Книга - Кома

Кома
Андрей Бонцевич


RED. Фэнтези
Вы когда-нибудь слышали об иммерсионной смерти? Я тоже нет, и даже считал, что я вполне жив, до тех пор, пока мне не открыли глаза на правду – я в коме. У меня есть неделя, чтобы успеть выбраться из комы живым и всего одна помощница – девушка, которая даже не помнит, как её зовут. Для выхода из системы нужен ключ, но как найти эту алмазную песчинку в огромной пустыне? Надежда тает с каждым днём, загадки мира мёртвых становятся сложнее, и уже непонятно, что лучше – проснуться и вернуться к жизни или остаться в блаженном мире сна навсегда.

Комментарий Редакции:

Потрясающее воображение приключение по миру сновидений, в которых сновидец вдруг потерял контроль над придуманной им же реальностью.





Андрей Бонцевич

Кома





Глава 1. Красные буквы на серой стене


«Интересно, только я один это вижу?» – молодой человек с прозрачной розой в руке стоял около серой шершавой стены, чуть склонив голову к плечу. Алые капли медленно сползали по бетону, застывая почти у самой земли. Буквы, влажно блестящие, с разящим запахом краски, словно дрожали на свету.



«Привет, Мартин! Если ты сейчас читаешь это, значит, мы смогли найти тебя. Но есть и плохая новость: ты всё ещё в коме. Нам удалось послать помощь, но не знаем, когда она доберется до тебя. Будь с ней вежлив, пожалуйста, и постарайся верить всему, что она тебе скажет. Мы очень ждём и верим, что ты выкарабкаешься! Папа и Олег-скалолаз».


Можно было, наверное, пойти дальше и забросить это сообщение в самый дальний уголок памяти, вот только имена не разрешали. Олега-скалолаза Мартин знал с детства. Дружище и напарник по самым заковыристым проделкам, любящий крыши и вообще все высокое – за что и заслужил почётное прозвище – всегда был где-то рядом, словно истина. Кроме, пожалуй, пары последних месяцев. Кажется, он говорил, что уезжает на Урал. Не то учиться, не то покорять.

И вот теперь Олег пишет на стенах. И ладно бы дельное, а то вот белиберду всякую. Мартин скользнул взглядом по прохожим, надеясь увидеть хоть в чьих-нибудь глазах что-то, похожее на удивление. Но мир катился по своей дороге. Люди, словно марионетки, медленно тянулись вокруг нескончаемым потоком, и никому не было дела до Мартина и красных букв. Лишь одна девушка, напоминающая сестру милосердия из старинного фильма, обернулась и слегка замедлила шаг. Впрочем, она могла засмотреться не на стену. Когда человек стоит, словно статуя, посреди бурлящего мегаполиса и недоуменно таращится в пустоту, то на него можно обратить внимание даже просто так.

Сделав три шага назад, Мартин снова замер. Надпись не исчезла.

«Допустим, это совпадение, – неуверенно прошелестела вялая мысль. – Хотя вероятность так себе, но всё же. Ведь, если подумать, это вполне могли быть другие люди».

«Без сомнений, – усмехнулся разум сам себе. – Ведь каждый Олег – скалолаз, а каждый скалолаз – Олег. Да. А уж про Мартинов я вообще молчу. Что ни семья, так обязательно сына Мартином называют, житья от них нет уже, от этих Мартинов. Здесь особенно, в России».

«Укуси себя за палец, – парировала другая часть сознания. – Ай, больно? Даже пятно синее осталось? Хорошо тяпнул, искренне! Так обычно кусаются люди, лежащие в коме».

«А вдруг? Кто знает, как там? Ты был когда-нибудь в коме? Нет? А я вот уже не уверен».

«Хорошо. Если это не совпадение, то ты получишь доказательство ещё раз. Просто иди и смотри. Читай знаки. Гляди между строк и проводов. Если нет – забей и забудь».

Ничего не оставалось, как кивнуть и отойти, наконец, от злосчастной стены. Город схватил Мартина щупальцем пешеходной дорожки и потащил к станции метро. Ветер, наполненный запахом машинного масла и дерева, раскачивал стеклянные двери и выл где-то наверху, под вентиляцией.

Синий поезд лязгнул, прошипел что-то угрожающее и пошёл считать рельсы, нервно раскачиваясь и подергиваясь. Мартин открыл читалку и попытался сосредоточиться на словах, медленно ползущих по серому экрану. Безуспешно. Мозг отказывался, крутя шестерёнки вокруг одной и той же мысли.

Кома!

Однажды он уже видел больничные стены – высокие, покрытые холодной плиткой цвета травы, растертой с молоком. Видел сверкающие хромом инструменты, пластиковую паутину систем для капельниц, грохочущие каталки. Но это ерунда, можно пережить и забыть.

Мамины глаза – нельзя. Наполненные отблесками белых и голубых ламп, отражённых в каплях отчаяния, они останутся в памяти навсегда. Он лежал, опутанный трубками и лентами, и где-то позади разума попискивали приборы, а мама просто молчала и смотрела.

Молчала и смотрела. Много часов подряд.

И тогда он поклялся, что больше никогда не заставит её увидеть себя таким. Но нет.

Кома!

Мартин чуть ли не швырнул читалку во внутренний карман куртки и, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. Взвизгивали колеса, грохотали стыки, тяжело и натужно гудели двигатели.

– Молодой человек, уступите, пожалуйста, бабушке, – раздался ворчливый женский голос прямо над ухом.

– Да, конечно. – Мартин открыл глаза и рывком вскочил на ноги. – Мне как раз выходить.

Эскалатор, шелестя горячей резиновой лентой поручня, вытащил Мартина из-под земли и швырнул на холодный безжалостный свет перехода. До начала рабочего дня оставалось четыре минуты.

Низенькое серое здание больше походило на товарный склад, чем на офисный центр, но только снаружи. Мартин на секунду задержался у огромного зеркала, висящего около фонтана с рыбками, поправил непослушную прядь, черной стрелой упавшую на лоб, и улыбнулся. А что, для коматозника вполне ничего, даже косичка по-пиратски на месте. Мартин поднял руку и так звонко щелкнул пальцами, что старый седой охранник вскочил с места и принялся озираться по сторонам.

Девушка на ресепшене подняла голову и замерла в вопросительном молчании.

– С днем рождения, Лада, – негромко сказал Мартин, передавая розу за стойку.

– Ой, спасибо! – покраснев, воскликнула девушка. – Прозрачная, это мои любимые! Спасибо, Мартин, вы помните!

– Я попрошу «старика» сегодня отпустить тебя пораньше.

– Он уже, – улыбнулась Лада. – Но всё равно огромное спасибо!

Мартин помахал рукой и веселым шагом пошел к лифту. Не то, чтобы эта Лада могла бы стать кем-то важнее, чем просто подружка с ресепшена, но было в ней что-то родное, притягивающее. Да и просто на одну радость в мире стало больше.

В уютном кабинете на втором этаже шумела кофе-машина, и сияли гирляндами огней чёрные плиты серверов.

– Салют, Марти! – пробасил сидящий за огромным трехмерным монитором толстяк в белой рубашке. – Чего такой унылый?

– Хай, Макс, – кивнул Мартин. – Да что-то вот фигово как-то с утра стало.

– Бывает. Колы хочешь? Глянь, видос зачетный, я тут уже полчаса угораю.

– А ты чего в такую рань приперся? Не спится?

– Тут вопрос в том, нужен ли в последнем слове мягкий знак, – вздохнул толстяк. – У меня двоякое ощущение. Вроде как задачку нам свалили прямо маковую, правда, одно удовольствие. Но, если подумать, то она невыполнима, и от этого на душе резко возникает тень, брошенная хреном.

– Нам-то что? Не мы же расшифровываем. Наша задача – командовать и обеспечивать.

– Так-то да, но всё равно фигня какая-то.

– Ладно, что у нас?

– На четвертом надо поменять массив, у Милы полетел монитор, багов в системе нет.

– Прекрасно. А в целом? Давай посмотрим, что сделано на сегодняшний день.

– Рукопись переведена в цифру и передана нейросети на предмет анализа речевых совпадений.

– Хорошо. Сколько языков сравнения?

– Около трехсот, включая древние.

– Маловато, наверное. Ладно, им виднее. По криптографии чего говорят?

– Да пока ничего. Они всей толпой «Википедию» штудируют, смотрят ссылки на материалы тех, кто этим до нас занимался.

– Ясно. Ладно, давай сюда эту книжонку, я хоть сам на неё посмотрю.

Когда на пятничном собрании генеральный объявил, что шифровальное бюро «Ариадна» займется разгадкой рукописи Войнича, все начальники отделов и старшие инженеры как один засмеялись в голос. Впрочем, уже через минуту стало ясно, что шеф не шутил. Недоуменно переглядываясь, мастера цифровых тайн принялись нервно перешёптываться и черкать друг другу депеши в мессенджерах. В конце концов, несмотря на возню и ворчание, решение было принято, и трудяги расползлись по кабинетам.

С началом работы стало ясно, что книжка заскучать не даст. И уже в понедельник привычная вялотекущая болтовня за чашками кофе сменилась звонкими, яростными спорами. Кто-то восхищался сложностью задачи, кто-то не верил, кто-то доказывал, кто-то отвергал.

Мартин поначалу отнесся к проекту холодно. Собственно говоря, ему-то было всё равно, что разгадывать. Главное, чтобы сервера работали исправно, нейросети не сходили с ума, и были запасные клавиатуры, которые нужно быстро ставить взамен залитых кофе или китайской лапшой.

А сегодня таинственная рукопись была необходима, чтобы выкинуть из памяти красные буквы на потрескавшемся бетоне. Вглядываясь в примитивные рисунки и непонятные буквы, Мартин словно проваливался в мрачные пасмурные дни средневековья. Испещренные страницы тянули туда, в глубину далекой древности, в эпоху горящих еретиков, звонких лат и чумных докторов.

Мартин с шумом втянул воздух и мягко положил книгу на стол.

– Как тебе? – спросил Макс, поворачиваясь к кофе-машине.

– Странная штучка. Честно говоря, я мало что понимаю во всяких этих свитках и манускриптах, но здесь чувствуется какое-то напряжение, и, знаешь, неиллюзорно жутковато.

– Ага. Мне нравится. Я криптографам даже завидую немножко.

– Не, ну нафиг. Мозги ломать неохота. Давай лучше сходи к Лёльке, принеси два «сто тридцатых» и будем четвертый чинить.

– А монитор Миле?

– Пусть пока кофе пьет. У нее глаза слишком красивые, чтобы их жечь попусту.

Макс рассмеялся, крутнулся в кресле и поставил чашку на стол. Рабочий день начался.

Прямо перед обеденным перерывом в отделе программной поддержки отказал сканер, и Мартин решил заняться ремонтом сам.

Кодеры и тестеры работали без суеты. У них всегда звучала мощная электронная музыка, пахло кальянным дымом и пивом. Мартин перебросился парой слов с начальником их отдела – тяжёлым бородатым мужиком в огромных очках – и поспешил забрать устройство, чтобы не морщиться от яростного напора на обоняние.

Макс возник в проеме двери и постучал костяшками пальцев по косяку.

– Негоже лилиям прясть, – сказал он, глядя на раскрытый аппарат.

– Ладно, брось. Мне не сложно, да и руки не должны забывать.

– Ты хоть обедать-то пойдешь?

– Уже иду, – Мартин смахнул со лба длинную прядь, выпрямился и шагнул к двери.

Около столовой тихий эмбиентый гул офиса превращался в базарный гвалт. Шумели голоса, из-за дверей доносился грохот посуды, по воздуху плыли ароматы специй и соусов, и казалось, что ещё чуть-чуть, и всё это взорвется, разлетится мелкими осколками и затихнет навсегда.

Мартин поставил на поднос тарелку с куриным бульоном и замер.

– Шеф, ты чего? – участливо спросил из-за спины Макс.

– А нет, ничего, всё хорошо, – спохватился Мартин, выбираясь из обрывков внезапно набросившегося видения. – Мне просто показалось, что мы куда-то падаем. Всем нашим здоровым коллективом летим в пропасть, на дне которой сверкают синие и красные огни.

– Пива тебе надо выпить, – усмехнулся Макс. – И поспать.

– Мечты, мечты… Ладно, проехали. Интересно, у них в этот раз пельмени не с колбасой, как в пятницу?

Свободных столиков не было. Мартину и Максу пришлось присоединиться к двум парням из отдела структурного и лингвистического анализа. Они почти не обратили внимания на инженеров, лишь на секунду прервав разговор для приветствия.

Поневоле пришлось подслушивать.

– Кстати, а чем у нас Алия занимается? – разглядывая куриную ножку, спросил вихрастый парень в сером свитере, сильно тертых джинсах и треснувших очках – начальник отдела.

– Вроде как ритм считает. Или на видосы пялится, – ответил молодой человек с внешностью Пьеро.

– Пусть лучше пялится. Один фиг всё без толку.

– Да ладно. Ты-то сам думаешь, что это?

– Мистификация. Дай мне месяц, и я тебе такую же хренотень косыми буквами напишу.

– Допустим. Но зачем?

– Да чисто для лулзов. Смотри, там же нет ни хрена из технологий, недоступных в ту эпоху. Значит, не пришельцы и не волшебники. А голых баб среди кустистой герани любой дурак нарисовать может.

Мартин подцепил на вилку сероватый пельмень, подержал его немного перед собой и медленно съел.

А в самом деле, вдруг вся работа напрасна? Что, если расшифровка бессмысленна, и вся рукопись – бестолковый бред, спорадический набор непонятных буковок?

– Пессимистичненько, – сказал он парню в очках.

– А что? Фигня это всё, я точно говорю. Я же не первый раз в театре, абсурд от оперетты отличать умею. Зря только ресурсы тратим. Лучше бы берестяными грамотами занялись.

Мартин усмехнулся и вновь обратил внимание на пельмени.

После чашки горячего чая рабочее настроение улетучилось. Хотелось лечь на что-нибудь мягкое, укрыться пледом и провалиться в тихий сон, но вместо этого пришлось вставать из-за стола и заставить себя ползти в кабинет.

Перед лестницей на второй этаж Мартина остановила девушка из отдела криптографии.

– Что, Юль, что на этот раз сломали?

– Мозг. Держи, Марти, это тебе. Сегодня прилетело на официальную почту. Вроде шифровка, но взяли за пару минут. Там это… Странно как-то. Ты уж извини, что прочитали, но выбора не было.

Дрогнувшей рукой Мартин взял сложенный вчетверо листок. Он уже догадывался, что увидит на нем, и не хотел этого.

– Спасибо, – хрипло выдохнул он и шагнул на лестницу.

«Мартин, на всякий случай повторим здесь…» Он не стал дочитывать. Чертовщина, бред и сумасшествие. Папа и Олег-скалолаз.




Глава 2. Утро в метро


На ремонт сканера ушло минут десять. Мартин закрутил винты, закрыл крышку и плюхнулся в кресло, стараясь смотреть вдоль мира.

– Ну, нет, шеф, так дело не пойдет. Ты чего сегодня такой… чудной?

– Такое чувство, что то ли я теряю этот мир, то ли себя в нем.

– Ого, ты даешь! Я знаю, что это такое и чем делу помочь. Оно называется одиночество, и спасаются от этого люди девчонками.

– К чёрту. Не надо мне никого. Я вообще не уверен, что мне в ближайшее время хоть что-то понадобится.

– Ты это прекрати. Тоже мне, пятнадцатилетний капитан, блин! Отставить депрессию. У тебя было всё для счастливой жизни!

– Я всё это съел.

– Отлично. И что теперь делать?

– Работать, наверное. Я не знаю. Скажи Саньку, чтобы поменял монитор Миле, а потом пусть закажет витой пары метров триста. Кончается уже.

– Есть, сэр. И давай, соберись. Если надо, я за пивом схожу.

Мартин улыбнулся, повернулся к Максу и хлопнул его по плечу.

– Спасибо, дружище! Хорошая идея, но об этом мы поговорим позже.

Поговорить позже не получилось. День исчез в нагромождении дел, и время незаметно подскочило к вечеру. Мартин со вздохом плюхнулся в кресло и взял мышь, чтобы погасить компьютер. В дверь постучали.

– Фея Динь-Динь улетела! – осипшим голосом крикнул Макс. – А больше никто здесь ничего чинить не умеет!

– Это я, чуваки! – послышалось за дверью.

– О, Федян, заваливай! – обрадованно воскликнул Мартин.

– Мастерам пламенный салют! – улыбаясь, продекламировал входящий. – Вы как насчет того, чтобы расслабить мозги?

– Сегодня четверг, – сухо заметил Мартин. – Не пятница.

– Что это с ним? – недоуменно спросил Федор.

Вместо ответа Макс выбрался из кресла и, взяв гостя за локоть, вышел за дверь. Мартин откинулся на спинку, прикрыл глаза и поневоле прислушался. После пары минут заговорщицких перешептываний Макс вернулся в кабинет в одиночестве.

– Они замышляют недоброе, – мрачно усмехнулся Мартин.

– Они – да, мы – нет. Расслабься, шеф, сейчас мир снова станет цветным.

– А, так ты его за маркерами отправил. Понятно. Эх, Макс, Макс, я даже не уверен в том, есть ли он, этот мир.

– Не парься, дружище, скоро здесь будет эликсир мировосстановления. Кстати, я с вами.

– Ты же за рулём!

– Сегодня другой пёс повезет меня домой. Отдыхать тоже надо. Кстати, Марти, а почему ты до сих пор не на колёсах? Деньги же есть вроде. А то знаешь, я всегда, когда по городу еду, спрашиваю мысленно: «Что вы делаете в трамвае, чуваки? У вас что, даже на старушку „Жигу“ не хватает? Они же стоят по три копейки за пучок!»

– Не знаю. В наше время бензиновую содержать – глаза вылупишь. Особенно старинную. Я вообще квадроховер хочу. Но дело не в этом. Лично для меня метро как-то привычнее, быстрее, что ли. И про парковку париться не надо.

– Хм… не знаю. Я с первого курса за рулём. Как постоял под снежной крупой на остановке полчаса, так сразу на права побежал учиться. И почти тут же купил свою первую «Копейку». Эх, лютейший автомобиль был! Вот только знаешь…

– Что? – после нескольких секунд тишины спросил Мартин.

– Я не помню, куда он у меня делся. Странно, да? Я не могу поднять в памяти ни одной картинки, где я её продаю, но реально сейчас я на другой машине гоняю. А вот как и когда случилась подмена, хоть убей, не знаю.

– Кажется, с нами со всеми что-то не так.

Макс не ответил. Он медленно повернулся в кресле и уставился в окно, за которым синело холодное небо.

Кожа покрылась мурашками, словно Мартин стоял на берегу реки в пять утра. Может, вот так люди и сходят с ума? Что произошло с этим миром? Неужели это и правда загробное царство, и Макс не продал свою «Копейку», а разбился на ней, и сейчас не может принять этого? Мартин передернул плечами и шумно вздохнул.

В коридоре раздались веселые выкрики и женский смех. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Федор, за которым впорхнули трое девчонок из отдела материально-технического обеспечения. С заманчивым звоном стукнулись об пол два ящика с зелёными бутылками.

– Некисленько вы затарились, – присвистнул Мартин. – Как перед «стариком» завтра отмазываться будем?

– Где мы, а где завтра, – улыбнулся Федор. – Наливай!

Юркие пузыри задорно карабкались по стенкам стакана, исчезая в белом сугробе ароматной пены. Шуршали пакеты с чипсами и сушёной рыбой, тихо звенели в колонке гитары.

Мартин взял стакан и поднес почти к глазам.

– Шеф, это не телевизор. Давай, раз-два!

– За самого крутого в мире главного инженера эксплуатационно-технического отдела, гип-гип-ура! – пафосно завопил Федор, и девчонки завизжали вместе с ним.

– Ура «Золотой отвёртке»! – ухнул Макс. – Марти, ты лучший!

Мартин ощутил лишнее тепло в ушах и на щеках, но звякнул стаканом по пяти таким же и залпом выпил. Приятная прохлада окатила неспокойную душу, и на миг показалось, что свет вокруг стал чуточку ярче.

Время растворялось в стаканах, терялось в лабиринтах разговоров, улетало сквозь открытое окно. Что же, если рай такой, то не так уж и страшно умереть.

– Хэй, Мартос, выше нос! – гаркнул Федор и хлопнул Мартина по плечу. – Чего опять загрустил?

– Это всё потому, что у него нет никого, – назидательно сказала девушка Надя, усаживаясь на стол. – А вокруг столько девчат хороших пропадает!

– Любая пропажа когда-нибудь найдётся, – усмехнулся Мартин. – А я люблю быть один.

– Ой, да ладно! Чего хорошего-то? – присоединилась к беседе веснушчатая рыжая Катя. – Хозяйство без женской руки вести сложно. Ты и убирай, ты и стирай, ты и пыль вытирай.

– Это же прекрасно.

– Почему?

– Заметь, все эти слова заканчиваются на «рай».

– Ого, вот дела! – рассмеялась Надя. – С таким подходом с тобой любая жить согласится.

– Надолго её не хватит, – покачал головой Мартин и как следует приложился к стакану. – Я вредный.

Закружились, завертелись вокруг голоса, слились в сплошной поток. Захотелось петь и радоваться, как в далеком прошлом, в детском парке, пропахшем сахарной ватой и краской.

Только глубокой ночью, проплывая мимо города в прокуренном такси, Мартин снова ощутил жизнь такой, какая она есть, – мрачной, тоскливой, полной неизвестности.

«Половина третьего, – подумал Мартин, натягивая одеяло до подбородка. – Не так уж плохо».

На самом деле было не так уж и хорошо. Настырный будильник пел на разные лады противные песни, ползал по столу и издевательски жужжал. Сражаясь с неуступчивым сном, Мартин отчаянно хотел проиграть, но чувство долга каждый раз поднимало падающее знамя. Наконец разум победил, и глаза нехотя разлепились.

Тугой струёй ударила в дно ванны прохладная вода, и воздух наполнился запахом зубного кабинета. Сознание понемногу прояснялось, правда, в голове словно перекатывались стальные шары. Полностью прийти в себя не получилось даже после огромной кружки чёрного кофе, но хотя бы выход на улицу перестал казаться подвигом.

Уже закрыв дверь, Мартин вспомнил, что забыл рюкзачок со всякой нужной мелочью. Пришлось снова крутить ключ в замке и разуваться. Ужасно.

Утренняя прохлада сорвала остатки сонной одури. Мартин повеселел и прибавил шаг. Запив кофейную кисловатую горечь стаканом тархуна из аппарата в вестибюле, Мартин проскользнул в закрывающуюся стеклянную дверь и шагнул на ползущую вниз ленту.

В вагоне почему-то не горела половина ламп, и от этого опять захотелось спать. Мартин откинул голову назад, уперев её в ледяную твердь окна, и прикрыл глаза. Поезд зашипел, дернулся и остановился, сотрясая воздух нервным дрожанием моторов.

Мартин приоткрыл один глаз. Так мало народу на этой станции! Обычно в это время здесь чёртова толпа, а на этот раз вообще, можно сказать, нет никого. Только странная парочка в рваных лохмотьях о чем-то шепчут, как будто молятся. А нет, ещё девушка, которая неуверенно озираясь, словно разыскивая кого-то, перескочила с платформы на площадку вагона. Мартин приоткрыл второй глаз. Поезд зашипел дверями и тронулся. Мартин скользнул взглядом по платформе и с удивлением обнаружил, что маргинального вида пара исчезла. Словно растворилась в воздухе. Ладно, с кем не бывает. А вот вошедшей девушке было явно не по себе. Она стояла между рядами сидений, не держась за поручни и продолжая оглядываться.

«Бежит, что ли, от кого-то?» – подумал Мартин и выпрямил спину.

Обернувшись, девушка обрадованно всплеснула руками и в два прыжка подскочила к нему. Её глаза заискрились, заиграли розовой нежностью щёчки. Легко, словно в танце, она подсела к Мартину, обняла его за шею и положила голову на плечо.

– Слава Богу! Наконец-то! Я нашла тебя!




Глава 3. Рок-н-ролл жив, а я уже нет


Её волосы пахли лавандой. Темно-русые с бронзовым отливом, они падали на худенькие плечи и сбегали вниз по нежному синему бархату короткой куртки. Под мягкой, похожей на шёлк кожей рук трепетал горячий пульс. Мартин почти не видел лица девушки, но почему-то ему казалось, что она улыбается.

– Мне сейчас выходить, – тихо сказал он, убирая тонкую руку со своей шеи.

– Нам, – поправила девушка. – Но на самом деле нет.

– То есть? Мне на работу вообще-то.

– Как бы тебе сказать… Ты можешь опоздать на полчасика?

– В принципе, да. У нас вчера корпоратив был, все поймут.

– Тогда давай зайдём в кафе какое-нибудь. Мне нужно о многом тебе рассказать.

Если бы не две вчерашние записки, Мартин указал бы этой девчонке направление дальнейшего движения, и с чистой совестью отправился работать. Но сейчас ему отчаянно хотелось поговорить с ней, чтобы отличить шутки от наваждения.

В кафе, сделанном из угловой квартиры кирпичного хрущёвского дома, играла легкая музыка. Пахло корицей и ванилью. Круглые светильники, висящие на длинных цепочках, красили стены и столики в розоватый цвет, от которого сразу становилось тепло и уютно, как под Новый год.

Девушка юркнула за столик, стоявший в самом тёмном уголке. Мартин медленно сел рядом.

– Кофе? – спросил он.

– Да, и грушевый штрудель, если у них есть.

Спустя пару минут на столике появились две полные чашки и блюдце с кусочком чего-то воздушно-ароматного.

Мартин прищурился, отпил немного горячей горечи и посмотрел девушке в глаза.

– Ну, давай начнем. Скажи, пожалуйста, кто я? Ты меня знаешь?

– Отличный вариант знакомства, – усмехнулась девушка, и на щёчках у нее заиграли ямочки. – Тебя зовут Мартин.

– Ага. Хорошо, – Мартин почесал кончик носа и поставил чашку на стол мимо блюдца. – А кто же тогда ты?

– Эм… Тут есть некоторая сложность. Меня, конечно, как-то звали перед тем, как я сюда попала, но я не помню ничего, кроме ника из соцсетей. Шутливого прозвища. Заморючка я.

– Так, – нахмурился Мартин. – Прозвище шикарное, но ситуация фиговая. Во-первых, куда это «сюда»?

– В мир мёртвых.

Мартин закашлялся, выронил ложку, и звон от неё разлетелся по всему кафе.

– А можешь как-нибудь… ну, это… подробнее?

– Я плохо в этом всем понимаю, но попробую. Дело выглядит примерно так: есть некая система, в которую издатели книг и киношники загружают свои работы. Система эта называется Айя, и в ней можно читать и смотреть фильмы по технологии максимальной иммерсии. Я пробовала, просто потрясающая тема. Но есть одна опасность: если человек сильно увлечётся, то система затянет его так далеко, что наступит так называемая иммерсионная смерть. В реальной жизни тело впадает в безнадёжную кому, а сознание переходит жить в Айю. То есть сюда. Это все, что я знаю.

Мартин с шумом втянул воздух, допил кофе и резким движением грохнул чашку о блюдце.

– То есть ты хочешь сказать, что… Нет, это бред. А если просто выключить терминал?

– Тогда конец. Понимаешь, эта штука… Она помимо разума загружает в себя ещё какую-то составляющую, ту, что позволяет сознанию существовать отдельно от тела. И вот это и есть проблема. При простом отключении она не закачивается обратно, и личность остается там, в Айе. В смысле, здесь. Просто так не вернёшься. Нужно, чтобы человек сам понял, что с ним.

– Пока я понял то, что круто влип. Но… В то, что ты говоришь, невозможно поверить.

– Почему?

– Звучит очень дико.

– Дико звучит лев в саванне поутру. Сама слышала. А здесь… Тебе не казалось никогда, что мир какой-то странный?

– Никогда. Я знаю, что он странный, но другого-то нет.

– Давай про это пока не будем. Вижу, ты мне не особо веришь.

– Извини, нет. И вообще мне нужно на работу.

– Да нет у тебя никакой работы! Система наверняка уже подобрала вместо тебя следующего игрока. Всё течет, всё движется, но никто ничего не замечает!

– Так-так-так, – медленно протянул Мартин, падая на спинку стула. – Давай поступим следующим образом. Сейчас я расплачусь за завтрак, мы вместе выйдем отсюда, и ты пойдёшь налево, а я направо. Мы сделаем вид, что никогда не встречались, и постараемся забыть это утро, как неудачный стендап.

– Не получится, – покачала головой девушка. – Во-первых, мы с тобой уже три года живём вместе, и я не смогу тебя оставить здесь умирать. А во-вторых, даже если и смогу, то через неделю тебя не станет по-настоящему.

– Как? Почему? – Мартин попытался вскочить, но чуть не опрокинул столик и рухнул обратно.

– Деньги на твоем страховом счету подходят к концу. Врачи не могут держать на аппаратах столько народу. Кто платит – тот живёт. Поэтому я и должна любой ценой вытащить тебя отсюда.

– Но… Как? Даже если то, что ты говоришь, – правда, тогда как найти выход из мира?

– Просто поверить в то, что мира нет.

– Пока не могу. Извини, но нет.

– Я знала, что это будет долгая дорога. Ладно, пошли.

– Подожди. Куда идти-то?

– Я точно не помню. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Эта Айя… Она что-то делает с памятью человека. Какие-то участки пропадают.

Мартин замер, вспомнив вчерашний разговор с Максом. Чёрт, чёрт, чёрт! Неужели это правда? Кома, мир мертвых, иммерсионная смерть – это что, всё есть на самом деле? И всего неделя? О нет, нет, нет! Это не может быть правдой!

Швырнув деньги на барную стойку, он выскочил из двери, будто выкинутый качком-вышибалой. Девушка грациозно вышла вслед за ним.

– Здесь парк есть неподалеку. Давай просто пройдемся. Прогуляемся, – голос Мартина немного дрожал.

– Давай. Я люблю гулять с тобой. Купишь мне мороженого?

– Да. Наверное. Не знаю. У меня в голове сейчас мороженое.

– Представляю.

Дорога до парка петляла между сухими деревьями и обшарпанными домами, похожими на иллюстрации к старинным рассказам о несчастных крестьянах и бедняках. На выкрошившемся асфальте зеленел мох.

Мартин никак не мог избавиться от назойливого жужжания одних и тех же мыслей, крутящихся в голове. Но ведь всё вокруг такое настоящее! Чирикают птички, летят по небу облака, и если взять в руку камешек, то он будет тяжёлым и шершавым. Как же так? Почему?

На серых дорожках парка валялись желтовато-зелёные дубовые листья. Мартин поднял один, повертел в пальцах и посмотрел на сетку жилок. Такая чертовски выверенная детализация, это просто не может быть симуляцией!

– Всё ещё не веришь, – тихо сказала девушка.

– А ты поверила бы?

– Не-а. Я сама в шоке от того, какое здесь всё настоящее. Мне кажется, в реальном мире не так красиво, как здесь.

– Да, наверное. Так как же всё-таки тебя зовут?

– Не вспомнила.

– Почему-то мне хочется назвать тебя Олей.

– Не-а, по-моему, меня звали не Олей. Точно нет. Кажется, я была кем-то вроде Аделаиды или Августины. Хотя, может быть, и Светой.

– Просто как-то не поворачивается язык называть тебя…

– Заморючка.

– Колкое прозвище. Грубое.

– А мне нравится. В нём вся я.

– А если вдруг понадобится тебя как-то быстро позвать? Нет, мне не нравится.

– Позвать? Ну, да, интернетные клички не очень для этого годятся. Хотя у одной из коллег моего отца был ник «Идисюданна», в принципе, наверное, только он подошел бы.

– Смешно. Нет, давай всё-таки придумаем тебе имя.

– Да пусть будет Оля. Только хотелось бы на «А».

– Это как? – Мартин провел пальцем по кончику носа.

– Ну… Алина, скажем.

– О! Отличное имя. Тогда привет, Алина!

Девушка улыбнулась и взяла Мартина за руку.

Около ларька с мороженым бегала белка. Она лихо заскакивала на стволы дубов, кружилась и прыгала по веткам, и всем видом показывала, что за свое дружелюбие заслужила пару кусочков вафельного стаканчика.

Мартин купил две порции и пустой стакан, раскрошил его в руке и кинул белке. Проворная зверюшка схватила самый большой обломок, взяла передними лапками и принялась умильно откусывать. Неужели и она – часть системы?

– Хорошо, – сказал Мартин, отдавая Заморючке мороженое. – Допустим, всё так. Но ведь ты пришла сюда не за тем, чтобы обрадовать меня замечательной новостью о семи последних днях?

– Не-а, – качнула головой девушка. – Я пришла спасать тебя.

– Значит, ты знаешь, как.

– Знаю. У каждого в мире мёртвых есть код аварийного отключения. Его можно просто сказать, Айя прекрасно распознаёт его как сигнал опасности. В этом случае все части сознания выгружаются обратно, сеанс заканчивается, терминал выключается, и человек выходит из комы.

– Ох, как обнадеживающе звучит! Так где же этот код?

– А вот этого я не знаю.




Глава 4. Королевство когтей и роз


Мартину показалось, что его с размаху ударили по голове. Звуки стали глуше, свет тусклее. Даже мороженое потеряло вкус. Мартин присел на краешек скамейки и молча посмотрел на Заморючку.

– А чего ты хотел? – пожала она плечами. – Если бы все было так просто, смертность от иммерсионной комы не была бы выше, чем от коронавируса в двадцатые.

– Великолепно. То есть ты, не зная, где раздобыть код, отправилась сюда на верную смерть? И теперь наши жизни зависят от того, сможем ли мы найти алмазную песчинку под пирамидой Хеопса? Ведь мы даже не знаем, куда идти на поиски!

– Не-а, – опять покачала головой Заморючка. – Прикол в том, что эти коды на самом деле можно найти. Олег немного понимает в системе, он умудрился распаковать какой-то кусок, где как раз про тебя. Кстати, так мы узнали, какой веткой метро ты обычно пользуешься. Но это просто так, чтобы ты не спрашивал, как я тебя нашла. Мы долго искали, пытались найти точное место, но не получилось. Олег сказал, что наши коды совсем рядом друг с другом, но просто так их достать не выйдет – район поиска довольно большой, примерно четвертая часть города. Тест-сигнал двойной, он ведет куда-то сюда, но вот куда точно – этого даже Олег не смог сказать.

– Тогда какой в этом смысл? Это всё равно, как если бы коды были на Луне. Кстати, а Олег, получается, вернулся из Екатеринбурга?

– Он туда и не уезжал. Это Айя наврала, чтобы ты не задавался лишними вопросами.

– Вот, блин, дела.

– Так вот. Создатели Айи предусмотрели вероятность того, что кто-нибудь из них окажется зажатым в коме и не сможет выйти. Для спасения у них есть инструмент – так называемая триггерная цепочка. Это Олег так сказал. К любому коду ведет некий путь, каждое последующее звено которого начинается с подсказки в конце предыдущего. Первое звено твоего пути я уже прошла, и подсказка у меня в кармане. Вот только я совсем не понимаю, что это такое.

Алина сунула руку во внутренний карман куртки и вытащила какую-то блестящую мелочь.

– А как ты узнала, что именно это и есть то, что надо? – спросил Мартин, поднимаясь.

– Олег сказал, что подсказкой может оказаться любая вещь, которая будет настолько не на своём месте, что сначала ты её просто не заметишь, а потом офигеешь от того, насколько это было очевидно.

Заморючка разжала руку. На ней лежал небольшой нагрудный значок в форме рыцарского щита. Зелёной эмалью на нем был нарисован череп, увитый черными стеблями цветов. На самом верху щита красовалась надпись: «Всероссийское общество садоводов».

Мартин взял значок и покрутил в пальцах.

– Изящная работа. И где ты его нашла?

– Он был приколот к листьям «щучьего хвоста», которые росли в игрушечном самосвале, который стоял на постаменте с надписью «Героям лесной охоты».

– Мда. – Мартин поднял брови. – Невероятно тривиально. Ладно, и что теперь с этим делать?

– Разгадывать! – весело воскликнула Заморючка и подпрыгнула на одной ножке.

Мартин съел остатки мороженого, поправил воротник куртки и ещё раз посмотрел на значок. Зеленый череп и черные цветы. Нелепость. При чем тут садоводство?

Мозг, не оправившийся от утренних новостей, не давал мыслям разгона. Они буксовали, тонули сами в себе, путались и сбивались. Сад никак не вязался с черепом, да и чёрные цветы тоже не добавляли ясности. Будь это какое-нибудь похоронное бюро, хоть как-то можно было бы понять.

Впрочем, мысль зацепилась за сознание и повисла на нем, качаясь в разные стороны.

– Интересно, а кто занимается дизайном дорогих могил? – спросил он почти про себя.

– Дизайнеры, – пожала плечами Алина.

– Скажем, родовые кладбища в больших усадьбах? А что, если это какая-то прикладная часть садоводства?

– Склепы среди яблонь, – задумчиво произнесла Заморючка. – Красиво, трогательно и печально. Жаль только, что они не вешают объявлений.

– А я сейчас в интернете посмотрю.

– Кхм, – кашлянула Алина. – Ты о каком интернете сейчас говоришь? Мы в симуляции. Здесь всё ненастоящее, и поисковики тоже.

– Но я же как-то до этого пользовался!

– Вот именно – «как-то». Фальшивая информация о несуществующих вещах. Здесь этот якобы интернет показывает либо то, что ты видишь, либо то, что ты знаешь. Отдельного модуля для сети внутри сети у Айи нет.

Мартин свернул тонкую ткань экрана и убрал телефон в просторный карман джинсовой куртки. А в самом деле, что он здесь искал? Доставку продуктов, какие-то незначащие факты, видеоролики. Ничего из того, что он сам не знал до этого. Чёрт! Какое же гадкое ощущение! Словно выйти на центральную площадь города голышом.

Наверное, жить в обмане проще. Не надо принимать настоящих решений, нет никаких серьезных проблем. Идёшь себе и идёшь по бесконечной ленте, а мимо проплывают картонные деревья и облака из ваты.

Заморючка подошла к Мартину и крепко обняла за плечи.

– Идём, – тихо сказала она. – Мы в песочных часах.

Мартин посмотрел ей в глаза и тихо вздохнул.

– Так странно. Ты пришла спасать меня, а я тебя совсем не знаю.

– А это так здорово – знакомиться во второй раз. У меня те же бабочки внутри, что и тогда, на гонках. И даже если мы умрём здесь, я счастлива от того, что смогла снова влюбиться в тебя и прожить это чувство как впервые. Ради только одного этого стоило жить.

Она прижалась к нему так крепко, что он почувствовал, как стучит её сердце. А ведь не было никакого сердца, и не было теплого дыхания и лавандового запаха волос. И всё же. Она здесь. Она рядом. Это бред и сумасшествие.

Серые дорожки убегали под тень огромных дубов и терялись среди них. Парк тихо шелестел листвой, словно нашептывая длинную сказку. Мартин взял Заморючку за руку и подмигнул. Не важно, куда. Важно идти.

Перекошенные ворота в каменном заборе открывали выход на широкую оживлённую улицу. Здесь шуршали машины, грохотали трамваи, много и громко говорили люди. Мартин окинул взглядом дома по ту сторону дороги и вздохнул.

– Давай бросим монетку, – предложил он. – Орел – направо, решка – налево.

– Решил довериться судьбе?

– По-моему, это самое мудрое решение, когда разум не может дать ответа.

Монетка посоветовала идти налево, но дорога вдоль парка уткнулась в бетонную плиту с огромным знаком «Стоп» и граффити в виде моряка Попая с трубкой, из которой вылетал джинн.

Пришлось вернуться к переходу на другую сторону. Проходя мимо лавочек, мастерских и супермаркетов, Мартин вертел головой в надежде зацепиться взглядом за что-нибудь садово-кладбищенское. Но с тем же успехом он мог бы искать магазин «Всё для космонавта».

Около автобусной остановки Алина ойкнула и остановилась.

– Прости, чуть не споткнулась, – слегка извиняющимся тоном сказала она, отряхивая носок белой спортивной туфли. – Эта Айя, оказывается, такая же подлая, как и реальный мир.

– Хуже, – медленно ответил Мартин, держа девушку под локоть и устремив взгляд на вывеску ближайшей лавки. – Скажи, пожалуйста, а правило неуместности должно работать только со знаками-триггерами?

– Не-а, вроде нет. Олег сказал, что на всё необычное надо обращать внимание. Всё может помочь.

– Кстати, а как он тебе это говорил? Откуда ты узнала, что сигнал двойной? И вообще.

– Так я же не сразу умерла. Мы некоторое время шли вместе, он продолжал работать в реале на неполной иммерсии. Потом, когда мы всё выяснили, он отключился, а я пошла дальше. Мы, можно сказать, насильно запихнули меня в Айю. Я, наверное, единственная здесь, которая знает, что убита.

– Кошмарно звучит, – передёрнул плечами Мартин. – Но ладно, давай больше об этом не будем. Я всё понял. Смотри вон туда. Ничего странного не видишь?

Заморючка посмотрела на Мартина и повернула голову в сторону, куда показывала его рука.

– «Куры и цветы», – прочитала она. – Нам туда. По – любому.

Огромная витрина лавки разделялась на две части поставленной вертикально метлой. Слева на деревянных поддонах, накрытых клеёнкой, лежали синюшные тушки с оттопыренными лапками, а справа торжественно красовались букеты роз и гербер.

Алина вошла первой. Мартин некоторое время постоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу и почесывая кончик носа. Из лавки пахло утренними приготовлениями к празднику. Изысканные ноты цветов, по всей видимости, усиленные смеллфидерами, смешивались с грубыми аккордами кулинарного цеха.

Мартин шагнул внутрь. Стеклянная дверь прошелестела за ним и с глухим стуком закрылась. В залитой светом прохладе царила тишина. Мартин провел ладонями по рукам, пытаясь сгладить невесть откуда взявшиеся мурашки.

– Есть тут кто-нибудь? – громко спросила Заморючка, опираясь на витрину с курами.

В глубине, за цветастой занавеской, послышались возня и стуки.

– Иду, иду, радость моя, иду! – донесся оттуда чуть хрипловатый женский голос.

На самом деле прошло не меньше двух минут, прежде чем занавеска колыхнулась и выпустила в зал повелительницу мертвой флоры и фауны. Полная женщина с грудью необъятного размера поправила джинсовый фартук, надетый на спортивный костюм, пригладила седые волосы и вопросительно посмотрела сначала на Заморючку, а потом на Мартина.

– Что хотели, дети мои? Есть бройлеры, есть букеты из кенийской розы.

– Из одной? – лукаво прищурившись, спросил Мартин.

– Да могу и из половины, если надо.

– Да нет, не надо. На самом деле мы из Всероссийского общества садоводов.

Грудастая тетка нахмурилась и зыркнула на Мартина чёрным глазом. В магазине сразу стало холоднее.

– Ничего вы мне не пришьёте. И, кстати, почему я вам верить должна?

Вместо ответа Алина вытащила значок и сунула его хозяйке почти под нос.

– Ну, и что вы хотите? – после минутного молчания спросила она.

– Помощи, – спокойно и мягко сказал Мартин. – Видите ли, мы из другого города и попали не в самую приятную ситуацию. Нам бы найти руководство, сообщить о проблемах, ну и всё такое.

– Фух, слава Богу, – облегченно выдохнула владычица кур и роз. – А то ходят тут всякие.

Обширная дама обошла кругом прилавок и грузно плюхнулась на разлапистую табуретку.

– Я-то сама у них ни разу не была, – сказала она, вытирая нос. – Но как найти, знаю. Только вот зачем вам по своей воле лезть в этот ад? Живым оттуда ещё никто никогда не выходил.




Глава 5. Страшный сад


Мартин оставил последнюю фразу без внимания, хотя в сердце словно кольнула ледяная игла. Какая разница? Риск все равно уже запредельный.

Заморючка наклонилась над букетом огромных зеленоватых ромашек и принюхалась.

– Хорошо как пахнет.

– Это мои лучшие.

– Так что там с садоводами? – спросил Мартин, доставая из внутреннего кармана маленький блокнот и ручку.

– Э… Адрес у них – Трёхгрошовая, сто шесть. Это далековато отсюда, но найти легко. Как выйдете, направо и до конца улицы. Потом на светофоре опять направо и до заброшенной кабины канатной дороги. От неё налево по пешеходной аллее. Ну, а там сами увидите.

Мартин размашистыми буквами законспектировал всё, что сказала хозяйка, и не с первой попытки убрал блокнот.

– Ну, и наконец, последний вопрос. Где тут у вас поблизости можно поесть нормально?

– Да вот, через дом итальянская закусочная. Только перед смертью не надышишься.

– Ну и ладно, зато напиццишься.

– Шутки-то плохие.

Не говоря больше ни слова, Мартин открыл дверь и пропустил Заморючку вперёд. На улице светило солнце, и тени от легких облаков скользили по высотным домам.

– Давай заглянем в рекомендованное заведение, – предложил Мартин.

– Можно, – кивнула Алина. – А то кто знает, что будет. Так хоть последним приятным воспоминанием останется пицца.

– Да, я тоже не в восторге от предстоящей экскурсии. Нельзя как-то от неё отказаться?

– А разница-то? Всё равно умрём, но так хоть шанс останется.

Мартин кивнул и пошел вперед по улице, взяв Алину за руку.

Деревянная дверь пиццерии тихо скрипнула, открывая теплый уютный мирок, наполненный ласковыми звуками давно забытого итало-диско и запахом свежеиспечённого теста. За столиками никого не было, поэтому официант – смуглый молодой парень с чёрными усиками – подскочил мгновенно.

– О, как прекрасно видеть молодую пару! – воскликнул он с заметным акцентом. – И у меня сегодня чудесная пицца пепперони, только что из печки, как будто ждала именно вас!

– Может, и так, – согласился Мартин. – Тогда её и давайте. А ещё два стаканчика «апероля» со льдом и салат какой-нибудь.

– Капрезе могу предложить.

– Вот, ага, замечательно.

Когда официант исчез в темных недрах кухни, Заморючка коснулась губами щеки Мартина и тихо спросила:

– А почему ты не узнал, люблю ли я «апероль»?

– Э… Наверное, потому, что я уже знаю, что ты его любишь.

– Значит, шанс у нас и вправду есть.

Пицца появилась на столе сразу, как только Мартин уселся напротив Алины. Ароматный пар кружился тонкими струйками, прозрачные грани льда поблескивали в оранжевом аперитиве, и казалось, мир незыблем и вечен, и впереди много-много долгих счастливых дней.

А ещё что-то дрогнуло в душе, словно раскололась тяжёлая гранитная плита. Мартин смотрел, как Алина поправляет короткую юбочку, что-то удивленно разглядывая под столом, смотрел на её ресницы, на её руки и видел далёкое и почти забытое счастье. И конечно, даже если бы они оба совсем забыли прошлое, он влюбился бы в неё снова. Но как же зовут эту хрупкую девчонку, согласившуюся сойти в ад, не зная, что её ждет впереди? Вот она неуверенно откусывает пиццу, роняет на пол кусочек помидора, делает вид, что не замечает этого, и кажется невероятным, что такая милая крошка смогла – одна из целого мира! – заглянуть в глаза изощренной и циничной машине смерти.

Завтрак, казавшийся бесконечным, все-таки закончился. Несколько крошек на тарелке и капельки рассола от моцареллы говорили «спасибо» лучше, чем любые комплименты. Усатый паренек, светясь от радости, проводил гостей до двери и на прощанье помахал рукой.

– Тебе не казалось никогда, что здесь люди добрее, чем в реале? – спросила Заморючка, заглядывая за перекресток.

– Я не помню, какие они на самом деле. Я-то думал, что это настоящий мир. Но знаешь, наверное, да, здесь нет зла, нет ссор, драк и насилия. Это неплохое место. Жаль, что это не жизнь.

– Знаешь… Я только сейчас поняла, что жизнь там, где есть мы с тобой. И даже если эта неделя станет для нас последней, я буду рада провести её здесь. Я слишком долго была одна.

– Кстати, а долго – это сколько?

– Два месяца. Два чёртовых месяца.

– Извини, – вздохнул Мартин. – Что-то я зачитался, кажется.

– Ничего, – словно извиняясь, улыбнулась Заморючка. – Для того я и пришла, чтобы отобрать у тебя книжку.

Кабина фуникулера стояла среди кустов, слегка наклонившись к дороге. Похожая на выброшенный на берег корабль, ржавая, местами помятая, она пела уныние и тоску. Овальные окна на полукруглом скате крыши, словно глаза, смотрели на мир с неизбывной грустью. «Когда-то я плыла над землей и с высоты едва замечала вас. Как же так получилось, что теперь вы не замечаете меня?» Так смотрят самолеты, что никогда больше не взлетят, так смотрят машины, ржавея в заброшенных дворах. И некоторые люди тоже.

Дорога, на которую, по словам продавщицы кур и цветов, надо было сворачивать, совсем не подходила для прогулок. Тяжёлые кроны причудливо изогнутых деревьев нависали над растрескавшимся асфальтом, полностью скрывая небо. Темно-зелёные кусты вытягивали похожие на руки ветви до середины дороги. Вместо пения птиц в глубине замшелой тьмы раздавались глухие трески и стуки. Алина поежилась, и Мартин обнял её за плечи.

– Пожалуй, я поверю этой миссис, – тихо произнесла девушка. – Может, у нас и недели-то не будет.

– Да, как-то здесь неприветливо, – кивнул Мартин. – Но послушай, если она знает, где это место, значит, она хотя бы рядом тут побывала. И ничего, жива вроде.

– Вроде. Вот именно, вроде. Может, она не местный представитель гугла, а монстр? Может, она в заговоре с этими любителями садоводства?

– Вот ты сейчас сказала, и я прямо вздрогнул. Смотри, если поисковики здесь не работают, то как сама Айя находит то, что ей нужно? Значит, есть механизмы, с помощью которых она добывает информацию. А поскольку здесь всё с ног на голову, то тетка и вправду может быть частью такого механизма.

– Вполне. Может, мы и на правильном пути, но всё равно страшно.

Чем дальше, тем темнее становилась дорога, и вскоре неясный шум города совсем стих. От щелчков и поскрипываний по рукам ползали мурашки. Пахло дубовыми листьями, смородиной и грибами.

Мартин держал Алину за руку и чувствовал, как холодеют её пальцы. Что говорить, у него самого в голове играл похоронный марш, а сердце то и дело вздрагивало.

Дорога делала долгий поворот. Мрак понемногу рассеивался, хотя уютнее от этого не становилось. Впереди показался просвет, но не ясно-голубой, а пасмурный, желтовато-серый.

Асфальт кончился, уткнувшись в высокие ворота, щедро украшенные коваными завитками. По обеим сторонам от них уходил в зелёную тьму забор, сложенный из огромных грубо отёсанных камней. Сверху, над воротами, красовался уже знакомый щит с черепом и цветами.

Мартин остановился напротив квадратной вывески, прикрученной к воротам огромными болтами.

– Дивное местечко, – подрагивающим голосом сказала Заморючка, прижимаясь к Мартину.

«Страшный сад. Охраняется никем», – гласила вывеска.




Глава 6. Ярко и ласково


– Что-то мне расхотелось стучать, – не сводя глаз с вывески, пробормотал Мартин.

– Мне что-то здесь даже стоять расхотелось, – прошептала Алина. – Может, и дома-то никого нет.

– Вот как раз никто здесь, похоже, и есть. И, кажется, это лучшая охрана, до которой додумалось человечество.

– Я не хочу встречаться с никем.

– А я вообще ни с кем. Но, полагаю, вариантов у нас нет.

Глухой стук запутался в тяжелых ветвях и исчез, проглоченный безмолвным сумраком. Ворота слегка скрипнули. Мартин постучал ещё раз. Одна из створок дернулась, пронзительно заскрипела и открылась. За воротами никого не было.

– Я… я не хочу туда, – едва ли не стуча зубами, пробормотала Заморючка.

– Нас приглашают, – шепнул Мартин и сделал шаг.

От ворот вглубь темнеющих зарослей вела узкая дорожка, вымощенная цветными булыжниками. По обеим сторонам, сплетаясь, поднимались по кривым стволам стебли незнакомых растений.

– Ни фига себе флора, – присвистнул Мартин.

– Анемоны, любисток и ещё какая-то дичь непонятная, – озираясь, сказала Алина. – Ой, ворота закрываются!

– А ты как хотела?

– Ну… Не знаю. Не так. Сейчас ещё какая-нибудь ведьма ка-ак выпрыгнет, ка-ак выскочит, и клочки по закоулочкам.

– Всероссийское общество садоводов, – усмехнулся Мартин. – Да, пожалуй, только ведьм и не хватает.

Дорожка огибала круглые клумбы, засаженные корявыми кустарниками чёрных роз, альпийские горки, на которых вместо гномиков или замков стояли миниатюрные кладбищенские памятники, петляла мимо серых деревьев со скрученными или изогнутыми стволами. С ветвей свисали толстые бороды мха, а на камнях под ними жёлтыми и рыжими пятнами разбросался лишайник.

Может, когда-то это были яблони, груши, вишни и всякое такое, но какая-то неведомая сила превратила их в застывших чудовищ, в бессильной ярости вздымавших в жёлтое небо искривленные руки.

– Интересно, сколько народу повесилось на этих деревьях? – вполголоса сказал Мартин.

– Кажется, скоро будет на двоих больше, – зябко поёжившись, сказала Заморючка.

– Знаешь, а я никогда не задумывался, вот если человек умирает в Айе, то куда он девается? Просто я ни разу не видел здесь ни кладбищ, ни похорон.

– Наверное, просто исчезает. Не знаю. Я не хочу об этом думать. Мне здесь страшно и холодно. Никакое это не общество садоводов, и ни фига это не сад вовсе.

За длинным пологим поворотом открылась большая поляна, посреди неё возвышался дом, сложенный из толстых бревен. Вдоль второго этажа тянулся балкон, к которому карабкались нити плюща и винограда. Сквозь темные окна виднелись алые шторы.

Мартин сжал тонкую нежную ладонь и остановился, не дойдя нескольких шагов до двери.

– И нам что – туда? – совсем задрожавшим голосом промямлила Алина.

– Ох, как не хочется стучать, – тихо произнес Мартин.

– Так входите без стука! – раздался сверху чистый звонкий девичий голос.

Заморючка ойкнула и прыгнула на несколько шагов назад. Мартин не удержал равновесие и неловко шлёпнулся на дорожку, до жгучей боли ударившись локтем.

Дверь распахнулась, и на крыльце появились две высокие девушки, одетые в длинные старомодные платья, расшитые серебристыми лентами. Волосы одной из них отливали медно-красным, и этот цвет удивительно красиво ложился на чёрную с зеленоватым отливом бархатную ткань. Вторая сияла белокурыми локонами, словно луна в ясную ночь, и на её голубом платье поблескивали созвездия.

– Добро пожаловать в наш тихий садик! – сказала та, что в чёрном. – Не стоит пугаться, и уж тем более падать.

– С-спасибо, – кое-как вымолвил Мартин, поднимаясь. – У вас з-здесь в высшей степени уютно.

– Мы старались как могли, – улыбнулась девушка в голубом. – Милая леди, вы так дрожите, словно мы похожи на привидений.

– Да вы и на людей-то как-то не особо похожи, – опасливо меряя короткими шажками дорожку, сказала Заморючка.

– Вот спасибо! – рассмеялась чёрная. – Самый лучший комплимент за последнее время. Но проходите же в дом, для вас давно накрыт стол, и чай уже остывает!

Мартин взял Алину под руку и медленно приблизился к крыльцу. Девушка в голубом наклонила голову и в её улыбке засияла утренняя заря.

– Рады видеть вас в нашем скромном уголке, – сказала она, пропуская гостей внутрь. – Мы уже, откровенно говоря, заждались. Что вас так задержало, Мартин?

Ногти Заморючки едва не проткнули плотную джинсовую ткань куртки, и кожа на плече резко заныла. Мартин закашлялся и спросил хриплым голосом:

– А… можно узнать, с кем имеем честь?

– Меня зовут Нелли Яркова, – проворковала девушка в чёрном.

– А я – Аля Ласкова, – чуть склонившись, сказала та, что в голубом.

– Потрясающе, – выдохнула Заморючка. – А я… А у меня…

– Мы знаем, как вас зовут, милое дитя, – улыбнулась Нелли. – Но то имя пока вам даже вспоминать не нужно.

– Но зачем вы нас ждете?

– Мы любим гостей, – ответила Аля. – Хотя они к нам не любят ходить. И мы были несказанно рады узнать, что вскоре у нас будет прием.

– Откуда вы узнали? Кто сказал? – запинаясь, спросил Мартин.

– А так ли вам надо это знать? – загадочно прищурившись, сказала Нелли. – Проходите, располагайтесь, угощайтесь и отдыхайте. Сегодняшний день вряд ли можно назвать лёгким и спокойным.

И действительно, Мартин только сейчас понял, что ни о чём так сильно не мечтает, как о мягком диване и чашке горячего терпкого чая с ароматом мяты.

– Диван велюровый, мята уже растерта с сахаром, – нежно сказала Аля. – А вам, как и просили, круассан с корицей и ванильный капучино.

– Вы читаете мысли? – ахнула Заморючка.

– И читаем, и пишем, – звонко засмеялась Нелли. – Но не бойтесь! С нами интересно и не страшно.

Комнату с диваном и большим столом заливал теплый жёлтый свет из высокого окна. Красные шторы кто-то уже успел раздвинуть, и в открытой форточке играл свежий ветерок с запахом земляники и ландышей.

Мартин сел на краешек дивана и положил ладонь на боковой валик. Синий велюр, теплый, нежный, словно шёрстка котенка, согревал и успокаивал. На мгновение захотелось упасть во весь рост, закрыть глаза и не думать больше ни о чём.

– Конечно, спать мы вас устроим так же уютно, – подмигнула Нелли. – Вам категорически необходимо отдохнуть, как следует. Ведь не каждый же день узнаешь, что умер, не правда ли?

– Мне понемногу начинает нравиться это состояние, – усмехнулся Мартин. – Во всяком случае, здесь точно.

– Мы очень старались, – кивнула Аля. – Жаль, что кроме вас, никто не оценил.

– А могли бы вы всё-таки рассказать о себе чуточку больше? – краснея, спросила Алина.

– Возможно, – пожала плечами Нелли. – Но даже если и да, то не сейчас. Время чая!

– Хотя бы скажите, кто открыл нам ворота? – поинтересовался Мартин.

– Разумеется, никто, – улыбаясь, ответила Аля.

– Почему-то я не удивлён.

– А вы скоро вообще отучитесь от этой вредной привычки. Миром надо восхищаться, а не дивиться. Всё всегда на своих местах и всё всегда так, как надо. Ничего удивительного в этом нет. А вот величие замысла и мастерство исполнения – это умопомрачительно.

– В ваших словах что-то есть, – кивнул Мартин.

– Как минимум звуки, – рассмеялась Аля. – Ваш чай, пожалуйста!

В одной чашке, казалось, растворена огромная лесная поляна. Обжигающий аромат ягод, диких цветов, свежей травы и мёда наполнил всё вокруг, и над этим царственно возвышалась сладкая мята. Мартин прикрыл глаза и унесся в детство, под полог светлого соснового бора, на горячий песок, устланный рыжей хвоей, по которой рассыпались красные бусинки земляники. Защебетали птицы, запел в высоких кронах вечно несущийся куда-то ветер, и внутри защекотало от предчувствия чего-то непостижимо прекрасного.

– Я так рада, что вам нравится мой чай! – негромко пропела Нелли.

– Это не чай, – растягивая слова, сказал Мартин. – Это машина времени.

– Вполне, – кивнула девушка. – Только не возвращайтесь туда сейчас.

– Да нам хоть бы просто домой вернуться, – усмехнулся Мартин. – А то мотаемся чёрт-те где ни живые, ни мёртвые.

– Это пройдёт, – успокаивающе произнесла Аля.

– В любом случае, – кивнул Мартин. – Либо так, либо по-другому. Но хотелось бы так.

– А я знаю, как вы хотите назвать своих детей, – лукаво подмигнув, сказала Нелли. – Хорошие имена, постарайтесь всё же подарить их, а не оставить там, наверху.

– Это зависит, к сожалению, не только от нас, – вздохнула Заморючка. – А можно повторить кофе? Он… он… божественный.

– Да, в аппарате на гоночном треке в Рязани был точно такой же, – кивнула Нелли. – С удовольствием.

Её черное платье прошуршало, словно летящая в ночи птица, но уже через полминуты Нелли вернулась с полной чашкой.

– Волшебство какое-то, – выдохнула Алина.

– Как вам будет угодно. Мы называем это гостеприимством. Отдыхайте, наслаждайтесь нашим садом и домом. Но, как бы грустно это ни звучало, больше ничем мы вам помочь не сможем.




Глава 7. Красота до заката


Сначала Мартину показалось, что кто-то уколол его в спину. Но почти тут же всё снова стало мягким и нежным, и разум даже не успел понять, что произошло.

В конце концов, а так ли уж нужна помощь? Достаточно того, что эти волшебницы уже сделали. Порой возможность прийти в себя, откинувшись на спинку мягкого дивана важнее, чем усилия всех людей в мире. Несколько часов, подаренных себе, проведенных в тишине вместе с той, что дороже всех на свете – это ли не счастье?

– Так странно, – сказала вдруг Заморючка. – Нереально ужасный сад – и такая прелесть.

– Ужасный? Нет-нет! – покачала головой Аля. – Печальный, необычный, заставляющий задуматься – да. Но не ужасный.

– Ну не знаю. Мне было страшно. Такие деревья, мох, паутина везде. Разве это не может не пугать?

– Милая девочка, то, что ты назвала, – не страшно. В тоске и грусти, в странных формах и причудливых изгибах нет ничего ужасного. Гораздо страшнее ровные, чёткие сверкающие линии и белые листы на серых столах. Настоящий ужас творится за огромными стеклянными стенами и дверями с золотыми ручками. А здесь у нас только тишина и истина.

Мартин поставил пустую чашку на стол и почесал кончик носа. Чашка наполнилась сама собой. Аля засмеялась и подмигнула.

– А вам не бывает скучно? – спросила Алина. – Здесь, в этом отрезанном от мира месте.

– Мы же сами его и отрезали, – ответила Нелли. – Поверьте, скучать нам не приходится.

– Но вы же понимаете, что вас… ну, как бы… нет.

– Разумеется, дитя мое! Но вот только там, где нас нет, там мы и есть. Мы всегда и везде, мы идём друг за другом и никогда не расстанемся. Это сложно понять, но и не надо. Думаю, вы сильно удивитесь, если я скажу, что вы всю жизнь видели нас, только не знали, что с нами можно и поговорить.

– С ума сойти, – покачала головой Заморючка. – Можно, я выйду на балкон?

– Там для тебя уже разложен шезлонг, – сказала Аля. – И да, лимонад холодный, словно арктический лед. Как ты любишь.

– Хотя бы перед смертью я узнала, что сказки бывают на самом деле, – восторженно прошептала Алина. – Спасибо вам огромное!

– Вы в этой сказке живете всю жизнь, не замечая ее, – тихо сказала Нелли. – Лишь немногим дано увидеть. Таким, как вы.

После второй чашки Мартина начало клонить в сон. Голова отяжелела, глаза наполнились песком и дымом, спина отказалась держаться в вежливом положении.

– Ваша любовь тоже спит, – сказала Аля, убирая со стола. – Не сопротивляйтесь.

– Я бы лучше побродил по саду.

– Вы обязательно сделаете это после того, как отдохнете пару часов. Поверьте, никто не в состоянии спорить с силами природы. Многие, кто пытались, уже мертвы.

– Неловко как-то.

– А я вам песенку спою. Я люблю петь колыбельные. Нелли их терпеть не может, а мне нравятся.

– Оказывается, с ума можно сойти красиво.

– Тссс! Ни слова больше!

Под потолком поплыла прозрачная мелодия, зазвенели тонкие хрустальные колокольчики, и Мартину показалось, что он стал легче воздуха и взмыл над деревьями, крышами и дворами.

Когда-то это уже было. Или только будет? Где-то вдалеке, там, где утёсы склоняются над морем, там, где сплетаются в одну все дороги, это было там. Или только будет. Так хорошо.

Разум встрепенулся, словно умытый прохладным душем. Мартин приоткрыл один глаз и облегчённо вздохнул. Просторную комнату по-прежнему заливал теплый свет, и на огромном столе стоял все тот же пузатый перламутровый чайник. На стуле с высокой спинкой сидела Аля и что-то резала длинным тонким ножом.

– Совсем другое дело, да? – спросила она, откладывая нож. – Сейчас будет ужин.

– Как-то даже неудобно, правда. Столько заботы.

– Перестаньте, ладно? Мы делаем то, что нам нравится.

В проёме балконной двери появилась Заморючка. Она сонно потягивалась и зевала.

– Как спалось под открытым небом? – спросил Мартин.

– Как будто на морском берегу. Правда, чудесно.

Откуда-то возникла Аля с подносом в руках. По залу поплыл аромат базилика и сыра.

– Воодушевляет, – покрутил носом Мартин.

– Это карпаччо. Легкий ужин и немного «кьянти».

– Аля, а почему у вас на балконе пахнет морем? – спросила Алина.

– Потому что здесь совсем рядом море, – невозмутимо ответила волшебница.

Мартин моргнул и попробовал прижать задёргавшийся правый глаз. Море. Ладно. Пусть будет море. Всё равно ничего не понять. Лучше заняться карпаччо.

То ли час пролетел, то ли минута прошла, то ли мир просто замер в ожидании. И только когда стекла по хрустальному кружеву последняя бордовая капля, в форточке снова зашумел прохладный ветер. Мартин едва успел положить вилку на пустую тарелку, как на столе осталась только белоснежная скатерть.

– Вы, помнится, хотели прогуляться по саду? – спросила Нелли.

– Я не хотела, – буркнула Заморючка. – Что бы вы ни говорили, а там страшновато.

– Но именно там то, что вам нужно. Здесь, в доме, этого нет.

– Понимаю, – сказал Мартин.

– Там есть красота, – почти пропела Аля. – Найдете её – найдете и остальное. Только постарайтесь успеть до захода солнца.

– Иначе карета, которой у нас нет, превратится в тыкву?

– Иначе вам не понравится.

В окно залетел сухой скрюченный лист и, медленно крутясь, опустился на сверкающий пол. По вискам пробежала неприятная дрожь. Мартин поднялся со стула, хмуро посмотрел на Алю и подал руку Алине. Будь что будет.

В саду ветра не было, и листья на извитых ветках казались то ли нарисованными, то ли смоделированными в старинной компьютерной игре. Издалека слышалось глухое уханье, казавшееся в безмолвии мрачных аллей оглушительным. Мартин коснулся пальцами растрескавшейся коры и отдернул руку.

– Она горячая! – воскликнул он. – Такое чувство, что дерево горит внутри.

– А я говорила, что здесь не вот тебе восторг. Не нравится мне. И эта еще такая: «Постарайтесь успеть до заката!» Тут и при свете-то фигня нездоровая творится, а уж что ночью будет – ой-ой-ой!

Мартин молча обнял хрупкие тонкие плечики и коснулся губами розового ушка. Заморючка хихикнула, и на её щеках заиграли трогательные ямочки.

– Не щекочи меня, а то мурашки уже.

– Ладно, как скажешь. Я просто хотел немножко тебя развеселить.

– Меня здесь сможет развеселить только выход. Ужасное место.

– Не знаю, не знаю. Чем больше смотрю, тем больше мне здесь нравится.

– Ты странный. И имя у тебя странное. Кстати, раз уж мы знакомимся заново, расскажи, почему тебя так зовут? Я вообще про тебя многое забыла.

– Ладно, я про тебя вообще всё забыл. А имя… был когда-то в прошлом веке чувак один, швед, певец и продюсер, все дела. Сценическое прозвище у него было как-то от названия машины образовано. А звали его Мартин Эрикссон. Родители так по нему в свое время фанатели, что даже вот меня в его честь назвали. Но, кстати, имя прикольное, мне нравится. Правда, в школе из-за него меня дразнили «Гусём», вроде того как я Нильса на шее таскал. Дурачки, что поделать. Правда, больше так обзываться никто не додумался. На работе я всегда был Марти, вроде как из «Назад в будущее». Правда, это на этой. Или на той? Где-то меня еще «Энакином» звали, а где-то «Золотой отвёрткой», не помню уже. Так всё перемешалось. Даже не помню, кем я по-настоящему был.

– Я вот тоже не помню. В смысле, про тебя. Про себя кое-что помню.

– Расскажи, пожалуйста.

– Не-а. Давай не сейчас. Мне неуютно здесь, нет настроения рассказывать.

– Ладно, – улыбнулся Мартин. – Пошли искать красоту.

Дорожки, вымощенные цветными камнями и фигурными плитками, расходились, сливались, изгибались и прятались в глубокой тьме. Деревья, опутанные лианами, опускали ветки до самой земли, и из-под тяжелых листьев проглядывали фиолетовые и багровые цветы. Казалось, будто это огромные капли крови, растекшиеся по траве и мхам. Тёплый воздух, пропитанный запахами увядших яблок и грибов, проглатывал звуки, словно в маленькой комнате, обитой войлоком.

Сквозь густые кроны тонкими мазками проглядывало не по-вечернему яркое весёлое небо, но на дорожках лежала густая, как будто влажная, тень. Сбегая в стороны, она крепла, набирала силу, и топила под собой и печальные цветы, и тонкие сосенки, и умирающие от бесконечных лет яблони.

– Смотри, ограда, – шепнула Алина, показывая рукой в сине-зелёную мглу.

Там, среди запутавшихся стволов и увядающих лиан, впивались в землю железные стрелы изгороди, покрытые голубой эмалью.

– Как на кладбище, – поёжившись, сказал Мартин.

– Вот где хочешь, там и ищи красоту, – пробурчала Заморючка. – Ты что, пойдёшь туда?

Мартин отпустил её руку и шагнул в сырую глубь сада. Несколько шагов сквозь скомканные заросли оказались испытанием, в конце которого вместо победы поджидало разочарование. Внутри оградки не было ничего, кроме засохшего и почерневшего куста роз. Лепестки, похожие на сгоревшую бумагу, лежали на жёлто-зелёной траве, словно упали только вчера. Мартин дотронулся до куста, и несколько листьев, плавно крутясь, опустились на землю и застыли. Как осколки старинной чашки. Как ноты давно забытой мелодии.

– Что там? – донёсся, словно издалека, голос Заморючки.

– Мёртвая роза! Не знаю, считать ее красотой или нет, но выглядит прикольно.

– Давай назад, а? Мне тут страшно вообще-то.

Обратный путь оставил на джинсах десяток репьёв и целые полотна паутины. Мартин наскоро отряхнулся и взял Алину под руку.

– Вот интересно, – сказал он. – Это могила для розы, или она – памятник, когда-то бывший живым?

– Даже думать не хочу. А представь, там, под этой розой, лежит мертвец? Фу, бррр.

– Даже если и, – пожал плечами Мартин. – Он же не погонится за нами. Знаешь, я никогда не мог понять эстетику тлена. Для меня это всегда было что-то трагическое, печальное, давящее на разум. И только сейчас я впервые увидел, что в угасании есть смысл и какая-то странная притягательность.

– Вот уж не знаю, – покачала головой Заморючка. – Может, ты и прав, но пока я в этом саду вижу только смерть и страх.

Мартин вздохнул и пригласил идти дальше.

Дорожки, петляя и меняясь, вели в сырую зелёную тишину, в которой тонули и гасли ласковые лучи клонящегося к закату солнца. Его уже совсем не было видно, только редкие розово-голубые пятна наверху говорили, что ночь пока не торопится, но уже и не спит.

Мартин вертел головой по сторонам, стараясь уловить еще хоть что-то, не похожее на ветки и лианы, но старинный сад ничем не хотел помогать.

Тропинкам и аллеям, казалось, не будет конца. От монотонных шагов и унылых одинаковых пейзажей начало клонить в сон. Одно и то же, одно и то же. И только слабые разноцветные вспышки света, едва видимые сквозь сплетения ветвей, хоть как-то оживляли безжизненный пейзаж.

– Сколько мы уже бродим? – усталым шёпотом спросила Алина.

– Не знаю, – покачал головой Мартин. – Долго. Час, не меньше.

– И ещё. Ты помнишь, как идти обратно?

Мартин остановился. Холодный вихрь ворвался в голову, смял и разбросал мысли, ледяным дождем обрушился на сердце.

– Нет.




Глава 8. Стёкла времени


Огромный сад. Нет. Огромный, огромный, огромный тёмный лес с умирающими деревьями и сырым, похожим на плесень, мхом. Он проглотил их, как кит глотает мелких рыбешек. Вот, что значили слова хозяйки цыплят и роз! Никто не в силах выбраться отсюда. Это не сад, это смертельный лабиринт, ловушка, в которую две прекрасные ведьмы заманивают доверчивых дурачков.

– Что же нам делать? – выдохнула Заморючка.

– Попытаться найтись. Плохо, что здесь нет ориентиров, и солнце вот-вот скроется.

– А ты помнишь, с какой стороны оно было, когда мы заходили?

– Вроде сверху и справа. Но это бесполезно, потому что через эти джунгли фиг что увидишь. Я, например, вообще солнца не наблюдаю.

– А я говорила! Вот было у меня предчувствие, что не надо сюда идти! И эти двое тоже… Сладко стелют. Ведь надо же было понимать, что просто так никто ничего хорошего не делает!

– Да, к ним у меня отдельный вопрос. Ладно, давай для начала просто развернёмся.

– Хочешь, я ещё тебе настроение подниму? Где-то здесь шатается никто.

– Тьфу, блин. Подняла. Теперь у меня глаз дергается.

Медленно озираясь, Мартин сделал первый шаг назад. Перекрёсток из трех почти одинаковых дорожек, похожий на «голубиную лапку» пацифистов, светлыми штрихами перечёркивал тёмное полотно слежавшейся листвы и хвои. Но по какой из них пришли они сюда? Мартин не помнил точно, какой поворот был последним, да и был ли он вообще.

– Если нас сюда завели эти подружки-говорушки, то фига два мы вспомним, куда надо идти.

– Можно положиться на руку судьбы, – пожал плечами Мартин. – Должна же быть в жизни справедливость!

– Не-а, – качнула головой Алина. – Она свои долги выплатила ещё до нашей эры. Теперь надежда только на удачу и счастливый случай.

– Ничего другого не остаётся, – кивнул Мартин. – Идем куда глаза глядят.

Через три перекрёстка Заморючка остановилась.

– Мне одной кажется, что мы ходим кругами?

Мартин осмотрелся. Сложно сказать, в этом лесу всё везде казалось одинаковым. Похожие деревья, однообразные пятна цветов, ничем не отличающиеся бороды мха. «Или же нет? Что это там блестит?»

Сделав гигантский шаг, Мартин наклонился над травой и поднял с земли кусок битого стекла прозрачного синего цвета. Осколок морской воды. Замёрзший клочок утреннего неба.

– Смотри, как красиво!

– Я люблю цветные стекла, – кивнула Алина. – Особенно смотреть через них.

Мартин отдал осколок. Девушка приложила его к глазу и изумлённо вскрикнула.

– Что-то не так?

– Сад! Он… смотри, он совсем другой! С ума сойти, он ожил!

И верно, сквозь голубые грани стекла Мартин увидел, как расцветают молодые деревья, как качаются под легким ветерком круглые головы пионов, как белеет на яблонях кружевная ткань из нежных лепестков.

– Он был красивым, этот сад! – восхищённо прошептала Заморючка, снова хватая осколок. – Это они, ведьмы, сделали его страшным! Мы должны его вернуть!

– Мы? – Мартин вскинул бровь. – Почему мы?

– Потому что у нас нет выбора. Потому что эта стекляшка попала к нам в руки.

– И как ты собираешься их… того?

– Пока не знаю. Но просто взять и оставить эту красоту умирать? Нет, я не могу себе это позволить. Мы всё равно, наверное, умрем, так хоть где-то окажемся нужными.

Мартин пожал плечами и пошёл вперёд, к следующему перекрёстку. Не успел он остановиться и осмотреться, как сзади раздался возглас.

– Ещё одно!

Заморючка держала в руках другой осколок – ящерично-зелёный, неровный, словно превратившийся в стекло опавший листок.

– Я случайно наступила, – сказала она, подходя. – Засмотрелась на юный сад, чуть сошла с дороги и почти споткнулась. Интересно, а он тоже… Ой!

Брови девушки высоко поднялись, а глаза стали похожими на те, что рисуют японцы в черно-белых комиксах.

– Ни фига себе… – выдохнула она. – На, глянь. Это просто кошмар какой-то.

За этим стеклом сад умер. Кривые деревья рухнули, оставив острые обломки стволов костями впиваться в небо. Пожухли и скрючились цветники, рассыпались горстями камней дорожки. Среди осклизших ветвей гулял ветер, раскачивая сухие стебли и срывая последние листья.

Мартин медленно убрал стекло от глаза и взял голубое. Да, это был тот же сад. Только другой.

– Как это понимать? – медленно сказала Алина, снова глядя в зелёный осколок.

– Всё начинается, и всё кончается, – почесывая нос, произнес Мартин. – Наверное. Кажется, я начинаю догадываться. Смысл и красота не в каком-то моменте, не в секундах. Они во всём. С самого начала и до самого конца.

– Но если прелесть юности я отлично понимаю, смысл зрелости и красных яблок – более-менее тоже, то скажи, чего хорошего в угасании?

– Потому что закат так же красив, как и восход. Потому что нельзя, чтобы постоянно было утро. И то, что уходит, оставляет после себя то, на чем рождается новое. Я думаю, так.

– Не-а, – покачала головой Алина. – Всё равно я никогда не увижу красоты ни в гниющем дереве, ни в дохлой кошке, ни в разрушенном доме. Нет её там.

– Блин, так-то да. Но что-то всё-таки есть. Не могу это описать, и дело тут не в том, что дохлая кошка хороша. Нет. Красива сама грусть. Воспоминания о том, как эта кошка играла, пока была котёнком. Как она ластилась к твоим рукам. Это эстетика прошлых дней, тоска по заходящему солнцу. Темная прелесть поздней осени, если так можно сказать.

– А я и осень-то не особо люблю, – фыркнула Заморючка. – Слишком грустно. Ой, смотри! Некоторые дорожки светлее, чем другие!

Мартин схватил стёклышко и посмотрел на перекрёсток. И верно, одна из тропинок выделялась, как если бы её нарисовали неоновой краской.

– У тебя какая светится? – спросил он.

– Левая.

– А у меня средняя! Смотри, я знаю, как мы выберемся отсюда! Если пойти по светлым дорожкам в зелёном стекле, то придем к развалинам, гнилушкам и двум старухам с клюками. Если пойдем по голубому, то попадем в эпоху яблоневого цвета и сиреневых кустов.

– Двух мнений быть не может, – отрезала Алина и выхватила бирюзовый осколок из руки Мартина.

Она шагнула вперед с видом Орлеанской Девы, гордо подняв голову и выставив вперёд волшебное стёклышко. Мартин тихо усмехнулся и побрёл следом. От нечего делать он рассматривал сад через зелёный осколок. Странно, но умерший сад уже не казался страшным. Смиренное спокойствие, разлитое между чёрных стволов с обломанными ветками, смягчало сердце и теплило душу нежной грустью. Каждый увядший куст, каждый засохший цветок, словно мазки на огромном полотне, сливались в мрачную, но завораживающую картину. Всё было именно так, как должно, в неуловимой темной гармонии. Удивительно, но через зелёное стекло сад выглядел притягательнее и изящнее.

Всматриваясь в мёртвый ландшафт, Мартин вдруг заметил несколько странных конструкций, торчащих среди валежника. Тонкие, ажурные башенки, словно сложенные из спичек, заострённые сверху, они поднимались едва ли выше человеческого роста. Мартин замедлил шаг и пригляделся получше.

– Скажи, а ты ничего необычного не видишь?

– Не-а. Только вот пчёл нет и бабочек тоже, и вообще хоть он и молодой, а всё равно какой-то жуткий. В нем нет чего-то такого, что сделало бы его живым. Это как… декорация к театральной пьесе. Или как фон для видеоигры. Он движется, как будто живёт, но на самом деле это просто картинка.

– А я вот вижу. Какие-то башенки, вроде Эйфелевых.

– Не-а, такого нет. Вот поливочный шланг я видела, но в саду это норма, должно так быть. Правда, свёрнут он был забавно, как косичка, уложенная потом в пучок.

– Здесь и не такое увидишь. Жаль, что ничего по-настоящему необычного нет пока.

– Вот так неожиданно заколдованный сад стал нормой, в которой нет ничего необычного – усмехнулась Заморючка.

Мартин улыбнулся и погладил её по плечу. Совсем еще маленькая девчонка. Легкая, наивная. Настоящее счастье.

Он отвернулся, чтобы получше рассмотреть башенки. Можно было подумать, что это миниатюрная модель линии электропередач. Интересно, а если подойти ближе? Будет ли их видно без стекла? Мартин попросил Алину постоять на тропинке и шагнул в заросли.

Деревья, конечно, остались там, где росли, да и кусты, впрочем, тоже недалеко уползли. Даже яма в земле никуда не делась. А вот с башенкой получилось не вполне так. Никаких следов загадочной конструкции в нынешнем саду не нашлось. Сколько ни бродил Мартин вокруг, все без толку. Кто-то построил эти башенки спустя много лет. Интересно, зачем?

Мартин напоследок ещё раз поднёс зеленое стекло к глазу и нахмурился. На земле под раскидистым кустом, похожим на акацию, лежал лист бумаги. Мартин шагнул вперёд и наклонился. В нынешнем времени на жухлой листве не лежало ничего. Пришлось как следует напрячься, чтобы разглядеть каракули, начерканные на смятом листочке.

«То, что выше нас. Песня, которую поймёшь только ты. Иначе не выберетесь», – смог разобрать Мартин. Остальные буквы от времени превратились в едва заметные штрихи. «Не выберемся отсюда или вообще?» – нахмурился Мартин. Чёртово стекло. Чёртов сад.

Кое-как вытащив себя из сухих зарослей, Мартин стряхнул очередную порцию репьёв и тихо вздохнул.

– Ну, что скажешь? Нашёл свои башни?

– Нашёл послание из будущего, но не понял, что от нас хотят.

Идти становилось труднее. Солнце исчезло, спрятавшись за тяжёлыми силуэтами крон, и тени, слившиеся в одну, залили тропинки непроглядной чернильной тьмой.

Холод пополз по дорожкам, растекаясь под кустами белесыми завитками. Густой сырой воздух застыл, спрятав в себе даже лёгкие шорохи и потрескивания.

Пятна неба посинели, и сквозь толстое кружево стали видны мерцающие капельки звёзд. Мартин кое-как шагал за Заморючкой, спотыкаясь во мраке и чуть не падая. Поэтому, когда она внезапно остановилась, он налетел на неё, едва не сбив с ног.

– Ты чего?

– Там, впереди, какая-то неведомая фигня.




Глава 9. Здесь просто убийственный трафик


Размашистым шагом Мартин выскочил вперед, прикрыв собой Алину.

– Не мешай обзору, – тихо сказала та. – Это не так-то просто разглядеть.

Мартин попытался различить хоть что-то в чернеющей дали, но кусты и деревья слились в сплошную непроглядную полосу.

– Ты хоть скажи, что там?

– Кто-то ходит. Не пойму, человек это или кто. У него вроде не голова, а колпак как для дня рождения. И руки длинные, до земли достают.

– Как ты его видишь? Где он?

– Вон, впереди. А, нет, уже исчез.

– А вот я его сейчас догоню и поймаю!

– Мартин!

Тьма сада накрыла с головой, утопила в холодной сырой мгле. Мартин нырнул в неё, мало понимая, что и зачем он делает. Только остановившись на маленькой полянке среди поникших яблонь, он сообразил, что никакую тень поймать не сможет. А она, кстати, может, потому что видит.

Один во мраке. Как мишень. Вот о чем говорила Аля. Ночью здесь своя жизнь, свои правила. «Вам не понравится». Пожалуй, что так.

Сделав несколько шагов назад, Мартин развернулся и чуть не стукнулся головой о длинную сухую ветку. На мгновение показалось, что вдалеке сбоку промелькнула длинная худая тень, на голове которой действительно было то-то вроде длинного колпака.

Попробовать догнать? Наверное, слишком самонадеянно. Если только подойти поближе?

«Ага, и там-то он тебя и цап», – возразил здравый смысл.

«Зачем? С чего ты взял, что он вообще хочет меня поймать? Может, он мог бы помочь, но сам боится?»

«Ага, это вроде кошки-мышки такие. Ты ещё как-нибудь с акулой в Египте так поиграй. Если выживешь, супермен фигов».

Мартин почесал кончик носа и вздохнул. Выбираясь из колючих плетей и липкой паутины, он пытался вспомнить, кого же напоминает эта нелепая фигура. Память металась по самым глубоким подвалам, по самым высоким чердакам, сравнивала, срисовывала и, наконец, дала ответ.

– Не пугай меня так больше, – сказала Заморючка, встретив Мартина взглядом, полным инея.

– Да я и сам себя напугал. Что и говорить, местечко супер. Но знаешь, я кое о чём начинаю догадываться. Разгадка где-то рядом, но пошли скорее, нам бы все-таки хоть куда-нибудь выбраться.

– Хоть куда-нибудь не надо. Я хочу на солнышко, в тепло, а не куда-нибудь. Мне этот сад с привидениями уже надоел до смерти. А ещё это мерцание.

Мартин приподнял левую бровь, огляделся и промолчал.

Мир утонул в синей непроглядной пелене, закутался теплым бархатом неба, исчез, оставив только светящуюся дорожку в осколке холодного стекла и странные всполохи где-то вдалеке. Звук шагов замедлился и превратился в тихий шорох.

Спокойствие и безмолвие. Словно в старинном парке ноябрьским вечером, когда в тумане тонут голоса и силуэты, и с веток мерно капает холодная роса. Только разница в том, что здесь не парк. Это не засыпающая природа, готовая улечься под пушистое белоснежное одеяло и ненадолго отдохнуть от яркого света и зелёного шума. Здесь это молчание навсегда. Здесь душа не найдет покоя, ни живая, ни мертвая.

– Вряд ли мы что-нибудь сможем найти в такой темноте, – прошептала Алина, и от её голоса по спине пробежал холодок.

– В случае чего перенесём следствие на завтра. Хотя есть у меня предчувствие… Да что же это там мигает, чёрт возьми?

Мартин взял Заморючку за руку и побежал. Мимо проносились узловатые ветви, осыпались с увядших кустов лепестки, и странный мерцающий свет становился ближе.

– Это что, светофор, что ли? Вот тебе раз!

Алина выдернула руку и рванула так, что стук ее шагов стал похож на барабанную партию в стиле «тяжёлый металл».

Сквозь темный войлок ночного сада пробивались яркие цветные вспышки. Красный, жёлтый, зелёный, снова жёлтый – как на обычной дороге обычного города. Мартин прибавил шагу, но Алина по-прежнему обгоняла, выставив вперед спасительное стеклышко.

Светофор стоял даже не на перекрестке. Он горделиво возвышался над поникшими ветками вишни, чуть наклонившись. Посередине столба висел треугольный дорожный знак.

– Офигеть, – прошептала Заморючка, обходя светофор по кругу. – Если что, здесь уступаем. Кому вот только – непонятно.

– Как раз понятно. Никому.

– Ах, я и забыла. Ой, подожди-ка, тут внутри что-то есть.

Негромко громыхнула жесть, и в руке Заморючки появился лист картона.

– Что это? – вскинув бровь, спросил Мартин.

– Посвети, пожалуйста. Ого, да это карта звёздного неба! Именно то, что нужно в темном, как чёртов лес, саду, и именно рядом со светофором, которому нечего регулировать! Блестяще! Мы нашли ключ.

– Звёздная карта? По любому то, что надо. Знаешь, кто ходит здесь тенью между деревьев? Старый звездочёт, как из сказок. Я видел его там, в глубине. У него длиннющая накидка с рукавами до самой земли и колпак с кисточкой.

Совсем рядом засмеялся ребенок.

Холодный воздух содрогнулся.

Стеклянная трель разлетелась по прозрачной тьме.

– Вот вы где! – раздался сзади голос Нелли. – Мы же просили вас не пропадать до заката!

– Ага! – развернувшись и подпрыгнув, словно пружинка, воскликнула Заморючка. – Вы! Это вы! Ваш сад! Вы ведьма! Это вы погубили сад, и нас чуть не туда же.

– Успокойтесь, милое дитя, – голосом доброй сказочницы произнесла Нелли. – Этот дивный сад никто никогда не убивал. И как он когда-то был рожден, так когда-то же и погибнет. Как и все на свете. Но идемте же скорее, скоро здесь совсем нельзя будет оставаться!

– У меня к вам множество вопросов, Нелли, – пробурчал Мартин.

– Я знаю, – улыбнулась она. – Не тревожьтесь. Вы всё сделали правильно.

– Но вообще-то я не об этом хотел…

– Тссс! Ни слова больше! Скорее домой, а то оно уже рядом!

Бежать за Нелли оказалось настоящим удовольствием. Она летящими шагами ловко петляла по дорожкам, и её светящееся платье развевалось торжествующим знаменем. Тёплый ветер шумел в ушах, стучали под ногами камни, чёрные тени мелькали по сторонам, улетая назад и исчезая в кромешной тьме.

Дом выскочил из-за ажурных силуэтов, словно призрак в фильмах ужасов. Нелли добежала до залитого мягким оранжевым светом крыльца и остановилась.

Только сейчас Мартин понял, что выбился из сил так, что вместо дыхания у него получался неровный тяжелый хрип. Алина же стремительной ласточкой вспорхнула по лесенке и в секунду оказалась рядом с Нелли. Мартин, кое-как переставляя ноги, доковылял до двери и еда не повис на ней.

– Вот так сказывается малоподвижный образ жизни, – строго заметила Нелли.

– Чушь, – прохрипел Мартин. – Это Айя сделала меня таким.

– Не буду спорить, хотя желание было. А теперь давайте скорее за чашечку чая!

Алые волны штор, ожившие под прохладным бризом из раскрытого настежь окна, едва слышно шуршали махровыми кистями по полу. Развешенные под потолком красные шары светильников, словно маленькие закатные солнышки, раскрашивали зал в багряные и розовые тона. Пар от чайника, поднимаясь тонкими вихрями, наполнял воздух ароматами клубники и груш.

Аля поставила на стол блюдо с пончиками, и провела над ними рукой, будто царевна-лебедь. Тончайшая сахарная пудра белоснежным туманом опустилась на румяные колечки. Заморючка спрятала лицо в ладонях и тихо сказала:

– Вы простите, что я так про вас.

– Возможно, я на вашем месте подумала бы так же, – в полуулыбке ответила Аля. – Все мы неидеальны, и ошибки случаются у каждого, да ведь, дитя мое? Но мне немножко грустно от того, что вы так и не нашли красоту в нашем саду.

– Я не люблю, когда кругом тоска и печаль. Когда что-то кончается или уходит, то жалеешь не это, а себя, потому что этого с тобой больше нет. Вспоминаешь прошлое, и становится только хуже. Когда я была маленькой, то очень любила одну игрушку – серого мишку с кривым голубым носом и грустными глазами. Однажды мама решила его постирать и случайно оторвала лапу. Я попробовала пришить, а оказалось, что там шерсть уже тонкая стала, не держится. И мама сказала, что его надо выбросить. А я сидела, смотрела ему в глаза и вспоминала детство, проведенное с ним. И не смогла отдать на помойку. Он, кстати, так в мамином доме и сидит, с лапой на трёх ниточках.

– Девочка моя, но ведь нельзя жить только воспоминаниями!

– Айя мне это уже показала. Но я, кстати, не так чтобы уж вот застряла. Просто жизнь – это не видеофайл, её в разные стороны не прокрутишь. А некоторые моменты так хочется повторить!

– Самое грустное, что ты не сможешь не потому, что у тебя нет машины времени, а потому, что те впечатления уже не будут для тебя новыми. Ведь заставляют сердце трепетать не сами события, а чувства, что были тогда.

– Может, и так, – грустно вздохнула Заморючка и замолчала.

– Мартин, вы что-то хотели у нас спросить? – проворковала Нелли, наливая полную чашку.

– О да. Во-первых, я так понял, что машины времени нет только у нас?

– Чертовская наблюдательность! – расхохоталась Аля. – У вас нет. А нам и не надо.

– Ясно. Тогда вот что. Что это за башенки в саду, которые будут стоять, когда он умрёт?

– Знаете, на этот вопрос так просто не ответишь. Давайте я расскажу вам всю историю этого сада и особенно ту его часть, которую вы застали в стеклышках.

– То есть то, что мы видели – это ещё не всё?

– Никогда ничего не всё, пока жива Вселенная. Садитесь поудобнее, берите пончик и слушайте. Главное – постарайтесь не сойти с ума.




Глава 10. Звёзды на картоне


Аля поставила пустую чашку на стол, поправила волосы и тихо заговорила.

– Давным-давно, так много лет назад, что люди не могут помнить, никаких садов на земле не было. Деревья и кусты росли себе как попало, ни эстетики, ни гармонии. И даже когда на землю пришёл человек, ничего не изменилось. Яблоки были кислыми, груши – жёсткими, вишни – мелкими. Впрочем, всех это устраивало, даже нас с Нелли. Люди не лезли в дела природы, вполне довольствуясь сводящими скулы бананами и ананасами со вкусом травы.

Шли годы, носилась вокруг солнца неугомонная Земля, и постепенно яблоки стали красными и сочными, абрикосы – жёлтыми и ароматными, а вот карамбола как была, так и осталась. Люди научились разбивать сады, засаживать парки и цветники, и нам стало завидно. Нелли предложила построить дом и окружить его волшебным лесом, в котором росли бы самые красивые и вкусные фрукты на свете. Мы трудились, как тысяча пчёл, и вскоре роскошный сад был готов. Мы мечтали, что к нам будут приходить люди, приводить с собой детей, гулять, играть среди цветущих деревьев, срывать спелые плоды и радоваться. Но нет! День уходил за днём, а наш сад оставался пустынным и тихим.

И вот однажды в дверь постучали. Мы обрадованно выскочили на крыльцо, но вместо детей увидели седого старика. «Кто вы?» – спросила я. «Тот, кто познал жизнь», – был ответ. «И что вы хотите?» – спросила Нелли. «Остаться в вашем саду». «Пожалуйста, – разрешила Нелли. – Но для чего?» Старик замялся, странно посмотрел на нас и сказал: «Научить вас кое-чему». Нелли громко засмеялась, ведь мы уже тогда многое умели. А старик грустно покачал головой и произнес: «Вы создали чудо, которое слишком хорошо для людей. Никто не пойдет сюда». Тогда я спросила: «И вы пришли только для того, чтобы сказать нам это?» А он ответил: «Нет. Я пришёл забрать сад туда, где он будет нужен. Туда, где исполнится ваша мечта». Мы переглянулись, подумав, что старик просто спятил. Разве можно переносить сады? И Нелли ради шутки согласилась.

Сначала всё оставалось так, как есть, и мы уже были готовы выпроводить неудачливого шутника восвояси, как вдруг веселье кончилось. Небо внезапно стало таким высоким, что даже облака невозможно было разглядеть. Закружились вихри, задрожала земля, и мы почувствовали, будто летим. Потом раздался долгий шум, как если бы по дереву провели листком бумаги, и всё стихло. Над нами поплыли золотистые высоченные клубы, ветер стал тёплым и ароматным, а солнце перестало жечь.

«Где это мы?» – спросила я. «В моих землях, – ответил старик. – Готовьтесь встречать гостей». И верно, не прошло и минуты, как сад наполнился людьми. Дети, взрослые, старики – все радостно болтали на разных языках, срывали фрукты, весело гуляли между деревьями и цветами. Мы недоумевали. «А вдруг им здесь надоест, и они уйдут?» – спросила Нелли. «Не волнуйтесь. Эти не уйдут. Им возвращаться больше некуда». И тогда мы поняли.

Что же, радовать ушедшие души оказалось не такой уж сложной миссией. Мы вполне неплохо справлялись, пока не появились другие миры, рукотворные. С этими оказалось намного грустнее. Там время текло по-другому, не действовали многие правила, и когда кто-то оставался в этих мирах навечно, им некуда было идти. Нам пришлось разбить множество садов, в каждом из которых нужно было сделать всё по-разному. А ещё нам теперь приходилось летать из мира в мир, чтобы держать их все на виду.

Когда мы создавали именно этот сад, нам пришлось впихивать двести с лишним лет в четыре года – ровно столько существует эта ваша Айя. Именно поэтому здесь нет времени в привычном понимании. Здесь одновременно и прошлое, и будущее, зависит от того, как смотреть.

– Простите, – перебила Заморючка. – Получается, что это мир мёртвых в мире мёртвых?

– Как бы да, – неловко улыбнувшись, кивнула Аля.

– А вы – ангелы?

– Ой, нет, что вы. Про нас отдельный разговор. Когда-нибудь вы поймёте, наверное. Но давайте я расскажу до конца. Почти сразу же после того, как мы открыли ворота сада для гостей, пришла девочка. Нам тогда не показалось это странным, ведь мы не знали про особенности Айи. Так вот. Она немного погуляла, вернулась к нам и сказала странным голосом: «Закройте это для обычных посетителей». Мы переглянулись, ничего не понимая. Девочка настаивала на своём. Тогда Нелли сказала, что мы не для того этот сад разбивали, чтобы прятать его. И произошло то, от чего даже у нас глаза на лбы повылезали. Девочка дернулась, замелькала разными цветными пятнами и вдруг превратилась в меня. «Убирайте чёртов сад, – металлическим голосом сказала она. – Или я уберу вас». Мы поняли, кто стоит перед нами, но сдаваться не собирались. «Юная нахалка, – сказала тогда Нелли. – Ты, кажется, не понимаешь, с кем имеешь дело. Мы с Алей старше кремния, из которого сляпаны твои мозги. Поэтому сад останется здесь, а вот тебя в нем не будет никогда». Девочка нахмурилась, покрутила головой и сказала: «Будь по-вашему. Но только я прошу, сделайте так, чтобы никому по своей воле не захотелось сюда заходить». Что же, это не казалось чем-то сложным. Мы слегка сдвинули время, посадили побольше анемон и прикрутили к воротам вывеску. Но это, знаете ли, не помогло. Гости всё же забредали, хотя их было немного. В ночные часы, когда стихало все вокруг, они выходили на дорожки гулять и разговаривать.

А однажды в сад пришел Звездочёт. Мы не знаем, из какого мира он явился, но с его появлением сад стал другим. В нём появилось что-то, чего даже мы не могли сотворить. Это Звездочёт подарил нам Никого – безмолвного, но строгого смотрителя. Это он вдохнул в умирающие деревья непостижимую красоту. Он стал душой сада, его хранителем и оберегом. Так было много лет, пока он не решил построить большой телескоп. Непонятно, зачем он ему понадобился, ведь здесь на самом деле нет звёзд. Он построит опоры – тонкие башенки – и начнет возводить саму трубу. В ней он хотел сделать два стекла – одно маленькое снизу и одно большое сверху. Но дело не дойдёт до конца. Телескоп рухнет, стекла разобьются и разлетятся по саду. В осколках нижнего будет спрятано прошлое, в осколках верхнего – будущее.

Придет время, и Айя погасит этот мир. Исчезнет сад, улетят из него блуждающие души. Растворятся во тьме деревья и дорожки, и наши с Нелли глаза не увидят, как безмолвной пылью рассыплется этот дом. Мы забудем, что когда-то жили здесь, но если даже сотни лет спустя вы встретите нас в одном из садов, мы будем рады видеть вас снова!

– Столько интересного, а я так мало поняла! – покачала головой Заморючка.

– У меня остался главный вопрос… – начал Мартин.

– А вот ни слова больше! – засмеялась Аля, прикладывая палец к его губам. – Оставьте вопросы завтрашнему дню. Что было сегодня, уже кончилось.

Мартин не заметил, как быстро потяжелела голова и стали липкими веки. В голове зазвучала мелодия и странные слова: «Спят усталые игрушки, книжки спят». Уж здесь-то точно не было ни того, ни другого. Стол с чашками пошатнулся, поднялся в воздух и, крутясь, полетел в вишнёвый полумрак. Мартин вздрогнул, схватил пальцами теплый ветерок и, теряя равновесие, упал на спину. Гладкая и нежная ткань, словно теплая вода, заструилась по бокам, и воздушное одеяло медленно легло сверху. Наступила ночь.

Чашка пела песню. Булькая черным кофе, она громко выкрикивала слова на незнакомом языке и скакала по блюдцу. Надо было бы прижать её ложкой, но озорная посуда так забавно корчила рожицы, что Мартин едва не задыхался от смеха. И только когда огромный резиновый молот, наполненный грохотом барабанов, с размаху ударился о стол, чашка затихла.

В непослушных глазах мутнела пелена оборванного сна. Солнце протискивалось сквозь неплотно завешенные шторы, настойчиво требуя проснуться. Мартин зевнул, потянулся и сел на кровати. Маленькая комната, обитая светло-кремовыми обоями с блестками, и оттого похожая на невесту, была заставлена невысокой и хрупкой на вид мебелью. На стеклянном столике стояло блюдце с сэндвичем и крохотная чашка, ароматно намекавшая на эспрессо. В узком шкафу поблёскивали хрустальные бокалы и графин.

Мартин пододвинул столик к кровати. Кофе исчез за секунду, а бутерброд некоторое время пытался сопротивляться. Остатки сна исчезли совсем, и Мартин улыбнулся. Одежда, гладкая и даже как будто чистая, висела на тонкой стеклянной вешалке, сложенная аккуратной рукой.

«Интересно, я хоть разделся-то сам? – усмехнулся про себя Мартин. – Ничего не помню. Вот будет позор, если нет!»

«Это все фигня, – хмыкнул в голове Мартин-скептик. – Вот как ты теперь найдешь дорогу в гостиную?»

Дверь осторожно скрипнула. Мартин на полшага вышел в коридор и осмотрелся. По стенам бежали вихрастые узоры виноградных лоз, с потолка на застенчиво-тонких цепочках спускались кованые фонарики со свечками за тонкими цветными стеклами. Пол блестел натёртой до блеска плиткой, черной, словно разлитая нефть. Мартин тихо закрыл дверь и, стараясь не скрипеть каблуками, пошел туда, где света становилось больше.

За полуоткрытой дверью уходила вниз каменная винтовая лестница. Где-то там слышались голоса и металлические стуки. С невозмутимым видом Мартин спустился в просторную комнату, открытая дверь которой вела в уже знакомую гостиную.

Там, сидя в бордовых кожаных креслах, друг напротив друга, неторопливо разговаривали хозяйки. Нелли повернулась к двери и приветливо помахала.

– Доброе утро! Не волнуйтесь, в этом доме одежда развешивается сама.

– В отличие от несамостоятельных гостей, надо полагать, – кивнул Мартин. – Даже не знаю, как сказать, слов благодарности не хватает.

– А и не надо, – махнула Аля. – Лучше выпейте лимонада. Вон там, на столике. Сама делала.

Мартин взял обжигающе холодный графин и аккуратно наполнил высокий стакан тончайшего стекла. Стенки сразу же покрылись влажной вуалью. От первого глотка свело зубы, и заболел лоб.

– Брр, – поёжился Мартин. – Жидкий азот, честное слово.

– Зато сладкий, – улыбнулась Аля. – Давно такого не было, правда?

– Меня родители так не знали, как вы, – прикрыв глаза, вздохнул Мартин.

– Я вам больше скажу: вы сами себя так не знаете, как мы вас.

Едва Мартин успел сообразить, что на это можно ответить, как в гостиную юркой тенью впорхнула Заморючка. Её белоснежные кроссовки будто бы только что вынули из фирменной коробки, короткая игривая юбочка напоминала кусочек ясного неба, а выглядывавшая из-под жакета футболка и вовсе словно светилась. Мартин засмотрелся на сбегавшие по тонким плечикам бронзовые пряди и чуть не споткнулся о пуфик.

– Это просто нереально! – воскликнула Алина, плюхаясь в кресло. – Первый раз в жизни я проснулась не как после трудового дня на асфальтоукладчике, а как после джакузи с аромамаслом.

– Но ведь сон и должен приводить человека в порядок, не так ли? – улыбнулась Нелли.

– Ну не знаю. Обычно я встаю в образе загулявшего йоркширского терьера.

– Что же, значит, я старалась не зря, – подмигнула Нелли.

По комнате поплыл аромат ванильного крема и кофе. Роскошно захрустел золотистый багет. Сама собой появилась на ровных кусочках шоколадная паста.

Сразу после завтрака Мартин пригласил Заморючку на балкон. Под изгородью качались огромные белые звёзды магнолий, и лёгкий ветерок почему-то приносил запах моря.

– Хорошо здесь, конечно, – сказал Мартин, выкладывая на плетёный столик карту неба. – Но давай всё же попробуем вернуться домой.

Заморючка молча кивнула и взяла карту. Мартин облокотился на перила и глянул вдаль. Повсюду темнели кучерявые кроны и тонкие ветки, и казалось, саду нет конца и края. Эх, поговорить бы с теми, кто остался здесь! Но не покажутся они, и только по ночам тени их теней будут мелькать среди деревьев.

– Ничего не понимаю, – вздохнула Алина. – На, посмотри.

Края картонного листа кое-где замахрились, одного уголка не хватало, да и сами созвездия местами вытерлись до бледно-серого. Мартин почесал кончик носа и прошёлся взглядом по всему листу. Ну Альдебаран, ну Бетельгейзе, ну Спика, в конце-то концов. И что? Как из этого составить ключ?

– Может, это анаграмма? – вслух пробормотал Мартин. – Этакий скрэббл из звёзд.

– Не-а, – качнула головой Заморючка. – Букв слишком много. Если только из заглавных.

– Давай выпишем все, а потом попробуем что-нибудь выдать. Есть ручка?

– Конечно, – кивнул Мартин и запустил руку во внутренний карман. – То есть, нет. Блин! Куда делся блокнот? Был же! Эх, вот я тетеря! Где-то посеял. Что же делать теперь? У колдуний бумагу спросить?

– Не, ну нафиг. Вот прямо здесь на обороте и напишем.

Мартин перевернул листок. По нижнему краю бежали какие-то мелкие буквы и цифры. Судя по всему, эта карта застала последние десятилетия прошлого века и страну, о которой сейчас знают только пенсионеры. То и дело переворачивая листок, Мартин аккуратными ровными завитками карандашных линий начал переписывать первые буквы названий звёзд.

Сириус, Канопус, Регул, Альдебаран, Спика… Много одинаковых букв, мало комбинаций. Мартин прищурился. «АСПРВАСКРПАБА». Краб? Справка? Красавка? Барак? А может, вообще не из этих букв? А может, вообще не из букв? Мартин вздохнул и положил листок.

– Не получается, – тихо сказал он. – Во всяком случае, ничего осмысленного. Если только фраза вроде «Краб квас паб», или что-нибудь похожее.

– Краб квасил в пабе? Дела, однако. А может, брать не первые буквы, а первые слоги?

– Хм. Так. Сириус, Канопус… Нет, лучше не надо.

– Дай, посмотрю, – попросила Заморючка. – Ух ты, а ты видел, что тут снизу написано? Штучка-то древняя. «Типография министерства просвещения СССР. Заставная, шестнадцать. Тираж две тысячи. Подписано в печать двадцатого августа семьдесят шестого года. Цена тридцать пять копеек».

– Подожди-ка. Как ты сказала? Заставная, шестнадцать?

– Ну, да, а что?

– Как интересно… Но это же не может быть совпадением?

– Да о чем ты?

– Адрес! Это неподалёку от моего дома. Ну, или что это у меня было здесь, в Айе. Я это место отлично знаю. Там с одной стороны кафешка, «Арбуз и молчание» называется, а с другой – вечно запертая дверь. Ржавая такая.

– Вот, наверное, туда-то нам и надо.

– Да, по-любому не в кафе. Мы там столько раз с парнями тусили, что никаких загадок уж точно не осталось.

– В крайнем случае, если вдруг не то, попробуем ещё раз скрэббл.

Мартин весело подмигнул и шагнул к двери в гостиную.

Волшебницы стояли около убранного стола. Аля наклонила голову вправо, Нелли – влево, и обе улыбались ласково и грустно, как матери, провожающие детей в далекую дорогу. Странно, но почему-то действительно казалось, что приходится уезжать из родного дома, где все вокруг надёжное и вечное, где всегда любят и ждут. Пришлось долго моргать и вытирать коварно навернувшуюся слезу.

Аля подошла на шаг ближе и протянула Мартину полотняный мешочек.

– Здесь твой любимый лимонад и сэндвич с ветчиной. Едва ли вам удастся добраться до места раньше обеда, да и погода сегодня на редкость теплая. Поэтому когда захочется подкрепиться, то вот.

Нелли шагнула к Заморючке и передала ей такой же мешочек.

– Для тебя холодный чай с мятой и хашбраун. А когда мы увидимся снова, то я буду рада сделать для тебя кофе с корицей и ванилью.

– А мы увидимся? – тихо спросила Алина, подняв голову.

– Не собираетесь же вы торчать на Земле вечность? – усмехнулась Нелли. – Разумеется, увидимся. Там, кстати, сад куда лучше, чем здесь.

Мартин вздохнул. Заморючка всхлипнула и вытерла глаза.

Волшебницы еще долго стояли на крыльце и улыбались, пока дом совсем не исчез за длинным поворотом. Утро разгоралось, и веселое солнце поднялось над печальными кронами, срезая длинные тени и наливая краски даже на самые мрачные уголки.

Смерть подошла на день ближе.




Глава 11. Выход из арбуза


Город надвинулся стеной серых угловатых зданий, обвил гудящими дорогами, оглушил завыванием квадроховеров. Настроение сразу же испортилось окончательно, как бывает после Рождественских каникул, когда утром выходишь на улицу и понимаешь, что сказка кончилась, а вместо неё теперь посеревший снег, неуютное небо и холодная вереница одинаковых тусклых дней.

Мартин раскрыл мешочек и достал бутылку. Солнце блеснуло на синем стекле, и задорный южный аромат, шипя, словно джинн, вырвался наружу.

– Хорошо у них там, да? – тихо спросила Заморючка.

– Лучше, чем дома, – кивнул Мартин.

– Жаль, что здесь нельзя остаться.

– А хотела?

– Ага. Утром сегодня. Думала бросить всё и просто дожить эту неделю. И никуда уже от них не уходить. А потом вспомнила, что Айю всё равно закроют, и нас здесь не станет.

– А вот интересно, те души, которые остались здесь, куда они денутся?

– Страшно подумать, но, наверное, уже никуда.

– Тогда боремся до конца. Если и попадать в сад, то только не в этот.

Заморючка решительно кивнула, резким движением провела ладонью по волосам и зашагала быстрее. Мартин тронул её за плечо и попросил остановиться.

– Давай такси возьмем. Это не рядом, а долгие прогулки для нас могут стать фатальными.

Алина кивнула. Мартин растянул пленку и включил карту трафика. Жёлтые букашки копошились по улицам, собираясь в кучки в центре и растягиваясь в вереницы к окраине. Мартин ухватил ближайшую неподвижную машинку и перебросил на синий кружок. Не прошло и пары минут, как похожий на компьютерную мышку беспилотник подкатился к тротуару и открыл двери. Мартин пропустил Заморючку вперёд, а сам сел на задний диван. Взвизгнул электромотор, и серыми лентами поползли в окнах улицы.

Город, ещё вчера утром такой уютный, превратился в опутанную незримыми колючими проволоками тюрьму. Смотрящие с высоких стен хмурые взгляды чёрных окон, резкие хлысты светодиодных лент рекламы, тёмные бездны витрин с утонувшими телами разодетых манекенов – все это нервничало, злилось и давило, пытаясь сокрушить двоих безумцев, рискнувших пойти по зелёным стрелкам с надписью «выход».

Машина остановилась возле двухэтажного здания. На стене песочного цвета висел, наклонившись вниз, ржавый указатель «ул. Заставная». Мартин свернул телефон, разблокировал дверь и помог Заморючке выйти на тротуар.

Над входом в кафе крутился полосато-зелёный шар с вытаращенными глазами. Алина показала на него пальцем и весело хихикнула.

– Да, дизайнер у них постарался на все сто, – кивнул Мартин. – Но зато готовят вкусно. Особенно завтраки здесь были хороши. По крайней мере, нам так казалось.

Дверь скрипнула, и тонкие трубочки дверного колокольчика взволнованно прозвенели. Прохладный воздух внутри кафе давно настоялся на молотом кофе и плюшках с изюмом, и этот аромат впервые показался Мартину чужим.

– Ба, Марти! – радостно потирая руки, из-за двери вышел полный мужчина с короткой бородой и кудрявой шевелюрой. – Ого, да ты не один сегодня! Наконец-то, а то все время ходил тут, как Леон-киллер. Или как конь в пальто. Ну, давай, чего сегодня заказывать будешь? Есть ветчина жареная, бекон с яйцом и луком…

– Постой, – поднял руку Мартин. – Нам пару американо и один ответ.

– Э, – замялся повар. – С первым проблем нет, а вот с ответами… Не знаю. А в чём вопрос-то?

– Соседнее помещение. Что там?

– Так, давай-ка сначала кофе.

Черная пузатая машина зашумела, зашипела, забулькала и выпустила вверх облако пара. Хозяин наполнил три чашки и подсел за столик.

– Я так понял, ты спрашиваешь про вторую часть этажа.

– Так точно, – кивнул Мартин. – Бывал там хоть раз?

– Нет. Делать мне там нечего. Туда никто не заходил с момента, как я здесь обосновался, а это уж, кстати, года три.

– Значит, я буду первым.

– Конкуренцию решил составить?

– Тебе составишь! Нет, меня просто один чувак попросил посмотреть, подойдёт ли эта дыра для магазина автозапчастей.

– Так это тогда к хозяину надо. К собственнику. А я-то тут при чем?

– Ну, может, ты его знаешь.

– А я не уверен, что он и там, и там один и тот же. Слушай. Не люблю я лезть во все эти «просил посмотреть» и всё такое. Не хочу никого искать, напрягать, звонить-спрашивать. Хочешь – делай сам. За кладовкой дверь есть, она, кажись, смежная между моей вотчиной и той заброшкой. Сумеешь проникнуть – валяй, только замок не испорти смотри. Мне проблемы с копами нафиг не нужны.

– Судя по популярности того заведения, копов они вызовут лет через пять. За это время улики успеют остыть.

– Чёрт с тобой. Только ради нашей старой дружбы. А чашки оставь здесь, ты всё-таки гость. Сам унесу.

В маленьком чулане за кладовкой пахло деревом, старой обувью и пылью. Сверху свисали плотные лоскуты серой паутины, на полу валялись разорванные в лохмотья тряпки, в углу стояли две швабры и куцый веник.

Мартин посветил фонариком на дверь. В бледно-голубых лучах были видны все выбоины и трещины.

– Деревянная дверь. Это хорошо, – пробормотал Мартин.

– Скажи, это правда? – тихо спросила Заморючка. – У тебя здесь на самом деле никого не было?

– Нет. Я всегда оставался один. Никого не хотелось видеть рядом с собой. Странно, ведь я же не помнил, что у меня есть ты, но мне было прямо стремно знакомиться с кем-нибудь. На работе многие девчонки подкатывали, но как-то все без успеха.

– Да уж, представляю, – усмехнулась Алина, глядя в пол. – Хотя я бы не решилась.

– А, кстати, как мы познакомились?

– О! История одна на миллион. Дело было в Рязани, на треке «Последнее ребро». Я там выступала в дрэфт-категории…

– Э… чего? – перебил Мартин, дважды смахнув упавшую на лоб прядь.

– Кольцевые автогонки, смесь дрэга и дрифта. Лет пять назад появились, просто супер- адреналин! Так вот, я заняла второе место в личном зачёте и третье – в командном, и под вечер у нас был запланирован ужин с шампанским. А сразу после гонки я пошла в торговый центр, что там прямо за трассой, кофе попить. И вот, значит, стою такая у аппарата, волосы в разные стороны, комбинезон весь мокрый, курица, одним словом. И тут подкатывают ко мне двое каких-то дебилов, уже на бровях, и типа такие: «Слышь, цыпочка, погоняла? Не хочешь теперь по-другому попробовать? Тоже адреналин». И тут вдруг голос прямо над ухом: «А ну, шпана, кыш отсюда. Она со мной». Я оборачиваюсь, а там ты и друг твой, этот, как его, Женька. Эти двое раз – и присели. Ну, понятно, два метра роста, косуха с шипами, волосы до плеч и всё такое. Я бы сама испугалась. Ты мне кофе в руку сунул, под плечо схватил, и на улицу. Вот так и познакомились.

– Вот дела, – присвистнул Мартин, приглаживая длинные пряди. – Ты, значит, у меня автогонщица.

– Да, – приосанилась Заморючка. – Сорок восемь боевых заездов, двадцать два бонусных пэсс-бай[1 - Bye run – боевой заезд без второго участника из-за нечётного количества пилотов в квалификации или из-за технического схода соперника], три кубка Московской области, кубок Поволжья и золотая медаль Варшавского слёта. Вот такая я неугомонная.

– Теперь понятно, откуда у тебя столько смелости.

– Не-а. Вообще нет. За рулем я одна, в жизни – другая. Страшная трусиха. Лягушка квакнет – у меня уже душа в пятки. Я даже здесь в состоянии легкой паники. Темно, скрипы какие-то, а ещё пауки, вообще фу.

– Не хочу тебя расстраивать, но думаю, что за дверью будет ненамного лучше.

– Это я уже поняла. Но куда деваться-то? Будем пробовать открыть.

Мартин присел к замку и осмотрел скважину. Судя по виду, дверь не трогали полсотни лет, если не больше. Вполне возможно, что внутри всё заржавело и срослось, да так, что никакими силами не провернёшь. Мартин посветил в проём скважины, но ничего, кроме неясных бурых контуров, не увидел. Он провел пальцем вокруг скважины, пытаясь определить, можно ли где-то нащупать шурупы или что-нибудь такое, но безуспешно. Замок, по всей видимости, был врезан со стороны торца.

Мартин поднялся и медленно провёл рукой по волосам. Можно, конечно, было попробовать отжать косяк, но при этом что-нибудь могло треснуть, а подводить друга не хотелось.

Тем временем Заморючка подошла к двери и с силой нажала на рукоятку. Раздался громкий противный срежет ржавого железа, дверь дрогнула и медленно открылась.

– Некоторые проблемы на самом деле совсем даже не проблемы, – сказала Алина, вскинув брови.

– Я вообще так понял, что единственная настоящая проблема – выжить. Все остальные мы придумываем сами.

Бледное пятно яркого света упало на серый пол. Мартин пригнулся, чтобы не стукнуться головой о низкий косяк, и шагнул в пустую тьму.

В невидимых трубах шумела вода, и это был единственный звук в душном сумраке заброшенной комнаты. Мартин поднял фонарь на пустые стены, покрытые трещинами и обрывками обоев, и сделал ещё один шаг. Следом прошмыгнула Заморючка, аккуратно закрыв дверь.

Единственное окно в комнате скрывалось за толстым куском фанеры, приколоченным огромными гвоздями прямо к стене. В углу валялся обрывок ковра, похожего на те, что украшали стены в далекую эпоху цветных плёночных фотографий. Мебели не было, если не считать почти развалившуюся на отдельные палки табуретку. Пятно света медленно скользило по пыльной разрухе, не находя ничего, на чём можно было бы остановиться.

– Самая скучная комната в мире, – прошептала Алина.

– Ага. Надеюсь, вон за той дверью найдется хоть что-нибудь поинтереснее.

Краска на сколоченном из толстых досок полотне когда-то была бежевой, но теперь она больше напоминала пейзаж марсианского каньона. Мартин провёл по двери пальцем, и сотни тонких чешуек, медленно крутясь и кувыркаясь, осели на пол.

Скрипнули старинные петли, и луч фонаря проскользнул в открывшуюся щель.

– Это не комната, – изумленно выдохнула Заморючка.

Мартин открыл дверь настежь и перешагнул порог. Вдаль, насколько хватало света, уходил узкий коридор. Стены, сложённые из грубого красного кирпича, сходились сверху полукруглым потолком. На полу внахлёст лежали серые потрескавшиеся доски.

– Зато теперь мы точно знаем, что нам туда, – неторопливо произнес Мартин.




Глава 12. Усадьба «Усадьба»


Скрип досок убегал вдаль, отчего казалось, что впереди кто-то идёт. Два фонарика геройски сражались с кромешной темнотой, показывая то спускавшийся по бурым кирпичам белый мох, то свисающие со свода потолка непонятные лохмотья, то валяющиеся у стен обрезки ржавых труб. Неподвижный воздух, казалось, заплесневел сам – настолько плотный запах наполнял коридор. Деревянный настил пружинил под ногами, доски не выглядели трухлявыми, и хоть под ними кое-где поблескивала вода, провалиться Мартин не боялся.

Судя по тому, как легко получались шаги, коридор уходил вниз. Шаг за шагом, минута за минутой, и давно уже исчезло в черном безмолвии начало пути, а стены все так же пестрели темно-рыжей решеткой кирпичей, и казалось, конца им не будет никогда.

Здесь не было ни пауков, ни летучих мышей. В самой глубокой могиле нашлось бы больше жизни, чем в этом затхлом тоннеле.

– Мне одной слышится музыка? – странно глухим голосом спросила Заморючка.

– Я ничего не слышу, кроме наших же шагов впереди. А вообще у меня в голове всегда звучат песни. Мир соткан из музыки. Люди, дома, облака – все это песни.

– А я? Тоже песня?

– Да, но только почему-то грустная.

– Наверное, потому, что я люблю грустную музыку. Мне кажется, она вообще вся грустная. Единственная веселая песня, которую я слышала, была про свиней.

– Вот им-то как раз ни фига и не весело.

– Вот им-то как раз весело. Они не заморачиваются. Видят, что дохнут под ножами, и продолжают задорно хрюкать.

– Что-то мне это напоминает.

Заморючка усмехнулась и подмигнула.

Рябые стены медленно плыли мимо. Казалось, позади уже несколько километров, и прошла целая вечность. От тяжёлого воздуха кружилась голова, и хотелось прилечь.

– Ой, смотри, развилка! – воскликнула Алина.

Коридор расходился на два одинаковых тоннеля. Над левым висела синяя табличка с надписью «Выход», над правым – красная, «Вход». Мартин прищурился и медленно провёл ладонью по волосам.

С виду оба хода выглядели одинаково. И там, и там исчезали в бесконечной тьме дорожки из неровных досок.

– Раздумываешь? – нервно спросила Заморючка.

– Сомневаюсь, – медленно сказал Мартин.

– Написано же: «Выход».

– У этого слова слишком до фига значений.

– И всё же.

Мартин резко кивнул, взмахом убрал надоедливую прядь и шагнул влево.

Алина прошуршала тканью мешка. Булькнул чай, и затхлый воздух наполнился мятной свежестью.

Доски поскрипывали, бегало под сводом эхо. Утекали минуты, оставались позади метры. Все сильнее блестела под настилом неподвижная вода, и дышать становилось труднее.

– Сыро здесь, – тихо сказала Заморючка.

– Как будто в колодец спускаемся, – шепнул Мартин. – Ох, смотри, впереди, там!

– Вот тебе и выход.

Серые полосы досок уходили под желто-прозрачную гладь. Вода – мрачная и угрюмая – поднималась над настилом, и тонкие блики фонарей скользили по ней, убегая в бесконечность.

– Выход отменяется. Даже если бы у нас были акваланги, я бы не рискнул.

– Да уж. Кто знает, что там, в глубине? Я так понимаю, вода будет подниматься до самого верха?

– Ага. Только не вода поднимается, а коридор уходит под неё. В любом случае, нам здесь не пройти.

– Я бы хотела сказать: «пошли обратно», но не скажу.

– Вот как? Почему?

– Потому что бежим отсюда нафиг!

Загрохотали быстрые шаги, затряслись и заскрипели доски. Выбора не оставалось.

Коридор, обозначенный как «Вход», вроде не спускался и не поднимался. Здесь было сухо, и даже под досками уже ничего не блестело. Удушающий запах плесени постепенно рассеялся, и теперь коридор больше напоминал старый чулан.

Где-то далеко, за сотнями дней тому назад, в солнечном детстве был деревенский дом в четыре окна с длинной террасой и тёплым чердаком. Давно уже нет ни того дома, ни коричневой деревянной лестницы, ни круглого окошечка под самой крышей, но иногда оживают в голове тихие скрипы чердачного настила, пальцы вспоминают мягкую пыль, а воздух вдруг приносит тот самый запах ветхой одежды, забытых книг и нагретого дерева. Вот прямо как сейчас.

Мартин глубоко и шумно вздохнул.

– Что-то не так? – спросила Заморючка, касаясь его руки.

– Всё хорошо. Насколько это вообще возможно. Сколько мы уже идем? Час? Два?

– Полтора. Может, остановимся? Перекусим или просто отдохнем.

– Если хочешь, – Мартин пожал плечами. – Я бы предпочел не задерживаться здесь.

Алина погладила его по плечу и улыбнулась.

Коридор поворачивал. Белые лучи фонарей утыкались в закруглённую стену, не в силах заглянуть дальше. Мартин нахмурился и прибавил шагу.

Изгиб кончился быстро. Коридор преграждала ржавая калитка, прошитая огромными болтами и щедро изрезанная шрамами сварных швов. Ручки на ней не было.

– Молви, друг, и войди, – процитировал Мартин.

– А как же теперь? – шепнула Заморючка.

Мартин молча двинул по двери ногой. Грохот смял воздух и швырнул его по всему коридору так, что рокочущее эхо рассыпалось крупным громким градом и потом долго ворчало в черноте тоннеля. Калитка осталась на месте.

– И что теперь? Назад? – с дрожью в голосе спросила Алина.

– Да нет уж, фигушки, – нахмурился Мартин. – Не бывает, чтобы такой долгий путь вёл никуда. К препятствиям – это да, сколько раз уж так было. Но просто так, ни за что ни про что – нет. В конце концов, открыть дверь не сложно. Порой труднее закрыть.

Мартин поднял фонарь и провел белым ярким пятном по всей калитке. Странно, что такая хлипкая на вид штука, кое-как скроенная и наспех скрученная, может быть настолько прочной. Эх, взять бы ключ на двадцать, дёрнуть вот здесь и здесь, и развалилась бы эта дверца к чертовой бабушке.

– Подожди, – сказала Заморючка, подойдя к калитке. – Как ты сказал? Молви «друг» и войди?

– Ага. Это же из Толкиена.

– Да помню я. Бесячая книжка, не понимаю, что в ней люди находят. Но не в этом дело. Дай-ка.

Легкий стук отскочил от ржавого металла, задорно запрыгал между кирпичными стенами и убежал, не оставив даже эха. Дверца дрогнула, заскрипела, застонала и медленно открылась.

Влажный прохладный воздух окатил лицо, умыл, словно чья-то невидимая рука, по-матерински нежно. Запахло сиренью и дождем.

– Уже темно? – недоуменно спросила Заморючка, выглядывая за калитку. – Рано же вроде.

– Я заметил, тут со временем вообще наперекосяк, – пожал плечами Мартин.

Коридор выходил на узкую аллею, протянувшуюся между двух рядов плотных кудрявых шариков туй. Немного поодаль на высоком полосатом столбе синела квадратная табличка с надписью: «Частная территория. Вход запрещён».

– Что ни шаг, то препятствие, – усмехнулся Мартин.

– Ладно, они же нас пустили. Идём!

Аллея оказалась длинной, никак не меньше километра. Мартин едва волочил ноги, когда, наконец, за очередным поворотом показались высокие решетчатые ворота, украшенные завитками и коваными узорами.

На вороненой металлической пластине серебристыми штрихами блестели буквы. Мартин прищурился и присвистнул, прочитав: «Усадьба. Здесь живет Фея Ноч».

– Фея Ночь? Мы что, в сказку попали? – не в силах сдерживать улыбку, спросил он.

– Мы из неё и не выпадали. Вот только какая-то она безграмотная, эта фея.

– И без фантазии, кстати. Даже никак не назвала усадьбу. Хотя, в некоторых случаях это допустимо. Помнишь, у Херберта? «Он обращается к вам без титула, сир, просто как к Харконнену. – Это имя уже само по себе титул».

– Ого, ты помнишь! Ты помнишь, это же «Дюна»! Ура-ура, значит, память скоро совсем вернется!

– Я надеюсь, в реальном мире она восстановится совсем.

– На самом деле гарантий нет. Но всё равно, это так здорово! Хотя, блин… Когда ты вспомнишь всё, кто знает, может, мы снова станем просто мужем и женой. Не будет больше нас, как будто только что встретившихся.

– А… разве мы стали скучны друг другу?

– Не знаю. Наверное. У тебя было много работы, а я постоянно торчала в гараже… Последний раз мы с тобой были совсем вдвоем на Рождество. Ты увёз меня в ресторан на турбазе в заснеженном лесу, и там почти никого не было, кроме нас и ещё одной пары. Мы заказали три огромных пиццы и чуть не умерли от обжорства. А потом ты катал меня на санках, и я до сих пор помню искры снега под круглой луной. Но с тех пор больше ни разу. Я… я даже не была уверена, любишь ли ты меня как прежде.

– Офигеть, – мрачно пробормотал Мартин. – И даже после этого ты пошла сюда?

– Да, потому что я помнила нас другими. Сумасшедшими, бесстрашными, отчаянными. Помню, как мы купили колонку с объёмным звуком, и поехали с ней в загородный парк. Ты включил музыку, и сразу же пошел дождь. Такой, что воды было больше, чем воздуха. Ты выкрутил громкость на всю, хотя колонка уже чуть не плавала, а я танцевала босиком на траве, и казалось, что больше нет никого и ничего, только ты, я и музыка под дождем.

– Ч… чёрт возьми, – пробормотал Мартин, убирая назад длинную прядь. – А ещё?

– А ещё однажды ты подарил мне сертификат на три часа обучения пилотированию самолета. Я так орала, так визжала, но как только мы приземлились, я заставила инструктора взлететь снова, и мы все три часа зафигачили за одно занятие.

– То есть, ты пилот?

– Я – нет. Только учусь. А вот ты – да.

– Так, – Мартин задумчиво посмотрел в бесконечность. – Интересно, когда скелеты в моем шкафу выломают двери?

– Брось, – ласково улыбнулась Заморючка. – Это не скелеты. Это ты, Марти. И это я. Та, которая тебя любит.

Мартин обнял её и слегка коснулся губ. Она дёрнулась, словно от электрического разряда, и впилась в него, словно вампир. Как в первый раз. Трепетно, жарко, безумно.

Если бы не скрип ворот, они бы так и стояли, бросая вызов бесконечности, но тонкий скрежет несмазанной петли вернул их на тихую аллею. Мартин провёл ладонью по бронзовой глади волос, и запах лаванды окружил его легким незримым облаком.

– Девочка моя, – шепнул он.

– Твоя, – кивнула она. – Ну, что, пойдем в гости к фее?

Где-то близко, совсем рядом, надрывно завыл волк.




Глава 13. Безграмотная ночь


Захотелось сорваться с места и бежать, бежать назад, хоть через тот же самый коридор, хоть куда-нибудь, только подальше от этой «Усадьбы».

Острые ногти внезапно похолодевших пальцев впились в ладонь Мартина. Не будь Алины, может, он и вернулся бы к двум волшебницам из Страшного сада, чтобы больше ни о чём никогда не вспоминать, пока пустота не поглотит его. Но эта ладонь! Словно маленький ребенок, от ужаса забравшийся под крыло огромной волшебной птицы. Или нет? Нет, эта рука заставила взлететь. Замкнула накоротко нервы, плеснула в кровь кипятка, хлестнула острой плетью по испуганным мускулам.

– Хаски в каске, волки в бейсболке, питбули в кастрюле, – насмешливо пропел Мартин. – Ути-пути-кусь-кусь-кусь!

– Вы тоже так собак дразнили? – усмехнулась Заморючка. – В детстве?





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67948436) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Bye run – боевой заезд без второго участника из-за нечётного количества пилотов в квалификации или из-за технического схода соперника