Книга - Последний костер

Последний костер
Виктория Козлова


RED. Фэнтези
Мир, в котором боги реальны. Мир, в котором бог Огня в стародавние времена был похищен беззаветно влюбленной в него богиней Зимы. Мир, в котором добыть огонь и развести костер могут только жрецы, истово верующие в своего пропавшего бога. Янар – молодой жрец, не имеющий цели в жизни и не знающий, чего он от нее хочет. Ивон – его давняя возлюбленная, напротив, твердо знающая свою цель и идущая к ней, несмотря на любые препятствия. Каару – юная воительница, жрица яростной богини войны, впервые отправляющаяся в битву. И Мальфри – скальд с Дюжины Островов, превыше всего жаждущий древних знаний и славы. Четверо, избранные богами для сведения давних счетов, не подозревающие об уготованных им испытаниях на пути.

Комментарий Редакции: Эстетичное и тонко сплетенное фэнтези великолепно сочетается с умопомрачительной фабульной канвой, которая редкого читателя оставит томиться в скуке. Увлекательно, обворожительно и действительно захватывающе.





Виктория Козлова

Последний костер



Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована иллюстрация: © chainatp / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru


* * *




Пролог


Раньше мир был другим. И в Великой Степи, и в вековечном лесу Оримунди, и на землях перешейка, что сейчас зовутся десятью графствами – повсюду были разбросаны сотни мелких деревушек, небольших селений и огромных городов. Множество людей жили в домах, и в каждом доме горел огонь. Огонь отапливал помещения, на нем готовили еду и просто грелись, приходя с холодной улицы. Впрочем, это не изменилось – все мы, придя домой первым делом бежим к очагу, чтобы проверить – не потух ли? Потому что разжечь его мы больше не сможем. Вот что поменялось в одночасье, много-много лет назад: теперь зажечь огонь могут только избранные. Однако, здесь необходимо кое-что пояснить.

В нашем мире, мире под двумя лунами, помимо людей живут и другие сущности. Их принято называть Богами. Одни боги, самые мелкие и слабые, живут в конкретной местности, одаряя ее своим благословением – таких мы называем духами. Но есть и другие, могущественные боги, которым поклоняются люди. По их желанию мир может меняться до неузнаваемости, и проводниками их силы служат жрецы. Жрецы, вознося молитвы и истово веруя, становятся инструментами богов, живым воплощением их воли. Одни из них могут лечить болезни и травмы, другие наполнять колодцы и поворачивать реки, третьи искусные воины, а четвертые – непревзойденные поэты. Много богов, и еще более многочисленны их дары. Но и это еще не все. Есть среди богов те, кого принято называть Первенцами Стихий. Ульг – владыка вод и вдохновитель скальдов; Ниневия – мать земли и наставница лекарей; Мара – дочь воздуха и владычица зимы и Анвар – суть огня и покровитель влюбленных.

Ниневия и Анвар любили друг друга. Наш мир процветал и развивался, повсюду царили любовь и счастье. Однако Мара, богиня зимы, тоже была влюблена в Анвара, но бог огня не отвечал ей взаимностью. И однажды Зима, ведомая страшной ревностью и завистью, похитила Анвара, и спрятала его в своем царстве. И огонь пропал из мира. Теперь разжечь пламя могли только жрецы Анвара, те немногие избранные, кто даже в такой черный час смогли сохранить свою веру в исчезнувшего бога. Безутешная Ниневия просила помощи у других богов, но те отказали ей в помощи в возвращении возлюбленного. Одни не верили, что Анвара можно вернуть, другие сомневались в своих силах и возможности сопротивляться Маре – самой сильной среди Первенцев Стихий, а третьи боялись ее старшей сестры – Смерти, богини над богами, духа без Стихии. Ослепленная горем, Ниневия отправилась на поиски Анвара, и с тех пор путешествует по неизведанным далям, лишь изредка откликаясь на молитвы своих жрецов.

А люди… люди приспособились. Выжили. Исчезли отдаленные хутора, маленькие деревеньки объединились в небольшие села, а города стали еще больше – ведь чем больше людей, тем больше очагов с живым, горящим пламенем, и тем больше соседей, готовых помочь в час великой нужды, буде камин погаснет. Жрецы Анвара отправились бродить по миру, в своих скитаниях помогая простым людям разжигать потухшие очаги, принося свет в разом потемневший мир. Теперь, спустя долгие годы и даже века, уже никто не верит, что яростный бог огня может вернуться в мир, и лишь одна Ниневия продолжает свои обреченные поиски.



– Он не умер. Он не мог так просто умереть! Мара держит его в плену, а вы отказываетесь мне помочь!

– Ниневия, посмотри правде в глаза – даже если Анвар все еще жив, ты никогда не сможешь его вернуть. Мара сильнее нас всех вместе взятых, и ее сила продолжает возрастать с каждым годом.

– А я согласна с Ниневией. Мы должны попробовать!

– Странно слышать такое от тебя, Иштар. В отсутствии Анвара ты теперь старшая среди богов Огня.

– Он мой брат, Риг! Если ты думаешь, что я оставлю его в ледяных пустошах Мары просто для того, чтобы получить немного силы от молитв, то ты ошибаешься!

– Иштар, успокойся. Криками мы ничего не добьемся. Давайте подумаем, что мы можем сделать?

– Ты прекрасно знаешь, Ульг, что ничего тут уже не поделать.

– В общем и целом я согласен с Солой. Как бы мне не хотелось этого признавать, но мы ничем не сможем помочь тебе, Ниневия.

– Значит, я сама верну его. Сколько бы ни прошло времени и во что бы это мне ни стало!

– Ниневия, погоди… Ушла. И что теперь делать?

– Разгребать последствия, Ульг. Разгребать последствия…




Глава первая


Озабоченно поглядев на солнце, неумолимо катящееся к горизонту, Янар прибавил шаг. Судя по словам жителей деревни, из которой он выдвинулся на рассвете, молодой жрец уже должен был прибыть в Заячьи холмы, но пока что никаких признаков жилья он не наблюдал. Может быть, он свернул не туда на развилке, что встретилась вскоре после полудня? Или просто слишком залюбовался облаками во время дневного привала…

Солнце, блеснув последним лучом и осветив верхушки устремившихся к небесам сосен, окончательно скрылось. Ругнувшись в полный голос (да простят его боги!), Янар остановился и задумался. Конечно, ночевать в лесу ему не впервой, но как бы хотелось сейчас оказаться в уютном доме, окруженным радушием хозяев и, сытно поужинав, улечься в мягкую постель, а не устраиваться между корней.

– Нет, так не пойдет, – пробормотал мужчина, и снова пустился в путь.

Солнце по летнему времени садилось довольно поздно, и еще долгое время сумерки были достаточно мягкими, чтобы продолжать шагать по утоптанной дороге. В которой уж раз Янар подумал о том, что пора бы обзавестись собственной лошадью, благо, денег уже скопилось достаточно. Однако молодой жрец был крайне никудышным наездником (хотя не признавался в этом даже себе), и попросту боялся такого большого, страшного и опасного животного как лошадь. Нет-нет, умом он понимал, что бояться здесь нечего, и сотни и сотни людей спокойно ездят верхом, но глубинный страх исподволь подтачивал его волю и желание.

К счастью для Янара, незадолго до того, как сумерки превратились в ночь, он все же набрел на деревню. Постучавшись в первый же попавшийся на пути дом и показав свои орденские татуировки на руках, он был с великим почтением препровожден в горницу, где его тут же усадили за накрытый стол – хозяева по неизвестной причине здорово запозднились с ужином, но Янару это было только на руку. И только поев, священник наконец-то расслабился, со смаком потянувшись и слегка осоловевшим взглядом обведя комнату.

– Благодарю вас за кров и стол, – опомнившись, сказал Янар.

Вообще-то, это следовало сделать еще до того, как сесть ужинать, но молодой человек был настолько голоден, что совсем позабыл о правилах приличия. Шутка ли – с полудня ничего не евши.

– Вам поклон, что добрались досюдова. Уж мы ждали-ждали, а все никого не было…

Немолодой уже мужчина, хозяин дома, испытывал неподдельную гордость за то, что такой большой человек, как настоящий жрец огня остановился в его скромном доме. А еще он испытывал страшную робость перед совсем еще мальчишкой в два раза младше его самого. Янар же, привычный к таком обращению, добродушно спросил у хозяина:

– А что, есть у вас в деревне кто-то, кому нужно огонь развести?

– А как же, есть, как не быть, – закивал головой мужчина и снова шуганул молодого пацаненка, так и вертевшегося вокруг стола.

Мальчишка, в отличие от своего старшего родственника, никакого пиетета перед гостем не испытывал, а вот любопытство его жгло почище обожженного крапивой мягкого места. Потому и вертелся, стараясь не упустить ни одного слова из разговора взрослых да разглядеть странного жреца во всех подробностях.

Совсем юный, едва достигнувший двадцатилетия парень с темными волосами и серыми глазами. Лицо он чисто брил, так что мягкий его подбородок, высокие скулы и округлые щеки сразу бросались в глаза. Да и сам священник был полноват, не толст, нет, но немного лишнего веса явно имелось. Роста парень был среднего, а одежда его отличалась практичностью, не блистая показной роскошью, но и не будучи вся в заплатках.

Пацан фыркнул, получив очередной подзатыльник от хозяина дома. И это жрец? Вот этот пухлый, чисто выбритый юноша с пугливыми глазами могущественный жрец Похищенного бога? Да не может быть! Жрец, он же должен быть высоченным, старым, с седой бородой до пояса и грозными глазами, метающими молнии. А еще, по представлению мальчишки, настоящий жрец должен вызывать страх и священный трепет. Ну а какой трепет может вызывать этот Янар?

Знай Янар о мыслях мальчишки, он бы удивился, насколько они совпадают с его собственными. Он сам до сих пор не мог поверить, что все-таки стал священником. Все его детские воспоминания были заполнены наставниками (поразительно похожими на представления пацаненка) и жрецами при храме в городе, которые поголовно отличались тучностью, заносчивостью и жадностью. В детском сознании Янара они разделились на две своеобразные касты – настоящих жрецов и ненастоящих. И по сей день мужчина, очевидно отличающийся от обеих категорий, подвергал сомнению тот факт, что тоже принадлежит к их племени. Впрочем, времени на попадание в одну из каст у него еще было полно, и сейчас он, не задумываясь о столь отдаленных перспективах, вел разговор с хозяином избы.

– Старое разжечь или новые появились? Село-то у вас, я погляжу, большое.

– И те и те есть, пан Янар. У Рыники сын женился, новую хату построили, на том конце деревни. А вот у Мирослава, упокой Госпожа его грешную душу, невестка-дуреха очаг залить умудрилась. Или вот еще, Броня, вдова Язика – за огнем не уследила, все в избе потухло. А еще…

– Я понял, понял, – перебил хозяина Янар. – Вы мне завтра покажите, кому помощь нужна, а дальше я сам.

– Конечно, конечно, – закивал мужчина.

Он хотел еще что-то сказать, однако жрец так сладко зевнул, что сразу стало понятно: говори не говори, все равно не запомнит – спит на ходу. Что и не удивительно, час-то уже поздний, давно всем спать пора.

Янар, действительно уже едва сидящий на лавке, отстраненно наблюдал за суетой в избе. Все приготовления проносились мимо его сознания, и только оказавшись возле постели он слегка пришел в себя. Снова поблагодарив хозяев, мужчина быстро разделся и нырнул под одеяло. Сон одолел его мгновенно.



Утром, после весьма обильного завтрака (Янару повезло остановиться в доме зажиточной семьи) молодой жрец с неохотой приступил к своим обязанностям. Первым делом, он попросил отвести его к новому дому, где еще ни разу не был зажжен очаг. Хозяином оказался молодой мужчина, кузнец, а рядом все время крутилась его жена – белобрысая девчонка с небольшим, но очевидным животом. Янар рассеянно подумал, что появился в этой деревне очень вовремя: молодые супруги к рождению ребенка будут жить в собственном доме. Перед глазами мужчины промелькнуло яркое воспоминание из собственного детства – небольшая хата, буквально забитая людьми. У самого Янара было шесть братьев и сестер, а в доме еще проживали две его тетки и старая бабка. К счастью, дар его обнаружили весьма рано, и нищая жизнь так и осталась старым детским воспоминанием.

Полной грудью вдохнув свежий дух деревянного дома, еще не обжитого людьми, Янар нашел глазами главный очаг, и, сделав несколько широких шагов, опустился возле него на колени. Поправив бревна, заботливо уложенные кузнецом, молодой жрец сосредоточился, очищая разум, и начал свою молитву.

Это был самый первый, подготовительный этап. Следовало «научить» очаг принимать пламя. Прочитав короткую молитву, Янар почувствовал, как кожу под татуировками коротко обожгло, и понял, что в очередной раз все получилось. Да и не могло быть иначе – подготовка места к принятию огня было первым, что учили юные послушники ордена. Если, конечно, исключить утверждение о том, что они особенные, отмеченные богом.

Второй этап был намного сложнее, но и он не представлял для хоть сколько-нибудь опытного священника проблемы. Заставить гореть то, что может гореть – это может любой отмеченный богом. На самом деле, именно так и находят в большинстве случаев будущих жрецов. Ведь ребенку так сложно удержаться от того, чтобы самостоятельно проверить верность утверждения старших о невозможности вызывать огонь…

На сей раз молитва заняла гораздо больше времени. Несколько раз Янар сбивался и начинал сначала, этим утром его концентрация оставляла желать лучшего. Но вера его была крепка, и в конце концов веселые язычки пламени заплясали на старательно уложенных бревнах. Тяжело вздохнув, Янар смахнул пот с лица и приступил к третьему, самому сложному этапу.

Поднявшись с колен, жрец протянул руку к очагу в покровительственном жесте. «Вы – благодетели, – вспомнились ему слова наставника. – Вы олицетворение бога, проводники его воли. Только благодаря вам в этом мире остается надежда и память о том, что наш бог жив, хоть и заточен в ледяном дворце Мары. Так будьте же достойны сего гордого предназначения!»

– Да пребудет здесь мое благословение! – сказал Янар, и начал читать молитву.

Заученные давным-давно слова лились сплошным потоком, не задерживаясь, на языке, не успевая обрести смысл. Вдохи и выдохи делались в определенных местах, интонация строго следовала определенному порядку. В таком важном деле как благословение очень важна ритуальность. И хоть на самом деле Янар мог произносить какие угодно слова и делать совершенно любые жесты, усвоенный в ордене порядок был лучшим для достижения цели. Именно он позволял достичь того странного состояния, того транса, как говорили жрецы Ниневии, в котором отмеченные богом способны на краткое мгновение стать его подобием. Молитва все лилась и лилась, постепенно подходя к своей самой высокой ноте, к своему завершению. Янар, по природе своей человек мнительный и сомневающийся, твердо верил в одно – бог его жив. А потому с последними словами молебна мужчина всей своей душой почувствовал, как на очаг снисходит благословение.

Не в силах более удержаться на ногах, Янар опустился на колени и подул на горящие огнем руки. Он знал, что жар этот исходит не снаружи, а изнутри, и так просто его не уймешь, но это все же принесло небольшое облегчение. Руки – проводники силы жрецов, и лишь сила веры определяет, сколь большая область кожи будет проводником стихии. Именно эту область и отмечают татуировки. У самого Янара, как и у большинства обычных священников, символы принадлежности к ордену опоясывали запястья. У некоторых людей, чья вера была очень и очень сильна, татуировки располагались у локтя, но однажды Янар лично говорил со жрецом, у которого знак ордена был нанесен на плечи. Парень содрогнулся, представив, какую боль жрец должен ощущать, когда накладывает благословение, ведь сам Янар не всегда в силах сдержать стон от охватывающего его запястья жгучего огня.

Отдышавшись и подождав, пока боль стихнет, Янар поднялся на ноги и пошел к выходу из дома. Перед дверью он придал своему лицу соответственное торжественное выражение и вышел на крыльцо. Казалось, его выхода ожидает вся деревня. Ну, половина так уж точно. Легко улыбнувшись, жрец кивнул кузнецу и провозгласил:

– В этом доме огонь!

Традиционная фраза вызывала среди собравшихся жителей деревни бурную радость, люди захлопали, закричали и засвистели. Царящий вокруг гам и переполох целебным бальзамом пролились на душу уставшего жреца. С новыми силами, воспрянувший Янар поспешил к следующему дому, где требовалось благословение. Конечно, разжечь новый очаг – это самое трудное, но и благословить старый дело не легкое. С удивлением заметив, что полдень давно уж миновал, Янар понял, что сегодня из Заячьих холмов он убраться уже не успеет. Ну и ладно, в приютившей его семье слишком хорошо кормят, чтобы переживать из-за таких пустяков.



На следующее утро, со слегка больной головой (крестьяне вчера устроили праздник) Янар снова пустился в путь. От местных он узнал, что совсем рядом находится летняя резиденция местного графа, и решил зайти туда. За не такое уж и больше время, что Янар странствовал по землям графств в роли жреца, он уже успел понять, что чем выше социальное положение людей, нуждающихся в его умениях, тем большими будут и дары. Вот, к примеру, чем его одарили давешние крестьяне? Еда, еда и еще раз еда. Справедливости ради стоит заметить, что кузнец преподнес ему замечательный кинжал, который Янар собирался продать в первом же попавшемся на пути городе – зачем ему кинжал? Ему и своего старого ножа хватает с лихвой…

А ведь бывало, что за свою работу Янар получал только кров и доброе слово. Не все деревни были столь богаты, как Заячьи холмы, и не всегда был такой хороший урожай, как в этом году. И совсем другое дело поместья рыцарей или даже замки баронов. Первое и самое главное – за благословения они платили деньгами. Второе – в обычном замке множество каминов, едва ли не больше, чем в небольшой деревне. Работы всегда хватало. Ну и третье – жрецов в замках и поместьях всегда принимали с почтением, отводили удобные комнаты, даже присылали служанок… Янар тяжело вздохнул, вспомнив, как этой весной оказался в крепости барона, приславшего ему в услужение миловидную служанку. Девушка была весьма хороша собой и очевидно не против того, что ей приказали, однако молодому священнику она слишком сильно напомнила Ивон, и проклятая робость взяла верх.

До летнего поместья графа было два дня пути, и с приближением вечера Янар принялся оглядываться в поисках места, где можно было бы остановиться на ночлег. Наконец, подходящее местечко оказалось в поле его зрения, и мужчина принялся обустраиваться. Натаскав хвороста, он принялся рыться в своей сумке в поисках огнива, но никак не мог его найти. Неужели потерял? Отчаявшись, жрец перевернул сумку и просто вытряхнул на траву все, что в ней было. Запасная рубашка, молитвенник, еда, врученная крестьянами и много чего еще было у него с собой, а вот огнива не нашлось.

– Задница Мары! – ругнулся Янар, с отчаянием бросая пустую сумку. – Такое хорошее огниво было, совсем еще новое!

Немного успокоившись, жрец собрал свои вещи, отложив в сторону приготовленную для ужина пищу. Сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, очищая сознание, и поднес к сложенному хворосту руку. Недлинная, но очень сложная молитва, и Янар почувствовал, как начала нагреваться кожа у татуировок. Постепенно жар поднялся до кончиков пальцев, становясь все более нестерпимым. Собравшись с силами, мужчина обхватил руками тонкие веточки у края костра. Несколько мгновений ничего не происходило, но вскоре из-под его рук взвился легкий дымок. Как всегда, Янар упустил то мгновение, когда веточки загорелись, и заполучил новые ожоги. Конечно, ему было не привыкать, и заживали ожоги на жрецах огня крайне быстро, но все равно, приятного в этом было мало. Помахав кистями, чтобы остудить их, Янар снова прочел молитву, но уже намного более простую и легкую. Маленькие язычки пламени, что вот-вот грозили потухнуть на перегоревших веточках, взвились с новыми силами, и вот уже настоящий костер осветил сгустившиеся сумерки.

Поужинав, Янар еще долго сидел и смотрел в огонь. Говорят, что некоторые жрецы могут видеть в нем будущее, но сам парень никогда в это не верил. Будущее – эфемерная структура, и если уж кто-то может его прозреть, то благословленные богами воздуха, а никак не огня. Да и свое будущее Янар представлял себе прекрасно: еще восемь-девять лет бродяжничества по графствам, а затем, как только он сможет накопить необходимую сумму, покупка домика в каком-нибудь быстро растущем селе. Женится на какой-нибудь работящей девушке из этого же села, которое с появлением в нем постоянного жреца получит статус города, и заживет счастливой, сытой жизнью. Янар не тешил себя бесплодными надеждами о том, что сможет когда-нибудь стать наставником при ордене или получить место в большом храме. Нет-нет, подобные вещи не для него. Вот Ивон да, та обязательно когда-нибудь добьется своего, быть может, она даже получит статус Верховной жрицы своего ордена, кто знает. Для этого нужна решительность и ум, а и того, и того у девушки всегда было в достатке.

Почувствовав, что вот-вот заснет, Янар подкинул дров в весело горящий костер, пробормотал последнюю на сегодня молитву, и провалился в сон. Снилось ему, как и всегда на свежем воздухе, что-то пугающее и тревожащее. К своему счастью, самих этих снов молодой жрец никогда не помнил.

Проснулся Янар ранним утром, от холода. Уже вставшее солнце заволокло тяжелыми тучами, костер давно прогорел, оставив лишь почти не дающие тепла угли. Можно было бы развести его заново, но тут жрец вспомнил, что потерял огниво, и решил, что лучше согреется в пути. Затоптав едва тлеющие угли – зачем приманивать голодных духов огня? – Янар снова пустился в путь, ежась от холода и с опаской поглядывая на тучи. Вот чего действительно не хотелось, так это дождя. Янар не любил дождь по многим причинам – как и любому жрецу огня, ему было значительно тяжелее работать под текущей с неба водой, да и кому вообще может быть приятно промокнуть до нитки? Поэтому священник спешил, надеясь успеть добраться до поместья графа до того, как Ульг со своими дочерями начнет резвиться вовсю.

Увы, надеждам Янара не суждено было сбыться. К тому моменту, когда жрец постучал в ворота господского дома, на нем не оставалось ни единого сухого места, а зубы отбивали веселый ритм. Впустившая его женщина тут же запричитала и кинулась вытирать мгновенно натекшую с молодого человека лужу. Смахнув капли с носа и отжав волосы и одежду в подставленное ведро, Янар уныло поплелся за другой служанкой, однако тут же оживился, когда понял, что его привели к жарко натопленному камину.

– Сюда, Ваше Преподобие, – позвала женщина, указывая на место у камина. – Сейчас я велю подать горячего супа, согреетесь с пути.

Янар, уже успевший за долгие недели пути по глухим деревням отвыкнуть от подобного обращения, пробормотал что-то благодарное в ответ и протянул озябшие руки к огню. Ах, как же хорошо! Живительное тепло тут же начало разливаться по уставшему телу, и Янара наконец-то прекратила бить дрожь. А вскоре ему подали наваристый и очень горячий бульон, и жрец, быстро опустошив тарелку, откинулся на спинку стула. Жизнь вновь заиграла яркими красками.

– А где же хозяева? – поинтересовался Янар у женщины, что впустила его в поместье.

– Так Его Сиятельство с женой, вестимо, в городе. Они и не приезжали в этом году-то. Здесь сейчас только Его Милость Велизар с гостями.

«Так вот почему в поместье так пусто, – рассеяно подумал Янар. – Но молодые виконты обычно окружают себя настоящей свитой, да и служанка сказала, что Его Милость с гостями. Что же за гости такие, интересно?»

Вслух же священник только уточнил, где сейчас находится наследник.

– Да кто же знает, – пожала плечами женщина. – Велизар с малолетства был непоседой, таким и остался, уж где его нынче носит одним богам ведомо. Хотя по такой-то непогоде уж должен был вернуться.

Значит, жарко растопленный камин и суп были загодя заготовлены для виконта, смекнул Янар. Что ж, ему это только на руку. Теперь осталось привести себя в нормальный вид и дождаться прибытия виконта с гостями, а там уж можно и предложить свои услуги. Общаться по этому поводу со слугами молодой жрец не собирался.

Виконт не заставил себя ждать. Дождь немного стих, и со двора послышалось ржание коней и повелительные возгласы. Наскоро причесав пятерней завившиеся от влажности волосы, Янар встал, готовясь приветствовать хозяина. Однако, первым в комнату вошел не виконт, а молодая, отчаянно рыжая и очень высокая девушка.

– Хелена? – удивился Янар.

Священник ну никак не ожидал увидеть здесь свою соратницу по ордену. Отчего-то он был уверен, что Хелена давным-давно уже состоит при крупном храме, а не разъезжает, подобно Янару, по деревням. С другой стороны, зная ее склочный характер, девушка вполне могла отбывать здесь свое наказание.

– А, Янар, – презрительно поджав губы, ответила девушка. – Давно не виделись.

Слегка оттолкнув застывшую на пороге жрицу, в комнату буквально забежал еще один человек.

– Янар! – завопил парень, сжимая жреца в медвежьих объятиях. – Какими судьбами, дружище?

– Тихо, Лери, удавишь, – задушено прошипел Янар, силясь высвободиться из могучих объятий друга.

Тот, поняв, что слегка переборщил, тут же отпустил молодого жреца, но теперь принялся его похлопывать по спине, отчего Янар чуть было не рухнул. Рассчитывать силу сын потомственного кузнеца, а ныне жрец огня, так и не научился.

– Если ты не забыл, я закончил обучение три года назад. Так с тех пор и странствую, помогая страждущим.

– А то забудешь! – заулыбался Лери. – Как мы тогда напились!

Янар поморщился, вспоминая ту попойку. Молодой жрец всегда был восприимчив к алкоголю, в отличие от своего друга Лери, а потому празднование конца обучения едва не убило его. Хорошо, что Ивон к тому моменту уже уехала, иначе он бы точно умер, но уже от стыда.

– А вы что, вместе? – спросил Янар, переводя тему.

Вопросов здесь, на самом деле, крылось два. Жрецы огня обычно путешествовали в одиночку, и редко когда сходились вместе, обычно на недолгую дорогу. Второй же вопрос подразумевал их отношения – еще во времена обучения в ордене Лери был влюблен в Хелену (как, впрочем, и большинство других учеников), никак не желая замечать ее откровенно стервозный характер. Ко всеобщему удивлению, незадолго до окончания учебы девушка ответила ему взаимностью, однако Янар и предположить не мог, что вспыльчивая Хелена и порывистый Лери все еще не рассорились до кровной вражды.

– Как видишь, – ухмыльнулся жрец, отвечая разом на два вопроса. – Но мы не одни путешествуем, мы сейчас с Его Милостью Велизаром. Кстати, где он?

– А я все жду, когда же обо мне вспомнят, – послышался мягкий голос от двери.

Только сейчас Янар обратил внимание на третьего вошедшего в комнату. Высокий, со светло-русыми волосами и пронзительными голубыми глазами, молодой виконт стоял, оперевшись на косяк и внимательно разглядывал открывшуюся ему сцену. Губы его кривились в улыбке, однако она ничуть не затрагивала ледяных глаз. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что родословная этого человека тянется в те седые времена, когда Мара еще только строила свои коварные планы, а жрецы огня всегда получали ответ на свои молитвы. Даже сейчас, промокший до нитки, виконт просто-таки источал властность.

– Ваша Милость, – поклонился Янар.

Пусть наставники ордена сколько угодно кричат об их исключительности, но демонстрировать свое непочтение власть имущим молодой жрец не собирался. Пускай магистры и Верховный жрец бодаются с графами, деля между собой бразды правления, а Янар будет тихо-мирно делать свою работу. Невольно подумалось, что Ивон ни за что бы не склонилась перед виконтом, но священник быстро отогнал эти мысли. Не время.

– Велизар, – кивнул виконт. – А вы, как я понимаю, тоже жрец Анвара?

Вот здесь Янар действительно удивился. Мало кто из мирских помнил о настоящем имени бога огня, да даже среди жрецов оно использовалось крайне редко. Или этот виконт получил действительно потрясающее образование, или специально интересовался этой темой.

– Восхищен вашей осведомленностью. Да, я учился вместе с Хеленой и Лери, но после наши пути разошлись.

– Этот дом не нуждается нынче в благословении огня, но, прошу вас, будьте моим гостем. Думаю, нам найдется о чем побеседовать.

– Непременно, Ваша Милость, – снова склонился Янар.

Когда он поднял голову, то увидел лишь спину удаляющегося Велизара. Тот что-то негромко объяснял подбежавшей служанке, но они быстро скрылись за поворотом коридора.

– Ух, Янар, мне столько всего нужно тебе рассказать! – для Лери, судя по всему, поведение виконта было привычным.

Хелена, фыркнув, вышла из комнаты, стуча каблуками. Даже этот стук выражал пренебрежение, но друзья не обратили на это никакого внимания. Отношение Хелены к Янару было известно всему ордену и не вызывало никакого удивления.

– Только давай без самогона, ладно? – безо всякой надежды на успех попросил друга Янар.

В ответ раздался искренний смех, и священник тяжело вздохнул, предвидя веселый вечер и еще более веселое утро.



– И что же, ты ему поверил? – с полуулыбкой спросил Янар.

– Ну… полностью отрицать его предположения я тоже не могу, – пожал плечами Лери.

– Древние артефакты, старинные книги, тайны, тайны, тайны… Ты, Лери, каким был, таким и остался.

Не дожидаясь ответа, мужчина слегка взболтал вино в кубке и допил его несколькими глотками. Виконт расщедрился и пожаловал им несколько бутылок из своих погребов, чему Янар был несказанно удивлен. Похоже, его друг действительно снискал расположение сына графа.

– Но согласись, что это может быть и правдой! Сам же наверняка слышал множество историй об удачных находках в древних развалинах, благословленных Идрисом. Главное – отыскать сами руины и суметь войти внутрь.

– Лери, это все байки подвыпивших авантюристов. За столько лет любые книги уже должны были рассыпаться в пыль, не глядя на любые благословения, а артефакты, как известно все из тех же баек, потеряли свою силу вместе со связью с богом.

– Тьфу на тебя! – разозлился жрец. – Фома неверующий.

– Попрошу! – возмутился Янар. – Если бы я был подобен Фоме, смог бы в таком случае получать ответ на свои молитвы? Я верю в то, что бог наш, хоть и пленен, но все еще жив, однако не пытайся убедить меня в том, что существуют якобы некие артефакты, позволяющие любому человеку получить Его ответ. Я отрицаю сам факт того, что подобное обращение возможно без веры, ибо это ставит под сомнение больше половины догм нашего ордена!

Только к концу своей речи Янар заметил, что расплескал вино, которое собирался налить в кубок. Слова старого друга так взволновали его, что жрец абсолютно перестал следить за окружающим. Постаравшись успокоиться, Янар аккуратно вылил остающееся в бутылке вино в кубок, откинулся в своем кресле и внимательно посмотрел на Лери, у которого явно уже готовы были сорваться с языка то ли жаркие возражения, то ли весомые контраргументы. Они и подружились-то именно таким образом – на одном из занятий наставник разбил учеников на пары, дал каждому тему и предложил поспорить. И яростный Лери сумел-таки втянуть застенчивого Янара в спор. Спустя столько лет уже ни один из них не мог вспомнить, какую же тему дал им наставник, и к какому же мнению они тогда пришли, но оба признавали, что это стало началом их долгой дружбы.

– Как верно говорила твоя бывшая, большинство магистров ордена – кретины! – заявил жрец. Не обращая внимания на поперхнувшегося вином Янара, потомственный кузнец продолжал: – Почему-то там, наверху, никто не хочет шевелиться и пытаться исправить ситуацию. Хотя что я говорю, какое почему-то? Прекрасно известно, что высшие жрецы гребут деньги лопатами, вот и не хотят ничего менять.

– Погоди-погоди, – перебил жреца Янар. – О чем ты говоришь? Что менять?

– Янар, подумай головой! Наш бог заточен в ледяном замке, и, очевидно, сам оттуда выбраться не может. Значит, нужно ему помочь.

Священник вздохнул, наконец поняв, о чем говорит его друг. Странное стремление Лери менять мир вокруг себя порой глубоко удивляло Янара, но никогда еще жрец не замахивался на столько глобальные цели.

– Лери, друг мой, скажи, а как ты собрался помочь богу? Что ты, уж прости, один простой человек можешь сделать?

– Ну, во-первых, я не один…

– С Хеленой? – усмехнулся Янар.

– Не только, – жрец ненадолго замолчал, глядя в огонь, а потом решился, и, махнув рукой, принялся рассказывать. – Примерно с год назад мы с Хеленой впервые встретились с Велизаром. Уже тогда виконт поразил меня своими знаниями о Нем, но только спустя некоторое время я понял, в чем причина. Ты когда-нибудь слышал о «Сынах грозы»?

Даже зная ответ, Янар все равно мысленно пробежался по своим воспоминаниям и покачал головой.

– Тогда послушай. «Сыны грозы» – это общество людей, которым не безразличен наш мир, которые хотят что-то изменить, исправить. Очевидно, что самой большой проблемой нашего мира является потеря огня, именно поэтому «Сыны грозы» поставили своей целью возвращение Анвара.

Несколько мгновений Янар недоуменно смотрел на друга, а потом расхохотался. Он смеялся долго, от души, как не смеялся уже давно. Наконец, когда приступ прошел, жрец все же смог спросить:

– Лери, опять? Ты опять спутался с какими-то сектантами?

От его слов старший жрец отчаянно покраснел, вспомнив случай, анекдотом разошедшийся в ордене. В те времена Лери был более наивным и доверчивым, и только поэтому не понял, что тайное сообщество, в которое его пригласил приятель на самом деле было самым что ни на есть борделем с сектантским уклоном.

– На этот раз все по-другому! – горячо возразил жрец. – Да и «Сыны грозы» действительно что-то делают, а не просто собираются для долгих разговоров и перемывания косточек.

– Ну-ну, – скептически хмыкнул Янар. – И кто же в это ваше сообщество входит? Ты, Хелена, как я уже понял, кто еще?

– Нас много, – с гордостью ответил жрец. – Например, виконт Велизар. Именно он и рассказал нам про сообщество. Купцы, жрецы разных орденов, чиновники и ремесленники – это не просто группка энтузиастов Янар, сейчас это уже реальная сила!

– Глупых людей больше, чем я ожидал, – пробормотал под нос мужчина. К счастью, старший жрец не услышал его слов. – И что же, ты действительно веришь, что вы сможете что-то изменить?

– Конечно, – добродушно улыбнулся Лери. – Мы ведь с тобой знаем, что вера – это самое главное. Да и, по-твоему, откуда я узнал про тот артефакт? Мне рассказал об этом один из «сынов», жрец Ульга. Он ведет исследования, которые могут помочь нам в нашей миссии.

Янар хотел было сказать, что доверия словам ульговых жрецов нет, всем известно, что они страшные лгуны, сам их бог покровительствует выдуманным историям, но уже открыв рот, остановился. Разубеждать Лери? Гиблое дело. Да и не имеет это смысла. Пускай его друг верит, во что хочет, вступает в любые тайные и не очень сообщества, Янар не собирается его останавливать, а уж тем более доказывать его неправоту. Сам жрец не мог представить себе способа, которым обычные смертные могли бы помочь в освобождении бога, и не хотел тратить силы, объясняя это Лери. В конце концов, какая с этого польза самому Янару? Верно, никакой. Поэтому, в очередной раз покачав головой, и осушив кубок, жрец поднялся с кресла и направился к выходу из гостиной.

– Я устал, Лери. Это вы с Хеленой разъезжаете вслед за виконтом, а я на своих двоих обошел половину графств, помогая простым людям. Поэтому, уж прости меня, все твои громкие слова о бедах мира пришлись не по адресу.

– В этом твоя и проблема, Янар, – пробормотал жрец. – Ты всегда был какой-то… вялый. Что ни скажи – просто смотришь в ответ, никакой реакции. Ничего не хочешь менять, просто плывешь по течению.

Янар вздрогнул, услышав последние слова – именно так, слово в слово, сказала Ивон во время последней их встречи. Но Лери ведь не мог знать…

– Что ж, я и не надеялся, – продолжал тем временем жрец. – Но ты все же подумай. Если что, просто найди милорда Велизара, мы с Хеленой не собираемся пока его покидать.

– Хорошо, Лери. Я запомню. Спокойной ночи.

– Спокойной.



Поправив лямку и широко зевнув (ночные посиделки с вином не могут хорошо сказаться на отдыхе), Янар легко сбежал с крыльца господского поместья. Быстро словив привычный ритм, он размеренно зашагал по влажной после вчерашнего дождя дороге навстречу недавно взошедшему солнцу.




Глава вторая


Окинув тяжелый полог, Хаган вошел в палатку, которую единолично занимала младшая жрица Иштар при его отряде. Как он и ожидал, палатка оказалась пуста.

– Проверить все же стоило, – пробормотал молодой мужчина и вышел наружу.

Повертев головой в разные стороны, и по-прежнему не увидев ни единого признака наличия поблизости жрицы, Хаган отправился на поиски. Вокруг него кипело настоящее людское море – орда обустраивалась на ночлег. Людские голоса, ржание коней, бряцанье оружия и прочие звуки, привычные слуху молодого воина окружали Хагана со всех сторон. Угадать, в какую сторону отправилась младшая жрица не представлялось возможным, поэтому Хаган начал останавливать попадавшихся на пути соплеменников и задавать им один и тот же вопрос:

– Здесь случайно Каару не пробегала?

Конечно, было бы странно, если бы рядовой воин знал всех младших жриц, но Каару была не обычной жрицей, она была дочерью хана, поэтому ее знали все. И, как назло, никто не видел ее сегодня. Похоже, Хаган отправился не в ту сторону.

Молодой воин по широкой дуге пошел в обратную сторону, продолжая задавать все тот же вопрос. И наконец ему повезло, какой-то десятник, чье лицо показалось удивительно знакомым указал направление, в котором ушла жрица. Отправившись в указанную сторону, Хаган обнаружил воинов, гревшихся у разведенного костра – ночи в степи были весьма прохладны, особенно по сравнению с жаркими днями. На вопрос о жрице, воины утвердительно закивали, но ни один не смог внятно сказать, куда же она отправилась дальше.

«Да где же ее Безымянные носят?!», – возмутился про себя Хаган.

Он потратил уже никак не менее часа на поиски неуловимой жрицы, а толку чуть. Да, была; да, видели; куда пошла – не знаем. Урчание в животе служило аккомпанементом к его недовольным мыслям и напоминаниям о том, что во рту у воина не было ни крошки с самого завтрака. Он собирался поесть сразу после того, как найдет Каару, но кто же знал, что поиски могут так затянуться.

Внезапно его глаза уловили небольшое скопление людей на пустом пространстве между палаток. Чутье подсказывало, что цель его поисков именно там, да и что еще могло привлечь воинов кроме жрицы за работой? Протолкавшись сквозь неплотную толпу, Хаган удостоверился в правильности своих рассуждений.

Необычайно красивая, смуглая даже по меркам своего народа и неприлично молодая жрица стояла на коленях перед уложенным хворостом, вытянув вперед сильные руки. Голос ее, пока еще по-девичьи звонкий, но в скором времени угрожающий перейти в сводящее мужчин с ума бархатное звучание, громко возносил молитву Иштар. Размеренный ритм молитвы вводил Хагана в транс, однако мужчина, с силой проведя рукой по лицу, вернул свое сознание на место. Тем временем Каару ловко вынула откуда-то из-под одежды огниво и, не прекращая молитвы, высекла несколько искр. Сквозь мгновение яркие язычки пламени охватили трут, и воздух огласили радостные крики. Сегодня ночью здесь будет огонь.

Довольно, но слегка устало улыбнувшись, Каару пружинисто поднялась на ноги и огляделась. Возможно, она раздумывала, куда отправиться дальше, но Хаган не собирался упускать с таким трудом найденную жрицу.

– Каару! – позвал воин, привлекая внимание девушки.

– Хаган? Что ты здесь делаешь?

– Тебя ищу. Ты перемещаешься по стоянке словно ветер – никак не словить!

– Не преувеличивай, брат. Чтобы меня найти достаточно спросить любого. У меня и вовсе такое ощущение, что за мной следят! А зачем ты меня искал?

– Думаю, пара-тройка наблюдателей точно найдется. Как же не следить за такой красоткой? – привычно увернувшись от не менее привычного подзатыльника, Хаган продолжил: – А искал я тебя потому, что ты обещала потренироваться с Мэргеном. Он, вообще-то, ждет.

– Ой, я совершенно забыла! Он сильно расстроится, если я не приду?

Не купившись на показное раскаяние сестры, Хаган сурово заметил:

– Если бы это было в первый раз, то нет. Но ты кормишь его обещаниями уже четвертый вечер.

– Я просто не думала, что у меня будет столько работы. Похоже, старшим жрицам не очень хочется ходить по стоянке и добывать огонь, и они все время придумывают разные причины, чтобы спихнуть это на меня.

– Как будто тебя это удивляет, – улыбнулся Хаган.

– Конечно нет, – фыркнула жрица. – Просто по сравнению с теми интригами, что творятся в Священном городе это так… мелочно. Ладно, пойдем найдем Мэргена. В конце концов, я же обещала, а обещания надо держать.

Что ж, для поисков сегодня определенно был не подходящий день. Если Каару знал каждый встречный, то найти Мэргена просто спросив не представлялось возможным. Так что брат с сестрой решили пройтись по его излюбленным местам в лагере, но даже там не смогли обнаружить своего друга.

– Как сквозь землю провалился, – проворчала Каару. – А ты еще говорил, что меня сложно отыскать.

– Я знаю один верный способ… вот только затевать драку что-то не очень хочется.

Мэрген, удивительно добрый парень, обладал одной очень странной способностью – если где-то завязывалась драка, то он обязательно был где-то рядом. Причем чаще всего он пытался разнять дерущихся, и в итоге получал сам, отчего постоянно ходил с синяками. Да и сказать по правде, так было не только с драками, Мэрген постоянно умудрялся влипать в самые невероятные и нелепые ситуации, попутно втягивая в них своих друзей и отряд в попытке спасения «невинных».

Живот Хагана урчал не переставая. Он уже всерьез подумывал начать драку, чтобы «приманить» друга и со спокойной душой отправиться ужинать, когда буквально столкнулся с Мэргеном нос к носу.

– Мара и все ее Безымянные! Я уже думал никогда вас не найду, – воскликнул Мэрген.

– Не поверишь, но мы думали также, – фыркнула Каару.

– Пойдем, скорее! – внезапно заторопился Мэрген. – Хан приказал привести вас к нему.

– Зачем мы могли понадобиться отцу, тем более в такой час? – удивился Хаган, но все же поспешил за другом.

– Мне он не докладывал, – весело заметил Мэрген, виляя между снующими туда-сюда воинами, которых при приближении к центру стоянки становилось все больше и больше.

Друзья уже почти подошли к шатру хана, когда Каару внезапно резко затормозила и уставилась куда-то в сторону.

– Что такое? – недовольным голосом спросил Хаган.

Задерживаться, когда зовет вождь, молодой воин не хотел. И пусть хан приходился ему родным отцом, в первую очередь он был его военачальником, приказы которого следовало выполнять неукоснительно и незамедлительно.

– Там жрец! – воскликнула Каару и решительно свернула в сторону от их пути.

– Кто там? – удивился Мэрген, последовавший за девушкой.

Каару не обратила на него никакого внимания, целенаправленно двигаясь к замеченному мужчине в странной, нездешней одежде. Хагану не оставалось ничего другого, кроме как последовать за сестрой и другом.

Подойдя ближе, Каару все же остановилась и жадно впилась глазами в немолодого уже мужчину, который, как она совсем недавно, стоял на коленях у разложенного костра. Мужчина читал молитву, но слова ее совершенно не походили на те, что слышал Хаган когда-либо. Очевидно, это был какой-то диалект или же древняя форма языка, на котором говорят в графствах – старого наречия. Сын хана достаточно хорошо знал старое наречие, но большинство слов жреца казались ему какими-то искаженными.

– Никогда прежде не встречала настоящего жреца Похищенного бога, – прошептала Каару, словно громким словом боялась нарушить молитву. – Тем более в самом сердце степи.

– Ну, мы уже достаточно далеко ушли на запад, чтобы говорить о сердце степи, – ответил Мэрген.

Он, в отличие от девушки, не испытывал перед чужестранным жрецом никакого трепета. Хотя ему доводилось слышать разные истории о тех, кто посвятил свою жизнь Похищенному богу, и некоторые из них заставляли кровь стыть в жилах. Например, та, в которой рассказывалось о жрице, потерявшей возлюбленного. Она, по словам рассказчика, совершенно сошла с ума, и принялась сжигать все и всех на своем пути, сам ее взгляд заставлял людей вспыхивать точно факелы…

Мэрген поежился, вспомнив ту историю. Кто знает, правда это или лишь байка, рассказанная подвыпившим путешественником? Лучше держаться подальше от всех этих жрецов и их молитв. Но, конечно, это не относится к Каару и Манзан, жене Хагана. Хотя нет, от Манзан все же тоже стоит держаться подальше, только по другим причинам.

– Насмотрелась? – спросил Хаган, тоже не думая понижать голос. Все равно жрец не обращал на собравшихся никакого внимания.

– Нет еще. Хочу увидеть… Ах!

Восклицание вырвалось не у одной только Каару. Все собравшиеся выдохнули в одном порыве и отпрянули назад. А все дело в том, что подготовленный хворост внезапно загорелся, абсолютно весь! Жрицы Иштар, наделенные в Великой степи даром разжигать огонь, все же делали это с помощью подходящих инструментов, а не вот так, просто протянув руку.

– Колдовство, – прошептал Мэрген.

Несмотря на то, что голос его был очень тихим, жрец все же услышал и с улыбкой повернулся к друзьям.

– Вера, – с легкой полуулыбкой поправил он.

Затем жрец заметил Каару и низко поклонился, особым образом сложив руки на груди. Девушка повторила его поклон, а потом долго смотрела вслед скрывшемуся среди степняков мужчине.

– Видели, где у него татуировки? – задумчивым голосом спросила жрица брата и друга и сама же ответила. – Почти у самого локтя.

– Это значит, что он сильный жрец, верно? – нахмурил лоб Хаган. – Тем более интересно, что он делает в степи. Как бы там ни было, нам нужно спешить – хан не любит ждать.

В ответ Каару одарила его долгим взглядом, который сын вождя не смог расшифровать. Порой так же на него смотрела Манзан, только взгляд жены был намного более пронзителен, и выдержать его было куда как сложнее.

Не сказав более ни слова, молодые люди поспешили к шатру хана. Кешиктены, личная гвардия хана, узнав их, пропустила внутрь. Мэрген остался ждать у входа.



– Вы звали нас, отец? – спросила Каару, быстро сориентировавшись в обстановке.

Пока только Хаган осматривался вокруг, выискивая глазами хана, его сестра уже поняла, что в палатке не было посторонних, а значит, можно было позволить себе некоторую вольность. Впрочем, для любимой дочери великий хан всегда готов был сделать исключение.

– И уже достаточно давно, – проворчал хан, отходя от стола, на котором одиноко стояла пустая миска.

Несмотря на то, что тон отца не был грозным или обвиняющим, Хаган поспешил выдать объяснение.

– Войско наше столь велико, что Мэргену потребовалось очень много времени на поиски. Кажется, скоро нам придется вводить отдельную должность – вестовых.

Последняя фраза, задуманная Хаганом как шутка, к его удивлению вызвала задумчивое выражение на лице хана. Похоже, слова сына породили в нем некую идею, которую мужчина счел весьма удачной. Вскоре морщины его разгладились, а взгляд стал более осмысленным – верный признак для знающих его людей, что принято некое важное решение. Конечно, никто из собеседников хана кроме Верховной жрицы и, быть может, его юной невестки, не ожидал, что он поделится решением с ним, и Хаган был счастлив самим тем фактом, что отец принял во внимание его слова.

Выйдя из задумчивости, хан жестом предложил своим детям сесть, и сам устроился напротив. Некоторое время они молчали. Нет, подобное поведение отца не было необычным, но в походе у хана столько дел, что не успеваешь со всеми справиться, а сейчас вождь просто молча сидел, как будто в праздности.

Хаган уже открыл было рот, чтобы прервать молчание, но Каару незаметно ткнула его локтем. Девушка всегда лучше разбиралась в настроениях отца, и в отличие от брата поняла, что хан собирается с мыслями в желании что-то поведать им обоим. Неясно, было ли это умение видеть в людях врожденным, или приобретенным в годы ученичества в Священном городе, однако в очередной раз оно ее не подвело.

– На завтрашний день орда останется здесь, – вдруг сказал хан. – А в день после этого сюда доберется войско Сохора, и мы дадим ему бой.

– Почему бы не выступить ему навстречу? – не удержался от вопроса Хаган.

– Он знает, где мы стоим. Он будет стремиться сюда изо всех сил, и, по нашим расчетам доберется сюда ровно на восходе второго дня. Его воины будут уставшими, не выспавшимися, голодными.

– Даже уставшие, его воины – свирепые бойцы, – заметила Каару.

– Свирепые, но неорганизованные, а главное не преданные Сохору, – улыбнулся хан. – Нет, исход этой битвы давно предрешен, и я позвал вас сюда не за тем, чтобы обсуждать ее.

Великий хан встал, и в некоем нетерпении принялся ходить по шатру.

– Хаган, ты молодой, но уже опытный воин. Каару, ты еще ни разу не была в битве, но о твоей проницательности говорят повсюду, ты жрица яростной Иштар. Скажите, дети мои – чем вы видите нынешний поход? Понимаете ли вы его цели?

Юные степняки задумались над вопросом хана. Внезапно совсем с других сторон начали открываться им все передвижения орды, все приказы вождя. Непонятные ранее, но уже показывающие результаты реформации армии открылись в другом свете, стали ясны намеки Манзан, которые не понимал ранее ее муж.

– Завоевание степи? – тихо сказал Хаган. – Отец, ты хочешь покорить всю Великую степь?

– Это моя цель, – кивнул хан. – Цель, к которой мы близки. Цель, навстречу которой мы уже не идем, но летим быстрее ветра. После поражения Сохора путь на запад будет открыт перед ордой.

– Северные племена будут недовольны, – нахмурила лоб Каару. – И покорить их мечом и стрелой будет много сложнее, чем Сохора и всех тех, кто стоит за ним.

– А это уже не моя задача, – сухо улыбнулся хан. – Верховная жрица вынашивает свои планы, и отказалась делиться ими даже с Манзан, но уверяет, что через несколько лет более преданных подданных мне не видать.

Каару была уверена, что даже если Верховная жрица отказалась делиться своими планами с помощницей, это вовсе не означает, что Манзан их не знает. Младшая жрица восхищалась женой своего брата, и во всем старалась походить на нее. Впрочем, все кто знал Манзан восхищались ею – такой красавицы и искусной воительницы больше не было во всей Великой степи.

– Это ведь не все, что ты имел сообщить нам? – поинтересовалась Каару.

– Нет, есть еще кое-что. Плох тот вождь, что желает остановиться на достигнутом, и у меня есть чем занять орду после завоевания западных племен, до которого остались считанные дни.

– Графства? – округлил глаза Хаган. – Отец, не слишком ли это самонадеянно?

– Графства раздроблены, – поморщился хан. – Захватим одно-два, а они даже не заметят этого, продолжая грызться между собой. А коли Мара не будет сурова, мы сможем продолжать войну и с наступлением зимы.

– А огонь? – тихо спросила Каару. – Мы не сможем разжигать огонь за пределами степи, орда просто замерзнет насмерть.

– Жрецы Похищенного не зависят от мирских властей, – заметил вождь. – Какая им разница, на какой стороне баррикад разжигать костры? В любом случае это не должно вас занимать, дети.

Эти слова следовало расценивать как прямой запрет, но мысли Каару уже понеслись вскачь. Стало понятно, откуда взялся в степи жрец, и что отец не просто строит отдаленные планы, а уже приступил к их выполнению. Что ж, в таком случае следует ожидать приказов, и они не замедлили последовать.

– Каару, дочь моя, я хочу, чтобы ты воззвала к Иштар за благословением. Мне должно знать, одобряет ли четырехрукая воительница эту войну.

– Но ведь я лишь младшая жрица! – удивилась Каару. – Почему бы тебе не приказать кому-то из старших? Даже те высшие, кои, я точно знаю, сопровождают орду, не откажутся от такой чести.

– Из высших жриц, дорогая моя, я доверяю только Манзан, которой сейчас здесь нет. Кроме того, я хочу, чтобы это воззвание совершила именно ты.

Каару, не говоря больше ни слова, встала и осторожно опустилась на колени посреди шатра. Однажды ей уже пришлось совершать подобное воззвание, и она знала, что сила богини столь велика, что не устоять слабой младшей жрице на ногах.

Закрыв глаза, Каару начала тихо шептать слова молитвы. Здесь не было заученных форм, не было четко выверенных ударений и интонаций. Это была речь души, слова веры и зов посвященной. Отец и брат старались не прислушиваться к ее молитве, это казалось им чем-то постыдным, оскорбляющим жрицу. В отличие от большинства других богов, Иштар не признавала жрецов-мужчин, поэтому лишь женщины Великой степи были посвящены в таинства и наделены ее благосклонностью.

Присутствие Иштар, как это всегда бывало, накрыло вдруг и разом. Мгновение назад это был лишь обычный шатер, хоть и не с простыми обывателями, а сейчас в нем яростно сверкает присутствие могущественной богини.

– Ты звала меня, Каару? – поинтересовалась Мать Грозы и Повелительница Бурь.

Молодая жрица, раздавленная силой богини, не сразу смогла кивнуть.

– Да, повелительница. Мой отец, великий хан, просит Вашего благословения. Он желает войны, каковой еще…

– Я знаю, чего желает твой отец, – перебила жрицу огненная богиня.

Невидимая никем иным кроме своей посвященной, богиня сделала несколько шагов в сторону застывших вождя и Хагана. Очевидно, те ощущали присутствие могущественного духа, но то ли не смели пошевелиться, то ли не могли. Левой верхней своей рукой она коснулась шеи сына, а нижней правой огладила волосы отца. Каару знала, что мгновенно сгоревшая прядь никогда более не отрастет, а ожог на шее Хагана останется на всю жизнь. Метки богини мягко светились, но наверняка видеть это могли лишь сами духи и те, кто на время наделен ими особым зрением как сейчас наделена была Каару.

– Хан исполняет мою волю, – довольно кивнула богиня, и резко повернулась к жрице.

Сила, хлынувшая от нее в этом движении, опрокинула девушку, заставив ее упереться руками в пол и часто задышать, сдерживая рвоту. Четырехрукая Иштар была слишком могущественна и не сдержана для юной жрицы младшей ступени посвящения, едва закончившей свое послушничество. Не замечая реакции Каару, богиня продолжила:

– Вам же с братом я даю свое личное благословение. Скажи хану, пусть совершат воззвание в Улгане.

Фигура Иштар начала меркнуть, богиня собиралась уходить, но вдруг она ярко вспыхнула, снова материализуясь в шатре.

– Ах да, чуть не забыла.

Молниеносная в одно движение оказалась рядом со своей жрицей и легко поцеловала ее в лоб. На мгновение Каару показалось, будто она сейчас обратится в пепел, но это ощущение быстро прошло, оставив лишь приятное тепло во всем теле и боль в голове.

– Удачи в предстоящей битве, жрица! – весело сказала Иштар, исчезая.

Со счастливой улыбкой, изнеможенная и в то же время переполненная силой, Каару провалилась в глубокий обморок.




Глава третья


Щуря глаза на закатное солнце, но упрямо не желая прикрыть их рукой, Мальфри стоял на самом краю скалы, беспечно катаясь на пятках. В этой жизни скальд боялся много чего, но уж точно не высоты. Прямо сейчас его больше всего пугала перспектива умереть, не получив всей полагающейся ему славы, а в том, что славы все еще недостаточно, скальд не сомневался. Да, его имя гремит по всей Дюжине островов, сложенные им поэмы декларируют поэты при дворах королей, а песни поют матросы на всех кораблях, но этого все еще мало. Мальфри чувствовал в себе силы совершить нечто большее, что-то, что прославит его в веках. Это яростное желание создать нечто великое всегда жило в нем, с самого детства, рядом со страстью к древним сказаниям. И это нечто из глубин души толкало его на самые неожиданные поступки.

А еще внутри Мальфри был желудок, и прямо сейчас он громко заурчал, требуя еды. Телу скальда было плевать на возвышенные мысли хозяина, оно требовало спать, есть и размножаться. В данный момент второе было в приоритете.

– Проклятая утроба, – проворчал Мальфри, стремительно разворачиваясь и уходя с уступа.

Упругой походкой в слабых отблесках зашедшего солнца мужчина зашагал в сторону большого дома, хозяева которого любезно предложили свой кров ему и его жене. При мысли о Вигдис на лице скальда расцвела хитрая ухмылка, а в голове созрел коварный план. В этом городе они живут с самого начала липеня, и Мальфри уже успел пощупать всех местных девушек, представляющих собой хоть что-то и убедиться, что ни одна из них Вигдис и в подметки не годится. Но так было всегда. Раз за разом Мальфри понимал, что его жена воистину дар богов, и сейчас не мешало напомнить об этом самой Вигдис. А проще всего это сделать, спровоцировав и без того ревнивую женщину.

Когда Мальфри вошел в большой дом, тот был полон народу и стоял такой шум, что сложно было услышать собственный голос. Этим вечером в порт острова прибыло два корабля, которые скальд видел с оккупированной им скалы, полные матросов и пассажиров. И сейчас, похоже, все они набились в большой дом, а судя по тому, что все же удалось расслышать Мальфри, многие из моряков приходились родней местным жителям.

«В таком случае, – подумал скальд, – сегодняшний вечер стоит посвятить Ульгу. Матросы любят слушать песни про море. Как будто и не его видят целыми днями».

Конечно, Мальфри тоже любил море. Эта любовь живет в каждом жителе Дюжины островов, а уже тем более в тех, кого зовут скальдами, и чьим покровителем является сам Ульг, бог морей и океанов, да и вообще любой воды в подлунном мире.

– Мальфри!

Этот голос он услышит даже в такой толпе, узнает из тысячи других. Обернувшись, скальд встретился глазами с Вигдис, активно работающей локтями, чтобы пробраться к нему. Лицо ее было гневно, и тычки получались сильнее, чем требовалось.

– Где ты был, Мальфри? – спросила женщина, когда наконец добралась до него. – Я разыскивала тебя с полудня!

– Я искал вдохновение, – честно ответил скальд.

– Нашел? – язвительно поинтересовалась жена.

– Нет, – последовал все такой же честный ответ.

– Значит, никто не дал, – фыркнула Вигдис, успокаиваясь. – Неужто местные девки поумнели?

Она знала, что Мальфри не врет, что он действительно с самого обеда бродил по окрестностям с печальным лицом в поисках своей музы, что в последнее время случалось с ним все чаще и чаще, но не поддеть не могла. Она уже давно смирилась с многочисленными изменами мужа, но ревность все еще вспыхивала в ней обжигающим огнем, а ядовитые слова сами срывались с губ.

А ведь он предупреждал, еще тогда, больше пяти лет назад. Звал ее замуж и тут же отговаривал: «Я буду плохим мужем, Вигдис. У нас не будет собственного дома до самой глубокой старости, а может, и вообще никогда. Я буду любить других женщин, хотя ни одну и в половину не так сильно, как тебя, Вигдис. Я не смогу дать тебе то, что ты заслуживаешь, любовь моя». А она знала, что все это правда, но все равно пошла за него. Почему? Любила, наверное. Да и сейчас любит. А может, он просто использовал данную ему Ульгом магию, и творил заклинание каждый раз, когда произносил ее имя своим сладким голосом, словно крепкой веревкой притягивая ее еще ближе к себе. Вигдис, Вигдис, Вигдис… И всё. Куда она теперь денется?

Качнув головой, чтобы отогнать непрошенные воспоминания и не дожидаясь ответа, она протянула мужу лютню, которую тот забыл, в растерянности уходя из дома. Толпа быстро расходилась, сейчас все сядут есть и пить, а там и до песен недалеко. Тогда у Мальфри не будет времени, чтобы бегать искать инструмент, надо будет выступать.

Благодарно улыбнувшись жене, Мальфри взял лютню и быстро уселся на свободное место у длинного стола. Пока есть время, следует поесть, а то потом может не выдастся ни одной свободной минутки – моряки народ нетерпеливый и требовательный, они любят, когда музыка или пение не стихают ни на мгновение.

Мальфри успел наесться до отвала и вдоволь пофлиртовать с симпатичной дочкой капитана одного из прибывших кораблей, когда кто-то в зале потребовал песню. Его тут же поддержали другие голоса, и вскоре все собравшиеся стучали кружками по столам, призывая скальда спеть. Удивительно, как быстро люди узнают, что в большом доме нынче имеется скальд, и требуют его выступления, вместо того, чтобы запеть самим.

Поднявшись со своего места, Мальфри подождал, пока установиться хоть какое-то подобие тишины. Когда большая часть глаз в зале обратилась к нему, первое, что сделал скальд, это поднял свою кружку и приветственно крикнул:

– Сколь!

– Сколь! Сколь! – тут же поддержала его добрая сотня луженых глоток, разбавленная редкими женскими голосами.

Когда крики стихли, Мальфри начал свою короткую речь.

– Сегодняшний вечер я хотел бы посвятить моему – да и вашему – покровителю, великому Ульгу! Мы проживаем свои жизни рядом с его владениями, молимся о хорошей добыче или испрашиваем благословения, однако так редко просто славим Владыку Вод и его дочерей. Пора это исправить! Сегодня я славлю тебя, Сельдяной Король!

И, не дожидаясь реакции собравшихся, Мальфри запел одну из своих самых любимых песен собственного сочинения.

Сельдяной король, за столом
До утра не сомкнём мы глаз.
В твою честь смочем в хмеле усы
На всю ночь о тебе рассказ.[1 - Тролль Гнёт Ель, «Сельдяной король»]

Эта песня нравилась Ульгу, скальд знал это. Мальфри не был жрецом Владыки вод, но, как и всякий поэт, чувствовал, когда бог благоволит ему. Одно время скальд даже всерьез подумывал о том, чтобы стать посвященным Ульга, но тогда пришлось бы отказаться от слишком многого. От Вигдис, например.

Кстати, о ней. Короткий взгляд, кинутый в сторону жены подтвердил то, что он предвидел – Вигдис вся кипела от негодования и ревности. Значит, его заигрывания с капитанской дочкой не прошли незамеченными. Но неужели она не заметила, что девчонке всего-то лет четырнадцать? Даже у всепоглощающей похоти Мальфри есть предел, хотя он лично знал несколько мужчин, которым малый возраст любовницы вовсе не показался бы препятствием. Иногда скальд чувствовал себя чужаком в собственной стране – ее жители казались ему грубыми, отсталыми и невежественными. Говорят, в землях графств, что лежат на юге Дюжины островов в каждой мало-мальски крупной деревне есть свой жрец, который поддерживает огонь и обучает малолетних детей грамоте и истории. Скальд мечтал о мире, в котором каждый человек, даже самый последний рыбак сможет получить образование, достойное высокого лорда, но все же понимал, что эти мечты его несбыточны. Образованные люди не хотят заниматься черными работами, не хотят прислуживать лордам, не хотят жить вдесятером в жалкой лачуге. Образованный человек знает цену себе и другим людям. Какому лорду выгодно, чтобы его люди знали себе цену? И только огненные жрецы не останутся в накладе, ведь их-то никто заменить не сможет. Может, именно поэтому огромный и получивший распространение во всех землях орден Анвара является учредителем общественных школ, принимая под свое крылышко учителей, историков и других образованных людей? Люди больше склонны доверять дружелюбному огню, несущему свет знаний, чем настоящим покровителям образования – божественным близнецам. Брат и сестра, олицетворяющие тайные, запретные знания и свет учености соответственно, являются духами воздуха, что у малограмотных людей прочно ассоциируется с Марой, а Мара – зло. Интересно, значит ли это, что жрецы огня решили подмять под себя сферу и этих богов, как сделали когда-то с совсем малоизвестным сейчас духом земли – покровителем ремесел?

Все эти размышления проплывали в голове скальда, ничуть не отражаясь на его лице и извлекаемых из лютни звуках. Мальфри был опытным бардом, и совершенно спокойно мог петь и одновременно просчитывать людей в толпе или размышлять о чем-то абсолютно постороннем. Но сейчас настало время вернуться из мира фантазий и обратить свой взор на собравшихся.

На дворе был уже даже не вечер, а самая настоящая ночь – солнце зашло несколько часов назад, многие жители разошлись по домам, ведь завтра с рассветом им вновь выходить в море на промысел, и только прибывшие моряки и их родственники сидели в большом доме, радуясь долгожданной встрече и слушая игру скальда. Многие мужчины были пьяны, в воздухе витал устойчивый запах еды, пота и эля, лишь слегка разбавленный ароматом соленой воды. Несколько человек спали прямо за столом, в дальнем от скальда конце зала шумно гоготала группка успевших подраться и помириться моряков, а вокруг Мальфри собрался кружок почитателей искусства, в основном состоящий из подвыпивших юнцов, девиц и стариков. Что ж, пора заканчивать, Мальфри чувствовал это – еще одна песня была бы лишней. Поэтому скальд помедлил мгновение, и извлек из лютни беспокойные звуки последней на сегодня мелодии. Эту песню он исполнял очень редко, но знал, что сейчас она придется к месту.

Наливай полнее!
Стынут наши души,
Под рубахой ветер,
В сердце непокой.
Танец отогреет
Жарким поцелуем –
Слаще нет наград!

На этих словах он смотрел только на Вигдис. Время для игр прошло, и капитанская дочка оставлена растерянно хлопающей ресницами. Сейчас для Мальфри существовала только его возлюбленная жена, для которой он когда-то и сочинил эту песню. Он навсегда запомнил тот вечер: корчащиеся на полу гости, отравленные ужасным ядом; его жена и несколько других воителей, не пивших вина, сражаются с атаковавшими заговорщиками; его собственное сознание, то и дело ускользающее под действием отравы…

Наливай полнее!
Обнимай покрепче!
Стали звон отступит,
Радость и покой!
Пой мне до рассвета,
Кровь сотри с ладоней,
Утоли печаль!

Пришел в себя он очень быстро. Мальфри лежал на полу, голова его покоилась на коленях жены, а сама Вигдис окровавленными руками крепко сжимала какой-то пузырек, вливая его содержимое в рот скальда. По счастливой случайности у нескольких заговорщиков оказалось с собой противоядие, но спасти удалось лишь Мальфри и еще одну девушку, все же остальные гости погибли в страшных муках до того, как подоспела помощь. Самым ярким воспоминанием того случая стало разъяренное лицо воительницы, ее глаза, полные пламени и отчаяния.

Пей с моих ладоней!
Наливай полнее!
Будь живой мечтою!
Разъяренным зверем!
Пей с моих ладоней!
Ночи нет длиннее!
Мы с тобою пламя!
Мы с тобою звери!
Наливай полнее!
Небо все светлее…
Снова завтра в море
В пасть морского змея!
Пей с моих ладоней!
Ночи нет длиннее!
Мы с тобою пламя!
Мы с тобою звери!

Эти строки родились в нем уже тогда. Первое, что он сделал, когда пришел в себя – начал напевать эту мелодию. Тогда он во второй раз увидел свою сильную Вигдис плачущей.

На следующей же день они уплыли с того острова. Долгое время плавания Мальфри провалялся в лихорадке, вызванной остаточным действием яда в организме, а когда снова смог встать, то первой песней, которую он исполнил, была новорожденная баллада. И жизнь их тогда круто изменилась, хоть скальд и списал это на предыдущие события. Однако, каждый раз, когда он извлекал тревожно-сладкие звуки из лютни, что-то сильно менялось в и без того сумбурном течении жизни семейной пары. Нет, Мальфри не поэтому редко исполнял ее, но сейчас он чувствовал, что баллада уже ничего не изменит – что-то должно было произойти в скором времени, что-то незримое витало в воздухе, будоражило сознание скальда. Такой была и эта мелодия – резкой, тревожной, сладко-печальной. Таким был сам Мальфри.

Наливай полнее!
Завтра снова в море,
Ледяные ветры
Будут обнимать…
Но сегодня вечность
Щедро мне подаришь,
Наградишь огнем!
Наливай полнее!
До седьмого неба!
Кровью обручимся,
Песню запоем!
Наша ночь сегодня!
Завтра снова в море…
Наливай полней!
Пей с моих ладоней!
Наливай полнее!
Будь живой мечтою!
Разъяренным зверем!
Пей с моих ладоней!
Ночи нет длиннее!
Мы с тобою пламя!
Мы с тобою звери!
Наливай полнее!
Небо все светлее,
Снова завтра в море,
В пасть морского змея!
Пей с моих ладоней!
Ночи нет длиннее!
Мы с тобою пламя!
Мы с тобою звери![2 - Невидь, «Мы с тобою пламя, мы с тобою звери»]

Последний удар по струнам – и тишина. Затих даже гогот пьяных моряков в дальнем конце зала. И только взгляд, глаза в глаза, тот взгляд, в котором больше слов, чем в долгом разговоре, такой взгляд, который говорит больше, чем любые слова. Когда люди могут так смотреть, уже никакие слова и не нужны.

Резко поднявшись, Вигдис вышла из зала. Мальфри, откланявшись на все четыре стороны, и даже взглядом не удостоив капитанскую дочку, вышел вслед за женой. Поворот, другой, зайти за угол – и вот он уже попал в ловушку сильных рук. Воительница прижала его к бревенчатой стене, и прищурив глаза вперила яростный взгляд.

– Ты что творишь? – прошипела Вигдис. – Сначала полвечера ворковал с этой смазливой девчонкой, а потом спел её!

– Я знаю, что делаю, – улыбнулся скальд.

– Да что-то не похоже, – не желала успокаиваться женщина.

– Хочешь докажу? – лукаво спросил Мальфри.

И стоило только женщине коротко кивнуть, как Мальфри перехватил ее руку, развернулся, и теперь уже Вигдис была пришпилена к стене. Не ожидала такого, доверяет ему. Прежде чем она успела возмутиться, Мальфри впился в ее губы жарким поцелуем, а вторую руку запустил под тунику. В очередной раз подивился нежности ее кожи, мягко огладил крутые изгибы… Вигдис ответила на поцелуй.



– Скальд? – послышался тихий голос откуда-то слева.

– Да? – повернулся Мальфри на голос.

В большом доме стояла тишина, если так можно назвать многоголосый храп. Мальфри с женой пробрались к углу, где лежали их вещи и уютно устроились в объятиях друг друга. По телу разлилась приятная истома, глаза закрывались, но все же один важный вопрос оставался нерешенным – что же делать им дальше? Именно эти рассуждения и прервал голос.

– Я слышал, вы думаете, куда отправиться? – уточнил голос.

Судя по всему, принадлежал он совсем молодому парню, и раньше его здесь Мальфри не слышал. А на голоса у него была профессиональная память.

– Ты верно услышал. У тебя есть что предложить?

– Наверное, – замялся юноша. – Наш корабль, «Щитоносица», отходит послезавтра. Мы можем взять пассажиров…

– Куда плывете? – деловито поинтересовалась Вигдис.

– На юг. В графства, – выдохнул юноша. Очевидно, сам он там еще не был, и весь горел предвкушением.

Мальфри переглянулся с женой. В темноте ночи ее лицо было почти не видно, но скальд и без того прекрасно представлял его выражение. Юг. Графства. Новая, неизведанная земля – и новые правила игры. Нет, Вигдис совершенно не хотела отправляться в чужую страну, и готова была спорить до последнего. Что ж, у него есть целый день и две ночи на уговоры…

Через день Вигдис тоскливым взглядом провожала удаляющуюся землю, уже чувствуя приближение морской болезни. Почему она постоянно дает себя уговорить? Нет, положительно этот проклятый скальд владеет колдовством…


* * *

Водные стены чертога Ульга колеблется, а в воздухе висит запах цветущих яблонь. Морщась, старшая дочь Владыки Вод спешит убраться до появления богини плодородия. Они с Ниневией не переносят друг друга, но Ульг не собирался выяснять, в чем же тут причина – мало ли что женщины могли не поделить между собой?

– Ульг, ты ведь обещал помочь! Ты клялся!

«Даже не материализовалась полностью, а уже претензии», – раздраженно думает бог.

– Ниневия, ты объявляешься раз в десяток лет и сразу же заводишь все ту же песню. Но в чем проблема сейчас?

– Песня все та же, – злобно щурится богиня.

Она прекрасна, как только может быть прекрасна женщина. Любой смертный (да и бессмертный тоже) возжелал бы ее сразу же, лишь только увидев. Каштановые волосы, полные губы, глубокого зеленого цвета глаза и пышные формы… Однако, как подозревает Ульг, это лишь иллюзия. Каждый видит Ниневию по-своему, каждому она представляется своим идеалом. Вполне возможно, Анвар видел ее рыжеволосой озорницей, а Альмос – холодной блондинкой с синимы глазами.

– Ниневия, ваши разборки с Марой – это ваше дело…

– Ты обещал! – снова вскидывается богиня.

Запах цветущих яблонь сменяется терпким духом перегноя. Ульг в который раз думает о том, что богиня плодородия – Первенец Земли, но порой ведет себя как несдержанная младшая богиня огня. Не обращая внимания на перемены настроения Ниневии, Владыка вод продолжает:

– Но своим поступком Мара затронула всех людей. А так уж вышло, что я взял под свое крыло самые северные земли, где без огня приходится весьма и весьма тяжело. А потому, я готов оказать тебе помощь, как и обещал. На самом деле, свое обещание я уже выполнил, вот, погляди.

Ульг плавно ведет рукой, и на одной из водных стен проступает изображение корабля. Сложно оценить его скорость, но он несомненно двигается на юг – заходящее солнце подсвечивает его правый борт.

– Корабль? – непонимающе хмурит брови Ниневия.

– Потерпи, сейчас увидишь.

Вода, из которой и состоит изображение, рябит, а затем картинка приближается. У борта стоит женщина, и по ее лицу очевидно, что она мучается тяжелой морской болезнью. Несмотря на жалкое состояние, к боку ее пристегнут меч, а поза и фигура выдают опытного воина. Рядом с женщиной стоит мужчина, чуть младше ее. Он красив, но в голубых глазах его Ниневия видит темные мысли, а вокруг тела клубится благословение Ульга.

– Скальд и воительница? – возмущается богиня. – Это вся твоя помощь?!

– Хитрость и отвага, – со вздохом поправляет Ульг. – Это то, чего не хватает твоему плану.

– Да ты издеваешься!

– Ниневия! – на этот раз всерьез злится Владыка Вод. – Твой безумный план наверняка провалится, но я все равно помогаю тебе. Потому что обещал. Не смей кидаться в меня беспочвенными обвинениями. Тебе нужен был человек, связанный со мной? Пожалуйста, получай, я даже защитой его обеспечил. И не смей требовать большего.

– Что ж, и на том спасибо, – кривится Ниневия. – Не дай им утонуть по пути.

Богиня плодородия исчезает из подводного чертога, покрывшись зеленоватой дымкой. Качая головой, Ульг рассыпается на тысячи капель. Как только он исчез, стены начинают дрожать, и вода затапливает чертог.




Глава четвертая


– Волнуешься? – с легкой полуулыбкой спросил Мэрген.

Его руки рассеяно, бессознательно поглаживали плечи лука, и Каару завороженно наблюдала за этим действием. У Мэргена, как и у всякого лучника, были очень сильные руки, но то, как заботливо и бережно он касался своего оружия говорило о молодом мужчине намного больше, чем суровое, с несколькими некрасивыми шрамами лицо.

– Мне не о чем волноваться, – сказала Каару, дотрагиваясь пальцами до середины лба, где она до сих пор ощущала касание Иштар.

– Зря, – коротко заметил Хаган, нервно вышагивающий рядом. – Благословение – это не защита…

– Да ты только подумай! – громко воскликнул Мэрген. – Это же благословение, Хаган! Это значит, что нас ждут великие приключения!

– Нас? – подняла бровь Каару.

– Нас, – кивком подтвердил мужчина. – Ведь, там где вы, там и я.

– С этим и не поспоришь, – фыркнул Хаган.

– Живо все сюда! Поооо-стройсь!

Заслышав голос своего командира, Хаган разом растерял всю свою тревожность, стал собранным и сосредоточенным. Подтолкнув друга и сестру, он быстро подошел к сотнику.

– Все здесь? – сотник Нэргуй оглядел бойцов, выстроившихся перед ним. – Значит, слушаем приказы! Наша задача – залечь на вероятном пути бегства противника, значит, никаких коней! Кто это сказал?!

Грозно оглядев воинов, и не заметив ни одного виноватого лица (а какой солдат будет чувствовать вину за ругательства?), сотник продолжил.

– Значит, мы устроимся воо-он за тем холмом, с севера. Октай, лучники на тебе. Мэрген, Тархан, Джучи – вы все уходите к Октаю, ясно? Значит, ваша задача не дать этим песьим сынам даже добежать до нас. А если добегут, тут уже придется поработать нам. И не дай Иштар хоть один ублюдок Сохора сможет уйти! Всем все понятно, значит? Тогда, десятники, ко мне, остальные готовиться, нам еще до холма топать. Выполнять!

Воины засуетились, забегали, решая вдруг возникшие проблемы. Самая большая проблема была в отказе от лошадей. Конь – самый верный друг, самый надежный помощник любого степняка, а в особенности воина, но, конечно, засаду в низкой траве с ним не устроишь.

После короткого совещания, десятники собрали вокруг себя подчиненных, чтобы дать последние наставления перед выходом.

– Не геройствуйте, – тихо говорил Оюун, десятник Хагана. – Люди Сохора будут бежать, бежать к свободе, и мы будем препятствием на их пути. Они будут чувствовать себя как загнанные звери. Знаете, что делает загнанный зверь? Сражается до последнего.

Хаган был намного младше убеленного сединами десятника, и побывал в намного меньшем количестве битв, но сейчас он подверг сомнению слова командира. Зверь – да, дикий зверь будет биться. Но человек не зверь, человек предпочтет сдаться, но сохранить жизнь.

– Без разницы, – пожал плечами Оюун. – Будут сдаваться или умирать, нам без разницы. Наша цель не допустить, чтобы после дела армия Сохора собралась вновь, а уж каким способом дело десятое. Ладно, чего тянуть, вы и сами знаете, что вам делать, чай, не мальчишки. Хаган! За Каару отвечаешь головой, понял?

– Естественно, – кивнул Хаган.

– Каару, а ты сама… Где жрица?

Все недоуменно запереглядывались, отыскивая исчезнувшую девушку. Она ведь только что стояла здесь, в толпе, внимательно слушая наставления десятника, куда же могла деться? Как вскоре выяснилось, Каару отвлеклась на разговор с подошедшим Октаем.

– Несносная девчонка, – проворчал Оуюн.

Хаган был уверен, что эти слова не предназначались для его ушей, поэтому никак не обозначил, что полностью согласен с десятником. Порой Каару была действительно нестерпима, особенно в подобные моменты, когда ощущала благословение богини.

– Октай, прекрати отвлекать моих людей, – грозно нахмурив брови, обратился Оуюн к своему коллеге-десятнику.

– Прошу прощения, – весело ответил молодой лучник. – К тому же, как мне кажется, для жрицы у тебя будут особые приказы?

– Именно, – продолжая хмуриться, ответил Оуюн, и повернулся к девушке. Голос его смягчился, лицо приобрело почти заботливое выражение. – Каару, это ведь твое первое дело? Постарайся не лезть на рожон, девочка моя. Я знаю, что для вас это что-то сродни посвящению, но я видел множество младших жриц, что отдали свои жизни в своем первом деле, не хочу, чтобы ты стала еще одной.

– Это же война, Оуюн, – пожала плечами Каару. – На войне люди умирают, все, даже жрицы.

– Все, но не дочери хана, – вздохнул десятник. – Каару, ты можешь быть хоть самой Верховной жрицей, но здесь и сейчас я – твой командир, и как твой командир приказываю: держись подальше от дела до последнего момента. Хаган – головой. Все, двигаемся!



И все же Каару волновалась. Это была ее первая битва, первое «дело», как говорил старый десятник, и, несмотря на благословение, она все равно ощущала страх. Не панический, липкий ужас, заставляющий дрожать коленки, а скорее страх перед неизвестностью, смешанный с предвкушением. Резкие ее движения были следствием возбуждения перед сражением, а не боязни. Впрочем, до сражения еще было далеко, да и дойдет ли то до них еще не ясно. Интересно, специально ли отец назначил их сотню в это место, или то прихоть Матери Битв?

Тяжелее всего оказалось ожидание. Неподвижно лежать в высокой траве, не зная, что же происходит, и лишь изредка слышать какие-то непонятные звуки, неясно что означающие было тяжелым испытанием. Октай, лежащий на вершине холма изредка оповещал о ходе сражения, но отсюда им был виден только один фланг, да и тот не весь. Вот воины Сохора пошли в наступление, вот они окружены конницей отца, вот люди хана отступают, оставляя поредевший, но не сдавшийся фланг… Всей душой Каару желала оказаться там, в центре сражения, но, увы, она лишь младшая жрица при небольшом отряде, и вынуждена исполнять приказы.

– Бегут! – пронесся по залегшим в засаде шепот, оказавшийся невероятно внезапным, несмотря на многочасовое ожидание.

Каару чувствовала дрожь земли. Она почти слышала крики несущихся людей, людей, спасающихся от смерти, но не подозревающих, что движутся они навстречу еще более суровой судьбе.

Звон тетивы. Воины Сохора настолько близко, что больше не надо скрываться и прятаться, лучники могут встать в полный рост и обрушить на врага пусть не ливень, но плотный дождь стрел. В отряде Октая – лучшие, и сотник не шутил, когда говорил, что они должны и вовсе не подпустить воинов близко. Преувеличивал, но не шутил.

Быстрый взгляд на Хагана. Его темные глаза совершено непроницаемы, лицо спокойно. Он – прирожденный воин, битва его стихия. Он сражается хладнокровно, с ясной головой, расчетливо, а потому наиболее опасен. Легкая, подбадривающая улыбка, предназначена специально для младшей сестренки, улыбка, за которую любому другому Каару располосовала бы лицо.

Каару внутренне вся дрожит. Сейчас, вот сейчас… Звучит приказ, воины вскакивают на ноги. Люди Сохора внезапно оказываются очень близко, их лица перекошены яростью и отчаянием, они осознали, что попали в западню, заранее устроенную хитроумным ханом. Одни из них останавливаются, оглядываются назад, понимая, что теперь впереди их ждет то же самое, от чего они бегут; другие же несутся вперед не смотря ни на остановившихся товарищей, не на продолжающие падать и пожинать кровавые жертвы стрелы.

– Впеерееед! – хрипло кричит Нэргуй, сбивая оцепенение, охватившее солдат.

Пальцы на рукоятях мечей, когда она успела достать их из ножен? Любимые клинки, подаренные отцом на именины, еще ни разу не испившие крови. Это случится сегодня.

Каару задыхается, ее переполняют эмоции, вдруг приходит прятавшийся где-то на задворках страх. А вдруг, а если… что тогда? Неважно. Глубокий вдох, и она кричит, из ее горла вырывается самая короткая, самая древняя молитва богине:

– Иштар, даруй мне силу! Иштар, даруй мне ЯРОСТЬ!!

По телу младшей жрицы разлился огонь. Каару чувствовала, как каждую ее мышцу, каждую косточку и сухожилие затопил жидкий огонь силы богини. Матерь Битв не оставила свое чадо одно, она откликнулась на молитву!

Мир стал изумительно узким, плоским, как будто потерял перспективу. Одни цвета стали приглушенными, другие, наоборот, намного ярче, но сильнее всего выделялась кровь. Кровь на смуглых, перекошенных лицах, которые Каару перестала различать, на пыльных, запачканных одеждах, кровь на земле и на оружии, да практически везде!

Глубоко втянув воздух (тоже напитанный запахом крови), жрица подняла мечи. Они показались ей намного легче, чем раньше, или это была просто переполняющая ее сила богини? Не важно, да и нет времени задумываться об этом. Взмах, выпад – правый меч насквозь протыкает живот ближайшего противника. Да! Именно об этом Каару и мечтала, она слышит песню клинка, он протяжно гудит от наполняющей его радости битвы. Каару рассмеялась и продолжила свой танец, вихрь смерти. Она не заметила, как на мгновение замерли воины вокруг нее, не обратила внимания на ужас на лицах людей, услышавших страшные звуки. Все это были бывалые воины, воины, которые знали, что означает смех жрицы Иштар на поле битвы. И если люди хана через мгновение осознали, что жрица – на сей раз – на их стороне, то для воинов Сохора смех Каару означал смертный приговор.

Каару плясала. Она будто и не замечала усилий, которые прикладывали воины Сохора, чтобы добраться до нее, мечи порхали вокруг. Жрице казалось, что у нее даже не две, а четыре руки, как у самой Повелительницы Бурь, и что от нее исходят молнии, разящие врагов. Именно так на старых рисунках изображали Иштар, а сейчас Каару, как и многие другие жрицы на поле боя, была ее воплощением, ее проводником.

Каару шла через врагов, оставляя за собой убитых и раненных. Темной тенью позади шагал Хаган, прикрывая спину увлекшейся жрице. Минимум трижды он успевал в последний момент, отводил смертельную опасность, грозящую сестре. Может, именно в этом и есть благословение Иштар? В удаче на поле боя, которая окружает жриц как запах духов, как дым костер в безветренную ночь.

Хаган сражался холодно и расчетливо. Он не был одержим яростью битвы, он не искал себе противников, не стремился покрыть себя славой. Его задача – прикрывать Каару, и именно этим он и занимался, не отвлекаясь ни на что другое.

Один из воинов Сохора подобрался слишком близко к жрице. Хаган, занятый с другим противником, никак не успевал на помощь, но просвистевшая мимо стрела впилась прямо в шею врага. Не нужно было смотреть на белое оперение, чтобы понять, кто сделал выстрел. Только Мэрген, лучник, благословленный богами, мог стрелять в такую кучу-малу, и при этом попасть именно туда, куда целился. Что ж, сегодня именно его друг стал благословением Иштар для юной жрицы.

Враги закончились внезапно. Только что Каару упивалась битвой, яростно смеясь и пронзая людские тела, отсекая конечности, а вот уже она стоит одна, окруженная трупами, а за спиной Хаган спокойно вытирает меч об одежду ближайшего убитого.

– Все? – хрипло спросила жрица.

– Вроде все, – ответил брат, вкладывая меч в ножны. – Ты как?

Каару хотела было ответить, но внезапно огонь, пронизывающий все тело, будто потух, и накатила слабость. Пошатнувшись, она бессильно выронила мечи, ставшие вдруг неподъемно тяжелыми. Хаган, очевидно, ожидавший такого, подхватил ее, помог сесть.

– Ничего, ничего, скоро станет легче. Посиди, отдохни, а там уже и в лагерь вернемся.

Определенно, он знал, что происходит – жрицы Иштар называют это «откат». Да и сложно не знать, когда твоя собственная жена без пяти минут Высшая жрица. А еще он знал, что теперь Каару абсолютно бесполезна как воин: после отката жрицы, особенно младшие, слабы как котята, и на восстановление им требуется несколько дней. Каару была сильна верой, уже к вечеру она придет в норму, но сейчас ей было тяжело просто сидеть.

Тошнота накатывала на девушку волнами. Один раз, ее, вроде бы, даже вырвало, но Каару не помнила. Все было как в тумане, она очень слабо осознавала, что происходит. Она сидела на земле, и брат что-то говорил ей, но она не понимала что; однако голос его, успокаивающий, надежный, одним своим звучанием приносил облегчение. Она не помнила, сколько просидела там, однако вскоре ей помогли встать, и они пошли куда-то. Каару с трудом переставляла ноги, но Хаган и Мэрген поочередно помогали ей идти, практически несли жрицу. А может, и несли, она не помнила.

В себя Каару пришла только в лагере. Уже почти стемнело, плотные сумерки окутали стоянку орды. Оглядевшись, Каару поняла, что находится в одной из палаток старших жриц.

– Очнулась? – раздался голос откуда-то сбоку.

Повернувшись, Каару увидела незнакомую жрицу, ужасно старую, всю сгорбленную и скрюченную, с копной седых волос, собранных на макушке.

– Я не была в битве, – усмехнулась старуха, угадав ее мысли. – Даже благословения повелительницы не хватит, чтобы разогнуть мое тело. Но кому-то ведь надо и костры зажигать, а? А тебе, раз уж пришла в себя, хватит тут валяться.

Не говоря ни слова, Каару поднялась с постели и, низко поклонившись старой жрице, вышла наружу, в сумерки. Она медленно шла мимо палаток, в сторону костров, разожжённых в центре лагеря. Как мотылек летит на свет, так и жрица тянулась к огню, туда, где были люди. Где воины распивали хмельные напитки и отмечали победу, радуясь тому, что в очередной раз обманули смерть.

– Каару!

Девушка повернулась на звук. Конечно, это был Мэрген – этот парень, похоже, был просто везде, и не стоит удивляться, что именно он первым заметил ее.

– Иди к нам, Каару! – звал ее друг.

Немного поколебавшись, но заметив среди собравшихся у костра брата, она шагнула в круг света. Протянув руки к огню, девушка поразилась его теплу, и тому, как же она на самом деле замерзла. Каару сидела, грея руки у огня, когда кто-то всунул ей бурдюк. Не задумываясь, что же там, жрица сделала большой глоток, и тут же закашлялась, так как огненная жидкость обожгла горло. Послышался смех, но не злой, а такой, понимающий, мол «мы все через это прошли». Уже более осторожно Каару сделала еще один глоток, и теперь тепло разлилось по ее телу.

Воины говорили и пили, весело смеялись. Тепло потрескивал костер, хмель согревал изнутри. Сумерки сменила ночь, и во внезапно наступившей тишине Мэрген запел:

У ночи – огненная кровь,
Так высечем искру.

От одного из соседних костров раздалась звонкая трель дудочки, вторящая низкому голосу. Все собравшиеся вокруг молчали, вслушиваясь в знакомые слова.

Пусть капля красная сверкнет,
Взовьётся на ветру.

Снова пропела дудочка. Она резко оборвалась на высокой ноте, ожидая вступления женской партии. Заметив, что Мэрген набрал воздуха, Каару запела вместе с ним:

Пусть степь тревожно загудит,
На струнах трав звеня,
Пусть истекает кровью тьма,
Пусть истекает кровью тьма –
Пускай –
До наступлненья дня!

Радостно запела дудочка, к ней присоединилась еще одна, от дальнего костра стал слышен барабан. Подождав немного, Мэрген снова взял ведущую партию – у него был красивый голос, хотя слышно это было только когда он пел.

Ударом звонкой тетивы
Мы в тёмный небосвод
Запустим ярую стрелу –
Пусть тучи подожжёт.

Каару инстинктивно подняла голову вверх, к небу, но, конечно, никто не выпустил горящую стрелу. Тратить драгоценное пламя на мелкую забаву никто не стал, даже пьяные от победы и вина воины. Каару снова присоединилась к песне.

Она горящим остриём
Оставит шрам во мгле,
Чуть напевая на лету,
Чуть напевая на лету –
И мы,
Мы подпоем стреле!

Барабан и флейта разошлись вовсю. Музыка лилась, обволакивала со всех сторон, пробуждала уснувшую было степь. Последний куплет они начали вместе, а в какой-то момент к ним присоединилась, казалась, вся орда.

Пусть пламя дыбится стеной
И стонет степь вокруг!
Так прыгнем, друг, через костёр,
Не разжимая рук.
Пусть в миг полёта над землей
Сквозь искры, жар и дым
В огне омоются сердца,
В огне омоются сердца,
Чтоб ночь
Не прикоснулась к ним.[3 - Дорога Водана, «Сквозь огонь»]

Потом были еще песни, но Каару их уже не слышала. Она дремала у теплого костра, наслаждаясь спокойствием и чувством защищенности.

А на следующий день они помогали хоронить убитых. Каару ужасалась, глядя на дело своих рук. Или не своих, это не так уж важно, но мертвые тела вызывали в ней инстинктивное отвращение. Она поражалась хладнокровию Мэргена, когда он помогал тащить трупы. Спросив друга об этом, она получила в ответ недоуменный взгляд и пояснение, что это теперь всего лишь куски мяса, уже не люди. Она не понимала такого подхода, но запомнила его, как и многое другое. Она – воин, и ей точно пригодится умение сдерживать рвотные позывы при виде мертвых людей.

– Выше нос, сестричка, – с усмешкой сказал Хаган. – Вот станешь старшей жрицей, и никто не заставит тебя возиться с ранеными и мертвыми.

Каару содрогнулась, подумав о том, что ей бы пришлось ухаживать за раненными. Если трупы просто вызывали отвращение, то раненые пробуждали настоящий ужас, особенно при мысли о том, что она могла бы оказаться среди них. Слава всем богам, что этого не произошло!

К вечеру стало известно, что орда снова отправляется в путь.




Глава пятая


Вся кипя от гнева и злости, Ивон резко дернула на себя тяжелую дубовую дверь. Дверь протестующе скрипнула, но все же впустила разъяренную жрицу в комнату. Девушке пришлось поднапрячься, чтобы хлопнуть створкой, но ей все же это удалось. Сидящий в кресле у стола мужчина оторвал взгляд от книги и вопросительно поднял бровь, но Ивон, не глядя на него, рухнула на застеленную кровать, раскинув руки в стороны.

– Да чтоб их всех Мара благословила! – в сердцах воскликнула девушка.

Вздохнув, мужчина отложил книгу и развернул кресло к кровати.

– Рассказывай.

– Они выслали меня из столицы! – кипя от негодования, Ивон села на кровати. – Меня! Радогаст, ты можешь себе это представить? Они же одним росчерком пера поломали все наши планы!

– За одну-единственную просьбу? – нахмурился названый Радогастом.

– Нет, – вздохнула Ивон, немного успокоившись и удобнее устраиваясь на кровати. – Старая карга откуда-то узнала о моей связи с алхимиком с Красной улицы. Сказала, что участие в подобных предприятиях позорит мое имя жрицы и бросает тень на весь орден.

– Не могу с ней не согласиться, – усмехнулся мужчина.

– Это понятно, – поморщилась девушка. – Но по плану этот разнос должна была услышать не я, а Желмира. Если бы ее словили в лавке алхимика, то это стало бы последней каплей, и стерву убрали с поста помощницы храма. А место это по праву мое!

– Ну, по праву это сильно сказано, но соглашусь, в кресле помощницы ты бы смотрелась намного лучше. Ладно, этот план провалился, но ведь остается еще вариант с лечебницей в пригороде, да и…

– Меня отсылают, Рад! – воскликнула девушка. – Ты не понимаешь, что ли? Все мои планы и интриги, все многолетние усилия духам ветра под хвост!

Мужчина, нахмурив брови и сложив пальцы домиком, откинулся в кресле. Некоторое время он молча смотрел на Ивон, а потом коротко спросил:

– Куда?

– В Лозницу. К графу Изену.

– Трусики Ниневии, – выругался Радогаст, закрыв глаза. – Жрец-то им зачем? Там же прекрасный климат, все растет как на дрожжах.

– Предыдущий лекарь, присланный графу скоропостижно скончался, – пояснила девушка. – Вот они и нашли ему замену. Ничего не могу сказать, изящный выход – больше удалить меня от столицы можно было только отослав на Дюжину островов.

– Если бы она узнала о «дневнике Ирэн», то точно бы отослала. А может, и вовсе изгнала из ордена, – немного кривовато улыбнулся Радогаст.

В ответ на это Ивон только покачала головой. О поддельном дневнике, якобы написанным некоей Ирэн не знал никто, кроме Янара, который и помогал его написать. Сам он думал, что это всего лишь шутка, невинный розыгрыш, какой-то жрицы из ордена Ивон. Иногда девушка поражалась его наивности и неумению видеть истинную суть вещей. В любом случае даже если бы молодой жрец знал, что написанный его рукой дневник вовсе не шутка, он бы все равно никому не рассказал. И даже не потому что любил Ивон, нет, девушка не обманывала себя – за два года, что прошли с их последней встречи, всякая любовь должна была увянуть. А просто потому, что таков уж Янар. Он глупый и наивный, может, даже трус, но уж точно не предатель.

Встав с постели, девушка принялась мерять шагами комнату Радогаста. Несмотря на то, что жилые комнаты при главном храме считались съемными, и любую свободную могли предоставить прибывшему в Польгар жрецу, эта всегда держалась для Радогаста. Это была одна из тех мелочей, что очень хорошо отражали настоящую суть старшего жреца. Ивон, хоть и была прирожденным лекарем, не удостоилась чести иметь свою собственную комнату, а Радогаст, может и старший, но все же простой жрец. Сколько их таких в столице? А во всех графствах? Даже не сотни, тысячи. Однако только он имеет личную комнату, и именно он был выбран в представительство посольства, отправляющегося в сам Священый город Великой степи! Да, до Радогаста девушке еще расти и расти.

– Я думал, какой мне путь выбрать, – сказал мужчина, отвлекаясь от своих раздумий. – В Лознице меня ждут дела, хоть и не самые срочные. Если желаешь, могу составить компанию.

– Да, пожалуйста. Я давно не выезжала из Польгара, пригодится помощь опытного путешественника.

Мужчина кивнул, вставая из кресла.

– Тогда послезавтра, через два колокола после рассвета. И на твоем месте я бы взял все, что может понадобиться – Лозница та еще дыра.



Ночь – не самое подходящее время для молитв Ниневии, но молодую жрицу это совершенно не волновало. Ивон не могла уснуть, она вся была на взводе из-за предстоящего путешествия, а лучшим способом успокоиться, который она знала, была молитва. В глубине души девушка испытывала облегчение, что от жриц Ниневии не требуется столь безудержной веры, как от жрецов Похищенного бога. Мать земли могла не откликнуться на зов своего посвященного, находясь в далеких странствиях в поисках своего возлюбленного, но такое случалось действительно редко. Чаще Ниневия, как и другие боги, все же приходила на призыв, от жреца какого бы ранга он не исходил.

Ивон любила свою богиню. За возможности, которые та даровала ей, сотворив лекарем, за ту силу, что она имела над людьми. Наблюдая за тем, как прямо на глазах закрываются раны и срастаются сломанные кости, Ивон испытывала небывалое наслаждение, хотя это и стоило ей множества сил. Однако все недостатки перекрывала благодарность излеченных людей, восхищение в их взглядах и тихий шепот простых горожан, принимающих ее за настоящее воплощение богини. Нет, Ивон не верила столь истово, как любой жрец огня, но она искренне любила Ниневию.

– Мать земли, создательница жизни, благословительница всего сущего, – шептала Ивон, сидя на смятой постели и глядя в темноту за окном. – Услышь меня, начальница рода, обрати взор на дитя свое, даруй благословение, помоги в пути. Да восславится имя твое, да пребудет воля твоя на земле, да расцветет дар твой во всем живом…

Это не была твердо заученная молитва, не привычное усилие тренированной воли жрицы. Это была обычная молитва обычного человека. Мать шепчет такую молитву над постелью больного ребенка, крестьянин бубнит ее под нос, сажая озимые, девушки поют ее, срывая плоды по осени. И пусть они не получают отклика от богини, но когда больной ребенок сам встает с постели, когда проклевываются первые ростки, когда спелые яблоки падают в подставленные руки, любой человек знает – то было благословение Ниневии.

Ивон шептала молитву, не надеясь, не ожидая получить ответ. Она шептала ее даже не для того, чтобы просить богиню о чем-то, а просто напомнить о себе, обратить благосклонный взор Матери земли на себя, на свою жизнь. И тем большим было удивление жрицы, когда она почувствовала присутствие Ниневии. Еще немного, и богиня плодородия материализовалась бы в комнате – стало светло, повеяло запахом свежескошенной травы и цветущей яблони. Тело Ивон окутало тепло, дыхание ее сбилось, а в груди расцвела ни с чем не связанная радость.

Постепенно, сияние потускнело и исчезло совсем, эйфория прошла и запах яблок стал слабеть. Ивон пришла в себя и снова могла связно мыслить. Это было необычайно мощное благословение, богиня действительно обратила свой взор на нее. А раз так, это может значить только одно – предстоящее путешествие в Лозницу угодно Ниневии. В таком случае, девушке больше не о чем волноваться, она была уверена, что богиня желает для нее только самого хорошего.

С улыбкой на устах Ивон провалилась в глубокий сон. И снилось ей одно из первых свиданий с Янаром. Они тогда были в саду ее ордена, и совсем еще юный жрец не смог удержать эмоций после их первого поцелуя, случайно подпалив ветку цветущей яблони. Как же одна тогда смеялась…




Глава шестая


Снедаемый нетерпением, Мальфри ходил по палубе взад и вперед, очевидно раздражая этим моряков. Сейчас, в такой близи от берега, все были охвачены нетерпением, даже бывалые матросы, и нервозность скальда только ухудшала ситуацию. Вигдис, немного привыкшая к качке, стояла на палубе и с надеждой вглядывалась в берег – скоро ее мучения закончатся. Широко расставив ноги для упора, она не двигалась с места, фигурой своей напоминая скалу или утес, спокойно противостоящую накатывающим на нее волнам. Матросы обходили ее стороной.

– Что скальд, волнуешься?

Подошедший сзади капитан хлопнул Мальфри по плечу, от чего скальд немного присел, и прислонился к корме. Капитан был огромным детиной с широкой черной бородой, слегка тронутой сединой. Он был немолод, но все еще силен, и мог победить на кулаках любого члена своей команды. Вигдис как-то заметила, что очень не хотела бы оказаться против него в сражении:

– Он очень силен, и, несмотря на свою силу, ловок и проворен. Опасный противник, связываться с таким – себе дороже. Слава Ульгу, что он выбрал мирный путь.

Хотя, про мирный путь это она неправильно сказала. За время плавания Мальфри услыхал множество баек про удаль капитана, и некоторые из них походили на реальные истории. Конечно, уверения боцмана о том, что капитан лично отправил в чертоги Ульга двадцать пять пиратов за одно сражение были сильно преувеличены, но зерно истины в этой истории точно имелось.

– Волнуюсь, – скальд перевел взгляд на недалекий уже берег. – Я ни разу не бывал на перешейке. Как нас примет эта земля?

– Да как всех – дождем, – фыркнул капитан. – Видишь? Уже накрапывает.

Это было правдой. Тяжелые тучи, что затмевали солнце уже третий день подряд, наконец-то облегчились от бремени. Мальфри опасался, что столь темные облака могут грозить настоящей бурей, но матросы только посмеялись и заверили его, что все, чего стоит ожидать, это длительного и нудного дождя.

Осталось совсем немного. Заметив, что судорожно сжимает борт, Мальфри расслабил пальцы, но так и не оторвал взгляд от все приближающегося берега. Что ждет его там? Слава, почет, уважение? Или нищета и забвение? Что станется с ними на древней земле? Мысли его в который раз обратились к жене. Вигдис плохо знала язык перешейка, ей вообще очень сложно давались языки. Теперь, однако, ей придется выучить старое наречие, ведь Мальфри не всегда сможет быть рядом и подсказать. О Ульг, ее ведь даже на рынок одну не отправить! А с взрывным характером его жены простое недопонимание с легкостью может перерасти в драку.

Берег приближался. Сердце Мальфри билось все чаще и чаще, и, кажется, вот-вот было готово выпрыгнуть из груди. Ему хотелось петь, но если бы он попытался это сделать, то задохнулся бы. Сделав несколько глубоких вздохов, скальд постарался успокоиться.

«Запомни это состояние, – строго сказал себе мужчина. – Запомни, и как только окажешься в безопасности, в спокойном месте, вызови снова и начинай творить. О да, я уже чувствую ее – баллада… да, баллада. О храбром юноше, отправившемся в свой первый поход, о новых землях и новой любви… После Мальфри, после! Новая земля, вот она. Здесь. Приветствует тебя»

– Приготовились, ребята! – заорал капитан, и обернулся к Мальфри, широко улыбаясь. – Прибыли, скальд. Добро пожаловать в Илати?н!



Город оглушал. Он был не слишком большой, но настолько шумный, что скальд даже представить этого не мог. А ведь он был в Онто, столице дюжины островов, самом большом городе севера! Нет, Онто даже близко не походил на Илатин, который, казалось, просто кипел. А сколько в нем было людей!

Поначалу Мальфри растерялся. Непривычная его слуху речь обрушилась со всех сторон, оглушая и приводя в смятение, и он стоял на причале, глупо хлопая глазами и улыбаясь как дурак. Только получив тычок от Вигдис, скальд пришел в себя. Его жене, должно быть, еще хуже – она ведь ничего не понимает в этом разноголосом гомоне. Он видел ее напряжение, то, как правая рука постоянно пыталась нащупать рукоять меча и бессильно опускалась, когда Вигдис осознавала это. Он видел скованность ее движений, прищуренный, рыскающий в поисках источника опасности взгляд. Вот только проблема в том, что опасность для нее предоставляли все эти чужаки. Чужаки для нее, но, на самом деле, именно она здесь была пришельцем.

Хотя, казалось, никому нет дела до пары островитян. Конечно, это ведь порт, причем один из самых северных портов перешейка, островитяне здесь даже не редкость, а почти что норма. Нет, определенно, любопытные взгляды были, но они, скорее, были вызваны видом женщины с мечом, а не ее происхождением. Все же воительницы на юге встречались редко, исключая, конечно, земли Великой Степи.

Взяв жену за руку, стараясь вложить в этот жест всю свою уверенность и нежность, Мальфри тепло попрощался с командой корабля и отправился вглубь Илатина. Чутье вело его правильно, и вскоре супруги покинули портовый район, продвигаясь вглубь города. Через некоторое время они оказались на рыночной площади.

– Почему здесь так шумно? – воскликнула Вигдис. – Здесь не так много людей, чтобы создавать такой шум!

– Видимо, таковы местные обычаи, – пожал плечами скальд. – А еще на юге принято торговаться, а это громкое дело.

В подтверждение его слов возле соседнего прилавка с гончарными изделиями послышались громкие крики. Несмотря на недовольные слова и возмущенный тон, глаза покупателя и продавца выражали если не удовольствие, то, как минимум, полное принятие сего действия. Мальфри остановился прислушиваясь. Через некоторое время он кивнул, и отправился дальше. Так скальд переходил от прилавка к прилавку, ничего не покупая и даже не присматриваясь, но внимательно слушая. Ему хотелось знать, что и сколько здесь стоит, чтобы не попасть впросак первой же покупкой. Их сбережения были не то чтобы скудны, но незначительны. Мальфри долгое время пребывал в унынии, отказываясь от выступлений, а Вигдис только недавно оправилась от полученной во время последнего сражения раны. Путешествие сюда также было их шансом наконец-то заработать.

Когда они покинули рынок, уже начинало смеркаться. Пора было позаботится о ночлеге. Остановив первого попавшегося парнишку, Мальфри поинтересовался, где бы им найти такой постоялый двор, в котором и клопов нет, и не обдерут как липку. А еще, желательно, чтобы там же можно было поесть.

– А, вам тогда в «Жареный гусь» надо, – сказал мальчонка. – Только он на той стороне города, далеко идти. Я могу проводить…

И выжидательно уставился на скальда. Решив, что несколько пенни он может потратить, Мальфри с легким сердцем согласился. И не пожалел – мальчишка оказался на редкость болтливым, и пока они шли, рассказал им о городе все, что можно и что нельзя.

Илатин был центром одноименного графства, его «столицей». Само по себе графство было бедным и скудным на ресурсы, в том числе человеческие. Немногочисленные деревушки у гор и несколько более-менее крупных городов вдоль рек. Основная же масса населения была в Илатине, городе-порту. Его удачное расположение обеспечивало постоянный приток товара и путешественников – город был ближайшим к Дюжине островов портом, к тому же стоял в устье широкой реки. По этой же реке велась торговля с внутренними графствами, она же служила дорогой для желающих попасть в столицу. Илатин был крупным городом – об этом говорили целых три храма Похищенного бога, расположенные треугольником с портом в центре широкого основания. Для того чтобы поддерживать огонь в таком количестве домов нужно много жрецов огня. Однако и других богов в городе почитали – Мальфри с женой прошли мимо огромного храма Раскуса, бога торговли и лишь немногим устающего ему по размеру храма Траста, покровителя путешественников и хранителя дорог.

Они перешли реку, питающую жизнь в Илатине, и немного задержались на мосту. От одного взгляда на текущую воду Вигдис побледнела, и Мальфри понял, что о дальнейшем путешествии по воде не может быть и речи. Впрочем, заглядывать в столь далекое будущее скальд не решался – сначала нужно немного обвыкнуть, а потом уже можно задумываться и о путешествии вглубь страны. Ко всем прочим неожиданностям, с которыми столкнулись супруги добавился обычай завязывать оружие яркими ленточками, да таким хитрым образом, что быстро достать (или достать вообще, если уж на то пошло) меч или топор не представлялось возможным. Как объяснил им мальчишка, такой обычай существует во многих более-менее крупных городах графства как способ защиты от смертоубийственных драк на улицах. Конечно, те, кому действительно надо, с легкостью обходили запрет на открытое ношение оружия, да и взятки никто не отменял, однако подобные меры все равно помогли значительно снизить преступность и облегчить работу страже.

Когда они дошли до «Жареного гуся», уже окончательно стемнело. С легкой душой Мальфри отсыпал провожатому полталера медными монетками северной чеканки: он был крайне доволен проведенным экскурсом в жизнь Илатина. Вигдис, конечно, недовольно покосилась на мужа, но ничего не сказала – она не поняла, о чем рассказывал мальчишка, и допускала, что тот говорил что-то важное и стоящее этих денег.

Договорившись о комнате и ужине, и даже немного поторговавшись, скальд, переполненный впечатлениями, свалился на кровать, мимоходом отметив отсутствие ставшей уже привычной качки. Вигдис, внимательно осмотрев комнату, присоединилась к мужу.

– Ты счастлив, – она пальцем обвела его расплывшиеся в улыбки губы.

– Да, – скальд закрыл глаза, наслаждаясь лаской. – Ульг обратил на меня свой благосклонный взор, я знаю магию слов… Я знаю, во мне снова слово горит.

– И что это будет? – улыбнулась женщина.

– Баллада, – уверенно ответил Мальфри. – Это будет баллада о наивном юноше и дальнем пути… Ты услышишь ее первой, как всегда.

– Не сомневаюсь, – снова улыбнулась Вигдис, и попыталась подняться с постели.

Однако, скальд не дал ей этого сделать, ухватив за плечо и притянув ближе. Его глаза действительно горели, тем безумием, что охватывает поэтов и ученых, в которое впадают исследователи и творцы. Было что-то пугающее в этом взгляде, что-то фанатичное, но Вигдис привыкла, и, отчасти, любила его за этот взгляд, которого не встречала больше ни у кого в своей жизни.

– Ох, Вигдис, – прошептал скальд, на мгновение прервав поцелуй, но тут же возобновив его с новой силой.

Прежде чем совсем потеряться в буре ощущений, воительница успела порадоваться, что Мальфри не попросил принести ужин им прямо в комнату, потому что закрыть дверь на ключ она забыла.



Мальфри начинало казаться, что он просто спит, и все, что происходит с ним, происходит не на самом деле, а является всего лишь видениями уставшего от однообразных дней мозга. А мир вокруг действительно напоминал сон.

Илатин оказался намного больше, чем показалось вначале. Не большой по протяженности, город уходил вглубь – земля здесь была достаточно мягкая, чтобы в каждом доме построить подвал в один, а то и два этажа. Мальфри, привычному к скалам родных островов, даже в голову не могло прийти использовать драгоценное место таким образом, как это делали в Илатине. На главных улицах города, на торговых улицах, подвалы домов были обустроены как харчевни! Ну и как лавки, конечно. Забавно, что статус заведения определялся глубиной помещения – чем ближе к поверхности, тем выше статус. Самая дорогая ресторация занимала собственное строение.

На третий день Мальфри посетил несколько таких харчевен, и был поражен открывающимся просторами для выступлений. В таких местах было всегда многолюдно, несмотря на удаленность от порта и цен на еду. Если начать с самых простых забегаловок, то через некоторое время, когда его заметят, можно будет перейти на более престижные заведения, располагающиеся на поверхности, а там, гляди, и до замка графа недалеко…

Мечтания скальда прервал задевший его матрос. Мужчина едва стоял на ногах, несмотря на разгар дня, а запах хмеля наверняка был слышен с противоположной стороны рыночной площади.

– С-слыш, ты смотри, куда… стоишь! – невнятно пробурчал матрос, изо всех сил стараясь сосредоточить разъезжающиеся глаза на Мальфри.

Не обращая внимания на выпивоху, скальд легким, пружинящим шагом двинулся прочь с площади. Решено – он начнет сегодня же, а первой ступенькой на его пути к славе в десяти графствах будет «Моряк и чайка».


* * *

«Моряк и чайка» была забита битком. Кормили здесь задешево, а наливали еще дешевле, так что отбоя от посетителей не было. Кроме того, уже третий день здесь выступал северный менестрель, так что толпа постоянных посетителей пополнилась еще и зашедшими послушать земляка островитянами. Правда, сам хозяин не был рад выдавшемуся случаю – островитяне, все как один, были задиристыми молодыми мужчинами, и проблем приносили больше, чем прибыли. Так что, когда менестрель сообщил, что с завтрашнего дня он собирается «переехать» в «Свиную ножку», хозяин испытал настоящее облегчение и даже немного посочувствовал семейной паре, которая владела «ножкой» – неплохие, в общем-то ребята. Муж занимается таверной, а жена присматривает за борделем, что размещается сверху. А судя по глазам менестреля, которые загораются ярким огнем при виде каждой особи в юбке, что случайным образом забредала в «Моряк и чайку», можно было предположить, что на новом месте он задержится надолго.


* * *

Покидать «Свиную ножку» было жалко. И не потому, что здесь всегда обитало множество проституток – вопреки всем предположениям, скальд не признавал любви за деньги. Жалко было потому, что таверна оказалась настоящим кладезем информации. Сюда забредало множество людей из самых разных слоев общества, и Мальфри с удовольствием окунулся в местные сплетни. Ему нравилось знать, чем живет город, чем дышат здешние жители. Он бы продолжил выступать здесь, но Вигдис, всюду следовавшая за мужем, уже несколько раз ввязывалась в драки с подвыпившими клиентами, принимавшими ее за продажную женщину. Хотя она не понимала старого наречия, но с легкостью определяла намерения мужчин, и предпочитала объяснять все на месте и по возможности доходчиво. То есть, била сразу же.

Мальфри понимал, что дальше так продолжаться не может. Он душевно попрощался с хозяевами (милейшая семейная пара) и отправился на поиски нового места, где сможет продемонстрировать всем свое искусство.

В этот раз скальд решил, что пора браться за более престижные места. Ему приглянулась таверна, располагавшаяся недалеко от рыночной площади в полуподвальном помещении. Он сам несколько раз обедал там, и ему нравилась местная обстановка. А вот постоянно выступающий там певец был просто отвратителен – он совершенно не умел брать высокие ноты и откровенно визжал. Что же, пришла пора показать завсегдатаям, как правильно нужно обращаться со своим голосом.

Попросив трактирщика занять беседой его жену, скальд отправился на импровизированную сцену, которая сейчас была пуста. Он немного понаблюдал за местным певцом и заметил, что тот никогда не приходит раньше определенного времени, чем скальд и воспользовался. Привлеченные незнакомым лицом, посетители уставились на Мальфри, который как раз расчехлял свою лютню. Решив начать с чего-нибудь, что определенно придется по душе местным жителем, скальд затянул веселую песенку о вдове мельника, что пользовалась популярностью в любом уголке мира.

Конечно, фурора песня не произвела, но скальд на это и не надеялся. Сейчас для него главным было привлечь внимание посетителей, а с этой задачей он справился легко – с его-то «колдовским», как говорит Вигдис, голосом это было очень просто. Сам Мальфри считал, что голос и лишь малая капля таланта были подарены ему Ульгом при рождении, все же остальное – умение обращаться с лютней, знание множества языков, в том числе древних наречий, и сказочное обаяние – были результатом долгих и упорных тренировок, а не божественного благословения.

Отлично, вниманием публики он завладел. Теперь дело за малым – просто показать то, что он может! Песни следовали одна за другой, плавные мелодии сменялись звонкими переливами, люди прибывали. Появился здешний бард, с недоумением уставившись на незнакомца за своим обычным местом. Когда он попытался прорваться сквозь толпу к разошедшемуся скальду, дорогу ему преградила высокая островитянка. Бард несколько раз попытался обойти ее, но каждый раз терпел неудачу. Оторвав, наконец, взгляд от чужака, он перевел его на женщину. И по выражению ее лица внезапно понял, что они заодно, что все это заговор, заговор против него! Разъяренный мужчина поднял руку, намереваясь ударить загородившую ему дорогу островитянку, но она успела раньше. Перехватив занесенный кулак, она вывернула ему руку, заставив взвизгнуть от боли.

– Рука! Только не руку! – завыл бард.

Руки для него, как и для любого музыканта значили все. Больше о сохранности своих кистей заботились разве что лучники. Островитянка же, казалось, совершенно его не слышала. Или, быть может, не понимала. Не обращая внимания на крики и оборачивающихся им вслед посетителей, она в общем-то даже не особо грубо вытащила барда на улицу и выпихнула из дверей таверны. Вигдис уже хотела была вернуться в заведение, как услышала за спиной дикий крик. Обернувшись посмотреть, в чем же дело, женщина обнаружила вышвырнутого ею барда сидящим на земле и баюкающим правую руку. Похоже, он неудачно приземлился и сломал себе палец или даже два. Переменчивая Эйлив-удача сегодня совсем отвернулась от парня. Пожав плечами, Вигдис зашла в таверну, коротко кивнув в ответ на вопрошающий взгляд мужа. Сегодня их уже точно не побеспокоят, да и в ближайшие дни скорее всего тоже. А трактирщик Вигдис понравился – неплохо знает ее родной язык, с ним хотя бы поговорить можно.


* * *

Насвистывая похабную песенку, которую особенно часто просили исполнить завсегдатаи, Мальфри двигался в центр города, ловко виляя в толпе. Кошель приятно оттягивал карман, солнце после дневной грозы ласково пригревало спину, а вдохновение, не покидающее скальда уже которую неделю, заставляло душу парить в вышине. И ничто не могло испортить его настроение, даже перегородивший ему дорогу мужчина в потрепанном камзоле и с рукой на перевязи.

– Ты! – прошипел мужчина, и скальд узнал менестреля, чье место он занял. – Это все из-за тебя и твоей бабы!

Менестрель ткнул ему в лицо свой поврежденной рукой, как бы демонстрируя, что именно из-за скальда и его жены.

– Сочувствую вам, однако, уверен, вы вскоре поправитесь, – ответил Мальфри, все еще пребывая мыслями где-то не здесь.

– Ты занял мое место! – зарычал мужчина. – Занял место, а твоя бабища сломала мне пальцы!

– Это был несчастный случай, – пожал плечами скальд. – И стража посчитала так же, насколько мне известно. Ваши претензии ко мне и моей супруге не обоснованы.

Не собираясь больше тратить свое красноречие на обозленного менестреля, Мальфри обогнул застывшую фигуру и отправился дальше. Он уже давно покинул ту таверну, из-за которой злился менестрель, и сейчас радовал своим искусством посетителей одной из самых дорогих рестораций города. Пожалуй, к концу месяца у них с Вигдис будет достаточно средств, чтобы купить лошадей и отправится вглубь графств. О глупой стычке, если ее так можно назвать, скальд забыл уже через несколько минут.


* * *

– Я не пойду.

– Дорогая, тебе нужно практиковать язык. Ты уже вполне можешь использовать простые фразы, но нужно стремиться к большему!

– Я. Не. Пойду.

Мальфри тяжело вздохнул и попытался снова.

– Ну почему ты так уперлась, Вигдис? Это же так просто! Приходишь, говоришь, что хочешь двух коней, выбираешь и называешь свою цену. В них я тебя уже сориентировал. Тебе даже торговаться не надо! Просто стой на своем, и вся недолга.

– Мальфри, я уже сказала, я не пойду! Я плохо разбираюсь в лошадях, наверняка заплутаю в этом глупом городе и уж точно не смогу торговаться, если коневод не примет мою цену. Я все сказала.

Что же, делать нечего. Если Вигдис уперлась, то переубедить ее не сможет никто, ни Мальфри, ни сам Ульг. С одной стороны, женщина была права – в лошадях она действительно разбиралась не то чтобы очень хорошо, да и торговаться с таким знанием языка тяжело будет. Но ведь когда-то же надо начинать! В конце концов, Вигдис – профессиональный воин, это ее работа, но кто захочет нанять иностранную женщину, не знающую языка, женщину, которая не сможет выполнить команд, так как просто не поймет, что от нее требуют? Сейчас она в основном выполняла роль вышибалы в тех местах, где выступал муж, и было достаточно простого знака хозяина, чтобы вышвырнуть разошедшихся посетителей, но продолжаться так дальше не может, ведь совсем скоро они собрались уезжать. Решено, с завтрашнего дня скальд вплотную займется обучением воительницы, посвящая этому все свободное время, буде таковое останется. А сейчас придется уступить, и купить лошадей самостоятельно.

Пересчитав все имеющиеся деньги и забрав большую их часть – на средстве передвижения Мальфри, опытный путешественник, экономить не собирался – скальд покинул комнату и отправился на рынок. Стоимость хорошей лошади могла достигать целой кроны, а им нужно две. Мальфри надеялся уложиться в сто шестьдесят – сто семьдесят талеров, но, на всякий случай, взял больше. Мало ли на какое сокровище можно наткнутся в местных конюшнях?

Деньги приходили к скальду легко, но также легко и уходили. Если бы он был экономным, берег каждый пенни, раздумывая над покупками, то уже через два года частых выступлений смог бы накопить на весьма неплохой дом. Мальфри отдавал себе отчет, что его доходы порой превышают суммы, которые получают иные бароны со своих поместий, но не собирался ничего менять в сложившемся порядке. Дорогая одежда, хорошая лошадь, лучшее питание – скальд должен выглядеть представительно, а это стоит недешево. Он ведь не жрец, чтобы заявиться в дом графа в рубище, и получить уважение и почет, а всего лишь скальд.

К тому же, однажды Мальфри попробовал жить так как большинство. Он недавно женился, был молод и служил в доме могущественного ярла. Накопленных денег хватило на постройку собственного дома, Вигдис отложила в сторону меч и щит, обустраивая быт и хлопоча по хозяйству. Они даже наняли прислугу, так как беременной женщине было тяжело успевать все и сразу… Счастье рухнуло в один момент. Жалкая шайка разбойников, они ничего не смогли противопоставить дружине ярла, что настигла их всего через неделю, но для Мальфри и Вигдис уже было поздно. В тот день в начале зимы Мара пригласила в дом свою старшую сестру, и она знатно попировала. Умерла служанка, и смерть ее не была легкой. Слава добрым богам, беременную Вигдис не тронули, но ребенок, их мальчик, их первенец, так и не увидел свет. Мара забрала его прямо из утробы. После того случая супруги недолго оставались в доме, полном скорби. И снова голубое небо, заменяющее своды крыши да дорога под ногами. Дорога, что нынче привела их на древние земли, полные тайн, загадок и никем не рассказанных историй.

Погрузившись в воспоминания, Мальфри не сразу заметил неладное. А когда заметил, было уже поздно. Пятерка молодцев, широких в плечах и очевидно узких в кругозоре окружила его, заперев в безлюдном проулке. С удивлением посмотрев на стоящее в зените солнце, и прикинув, что находится далеко не в самом бедном квартале города, скальд четко понял, что охотились именно за ним. Удивительно, потому что уж где-где, а в Илатине Мальфри вел себя просто безукоризненно и точно никому не перебегал дорожку. Да он даже не связывался ни с чьими женами и дочерьми!

Многозначительно ухмыляясь и поигрывая узким ножом, самый мелкий из парней приблизился к скальду. Играть в несознанку было глупо, поэтому Мальфри сразу решил прибегнуть ко второму варианту:

– Можем ли мы договориться, благородные господа? Не знаю, сколько вам заплатили, но я точно могу дать вдвое от этого!

– И сами возьмем, – хмыкнул мелкий.

Хотя мелкий это по сравнению с остальными. Сам по себе он был выше Мальфри на полторы головы и вдвое шире в плечах. Мальфри попятился, но тут же наткнулся на тех двух бугаев, что были за спиной. Скальд предпринял еще одну попытку.

– Господа, я уверен…

Удар был быстрым, очень быстрым для человека таких размеров. Хотя очевидно, что били вполсилы – при такой разнице в весе, щуплый скальд должен был отлететь к противоположной стене переулка, а так лишь согнулся, пережидая боль. От следующего удара он смог увернуться, а третий приняла на себя закрепленная на спине лютня, с которой Мальфри не расставался практически никогда.

– Моя лютня! – закричал скальд, услышав жалобный «треньк» лопнувшей струны.

В глазах потемнело, но не от ярости, а от сильного удара по голове. Скальд упал. При падении перевязь перекрутилась, и лютня оказалась возле груди мужчины. Обняв инструмент, Мальфри скрутился калачиком, защищая его от ударов, как мать защищает свое дитя. Удары сыпались со всех сторон, но скальд мог думать лишь о том, как уберечь руки и лютню, единственную в своем роде и стоившую ему баснословных денег. Однако это был не конец.

Один из бандитов схватил его за руку, резко выгнув ее в сторону. Мальфри закричал от ужасающей боли и, возможно, потерял сознание на несколько мгновений, увидев торчащую из предплечья кость. По крайней мере, следующее, что он помнит, это мелкого бандита, с издевательской улыбочкой кидающего измочаленную лютню в один из многочисленных притоков питающей город реки.

– Посмотрим, какие теперь ты запоешь песенки, заезжий, – обратился к нему мелкий, прежде чем покинуть переулок.

В этот раз Мальфри потерял сознание надолго.



В очередной раз Вигдис пересчитала деньги, и раздраженно ссыпала монеты в кошель. Считай не считай, а даже пяти талеров не выйдет. Лекарь, жрица Ниневии, взяла за свои услуги огромные деньги, практически все, что у них осталось. И то, она смогла излечить только переломы, на мелкие раны ее веры уже не хватило. Теперь скальд щеголял множеством ужасающих кровоподтеков, но снова мог двигаться, а ребра его и руки были целы.

Вигдис прислушалась к разговору мужа со жрицей. Она понимала с пятого на десятое, но все же достаточно, чтобы узнать слова благодарности. Вскоре Мальфри попрощался со жрицей, и они вышли из храма. И остановились. Куда идти дальше, Вигдис не знала – денег на прежнее место жительства у них бы теперь не хватило.

– Пойдем, – коротко бросил скальд.

Они шли долго, практически через весь город – храм богини плодородия находился в южной части, а их путь лежал в порт. Именно там, в порту, Мальфри и договорился о комнате. Вигдис подозревала, что дешевле найти просто нельзя, но ничего не сказала – сейчас они были не в том положении, чтобы привередничать. Крыша есть? Кровать есть? Ну и ладно, сойдет.

Зайдя в комнату, Мальфри кинул их немногочисленные пожитки на пол и лег на кровать. Аккуратно, чтобы не потревожить раны мужа, Вигдис пристроилась рядышком. Скальд не проронил ни слова, что тревожило воительницу, но вскоре Альмос привлек ее в свои объятия, и женщина провалилась в сон.

Весь следующий день скальд молчал. Он продолжал лежать на кровати, глядя в потолок, и лишь поморщился, когда Вигдис напомнила ему о том, что неплохо бы поесть. Не дождавшись другого ответа, женщина вышла и вскоре вернулась с небольшой корзинкой, однако Мальфри отказался есть. На следующее утро, а точнее, ближе к полудню, скальд резко сел на кровати. Взглянув в глаза мужа, Вигдис с удовлетворением отметила, что в них начал возвращаться прежний блеск.

– Сколько у нас осталось денег? – спросил Мальфри.

– Три талера и шесть пенни. Нет, пять.

– Мало.

Вигдис только кивнула. Конечно мало. Для крестьян, быть может, это и была солидная сумма, но для привыкшей к хорошему снаряжению воительницы и сорящего деньгами скальда это было ужасно мало.

– Без лютни я никто, – спокойно сказал скальд. – Самая дешевая будет стоить в лучшем случае полкроны, но я не уверен, что здесь вообще можно купить что-то подобное. Значит, придется вспомнить старые навыки.

– Мальфри, нет, – заволновалась женщина. – Не стоит. Я найду работу для своего меча, отправимся в столицу, и там ты точно сможешь найти продавца…

– И кто наймет музыканта без лютни и женщину с мечом, не знающую языка? Да еще и безлошадных. Нет, Вигдис, это самый лучший вариант, я все обдумал.

– Ты не знаешь этого города. Ты не знаешь его людей, его законов. А если тебя поймают?

– Не поймают, – улыбнулся скальд. Впервые с того момента, как его избили, но улыбка это была какая-то горькая, болезненная. – В конце концов, все, что надо умелому вору – это ловкость рук, а этого у меня хоть отбавляй.



Усилием воли Мальфри унял свое волнение и отправился наперерез намеченной жертве. Уже третий день скальд хозяйничал на рынке, и за все это время лишь дважды был близок к провалу. Местные жители оказались ужасно беспечными, а может, все дело в том, что никто не мог подозревать в ловком карманничестве избитого островитянина. По крайней мере, во времена голодного отрочества, когда воровство было основным заработком юного Мальфри это казалось намного более сложным делом. Хотя выбирать «жертв» он умел уже тогда, но с возрастом только отточил умение читать чужие души с первого взгляда, в чем ему помог старый наставник, жрец Ульга. Именно он вложил в руки юного вора лютню, поставил голос и научил его старому и древнему наречию, а также множеству других языков.

Нынешняя его цель была дородная женщина, придирчиво осматривающая прилавок бакалейщика. Хорошо, хоть и не очень дорого одетая, и совершенно необращающая внимания на то, что кошель ее выглядывает из кармашка, призывно маня завязочками.

Мальфри, как бы случайно оказавшийся рядом, уже протянул руку к кошельку, но тут его кто-то грубо дернул в сторону. Раздраженно развернувшись, скальд смерил взглядом щуплого подростка, продолжающего тянуть его в сторону.

– Идем, с тобой побакланить хотят.

– Кто?

– Авторитет.

Что же, этого следовало ожидать. Определенно, кто-то должен крышевать местные криминальные элементы, и нет в этом ничего удивительного. Удивительно то, сколько времени Мальфри работал, не привлекая к себе внимания.

– Пахан! – заорал малец, когда они пришли в какую-то вонючую забегаловку в подвале. – Я тут это, щипача залетного притащил!

– Сюда его, – проскрипело из самого дальнего и темного угла.

Мальфри подвели к столу, за которым сидел немолодой человек. У мужчины были полностью седые волосы и красные, больные глаза. Губы сжаты в тонкую линию, на лице показное недовольство, но во взгляде скорее усталость и безразличие. Скальд не сделал попытки присесть на стул до тех пор, пока местный авторитет сам не указал ему.

– Я-то мнил, ты певун, а оказалось простой ширмач, – покачал головой седой.

– Да какой из меня карманник, – махнул рукой Мальфри. – Я бы и не вспомнил про старое ремесло, да кое-кому песни мои сильно не понравились.

Скальд демонстративно ткнул в живописный фингал под левым глазом. Седой знал, что он скальд, это радовало – проще будет договориться. Да и сам факт, что его привели сюда на разговор, а не просто побили в ближайшей подворотне был обнадеживающим.

Не дожидаясь следующего вопроса, Мальфри достал из кармана заранее приготовленный мешочек, и аккуратно кинул его на стол. Напрягшаяся было охрана расслабилась, услышав характерный звон.

– Это что? – не притронулся к мешочку пахан.

– Ваша доля с того, что я взял на рынке.

– Старое ремесло, гришь? – усмехнулся мужчина. – Что ж, верю. Но если хошь, чтоб я тебя крышевал, нужно еще отбашлять…

– Я не хочу вступать к вам, – отрезал скальд. – Все, что мне нужно – деньги на новую лютню да двух коней. После чего я тут же покину ваш гостеприимный город.

– Чего тогда к бабаю не пошел?

– Я уехать хочу, а не застрять тут навсегда, – нахмурился Мальфри. – К тому же знаю я местных ростовщиков, проценты дерут такие, что плохо становится.

Седой покусал губы, потер больные глаза. Долго смотрел куда-то за плечо скальда, да чесал в затылке.

– А, к Томашу тебя! Оставайся. Мой шкет отведет тебя к барыге, будешь отдавать ему все, что наскребешь, он тебе отбашляет. Но как только раздобудешь лютню – убирайся. Усек?

Мальфри кивнул, вставая из-за стола. Разговор окончен, и с максимальной пользой для скальда.

– Певун, – догнал его голос седого у самых дверей. – С рынка ни ногой. Тут пахан я, а за других авторитетов не отвечаю.

Предельно ясно. Слегка поклонившись, скальд покинул подвал.


* * *

Мальфри еще раз присмотрелся к сгорбленному мужчине, что подслеповато щурясь склонился над прилавком. Сегодня он будет последним, вне зависимости от того, удастся кража или нет. Мальфри устал. Он никогда не любил ремесло вора, но кроме музыки и древних языков это было единственное, что он знал. Можно еще было наняться учителем к какому-нибудь знатному человеку, но… Вот именно, но. Деньги нужны были здесь и сейчас, а не через пару лет, да и учитель из скальда аховый – терпения ему никогда не хватало. Да и сколько зарабатывает частный учитель? Жалкие пенни.

Быстрое, ловкое движение, и вещи из чуть оттопыренного кармана меняют хозяина. Мальфри слегка удивился, почувствовав под пальцами бумагу, но решил рассмотреть добычу после. Сейчас нужно было неспешно покинуть рынок, чтобы не вызывать подозрений, да и уже пора к барыге. Неприятный тип, но требования авторитета были предельно просты, и Мальфри не собирался их нарушать.

Спустя два квартала скальд все же решил рассмотреть свою добычу поближе. Помимо небольшого кошелька (увы, всего два талера) ему достался так же небольшой свиток, перевязанный алой лентой. Печати не было.

Развернув свиток, скальд непонимающе нахмурился – это не было письмо графств, да и вообще не походило на руны. Лишь присмотревшись внимательно, Мальфри понял, что свиток исписан символами древних. Мужчина уже очень давно не практиковался в чтении древних символов, а потому прошло некоторое время, прежде чем он разобрал написанное.

– «Музыка ключ ко всему. Начинающему (молодому) исполнителю следует знать (помнить), что дух (настроение?) следует поднимать, от низких к высоким нотам, не забывая про паузы. Пауза на вершине (изломе) мелодии заставляет остановиться (замереть) сердца, после чего несется (летит) в пропасть (бездну, провал) в ожидании конца. Музыка открывает двери и души». Или двери в души? – Мальфри задумчиво повертел свиток. – И не поймешь, то ли частное письмо, то ли выдержка из учебника. И что такое «пауза»?

Скальд покачал головой, сворачивая свиток. Похоже, это калька с какой-то древней книги, потому что бумага совсем новая. Да и написано рукой, а Мальфри доподлинно известно, что почти все сохранившиеся книги древних были отлиты. До злодеяния Мары книги были доступны едва ли не каждому, и стоили намного дешевле, но, к сожалению, искусство отливания текста утрачено, как и многое-многое другое.

Когда Мальфри вернулся в таверну, Вигдис уже была там. Жуя черствый хлеб, скальд слушал ее рассказ.

– … после чего он сказал: «заморская шмара, да еще и без коня мне не нужна». Было еще что-то про настоящие мечи, которые я могу взять, но я уже ушла, – Вигдис помолчала. – Что такое «шмара»?

– Ругательство, – буркнул скальд.

– Я так и подумала. Сколько у нас денег?

– Хватит на полторы лошади.

Вигдис тяжело вздохнула, откинув голову на спинку лавки. Руки ее были сцеплены в замок, пальцы крепко сжаты. Женщина определенно пребывала в раздражении, но вряд ли она злилась именно на мужа, скорее ей была неприятна сама ситуация. А еще воительницу просто выводили из себя отказы, которые она получала раз за разом. Илатин истекал караванами, как рана кровью, но никто не желал дать работу ее мечу. В городе было полно наемников, многие обладали определенной репутацией и даже знаменитыми прозвищами и никому не нужна была неизвестная воительница, плохо знающая язык. Мальфри назвал это конкуренцией.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66833693) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Сноски





1


Тролль Гнёт Ель, «Сельдяной король»




2


Невидь, «Мы с тобою пламя, мы с тобою звери»




3


Дорога Водана, «Сквозь огонь»