Книга - Время посадить дерево. Сборник поэзии и прозы

Время посадить дерево. Сборник поэзии и прозы
Ольга Маляева

Антонина Ащеулова

Алла Шведова

Екатерина Заяц

Савелий Кострикин

Нина Садонцева

Татьяна Загоруля

Татьяна Пипкова

Елена Ишутина

Татьяна Муратова

Валерия Киракозова

Татьяна Горецкая

Анна Олейник

Арсентьева Ирина

Николай Литвак

Светлана Нагибина

Наталья Тихонова

Вера Фетисова

Валентин Попов

Иван Игнатенко

Ольга Бажина

Ярина Лу

Елена Игнатюк

Анатолий Яльницкий

Галина Самусенко

Татьяна Шефер

Людмила-Весения Крякина

Юлия Юкина

Лариса Хлопкова

Надежда Сапрыкина

Галина Комарова

Ирина Качаева

Ольга Олизар

Игорь Ильницкий

Константин Ткач

Алексей Преснаков

Елена Полещикова

Ольга Сибгатуллина

Ольга Яблоновская

Виктория Палагичева

Ольга Щебенькова


У каждого из нас наступает время, когда хочется и есть что сказать близким людям, знакомым и незнакомым.Авторы сборника решили «посадить дерево», то есть оставить добрый след на Земле. У славян и других народов дерево является символом рода и памяти, объединяющим разные поколения. Недаром народная мудрость гласит, что каждый должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына.Эта книга для отдыха и позитивного настроения.





Время посадить дерево

Сборник поэзии и прозы



Авторы: Ирина Арсентьева, Преснаков Алексей, Фетисова Вера, Ильницкий Игорь, Заяц Екатерина, Горецкая Татьяна, Бажина Ольга, Полещикова Елена, Самусенко Галина, Игнатюк Елена, Нагибина Светлана, Щебенькова Ольга, Игнатенко Иван, Хлопкова Лариса, Палагичева Виктория, Ткач Константин, Попов Валентин, Качаева Ирина, Комарова Галина, Кострикин Савелий, Юкина Юлия, Яблоновская Ольга, Муратова Татьяна, Пипкова Татьяна, Олизар Ольга, Маляева Ольга, Ишутина Елена, Тихонова Наталья, Литвак Николай, Садонцева Нина, Шефер Татьяна, Сапрыкина Надежда, Яльницкий Анатолий, Шведова Алла, Крякина Людмила-Весения, Сибгатуллина Ольга, Ащеулова Антонина, Лу Ярина, Киракозова Валерия, Олейник Анна, Загоруля Татьяна



Редактор Ирина Коробейникова

Дизайнер обложки Ксения Алексеева



© Арсентьева Ирина, 2023

© Алексей Преснаков, 2023

© Вера Фетисова, 2023

© Игорь Ильницкий, 2023

© Екатерина Заяц, 2023

© Татьяна Горецкая, 2023

© Ольга Бажина, 2023

© Елена Полещикова, 2023

© Галина Самусенко, 2023

© Елена Игнатюк, 2023

© Светлана Нагибина, 2023

© Ольга Щебенькова, 2023

© Иван Игнатенко, 2023

© Лариса Хлопкова, 2023

© Виктория Палагичева, 2023

© Константин Ткач, 2023

© Валентин Попов, 2023

© Ирина Качаева, 2023

© Галина Комарова, 2023

© Савелий Кострикин, 2023

© Юлия Юкина, 2023

© Ольга Яблоновская, 2023

© Татьяна Муратова, 2023

© Татьяна Пипкова, 2023

© Ольга Олизар, 2023

© Ольга Маляева, 2023

© Елена Ишутина, 2023

© Наталья Тихонова, 2023

© Николай Литвак, 2023

© Нина Садонцева, 2023

© Татьяна Шефер, 2023

© Надежда Сапрыкина, 2023

© Анатолий Яльницкий, 2023

© Алла Шведова, 2023

© Людмила-Весения Крякина, 2023

© Ольга Сибгатуллина, 2023

© Антонина Ащеулова, 2023

© Ярина Лу, 2023

© Валерия Киракозова, 2023

© Анна Олейник, 2023

© Татьяна Загоруля, 2023

© Ксения Алексеева, дизайн обложки, 2023



ISBN 978-5-0060-0857-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Вступление


Дорогие читатели!



Апрель и начало мая – это время посадки деревьев. У славян и других народов дерево является символом рода и памяти, объединяющим разные поколения. Недаром народная мудрость гласит, что каждый должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына.

Мы, авторы сборника поэзии и прозы, тоже решили «посадить дерево», то есть оставить добрый след на Земле.

У каждого из нас наступает время, когда хочется и есть что сказать детям, внукам, родным людям, просто знакомым и даже незнакомым.

Сейчас на нашей планете как раз такое время, когда всем и каждому необходимы слова поддержки, доброго внимания, любви, одобрения.

Все мы так устали от негатива, вызванного пандемией и событиями, происходящими в мире, что хочется просто отдохнуть от забот и тревог. Посидеть с книгой на веранде или полежать на шезлонге у озера, сделать перерыв в работе на дачном участке или провести отпуск, лежа на диване и читая захватывающие истории.

Предлагаем вам такую книгу для отдыха и положительных эмоций.

Надеемся, что она станет отличным подарком для вас, наши дорогие читатели!!!



Редактор сборника Ирина Коробейникова




Галина Самусенко






г. Коломна




Уходят люди


Уходят люди – остаются вещи,
впитавшие касаний волшебство,
огонь души и озарений вещих,
как жизни бесконечной торжество.

Уходят люди – остаются книги
хранителями мудрости людской,
вздымая на крылах победной Ники
людских сердец извечный непокой.

Уходят люди – остаются песни,
гитарных струн негромкий перебор,
как светлый лучик юности беспечной,
как маячок, горящий с давних пор.

Уходят люди – остаётся память
о том, что загадали и смогли,
поддерживая вечной жизни пламя
на голубом хрусталике Земли.




Звёздная сказка


Я по Млечной дороге сквозь ярость комет
побегу босиком от звезды до звезды.
Угадаю свою по десяткам примет.
И сожгу за собой прошлой жизни мосты.

Стану жить-поживать под своею звездой
и поверю, что ты всё давно позабыл.
Распрощаюсь навеки с собой молодой.
Напишу новой жизни прекрасную быль.

Но когда лунным светом нальётся бокал,
в тихом шелесте звёзд я услышу тебя.
Изумлённо замру – неужель отыскал? —
отомру и… сверхновою вспыхну, любя.




Прощание (Сливы)


Заласканные осенью сады…
Протравленные едким дёгтем шпалы…
И призрак неминуемой беды…
А радость в дали рельсовой пропала.

«Прощание Славянки»… С нами Бог!
Под лязги сцепок – вой гудка тоскливый.
В пыли, прибитой сотнями сапог,
пятном нелепым – солнечные сливы.

Их не сумели руки удержать,
ослабнув от отчаянья и муки.
И вот в пыли безжизненно лежат —
безвинные свидетели разлуки.
Над тонкой шкуркой солнца луч дрожит.
Неряшлива – раздавленная мякоть…

Растоптана войной былая жизнь.
Молиться остаётся, верить, плакать.




Ангелы войны


Вспышка. Взрыв. И тьма… А жив ли ты?
Статус твой земной теперь не ясен.
Но является из темноты
ангел – собран, деловит, прекрасен.

Голос с хрипотцой – Не помирай!
Потерпи.
На крыльях плащ-палатки
ты влетаешь в медсанбатный рай,
он – навстречу взрывам без оглядки…

Море боли. Благом – забытьё.
Явь и бред смешались в дикой пляске:
темнотою белый свет затёрт…
мертвецов оскаленные маски…
боль сжигала и влекла ко дну…
разум заметала злая за?мять…

Показалось – в душу заглянул
светлый ангел чуткими глазами.

Отступила тьма. Свет снова бел.
Боль стихала нехотя, помалу.
Слышилось, как будто ангел пел,
как в далёком детстве пела мама…

Не добыть отсрочку у судьбы.
Смерть плюёт на табели о рангах.
Дай же, Бог, чтоб за спиною был
кто-то с позывным коротким – «ангел».




Навязчивый сон


По дорожкам слоняются голуби,
грач фланирует, не торопясь.
Липы сладкий дурман кружит голову.
Травяная морщинится бязь.

По ладошкам скамеек заброшенных,
смутно помнящих давнюю быль,
ветерок пробежит заполошенно,
прочь сметая забвения пыль.

И проявятся воспоминания —
лица близких когда-то людей.
И накатит волной осознание
невозвратности этих потерь.

Вижу в призрачном мареве тающем
их – смеющихся и молодых…
Только воздуха вдруг не хватает мне —
память бьёт кулаками под дых.

Задыхаясь, кричу в тьму кромешную,
умоляю вернуться ко мне.
Только слышится голос насмешливый —
Не вернутся, не свидишься, не…

Этот парк нереальный – окно во тьме
за тревожно-незримую грань.
Для чего же он видится снова мне
в предрассветную сизую рань?




Ольга Бажина






г. Москва




Снова о русской душе


(Реальная история, случившаяся в одном из городов России)


Тусклым лунным светом отливало серым,
Хищным зверем в трубах ветер выл всю ночь,
И порой казалось, что таким манером
С улиц всех бездомных ветер гонит прочь!
Почему не гнать-то, если минус тридцать,
Если город зимний опустел давно,
Если горожанам всем спокойно спится,
Только в отделении светится окно.
Офицер дежурный на телеэкране
Смотрит для не спящих ночью детектив,
Теплый чай с лимоном плещется в стакане,
Паренёк мурлычет простенький мотив.
В комнате дежурной так тепло, уютно,
Даже телефоны до сих пор молчат,
Что с утра трезвонить станут поминутно!
Вдруг услышал парень, что в окно стучат!
Правда ли стучали или показалось?
Поднялся лениво, подошёл к двери,
Распахнул, увидел, сердце болью сжалось.
Осветили, сверху, плача, фонари
То, что остудило парня пыл веселый,
То, что он увидел тут же впереди:
Бомж стоял застывший и по пояс голый,
Прижимал он тряпку рваную к груди,
Ту, что оказалась телогрейкой грязной,
Продолжая что-то бережно нести!
«Помоги, друг..» Дальше стала речь бессвязной,
Шёпотом два слова смог произнести.
Всей душой дежурный пожалел беднягу,
И впустил не медля, чтобы не замёрз.
И на стол из тряпки выложил бродяга
Голенький комочек, что с собой принёс:
Крошечный младенец в эту ночь родился,
Брошенный кукушкой-матерью в сугроб:
В жизни непутёвой ей не пригодился,
В мусор на помойке выброшен, как в гроб.
Ну а тот, кого мы миром презираем,
Ничего не зная про его судьбу,
Громко осуждаем, всюду изгоняем,
В эту ночь со смертью вышел на борьбу!
Спас своей душою душу человечью,
Завернув в одежду, сам оставшись гол.
Не боясь замёрзнуть, получить увечье,
Жертвуя собою, километры шёл!
Лишь один Создатель знает, кто дороже
В этот прагматичный двадцать первый век:
Та, что называться матерью не может,
Или же заблудший, только Человек!




Пусть годы летят


Пусть время быстро пролетело:
Не те уже лицо и тело,
И отпечатки наложили
На лица жизни, что прожили.
Но мы сдаваться не хотим
И время наше укротим!
Мы о годах своих забудем,
На лавочках сидеть не будем,
Чтоб осуждать, кто как одет
И с завистью глядеть вослед
Другим красивым молодым!
Позиций наших не сдадим!
Мы будем петь, шутить, смеяться.
Да здравствует лихое братство
Нас, жизнь познавших, пусть седых,
Зато сердцами молодых!
Пусть будет каждому под силу
Суметь состариться красиво!!!




Такая банальная история!


Откуда столько одиноких,
У всех история своя!
И рассказать одну из многих
Попробую сегодня я.
Я позабыть, увы, не в силах
То одинокое окно,
Где лампа тусклая светила,
Где счастье не жило давно!
Там девушка жила когда-то.
Она была так хороша,
Что все дворовые ребята
За ней ходили, чуть дыша.
Она районною Венерой
Средь пола сильного слыла,
Носила гордо имя Лера
И недоступною была.
Толпой несметной кавалеры
За ней незримый шлейф несли,
Но благосклонности от Леры
Добиться так и не смогли.
Напрасны были комплименты,
Цветы зимою каждый год:
Ей были не милы студенты
И всякий прочий нищеброд.
Не важны были чувства Лере —
Ромашки скромные в полях.
Она ждала миллионера
Не на дешёвых Жигулях!
Но время пролетело Леры,
Где ж скрылись все миллионеры?
Пока она о них радела,
Толпа поклонников редела,
И как-то растворилась вдруг:
Глядь – никого уже вокруг.
И холостые все ребята
На девушках других женаты!
И обошла её весна,
Пока она всё выбирала.
Ну а теперь она мечтала
Стоять хоть с кем-то у окна.
Сюжет истории банальный,
Но дописала Жизнь конец.
Ни для кого не будет тайной,
Кто счастья своего кузнец!
И здесь итог, увы, не новый,
Хоть этак поверни, хоть так:
Хотела выковать целковый,
А получился лишь пятак!




Круг добра


«Не имей сто рублей, а имей сто друзей!»
Поговорка, конечно, не новая,
Но мудра и права, ты оценишь слова,
Лишь беда постучится суровая,
И протянется вдруг столько дружеских рук
И сердец благородных в несчастии:
И родных, и друзей, просто добрых людей,
И служителя церкви участие!
Сколько лучшего в нас просто скрыто от глаз,
Что другим приоткрыть не решаемся!
Доброта – верный друг – наш спасательный круг,
«Круг добра» этот круг называется!
Мы порой и ворчим, и до хрипа кричим
То, что век наш добром истощается,
А случится беда, и поймёшь ты тогда,
Что добро на Земле не кончается!!!




Ирина Арсентьева






г. Караганда




Рауль для Итты


Узникам лагерей смерти посвящается…


– Эй, Маслёнок, кончай шурфить, на сегодня хватит! Ты на небо глянь – солнце садится. Дёрнул ты сегодня неслабо! – крикнул крепкий, хорошо сложенный парень лет двадцати пяти в штормовке цвета хаки и такой же защитной фуражке. Он разжигал костёр, устроившись на старом, повидавшем многое на своем веку бревне. Подбрасывал в быстро разгорающееся пламя сухие сучья, и они, охваченные огнём, радостно трещали и брызгались во все стороны искрами. На руке «крепыша» красовалась татуировка «КРОТ».

– Новичкам всегда везёт. Маленький, да удаленький. А у нас порожняк второй день, – складывая лопаты, щуп и секаторы – обычный для копателей инвентарь, грустно ответил высокий худощавый юноша, наголо обритая голова которого выдавала в нём призывника.

– С этим не поспоришь, Шмайссер. Копанина у него зачётная, что и говорить. Курица и шпингалет. Редко кому сейчас такой хабар попадается. По всему видно, лежака выбил.

Солнце едва тронуло верхушки лесных зарослей, а подлесок уже погрузился в сумрак и тишину. Шмайссер и Крот расположились на траве у костра и начали готовить незатейливый походный ужин. Разложили нарезанный крупными ломтями хлеб, несколько помидоров и огурцов, пучок зелёного лука, вскрыли жестяные банки с надписями «Тушёнка» и «Шпроты». Подвесили над огнём котелок с водой, в которую сразу же всыпали приличную порцию заварки. Плеснули в эмалированные кружки «беленькой» и нетерпеливо посмотрели в сторону задержавшегося Маслёнка. Он впервые выехал на коп и, увлекшись процессом, никак не мог остановить его.

– Эй, Маслёнок! Аллес!!! Сказали же тебе – заканчивай! После захода солнца долбить запрещено, – Крот возмущался на правах старшего. – Иди сюда, уже налито!

Невысокого роста паренёк, который вполне мог сойти и за мужчину из-за густой щетины и длинных волос, схваченных на затылке резинкой, ковылял из зарослей, разглядывая что-то на ладони.

– Вот это да! – Радостный возглас Крота был доказательством ценной находки Маслёнка.

Все трое внимательно рассматривали наполовину истлевшую нашивку, которая обыкновенно размещалась на рукаве военной формы вермахта. На нетронутой временем её части чётко прорисовывался сине-бело-красный французский триколор.

– Мужики, а почему запрещено копать в сумерках? – Любопытство разбирало Маслёнка и не давало ему присоединиться к общей трапезе.

– Духи погибших, говорят, приходят, – задумчиво произнёс Крот и огляделся по сторонам. – Я сам никогда не видел. А вот у Дрозда в прошлом году чуть крыша не съехала. Всю зиму потом пил, не просыхая. Он в потёмках целое сражение видел и голоса отчётливо слышал.

– Выдумки всё это! – Шмайссер хохотнул и смачно опрокинул содержимое кружки.

– Не знаю, так говорят… – Крот, ковыряя ложкой тушёнку, думал о чём-то своём и не заметил, как догорели последние отблески заката, и лес погрузился во тьму…

Ночные видения заставили всех троих вжаться в дно палатки и не сомкнуть глаз до рассвета…



***

…Рауль уже в пятый раз обходил лагерь по периметру. Это был вверенный ему для охраны участок. За колючей проволокой было тихо. Заключённых загнали в бараки, и только сторожевые собаки изредка побрехивали, скорее для того, чтобы показать, как они исправно несут службу.

Сегодня Рауль впервые увидел Итту. Она была необычной для еврейки внешности: голубые глаза и светлые длинные волосы достались ей от русской матери, которая, выйдя замуж за еврея, приняла иудаизм. Итта всегда считала себя еврейкой и вместе с отцом ходила к раввину на все главные праздники. Отец её был учителем французского языка и с детства разговаривал с ней только по-французски.

– Je dois dire que.., что вы сегодня необычайно красивы! Mon cher! Впрочем, как и всегда… – Отец гладил её белокурую головку, продолжая ненавязчивый урок французского.

Итта крепко держала отца за руку и таинственно улыбалась от удовольствия. Видно было, что эти двое нежно и преданно любят друг друга…

В этом году Итте исполнилось семнадцать, и даже в сером лагерном платье, грубом и бесформенном, угадывались её тонкая талия и маленькая, по-девичьи тугая грудь. По всему было понятно, что она работала в бараке, где сортировали вещи заключённых и упаковывали их в деревянные ящики для отправки в Германию. Она двигалась очень осторожно, и шагов её не было слышно. Словно тень, её силуэт переместился в самый дальний угол лагерной территории, где возвышалась груда всевозможной тары. Захватив два увесистых ящика и слегка согнувшись под их тяжестью, она, не глядя по сторонам, так же тихо проследовала обратно в барак. Шла подготовка к утренней отправке эшелона в помощь солдатам Рейха, и заключённые работали всю ночь.

Рауль не мог отвести взгляда от Итты. Отчаяние и безысходность чувствовались и в её глазах, устремлённых в никуда, и в опущенных по-старушечьи плечах, и в повисших плетями тонких руках. Лицо её, худое и бледное, отдавало голубизной, ровно такой же, какими были её глаза.

«Она совершенна в своей обречённости. Разве может человек в глубокой печали быть божественно красивым?» – размышлял Рауль, двигаясь вдоль ограждения и не сводя с девушки взгляда. – По-видимому, да. Даже здесь, в этих диких условиях, красота имеет право на существование».

Через два дня он вновь увидел Итту. Казалось, что ноги совсем не держали её. В огромных мужских ботинках без шнурков, она едва могла ими двигать. Слёзы безмолвными ручьями стекали по её посеревшим щекам. У Рауля сжалось сердце.

«Зачем мне жить?» – мысль о самоубийстве не покидала Итту. Так сделали уже многие в лагере. Сегодня, разбирая вещи заключённых, она увидела золотые часики своей матери с гравировкой «С любовью навсегда». Их подарил отец в тот день, когда родилась Итта. А позже Итте попалось и платьице младшей сестры Евы, которую вместе с матерью увели в Гетто неделей раньше, чем её саму. Платье стало мало семилетней Еве, и мама надставила его кружевом, которое спорола с праздничной салфетки.

– Bonjour! – Рауль подошёл к заграждению так близко, что Итта услышала его. Она вздрогнула всем телом. Что-то близкое и родное было в этой речи. Так говорил с ней отец… – Comment vous appelez-vous? – продолжил Рауль короткий разговор.

– Итта, – одними губами прошептала девушка и, не глядя на охранника, пошла прочь. – Je dois y aller.

Она знала, что по правилам лагеря ей было запрещено разговаривать с кем бы то ни было. Но сегодня она чувствовала себя так одиноко, что вовсе не думала о каких-то правилах. Ей было все равно…

– А demain! – Голос Рауля был спокойным и вселял некоторую уверенность в то, что завтра для Итты непременно наступит…

Завтра для Итты действительно наступило. Она шла и искала глазами Рауля. Он ждал её на прежнем месте.

– Ne vous inquiеtez pas!

Он уверенно просунул руку между колючими металлическими переплетениями, не задев их, и протянул Итте кусок хлеба, мягкого и белого. Цвет и вкус такого хлеба, казалось, навсегда был забыт.

– Ешь сама, никому не показывай.

Ночью под одеялом Итта откусывала маленькие кусочки, которые, возможно, могли спасти её от голода и облегчить выполнение непосильной работы. Она пережевывала хлеб до тех пор, пока рот не наполнялся сладкой кашицей и только тогда проглатывала. Внутри хлебного ломтика она обнаружила маленькую, туго скрученную записку. От волнения тело её охватила мелкая дрожь, которая долго не позволяла развернуть послание Рауля.

«Je crains de… не смогу поговорить с Вами в следующий раз, поэтому беру на себя смелость писать Вам, Mon cher! Если бы Вы только знали, как Вы мне дороги. Я хотел бы показать Вам мой Париж. Там, в самом центре, на улице Rue Fdolphe-Jullien, стоит уютная булочная моего отца. Запах свежеиспечённых багетов, круассанов, бриошей и киши с самого утра заманивает жителей соседних домов в царство хлеба, где они могут ощутить его незабываемый вкус. Хлеб, который я Вам передаю, далёк от того, что пекут мои родители. И всё же я глубоко надеюсь, что он поддержит Вас и придаст сил. Ваш Рауль».

Итта решила жить. Француз занимал все её мысли. Работа уже не казалась такой изнурительной, потеря близких не такой страшной, а ежедневная гибель тысяч женщин, детей, стариков не вселяла ледяной ужас. Смерть была повсюду, но в душе Итты жила любовь.

«Самую большую ошибку совершил я, записавшись в Легион французских добровольцев, – писал Рауль. – Я был студентом и так же, как и многие мои друзья, был охвачен националистическими идеями. Если бы я только знал тогда, куда приведут эти идеи. Я не раз видел смерть на полях сражения. Но то, что вижу сейчас здесь, в концентрационном лагере, куда я попал, выполняя приказ, приводит меня к единственной мысли, смогу ли я исправить эту ошибку. Чем смогу искупить вину перед этими несчастными, к смерти которых я тоже причастен, к моему глубокому сожалению. Берегите себя, Mon cher! Ваш Рауль».

«Моя дорогая! Я полюбил Вас с той самой минуты, как впервые увидел. Я знаю, что глупо с моей стороны говорить Вам об этом сейчас. Но я говорю, потому что не в силах молчать. Вы – то светлое и чистое, что заставило пересмотреть всю мою жизнь. Вы дали мне надежду, и только ею я живу. Я знаю, что у любви на войне короткий срок, и все-таки я люблю Вас, моя Итта! Надеюсь, мои слова, как и этот кусочек хлеба, дадут Вам силы на завтрашний день. Ваш Рауль».

Итта перечитывала письма снова и снова. Она безмолвно шевелила губами, и глаза её сияли.

Сегодня Рауль заметил, что за ним следят. Почувствовал спиной. «Стукачи», словно ищейки, рыскали повсюду в надежде уличить любого в измене и предательстве, тем самым надеясь продлить своё существование. «Не удастся сегодня принести Итте хлеба. Не буду испытывать судьбу и письма тоже писать не буду», – размышлял Рауль, заступая на дежурство.

Он увидел Итту издали – она ждала его. Поравнявшись с ней, он торопливо заговорил:

– Сегодня я не смог принести вам хлеба. Мне кажется, что за мной следят. Будьте и вы осторожны. Мне не хотелось подвергать вас опасности, но не в моих силах не видеть вас.

Рауль нагнулся, быстро сорвал несколько чахлых незабудок, которым чудом удалось выжить на ежедневно обновляемой земляной насыпи. Он только было попытался передать их сквозь проволоку, как автоматная очередь пронзила его. Рука с голубыми цветочками лишь на секунду замерла в воздухе, и тело, лишившись последней связи с миром, обмякло и застыло…

Утром следующего дня Итта вместе с двумя сотнями заключённых шла по «Дороге на небеса», так её здесь называли, к газовым камерам. Начальник лагеря, которого прозвали «Куклой» за красивое холёное лицо и элегантный костюм, только что сменил очередную пару обуви. Сожалея лишь о том, что обувь его вновь забрызгана кровью, он отдал приказ заводить моторы танка…



***

Туман рассеялся с первыми лучами солнца, и лес встретил новый день радостным щебетанием птиц и стрекотом кузнечиков.

Трое копателей молча сложили палатку, погрузили собранный инвентарь и так же, не произнеся ни слова, уселись в наскоро заведённую машину, которая, фыркнув, тут же скрылась за деревьями.

На старом, повидавшем многое на своем веку бревне лежала оставленная половина буханки хлеба, маленький букетик незабудок и клочок бумаги, на котором корявым почерком было написано «Рауль для Итты»…



Словарь

Шурфить – углубляться вертикально вниз.

Дёрнуть – выкопать, поднять.

Порожняк – кубометры земли, выкопанные впустую.

Зачётная – представляющая ценность.

Копанина – поднятое из земли.

Курица – эмблема частей вермахта в виде орла со свастикой.

Шпингалет – затвор.

Хабар – найденные откопанные артефакты.

Аллес – от немецкого – все, хватит.

Долбить – копать, откапывать.

Выбить лежака – выкопать бойца.

Коп – процесс поиска, «поехать на коп».



Je dois dire que… – Смею заметить…

Mon cher – Моя дорогая.

Bonjour! – Здравствуйте!

Comment vous appelez-vous? – Как вас зовут?

Je dois y aller. – Мне нужно идти.

А demain! – До завтра!

Ne vous inquiеtez pas! – Не волнуйтесь!

Je crains de… – Боюсь, что…

Rue Fdolphe-Jullien – улица Адольфа Жюльена – инженера-железнодорожника, получила название в 1903 году.




Размышления о подтяжке лица


Как-то вдруг, неожиданно, стала она замечать, что ровесницы, а частенько и дамочки помоложе ставят в соцсетях заметочки про гимнастику для позвоночника, зарядку для избавления от складок на животе, массаж лица и шеи. Даже отметила себе несколько упражнений. Посмотрела на руки, ноги, шею, живот. Отметила про себя, что всё это уже не то, что было раньше, но вполне ещё ничего. Про лицо и думать не стала. Красавица. Такая же, как и была…

Но однажды, как гром среди ясного неба, прозвучал этот голос. Голос весело спросил:

– Не хочешь ли ты сделать подтяжку лица? Немножко, чуть-чуть, всего на полсантиметра.

Эти полсантиметра заставили её по-иному взглянуть на своё лицо, чаще, проходя мимо зеркала, останавливаться, чтобы посмотреть на морщинки, которые она раньше как-то и не замечала. Стала натягивать кожу на эти полсантиметра и отводить образовавшуюся складку вверх, в стороны и даже умудрялась заправлять за уши. Эффект и правда был хорош. Лицо становилось ровным, как яйцо, немного похожим на маску из желатина. Теперь она точно могла сказать, что лица артисток, певиц и даже певцов претерпели именно такие изменения. Они были хороши, конечно, но искусственны до неприличия. Так, изучая свои морщинки, она подумала о том, что неплохо было бы вспомнить об их происхождении. Хотя утверждают, что «с годами тонус мышц лица ослабевает, а сила притяжения Земли настолько велика, что они начинают сливаться вниз». Наверное, так оно и есть, и все мы рано или поздно сольёмся с Землёй, но всё-таки, если подумать хорошенько, нет ли другого объяснения?

«Стоит посмотреть и посчитать, каких морщинок больше, и где кожа сливается с Землёй быстрее всего», – подсказывало лицо. «Так и сделаю», – отвечала его обладательница и пристально всматривалась в зеркальце с увеличением. «Смешинок» совсем мало, хотя все говорят об очаровательной улыбке. Ребёнком она была очень серьёзным, да и потом, в школе тоже редко улыбалась. Она отчётливо помнила, как сама выработала эту привычку ярко улыбаться в ответ на все жизненные трудности. «Они ведь есть у всех, эти трудности, так что же лить слёзы или жаловаться, или ходить с постным выражением? Буду улыбаться!» Улыбаться она стала после того, как её глаза стали бесцветными. Она их выплакала. Тогда же решила подвести контур чёрным карандашом, а когда уронила немного блестящей акварельной краски на верхнее веко, то осталась довольной полученным результатом. Глазки вновь заблестели, а улыбка заставила их искриться. Вводить людей в заблуждение о своей жизни стало её основной фишкой. «Удивлялки» тоже есть. Это такие чёрточки у бровей. И появляются они не от того, что «удивительное рядом», а от того, что только и можешь широко открыть глаза от удивления. От этого брови сами в изумлении подпрыгивают вверх. Отсюда и пошло выражение «глаза вылезли на лоб», и брови в том числе. Таких чёрточек у нее много. Можно было бы поименно вспомнить виновников чертежей, но зачем. Ведь у каждого они свои, эти чудо-чертёжники. А вот эти самые глубокие. Это – «поджатые губки». Молчала. Сглатывала обиду, недовольство. А что делать? «Можно было и по-другому». А результат какой? Вывод один, по-другому было нельзя. Там нельзя – «в лоб получишь», тут нельзя – «пулей вылетишь», здесь – «работы лишишься». Страшно, вот и терпела, а губки всё больше поджимались. Маленькими стали. А когда-то психолог читала лекцию. «Чувственные губы, – говорила, – это вот такие…» и указывала на её пухлые, налитые, как ягоды, без всякого силикона. А вот следы саркастических ехидных улыбочек. Назовём их «ехидинками». А как же без них? Чем старше, тем «ехидинок» больше. Немного сарказма можно себе позволить. Не правда ли? О чем вещают по телевидению, как выражается молодежь, что «день грядущий нам готовит»? Об этом только с горьким юмором и иронией, и никак по-другому. А вот ещё и веки стали над глазами нависать. «Поднимите мне веки!» Нет, уже не получится смотреть на мир широко раскрытыми глазами. Так смотрят только дети. Потому что ничего не боятся и глаз не защищают. Вот ещё несколько лучиков умиления пробежало. Это от внучки. Чудо лучики, солнечные. Какая подтяжка лица? Ну, предположим, уберёт она все свои «лучики», «смешинки», «ехидинки», «поджатые губки» и что? Будет мумия египетская!

Читают же хироманты по руке, судьбу предсказывают. А вы на лицо посмотрите, к морщинкам присмотритесь, и всё, что захотите, узнаете. Так и просидела она над увеличительным зеркальцем со своими мыслями до самого вечера и решила, что подтяжку лица пусть делают те, у кого ничего на лице не написано. А то потом заново улыбаться, удивляться, сокрушаться, умиляться… придётся.




Елена Полещикова






г. Москва




«Как страшно жить, когда ты никому не нужен…»


Как страшно жить, когда ты никому не нужен,
Как здорово, когда ты нужен всем!
Когда работой по уши загружен
И пашешь, словно лошадь по весне.

Как здорово, когда теснятся мысли, планы,
И не смолкает в доме телефон,
И всё успеть стараешься упрямо,
Хоть не хватает времени на сон.

Как здорово увидеть результаты,
Добиться цели, слабость победить —
И снова в бой, в атаку и на старты!
Наверно, только так и стоит жить!




«На пороге увяданья…»


На пороге увяданья
Время тронуто прохладой,
И кружит в лучах заката
Листопад моих желаний.

Уходящий день окутан
Лёгкой нежною печалью,
День грядущий полон томным
И манящим обещаньем,

Ночи чёрные глубины
И тревожны, и опасны,
Но лишь утро наступило —
Жизнь и осенью прекрасна!




«Обмануть я свой возраст пытаюсь…»


Обмануть я свой возраст пытаюсь:
Я танцую, пою, улыбаюсь,
Я пишу, несмотря на усталость,
Прочь гоню безразличье и вялость,
Быть игривой шалуньей стараюсь,
Слишком смело порой одеваюсь,
И веду себя эпатажно —
Благо, это уже не важно.
И мечтаю: открою дверь,
А за дверью мой юный Апрель!




«Мне сегодня приснилась мама…»


Мне сегодня приснилась мама…
Как же я без неё устала!
Как же пуст и печален мой мир,
Вижу жизнь как событий пунктир.
В них участвую, но не живу,
Как потерянная хожу.
Хоть самой мне немало лет,
Но как нужен мне мамин совет,
Её мудрость, тепло, доброта,
Её смех и души широта,
И родного голоса звук,
И объятья любимых рук,
Её жертвенность, искренность слов
И святая слепая любовь!!!




«Как же это получилось?..»


Как же это получилось?
Как же так произошло?
Раньше я бы удивилась,
А сегодня вдруг дошло!

Стали место уступать мне,
Неужели видно всем,
Что уже не молода я,
И здорова не совсем,

Но скрывать пытаюсь возраст —
Ведь душой-то не стара,
Только время не обманешь —
Это мне признать пора.

И пора уже смириться —
Для кокетства нету сил,
И в автобусе садиться,
Если кто-то предложил!




«Сирень бушует под окном…»


Сирень бушует под окном,
И волны аромата
Под вечер наполняют дом,
Как в прошлом, как когда-то…

Когда был полон дом людей,
Таких родных и близких,
И сад был гуще и пышней —
Сирени сад душистый.

И гроздья крупные свои
Она дарила щедро —
Цветы весны, цветы любви
Утяжеляли ветви.

Но жалко обрывать красу —
Усладу глаз и сердца.
Пусть распускаются, цветут,
Чтоб радостью согреться!




«Мой красочный волшебный сон…»


Мой красочный волшебный сон
Удерживает память:
Деревню вижу, всю в садах,
Какую – не узнать мне.

Резные избы в ряд стоят,
Горит заката пламень,
И окна весело блестят
В узорных рамках ставен.

И ветер, путаясь в стволах,
Ласкаясь и играя,
Взбивает пену на ветвях
Черемух, вишен, яблонь.

И голоса вокруг звучат
Как будто ниоткуда.
Они зовут, они манят
И обещают чудо.

Я слышу в ярком сне моём
Травы душистой шелест.
Мне хорошо, спокойно в нём —
Вот и запечатлелось!




«Бледнеют звёзды, близится рассвет…»


Бледнеют звёзды, близится рассвет,
Прозрачная роса на травы пала,
Край солнца показался – и в момент
Всё засверкало, заискрилось, заиграло!

Как свежи краски, как нежны полутона,
Какая нега разлита в природе!
Взор восхищенный услаждает красота,
Особенно при солнечной погоде.

Так было, есть и будет после нас:
Рассвет, закат, дожди, снега, туманы…
А наша жизнь хрупка – оборвалась,
И мы красоты эти видеть перестанем.

Событий круговерть, ошибок груз,
Необходимость принимать решенья,
Палитра восприятия и чувств —
Всё повторится в новых поколеньях.

И кто-то встанет на ликующей заре
И безмятежно солнцу улыбнётся!
Всё будет так же, но не будет нас уже…
Всё, что ушло, обратно не вернётся.




«Я говорю тебе «спасибо…»


Я говорю тебе «спасибо»
За этот долгий яркий день.
Он полон солнца и улыбок,
Воспоминаний и идей.

Забыв про вечные проблемы
И постоянные дела,
Мы праздно бродим по аллеям,
Душа спокойна и светла.

Нам осень дарит ощущенье
Блаженства цвета янтаря
И растворяет все сомненья
В прозрачном небе сентября.




Светлана Нагибина






г. Киров




Зима. Галилейское море


Чан моря, кипение бури
И ночи зловещие фурии
Ласкают, их цепки объятия.
А братия? Беды черватее
Язычества бьют в языки волн,
Чёлн полон паники.
«Британника» матросы раскосы,
Вод торосы, папиросы
Затухшие, вопросы курносы,
В четвёртую стражу жаждут и, вторя
Морю, метутся возле горя,
Споря. В злобе идя к гонцу,
Венцу и штормы к лицу.
По шее волн лёгкий чёлн
Шёл, лёгок и полн.
Мелькание, мельтешение —
Медленное сближение
Грешных с вечностью.
В бесконечности
Всё ещё огоньки папирос
И Галилейского моря заносы,
Торосы. Сливается время в чан.
Тяжёлой луны кочан
Накренился пузом, грузом,
Юзом скребёт по дну
Неведомую никому
Корму. Лишь морю,
Что вторит и спорит,
И пенит, и бреет время,
Семя веры сея меж теми,
В чьё темя бьётся
Четвёртая стража ночи.
Нет мочи пророчить.
Обломки фраз, падений очи,
Не корчась в порче,
Не выйдешь за прочее, охочее
В воды одиночеств.
Без отчеств, без сна и веса
Штормы-повесы
В одной руке, протянутой вечно.
Но как безупречно
В судьбе скоротечной вскипает
Медный чан, твой океан
Здесь. Спесь взвесь,
В единственный рейс иди не один.
До годин в бурю шагни,
Его помяни, протяни руку,
Иди Петром на волю,
По морю, с горем не споря.
Ветру и тому не под силу:
Помилуй мя, Боже, помилуй,
Ведь Ты один един.
И в чан седин
Обломками «Британника»
Без паники войти вели,
Святой земли
Влагой прилива коснуться дай.
Кучевых стай пеной врастая,
Мачтами времени шей небо.
Рыхлый плат зимы
И снега, и ночлега,
И последнего побега
Кинь на город холмов и горок,
Моих коморок нарушив морок,
И вынь из створок,
И пестуй с палубы.
По-детски глупые,
Такие шумные, такие жалкие
Людские жалобы – тень бури злой,
Поветрие лихое.
Но где-то там, высоко надо мной,
Штормит и пенится всё то же
Галилейское море.




На российских туманах пой


Я иду по земле родной,
Моросящий осенний сон,
Нахлобученной ватной мглой
Наполняюсь со всех сторон.
Слова крохотный огонёк
За оградой зелёных глаз
Обещанием новых строк
Из неволи спасёт сейчас.
На российских туманах пой,
Ржавым голосом дрогни*, медь.**
Невеликая Русь судьбой
Продолжает в поэтах зреть.
Слово русское, выправь стать
Безупречной чертой полей,
Помоги захолустной встать,
Со слезами молись о ней.

* дрогни – здесь, пошевельнуться, сделать быстрое, незначительное движение.

** медь – здесь, слово.




Лариса Хлопкова






Воронежская область




Звёздочка


Варя не любила ночь: за окном становилось темно, родители гнали спать. Спать ей всегда не хотелось, но папа строго говорил: «Режим дня!» и поднимал указательный палец вверх. Зачем он так делал, девочка не знала, но нехотя плелась в спальню, где уже сладко сопел в подушку её младший братишка Колька. Войдя в детскую, она услышала его спокойное дыхание.

«У, предатель, уже дрыхнет!» – подумала Варя. Она взобралась на высокий подоконник, укуталась в мягкий пледик и посмотрела в окно…

Темень… Ничего не видно. Девочка подняла глаза к небу и ахнула – красота-то какая! Необъятное чёрное бархатное полотно было усыпано мириадами звёзд! Они переливались разными цветами, как будто подмигивали девочке. Млечный путь пересекал небо светлой полосой. Большая Медведица висела перевёрнутым ковшом. Варя узнала это созвездие. Папа показал его однажды, когда они поздно ночью возвращались домой из гостей.

Варя всё смотрела и смотрела на звёздное небо. Ей казалось, что где-то далеко в космосе на неизведанной планете живут необычные люди и животные. И может быть, на ней в этот самый момент кто-то так же грустит, как она, и ему тоже одиноко…

Вдруг яркая белая звёздочка мигнула и быстро понеслась к Земле! Она упала, как показалось Варе, где-то рядом, за садом на лугу.

Девочка спрыгнула с подоконника и побежала к родителям.

– Папа, папа, там звёздочка упала! Её нужно срочно найти!

– Варюшка, ты чего до сих пор не спишь? – сонно отозвался с кровати отец.

– Папа, да вставай же ты! Пойдём искать звёздочку! Она в траве, и ей там одиноко и страшно!

– Ну какая звезда, дочь? Она просто сгорела.

– Нет, папа, ты не понимаешь, я точно знаю! Пойдём скорее!

– Ладно, пойдём, ты ведь всё равно не отстанешь. Накинь кофточку, на улице ночью прохладно.

Девочка быстро набросила на плечи кофту и даже надела носочки. Папа взял фонарь, и они вышли в ночь. На улице было страшновато и необычно: трещали сверчки, пели соловьи, раздавались ещё какие-то непонятные, а потому жутковатые звуки. Варя с замиранием сердца шла по свету фонаря. Пройдя через двор и сад, они вышли на луг.

– Ну и где твоя звезда, фантазёрка-полуночница? – спросил отец, зевая и ёжась от ночной прохлады.

– Давай внимательно посмотрим, поищем, она где-то здесь. Я видела! Я знаю! – с волнением сказала девочка.

Они ходили по траве, освещая фонарём участок.

– Папа, папа, смотри! Я нашла её! – закричала Варя.

В траве сидел маленький, мокрый, дрожащий котёнок. Он был совершенно белым, только на лбу рыжее пятнышко, как звёздочка.

– Но, дочь, это же котёнок, а не звезда, – удивился папа.

Но девочка нежно прижимала малыша к себе и счастливо улыбалась:

– Это и есть моя Звёздочка, папочка! Спасибо тебе!

С этой ночи Звёздочка стала жить в семье у Вари. И хоть все считали, что это обычная кошка, Варя точно знала, что она упавшая звезда.




Три красных бусины


Соня и Саша познакомились в институте, когда приехали поступать на геологический факультет. Как оказалось, ни он, ни она никогда не были в горах: Соня была из Воронежской области, а Саша из Орловской. Но ребята просто бредили путешествиями, поэтому хотели быть именно геологами: что может быть романтичнее, чем бродить по тайге, лазать по горам, разведывая новые месторождения полезных ископаемых. Баллы у них были высокие, и ребята легко справились со вступительными испытаниями.

Учёба пролетела быстро. Со второго курса ребята стали жить вместе в общежитии, помогая друг другу в учёбе. Летом после третьего курса они улетели с группой на Урал, потом были Кавказ, Алтай и необъятная сибирская тайга. Всё больше они любили друг друга и дело, которое выбрали своей профессией. После выпускного они скромно расписались в ЗАГСе, посидели с друзьями на природе, спели любимые песни под гитару.

Прошло три года… Во всех экспедициях Соня и Саша были вместе, дома появлялись редко, да их там никто и не ждал. Они были очень счастливы, только дети у них так и не появились, а годы проходили… После очередного обследования в частной клинике был поставлен диагноз, что у Саши не может быть детей. Соня сначала поплакала, а потом вытерла слёзы и решила, что никогда не расстанется с мужем, разделит с ним все тяготы таёжной романтики, а там видно будет…

Очередная экспедиция проходила в глухой тайге, которая покрывала плоскогорье. Геологи очень устали пробираться через камни и завалы, да к тому же близился вечер. Решили разбить лагерь на небольшой полянке возле чистой речушки. Порядок был отлажен, быстро съели нехитрый ужин и разошлись по палаткам, оставив дежурного у костра. Соня и Саша тоже ушли к себе в палатку и вскоре уже крепко спали.

Вдруг Саша резко проснулся как от толчка. Он открыл глаза и прислушался: Соня тихо посапывала. Он не мог понять, что его разбудило, но знал, что ему нужно встать и идти. Мужчина обул сапоги, набросил ветровку, выбрался из палатки и шагнул за деревья. Ему казалось, что тропинка уводит его всё дальше и дальше от лагеря…

Наконец он увидел свет впереди и вышел к двум огромным каменным идолам, головы которых прятались в верхушках кедров. За ними горел костёр, у которого сидел старик с длинной седой бородой. Он махнул Саше рукой, и парень прошёл между идолами.

– Будь нашим гостем, – сказал старик.

Саша с удивлением огляделся: он стоял посреди деревни! Все дома были рубленые, крытые соломой. Деревню ограждал высокий частокол, а между идолами стояли крепкие ворота, которых он не заметил ранее. В деревне было много народу. Все веселились. Сашу поразил их внешний вид: мужчины и старики были с бородами и длинными волосами. У женщин волосы заплетены в косы. Все были в полотняных одеждах, богато украшенных вышивкой, с кожаными плетёными повязками на головах. Красные тканые пояса были с кистями. А на ногах самые настоящие лапти! Парень не мог понять, как такое возможно, неужели он попал в прошлое?!

Старик сказал:

– То, что ты пришёл сегодня к нашему костру, да ещё в такую ночь, значит, что тебе нужна помощь. Ничего не говори, проведи её с нами, отведай угощения, веселись и не отказывайся ни от чего, что тебе предложат. С рассветом ты уйдёшь и всё забудешь.

Из толпы вышла статная русокосая девица в длинной до пят белой рубахе. Она с поклоном подала парню деревянную утицу с напитком.

– Что это? – спросил Сашка.

– Взвар с мёдом. Пей, голова будет ясной, – с улыбкой сказала девица, которую звали Ляной.

Саша выпил напиток, и словно огонь пронёсся по его венам, глаза стали видеть зорче, во всех членах появилась лёгкость. Девица взяла его за руку и увлекла в хоровод.

Ночь была просто волшебной! Парню было легко и спокойно, он кружился то в медленном, то в быстром танце. И не помнил, как они с Ляной оказались возле небольшого озерца, от воды которого поднимался лёгкий туман. Девица сбросила рубаху, вошла в воду и позвала парня за собой. Саша поспешил к ней. Вода была тёплой, как парное молоко, нежный поцелуй девушки обжёг губы, и им казалось, что они одни на всём белом свете…

С первыми лучами солнца Ляна надела на шею Сашке кожаный шнурок с тремя красными бусинами и сказала:

– А теперь иди к воротам, не оглядывайся и всё забудь. Оберег отдай своей ладе. Теперь всё будет хорошо. Иди и не оглядывайся.

Саша шёл к воротам, словно во сне, никого по пути не встретив. Как только он прошёл между идолами, оказался перед дверью своей квартиры. Саша позвонил в дверь, Соня открыла ему, страшно закричала и упала ему на руки. Когда она пришла в себя, то рассказала, что Саша пропал из лагеря ночью. Его искали целую неделю, но не нашли даже следа. Вернувшись в город, Соня продолжала ждать мужа, хотя все службы твердили, что надежды больше нет, и надо признавать Сашу погибшим.

– Где ты был всё это время, любимый?

– Я не знаю, ничего не помню. Знаю только, что я должен отдать тебе это.

Саша снял оберег и надел его на шею Соне.

– Какой необычный, от него тепло идёт, – сказала жена.

Прошёл год. У Саши и Сони родились светловолосые близнецы, а ещё через два года чудесная дочурка. Это было настоящее чудо, считала Соня. И только Саша иногда позволял себе вспомнить ту волшебную ночь в лесу и губы со вкусом свежих лесных ягод…




Папина чашка


В красивом старом доме, под огромными липами жила дружная семья: отец-лётчик, мама-доктор и дети: сын Славка, второклассник, и дочурка Машулька. Всё у них было очень благополучно, мама и папа хорошо зарабатывали, правда, много работали. У отца ещё и командировки случались, но он всегда возвращался домой радостный и с подарками. Когда он бывал дома, любил возиться со старой мебелью. Отреставрированный им комод из дуба был очень массивным и таинственным. Детям казалось, что он наблюдает за ними. Когда они оставались в комнате с комодом одни, опасливо на него поглядывали и разговаривали шёпотом.

Однажды мама и дети подарили отцу красивую чашку с фотографией семьи. Он очень обрадовался и, уезжая в очередную командировку, наказал её беречь…

Прошло три месяца. Лето сменилось осенью, а от папы не было никаких известий. Мама ходила с заплаканными глазами, дети старались не шуметь. Радость как будто ушла из прежде счастливого дома. Мама не разрешала детям брать папину чашку, но однажды, играя, они её нечаянно разбили. Горе их было безмерным. Они собрали осколки в пакет и убрали их в ящик комода.

Поздно ночью комод тихо вздохнул и проговорил: «Сколько можно спать, просыпайтесь! Надо подумать, как помочь детям вернуть отца!» Липа зашелестела жёлтыми листьями, и они полетели на землю золотым дождём: «В мире мёртвых его нет». Тучка в небе пролилась холодным мелким дождиком: «Он очень болен, лежит без памяти в чужой стране». Лампа на комоде замерцала огнём: «Что же нам делать? Как мы можем помочь?» Из ящика комода послышался перезвон осколков чашки: «Нужно склеить меня! Меня нужно склеить быстрее!»

Утром Машулька вошла в комнату и увидела, что ящик с осколками чашки приоткрыт. Она подошла к комоду, осторожно взяла пакет и громко сказала: «Мама, нужно скорее склеить папину чашку!». Они сели за стол и взялись за работу. Мама, Славка и Машулька бережно и осторожно прилаживали кусочек к кусочку. Провозившись до самого обеда, они остались довольны результатом: чашка была, как новая! А на следующий день позвонил папа!

Вот и не верь в чудеса…




Бабушкин родник


Когда я была маленькой, лет шести, бабушка отвела меня к родничку. Мы прошли по огороду, потом через колючие заросли терновника и слив, по живописному болотцу, густо заросшему камышом и осокой, и вышли к берёзовой роще. По узкой тропинке между густых кустов подошли к родничку. Я во все глаза смотрела на это чудо: в небольшой, но глубокой ямке бурлила чистая вода, как в кастрюле на плите! Пузырьки воздуха поднимались со дна вместе с песчинками и мелкими веточками. Вокруг родничка росла изумрудная нежная травка, делая его волшебным и сказочным местом.

– Бабушка, а можно мне попить?

– Можно, внучка, только очень осторожно, а то горлышко простудишь, уж больно студёная водица в роднике!

– Бабушка, а откуда ты знаешь про этот родничок? Мы так долго шли к нему через вербы, что я даже устала! Далеко от нашей хаты.

Бабушка свернула кружечку из листа лопуха, росшего неподалёку. Чудесная маленькая кружечка! Я бережно взяла её, зачерпнула ключевой воды, осторожно поднесла к губам и сделала маленький глоточек. Вода и в самом деле была ледяная!

Я посмотрела на бабушку. Старушка сидела на стволе упавшей берёзы и, казалось, задремала.

– Бабуля, а ты чего молчишь?

– И-и-и, детонька, жизню я свою вспоминала горькую. Когда Гришка, дед твой, сгинувший на войне, привёл меня в свой дом, колодца на улице не было ещё. Приходилось к этому родничку ходить по воду. Два ведра на коромысле несёшь, одно в руке. Летом ещё терпимо, а зимой уж очень тяжело было по сугробам в валенках да в тулупе с тремя вёдрами. А когда приходилось стирать, вообще беда, да и скотинку напоить, да в доме вода всегда нужна. Тяжко приходилось…

– Хорошо, что колодец вырыли на улице, правда, бабуля?

– Правда, детонька, правда. Да только я не зря привела тебя сюда. Ты, внученька, помни это место, помни, как память обо мне. Вырастешь большая, уедешь в город учиться. А однажды придёшь сюда, найдёшь родник и вспомнишь свою старую бабку, её непростую жизнь.

Я крепко-крепко обняла старушку:

– Я тебя так люблю, бабулечка моя, я никогда-никогда тебя не забуду!

Потом мы немножко прибрались у родничка и под вечер вернулись домой…

Эту память я пронесла через всю жизнь. Совсем скоро и я отведу свою внучку к этому маленькому, затерянному среди заросших верб и берёз родничку моей бабушки…




Ольга Олизар






г. Гродно




«Мы собрались словами и строками…»


Мы собрались словами и строками,
Мы сошлись на одном полотне.
Чтобы вместе, касаясь истоками,
Написать о любви и весне.

Чьи-то строки падут полушёпотом,
Тонким кружевом лягут у губ.
Чьи-то спустятся с облака грохотом
И прижмутся к дрожанию рук.

Кто-то скажет: «Любить это здорово!»
И оставит счастливую нить.
Кто-то бросит, как будто из олова:
«Обещаюсь вовек не любить!»

Кем-то радуга ввысь нарисуется,
Пережив проливные дожди.
Кем-то дверь изнутри замуруется
От холодного в спину «не жди».

Все мы разные ростом и судьбами,
Разный почерк у нас и глаза.
Но мы связаны общими чувствами,
Из которых и вьются слова.

О цветах, о весне и о радости,
О стране, о семье, о любви.
И о том, как с рожденья до старости
Быть душою всегда молодым.




«Я закрою глаза на минуточку…»


Я закрою глаза на минуточку.
Для чего? А хочу помечтать.
Вдруг вернусь на любимую улочку,
Вдруг меня кто-то выйдет встречать.

Вдруг послышится голос родительский,
Дом седой распахнёт свою дверь.
Я войду в его стены на цыпочках
И скажу, поклонившись: «Привет!»

Вдруг узнает во мне он ту девочку,
Что носил день и ночь на руках,
Что на пол уронила тарелочку
И разбила стакан молока.

Вдруг припомнит мне детство счастливое,
Малой дочкой к себе позовёт.
Стрелки время махнут торопливое
И вернут всё с конца наперёд.

Буду снова бежать босоногая
По весенней зелёной траве.
Сердцем небо бескрайнее трогая,
А душой прислоняясь к земле…

Миг, забейся ключом в моём имени,
В шов пусти золочёную нить.
Дай вернуться к истокам фамилии,
Чтобы дерево там посадить.




«А зори здесь тихие… тихие… тихие…»


А зори здесь тихие… тихие… тихие…
А память здесь горькая… горькая… горькая…
Вновь плачет старушка, склонившись над письмами,
И слёзы из глаз собирает ладошками.

Живёт её боль за сердечными стенами,
Лежит сединой под затёртой косынкою.
Уж столько прошло с того самого времени,
А прошлое крутится старой пластинкою.

Прошу рассказать, и она соглашается,
Коснувшись души моей голосом искренним:
«Он звал меня в юности просто красавицей,
А я его вслух и на шёпот единственным.

Мы жили с ним рядом, соседними сёлами,
Трудились в колхозе, как наши родители:
Я в первых доярках с тяжёлыми вёдрами,
Он вечно в полях пропадал с трактористами.

Женились мы с ним по любви, по согласию,
Построили дом свой на счастье семейное.
Детишек хотели, но… жизнью загадано,
Чтоб выпало в долю нам бремя военное.

Ушёл милый утром без слёз и без паники,
За Родину нашу, за небушко синее.
Так часто писал мне: «Готовь уже драники,
Я скоро приеду, родная, любимая!»

Надеялась я, так ждала и так верила,
Наш дом на двоих берегла от огня.
За день до Победы с далёкого берега
Письмом похоронка пришла для меня.

Остались на память о нём – фотографии
И письма… И почерк… И строки любви,
Но самая ценная память из памяти —
Косынка, которую он подарил…

Заплакали судьбы, как чёрные камушки,
Но если б всю жизнь им вернули назад,
Старушка была б чьей-то ласковой бабушкой.
И дедом кому-то погибший солдат…




Алексей Преснаков






г. Санкт-Петербург




Старинный город


Уснул старинный город, купола церквей лоснятся позолотой, лунный свет увидев.
На улицах повисла тишина.
Фонарь в окно мне ярко светит,
И жалуется на него мне ночи мгла.

Нет сна, и только лёгкий ветерок по комнате гуляет.
Прохладу мне весеннюю доносит Волга Матушка-река.
Опаздывая ровно на одну минуту,
Двенадцать будут храма бить колокола.

По площадям и переулкам, город охраняя,
Гуляет Царь-медведь на задних лапах, не спеша.
Спит старый славный град, и я тихонько засыпаю
Средь четырёх десятков храмов и церквей, чернильницу опустоша.




Невозможная


Невозможно! Невозможно быть рядом с тобою!
И не улыбаться, и в душе не петь, и не писать стихов.
И, гуляя вместе вновь по городу родному,
За руку тебя не взять, не приобнять и не купить тебе цветов.

Невзначай, как будто, что-то говорю.
Не окунуться, не вдохнуть аромата твоих волос.
И смотрю украдкой на твою такую милую и нежную улыбку.
Опьяняет нас большой букет из свежих красных роз.

Взглядом лишь касаясь, мы с улыбкой взор отводим,
Будто нам всего шестнадцать лет.
Надо же так до безумия в тебя одну влюбиться!
Так тепло с тобою! Рядом ты – печали, грусти больше нет.

Шум фонтана у Адмиралтейства невесёлые стихи мои заглушит,
В Ленинграде бабье лето, солнце, свет!
Невозможные мечты мои сбываются,
И преграды все разрушены. Сомнений больше нет.

Дождь хоть будет лить, мы всё равно же будем вместе,
Зонтик я в ДЛТ купил для нас вчера.
Солнышко осветит нашу пару. Дети нам улыбки дарят, мимо проходящие гражданки и серьёзные мужчины.
Все так смотрят на тебя, счастливую, и на меня.

Околдован, очарован я тобою и повержен!
И не мил мне без тебя ни яркий свет, ни обожающая меня мгла.
Видно, кто-то молится и наблюдает там, из поднебесья.
Видно, не такой плохой уж я.




Променад


Струится серый день, бегут рекою горною минуты и часы,
День исчезает, солнца вовсе не увидев.
Наступит вечер, аромат кустов жасмина, роз окутает меня,
Луну и звёзды спрячут тучи, лишь меня завидев.

Погода в унисон со мною дружит, повторяет настроение мое,
И дождиком польёт с небес, хоть на часах давно уж за двенадцать,
Не побегу и не ускорю я свои шаги,
Хожу по улицам я городским промокшим странником, ночным скитальцем.

Под светом фонарей не так уж долго мне осталось быть,
И ночью белою раскрыт я буду средь мостов, проспектов, переулков, улиц.
Атланты на домах проводят взглядом, вечное молчание храня,
Гаргульи с крыш смеются, видя, как я танцую меж непросохших лужиц.

И дивным чудом, будто Бог до грешных нас сошёл с небес,
Ударит солнца луч и озарит златые купола церквей, соборов, и зайчиками заиграют городские окна.
А влажная брусчатка мостовой, как вакса на туфлях, блестит,
И величаво опускаются мосты, а запах моря мне Невы доносят волны.




Млечный путь


Иногда так хочется влюбиться!
Сбросить одиночества порок,
Чтоб других не видеть больше лица
Женщин, дам, молоденьких особ.

Иногда так хочется влюбиться
Навсегда!!! Как в омут!!! С головой!!!
Пустяками больше не делиться,
Не тревожить наш с тобой покой.

Иногда так хочется с тобою
Обойти полгорода пешком
И, свернув с Фонтанки на Сенную,
Показать свой старый отчий дом.

Иногда так хочется, всё бросив,
Взять да и устроить выходной!
Ты наденешь шёлковое платье,
И на «Фигаро» пойдём с тобой.

Иногда хочу смотреть украдкой,
Как под утро тихо дремлешь ты.
И, не разбудить тебя стараясь,
Нежно гладить локоны твои.

Иногда так хочется в мечтаньях
Пробежать по Млечному пути.
Обогнув невзгоды, расставанья,
Взять и снова счастье обрести.

Иногда так хочется влюбиться!
Сбросить одиночества порок.
Научиться снова улыбаться
И ценить любви земной глоток.




Ленинградское дежавю


Встану я не с утром ранним,
Встану я, когда хочу.
Кофе в турке медно-рыжей
Сам себе я заварю.

Сигарета тлеет молча,
Некому меня ругать,
Что в квартире рано утром
Развожу я дым опять.

Медленно плывут картинки,
Повторяясь день за днём.
И Ван Клиберн на пластинке
Заполняет весь мой дом.

Я присяду на балконе
С чашкой кофе на столе.
Иностранцы, наши люди…
Невский полон, день уже.

А троллейбус, как сохатый,
Вновь сорвёт с себя рога.
Выбежит шофёр усатый,
Все поправит, как вчера.

Старый флигель мне помашет
Металлическим флажком.
Я ему кивком отвечу
Как знакомому, мельком…

Всё, как прежде, всё, как видел,
Будто это день сурка,
Кофе, флигель, иностранцы
И усатого рога.




Любимой


Разбудит рано утром, капнув с потолка, сосновая слеза.
Подвешенный фонарь тускнеет, словно маясь,
И золото углей томится в печке не спеша,
Как грешник на причастии, усердно каясь.

Пускай разлука гложет, ветер зябкий и сырой
Сегодня я с улыбкою проснулся.
Все спят. И только друг на караульной службе, зная, отчего счастливый я такой,
Мне приоткрытым глазом подморгнул и улыбнулся.

И солнце с запада пролесок заливает наш среди полей.
Неубранный подсолнух не колышется, и птиц ретивых стая появилась.
Сегодня праздник на земле и у меня в душе большой!
Сегодня ты, моя любимая, на свет явилась!




Екатерина Заяц






г. Троицк




Сирень


Жила семья пенсионеров. Дом их находился почти в середине села. В палисаднике рос роскошный куст сирени. Хозяйка очень любила сирень, ухаживала за ним, вовремя обрезала, весной подкармливала. Долго цвела сирень, источала приятный запах весны и радовала односельчан. На благоухающих ветках любили собираться птицы и петь весенние песенки. Хозяйка бережно относилась к своему любимцу и очень редко срезала соцветия. Каждый вечер она сидела на лавке под кустом и вязала. Подходили соседи: и стар, и мал… каждый находил себе занятие.

Но случилось непоправимое: хозяйка «улетела к небесам».

Куст сирени стал постепенно стариться: никто не делал обрезку, никто не подкармливал его удобрениями. Кисти бутонов с каждым годом становились всё мельче и мельче. Запах от цветения уже не очаровывал прохожих, птицы перестали собираться на ветках красавца куста и распевать песни. Куст сирени стал предоставлен сам себе.

Случилось так, что хозяин-пенсионер надолго уехал в гости к внуку.

Однажды весной к жителю села Ивану Ивановичу издалека приехали гости. Племянник, молодой мужчина, проходя мимо, увидел сирень. Только распустились первые цветки на кистях. Подойдя ближе и рассматривая цветки, он ощутил прекрасный аромат. Ещё гость заметил запустение вокруг… неухоженность территории. Куст сирени плакал, по тонким стволам медленно стекали капельки воды, а может, сока… или слёз?

Гость спросил у своего дядьки, можно ли ему выкопать несколько веточек поросли с корнями.

– Копай. Хозяин уехал и неизвестно, вернётся ли назад, – ответил Иван Иванович.

И он рассказал историю об этой сирени и всё, что приключилось с соседом.

Перед отъездом племянник выкопал несколько веточек поросли.

– Я посажу их у себя в палисаднике и раздам соседям на своей улице, и будет у нас Сиреневая улица. Улица у нас новая, дома добротные, и соседи у меня все работящие и понимающие, в основном молодые семьи.

– Сажай, сажай… Пусть она радует людей. А я через года два приеду, проверю, как ты держишь своё слово, – улыбаясь, произнёс Иван Иванович, провожая родственников на железнодорожный вокзал.

Прошло три года. Весной Иван Иванович приехал к племяннику в гости… к тому, что откопал веточки сирени. Когда гостя провели через всю улицу, на которой жил племянник, он удивился: возле каждого высокого деревянного дома рос куст сирени.

– Вот видишь, дядька, как мой подарок всем соседям пришёлся по вкусу. Сперва селяне боялись, что сирень не приживётся, ведь у нас климат суровее, чем у вас. На зиму заботливо прикрывали, весной удобряли… Теперь красивые кустики радуют цветением и ароматом хозяев и гостей нашего села. Спасибо тебе, что разрешил тогда взять на развод поросль.

– Молодец! Держишь слово – настоящий мужик!

– А как тот хозяин поживает, у которого куст сирени растёт?

– Приезжал внук и продал этот домик. Говорит, что дедушка теперь у него останется жить. Новые хозяева возвели новый добротный дом в два этажа. Куст сирени обновили, старые ветки все обрезали… от него пошли новые веточки… но пока ещё не цветут.

– А мы оформляем документы на переименование улицы… была Новая, а станет Сиреневая! – весело сообщил племянник.




Куст пиона


– Привет, подруга, – писала пенсионерка сообщение в «Одноклассниках».

– Привет. Как дела? Давненько не общались.

– Всё заботы, дела какие-то.

– Как ты там одна? Слышала, вдовой осталась? Столько лет вместе вы прожили с супругом.

– Жизнь непредсказуема, теперь вот и я вдова. Ничего, держусь.

– Одной скучно в четырёх стенах?

– Я квартиру сдала внаём. Дети мне так посоветовали. Сама перебралась на дачу жить.

– Из города… да в деревню? Ну ты, мать, даёшь!

– Мне здесь нравится. Спокойно и не шумно. Да и никакая она не деревня, даже и назвать, не знаю как. Домов пятьдесят пенсионеров тут проживает постоянно. Есть магазин, аптека, медпункт. Правда, телефонная связь плохая, но интернет исправно тянет. Когда супруг был жив, я её не любила и не замечала все прелести проживания. Он летом на дачу, а я в санаторий или на море… приеду дня на три-четыре, заготовки накручу, дома приберусь… и опять в разъезды.

– А теперь что? Давай перейдём на видеозвонок. Надоело стучать по клавишам.

– Сейчас попробую. Вот, получилось. Теперь трещи и трещи языком! – засмеялась пенсионерка. – Я теперь только поняла, что супруг дом построил добротно и основательно, в огороде и в саду тоже всё служит хозяину, и мало усилий надо прилагать, чтобы содержать в приемлемом виде.

– Слушай, он чувствовал, что ты после его смерти будешь там жить, вот и подготовил для тебя и дом, и землю.

– Не знаю, наверное… Знаешь, я тут ещё обнаружила небольшой сарай, загончик из сетки и клетки для кроликов.

– Рукастый он был у тебя. Жалко мужика.

– Как вышел на пенсию, так и увлёкся всем этим.

– Точно чувствовал?

– В последние дни… и соорудил сарайчик и всё остальное. Я уже домашних цыплят взяла на выращивание. Вырастут, будет у меня и мясо, и яйца.

– А чем кормить будешь?

– Спрашивала у постоянных жителей дачного посёлка. Они мне рассказали и подсказали.

– Теперь тебе некогда и по телефону трескать, в интернете зависать и ящик этот смотреть?

– Точно, точно… весь длинный световой день на свежем воздухе. Слушай, приезжай ко мне. У нас тут тишь да благодать!

– Нееет, я не могу. Мне внука подкинули на месяц.

– Кого же это?

– Да самого маленького… трёхлетнего Акима.

– Так ты с ним приезжай. Места всем хватит. Две комнаты и кухня большая… разместимся. Вода горячая и холодная в доме, ванная, туалет.

– Хорошо, я подумаю.

– Нечего думать, приезжай. Ребёнку здесь лучше будет. Соседи хорошие: одна коз держит, молоко продаёт; другая – яйца, мясо кур, цесарок и перепелов. Так что диетическое питание малышу обеспеченно. И мне скучно не будет.

– Хорошо, пиши адрес. В четверг на электричке и приедем.

– Слушай, тут в гости ко мне недавно заскочила наша одногрупница. Помнишь рыжеволосую Нинку?

– Помню. Сто лет её не видела.

– Я тоже. Встретила случайно в электричке. Подсела ко мне, разговорились.

– Ты, наверное, сама пригласила?

– Точно.

– Язык без костей. Я вот что хотела спросить, а что ваша машина?

– Машину продала, а деньги внукам разделила.

– Зря, конечно…

– Зачем мне она? Стоять в гараже и гнить?

– Но что там с этой Ниной?

– Так вот пришла она с пачкой овсяного печенья к чаю. Посидели, поболтали. Чай попили. Я как раз только испекла пирог с тыквой. Из беседы я поняла, что и разговаривать-то с ней не о чем.

– Похвасталась своим участком, домом?

– Как без этого! И альпийскую горку, и Таврический пион, который очень редко встречается в наших краях, показала. Супруг выписал его из Крыма. Это был его любимый сорт, и он всем гостям показывал свою гордость. Много экзотических кустарников в нашем саду насадил.

– Так метры позволяют, вот он и увлекался.

– Да… двенадцать соток. Зелёный тис он вырастил из ветки, которую упросил друга привезти из Парижа. Теперь он метра полтора вымахал, стоит компактный, пирамидальный и такой гордый красавец. Японская айва… круглая, как шар. Широкое и высокое дерево – абрикос. Плодов даёт больше пятнадцати вёдер. Всех родственников снабжаем его плодами.

– Ты о растениях рассказываешь, как о людях.

– Приедешь, сама всё увидишь. Представляешь, я ей всё рассказываю и показываю, только интереса её взгляд не выражает. Ей понравился только Таврический пион, хотя у нас ещё несколько сортов различных пионов цветут. Такой дивный запах в саду стоит. Представляешь, она мне предложила его ей подарить… весь куст! Видите ли, у её начальницы юбилей, и она «болеет» пионами.

– Надо же! Придумала!

– Как она меня уговаривала. Аргументировала, что ей обязательно нужен именно этот пион, так как она пенсионерка и боится, что начальница отправит её на пенсию, а на её место возьмёт молодого специалиста. И ещё очень ранила меня словами, что это была гордость моего супруга, а его уже нет… так и мне не нужен этот пион. У меня, дескать, много растений на память о нём останется, и не будет ничего страшного, если я выкопаю и отдам ей этот куст.

– Вот стерва! Сразу бы выпроводила её.

– Так она, как пиявка, прилипла и даже на колени падала, всё выпрашивала и клянчила.

– Вот горе-то? Какая нахалка! Сколько нервов тебе попортила… Слушай, так она может ночью его выкопать… украсть?

– Нет, я собачку завела. Звоночек такой от лихих людей.

– И как же ты её выпроводила?

– Набралась смелости и настойчиво произнесла, что ей пора уходить!

– Бывают же люди. Ты сама доброта, а она…

– Нинка надула губки, сузила глазки и резко пошла… даже, можно сказать, вылетела от меня. Да ладно уж. После её ухода я успокоительные лекарства пила. Потом подошла к кусту, долго стояла и вдыхала цветочный аромат.

– Не приглашай ты малознакомых людей в гости. Хотя я понимаю тебя: осталась одна, дети и внуки далеко…

– Будем прощаться. И так я долго разглагольствовала. Работа в теплице ждёт меня. Приезжай! Буду рада! – и пенсионерка отключила ноутбук.




На даче


Пенсионер Борис Иванович последние несколько лет стал проводить лето на даче.

Глухая деревенька недалеко от его небольшого городка в летнее время притягивала горожан. Он приезжал ранней весной и до поздней осени жил в небольшом домике. Это был старый домишко со скрипучим, покосившимся крыльцом. Маленькие окна выходили в сад. Открытые створки окон щедро впускали в комнаты весенние ароматы. В них трудно разобраться: то ли сирень кормит обоняние дурманящим запахом, то ли вишня, помахивая цветущей веткой, посылает волшебные пассы, то ли черёмуха возбуждает давно забытые чувства… чувства радости и любви ко всему прекрасному, к жизни.

«Даааа, недавно я остался один, да и годы уже не те, а весна берёт своё…. просыпается что-то в душе… любовь, наверное?» – размышлял пенсионер, вдыхая весенний пьянящий запах сада.

Огородом Борис Иванович не занимался: интереса не было. Пенсия хорошая. Все овощи можно купить, а много ли ему одному надо? Пришло такое время на склоне лет – только жить да радоваться жизни. Вот он и радовался. Утомила городская суета. Когда с супругой жил, не так этот «город давил», а теперь…

Он наслаждался одиночеством на даче. Его умилял даже старый колодец, в котором собиралась родниковая вода. Рано утром, раздевшись до трусов, пенсионер неспешно подходил к колодцу, цеплял старое погнутое ведро на крюк журавля, потихоньку вытаскивал его наверх, наполненное живительной влагой; крякнув, обливал себя с головы до ног, долго громко ухал и кряхтел. Другое ведро нёс в дом. Потом выходил на крыльцо, вытирался полотенцем. Незамысловатый завтрак и… весь день свободный.

Следующее его занятие – обойти весь сад, поговорить с каждым деревом, кустом, залетевшей в сад птичкой, каждому сказать несколько добрых, ласковых слов, душу отвести.

– Заболела, подружка моя, – сочувственно, напевно тихо шептал он старой груше. – Лечиться будем? Ты у меня снова как молодая станешь! Порадуешь меня своими душистыми плодами.

– А ты что-то не к добру цветы пышно распустила: облетят все, плодов не дождёшься, заморозки ожидаются, – недовольно выговаривал он вишне. – Ладно. Подождём. Посмотрим.

– Ну а ты, пион, что-то бутонов у тебя маловато? Как я люблю твой дивный запах. Запах пионов лечит меня. А ты в это лето радовать меня не хочешь? Ничего, ничего, подкормлю тебя, пожалуй. Сейчас лекарство тебе приготовлю.

– А на тебя вообще смотреть не хочу! Смутьянка ты! Как есть, смутьянка! – стыдил хозяин черёмуху. – Что гроздья развесила? Манишь всё?! Ни к чему старика волновать! Пустое всё! Было да прошло! Нет больше никого и ничего! Стар я. Моя благоверная оставила меня, а я? Кому я нужен-то, старик? А ты мне душу бередишь!

Дачник печально отвёл глаза, почесал аккуратно подстриженную седую бороду, махнул рукой.

– Э-э-э-х, что было, то прошло! Как давно это было? – Взял книгу стихов и присел возле черемухи.

В пятницу, к вечеру, на дачи съезжались горожане. Говорили. Хохотали. Работали. Музыка, песни, веселье! Шум и гам!

Тишина затаилась, стала ждать вечера воскресенья. Борис Иванович после чтения любимого романа вышел на крыльцо встретить вечернюю зорьку.

«Приятное тепло сельской весны. Неуловимые и неповторимые запахи. А ещё – ни с чем не сравнимые звуки – пение соловья. Родина это моя! Родина! – вслух сам с собой тихо разговаривал старик. – Красотища-то какая! Просторы русские необъятны! Нигде за рубежом не сыщешь такого. А я на своём веку много стран объездил, а такой красоты не видывал. Старость, старость! Недолго осталось мне любоваться этими просторами, восходами и закатами, встречать весну», – кряхтел дачник.

Теплом и радостью наполнилась его душа. Он устремил взгляд на розовый горизонт и забылся…

– Мужчина, помогите, пожалуйста, – вдруг отвлёк его от приятных раздумий весёлый и звонкий женский голос.

– Это вы мне? – робко произнёс Пётр Сергеевич.

– Да, вам. Я не знаю, как ведро закрепить.

Он неторопливо спустился с крыльца и медленно подошёл к колодцу. Там стояла темноволосая женщина. Она показалась ему такой притягательно хорошенькой, что глаз нельзя отвести. Он замер и стал рассматривать женщину. Стало старику неловко. Но хотелось смотреть и даже… дотронуться до неё. Можно даже сказать, что он бессовестно пялился. А она, так ему казалось, «строила глазки».

И почему-то он представил её обнажённой! Смутился, покраснели щёки, спину обдало жаром! Он машинально закрепил цепь на ведре, сам спустил его в колодец, сам достал и поставил на лавку.

– Вот. Пожалуйста. Возьмите, – заплетающимся голосом, вмиг опьяневший, произнёс дачник.

– Я очень вам благодарна, – засмеялась звонко женщина.

…Эти большие карие глаза и чёрные брови! Эти ослепительно-белые зубы! Это манящее пышное и, наверное, мягкое тело? Эти божественно красивые бедра, икры, полные и загорелые…

…До глубокой ночи одиноко просидел на крыльце пенсионер, всё представлял эту женщину… мечтал, фантазировал… грезил.

Ярко-ярко блестел на небе золотой месяц. Всё впереди: новая луна, новый месяц. Большая Медведица демонстрировала свою необычность и красоту.

Черёмуха манила запахом, будоражила фантазии. До утра не сомкнул глаз наш герой.

– Напророчила ты мне, черёмуха, вынула далеко затерявшиеся чувства, проснулись они. Уговаривать буду! Ждать буду! Такая женщина! Моя будет! Мояяяя! – мечтательно чмокал губами пенсионер, устремив взор в звёздное небо, и по дряблому старческому телу медленно поплыла сладострастная нега.




Вера Фетисова






г. Рязань




…И дерево посадить


Нам навязал милитаризм
Ковид, военный катаклизм.
Устали люди напрягаться.
Расслабиться бы, сил набраться.

То ж дерево живое посадить,
Чтоб в зной прохладу всем дарить.
Густая крона, птицы в ней,
С годами – все тенистей, зеленей.

Под ним спасётся путник, что спешил.
И возродится, вновь набравшись сил.
Но есть то дерево, что нужно всем
Народом взяться, чтоб посадить его.
Там мало одному лишь постараться.

Скачок индустриальный – имя древу.
Внимал двадцатый век тому напеву.
Руду добыв, мы лили много стали.
Бедняк вчерашний, ныне пролетарий.

Нам клич – "догнать и перегнать" —
Настало время снова повторять.
Не уповая на могущество трубы,
По разным векторам внести труды.

То дерево прекрасную даст тень.
Верхушкою – в зенит.
Под ним стабилен день.
С ним не страшны ни засуха, ни зной,
Землетрясенье, катаклизм иной.

Там пища для ума и тела.
И общее большое дело.
То, для чего Всевышний Русь оберегает,
Что истины путём пойдёт.
Не смертным спорить с ним.
Ведь Высший Разум знает…




Сирень у бабушки в саду…


Сирень у бабушки в саду.
Туда уже я не приду…





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69271150) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.