Книга - Неопознанная педагогика. Калмыкия. Страна между двумя берегами

Неопознанная педагогика. Калмыкия. Страна между двумя берегами
Анатолий Маркович Цирульников


Российское образование. Неопознанная педагогика
Истории этой книги пульсируют между двумя берегами – живым и омертвевшим, между памятью и забвением, разумом и псевдонаучным безумием, открытостью к миру и желанием забиться в осыпающуюся нору… Книга о «неопознанной педагогике» Калмыкии – дневник путешествия, обращённого к выявлению того тонкого культурного слоя, без которого любая «песчаная буря» превращает ландшафты в пустыню, который держится вроде бы чудом и позволяет детям выходить в люди, а народам – оставаться народами.

Образование, укоренённое в исторической традиции, включённое в контекст жизни нашего века и соединяющее с ним проекты, надежды, нацеленные в будущее – такова сквозная тема исследований академика РАО А.М. Цирульникова. Автора интересует школа, взятая не сама по себе, со своими методиками и режимами, а вписанная в пространство – двора, города, села, мироздания. В его книгах ищут и находят ответы на главные вопросы современного образования: как опознать педагогику вокруг себя и в себе, как поверить в свои силы и объединиться для поиска решений в конкретной жизненной ситуации.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.





Анатолий Маркович Цирульников

Неопознанная педагогика. Калмыкия. Страна между двумя берегами



© Цирульников А.М., 2021

© ООО «Образовательные проекты», 2021


«Есть у степи замечательное свойство… Всегда и прежде всего степь говорит человеку о свободе. Степь напоминает о ней тем, кто потерял её».

    Василий Гроссман «Жизнь и судьба»









Предисловие

Чёрное и белое в калмыцкой сказке





Собственно, что я хотел узнать в Калмыкии?

Была у меня гипотеза, основанная на многолетнем опыте кочевий по России. Опыт этот свидетельствовал, что нечто интересное, перспективное, в наше время крепчающего маразма и безнадеги можно обнаружить, как правило, в тех местах несчастного отечества, где сохранилась хоть какая-то культурно-национальная подкладка. Некий растительный покров, культурный слой, без которого песчаная буря, вызванная безумными действиями власти и населения, – превращает ландшафты в пустыню. Сфера образования – не исключение. Из дум, минобров и администраций выходят одна задумка за другой: молельные комнаты в средней школе, единая – наконец-то – форма одежды солдатов-учеников, замечательная идея некоего вице-премьера – раздать по школам оружейные склады времен Второй мировой – все это, помноженное на ЕГЭ – создает картину, достойную великой державы. И там, где не за что зацепиться, где дувший век ветер сталинизма сдул все начисто, где сгинул культурный слой, – там делать нечего. Разве что дожидаться, когда обрушится.

Но – то тут, то там, еще остались очаги, я называю их культурно-образовательные гнезда. Где-то удается вывести птенцов, и они взлетают в небеса – в Якутии, Бурятии, Татарстане, Чувашии, Марий Эл, в Горном Алтае и Сибири… я находил свидетельства будущих ярких перемен. И по мере сил старался помочь выращиванию – вместе с сообществами – другой школы и другой жизни.

В Калмыкии я надеялся увидеть живое, поставить еще одну точку на культурно-образовательной карте опустыненной страны. Но что это за точка, понятия не имел…



«ЭТО БЫЛО в начале времен, в стародавний век золотой…». В Элисту летел маленький самолетик с пятьюдесятью пассажирами на борту, единственный, через день, и только из Москвы, туда и обратно. По этому самолетику можно было догадаться об отношении «кремлевских горцев» к Элисте и Калмыкии, с которой, кроме сухой степи да солончаков что возьмешь, да и электорат – 286 тысяч населения, – имеет не слишком большое значение в период всероссийских выборов, а в остальное время – тем более…

Так что обыватель, вроде нас с вами, помимо хрестоматийного пушкинского «И друг степей калмык…», в сущности, ничего не знает об этом крае, и многие, я это проверял, – в силу полученного в школе географического образования убеждены, что Калмыкия находится то ли в Средней Азии, то ли в Сибири (и надо сказать, не безосновательно…).

Но пока самолетик летел в Европейской части России, над Прикаспийской низменностью, в устье Волги, куда втиснулась калмыцкая степь, сверху, в окошко самолетика – красновато-бурая, и все больше размазанная желтизной, о которой я уже слышал что-то краем уха – наступает антропогенная пустыня.

Но не будем забегать вперед.

Отправляясь в путешествие, я, как и многие, знал о современной Калмыкии несколько ярких фактов, которые сообщало центральное телевидение конца прошлого-начала нынешнего века. Первое – что молодой (ныне экс) президент Кирсан Илюмжинов общается с инопланетянами. Второе – что Калмыкия единственная в Европе страна буддизма, которую посетил пребывающий в изгнании Далай-Лама XIV. Третье – что в Элисте выстроен шахматный чудо-град, где проходят международные турниры, в точности, как это задумывал в Нью-Васюках товарищ Бендер, скромный памятник которому стоит неподалеку от осуществленной мечты.

Между тем министерство науки, образования и культуры республики Калмыкия, любезно пригласившее меня и ставшее проводником в здешних краях, поселило меня именно в этом Сiti-chess, в шахматной Академии, и тем самым сделало первый ход белыми в игре, имеющей, как известно, множество вариантов…


Справка из энциклопедии.

Республика Калмыкия (Хальмг Таhhч), находится на Нижнем Поволжье, между долинами Дона, Волги, Кумы и северо-западным побережьем Каспийского моря. Граничит со Ставропольским краем, Дагестаном, Волгоградской, Астраханской и Ростовской областями.

Самый безлесный регион России.

Климат резко континентальный, лето долгое и жаркое, температура до 50°, с засухами, суховеями, пыльными бурями. Зима малоснежная, часто бесснежная, с морозами до 40°.

Население Калмыкии (по переписи 2010 г.) составляет 289 486 человек, 57 % – калмыки (диаспоры которых имеются в других районах РФ, ближнего и дальнего зарубежья), 32 % – русские, в республике проживают также даргинцы, казахи, турки, чеченцы, аварцы, корейцы, немцы, татары…

Селян 55,9 %, на двадцать процентов больше, чем горожан.

Три города, 262 сельских населенных пункта.

Основа сельского хозяйства – скотоводство и овцеводство. Есть залежи нефти, горючего газа, соли, урано-фосфорных руд.

Столица республики Элиста – с развитым научным и образовательным потенциалом: здесь находятся Институт гуманитарных исследований РАН, НИИ сельского хозяйства Российской сельскохозяйственной Академии, Институт комплексных исследований аридных территорий, Калмыцкий государственный университет – один из ведущих вузов юга России…




Глава 1

Блюдо для бедных


Путешествовать по Калмыкии, читатель, нельзя только в настоящем времени. Я это почувствовал, лишь только очутился в здешних краях: наряду с «сегодня» в путешествии должны присутствовать «вчера» и «завтра». Как они соединятся в этом воздухе и ландшафтах, понятия не имею. У каждого путешествия – своя драматургия, свой сценарий, но то, что выходит, мало похоже на задуманное. «Сейчас» – столь быстротечно и неуловимо, что вот уже то, что «есть», – «было». Сказка, миф…Но где грань, отделящая от реальности? А уж про историю и говорить нечего – в иных краях она умерла, застыла в старинных дворцах и булыжной мостовой, – а у нас все лязгает затворами и воротами, жульнически выглядывает из подворотни, забавляется как дитя малое. И всего этого так много, что можно понять Ключевского, пожелавшего, вопреки профессии, «чтобы вокруг нас было поменьше истории».

А калмыцкая история – часть русской.

Правда, не только…



ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, ВЧЕРА

Земли, с приходом калмыков в Россию, стали называться Калмыцкой степью, а до этого звались Половецкой. Заселившие степь калмыки стали единственным в Европе монголоязычным народом. Откуда они пришли?


СОПЛЕМЕННИКИ ЧИНГИСХАНА

Из Великой степи… с территории западной Монголии и Джунгарии – так называется равнина между гор на западе Китая. «Секиз мурэн» – восемь рек, «восьмиречье». Это верховья Енисея…

Охота была их главным занятием, а со временем степь породила кочеводство. Ойраты, – так назывались предки калмыков, – жили географически близко с тюрками («ойрат» по-киргизски – богатырь). Держались старых обрядов, шаманистской веры, считались могущественными колдунами. Сопровождали клятву рассеканием с разбегу жеребца и кобылы – обычный шаманский ритуал. Ойратский правитель умел «делать погоду», вызывать дождь, ураган, снежную бурю.

Ойраты охраняли северную границу Монгольского государства. Находились в брачных союзах с монгольской знатью, и поэтому занимали привилегированное положение. Участвовали в завоевательных походах Чингисхана и его потомков в Китай и Корею, Среднюю и Переднюю Азию, на Кавказ, Русь. Войсковые подразделения с наследственной передачей обязанностей и привилегий со временем превратились в этнические группы. Они до сих пор есть у калмыков: торгуты – так называлась стража при монгольских ханах; хошуты – передовая часть войска, авангард; хойты – арьергард; дербеты – конница, построенная в каре…

В пору монгольских завоеваний много народов исчезло с лица земли, но ойраты уцелели, численно возросли, стали еще более влиятельными. В конце юаньского периода (на рубеже XIV и XV веков) они уже обитают в Западной Монголии, и скотоводство – главный способ их существования. Кочевой быт позволял экономить силы, которые шли на создание оригинальной культуры и социального устройства. Два века спустя ойраты принимают буддизм, а с ним вместе – письменные традиции. Сохранилась «ойратская библиотека»: калмыцкие историко-генеалогические сочинения, восточномонгольские летописи, исторические источники на китайском, тибетском и персидском языках…

В XV–XVI веках монголы и ойраты – две родственные народности. Самоназвание их союза, «сорок и четыре», идет со времен Чингисхана и означает вот что: 40 войсковых единиц («тумэнов») восточных монголов и 4 тумэна ойратов в общем войске. Со временем тумэны монголов сильно поредели, был даже период, когда ойратский правитель Эсэн провозгласил себя всемонгольским ханом.

В XVI–XVII веках на карте Евразии появилось три государственных объединения кочевников – Джунгурское ханство в Китае и Западной Монголии, Хошутское ханство в Кукуноре и Калмыцкое – в Нижнем Поволжье. Эта была сила… Кочевья ойратов простирались от низовьев Волги до Великой Китайской стены и предгорий Тибета!

Многое из того, что имели приволжские калмыки, имело ойратское происхождение: красная порода коров, грубошерстная курдючная овца, неприхотливые и выносливые лошади, верблюды-бактрианы. Их исторической родиной была Джунгария, откуда в XVII веке люди со скотом пришли в Нижнее Поволжье.

Почему? Зачем?


ОТСТАВШИЕ ВПЕРЕД

Однозначного ответа на этот вопрос нет. Одни считают, что ойраты ушли в Россию из-за раскола и войн. Теснимые со всех сторон неприятелем, разоряемые междуусобицами, – люди искали земли, на которых можно спокойно жить и пасти стада. Другие полагают, что ойраты стремились восстановить империю Чингисхана, третьи указывают на вынужденную экономическую необходимость – земельная теснота, отсутствие рынков сбыта.

Был ли у них выбор – куда двигаться?

Калмыцкие историки, чьи труды я вольно тут пересказываю (см. фундаментальное издание «Калмыки». – М., «Наука», 2010), и наш крупнейший этнолог, историкогеограф Лев Гумилев («Тысячелетие вокруг Каспия») – доказывают, что выбора в то время у ойратов не было.

Пути на север преграждала держава Алтын-ханов, на восток – восточномонгольские ханства, на запад – казахские феодалы, на юг – княжества Восточного Туркестана. Оставался единственный путь – на северо-запад, в Южную Сибирь, в малонаселенные и почти неконтролируемые земли. Там как раз случилось историческое межсезонье: Сибирское ханство погибло, освоение Сибири русскими только начиналось…

Но где Сибирь и где Волга?

В российских хрониках XVII века ойраты именуются уже «калмыками». Сами себя они называли себя «калмыки с красной кистью», ее пришивали к макушке головного убора в виде опознавательного знака.

Калмыцким этносом они стали в пути. Этносы вообще, похоже, формируются в пути, но об этом позже. Этноним «калмык» (хальмг), обозначающий ойратов, переселившихся в Россию, стал самоназванием народа. По поводу происхождения слова есть разные версии. Одни связывают слово хальмг с «отделением мездры», – часть ойратов отделилась от массы как мездра от овчины. Другие исследователи трактуют этноним как «иноверец», третьи – как «отставший», четвертые, наоборот, доказывают, что калмыки – это те монголы, которые «ушли вперед»…

Так или иначе, судя по сибирским летописям, в конце XVI века ойратские владетели оказались в верховьях Ишима и Оми, вблизи русского города-острога Тары. В 1598 году тарский воевода Воейков получил донесение, что к реке Обь с юга прикочевали 500 калмыков. Далее пошли посольства, переговоры, царские грамоты, дань скотом. И в итоге – пребывание «под царскою высокою рукою» в обмен на разрешение кочевать вверх по Иртышу. А позже – торговые караваны, личные встречи с государями (первая состоялась 14 февраля 1608 г. в Москве с царем Василием Шуйским).

Вхождение в состав государства российского не было одномоментным, длилось полвека (до подписания «письменной шерти», – присяги 1657 года) и сопровождалось войнами и внутренними разборками.

Между тем, калмыки уже перешли Яик и кочевали в верховьях Самары. Самочинное продвижение к Волге вызвало недовольство русской власти. Между ногайцами, поддерживаемыми стрелецким войском, и калмыками – вспыхнули военные столкновения. Но тут на других фронтах активизировалось Крымское ханство – и в итоге, в обмен на военную службу и вечное подданство (хан Дайчин объявил себя холопом великого государя) калмыкам определили новую территорию кочевий. По правой стороне Волги от Астрахани до Царицына, и по левой – до Самары.

Так, на Нижней Волге возник «новый субъект», хочется сказать Российской Федерации, но ограничимся Московским государством, – Калмыцкое ханство.

Это было взаимовыгодное решение.

Калмыки приобрели пастбища, и вышли на новые русские, среднеазиатские и персидские рынки. А Россия получила надежного военного союзника, на долгие годы обезопасившего южные границы страны.

Калмыки исправно платили дань, получали жалование от государя и сохраняли свое особенное устройство жизни…


БЕЛАЯ КОСТЬ И ЧЕРНАЯ

Калмыцкое общество того времени было многочисленным (100 тысяч кибиток) и состояло из аристократии, духовенства и простолюдинов. Над всеми – хан.

Под ним «нойоны» (что-то вроде губернаторов). Они владели улусами – основными административно-территориальными единицами, или народом (улус означает «народ»). А нойон – «властелин, господин, начальник, предводитель». В его власти были судебные органы и штат административного управления.

На следующем уровне, наподобие муниципального, располагались «зайсанги»: служивое сословие, управители аймаков (от 5 до 10 тысяч кибиток). В их обязанности входили постоянный надзор над рядовыми кочевниками для предупреждения самовольных кочевок, бегства или захвата неприятелем, и сбор податей в пользу нойона.

Интересная деталь. Должность зайсанга передавалась по наследству, но если он не справлялся со своими обязанностями, то на сходе калмыков-простолюдинов избирали другого. По-моему, процесс более демократичный, чем сегодня.

Впрочем…

Власть нойонов над простолюдинами была непререкаема и неограниченна. Путешественник П.Паллас отмечал, что «нойон мог по своему изволению их подарить, кому хочет, наказывать их телесно, велеть им носы и уши обрубать, но только не явно умерщвлять».

При этом у калмыков не было крепостного права. Простолюдины («албату») владели собственным имуществом и хозяйством, на которые нойоны не имели прав, и в русских документах XVIII века калмыцких простолюдин именовали «вольными людьми» в противоположность «холопам».

Словом, включая почитаемое буддийское духовенство, выходило два сословия: «белая кость» и «черная».

Все было ничего до тех пор, пока в 1771 году двадцатишестилетний Буши-хан не увел 160 тысяч калмыков из России. Тому были вроде бы несущественные, на взгляд русской власти, причины, но для калмыков они оказались решающими – судили людей не по калмыцким, а по-русским законам, нарушали договоренность – не давали воды, пастбищ, а, главное, калмыцкие ханы вели войско в бой сами, а тут на Руси появились командиры-иностранцы. И молодой хан отдал приказ: три года не рожать детей, – и увел калмыков в Китай. Тридцать три тысячи кибиток внезапно повернули на восток, прорвали заставы и ушли на свою историческую родину.

На берегах Волги осталась малая часть некогда большого кочевого народа.

После этого ханство в Нижнем Поволжье было упразднено, а оставшееся население стало подчиняться русской бюрократической организации со смешным названием «канцелярия управления калмыцким народом».

В XIX-начале XX века калмыки несли службу в составе казачьих войск: Донского, Уральского, Астраханского, Ставропольского, Оренбургского… Выразительная фотография того времени: духовное лицо, калмыцкий лама с висячими усами, – типичный донской казак.

К началу Первой мировой войны численность калмыков в Российской Империи составляла 200 тысяч человек. Через шестьдесят лет – не дотягивала до 140 тысяч. Что-то между тем и этим происходило…



ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, СЕГОДНЯ

В Элистинском аэропорту меня встретил Арслан Эрдниев, внук знаменитого калмыцкого академика, математика-педагога, известного еще с советских времен. Его сын – тоже педагог-математик, доктор наук. Встречавший меня внук продолжает династию – преподает математику в университете. А кроме того работает в министерстве образования и пытается оживить в Калмыкии общественно-педагогическое движение, заглохшее в России лет двадцать тому назад.

По дороге из аэропорта Арслан набивал меня разрозненной информацией, рассказывая про легендарную калмыцкую жару, и народ, уезжающий на заработки в Москву и на севера, – в республике остаются, в основном, бабушки да дедешки с детьми. В Калмыкии четырнадцать районов, полторы сотни школ, тридцать тысяч учеников…

Раньше центром этого края была Астрахань, город Элиста возник сто лет назад. Но посмотреть есть что – в Золотой пагоде проводится каждый день молебен. После 1943 года территория уменьшилась в три раза. Теперь, если смотреть на карту, она – в виде обрезанного коня: копыта в Ростове, голова – в Астрахани… А была обширной – в соседних областях встречаешь селения со старыми калмыцкими названиями. Три раза были исходы калмыков. У Пушкина встреча в «Путешествии в Азрум» – с прекрасной калмычкой. Калмыки живут в Афганистане, Монголии, Европе, Америке. В Китае двести тысяч калмыков. «У моего товарища сестренка, – сообщает Арслан, – вышла замуж за китайца».

…Ну, вот, въезжаем в Сити-Чесс.

Арслан размещает меня в трехэтажном особняке шахматной Академии – детско-юношеской спортивной школы, подведомственной министерству. Турниров сейчас нет, народу никого, я один блаженствую в просторных апартаментах. Прогуливаюсь по тихому поселку – оазису с кустами роз, туями, тропическими деревьями, буддийским храмом и рестораном «Фламинго»… Все это возникло полтора десятка лет назад, построили к Всемирной шахматной олимпиаде. Но уже чувствуются следы увядания…

Коттеджи для размещения гостей со всех концов света скупают частные лица, Сити-Чесс, наподобие московской олимпийской деревни превращается в микрорайон Элисты. За оврагом – обычный город, панельные облупленные дома, узорчатые, с лоджиями (их называют – «ташкентские»). Запустение, о котором я пока ничего не знаю. «Бабушкина деревня…»

На исходе дня зашел в великолепный, словно из «Тысячи и одной ночи» Дворец шахмат. В вестибюле на мраморном полу шахматные фигуры величиной с подростка, винтовая лестница в несколько этажей ведет к стеклянному куполу. На стендах деткие фотографии – «шахматные надежды Калмыкии». Двенадцатилетние международные мастера, четырнадцатилетние гроссмейстеры. Выше – турнирные залы, флаги всех стран и народов.


НАСВИСТЫВАНИЕ МАТЕМАТИЧЕСКИХ МЕЛОДИЙ

Когда-то, подростком, я тоже ходил в шахматный клуб – старинный особнячок с балкончиком на Цветном бульваре сохранился поныне. С шахматами связано мое детство, поэтому мне было интересно встретиться с калмыцкими ребятами и учителями-шахматистами.

С учеником 9-б класса гимназии из поселка Комсомольский, вице-чемпионом Калмыкии Алиханом Алхастовым я встретился на третий день поездки. Но забегу вперед и дам ему слово здесь.

Умный, взрослый парень. Написал работу (я выделяю ее и разговор с девятиклассником курсивом, скоро объясню, почему) «Математика на шахматной доске». Эпиграфом ученик взял слова члена Лондонского королевского общества Г.Харди: «…Игра в шахматы – это как бы насвистывание математических мелодий»

По мнению юного Алихана, в мышлении математика и шахматиста много общего. Не случайно чемпионы мира по шахматам имели склонность к серьезным занятиям математикой. Эммануил Ласкер, например, получил важные математические результаты, Макс Эйве возглавлял вычислительный центр в Голландии. Первый советский чемпион мира, доктор технических наук Михаил Ботвинник много лет отдал разработке алгоритма игры в шахматы, и по существу переквалифицировался в математика-прикладника. Отчасти это можно сказать и о Гарри Каспарове, ценой собственной репутации (он первым из шахматных королей проиграл матч компьютеру) способствовавший развитию компьютерных шахмат. Яркими математическими способностями в юные годы обладал Михаил Таль. А 12-й чемпион мира Анатолий Карпов окончил с золотой медалью математическую школу и учился на мехмате МГУ, но затем «пожертвовал» математикой ради шахмат…Девятиклассник Алихан, вице-чемпион Калмыкии, показал мне разделы своего исследования: «математика в истории возникновения шахмат», «математическое свойство шахматной доски», геометрия, графы, элементы комбинаторики – все на шахматной доске…

Этот серьезный мальчик благодарен своему учителю (в работе написано с большой буквы) – Очиру Дорджиевичу Мацаеву. «Он пришел к нам в класс, когда мне было 7 лет, и так увлеченно рассказывал о шахматах, что весь наш класс захотел заниматься. Но шахматы требуют столько сил, не все выдерживают. Нас осталось четверо, но те, кто остались, до сих пор верны шахматам и нашему Учителю…»

Алихан считает, что шахматы помогают решать сложные жизненные проблемы, – «это можно сравнить с выбором хорошего хода в шахматной партии в цейтноте». Развивают творческие способности и воспитывают волю, вырабатывают бойцовский характер. «Я, – говорит Алихан, – поставил себе цель найти связь между шахматами и математикой, и считаю, что выполнил поставленную задачу. В дальнейшем, я разберусь в том, что осталось для меня загадкой…»


КАК СТРОИТЬ ДЕБЮТ

Если бы люди действовали по правилам шахматной игры, а не занимались подковерными играми, мир был бы чище. Такого мнения придерживается Александр Абушинов – директор шахматной Академии. Под ее кураторством шахматы преподают по всей республике (это обязательный предмет в калмыцких школах), а дети общаются с ведущими шахматными сообществами в стране и мире.

В Калмыкии три гроссмейстера, «они все наши, и мы знаем их путь развития», – сказал мне директор детской шахматной Академии,

Десять «звезд» проводят учебные сессии для юных шахматистов. Регулярно проходят турниры по быстрым шахматам, увлекательная республиканская олимпиада, которую придумал директор, соревнования детей с ограниченными физическими возможностями… Шахматы в Калмыкии образовывают и воспитывают. Я попал в пересменку, поэтому могу только представить, как проходит личное первенство среди детей всех деревень и сел, и трех городов Калмыкии. Соревнуются одновременно мальчики и девочки до 10, 12, 14 и 18 лет. Самая напряженная борьба – среди тех, кому нет еще и десяти. «Раз пришлось играть в девять туров, даже шахматного инвентаря не хватило» – сообщил директор шахматной Академии.

Быстро растут дети, а с ними и мастерство. Есть совершенно уникальные создания. Одиннадцатилетняя Айса Сангаджи-Гаряева год как начала играть в шахматы, и за это время умудрилась стать призером, а на первенстве республики по классическим шахматам до 13 лет – победителем. Я записал фамилии юных международных гроссмейстеров, чемпионов России…

У Александра Санчировича Абушинова немало знаменитых воспитанников, покинувших родные края. Одна звезда уехала в Тольятти, другой стал чемпионом Чехии, третий – международным арбитром в Стамбуле. А могли бы составить славу Калмыкии…

В словах Учителя гордость за своих учеников, но и сожаление.

Уроки шахмат в общеобразовательных школах идут со второго по четвертый класс, а дальше детей смотрят в Академии и рекомендуют заниматься индивидуально у определенного тренера.

«А как, по-вашему, шахматы влияют на ребенка? – поинтересовался я. – Лучше учится по математике? – «Не только по математике, – заметил Абушинов. – У шахматиста-ученика систематизируется процесс учения. Строить дебют, миттиншпиль, эндшпиль – все равно, что осваивать новый учебный материал, выполнять исследовательский проект. Я брал в районе ребят, доводил до призеров республики, и они говорят «спасибо, благодаря вам продвинулся, стал тем-то и тем-то». – «Они что, особенные, шахматные дети?» – «А вы понаблюдайте. Сразу же видно, что за люди. Обдуманно подходят к любому вопросу. Планируют. Разносторонне развиты… Я наблюдаю за детьми, знаю вот с такого возраста и вижу, что они не только чего-то достигли в шахматах, они профессией овладели…И, главное, не грубияны, – подчеркнул директор шахматной Академии, – воспитанные люди».

В шахматах ли дело? – думаю я.

Но в Калмыкии они – часть культуры. У ойратов, вычитаю я в трудах историков, шахматные фигурки вырезались из дерева и кости. Каждая имела название, близкое по значению монгольскому. Главными фигурами были хан и ханша, «тяжелые» и «легкие» фигуры представляли распространенный у калмыков скот: овцу, лошадь, корову и верблюда…

«…Я сам, – рассказывает Абушинов, – играл в молодости на третьей доске за Волгоградский сельскохозяйственный институт». Окончив, работал, был директором совхоза, а в конечном итоге выбрал шахматы…

Примечательная особенность: в биографии людей, с которыми общался в Калмыкии, обязательно присутствовали две вещи: ссылка и шахматы.

Заместитель министра образования Ирина Дмитриевна Кавкишева, с которой мы встретились в первый же день, рассказала, что ее отца выселили из Калмыкии в годовалом возрасте. Дед погиб на фронте. Осталась большая семья – шестеро детей. У бабушки было пять классов образования, но она сумела всех детей сохранить, никто не погиб по дороге в Сибирь. Папа, когда оттуда вернулся мальчишкой, увлекся шахматами. «И матушкой своей, – рассказывала Ирина Дмитриевна, – был ругаем и бит, потому что отвлекался от дел. Бегал к учителю истории, и тот учил его шахматам».

Кончил школу, техникум, работал агрономом, рос по службе… Когда грянули девяностые, и все рассыпалось, папа Ирины Дмитриевны, уже на пенсии, остался без всего – кроме шахмат. Позже сказал: «Если бы знала моя мама, что меня в жизни спасет…» Ведь он не только играл, но вырезал шахматные фигуры, изготовлял шахматные столики, а в те годы этого же ничего не было – пользовалось спросом. Потом ушел в школу преподавать шахматы.

Дети его безумно любили.

«И сейчас, слава богу, – говорит мне Ирина Дмитриевна, – он жив-здоров, и часто задается вопросом, который вы задали: а зачем шахматы? И это ведь не просто так – а судьба. Он рассказывает, размышляет и смеется. И знаете, когда ему исполнилось семьдесят, его больше чествовали не как агронома, начальника орошаемого участка, ударника производства, а как преподавателя шахмат».

Интересно, о чем думал первый президент Илюмжинов, когда строил калмыцкие Нью-Васюки? Есть разные версии, зачем он создавал чудо-град.

Может быть, Илюмжинов считал, что шахматы приведут к успеху в образовании народа. Что они в истории, философии калмыков, и поэтому надо их поддерживать. А может быть, это было его личное сумасбродство.

«Но когда, – говорит заместитель министра образования Ирина Дмитриевна, – мы видим, как шахматы ложатся на нашу жизнь, то понимаем, что это был обдуманный шаг».


ОТЛОЖЕННАЯ ПАРТИЯ

Впрочем, есть же свой, личный опыт. В шахматном клубе рядом с московским цирком, в особнячке с балкончиком, – что я получил помимо шахмат?

Припоминаю: воскресным утром, аккуратно одетый мальчик, с носовым платком в кармане, доезжал на тридцать первом троллейбусе до конечной остановки, ощущая волнение перед партией. В большой комнате уже стояли расставленные фигуры, шахматные часы, лежали бланки, на которых записываются ходы. Мальчики в чистых рубашках. Что-то в этом было, может быть, от синодального хора.

Я учился не просто логически мыслить, считать на несколько ходов вперед, проводить комбинацию, а побеждать. Да, пожалуй, если бы не эта завершающая кульминация – победа, шахматы ради шахмат меня бы не привлекли. У меня были не бог весть какие шахматные способности, просто был неглупый, способный, в широком смысле, мальчик, такие обыкновенно достигают определенного успеха в разных видах деятельности, но если становятся мастерами – то в каком-то одном.

Шахматы не были для меня этой деятельностью, на шахматной доске я, по-видимому, «проигрывал» какие-то личные качества, необходимые для другого: сосредоточенность (увы, при неумении быстро переключаться), усидчивость, терпеливость (далеко не во всем), трудолюбие (в том, что любишь). Проигрывая партию, я переживал, но не настолько, чтобы бросить игру. Я думаю, что это имело какое-то значение поздней, при преодолении жизненных проигрышей.

Я стремился быть первым. Моему отцу это качество очень не нравилось, казалось бахвальством. Сам он не был в жизни первым, даже одно время на киностудии работал вторым оператором. А я хотел быть первым, да, я это теперь ясно понимаю. Желание быть первым, запевалой. Что примечательно – не командиром, не организатором, не капитаном команды. А запевать в хоре, быть первой скрипкой, играть на первой доске.

В шахматном клубе «Юный динамовец», где учил нас, в основном, на практике, заслуженный тренер Виктор Александрович Люблинский, это еще как-то удавалось (впрочем, на первой доске я играл редко). А потом общество временно закрыли, я стал ходить в Центральный шахматный клуб на Гоголевском бульваре, и здесь впервые почувствовал, что такое настоящие шахматы. Тут был гроссмейстер Суэтин, была теория, разбор партий на настенной изящной доске, мальчики-перворазрядники, собранные со всего города. Вот когда я впервые понял, что один и тот же квалификационный разряд может принадлежать борцам разной весовой категории. На первенстве Москвы среди мальчиков я занял предпоследнее место. Я проигрывал, я все время проигрывал. Даже когда на доске была ничья, даже в абсолютно выигрышной позиции, я умудрялся сделать такой ход, что она превращалась в безнадегу.

Еще оставался чистый носовой платок в кармане, трепет перед игрой. Осторожное прикосновение к фигуре («поправляю»). Маленький сгорбленный секретарь – служка Изя, в нарукавниках, расставлял шахматные часы. Они шли все быстрей и быстрей. Я часто попадал в цейтнот, откладывал партию и сдавался, не возобновляя игры.

А все же для чего-то это было нужно. Вот теперь, по истечении, страшно сказать, какого времени, можно проанализировать отложенную партию. В конечном счете, она заканчивается у всех одинаково, но пока игра продолжается, человек чему-то да учится? Может быть, продумывать и находить сильные за противника ходы, не рассчитывая «на дурака». Приносить жертву за инициативу. Взвешивать собственные шансы.

Мне повезло, я видел выдающихся шахматистов, юных и взрослых. Настоящие дарования. Как и в математической школе, куда я попал благодаря первому разряду (в школьную команду набирали шахматистов). Легендарный московский учитель Семен Исаакович Шварцбурд сам играл неплохо. Маленький, сухонький, на костылях с детства, с большущим лбом, он был учителем от Бога и полагал, что заниматься серьезно двумя вещами невозможно. Выбирайте, сказал он попавшим в его класс вундеркиндам: математика или шахматы.

Я выбрал математику, к которой был абсолютно не способен.


ИДИ В ТЕНЬ ПОД ДЕРЕВО

Ирина Дмитриевна Кавкишева сделала педагогическую карьеру, прошла по ступенькам от учителя, завуча, до заместителя министра. И вот, говорит она, иногда думаешь – а нужно ли это все, что мы тут делаем, бумаги наши, циркуляры – школе? Не живет ли она по каким-то своим, независимым от нас законам, и если развивается – то тоже – по-своему. «Как вы думаете?» – спрашивает меня Ирина Дмитриевна.

Я вспоминаю вычитанную в одной умной книжке старинную историю. Она, кажется, не об образовании, но…

В конце 18 – начале 19-го века в лесоводстве Пруссии пришли к выводу, что наибольшие доходы можно получить от норвежской ели. И стали выращивать эту елку, высаживая в армейском порядке деревья одного вида и возраста, а все остальное, что было в живом лесу, – спиливали и срубали. Первая генерация «научного леса» дала превосходные результаты: росла прибыль, лесом было удобно управлять – лесничий мог даже не покидать конторы. Но со второй генерацией… начались досадные недоразумения.

Исчез подлесок, бурелом, сухостой, – почва стала истощаться и беднеть. В старом живом лесу штормовой лесоповал валил деревья одного возраста, но могли устоять другие. В смешанном разнообразном лесу эпидемия вредителей точила деревья одного вида, но выживали остальные.

А в научно выращенном лесу картина получилась совершенная иная.

И с лесом было покончено. В немецком языке даже появилось специальное выражение: Waldsterben – «Смерть леса».

Прошло двести лет, но вопрос остался. Чего мы хотим: простого, понятного «научного лесоводства» или сложного и разнообразного, живого леса образования?

В 80-е перестроечные годы Ирина Дмитриевна работала завучем, и хорошо помнит те романтические времена. Тогдашний министр, он был живой человек, приходил в школу и говорил ей: «Ну, что ты сидишь с детьми в кабинете у глобуса – иди в тень под дерево, поговори с ними, посмотри на небо». И она пыталась объяснить им, найти слова, – чтобы дети вышли из душного, ограниченного четырьмя стенами класса. А министр приезжал снова и в этот раз не смотрел на детей с учителем под деревом, его интересовало уже другое. Почему, спрашивал он, ты бегаешь с учениками в тесном спортзале, иди на улицу. Но, отвечала она, сегодня же двенадцать градусов, санитарные нормы, санпины… «А, – говорил министр, махнув рукой, – иди на улицу…».

Мы Ириной Дмитриевной сидим в ее кабинете в министерстве образования, пьем калмыцкий чай.

Первому президенту республики Илюмжинову уже за пятьдесят. Теперь он президент ФИДЕ по шахматам, со штаб-квартирой в Европе. Про Илюмжинова Ирина Дмитриевна говорит, что это необычный человек. Пришел во власть в тридцатилетнем возрасте, был уже миллионер. Неординарная личность. Делал то, что другому человеку в голову бы не пришло. И самое удивительное, – получалось. Вот же они, Нью-Васюки, или буддийские храмы, возродившиеся в Калмыкии.

Время было такое, размышляю я. В Якутии подняли науку и образование. А в Калмыкии – шахматы и хурулы…

В кабинет к замминистру заглядывает коллега, профессор университета. Занимается этнопедагогикой. А нужна ли она сегодня? «У нее, – говорит про коллегу Ирина Дмитриевна, – акцент в речи, и обороты такие, мы, когда вместе учились, – смеялись. А потом поняли, что это сохранилась родная речь…»

В кабинете замминистра на стене – фотография народного поэта Давида Кугультинова.

…Я помню прошлое. Я помню
Свой голод. Больше я не мог.
И русская старушка,
Помню
Мне хлеба сунула кусок.
………………………..
Хотелось мне, ее не зная
Воскликнуть:»Бабушка родная!»
Хотелось петь, кричать «Ура!»,
Рукой в кармане ощущая
Существование добра.

По профессии Ирина Дмитриевна – учитель русского языка и литературы, по призванию завуч, по должности заместитель министра, – калмыцкому образованию повезло. Всех директоров школ в лицо знает. Не то, что на прусской картинке.


КАЛМЫКИ БОЯТСЯ ЛЕСА

Я думал, что с министром, к которому меня привела заместитель, пойдет разговор официальный: стандарты, бюджеты… Но Лариса Борисовна Васильева – министр образования, культуры и науки, зампред правительства республики Калмыкия – женщина с необычной внешностью, не похожая на чиновницу (впрочем, я их мало видел) заговорила о другом.

«…Что меня беспокоит, Анатолий Маркович. Мы пытаемся сохранить культурный слой – он во многом утерян. Были мастеровитые люди…Но у нас, к сожалению, нет, как вы рассказываете, в Якутии, – поселков мастеров. Более того, философия калмыков устроена так, что они последний скот продадут, но ребенок получит высшее образование и будет заниматься интеллектуальным трудом. А ремеслом – редко. Практически у нас считанное количество мастеров. Резьба по кости, ювелирное дело есть, но, как правило, дети, нет, этим не занимаются. Преемственность утрачена. Есть возможность уйти в сферу интеллектуального труда. А ремесло – это ведь все равно физический труд. Ту же кошму валяют, но кошма это физический труд.

И получается, что мастер учит чужих людей, а своих детей – нет. Я почему об этом говорю, я же еще министр культуры, – поясняет она. – А это же нарушение – утрата ремесла, традиции, уклада жизни…А ведь народные мастера еще сочиняют, пишут, и читают стихи, наш «Джангар», они же сказители-джангарчи…»

Слушая министра, я пометил в блокноте: связь между утерей ремесла, угасанием традиции. И чем-то еще…

«…Я говорю своим: ремесло это часть традиции, уклада жизни, который калмыки четыреста лет назад принесли в Россию. И пока не восстановим ремесла, мы не возродим традицию. От того, что искусственно насаждаем калмыцкий язык в школе, дети не станут носителями языка».

И еще ее волнует…

«О выселении народа можно не читать книг, поговорите с любым калмыком и калмычкой, прошло по судьбе каждого. Тогда кучками расселили калмыков по всей Сибири. Оторвали от естественной среды. Бросили туда, где калмыки никогда не жили. До сих пор – вы будете смеяться – калмыки боятся леса. Привыкли – степь, все видно, зверек каждый. И генетически этот страх даже в детях. Я повезла сына в санаторий в Подмосковье, он говорит:»мама, мне страшно». У нас же – солнце, степь, трава, все видно…

Когда наши мужчины попали в Сибирь на лесоповал, для них это был шок – они в жизни не рубили, у нас палки ни одной нет… Вернулись в 1953 году и до шестьдесят третьего все скончались. Дедушка мужа был узником Широклага, вернулся инвалидом. У бабушки было одиннадцать детей, в Сибири только четверо выжило. В вагонах погибали многие. И по-русски же не говорили, не понимали, что творилось. Им сказали: собирай детей – и в машину. В вагоне разрешали открывать дверь только чтобы выбрасывать трупы.

…Хотя, знаете, удивительно, мой папа до сих пор вспоминает сибиряков, их помощь. И в Казахстане, куда сослали калмыков, тоже было кого вспоминать добрым словом. Там находилась ленинградская элита, образованная, – свекровь получила прекрасное образование.

Папа говорил – я был отличником в Сибири, учительница меня подкармливала сладеньким чем-нибудь, батончиком, и все понимали, что отличником быть хорошо…»

Слушая министра Ларису Борисовну, я вспомнил уникальную закономерность отечественной истории: там, где политссыльные – всплеск грамотности. Тюрьма и ссылка – проверенный способ развития образования в России.


«НАМ КУЛЬТУРА НЕ ПОЗВОЛЯЕТ»

Калмыцкая история втекает в русскую, но не всегда из нее вытекает. Приемником Чингисхана в степях Калмыкии считался хан Дондук-Даши. В восемнадцатом веке он ввел беспрецедентный закон о всеобщем образовании мальчиков. Не выполнить закон было нельзя – у калмыков не было тюрем, но налагались крупные штрафы скотом.

От Дондук-Даши произошли князья, помещики Дондуковы, Корсаковы… В русской истории нередко можно обнаружить «калмыцкий след». Один из них – знаменитая «ледовая свадьба», которую устроила царица Анна Иоанновна придворной калмыцкой карлице Бужениновой (для чего между адмиралтейством и Зимним дворцом в несколько дней был выстроен ледовый дворец). Карлица попросила Анну Иоанновну: вот уж, матушка, годы идут, а мужа нету. Царица поглядела на двухметрового женатого гренадера и отдала карлице в мужья. У них были дети…

Подсчитано, что калмыки в России участвовали в шестидесяти малых и больших войнах, подавляли крестьянские бунты (порой участвуя в них), воевали с мусульманами, использовались в военных действиях за границей. Карл XII, чья позеленевшая от времени фигура с указывающей куда-то рукой, стоит сегодня в скверике Стокгольма, – хоть и проиграл войну с Россией, но отбил у русских несколько воинов. И в качестве зрелища для двора решил устроить «шествие народов и племен». Шли представители разных племен России, за солдатами-казаками вдруг показались,… тут возникло всеобщее оживление, – шесть воинов. По рядам пронеслось: «кольмыки, кольмыки…» Публика была изумлена, до этого думали, что калмыки это людоеды…

Известно, что эти воины женились на шведках и приняли христианство. И поздней, когда русские войска снова встретились со шведами, наши увидели среди них необычные монгольские лица, штурман Брант, например, происходил из этих калмыцких пленных.

Калмыки уральские, донские, запорожские, новочеркасские – были рассеяны по всей территории России. А когда возникала необходимость, собирались в полки, и доходили в сражениях до Парижа.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65835842) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.