика президента Кима приобретает особое звучание для России. У нас, к сожалению, либеральные реформы 1992–1993 годов не были доведены до конца, и Россия стала стремительно превращаться в край олигархического капитала. Небольшое число финансовых групп все больше заставляло государство работать на себя. Со срывом России в августе минувшего года в пропасть жесточайшего финансового кризиса могущество олигархов пошатнулось, но возникла другая антирыночная тенденция – нарастает вмешательство властей в экономические процессы. В данной связи эксперты обращают свои взоры к Южной Корее, предостерегая против повторения негативных элементов ее опыта 1970–1980-х годов. Взамен предлагают брать пример с экономического курса Ким Дэ Чжуна, который, как отметила одна московская газета, «не только быстро лечит, но и дает хозяйству перспективу долгосрочного устойчивого развития».

Наверное, еще более далеко идущие последствия будут иметь перемены в политической жизни Республики Кореи. Уже сам факт того, что власть в РК впервые перешла в руки оппозиции в результате всеобщих выборов, явился гигантским шагом на пути превращения этого государства в подлинно демократическое. Но главное, что у государственного штурвала оказался настоящий, до мозга костей деятель-демократ.

Азия знала многих выдающихся политических деятелей. Одни, как Ганди и Сукарно, внесли крупный вклад в освобождение азиатских народов от колониального ига. Другие – Мао Цзэдун, Хо Ши Мин – вознамерились каленым революционным железом выжечь с лица земли социальную несправедливость. Третьи применяли жесткие методы для создания продвинутой капиталистической экономики – Чан Кайши, Пак Чжон Хи, Ли Куан Ю. А вот на глашатаев демократических ценностей Азия не была щедра. Демократический эксперимент Сунь Ятсена в Китае быстро потерпел фиаско, демократическую Индию раздирают религиозно-этнические противоречия, японское общество, будучи демократическим по форме, по сути остается иерархическим и весьма регламентированным. Большинство остальных режимов Азиатского континента из-за репрессий и отсутствия соответствующей социальной базы по-прежнему авторитарно. На азиатском небосклоне почти не просматривается влиятельных демократических вождей.

Ким Дэ Чжун давно завоевал реноме демократической «звезды» Азии. Теперь он реализует на практике идеи, за которые бесстрашно сражался всю свою сознательную жизнь. Ким – первый демократ, возглавивший Корею за все пять тысячелетий ее цивилизации. Более того, он, пожалуй, первый демократ, по убеждениям, а не в силу обстоятельств пришедший к власти в восточноазиатской стране.

Демократическая революция в Южной Корее набирает обороты. Ким Дэ Чжун задал тон уже на своей инаугурации 25 февраля 1998 года. Накануне новый президент освободил из тюрьмы бывших диктаторов Чон Ду Хвана и Ро Дэ У, пригласил их в качестве почетных гостей на церемонию. На глазах у всей Кореи Ким Дэ Чжун подошел к заклятым врагам и пожал им руку. Прощение, терпимость к взглядам оппонента, взаимопонимание и взаимоуважение, другие подобные принципы постепенно, может быть не всегда заметно для граждан РК, внедряются в ткань жизни. Налаживаются демократические механизмы разрешения споров, ослабевают стародавние привычки корейской элиты править своевольно, не считаясь с мнением низов, идет поиск путей притупления антагонизмов между регионами. Ныне, когда из-за социально-экономических трудностей уровень конфликтности в обществе особенно велик, демократизация способствует протеканию споров в более мирном русле, приглушению и успешному урегулированию некоторых из них.

Естественно, создание гражданского общества и бесперебойное функционирование всех институтов демократии – длительный и трудный процесс. Но старт ему дан, и главное, пожалуй, то, что президент Ким уже успел убедить большинство соотечественников в следующем: без демократии не построить устойчивой процветающей рыночной экономики. Без демократизации Южной Кореи нет шансов добиться мирного и более или менее безболезненного объединения корейской нации.

И здесь мы подходим к еще одной, третьей, области достижений администрации Ким Дэ Чжуна за первый год ее пребывания у власти. Речь идет о взаимоотношениях Юга с Севером. Конечно, до их нормализации еще очень далеко и напряженность на Корейском полуострове остается высокой. И тем не менее перемены к лучшему есть, и существенные, закладывающие хороший фундамент на будущее.

Положен конец тупиковой линии прошлых администраций на удушение и поглощение КНДР. Эта линия лишь способствовала ужесточению коммунистического режима, его ксенофобии и изолированности, подхлестнула ядерные и ракетные программы Пхеньяна, усугубила материальные тяготы северокорейского населения. «Политика солнечного тепла» Ким Дэ Чжуна, напротив, создает условия для постепенного выхода КНДР из самоизоляции, преодоления ею социально-экономического кризиса, сближения уровней развития Юга и Севера, налаживания между ними хозяйственных, гуманитарных, а затем и политических связей и, наконец, для гуманизации северокорейского режима. Такая стратегия не сулит быстрых прорывов и тем более немедленного объединения Кореи, но разумной альтернативы ей нет. Если вернуться к старому курсу, то он приведет или к вооруженным конфликтам, или, так сказать, в лучшем случае к неконтролируемому развалу КНДР с неминуемым хаосом и взваливанием непосильного северокорейского «груза» на экономику и общество РК.

Политика Ким Дэ Чжуна уже позволила завязать экономические и гуманитарные связи между двумя частями Кореи, вывела на повестку дня вопрос о политическом диалоге сторон. Очень полезно и то, что прекратилась перепалка между Сеулом, Вашингтоном и Токио. При прежней администрации Республика Корея всячески мешала налаживанию контактов США и Японии с КНДР, чем вызывала всеобщий гнев и провоцировала нагнетание напряженности на полуострове. Именно тогда Пхеньян разрабатывал ракетное оружие, которое испытал в прошлом году. Именно под влиянием той поры северокорейское руководство все еще сохраняет синдром глубокого недоверия к Югу.

Курс Сеула, Вашингтона и Токио в отношении Пхеньяна постепенно синхронизируется на разумных и конструктивных началах. Его поддерживают остальные государства, причастные к корейской проблеме, – КНР и Россия. Вместо соперничества все крупные державы и РК теперь сотрудничают в корейском урегулировании. А это значит, что рано или поздно появятся плоды в виде снижения напряженности на полуострове, нормализации отношений между Югом и Севером.

Одновременно преодоление разногласий по КНДР способствует общему оздоровлению отношений Южной Кореи с США, Японией, КНР, Россией. И это четвертое крупное достижение президента Ким Дэ Чжуна. Из общения с американцами – политиками, дипломатами, учеными, журналистами – у нас сложилось твердое убеждение, что еще никогда в Соединенных Штатах не относились к Республике Корее с таким искренним уважением, как сейчас. Причем, невзирая на то, что ореол «экономического чуда», окружавший Южную Корею в прошлом, временно поблек. Зато США доверяют внешней политике Ким Дэ Чжуна, восхищаются его демократическими преобразованиями и готовы помогать РК в преодолении экономических трудностей. Вера в Ким Дэ Чжуна столь велика, что Вашингтон стал выделять Республику Корею наряду с Японией в качестве всего лишь двух государств Азии, входящих в так называемую стержневую зону (the core zone), т. е. зону стран с развитой демократией и экономикой, близких друзей США.

То, что схожий подход демонстрирует Токио, наверное, неудивительно, учитывая, что японцы продолжают действовать в фарватере основополагающих концепций и политики Вашингтона. Но и коммунистический Китай выказывает возрастающий пиетет к Южной Корее! Китайцы подчеркивают: страна, возглавляемая Ким Дэ Чжуном, сколь бы дружественной Америке она ни была, не может рассматриваться больше просто как какой-то придаток США, его военно-стратегическая база на Тихом океане. РК, говорят китайцы, вырастает в самостоятельный центр политического и экономического влияния.

Такие же настроения укрепляются в России, с той лишь разницей по сравнению с Китаем, что россияне приветствуют, кроме всего прочего, ускоряющуюся демократизацию внутриполитической и экономической жизни Республики Кореи, видят в этих процессах достойный образец для подражания. Характерен в данной связи пример из деятельности Дипломатической академии МИД РФ. Год назад ДА проводила международную конференцию «Демократия в современном мире». Мы пригласили представителей 22 стран из различных регионов. Хотели привлечь для участия в конференции и представителей Южной Кореи. Дипакадемию, однако, подняли на смех российские правительственные структуры и западноевропейские партнеры по организации конференции. Все в один голос вопрошали: «При чем здесь южнокорейцы? Какие из них демократы!» Ныне ДА готовит новую международную конференцию по демократии. И что же? На сей раз все, и в России, и за рубежом, настаивают на приглашении делегатов из РК.

Трудно поверить, чтобы за один год столь улучшился имидж государства, переживающего социально-экономические трудности! Все это вселяет уверенность в то, что главные достижения Республики Кореи под руководством президента Ким Дэ Чжуна еще впереди».


В президентство Ким Дэ Чжуна мы с Наташей не только пользовались его личным гостеприимством, но и были востребованы в правящих кругах РК в целом. Контактов с нами искали южнокорейские дипломаты и издатели ведущих газет, главы крупнейших корпораций и высокопоставленные военные. Военный атташе РК в Москве как-то пригласил нас на ужин и весь вечер упрашивал похлопотать перед Ким Дэ Чжуном «выбить» для него генеральский мундир. Южнокорейский посол добивался, чтобы мы убедили президента предоставить ему достойный пост по возвращении на родину.

Такие вот приятные эмоции доставляла нам дружба с Ким Дэ Чжуном, доктором Дипакадемии, Президентом РК. Но возникли и неприятные последствия этой дружбы. О них мы не столько узнали, сколько позднее догадались. Ранее уже говорилось о том, что американские спецслужбы записали меня в кураторы северокорейской разведки. Видимо, по следующей причине. В 1992 году, когда Ким Дэ Чжун защитил в Дипакадемии докторскую диссертацию, южнокорейские «чекисты» восприняли меня как пособника оппозиции, подозревавшейся в симпатиях к Северной Корее. Передали эту информацию американским коллегам. Позднее, когда Ким Дэ Чжун возглавил РК, южнокорейские пинкертоны меня из «черных списков» исключили. А вот в американской компьютерной памяти я так и остался «агентом» Пхеньяна. То ли по недосмотру, то ли в Вашингтоне имели другие причины не реабилитировать меня.

Заодно со спецслужбами США тяжело переживал мою дружбу с Ким Дэ Чжуном Кашлев. Пока мы с Наташей участвовали в инаугурации Ким Дэ Чжуна, Кашлев денно и нощно обливал меня грязью. И в конце концов пустил слух, что я ездил в Корею веселиться с… Майклом Джексоном.

…В мае 1999 года Ким Дэ Чжун нанес официальный визит в Россию. В отличие от прежних времен на сей раз ему оказали королевский прием. Разместили в Кремле, там же Президент РК устроил обед для друзей Кореи. Сначала говорил Ким Дэ Чжун, затем по очереди высказались все российские участники встречи. Наташа выступила последней. Отметила, что в России имеет место всплеск интереса к Республике Корее, обусловленный личностью президента Ким Дэ Чжуна, деятельностью его администрации. Во-первых, восхищает быстрое преодоление Южной Кореей финансово-экономического кризиса. Во-вторых, в России приветствуют политику «солнечного света» в отношении КНДР как единственно разумную и перспективную. В-третьих, мы отмечаем возросшую активность РК в развитии двустороннего сотрудничества с РФ. Добавила, что в Дипакадемии особенно любят Ким Дэ Чжуна, гордятся тем, что Президент Южной Кореи защитил докторскую диссертацию в стенах нашего вуза.

Вернувшись на родину, Ким Дэ Чжун направил Наталье Евгеньевне следующее письмо:



10 июня 1999 г.

Уважаемая доктор Бажанова!

Я очень рад, что во время нынешнего визита в Россию у меня была возможность встретиться с Вами на официальном обеде и провести полезный обмен мнениями. Хочу выразить искреннюю благодарность за самоотверженность и усилия, предпринятые Вами во время защиты моей докторской диссертации и присуждения мне степени доктора наук, а также для издания моей биографии.

…Во время нынешних переговоров президент Ельцин и я выразили общее мнение о том, что урегулирование проблем Корейского полуострова является ключевым вопросом для мира и стабильности в Северо-Восточной Азии, и договорились еще больше укреплять сотрудничество для решения этих проблем. Надеюсь, что и в дальнейшем Вы будете проявлять внимание и оказывать содействие в развитии сотрудничества, для того чтобы эти усилия принесли конкретные результаты.

Позвольте выразить благодарность за Ваше внимание и большой вклад в развитие отношений между Республикой Кореей и Россией. Желаю Вам крепкого здоровья.

    Ким Дэ Чжун

Дипакадемия поддерживала контакты с Южной Кореей и по другим линиям. В частности, МИД возложил на нас обязанность проведения ежегодного межгосударственного российско-корейского форума (поочередно в России и в РК). Развернулась подготовка к первому форуму в Москве. Денег нам МИД не выделил, поэтому Наташа поставила вопрос перед южнокорейским посольством: хотите форум, финансируйте его.

Дипломаты дали согласие, но затем заюлили, стали перекладывать на Дипакадемию все бо?льшую часть расходов. «Корея маленькая и бедная страна!» – раз за разом повторял один из дипломатов. Наташа отвечала, что договоренность о форуме достигнута между правительствами двух стран, Дипакадемия – не правительство, денег у нас нет. Долго спорили, но в конце концов южнокорейцы все-таки профинансировали форум.

Тогда Наташа не осознавала, что совершила определенный «подвиг». Все последующие форумы в Москве оплачивала на 100 % Дипакадемия. Причем приходилось даже снимать четырехзвездочную гостиницу для южнокорейских гостей.

Трудными выдались переговоры о закупке южнокорейскими властями части тиража изданных нами книг о Ким Дэ Чжуне. Дипломаты жаловались, что в РК идет борьба с коррупцией, разбазариванием государственных средств, поэтому правительству приходится вести себя осмотрительно. Короче говоря, почти на целый год растянулось выбивание у Сеула оплаты. Часть суммы (небольшой) со скрипом, но оплатил Фонд мира им. Ким Дэ Чжуна. Позднее выяснилось, что этот фонд ворочал миллионами долларов, большая часть которых разворовывалась.

Что же касается Первого российско-корейского форума, то он удался. На форум прибыл первый заместитель председателя Правительства РФ Ю.Д. Маслюков, в связи с чем собралась огромная толпа телевизионных и пишущих журналистов. Никогда мы не видели в стенах ДА такого стечения представителей СМИ. Маслюков произнес вступительное слово и удалился. Следующим выступил заммининдел. Корейцы готовились осыпать его вопросами, но и он покинул форум. Тем не менее много важных персон оставалось в зале весь день – заместители министров, вице-губернаторы, руководители СМИ, директора институтов РАН.

Неплохим был уровень представительства во второй день. Вот только из МИДа уже никто не явился. Такое, кстати, повторялось раз за разом. Родное министерство поручало Дипакадемии провести тот или иной форум, но участвовать в нем не желало. Иностранные гости произносили умные речи, высказывали полезные предложения, а наших дипломатов все это как будто не интересовало.

Среди других мероприятий с южнокорейцами запомнился семинар в Москве с НИИ Министерства национального объединения Кореи. После интенсивных двухдневных дискуссий южнокорейцы пригласили нас в национальный ресторан в гостинице «Орленок». Верховодил за столом Кашлев. Произносил тосты, беспрерывно пил, заставлял других. Поскольку я отказывался, он кричал: «Кто не пьет – плохой человек, нелюдимый, без друзей!».

Глава южнокорейской делегации господин Пак с Кашлевым не согласился. Он заявил, что «Бажанов красивый, жена у него – очень красивая, и они друг на друга похожи, что является хорошей приметой, означает, что семья у Бажановых крепкая».

Выслушав эти дифирамбы, Кашлев констатировал: «Видишь, за все тебя хвалят, но только не за интеллект». Корейцы, однако, этот пробел немедленно ликвидировали. В очередном тосте в мой адрес прозвучали такие слова: «Мы раньше знали Вас как крупного китаиста, теперь поняли, что Вы также крупный кореист». Господин Пак добавил, что очень любит меня, и когда я прилечу в Сеул, будет встречать в аэропорту. Далее Пак и его коллеги обещали оказывать финансовую помощь научным исследованиям в Дипакадемии. В заключение ужина господин Пак, сильно опьянев и расчувствовавшись, признался:

– Я люблю Бажанова и его жену, но сейчас больше всего хочу, чтобы Бажанов отправил жену домой и остался со мной на всю ночь!

С корейской точки зрения здравица прозвучала нормально, мужская дружба важнее семьи. Но для русского уха заявление было странным. Все наши засмеялись и громче всех Кашлев. «Так ты еще и педераст!» – торжествующе вопил он. И продолжал подтрунивать на обратном пути в машине. Но затем перешел на другую любимую им тему – о необходимости очередного ремонта личного кабинета в Дипакадемии.

На следующей конференции южнокорейские политологи называли нас с Наташей «учителями, от которых много можно узнать». А заодно раздавали нашим сотрудницам весьма специфические комплименты. Одной, например, было заявлено:

– В прошлом году Вы были очень красивая, а в этом – нет.

В адрес другой прозвучало:

– Наверное, в молодости Вы были красивой. Следы красоты сохранились!

В октябре 1998 года старый знакомый профессор Бэнг (тот, что обосновался в Казахстане) привез в Москву делегацию во главе с бывшим премьером РК Ли Су Соком (и его супругой). Повели южнокорейцев на встречу с ректором МГУ В.А. Садовничим. Посещение университета показалось возвращением в сталинскую эпоху, начиная с леденящей атмосферы пустых коридоров и кончая массивными портьерами серо-буро-малинового цвета. Из МГУ переместились в Дипакадемию, где Кашлев угостил делегацию водкой с конфетами. Далее – коктейль за счет гостей. Хотя взнос они сделали приличный, рестораторы выставили лишь восемь бутылок вина. Во вступительном слове я пересказал биографию премьера, за что удостоился от него титула «гений».

Вечером мы кутили в ресторане «Тифлис», где один из коллег произнес издевательский тост. «За нашим столом, – утверждал он, – находятся две пары, от которых зависит судьба российско-корейских отношений: супруги Ли Су Сок и супруги Бажановы». Российские коллеги залились смехом, а южнокорейцы восхищенно кивали головами.

Принял южнокорейскую делегацию и руководитель ИТАР-ТАСС В.Н. Игнатенко. Сначала беседовали в просторном кабинете с великолепным видом на центр Москвы, потом обедали. В.Н. Игнатенко мастерски вел разговор, расточал комплименты Южной Корее, ее лидерам и присутствующим корейцам. Щедро угощал, кое-что обещал, при этом элегантно вбрасывал просьбы – о бесплатных авиабилетах и стипендиях для активистов общества российско-корейской дружбы, финансировании фотовыставки по РК и т. д. Я подумал: вот это пример того, как надо продуктивно использовать контакты с зарубежными гостями!

Все расходы по пребыванию этой делегации в Москве взял на себя доктор Бэнг. Первоначально предполагалось, что счета оплатит фирма LG, но южнокорейские дипломаты опять вспомнили про тяжелое финансовое положение РК. Наши южнокорейские партнеры все чаще делали упор на то, что двусторонние контакты должны финансироваться на паритетных началах. Особенно с учетом того, что россияне живут не хуже, а лучше граждан РК. У россиян, мол, дачи, огороды, много земли. И природа в России богаче, и воздух чище. Интеллект, уровень образования у россиян тоже повыше. Южнокорейцы же убогие, замотанные, вкалывают от зари до зари и при этом еле сводят концы с концами, задыхаются от грязного воздуха, недостатка пространства.

Что касается южнокорейских представителей в России, то многие из них, действительно, вели скромный образ жизни. Как-то попали мы в гости к корреспонденту Джону Хону. Квартира в районе Останкинской башни походила на гетто. Кровати в два яруса, по всем комнатам развешано мокрое белье. Кругом валяются склянки, банки, корзинки, коробки.

Стол накрыли чисто корейский, причем некоторые блюда вызывали недоверие и видом, и запахами. Особенно сырая рыба, доставленная из Южной Кореи. Хозяин беспрерывно пополнял свой стакан виски, не обращая ни малейшего внимания на Наташу и меня. Периодически мы отваживались и просили подлить и нам. Хон угощал в соответствии с утонченной корейской традицией, придерживая наливающую руку второй. Правда, нам почему-то предназначалось не виски, а теплое пиво. О своей же жене вообще не вспоминал, разве что иногда требовал что-то принести.

Хон непрестанно говорил, главным образом о личных планах – желает баллотироваться в парламент, потом стать послом РК в России, а в конце концов добиться поста Президента Южной Кореи. Нас подобные разговоры не удивляли. Мы давно привыкли к тому, что неимоверные амбиции имеет любой корейский мужчина. Даже сынишка Джона, ученик третьего класса московской школы, заявил, что в перспективе хотел бы возглавить объединенную корейскую нацию. Мальчик, кстати, очень понравился – по-русски говорил без акцента, пел русские песни. Старшая сестра (семиклассница) читала стихи и очень умно рассуждала.

В ноябре 1999 года нас пригласил в Сеул новый издатель газеты «Тэхан мэиль» (бывшая «Сеул синмун») Ча Иль Сун. Он организовал гастроли в Южной Корее балетной труппы Большого театра, и нам выпала роль своего рода сопровождающих лиц.

При отлете в Шереметьево II нас ждал сюрприз. Во-первых, въезд на территорию аэропорта стал платным. Во-вторых, доступ к зданию аэропорта оказался закрытым. Машину надо было оставить на парковке и оттуда идти пешком, с багажом в руках. Или передоверить его услугам потрепанных типов, барражировавших вдоль парковочной зоны. Я предпочел нести чемоданы самостоятельно.

В полете предложил Наташе посмотреть что-нибудь новое, например съездить наконец в демилитаризованную зону, разделяющую Южную и Северную Корею. Супруга в ответ пошутила: «Зачем? Ты что, хочешь в перестрелку попасть? Или задумал перебежать на Север?»

В аэропорту нас встретил старый знакомый, бывший корреспондент «Тэхан мэиль» в России. Как выяснилось, сидевшая за нами в самолете дама (Лена) тоже была гостьей газеты. Всех троих отвезли в отель «Ренессанс Сеул». Он расположен к югу от реки Ханган, очень далеко от центра, но близко к театру, где предстояло выступление Большого.

Вечером в холле отеля собрали всех сопровождающих балет из России. Кроме Лены и нас были ректор Дальневосточного университета В.И. Курилов и его супруга. В микроавтобусе долго и нудно продвигались в пробках к театру, до которого минут десять ходьбы.

Театр, современный, элегантный, оказался забит публикой «под завязку». Ожидалось прибытие президента Ким Дэ Чжуна, но какое-то стихийное бедствие заставило его изменить планы. Не смог прибыть и премьер Ким Чжон Пхиль, но зато почти все министры его кабинета были в наличии. Явились и руководители парламента, воротилы бизнеса.

Началось представление. Без декораций, на потертом, выщербленном полу сцены. Давали отдельные номера из разных балетов (попурри). Каждое действо балерин и балерунов сопровождалось громом аплодисментов. А российскую кореянку, участницу труппы, приветствовали прямо с остервенением. Отовсюду раздавались выкрики «браво».

По окончании представления в ресторане театра состоялся банкет с обилием закусок и спиртного. Организатор мероприятия, издатель Ча Иль Сун, расточал Наташе и даже мне различные комплименты, а также предлагал спонсировать какую-нибудь конференцию, например, в ознаменование десятилетия установления дипломатических отношений между РФ и РК (приходившегося на 2000 год). Ча посетовал, что не может отобедать с нами, так как срочно отъезжает в Японию.

Следующим утром мы завтракали с делегацией Большого театра. К нашему удивлению, среди ее членов преобладали грузные дяди и тети, танцующий состав, худенький и щупленький, терялся на таком солидном фоне.

Поев, все сели в автобус, курсирующий между нашим отелем и торговым районом Итхэвон. Но театральные деятели не хотели в Итхэвон, их тянуло в более дешевый и масштабный торговый район рынка Тондэмун. И театралы стали требовать, чтобы водитель двинул в Тондэмун. Водитель ошалел от напора. Еще бы! Это все равно, как если бы толпа иностранцев ввалилась в Москве в троллейбус «Б», кружащий по Садовому кольцу, и стала настаивать, чтобы ее отвезли в Выхино. Театральных деятелей с трудом удалось утихомирить.

На Итхэвоне мы с ними расстались и поспешили к портному, у которого шили костюмы в прошлом. Он сразу же нас узнал и быстро извлек из картотеки мое досье с размерами. Пообещал выполнить новый заказ на третьи сутки. Пока вели переговоры, портной успел похвастаться визитными карточками многих россиян. У него шили костюмы министры, парламентарии, послы.

В отеле нам объявили, что отныне и до отъезда за пропитание придется платить из собственного кармана. Газета «Тэхан мэиль» обеспечивает только проживание. Я позвонил журналисту, ответственному за наш прием. Он был вдребезги пьян и на вопрос, правда ли, что нам самим придется заботиться о еде, ответил оригинально: «А почему бы и нет?». Я объяснил, что мы не ожидали такого развития событий и не привезли с собой денег. При этом мы рассчитывали на гонорар за статьи, опубликованные в «Тэхан мэиль» в последние годы. Но гонорара нет. Журналист-куратор меня не слушал и лишь повторял одну и ту же фразу: «Завтра в 9:30 вы должны позвонить издателю Ча, он перед отъездом в Японию желает поговорить».

Примерно в час ночи, когда мы уже спали, журналист позвонил в номер. Начал с признания: «Я очень пьян». И вновь предупредил, что мне надо утром связаться с господином Ча. Заверил, что помню об этом, но журналист не унимался – продолжал бубнить о необходимости позвонить Ча. Пришлось бросить трубку.

После этого разговора долго не мог заснуть, обуревало возмущение приемом. Поселили у черта на куличиках в сверхдорогом отеле и бросили на произвол судьбы. Единственное «проявление внимания» – это хамские звонки журналиста-куратора (чаще пьяного, чем нет) в любое время суток (чаще ночное). Только где-то к трем ночи я заснул, но в 5:50 меня разбудил стук в дверь. Спешно открываю, чтобы уберечь Наташин сон.

На пороге служащий отеля. Отвесив глубокий поклон, сообщает, что пришел проверить мини-бар, все ли бутылки на месте, не выпили ли мы чего-нибудь. Я указываю ему на табличку, вывешенную Наташей накануне вечером на двери: «Не беспокоить!». Служащий снова глубоко кланяется, но настаивает, что мини-бар нужно все-таки проверить. Почему в такую рань? У него информация, что мы покидаем отель. Объясняю, что это произойдет только через двое суток. Служащий то ли не верит, то ли не понимает, что я говорю. С трудом удается его прогнать.

Вернувшись в постель, я предусмотрительно снял телефонную трубку с рычага. Как в воду глядел. В 8 ч новый звонок в дверь. Открываю. На пороге очередной служащий отеля. Кланяется и сообщает: «У вас в номере непорядок с телефоном, не можем прозвониться». При этом пытается прорваться внутрь, к аппарату. Я не пропускаю и прошу убраться. Кланяясь, но с большой неохотой повинуется. А я возвращаю трубку на рычаг и тотчас же раздается телефонная трель. Я уже окончательно взбешен. Наташа засыпает с большим трудом, а эти люди как будто нарочно задались целью сорвать ей сон.

Хватаю трубку с горячим желанием послать звонящего подальше, но не успеваю и рта раскрыть. На проводе журналист-куратор, который выплескивает на меня пулеметную очередь указаний. О необходимости позвонить Ча в 9:30 теперь не вспоминает. Вместо этого велит спуститься в 20:00 в ресторан отеля, где состоится встреча с братом господина Ча, университетским профессором. Обсудим организацию международной конференции в Дипакадемии. Это распоряжение господина Ча. Моя задача – в срочном порядке приготовить концепцию конференции и направить ее факсом в редакцию «Тэхан мэиль».

В ходе беседы я вновь поднял вопрос об оплате наших статей в газете. Куратор все увиливал от ответа, менял тему разговора, но в конце концов сдался и сказал: «Поскольку у вас кончились деньги, вечером привезем гонорар». Спросил, чем нам заняться до вечера. Ответ: «Чем хотите». Я ему: «Так гостей не принимают». Ответ: «До встречи в 20:00!»

Пришлось опять гулять по городу. Назад ехали в метро. В просторном вагоне, со свисающими с потолка ручками, полками для вещей. Толчеи в вагоне не было, чем воспользовалась старуха – продавщица шоколадок, жвачки и прочих мелочей. Она ползала по полу, предлагая пассажирам товар.

В отеле не дал отдохнуть все тот же журналист-куратор. Потащил ужинать. У стола нас приветствовал брат издателя «Тэхан мэиль», почетный профессор Сеульского национально университета. За ужином рассказал, что учился в США и Германии, преподавал философию. Оказался очень эрудированным, интересным собеседником. Высказывал свои мысли о Горбачеве, Сталине, российской и корейской молодежи. Остановился и на политических событиях в Южной Корее.

Констатировал, что «звезда» нашего приятеля, губернатора провинции Чолла-Пукто Ю Чжун Гюна, фактически закатилась. Ким Дэ Чжун в нем разочаровался. Главная причина – коррупционные дела. Недавно воры вытащили из сеульской квартиры губернатора 120 тыс. долларов наличными. Жена Ю Чжун Гюна тратит в десять раз больше, чем муж официально зарабатывает.

С политики разговор перешел к традициям. О том, как в Корее, по китайскому образцу, чтут предков. Почти в каждом доме бережно хранится родословная книга. В ней перечисляются предки по мужской линии. У профессора книга начинается X веком, у кого-то есть и более древние записи, чуть ли не II–III веков. Члены семьи по вечерам и выходным дням листают такую книгу, узнавая о жизни своих предков на протяжении 40, 50, 60, 70 поколений! Какой контраст с россиянами, которые в лучшем случае хранят память о дедушке с бабушкой!

Но, предостерег нас профессор от излишних восторгов, многие из корейских родословных фальшивые. В XX веке вошло в моду иметь знатных предков. Люди сами или с помощью профессионалов сочиняют прошлое. В итоге почти все современные жители Южной Кореи уверены, что происходят из дворянских семей. «У нас, – отметил профессор, – дворян, действительно, было немало, таковым считался любой зажиточный крестьянин. Но тем не менее в обществе преобладали бедняки. Никто, однако, не желает признаваться в своей “беспородности”».

В заключение беседы профессор предложил провести в Москве в 2000 году конференцию, посвященную десятилетию установления российско-южнокорейских дипломатических отношений. Попросил к следующему утру составить программу и бюджет этого мероприятия, что мы и сделали, а затем передали все бумаги журналисту-куратору. Увы, никто о данном проекте больше никогда не вспоминал. У корейцев такое бывает.

А мы в то утро отправились наконец на экскурсию в демилитаризованную зону (ДМЗ), разделяющую Корею на две части, РК и КНДР. За нами заехал микроавтобус с девушкой-переводчицей. По дороге забрали остальных экскурсантов – американку малазийского происхождения и новозеландца. Обоих пришлось долго ждать, оба, войдя в микроавтобус, не извинились за опоздание и даже не поздоровались. «Кривая» культурного уровня на Западе явно пошла вниз, констатировали мы с Наташей.

Переводчица объявила, что расстояние до 38-й параллели составляет около 40 километров. Близко, и шоссе к тому же прекрасное – северокорейские танки теоретически могут домчать до южнокорейской столицы за какие-то полчаса. Шоссе, кстати, только накануне, в 1999 году, было построено президентом чеболя «Хёндэ» Чон Чжу Яном для доставки коров в подарок КНДР.

Переводчица бойко рассказывала, что наш путь пролегает вдоль реки Ханган, разнообразных сельскохозяйственных угодий, городов-спутников Сеула. Но мы ничего этого не видели, поскольку всю местность застилал густой туман. Так, почти вслепую, доехали до пропускного пункта в укрепрайон. Атлетически сложенные, с отличной выправкой южнокорейские часовые проверяют паспорта, уточняют название нашего турагентства. Пока идет проверка, через пропускной пункт маршем проходит колонна солдат при полном вооружении, вслед движутся военные грузовики.

Углубляемся в укрепрайон. Он буквально пропитан милитаристской атмосферой. Чуть ли не на каждом метре встречаем танки, орудия, южнокорейских и американских солдат и офицеров. Вдоль дороги тянутся заграждения из колючей проволоки под высоким напряжением, за ними то тут, то там светятся красные треугольники, предупреждающие, что местность заминирована.

Первая достопримечательность на экскурсионном маршруте – парк Имджингак. Он посвящен миллионам корейцев, которые лишились дома в результате Корейской войны. Под открытым небом экспонируются самолеты и танки той войны, высятся монументы солдатам, воевавшим с коммунистами. Открыт павильон, посвященный разделенным семьям. Здесь периодически собираются выходцы с Севера, чтобы помолиться за родичей в КНДР. Жгут ритуальные палочки, делают символические жертвоприношения.

От Имджингака до ДМЗ уже рукой подать. Внешне она выглядит довольно мирно, словно находишься где-нибудь в Сибири: первозданная природа, безлюдно и тихо. Но на самом деле подспудно жизнь в ДМЗ клокочет. Как заметил наш новый гид-офицер, «хотели сделать демилитаризованную зону, а получилась одна из наиболее милитаризованных в мире». Местность утыкана минами, в замаскированных бункерах таятся склады оружия. С обеих сторон к ДМЗ примыкают холмы с так называемыми пропагандистскими деревнями. Оттуда по громкоговорителям конкурирующие стороны восхваляют свои достижения и осыпают бранью оппонента. На склонах холмов красуются плакаты: «Южная Корея – это рай на земле», «Южная Корея – замечательная страна». С северной стороны – похожие утверждения о КНДР.

На самой демаркационной линии, по центру ДМЗ, строго на 38-й параллели расположена знаменитая деревушка Пханмунчжом. Именно там 27 июля 1953 года было заключено Соглашение о перемирии между Югом и Севером Кореи, там же периодически проводятся переговоры. В районе деревушки дислоцируются войска ООН для предотвращения новых конфликтов.

В Пханмунчжом попасть не удалось. День был выходной, а экскурсантов туда возят только по будням. Нас же повели в «Павильон антикоммунизма». Офицер-кореец на ломанном английском доложил, как его дивизия храбро сражалась в войне 1950–1953 годов. Посетовал, что северную часть Корейского полуострова в 1945 году оккупировали советские войска, навязавшие там коммунистические порядки. Отметил, что все трофейное оружие периода Корейской войны советского производства. Напомнил, что из-за этого кровопролитного конфликта 10 млн человек бежало с Севера на Юг и они до сих пор не могут соединиться со своими родичами, оставшимися под властью коммунистов.

В процессе рассказа офицер провел экскурсантов по залу, на полу которого красовались лица Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, выложенные из разноцветной плитки. У старшего лицо было перечеркнуто двумя жирными линиями. Видимо, в ознаменование того, что «великий вождь» уже ушел в мир иной. Спросили у гида: почему их расположили на полу? Последовал честный, без обиняков ответ: чтобы посетителям легче было вытирать о них ноги.

Из столь любопытного павильона мы переместились в наблюдательную башню «Тора». К сожалению, туман помешал опять. Мы не смогли увидеть наяву северокорейскую территорию, прилегающую к ДМЗ, – ни город Кэсон (второй по величине в КНДР), ни соседние деревни. Пришлось довольствоваться макетом, правда, очень удачным, крупномасштабным и искусно выполненным.

На «закуску» нас повели осматривать так называемый 3-й инфильтрационный туннель. Как разъяснил гид, в 1974 году был обнаружен 1-й туннель, прорытый северокорейцами под ДМЗ для тайной переброски на Юг войск, боевой техники и вооружений. В 1975 и 1978 годах нашли еще два туннеля в других секторах ДМЗ. И наконец в 1990 году докопались до 4-го туннеля. По оценкам южнокорейских и американских специалистов, всего северяне вырыли около 20 туннелей, с помощью которых можно высадить целую армию в тыл южан. 3-й туннель, например, в высоту и ширину достигает двух метров, в длину – 1635 метров и способен пропускать 30 тыс. военнослужащих (целую дивизию!) ежечасно. Он легко проходим для танков, БМП и орудий.

Гид предложил осмотреть 3-й туннель, но предупредил, что спуск туда крутой, внизу темно, сыро, пространство замкнутое. Посоветовал больным и слабонервным воздержаться от соблазна. На самом деле все оказалось не так страшно и сурово.

По окончании осмотра гид рассказал о реакции Пхеньяна на обнаружение туннелей. Сначала Ким Ир Сен утверждал, что туннели представляют собой заброшенные шахты и природные пещеры. Позднее стал объяснять, что туннели прорыты для того, чтобы патриоты родины, проживающие на Юге, могли спасаться бегством на Север. В 1990 году Пхеньян заявил, что прорыл 4-й туннель с целью «способствовать мирному объединению родины», в ответ на «возведение Югом бетонной стены». Хотя, заметил гид, никто подобной стены не строил. Гид пожаловался также, что туннели прорываются на большой глубине в скальной породе и их очень трудно обнаружить даже с помощью ультрасовременной техники.

На обратном пути тумана уже не было, мы наконец увидели северокорейский берег пограничной реки, а также огромные белые массивы городов-спутников и обработанные фермерами поля под Сеулом.

В следующее утро за нами заехал господин Кан из «Тэхан мэиль» и повез в аэропорт. Рассказал по дороге историю своей жизни. В 1945 году родился на Севере, в 1951 году с родителями бежал на Юг. Сестра (1944 года рождения) осталась на Севере с бабушкой. Что с ней сталось, не знает. Лучше не интересоваться, а то сестру в КНДР посадят, а его в РК уволят с работы. Иногда, раз в три года, посещает парк Имджингак, поминает северокорейских родичей.

При прилете в Шереметьево, как обычно, не обошлось без нервотрепки. Два часа ждали багаж у транспортеров, куда свалили чемоданы со всех рейсов подряд – Лондон, Венеция, Тель-Авив. Пассажиры, расталкивая друг друга локтями, выуживали свои пожитки.




Глава 3. Международные связи


Кроме корейского наши международные связи развивались и на других направлениях. Продолжали, в частности, сотрудничать с различными американскими организациями: провели очередные семинары с «РЭНД корпорейшн» по Северной Корее, обсуждали с советниками сенатора Нанна тему расширения НАТО на Восток. Профессор Комбс, представлявший сенатора, пошутил в своем выступлении в Дипакадемии: первая половина американцев не знает, что такое НАТО, а вторая, «более просвещенная», полагает, что в Североатлантическом альянсе состоит Россия, а Соединенные Штаты – нет.

В мае 1997 года Москву опять посетил автор нашумевшей теории «столкновения цивилизаций» С. Хантингтон. Посольство США организовало встречу профессора с представителями научно-политических кругов России. За обедом Хантингтон произнес коронную речь о столкновении цивилизаций, «звезды» нашей политологии вступили с ним в спор. Некоторые выражались так, что я толком не понял, что они хотели сказать.

Мы устроили в ДА коктейль в честь Хантингтона и его помощника Майкла Дэша. Наташа произнесла комплиментарный тост. Сказала, что гордимся дружбой с профессором Ханингтоном и надеемся на ее вечный характер, несмотря на то обстоятельство, что мы принадлежим к разным цивилизациям, которым, согласно теории Хантингтона, положено сталкиваться.

По поводу помощника Хантингтона доктора Дэша Наташа отметила, что у него ум философа и фигура «звезды» американского футбола. Похвалила Майкла за правильный выбор учителя. Лучшего, чем Хантингтон, не найдешь. Уверена, сказала в заключение, что пять или десять лет спустя на весь мир прославится имя Дэша и нам с завистью будут говорить: «О, Вы знаете того знаменитого профессора Дэша, который написал книгу “Вечный мир среди цивилизаций»!».

Полезные связи были установлены с Институтом международных исследований Стэнфордского университета. Институт за свой счет принял на шестимесячную стажировку несколько молодых сотрудников Дипакадемии. Мы провели с Институтом ряд совместных научных форумов. Главным «мотором» этих контактов был Энди Качинс, который, по его словам, написал в прошлом диссертацию о советско-китайских отношениях, базируясь в основном на наших с Наташей публикациях.

Была продолжена работа по поиску архивных материалов для российско-американской комиссии по военнопленным и пропавшим без вести в Корейской войне. В рамках этой работы я познакомился с военным атташе США генералом Клотцем. Как-то посетовал ему, что американские спецслужбы поместили меня в черный список, подозревают в связях с российской и даже северокорейской разведками. Испытываю большие трудности с получением американской визы, страдает моя репутация ученого среди американских коллег.

Выслушав меня, генерал Клотц заверил:



– Несмотря на то, что Вы рассказали, я продолжаю относиться к Вам с симпатией.

– Дело не в отношении, прошу Вас посодействовать устранению меня из этого дурацкого черного списка. Иначе напишу письмо президенту Клинтону с предложением не тратить зря государственные средства на содержание бездарных спецслужб, неспособных отличить черное от белого. Считать скромного научного работника в Москве шефом северокорейской разведки! И это при том, что я, во-первых, не владею корейским языком, а во-вторых, числюсь в КНДР персоной нон грата из-за критических статей в адрес их вождей, Ким Ир Сена и Ким Чжон Ира.



Генерал так ничего мне и не пообещал и лишь предостерег:



– Писать Клинтону не советую. Тогда уж американские спецслужбы заимеют на Вас зуб на все времена.



Эту же тему я поднимал в беседах с другими знакомыми из Пентагона, а также из Госдепартамента и прочих федеральных ведомств США. Собеседники сочувствовали, но помогать не спешили. Видимо, и не могли, и верили своим спецслужбам больше, чем мне.

Весной 1998 года за океан засобирался Кашлев. Перед самым отъездом заявил, что желает прихватить с собой наши работы по российско-американским отношениям. Таковых в наличии не оказалось, и ректор потребовал срочно отпечатать в типографии весьма убогую рукопись одного сотрудника ДА. Печатали ее в авральном режиме, поэтому обошлась брошюра в копеечку, тем более что по велению Кашлева ее снабдили дорогой обложкой.

Я пытался убедить шефа, что никому в США эта брошюра на русском языке не нужна. Он злился, а когда вернулся, признал – впечатлять брошюрой оказалось некого, руководители вузов Кашлева не принимали. Он долго вслух завидовал американским коллегам: президенты университетов, мол, гребут деньги лопатами и при этом ничего не делают, живут в свое удовольствие.

Развивались контакты Дипакадемии с японцами, учеными из различных университетов и исследовательских центров. В своем большинстве они производили хорошее впечатление эрудицией, умом, пониманием российских реалий.

Особо запомнились супруги Хакамада, оба русисты, в 1960-х годах обучались в аспирантуре МГУ. Он – сводный брат нашего политика Ирины Хакамады. Профессор Хакамада выступил в ИАМПе с любопытной лекцией о специфике российской экономики. Согласно Хакамаде, в России утвердился не рыночный, а базарный капитализм. На базар несут товар случайные люди, они не заботятся о репутации, приобретении постоянных клиентов. Сбыл любой товар, в том числе и бракованный, – и с глаз долой, без забот о будущем. Удастся ли нам цивилизоваться, превратить базар в рынок? Хакамада ответ на сей вопрос не давал.

Позднее, в начале XXI века, мы несколько разочаровались в Хакамаде. Он подверг критике президента Путина за то, что тот не поддержал американскую операцию в Ираке. Испугался, мол, нажима со стороны антизападников-экстремистов. Мы пытались растолковать Хакамаде, что линия Путина отражает и его собственные взгляды, и взгляды всей нашей элиты, да и общества в целом. Для России было бы противоестественно поддержать немотивированное нападение недавнего противника в холодной войне на суверенное государство, традиционно дружественное Москве. После дискуссии на данную тему Хакамада исчез с горизонта, то ли обиделся, то ли разочаровался в нас.

Впрочем, может быть у японцев так принято? Сегодня человек нужен – общаешься, завтра – нет, игнорируешь его. Так ведут себя, в частности, японские дипломаты. Некий Кавабата работал в начале 1990-х годов в японском посольстве в Москве, постоянно контактировал с нами. Тепло попрощавшись, вернулся в Японию. В начале 1998 года, будучи главным аналитиком японского МИДа по России, нанес краткий визит в Москву, напросился в гости. Наташа устроила шикарный обед. А еще спустя пару лет он вернулся на работу в свое посольство в российской столице. И за несколько лет очередного пребывания в России не только не давал о себе знать, но даже при случайных встречах на дипломатических приемах делал вид, что меня не узнает.

Захаживали в ИАМП японские военные, которых неизменно волновали два вопроса – ядерная программа Северной Кореи и куда идет Китай. КНДР представлялась им текущей угрозой, Китай – главной угрозой на длительную перспективу. Симпатий ни к корейцам, ни к китайцам они не питали. Это к вопросу о том, влияет ли цивилизационная близость на отношения между государствами. Очевидно, что далеко не всегда.

Оживленный характер носили наши обмены с германскими коллегами. В немецких вузах и исследовательских центрах мы находили много интересного и поучительного. При этом удивлял рабочий график коллег. Наш знакомый, профессор и руководитель исследовательского института Академии Бундесвера под Мюнхеном, приезжал в офис один раз в неделю, прочитывал лекцию слушателям, встречался с подчиненными в институте. Все остальные дни проводил в альпийском доме, километров в сорока от Академии. Там и выполнял остальную, возложенную на него нагрузку: во-первых, писал книгу на основе щедрого гранта в 100 тысяч марок; во-вторых, проверял и редактировал аналитические записки подчиненных, пять за год. Почту сотрудники доставляли ему регулярно на дом.

За все эти не очень по нашим меркам обременительные хлопоты профессор получал зарплату в 120 тысяч марок. Его жалованье превосходило наше в 30 раз, а нагрузка в десятки раз уступала нашей. Мы ежегодно должны были отредактировать около 100 аналитических записок, обеспечить выход в свет до 80 монографий, учебников и учебных пособий, провести 40–50 защит докторских и кандидатских диссертаций, организовать 15–20 научных форумов.

Сдружились мы с испанцами – с представительством Мадридского университета в Москве, с мадридской Дипакадемией, приняли ряд испанских делегаций. Из разговоров с ними становилось очевидно, что Испания продолжала быть расколотой между франкистами и антифранкистами. Влияло то, на чьей стороне воевали деды и отцы наших собеседников, как воспринимали они политические и социально-экономические реалии при Франко и ныне. Один из моих знакомых, доктор Антонио Ромеа, как-то отметил: «Хотя я из семьи коммунистов, сам ранее состоял в компартии, но понимаю, что, победи в гражданской войне республиканцы, и Испанию ждала бы судьба Румынии или Болгарии, мы корчились бы в тисках тоталитарного режима».

Как-то Дипакадемия организовала презентацию книг испанского посла. Мероприятие могло бы получиться интересным, поскольку посол являлся одной из важных фигур переходного периода Испании от диктатуры к демократии. Но Кашлев в очередной раз все испортил. Неожиданно предложил выступать всем на испанском языке. Посол и заммининдел И.С. Иванов дискутировали по-испански, а зал скучал, не понимая, о чем шла речь.

В феврале 1999 года в Дипакадемию пожаловала группа шведских школьных учителей во главе с нашим знакомым Боди Петерсоном. Он уже гостил в ДА в 1991 году. Будучи удовлетворен теплым приемом, обещал «расквитаться» встречным приглашением мне и Наташе почитать лекции у него на родине. Но уехал, и след его простил. И вот, семь лет спустя, опять объявился. Мы и на сей раз проявили гостеприимство: кормили и развлекали шведов как могли. Перед отъездом Петерсон заявил, что его группа желает отблагодарить меня с Наташей. Предложил выбрать ресторан, который нам по вкусу. Мы назвали китайский ресторан «Шанхай».

Сели за стол, сделали заказ, поужинали, поговорили. Правда, разговорить шведов оказалось непросто. В ответ на наши расспросы скандинавские гости в основном мычали: да, нет или что-то совсем невразумительное. Но вот настал момент оплаты счета. Шведы немедленно оживились и активно защебетали между собой. По итогам щебета Петерсон обратился ко мне с просьбой передать официанту следующее. Каждому шведу необходимо выписать отдельный счет. В его, Петерсона, счет надо включать мою и Наташину еду. В счет еще одного скандинавского гостя следует добавить мои напитки, в счет третьего – Наташины. Далее швед, условно скажем № 4, оплатит напитки шведа № 6, а швед № 5 – напитки шведа № 7 (между этими людьми имелись какие-то старые долги).

Я перевел просьбы официанту. Тот ничего не понял, вызвал мэтра, который понял ненамного больше. Пришлось идти в бухгалтерию и долго вести переговоры. Вмешался даже директор этого довольно большого ресторана. Он изумился: «Многое на своем веку повидал, но такого крохоборства не встречал!»

Постоянный характер приобрели наши обмены со странами Ближнего и Среднего Востока. В ДА приезжали высокопоставленные дипломаты, видные ученые, руководители вузов из Израиля. Общались мы и с иранцами, сирийцами, палестинцами, ливанцами. Как-то удавалось ладить со всеми, и получалось это довольно искренне. И также искренне мы печалились, что никак не помирятся между собой эти древние народы Ближнего и Среднего Востока.

Много усилий прилагали мы для получения грантов по программам Европейского союза, Западноевропейского союза, Фонда Эберта и других организаций. Удавалось лишь в отдельных случаях. У швейцарцев, например, выпросили компьютеры, но на условии того, что мы должны были собирать, обрабатывать и помещать в Интернет информацию по вопросам безопасности в Европе.

Как и в предыдущие периоды, Дипакадемия регулярно организовывала крупные научные форумы. 4 июня 1997 года мы провели конференцию по проблемам Закавказья. Собрали не только ведущих российских специалистов по региону, но и дипломатов и ученых из Азербайджана, Армении, Грузии. Звали также иранцев и турков, но те не откликнулись.

Открыл конференцию Кашлев, рассказал два засаленных анекдота и передал слово Н.Е. Бажановой. Она сказала примерно следующее. «Когда читаешь газетные сообщения о Закавказье, то возникает ощущение, что машина времени перенесла тебя в XIX век. Давно ушедшие в небытие Британская, Османская и прочие империи как будто ожили и возобновили борьбу за потенциальные колонии. Это соперничество выглядит анахронизмом на фоне процессов интеграции, успешно разворачивающихся в Европе, Восточной Азии, Северной и Южной Америке. Там на смену вековым конфликтам постепенно приходит сотрудничество. Имеются ли в Закавказье идеи, концепции, планы, направленные в будущее, на преодоление распрей? Давайте поговорим именно на эту тему».

Разговор получился непростым. Азербайджанский дипломат, выступивший вслед за Наташей, резко критиковал Армению, его армянский визави сосредоточился на похвалах в адрес России, грузинский дипломат тоже говорил в основном о России, но уже в негативных тонах. Девушка, научный работник из Симферополя, бичевала сговор Грузии с Украиной, представитель Севастополя уличал в зловещих планах Турцию, московский генерал винил во всех бедах СНГ Вашингтон, а тюркологи из Института востоковедения РАН доказывали абсурдность нападок на Турцию. Азербайджанец московского «разлива» повеселил остроумными рассказами. С Кавказа, мол, бегут волки, так люди напугали, но чабаны, правда, довольны. Десять лет простоял в очереди на вступление в КПСС, но ни один партийный лидер ни разу не поцеловал его так, как лобызали бородатые муллы в Иране.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/e-p-bazhanov/mig-i-ve-41856813/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.