Книга - Неопознанная педагогика. Адыгея. Черкесские сады, или Плач под лезгинку

Неопознанная педагогика. Адыгея. Черкесские сады, или Плач под лезгинку
Анатолий Маркович Цирульников


Школа для каждого – школа для всех
Книга о неопознанной педагогике Адыгеи завершает огромный цикл из двадцати книг о современном российском образовании по итогам экспедиций и социо-культурных исследований.

Образование, укоренённое в исторической традиции, включённое в контекст жизни нашего века и соединяющее с ним проекты, надежды, нацеленные в будущее – такова сквозная тема исследований академика РАО А.М. Цирульникова. Автора интересует школа, взятая не сама по себе, со своими методиками и режимами, а вписанная в пространство – двора, города, села, мироздания. В его книгах ищут и находят ответы на главные вопросы современного образования: как опознать педагогику вокруг себя и в себе, как поверить в свои силы и объединиться для поиска решений в конкретной жизненной ситуации.

Адыгейская книга, замыкающая книжный круг «Неопознанной педагогики», особая и в чём-то ключевая: наиболее трагическая, мозаичная и внезапная, в ней особенно остро звучат интонации надежды и боли, лёгкого дыхания творчества и яркой радости бытия.



В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.





Анатолий Маркович Цирульников

Неопознанная педагогика. Адыгея. Черкесские сады, или Плач под лезгинку



© Цирульников А.М., 2020

© ООО «Образовательные проекты», 2020


«Край, в котором так странно соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода».

    Л. Н. Толстой









Вступление


Сведения об Адыгее разбросаны, даже в Википедии их непривычно мало. В школьном учебнике отечественной истории Адыгеи вообще нет.

Вот куцая справка. Составлена из разных источников (включая представительство Министерства иностранных дел).


СПРАВКА



Республика Адыгея (адыг. Адыгэ Республик) – образована в 1922 г. как Черкесская (Адыгейская) автономная область, с 1929 г. – автономная республика, с 1991 г. – субъект Российской Федерации в составе Южного федерального округа.

Площадь 7600 кв. км. Единственный регион России, со всех сторон окружённый территорией другого региона – Краснодарского края.

Адыгея расположена в центральной части Северо-Западного Кавказа, в бассейнах рек Кубани, Лабы и Белой. Климат умеренно тёплый. 40 % территории – широколиственные леса. Север – равнина, юг – предгорья и горы Большого Кавказа (высота отдельных вершин от 2000 до 3255 м). 30 % территории – особо охраняемые объекты природы.

Большие запасы минеральных и термальных вод. Недра богаты полезными ископаемыми, в том числе нефтью, есть проявления серебра и золота.

Природно-климатические условия способствуют произрастанию южных культур: персик, черешня, кизил, айва, груша, виноград, чай.

Население – 453,4 тыс. чел. человек (по данным 2017 г.). Русских 64 %, адыгов 26 %, в республике живут также армяне, украинцы, курды, татары, цыгане, азербайджанцы, белорусы.

Административный центр – г. Майкоп. На территории Адыгеи десятки тысяч памятников культуры, среди культурных и научных центров – два университета, восемь государственных музеев, шесть театров и национальных ансамблей…


Не очень понятно. Концы с концами не сходятся.

Странно соединяется: курганы, древняя культура, древний обширный край – и так мало населения, так мало исторических комментариев. Да и среди населённых пунктов преобладают казацкие станицы с русскими названиями.

Что тут было раньше? Куда делось?

Я даже не отдавал себе отчёта, что еду к воротам Кавказа, как издавна называли Черкесию.




Странные связи. Комментарий о жанре





Эта книга – не путевые заметки и не дневник путешественника. Хотя путешествие было – по краю: и в смысле определённой территории, и в другом смысле – по самому краю пропасти истории и современности, которую нельзя не ощутить, прикасаясь к русско-кавказскому миру.

Эта книга – не дневник с последовательной хронологией событий и привычной маркировкой времени и пространства («день первый», «день второй»…) Дни и события в ней перемещены и следуют иной логике: происходящее сегодня уходит во вчера, а вчерашнее может вдруг обернуться завтрашним.

Эти странные соединения и обрывы не случайны.



Со школьных времён мы знаем, что на плоскости, по Евклиду, кратчайшее расстояние между двумя точками – отрезок. Но у Лобачевского (предшественники называли его геометрию «астральной», «звёздной») поверхность мира оказывается другой. Какая из этих геометрий вернее описывает реальность? На небольших участках пространства – та, школьная. Но чем больше его размеры, тем причудливей и нелогичней оказывается мир. В том числе, и наша земля с её горами и ущельями, долинами и реками, деревнями, аулами, веками, пронизывающими друг друга.

Русская история, как давно замечено, склонна к повторению (в отличие от западно-европейской, которая трогательно застыла в старинных дворцах и булыжных мостовых и— будем надеяться, к счастью, – умерла); в нашей истории всё лязгает, скрипит своими затворами и воротами, жульнически выглядывает из подворотни или забавляется, как дитя малое. И всего этого так много, что можно понять Ключевского, желавшего (вопреки профессии), «чтобы вокруг нас было поменьше истории».

Но пока что этой истории вокруг нас – много, – как бы ни скрывали её от нас охранители.

Возможно, по мнению иных из них, тема книги – одна из таких неудобных, ненужных, несвоевременных, на что-то намекающих, опасных историй, которые желательно ещё хотя бы сто лет держать в архивах, там, в тихой плоскости полок и стелажей, им самое место.

Наверное, в темноте архива ненаписанный текст был бы дневником. Но извлекая его на свет, приходится сцеплять несцепляемое, подпрыгивать на ухабах, перескакивать ямы, преодолевая разорванность памяти и человека.

Эта книга – не дневник, а скорее документальный роман-исследование, который складывается из рассказов разных встречных, спутников, наблюдателей, очевидцев и прямых участников описываемых событий; в ней нам приходится соединять две разные геометрии. Одна – линейная (война, истребление народа и его страны), проходит штрих-пунктиром по книге. А другая – мир, свобода, надежда – нелинейна по определению. Она – нагромождение разных миров, в ней пульсирует неопределённость, сложность и разнообразие быта и бытия, – качеств, без которых невозможна жизнь.

Так, вопреки стремлению автора к простоте, странная получается книга. Странная связь…




Глава 1

Сад Аслана








Первый камень на пути


Не сразу открывается путешественнику новое место. По брызгам, слоям, песчинкам. По тени и свету. По отражению в воде, голосам людей…

В этой открывающейся постепенно стране должен быть гостеприимный хозяин. Опекун, проводник, носитель смысла места. Таковым оказался для меня не седобородый старец, а интересный молодой человек, Махмуд Каратабан. То, что он заместитель министра образования и науки Республики Адыгея, никак не отражается на облике и поведении. До этого он был министром (председателем Комитета по делам молодёжи), и, наблюдая за Махмудом, я убедился, что это тот редкий, счастливый случай, когда человек не принимает форму кресла, в котором находится. Скорей, наоборот…

Я думал, что от Краснодара до Адыгеи долгий путь, но оказалось, тут всё рядом. Махмуд повёз меня сразу из аэропорта в аул Тлюстенхабль, перекусить с дороги и погрузиться в местные реалии.

Они такие: республика со всех сторон окружена Краснодарским краем, но живёт своей жизнью. В ауле, куда мы отправились, два памятника: один государственный, а другой частный, поставленный товарищем Махмуда. Мы проезжаем мимо водохранилища, Кубанского моря, его вырыли после того, как первый секретарь крайкома КПСС Медунов пообещал Брежневу миллион тонн кубанского риса. Стройка века стала долгостроем. А потом Советский Союз пропал, и вместе с ним обещанные миллионы.

Чуть в сторону от краевой столицы – и уже Адыгея. Район, в который мы въехали, ориентируется на краснодарский мегаполис. «Но у нас, – пояснил Махмуд, – очень разная республика, кто-то считает, что живёт в мегаполисе, кто-то – что в горах, степях. Маленькая республика, но разная…»

Ещё совсем недавно школьные учителя истории могли рассказывать ученикам то, что сегодня опять становится невозможным.

– В период русско-кавказской войны, когда воевали за расширение территории России, за тёплое море, – просвещал меня Махмуд по дороге, – жил Султан Хан Гирей, адыгский писатель, историк, этнограф, известный тем, что хотел предложить императору мирный сценарий. Но, оказалось, не актуально. Пытался сделать что-то между молотом и наковальней, – пояснил Махмуд Каратабан (похожий, пойму я это позже, на того героя).

«…Посёлок ещё известен тем, – заметил Махмуд, когда мы подъехали к аулу, – что здесь тюрьма».

В тюрьму мы не заехали, но вот то, что соорудил школьный товарищ Махмуда, историк, юрист и археолог Ибрагим Джанхот, я увидел.



Простой камень, на нём выбито:

«Тлюстенхабль. Основан в 1399 году…»


И этот памятник, поставленный частным лицом, останется.




Сад Аслана


Аслан его не выкупил, а собственноручно вырастил. Он был инженер-гидростроитель, работал в разных местах. А потом СССР развалился, и бывший первый секретарь сказал: давай в нашу команду. Нет, решил Аслан, я сам. «И вот мы сразу предприятие создали. И я здесь ночую часто. Это мой дом».

Что за дом?

В девяносто третьем году Аслан Негуч неожиданно разбогател – получил участок: карьер с мусором.

Засучил рукава и взялся за дело. Всё, что делал, – делал сам. Убирал мусорную свалку, привозил землю, рекультивировал. Сажал деревья: пихту, ель канадскую, у неё запах лимонный, нежный, сливу «курамби» – она хороша с сахаром для десерта… и так, говорит, постепенно, постепенно вырос сад. Тут дети учатся.

…Аслан принял нас у костра: стол на природе, мёд, сладкая еда. 1600 деревьев посадил.

– Вы что, садовник?

– Да нет, я не знал, как их выращивать. Нашёл специалиста… и сажал по команде, выкапывал и сажал…

Теперь в этом приватном саду-парке центр промыслов и ремёсел Аслана Негуча. Проходят фестивали, дети и взрослые изготавливают музыкальные инструменты, трещотки, изучают родной и иностранные языки, а «дивчины, хлопцы малюют», – неожиданно говорит Аслан, переходя на украинскую мову, и становится похожим на моего старинного друга, учителя-художника и собирателя музея народного творчества Александра Ивановича Шевченко из села Прелестного. И живая ниточка из Адыгеи в Украину протягивается.


ПОВЕРНИТЕСЬ ХОТЯ БЫ БОКОМ

Аслан мастерит ана – вот такой, показывает, столик на трёх ножках, устойчивый столик из ясеня. А супруга коллекционирует куклы…

«А слой мастеров сохранился?» – спрашиваю, не осознавая нелепость вопроса (правильнее спросить, сохранились ли люди с той далёкой войны).

На эту больную тему в Адыгее не принято разговаривать, только мельком: «…Были большие мастера по дереву, по коже, по сёдлам… Где-то я видел их фамилии, клеймо…»

В конце прошлого века в России приняли закон о народных художественных промыслах. Когда Аслан начинал, такого закона не было: «Я властям дважды писал: ?Хотя бы боком повернитесь к народным промыслам. Хотя бы боком. Не стойте спиной…?».

Но ждать ответа не стал – пошёл со своими промыслами и ремёслами в училища, университеты. Стал искать заинтересованных людей. И нашёл.



На фестиваль, который уже десять лет проводится в парке, собираются люди из разных районов Адыгеи.

В том году, когда я был тут, собрались мастера, и впервые – дети из школы искусств, из интернатов. Мастера начали дружить.

– И учителя были довольны, что их пригласили, – говорит Аслан, – немного дал денег, три тысячи, немного, но они были так довольны…

И дети пришли с учителями, стали что-то мастерить, украшать, из пеньков, шишечек.

Всех участников Аслан угощает бараниной, и мастера привозят национальное кушанье и «бахсын» – напиток на основе кукурузы с добавлением мёда.

– Стол есть стол, а вынесешь в природу, – замечает Аслан, – другая окраска, впечатление…

В общем, собираются понемногу люди, помогают, чем могут, кто кирпич положит, кто дёрн.



В парке-саду устраивают выставки национального шитья, изделий из дерева, кожи. «Даже свадебную атрибутику из фундука делали, дивчина придумала», – рассказывает Аслан. – В целом, маститых мастеров до ста человек наберётся. А молодых даже больше». – «Для Адыгеи это немало». – «Мало… Раньше каждая девушка, выходя замуж, умела орнамент делать. Кухонную утварь изготавливал мужчина, а женщина помогала. Вырезали из самшита. Гармошку делали…»

Я нарисовал в блокноте, что у него в этом парке-центре происходит. Концентрические круги: производства-ремёсла, фестивали, обучение детей…

В пруду, который развёл на своей территории Аслан, – карпы, толстолобики, белые амуры. Раков много, говорит, четыре года назад запустил, грунтовая вода подпирает, – полно раков.

Всё, в общем, получается. Удивительно…


ПТИЦЫ ПРИНЕСЛИ

Аслан водит меня по своей обширной территории и показывает, что выросло. Фундук, грецкий орех. «Это птицы принесли, я не сажал», – признаётся он, как бы не желая брать на себя лишнее, отделяя сделанное от нерукотворного…

Исключая птиц небесных, всё остальное – его творение. Целый лес, парк вырос. Мне становится завидно. Или стыдно. Этот райский сад, и пруд, и фестивали, и народные промыслы, и дети, – все это нам как бы укором, что вот человек сделал, а ты нет, и что ты тогда делаешь, дружок, на свете…



– Вон там – ясень, там – маленькая пихточка, каждый год по двадцать-тридцать сажаю.

– …Вот мостик. У нас здесь Новый год проходил, 21 марта – адыгейский Новый год. Наряжали деревья, подарки делали детям. Как у Чуковского – чудо-дерево. Утром встаешь, обращаешься к солнцу и всевышнему, просишь, чтобы год был удачный.

– …А это гора Кима. Ну, не гора, – возвышенность.


Одно дерево в парке посадил заслуженный учитель, музыкант-виртуоз Ким. Другое – министр культуры Адам (о, это интересная история о министре и дереве, – о ней чуть позже).


МАСТЕРА И НАРОДЫ

Ему всё время что-то нужно делать – сажать, строить, смотреть, чтобы в пруду не завелись ужи…



– Хочу доделать гостиницу для детей.

– Хочу сделать музей художественных ремёсел.

– Хочу адыгейскую скрипку сделать, схема у меня уже есть.


Детей вечером в саду не было, я его сфотографировал среди кукол.

– Они все разные, видите, и глаза разные. С голубыми глазами – моя старшая дочка. А это – младшая. Интересно, смотрю на куклу и вижу мою доченьку, – говорит он, и, чтобы мне было понятно, показывает фотографии своих детей. – У меня два сына, две дочери и двадцать кукол.

Золотым шитьём девочки вышивают. Трещотки из груши мальчики мастерят.



Я рассказал Аслану о питерском предпринимателе и меценате Сергее Адидовиче Гутцайте, который создал на старой даче Брюллова в Павловске современную версию царскосельского лицея, а в деревню Нижние Мандроги, которую построил, свёз мастеров. У Аслана ведь вроде этого.

Шевченко из Прелестного, Гутцайт из-под Питера, знаменитый кузнец, «уус» – народный мастер из якутского села Баяга Борис Фёдорович Мандар-Неустроев, он учит маленьких детей крепко держать в руке молот. («Если работаешь с металлом, – говорил мне Мандар, – нрав становится мягкий. А человек уживчивый и весёлый»).

И садовник Аслан Негуч из адыгского Майкопа…

Все они растят культуру, выращивают мастеров.

Жизненно важно, чтобы в разваливающейся стране нашлись мастера.

Под занавес – история о министре и дереве.



– Я поехал за саженцами, снег идёт, вдруг солнце, и Адам, министр культуры, первое дерево посадил. Прошло несколько лет, он разбился в автокатастрофе, и дерево, на нём разломы, трещины, – начало сохнуть. Среагировало на его смерть. Потом, всё-таки, распустилось, и такое мощное дерево стало, пихта…





Черкес рождается, сразу на пальцы становится


Заехали в дом, где готовились к семейному празднику, но это не помешало принять гостей, приехавших по другому поводу. Нас ждали. Накрыт стол, где был знаменитый адыгейский сыр: и обычный, и обжаренный, со специями, и «щипс», суп-соус, с курицей и кукурузной пастой.


КАЖДЫЙ ГОСТЬ – ОТ БОГА

«Каждый гость от Бога», – говорит хозяин дома, предлагая попробовать «мэтаз», его приготовляют из адыгейского сушёного сыра, копчённого на солнце. Он лёгкий, раньше брали в походы.



«Кебляг!», – поднимает хозяин тост, означающий «с приездом», а если буквально: стань родным, стань близким…


Всё очень строго, соблюдение традиций, родители живут в одном доме с молодой семьёй, но отец не встречается с невесткой.

За столом только мужчины: мы с Махмудом и хозяин дома с сыном. Хозяин Юсуф Аскерович прожил с женой сорок семь лет, сегодня её день рождения. Работал когда-то на Дальнем Востоке, в Амурской области, но мы говорили не об этом.

– Мы считались великим народом, – с грустью сказал хозяин, имея в виду не только урезанную территорию. – В XIX веке оспу в России не умели лечить, а черкесы могли. Кефир не умели делать, а черкесы умели. В Европе ещё только знакомились с привезёнными из Америки индюками, а черкесы уже вывели свою породу и называли её «тхачет», – бог куриц…



– Знаете, Анатолий Маркович, когда народу мало, все его достижения уходят. Нас было больше миллиона, а сейчас тут сто тысяч. Но главное, не растерять того, что сохранилось…


Адыги-черкесы разбросаны по всему миру. В одной лишь Турции находится шесть миллионов человек. В Сирии, Саудовской Аравии, в Косово, Германии…

«Каким бы не был Ельцин, – говорит хозяин дома, – мы его добрым словом вспоминаем. Он извинился перед черкесами…»



Вот что вспоминает малый народ, истреблённый большим. Не стройки века, не водохранилище для миллиона тонн риса. А извинение, хотя бы спустя полтораста лет. Но как же оно бывает в России редко…



ДЕТИ СОЛНЦА В СУМРАКЕ ИСТОРИИ

Фамилия хозяина Джанхот, это его сын установил памятник в ауле.

– Черкес, когда рождается, сразу на пальцы становится, – все на носках стоят, – говорит хозяин. – Пуанты танцорам делают, чтобы пальцы выдерживали, а тут с рождения…

– Это от семьи зависит, – замечает Махмуд.

– Нет, я думаю, это гены, – полагает Юсуф Аскерович. – Мне под семьдесят, а под хорошее настроение любой черкес лезгинку станцует. Там, где раньше жили… горы тому способствовали…

Хозяин дома смотрит куда-то поверх стола, как будто вдаль.


* * *

Древние предки адыгов жили на западном Предкавказье ещё в каменном веке, а ко времени медного – энеолита – освоили культуру оседлого земледелия и скотоводства. В эпоху бронзы строили дольмены и создали т. н. «Майкопскую культуру».

История адыгов связана с Боспорским царством, Византийской империей, Хазарским каганатом. Античными и средневековыми торговыми и культурными центрами.

В конце девятнадцатого века при раскопках кургана Ошад под одиннадцатиметровой насыпью было обнаружено погребение с золотыми и серебряными сосудами, золотой диадемой, нашивными украшениями и бусами, скульптурными фигурками золотых бычков… Курган датировали временем возникновения первых египетских царств: концом IV – началом III тысяче. до н. э.

Сокровища этого кургана и других насыпей у старинных аулов – хранятся в Государственном Эрмитаже и нескольких других крупнейших музеях.

Как Атлантида, всплывает, встаёт огромная страна Черкесия.



Страну, что появилась между горами Фишт и Шугус, а затем в местности Тубы (верховья реки Белой), знали культурнейшие народы мира.

Греческие города-колонии находят на адыгской земле. Античная мифология переплетается с нартским эпосом. На горе Фишт сохранился заметный с моря потёк красного. Здесь был прикован Насрэн Джаче, адыгский Прометей…

Первым из известных письменных источников, где упоминается этноним черкесы («серкесут»), была монгольская хроника «Сокровенное сказание» (1240 год). Впоследствии слово «черкес» появляется в арабских, персидских и западно-европейских сочинениях, русских летописях.

Сами черкесы называли себя адыге, в переводе с адыгского – «дети солнца»…


СТАРИКИ ДОПЛЫЛИ



– Конечно, – говорит хозяин дома, – это болезненная тема, но куда денешься. Государственная политика есть государственная политика – русскому царю был нужен выход к морю. На Сирию сегодня смотришь – душа болит… Вот так и мы покидали свою родину.

У нас есть газета тех времён, там описано, как перегруженный турецкий корабль вывозит адыгов. Когда начался шторм, корабль стал тонуть, и команда решила стариков немощных выбросить за борт. Тогда молодые встали как один, и выбросились, – чтобы старики могли доплыть. Какой гордый народ был, как уважал старость. А сейчас – дома престарелых.


В Сирии сто тысяч адыгов, рассказывает Юсуф, в Иордании, Украине, Израиле, Ливане… Во французской армии существовала черкесская военная ассоциация. Охранники в Иордании все ходят в черкесках. История такая: в своё время, когда зарождалось государство Иордания, черкесы взяли под свою защиту будущего правителя, поселив его в своём ауле; сам же аул со временем превратился в столицу – Амман. И вот в знак признания черкесская гвардия стала официальной охраной во дворце короля и экипирована в черкесскую национальную одежду.



Такое отношение к черкесам. Они очень преданны, для них служба является делом чести. И такими человеческими ресурсами Россия пренебрегала…

Мы поблагодарили хозяина и вышедшую к нам красивую женщину – хозяйку, которая готовилась к своему дню рождения.

Попрощались и поехали дальше.


СЕРДЦЕ ЯЗЫКА

«История трагична и кругообразна», – писал знаменитый историк и литературовед Натан Эйдельман.

Федеральная трасса Краснодар-Джуга выходит к морю, а мы с Махмудом сворачиваем в горы. На развалинах стоит город Адыгейск.



– Вот, видите, – показывает мой спутник на водохранилище, – всех, кто там жил, согнали в поле, возник город Адыгейск. Сколько населённых пунктов затопили… У меня мама жила в одном из аулов. Это была пойменная река, прекрасные места, с которых людей согнали. Мой дед своими руками собственный дом разрушил…


Краснодар расположен ниже уровня воды. Водохранилище охраняют как опасный объект, возможную цель террористических действий, – если взорвут, затопит миллионный город. На федеральных схемах, обозначавших водохранилище, не было вокруг населённых пунктов. Их нет на картах, тех аулов, которые затопили… Ради чего: обещания Медунова Брежневу на съезде партии? Рисового заводика в Адыгейске?

Мы проезжаем место, где текла река Псекупс.



– Псы – вода, псэ – душа, «псэ хэчыгъ» – умер, можно перевести, – говорит Махмуд, – «ушла душа» вместе с рекой, со всем тем… А у абхазов душа – апсуа. – Абхазский язык более древний, а языковая группа у нас одна.


Он рисует в тетрадке, чтобы мне было понятней: вот тут Абхазия, а тут Геленджик, Новороссийск, территория Сочи, прибрежные черкесы… Туапсе закрывают от ветра долины двух рек. Язык имеет два смысла – орган и речь. На адыгском язык как речь – бзэ, а гу – сердце как орган, бзэгу – сердце языка. Это его смысл, как органа речи…


СУХИЕ СВЕДЕНИЯ КОМИССИИ

Разные источники сходятся на том, что в первой половине девятнадцатого века численность адыгов вряд ли была ниже миллиона человек. Все русские и иностранные авторы первой половины XIX века отмечали, что земли адыгов были густо заселены и обработаны. Английский офицер, проехавший в 1836 г. вдоль берега моря от Адлера до Анапы, в своих «Известиях из земли черкесов» писал:



«Плодородные земли на каждом шагу возбуждали наш восторг, и мы должны были удивляться населённости края и множеству селений».


Многочисленные аулы, «белые домики которых виднелись среди фруктовых деревьев», зафиксировал примерно в те же годы Джеймс Белл.

А ведь это было ещё в начале вторжения.

К лету 1866 г., через четыре года после депортации горцев, когда практически все бывшие аулы и сельскохозяйственные участки заросли молодым лесом, завершены были отчёты государственных комиссий по колонизации края. В них отображена картина ещё недавно существовавших террасных полей, садов, виноградников, выгонов для скота, покосов, сохранившихся местами остатков жилых и хозяйственных построек, кладбищ… По этой лоскутной, разорванной картине мы можем, тем не менее, судить о существовавшей ещё недавно реальной.

Люди жили и трудились повсюду.

Нагорная терраса между реками Псезуапсе и Туапсе была хорошо расчищена и, судя по состоянию лесов и пахотных полей, как отмечали члены комиссии, «население жило здесь повсеместно». Средняя терраса была густо заселена и обрабатывалась под посевы кукурузы и проса.

Горные склоны реки Кичмай, особенно, с правой стороны, «почти сплошь покрыты хлеборобными участками».

Приморская терраса была бедна лесом, что говорило об активной хозяйственной деятельности людей. Здесь находилось больше всего фруктовых садов.

Всё пространство между прибрежными ущельями было покрыто полями и садами. Бывшие аулы располагались террасами по склону хребта, на плоскогорье, на возвышенных полянах, плато, где был здоровый климат и людям не угрожали наводнения, по ущельям, притокам рек, край был густо населён…

Читаешь сухие сведения по исследованию земель от чиновников захватившей эти земли империи, и никак не можешь понять, поверить в происшедшее – ведь это не индейцы майя, и не испанские конкистодоры, уничтожившие древнюю цивилизацию, – это свидетельства недавней (лишь полтораста лет прошло) русской истории, которую мы не помним, не ужасаемся, не рвём на себе волосы, а продолжаем врать про неё следующим поколениям и гордиться!



После шестидесятых годов XIX века край скукожился. Адыгов осталось пять процентов. О былом величии напоминали только горы, ледники и снежные вершины Кавказа, древние курганы и загадочные, сложенные из каменных плит домики с отверстием для карликов, попадающиеся в густых зарослях черкесские сады…



Что произошло? Как это могло случиться?

И я думаю, что рассказать об этом далёкому от Адыгеи и её истории читателю необходимо.

Да и близкому нужно помнить.




Глава 2

Черкесский Карамзин








Тени прошлого

Попытка Хан-Гирея


Согласно Андрианопольскому договору 1829 года, турки уступили России земли кавказских горцев, которыми никогда не владели. Русское правительство хорошо понимало, что договор «был только буквою, которую черкесские племена не хотели знать». Вопрос заключался в том, как сделать, чтобы «узнали».

В 20-30-е годы XIX века строились разные планы присоединения Черкесии к Российской империи. Среди них были и мирные.



…Изображение «черкесского Карамзина» (так, полушутя, называл его Николай I) преподнёс мне адыгский архитектор, автор монумента, на котором, среди героев, пророков, простых горцев – фигура этого малоизвестного сегодня в России человека по имени Султан Хан-Гирей. На портрете – знакомый по литературе тип светского молодого человека первой половины XIX века, гордый профиль и нос с горбинкой выдают кавказское происхождение.

За свои тридцать четыре года, – короткая, как у Пушкина, Лермонтова жизнь (Хан-Гирей из этого времени, и даже внешне чем-то похож на них), – он успел сделать столько, что навсегда вписал своё имя в черкесскую и русскую историю.


Родился в 1808 году. Его отец, Махмед Крым-Гирей, был князем. Предки происходили из дома крымских ханов, но поселившись среди адыгов, ассимилировались, сохранив от прошлого лишь имена. Султану было двенадцать лет, когда по завещанию отца его отправили в Тифлис, под опеку главнокомандующего генерала А.П. Ермолова. Тот обратил внимание на выдающиеся способности мальчика и после окончания гимназии направил его в Петербургский кадетский корпус, лучшее в то время военно-учебное заведение России.

На долю молодого человека выпало участие в русско-персидской и русско-турецкой войнах, из которых он вышел поручиком с боевыми наградами. Состоял в адьютантах главнокомандующих А. С. Меньшикова и В.А. Перовского, участвовал в военных действиях во время «революционного мятежа» в Польше.

В 1837 году молодому Хан-Гирею присваивается чин полковника.

Он вращается в высших кругах общества, приближен к государю… Народный писатель Адыгеи Машбаш описывает встречу с Хан-Гиреем известного редактора Н. Греча. «Слушая Хан-Гирея и пристально глядя на него, Н. Греч думал: "Да, крепкий орешек прислал мне в подарок А. Х. Бенкендорф. Умён, образован, тонок – просто так не возьмёшь, да ещё смотри, как бы самому не попасть в его силок. И вот ведь тут какая штука – этот черкес не только сам, лично, охраняет Императора, под его командой горский полуэскадрон. Охрана!"».

Ему двадцать девять лет. Перед ним блестящее будущее…

Это был прекрасно образованный, талантливый, многообещающий человек. Великолепно знал русскую, зарубежную историческую и художественную литературу. Был в курсе новейших открытий, философских течений. В совершенстве владел четырьмя языками.

Хан-Гирею не был чужд светский образ жизни. Бывал в домах петербургской знати, вращался в литературных кругах столицы. Был знаком с востоковедом О. И. Сенковским и разговаривал с ним на арабском… А когда уезжал в родную Черкесию, погружался в духовную культуру народа, изучал, собирал материалы по этнографии, фольклору, истории. Они легли в основу его повестей и очерков, некоторые из которых печатались в знаменитом «Нашем современнике», «Русском вестнике». Готовил фундаментальный труд «Записки о Черкесии».

Всё это происходило в то время, когда правительство искало средства для окончательного подчинения кавказских горцев, в том числе, черкесов, Российской империи. Перед принятием решения нужно было ознакомиться с положением дел на Кавказе. Николай I намеревался лично посетить край.

По свидетельству современников, начальник Хан-Гирея, граф А.Х. Бенкендорф говорил ему при встрече[1 - Емтыль Р. Х. Верность долгу и слову. Очерки и статьи о жизни, деятельности и творчестве первого адыгского историка, просветителя, этнографа, фольклориста Хан-Гирея. Майкоп: Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований. 2010, С. 8.]: «Из твоего разговора заметно, что ты порядочно знаком с историей горских племён. Государю угодно ехать на Кавказ летом, ему угодно, чтобы ты написал для него записку о горских племенах, о некоторых, как слышно, ты кое-что уже имеешь у себя написанное. Надо, чтобы записка была у государя не позже как через два месяца или даже через шесть недель».

Хан-Гирей не хочет начинать работу над «Записками», ссылается на плохое здоровье. На это Бенкендорф, якобы, отвечает: «Не беспокойся об этом… я познакомлю тебя с человеком, который считается генерал-полицмейстером, знатоком русской словесности, он тебе поможет использовать этот момент для решения своих задач в лучшем виде, и ты изготовишь то, что тебе заказано».

Гирей понимал, что именно интересует царя, война уже висела в воздухе. В то же время, это был шанс – попробовать повлиять на решение высшей власти, убедить царя в том, что черкесов можно присоединить мирным путём.

Менее, чем через шесть недель работа под названием «Адыги и все близкие к ним племена» была закончена, и в атласном с золотыми тиснениями переплёте представлена Государю. Сообщают, что Николай остался доволен этим произведением Хан-Гирея, подарил ему перстень и полушутя стал называть его «черкесским Карамзиным».

Однако вывод из этой рукописи Николай I сделал другой….

Хан-Гирей получил особое задание императора.

Царь пожелал, чтобы во время его поездки по Кавказу явились депутаты от горских народов и «изъявили ему покорность».



Хан-Гирей, побуждаемый благородной любовью к Черкесии, искал надёжные средства к прочному устройству родного края. Считал, что вхождение в состав России может помочь этому, но не был согласен со многими положениями полученной «секретной инструкции».

Хан-Гирей не объявил народу об условиях водворения между ними постоянного управления, считая их чрезмерно жестокими и ограничивающими права горцев. И в то же время уговаривал земляков пойти под правление России мирным путём, убеждал в исторической неизбежности, преимуществах и открывающихся возможностях.

Воспитанный в традициях русской культуры и европейской цивилизации, он был убеждён, что они принесут его народу благо. Но какие преимущества получали вольные горцы, присоединяемые к империи: крепостное право? Прогресс?

Разговора со своим народом не получилось, горцы восприняли Хан-Гирея как человека, подосланного русским царём, чтобы обмануть черкесов.

Вернувшись в Петербург, он почувствовал и охлаждение царя.

Хан-Гирей понимал, что император настроен на войну, и тем не менее подал в Генеральный штаб записку, озаглавленную «Предложения о средствах приведения черкесов в гражданское состояние кроткими мерами с возможным избежанием кровопролития».

Он пишет о просветительстве, создании духовных правлений, суда с участием разных сословий, школ для княжеских детей и простых горцев. Предлагает назначить управителя края из числа известных в России, авторитетных черкесов…

Записка из Генерального штаба была представлена Государю. Николай испещрил её вопросительными и восклицательными знаками и распорядился послать на отзыв командующему войсками Кавказской линии А. Вельяминову и главнокомандующему на Кавказе барону Г. Розену. Те дали отрицательные заключения. Инициатива Хан-Гирея была воспринята как стремление занять начальственный пост. Труд – причислен к секретным материалам и погребён в архиве.



…Гирея не услышали. Он осознавал, что его народ находится в трагической ситуации. Считал, что адыги имеют потенциальные возможности занять достойное место в мировом сообществе. И в то же время, понимал, что мирные планы, идеи, проекты обречены на провал. В царствование Николая Россия избирала жёсткую, бескомпромисcную политику, военный захват Черкесии. Хан-Гирей думал, как спасти адыгов от национальной катастрофы, и не находил выход.

Положение Гирея при дворе становилось бесполезным, дву-смысленным. К его планам отнеслись предвзято: в предложениях по общественному управлению были усмотрены личные побуждения, это задевало его достоинство.

Гирей оставил службу и уехал на родину, в родовое имение «Султановский курган». Там в 1842 году он умер.


* * *



Что же осталось?

Память о человеке, который пытался остановить катастрофу.

След в истории одного из образованнейших людей своего времени – черкесского этнографа, историка, просветителя.

Он оставил энциклопедическое наследие. И многое сделал «впервые».

Создал первый историко-этнографический труд «Записки о Черкесии».

Был первооткрывателем изумительного нартского эпоса.

Одним из первых составителей алфавита адыгского языка…

В его записках и проектах были описаны административные и судебные реформы, опередившие время (одна из них – суд присяжных!)

«…В этой прекрасной и несчастной земле одни только гражданские неумолимые законы могут прекратить преступления и убийства».

Спустя четверть века после его смерти российская администрация на Северном Кавказе использовала идеи Хан-Гирея о шариатских нормах в судопроизводстве, судах первой инстанции, окружных, городских, аульных…

Но это в частностях. Сами же записки Гирея пролежали в архиве Генерального штаба полтора столетия. Только в 1958-м, в период «оттепели» XX века, их удалось опубликовать.





Узкие дороги Адыгеи


Внизу, в ущелье, извивается река, неземного, первозданного цвета. Абадзехские земли, опустошённые и заселённые другими людьми.

Мы поднимаемся в горы.

– Такая особенность, – замечает Махмуд. – Дорога относится к Адыгее, а если поляна, ценное место, – к Краснодарскому краю.

Остаётся дорога…

Судьба черкесов зависит от дороги.

А дорога – от характера.



– У нас территория была разнообразная: горы, предгорья, равнины, приморье. И характеры сильно различались. От простодушной наивности приморцев (общества людей демократии, равноправия) до стратегической прагматичности горцев, породнившихся с царской семьёй. В результате, приморья не осталось, а княжеские рода пострадали меньше всего. У князей было чувство самосохранения. А больше всего пострадали убыхи, у которых возобладало чувство собственного достоинства. Считается, что их больше нет…


Мы едем по узкой дороге, принадлежащей Адыгее.

Горы, горы, поросшие лесом. «Такого в другом месте не найдете, везде – голые скалы, ущелья».

То, что я принял за снег, – было скалой.

«В Коране горы – скрепы земли. Глубокие, с корнями, выросшие Бог знает, когда» – «А горы эти чьи?» – спрашиваю я. – «Адыгеи. А стоим мы на кромке Краснодарского края».

Постояли на кромке, поехали. «Вот опять Адыгея началась, – говорит Махмуд. – Адыгея – это дорога, судьба, история…»

Впрочем, есть критерии приземлённей: где республика, где край, видно по качеству асфальта. Там, где асфальт новый, пористый, – Адыгея. Потому что, поясняет Махмуд, если будешь расходовать деньги на старый, – считают, нецелевой расход средств. А Краснодару не важно. «До смешного доходит: дорога проведена, мост перекинут адыгейский, – а дальше тропинка. Не подумаешь, что дорога. А потому что им дорога не нужна, она нам нужна».

Ну, им тоже, конечно, нужна, – тем, кто с «мигалками».

А у нас с ним мигалки нет, но едем по хорошей дороге. «Вот, – объясняет мне Махмуд эту запутанную картину гор, обрывов, полян и дорог, – Адыгея начинается. А вот, – смеётся (дорога пошла ужасная, вся в выбоинах). – закончилась…»

Очень ревностно в каких-то аспектах, замечает он, взаимоотношения выстраиваются.


ДОПУСТИМ, БОГА НЕТ. А ВДРУГ?

Полторы тысячи метров над уровнем моря. Большая Азишская пещера, длина 640 м, высота 40.

Сталактиты образуют причудливые формы. «Крылья ангела». «Дерево счастья». «Домик гномиков», – объясняет проводник маленьким детям. – «А где гномики?» – спрашивают дети. – «Ушли на море». – «А где море?» – «Там», – машет рукой.

Не так-то просто отбиться.

Мы вылезаем из пещеры на свет и рассматриваем вершины. Малый Тхач, Ачешбок; перевал Чёртовы ворота, гора Экспедиция, база «Земля»; самая высокая гора Чугуш – 3238 метров.

Налево – Абхазия, Чёрное море. Абазины. Направо убыхи. А в центре – абхазы, абадзехи. Разные ветви. Разные горы одного народа.

Недавно яркие, а сейчас жухлые. А осенью становятся красно-жёлтые, – в разные времена года меняются… И чего там только нет…

– Зубры есть. Чёрный волк…

– Орлы?

– Всё есть. И орлы, и горные бараны, и медведь кавказский, кошки дикие. И растения с именами, которых уже не знаем…



«…Есть такое понятие в фотографии – ?разрешение качества?. И у людей есть – один видит то, чего я не вижу. Видит разницу между камнями, деревьями. Для кого-то целый мир, для меня просто пятна. Вот это, знаю, папоротник, учил в школе. А это – бук, не бук… не знаю.

В Коране сказано: ?Я взрастил вас как растение из земли, неужели не воскрешу? Я способен восстановить даже кончики ваших пальцев…?. А кончики пальцев – это узоры индивидуума. Кладезь информации для того, кто способен что-то увидеть», – говорит Махмуд.


И неожиданно перескакивает на анекдот советского времени.

Учитель в школе говорит: «Дети, Бога нет. Повторите: ?Бога нет! Покажите Богу фигу?. Все показывают, один – нет. ?А ты что не показываешь? ? – ?Если Бога нет, – отвечает ученик, – то чего показывать. А если есть… зачем с ним ссориться? ?».



– В аспирантуре профессор, – добавляет Махмуд, – читал нам лекцию по философии. «Сейчас, – сказал, – приведу доказательство существования Бога». Я насторожился. Профессор подошёл к доске и написал: «Допустим, Бога нет».

Помедлил и приписал: «А вдруг?»


В СКЛАДКАХ

Приближаемся к цели путешествия этого дня (хотя есть ли у путешествия цель, или его цель – само путешествие?).

Плато Лаго-Наки – на высоте 2000 метров над уровнем моря. Название – соединение двух имён, женского и мужского. По легенде парню и девушке запрещали быть вместе, и они убежали. Их преследовали. Они предпочли остаться вместе, и погибли…

Каменистая дорога над пропастью – и вот оно, плато Лаго-Наки – не ровное, а как бы вздыбленное. Выпуклости, объёмы.

Плато «защитного» цвета, не поросло лесом, но и не голое, и что-то в нём есть… рисунки какие-то удивительные, таинственные знаки. Скалы прорезаны редкими деревьями. Получше присмотришься, – спускаются березы, потом ряд алей, дорога, тропа поднимается на плато и теряется в складках. Да оно все в складках. А в складках что таится? В складках плато, в складках гор, в складках жизни?

Слева на скале сердечко, и обычные надписи современников: «Я люблю Юлечку». «Вовчик, я люблю тебя!»

Несмотря на графитти, вид у плато нерукотворный. Лай собаки доносится откуда-то с поднебесья – там нет населенных пунктов, какой-нибудь табун…

На плато падает божественный свет. И проносятся самолеты. «Это военные, – поясняет Махмуд. – Московское начальство с отдыха летит, там у них дача. Когда была олимпиада, вытравили всю живность, чтобы зря не реагировали датчики…»

Господи, думаю я, кого создал ты? Кому подарил узор на кончиках пальцев?



…Складки, выпуклости, объёмы Лаго-Наки, – как божественные груди.

На обратном пути, в горах, купил у колоритного бородатого мужика в тельняшке чай на травах, с чабрецом, липой, мелисой душистой, боярышником, земляникой, зверобоем, сосновым побегом… Был и грецкий орех в меду. «Для мужчин хорошо», – посоветовал мужик.

Спускаемся. Темнеет, горы обволакивает туман. Закат. Тишина.

Махмуд, оказывается, до министерства преподавал в университете. Выросло поколение его студентов, некоторые уже профессора, а Махмуда взяли в управление, и так он стал молодым замминистра образования…


ПРАВО НА УЧЕБНИК

На обратном пути делюсь с Махмудом Каратабаном впечатлениями от увиденного. Только слепой не видит, что Россия – это богатство не кучки временщиков, а народов, этносов – каждый неповторим. Нужно ли стране это богатство?

Махмуд считает, что в центре совершенно не учитывают предназначение национальных республик. Для чего эти субъекты? Что вносят? Их рассматривают как обычные области.

И навязываются идеи, которые противоречат сути национальной республики.

Например, федеральный перечень учебников… «Какая необходимость, – говорит Махмуд, – включать в него национальный язык и проходить ту же экспертизу. Что проходят учебники математики? Кто в Москве будет экспериментировать с адыгейским языком?»

…Те же, думаю я, что экспериментируют со всей страной.

Махмуд: «О маминой истории… Она закончила иняз, пошла вместе с нами в детсад, потом в школу. Пришла в седьмую школу, не адыгейскую, в качестве преподавателя продлённой группы. Пришла в школу и ужаснулась полной пустоте относительно всего адыгейского в школе. Доросла до автора учебников, до руководителя методического объединения, до заслуженного учителя. Она как учитель национального класса придумывала мероприятия, и привела старика, который знал нартский эпос, историю, древность. И тут зашла завуч, и вот её реакция: ?Ну, адыги – это не самая древняя культура на Кавказе, армяне древнее?».

– Она этими словами показала свою суть. Не нейтральное отношение, а именно отрицательное, – говорит Махмуд.



Под флагом приведения в соответствие с законами РФ происходит выветривание всего, что есть особенного в Республике Адыгея.

– Да, – говорит Махмуд, – у нас есть парламент, есть флаг, да, прописано, что адыгейский язык является государственным наравне с русским. Но нет и такого простого закона, чтобы глава знал адыгейский язык. Нет права региона самостоятельно определять хотя бы компоновку учебника, программу по родному языку….


КОНФЛИКТЫ ЦЕННОСТЕЙ

Вспомнился разговор с другим молодым руководителем на Кавказе. Мы обсуждали право девочек ходить в хиджабах. Он сказал мне, что ровесники из силовых структур к хиджабам относятся резко отрицательно. Думают, что тенденция не проявится, если в зачатке на уровне внешних проявлений исключат саму возможность.

Эти молодые ребята (и кто постарше) из госбезопасности диктуют, у них неконтролируемая, ни в чём не ограничиваемая власть, на всё есть ответ.

По телевизору показали сюжет: семья беспокоилась, что сын с женой и ребёнком могут что-то предпринять на религиозной почве. Парень уехал в исламскую страну, и они боятся. За сюжетом стоит федеральный канал. Но товарищи, которые «блюдят», – ничего не знают.

Конфликт – в ценностных ориентациях.

– Вот мы с вами сидели за столом, – говорил мне тот молодой человек, Шамиль. – Это советские люди, нерелигиозные, поколение шестидесятипятилетних. Это поколение, его нейтрализовали, чистый эксперимент – религиозности нет, уничтожили, но традиции народные ещё витают… Мне больно смотреть, от себя скажу, люди базируются на том, от чего остались одни названия. А религиозности они боятся.

И появляется новое поколение, этот парень, который уехал в мусульманскую страну и прислал «голосовой привет». У него со старшим поколением конфликт ценностей. Важных ценностей. Например, отношение к алкоголю: не садись за стол, за которым вино (я вспомнил, что когда хозяин дома, где мы находились, достал четвертинку, Шамиль тихо ушёл куда-то). И вот советское, вы сами видели, – говорил он, – и моё поколение…

– А блюстители, – спросил я, – из вашего поколения?

– Я думаю, – ответил он, – они исполнители просто. Им сказали обеспечить, и они исполняют. Если бы проявился интеллект, они бы так не делали. Ни интеллектуальной работы, ни изучения предмета, ни попытки понять, что движет кем-то. Всё чёрно-белое. Причём ещё будут тебя стыдить за твою позицию.

…Была некая программа кадрового резерва территорий. Пришёл идеолог, бывший тогда в фаворе. Собрали человек сорок в Кремле. Шамиль был среди этих сорока и выступил с предложением: почему бы в критерии не внести подбор людей с инновационным мышлением, управленцы относятся к такого рода людям.

«Ваш вопрос вызвал сложные чувства…» – начал свой долгий ответ кремлёвский ведущий. И ответ его свёлся к тому, что мы можем позволить себе роскошь творчества в культуре, образовании, в других сферах… только при условии жёстко построенной государственной системы.

– А это везде, – заметил Шамиль, – и в университетах, и в других местах никто не хочет передавать властных полномочий. «Им виднее». Москве виднее, Кремлю виднее, губернатору виднее, шефу виднее…

Ещё из того выступления, рассказывал мне Шамиль, запомнилось выражение «успешные подонки». Класс людей, двигающих общество: мол, мы осознаем, что они подонки, но «нам нужны их способности, успешность…».



Молодые и старые блюстители государства, думаю я. Всё для его величия. Человек – ресурс, не цель…




По-адыгейски объясняться в любви – только иносказательно


В доме Махмуда Каратабана я познакомился с его родителями. Папу зовут Анзаур Махмудович, а маму Асиет Юнусовна. Она – заслуженный учитель Республики, пишет учебники адыгейского языка для русскоязычных школ и начальных классов. В Адыгее много лет занимаются по её учебникам. Дедушка Махмуд, инвалид войны, тоже был учителем. А внук язык сам выучил.

В аулах, рассказывает папа заместителя министра образования, много русских людей. В школах русские классы. В маленьких аулах ещё говорят на родном языке, а в больших, и в городах, типа Адыгейска, куда свезли людей из затопленных аулов, – по-адыгейски почти не говорят.

(Их невестка, кстати, говорит и по-русски, и по-адыгейски, но с детьми по-русски).

«Мой аул затопили, – говорит мама, – какой красивый был аул, Ленинохабль… Малая часть культуры осталась. Даже как свадьбу играть, не помнят».



– Идёт свадьба, – напоминает папа, – в середине отец, дедушка, с двух сторон дети. Младший – справа, чтобы старший, если понадобится, мог его послать за чем-то.

…Когда гостей сажают за стол, один человек не садится, оставляет место для самого старшего. Кто бы ни пришёл, князь или пастух, а уступали место.

…Женщина не может перейти перед мужчиной дорогу. Мужчина проходит, разворачивается к ней лицом, и ждёт, пока она не перейдёт.

…Сидят в комнате, отдельно старшие, отдельно младшие. Старший брат может позвать младшего, тот стоит у двери…


«Всё это ушло?» – «Наше поколение ещё соблюдало. Вот парень закурил, – и сразу бросил сигарету. Почему? Старший брат едет».

Папа Махмуда живёт в доме с невесткой, но они не встречаются, обходят друг друга. «А если ей что-то нужно?» – «Никаких разговоров!» – «Через жену?» – «Да. Через жену, сына. Но это редко…» —

А со свекровью ещё сложней – та не встречается с сыном, если он с невесткой. Только по отдельности…

А ребёнок спрашивает другого, даже если он ненамного старше: «Как у вас дела, здоровье, что нового?»

Может показаться, – странные обычаи. К чему они сейчас?

– Надо знать свою культуру, историю, чтобы понять, что хорошо, что плохо сегодня, – замечает мама Махмуда.

– Я кончил школу, по-адыгейски объясняться в любви нельзя было, стыдно, – говорит её муж. – А по-русски можно. По-русски писал любовные письма.

«Открыто о любви не говорили, – подтверждает жена. – Иносказательно…»

«За окном шум, гул, – рассказывает муж. – Она решила: выйду за того, в чьём доме тихо. И ошиблась. Потому что где шум, гул, там стадо баранов, богатый дом. А там, где тихо, – печка-буржуйка, больше ничего. Не поняла, ошиблась».

– Или вот, пришёл свататься жених, – погружает меня в тонкости национальной культуры мама Махмуда. – Невесту спрашивают: где ты хочешь, чтобы тебя похоронили – у тебя под окном или…Она поняла: если у себя под окном, значит, остаться старой девой.

– Или спрашивают: когда умрёшь, где тебя вынесут? Она отвечает: «Через это окно вынесут». Значит, здесь быть свадьбе.



– У меня отец инвалид был, – рассказывает папа Махмуда. – Чтобы ему не было скучно, приходили старики, разговаривали. А я стоял в дверях и слушал. Красиво говорили старики, пословицы рассказывали, – говорит Анзаур Махмудович. Мы с ним, похоже, одного возраста, но я воспринимаю его как патриарха.

…Еще обычай, – рассказывает, – идёшь, что-то натворил. Встречаешь старика. Тот говорит: скажи отцу, чтобы он тебя наказал. И я сообщал. Отец был инвалид, мне приходилось самому к нему подходить, чтобы он ударил.


Ещё.



– Мама говорит: «У меня голова болит, надо доить, а ты погони стадо». И я шёл, и гнал общее стадо аула.

…И просто зашёл человек, любого возраста, маленький или большой, богатый или бедный, здоровый или больной, – говорили, молодец, что пришёл. Стол накрывали, ни о чём не спрашивали.

…И такой обычай. Была одна бабушка, говорила сыну: к тебе гость пришёл, белого быка надо бы заколоть. Белого! Ну, как их можно было не любить, не уважать.

…Девочки с пацанами никогда не купались. Женщины днём не купались, только ночью.



* * *

Анзаур Махмудович рассказывал, и я думаю, надо и мне что-то рассказать, а то неудобно, – академик, а молчит.

Рассказал про путешествие в Русское Устье – старинное село у Северного Ледовитого океана. Его основали люди, бежавшие от погромов Ивана Грозного, приплыли сюда на кочах. Здесь жили юкагиры, эвены, позднее якуты. Новой русскоязычной среды не было, поэтому русскоустьинцы сохранили (пусть и не полностью) речь XVI века. Дети со взрослыми рыбачат, ездят на охоту, используют те же старинные ловушки – «пасти». Перед их домами сила Кариолиса разрушает берега, и Индигирка грозит унести село в Северный Ледовитый. Дети вместе со взрослыми придумали, как этого избежать…

Южный человек Анзаур Махмудович выслушал меня внимательно. «Истинно вы говорите. Взрослые отделились от детей. А если бы разговаривали вместе с дедом по-адыгейски, не только названия орудий знали бы. А, может быть, что-то сделали, чего мы не делаем…»




Глава 3

Археология золотого шитья








Джэга в ауле Уляп


Министр образования и науки Аминет Шумафовна Хуажева (пока писал книгу – стала экс-министром) – интересная, необычной внешности женщина. Почему-то в национальных республиках нередко встречаются интересные женщины-министры (или дело не в министрах?).

Аминет – человек современный, по образованию и учёной степени экономист, по духу – деятель культуры. Рассказала про женщину-кузнеца Асю Еутых, которая куёт оружие гвардии иорданского короля, гравирует, её работы есть в Эрмитаже… «Что-то в её взгляде скифское, – замечает Аминет. – Предками адыгов были скифы, синды, зихи, меоты…».

Министр подарила мне книги – об уникальном опыте садоводства, террасных садах, золотом шитье.

«Мы так выглядим, современно, а на самом деле корни глубокие… Я думаю, вас начнёт тянуть сюда, чтобы досмотреть, доувидеть…», – сказала Аминет. И добавила, уже как экономист: «Без образованных людей нет экономики». И ещё раз добавила: «Александр Трифонович Твардовский говорил: выдюжим, преодолеем. В России всегда так было: способность выдержать сладывается из общего мнения, умения стоять за своих родителей…»


ТАНЕЦ

В ауле Уляп, откуда родом глава республики, все школьники занимаются в фольклорном ансамбле. С удовольствием танцуют. Раньше молодёжь не знала национальные танцы, а сейчас затанцевала. «Асса!» Здорово танцуют, говорю молодому хореографу Зарине Ураковой.

Танцевали 6–7-е классы: девочки из шестого, мальчики из седьмого – чтобы одного роста. Потом танцевали девятиклассницы – высокие девушки. А за ними на сцене уже профессионалы. «Это в крови у жителей, – объясняют мне, – станцевать джэгу…»

– Аул очень музыкальный. Когда мы раскапывали тут курганы, – подтверждает археолог Аслан Махмудович Тов, – гармонистов в ауле было не меньше двадцати человек.

– У нас и дети наигрыши играют, – добавляет учительница танцев Зарина. – Раньше дискотека была. А сейчас по субботам – только джэгу. Они не знают, что такое медленный танец, белый танец. Джэгу!



Очень быстрый танец, со времён нартов. На свадьбе соревнуются, танцуют… Зарина, когда обучает детей, рассказывает об истории танца, дети зарисовывают, стихотворения учат. Интересы у ребят разные: джаз, рэп, может быть, даже попса. Но сам факт, что не дискотека… «Раз были в Тамани, наши ребята джэгу устроили, и казацкие девочки танцевали, и мальчики…»

Древний адыгский танец джэгу, чем-то напоминает шотландский и национальный английский. Джига – во времена Шекспира это была песенка с пляской, исполнявшаяся комиком или шутом в финале спектакля. Разные народы, а танец общий…


СЛОВА ЗАСТОЛЬЯ

В доме культуры, где мы беседуем, подошёл человек, показал золотое шитьё, кручёные нитки VI–IX века.

– Четырнадцатого, – уточнил археолог. – Узоры просматриваются.

– Ребята, которые танцуют, они и шьют. У нас костюмерные есть. Нам хочется вам все показать, – признаётся Светлана Шовгенова, руководитель школьного кружка по археологии золотого шитья.

Под занавес встречи – гостеприимное застолье, я извинился и переписал назания угощений – тоже ведь культура.

Халюж (типа чебуреков с сыром). Сушёный сыр – брали с собой в дорогу. Паста из кукурузы и пшена. Нэкуль (типа домашней колбасы) – из внутренностей говядины, и хмельной напиток «бахсым»…

Археолог поднял тост.



– Раньше, – сказал он, – молодые адыги не пили – только боги. Собрались боги на горе Эльбрус, пригласили одного человека, героя нартского эпоса. И вручали ему ритон, рог зубра, с белым вином. Он выпил. ?Замечательно, – сказал, – давай второй?. Боги сказали – простым людям мы наливаем только один рог, второй смертным не полагается. А тот нарт был не из робкого десятка. Увидел кадку, пнул ногой, и вместе с вылитым вином разлетелись винные косточки по всей Адыгее, – вырос виноград. Поели его люди и спрашивают стариков, что делать с виноградом. Те отвечают – вино. И стали адыги вино пить. Но всегда с благопожеланиями.


– …Я хочу выпить за то, – завершил свой тост археолог, – чтобы у нас и наших родителей сбывались все благопожелания. Хочу пожелать адыгам жить тысячи лет и сохранять адыгэ хабзэ – образ жизни, поведения человека в обществе. Чтобы он передавался детям, чтобы мы его передавали….


* * *

Рог был выпит, а дальше, как обычно в застолье, пошло в разнобой, о разном. Вот что запомнил.

История о футбольной команде, приехавшей в Адыгею из Израиля, их встретили на границе республики, оказалось, что они из Кфар-Кама, Рейхания, – черкесских аулов на севере Израиля, и язык знают великолепно.

О тысячах адыгов, появившихся в Турции после русско-кавказской войны, и осевших там.

О черноморском побережье, которое прежде было адыгским…

Говорили и говорили.

В Адыгее говорят: «Приход гостя – дело его, а уход – дело хозяина».

А хозяева улыбаются, не спешат.

Так вот сидим, пьём в ауле главы республики.


БОГАТЫРИ И СТАРЦЫ

Молодёжь потихоньку уходит, говорят люди с грустью. Потихоньку уходит дух из наших семей. Раньше людей было много, веселее было. А сейчас мало того, что мало, да ещё разнятся по состоянию. Поэтому проект, который вы делаете, чтобы закрепить молодёжь на родине, очень важен, – говорят они мне о северном, арктическом проекте, таком, кажется, далёком отАдыгеи.

Но что соединяет север и юг?

Якутский богатырский эпос «Олонхо» и кавказские «Нарты». То самое, что помогло сохранить обычаи, народ. «Через тысячелетия мы сохранили, а могли раствориться…» – повторяют они.

Я думаю: нет, это не отсталое традиционное общество. Люди из аулов Джамбечий, Уляп… прекрасно понимают, что нужно идти навстречу новому. И как это сделать, рассчитывая не на далёкое мифическое государство, а на собственные силы.

Вот один из примеров – предприятие «Адыгейская соль» из аула Уляп, в нём пятьдесят человек работают.

Местный житель, Аслан Закиреевич Хуажев, был главой поселения, а потом «с политикой распрощался». Перемешивал соль руками дома, а сейчас его продукция в Америке, Китае, в России, много наград, золотых медалей. «А почему такое название – адыгейская соль?» – «Потому что нет в Адыгее блюд без соли…»

Бывший глава поселения соль не добывает, а обрабатывает, делает приправы, добавляет перец… Производит несколько видов соли, сухую аджику, из кукурузной муки делает разные блюда, приготовляет напитки. «Ему шестьдесят три года, – рассказывают о предпринимателе, – уже десять лет работает…»

Одни о земледелии, другие об адыгейской соли, третьи о курганах, но всё это как-то сходится.



– …Не факт, что большой курган богаче, чем маленький, – говорит археолог Аслан (а звучит шире, – о стране, народе, культуре). Курган – «слоёный пирог», кочевые племена хоронят своих сородичей, потом время проходит, другие хоронят и досыпают, потом третьи… Получается, что курган – «произведение» разных народов и культур.


Однажды нашли в длиннющих ямах кости людей длиной 2–2,5 метра. Всё целое, даже фаланги… Великаны. Такие мощные, скорее всего, были воины. И что интересно – те, что лежали наверху, – маленькие, а эти великаны в глубине, закопаны на четыре метра. Великое – в глубине?..




Правила хозяина и гостя


Кунацкая – дом для Бога. Гость считался его посланником, в этом доме было всё самое лучшее: постельные принадлежности, музыкальные инструменты, оружие. Двери не закрывали, мог зайти каждый. Этот божий дом был школой просвещения для народа.


САМЫЕ ПЕРВЫЕ ПРАВИЛА

Гость слезал с коня. И по тому, как вешал кнут, хозяин понимал, сколько пробудет в доме. Если плётка вешалась у выхода – гость скоро уедет, надо быстрей готовить еду. А если кнут вешали подальше от двери, это был знак – приехали надолго.

Тогда хозяева резали барашков, приглашали соседей. По вечерам пели песни, развлекали незнакомого гостя, три дня ни о чём не спрашивали. Дом был длинный, до пятидесяти метров, все дети жили.



Воспитание, простые правила:

• Чем больше детей, тем, больше благ посылает небо.

• Воспитай моего ребёнка как своего.

• Если хочешь жить спокойно, – не воруй, не жадничай, не завидуй.

• Цени и уважай семью, родителей, братьев и сестёр. Не будешь ценить, – и другие не будут.

Будь щедрым, делай добро, не греши – это всё воспитывалось. Маленькие играли, подбрасывая камушки, называлось, как и у якутов на севере – «альчик». С трёх-четырёх лет мальчики садились в седло. Существовало волшебное слово: институт «хагрэй». Если встречали мальчика, говорили, «будь хагрэй», – он помогал, делал, что нужно.

Девочек с пяти лет обучали «золотому шитью» – чтобы пальцы были подвижны, чтобы дети были усидчивы. Эталон красоты женщины – узкие плечи, тонкая талия, неразвитый бюст и маленькие ступни, поэтому девочки с подросткового возраста носили корсет и круглые сафьяновые туфельки. Вырастая, девушки красились, делали макияж. Но когда проводился «конкурс красоты», девушка умывалась, и её оценивали в «натуральном виде», прилюдно…


О религии.

Адыгам был привычен синкретизм, смешение религий. С четвёртого века – христианство, с четырнадцатого – ислам…

Камешки с отверстием вешали на люльку от сглаза.

Маску козла – языческую, надевали во время праздника, смешили и пугали, отпугивали злых духов.


НЕ СПРАШИВАЙ: «МОЖНО ВОЙТИ К ВАМ»?

Купцы, коммерсанты, путешественники, учёные, начиная с «отца истории» Геродота и выдающегося античного географа Страбона, подробно описывавшего Кавказ, стремились больше узнать об этой таинственной «стране гор». И первое, что обнаруживали, – невиданное гостеприимство[2 - Гостеприимство как черта менталитета адыгов (по материалам исследования европейских путешественников, русских и адыгских учёных в XVI – начале XX вв.) // Емтыль Р. Х. Верность слову и долгу. Майкоп: Казачество, 2010.].

Джорджио Интериано, путешественник, географ, этнограф эпохи Возрождения издал в Венеции в в 1502 году книгу «Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование». В этой своеобразной энциклопедии черкесской жизни он рассказывает о «величайшем радушии принимать всякого»:



«Хозяина и гостя они называют "конак"… По уходе гостя хозяин провожает конака-чужестранца до другого гостеприимного крова, охраняет его и, если потребуется, то отдаст за него жизнь как самый преданный друг».


Джованни Лукка, итальянский монах-миссионер, сообщает из XVII века: «Нет в мире народа добрее или радушнее принимающего иностранцев. Они сами услуживают тому, кого поместили у себя… Мальчики и девочки прислуживают гостю с открытым лицом и моют ему ноги. Женщины заботятся о мытье его белья».

Спустя два столетия К. Сталь подтверждает: гостеприимство – одна из важнейших добродетелей всех черкесов: «Беднейшие сословия так же гостеприимны, как и высшие».

Все стремились услужить гостю. «Не слыхано, чтобы гость покупал когда-либо что-то», – утверждал в XIXвеке в «Записках о Черкесии» историк, просветитель, этнограф Хан-Гирей. Он замечал, что нарушение великого закона гостеприимства считается одним из главных преступлений адыга против своей нации: нарушивший обет гостеприимства мог стать навсегда презренным для всего аула, всей округи, всего народа, «честные люди теряют к ним уважение и гнушаются их сообществом, на каждом шагу они слышат оскорбительные упреки». Такие люди «нередко лишаемы жизни своими родственниками за нанесённое их роду неизгладимое посрамление».

И напротив, отмечал другой наблюдатель, И.Ф. Бларамберг, «часто случается, что знакомство, вытекающее из обстоятельств гостеприимства, перерастает в дружбу, а хозяин и путешественник становятся кунаками».

Ф. Дюбуа де Монпере, известный французский учёный-геолог и историк первой половины XIX века, путешествуя вдоль Черноморского побережья Кавказа заметил, что «нынешнее состояние Черкесии вызывает у нас в памяти представление о цивилизации первых королей Германии, Франции. Это образец рыцарской средневековой аристократии. С XVI века ничто не изменилось, нерушимость гостеприимства остаётся всё той же. Хозяин защищает гостя ценой жизни своей и своих близких».

В том же духе свидетельствует о Черкесии из 1839 г. корреспондент лондонской газеты «Таймс» Дж. А. Лонгворт. Из русских кавказоведов XIX века следует не забыть Л.Я. Люлье, хорошо знавшего психологию горцев, в том числе, черкесов:



«Горцы любопытны как и все вообще люди – писал он, – но они почитают нарушением прав гостеприимства всякий вопрос, на который гостю было бы трудно или неприятно отвечать. Путешественник без нарушений приличий может хранить молчание обо всём до него касающегося».


«Безграничное гостеприимство» признавали даже высшие русские чины, воевавшие с черкесами. Адмирал, член Верховного суда Н. С. Мордвинов с восхищением писал в 1826 г. Николаю I об институте аталычества[3 - Аталычество – древний обычай кавказских народов, по которому ребёнок переходит на некоторое время для воспитания в семью приёмного родителя (аталыка), а затем (по истечении определённого обычаем времени) возвращается к своим родителям], советуя царю и чиновникам организовать собственные кунацкие, где можно было бы принимать своих гостей подобно черкесам.

Адыги никогда не употребляли словосочетания: «Можно войти к вам?» – подобные вопросы считались оскорбительными.

Г ость, даже пленный, являлся лицом неприкосновенным.

Русский офицер Фёдор Торнау, находившийся в плену у адыгов в 1830-х годах, описывал, как его содержали.

«В кунацкой господствовала старинная турецкая роскошь, обнаруживавшаяся во множестве серебряной посуды, золочёных чаш, ковров, парчовых тюфяков, бархатных одеял…»

Пленный гость «…был поражён разнообразием подававшихся блюд. Их так много, что не успел пересчитать. Обед состоял из варёной баранины, говяжьего отвара, разных яичниц, молока десяти различных приготовлений, варёных кур с подливкою из красного перца, жареной баранины с мёдом, рассыпного проса со сметаною, буйвольего каймака и сладких пирожков, но число напитков было ограничено, черкесы не пили вино, водку, так как запрещено Кораном».

Дочь хозяина, изумительной красоты («никогда не видел подобных глаз, стана») – он смотрел на неё во все глаза: «Покраснела, улыбнулась, и, молча наклонившись к моим ногам, налила на них воды, покрыла полотенцем и пошла к другому исполнять свою гостеприимную обязанность».



Принимая гостей, черкесские женщины не скрывали лица, не носили паранджу, находились в мужском обществе, плясали с молодыми людьми и свободно ходили в гости, но, конечно, с наступлением темноты только в сопровождении родственника-мужчины, брата, отца.

За столом первыми начинали есть бысым – хозяин и гость, а затем, независимо от возраста, остальные.


ГОСТЬ ТОЖЕ ДОЛЖЕН БЫЛ СОБЛЮДАТЬ ПРИЛИЧИЯ

Это выражалось в том (замечал Н. Ф. Дубровин уже в XX веке, в 1927 г.) чтобы не болтаться по дому, заглядывая в разные помещения, отдавать дань гостеприимству, желая благополучия принявшей его семье, воздерживаться от похвалы вещей в доме – это могло быть воспринято как просьба, в которой хозяин не может отказать. И вообще…



«…Считается неучтивым оставаться у одного хозяина больше двух ночей, хотя хозяин никому не укажет на дверь».


…Когда гость уезжал, его провожали за пределы села или дома, помогали сесть на коня и стояли долго, смотря ему вслед.


СМУГЛЫЙ КИНЖАЛ

Мужчина был всадник, в переводе с адыгского «всадник-крепость», «всадник одинокий». Экипировка: конская сбруя, оружие и доспехи, всё приспособлено к верховой езде – единственному способу передвижения в горах. Жизнь мужчин: огнестрельное, холодное оружие, походный столик. Черкесское седло очень удобное, лёгкое.

Обычная одежда мужчины – двубортная черкеска, без воротника и лацканов, с расклешёнными полами. На полочках – газырницы для деревянных футляров с мерой пороха, достаточного для одного выстрела.

Белые черкески носили только князья. А так – чёрные, с газырями, рукавами, с кинжалом в ножнах, окованных серебром. Разные для разного возраста (достойным зрелого мужчины считался «смуглый кинжал»).


ОГОНЬ НЕВЕСТЫ И КУЗНЕЦА

Когда невеста входила в дом, её подводили к очагу, она становилась его хранительницей. Огонь нельзя было выносить, – вынесешь счастье из дома.

Ребёнок сначала жил на женской половине. Если в семь лет не вставал при входе старшего, не уступал место, считалось, что не адыг.

Ели обычно крупяное и молочное, немного, – считалось, чем меньше ешь, тем больше здоровья. Тех, кто ел много, высмеивали. Но на званом обеде выставляли сто разных мясных блюд.

Древо мира, как и у многих других народов, трёхчленно, – мир земной, подземный и небесный. Кузнец, общавшийся с огнём, тоже был окружён ореолом божественности. Когда болел взрослый или ребёнок, его приводили в кузню, опрыскивали, оборачивали, лечили с помощью железа.

Так что художественная обработка металла имеет древние сакральные корни (это замечает мой гид, сотрудник национального музея Адыгеи Сусанна Ильясовна Цей, показывая женские нагрудные украшения, пояса, холодное оружие, узоры на чашах. Любимые техники – чернь, зернь, филигрань…).



«Черкесский рисунок можно легко отгадать, – говорит она. – Он крупный, редкий, много свободного поля.»


Женский национальный костюм, «сай» – тёмно-фиолетовый, тёмно-вишневый, коричневый, приталенный до пояса, и распашной.

Украшение на поясе – защита от духов.

Рукав длинный, разрезанный, или отдельно нарукавники, которые привязывались к рукавам, прикрывая руку, – тоже защита.

Шапочка на голове – ещё не родила ребёнка. А после рождения – надевала платок…

Девушки дарили своим женихам красивые кисеты – в знак того, что сдержат слово.


ЦИНОВКА В УГЛУ

Жилища богатых не сильно отличались от бедных: дом, хозяйственный двор, дом для гостей. Крепостного права не было. Бедные и богатые одинаково произносили клятву на остром наконечнике – лемехе, на плуге.

Выращивали хлеб, девять сортов проса. Уходя на войну, сеяли так, чтобы, вернувшись, можно было спастись от голода.

Существовало разное скотоводство в горах, предгорье и на равнине. О черкесской лошади говорили: в горах – лань, на равнине заяц, вынослива как бык, сильная как медведь.

Пользовались лодками, выдолбленными из ствола дерева. Те, кто жил на побережье, отправлялись в плаванье на лёгких галерах из бука, с двумя десятками гребцов.

По древним верованиям, землю окружал покров божественности. Был тот, кого называли Покровителем, создатель законов Вселенной. У разных дел были свои покровители; например, покровителем пчеловодства была Мерием, в её честь устраивали праздник.

…Во время охоты передвигались по снегу на овальных снегоступах с двумя ремешками; снегоступы были взрослые и детские.

…Традиционные для костюма черкеса «газыри», в которых хранили порох, вначале были кармашками для съестного. Отправляясь в путь, в них клали варёное мясо и перетёртый горошек, а во время походов разбавляли водой.

…Спали на циновках из «рагоза» – болотистого растения, в сухую погоду её вымачивали. Ребёнок первые шаги делал на циновке. Её клали на пол и на кровать, и считалось, что лежащая на циновке девочка будет стройной, красивой. С приходом ислама стали делать циновку шестиугольной формы, с треугольником для наклона головы во время молитвы.

И для тех, кого отправляли в последний путь тоже была своя циновка, чистая циновка в углу, – без неё, считалось, душа будет маяться…




Тени прошлого

Принуждение к покорности


Как вся отечественная история, трактовка тех событий многократно пересматривалась, в зависимости от вождей и политической коньюктуры.


«ТАК НАЗЫВАЕМАЯ КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА»

До 1950-х годов борьба с Российской империей горцев Кавказа и адыгов, в частности, признавалась прогрессивным, национально-освободительным движением. Во время Великой Отечественной на средства, собранные жителями Дагестана, была построена танковая колонна, названная именем Шамиля – человека, который за сто лет до этого возглавил сопротивление горцев Чечни и Дагестана завоеванию Российской империей. Но уже в 1944 году чеченцы и ингуши были обвинены в бандитизме, заклеймены предателями и врагами народа и депортированы.

В 1950 году Сталин публично одобрил тезис «о реакционном, националистическом и агентурном» характере освободительного движения северо-кавказских народов, которые, как выяснилось, находились «на службе у английского капитализма и турецкого султана».

В хрущёвскую оттепель исторические оценки снова поменялись. Всесоюзное совещание историков признало борьбу горцев национально-освободительным и антиколониальным движением. Потом эта тема заглохла лет на сорок. По отношению к тем событиям было наложено табу не только на словосочетание «русско-кавказская война», но и вообще на упоминание «войны».

Изредка говорили: «так называемая Кавказская война».

Когда и почему она началась?


ЧЕРКЕССКАЯ КАРТА

Как выразился участник тех событий, офицер по особым поручениям при главнокомандующем кавказской армии генерал Р. А. Фадеев, «мысль о владычестве на Кавказе стала наследственной в русской истории»[4 - Половинкина Т. В. Черкесия – боль моя и надежда. Древнейшее время – начало XX века. Нальчик, 2014. Здесь и далее при описании хода русско-кавказской войны, помимо других источников, мы используем тексты и копии архивных документов, содержащихся в этом фундаментальном труде Тамары Васильевны Половинкиной, много лет возглавлявшей Этнографический музея г. Сочи.]. Эта мысль будоражила ещё Московию. А при Екатерине, в 1763 году, был заложен «камень завоевания Кавказа» – крепость Моздок, линии военных укреплений и постов.

Мысль обретала реальные очертания.

На западном Кавказе война началась, по мнению многих историков, ещё в 1800 году, с карательного похода атамана Ф.Я. Бурсакова с черноморскими казаками за Кубань. Позднее другой атаман, генерал М.Г. Власов, по словам русского консула в Персии Д.Ф. Кодинца «внезапными нападениями на земли черкесские… вырубливал леса, сожигая засеянные ими поля и, наконец, нападая на аулы их, предавал всё истреблению».

Набеги с целью захвата скота, пленных были взаимными, с той и другой стороны. Официально казакам до конца восемнадцатого века запрещалось переходить Кубань. Но недолго правивший император Павел I разрешил «учинить горским народам репрессалий». А при Александре I Благословенном, царе, которого искренне любили многие его благородные подданные, человеке, который, как заметил писатель-историк, «краснел от стыда, плакал от людской жестокости и молился Богу»[5 - Цит. по: Поликовский А. Граф Безбрежный. Две жизни графа Фёдора Ивановича Толстого-Американца. М.: Минувшее, 2006.], репрессалии продолжились…



В апреле 1828 года император Николай I объявил войну Османской империи. А спустя год между Россией и Турцией был подписан Адрианопольский мирный договор. В нём без ведома и согласия черкесов Черкесия передавалась России, наряду с Крымом, полуостровом Тамань и всей Кубанью.

…Но только Черкесия никогда не принадлежала Турции.


Задолго до этого «мирного договора» Российская империя исподволь буквально навязывала Черкесию туркам, «постепенно, – как отмечает историк [6 - См. упомянутую книгу Т.В. Половинкиной.]– шаг за шагом готовила юридическую базу для включения Черкесии в состав своих владений путем уступки её Турцией по окончании очередной войны между ними».

Сразу после заключения Андрианопольского договора, Николай I, поздравляя командира Отдельного Кавказского корпуса генерал-фельдмаршала И. Ф. Паскевича с победой в русско-турецкой войне 1828–1829 гг., писал:



«Кончив таким образом, одно славное дело, предстоит вам другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшее – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных».


Это произошло не сразу…


ЛЁГКИЙ ПЕРЕХОД

В рапорте от 22 апреля 1827 г. заведующий сношениями России с берегами Черкесии Д.Ф. Кодинец объясняет генерал-адьютанту И.Ф. Паскевичу, что единственной причиной готовности горцев принять турецкое подданство является бездарное командование кубанской границей.



«Следуя какой-то разрушительной системе, основанной, может быть, на корыстолюбии, он (командир Черноморского войска, генерал Власов) вскоре по вступлении своём в должность нарушил спокойствие, бывшее на границе со времени заключения мира. Действия свои он начал внезапными переправами чрез Кубань на земли черкесские, где он вырубливал леса, сожигал засеянные ими поля и, наконец, нападая на аулы их, предавал всё истреблению».


В рапорте сообщается об одном, особенно жестоком нападении этого Власова на аулы, жители которых защищали не только собственную жизнь, но имущество и жизнь находившихся там русских людей.

О происшествии было сообщено высшему начальству. Приехавшая комиссия выяснила «совершенную невинность натухайцев (местных жителей) и всю несправедливость экспедиции ген. Власова». В итоге тот был отстранён от командования, люди вознаграждены за разорение, и установленная «система обращения с сими народами дана… для точного исполнения». И вывод:



«С тех пор граница наша пользуется нерушимым спокойствием, сие служит неоспоримым доказательством, что с народами сими можно весьма легко жить в мире, подавая им примеры правосудия и верности в сохранении установленных с ними договоров….»


Всё вроде ясно, – из-за чего сыр-бор, власть разобралась, можно жить в мире. Это 1827 год. А уже через два-три года начинается государственный кошмар.

1831 год. Записка (как говорили тогда «отношение») того же генерала Паскевича, которому подавался предшествующий рапорт, – к военному министру графу Несельроде. В поданном отношении указывается на «полудикие племена», «скопище» и пр., от которых нужно оградить безопасность сопредельных русских земель. Подчёркиваются «предрассудки, нрав необузданный, различие веры, дикая привязанность к независимости (вот как привыкшие к рабству говорят!) и давнишняя вражда с Россиею»:



«Меры кротости недостаточны… Одна военная сила должна быть принята за первоначальное основание при укрощении племён кавказских».


Что же могло произойти за несколько лет в политике, людях, – чтобы от слов «с народами можно легко жить в мире» произошёл столь же лёгкий переход к действию – «одна военная сила должна быть принята за основание…»?

Ведь ничего же, в сущности, не произошло. Та же страна. Тот же Николай I, обживающийся у власти. Тот же, вроде, генералит. Ну, какие-то перестановки. Перетасовка? Может быть, «голуби» ушли вниз, а «ястребы» всплыли вверх?

Ползучая война ведётся с начала века. Давление на Кавказ усиливается.


ГОЛОДОМОР ПРИДУМАЛ НЕ СТАЛИН

Были разные планы, мирные и не мирные. Боролись разные мнения. Генералы, – может быть, не «голуби», но… и не все «ястребы».

Генерал Г.И. Филипсон[7 - Цитаты по книге: Половинкина Т.В. Черкесия – боль моя и надежда Нальчик, 2014 – и приложенным к ней историческим документам.]: «Турки уступили России земли кавказских горцев, которыми никогда не владели и которых жители… этого и не подозревали».

Военный историк, генерал-майор Р. А. Фадеев: «Принудить их к покорности можно было одним оружием».

Многие считали: чтобы присоединить Кавказ, – надобен страх. Бывший сотрудник Ермолова, генерал-лейтенант и генерал-губернатор А.А. Вельяминов: «…Внушать горцам спасительный страх, убедить непокорные племена в превосходстве нашего оружия… постепенном, но неизбежном вытеснении из всех занимаемых ими местностей, сколько-нибудь пригодных для обихода».

Все способы завоевания Черкесии, изложенные в Записке императору, были направлены на организацию массового голода в Черкесии, который Вельяминов считал единственным средством быстрого покорения горцев. Так и писал: «отнять пастбища», «истребить поля», «довести их до крайности». «Голод есть одно из сильнейших к тому средств».

И так и делал, – он и другие.

Помимо организации голода, опробывались и другие приёмы.

В 1834 году отряд под командованием генерала Вельяминова предпринял поход от Ольгинского укрепления до Геленджика, и на обратном пути «все аулы были истреблены».


КОРАБЕЛЬНАЯ АРТИЛЛЕРИЯ АДМИРАЛА ЛАЗАРЕВА В ШАПСУГСКОМ РАЙОНЕ [8 - Сегодня район носит название Лазаревского.]

В 1838 г. Черноморский флот высадил на восточный берег четыре десанта, один из них в устье реки Сочи. В воспоминаниях участника событий А.Ф. Рукевича («Воспоминания старого эриванца») рассказывалось о нападении на аул с помощью корабельной артиллерии.



«…Разом загремели оглушительные выстрелы, потрясшие корабли. Сквозь разорвавшиеся клубы дыма мы увидели, как гранаты забороздили по террасе, изрывая пыль и камни… После нового залпа началась частая бомбардировка всей полосы…нам казалось уж ничего живого не должно остаться в ауле…»


И, действительно, аул был пуст.



«Мы обшарили несколько ближайших саклей, полуразрушенных ядрами. Серьёзное настроение солдат тотчас сменилось шутливым, и многие занялись ловлей черкесских кур, с кудахтаньем взлетавших на крыши, а я и один какой-то мингрелец, шедший со мною все время рядом, занялись более важным делом – отыскали где-то длинный дрюк и начали привязывать к нему жёлтую тряпицу с узорами. Этим флагом мы хотели возвестить миру наше торжество – взятие неприятельского аула…»


Но торжество было преждевременным.



«…Словно из-под земли выросшие человек тридцать горцев бешено сновали между нашими солдатами и молча рубили их шашками и резали кинжалами. Гибель наша была неизбежна, потому что неприятель уже отрезал от нас тропинку, по которой мы поднялись в аул из оврага… Единственный проблеск спасения для нас, ещё уцелевших, заключался в отступлении к лицевому фасу, обрывавшемуся к морю…»


Адыгам объявили войну. И они отчаянно боролись с мощной империей, хотя силы были неравны и исход борьбы предрешён. Но зарезать себя как баранов, не давали.




Глава 4

Костюмы войны и мира








Закройщик


В Майкопе, в филиале музея Востока, находится мастерская и экспозиция работ оригинального художника Юрия Сташа. Коллекция его костюмов-картин называется «В мире мифов и реальности».


ДЯДЯ ИСАК И ВОСЕМНАДЦАТЬ ГЕНЕРАЛОВ

– Я конструктор-модельер, – рассказывает Сташ. – Работал закройщиком, руководил швейной экспериментальной лабораторией в Москве. В 1948 году я пошёл учеником в швейную мастерскую. Моими учителями были беженцы из Польши: Герман Мойшевич Фраймович, Александр Майорович Крушинский, Белау Борис – еврей из Одессы «дядя Боря», дядя Исак… Ещё, – вспоминает он о своих «университетах», – ездил в Ленинград в командировку, а там был конструктор Маргулис (немцы расстреляли его семью, отца и мать) – он разработал по таблице Брадиса систему кроя… Также меня учил Гершман, – у него было два сына, уехали в Америку. Я почему рассказываю: я всю жизнь их, моих учителей, помню и благодарю.

Сташу далеко за восемьдесят, а в глазах светится огонёк. Про таких говорят: в нём искра Божья.



– Прикладным искусством я занялся в 81-м году, а в 89-м показал костюм «Тыргатао». Это меотянская царица. Она имела связи с греческими колониями в Крыму и вышла замуж за грека. Через год я пошил костюм её супруга – «Гекатей». Этим вещами я хотел сказать, что у адыгов древние связи. На основе этих костюмов поставили танец.

И вот после того, как я создал два костюма и одно платье, меня пригласила в США адыгейская диаспора – помочь сшить костюмы для национального ансамбля. Я был там три месяца. И мне повезло – в Вашингтоне, в Институте Древнего Востока, я вместе с костюмами адыгского ансамбля выставил три своих костюма. И около ста преподавателей университета собрались на выставку.

Моим переводчиком был знаете кто? – генерал авиации иорданских военно-воздушных сил Кашоков – потомок участников русско-кавказской войны. А в Иордании я сидел за столом, где сидели 18 потомков-генералов…


– И реакция людей на мои костюмы, которые что-то выражали, побудила меня продолжить это занятие. Я решил рассказывать с помощью предметов декоративного искусства об адыгейской культуре, адыгах. Как они думают, как понимают мир. Потому что незнание культуры соседей рождает настороженность и страх».

– Враждебность?

– Да, враждебность даже…Человек хочет приехать в Адыгею, а услышит «Северный Кавказ», – ему страшно. Сегодня культура важнее даже экономики. У меня среди друзей армяне, грузины, азербайджанцы, евреи… Значит, можно сближать людей путём культуры. И нужно. Может быть, громко сказано, но я хочу своими работами, через искусство поднимать настроение человека, передавать радость, свет. Таинство даже…


КОСТЮМЫ НА ВЕЧНУЮ ТЕМУ



«Это платье – символ. Женщина руки опустит – обычное платье, синее, поднимет – превращается в дерево, а спиной повернётся – чёрное, плачет, – поясняет Юрий Махмудович Сташ свои удивительные костюмы-творения. – Это предупреждение, – говорит он, – в течение минуты – лекция об экологии…»


– У адыгов отношение к природе какое? Когда человек рубил дерево, он говорил: прости меня, я посажу другое. Осенью и весной шёл в лес с прививкой, и появлялись знаменитые черкесские сады… Бабушка мне рассказывала: когда дети рвали зелёную траву, им говорили: «Почему ты рвёшь бороду своего дедушки?». Когда охотник шёл на охоту, нёс три стрелы: на летающего, бегающего и плавающего. Если не попадал, – всё, больше нельзя.

Сташ показывает развешенные по стенам музея вещи

– Это мужской костюм – Стахемфак. Я соединил здесь римское и восточное. Во втором тысячелетии до н. э. территорию от Гагры до Новороссийска населяло племя зихов. Стахемфак был их полководцем и подчинялся Римской империи.

– Вы, когда костюмы делаете, c источниками работаете?

– Да, да… Я не хочу обижать кого-то, раздражать. Хочу, чтобы о моём народе думали по-доброму.

Пирамида «Мир Кавказу». Составлена из пирамидок, на них изображены разные сюжеты.

– И скрипичные ключи, видите, сам не знаю, почему увлекаюсь скрипичными ключами, – чтобы музыка звучала…



А это из нартского эпоса…

С накидкой – женщина. Родовые знаки, тамга – мои, те вот – моей супруги, а эти – моей бабушки… Такая история: враги окружили село, предложили, – чтобы не проливать лишнюю кровь, пусть встретятся силачи. Если побеждает ваш, мы уходим, а наш – забираем всех женщин и девушек.

Один молодой человек из этого села сильно переживал. А бабуля говорит: не переживай, на днях наша невестка доила корову и перебросила её за рога через забор…

И пришла худенькая такая, в мужском костюме, и в единоборстве подняла силача и бросила в реку Бахсан. Те подумали – подвох. А она сняла головной убор, волосы рассыпались по плечам, и они увидели молодую женщину. Дали ей коня. И она вернулась на коне, а предводитель со своим войском ушёл с миром…


Можно сказать, что произведения Сташа – оригинальная, через картины-костюмы интерпретация вечной темы «войны и мира».



– Вот карта, так начиналась Великая Отечественная война. Немецкие офицеры на границе Северного Кавказа, на краю, чёрная земля, силуэты… Символическая дверь в Москву, видите, ручка. Свастику растоптали советские солдаты. А это символ победы – черкеска с крыльями. Я говорю пришедшим с войны: «Спасибо, люди, вернувшие солнце…».



НАСЕЛЕНИЕ И НАРОД

– Это просто «Галактика». А это «Музыка галактики». Какая-то сила, космический дирижёр… Я сплетал из тончайших нитей, до пятидесяти ниток от стены к стене, на стулья цеплял. Три с половиной месяца занимался, день и ночь. Галактике не безразлично, что делает человек. Вырубает леса, взрывает, качает нефть, устраивает Чернобыль, и галактика начинает мстить – наводнениями, цунами…



– Это женское платье, черкесское, а головной убор хеттов. Жена царя Давида и мать его сына, царя Соломона, Вирсавия – была хеттеянкой, так что мы с ней родственники. Французы доказали, что все жители Земли – родственники, – говорит адыг Сташ мне, дальнему потомку царя Давида.



– Вот теперь мы подошли к платью «Толерантность». Накидка на четырёх языках – английском, арабском, адыгейском, русском… Научиться уважать чужую культуру, проявлять любознательность и обогащаться. Россия, мир богаты многообразием…


Художник-костюмер Юрий Сташ вспомнил великого кукольника Сергея Образцова: народ, сохранивший свою культуру, остаётся народом, а утративший превращается в население…

Кто мы, сегодняшние?

Кто-то написал: «Юрий Сташ научил свои платья говорить».


ВМЕСТО «КИНЖАЛА»

– Это тема Паганини. «Зависть» называется. Ему из зависти подменили струны, а он настолько талантлив был – на трёх, на двух, на одной сыграл, и никто не заметил.

«Не так дрова огонь, пылая, губит,

Как человека зависть злая губит».

Я думаю, тот, кто завидует, он больше страдает.

От чего зависят человеческие поступки? Говорят, такая система… Можно смягчить систему, как Махмуд в школе смягчает. А вы как считаете?»



Панно «Время застоя». Усечённое колесо, движение остановилось.

Перестройка. Советский Союз, мощное было колесо. Спицы-республики выпадают, и знак вопроса – почему это случилось?


– Я был в разных странах – Сирии, Иордании, Турции, США, Германии, Эстонии, весь Северный Кавказ объездил. К Юрию Никулину, знаете, подходят, спрашивают: куда попугай летит? «Вот, – говорит Никулин про попугая, – получил приглашение в такую-то страну. Я его сопровождаю». Так и я со своими коллекциями…

– Этот материал двенадцать лет лежал, пока я придумывал, что из него делать…

Сделал панно «Эмпатия».

– Видите, к сердцу ключи подобрать, войти в положение другого человека, и при этом остаться самим собой, выйти оттуда…

Вселенная не только вовне, но внутри тебя.



А вот тема к сегодняшнему состоянию общества. Вместо леса – одни пеньки. «Я пенёк не рекламирую, – поясняет Сташ, – а говорю: учитесь, как можно покорять мир, не воюя, мирным путем».

…Панно из пятисот разных пуговиц. Называется «Симфония пуговиц».

– Это было время, когда ничего не было, я же всё на пенсию создавал.



Удивительные, говорящие о важном в жизни, костюмы Юрия Сташа. Колесо вращается, спицы поочерёдно касаются земли. Спицы серебряные, а одна золотая.


– У адыгов говорят: «Ничего, сынок, дождёшься, твоя спица встанет на землю, достигнешь, чего хотел».

«Будем оптимистичны», – хочет сказать нам Сташ.

Композиция «Тревожное солнце Кавказа». Платье – обелиск. «Каждый раз сообщают миру, что ужасного произошло там, на Кавказе. И вот детишки стоят, и я как бы говорю, что всё будет нормально…»

Костюм Сташа, посвящённый Лермонтову.

…И с грустью тайной и сердечной
Я думал: «Жалкий человек
Чего он хочет – небо ясно
Под небом места много всем
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?

– Вот чего хочет «безумный, безумный мир» – видите, оружие и на руках, и на ногах… В Америке мальчик стреляет в школе, у нас каждый день убивают. И вот панно: «Не нужно нам братства из братских могил».



Я думаю: лучше бы вместо «Кинжала», нацеленного на Америку, власть продемонстрировала какое-нибудь из платьев.

Опустим обе половины платья, оно превращается в несущую смерть ракету. Крылья свёрнуты, вместо города – самолёт с бомбами. А развернём крылья, – и увидим голубое небо, голубое, несущее мир.

…Земной шар, на нём языки пламени, надписи по-русски, по-арабски, на иврите, по-английски…


ПЕССИМИЗМ – РОСКОШЬ ДЛЯ ЕВРЕЕВ

– Тут костюмерная, – заводит меня Сташ в какой-то уголок, где висят только что сшитые и ещё не завершенные платья-картины. Здесь его мастерская. В углу стоит посох к костюму «Мудрец в поисках мира».

Это он сам, по-моему.

Надо что-то делать, положительное, говорит он, негатив убивает.



– Я ночью просыпаюсь – что сделать? Я думаю: учить с малолетства творчеству. Культура должна восхищать, изумлять, чтобы у человека негатив уходил из головы.


– Вы поняли, мои учителя были кто? – сказал в конце нашей встречи Мастер, вспомнив про беженцев, чудом оставшихся в живых евреев из Польши и Одессы, портных и закройщиков, кроивших по таблице Брадиса. – Они научили меня пользоваться идишем, ивритом. Шить… – сказал он ненароком в рифму со словом «жить». Научили жить по-человечески, в творчестве.

– И сегодня благодаря им я с вами разговариваю, – добавил с улыбкой, – и хвалюсь своими работами…



Он сидит в маленькой костюмерной, завешенной ещё не законченными, находящимися в работе, божественными костюмами, и кроит, кроит материю, как…

На столике старая советская швейная машинка.

– Мне порой неудобно, я даже не прячу… Друзья встречают: «Юра, как дела?». Говорю, дальше будет лучше… Не жалуйся на время, ты в нём родился. Голда Меир сказала: пессимизм – это роскошь для евреев…




Тени прошлого

Дикари и цивилизации


В мае 1838 г. из русского лагеря на реке Сочи адыгам поступило письмо, в котором им предлагалось прекратить сопротивление, присягнуть русскому царю и подчиниться русским законам. На это адыги заявили, что не признают права России на их землю и никогда не подчинятся её власти.

Но вот что самое интересное: как эти «дикари» (с точки зрения «цивилизаторов») аргументируют своё решение.



«Мы знаем, какая судьба ожидает нас и детей, если вы станете нашими хозяевами, – писали адыги в ответном письме. – Мы не верим ни вашим дарам, ни вашим словам… Мы прекрасно знаем, что вы тираны, мы знаем, как вы заставляете страдать казанских и других татар, наших братьев по вере…».


В добрые намерения русских, по словам авторов письма, они поверят только тогда, когда Россия снесёт свои крепости в Черкесии, а войска уведёт за Кубань. «Тогда, – отвечали горцы, – ни один из нас не будет воевать с вами. И мы будем жить добрыми соседями».

В противном случае они собирались до конца защищать свою свободу, и строительство крепости их не пугало, как и вызывающий тон генеральского послания. «Может быть, вы стали горды от того, что ваши рабы завладели для вас куском земли, которую может покрыть скатерть?» – спрашивали горцы.

Кто же дикари?



…Встреча старейшин с генерал-лейтенантом Н.Н. Раевским на реке Шапсуго в июле 1838 г.

«Зачем вы не покоряетесь нашему великому государю, – спросил их генерал, – а заставляете нас проливать кровь напрасно?.. Знаю, что у вас в горах скрывается англичанин Белл, мутит вас и обнадёживает помощью Англии, но верьте мне, что он вас обманывает, помощи вы ни от кого не получите» (это была правда). И генерал добавил: «Лучше выдайте мне его с руками и ногами и получите за это много серебра от нашего государя, который очень богат».

Такое впечатление, что русские говорят, как татаро-монголы из XIII столетия. Н. И. Лорер, свидетель встречи, приводит ответ адыга-шапсуга:



«И тогда горский князь с достоинством отвечал через толмача: ?Удивляюсь я словам генерала. Ежели это правда, что царь ваш так богат, то для чего же он завидует нашей бедности и не позволяет нам сеять просо в наших бедных горах. Ваш царь должно быть корыстолюбивый царь. Что же касается англичанина Белла, то мы не можем его выдать. Потому что он наш друг и гость, и много делает нам добра… и нет у вас столько золота и серебра, чтобы совратить нас с пути чести?».


«…Я заметил, – заключает Н. И. Лорер, – что Раевскому сделалось как-то неловко, и он поторопился кончить этот щекотливый разговор».

Разговор с теми, кого русская власть, образованное общество за людей не считали, не случайно и в двадцатом веке именовали «инородцами».

Впрочем, Раевскому, видимо, была присуща… если не совесть, то нечто такое, о чём сто лет спустя заметит поэт: «если нету и совести даже – муки совести вроде бы есть».

И разум… Генерал был сторонником присоединения Кавказа к России, но понимал, что сделать это будет гораздо легче, если развивать торговые отношения с горцами. Достижение же цели одними военными методами, писал он в записке властям, «повлечёт за собой все бесчисленные и грязные злоупотребления, неразлучные с разбойничьей войной, которую называют частными экспедициями или набегами».



Другие считали иначе. Один из организаторов карательных экспедиций и набегов генерал-майор Г. Х. Засс имел своеобразное хобби – скупал, продавал и коллекционировал головы погибших черкесов. Генерал Филипсон свидетельствовал: «…Через год я встретил генерала Засса в Ставрополе. Он ехал в санях, а другие сани, закрытые полостию, ехали за ним. «Куда это, ваше превосходительство и что вы везёте?» – «Еду, земляк, в отпуск и везу Вельяминову в сдачу решённые дела». С этим словом он открыл полость, и я увидел штук пятьдесят голых черепов. Вельяминов отправил их в Академию наук».

Декабрист Лорер в своих «Записках» вспоминал: Засс был убеждён в том, что народы Кавказа надо взять страхом и грозой. Филантропия не годится. Вешать беспощадно, грабя и сжигая аулы.

По словам Лорера, «именно в поддержании проповедуемой Зассом идеи страха на нарочно высыпанном кургане у Прочного Окопа при Зассе постоянно на пиках торчали черкесские головы. И бороды их развевались по ветру. Грустно было смотреть на это отвратительное зрелище».

«Раз Засс, – продолжал Лорер, – пригласил к себе мадам Нарышкину, и она согласилась с условием, что неприятельские головы будут сняты. Засс исполнил её желание. И мы все были у него в гостях. Взойдя как-то в кабинет генерала, я был поражён каким-то нестерпимым отвратительным запахом, а Засс, смеючись, вывел нас из заблуждения, сказав, что люди его, вероятно, поставили под кровать ящик с головами, которые страшно смотрели на нас своими стеклянными глазами. ?Зачем они здесь у вас?? – ?Я их вывариваю, очищаю и рассылаю по разным анатомическим кабинетам и друзьям моим профессорам в Берлин?. Мне показался страшным генерал Засс».

Сценка как будто из других времён, но происходит не в концлагере смерти, а в гостях у русского генерала, неважно, кто он по происхождению.


* * *

К сожалению, глядя на портреты русских генералов той войны, со звёздами, эполетами, читая их служебные записки и рапорты, испытываешь несколько иное впечатление, чем от «героев 1812 года». Наверное, и их мы романтизируем, люди есть люди. Но те защищали Отечество, а эти «герои» были просто захватчиками никогда не принадлежавших России земель, истребителями других, живших своей жизнью народов. Никто не звал их сюда, ни с мечом, ни без него…

И всё же, «муки совести».

В 1841 году в рапорте военному министру графу Чернышёву генерал-лейтенант Раевский сообщает:



«Я здесь первый и один восстал против пагубных военных действий на Кавказе, и от этого вынужден покинуть край. Наши действия… напоминают бедствия первоначального завоевания Америки испанцами; но я не вижу ни подвигов геройства, ни успехов завоеваний Пицара и Кортеца. Дай Бог, чтобы завоевание Кавказа не оставило в русской истории кровавого следа, подобного тому, какой оставили эти завоеватели в истории испанской…»


Увы, завоевание Кавказа оставило след. Такой позорный для русской истории, что пятно легло даже на Пушкина, в это самое время весело и безмятежно писавшего в письмах брату о своей службе и путешествиях по Кавказу, на Айвазовского, чьи живописные картины изображали – что уж там скрывать, с воодушевлением изображали, – «героическую высадку» русских у рек Сахе и Субаши 3 мая 1839 года.

В десантных операциях Черноморского флота и строительстве укреплений принимали участие и те, кто восставал против тирании, чьи имена связываются в нашем представлении с благородными намерениями и любовью к отечеству, – декабристы. Одни попадали в Кавказский корпус по приговору суда, другие после отбывания каторги и ссылки в Сибири. Многие были убеждены, что несут на Кавказ «образование», «цивилизацию», не упуская и случай «отличиться в деле». Были и те, кто понимал, что «огонь и меч не принесут пользы». «Да и кто дал нам право, – писал декабрист Лорер, – таким образом вносить образование к людям, которые довольствуются своею свободою и собственностью?»

Я не судья ни тем, ни другим. Мне говорят: «надо их понять», «они были на службе», «присягали государю»… Да, я понимаю. Но это не помешало генералу Н.Н. Раевскому или адмиралу Л.М. Серебрякову (так перевёл на русский язык свою фамилию армянский дворянин К.М. Арцатагорцян) осознать преступления, весь ужас истребительной войны, – в отличие от других русских генералов…

В любой ситуации – один человек ведёт себя так, а другой по-другому.




Глава 5

Легенды из семитомника








В тех местах никто не считает, что это выдумка


Подобно тому, как от древних греков до нас дошли «Странствия Одиссея», от финнов – «Калевала», от калмыков-ойратов – «Джангар», от саха-якутов «Олонхо», – от адыгов, абазинов, абхазов, балкарцев и карачаевцев, чеченцев и ингушей, осетин и других народов Северного Кавказа до наших времён дошёл народный эпос «Нартхэр» – нартский эпос. Его герои – жители сказочной (а может быть, реальной?) страны нартов, так же, как в других эпосах отправляются в путешествие, стремятся к цели и, преодолевая препятствия и соблазны, в конце концов, достигают её. Что это за цель? Быть может, народное счастье, обитающее на недосягаемых снежных вершинах?


СКАЗОЧНАЯ СТРАНА

Нарты – не только богатыри, отважные воины, но хлебопашцы и искусные кузнецы, плясуны и музыканты. Иногда они не только защищают родную землю, борются против сил зла, но ссорятся и дерутся друг с другом. И нуждаются в мудром советчике, который приходит не только из царства мёртвых, но обнаруживается подчас в собственном доме, в виде находчивой жены или невестки.

Эпос создавался в VIII–VII веках до н. э., в начале железного века. Некоторые исследователи полагают, что первоначально – в песенно-стихотворной форме, постепенно обрастая прозой. Для сохранения эпоса отбирали юношей с цепкой памятью. И женщин: мужчины могли погибнуть в бою, а женщины, старухи передавали сказания. Спустя многие столетия их стали записывать, совсем недавно по историческим меркам – издавать.

Адыгская версия эпоса представлена в семи томах, содержит 705 отдельных текстов, песен, поэм и легенд, к которым приложено ещё 40 нотных записей, огромное количество пословиц и поговорок. И это ещё не всё – есть отдельные, не вошедшие в семитомник истории…

В представлениях людей, передававших сказания, нарты не были выдумкой, они реально существовали. Сказания сопровождались у адыгов упоминанием «нартхэм я лъэхъэнэ» («времён нартов»). Нередко следы нартских легенд связаны с конкретными местами, аулами, горами, долинами, в чём я мог лично убедиться. Но об этом позже…


ЗОЛОТОЕ ЯБЛОКО

Эта легенда из семитомника, переведенная на русский язык А. Гадагатлем и Л. Ветровой[9 - Самоуправляемая стрела нарта Тлепша. Легенды из адыгского народного эпоса «Нартхэр» / лит. обраб. и пер. с адыг. А. Гадагатля и Л. Ветровой. Майкоп: РИПО «Адыгея», 2000. (В кабардинском варианте легенда «Золотое дерево» и другие звучат иначе: см. Сокровище нартов. Кабардинские сказания /пересказал и обраб. для детей В. Кузьмин. Тула, 2011; см. также Нарты. Героически эпос балкарцев и карачаевцев. М: Наука, 1994).], очень похожа на сказку об Иван-царевиче и жар-птице. Там тоже в саду («таком богатом, – хвастается сказка, – что ни в котором государстве не было») была у царя яблоня любимая с золотыми яблочками, куда повадилась срывать их жар-птица, явно не из русской сказки: «на ней перья золотые, а глаза восточному хрусталю подобны».

Ну, это не так неважно, в разных странах сказки звучат по-разному. Перескажем эту.



…Итак, на земле нартов росла золотая яблоня. Каждый день она давала одно золотое яблоко. И было то яблоко чудесным. Если женщина, у которой не было детей, откусит белую часть яблока, у неё родится белокурая нартская дочь. Если красную, – славный нарт появится на свет.

Но с некоторых пор золотые плоды по ночам кто-то стал похищать. Нарты поручили охранять яблоню метким стрелкам, братьям Пыджэ и Пызыгэш.

В полночь прилетели три белые голубки. Младший брат был как раз на посту, пустил стрелу и успел заметить, что не промахнулся. Голубка улетела с трудом, взмахивая подстреленным крылом. Но как мог Пызыгэш доказать, что знает теперь, кто ворует яблоки. Подойдя к дереву, он увидел на земле пунцовые капли. Юноша достал из кармана белоснежный платок и обмакнул в кровь.

Его осенила счастливая мысль. Пызыгэш разбудил старшего брата, и они решили преследовать голубок. Кровавый след привёл их к Меотскому морю. Здесь след обрывался…Вряд ли раненая голубка смогла перелететь через море. И подружки не должны были оставить её в беде. «Не иначе, как все они на дне морском», – догадался Пызыгэш и сказал брату: «Жди меня на берегу. Если через год не вернусь, значит, я погиб».

Ударил мечом по водной глади и рассек её. С шумом взлетели пенистые брызги. Море расступилось перед нартом и поглотило его.

Пызыгэш пошёл по морскому дну, продираясь сквозь густые водоросли. Скоро он увидел замок с причудливыми башенками и зубцами. Из замка вышли семь братьев, как две капли воды похожие один на другого. Они оказались гостеприимными и пригласили Пызыгэша в свои покои. Две девушки, вошедшие в кунацкую вслед за мужчинами, поднесли гостю кувшин с водой и полотенце. Он умыл лицо и руки. Потом принесли круглый столик на трёх ножках. На нём были всякие яства и лакомства, а среди них Пызыгэш увидел яблоко с золотого дерева. «Значит, я нашёл тех, кого искал», – радостно подумал нарт. Но не подал вида, решил посмотреть, что будет дальше.

Семь братьев рассказывали о своей жизни на дне морском. Пэзыгэш узнал, что они сыновья богини морей Псытха-гуашэ. А две девушки, прислуживающие им, её дочери.

«Есть у нас ещё одна, самая младшая сестра, – сказал старший из семи братьев, – но она больна. Тяжёлая рана приковала её к постели». Пызыгэш всё понял и спросил: «Может, я смогу ей помочь?» – «Нет, – печально улыбнулся старший брат. – Могла бы спасти только пролитая ею кровь, да где теперь её возьмёшь?»



ВЫ УЖЕ ДОГАДАЛИСЬ, ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ?



…Пызыгэш достал из кармана белоснежный платок с пунцовым пятном и приложил к ране на руке девушки. И сразу лицо её порозовело, веки дрогнули, она открыла глаза и улыбнулась. На следующий день Мыгэзэш-гуашэ, так звали младшую из сестёр, была совсем здорова.

Радости братьев не было конца. Каждый из них одарил нарта. В его честь был устроен великолепный пир. А перед тем, как нарт собрался в обратный путь, братья сказали: «В знак признательности мы решили отдать одну из трёх сестёр тебе в жёны. Выбирай любую!»

И Пызыгэш выбрал красавицу Мыгэзэш-гуашэ.

Так впервые пошли вместе по жизни сын суши и дочь моря.

А как обрадовался Пэджэ, увидев выходящими из волн морских любимого брата и невестку. Семь дней и ночей пировали нарты на их свадьбе. А потом Мыгэзэш-гуашэ родила сразу двух сыновей-близнецов. Не зря же она съела столько золотых яблок!.



ДОГАДЛИВАЯ НЕВЕСТКА

А вот совсем на сказку не похоже – чистая правда. Рассказывают, что в давние времена, когда кузнец Тлепш ковал, то раскалённое железо придерживал голой рукой – он был нарт, и у него хватало мужества превозмогать жгучую боль.

Но его догадливая, сообразительная невестка придумала инструмент, с помощью которого можно придерживать, переворачивать раскалённый металл, не прикасаясь к нему руками. Словами поведать о своём изобретении свёкру она не могла, поскольку адыгский обычай не позволяет невестке разговаривать с отцом мужа.

Но невестка была дважды догадливая. Принесла из леса двух змей, сложила их крест-накрест, сбила гвоздём и положила у порога кузницы.

Тлепш, увидев замысловатый знак, всё понял. И тут же, говорят, выковал первые железные клещи.


БИТВА С ВЕЛИКАНАМИ

Эта история о том, как Чэчаныко Чэчан в поисках своего пропавшего много лет назад отца, пошёл по следу его коня.



Пересёк море со старым другом отца, подъехал к большому подворью с огромным домом, обнесённом высокой терновой изгородью. Там, в доме за четырьмя замками жил старик с длинной белой бородой, он сидел в благоухающей комнате на мягкой белой постели перед круглым столиком, уставленном яствами, и светился подобно зеркалу, в которое можно посмотреться. Хозяин дома рассказал, что этот человек – нарт Чэчан, которого он когда-то похитил. Да, ему пришлось так сделать, потому что было предсказание, что ещё не родившийся сын нарта вырастет богатырём и освободит жену хозяина дома, которая в неволе у великанов. Сам он неоднократно пытался это сделать, искал собственную погибель, но только погубил много людей.

Чэчаныко Чэчан понял, кто этот благообразный старик, и решил помочь хозяину дома. «Я не появился ещё на свет, – сказал Чэчаныко, – а человек уже надеялся на меня. Если кто-то рассчитывает на тебя, ты непременно должен ему помочь, хотя для этого, может быть, придётся преодолеть неимоверные трудности». И с другом отца, нартом Шэбатныко, Чэчаныко Чэчан отправляется к великанам.


Тут я хотел бы обратить внимание, что далеко не каждый, у кого похищают отца, будет с риском для жизни помогать похитителю, потому что сопереживает его горю. Этим народный эпос, поднимающийся до нравственных высот, отличается от обыденной жизни.



…Добравшись до дома великанов, которые были в отъезде, молодой человек увидел пленённую великанами жену хозяина, которая испуганно выглянула из двери и запричитала: «Ой, дитя моё! Знаешь ли, в какое страшное место попал? Уходи поскорее…»

«Успокойся, – ответил Чэчаныко Чэчан, объяснив, зачем он приехал. – Если мне на роду написано счастье, то я одолею их, а тебя вызволю из неволи. С их двора не уйду и прятаться не стану. Если их не будет год, я год буду ждать их. Сколько захочу, столько буду есть и пить».

Сказав так, он засучил рукава черкески, взял черпак и запустил его в котёл, где уже доваривалось мясо. Ловко вынул бычью ляжку, положил её на столик, взял сырных пирожков, пышки, и всё это с аппетитом съел.

Тут послышался топот коней и появились великаны. «Ага, здесь человечек!»– злобно засмеялся старший великан. – «Он съел то, что предназначалось нам!» – возмущался младший…

Здесь история начинает напоминать сказку про Машу и трёх медведей за исключением того, что «Маша» не прыгала в окно, ни капельки не испугалась, даже бровью не повела, а медведи злились, рычали и всё никак не могли понять, что этот человечек тут делает. И при этом заявляет: идите на кухню, набейте свои ненасытные утробы. «Не хочу, – говорит, – чтоб вы роптали, дескать, если бы он дал нам поесть, мы бы в схватке действовали иначе».

Средний великан, пристально глядя на пришельца, печально произнес: «Гляжу я на этого человека и вижу, что не придётся нам ждать от него радости».

Так и случилось.

Сначала Чэчаныко Чэчан сражался с младшим великаном. «Начнём! – коротко бросил Чэчаныко и кулаком ударил великана в переносицу. Из великаньего носа фонтаном брызнула кровь.

Когда тот пришёл в себя, договорились биться так. Расстелют на земле бурки и положат на них по семь стрел. Выпустят стрелы. Если после этого останутся живы, сядут на лошадей и, сшибая их грудь с грудью, будут биться дальше. С тем, кто не удержится в седле, оставшийся на лошади сделает, что ему заблагорассудится.

«Поскольку я уже нанёс тебе удар, начинай поединок ты», – благородно предложил Чэчаныко Чэчан великану. – «Если так, то держись», – крикнул тот.

И первый пустил стрелу в Чэчаныко Чэчана. Она пронзила юношу насквозь. Но, превозмогая боль, нарт прицелился, и стрела пробила в теле великана огромную дыру.

Потом противники стали взбираться каждый на свою лошадь. Как только Чэчаныко Чэчан почувствовал себя в седле, он сразу же повёл атаку, не дав великану опомниться. Мгновенно тот вылетел из седла. Чэчаныко Чэчан взмахнул мечом и расправился с ним.

Со средним великаном было сложней, «они бились так, что из них во все стороны сыпались кости». Но и тут юноша ударом тяжёлого меча сокрушил врага.

Но старший великан почти одолел Чэчаныко Чэчана, ведь у него было много ран в предыдущих боях. Бысым – хозяин, затаившийся в соседнем леске, и нарт Шэбатныко не стали ждать, подоспели на своих конях как раз в тот момент, когда великан уже занёс руку с мечом над теряющим сознание Чэчаныко Чэчаном, и нанесли злобному великану смертельный удар.

Забрали с собой жену хозяина и юношу, привезли в дом. Трое суток дочери хозяина ухаживали за раненым и привели его в чувство. Когда он выздоровел, то посетил своего отца, благообразного старика с длинной белой бородой. Вместе они переплыли море и вернулись к матери – пропавший муж с его старым другом, сын, да ещё невестка в придачу – прекрасная девушка, дочь нечаянного похитителя…



ВОЗМЕЗДИЕ ТЛЕПША



В кузнечном деле Тлепш был непревзойдённым знатоком и мог не только что угодно ковать из железа, но и добывать его из камня. Зная об этом, два заморских нарта привезли ему два огромных валуна. Потребовали, чтобы в их присутствии кузнец одному выковал меч, который всё рубит, а другому – тот, который всё пронзает. Да при этом, закаляя железо, не посыпать песком. А ведь если этого не делать, мечи развалятся от дуновения ветра.

Но кузнецу помогла его невестка. Она встала в пристройке, спрятала песок в рукава одежды и по знаку кузнеца подсыпала его в отверстие меха.

Мечи были готовы, и нарты ускакали, даже не поблагодарив кузнеца.

А когда переправлялись через реку, всадник, который завладел всё рубящим мечом, пошатнулся в седле. Меч выскользнул из ножен и утонул бы, если бы другой всадник не вонзил свой меч в тот, что падал и не поднял над головой своего всё пронзающего меча.

Первый нарт счёл происшедшее оскорбительным для себя, развернул коня и помчался к Тлепшу. Тот в это время отдыхал, сидел на солнышке, протянув усталые ноги, и рассвирепевший нарт ударил всё рубящим мечом Тлепша по ногам.

Нарты долго лечили своего кузнеца. И вылечили. Только теперь он орудовал молотком сидя, оставшись без ног. Так прошло немало лет. Но обида и боль, которую незаслуженно причинил ему недруг, не покидала сердце Тлепша.

Злодей достоин справедливого возмездия. Как поступить, если на открытый поединок кузнец вызвать его не может? Он нашёл выход. Выковал тонкий-тонкий меч, который можно было свернуть как пружину. Уложил в маленький сундучок и послал заморскому нарту.

– Вот тебе подарок, – сказал ему посыльный, передавая сундучок. – Здесь столько добра, что хватит на всю жизнь.

Жадный человек даже не спросил, от кого щедрый подарок. Сгорая от нетерпения, внес сундучок в дом, повернул ключ и открыл крышку. И прежде чем мог понять, что это в сундучке зашевелилось и заскрежетало, распрямившийся меч вонзился ему в сердце.

Оно было злым и недобрым.



САМОУПРАВЛЯЕМАЯ СТРЕЛА



Ерышэко-Коварный завидовал трём нартам, которые были умнее и сильнее его, и решил с ними расправиться. Пришёл к кузнецу Тлепшу и заказал три стрелы, которые поразили бы без промаха Саусырыко, Пшатык-Чеча и Блипк-Чеча. Нарту не принято было отказывать в просьбе и, подумав немного, кузнец сказал: «Три стрелы тебе ни к чему, я сделаю одну жужжащую, самоуправляемую, которая поразит всех троих. Только скажи, пуская стрелу, лети туда-то. Но помни, что эту стрелу можно пустить только один раз».

Случилось так, что один из этих троих приговорённых нартов, Саусырыко, проезжал мимо и услышал разговор. Он поспешил к своим друзьям, чтобы предупредить их. Но было уже поздно: Ерышэко натягивал тетеву. Стрела Тлепша полетела! И нарту ничего не оставалось, как обратиться в кусок глины, прилипшей к подножию горы. Когда стрела приблизилась ко второму нарту, тот по её звуку понял, что спасения нет, и прыгнул с горы в глубокое ущелье, предпочтя покончить с собой, чем погибнуть бесславно. Так же поступил и третий нарт. А того, кто обратился в кусок глины, стрела найти не смогла, и плавно опустилась на землю. Волшебное свойство её пропало, она была уже не опасной. И Саусырыко снова стал нартом…



КАК БОГАТЫРЬ РОДИЛСЯ



Сэтэнай-гуащэ славилась среди нартских женщин необыкновенной красотой. Однажды она спустилась к реке стирать и, выполнив работу, сбросив лёгкие одежды, не спеша вошла в прохладную воду.

В это время нартский пастух по имени Зартиж пригнал на водопой коров, увидел стройную молодую женщину и воспылал к ней любовью. И крикнул ей: «К тебе идёт стрела любви».

Стрела попала на прибрежный камень. Смущённая Сэтэнай поняла, что произошло. Её обрадовала мысль, что в этом камне зарождается жизнь. Ведь может так случиться, что она, наконец, будет иметь ребёнка.

Сэтэнай-гуащэ принесла камень домой, укутала его так, чтобы не проникли к нему ни воздух, ни вода, и девять месяцев и семь дней опекала необыкновенный камень. А когда из него стали доноситься неясные звуки, принесла к кузнецу Тлепшу. Тот тяжёлым молотом расколол камень надвое и освободил находящегося внутри мальчика.

Мальчик пылал огнём, искрился!

Тогда Тлепш охватил колени малыша огромными клещами, и, чтобы он остыл, семь раз окунул в холодную воду. Так кузнец закалил новорождённого, и мальчик стал твёрдым как булат. Лишь колени, перехваченные цепкими клещами, у мальчика по имени Саусырыко (что значит «горячий, пылающий огнем») остались незакалёнными. Такими, как у обычных людей.



КАК ОН ВЕРНУЛ ОГОНЬ

Выясняется, что знаменитая «Легенда о Данко» Максима Горького имеет альтернативу. Идея вернуть огонь потерявшим его людям, вывести их из тьмы, – может подаваться по-разному, и для этого не обязательно вырывать сердце из своей груди.



В нартском варианте злобный великан-иныж, воспользовавшись отсутствием мужчин, подкрался тёмной зимней ночью к домам, разорил очаги и похитил огонь. Вернувшись, нарты отправились на его поиски, но обыскав высокие горы и глубокие ущелья, скованные морозом, не нашли ни похитителя, ни огня. Богатыри загрустили, но увидев, что к ним приближается не раз находивший выход из сложных ситуаций Саусырыко, воспрянули духом.

Огня у него не было. Но поднявшись на горную вершину, он увидел подымающийся из ущелья дымок и иныжа, свернувшегося клубком вокруг костра. Как вынуть из костра головню, не разбудив коварного великана? Конь Тхожий предложил превратить свой топот в поступь собаки, потом кошки, чтобы наездник мог неслышно подобраться к костру. Но нарт оплошал, второпях схватил большую головню вместо маленькой, от неё отскочил раскалённый уголёк.

Великан взревел, проснулся, и между ним и Саусырыко начался длинный диалог. (Диалог я опущу. Главное в конце, который ассоциируется не с романтичным героем Данко, а с весьма практичным, прагматическим, я бы сказал, Котом в сапогах.)

Великан стал расспрашивать незнакомца про Саусырыко, о котором много слышал, – его интересовало, какие нартские игры тот любит. «Покажи их, тогда, может, и отпущу тебя». Саусырыко стал предлагать ему разные нартские игры, например, кидать с горы большой амбра-камень, а великан чтобы лбом отбивал, или глотал раскалённый лемех, охлаждал в чреве и выплёвывал. Великан попробовал, ему это понравилось, и он сказал: хорошая игра, а поинтересней нет?

«Есть… Но вряд ли ты это сможешь сделать». (Не правда ли, похоже на разговор людоеда с Котом в сапогах, когда тот предлагал людоеду то в в льва превратиться, то в маленькую мышь).

«Говори скорее!» – прохрипел великан. – «Саусырыко, – сказал незнакомец, – погружается в море, ногой дна не касаясь, рот водой не заливая. Семь ночей и семь дней его замораживают. Выходит из моря целым и невредимым, грудью взломав толщу льда».

Иныж зашёл в море. Семь дней и семь ночей крепчал вокруг него лёд. Крепчал, да потрескивал. Саусырыко для надёжности ещё подсыпал семь подвод соломы и семь раз подлил воду. На восьмой день крикнул: «Эй, иныж, выходи!»

Тогда только тот догадался, с кем имеет дело, да было поздно. А Саусырыко, захватив огонь, на своём верном коне вернулся к нартам. И как говорится в эпосе, «Нарт Саусырыко, славный сын Сэтэнай-гуащэ, в поднятой руке нёс людям мятущийся огонь, дающий тепло, свет, счастье, жизнь…»


Ну, это уже ближе к Данко.


* * *

Как уже говорилось, истории нартского эпоса отличаются от сказок тем, что имеют реальные, физически наблюдаемые следы.

В ауле Кунчухохабль за изгородью одного дома мне показали след от зарывавшегося в землю по пояс, плясавшего с кузницей на плечах нарта Худимиджа.

С черноморского побережья ясно видна красная от крови полоса, оставшаяся от прикованного к скале Прометея, грудь которого клевал орёл. То, что Прометей именуется по-адыгски Насрэн Жачэ, особого значения не имеет. Дело происходит всё равно в этих местах, в Колхиде, как называли Кавказ греки, плывшие сюда за Золотым Руном.

Ну, а уж легенда о трёх камнях точно принадлежит нартскому эпосу: в ней двое мужчин и женщина превратились в камни, чтобы не носить на себе бремя стыда – и это место, где разгорелся поединок, – я тоже видел, там стоят три огромных валуна.

И я не встречал ни одного человека в тех местах, который бы считал, что это – выдумка.




Ветви чести на древе человечности


Мастер по дереву, предприниматель, житель аула Джамбечий, смастерил для школьного музея скамейку. («У адыгов не было кроватей». – «Были до Кавказской войны… А в войну – какие кровати…»)





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63674042) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Емтыль Р. Х. Верность долгу и слову. Очерки и статьи о жизни, деятельности и творчестве первого адыгского историка, просветителя, этнографа, фольклориста Хан-Гирея. Майкоп: Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований. 2010, С. 8.




2


Гостеприимство как черта менталитета адыгов (по материалам исследования европейских путешественников, русских и адыгских учёных в XVI – начале XX вв.) // Емтыль Р. Х. Верность слову и долгу. Майкоп: Казачество, 2010.




3


Аталычество – древний обычай кавказских народов, по которому ребёнок переходит на некоторое время для воспитания в семью приёмного родителя (аталыка), а затем (по истечении определённого обычаем времени) возвращается к своим родителям




4


Половинкина Т. В. Черкесия – боль моя и надежда. Древнейшее время – начало XX века. Нальчик, 2014. Здесь и далее при описании хода русско-кавказской войны, помимо других источников, мы используем тексты и копии архивных документов, содержащихся в этом фундаментальном труде Тамары Васильевны Половинкиной, много лет возглавлявшей Этнографический музея г. Сочи.




5


Цит. по: Поликовский А. Граф Безбрежный. Две жизни графа Фёдора Ивановича Толстого-Американца. М.: Минувшее, 2006.




6


См. упомянутую книгу Т.В. Половинкиной.




7


Цитаты по книге: Половинкина Т.В. Черкесия – боль моя и надежда Нальчик, 2014 – и приложенным к ней историческим документам.




8


Сегодня район носит название Лазаревского.




9


Самоуправляемая стрела нарта Тлепша. Легенды из адыгского народного эпоса «Нартхэр» / лит. обраб. и пер. с адыг. А. Гадагатля и Л. Ветровой. Майкоп: РИПО «Адыгея», 2000. (В кабардинском варианте легенда «Золотое дерево» и другие звучат иначе: см. Сокровище нартов. Кабардинские сказания /пересказал и обраб. для детей В. Кузьмин. Тула, 2011; см. также Нарты. Героически эпос балкарцев и карачаевцев. М: Наука, 1994).