Книга - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 8. Часть 12. Диалог и столкновение цивилизаций

Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 8. Часть 12. Диалог и столкновение цивилизаций
Евгений Петрович Бажанов


Многотомник «Миг и вечность» посвящен рассказу о жизни и творчестве Натальи Евгеньевны Бажановой – политолога, историка, экономиста, публициста, педагога, дипломата, внесшего выдающийся вклад в изучение международных отношений, мировой экономики, этносов, стран, цивилизаций. При этом, хотя Н. Е. Бажанова находится в центре повествования, акцент сделан также на описание и анализ нашего многообразного, противоречивого, сложного и очень интересного мира.

В восьмом томе (часть 12) рассказывается о поездках Натальи и Евгения Бажановых за рубеж в 1994–1996 годах. Представлено видение авторами истории, политической системы, экономики, общества, культуры, религии, науки, образования, спорта, внешней политики широкого круга государств – США, Новой Зеландии, Японии, Беларуси, Южной Кореи, Великобритании, Германии, Китая.





Евгений Баженов

Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 8. Часть 12. Диалог и столкновение цивилизаций


А снег летит-летит, мечтаю о Наташе,
Ее со мною рядом нет,
Но в моей душе… живет
Любимый образ.

    Пэн Сок (1912–1996),
    корейский поэт

Мне никуда не убежать
От памяти о прошлом,
Судьбы своей не развязать,
Не сбросить ее ноши.

Мне не уйти от счастья встреч
И горьких расставаний,
Озябших, нежных твоих плеч,
Несбыточных желаний.

Мне память – вечности маяк
Спасает от несчастий,
Она до капельки моя,
Не зря в ее я власти.

От глаз твоих не убежать,
От жаворонка в поле,
О том наверно мне писать
До одури, до боли…

    Владимир Масалов,
    современный российский поэт




© Бажанов Е. П., 2018

© ООО «ИТК «Дашков и K°», 2018





Вместо предисловия


В предыдущей части (11) рассказывалось о нашей с Натулей жизни в 1994–1996 годах во всех ее аспектах – дом, работа, творчество. Но были еще поездки за границу, причем многочисленные. О них и пойдет речь в этой части. Сразу отмечу, что более половины приглашений, приходивших на мое имя, я передавал подчиненным. Вместо меня ездили они. Те же поездки, которые мы с Наташей все-таки осуществляли, предпринимались, как правило, во время отпусков. Причина банальная, ректор С.К. Романовский не отпускал меня в рабочие дни. Он и сам почти никуда не выезжал, свои приглашения отдавал другим проректорам, только не мне.

Так что мы путешествовали с опорой на собственные силы. Без суточных, оплаты Дипакадемией транспорта и проживания за рубежом. Благо, все расходы неизменно покрывала приглашающая сторона. Но неудобства мы все-таки испытывали. Самое главное, приходилось самим получать визы: томиться в многочасовых очередях в иностранных консульствах, подвергаться строгим допросам со стороны консульских работников (зачем едем, что собираемся в поездке делать и т. п.).




Часть 12

Диалог и столкновение цивилизаций





Глава 1. Снова Америка


Еще в 1993 году мы собирались в очередное турне по Соединенным Штатам. Тогда не получилось по ряду причин, в том числе из-за смены ректора в Дипломатической академии (о чем уже говорилось в части 11). Но переговоры о поездке продолжались и в конце 1993, и в начале 1994 годов. Происходил интенсивный обмен письмами и телефонными звонками со многими людьми – как с официальными лицами учебных заведений и научных центров, так и с знакомыми, друзьями, коллегами. Обсуждались различные варианты передвижения по Америке. В моем дневнике за 2 января 1994 года есть такая запись: «…Планируем поездку в США весной с.г. Я предлагал взять машину напрокат и отправиться из Калифорнии в Нью-Йорк через южные штаты (Аризона, Нью-Мексико, Техас и т. д.). Но Натулька против. Говорит, что мы США и так досконально изучили, зачем терять силы, время и деньги на поездку по знакомой стране. Лучше укрепить научные связи и проехаться по местам, связанным с нашей юностью (Сан-Франциско и вокруг). Решено, так и поступим».

Начали поступать официальные приглашения от американских партнеров:



5 января 1994 года

Уважаемая доктор Бажанова!

Имею честь пригласить Вас принять участие в престижной международной конференции на тему «Северо-Восточная Азия и Россия» и выступить на тему «Россия и Корейский полуостров». Вы известны в международных востоковедческих кругах как крупнейший специалист по Корее, и мы очень надеемся, что Вы сможете украсить нашу конференцию свои участием.

    Гастон Сигур, директор Центра восточноазиатских исследований Университета Дж. Вашингтона (Вашингтон, США)



7 января 1994 года

Уважаемая доктор Бажанова!

Направляем Вам контракт, в соответствии с которым Вы займете временную должность профессора Монтерейского института с 14 марта по 22 апреля 1994 года.

    Луиз Хаммел, руководитель кадровой службы Монтерейского института международных исследований (Монтерей, Калифорния, США)

За этими приглашениями последовал ряд других, и в конце концов сформировалась обширная программа, включавшая участие в конференциях, выступления с докладами, чтение лекций в различных регионах США, от Атлантики до Тихоокеанского побережья. Начиналась поездка с выступлений Натули и моих в Вашингтоне на упомянутой выше конференции «Северо-Восточная Азия и Россия». На этот форум были приглашены авторитетные ученые, дипломаты и журналисты из КНР, Японии, Южной Кореи и многих других стран Азиатско-Тихоокеанского региона, а также из Европы. От России кроме нас с Наташей пригласили директора Второго департамента Азии МИД России, в прошлом посла в Японии и Китае Николая Николаевича Соловьева.

После пребывания в Вашингтоне 16–19 марта мы должны были вылететь в Калифорнию, аэропорт города Сан-Хосе, и сразу оттуда прибыть в хорошо знакомый нам Монтерейский институт международных исследований (MIIS). Как явствует из ранее приведенного письма руководителя кадровой службы института, Наташа назначалась на временную должность профессора MIIS. Такое же назначение получил и я. Была достигнута договоренность, что мы будем находиться в институте с 19 марта по 5 апреля. За это время нам предстояло прочесть три лекции (темы: внешняя политика России, Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе, оценки ситуации в Китае и на Корейском полуострове), провести семинар по российско-американским отношениям.

Мы запланировали также в свободное от преподавания время посетить Стэнфордский и Калифорнийский (отделение в г. Беркли) университеты, Сан-Франциско, выступить и там в различных аудиториях с докладами и лекциями. Далее наш путь лежал в штат Юта, его столицу Солт-Лейк-Сити, для выступления в местном мормонском университете им. Бригама Янга. 5 апреля мы прилетали в Солт-Лейк-Сити, а уже 6 апреля возвращались на Атлантическое побережье США: Бостон, Гарвардский университет (9 апреля), оттуда – в Нью-Йорк. В Нью-Йорке мы решили остаться до 16 апреля, при этом отлучиться на пару дней в штат Пенсильвания, в Кутцтаунский университет (там провести лекции и семинары), вернуться в Нью-Йорк, откуда вылететь на Родину 16 апреля.

Во всех местах пребывания мы рассчитывали, помимо научно-преподавательской деятельности, провести переговоры о сотрудничестве по линии Дипакадемии и Института востоковедения, встретиться со старыми знакомыми и друзьями, осмотреть достопримечательности, уже известные нам по прошлым временам, и совершенно новые для нас.

Весь наш план удалось реализовать. Привожу дневниковые записи о поездке.


16 марта 1994 года

26 лет, как мы с Натулькой поженились. Такой срок, и ведь, действительно, кажется, что это было вчера.

В такой знаменательный день отъезжаем в Соединенные Штаты, на месяц. Оформили как отпуск, хотя придется потрудиться: сначала конференция в Вашингтоне, затем Монтерей, Сан-Франциско, Солт-Лейк-Сити, Гарвард, Нью-Йорк, Кутцтаун, Нью-Йорк.

Полтора года не были в отпуске, устали и издергались, но едем без эйфории. Америка не воспринимается как иностранное государство – много там прожили, и все по сути знакомо. Элемента новизны, таинственности нет.

Вылет в 8:15 утра, в связи с чем я встал в 3 ночи, через пять минут буду поднимать мою Лапочку. Первый будильник уже прозвенел. Кот проснулся, но я дал ему возможность подремать еще 10 минут.

…Продолжаю писать в самолете. Встали: я в 3 ночи, Натулька в 4:15. Собрались, позавтракали. В 5:30 приехал В. Абакумов. На дворе настоящая зима – выпал свежий снег и продолжал идти до отлета. Кругом белым-бело. И скользко. Ехали медленно. На подъезде к Шереметьево рассвело. Аэропорт почти пустой. В VIP зале затребовали эквивалент 20 US $. Натулька бегала меняла. На втором этаже встретились с директором Второго департамента Азии МИД России Н.Н. Соловьевым. Летим на одну и ту же конференцию. Самолет «Эйр Франс» В-737 задержался на 40 минут с вылетом – проводили деайсинг корпуса и крыльев. Сейчас уже 1 ч 38 мин в полете. Всего до Парижа 4 часа лета, там пересадка в другой самолет.

…Осталось до Парижа полчаса лету. Вокруг солнце и дивные облака, которыми любуется Натулька. Между облаками проблескивают каналы, видны шоссе (периодически). Под нами, как объявили, Антверпен.

…Летим уже почти шесть часов из Парижа в Вашингтон. Подлетели к Канаде. В Париже в огромном аэропорту «Шарль-де-Голь» провели около двух часов. Разговаривали с Н.Н. Соловьевым, чуть-чуть походили по магазинам. Вылетели по расписанию. Время в пути 8 с лишним часов. В полете разговорились с американцем Гэри Снейвли, специалистом по атомным станциям. Он работает во Франции.


18 марта 1994 года

Долетели благополучно. Встретили В. Рахманин и Гера Миллар. Гера отвезла в гостиницу. В Вашингтоне сухо, но зелени еще нет, только остатки прошлогодней травы. Солнечно, но дует холодный ветер. Мощный, чуть ли не сбивающий с ног. Гостиница шикарная, The Grand Hotel, недалеко от университета и рядом с Джорджтауном. Сразу отправились есть (деньги дала Гера, 40 долларов, должны вернуть ей счет). На улице «M», нашей, зашли в почти пустую забегаловку. Поели. Еда паршивая. Назад шли, шатаясь от усталости – 24 часа без сна. По возвращении я немедленно рухнул, Натали продолжала возиться. Я проснулся около часа ночи, лежал, теперь вот пишу в ванной, благо есть стул и раковина, заменяющая стол. Продумал расписание (дела) на день. Вставать нам в 7:00 по местному времени.

По дороге полностью испортил зеленые брюки – сначала испачкал об авто В. Абакумова, далее залил в самолете. Залил и кашне Натульки.

Вашингтон приятно поразил чистотой, красивой архитектурой, бесшумностью машин, сытыми, холеными, нарядно одетыми людьми, их приветливостью (от пограничного контроля до таксиста и официанта в забегаловке), какой-то атмосферой спокойствия и благополучия.

Но вместе с тем ощущение заграницы нет. Как будто в своей стране, знакомой и понятной. Что-то познавать и изучать не тянет. Пора дать «перекур» своим мозгам, нервам, глазам. Но, может, усталость пройдет, и мы возьмемся за познание окружающего мира с удвоенной силой.

4:45. Та же ночь. Полежал немного и вновь встал, опять сижу в ванной, колдую над справочниками и другими материалами. Некоторые заметки. Попутчик-американец в самолете хвалил во Франции дороги, кухню, чистоту, вина. Восхищался французами: люди честные, вежливые, дружелюбные, законопослушные. Ни драк тебе в барах, ни преступлений в городах. Америка во многих аспектах хуже (преступность, насилие, масса бездельников). Англия же ему показалась грязной, расхлябанной, грубой.

Презирает мормонов: «жулики, придурки, вымогатели денег, многоженцы» и т. д. Проповедник Мун – это вообще монстр, по словам собеседника. Кстати, удивило, насколько слабо он осведомлен о политической жизни, о России и многих других вещах. Противоречивость: презирает негров и прочих «нахлебников», но очень уважает Б. Клинтона, его социальные программы, социализм во Франции и т. д. Открыт, коммуникабелен, любит юмор, сразу зовет в гости, говорит, как замечательно, что американцы и русские дружат. Ненавидит мусульман, Иран, Ирак, против активной внешней политики США («хватит ребятам гибнуть!»).

Чувствую, что у меня разгорается желание что-то творить: писать мемуары, анализировать Америку, другие страны. Хотя вроде бы незачем, а тянет. Надо продумать, что и в какой форме делать.

5:30. Лег 17-го в 23:00, приняв снотворное, но все равно проснулся в 4:20. Сижу опять в ванной. Вчера был день полный встреч, разговоров, воспоминаний, суеты. Среди прочего был звонок Цзяна с Тайваня. Попросил написать срочно статью о визите Горбачева на Тайвань (с 20.III.1994). Вот достал! Нашел в ресторане отеля, во время ланча. Это будет внеочередная статья.


19 марта 1994 года

2:15. Не сплю очередную ночь. Опишу наше пребывание в Вашингтоне, которое подходит к концу. 17 марта, в первый день конференции, мы с Натулькой помалкивали. Лишь общались в перерывах с различными людьми. Кстати, на банкете вечером встретились с некоторыми старыми знакомыми: Гао Фэньи («Гуанмин жибао»), B. Garett с B. Glazer. Были и такие, которые помнили нас с 70-х годов, а мы их нет (президент IREX, например). Узнал нас директор Института мира Ромберг, который был в Дипломатической академии пару лет назад с Робертом Скалапино.

После приема ездили в гости к В. Рахманину и его жене Нине. Увиделись там и с Л. Корягиной.

Вчерашний день был нашим на конференции. Утром я выступил первым. Начинил доклад остротами, но на них почему-то практически не отреагировали. Это обстоятельство расстроило. Говорил спешно, ряд острот выпустил, пропустил и несколько тезисов. Закончил выступление очень недовольным собой. И зря. Меня тут же начали хвалить и не переставали весь день, причем все подряд, начиная с нашего В. Иванова и заканчивая представителем Госдепартамента на конференции. В добавление к основному выступлению я сделал еще два пространных комментария к докладам двух других панелистов.

После обеда пришло время Натульке блистать. Ее доклад был воспринят потрясающе. Наташенька, во-первых, выглядела, как кинозвезда первой величины, во-вторых, держалась с величием королевы, в-третьих, говорила на блестящем английском языке, с искусством телевизионного диктора, в-четвертых, всех поразило содержание.

Более двух часов вокруг Натулькиного выступления велись интенсивные дебаты. Присутствующие корейцы и американцы разделились даже на два лагеря: одни высказывали сомнения в Натулькином прогнозе относительно будущего КНДР, другие горячо поддерживали тезисы моей умнички.

Натулька сама дала отповедь несогласным, а потом еще вмешался и я. В итоге оппоненты были посрамлены и оправдывались, что не совсем правильно поняли Натульку. Ведь Наташка предсказывает не неожиданный развал северокорейского режима, а очень сложный и длительный переходный период от тоталитаризма к более современному способу управления.

Хвалили зайчика вовсю, и он вернулся в номер очень польщенный. И сказал: «Я, как в “Пигмалионе”, жду комплиментов после бенефиса. А ты, мой тренер, даже не соизволишь отметить мой вклад в общий успех». Я тут же исправил положение. И еще мы долго смеялись, вспоминая вечер накануне наших выступлений. Мы шли по коридору гостиницы и фактически из-за каждой двери неслись вопли на ломанном английском языке – это участники конференции из азиатских стран репетировали свои предстоящие доклады. Когда вернулись в свой номер, я стал критиковать Натулю за то, что она не репетирует собственный доклад. «Надо отшлифовать и произношение, и интонацию, и сами тезисы», – призывал я супругу. Она лишь отмахивалась от моих приставаний.

И вот начинается утреннее заседание. Ведущий объявляет, что первым выступает японский профессор К. Профессор, коверкая звуки и слова, громогласно приветствует собравшихся, но тут же затихает, сдувается и клюет носом. После некоторой паузы, собрав волю в кулак, он возобновляет чтение доклада, не отрывая глаз от письменного текста. Но голос его опять ослабевает, а голова опускается и, наконец, с шумом ударяется о стол. Явный конфуз. Ведущий оправдывает японского светилу науки: «Профессор К. только что с самолета, разница во времени, в Японии другое время».

А Натуля, которую посадили напротив меня за круглым столом, лукаво улыбается и подмигивает, ну что, мол, критикан. А комедийная ситуация продолжает набирать обороты. Профессор К. раз за разом пытается проснуться и начать говорить, но опять роняет голову на стол и замолкает. Слышится его похрапывание. В конце концов ведущий предлагает японцу для начала адаптироваться к вашингтонскому времени, а потом выступать. Передает слово южнокорейскому ученому. Тот явно пребывает в хорошей спортивной форме, с места в карьер начинает зычно декламировать отрепетированный накануне доклад. Но… что он говорит – понять невозможно. Вроде бы речь похожа на английскую. Но акцент таков, что смысл слов никому непонятен. Натулька вновь подмигивает мне.

Вечером я извиняюсь перед Наташенькой за критику в преддверии ее выступления – она действительно потрясла присутствующих идеальным произношением, изящной манерой изложения материала, глубиной мыслей, убедительностью аргументов.

Вскоре за нами заехали Миллары, Джеймс и Гера, и повезли в печально известный гостиничный комплекс «Уотергейт» во французский ресторан «Паладин».

Ресторан оказался забитым холеной, веселой, прекрасно одетой публикой. Поражали, после Москвы, и вышколенные официанты. После ужина погуляли по соседнему Kennedy center, полюбовались панорамой ночного Вашингтона и вернулись домой. Натулька принялась собираться. А я рухнул спать. Было около 10 вечера. И вот проснулся. А утром, в 10:15, выезжаем в аэропорт, летим, с двумя пересадками, в Калифорнию.

Что полезного можно почерпнуть из пребывания в Washington D.C.? 1. У. Киму предложили совместный проект «Россия и Япония в меняющемся мире». Он выразил интерес, будет думать. 2. Кимура (Япония, из проекта Аллисона – Саркисова), у него проект «Азиатский опыт развития: уроки для России». Настойчиво предлагал начать сотрудничество по данной теме. 3. Президент влиятельной организации «Айрекс» (IREX) тоже призывал к развитию контактов с Дипакадемией. IREX отвечает за научные обмены с заграницей, очень полезная организация.


20 марта 1994 года

8:00. Вчерашний день прошел в переездах. Утром попрощались с Н.Н. Соловьевым, В. Рахманиным, погуляли немного по «M» стрит. Было солнечно, и, как всегда в США, бросились в глаза яркие краски – воздуха, зданий. Такого не увидишь в Москве из-за смога.

В 10:15 J. Millar отвез в аэропорт Даллас. Оттуда в переполненном самолете улетели в Атланту. Добровольцам представители авиакомпании «Дельта» предложили подождать другого самолета в обмен на бесплатный билет в любой конец США. Нашлись таковые.

В Атланте долго ждали, в том числе в самолете L-1011, были технические неполадки. Вылетели с опозданием, и вновь самолет был переполнен, из-за чего не удалось как следует поработать. Чудом успели на пересадку в другой самолет в Солт-Лейк-Сити. Прилетели за 15 мин до его отправления. Успел и багаж. Самолет был почти пустой.

В Сан-Хосе нас встретили Билл, Аня, их дети и увезли в Монтерей. Встречали нас и Хуа Ди с невестой.

Я рухнул спать. Натулька же трудилась. Сейчас идем гулять – здесь тихо, солнечно, почти тепло и красиво. Живем в домике миссионерского (испанского) стиля, в котором, впрочем, все неисправно (телефон, телевизор, водосток в ванной). Но квартира тем не менее симпатичная. Аня Щербакова, наша подруга и диссертантка, заботливо припасла для нас съестное, включая корзинку крупной клубники. Натуля завтракала, а я снимал ее и все причитал, что не вел съемки в Вашингтоне. «Пропустил весь твой триумф на конференции!» – в сердцах воскликнул я. Натуля смущенно улыбалась. Да, это, действительно, был триумф. Тут же, взглянув на продукты, купленные Аней, заметила: «Надо не забыть возместить Ане ее расходы!»


24 марта 1994 года

Прочли в Монтерейском институте международных исследований (MIIS) три лекции, выступали на английском и тут же сами, по просьбе местного начальства, переводили сказанное на русский язык. Удостоились горячих похвал, особенно Натулька. Декан Бейкер (которого я подвел в прошлом году, отказавшись от уже согласованного контракта) усиленно приглашал нас с Наташенькой по-преподавать целый семестр.

Написали и направили в «Чжун’ян жибао» на Тайвань еще две статьи – по настоянию редакции. Провели переговоры о новых проектах сотрудничества с MIIS. Занимались поиском средств для оплаты гостиницы в Сан-Франциско. Понемногу гуляли. Городок маленький, с десяток безлюдных улиц, пристань. Конечно, здесь замечательная береговая линия, но до нее пока не удалось дойти. В городе поражают чистота, приветливость людей, фантастическая добротность, четкость, устроенность всех служб, всей жизни. Непостижимый уровень автоматизации и компьютеризации. Уют и нарядность магазинов, ресторанов. Даже не верится, что все это наяву.

Ходили, скажем, подавать заявку на карточки социального страхования. Великолепное здание, вежливая, четкая женщина-клерк. Очередь в 6 человек, которая прошла за 3–4 минуты. Вспоминаю попытку получить водительские права в Москве. Дни надо убить, чтобы добыть несчастную бумажку!

В Москву звоним каждый день, благо из MIIS это бесплатно. Нине Антоновне легче. Завтра, в пятницу, переводят в больницу Иры Дворниковой.


26 марта 1994 года, утро

24 марта в Монтерей приехал Хуа Ди, я сел за руль, и мы двинулись в Сан-Хосе. Ехали по горному хайвею № 17. Постепенно привыкал к автоматическому управлению и к высоким скоростям. Путешествовали в экстремальных условиях: всю дорогу шел сильный дождь. В Сан-Хосе опять посетили роскошный дом Хуа Ди (были в нем в 1992 году). Заплатил Хуа Ди за дом всего 360 тыс. долл.

От Хуа Ди на одолженной им машине направились в гости к нашему старому другу профессору Лео Роузу[1 - Подробно о профессоре Лео Роузе см. т. 1, с. 473–475.]. В 1970-е годы он жил в шикарном доме в г. Беркли на холмах за университетом. Но уже после нашего отъезда из Генконсульства СССР в Сан-Франциско дом сгорел. Теперь Лео обитал в квартире в жилом доме в местечке Пьедмонт, между городами Беркли и Окленд.

Добрались к Лео, как и требовалось, ровно в 19:00. Хозяин квартиры созвал в нашу честь гостей на буфетный ужин: профессора русисты, китаисты и индологи, в том числе те, кого мы встречали в прошлом. Хозяин, будучи мастером кулинарии, на сей раз приготовил бразильские блюда. Весело и тепло провели время.

После ухода гостей Лео постелил нам в уютной спальне. Утром он давал нам инструкции по дому. Показывал, где лежат чай и кофе, рекламировал приготовленные им кушанья, хранящиеся в холодильнике, демонстрировал, как включать соковыжималку и другие механизмы. Натуля пыталась остановить хозяина квартиры, убеждала, что мы не собираемся ни к чему притрагиваться. «Если надо приготовить Вам обед, – предложила она Лео Роузу, – я это с удовольствием сделаю, но нам ничего не надо!». Лео в ответ бурчал: «Что, значит, не надо! Я же все для вас приготовил! Все кушайте и всем пользуйтесь!». Показал стиральную машину. Натуля восхищалась цветами, украшающими стол, и клянчила у меня разрешение выкурить сигарету. Я, конечно, категорически против ее курения, но разве любимой женушке откажешь!

Лео Роуз продолжал выставлять нам деликатесы и даже достал большую бутылку водки. Натуля, не разглядев на расстоянии бутылку, воскликнула: «О, наша водка!» Лео: «Нет, она из Черногории!».

Я снимал на камеру через окно прилегающие к дому Лео Роуза улочки Пьедмонта. На них не было видно никаких признаков жизни. Ни души. Ни движения машин. Непривычно после Москвы.

Следующим утром (25 марта) мы отправились на машине на экскурсию в Сан-Франциско. Начали экскурсию с торговой улицы Честнат, на которой регулярно шопинговали в 1970-е годы. Натуля выпила кофе на стульчике, выставленном на тротуар перед кафетерием. Подъехали к Генеральному консульству России. Это совсем рядом. Запарковались на улице Грин и снялись на фоне генконсульства.

Затем заглянули, наконец, впервые после 1979 года внутрь генконсульства. Нас тепло приветствовал приятель, мой коллега в прошлом по Международному отделу ЦК КПСС Игорь Моргулов. Пригласил в свой кабинет на третьем этаже, в котором когда-то работал и я. Все тот же замечательный вид на залив, сбегающие вниз улицы и дома. В моем последнем кабинете на четвертом этаже теперь жилое помещение. Натуля поинтересовалась, кто преподает в генконсульстве английский язык российским дипломатам. Оказывается, все тот же Гарри Коллинз, который обучал и нас. А вот госпожу Барбару Брэкетт, которая была до Гарри, Игорь не знает.

Осматриваем гостевые помещения на первом этаже. Они выглядят примерно, как в наше время, хотя Натуля, с ее феноменальной памятью, замечает кое-какие изменения (стенной шкаф с сувенирами, другой столик и т. п.). Спускаемся в цокольный этаж. Наташенька вспоминает, как мы проводили там киносеансы, заседания женсовета, устраивали приемы для американцев. «Вот здесь, – рассказывает Натуля, – я, помню, беседовала с представителями печально известной религиозной секты «Народный храм». Обращаясь к Игорю, интересуется, помнит ли он такую секту во главе с Джимом Джонсом, члены которой совершили коллективное самоубийство в «коммуне» в Гайане. Игорь знал о секте.

В заключение визита в генконсульство посидели с Игорем и заместителем генерального консула Голубковым, попили чай. Вспоминали прошлое, сравнивали с настоящим. Голубков посетовал, что генконсул хотел бы выступить в Стэнфордском университете, но там не проявляют интереса к российским дипломатам, попросил нашего содействия в организации выступления. Мы очень удивились: в 1970-е годы американские вузы, клубы, ассоциации и другие организации выстраивались в очередь, чтобы иметь честь принять у себя советского генконсула! Вспомнили в этой связи слова, сказанные нам осенью 1992 года Сапелкиным, хозяином русского книжного магазина «Знание» в Сан-Франциско: «В прошлом, в советскую эпоху, к нам, выходцам из России, относились, как к римлянам, сейчас же мы итальянцы». Справедливая мысль.

После посещения генконсульства мы гуляли по городу, я непрерывно снимал Натульку на видео. Она была ослепительно красивой и элегантной в белых брюках, голубой джинсовой куртке, расшитой цветами, белом плаще. И пребывала Натуля в хорошем настроении, улыбалась, смеялась, комментировала все вокруг, остроумно шутила.

Мы прошли по знакомым улицам делового центра Сан-Франциско, полюбовались махиной «Бэнк оф Америка», витринами шикарных магазинов, сбегающим с холмов кабельным трамвайчиком. Из центра переместились в парк Пресидио, Линкольн Парк, Голден Гейт Парк, снимались на фоне моста Золотые Ворота, океана. Виды умопомрачительные. Причем Натулька не только не ворчала по поводу постоянной съемки, но даже призывала меня снять тот или иной вид-панораму города, красивую рощу, пляж. Потом мы снимались у ресторана «Си Клиф», расположенного на скале у берега океана, над песчаным пляжем, тянущимся до горизонта. Когда уже стемнело, въехали на Твин Пикс (Холмы-Близнецы) и любовались городом в огнях.

В русском районе на оживленной торговой улице Ирвинг имел место инцидент. Я захлопнул нашу машину с ключами в зажигании. Такое в прошлом, в 1970-е годы, уже случалось. Я выходил из положения, используя металлическую вешалку (свою, припасенную в багажнике машины, полученную от кого-то из автомобилистов или в близлежащем магазине и т. п.). Сплюснув вешалку, я просовывал ее под стекло дверцы авто со стороны водителя, захватывал кнопку запора дверцы и вытягивал кнопку вверх. Дверца открывалась.

Раздобыв вешалку и на этот раз, я принялся за дело. Но тут к машине подошел дюжий полицейский и поинтересовался, что я делаю. Разъяснил ситуацию. Полицейский вежливо так спрашивает: «А Вы уверены, что это Ваш автомобиль?». Я аж похолодел. Дело в том, что при отъезде из Москвы в США я пытался обзавестись международными правами, но даже по великому блату не успел это сделать: очередь из «блатных» лишь ненамного уступала по своим размерам обычной многотысячной очереди. И по США я ездил, вооруженный лишь внутренними российскими правами, которые не имели никакой силы за океаном. Да полицейский при всем желании вообще не понял бы смысл этого документа – права же были на русском языке! Но до предъявления водительских прав дело не дошло. Я твердо заявил, что автомобиль это мой. Блюститель порядка поверил и, вынув какой-то механизм, в мгновение ока открыл дверцу машины и пожелал нам счастливого пути.

Перед возвращением в Пьедмонт мы вновь проехали мимо генерального консульства и домов, где жили в 1970-е годы, далее по мосту пересекли залив Сан-Франциско. А там, на противоположной стороне залива, я попал не в тот ряд на шоссе. В итоге мы заблудились, плутали по черному, убогому, грязноватому и странноватому Окленду. В конце концов въехали на шоссе там, где надо было уже подъезжать к дому Лео. Отдалились от дома, вернулись. Здорово устал, совсем не работала голова. Лег в 24 ч, встал в 3 ночи, опять лег. И вот с шести на ногах, повезли Лео Роуза в аэропорт, он уезжает в командировку. Потом будем кататься по Сан-Франциско. Он, кстати, стал уж очень забит машинами.


27 марта 1994 года, утро

Наконец отоспал ночь более-менее нормально. Проснулся лишь один раз в 4 утра, а встал в 6:50.

День вчера был насыщенный. Спозаранку повезли Лео в аэропорт, по когда-то езженой-переезженой, но теперь чуть-чуть подзабытой дороге. Аэропорт тот же, лишь здания модернизированы. Внутрь войти не удалось, негде встать. Назад ехали по еще пустой El Camino Real (Королевской дороге – № 82). Все выглядит примерно, как и выглядело.

С Эль-Камино Реал попали на ул. Мишн. Этот латиноамериканский район еще спал. Направились в чайнатаун, который поразил кипучей деятельностью: толпы народа, вовсю торгующие лавки и полное отсутствие парковок. Нашли, в конце концов, на Бродвее. Бросили 25 центов за 30 мин. Как оказалось, больше бросать не надо, машинка не работала. Мы простояли более 6 часов за 25 центов (вместо 3 долларов). Это частичное отмщение местным властям. Дело в том, что позавчера мне выписали штраф в 20 долларов за неправильную парковку у Генерального консульства России. Я дико возмущался: приехал к отечественному генконсульству, а меня обдирают!

В чайнатауне ходили по магазинам, обозревали жизнь и быт. Сувениры – того же рода, что 20 лет назад: открытки, бижутерия, фарфор, записные книжки и т. п. Но, конечно, больше товаров из КНР, от одежды до специй, от книг и до бытовой техники. Масса продовольственных лавок. В них та же вонь от рыбы и мяса. Но цены умопомрачительные. Почти такие же, как и в 70-х годах.

Повсюду рестораны, где толпы поглощали различные яства (цены по 4–5 долларов за блюдо), в два раза дешевле, чем в европейских ресторанах. Натулька купила бижутерию, обедали в McDonalds.

Нашли офис AT&T и оттуда позвонили в Москву за 2 доллара (3 мин). В Вашингтоне с нас сдирали за такой звонок 24 доллара. Позвоним и сегодня (мы вступили за 3 доллара в Клуб скидок).

В начале первого пешком пошли на Рыбацкую пристань. По дороге довелось поприсутствовать в Соборе Петра и Павла (Columbus&Union) на католическом венчании (югославка и ирландец). Зрелище впечатляющее. Натулька была в восторге. Церемония на 2 часа при полной церкви, при длиннющих белых лимузинах. Поразило, что священник, обращаясь к молодым, постоянно острил. Интересно, что и нас никто не пытался остановить.

На Рыбацкой пристани то же раздолье красок и гораздо больше ресторанов, магазинов, павильонов. Больше и народу. Очереди за порцией крабов у лотков! Лицезрели представления на воздухе. Мим, саксофонист, игрок на клавесине. Натуля удивлялась, как люди едят густой суп clam chowder прямо из отверстия в булке. Натулька отдыхала на газоне, снималась на фоне старой шхуны, развлекательного комплекса зданий Girardelli, морского парка, пирса. У подножья «самой извилистой улицы мира». Была великолепная погода, и все выглядело чудесно.

Взяли машину и проехали в совсем иной, пустынный, невзрачный район к югу от улицы Мишн. Заплатили штраф за неправильную парковку у генконсульства в Зале правосудия. Заняла процедура 1 минуту. В здании разные подозрительные субъекты, грозные полицейские, металлоискатели. В туалете под просьбой сливать воду надпись: «Нет, экономьте энергию!».

Далее ул. Мишн. Общий вид тот же: пальмы, миссионерская архитектура. Но большинство латинских лавок закрылось. Вместо них азиатские магазины, рестораны, прачечные. И здесь (как и в районе Сансет) наступают представители Азии!

Но все же забегаловки латинские есть. В одной из них мы и поели по два чудесных тако с острыми приправами. Осталось и несколько лавок с религиозными сувенирами. Как и прежде, много комиссионных магазинов одежды.

В целом перемен мало: экзотика и грязь, а попрошаек стало еще больше. Проходу не дают, требуют деньги. Цены же еще ниже, чем в chinatown. Из нового (кроме азиатов) – Woolworth, McDonalds и т. п. А вот кукол в национальных одеждах и в помине нет.

Стали кататься по вечернему городу: улицы Guerera, Otis, Ashby и т. д. Выехали на Fillmore. Вот эта негритянская улица преобразилась! Великолепные новые многоэтажные здания, жилые и офисные. Рестораны и клубы. И так на всем протяжении, от улицы Fell до проспекта Geary.

Спустились на улицу Lombard, потом поднялись на Russian Hill и спустились с него по «самой извилистой улице мира». Следующий объект – Telegraph Hill. Пришлось отстоять в длинной очереди, чтобы въехать на обзорную площадку. Наверху, как обычно, дул сильный ветер.


29 марта 1994 года

Вернусь к 27 марта. Воскресенье. Обедали у Игоря Моргулова (он, жена Наташа, сын Дима). Прекрасная квартира (Geary&Gough), богатейшие угощения. Потом поехали на мост Золотые Ворота, на высшие точки. Вернулись через San Mateo Bridge. Игорь подвез нас к особняку у залива, принадлежащему Фонду М.С. Горбачева. Снялись на фоне особняка. Натуля пошутила: «Давайте оставим записку Михаилу Сергеевичу: “Были у Вас, никого не застали дома”». Потом сами поездили по городу (Русский Холм и т. д.)

В понедельник, 28 марта, весь день в С.-Фр. (звонок в Москву), the 19-th Avenue, San Bruno shopping center, красивые места и крутые горки в городе, парк Голден Гейт (все точки).

Вечером встретились с нашим соседом, Биллом Стоуном, с которым дружили в 1970-х годах, ездили с его семейством на горный курорт Скво-Вэлли, столицу зимних Олимпийских игр 1960 года. Стоуны жили в шикарном особняке рядом с Генконсульством СССР.

Теперь это все в прошлом. Особняк давно продан, жена Билла, Джейн, его покинула, вышла замуж за другого мужчину. Стоун принимал нас в своей новой квартире. Небольшой, неуютной, неблагоустроенной, расположенной в гораздо менее престижном районе Сан-Франциско. Познакомил со своей новой спутницей жизни, милой дамой из Швеции Кристиной. Выпили вина и направились в итальянский ресторан на высоком холме с видом на залив.

Билл заметно постарел, как-то поблек, стал тихим и печальным. Он сообщил, что два его сына проживают на восточном побережье США, старший увлекся бизнесом с Россией, попросил проконсультировать его. При нас позвонил в Нью-Йорк, где уже наступила ночь, разбудил сына, с которым мы тепло поговорили, условились принять парня в Москве. А еще мы говорили обо всем на свете – от перемен в России до новых религиозных течений в Америке. Билл все повторял: «А вы, друзья, не изменились, время вас не берет, словно вы прибыли на машине времени из прошлого».

Сегодня утром мы выступили в Калифорнийском университете в Беркли с лекцией о политике России в Азии. Руководил встречей профессор Бреслауэр, присутствовали студенты, тайваньские представители. Был и И. Моргулов. Встретились после длинного перерыва с моим однокашником по Наньянскому университету в Сингапуре Элланом Силверменом[2 - Подробно об Эллане Силвермене см. т. 1, с. 532–533.]. Он абсолютно не изменился.


30 марта 1994 года

Вечером ездили к Эллану Силвермену в гости. Живет в Беркли в запущенном доме Стива Силберстайна (я и с ним познакомился в Сингапуре в конце 1960-х годов). Невеста – Жанетт, сошлись с Элланом по объявлению. Поехали в ресторан малайский. Не еда – ужас. А потратились основательно. Эллан – удивительный человек. Такие способности, а он в 53 года по-прежнему разбирает журналы в библиотеке на полставки.

Сегодня последний день в С.-Фр. Завтра едем в С.-Хосе. Настаивает Хуа Ди, да и здесь уже вроде все посмотрели. Тяжелое занятие предаваться ностальгии. Лучше смотреть вперед, не сосредоточиваясь на прошлом.


31 марта 1994 года

Вчерашнее утро провели в районах Marina и Cow Hollow. Оставили машину у нашего дома 2130 Beach street. Пошли сначала на Chestnut, прошли до Fillmore, затем свернули наверх, до Union. И по Union прошли почти до Van Ness. На Chestnut кое-что уцелело с прошлых времен – продовольственные супермаркеты, пиццерия O Sole Mio, цветочная, турагентство. Увидели в окно нашу итальянку в турагентстве, но не стали заходить. Она очень постарела.

На Union не осталось никаких хиповых баров и музыкальных салонов. Почти все магазины новые. Но модный бар Perry’s, офис зубного врача Гринхуда на месте. И общий вид улиц (Union и Chestnut) тот же. В целом ощущение такое, что сейчас по-прежнему 1970-е годы и не было последующих долгих лет. Охватывает сложная смесь эмоций: ностальгии, печали, сожаления.

Натуля разговорилась с пожилой дамой. Узнав, что мы в прошлом работали в советском генконсульстве, дама рассказала: «Мамы с отпрысками из вашего генконсульства частенько приходили на детскую площадку на Марине. Они держались особняком. Не потому, что не хотели общаться, а из-за языкового барьера. Но эта изолированность советских от остальных детей и их мамаш бросалась в глаза».

Натуля заглядывала в магазины. Я любовался женой и снимал ее. Посетив очередной магазин, Наташенька торжественно заявила: «Мне нравятся вещи, которые мне нравятся!». Забавно.

В очередной раз вернувшись в Пьедмонт к Лео Роузу, я опять снимал Наташеньку на видео, называл ее «звездой», но при этом пытался шутливо критиковать: «Тебя снимать невозможно, то говоришь, что ты не в порядке, то…» Натуля, перебивая меня: «А то в порядке!». Мы оба смеемся.

Далее я снимаю, как Наташа пробует в действии раскладное кресло, веду видеокамерой по всем закоулкам просторной квартиры. Мы обмениваемся мнениями по поводу того, что квартира Лео практически не запирается, ее держит только хлюпенькая щеколдочка. Автомобиль же профессора стоит на улице абсолютно незапертый.

Мы обедаем и рассматриваем стопку журнала «Эйша Сёрвей». Лео Роуз – редактор этого журнала, и мы – его авторы. Это один из самых престижных востоковедческих периодических изданий планеты (а можно сказать и самый престижный).

Отдохнув, во второй половине дня вновь едем в Сан-Франциско. Прием у адвоката Стрэнда в его офисе (260 California st.). Собрался полный зал, в том числе И. Моргулов с женой, еще двое сотрудников генконсульства. Мы с Натулей выступили, поделились своими впечатлениями от Сан-Франциско, каким он был и каков сейчас. Нас буквально засыпали вопросами. В частности, один джентльмен, видимо, представитель СМИ, ехидно осведомился: «Это правда, что русские как не умели управлять бизнесом при коммунистах, так и не научились при капитализме?».

Наташа дала остроумный ответ на этот хамский вопрос: «Еще как научились! Сложились даже различные типы управления, которым американцам можно было бы поучиться. Это следующие типы управления:

• «Спортивная команда» – у сотрудников есть иллюзия принятия коллегиальных решений.

• «Команда экстремалов» – резкие смены курса, авральный подход к ведению бизнеса.

• «Семья» – отношения строятся по принципу семьи, мама и папа (руководители) защищают сотрудников в любых обстоятельствах. Но жестко карают за проступки, наносящие урон не бизнесу, а межличностным отношениям в коллективе.

• «Секта» – четкие ценности, навязываемые сотрудникам и нетипичные для бизнес-среды. Фильтрация при приеме на работу по этим ценностям.

• «Волчья стая» – жесткая структура, без права на ошибку у сотрудника.

• «Соковыжималка» – компании с высокой текучестью кадров. От новых сотрудников получают максимум пользы на начальном этапе даже ценой быстрого выгорания.

• «Кузница кадров» – культура, дающая хорошую школу сотрудникам.

• «Теплица» – низкая текучесть кадров, комфортные условия работы и жизни.

• «Казачья вольница» – установка на результат. Соблюдения графика и корпоративных правил не требуется.

• «Базар» – экономический интерес в проектах всех членов команды».

После мероприятия вместе со Стрэндом, И. и Н. Моргуловыми ужинали в ресторане Enrico’s на Бродвее под аккомпанемент оглушающего джаза.


1 апреля 1994 года

31 марта к часу дня прибыли в Сан-Хосе в дом Хуа Ди. Вечером ужинали с Хуа Ди, его невестой Катей (Чжу Цзяшуй) в ресторане в местечке Milbrae. Хуа Ди свел нас за ужином с сингапурским бизнесменом и его помощником из КНР. Обсуждали диссертацию Чжу Цзяшуй (Натуля ее научный руководитель) и проект сингапурца по внедрению в России уличных световых табло. Мы услышали о них впервые. Сингапурец объяснил нам, что это очень перспективное дело, предложил найти ему подходящих российских партнеров. Идея нас увлекла.

Ну а сегодня утром мы переехали из Сан-Хосе в Монтерей.


2 апреля 1994 года

Вчера секретарь MIIS Джули Тёрнер пригласила нас в Castroville, в Central Texas Barbeque. Лавчонка с несколькими столами, завешанная фото бандитов, вырезками из старых газет, всяческой рухлядью. Берешь себе салат, подходишь к стойке, где похожий на бандита хозяин за 7–9 долларов накладывает полную тарелку мяса, поджаренного на решетке: ребрышки, курица, говядина и т. д. Не съели и половины. Дома посмотрели Франкенштейна и легли спать.

Компания была чудоковатая и примитивная: толстая дочь Джули с придурковатым мужем, а также придурковатый жених при Терезе.


3 апреля 1994 года

Два дня гуляли. Вчера: Кармел, Pacific Grove. Сегодня: Big Sur, Carmel Mission (Easter Service), Monterey. В Big Sur дорога идет частично над пропастью, извилистая, но великолепная. Красивейшие виды на океан и горы. Посетили «Феникс» («Напенте»), ресторан за Big Sur с фантастическим видом на океан. Затем спустились по Canyon Road к пляжу в Big Sur (впервые, в 1970-х годах этого не делали). Дорога очень узкая, 3 мили. Внизу желтый песок, скалы, бурный прибой, сильнейший ветер. И много народу.

Сегодня утром Натуля звонила в Москву Дворниковым. Говорила с Доворниковой-младшей, Аней. Просила передать через ее маму, Иру, Наташиной маме, Нине Антоновне, что не надо волноваться по поводу приезда в Москву из Риги Капитолины Петровны. Пусть, мол, поживет у нас на Университетском проспекте, проблемы нет. Сказала, что завтра постарается позвонить опять. Положив трубку, заметила: «Анюта так нервничала, как будто ей придется платить за этот звонок!».

Я предложил: «Надо предупреждать, что будем звонить!» Натуля: «Они же не будут сидеть и ждать звонка! Кстати, в Москве сейчас 22:15 предыдущего вечера, через час уже лягут спать».


7 апреля 1994 года

Утром 4 апреля перед отъездом из Монтерея Натуля вышла погулять около нашего дома. Была в оранжевой кофточке с коротким рукавом. Выглядела очень привлекательно. Я опять взялся за видеокамеру. Запечатлел, в частности, как чей-то котенок катается на земле у Натулиных ног, ластится к моей жене. Животные продолжают не чаять в ней души!

В это время пришла девушка, взяла наше постельное белье. Вскоре всё на той же машине Хуа Ди выехали в Сан-Хосе. По дороге выяснилось, что крышка бензобака не открывается. Едва хватило бензина. У Хуа Ди поели и направились в Стэнфорд. Затем – в гости к корейцу из Беркли. Китайский ресторан, разговоры о написании книги по Корее. На следующее утро вылетели в Солт-Лейк-Сити. При подлете к городу дивились сюрреалистическому пейзажу – озеро, покрытое толстым слоем соли, вокруг скалистые вершины в снегу, яркое солнце вверху, сумрачно внизу.

В аэропорту нас встретил представитель мормонской церкви, помог устроиться в гостинице и тут же повез на экскурсию чисто религиозного содержания. Мы осмотрели снаружи главный собор церкви, посетили Tabernacle, музей церкви, где выслушали возвышенную религиозную лекцию на русском языке. Зашли в знаменитую генеалогическую библиотеку, где собраны родословные людей со всего мира.

Вышли на воздух, стало холодать, Натуля закрыла голову капюшоном, в котором выглядела особенно привлекательно. Отправились на машине в г. Прово, Университет Бригама Янга. Сопровождающий нас профессор рассказывал о преимуществах этого мормонского университета, компактного, серьезного, квалифицированного. Мы слушали и одновременно любовались горными цепями, протянувшимися чуть вдали от шоссе. Натуля устала и спросила, можно ли ей вздремнуть в пути. Я сострил: «Конечно, спи, я ведь снимаю фильм о Юте, в Москве посмотришь, но за входной билет придется заплатить».

В Прово нам нашли старого приятеля по Сингапуру Рона Джонса[3 - Подробно о Роне Джонсе см. т. 1, с. 598–600.]. В ресторане Park Provo состоялся ужин с участием Рона и его жены. Рон был очень взволнован встречей с нами, весьма возбудился, срывающимся голосом кричал, как давно мы не виделись! После ресторана они с женой зашли к нам в гостиничный номер и оставались там до полуночи. Рон рассказал, что познакомился с будущей женой-китаянкой в 1980 году. Она из Шанхая. Спустя семь месяцев после знакомства поженились, у них двое детей, сын и дочь. Я спросил у Рона, чем он зарабатывает на жизнь. Рон, шутя, воскликнул, что работает так мало, как это только возможно. Но тут же пояснил, что из банка, где трудился ранее, ушел и является сотрудником крупной компании по производству лазерной медтехники. Сообщил Рон и то, что в январе 1994 года ему исполнилось 50 лет. В процессе вечера я снял Рона и его жену Пэт на видео, в том числе их приветствия на кантонском диалекте китайского языка.

Утром 6 апреля за нами заехал профессор Брюс Портер, сподвижник-ученик Самюэля Хантингтона (сопровождал его в поездках в Россию), отвез нас с Натулей в университет Бригама Янга. Подписали соглашение о сотрудничестве между Дипакадемией и этим вузом. Далее мы выступили перед студентами и преподавателями университета. Присутствовавшие выслушали лекцию о российской внешней политике, поаплодировали, задали вопросы.

Вопросы звучали весьма профессионально – времена изменились, миссионеры уже внедрились в нашу страну, в самом университете появились российские студенты, так что мормоны теперь многое знали о России. И новый ректор отнюдь не трепетал от мысли, что бывший коммунист выступает в стенах мормонского храма знаний и правды (как это случилось в 1978 году, когда ректор этого университета не позволил мне прочесть лекцию в подопечном ему вузе с формулировкой: «Пока я жив, нога коммуниста в наш храм знаний и правды не ступит!»)[4 - О моей поездке в Юту в 1978 году см. т. 1, с. 606–608.].

Вскоре мы уже выехали в аэропорт вместе с Роном Джонсом. Погода была нелетная, рейс задерживался, и мы три часа проговорили с нашим другом, в основном о религии.

Ну а в 3 ночи мы прилетели в город Бостон. Туман был такой, что ничего не было видно на расстоянии одного метра. Мы все удивлялись, как летчик сумел посадить лайнер, да еще весьма плавно. Получили вещи и на такси, по пустынному городу и тоже в тумане, добрались в город Кембридж, в Гарвардский университет. Поселились, как нам и предписывалось в приглашении, в Faculty Club, гостинице для преподавателей. Здание выполнено под английскую старину: монументальное и величественное. Номер великолепный – уютный, красивый, удобный.

На следующий день пообедали в ресторане Faculty club еще с одним сподвижником-учеником Самюэля Хантингтона Майклом Дэшем (его тоже принимали в Москве), прогулялись по шикарной, прямо музейного уровня, территории Гарвардского университета и нанесли визит самому Хантингтону. Человек очень специфический, самовлюбленность зашкаливает. Много времени он на нас не тратил (не то что мы на него в Москве). Поговорили минут пять, подписали соглашение о сотрудничестве, в частности об открытии в нашей Академии представительства Института стратегических исследований им. Джона М. Олина, возглавляемого Хантингтоном.

Сели в метро и направились в центр Бостона, на экскурсию по этому историческому городу, в котором мы никогда ранее не бывали. Было холодно, +5 °С, дул ветер, и Наташенька покрыла головку капюшоном. Сразу же отмечу, что Бостон нас разочаровал: памятные места выглядят довольно убого и отчасти запущенными. Дома – так себе, река – не впечатлила. Когда стемнело, улицы опустели. Вместе с тем надо признать, что исторических мест много. На каждом шагу памятники, мемориальные таблички, старые, аккуратные кладбища, соборы и церкви.

Натуля пребывала в хорошем расположении духа. Со всеми заговаривала. Шутила, озорничала – то спрячется за огромной связкой воздушных шариков, то вставит руку в копию римской достопримечательности «Пасть правды» – в древности посредством нее проверяли на искренность обвиняемых и свидетелей. Постоянно просила что-то запечатлеть на видео: лобстеров в аквариуме, красивое здание, экстравагантно одетого деда, взлетающий или снижающийся самолет (а это происходило чуть ли не ежеминутно, и прямо над нами). Заходила в религиозные заведения – и знаменитые, вычурные, и самые обычные.


8 апреля 1994 года

Утром позавтракали в элегантной атмосфере Faculty club и вновь на метро отправились на осмотр Бостона. Купили проездные и катались в разные районы города. Приятно удивило то, что метрополитен был почти пустым в утренние часы. Мы сидели и рассматривали в окно вагона проносящиеся мимо городские пейзажи (линия метро идет над землей). Пейзажи преобладали неприглядные: убого-индустриальные, запущенные, захламленные. Дома кирпичные, тусклые, повидавшие виды, на улицах никакой зелени. Я заметил: «Чуть-чуть лучше Черемушек!» Натуля возразила: «С точки зрения запущенности хуже!».

Выйдя из метро, направились к важной достопримечательности Бостона – USS Constitution, старейшему парусному кораблю на плаву (с 1797 года). Он все еще числится в составе флота США. Мы присоединились к экскурсии по кораблю. Увы, и сам корабль произвел на нас убогое впечатление, и чернокожий гид показался примитивным. От причала пошли пешком по «Тропе Свободы», пролегающей по историческим местам города, к Bunker Hill. Путеводитель утверждал, что по пути туда можно наслаждаться «федералистской архитектурой», но нам она не приглянулась. Район выглядел грязноватым, неопрятным, пустынным.

Bunker Hill (Холм Банкер) знаменит тем, что там в 1775 году состоялась крупная битва между колонистами Новой Англии и британской армией. В 1842 году там открыли монумент в память о битве – башню в виде белой колонны. По 299 ступеням я поднялся на башню, Натулька идти отказалась.

Назад в центр Бостона опять шли пешком. Пытались дозвониться в Москву. Не удалось. Тогда на рейсовом автобусе покатались по различным районам города и пригородам. И на сей раз не впечатлились. Вышли из автобуса и добрались до места Бостонского чаепития. Это была знаменитая акция протеста американских колонистов 16 декабря 1773 года в ответ на действия британского правительства, в результате которой в Бостонской гавани был уничтожен груз чая, принадлежавший Английской Ост-Индской компании. Это событие стало толчком в американской истории, положив начало Американской революции.

Далее – Prudential Center (в Back Bay), поднялись на секунду в ресторан наверху, оттуда – в John Hancock building, самое высокое и фантастически красивое здание. Словно висит в воздухе тонкий прямоугольник. Провели около 2 часов в Observatory. Разглядывали город и при свете, и в темноте. Смотрели шоу об истории Бостона, слушали переговоры летчиков с землей в аэропорту.

Пешком вернулись по очень красивой улице Boylston к метро на Park st, на метро – домой, на площадь Гарварда, заполненную веселящейся молодежью.

Экскурсия по Бостону закончена. Его называют самым европейским городом Нового Света. Мы увидели в нем черты Нью-Йорка и Вашингтона одновременно. Конечно, это не Сан-Франциско (с точки зрения очарования). И не Москва (по достопримечательностям). Хочу специально отметить, что снимал Натулю на видео весь день – на фоне достопримечательностей, реки, домов, парков, церквей. Натуля в пальто, отороченном мехом, меховой шапке выглядела просто сногсшибательно. Фантастическая красавица у меня женушка!


9 апреля 1994 года

Утром общались с Сергеем Григорьевым, старым знакомым по ЦК КПСС. Оказалось, что он живет в Кембридже. Рассказал много интересных вещей, в том числе и о московских демократах. Прогнозы печальные.

Показал Кембридж, где много приятных, английского типа домов. Выпили кофе. Описал, как он защищал докторскую диссертацию в университете. В диссертационной комиссии, в отличие от России, состоят научный руководитель и еще два профессора. С места в карьер один из профессоров спросил, какие из его книг Сергей читал. Диссертант признался, что ничего не читал. И получил от ворот поворот. Профессор отчеканил: «Когда прочтете, придете на защиту». Вот теперь Сергей сидит, читает труды всех трех членов его диссертационной комиссии.

Погуляли с Натулькой вдвоем. В 15:00 приехал М. Дэш, отвез в аэропорт. Долетели до Нью-Йорка за 40 мин. Встретил В. Бахуров и доставил в представительство. Поужинали в деликатесной.

Нью-Йорк – город большой, грязноватый, с неровными шоссейными дорогами, огромным количеством народа. Совсем непохожий на чистенькую, новенькую, красочную, светлую, умытую Калифорнию.


14 апреля 1994 года

10 апреля гуляли по Нью-Йорку (чайнатаун, Little Italy, Lower Manhattan). Все это происходило под непрерывным дождем. Чайнатаун забит людом, в том числе российским. Все дешево, включая продовольствие, но очень уж грязно, неопрятно. В Little Italy изобилие популярных в США итальянских ресторанов (как говорит Натуля, макароны в томатной пасте за 20 долларов). Вечером поели курицу из забегаловки Chirpick. Сделана на вертеле, вкуснее Kentucky (наше общее мнение).

15-го утром дозвонились до Кутцтауна (Пенсильвания) и отправились туда. Володя Бахуров – за рулем. Сначала несуразные, страшные промышленные окраины Нью-Йорка с невероятным количеством фривеев и машин. Потом не очень симпатичные пейзажи Нью-Джерси. Тоже промышленность. Пенсильвания – луга, рощи, аккуратные, колониальной архитектуры домики. Зелень пока не взошла, кое-где даже виднеются черные остатки снегопадов (зима была необычайно суровая, даже школы закрывали). Летом здесь, видимо, очень живописно. За 2,5 часа доехали до Кутцтауна. Это другая, после Нью-Йорка, планета: тихий, уютный, похожий на немецкий городок. Спокойные, симпатичные, приятные люди. Глушь, вроде, а до Нью-Йорка, Вашингтона, Филадельфии, Питсбурга и т. д. – рукой подать.

Поместили в оригинальной гостинице. Частный дом, живешь вместе с хозяевами. Называется Bed&breakfast («Кровать и завтрак»). Дом показался немецким – масса ковриков, статуэток, занавесочек и т. п. Но выяснилось, что это колониальный, раннеамериканский стиль. И делается сейчас такое для воссоздания традиций.

Утром завтракали с хозяйкой. Натуля рассказывала о своих впечатлениях от Пенсильвании, Кутцтауне, об обстановке в доме-гостинице. Сделала хозяйке комплимент в отношении убранства, заметила, что многое из такого убранства купила бы себе для дачи. Шутила, пыталась скатиться со второго этажа по перилам лестницы.

Вечером ужинали у президента университета профессора Macfarlen. Было хорошо и весело. На следующий день встречи в университете, переговоры, присутствие на лекции И.К. Кочетковой. Вечером выступление перед студентами. То же, что и в Юте. Но реакция не столь горячая. Студенты здесь глуповатые, и Натуля считает, что лекция для них была «слишком хороша».

13:30 – участие в ланче почетных профессоров университета. Рассказали об архивном проекте «Белые пятна дипломатической истории ХХ века». Вот здесь был успех – публика пришла в восторг. Как и от Наташиного анализа шедевров Шекспира и ее английского.

После ланча на автобусе вернулись в Нью-Йорк. Бесконечно шел дождь, даже поснимать не удалось. Кутцтаун был покрыт водой и грязью. Натуля заметила, что по этим улицам в такую погоду не пройти.

В Нью-Йорке – шум, гудки, сумрачные, разряженные люди. И невероятное нагромождение домов, кипящая жизнь. Пешком дошли до представительства, переоделись и пошли гулять. Снова попали под дождь. Зато сегодня светит солнце.

Трудно зарабатывать деньги. Из-за этого (а также из-за того, что не удалось ни о чем существенном договориться) ощущение усталости от поездки и пресыщенности ею.

…Итоги поездки, может быть, чуть лучше, чем в 1992 году, но, в принципе, близки к нулю.


16 апреля 1994 года

14-го, в четверг, большую часть времени провели в представительстве и с его сотрудниками. В первой половине дня с водителем поездили по магазинам. Купили мне пуховое пальто за 120 долларов и кое-что еще. Долго и нудно возвращались в представительство по улицам Манхэттена. Они забиты транспортом и людьми. Такого столпотворения не найдешь и в Москве. В 14:00 пошли на ланч в китайский ресторан. В.К. Грешных заплатил за четырех (+ В. Бахуров) 40 долларов. Еды столько, что не осилили и половины, но не очень вкусно.

Вечером пошли с Бахуровыми на крышу небоскреба у ООН. Выпили вино (Натулька) и пиво (я). Далее поехали к Бахуровым по улицам, похожим на помойку. Посидели в неуютной квартире в Ривердейле. Я дозвонился Фэлкаю и Уиткомбу, нашим друзьям в Кутцтаунском университете. Они накануне заверили, что возьмут сына Володи Андрея на учебу без оплаты. 25-го Володя повезет сына на смотрины.

Вчера, 15-го, Натулька позвонила в Москву. После этого нас отвезли в центр, в Sym’s. Наталька купила платья. Погуляли в Battery Park, на берегу Гудзона. Погода была великолепной: тепло (+20 °С), солнечно. На берегу масса народа. Гуляют, жуют бутерброды, курят (здесь курящих гораздо больше, чем в Калифорнии). Негры развлекают толпу: прыгают на роликах через бочки, выжимаются в стойке, поют, стучат на барабанах и т. д. И не только в парке – такое по всему городу.

После парка погуляли по Wall st. и соседним улицам. Народу там, как в Москве в метро в часы пик. Все бурлит и кипит.

Далее пошли по Бродвею. Шли на протяжении 5 часов – на каждом шагу магазины с фантастически низкими ценами. Натулька провела более часа в магазине одежды, где каждая вещь стоит 10 долларов. Накупила и всякой мелочи – батарейки, конфеты, посуду для кухни. Если знать места, то можно жить в Нью-Йорке на копейки.

Я постоянно снимал Натулю на видео. Наташенька на берегу Гудзона, на фоне Статуи Свободы, на улице Уолл-стрит, увешанной американскими флагами, на рынке, в обувном магазине, рядом с неграми-акробатами, в парке у цветущих деревьев, в церкви в полном одиночестве, в толпе зевак на уличном представлении кукольника, среди ребят и девиц, катающихся на роликовых коньках. А вот Натуля кормит белочку на детской площадке, возмущается обитателями чайнатауна, бросающими мусор под ноги, беседует с членами негритянского оркестра. Находит монетку в клумбе. И при этом как шикарно Наташенька выглядит в джинсовой куртке, как обворожительно улыбается, как искристо смеется. Прямо Богиня в Нью-Йорке! Солнечный человечек одновременно!

А вот мы гуляем с Валерой Грешных по Манхэттену. Натуля восхищается архитектурой зданий, рассматривает каждую церковь по пути. С любопытством изучает Times Square, завешанную оригинальной рекламой, забитую разношерстной публикой. И все время Наташенька улыбается! Действительно, солнечный человечек.

Я интересуюсь у Валеры, в какой гостинице размещали лидера российских коммунистов Г. Зюганова, когда он посещал Нью-Йорк. Валера: «В очень знаменитом отеле, Трамп-тауэр».

Мы дошли до 35-й улицы, полюбовались небоскребом Эмпайр-стейт-билдинг, спустились в метро. Дома передохнули и отправились в гости к генконсулу И.А. Кузнецову. У него роскошный townhouse, 3 этажа, рядом с представительством (11 тыс. долл. в год, сейчас вроде снизили до 8 тыс.). Я прожег скатерть и два раза уронил хрустальные бокалы. Пил водку с пивом. Сегодня еле встал в 10 утра. Уже звонил Хуа Ди, приходил В. Грешных. Натулька почти собралась. Теперь надо решить, что делать. Самолет в 19:00, а на улице (как здесь и обещали) ливень. Может, погода успокоится и мы погуляем.

Закругляюсь. Итоги поездки буду подводить в самолете, ну и, конечно, в Москве. Пока они не выглядят великолепными. Напротив, опять почти zero. У меня очень много амбиций, и я никак не в состоянии их удовлетворить.

В самолете завершили объемную статью о спорте в США. За океаном он в почете, является важной частью американского бытия. Привожу текст этой статьи. Для удобства изложения материала она написана только от моего лица. Хотя готовили мы ее вдвоем с Натулей.




Функции спорта

В прошлом на мировой спортивной арене доминировали две сверхдержавы – СССР и США. После распада Советского Союза Соединенные Штаты сравнительно легко выигрывают все Олимпиады, успешно выступая в большинстве видов программы. Возможно, в перспективе американцев начнут «поджимать» быстро набирающие мощь китайцы, но на данном этапе США – лидер, самая спортивная нация на земле.

Так было не всегда. На первых порах европейским колонистам в Новом Свете на спорт не оставалось времени – приходилось всецело отдавать себя борьбе за выживание. Мешали и религиозные предрассудки: физкультурные забавы английских аристократов считались «грешными», а местные развлечения спортивного характера – «языческим идолопоклонством». Действовали строгие законы, запрещавшие занятия спортом в черте городов Новой Англии. Послабления делались лишь для народных ополченцев, которых обучали навыкам стрельбы, борьбы, бега и прыжков. Их, впрочем, готовили не к спортивным соревнованиям, а к боевым операциям против индейцев.

Время, однако, шло. Материальные условия улучшались, появлялось больше свободного времени, менялись взгляды, рос спрос на развлечения. К 1970-м годам физкультура и спорт занимали уже важнейшее место в жизни американского общества. Нет, пожалуй, вида спорта, который не практиковался бы в США. Большинство из них американцы импортировали из-за рубежа, но кое-что изобрели сами. Это прежде всего те виды спорта, которые именуют за океаном «Большая тройка» – американский футбол, бейсбол и баскетбол. Почти в любой другой стране мира на вопрос, какой спорт у вас наиболее популярен, ответят: футбол (имея в виду его европейскую версию). В Соединенных Штатах этот футбол, называемый там «соккер», далеко отстает по популярности от «Большой тройки». В самой тройке первенствует американский футбол (в дальнейшем для простоты я буду называть его просто футбол).

Придумали футбол студенты, которые во второй половине XVIII столетия начали играть в английское регби, но постепенно так переиначили правила, что возникла совершенно новая игра, стремительная, хитроумная, жесткая. Жесткая настолько, что все больше превращалась в жестокую. Методы насилия возобладали до такой степени, что в 1905 году в футбольных поединках 18 игроков было забито до смерти, а 159 – серьезно травмировано. Пришлось вносить очередные, и серьезные, коррективы в правила.

Тем не менее и по сей день футбол, а заодно хоккей на льду остаются самыми грубыми игровыми видами спорта. В 1970-х годах во время игры в футбол ежегодно погибало до 40 человек, причем в основном школьники. А до 90 % игроков получали как минимум одну травму. Даже тренировки отличались свирепостью, юношей истязали, словно готовили не к игре, а к бою. В американском футболе, кстати, даже терминология используется военная: «кинуть бомбу», «играть роль полевого генерала» и т. п.

Американцы оправдывают футбол тем, что это, мол, их способ выплескивания отрицательной энергии. У испанцев такую роль играет коррида, в Мексике – петушиные бои. Но в Испании гибнет только один тореадор в четыре года, а в Мексике петушиные бои вообще обходятся без человеческих жертв. Тем не менее апологеты футбола не сдаются. Травмы, говорят они, в том числе с фатальным исходом, случаются и в более рафинированных видах спорта, например в плавании, гимнастике, теннисе. И все же именно американский футбол держит печальную пальму первенства по травмам. Зрителей это, впрочем, не смущает, более того именно элемент насилия привлекает многих из них в этом национальном американском развлечении.

Любят его американцы страстно, не в меньшей степени, чем в нашей стране увлеклись в последние пятьдесят лет европейским собратом этого вида спорта. А может быть, и в большей. По крайней мере, на футбольных матчах в США, а их проводится великое множество, пустые места – явление довольно редкое, процентов же на восемьдесят многотысячные стадионы заполнены всегда.

Интерес к футболу всеобщий и почти в равной степени распространяется на оба пола, юнцов и старичков. Имена футбольных звезд известны американцу гораздо лучше, чем личности тех, кто ими правит, и любой горожанин обладает поистине компьютерными познаниями о турнирном положении местной команды. Почти каждый школьник мечтает стать футболистом, и только если ему это не удастся, уходит в другой вид спорта или довольствуется статусом болельщика.

Будучи игрой грубой, футбол считается одновременно умным видом спорта, требующим разнообразной тактики, сложных комбинаций. Но бейсбол котируется как еще более интеллектуальная игра. Как говорят в США, если футбол сродни шашкам, то бейсбол – шахматам.

Бейсбол приобрел популярность раньше футбола и оставался национальным спортом № 1 вплоть до конца 1940-х годов. Его пионерами тоже были студенты, которые переделали английскую игру раундерз (своего рода лапту) в нечто другое. Современные правила бейсбола были выработаны в середине XIX века спортивным функционером Картрайтом. Бейсбол постоянно критикуют за монотонность и вот уже несколько десятилетий объявляют умирающим, но слухи о его смерти всякий раз оказываются сильно преувеличенными.

В бейсбол продолжают играть, и даже самые отъявленные критики продолжают посещать бейсбольные состязания. Причем на бейсбол ходят семьями, прихватив с собой массу съестных запасов. Пока в самом деле скучный для непосвященного бейсбольный поединок постепенно раскручивается в соответствии со своим неторопливым сценарием, болельщики, усевшись прямо на траве, аппетитно закусывают и весело болтают. Лишь изредка их внимание привлечет далеко отбитый в поле мяч или завершение одной из соревнующихся сторон маневра, приносящего в бейсболе победные очки.

В отличие от американского футбола и бейсбола, баскетбол считается совсем чистым продуктом Нового Света. Известно, что его изобрел в декабре 1891 года Джеймс Нейсмит, уроженец Канады, преподававший физкультуру в учебном заведении Спрингфилда, что в штате Массачусетс. Нейсмит решил чем-то занять ребятню в период зимнего «простоя» между осенним футбольным сезоном и весенним бейсбольным. Он приделал к противоположным стенам в зале по корзине для персиков и предложил студентам бросать в них круглый «соккерный» мяч.

Утверждается, что в Соединенных Штатах родились и такие спортивные забавы, как сквош, серфинг, дельтапланеризм, водные лыжи. Но на самом деле уверенности в американском «патенте» на все это, включая и баскетбол, нет. Раз за разом выясняется, что те или иные виды спорта, которые, казалось, имеют четкую «метрику» о рождении в определенном государстве и даже в определенный год, на самом деле давным-давно практиковались совсем на иных широтах, другими народами.

Возьмем футбол («соккер»). Его родоначальники вроде бы англичане. Но так думают не все. Северокорейцы утверждают, что изобрели футбол именно они, и тысячелетия назад. В китайских источниках можно прочесть, что в некое подобие современного футбола играли с незапамятных времен и в Срединной империи. Археологи отмечают, что любили пинать ногами мяч в третьем тысячелетии до нашей эры шумеры, обитавшие между Тигром и Евфратом, на территории современного Ирака. Может быть, шумеры или иные древние народы развлекались и баскетболом в придачу со сквошем?

Все это, впрочем, из области предположений, а вот то, что в современной Америке занимаются с разной степенью самозабвенности практически всеми известными человечеству видами спорта, – является непреложным фактом. Причем «Большая тройка» лидирует отнюдь не по всем параметрам. Самым посещаемым спортивным зрелищем являются лошадиные скачки. В 1970-х годах их ежегодно наблюдало воочию до 70 млн зрителей (автогонки – 45 млн, университетский футбол – 30 млн). Привлекательность скачек кроется прежде всего в тотализаторе, но ведь и другие виды спорта практикуют его (хотя многие – нелегально, например, американский футбол).

Когда мы впервые попали в США, то нам сразу бросились в глаза бегающие по улицам люди. До СССР мода бега трусцой тогда еще не дошла, да и по сей день бегунов в России немного. В нашем огромном доме на Кутузовском проспекте, с тремя тысячами жильцов, на утреннюю пробежку выходят от силы 7–8 человек. В Америке уже тогда бег трусцой (jogging) охватил значительную часть населения.

В американских городах мало пешеходов – люди предпочитают ездить на машинах, объясняя эту привычку тем, что, во-первых, так передвигаться быстрее, а во-вторых, безопаснее. Когда мы шагали по жилым кварталам Сан-Франциско, то встречали главным образом бегунов.

Первым на дистанцию выходил гражданин по имени Келли Уайт. Он вставал в два ночи и тут же бежал к берегу залива, до которого было четыре километра. Достигнув берега, К. Уайт бросался в ледяную стихию и переплывал двухкилометровый залив. Не обтираясь, взбирался на гору и по мосту Золотые Ворота прибегал назад в Сан-Франциско. «Зарядка» продолжалась около пяти часов подряд и завершалась к семи утра, когда Уайт принимал душ, завтракал и отправлялся на службу.

Келли Уайт, конечно, уникален. Основная масса бегунов стартовала в 5:30 – 6 утра. Бегали семьями – от деда до внука, дружескими компаниями, с собаками (иногда с выводками собак). Одни десять минут, другие – час, третьи – пару часов. Раз в год устраивался городской забег, в котором участвовало до 70 тыс. человек (т. е. 10 % населения Сан-Франциско), в том числе восьмидесятилетние старики и малолетние дети.

Всего в США к концу 1970-х годов бегало 10 млн человек, причем 50 тыс. из них – на марафонскую дистанцию. Увлечение бегом трусцой достигло таких гигантских масштабов, что это явление стали называть социальной революцией, под стать «революции наркотиков» в 1960-х годах и «сексуальной революции» начала 1970-х годов. Особенность «революции бега» заключалась лишь в том, что она способствовала укреплению здоровья, а не наоборот.

Появилась масса литературы, посвященной бегу: научные монографии, популярные брошюры, пособия, дневники преуспевающих бегунов, каталоги и даже целые энциклопедии. Как-то мы насчитали в сан-францисском книжном магазине средней руки 22 издания на тему бега. Многие из них из месяца в месяц фигурировали в списках самых читаемых книг. Разбирали эту литературу, словно дефицитную колбасу в советских продмагах.

Родоначальником моды на бег трусцой стал доктор Кеннет Купер, разработавший в 1960-х годах теорию аэробики. Главный принцип аэробики – тренировка собственного тела на основе потребления больших количеств кислорода в течение определенного периода времени, по меньшей мере от 20 до 45 минут трижды в неделю. Самый оптимальный способ обеспечения нормального состояния сердечно-сосудистой системы, писал доктор Купер, а за ним другие авторы, – бег. 6 миль пробежки в неделю дают такой же эффект, как 30 миль езды на велосипеде, 15 миль ходьбы и 1,5 мили плавания. Получается, что на единицу времени человек получает больше всего пользы именно от бега. 6 миль можно пробежать за 60–70 минут, а для проплытия 1,5 мили потребуется 130–140 минут. Езда на велосипеде и ходьба требуют еще больших инвестиций времени.

В литературе обосновывалось, что бег поможет нации избавиться от «убийцы № 1» – сердечных болезней, а заодно от язв, головных болей, бессонницы, запоров, ревматизма, одышки, жировых образований. Утверждалось, что даже бег на месте в течение 5 минут в день может спасти жизнь. Указывалось и на то, что jogging способствует выделению гормона, который резко улучшает настроение человека, повышает его жизненный тонус. Тем, кто был физически не в состоянии бегать, рекомендовалось ходить и еще раз ходить.

Не все, однако, испытывали восторг от новой моды. Некоторые врачи доказывали, что бегать вредно, что от монотонного, повторяющегося отталкивания от земли сотрясаются и страдают внутренние органы.

Давали и более суровые оценки бега и спорта вообще. В книге «Поведение типа «А» и ваше сердце» доктора Фридман и Розенман заявляли, например, что ежегодно десятки тысяч американцев средних лет гибнут из-за сердечных приступов, спровоцированных увлечением физкультурой. К смерти приводят якобы игра в теннис, ручной мяч и баскетбол, катание на коньках, но самым опасным «убийцей» авторы книги назвали именно бег трусцой.

«Бег, – отмечалось в книге, – превращает людей в машину. Машина пыхтит, продвигаясь вперед с единственной целью пробежать чуть быстрее, чем вчера. И единственное удовольствие, которое получает бегун-машина, это чувство облегчения оттого, что очередной забег наконец закончен. Если кто-то захотел бы придумать специальное упражнение для уничтожения людей, склонных к сердечным приступам, то бег был бы идеальным средством достижения столь антигуманной цели».

Тем не менее американцы бегали все больше и больше. Первыми почувствовали пользу от нового увлечения владельцы магазинов спортивной одежды. Продажи спортивных костюмов, трусов, маек и кроссовок взлетели до небес. Но сейчас, пару десятилетий спустя, надо признать, что пользу получила и вся нация: количество заболеваний сердечно-сосудистой системы уменьшилось за этот период на 20 %! Бег трусцой, безусловно, внес вклад в данную тенденцию.

Существует, правда, статистика, свидетельствующая о том, что обычные люди в США живут дольше, чем спортсмены, особенно футболисты, бейсболисты, баскетболисты. Сторонники физкультуры и спорта разъясняют ситуацию следующим образом: дело не в нагрузках атлетов, а в их конституции (широкие плечи, массивная фигура). Люди с такой конституцией вообще живут меньше (даже если они никогда не дружили со спортом), чем их ровесники хрупкого телосложения (высокие и худые) или коротышки-толстячки. И в любом случае, добавляют энтузиасты, физкультура, может быть, и не продлевает жизнь, но делает ее гораздо более приятной и плодотворной.

В СССР тоже начали в 1970-е годы писать о пользе бега. Известный врач Амосов выпустил трактат под названием «Бегом от инфаркта». Народ в этой связи шутил: «бегом к инфаркту», и не очень слушал полезные советы. Не до бега было. Если американцам, разъезжавшим на личных машинах, грозила гиподинамия, то советским людям досаждали физические перегрузки. Они ездили в переполненном общественном транспорте, бегали по магазинам, часами простаивали в утомительных очередях, таскали полные сумки приобретенного по случаю дефицита. И мужчины, и особенно женщины. Так что упражнений хватало без бега трусцой.

Однако дело, видимо, не только в нагрузках, но и в традициях. Когда мы приехали на работу в Китай в 1982 году, то открыли для себя, что китайцы спозаранку занимаются физкультурой, несмотря на жизнь, изобилующую физическими нагрузками. Достаточно сказать, что китайцы ежедневно по несколько часов проводили в седле велосипеда, крутя педалями. И тяжести перемещали ничуть не меньше, чем советские граждане. Приходилось порой удивляться, как тщедушная старушка тащит на собственном горбу мешок с капустой или кучу ратанговых стульев.

Тем не менее еще до восхода солнца, в темноте мириады пекинцев высыпали в парки, аллеи, переулки и начинали разминаться. Одни медленно извивались, исполняя пируэты традиционной гимнастики тайцзицюань, другие выполняли дыхательные упражнения по системе цигун, третьи размахивали красочными мячами и веерами, кто-то, словно в балетной школе, растягивал в шпагате ноги. Причем среди физкультурников, в отличие от США, преобладали пожилые люди, включая самых настоящих стариков и старух.

В нынешние времена упражняющихся по утрам в Пекине и других китайских городах стало еще больше. Наряду с прежними формами разминки практикуются новые. Граждане, прежде всего зрелого возраста, собираются на площадях, включают музыку и приглашают друг друга на танец. Некоторые пляшут сами по себе. Появилось в КНР и немало любителей бега трусцой.

Если кто перещеголял американцев и китайцев в пристрастии к утреннему моциону, так это австралийцы. Создается впечатление, что в их столице, Канберре, бегают все и все время. В административном центре города, рядом со зданиями парламента, министерств и ведомств, пик беготни приходится на обеденное время. Политики и чиновники всех рангов используют перерыв не для успокоения и насыщения организма, а для его встряски и сжигания калорий. После прибытия на научную стажировку в местную Академию вооруженных сил мы дня два не могли встретиться не только с деканом, но и с его секретаршей. Оба то бегали, то играли в теннис, то отправлялись поплавать в бассейн.

Американцы тоже не только бегают. Вблизи нашего генконсульства имелся как минимум десяток общественных спортивных комплексов. Просторных, хорошо оборудованных, с аренами на открытом воздухе и под крышей. С самого раннего утра и до поздней ночи там резвилась публика всех возрастов – играла в теннис, футбол, бейсбол, баскетбол, волейбол. Мы, советские дипломаты, тоже регулярно посещали эти комплексы.

В одном из них, расположенном на территории штаб-квартиры 6-й сухопутной армии США, мерились силами на шикарном зеленом поле в «соккер». Поле предназначалось для бейсболистов, поэтому мы занимали половину пространства. Выставляли небольшие ворота, изготовленные консульскими умельцами, и гоняли мяч до изнеможения. Иногда он залетал на бейсбольную половину, а миниатюрный мячик бейсболистов – на нашу. Особых инцидентов, однако, не возникало.

Однажды на наш матч пожаловали сотрудники банка «Уэллс Фарго». Сказали, что родом они из Германии, любят «соккер» и хотели бы бросить вызов команде генконсульства. Договорились сыграть на настоящем футбольном поле стандартных размеров. Таких полей в Сан-Франциско насчитывалось около 50, немало, но оказалось, что энтузиастов «соккера» развелось в городе еще больше. Пришлось записываться в очередь и ждать около месяца. В конце концов игра состоялась, после нее устроили совместный банкет. Там порешили соревноваться и дальше. Вскоре у нас появились новые оппоненты, команда девушек-школьниц. Играли они здорово, особенно капитан команды Франческа, которая умудрялась за счет дриблинга проходить всю нашу крупногабаритную (стокилограммовые мужики) защиту.

Несмотря на изъяны в обороне, молва о команде генконсульства разнеслась так широко, что нас пригласили играть в другой город, в Менло-Парк. На «бой» вызвала местная любительская команда, состоящая из футбольных тренеров и судей. После игры еженедельник «Соккер Америка» опубликовал статью под заголовком: «Разрядка международной напряженности сохраняется, несмотря на поражение советской команды».

В статье, в частности, говорилось: «Представитель Организации американского юношеского футбола (AYSO) Джим Мэдисон договорился с советским консулом Евгением Бажановым о товарищеском матче… Мэдисон думал про себя: “Выберемся ли мы из этой ситуации так, чтобы не разрушить отношения с СССР? Ведь эти русские, наверное, начали играть в футбол еще в своих колыбелях! Что об этом матче подумает ФБР? А как отреагирует ФИФА, с которой мы не проконсультировались?”.

Но пути назад уже не было. Назначена дата. Выбран приличный стадион «Бюргесс парк» в городе Менло-Парк, что в черте зоны, за пределы которой советские дипломаты из-за каких-то странных махинаций госдепартамента не могут выезжать. Русские будут, конечно, в красной форме, команда AYSO – в белой.

День игры стремительно приближался, а американских игроков продолжали терзать страхи. ЦСКА недавно прошел через оборону сборной США словно нож сквозь масло. Киевское «Динамо» предстало во всем блеске своего мастерства, когда несколько лет назад противостояло команде «Окленд Клипперс». Может быть, игроки генконсульства старше и опытнее нас? Моложе и в лучшей физической кондиции? Более сыгранны, чем американская команда? Неужели уже к перерыву мы будем посрамлены? Не случится ли так, что неправильный штрафной из-за мнимой игры рукой разрушит переговоры по разоружению между Москвой и Вашингтоном? Кто знает, возможно, русские задавались перед игрой подобными вопросами?

Но вот настал великий день… Мяч введен в игру. Она получилась живой, равной и очень дружественной. После игры пиво, водка… Наверное, футбол в самом деле иногда способствует международному взаимопониманию.

Ах, да, какой счет, спросите вы? 4:3 в пользу AYSO.

И пока даже не появились люди из ФБР»[5 - Soccer-America. 1974. April 16. Р. 5.].

Чем дольше находились мы в Калифорнии, тем больше удивлялись, какое количество народа играет в европейский футбол! И это число росло из года в год. Многим импонировало, что эта игра не требует больших затрат на экипировку. И все же поклонников «соккера» оставалось на несколько порядков меньше, чем тех, кто развлекался американским футболом, бейсболом, баскетболом. От обывателя в те годы можно еще было услышать бурчание относительно того, что игра в европейский футбол отдает «снобизмом», «низкопоклонством» перед заграницей.

На спортивных общественных комплексах Сан-Франциско вовсю играли в баскетбол. Я и еще один сотрудник генконсульства частенько присоединялись к местным любителям. Молодые люди произвольно делились на команды и соревновались до достижения определенного счета. Проигравшие выбывали, их сменяла другая команда, которую подбирал человек, предварительно занявший очередь. Он мог пригласить и кого-то из только что проигравших матч.

Наш уровень мастерства не уступал среднему, но если в рядах соперников играли негры, то мы тушевались. Удивительное дело, но буквально каждый из них демонстрировал виртуозную технику и головокружительную прыгучесть.

Сражались мы и в теннис – занимали очередь на общественных кортах и разыгрывали между собой партию, после чего уступали место следующей паре. Впрочем, кортов в округе было столько, что зачастую не возникало никаких очередей: входи на пустующий корт и играй. При этом поражало то, что муниципальные власти поддерживали и корты, да и общественные спортивные комплексы в целом, в самом образцовом порядке: спозаранку, еще до восхода солнца, их чистили и скоблили служащие. Подметали, стригли траву, поливали газоны, восстанавливали разметку, натягивали сетки.

Кипела спортивная жизнь и на океанском берегу: сотни молодых людей облачались в резиновые трико и мчались на досках по бурному пенистому прибою. Рядом с высоких скал слетали люди с крыльями – дельтапланеристы.

Другие устремлялись в настоящие горы, Сьерра-Невада, где функционировали многочисленные горнолыжные базы. Однажды знакомые отвезли нас на одну из самых знаменитых баз, Скво-Вэлли. В 1960 году там прошла зимняя Олимпиада, за которой я, еще будучи подростком, с замиранием сердца следил с помощью радио и газет. С тех пор название «Скво-Вэлли» воспринималось мной как нечто легендарное, связанное с великими событиями прошлого.

В дорогу запаслись цепями для колес, так как ожидались снегопад и гололед. Но цепи не понадобились. Действительно, шел сильный снег, но соответствующие службы мгновенно очищали шоссе и растапливали лед. Ехали в высоких горах, но никаких неудобств не испытывали, машина плавно неслась на высоких скоростях, словно по треку. За все годы пребывания в США, кстати, мы так ни разу не прибегли к цепям, хотя не раз пересекали в студеную зиму Сьерра-Неваду и другие высокогорные районы.

Скво-Вэлли предстал симпатичным населенным пунктом в долине, окруженной величественными снежными вершинами. Самая высокая из них называлась «Сибирь». Поразили размах горного курорта (отели, частные виллы, рестораны, развлекательные центры) и большое количество туристов. Горнолыжная экипировка стоила приличных денег, и тем не менее Скво-Вэлли наряду с другими базами заполнялся в зимний сезон до отказа. По улицам двигался сплошной поток людей всех возрастов в разноцветных костюмах с лыжами за плечом. У подъемников выстраивались длиннющие очереди.

Наши друзья катались всю субботу напролет, а мы с Наташей лишь наблюдали за происходящим. Я не то что на горных, на равнинных лыжах не очень умел кататься. В Сочи, где прошло детство, снег выпадал пару раз за зиму и тут же таял. Воспринимался он как большая диковинка, вызывал всеобщий восторг. В момент снегопада в школах даже отменяли занятия, чтобы дать детям позабавиться. Школьники высыпали на улицу, лепили из мокрого снега снежки и швыряли в прохожих. Никто не обижался, горожане от мала до велика впадали в состояние эйфории от такого чуда природы. Позднее, уже будучи студентом в Москве, я порой пытался себе представить, что было бы, если бы москвичи начали пулять друг в друга снежками где-нибудь на улице Горького или у входа в ГУМ.

В Москве я впервые наяву увидел лыжи и вскоре вынужден был прикреплять их к своим ботинкам. Нас, студентов, повезли в парк Сокольники сдавать зачет по лыжному кроссу. Преподаватель физкультуры велел сделать круг по лесу и вернуться к исходному рубежу. Вместе с общей группой я ушел со старта, но вскоре упал. Пока поднимался, стряхивал с себя снег, товарищи по лыжне скрылись из вида за деревьями.

Возобновил бег, но упал опять. Понял, что до финиша не дотяну, и решил пересечь лес по диагонали, чтобы сразу оказаться на финишной прямой. Снял лыжи, взял их под мышку и моментально провалился в глубокий снег. Не знал, что по заснеженному лесу без лыж не пройдешь. Но выхода не было, пришлось продираться по пояс в снегу к заветной прямой.

Спустя какое-то время я потерял ориентир и уже не знал, в каком направлении продолжать движение. Но тут заметил лыжню, по которой ко мне приближались две девушки. Шли они классно, быстро и красиво. Поравнявшись, остановились. Это были однокурсницы. Помогли надеть лыжи и проводили до финиша, где нас уже минут двадцать ждали преподаватель и все остальные студенты. Одну из спасительниц звали Наташа. Она-то впоследствии и стала моей женой. Но лыж я с тех пор чурался. Наташа становилась на них лишь изредка. С гор же она никогда не спускалась.

Для занятий спортом калифорнийцам необязательно было ездить в горы или добираться до океанского берега. В большинстве домов, и личных, и многоквартирных, имелись бассейны. Некоторые граждане проводили в них дни напролет. Плавали и ныряли, а затем загорали, читали, писали рядом с водоемом. Советским людям все это было в диковинку, ибо в Москве, например, в те времена функционировали лишь два городских бассейна. О личных никто и не мечтал (за исключением, быть может, высшего начальства).

Еще одной диковинкой воспринимались нами фитнес-центры. По неопытности и наивности мы вляпались с одним из них в неприятную историю. Получаем по почте приглашение посетить фитнес-центр в качестве почетных гостей. Что скрывается за этим названием, не имеем ни малейшего представления. Вначале думали, что речь идет о закрытом клубе, где выпивают и эпикурействуют. Приготовили вечернюю выходную одежду и только буквально в последний момент узнали, что такое фитнес-центр на самом деле. Решили позвать с собой коллег из генконсульства, любящих спорт. На призыв откликнулись представители технического состава, с которыми я играл по выходным в футбол.

Наша шумная компания в количестве десяти человек ввалилась в фитнес-центр. Охранник у входа лишь разинул рот от удивления. Опомнившись, поинтересовался: «Вы члены фитнес-центра?». Спутники английского не знали, поэтому я ответил за всех, что мы – по приглашению. В этот момент навстречу вышел улыбающийся менеджер и, узнав, откуда мы, великодушно провел советских гостей по спортзалу, порекомендовал попариться в сауне.

Вначале мы упражнялись на замысловатых снарядах, которых никогда прежде не видели: дорожки для бега на месте, наклонные плоскости с эспандерами, центрифуги. Подустав, перешли в сауну, где ребята распили принесенную с собой водку и начали горланить песни.

Сотрудники центра нервничали, но шум терпели. Одновременно один из тренеров начал уговаривать меня вступить в члены фитнес-центра. Снял метрические данные: рост, вес, объем талии и пр. Объяснил, как следует тренироваться, чтобы улучшить фигуру, сбросить лишний вес, повысить функциональные показатели.

Через несколько дней получаю из центра счет на 350 долларов. В счете указано, что я должен оплатить членские взносы за год. Решил, что произошло недоразумение, счет проигнорировал. Но вскоре раздается телефонный звонок. Представитель фитнес-центра интересуется, когда долг будет погашен. Отвечаю, что не собираюсь вступать в члены. Голос по телефону возражает: «Вы уже вступили в наши ряды. Осталось только выполнить финансовые обязательства».

Целые полгода менеджмент фитнес-центра атаковал меня требованиями «погасить задолженность». Поскольку я не поддавался, зазвучала угроза подать в суд. Парировал аргументами о своем дипломатическом иммунитете. В конечном счете меня оставили в покое. Но с тех пор я обходил все фитнес-центры стороной и немедленно выбрасывал в мусорник любое приглашение посетить бесплатно, в качестве «почетного гостя», какое-то коммерческое заведение или мероприятие. Привычка выручает и в сегодняшней Москве, где подобные «халявные» зазывания тоже стали нормой.

Сравнивая нынешнюю ситуацию в России и США, надо отметить, что за океаном фитнес-центры давно уже стали доступными самым широким слоям населения, а у нас ими пользуется лишь узкая прослойка богатых. Гораздо большее число людей вовлечено в Америке в игру в гольф и сквош, горный туризм.

Уже в 1970-е годы очень многие американцы начали считать калории: сколько потребляется и сколько расходуется. Мы, кстати, именно в Сан-Франциско впервые в жизни узнали о важности такого подсчета и сами занялись им. Я начал бегать по утрам, ограничивать себя в еде. Нельзя сказать, что мы превратились в фанатов этого дела, аскетов. Но определенную культуру регулярного занятия спортом и питания приобрели под влиянием американской среды. Такая культура позволяет гражданам США меньше болеть и дольше жить, чем россиянам.

Хотя и в Америке до идеала далеко. Достаточно вспомнить, что бывший президент Билл Клинтон, несмотря на сравнительную молодость (57 лет) и многолетнюю привычку бегать по утрам, перенес в 2004 году серьезную операцию на сердце. Врачи объясняют болезнь Клинтона тем, что он любит жирную пищу и никогда в ней себе не отказывал.

В последние годы в США бросается в глаза большое число безобразно толстых людей. В чем дело? Увлечение дешевой, «пластиковой» пищей «Макдоналдсов»? Засоренность многих продовольственных изделий некачественными пищевыми добавками? Однозначного объяснения нового феномена не дается. Некоторые специалисты считают, что ожирение детей – следствие использования матерями противозачаточных средств.

В прошлом американцы, да и многие другие иностранцы, от французов до китайцев, подхихикивали над полнотой наших женщин. Сейчас россияне смеются над пузачами-американцами. Правда, статистика свидетельствует, что и в США, и в России 2/3 населения страдает от избыточного веса.

Статистика показывает также, что, несмотря на наблюдавшееся нами в Калифорнии обилие спортплощадок и упражняющихся, большинство американцев все же, вступив в зрелую пору жизни, не жалует физкультуру вниманием. И некоторые при этом живут долго. Мы не раз слышали от знакомых из-за океана насмешливые ремарки типа: «всякий раз, когда мне хочется размяться, я ложусь на кровать и валяюсь на ней, пока безумное желание не улетучится»; «единственное упражнение, которое я делаю, – тянусь за второй порцией мартини»; «я упражняюсь лишь в тех случаях, когда на похоронах несу гроб очередного приятеля, активно занимавшегося спортом».

Почему же американцы по достижении зрелого возраста забрасывают спорт и физкультуру? Объясняется этот феномен рядом причин.

Первая – психологическая. Гражданин США с детства приучен к мысли, что достойные, «королевские» виды спорта – это футбол, бейсбол, баскетбол и хоккей. Но после тридцати лет ими по-настоящему не позанимаешься, вот люди и забрасывают физические упражнения.

Вторая причина заключается в том, что спортивные программы в учебных заведениях ориентированы на организацию зрелищных мероприятий, а не на физвоспитание подрастающего поколения. Большинство учащихся не участвует в постановке этих зрелищ (футбольных матчей и т. д.) и, как следствие, не вырабатывает вкуса и привычки заниматься физкультурой.

Те же ребята, которые достигли в университетские годы спортивных вершин, отходят от спорта, как только начинают ощущать снижение собственных кондиций. Им неприятно проигрывать.

Как это ни покажется странным, но жалуются в США и на то, что местные власти не желают тратить деньги на спортивные сооружения для населения. Средства, мол, «вбухиваются» в супердорогие стадионы для профессиональных команд, а о теннисных кортах, баскетбольных площадках никто и не вспоминает. К тому же, детям не прививают осознание важности физических упражнений, привычку к ним. В итоге, дескать, в Англии, Германии, Голландии и во многих других странах взрослое население ведет гораздо более активный образ жизни, чем в США. Американцы якобы находятся где-то в середине мирового рейтинга по этому показателю.

В сравнении с СССР и сегодняшней Россией, однако, ситуация с общественными спортивными комплексами и с числом занимающихся физкультурой выглядела и выглядит в США весьма неплохо. Более того, как я уже пытался сказать выше, эта ситуация нас, советских дипломатов, глубоко впечатляла в 1970-е годы.

Попав в США, я заинтересовался детско-юношеским спортом. Сам с ранних лет увлекался различными видами, и хотелось сравнить реальное положение дел в этой области в двух странах. Оказалось, что в чем-то оно совпадало, а в чем-то существенно расходилось. Но главное – и здесь, и там спорт принимал в свои объятия все-таки немалое число подростков.

В Сочи спорт подразделялся на «дикий» (самодеятельный, дворовой) и организованный (в общеобразовательной школе, а также в секциях детской спортивной школы – ДСШ и спортивных обществ). Для меня все началось с «дикого» футбола. Мальчишки из нашего трехэтажного дома и соседних хибар собирались в Лесном переулке и часами гоняли мяч. Вскоре появился соперник – сверстники с расположенной неподалеку Малой Приреченской улицы. Игры проводились поочередно в нашем переулке и на их улице. Оба «поля» представляли собой немощеную, всю в пыли и камнях, проезжую часть. Ворота обозначались двумя булыжниками. Мяч использовали резиновый, с пупырышками. На кожаный не хватало средств, да к тому же он быстрее стирался бы на упомянутом выше «газоне».

К играм с малоприреченцами мы относились как к принципиальным, серьезным сражениям. Накануне я, бывало, не мог заснуть, так волновался. Соперники рисовались в сознании как грозные «псы-рыцари», с которыми дружины Александра Невского сошлись в смертном бою на льду Чудского озера. Я даже не знал имен игроков чужой команды, и их лица казались мне одинаковыми.

Бились мы до полного изнеможения, возвращаясь домой в ссадинах, синяках, кровоподтеках. Когда выигрывали, почти безумели от счастья, поражения же приводили нас в глубокую депрессию, растягивавшуюся порой до следующего матча. Я по собственной инициативе вел таблицу, фиксируя не только даты и счета игр, но и состав нашей команды, авторов голов. Ребята за это дразнили меня «чернильной душой», но в таблицу порой заглядывали.

Со временем пыльные «поля» перестали всех устраивать. По ним, помимо всего прочего, иногда проносились машины, а по воскресеньям в Лесном переулке устраивалась барахолка. Мы перенесли игры на так называемый аэродром.

По другую сторону реки Сочи располагалось огромное поле. В прошлом оно использовалось для взлетов и посадок небольших самолетов, прозванных в народе «кукурузниками». В наше время самолеты появлялись там редко, и зимой поле переходило в распоряжение ведущих футбольных команд страны, проводивших предсезонный сбор на юге. Одновременно на «аэродроме» могло тренироваться сразу с десяток команд.

После отъезда мастеров «аэродром» начинал зарастать сорняками, но оставались прогалины, там мы и стали гонять мяч. Однако наслаждаться почти настоящим футбольным газоном довелось недолго. На «аэродроме» появлялись шайки подростков, которые жгли костры, пили и играли в карты. Какое-то время они на нас не обращали внимания, но однажды предложили сыграть в футбол. Мы с малоприреченцами выставили объединенную команду, которая легко переиграла соперников. Те немедленно полезли в драку, им на подмогу бросились члены других шаек. У некоторых в руках были палки, блеснули на солнце и лезвия ножей.

Больше на «аэродром» мы не ходили, тем более что вскоре в этом отпала надобность. Почти все игроки нашей команды записались в футбольную секцию ДСШ. Занятия проводились на единственном стадионе города, который был расположен в десяти минутах ходьбы от нашего дома и рядом с главным пляжем – Ривьерским.

Тренировал юных футболистов Петр Исаевич Гаврилов (будучи греком, позднее он сменил фамилию на Гаврилиади). Это был настоящий энтузиаст своего дела, жесткий, крикливый, но любивший мальчишек и футбол до беспамятства. Он пользовался непререкаемым авторитетом у подопечных и воспринимался как величайший знаток футбола. Я и сейчас вспоминаю его как тренера с большой буквы, и порой мне кажется, что, возьми Петр Исаевич футбольную сборную России в свои руки, она заиграла бы.

Петр Исаевич опытным взглядом сразу разбил новобранцев на два состава, первый – лучший, второй – похуже. Организовал двустороннюю игру, а затем стал дотошно вдалбливать в мальчишеские головы азы футбола. Учил останавливать мяч, пасовать, обводить, бить, открываться. Вскоре двум детским составам разрешили сыграть между собой укороченный (15 мин) показательный тайм перед встречей взрослых команд. Стадион был забит до отказа. Из кабинета директора, расположенного на верхнем этаже башни, за событиями на поле наблюдали и мои родители.

Я играл левого полусреднего, и лишь раз до меня дошел мяч. Ткнул его перед собой и помчался по левому флангу. Мчался недолго, мяч защитники отобрали. Отец дома подшучивал над моей невыразительной игрой. Я был очень расстроен, но на следующее утро прочел в местной газете хвалебное описание нашего поединка. «Зрители увидели на поле, – писала газета, – будущих мастеров отечественного футбола».

Я пришел в восторг. Оказывается, мы все-таки здорово играем в футбол и у нас блестящее спортивное будущее! И, действительно, кое-кто из моих ровесников впоследствии сделал неплохую карьеру. Сосед по дому и приятель Володя Морданёв, например. Он с самого начала выделялся в дворовой команде, играл технично, красиво, с этаким стрельцовским чувством превосходства. Из юношеского футбола Володю пригласили в команду мастеров. Просматривали его даже в московском «Спартаке» и наверняка оставили бы в команде, если бы не пристрастие парня к спиртному.

Другой сверстник, Джемал Силагадзе, закрепился-таки в столичном «Спартаке» и несколько лет выходил на поле за основной состав. В детстве его мастерство представлялось мне, да и не только мне, просто божественным. Отнять у Джемала мяч было невозможно, бил он точно и мягко, словно бросал рукой, в скорости ему тоже не находилось равных.

В моем сознании Джемал с сочинских времен оставался кудесником под стать лучшим бразильским игрокам, чьи имена гремели в конце 1950-х – начале 1960-х годов на весь мир: Диди, Вава, Гарринча, Пеле. Но когда я увидел Силагадзе по телевизору в рядах «Спартака», понял, что детские восторги были все-таки преувеличенными. Смотрелся он на фоне лучших мастеров СССР середнячком.

Что касается меня, то я из футбольной секции ДСШ ушел. Надоело сидеть в запасе, да и появились другие увлечения. Но в школе продолжал гонять мяч. Играли мы на баскетбольной площадке перед школой. Опоры баскетбольных щитов служили воротами. Бегали прямо в обычной одежде, пачкая ее до безобразия. Но это еще полбеды. Хуже было то, что рядом с баскетбольной площадкой шла асфальтированная дорожка в здание школы. Как только там появлялась очередная учительница, мяч по какой-то необъяснимой причине летел (словно управляемая ракета) в ее сторону и обязательно находил голову дамы. Особенно доставалось молоденькой учительнице литературы. Как минимум 5–6 попаданий в нее до сих пор стоят у меня перед глазами, причем дважды эти «мастерские» удары наносил лично я.

Разгневанное школьное начальство немедленно накладывало запрет на футбольные баталии. Тогда мы перемещались в холл на втором этаже школы, куда выходили классные комнаты. Играли теннисным мячиком, он тоже резво летал и поражал самые неподходящие цели: окна, люстру, нижнюю часть спины завуча. После очередных репрессалий перешли с теннисного мяча на яблоки, огрызки от яблок, спичечные коробки.

Кроме такого своеобразного мини-футбола практиковали и совсем уж экстремальные виды «спорта». Первым был так называемый жучок. Один из школьников становился к остальным спиной, заводил за спину руки и раскрывал прижатые друг к другу ладони. Кто-нибудь из игравших бил по ладоням и все, подняв вверх большой палец правой руки, начинали жужжать. Получивший по ладоням должен был догадаться, кто его обидчик. Если отгадывал, то уступал опознанному свое место на «эшафоте».

На первых порах, как и положено, удары по ладоням ладонями и наносились. Но постепенно стали бить ногами, портфелями и всем чем попало, при этом устраивая между собой потасовку за право нанести удар. Таким образом, «жучок» выродился в очень вольную борьбу с участием одновременно 12–15 юношей. Доигрались мы до того, что раскрошили угол стены в классной комнате. Но не испугались содеянного, а, наоборот, принялись разламывать стену дальше.

Кончилось все тем, что учителя заперли нас в школе и держали до тех пор, пока туда не потянулись обеспокоенные родители. Их и заставили ремонтировать стену. Но мы так и не угомонились, выдумали себе новое развлечение.

Как только звенел звонок на перемену и учитель покидал класс, выпроваживали оттуда девчонок и затевали игру в «ловитки». Один гонялся за остальными, чтобы дотронуться до кого-то («запятнать») и передать «запятнанному» роль ловца. Бегали не только по полу, но и по учительскому столу и партам, переворачивая их со всем содержимым. Когда перемена заканчивалась, класс выглядел как поле битвы. Пол был усыпан разорванными учебниками и тетрадями, растерзанными портфелями, раздавленными ручками. Парты лежали на боку или вообще находились в перевернутом состоянии.

Как-то учитель, войдя в класс и увидев этот омерзительный погром, заметил: «Осталось только пройтись по потолку». Уже на следующей перемене данный трюк был проделан. Товарищи подняли меня и я, надев на руки туфли, сделал отчетливые отпечатки подошв на отштукатуренном потолке.

Это явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения администрации. Наш класс лишили комнаты. Мы стали кочевать: когда тот или иной класс отправлялся в кабинет физики, химии или ботаники, мы занимали его комнату. Такой порядок сохранялся довольно долго, но в конце концов нас простили и вернули нам постоянную классную комнату.

Выплескивали адреналин и другими выходками. Володя Сафаров, сын очень уважаемого педагога, а позднее ответственной сотрудницы сочинского Горисполкома, любил швырять предметы мебели в окно. Однажды пущенный им стул чуть не попал в проходившего внизу чертежника. В следующий раз Володя кинул чем-то в плафон над учительским столом. Плафон треснул, но продолжал висеть. А на уроке черчения взял и развалился. И опять наш чертежник лишь чудом остался невредимым. В довершение всего этот тихий и безобидный человек был однажды забрызган чернилами. Он явился на урок в белом костюме и, как только повернулся лицом к доске, кто-то стряхнул на него авторучку.

И чертежник, и остальные учителя периодически подвергались и другой пытке: класс начинал мычать и мычал до тех пор, пока педагог не выбегал вон. Самое же садистское мероприятие предназначалось завучу школы, строгому и, как нам казалось, вредному пожилому дядьке. Он имел обыкновение ставить оценки с минусом и, как следствие, заработал кличку «Минус». У завуча не было левой руки, он ходил с пустым рукавом, вставленным в карман пиджака. Так вот, когда «Минус» входил в комнату, чтобы преподать урок географии, юношеская часть класса встречала его с пустым рукавом рубашки, кофты или пиджака.

Сейчас все эти проделки вспоминаются как дикие мерзости, а тогда… Тогда мы просто веселились. И не только в школе, но и в собственном доме. В один прекрасный день мальчишки решили сыграть в чапаевцев. Накинули на манер бурок на плечи плащи, вооружились деревянными саблями, как только стемнело, высыпали во двор и принялись рубить зеленые насаждения. А насаждения были там замечательные: сливовые, персиковые, черешневые, хурмовые, гранатовые деревья, банановые пальмы, хризантемы, гладиолусы, розы.

Все порубили, а когда проснулись, то увидели, что по двору, превратившемуся в свалку веток, листьев, плодов, цветов, рыскает большая группа милиционеров и людей в штатском. Найти виновников побоища им так и не удалось.

Экстремальные забавы увлекали и наших сверстников. Как-то родители взяли меня с собой в гости к директору санатория, расположенного в районе, называвшемся Новые Сочи. Пока взрослые обедали, мы с сыном хозяина и его приятелями пошли погулять. Не успели углубиться в рощу, как оттуда в нас полетели булыжники. Мы прижались к земле, отползли в овраг и принялись оттуда «отстреливаться» такими же булыжниками. «Перестрелка» продолжалась с полчаса, к счастью, никто из нас не пострадал. Что касается противной стороны, то об их возможных потерях мы информации не имели. Мне же товарищи по «команде» потом разъяснили, что подобные «состязания» между ними и мальчишками из соседнего квартала происходят регулярно.

В общеобразовательной школе подрастающему поколению прививались более цивилизованные формы физкультуры и спорта. По утрам в школьном дворе устраивалась гимнастика. Под музыку, с инструктором и прямо в обычной одежде. Дети не столько разминались, сколько обменивались новостями, подшучивали друг над другом. Мальчишки дразнили девчонок.

Уроки физкультуры проходили серьезнее. Нас обучали навыкам различных видов спорта. Не обходилось без травм. Я, прыгая через гимнастического «козла», сломал руку. В другой раз учитель физкультуры Леонид Михайлович заставил меня боксировать с ним на глазах у всего класса. Мужчиной он был крупным и сильным, и когда я раздразнил его дерзкими наскоками, перешел в мощное контрнаступление, обрушив на меня град ударов. Я устоял, но долго потом приходил в себя.

Особое место в спортивной жизни школы занимал баскетбол. Именно в этом виде спорта учебные заведения города состязались наиболее регулярно и страстно. Правда, интересовались соревнованиями далеко не все. Из учительского состава, кроме физрука, о них почти никто и не догадывался. В стороне оставались родители. Но зато мы, ребята, отдавались баскетболу с головой. Болели же за нас одноклассницы.

В средних классах (с пятого по восьмой) мы со сверстниками еще не могли участвовать в городском первенстве. Поэтому устраивали поединки между собой – на всю площадку или одно кольцо, оттачивали мастерство с помощью специальных игр («минус пять», «усы» и т. п.). Периодически вызывали «на дуэль» сверстников из других школ. И болели за старших товарищей, защищавших честь школы на городском первенстве.

Я с удовольствием следил за действиями многих баскетболистов, видя в них больших мастеров. Особый восторг вызывала команда школы № 2. До сих пор помню все фамилии ее игроков и не могу избавиться от их восприятия детскими глазами. С тех пор я повидал в действии всех баскетбольных «звезд» планеты нескольких поколений, но все равно сборная сочинской школы № 2 начала 1960-х годов представляется мне самой классной, элегантной.

Ребята из этой команды запомнились еще как чистенькие, аккуратненькие и очень интеллигентные. Более породистые, чем все остальные в нашем городе. Но даже в такой компании выделялся паренек, поджарый, загорелый, прекрасно одевавшийся, а главное, замечательно игравший. Фамилия его была Аполлонов, и я его воспринимал как настоящего баскетбольного бога. В памяти осталось, что он бросал в корзину без промаха, виртуозно проходил под кольцо сквозь любую защиту, отдавал филигранные пасы.

Как-то в товарищеском матче со сборной школы № 2 на их площадке с потрескавшимся асфальтом и допотопными щитами я отличился: забросил соперникам чуть ли не два десятка мячей, и мы выиграли. После игры удивленный Аполлонов заметил в мой адрес: «Сильный игрок, выиграть у такого на первенстве города будет непросто!».

От похвалы кумира впал в эйфорию, которая, впрочем, продолжалась недолго. Уже следующий матч с другим, более слабым, соперником я провалил. Такие перепады в уровне игры были для меня типичны. Порой действовал на площадке столь удачно, что чужие тренеры и игроки наперебой пророчили мне большое баскетбольное будущее. Но за каждым хорошим выступлением, как правило, следовала череда бесцветных, откровенно слабых. Главная же беда заключалась в том, что сбои приходились на самые важные матчи.

В старших классах у нас сложилась неплохая команда, но мы так ни разу не сумели выиграть первенство города. Хотя очень хотели и очень старались. Однажды почти добрались до цели. В остром полуфинале уступили сильной команде школы № 7, но смогли доказать, что за соперника выступил игрок, чей возраст превосходил допустимый лимит. Чтобы выяснить истинный возраст парня сходили даже в городской ЗАГС, отыскали там запись о дате его рождения.

Нашу команду после длительных разбирательств пропустили в финал. Готовились к нему как к решающему матчу на кубок планеты. Тренировались с утра до вечера, шлифовали технику, отрабатывали тактику, повышали физические кондиции. Настраивались психологически. В частности, по совету одного знатока часами смотрели на деревья и кусты – зеленый цвет якобы способствовал расслаблению нервной системы.

Но все старания оказались напрасными. В присутствии 20 девочек из нашей школы и примерно такого же количества болельщиков со стороны соперников команде уже упоминавшейся школы № 2 мы крупно продули. Меня мяч не слушался совсем и даже из-под кольца умудрялся не попадать.

И тем не менее в баскетбол я играл все школьные годы. Какое-то время посещал баскетбольную секцию ДСШ. Пару раз выступил за сборную города. Но из секции ушел, когда тренер вознамерился с моей помощью решить квартирный вопрос. Стал просить, чтобы я повлиял на отца, в то время председателя сочинского Горисполкома, т. е. мэра.

Из баскетбольной секции перешел в легкоатлетическую, тем более что меня туда уже давно зазывали два приятеля по дому, которые самозабвенно и довольно успешно занимались этим замечательным видом спорта. Наблюдая, как один из соседей стремительно бежит стометровку, а второй элегантно прыгает тройным, я все более заражался желанием пойти по их стопам.

Помог случай. На очередном школьном первенстве города меня заявили бежать дистанцию 400 метров. Никогда ее не бегал, но раз физрук сказал надо, значит надо. В конце концов, что такое какие-то 400 метров, когда за одну игру в футбол или баскетбол я набегал с десяток километров!

И вот старт. Раздался выстрел стартера, побежали. Я сразу набрал полную мощь и резко вырвался вперед. К середине дистанции опережал соперников уже метров на двадцать. Позднее узнал, что шел с превышением графика рекорда Краснодарского края. Тренеры и немногочисленные болельщики на трибунах обомлели: никак в городе рождается новая «звезда»!

Но тут я почувствовал, что силы быстро меня оставляют. Дыхание сбилось, перед глазами поплыли темные круги. Окончательно добили крики физрука из школы № 8, нашей соперницы, Сергея Федоровича. Он начал громко скандировать своим зычным и хриплым голосом: «Он нажрался, догоняйте! Он нажрался, догоняйте!». И скандировал негодник до тех пор, пока меня, действительно, не догнали.

Раздосадованный неудачей, я решил заняться легкой атлетикой всерьез. Записался в легкоатлетическую секцию ДСШ. Тренеры (их в секции было двое) рекомендовали взять курс на десятиборье, телосложение, мол, подходило. Но я увлекся только тремя видами и почти исключительно ими занимался – прыжки в высоту, тройной, толкание ядра. Тренировок в секции не хватало, и я продолжал муштровать себя во дворе собственного дома.

Там была песочная площадка, в середине которой росла красивая ива. В детстве мы с приятелями строили на площадке песочные замки. Теперь же стали использовать «песочник» для толкания ядра. Отступали от края площадки на максимально возможное расстояние, до кустарников, и пускали снаряд в песок. Занятие это было рискованное. Между «песочником» и кустарником пролегала центральная аллея, ведущая к дому. По ней постоянно кто-то шел, рискуя получить ядром по голове. Слава богу, такого ни разу не случилось, но зато ядро, словно заколдованное, регулярно угождало в ствол ивы. Некоторые из соседей поднимали шум, требовали прекратить «хулиганство». Но мы продолжали швырять ядро и со временем так натренировались, что снаряд стал вылетать за пределы «песочника» и дробить асфальт с другой его стороны.

Там же, у «песочника», практиковались в прыжках в высоту, выполняли различные упражнения – отжимались от земли, запрыгивали на скамейки, предназначенные для сидения старушек. Нашли где-то ржавую штангу. Стали поднимать ее. Я так наловчился, что мог выжать штангу 50 раз, больше, чем взрослые дядьки, которые порой решались посостязаться с нами. Наслаждаясь своей мощью, на глазах у соседей и прохожих толкал снаряд одной рукой.

Начинал тренировки ранним утром, иногда с напарником, чаще один. Бегал, прыгал, бряцал штангой, толкал ядро. После школы продолжал тренировки уже всегда в компании. А вечером, когда наступала темнота, бежал с кем-то из приятелей на городской стадион. «Наматывали» там круги, а затем бегом же возвращались домой.

В школе тоже не забывал о легкой атлетике. Временами увлечение ею отодвигало на задний план футбол и баскетбол. На всех переменах, и особенно в дни практики на сочинской мебельной фабрике, мы с одноклассниками состязались в прыжках в длину. Помимо одинарного и тройного прыжков, выдумали двойной, четверной, пятерной и даже десятерной. Почти по всем этим видам я стабильно занимал второе место (после непобедимого долговязого Бориса Пантелеймонова). И очень гордился своими результатами.

Перед глазами у меня постоянно стоял образ мальчика-шотландца из фильма «О’Рейли». Посмотрел эту кинокартину, наверное, раз десять и до сих пор помню ее почти наизусть (удивительно, что в своей взрослой жизни я пока не встретил ни одного человека, который знал бы об этом столь мне полюбившемся фильме). Так вот о фильме. В шотландской горной деревушке растет мальчик по имени О’Рейли. Как-то ему в руки попадает рекламная брошюра, автор которой предлагает систему физической подготовки юного поколения. О’Рейли вступает в переписку с автором и на основе его инструкций начинает тренироваться: бегать, прыгать, метать камни и палки в живописных шотландских горах.

Проходят годы и О’Рейли вырастает в мощного, великолепно сложенного юношу, который начинает специализироваться на метании молота. Он едет в далекий Мельбурн на Олимпийские игры и становится там чемпионом по метанию молота. Счастливый стоит О’Рейли на пьедестале почета, а его седой учитель сидит в своем шотландском доме и по радио слушает реляцию о триумфе ученика. Слезы текут по стариковским щекам.

По примеру О’Рейли я приобретал брошюры, предлагавшие различные системы физического воспитания, и пытался следовать им. Принимался качать мышцы по программе культуристов (то, что сейчас называют бодибилдингом), старательно выполнял наставления самоучителя по самбо.

Помимо О’Рейли, меня вдохновляли, конечно, и советские чемпионы. Я слушал радиорепортажи о международных состязаниях, зачитывался газетными и журнальными статьями о них. «Советский спорт» и «Футбол» были тогда очень дефицитными изданиями, приходилось часами метаться по городу в поисках экземплярчика. Особое удовольствие доставляло мне посещение кинотеатра хроникально-документальных фильмов, где регулярно крутили ленты о победах советских спортсменов на Олимпийских играх в Риме (1958) и Токио (1962), на первенствах мира. Я со слезами на глазах наслаждался триумфом прыгуна в высоту В. Брумеля, стайеров В. Куца и П. Болотникова, прыгуна тройным В. Санеева и других корифеев отечественного спорта. По ночам, после таких просмотров, мечтал о собственных достижениях.

На землю меня вернули ребята из юношеской сборной РСФСР по легкой атлетике. Они проходили весенний сбор в г. Сочи и на это время их определили к нам в класс на учебу. В первую же перемену мы предложили новичкам посостязаться в прыжках в длину с места – одинарным, двойным и проч., по обычной нашей программе.

Сначала прыгнул одинарным я, приземлившись в районе личного рекорда. Борис Пантелеймонов тут же перекрыл мой результат сантиметров на пять. Остальные из наших прыгнули намного хуже. Но вот дошла очередь до членов сборной РСФСР. Первый же из них улетел сантиметров на сорок дальше, чем Пантелеймонов. Причем сделал это легко, без напряжения. Его коллеги по команде приземлились один за другим еще дальше.

В двойном прыжке преимущество сборников стало еще более ощутимым, а когда дело дошло до десятерного прыжка, наше отставание превратилось просто в позорное. Словно мы, лилипуты, пытались тягаться с гулливерами.

Вскоре моя гордость подверглась новому испытанию. В нашем классе учился симпатичный парень Валера Песчанко, который всерьез занимался тогда еще экзотическим для советских людей большим теннисом. Он часто ездил на сборы и соревнования, вышел на всесоюзный уровень, о нем заговорила пресса, даже центральная. На учебу у парня сил и времени хватало, а вот в спортивных забавах с одноклассниками он практически не участвовал. Но однажды все-таки согласился выступить за школу на первенстве города по легкой атлетике. И не только стал чемпионом, но и с ходу установил городской рекорд. Я и коллеги-прыгуны были посрамлены человеком, который первый раз в жизни участвовал в соревнованиях по нашему виду спорта и плохо владел техникой прыжков. Именно тогда я понял, что чемпионом в легкой атлетике мне стать просто не дано.

Были в моем окружении и другие по-настоящему талантливые ребята. Особенно выделялся Володя Дутов, который почти наравне с Валерием Песчанко играл в большой теннис, а заодно был одним из лучших в городе юных футболистов и баскетболистов. Кажется, он еще прекрасно плавал, играл в волейбол, настольный теннис.

В какой-то момент парень перевелся к нам в школу, и наша баскетбольная дружина моментально превратилась в грозу авторитетов. Мы уже было всерьез нацелились на городское чемпионство, но Володя опять поменял школу. Встретил его много лет спустя во время отдыха в элитном санатории «Сочи». Я уже был дипломатом со стажем и ответственным сотрудником ЦК КПСС, но чувство преклонения перед Дутовым, даже комплекса неполноценности в отношении его, у меня оставалось.

Как оказалось, Володя работал инструктором санатория по теннису. Каково же было мое удивление, когда я почувствовал, что он стесняется меня, робеет в моем присутствии. Пытался расслабить его, говорил ему комплименты, воздавал хвалу его спортивным достижениям юношеской поры. Но Дутов только еще больше тушевался. Мне стало обидно за этого невероятно одаренного человека, который и по сей день воспринимается в моем сознании как своего рода сочинский Всеволод Бобров, спортивный самородок.

И это несмотря на то, что Володя Дутов нанес мне в детстве психологическую травму. Однажды утром спускаюсь в «песочник» и не нахожу там ржавую штангу. Украли. Остаюсь без снаряда, нарушается программа тренировок. Вместе с соседскими ребятами ведем лихорадочный поиск. Проходит месяц – безрезультатно. Отчаявшись, решаем позаимствовать 32-килограммовую гирю из спорт-склада в школе. Залезаем туда вечером, утаскиваем гирю, а заодно стол для игры в настольный теннис. Оборудуем спортзал в подвале нашего дома и начинаем там упражняться. Упражняемся недолго, ибо уже два дня спустя завхоз школы без обиняков предлагает похищенное вернуть.

А мы возобновляем поиск любимой штанги. Наконец кто-то сообщает, что видел ее во дворе хибары у железнодорожного вокзала. В нескольких кварталах от нас. Идем по наводке и видим – с нашей штангой разминается Володя Дутов.

С окончанием школы спортивные страсти как-то сразу отодвинулись в моей жизни на задний план, а затем и вовсе сошли на нет. Учеба, и особенно изучение китайского языка, неустроенность быта в общежитии, непривычно холодный московский климат – эти и другие причины привели к тому, что на физкультуру и спорт не оставалось ни времени, ни сил, ни здоровья. Подавляющее большинство соседей по общежитию тоже не очень дружили со спортом. Разве что иногда мы гоняли футбольный мяч на небольшом пятачке под общежитскими окнами.

В нашем институте (МГИМО) спорт не очень и культивировался. На первом курсе периодически проводились занятия по физкультуре. Нас заставляли бегать, прыгать и, как уже упоминалось выше, ходить на лыжах. После первого курса занятия прекратились. В институте вроде бы работали какие-то секции, в том числе баскетбола. Но я никуда записываться так и не стал.

О том, чтобы институт участвовал в городских соревнованиях, я не слышал (хотя не исключаю, что такое участие имело место, но в любом случае ни преподавательский состав, ни студенты эту тему даже не обсуждали).

Конечно, не все советские вузы были столь безразличны к спорту. В некоторых имелись сильные команды по баскетболу, волейболу, водному поло, ручному мячу и другим видам спорта. Они сражались между собой за различные кубки и призы. Начальство в таких институтах стремилось привлечь в студенческие ряды способных спортсменов. Их порой принимали без вступительных экзаменов, платили им повышенные стипендии, позволяли пропускать занятия, завышали оценки на экзаменационных сессиях.

Но масштабы спортивной активности были все-таки ограниченными, привилегии спортсменам достаточно скромными, и общество в целом мало интересовалось перипетиями студенческого спорта. Руководители всех рангов, средства массовой информации, болельщики концентрировали внимание на деятельности спортивных обществ – «Спартак», «Динамо», «ЦСКА», «Торпедо» и др. Официально они объединяли любителей, а на самом деле это были профессиональные организации, которые участвовали в популярных во всем народе первенствах страны, защищали спортивную честь страны за рубежом. Если какие-то студенческие команды и попадали в число участников таких соревнований, то редко и по не самым популярным видам спорта. В футболе и хоккее, скажем, такого не было.

Совсем другая картина предстала перед нами в США. Спорт в средних школах и вузах Америки – это одна из важнейших составляющих их жизнедеятельности, это колоссальная индустрия развлечения, в которую вовлечены не только все когда-либо учившиеся и работавшие в данном заведении, но большинство граждан округа, города, а то и целого штата (от высших должностных лиц до последнего безработного).

Однако, прежде чем вдаваться в нюансы юношеского спорта, я хотел бы попытаться определить роль и функции спорта в жизни всего американского общества. Спорт за океаном – великая сила. На него тратятся огромные средства и уйма времени, он занимает львиную долю телепрограмм, газетных и журнальных полос. И можно согласиться с теми, кто считает, что в США спорт ценится больше, чем творчество. Многие молодые люди предпочитают карьеру футболиста музыке, пению, литературе.

Как справедливо отмечал один обозреватель, Европа в XVIII–XIX веках ценила культуру, в результате чего там блистали Моцарт и Верди, Чайковский и Шуберт, Толстой и Гюго. В современной Америке боготворят спортсменов, и спрос рождает «звезд» именно в этой области человеческой деятельности. Мы встречали немало людей в Соединенных Штатах, которые мечтали, чтобы их сыновья преуспели в спорте, а не превращались «в волосатых музыкантов, сдвинутых на наркотиках». Дочерям желали выбиться в чирлидеры и выйти замуж за «честного, богобоязненного футболиста, а не за извращенца из мира богемы».

Не случайно каждый политик в США неизменно бравирует своими истинными или мнимыми спортивными достижениями в молодые годы. Любой уважающий себя населенный пункт стремится обзавестись суперстадионом. Как размышлял в беседе с нами мэр одного калифорнийского города, Америка переживает эпоху стадионов. Человечество начало-де цивилизованную жизнь с эпохи пирамид в Египте, ее сменила греческая эпоха храмов (Парфенон и пр.). Затем наступила римская эпоха стадионов. В Римской империи без «колизеев» не обходилось ни одно место человеческого обитания. После распада империи люди последовательно переходили к эпохам соборов, мостов, железнодорожных станций, небоскребов, аэропортов, торговых центров. Ну а теперь, в конце концов, вернулись к привычке римлян строить гигантские спортивно-развлекательные арены.

Сан-Франциско и расположенный по другую сторону залива Окленд вели в 1970-е годы ожесточенное соперничество под девизом «кто построит больший стадион». Оклендцы отгрохали красавец-стадион на 54 300 мест и стали выигрывать национальные чемпионаты по футболу и бейсболу. Сан-францисские команды тем временем регулярно проигрывали на морально устаревшей арене вместимостью 43 400 зрителей. Когда мэрия знаменитого города уже не в состоянии была терпеть позор, она модернизировала арену, увеличив число посадочных мест до 51 100. Окленд немедленно ответил расширением своего комплекса до 63 тыс. мест.

Возводят такие стадионы, как правило, на деньги налогоплательщиков, но только с их согласия, полученного на всеобщем референдуме. Если средств не хватает, помогают меценаты-патриоты. На трибунах стадионов создаются шикарные апартаменты для богатых болельщиков. Но даже аренда этих апартаментов не позволяет окупать расходы. Поэтому используются спортивные сооружения для концертов, религиозных церемоний, музыкальных конкурсов.

Но какие все-таки функции выполняет спорт в США?

Во-первых, там распространена философия, согласно которой дети, подобно маленьким животным, нуждаются в играх и в соперничестве для своего развития и превращения в полноценных взрослых. И надо поощрять такие инстинкты как полезные для здоровья нации.

Считается также, что спорт укрепляет характер, что человек, добившийся высоких результатов в спорте, будет преуспевать и в других делах. Всякий раз, когда выясняется, что знаменитый генерал или сенатор в юности хорошо играл в футбол, этому факту придается максимальная огласка – как доказательство пользы спорта. Хотя, конечно, в США, как и в других странах, многие военные и политические лидеры никогда не занимались спортом, а многие выдающиеся спортсмены, закончив карьеру, оказывались не в состоянии приспособиться к новой жизни.

И это тоже кое-кто в Америке подмечает, а заодно и то, что спорт подчас способствует разрушению характера. В 1970-х годах нашумела, в частности, книга Питера Гента «40 из Северного Далласа», нарисовавшая неприглядную картину жизни футболистов – насилие, наркотики, секс, эксплуатация. Но обо всех этих проблемах мы подробнее поговорим позднее.

Сейчас же отметим, что, по разумению фанатов спорта, чрезмерное увлечение зубрежкой наук и малоподвижный образ жизни наносят людям больший вред. И, вообще, как писал журнал выпускников Йельского университета, «даже смерть на футбольном поле не такая уж высокая цена в деле воспитания в ребятах качеств, которые сделали англосаксонскую расу ведущей в истории человечества». Из Белого дома тоже не раз раздавались реплики типа того, что «жесткий спорт воспитывает смелых людей, а значит, хороших граждан». Звучат и напоминания о том, что Америка была освоена физически мощными людьми, что Авраам Линкольн слыл силачом и поэтому победил. Короче говоря, сила важнее всего остального.

Спорт вовсю используется политическими партиями, военным истеблишментом и государством в целом для доказательства превосходства Америки и ее образа жизни. Любое спортивное соревнование начинается с исполнения национального гимна. В годы вьетнамской войны церемония открытия важного матча подчас включала в себя и чествование солдат. На глазах у болельщиков раненым бойцам вручали медали за храбрость, священники молились «за победу над коммунистами», под торжественные звуки маршей мимо трибун проносили боевые знамена. Спорт, как любят повторять в США, является инструментом сплочения нации, ее государственной религией.

Спорт в Соединенных Штатах – это и путь к успеху. Он стал идеей фикс, фетишем для всего негритянского населения как фактически единственный способ вызволения из гетто и нищеты, как опиум, отвлекающий от забот и тревог. Исследователи утверждают, что подавляющее большинство спортсменов происходит из отсталых районов США и из бедных семей, прежде всего негритянских.

Наряду с материальными преимуществами спорт способен принести и моральное удовлетворение. Каждому ребенку хочется признания, он нуждается в одобрении и поощрении. Одни ждут этого от собственных родителей, другим хочется еще похвалы со стороны. Спорт стал способом удовлетворения такой потребности у подрастающего поколения.

Наш знакомый американец по имени Билл вырос в маленьком городе на Среднем Западе, где спорт значил всё и даже больше, чем всё. Он играл в футбольной команде единственной в городе средней школы. И чувствовал себя героем. Если местные школьники выигрывали у соперников из соседнего населенного пункта, победителей носили на руках, осыпали их подарками, призами и комплиментами.

«На следующее после победы утро, – рассказывал Билл, – я выходил на улицу, и ко мне со всех сторон бросались взрослые дядьки и тётки, целовали меня, горячо благодарили за забитые голы и кричали, что весь город гордится мной. Я рос, испытывая чувство удовлетворения собой, уверенным в своих силах и полным оптимизма».

Спорт за океаном – это еще и целая индустрия развлечений, может быть, самых важных. В Денвере (шт. Колорадо) ввели налог на посещение оперы, драмы и симфонических концертов, пустив полученные средства на модернизацию местного стадиона. Так решил городской референдум!

Следующая функция спорта – приносить прибыль. На нем стремятся заработать и университеты, и муниципальные власти, ну и, конечно, бизнесмены. Правда, в 1974 году из 24 профессиональных бейсбольных клубов половина не сводила концы с концами. В баскетболе 22 команды из 27 теряли деньги. В футболе дело обстояло получше. Но и там не все клубы приносили доход. Тем не менее находились желающие покупать клубы, ибо обладание такой собственностью давало общественное признание. Приобретали клубы и чистые энтузиасты, готовые раскошелиться ради процветания любимой команды.






Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/e-p-bazhanov/mig-i-ve-41856791/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Подробно о профессоре Лео Роузе см. т. 1, с. 473–475.




2


Подробно об Эллане Силвермене см. т. 1, с. 532–533.




3


Подробно о Роне Джонсе см. т. 1, с. 598–600.




4


О моей поездке в Юту в 1978 году см. т. 1, с. 606–608.




5


Soccer-America. 1974. April 16. Р. 5.