Книга - Спецпереселенцы Тюменской области. От гонений царской России до становления красного террора. 1709 – 1991 (от Петра I до Горбачёва)

Спецпереселенцы Тюменской области. От гонений царской России до становления красного террора. 1709 – 1991 (от Петра I до Горбачёва)
Александр Викторович Жимоедов

Александр Викторович Жимоедов


В истории России есть и неприглядные страницы. Такие, о которых вспоминают нечасто, но говорить о которых, безусловно, нужно. Речь о политических репрессиях, когда врагами были объявлены не конкретные преступники, а целые классы общества, лучшие его представители.

Народ был в ужасе… Как жить? Где искать помощи? Что ждёт дальше? Сегодня мы можем перенестись сквозь года и увидеть все эти события глазами людей, которые были принесены в жертву истории, прочувствовать их переживания, страх и мысленно пройти вместе с ними по следам из воспоминаний.

Что чувствуют люди, когда происходит смена власти? Что происходит в государстве? Неужели политические репрессии были необходимы? Такие события заставляют задуматься о справедливости, безграничности человеческого терпения, великодушии, патриотизме.

По воспоминаниям жертв политических репрессий.





Александр Жимоедов

Спецпереселенцы Тюменской области. От гонений царской России до становления красного террора. 1709 – 1991 (от Петра I до Горбачёва)











«Съезд победителей»



Здесь представлена одна из самых известных фотографий Сталина. Вождь народа смотрит через прицел легендарной трёхлинейки – винтовки Мосина – на полный зал делегатов XVII съезда ВКП(б). Кадр можно назвать пророческим: направляя прицел на почти двухтысячную аудиторию, Сталин будто предугадывает их судьбу. Через несколько лет чуть больше тысячи «посланцев» партии понесли наказание, остальные, за исключением немногих, – расстреляны.




Из выступления на предвыборном собрании трудящихся


Сталинского избирательного округа 11 декабря 1937 г.



«…я хотел бы заверить вас, товарищи, что вы можете смело положиться на товарища Сталина (бурная, долго несмолкающая овация. Возглас из зала: «А мы все за товарищем Сталиным!»). Можете рассчитывать на то, что товарищ Сталин сумеет выполнить свой долг перед народом (аплодисменты), перед рабочим классом (аплодисменты), перед крестьянством (аплодисменты), перед интеллигенцией (аплодисменты)».

И. СТАЛИН






























ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ








1709 году, августа в день, по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержца, удскому прикащику Ивану Сорокоумову с служилыми ехать из Якуцка по особому своему наказу, каков ему дан из приказной полаты, за якуцкою великого государя печатью, до Удского острогу с великим поспешением, чтоб того пути снегом не одержало, и дорогою до Уцкого [494] Якутам и Тунгусам никакой и в подводах обиды не чинить; а приехав на Удь, чинить о всем по тому вышеописанному особому наказу. А о недособолях промышлять и радеть с великим попечением, и сверх ясаку такие недособоли у иноземцов менять на крашенину и на олово; а ему Ивану на те недособоли на мену дано из приказной полаты великого государя казны 20 фунтов олова в тарелех, да 30 аршин крашенины. А от усть реки Уди в море которой значится остров проведывать: какие люди на том острове и какой веры и под чьим владеньем, или собою живут, и какой в том острове зверь и иное какое богатство у них есть, и по прямому свидетелству буде возможно какими судами самому с служилыми людми съездить и сметить, сколь далече от устья Уди реки тот остров, и взять о том прямую достоверную ведомость, и о том всем учинить чертеж и в том великому государю показать верную и усердную свою службу, как обещался ему великому государю служить, при своем в Якуцком отпуске, пред святым Христовым евангелием, за что можешь получить от Господа Бога мздовоздаяние, а от великого государя по своей верной услуге многую пред своею братьею милость. А будет кто из служилых людей великому государю против вышеписанного службу свою явит, и тем служилым по его великого государя указу, переменены будут в дворянские чины и учинена будет денежная и товарная многая милость и жалованье. А буде ты с служилыми людми против вышеписанного великого государя указу, за своими прихотми, или для какой своей безделной корысти, не исправишь, и тебе и служилым людем, по указу великого государя, учинено будет жестокое наказанье и пожитки ваши все взяты будут на великого государя бесповоротно. И тое прямую ведомость и чертеж, за своею и служилых людей руками, и иноземцов за их знаменами, привезть в Якуцкой в 710 году.

2. [495] 1710, июля в 10 день, по указу великого государя и по наказу из приказные полаты, велено мне уцкому прикащику сын боярскому Ивану Сорокоумову с усть Уды реки в море которой остров значится, проведывать: какие люди на том острову, и какой веры, и под чьим владением, или собою живут, и какой в том острове зверь и иное какое богатство у них есть; и по прямому свидетелству, буде возможно, какими судами самому с служилыми людми и с иноземцы съездить и сметить, сколь далече от усть Уди реки тот остров, и взять о том прямую достоверную ведомость и чертеж за своею и служилых людей руками и иноземцов за их замены, и привезть в Якуцкой и подать в приказной полате столнику и воеводе Дорофею Афонасьевичю Траурнихту да подьячему с приписью Ивану Татаринову. И он де Иван, для проведыванья того острова из Уцкого с служилыми людми не ходил для того, что служилые люди, 14 человек, которые пошед дощеником из……зимовья на Удь не пришли и воротились назад в Якуцкой, и за тем ему из Уцкого острогу итти было не с кем. А в остатке от него Ивана на Уди служилых людей 16 человек, в том числе 2 человека лежат при смерти; и служилые де люди и ясачные иноземцы дали ему Ивану Сорокоумову в Уцком остроге, за своими руками и знамены, о островах сказки, и те их сказки привез он Иван в Якуцкой под сим доездом. А надобно де к тому морскому ходу сделать на Уде кочь, шитик, да служилых людей человек с 30, да ясачных иноземцов человек с 10, да на припасы 5 пуд прядина да 5 пуд пенка, да на парус 300 аршин холста, 2 напарьи, да кузнец для починки и поделки всякой мелочи, 2 долота, да 2 теслы, да гвоздья и скоб. В том и доезд дал, а доезд писал, по повелению отца своего, Стефан Сорокоумов.

[496] На подлинном пишет тако: к сему доезду Иван Сорокоумов руку приложил.

3. 1710 году, июня в 4 день, в Уцком острожке в ясачном зимовье прикащик сын боярской Иван Сорокоумов допрашивал служилых людей, по указу великого государя и против памяти Якуцкого города от столника и воевода Дорофея Афонасьевича Траурнихта, о допросе на море островов и людей и соболей и всякого зверья.

Того ж числа, выслушав служилые люди великого государя указ и память, сказали: Семен Анабара, Иван Каргапол, Григорей Харин, Иван Юрьевских, Василей Костромин, Григорей Дренин, Семен Типушин, Матвей Чюхарь, Никита Струихин, Василей Лазарев, Никифор Курков, Карп Глушкой, Григорей Волга, Евтифей Зырян, Матвей Торской, Козма Енисейской: те де острова на море от Уди реки от устья видеть, а сами де мы на тех островах не бывали, а от мужиков слышим, что де на тех островах соболей есть много и всякого зверя и оленей; а людей де сказывают не видали, потому что де мы вдаль не хаживали и землю де мы не знаем, велика ли или мала, а реки из него текут велики, и хребты видеть велики, и рыба в реки идет всякая.

4. 1710 году, месяца июля в 5 день, в Уцком остроге прикащик сын боярской Иван Сорокоумов, против указной памяти, допрашивал ясачных Тунгусов Агинкагирского роду Егота да Гегота Мотка Паргавулена с родниками, что видеть с усть Уди в море: сами де мы на том острову не бывали, а слышим мы у Гиляков, ездят де на тот остров из земли день в лодках и на другой остров день же и на третей остров день же, всего 3 дни де переграбають, а [497] зверя де на том острову, соболей и лисиц много и всякого зверя много.

5. Лета 1710, августа в 22 день, по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, память Уцкого острогу прикащику сын боярскому Василью Игнатьеву. В нынешнем 710 году в статьях, за подписанием столника князя Василья Ивановича Гагарина, столнику и воеводе Дорофею Афанасьевичю Траурнихту да подьячему с приписью Ивану Татаринову, написано: велено для проведыванья от Уцкого острогу до Нерчинска пути прикащику послать из Уцкого в Нерчинск служилых людей двух человек, чтоб пройти, не занимая Китайских покатей, и чтоб отнюдь чрез Китайские покати не ходили; а как придут, о том писать, каким путем и в скорое ль время придут. Также, которой остров значит против Уцкого устья в море, проведывать всякими меры, сколь он велик и какие люди и под чьим владеньем живут. А в прошлом 709 году, по указу великого государя и по памяти из приказные полаты, велено уцкому прикащику Ивану Сорокоумову вышеписанной остров против Удского устья проведыват. И в нынешнем 710 году, июля в 10 день, пришед он Иван из Уцкого острогу, и сказал: по указной де памяти, из Уцкого острогу Иван с служилыми людми вышеписанного острова проведывать не ходил для того, что служилые люди, 14 человек, которые пошед дощаником из Подволошного зимовья на Удъ не пришли и воротились назад в Якуцкой, и за тем де ему из Уцкого острогу итти было не с кем; и служилые де люди и ясачные иноземцы дали ему Ивану в Уцком за своими руками и знамяны о островах сказки, а по тем сказкам такие острова явились; а надобно де к тому морскому ходу сделать на Уде кочь, шитик, да служилых людей [498] человек с 30 да ясачных иноземцов человек с 10 да на припасы 5 пуд прядена, 5 пуд пенка да на парус 300 аршин холста, 2 напарьи, 2 долота, 2 теслы, да гвоздья и скоб, да кузнец для починки и поделки всякой мелочи. А в сказках служилых людей Семена Анабары с товарищи написано: острова де на море от усть Уди реки видеть, а сами де они на тех островах не бывали, а от мужиков слыхали, что на тех островах соболей есть много и всякого зверя и оленей, а людей не видели, потому что они вдаль не хаживали и земли, велика или мала, не знают, а реки из него текут велики и хребты видеть и рыба из моря в реки всякая идет. Да в сказке уцких ясачных иноземцов Егота с родниками написано: с усть де Уди реки в море остров видеть, а сами де они на том острову не бывали, а слышали у Гиляков: езду де на тот остров с земли в лодках день и на другой и на третей островы по одному дню, а соболей де и лисиц и всякого зверья на том острову много. И тебе Василью, пришед в Уцкой острог, для проведыванья от Уцкого острога до Нерчинска пути, послать из Уцкого в Нерчинск служилых двух человек, чтоб пройти не занимая Китайских покатей, и собрав великого государя ясак доброй, с немногими людми, с сколкими возможно, выслать в Якуцкой и велеть служилым людем сделать кочь шитик, какой годен к морскому ходу и в удобное время убрався с служилыми людми и с ясачными иноземцы от усть Уди реки в море которые значатся острова ехать проведывать, какие люди на том острове, и какой веры, и под чьим владением, и какое у них оружье или собою живут, и какой в тех островах зверь и иное богатство у них есть, и сметить, сколь далече от устья Уди реки те острова, и взять о том прямую достоверную ведомость, и о том всему учинить чертеж, и в том великому государю показать верную свою и усердную службу, как обещался ему великому государю [499] служить в Якуцком при своем отпуске пред святым евангелием, за что можешь получить от Господа Бога мздовоздаяние, а от великого государя по твоей верной услуге многую пред своею братьею милость. А будет из служилых людей великому государю против вышеписанного службу свою кто явит, и тем служилым, по его великого государя указу, переменены будут в дворянские чины и учинена будет денежная придача и товарная многая милость и жалованье. И о том о всем учинить чертеж и тое прямую ведомость и чертеж, за своею и служилых людей руками и иноземцов за их знамянами, привезть в Якуцкой в 1711 году и подать в приказной полате столнику и воеводе Дорофею Афанасьевичю Траурнихту да подьячему с приписью Ивану Татаринову. А буде ты с служилыми людми против вышеписанного великого государя указу, за своими прихотми, или для своей какой бездельной корысти не исправишь, и тебе и служилым людем, по указу великого государя, учинено будет жестокое наказанье и пожитки ваши все взяты будут безповоротно на великого государя и сосланы в сылку для того, что им служилым людем для той вышеписанной службы дано великого государя денежное жалованье на 3 года.

А буде прикащик, за своими безделными прихотьми, от той службы учнет отговариватца, и вам служилым людем, которым дано для той службы великого государя денежное жалованье и для морского ходу припасы, взяв сию наказную память, итти мимо прикащика, а на него в том ослушании писать в Якуцкой.

А что к тому морскому ходу дано всяких припасов, и тому под сею наказною памятью роспись.

6. 1710 году, февраля в 20 день, в Якуцком в приказной полате перед столником и воеводою Дорофеем Афонасьевичем Траурнихтом, да перед подьячим с приписью [500]

Иваном Татариновым, якуцкие служилые люди: Никифор Малгин, Иван Шамаев, Алексей Поротой, Михайло Насеткин, по допросу про остров, которой значится против Камчатского и Ковымского и Ленского устья и про иные ведомости сказали порознь.

Никифор Малгин в допросе сказал: в прошлых де годех, при околничем и воеводе князе Иване Петровиче Борятинском, ходил он Никифор из Якуцка с торговыми людми, с Андреем Ворыпаевым с товарищи, в работе на коче до Ленского устья, а с Ленского устья морем подле землю; и отнесло де их от Святого Носу в голыме в море, потому что де подле землю нанесло льду; и кочевщик де Родион Михайлов указывал торговым людем и ему Никифору, не дошед Ковымского устья, в море, значится остров, и он де Никифор с товарищи тот остров видели. И после де того, на Ковыме ему Никифору торговой человек Яков Вятка в розговорех говорил: преж де сего бежали от Ленского устья по морю они Яков с торговыми людми в Ковымское устье девятью кочами, и из тех де кочей 3 коча отнесло к вышеписанному острову, и с тех де кочей в карбасах на тот остров для проведывашя люди выезжали, и видели по край острова следы знать, что копыто, а какого де скота и зверя тот след, того не ведают и людей никаких не видали; и прибежали де они теми кочами в Ковымское устье; а против де Ленского устья он Никифор того острова не видал и ни от кого про тот остров не слыхал. Да в прошлых же де годех торговой человек Тарас Стадухин сказывал ему Никифору в Ковымском зимовье: в прошлых де годех, как они Тарас с товарищи пришли на Ковыму, и с Ковымы пошли они по морю кочами подле землю проведывать непроходимова носу в девяносте человеках, и того носу пройтить не могли, и воротились назад, и перешли через нос на другую [501] сторону; и сделав кочи, подле море ходили до Пенжинского устья, и немирных людей громили, и взяли у тех иноземцов в полон одну бабу. И против де Пенжинского устья значится остров и земля видеть. И у той де бабы он Тарас с товарищи про тот остров спрашивали, и та де баба им сказала, что на том острову есть люди бородатые, платье носят долгое, а руских де людей называют братьями. А они де Тарас с товарищи на том острову не были и пошли назад; и иноземцы де неясачные товарищей его Тарасовых, 81 человека, побили, а осталось де их от побоища толко 9 человек, и пришли они на Ковыму.

На подлинном пишет тако: к сей сказке вместо казака Никифора Малгина, по его велению, пятидесятник Александр Никитин руку приложил.

Иван Шамаев в допросе сказал: в прошлом де в 700 году посылан он Иван в Камчадальской острог для ясачного сбору с прикащиком Тимофеем Кобелевым. И шли они с Анадыря до Пенжины на оленях и на собаках, и поделав на Пенжине в море суды, и шли поде Камчацкой Нос морем в судах до пустого острога; и теми де судами море не пропустило. И от того де острогу ходили они на оленных на неясашных Коряк, и погромили оленей, и на тех оленях поднялись через хребты на Камчатку. А против Пенжинского де устья он Иван и никто никакова острова сами не видали и ни от кого не слыхали. А с Камчатки де он Иван посылан был на Пенжинское море с служилыми людми для ясачного сбору, и против де реки Харьюзовы камень голец видеть, а на матерой или остров, того де он не ведает; а и у иноземцов де они о том спрашивали, и те де иноземцы им сказывали, что они у того камени не бывали и людей никаких не знают. А идучи де он с Камчатки с отписки один, видел против Караги реки в море значится остров, и на том де острову Иван [502] Голыгин с товарищи, трое человек, в байдарах для проведывания к иноземцом ездили; а грести де до того острова в байдарах день; и на том де острову они людей видели и ясаку просили; и те де люди им Ивану Голыгину ясаку не дали; а вдаль де они на тот остров за малолюдством ходить не смели, и боясь их иноземцов, воротились назад. А после де его Ивана на том острову руские люди никто не бывали, и много ль на том острову людей, про то подлинно никто не ведает. А в Ковымском де и в Ленском устье он Иван не бывал и никакова острова не знает и от людей не слыхал.

На подлинном пишет тако: к сей сказке Иван Шамаев руку приложил.

Михайло Насеткин в допросе сказал: в прошлом де 702 году посылан был он Михайло в Камчадалской острог с прикащиком Михайлом Многогрешным, для ясачного сбору. И шли де они из Анадырского до Пенжинского острогу на оленях и на собаках, и на Пенжине поделав суды карбасы, выплыли в Пенжинское устье, и взяли у ясашных Коряк байдары, и в тех байдарах пошли они морем на Камчатку; и дошед до Лесной реки заосеновали, и осенью, поделав нарты и лыжи, пришли на Камчатку, и с Камчатки де они ходили вниз по Камчатке в поход на немирных камчатцких мужиков. И против Камчатского де устья значится остров, а какие на том острову люди есть, того де он Михайло не ведает, и преж сего на том острову руские люди бывали ль, того де он Михайло ни от кого не слыхал. Да его де Михайла с служилыми людми, в пятидесяти человеках, посылал с Камчатки прикащик Василей Колесов в Курильскую землю на немирных людей. И они де шли в ту землю на собаках, и проведывали от Курильского острогу дале в Нос земли, и от того де места дале земли в Нос нет, пришло море, толко видеть в море за [503] переливами земля; а проведать де той земли не на чем, судов морских и судовых припасов нет и взять негде, потому что де лесу близко нет и снастей и якорей взять негде. И идучи де он Михайло назад с Камчатки из Анандырского с прикащиком Михайлом Многогрешным с плотбища судами выплыв по Ковыме в море, и морем в Индигирское устье, и от Ковымского де устья до Индигирки остров в море видеть. А кочевщик де Семен Монастырской сказывал ему Михайлу и служилым людем, что тот остров и земля одна, что с Камчатки от Пенжинского моря и против Ковымского и Ленского устья, а люди де на том острову против Ковымского и Ленского устья какие живут ли, того де он Семен им никому не сказывал и ни от кого он Михайло про людей на том острову не слыхал.

Алексей Поротов в допросе сказал: в прошлом 704 году, послал его Алексея с Иваном Томским из Анандырского острогу прикащик Евфим Петров в Камчадальские остроги с присланными из Якутцка указными памятьми к прикащику Василью Колесову. И он де Алексей с товарищем шли с Анандыря до Пенжины и с Пенжины до Камчатки горою на оленях и на собакак 4 месяца, и отдал те указные памяти Василъю Колесову в целости. И идучи де они на Камчатку, не дошед до Камчатки, против Караги, от Брусеной, видели значится остров, и сказывал де ему Иван Голыгин, что он на том острову в байдарах был, и иноземцы де на том острову есть, и много ль иноземцов, того де он Иван ему Алексею не сказал. А грести де в байдарах до того острова от устья Караги реки с утра до вечера. А с Камчатки де он Алексей вышел в Анандырской с камчатскою казною с Василъем Колесовым с товарищи. А про иные де острова он Алексей не ведает.

На подлинном пишет тако: к сему допросу вместо [504] Алексея Поротова, по его велению якуцкой казак Дмитрей Голыгин руку приложил.



Якутск, кн. 4, акты ММ 19 – 22 и 27.

Стиль, пунктуация и орфография сохранены, буквы старого русского алфавита заменены современными.

























































































Реформы патриарха Никона в конце XVII века привели к расколу русской православной церкви. Верующие разделились на православных и староверов. Те христиане, которые остались верны канонам старой веры, назывались староверами, те, что пошли за Никоном, который проводил ревизию канонов, положений и устоев церкви, назывались православными.

Староверы изгонялись из церквей. Их притесняли, многие погибли за старую веру.

Опасаясь гибели, староверы начали спасаться – побежали в глухие места на север европейской части России, а также в глухие места за каменный пояс, за Урал, Уральские горы. На новом месте староверам пришлось платить два налога: один налог как все люди, а второй – за право исполнять обряды старой веры. Отсюда пошло второе название – староверы.













ИСТОРИЯ (БИОГРАФИЯ) СЕМЕЙСТВА СТРУИХИНЫХ



Из записей Струихина Ефима Дмитриевича



Прадед, отец моего деда Андрея Фёдоровича Струихина, спасаясь от преследования, оказался за Уралом, на водоразделе между реками Исетью и Пышма, на урочище трёх озёр. Это был плодородный край, богатый сенокосными, водными, лесными угодьями.

У прадеда Фёдора и его жены было трое сыновей и две дочери. Имени прабабушки, к сожалению, мне отыскать не удалось.

Дед Андрей Фёдорович родился уже в селе Антрак Тобольской епархии Шадринского уезда, Шатровской волости. Семья Андрея Фёдоровича и бабушки Прасковьи Андреевны состояла из 18 человек.

Дед Андрей вернулся с русско-японской войны в 1905 году и вскоре умер. Бабушка Прасковья дожила до 100 лет.

Все братья Струихины жили на одной улице. Дома их, добротные сибирские крепости, имели общий двор, в который можно было попасть только через ворота. Двор был защищён от непрошеных гостей. Во дворе находились амбар, завозня, погреб, малуха, баня, навесы-сараи для хранения телег, саней, конюшни для лошадей, загоны для коров, овец, кур, свиней и прочей живности, навесы-денники для выгула скотины, для хранения грубых кормов.

За домами были огород, гумно, овин, где в дождливую погоду сушили снопы. Была летняя баня, где летом мылись, а осенью сушили лён и коноплю, из которых делали холсты и верёвки.

Хозяйство, как помню, вели натуральное: сами сеяли, молотили, перерабатывали. Зерно мололи и стряпали хлеб. От живности получали продукты: молоко, мясо, сало, яйца. Шкуры выделывали и шили обувь.

Из овчины шили верхнюю одежду, из шерсти делали валенки. Пух и перо для постели тоже были свои.

Изо льна ткали холсты, из них шили нижнюю и верхнюю одежду. Рыбу, дичь промышляли своими силами и средствами.

Дрова‚ сено были в достатке поблизости, все излишки возили на рынок в Шатрову, Шадринск и другие города или на ярмарки.

Холсты делали так:

Вылежавшийся лен или вымоченную коноплю-соломку сушили обычно в банях, потом мяли на мялках, затем трепали и чесали‚ разделяя на паклю и чистое волокно. Из льняного волокна изготавливали холсты. Льняную паклю, конопляное волокно пряли и ткали из них грубое полотно. А из конопляной пакли вили верёвки‚ иногда и канаты. Для изготовления холстов и веревок требовались особые инструменты: сушилки, мялки, трепалки, чесалки с металлическими зубьями и чесалки щетинные‚ прялки, веретена‚ воробы для спуска мотов, тюрики, в семье был ткацкий станок, и к нему – челнок с цевкой, берда, ниченки‚ подножки.

От того, каков будет урожай зерна, зависела жизнь семьи.

В хозяйстве были плуг, соха‚ борона‚ лукошко для сева или сеялка, для уборки – серп-литовка, грабли или лобогрейка, или жатка-самосброска‚ сноповязалка. Комбайнов и в помине не было. Сжатый, скошенный хлеб вязали в снопы, ставили в бабки‚ суслоны, кучи для просушки, после свозили на ток‚ где молотили‚ веяли зерно.

У отца была столярка и кузница‚ где он делал телеги‚ сани-кашовки, беговушки‚ ходки, пролетки. Делал для себя и на продажу‚ ремонтировал ружья. Сам делал всё, что мог сделать, из дерева и железа.

Всякое натуральное хозяйство в деревне платило налоги, натуральные и денежные. Все излишки, что оставались от налогов, и оставленное для пропитания вывозилось на рынок или ярмарки.

На вырученные деньги покупалось всё, что необходимо для ведения своего хозяйства.

Мой отец Струихин Дмитрий Андреевич родился 8 ноября 1878 года в селе Антрак, Шатровского раойна, Курганской области. Он был младшим сыном в большой крестьянской семье, образования не получил, но мог писать, читать, считать, что и требовалось мужику в деревне. Он научился грамоте, отслужив 10 лет в армии. Отец был призван в 20 лет.








Вернувшись из армии, в тот же год он женился на Екатерине Меркурьевне Черновой из деревни Чернова (Суханова). Мама была моложе отца на 10 лет. Два старших брата отца уже были женаты. После женитьбы отца в доме стали жить 3 семьи, у всех дети. Братья с помощью родных построили в течение 2 лет два дома: один по старому типу, другой – крестовый (помещение, разделённое внутри крестообразно двумя капитальными стенами). Отец остался в родительском доме, но дом был старым и ветхим. Отец начал готовиться к строительству нового дома.

За 3 года он построил крестовый дом. Тогда мода была на окна с полукруглыми рамами, поэтому их было много. Он перестроил некоторые стайки, ворота, сделал из старого дома малуху-мастерскую, где столярничал.








В 1913 году родилась Ефросинья. В 1914 году отца мобилизовали на «германскую войну» (тогда так звали Первую империалистическую). С войны отец вернулся контуженым и израненным, рассказывал, что его завалило мерзлой землёй, а спасли его штык и санитары, которые нашли его «по штыку» – кто-то стонал около или под штыком. Поэтому отец говорил: «Меня спас штык».

После госпиталя он вернулся домой в 1917 году, а я появился на свет – в 1918. В Гражданскую войну отец в армию не призывался по неспособности носить оружие.

1920-1922 годы в Зауралье были трудными: 2 года подряд стояла засуха. 1923 год был очень урожайным. Уродилось всё, что сеял крестьянин. Деревня начала оживать. Следом несколько лет было урожайных, деревня начала набираться сил: была отменена продразвёрстка, введён продналог, упорядочены цены на продукцию, сдаваемую в счёт продналога. Главное для селянина было то, что земля была отдана ему, на ней он был хозяином и результаты труда мог определить по своему разумению: продать, обменять. Новая экономическая политика (НЭП) привнесла оживление в хозяйственно-экономическую жизнь села, оживилась торговля. Крестьянин мог взять в банке ссуду на покупку скота, инвентаря под льготный процент. Как мне помнится, в то время только ленивый или пьяница мог быть бедным, все остальные могли себя прокормить.



После окончания Гражданской войны организовывались коммуны. Многие из них были жизнеспособны, неплохо вели свое хозяйство. Жизнь в них была неплохой, но часть коммун, которые возглавили люди, неспособные к руководству, вскоре распались и прекратили своё существование.

Организовывались товарищества по совместной обработке земли (ТОЗ). Они пользовались большой популярностью. Товарищество помогало крестьянину с приобретением инвентаря и техники.












Село Антрак расположено на стыке трёх озёр: Большого, Среднего и Чёрного. Очень красивое место. К началу коллективизации в селе насчитывалось более 300 дворов. Пашня давала обильные урожаи зерна, луга – в достатке сена, на пастбищах паслись стада коров‚ овец‚ лошадей. Озера изобиловали рыбой и водоплавающей птицей, в лесах водилось много боровой дичи и пушного зверя. Казалось, только прикладывай разумно труд – всего будет в избытке. Так жили деды и прадеды, не одно поколение трудилось‚ оберегая себя и соседа от набегов воров‚ конокрадов и прочих любителей лёгкой наживы.

Большое озеро действительно было крупным: длиной – 12 км, шириной – 8 км. Половина берега была занята строениями, на одной трети были построены шесть ветряных мельниц.

Озеро Среднее было длиной 3 км, половина его берега также была застроена домами. Через кладбище от Среднего находилось озеро Чёрное. Оно было длиною около 8 км, на его берегу был расположен хутор, по другой стороне Чёрное примыкало к одной из улиц Среднего.

Часто берега Чёрного и Среднего переходили в большие болота, где гнездилось неисчислимое количество водоплавающей птицы. В водах всех трёх озёр водилось много карася серебристого и золотистого, был и гольян. Пашни были плодородные, подзолистые, лесные. Последние требовали удобрения. Сенокосов было в избытке. Антрак окружали, в основном, лиственные леса, хвойные росли только по рямовым болотам.

Хозяйство отца было небогатым: 1–2 лошади, 1–2 коровы, пара нетелей, молодняк крупнорогатого скота (КРС) 1–2 головы, овец 10–12 голов, от двух до 4 свиней, куры, гуси, индюки. Кроме этого, отец прирабатывал в столярке и кузнице.




Несколько слов о ярмарках




Первая осенняя ярмарка обычно проводилась в селе Шатрово. Туда съезжался крестьянский люд. Привозили то, что вырастили на полях и огородах, продукты животноводства, всевозможные ремесленные изделия. На ярмарке не было разве что живой воды.

На шатровской ярмарке я был дважды. Один раз мы с отцом ездили продавать нетеля, от продажи которого там же купили лошадь, наряды Ефросинье и маме. Наша нетель была признана Алтайской красностёпной породы.

Еще одна большая летняя ярмарка была в Катарачах. Там мы покупали литовки, оселки, бруски, прочий летний инвентарь и сбрую.

Была весенняя ярмарка в Смолиной – там брали плуг, топоры и др.

И, наконец, зимняя ярмарка. Отец ездил куда-то на север, привёз свежемороженой и солёной дорогой рыбы. Я такую видел впервые, у нас ловился только карась.

На всех ярмарках очень много было крестьян со своей продукцией. Кустарей с поделками, нэпманов с товарами всевозможными. Госторговля в основном располагалась в постоянных магазинах, в те времена на ярмарках крестьянин покупал всё, что ему требовалось.

На ярмарках можно было увидеть уличных скоморохов-клоунов, циркачей, борцов, которые устраивали состязания, гонки на лошадях, на разных животных и прочие увеселительные мероприятия. Там было весело, шумно, именно на ярмарке можно было узнать все новости по региону и даже по стране.

НЭП в те времена привёл в движение, оживил экономическую жизнь деревенского жителя. Крестьяне способные, трудолюбивые быстро превращались в зажиточных (в дальнейшем их стали называть «кулаками»). Они могли вести домашнее хозяйство более продуктивно, обеспечивать себя, государство и продавать горожанам продукты своего труда. Так были организованы союзы: молочный, мясной на уровне района, области и даже российской республики с выходом на международный рынок. За рубежом славилось русское животное масло.

В 1924 году 25 января родился Ермил. В это время была ещё жива бабушка Прасковья – она нас, меня и Ермишу нянчила, водилась с нами, а ещё управлялась по дому, хлеб стряпала, доила коров. Пока мама была на работе, дом оставался под наблюдением бабушки.

Когда Ермил начал ходить, я стал его основной нянькой. Он тащился за мной всюду. Мне часто его хотелось оставить, убежать от него, поиграть с друзьями, но он тут же верещал по-дикому, мне приходилось возвращаться к нему, мои обязанности были велики: надо было смотреть за братом, за гусями, индюками, а главное – за их цыплятами, встречать коров, овец, пасти свиней, и прочие дела, и обязанности были на мне. Играть с друзьями приходилось только по воскресеньям.

Когда мне минуло 7 лет, я стал уже настоящим работником, помощником отцу во всех его делах и заботах: весной боронил, не слезая с лошади, на заднице часто были мозоли, хотя на седло подкладывалась пуховая подушка. Надо было разборонить пласт после пахоты для посева, когда зерно разброшено на пашню, его надо заделать так, чтобы не было видно, а то склюют птицы. Вот и борони, пока последнее зёрнышко спрячется в землю.

Часто приходилось засыпать на лошади и падать с неё. Лошадь была умница, если я спал, она сама на краю заворачивалась и снова шла по полю рядом со следом. Или, бывало, проснёшься: лошадь пасётся на меже, кормится, если отец тоже уснёт, что бывало очень редко.

Хорошее дело было на сенокосе – здесь научился косить, не один раз резал литовкой руки, пальцы. Я грёб сено, возил копны. С сенокоса домой не ездили, спали на покосе в балаганах или в палатках, только проливной затяжной дождь или ненастье выгоняли с покоса. Сено метали только в скирду, стогов, копён не делали.

Уборка хлеба была тяжёлой работой. Пшеницу, рожь, ячмень, другие культуры жали серпом, косил отец литовкой с граблями, выкашивал до 1 га. Весь урожай вязали в снопы и ставили в кучи, суслоны, после просушки свозили на гумно, складывали в скирды. Когда весь урожай был свезён на гумно, объединялись по нескольку семей и производили обмолот по очереди. Молотили с раннего утра и до поздней ночи, пока не выгонит темнота. По окончании молотьбы с тока всё зерно увозили домой, солому уметывали, мякину заворашивали буртом и закрывали сол. Так продолжалось, пока не измолотят урожай у всех объединившихся для обмолота.

Закончив заготовку зерновых, приступали к уборке поздних овощей и картошки, также поздних ягод: клюквы, калины, рябины, брусники и др.

К зиме готовились загодя в свободное время от основных работ. Закончив уборочную, мы старались успеть до снега капитально проверить дворы и устранить недоделки. Скотину и птиц загоняли во дворы, под навесы, запасали корм на распутицу. Наступление зимы для крестьянина не было неожиданностью, всё было предусмотрено и загодя подготовлено.

С наступлением зимы, выпадением снега для крестьянина наступало время более лёгкой работы. Можно было отдохнуть, порой даже целыми днями, когда запуржит-заметёт. Но это не освобождало от повседневных трудов: кормления, поения скота и птиц, обязанностей по двору и дому. Но это всё-таки было только частью больших летних работ.

Отпраздновав Дмитриевскую родительскую субботу в самом начале ноября, крестьянин, снарядив зимний транспорт, по мелкому снегу завозил грубые корма: сено, солому; ездил на мельницу, крупорушку, маслобойку молоть муку, делать крупу, бить масло. Всё для изготовления этих продуктов было своё: зерно, семена льна, конопли. Подсолнечное и хлопковое масло покупали на рынке, часть конопляного, льняного масла пускали на олифу, красить тоже было надо и в доме, и на дворе. В это время шёл забой скота и птиц. Необходимое оставляли себе на питание, излишки продавали на рынке. Из остатков забоя скота и птиц – кишок, копыт и других отходов – варили мыло и столярный клей.

Для меня зима была лучшим временем года. Работы было немного. Со скотом управлюсь и свободен, можно бежать к друзьям играть в бабки (игральные кости округлой формы).

За лето бабок накапливалось много, целый мешок, на зиму хватало, даже если и не везло, когда проигрывал. Было правило – в бабки играй, но не забывай кормить скотину и птиц, управишься – и снова за игру.

Меня одевали тепло: шубейка из овчины, валенки, шерстяные вязаные рукавицы, добрая меховая шапка. Зимой за братом не надо было следить. Особенно хороши были осени, когда на озёрах лёд застывал без снега – эти озёра были естественными катками, а для нас, детворы, великое удовольствие и раздолье. Катались с утра до вечера, забывали про еду, устраивали кружала и множество разных игр. Когда приходила настоящая зима, снега бывали обильные. В такую погоду на помощь приходили лыжи и санки. Детвора в свободное время устраивала множество игр.

У взрослых, хотя летняя напряжённая работа прошла, работы убавилась настолько, насколько убавился световой день. Отец день и ночь работал в своей малухе: делал кашовки, беговушки, ходки, бочки, кадки и другой необходимый в хозяйстве инвентарь и оборудование для зимы, весны, лета и осени. Вечерами в этой малухе Ефросинья со своими подружками устраивали вечерки – посиделки, на которых, в основном, пряли, вышивали, вязали, пели, плясали.

Кружала – спортивная игра, по-другому называется «кружилиха».

На вечерках знакомились, влюблялись, но не было ничего плохого, потому что боялись Бога. В те времена, до коллективизации, честь девушки ценилась высоко.

Мама и Ефросинья, начиная с осени, пряли и ткали. Это очень трудная работа. Кроме этого нужно было ухаживать за животными и птицами. Часто вечеровали, засиживались до первых петухов. У нас были часы, но чаще всего время сверяли по петухам и солнцу. Зимой надо было нашить на весь год рубах, штанов и прочей одежды из прошлогоднего холста, потому что весной, летом, осенью заниматься этим было некогда: другие дела и заботы.

В июле 1927 года умерла бабушка Прасковья, в самый разгар сенокоса. Это осложнило заготовку сена, ведь некому было приглядывать за детьми. Наняли временно няньку, до окончания сенокоса и уборки урожая. Зимой обходились без няньки. На лето вновь была приглашена нянька, так как 1 мая 1928 года родился Трофим и забот прибавилось.

В 1928 году мне уже было 10 лет, я боронил, пахал, водил лошадей на пастбище и приводил домой, один ездил по корма на гумно, возил дрова из леса: отец накладывал, а дома я сам разгружал. Часто рубили, пилили вместе. Кормил скот и птиц, во многих делах заменял отца или помогал ему. Всех работ в деревне не перечтёшь и не упомнишь.

Семья дяди Агапа Андреевича состояла из 5 человек. У него было трое детей: Евстафий (18 лет), Федосей (14 лет) и Зинаида (8 лет). В хозяйстве насчитывалось 8 лошадей, 6 коров, овцы, свиньи‚ гуси, куры. Дом – на две половины. Двор был застроен, как крепость, кроме передних и задних ворот, во двор не въедешь. В хозяйстве, в поле и по дому все работы производили сами, без наёмной силы. Было, что надеть, поесть, на чём выехать в гости.

У дяди Тараса Андреевича были 4 дочери. Дом у него был крестовой, все остальные постройки окружали подворье и составляли одно целое, как крепость. Старшая дочь Ирина в 1928 году вышла замуж за И.И. Овчинникова в городе Талица Свердловской области.

В хозяйстве у дяди в то время были 2 лошади, 2 коровы, свиньи‚ овцы‚ куры, гуси и прочая живность. Дядя Тарас был наставником (попом) в староверской общине. Он вёл всю службу: крестил, венчал, отпевал и следил за старообрядческой братией, как они исполняют обычаи и обряды. Дядя за службу не брал никакой платы. В хозяйстве наёмной силы не держал‚ всё делали своими силами. Жили они не богато, но и не голодно: есть-пить было, одежды тоже хватало.



Прадед Фёдор родился в селе Антрак в 1820 году, умер в 1915 (1790-1815)



К сожалению, связь с детьми Стафея‚ Евстафия и Нифантия потеряна.



Сын Мартина Феофановича – Иосиф, проживает в Омске, имеет двух дочерей.

С детьми Иосифа Мартиновича сохраняется редкая переписка и встречи.



Сын Викулы Никифоровича – Архип, жил в Тюмени‚ умер в 1987 году.



Оба сына Павла Ивановича жили в селе Антрак Курганской области, умерли в 1987 году. Их дети живут по разным областям.



Григорий Евдокимович родился в 1922 году, погиб в 1942 году в чине старшего лейтенанта на фронте.

Другой сын погиб на работе в результате отравления.



Константин Евдокимович проживает в городе Талица Свердловской области, имеет двоих детей. Связи с ним утрачены.



Евстафий Агапович проживает в поселке городского типа Винзили, имеет 4 сыновей и дочь, которые живут по всей Сибири.



Федосей Агапович проживал в Тюмени в районе Мыс (ул. Кулибина, д. 56), имел сына и дочь.



Арина Тарасовна жила в Талице, затем переехала в Алма-Ату (Алматы)‚ умерла в 1984 году.

Наталья Тарасовна (Солдатова) жила в селе Самарово около Ханты-Мансийска, умерла в 1958 году. Её сын живёт в Омске.

Елизавета Тарасовна живёт в Ханты-Мансийске, имеет сына и дочь, они проживают там же.

Анна Тарасовна живёт в Ханты-Мансийске, её единственный сын живёт в Омске.


















































ПОКОЛЕНИЕ РЫБАЛКО










ПОКОЛЕНИЕ ЕЛФИМОВЫХ










ПОКОЛЕНИЕ БУЛКОВЫХ




Ефросинья Дмитриевна (Булкова) проживала в посёлке Кедровый, затем в Ханты-Мансийске, после переехала с семьёй в город Усть-Каменогорск (Восточно-Казахстанская область). Муж Михаил Егорович умер 3 декабря 1984 года.








Юрий Михайлович Булков живёт на Камчатке с сыном Виктором. Семья Виктора Юрьевича: жена Зинаида, дети Наталья и Дмитрий.

Анатолий Михайлович Булков проживает в городе Тавда Свердловской области с женой Лидией. Его дети: Татьяна, Сергей.



Георгии Михайлович Булков проживает в городе Усть-Каменогорск с женой Ольгой. Его дети: Марина, Галина, Любовь.

Николай Михайлович Булков проживает в городе Усть-Каменогорск с женой Ниной. Его дети: Михаил, Татьяна.

























ПОКОЛЕНИЕ ГУБИНЫХ










ПОКОЛЕНИЕ ЧЕРНОВЫХ









Дед Меркурий ещё до начала Первой мировой войны простудился и умер. Бабушка Ефросинья Егоровна после смерти мужа пыталась вести торговлю, но, когда сын Спиридон ушёл на войну, торговля захирела, а в революционные годы совсем прекратилась.

Спиридон Меркурьевич погиб во время Первой мировой войны. Его сын – Григорий, живёт в городе Талица Свердловской области.

Федосья Меркурьевна (Кокшарова) была замужем за Сергеем Фокеевичем, супруги жили в деревне Новая. Их брак был бездетным.

Мама Екатерина Меркурьевна ещё до войны вышла замуж за Дмитрия Струихина, они поселились в селе Антрак.











1930-е годы




1926 и 1929 годы были годами, когда деревня бурлила. Люди спорили, тревожились, волновались, как жить, каким путём. Партия призывала создавать колхозы, но никто не знал, что это такое. Беднота расхваливала колхозную жизнь, где все будут равны, где все будут работать и получать одинаково, не будет бедных и богатых. Казалось: сбудется то, о чём мечтает человек, наступит рай земной.

В 1929 году на базе ликвидированного ТОЗа организовали колхоз – коллективное хозяйство. Но первый блин оказался комом: в колхоз вступила одна беднота, не умевшая организовать сельскохозяйственного производства, урожай был ниже, чем у единоличников, скот давал меньше продукции. К зиме колхоз распался.

В конце 1929 – начале 1930 годов в деревне началась настоящая революция. В начале «добровольно» с «притужальником» в виде денежных и натуральных налогов. Собрания продолжались до утра, а на следующий день вновь объявляли о собрании по вопросу об организации колхоза. И так до одурения, пока человек не согласится вступить в колхоз. А кто не хотел вступать, того объявляли подкулачником и, как результат, вскоре раскулачивали: списывали всё имущество, небольшая часть которого шла с молотка, а большую часть присваивал себе комитет бедноты и руководители-организаторы колхозов.

Кулаков в селе было не много. В конце 1929 года их раскулачили и сослали в отдалённые места. В начале 1930 года началась охота за кулаками. В это время многие люди бросали свои дома, заколачивали и уходили, живность продавали, уезжали на производства или новостройки. Так уехала треть села, более 20 хозяйств попали в разряд кулаков-подкулачников. Хозяев раскулачили: всё их имущество, движимое и недвижимое, описали, продали или присвоили, их самих с семьями выслали в отдалённые места, без средств к существованию. Так было разрушено село Антрак.

Из оставшихся селян организовали колхоз.

Дядю Тараса раскулачили и выслали на север под Салехард ещё в 1929 году, дядя с тёткой умерли в 1930 году. Их детей Лизу и Анну забрали в детдом, Наташу привезли в Ханты-Мансийск, она работала санитаркой в районной больнице.

Семью дяди Агапа и нашу семью в марте 1930 года ночью описали. Разрешили оставить только то, что успели надеть на себя. Утром посадили на голые сани и повезли на север, но на улице лошадь перепрягли в розвала с коробом, набросали в короб сена, полог. Отец догнал нас в городе Ялуторовске, здесь нас ещё раз проверили: искали золото, драгоценности. Даже коромысло пытались отобрать. На дорогу дали мешок муки.

В пути мы питались как нищие. Пока ехали от Ялуторовска до Тобольска, умерло много детей и стариков. Ехали более двух недель, одежда была лёгкая, март выдался морозным. Мама Трофима спасла только тем, что в дороге согревала своим телом, иначе он бы простыл и едва ли выжил.

В конце марта приехали в деревню Стерхова гора Уватского района. Здесь нас поселили в бесхозные дома. Видимо, жители были выселены в другие места. Негде и не у кого было купить продукты. Родителям да и нам с Ефросиньей – нужно было искать работу, чтобы прокормиться и не умереть с голоду.

Отец был мастер на все руки. Он взялся ремонтировать водяную мельницу за плату мукой. Мама и Ефросинья работали в колхозе, я шил обувь. Так мы дожили до первых пароходов.

Дядя Агап с сыновьями тоже не сидели сложа руки, зарабатывали себе хлеб.

В середине июня 1930 года обе семьи Струихиных привезли пароходом в село Елизарово Самаровского района. Здесь нас высадили на берег и поселили в кулацкие дома.

В конце июня к дяде Агапу приехал старший сын Евдоким, привёз и нам гостинцы от тётки Федосьи – сухарей мешок да две подушки, а у нас не было ни подушек, ни одеял. Только та одежда, в которой нас увезли. Что было на нас, тем и одевались, и прикрывались, и подстилали, как солдатскую шинель. Эта одежда заменяла нам всё.

Евдоким уехал с обратным рейсом парохода.

Те, кто в обеих семьях – дяди Агапа и отца – мог выполнять тяжелую работу, поехали строить на какую-то речку барак для лесорубов, за полмесяца его построили и вернулись в Елизарово. Оттуда нас, способных строить жильё, привезли на устье реки Вочага. Высадили, сказали: «Вот ваше место жительства до осени. До снега построите любое жилье – будете живы. Не построите – можете замёрзнуть, подохнуть. Дело ваше».

Рубили лес на месте, где строили жильё, стройматериалы таскали на себе. К осени на три семьи построили барак с одной дверью, одним окном, русская печь посредине. Кто не размещался на полу, тому сделали полати. Так встретили зиму в тесном, но сравнительно тёплом жилище.

За первое лето до зимы жили-питались мало, но никто не умирал. Зима 1930 – 1931 годов выдалась суровая и голодная. Всё трудоспособное население угнали на лесозаготовки на реку Охлым, в посёлке остались только старики, дети и женщины, имеющие грудных детей. Давали на питание взрослым по 6 килограммов муки, детям и старикам – по 3 килограмма. Других продуктов не было.

Эта зима унесла из жизни почти всех стариков и старух в поселке, умерли от голода дядя Агап, его жена – тётка Катерина. Их сыновья были на лесозаготовках, с ними была дочь дяди Зина, она выжила. После смерти родителей Зину братья забрали к себе. Они жили и работали в Белогорье: Евстафий – вагранщиком в литейном цехе, Федосей – мотористом на катере.












Наша семья благодаря мастерству отца прозимовала благополучно. Все выжили. Отец на зиму смог купить конины. Как истинный старовер сам он не ел конины, отдавал нам, а мы ему отдавали хлеб. Есть конину он нам разрешил, а себе – запретил, и таким образом были соблюдены обычаи нашей веры.

Весна 1931 года началась страшной дизентерией. Люди умирали и от болезни, и от голода. Весна подчистила всех, кто не мог трудиться, не мог заработать себе пропитание. А пропитанием была съедобная трава, рыба, берёзовая кора, белые гнилушки берёзовых пней. Муки в апреле совсем не давали, пока не пришёл первый пароход и не привёз муку.

В доме жила и третья семья: Инотарий Рассохин с женой Игрипиной и сыном моего возраста Фадеем. Они переехали в Самарово весной 1931 года. Инотарий работал конюхом райисполкома.

Весной 1931 года отец с моей помощью сделал много гребей к лодкам для Елизаровского колхоза. На заработные деньги купили корову, невод около 40 метров.

Весной же отец сделал лодку, раскорчевали около двух соток земли у дома и посадили картошку. Неводом спарились с Иваном Дубровиным, получился комплектный невод. Примерно с августа начали рыбачить. Рыба ловилась хорошо, к зиме наловили, насолили, насушили на всю зиму.

Летом для коровы накосили сена, осенью выкопали картошку. Урожай был хорош. Зима не страшила.

К тому времени я уже ходил в школу. В 1930 году осенью поступил учиться во второй класс. Мне было 10 лет и в первый не приняли. Первую половину года учился только на двойки и единицы 2 или 1, но к концу года все их исправил на тройки и четверки, а зимой 1931–1932 годов учился только 4 и 5.

В эту зиму в посёлке была организована неуставная сельхозартель – так начался колхоз и здесь.

За лето построили клуб. Точнее, клубом он был вечером, а днём – школой. В посёлке была также большая столярная мастерская, где делали парты для школы, рамы, двери, столы, табуретки, кадки, ложки и много другое, что требовалось для жизни колонистам-кулакам. В домах появились вторые и третьи окна, стало светлее.

Весной 1931 года на пойменной стороне Оби распахали высокие гривы, на них посеяли пшеницу, овёс, турнепс. Осенью собрали солому от пшеницы, по 30 центнеров овса с гектара, очень хорош был урожай турнепса. Посев производили по команде поселкового коменданта, без его команды никто не мог шагнуть и шагу или что-то сделать. Комендант был в посёлке бог и царь. У колонистов не было никаких документов, ни метрик, ни справок, не говоря о паспортах. Колонист мог перемещаться только в пределах определённой зоны, за пределами которой любой считался беглецом. А беглец оказывался вне закона, надзиратели могли его убить, искалечить, загнать ещё дальше, где Макар телят не пас. Произвол коменданта был беспредельным, что хотел, то и вертел.

Несмотря на строгий режим, кулаки-колонисты приспосабливались к жизни в условиях колонии, дикой тайги, лютых морозов. В окрестностях посёлка в первый год было очень много грибов, ягод всевозможных, очень много было кедрового ореха. Многие семьи к осени накосили сена, купили коров, нетелей, тёлок и даже овец, что поощрялось комендантом.



В селе Артели тоже появились коровы, стало больше лошадей – всё это оживляло людей, звало к жизни, от которой их оторвали силой, лишив всего – одежды, еды и даже надежды вернуть себе право на саму жизнь. Но комендант продолжал быть единственным вершителем их судьбы и тем, от кого зависело их существование.

Такой была жизнь колонии, людей без всяких прав. Их никто не мог защитить. Только своими способностями, умом, опытом, умением приспосабливаться ко всем тяготам жизни, они могли выжить, сохранить себя и свою семью. Таков был естественный отбор на выживаемость.

В разгар лета 1930 года, когда строили барак для лесорубов, свирепствовал овод и гнус, людей это доводило до безумия. Гнус – это множество видов разнообразной мошки от мелкой до крупной. Овод свирепствует только в самую жару, а мошка – с весны до морозов. Гнус изъедает в кровь, средств защиты в те времена не было, а если и были, то не для колонистов-кулаков. То же самое повторилось и в 1931 году. Мы от рыбы имели рыбий жир, его смешивали с живицей хвойных деревьев. Сетка, намоченная этой смесью, давала хоть какую-то защиту от гнуса.

1932 год наша семья прожила в повседневных трудах и заботах. Ефросинью как взрослую угнали в Самарово на строительство Ханты-Мансийска. Мы – отец-инвалид, мама и дети – остались. Жить было надо, отец работал на строительстве школы столяром, печником, кузнецом и прочие дела производил. У него был разнообразный инструмент. Школу к осени построили.

1933 год для нас начинался в обычных трудах и заботах. Отца в начале июня комендант послал пасти молодняк КРС на пойменную сторону Оби. Погода стояла холодная, отец простыл, схватил водянку. Она в те времена была неизлечима. Умер он 14 июля 1933 года. Так мы остались сиротами, три подростка – 5, 9 и 15 лет. Рядом – ни одной родной души.

Отца похоронили на кладбище посёлка Кедровый Елизаровского села. Но надо было жить – и стали жить. Был невод. Рыбачили. Рыба ловилась обильно, на корову сена накосили, дрова были ещё весной заготовлены. Огород был расширен до 0.33 гектаров. Была посажена картошка и другие овощи. Худо-бедно зиму прожили.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-viktorovic/specpereselency-tumenskoy-oblasti-ot-goneniy-carskoy/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.