Книга - Зимородок

Зимородок
Яна Кане


Яна Кане родилась и выросла в Ленинграде. Она начала писать стихи в детстве, была одним из ранних участников поэтической студии Вячеслава Лейкина при газете «Ленинские Искры». Подростком Кане эмигрировала в США. Она получила степень бакалавра по информатике в Принстонском университете, затем степень доктора философии в области статистики в Корнеллском университете. Работает статистиком. Её стихи, проза и эссе неоднократно печатались в русских, американских и западноевропейских изданиях. В книге «Зимородок / Kingfisher» на равных правах сосуществуют англоязычные, русскоязычные и двуязычные тексты. Книга эта состоялась по инициативе Дмитрия Быкова. Он так отозвался о литературной судьбе её автора: «Это двойное существование («на пороге как бы двойного бытия», как писал Тютчев, вероятно, самый близкий ей поэт) – первый такой случай в литературе. Большинство билингвов, переходя на другой язык, остаются собой. Кане по-английски – это другая личность с другой памятью. … И это первый случай, когда я не жалею о том, что талантливый поэт уехал из России. Собственно, он эмигрировал в литературу, а это лучшее, что можно сделать с собой».



В формате PDF A4 сохранен издательский макет.





Яна Кане

Зимородок

Стихотворения



Yana Kane

Kingfisher



© Быков Дм., предисловие, 2020.

© Кане Я., текст, 2020.

© «Геликон Плюс», оформление, 2020.


* * *




Предисловие


Яна Кане начала писать стихи еще в России, посещала в Петербурге ЛИТО Вячеслава Лейкина, но потом, в возрасте 16 лет, переехала в Штаты и правильно сделала. Не потому, что в Штатах лучше, а потому, что традиция ее поэзии – американская, метафизическая, и верлибр у нее органичен, хотя и рифмованным стихом, как вы увидите, она владеет вполне. Русская поэзия отягощена бытом и социальностью, а Яна Кане предпочитает всего этого не видеть или по крайней мере на этом не фиксироваться. Ее интересует тонкая грань между сном и бодрствованием, между агностицизмом (не безверием конечно) и верой, между стихами по-русски и стихами по-английски (они пишутся явно одним и тем же человеком, но в двух различных состояниях). Как сформулировала она сама – перевожу прозой и в строчку, – «На этом языке я беседую, спорю, флиртую с мужем, учу или развлекаю дочь, общаюсь с подругами из колледжа, отчитываюсь на конференциях, докладываю шефу, здороваюсь с соседями. А на ТОМ языке – я прислушиваюсь к шепоту призраков, их неспешной беседе, скользящей своей неизменной орбитой».

Это, конечно, несколько принижает английский: «свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов, все это, а также все, относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям – становится по-русски топорным» (Набоков). Но для Яны Кане именно русский – язык отвлеченностей, памяти, темных интуиций о Боге. Ее английские стихи написаны женщиной умной и проницательной, русские – женщиной чуткой и понимающей много больше, чем она хочет выразить по-английски.

Это двойное существование («на пороге как бы двойного бытия», как писал Тютчев, вероятно, самый близкий ей поэт) – первый такой случай в литературе. Большинство билингвов, переходя на другой язык, остаются собой. Кане по-английски – это другая личность с другой памятью. Но все это написано на русском холсте, на котором – русская почва, глина (название весьма важное и откровенное), русское подсознание и русские догадки о Боге. Именно религиозность Кане – ничуть не церковная, тем более не сектантская, – вписывает ее в традицию Тютчева, Тарковского, Заболоцкого; именно этот круг авторов – названных или не названных в эпиграфах, – определяет ее поэтику и темы.

Поэзия не нуждается в предисловиях, оправданиях и пояснениях. Кане – сложившийся поэт, сумевший из своей драмы сделать лирическую тему и превратить эту драму в факт литературы. А поскольку таким двойным бытием отягощены уже тысячи наших соотечественников, – бывших, или вернувшихся, или живущих на две страны, – эта книга будет востребована, прочитана и многим облегчит душу.

И это первый случай, когда я не жалею о том, что талантливый поэт уехал из России. Собственно, он эмигрировал в литературу, а это лучшее, что можно сделать с собой.



Дмитрий Быков




Introduction


Yana Kane began to write poetry while still living in Russia. She was a student in Vyacheslav Leikin's poetry workshop in St. Petersburg. At the age of 16, she relocated to the United States, which was the right thing to do. Not because it is better in the States, but because the tradition of her poetry is American – it is metaphysical, and free verse comes naturally to her; although, as you will see, she has a mastery of rhymed verse. Russian poetry is burdened by the struggles of everyday life and by societal concerns. Kane prefers not to see all of this, or at least not to fixate upon it. She is interested in the subtle border between dreaming and lucidity, between agnosticism (not unbelief, of course) and faith, between poetry in Russian and poetry in English. Her poems in the two languages are clearly written by the same individual, though in two different states of mind. As she herself formulated:



In this language,

I converse, argue, and flirt with my husband,

Teach and amuse my daughter,

Stay in touch with friends from college,

Confer with my colleagues,

Report to the boss,

Say hello to the neighbors.



In that language,

I listen to the voices of ghosts.

Their unhurried conversation

Glides along its immutable orbit.



This, of course, underrates English somewhat. Nabokov wrote: “…the subtle understatements so peculiar to English, the poetry of thought, the instantaneous resonance between the most abstract concepts, the swarming of monosyllabic epithets – all this, and also all that is related to technology, fashion, sports, the natural sciences, and the unnatural passions – in Russian become clumsy (rough-hewn)”. But for Yana Kane, it is Russian that is the language of abstractions, of memory, of dark intuitions about God. Her English poems were written by an intelligent and insightful woman; the Russian ones were written by a woman who is attuned to a lot more than she wishes to reveal in English.

This double existence (“as though at the verge of double being,” to quote Tyutchev, whose poetry probably is closest to hers) is the first such case in literature. Most bilingual writers remain themselves when moving to another language. Kane in English is a different person with a different memory. Yet all of this is painted on a Russian canvas; grows from Russian soil, from clay (a word that occurs repeatedly in her poetry, which is important and revealing); from the Russian subconscious and Russian intimations of God. It is Kane’s religious sensibility – not at all church-based, and even more definitely not sectarian – that places her poetry into the tradition of Tyutchev, Tarkovsky, Zabolotsky; it is this circle of authors that determines its poetics and themes.

Poetry needs no introduction, justification or explanation. Kane is a mature poet who has found a way to draw a lyrical theme out of her drama and to transmute this drama into literary fact. Since by now thousands of our compatriots – former, returned, or living in two countries – are burdened with such a double being, this book will be in demand, it will be read, and it will lighten many a soul.

This is the first case in which I do not regret that a talented poet left Russia. She emigrated into literature. And that is the best thing you can choose to do with yourself.



Dmitry Bykov




Зимородок / Kingfisher


Зимородок

Зимородок живёт в трёх стихиях. Гнездо – нора в земле. Пропитание птица добывает подводной охотой. А странствия – это полёт.

Яна Кане – человек, обитающий в трёх стихиях. Она обрела литературный голос на английском языке, но не утратила русский язык, не оборвала связь со своим наставником, Лейкиным, с кругом общения, в который вошла благодаря участию в его студии. По профессии Кане – статистик. Она так обозначила связь между своей профессиональной и литературной деятельностью: «Поэзия и статистика – это два разных языка, на которых я говорю о том, что структура и неопределённость в равной степени присущи нашему существованию».



Kingfisher

A kingfisher lives in three different elements: it builds its nest by digging a tunnel in the earth, travels by flying, feeds by diving and swimming to catch fish.

Yana Kane inhabits three domains: Russian poetry, English poetry, and statistics. She grew up in the Soviet Union and began to compose poetry as a child. She came to the US as a refugee at the age of 16. Her poems and translations in Russian and English appear in anthologies and magazines in the US, Russia, and Western Europe. She holds a bachelor’s degree in engineering from Princeton University and a Ph. D. in Statistics from Cornell University. She works as a statistician. For Kane, poetry and statistics reflect both the structure and the uncertainty of our existence.


Посвящаю с любовью моей семье: Аде и Зиновию (Жене) Кане, Брюсу Эсригу и Ариели


и с благодарностью – моим учителям: Вячеславу Лейкину, Стелле Вербицкой, Профессору Эллен Чансес, Крейгу Келлер, Мастеру Ченг Хсианг Ю, Сенсею Грегу О’Коннор, Роберту Фридману


и членам важных для меня сообществ: Миллбурнского клуба, Beth Hatikvah synagogue, the Aikido Centers of New Jersey, Madison Studio Yoga, the Arts by the People program.


Я признательна Брюсу Эсригу, который помог мне отредактировать англоязычные тексты, проявив при этом свойственные ему вдумчивость, остроумие, любовь к слову (а также пристрастие к точке с запятой).

Искренне благодарю Рашель Миневич, Эда Побужанского и Александра (Сашу) Казакова за полезные советы и ценные замечания.

Я рада, что Анастасия Шеперд стала моим партнёром в литературной игре, которую мы назвали «Странники в странном мире». Часть этой игры вошла в цикл The Age of discovery.



With love to my family: Ada and Zinovy Kane, Bruce Esrig and Ariel



With gratitude to my teachers:



Vyacheslav Leikin,

Stella Verbitskaya,

Professor Ellen Chances,

Craig Keller,

Master Cheng Hsiang Yu,

Sensei Greg O’Connor,

Robert Friedman,



to the communities of the Millburn Club, Beth Hatikvah synagogue, the Aikido Centers of New Jersey, Madison Studio Yoga, and the Arts by the People program.



Acknowledgements

I am grateful to Bruce Esrig for editing the English language texts. He brought to this task his penchant for deep thought, his playful sense of humor and his love of words and of semicolons.



I want to thank Rashel Minevich, Ed Pobuzhansky and Aleksandr (Sasha) Kazakov for insightful comments and valuable suggestions.



I am glad that Anastasya Shepherd is my co-creator of the literary game we called “Travelers in a strange world”. This game is great fun to play, and it inspired “The Age of discovery”.




Metamorphosis

English language poems





Metamorphosis


What I used to think of

As myself

Turned out to be

A chrysalis.



Now it has split open.



An old woman is slowly emerging.



She will wait patiently

For her crumpled rags to unfurl,

For the sun to harden them

Into wings.




Ripening


My little daughter wakes in tears:

She fancies that her bed is drawn

into a dimness which appears

to be the deep of all her fears

but which, in point of fact, is dawn.

    Vladimir Nabokov

Not life or death,

Creation or its fall,

Not good or evil,

But the whole, the all —



This fruit of knowledge

Is still dim, still green.

The ripening of dawn

Remains unseen.



The soul does not yet trust

The sense of sight,

Still hides in terror

From the kindling light.



It’s here, though each glimpse of it is brief,

It’s here, the lambent glow of joy and grief.




The Age of discovery





1. Indra’s net


Am I reflections of the world or the mirrors reflecting it?

    Anastasya Shepherd

One story of this world

Begins with “Let there be light”.



I do not think that punctuation

Had been invented

When these words were first recorded.

But judging from what follows,

An exclamation mark

Should cap that sentence.



But what about Indra’s net?

What are the words

That first emitted and still carry

The light that knits it into one great whole?

What punctuation should we use?

A question mark seems most fitting.



You and I, like everybody else,

Are both:

Jewels linked into a net

And reflections bouncing within a hall of mirrors.



But let us not get trapped.



We have the power to play it

Like a game, a dance,

A laugh-inducing tickle.




2. Voyagers


Я список кораблей прочёл до середины

    Осип Мадельштам

…The list Of soaring ships I’ve read up to the middle.

    Osip Mandelstam (translated by Alex Sitnitsky)

Wake up! Wake up!

There is a porthole, a port, a portal,

A momentary gap

Right here,

Where the past

Meets with the future.



A dawn breeze is rising.

You can glimpse the swaying masts,

The white sails being hoisted.

You can hear the seagulls laughing,

The lines groaning, singing,

Taut with force

Ready to propel the ship.



Let us arise and cross the threshold,

Let us run

To where the land and the water

Meet.



It is for us to name the vessel,

To unfurl the flag,

To set course

Across an uncharted sea.




3. Exploration


It's a strange world,

made of echoing emptiness

pulling itself together…

    Anastasya Shepherd

To blossom into being

A new world needs travelers.



Now we are here,

Calling out to each other:

“Look!”, “Did you hear that?”,

“This feels just like…”

“Watch out!”, “Where does this…”,

“Well done!” “What if?”



Now we are here,

Exploring with all our senses:

Humor, awe, dread, irony, appreciation, wonder.



When we gaze up

Celestial bodies

Flare into existence,

Dance with each other.



Flocks wing across the sky,

Swarms billow over bogs,

The air comes alive

With singing, buzzing, courting, hunting, pollinating.



Each step we take tells us

What is underneath our feet:

Grass, ice, rock,

A swaying bridge above the mist

That rises from the chasm

To cling to our ankles.



I do not know how far

We are destined to travel.

But I trust this world

To keep unfolding space and time

For our journey of exploration,

For as long as we are here.




4. Siren song


…you will come to the Sirens who enchant all who come near them.

    Homer (translated by Samuel Butler)

Sirens have two kinds of songs

To lure those who come near them,

To bind the minds of travelers

With snares of longing.



Songs of adventure and of glory,

Of giving names

To new lands, to new creatures.



These songs promise freedom

From the tedium

Of familiar words,

From the confines

Of the cradle, the field, the hearth,

From the gray stones of the graveyard,

From the moss that steals over the names

Of a long line of ancestors.



Songs of warmth,

Of embracing arms and sheltering walls.



These songs promise to turn

The terrors, the regrets

Of past voyages,

The uncharted vastness of the future

Into words, into lusty tales

That can be traded

For a hearty tankard of ale

A seat close to the fireplace,

The eager gaze of a rapt listener.




5. Nightmares and their riders


I have nightmares now.

I dream that something happened to you…

    Anastasya Shepherd

A nightmare is a kind of horse:

A powerful creature, wild and willful.



Approach her with respect, with skill,

For she may bite, kick or rear;

She may leave the one who dares to touch her

Broken, paralyzed, dead.



Yet she is capable of learning to accept a rider.



Balancing on the back of a nightmare,

Riding a dark dream,

We can leap much farther than is humanly possible.

A nightmare can carry us across an abyss.




6. Trains and their dreamers


The train stitches together images,

like a demented alliterating seamstress…

    Anastasya Shepherd

The distant clatter

Of the predawn train

Quilts the quiet air,

Pulls the thread of the whistle

Long, long, l-o-ong

Through the mist.



Between sleeping and waking

I dream.



I piece together

Stations, timetables, tickets

To choose my own destination,

To fashion a different self.




7. Synaesthesia


There are times in life when synaesthesia becomes inescapable,

when water smells like lead and feels blue…

    Anastasya Shepherd

Escape is possible.



Search the floor of your perception,

Feel for the hidden trapdoor,

The moment of synaesthesia.



Pry it open,

Heave it up on its rusty hinges.

Plunge into the blue.



Roll up, solid, dull,

Like a ball of lead.

Sink through the water,

Pass through the gradations

Of the shimmering light

Deepening into darkness,

As the shadows thicken.

Let go of all

That has been visible.



Feel the weight of the ocean

Press you to the bottom.

Smell your own fear.

Taste the bile of loss.



Rise, rise like an air bubble.



Push through the cool resistance

Until you are released,

Until you burst into nothingness.



Let the freedom of empty space

Flood your senses with joy.




8. The Age of Discovery


You make choices.

Those choices make you.

Then you make choices.

Always a spiral – upwards or downwards – it's your choice.

    Anastasya Shepherd

Having circumnavigated our world,

I realize that it is not a sphere,

But a spiral.



I am back where I started from.

The path ahead is as unknown

As it was before the journey.



But you, my friend,

Who steadfastly stayed here

At the origin,

How did you find out?



Or was it clear?

Was it clear all along?




Theological Questions


Circling the pulsing center of their universe

The fish are passing through sunlight and shadow.

Their existence is framed, circumscribed, and protected

By the carved marble rim of the fountain’s basin.



Do they fear or worship the hand that feeds them,

Removes their dead, repairs the stonework;

The hand that brought their ancestors here

From another world in a wooden bucket?



Can they see that the hand moves more slowly now,

That the bony fingers have grown stiff with age?




Portrait of a room


Now, as a human life in this room

Is ebbing,

The attitudes of the objects

Become apparent.



The rocking chair

Stretches forth its arm-rests,

Ready to embrace, to lull,

To enthrall with the stories

Of a long life-time.



The mirror turns a blind eye

To all that is happening here,

Gazing intently

Into its own distant dreams.



The hospital bed knows

That it is seen as ugly,

Unwanted in every room that it enters.

Yet it goes about its work

Reliably and with care,

Keeping the patient

As comfortable as it is able.

It does its best to be unobtrusive.



The edge of the crystal vase

Glitters hard in the corner.

Being confined to a sick-room,

Enduring the dusty monotony

Of pathetic fake flowers —

This is not what it’s made for!



The curtains hold back the darkness,

Soften the mid-day light.

Catching the slightest motion of the air,

They stir like wings,

Like the white sails of a ship,

Sensing the wind, the space

Of a great invisible world.




Orbit


The Earth falls towards the Sun.



There are no elephants, no turtles,

No hand of Providence

For the world to rest on.



What keeps the planet in orbit

Is its unwavering observance

Of “the laws of nature”.



But what is inside those words?

Dead force?

A command backed by fear?

A solemn promise given long ago?

Or a bitter-sweet journey

On a freely chosen path?




Creation stories


To Orna Greenberg


In the story

Of the first creation

The Divine power

Lifts the supple clay,

To mold His image,

To imprint Her likeness.



The Divine breath

Enters the human shape,

Calls it to life.



The potter’s hands

Explore a lump of clay,

Stroke, press in

The hollow of the vessel,

Form the plump lip,

Extend the graceful neck.



The artist dips the brush

Now into paint, now into water.

An image blossoms:

Ocher and sienna blend;

The colors thicken —

Shadows outline the round rim,

The colors thin —

Light curves down the glazed flank.



You

Lift the clay jar,

Gaze at the painting,

Read these lines,

You

Have the power

To breathe into a creation

Awareness, thought, meaning,

Life.




Creation


It is possible to escape,

To hide from the darkness:

Squeeze your eyes shut,

Press hard on the eyelids.

Circles of phantom fire

Will blaze in front of your staring pupils.



Let us trade: I would barter

My past, my memory,

For a handful of stars,

For the dimmest of constellations…

But you drive a hard bargain

By simply refusing to exist.



In a blind rage

I splinter my heart into kindling,

Pour gasoline,

Set the whole mess aflame,

Watch as it burns to ashes.

But it keeps on beating,

It keeps on beating in the darkness.



There is nothing to do but sit.

Stare into the void.

Read the blanks on the empty page,

Over and over,

Till they form a pattern,

Till the repetition yields a meaning:

“Let there be darkness, for there is.”



There is darkness.

There is darkness.

There is darkness.



All there is, is darkness.



Until slowly, slowly

Contours form,

A faint outline emerges:

“Let there also be light.”




Realities


we create a thin veneer of simplicity and predictability

over terrifyingly unmanageable chaos

and call it reality.

    Anastasya Shepherd

We call it reality

And consider the matter settled,

So we can turn our attention to

Making sandwiches for the school lunchbox,

Submitting the quarterly forecast report,

Walking the dog,

Writing the thank you note.



At least, that is how it is

For some of us,

Some of the time.



We collect data about it,

Quantify the uncertainty

Of our measurements,

Publish papers in academic journals.



We put ironic quotation marks

Around its edges,

Take selfies.



We blaze with anger about what it is,

Emblazon on our banners

What we want it to be.

We split into tribes, go to war,

Mangle and kill each other

Under the pretext

That there is one right way,

One right answer to every question

About the definition

Of a pin, a dance, an angel;

About the way to count how many…



We beat our heads against it,

Search for the path, the mantra, the koan,

Meditate, keep diaries,

Create sand mandalas of great beauty,

Sweep all the colors together,

Let the river carry them away

As we fall into insanity,

Rise to enlightenment,

Or the other way around.



We pick it up like a toy, a ball.

We run across sunlit grass,

Laughing,

Tossing it back and forth.



We forget it in the gathering dusk

Under the lilac bushes.

It is time to go back in,

To get some sleep.



At least, that is how it is

For some of us,

Some of the time.




Constructivism


Proof by construction is the path

That God Himself has set in math.

To prove that chaos can be transformed

Into a world, the world was formed.

A choir of angels came to be

Singing: “Hosanna! QED!”



But man, a thing of clay and dust,

Had little wit and too much trust.

Soon he was fooled and led astray.

And we, his children, to this day

Remain a weak and bounded race.

Induction for the finite case

Is all we do, till in the end

Each one must meet the final N.



But there is yet a baser proof.

It’s branded by a fiery hoof.

Proof by negation seeks to alter

The very truth. And should you falter,

And in your pride or desperation

Seek to invoke the dark negation,

Repent! Or you should ever rue

Your “Let the opposite be true”.




Double Negative


It is like a sword that wounds, but cannot wound itself…

    Zenrinkushu translated by R. Blyth

Nothing is certain.

Nothing can be guaranteed.

Not even nothing.




American Gothic


She dressed properly,

She spoke quietly,

She loved modestly,

She died peacefully.



Harmless, humble,

God's lamb…



Damn!




Supernova


Loss drives concealed love

To go supernova.



It blows its cover

With a flood of blinding light.



It bursts out,

Piercing space with rays of radiation.



It screams and screams,

Pressing hard against the walls of reality,

Pushing apart the boundaries

Of the universe.




Trees dreaming in winter


In deep winter the sleeping trees

Dream of branching out,

Spreading wider

Than the reach of their earthly life.



Their roots drink in the stillness that pools

Beneath all layers of the ground.



Their crowns bloom with constellations.

They hum and sing with winged beings

Who are tinier than the smallest insect,

Greater than the largest bird.



They drop their luminous fruit

Into the stream

That flows far beyond

The shores of the known world.




Soap bubble


God as a soap bubble:

Water, breath, form.



Sublime, radiant,

Evanescent, eternal,

Emerging again and again,

Beguiling the senses

With rainbow illusions,

Holding the light of existence

With perfect clarity.




Kingfisher


Indigo and russet dandy,

Fearless diver,

You plunge from a tree

Into a stream;

Burst from the water

Into the sky.



Hungry hunter,

You snatch living quicksilver

From the swift current.



In your sharp beak

Quivers my soul.




Глина

Стихи на русском языке





Глина


Как луч, преображённый витражом,

Как воздух, в слово перекованный в гортани,

Душа желает влажной глиной стать,

Во всём покорной всемогущей длани.



Пускай пройти придётся сквозь огонь,

И век служить, и не копить заслуг,

Она желает и творит себе сама

Предназначение, и гончара, и круг.




Узор


Торговцы счастьем, продавцы спасенья

Лукаво зазывают: «Выбирай —

Душа иль тело, вечность иль мгновенье,

Там в ад дорога, тут тропинка в рай».



Но, страха и надежды не тая,

Познает дух, уверится сознанье:

Единой нитью по канве небытия

Расшит живой узор существованья.




Элементы


Геоцентрическая космология Аристотеля включала предположение, что вокруг центра Вселенной расположены последовательно сферы четырёх элементов в порядке уменьшения их тяжести – земли, воды, воздуха и огня; выше их расположены небесные сферы.

    Из Википедии




1. Недра


В недрах, в сумеречной пещере,

Густ медвежьего логова дух.

Там не логика, и не логос,

И не зренье, а ощупь и нюх

Постигают древние корни,

Познают первозданный секрет,

Без которого ни разуменья,

Ни прозренья, ни логоса нет.




2. Сообщающиеся сосуды


Через кровь вода проходит и через лёд,

Помнит и соль пучины, и облака лёт,

Сплетает в толще молчания сеть корней,

Беззвучно друг с другом шепчущихся на дне,

Где, кажется, нет ни движенья, ни счёта дней.

Где, кажется, неколебима твердыня камней.



Вода размывает стену меж «да» и «нет»,

Встречает мрак отраженьем и радугой свет.

Поит весенним небом земную грязь

Сообщающихся сосудов живая связь.




3. Зимородок


В мире не так уж много птиц, нуждающихся сразу в трёх стихиях – водной, земной и воздушной. Зимородок – из таких.

    Из Интернета

Зимородок,

Весёлый маленький франт,

Бесстрашный ныряльщик

С земли в воду,

Из воды в воздух,

Недолговечный ловец

Серебряных рыбок,

В твоём клюве

Трепещет моя душа.




4. Игра в бисер


Из речи зачерпывать пригоршни слов и созвучий

И капли нанизывать на паутинные сети —

Двойник, антипод, собеседник, у этих излучин

Так в бисер играть мы учились с тобой на рассвете

И мнили, что день бесконечен, что мы неразлучны.



Давно, так давно… но сплетения зыбкие эти

Сверкают в закатных лучах среди сонных соцветий.



А всё остальное лишь судеб развилка, лишь случай.




5. Сад


Я хочу, чтобы все вошли в рай.

    Тата Гаенко

Смертному в смерти не усомниться.

До золы, костёр, догорай.

Моя душа не умеет молиться

И не ищет дороги в рай.



Но если ты за меня попросишь,

Буду рада молитве твоей.

Пусть из забвенья на миг возвратится

Имя моё. На твоей странице

В дальнем саду быстрой тенью птицы

Промелькнёт за сплетеньем ветвей.




«Оставь, оставь… Что было, то прошло.…»


…Это была главная церковь Лиссабона. Землетрясение 1755 года, вызвавшее пожар, уничтожило большую часть монастыря, его церковь и библиотеку. Разрушенную церковь решили не восстанавливать. Эти благородные руины можно осмотреть за 3.50 € с 10 до 18.00.

    Из Интернета


* * *

Оставь, оставь… Что было, то прошло.

Что не было, тому уже не сбыться.

Пытаться подсчитать добро и зло —

Напрасный труд.



…Взмывает в небо птица

Над остовом готического храма.

Не здесь, а в Лиссабоне. Не сейчас,

А в памяти.



Всё остальное – рама,

Стремленье заключить и подровнять

Безмерное.



…Премудрый свинопас,

Который тщится сделать состоянье

На перлах, свиньям брошенных, смешней

И бестолковей всех своих свиней.



Двойник заслуженной награды – подаянье.

В дарёной жизни не считают дней.




Круг


Что же, любовь, всё зовёшь ты, всё ищешь

То в небе своё божество, то в толпе?



Алхимик, школяр в фолиантовой чаще,

Усталый паломник на горной тропе,

Пути не найдёшь, не услышишь ответа

И тень не поймаешь, лови не лови.



Нет тайны иной, нет источника света

Иного, чем тот, что трепещет в любви.




Кантата


Словно музыка Баха,

Спокойна и высока

Летнего вечера синь

Над тихим сумраком сада.



Звёзды и светляки

Мерцают над влажной травой,

И благодарна душа

За тишину и прохладу.



И благодарна душа

Творцу, которого нет,

За то, что небытие его

Сокрыто от взора,



Что звёзды и светляки

О Боге всю ночь говорят,

За то, что причастна она

К безмолвному их разговору.




Молитва плотоядному божеству


Не расставляй мне силки,

Не заточай меня в клетку.

Не губи моего птенца

До меня.

Не руби обжитую мною ветку.



В осеннем лесу на закате дня

Высмотри, подкрадись,

И да будет стрела твоя меткой.




Душа

Триптих





1. Тайком от разума


Сквозь шум и хаос,

Задыхаясь и спеша,

Расслышишь

И признаешь понемногу,

Что молится озябшая душа

Тайком от разума

Низверженному Богу.




2. Прозренье


Душа, не верящая в Бога, —

Нагая, смертная душа.

Её не манят песни рая

И муки ада не страшат.



Ей некуда нести молитвы:

Смиренье, благодарность, лесть.



Она в пути своём бездомна.



Ей сострадание и честь

В ненастье служат маяками.



Она живёт в последний раз.

И пусть прозреньем озарится

Весь путь её в предсмертный час.




3. Свобода


Душа печальна и пуглива,

Нежна, насмешлива, беспечна,

Мудра, бесхитростна, лукава.



Со смертным телом неразлучна,

С ним смертна.



Век свой быстротечный

Познав, приняв, она свободна,

Светла, неповторима, вечна.




Жасмин


Весенняя душа в больном, согбенном теле,

Жасминная, цветущая душа,

Как ты утомлена, как ты близка к пределу

И как благоуханно хороша!




Молчанье


Обряд принятия молчанья

Печален.

Молчалив обряд

Печали.



Предрассветной ранью

Теней неторопливый ряд

Скользит меж темнотой и светом,

Меж сном и явью.



Не спеши

Облечь в слова, в дневные мысли

Посланцев призрачных души.




Зеркальная симметрия


Если Бог создаёт человека

По своему образу и подобию,

То Бог многообразен и изменчив:

Женщина, мужчина,

Младенец, девушка, старик.



Если человек создаёт Бога

По своему образу и подобию,

То Бог противоречив и разнороден:

Отец, мать, судья,

Сестра милосердия, палач,

Самодержец, пастух, поэт.



Молоко и кофе, горечь и сладость

Смешаны по-разному в разных чашках.



Одно постоянно и неизменно:

Уязвимый и конечный создаёт слово,

Отделяющее темноту от света.

Познавший свою смертность

Становится творцом.




Дары звездочёта


Посвящается Елене Касьян





1. Слова


Крыши присыпало снегом, как стрептоцидом.

И кажется, что вот-вот всем должно полегчать.

    Елена Касьян

«Крыши присыпало снегом, как стрептоцидом.

И кажется, что вот-вот всем должно полегчать».

По ниточке этих слов я карабкаюсь к дальнему свету.

У них я учусь стихами не говорить, а молчать.




2. Хлеб


…у памяти не было веских причин

нас кормить от души воробьиным усушенным хлебом…

    Елена Касьян

Без крошек птичьего хлеба

В сытости нет утоленья.

Асфальт городской был бы мёртвым,

Если бы не воробьи.

Душа благодарна за россыпь

Воробьиного угощенья —

Слова любви и печали,

Простые строки твои.




3. Метель


Смотри, как перевозят снег

В небесной лодке…

    Елена Касьян

Небо придумывает снежинки —

Созвездия, рои, кружевные вихри

Бессчётных танцовщиц, мотыльков, соцветий.



У каждой, у каждого есть миг рожденья,

Свой путь, своё место, своя кончина,

Заветное, неповторимое имя,

Строка на тайных, вечных скрижалях.




4. Свет


Мы войдём в этот свет, в этот год,

в этот белый предел…

    Елена Касьян

На обледеневшей крыше

(О, как высоко, как страшно!)

Звездочёт разгребает,

Как первый снег, облака.



Приподнявшись чуть выше,

В ладонь собирает неспешно

Созвездья… Не оскудевает

Дарящая звёзды рука.




«Не зверь, не человек, не бог…»



* * *

Не зверь, не человек, не бог…

Но кто-то смотрит вслед,

Высвечивая дальний путь

Сквозь толщу миль и лет.



Сквозь ночь, сквозь штормовую мглу

Мне вдруг издалека —

Луч взора этого как знак,

Как проблеск маяка.



Не зверь, не человек, не бог…

Но знаю – выйдет срок,

И прочитавший тайный смысл

Всех дел моих и строк

Заглянет прямо мне в глаза

И подведёт итог.




Исход из центра Сансары


Ты же бог

Или демон, что однофигственно…

    Тата Гаенко


1

Вылупиться из скорлупы своего я.

Не нарекать своё отражение

Ни демоном, ни богом.

Обнаружить, что предназначение зеркала —

Пускать солнечных зайчиков.


2

Река, и солнце, и деревья.

В движении – вода, и свет, и листья.

Рябь отражений серебрит изнанки листьев.

И ветви шелестят, колеблют блики,

Играя светом на поверхности воды.




«Не там и не тогда – сейчас и здесь…»



* * *

Не там и не тогда – сейчас и здесь.

Не то, что быть могло, а то, что есть:

Ладонь открытая и вольное дыханье.

На полпути между твореньем и творцом

Конец с началом сомкнуты в кольцо,

И молнией – мгновение познанья.




«Скажи, откуда это воспоминанье…»



* * *

Скажи, откуда это воспоминанье:

Взмах, толчок, упругость под плавником.

Движение вверх, вода омывает жабры,

Мерцанье чешуйчатых тел – идём косяком.



А может быть, правы индусы и все мы – скитальцы,

Кочуем из жизни в жизнь, из сюжета в сюжет?

Скажи, что снится тебе?



Железные цепи,

Браслеты из львиных когтей, белоснежность манжет…



Но, значит, всё-таки руки? Меняются только

Костюмы да реквизит – то стилет, то стило.

А мне всё чудится снег, морозящий лапы,

И свет предвечерний, ложащийся на крыло.




Свет


У Ангела крыла

Обожжены…

    Наталья Мурадова

Не веруя, верю лишь вере твоей.

Под свод не ступив, я стою у дверей.

Я странник здесь, а не паломник.



Но видит душа и запомнит

В молитве воздетые руки свечей,

Над ними простёрты ответом

Крыла небывалого света

В дыму золотом опалённых лучей.




«До ночи донести набухшие глаза…»



* * *

До ночи донести набухшие глаза,

Сдавить до темноты звериный вой тоски.

А там уж вскрыть сосуд отточенным серпом.

Пусть хлещет чёрный ток на звёздные пески,

Пусть молится душа, кощунствует язык —

Бог ночи тугоух и ко всему привык.




«Ослепший разум следует покорно…»



* * *

Ослепший разум следует покорно,

Душе поверив.

Недогадливый слепец

Не ведает, что поводырь

Незряч и претендует на бессмертие.



…А впрочем,

Короче путь, зато богаче счастьем.

Пределам горизонта неподвластный,

На слух, на вкус, на ощупь

Мир – прекрасен.




Пляска






Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/yana-kane/zimorodok/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.