Книга - Встреча. Стихи

Встреча. Стихи
Любовь Береговая


В сборник «Встреча» включены новые стихи автора, ранее нигде не опубликованные. В них каждая строка напитана любовью – к заветным уголкам родного Ленинграда, к людям, природе, к самой жизни. Это истинная, высокая поэзия, продолжение традиций, заложенных жившими в Санкт-Петербурге великими поэтами золотого и серебряного века.





Встреча

Стихи



Любовь Береговая



Редактор Марина Белкина

Корректор Светлана Меликьянц

Наборщик текста Ася Серебренная

Иллюстратор Марина Белкина



© Любовь Береговая, 2022

© Марина Белкина, иллюстрации, 2022



ISBN 978-5-0053-2176-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Город










«Одеться, выйти и без цели…»


Одеться, выйти и без цели
Куда глаза глядят идти,
Часов не зная, дня недели
Не помня, не избрав пути.
И неизбежно выйти к арке
Двойной – в натуре и в реке,
Пронзительно ворона каркнет,
Качнутся кроны вдалеке…
Я вздрогну, вдруг увидев чётко
Тех, кто со мной здесь раньше был.
Рукой дотронусь до решётки —
Обжечься холодом перил.




«О, проходных дворов поэзия сквозная…»


О, проходных дворов поэзия сквозная,
Где рифмы окон и повторы стен,
Свои законы замкнутых систем…
«Как выйти на канал, не знаете?» —
Да, знаю!..
Сперва под арку, в пропасть темноты,
Потом во двор с красивым красным домом
И палисадником, где баки и коты,
И натюрморт – фаянс с железным ломом,
Потом под арку и во двор, в котором
Так много света, каменным забором
Не скрытого. Тот двор, как коридор.
Когда пойдёте, посмотрите вправо,
Там юных клёнов редкий ряд.
Весной и осенью изысканный наряд
Их украшает. Воробьев орава
Сорвется с веток. Вам опять вперед,
Опять под арку. Чёрною решёткой
Замкнётся двор.
Здесь мой рассказ нечёткий
Закончится. Здесь выход из ворот.
Я долго объясняю? Вы устали?
Ведь здесь рукой подать —
И на канале…




«Я заблужусь в каналов паутине…»


Я заблужусь в каналов паутине
И потеряю ощущенье века —
Всё та же Пряжка, без решёток, в тине,
Всё те же улица, фонарь, аптека.
И на пути к Галерной зданье то же.
Я отыщу при свете лампы тусклой
Почти забытый знак масонской ложи
И в глубине хрустальный отсвет люстры.
Потом приду туда, где сфинксы молча
Припоминают южный край и Фивы,
Как в прошлом веке, этой лунной ночью
Оберегая путь Невы к заливу.
Направлюсь в гавань, точно зная: будет
Времен смещенье в час ночной счастливый…
Как голова Крестителя на блюде,
Луна желтеет в полосе залива.










На Охте где-то речка Оккервиль…
Всегда тревожит то, что непонятно.
Звучание заманчиво-приятно,
Быть может, романтическая быль?
Так прозаично – зной, асфальт и пыль:
Дорога вверх – сплошное наказанье,
О, магия красивого названья!
Твержу весь день: «На Охте Оккервиль!
На Охте Оккервиль!» – какой-то бред,
Увидеть и забыть – одно спасенье,
Отправиться в прохладный день осенний
И Оккервиля разгадать секрет.
Чье имя Оккервиль? Рояль? Свирель?
А мнилось, в городе мне всё знакомо.
Гром без дождя, без ветра день – истома.
И Оккервиль. Не слово – акварель.




«Я прорисую решёток решенье…»


Я прорисую решёток решенье
Дважды – в натуре и в отраженье —
Линией чёткой, летящей, певучей.
Я пропою это чудо созвучий,
Вправлю я в свой ученический почерк
Пушкинский росчерк.
Я нарисую прозрачную осень,
Паутинок летающих проседь,
Прихотливое веток стремленье
И свое прошепчу удивленье
В еле слышном шелесте листьев
Тоненькой кистью.
Я нарисую линялое небо,
Линии косо – справа налево,
Общим пятном – холодеющий остров,
Тоном – размыто – каменный остов,
Шпиль, возносящийся в тучи, и птицей
Ангел на нём – не взлететь, не спуститься.
Света мерцаньем и тени скольженьем
Увековечу свое ощущенье.
Ритмом тревожным отчаянье счастья
Я передам и своё сопричастье
Бронзовой ангела доле – неволе:
Землю покинуть, в небо рвануться,
Звёзд не коснуться и вниз не вернуться.




«Когда над городом моим…»


Когда над городом моим
Бледнеет сумрак белой ночи
И тополей отцветших дым
Ложится снегом у обочин
Асфальта и гранитных плит,
Когда в живой воде канала
Не дрогнет арки монолит,
Я думаю о том, как мало
Для равновесья надо мне…
Луна взошла, похолодало,
Заметней вензель на стене.




«Мой переулок Прачечный…»


Мой переулок Прачечный,
Шаги наперечёт.
Какой-то бред горячечный
К тебе меня влечёт.
Предчувствую мистерию
У тесных стен в плену.
Всё меряю и меряю
Ничтожную длину.
А там, где путь кончается,
Где небосвод высок,
Почтамтский мост качается,
Уходит из-под ног.
И, повернув растерянно,
Обратно я бреду.
Предчувствие мистерии
В горячечном бреду.




«Голландии пакгаузы и арку…»


Голландии пакгаузы и арку
Достойна темень Мойки повторить.
Быть завтра ветру – так на небе ярко
Закат пылает. Мрачный колорит
Кирпичных стен, стволов и черной кроны
Сбивает с толку. Времени отсчёт
С чего начать, чем кончить и который
Представить век? Вода, как жизнь, течёт.
А что мне точность времени? Из плена
Сиюминутности! О, как проста,
Доступна вечность! Как нетленна!
Скорее к ней, направо от моста!
Откроется такая панорама,
Что замолчу, кляня бессилье слов:
Тяжёлый купол Троицкого храма
Синеет в золоте Никольских куполов.




«В лабиринте мостов и каналов…»


В лабиринте мостов и каналов,
Очарованность словом тая,
Спотыкаясь, металась, петляя,
Заблудилась Судьба моя.
И манило, влекло невольно
Замирать, как страж на посту,
У перил на Торговом мосту,
Где канал отразил колокольню.
Здесь клинок заржавевший вонзала
Прямо в сердце невнятная речь.
Я потом назову вокзалом
Это место прощаний и встреч.
Так судьба мне определила,
Предсказала конец пути.
Мост Торговый, канал, перила,
Всё стою – не могу уйти!




«Вам, пожалуй, меня жалко…»


Вам, пожалуй, меня жалко:
Доживаю в коммуналке.
Не сочувствуйте мне, бросьте.
Вы видали Львиный мостик?
Вам под тучами линялыми
Довелось петлять каналами?
Счёт семи мостам затеивать,
Стоя на мосту Матвеевом?
Вам пришлось
Путём неблизким
Выйти Мойкой на Английский
И куда ни повернёте —
Застывать на повороте?
Одним словом, бесподобна
Петербургская Коломна.
Пусть в квартире коммунальной,
Только бы на Театральной!




«Как низко вода опустилась в канале…»


Как низко вода опустилась в канале.
О чём мы друг другу с тобой не сказали?
Слепили кресты, купола золотели.
О чём мы друг другу сказать не сумели?
Не знаю… О чём мы с тобой промолчали?
О, таинство слов! Слово было в начале.
В церковном саду в зелень прячется детство,
Пленяет теней театральное действо.
О чём мы молчали? Так сказано много…
Здесь рядом с Николой скорбит синагога,
И серого камня немая громада
Затиснута в дворик с чугунной оградой.
О чём мы молчали? О чём говорили?
И птицы летали, седые от пыли.
Мы старимся – целая жизнь за плечами.
Так сказано много! О чём мы молчали?..




«Был Васильевский остров бесцветно-седой…»


    Владе

Был Васильевский остров бесцветно-седой,
Весь в пуху тополиной метели.
Солнце в облаке пряталось перед бедой,
И надсадно вороны галдели.
На трамвайном кольце не толпился народ,
В светлых сумерках рельсы темнели,
Ветер гнал по асфальту пушистый налёт
Тополиной июльской метели.
Наш маршрут начался на кольце у Косой,
И помчало нас время по кругу:
В жар бросал снегопад, лихорадило в зной,
И сушила июльская вьюга.
На крутых поворотах в неблизком пути
Испытанием долгие вёрсты.
…Снова пух тополиный летит и летит.
В серой дымке Васильевский остров.




«В саду Никольском лист кленовый кружит…»


В саду Никольском лист кленовый кружит,
День будничный: безлюдье и покой.
И если правда, что бессмертны души,
Сбиваю шаг, пронзённая строкой.
Тебе напоминаю: слушай, слушай,
Той осенью иль раннею зимой
Слюдой прозрачной застеклились лужи,
Каким был мне подарок первый твой?
Ты подарил перо мне золотое.
То был залог иль будущего весть.
Когда твержу о воле и покое,
Уверена – на свете счастье есть.




«Негаданно-нежданно…»


Негаданно-нежданно
Мой повторился путь,
Но свечи на каштанах
Июль успел задуть,
И август за неделю,
Осенний сея свет,
Повесил плод – моделью
Неузнанных планет.
Нежданно и негаданно
Не в сад вхожу, а в храм,
И осень пахнет ладаном,
Как служба по утрам.










Водой прибывающей пухнет Фонтанка,
Не замерзает. Забыла про лёд —
Угрюмый кирпич Инженерного замка
Сегодня оранжево-ярко цветёт.
В сознанье незванно ворвалась аллея.
Спасибо за память – сумела сберечь
Каштаны, их шелест, высокая речь:
«Россия, Лета, Лорелея».
Вечернее небо, уже лиловея,
Упало в Фонтанку, в ущелье теней,
А облако, нежных соцветий белее,
Сиянием лунным растаяло в ней.
Я знаю: аллея зовется Кленовой.
А память вернула каштаны в цвету.
Сумерки. Небо пылает багрово,
Я к остановке трамвайной иду.
Там в закоулке размерами с площадь
Стены зданий из светлых камней.
Сюда вечерами выводят лошадь —
Подолгу смотрю и скучаю по ней.
Слева у дома стою, не дышу —
О площади этой стихи напишу.
Давно это было, далекой весной,
Не умерло, живо, во мне и со мной.




«В Румянцевском саду полутемно от тени…»


В Румянцевском саду полутемно от тени,
Пушистый серый снег роняют тополя,
Таинственны, на грани сновидений
Зелёная трава и чёрная земля.
В Румянцевском саду серебряные осы,
Породистых собак неспешный моцион,
Трамваев стук, свист птиц разноголосый,
Невидной мошкары едва приметный звон.
В Румянцевском саду игра теней и света,
И чуть сочится луч сквозь толщу здешних крон.
Вдали мелькнула тень высокого кадета,
И женский силуэт к фонтану наклонён.










Ах, Львиный переулок
В три дома с двух сторон.
Здесь внятен, чёток, гулок
Звук – колокольный звон.
Восходит день. Светает.
Все звуки перекрыл
Взлетевшей к небу стаи
Всплеск голубиных крыл.
И восхищённым взорам,
Изящен, узок, прост,
Весь в кружевных узорах
Был явлен Львиный мост.
Сражён восторгом зрячий
При виде белых львов.
Им мост беречь висячий
Назначил Соколов.
Творца покорны власти,
Сто девяносто лет
Стальные тросы в пасти
Львы держат. Смены нет.
День угасает. Вечер.
Вновь колокольный гул.
Недвижны львы. Их вечен
Бессменный караул.




Посвящения










«Случайный фотограф случайно поймал…»


    маме

Случайный фотограф случайно поймал,
Увековечив движенье,
Чуть измененный лица овал,
Победное выраженье.
Значительный взгляд из-под черных бровей
Сильней звучащего слова.
Никто у скромной мамы моей
Не помнит взгляда такого.
Любительский снимок. Достоинство, стать…
Фотограф польстил? Едва ли.
Мне б хоть чуть-чуть походить на мать,
Чтоб во мне её узнавали.




«Товарищи отца, однополчане…»


Товарищи отца, однополчане,
Вы —265-й ОЛБ*.
Читаю список скорби и печали,
О вашей гордой думаю судьбе.
Мне выпало на долю сопричастье:
Фронтовиков оплакать и отпеть.
Знакомо мне горчайшее несчастье —
Не ведать, где бойца настигла смерть.

Могила братская – священней нет земли,
Демидовский погост – земля святая.
В сорок втором здесь братья полегли,
Чтоб в сорок пятом победили в мае.
___
*ОЛБ— особый лыжный батальон




«Я помню, мастер, ваш дебют…»


    Володе Я.

Я помню, мастер, ваш дебют,
Уже далёкое начало:
Тепло изделье источало —
Так сочиняют, так поют.
Я поняла, что вы артист,
Для этого достало мига:
Спина согбенная и книга
Раскрытая – «Евангелист».
Тогда вам только предстояло
Узнать себя, найти, посметь —
Сопротивленье материала
Резцом волшебным одолеть.
И вот уже явились звери:
Кабан присел, клыки ощеря,
И морду вытянул медведь.
Нам только поражаться – дивен,
Никчёмен мамонтовый бивень
И холоден, и мёртв, пока
Живая мастера рука
Его не воскресит,
Вторженье
Всё лишнее отторгнет властно,
Нам зреть явление творенья —
Оно прекрасно!




«У Люды Серебренной…»



    Люде Серебренной

У Люды Серебренной
Метод проверенный:
Под её кровом
Все бабки здоровы.




«Чего только мы не прячем…»


    Кате Серебренной

Чего только мы не прячем
Из ненужного на даче.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lubov-beregovaya/vstrecha-stihi/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.