Книга - Мгновения вечности

Мгновения вечности
Александра Степанова


Что делать, если в одно мгновение мир вокруг изменился до неузнаваемости? Если время остановилось, и лишь горстка "избранных" может ходить, жить и действовать, в то время как остальные стоят на улицах подобно бездушным манекенам? ПОЧЕМУ это случилось с ними? Почему это случилось С НИМИ? Семнадцатилетняя Эмма стремится найти ответы на эти вопросы, вместе с остальными приспосабливаясь к жизни в замершем мире. На пути к правде ей предстоит встретить настоящих друзей, впервые влюбиться и столкнуться с самым тяжелом выбором в своей жизни…





Александра Степанова

Мгновения вечности



Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»

(Иоганн Гете)

«Всегда!» Какое ужасное слово.

(Оскар Уайльд)




Пролог.


Впервые за лето день выдался по-настоящему приятным: закончились, наконец, порядком утомившие дожди, а стремительно захватившее свои позиции солнце еще не успело выжечь из воздуха всю прохладу.

Александр стоял на краю крыши, и, щурясь от яркого света, смотрел на людей внизу. Похожие на крошечных суетливых муравьев, они усложняли ему задачу и раздражали еще сильнее, чем обычно. Но, как бы сильно Александр не презирал людей, он не хотел причинить кому-то из них вред. На самом деле, (в этом он мог признаться лишь самому себе, и только в это мгновение) он многое отдал бы за то, чтобы стать одним из них – обычным парнем, ничем особенно не одаренным.

Он лениво сосчитал окна соседнего дома, за долю секунды перемножив в уме горизонталь и вертикаль, вычислил расстояние до асфальта и, прикинув шансы остаться в живых, с погрешностями приравнял их к нулю. В любом случае, это четырнадцатиэтажное здание было самым высоким в городе.

В голове вспыхнул образ – письмо, оставленное на столе перед уходом. Чувство вины ножом полоснуло по сердцу, но Александр напомнил себе, что без такого сына, как он, родителям будет лучше. У них есть Настя – обыкновенный ребенок, не обремененный сотней наград за успехи в высшей математике, физике, программировании и бог знает чем еще. Когда число дипломов превысило количество мест в квартире, где их можно было повесить, получать их стало попросту неинтересно. Учеба вообще была скучна до омерзения.

Александр помотал головой. Мысли, всегда такие размеренные, сейчас отчаянно теснили друг друга, не давая сосредоточиться на самой главной, последней задаче. Он глубоко вздохнул. Это просто. Надо только подойти к краю и шагнуть. Не думая.

Шаг, край, последний взгляд вниз, и…Александр замер. Его внимательные серые глаза снова и снова осматривали окрестности. Раскинувшаяся внизу картина была немыслима, но ошибки быть не могло: «муравьи» у машин, дорог и деревьев совершенно не двигались.

– Надо же… – сам себе сказал Александр, снова бросая взгляд вниз. Люди-точки по-прежнему не сходили со своих мест. Наверное, какой-нибудь романтик сказал бы, что время всегда замирает на пороге смерти, а простак решил бы, что умер, и все происходящее – часть жизни после смерти. Но Александр не был ни романтиком, ни тем более простаком. Он всегда контролировал ситуацию и точно знал, что делал, а чего не делал. Он НЕ прыгал с крыши.

Еще один глубокий вдох. Теперь осуществить задуманное было сложнее: сердце бешено стучало, инстинкт самосохранения пытался преодолеть рамки сознания, в которые его загнал обладатель. Эта битва была бы проиграна с самого начала, – ум всегда был сильной стороной Александра – если бы не мелькнувшее вдруг чувство, давно забытое, похожее на любопытство.

Случилось то, чему он не мог найти объяснения…




Глава 1

Кошмар наяву


Сегодняшний день – самый длинный в моей жизни – начался как обычно, с той лишь разницей, что я ночевала у двоюродной сестры и, проснувшись, увидела прямо над собой люстру: у Ирки двухъярусная кровать, и я всегда сплю наверху. Жаль, что сестричка планирует поменять мебель в своей комнате; на пять лет младше меня, она уже мнит себя взрослой, я же, напротив, радуюсь возможности почувствовать себя ребенком.

– Эй, соня, иди завтракать! – крикнула сестренка из кухни, – кофе будешь?

– Буду! – по обыкновению, я спрыгнула на первый ярус, не пользуясь лестницей. Кофе не помешает: мы с Иркой не спали до утра, делились новостями, дурачились, дрались подушками, а, засыпая, долго говорили по душам. Такие разговоры просто не возможны днем: солнечный свет лишает их элемента таинственности.

Натянув голубые джинсы и футболку, я взглянула на часы. Ого! Впору говорить «добрый день», а не «доброе утро». Из зеркала в коридоре на меня взглянула девчонка с сияющими беззаботностью глазами – как-никак, начало августа, каникулы! В сентябре я иду в институт, а пока что могу расслабиться и позволить себе не быть взрослой. Взяв у младшей сестры расческу, я пригладила непокорные волосы цвета ириски и нанесла на губы розовый бальзам. Ресницы я красила редко, мои карие глаза и так достаточно выразительны.

Сестренка не отличалась кулинарными талантами, но сегодня омлет в ее исполнении получился превосходным. Жаль, что я не сказала ей об этом: суетилась, собираясь домой. Мы с мамой договорились встретиться в половине первого в нашем любимом кафе, а потом пройтись по магазинам.

– Пока, сестричка, – я обняла Ирку, не подозревая о том, что снова и снова буду вспоминать момент прощания, – завтра придешь?

– Конечно, я напишу, как соберусь.

– Пока-пока. Маме привет!



Долгие поездки на автобусе могут здорово утомить: укачивает, да и панораму нашего городка не назовешь захватывающей, – но иногда, в полусонном состоянии, так приятно сделать лишний круг по району. Я полистала журнал, который прихватила с собой, но глаза быстро устали от чтения на ходу. Прикрыв их, я постаралась сосредоточиться на каком-нибудь интересном образе.

Автобус затормозил на остановке. В этом не было ничего примечательного, но проходили минуты, а он все не трогался с места. Застонав от сознания того, что случилась поломка и придется пересаживаться, я открыла глаза.

Так начался этот кошмар наяву.

Сердце дало перебой, и мне стало трудно дышать. Разум отказывался принять то, что видели глаза.

С людьми в автобусе случилось нечто страшное.

Это выглядело так, словно из бывших только что живыми существ внезапно вынули душу, оставив лишь пугающую оболочку. Несколько секунд я ошарашено смотрела на застывшее, словно вылепленное из воска лицо сидящего рядом мужчины. С трудом поднявшись на ноги, я оказалась в окружении других застывших фигур и закричала. «Манекены» никак не реагировали. Стены давили на меня, и, хотя раньше я не замечала за собой боязни замкнутого пространства, почувствовала, что близка к обмороку.

Я не знала, что происходит, что безопасно, а что – нет, но оставаться здесь дольше не могла – рассудок не мог этого выдержать. Продираясь сквозь толпу "манекенов", я бросилась к двери (она, слава богу, была приоткрыта на остановке) и буквально вывалилась на улицу. Там я отползла в сторону и упала на траву.

На мгновение я потеряла чувство реальности и ощущала лишь, что лежу на чем-то мягком. Каждую клеточку тела охватила блаженная надежда – это сон! Страшный, до жути реальный, но это сон! Удивительно, как я не разбудила Ирку; или вопль, от которого чуть не разорвались барабанные перепонки, тоже звучал лишь во сне? Открывать глаза было страшно, и не зря: в ту секунду, как я решилась разлепить веки, я увидела малюсенький «частокол» травы – о, нет!

Шатаясь, я поднялась на ноги и тут же облегченно вздохнула: ко мне по газону бежала какая-то девушка. Я радостно бросилась ей навстречу, но с каждым метром, приближающим меня к ней, понимала – что-то не так, двигаюсь только я, так не должно быть!

Будто я наткнулась на стоп-кадр из фильма. Девушка была одета в спортивный серый костюм, с иголочки новый, светлые волосы с крупными кудрями убраны ободком, в ушах – наушники от плеера. Одна нога стоит на земле, другая – парит в воздухе. Это неправильно. Неестественно.

– Эй, – жалобно позвала я, стараясь достучаться до нее, – вы слышите меня? Что с Вами? Очнитесь!

Повинуясь какому-то нездоровому любопытству, я протянула руку и осторожно коснулась ее щеки.

Кожа прохладнее моей (кажется, что тепло запечаталось где-то внутри), намного плотнее, чем должна быть, как будто передо мной очень искусно сделанная кукла. Я потрогала ресницы – пушистые, нетронутые тушью, они аккуратно приминались под пальцами. Застывшая девушка никак не реагировала на вторжение незнакомки, ее не заботило, что я едва ли не тычу пальцами ей в глаза.

Из моих собственных глаз закапали слезы.

– Мне страшно, – прошептала я и отвернулась от равнодушной девушки. Людей на улице было не так много – рабочий день, – но я видела невдалеке пожилую пару. Подбежав к ним, я увидела лишь ту же пугающую картину: застывшее безразличие, остекленевшие глаза. Совсем рядом по дорожной «зебре» переходил…нет, не так – замер в момент перехода парень в кепке цвета хаки.

Я схватилась руками за голову, в которой лихорадочно бился всего один вопрос:

Что случилось?

Что случилось?!

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!

Может, это какой-то страшный вирус, как в фильмах-катастрофах? И, если так, то что меня ожидает? У меня иммунитет к этой заразе, или я просто умру медленнее? Что делать? Прятаться мне или оставаться на улице? Если прятаться, то где? Если идти – куда?!

«Домой, – мелькнула мысль, – я хочу домой, к маме». Я не могла допустить мысли, что моя прекрасная умная мама тоже стоит столбом посреди улицы. Нет, она в порядке; напугана, конечно, но, как и я, она поймет, что нужно вернуться домой.

Я с тоской посмотрела на длинный проспект. До дома очень и очень далеко, но что поделать – я не могла и представить себе, чтобы сесть в застывший автобус или автомобиль. Кроме того, даже решись я стать соседкой «манекена» – я все равно не умею водить. Трясущимися руками я достала из сумки мобильник и набрала мамин номер. Тишина в трубке, хоть и была предсказуема, подкосила меня еще больше: нет даже гудков, лишь полная оторванность от мира…

Я брела и брела вперед по улицам, плача, снова и снова натыкаясь на пустые меловые лица. И вдруг меня пронзила мысль, не менее кошмарная, чем предыдущие, но, по крайней мере, дающая надежду.

Я сошла с ума.

Так бывает, я читала. В одном из журналов была история об абсолютно нормальной девушке, которая однажды проснулась и увидела, что на нее падает потолок.

То, что кажется мне реальностью, на самом деле НЕ реальность. У меня что-то вроде шизофрении, и, как бы я ни старалась, я не могу внушить своему сознанию, что люди вокруг нормальны. Но почему же они не видят, что я – не нормальна?

Ну, конечно. Они видят девушку, которая просто идет вперед. Кто-то, возможно, решил, что я пьяна или чем-то сильно расстроена, но это не стало поводом подойти и предложить помощь. Нужно показать, что мне действительно плохо, тогда кто-то пожалеет меня и вызовет «скорую».

Я остановилась, встала на колени, а потом легла прямо на асфальт. Кто-то же должен меня заметить, кто-то должен помочь…

– На помощь! – отчаянно закричала я, – Кто-нибудь, помогите! Пожалуйста…

Крики переросли в тихие всхлипы. Никто не подходил ко мне. Люди вокруг застыли в безмолвном равнодушии.

Я постаралась приободрить себя. Эй, может, я не сошла с ума! Сумасшедшие редко признают себя таковыми. Я все-таки в своем уме, мне просто нужно добраться домой.

Я шла и шла вперед. Воздух казался спертым, ненасыщенным. Хотелось пить, но я упрямо брела дальше. Было не очень жарко, но я все равно вспотела от долгой ходьбы и страха, язык прилип к небу и стал шершавым, как терка. Однако это были цветочки: бог с ним, с телом, страшнее было то, что происходило у меня в голове. Никогда я не чувствовала себя такой одинокой и слабой. Запертой, как пленница, внутри собственного черепа.

Чтобы не отчаяться, я давала себе обещания: вот пройду улицу – встречу кого-нибудь нормального, неискусственного, и этот кто-то объяснит мне, что к чему. Нет? значит, на следующей улице…тогда в том дворе…за детской площадкой вдалеке…

Примерно на середине пути был дом моей младшей сестренки. Я взбежала по ступеням на третий этаж и позвонила. Никто не отвечал. Я позвонила еще и еще раз. Тишина. Ира не должна была никуда уйти, но вдруг? Непослушными пальцами я достала ключ, открыла дверь и прошла в квартиру. То, что я увидела, заставило меня отшатнуться: в кухне сидели моя тетя и сестра, в руках – чашки с чаем, в глазах пустота.

– Ира, – я, не выдержав, потрясла сестру за плечи, – Ира, ты меня слышишь? Очнись, Ира, пожалуйста! Иришка…

Ира улыбалась, слегка приподняв бровь и глядя через стол на маму, мою тетю. Она также не реагировала на мои слезы и просьбы откликнуться. Как раненое животное, я ковыляла по квартире, снова и снова возвращаясь в кухню и понимая, что ничего не меняется. Я не могла ничем помочь и не могла уйти, будто привязанная к своим родственникам, превратившимся в равнодушные скульптуры. Наконец, я нашла в себе силы закрыть дверь и продолжить свой путь.

«Ты придешь в гости, сестренка? – снова и снова проматывала я в голове собственные слова, – сестренка, ты придешь? Ты придешь?»

Когда ноги уже почти отказались идти, я, наконец, добрела до дома. Никогда я еще не была так рада этой безликой постройке из серого бетона. Дом, мой дом!

Пользоваться лифтом я боялась: если его заклинит, кто вытащит меня оттуда? Прямо на лестнице стоял сгорбленный старик, он не шевелился. Подавив приступ паники, я протиснулась мимо него и взбежала на третий этаж.

Буквально ввалившись в квартиру, я первым делом схватила трубку домашнего телефона. Номера полиции и "Скорой помощи" ответили мне лишь звенящей тишиной.

В зале на полу сидело чучело, которое еще недавно было моим котом Принцем. Вид этого беззащитного комочка стал последней каплей: я заплакала, взяла кота на руки и ушла в комнату. Закрыв шторы и завернувшись в плед, я мурлыкала колыбельную своему оцепеневшему питомцу и молила небо лишь об одном – чтобы вернулась мама и спела колыбельную мне.

Проходила, кажется, вечность за вечностью. Я чувствовала, как рассудок постепенно меня покидает. Прохладный пушистый комок в моих руках доказывал – все очень плохо. Я теребила мех и шептала коту всякую ерунду – лишь бы не оставаться в тишине. Свернувшись в клубок, я стала молиться о том, чтобы закоченеть так же, как Принц, и не чувствовать больше этого липкого страха.

В этот момент раздался звонок в дверь.



Я вскочила, как если бы над моей кроватью разорвалась петарда. Метнулась к двери, расшвыряв по дороге домашние тапочки. Мама вернулась! Странно только, что не открыла дверь ключом. Может, у нее тоже дрожат руки, и она не справилась с замком?

Я распахнула дверь и на секунду замерла. Это была не мама. Передо мной стоял высокий парень в синих джинсах и льняной рубашке с закатанными рукавами. У него было очень красивое лицо, но, будь он хоть горбуном Квазимодо с жуткой гримасой, я все равно кинулась бы его обнимать.

Человек! Теплый, живой, настоящий!

Я плакала, теперь уже от радости и облегчения. Гость с трудом высвободился из моих объятий и посмотрел с удивлением и даже…насмешкой?

– Привет, малышка. Тебя не учили спрашивать: «Кто там?»

Я помотала головой, не слишком понимая, что он говорит. Главное – его губы двигались, а не застыли в одном положении, как у мраморной статуи. У меня начисто пропал дар речи, я отошла немного назад и жестом показала – входи.

– Уверена? – он все еще ухмылялся, – а вдруг я маньяк?

Я продолжала стоять, безвольно опустив руки, пока он не прошел в квартиру.

– Все…закончилось? – выдавила я, закрывая дверь.

– Нет, дедуля на лестнице так и стоит столбом, – сказал парень легко, будто сообщал, что дождь все еще идет.

– Чай, кофе? – предложила я, прячась за гостеприимством. Тем временем, вся сила воли уходила на то, чтобы не хвататься за руку незнакомца и не ходить всюду за ним, как привязанной.

– Кофе, спасибо.

Пока гость разувался, я метнулась на кухню, наскоро протерла стол, налила в кружки кипяток из термоса.

– У меня только растворимый, но я могу…

– Не суетись, малышка, – гость присел на стул, стоявший у длинной стороны стола. Видимо, решил, что мое место на узкой стороне. Так оно и было, – растворимый вполне подойдет. Ты знаешь, что Оноре де Бальзак выпивал в день пятьдесят чашек кофе?

– Да, – ответила я, – правда, он от этого умер. Я всегда удивлялась, что он умер именно из-за кофе, а не из-за того, что лопнул.

Гость рассмеялся. Я тоже хихикнула, поперхнулась кофе и аккуратно выплюнула его обратно в чашку. Ужас. Надеюсь, он не заметил.

– Меня зовут Александр Акунин, – официально представился гость, – если тебе интересно.

Я с опозданием кивнула. Разве вам пришло бы в голову спрашивать у священного алтаря, как его зовут? Для меня сейчас этот человек был всем на свете. Я поражалась, почему у него нет нимба над головой, он ведь, как ангел, появился из ниоткуда в момент, когда я захлебывалась от отчаяния. И вот этот посланник небес запросто болтает со мной…

– Я Эмма, – тихо сказала я.

– Эмма? – переспросил Александр, – такое имя есть в России?

Он не первый, кто спрашивает.

– Ну, есть ведь Алла, Анна, Нелли, – я как будто оправдывалась, – вот и Эмма есть.

– Необычно.

Александр откинулся на спинку стула и принялся неспешно рассматривать кухню. Я так и уставилась на него: никакой паники, ни грамма страха.

– Саша? – позвала я.

Серые глаза сощурились:

– Если бы мне хотелось, чтобы меня звали Сашей, я бы так и представлялся. Не нравится имя Александр, зови меня по фамилии.

– Ладно.

Я все смотрела и смотрела на него, ожидая хоть каких-то признаков беспокойства.

– Ты испугался – из-за всего этого? – я кивнула в сторону окна.

– Нет. Даже интересно.

– Ин-те-рес-но? – я выговорила это по слогам, чувствуя, как меня накрывает волной ярости – нетипичного для меня чувства, – столько людей погиб…пострадало! А ты…моя мама там, где-то, одна…а тебе – интересно?!

Я вдруг начала икать. Воздуха не хватало. Паника снова и снова билась внутри черепа.

– Эй! Эмма! Смотри на меня!

Меня как будто душили пакетом – не вдохнуть – ни выдохнуть, и видно, как сквозь пленку.

Вдруг из колодца меня выдернул резкий удар. Кажется, по щеке. У губ появился стакан с водой. Глоток, еще один… стало намного легче, и – о, чудо! – паника отступила. Я не знала почему, но чувствовала – больше она не вернется. По крайней мере, не в том объеме, чтобы накрыть меня лавиной.

– Слушай, прости, – сказал Александр мягко, – я чувствую все не совсем так, как другие люди. Как же объяснить? Я скептик. Циник. Пофигист. Называй как хочешь, но суть в том, что я неэмоционален. Кучка «отмороженных» для меня не такое уж большое горе.

– Но они же люди…

– Ну и что.

– Я прозвала их «манекенами» – это все-таки не так унизительно, как «отмороженные». Не говори так.

– Ладно, – он пожал плечами, – хотя, может, как раз я проявил к ним больше уважения, употребив термин, применимый к живым существам.

Я поежилась. Какое-то время мы молчали. Меня тишина тяготила, собеседника – нет. Наконец, я решилась задать вопрос.

– У тебя есть предположения, что случилось с людьми?

– Много. Одно хуже другого.

– И?

– Я думаю, начать надо не с этого вопроса.

– А с какого?

Александр прищурился.

– Скажи-ка, Эмма – который час?

Я бросила взгляд на свои «вечные» часы – они были на моей руке с начальной школы. Часы показывали один час и тринадцать минут. На электронном циферблате эти две цифры – 13:13 – выглядели жутковато.

– Час тринадцать. То есть… – я постучала ногтем по стеклу, – они, наверное, сломались. В это время я еще ехала в автобусе, а потом еще домой часа три добиралась.

– Тебе это покажется любопытным, – Александр протянул мне руку. Его часы со стрелкой показывали то же время.

– Странное совпадение, – согласилась я.

– Два – это совпадение, три – закономерность. Я проверил часы «манекенов», что встретились мне на пути – все они стоят примерно на этом времени.

Я растерянно поморгала:

– Какая-то магнитная аномалия?

– Бери выше, Эмма. Время не идет. Вообще. Оно стоит на месте. Подойди сюда.

Стоя возле окна, Александр указал на небо.

– Понаблюдай за облаками. Можешь мне поверить, они не движутся и не видоизменяются. Я смотрел на них, не отрываясь, где-то полчаса – точно сказать не могу, часы ведь стоят.

– Но это же…невозможно!

И все же я видела своими глазами – облачный узор, всегда такой изменчивый, намертво «прилип» к ярко-голубому небу.

– Я лежал на траве и смотрел на стебли цветов, на ветви и листья деревьев. Они не шевелятся, нет даже легкого дуновения ветерка. Вообще нет движения.

Александр говорил тоном ученого, который в подвале обычного дома вдруг обнаружил древнюю мумию. Я ни коим образом не разделяла его энтузиазма.

– Потом, – продолжал он, – я принялся бродить от «манекена» к «манекену», изучал их, смотрел на поведение предметов в пространстве: камни кидал и все такое. Воздух как будто слегка сгущенный, а так разница почти незаметна. Я уже начал порядком скучать, как вдруг заметил тебя и пошел следом. Я видел, как ты заходишь в подъезд и начал обзванивать все квартиры.

– Спасибо, что нашел меня – сказала я с чувством, и, не удержавшись, зевнула. Стресс и прогулка пешком через весь голос сделали свое дело.

– Тебе нужно поспать, – заметил Александр. Кажется, моя искренняя благодарность смутила его, – слишком уж много всего на тебя свалилось.

– А ты не уйдешь? – испугалась я. Мне и правда хотелось хоть ненадолго погрузиться в забвение, но я не могла вынести мысли, что снова останусь одна.

– Ну куда же я от тебя денусь?

Я завалилась на диван в своей комнате и зарылась под мягкий рыжеватый плед.

– Это Принц, – я показала Александру чучело кота, лежащее возле подушки.

Он пожал плечами.

– Не люблю животных. Хотя такое бы завел – неприхотливое.

– Ложись, – я похлопала по дивану рядом. Сонное сознание отметило, что это не совсем прилично, но я знала точно – без присутствия Александра в комнате я не усну. Не сидеть же ему на стуле или на полу!

– Я не устал.

– Пожалуйста! Побудь рядом, пока я не усну.

– Ладно.

Наплевав на остатки условностей, я устроила голову на плече Александра, перекинула на него часть пледа и тихонько засопела. Было очень уютно, и я потихоньку скатилась в блаженное забытье.



Проснувшись, я уже не обманулась мыслью, что «манекены» мне приснились. Я чувствовала себя, наконец, морально здоровой и отдохнувшей. Но вдруг ледяной страх проник в сердце: рядом никого не было. «Манекены» настоящие, с этим я примирилась, но мой гость – вдруг он мне приснился?

– Александр! – хрипло прокричала я.

– Я на кухне! – беззаботно откликнулся он, – иди завтракать!

Кое-как выпутавшись из пледа (несколько раз перекрутила его вокруг себя во сне), я вбежала на кухню и так и замерла на пороге: на столе стояли две чашки кофе и тарелки с разнообразными крошечными бутербродами. Они были затейливо украшены. Не подумала бы, что все это сделал Акунин.

– Ого… – сказала я, – так значит, приборы работают? Микроволновка, плита и все такое.

– Дело не в приборах и технике, – заметил Акунин, – дело в людях. Без работников эфира, к примеру, не будет телетрансляций, без сети – интернета и связи, но я уже проверил – сам по себе телевизор работает, и, если у тебя есть фильмы на дисках или флеш картах, думаю, их можно посмотреть.

Я легонько потерла виски.

– То есть, все, чего мы касаемся, как бы «размораживается»? Но почему не сами люди?

– Понятия не имею, – радостно сказал он, – все это не поддается логике, иначе я бы все уже разложил по полочкам.

– Тебе нравится ничего не понимать?

– Мне нравится хоть что-то не понимать, – он галантно отодвинул для меня стул и мне стало как-то неловко за глупый «наезд».

– Значит, – я кашлянула, – ты…кто-то вроде вундеркинда?

– Можно сказать и так.

– Двести пятнадцать на четыреста сорок восемь?

Вопрос был задан в шутку, но Александр тут же ответил:

– Девяносто шесть тысяч триста двадцать.

Я удержалась от «отвисания челюсти» только потому, что во рту был чай.

– Да ладно! А если я проверю?

– Валяй.

Я достала телефон. Позвонить по нему было нельзя, но воспользоваться калькулятором – запросто. Когда аппарат выдал названную Александром сумму, я покачала головой.

– Так не бывает. Это какой-то фокус.

– Назови еще что-нибудь, посложнее.

– Семьсот восемнадцать минус сто пятьдесят умножить на четыре разделить на три, – не задумываясь, наговорила я.

– Пятьсот восемнадцать. Эх, малышка, я думал, ты хотя бы используешь корни или уравнения.

Из вредности я все-таки проверила данные. Пятьсот восемнадцать. Ну надо же!

– А книги? – не унималась я, – можешь узнать отрывки произведений?

– Легко.

– «В белом плаще, с кровавым подбоем»…

– Мастер и Маргарита. Булгаков.

– «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».

– Евгений Онегин. Пушкин, – зевнул Александр.

– «На свете нет ничего абсолютно ошибочного. Даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время».

– Пауло Коэльо?

– Снова верно, – я хитро сощурилась, – а вот этот отрывок ты ни за что не узнаешь: «Я не искала его расположения, но мне невыносима мысль, что он есть где-то и плохо думает обо мне».

Акунин нахмурился. Я победно усмехнулась.

– Ты не можешь знать все, хотя бы потому, что ты парень и не читал роман «Гордость и предубеждения».

– Мы же вроде проходились по классике, – насупился Александр.

– Это она и есть. Классика женского сознания, я бы сказала.

Акунин скрестил руки на груди. Обиделся? Что ж, если он не умеет признавать поражения, это не должно испортить мне завтрак. Я положила на тарелку несколько закусок; выглядели и пахли они потрясающе.

– Сколько же ты все это готовил? – удивилась я.

– Пока ты спала. А спала ты…часов пять, я бы сказал. Сейчас должно быть около десяти вечера.

Я нервно хихикнула. Кухню заливал яркий дневной свет. Он всегда будет светить именно так, и никак иначе…Чтобы не думать о грустном, я откусила кусочек бутерброда и зажмурилась – вкуснотища!

– Учиффся на шеф-пофафа? – спросила я с набитым ртом.

– Нет, просто люблю готовить. Кулинария убивает время и хорошо подходит математическому складу ума: я всегда помню, что и сколько держать на огне и никогда не забываю рецепты.

Хоть и хвастливое по содержанию, это откровение прозвучало лишь как констатация факта.

Я уплетала вкусности за обе щеки, и вдруг мне пришла в голову мысль:

– Получается, продукты не могут испортиться? Если они тоже застряли во времени?

– Наверное, нет.

– Что ж, по крайней мере, нам не грозит голодная смерть, – я положила в рот крошечную тарталетку и зажмурилась, – ошень фкуффно!

Для убедительности я подняла вверх большой палец. Акунин тихонько посмеивался над моим волчьим аппетитом.

– Помогай, – я обвела взглядом еду, – я одна это не съем.

Улыбнувшись одним уголком рта, Акунин взял бутерброд.

– Мне нужно вернуться домой, – сказал он, – узнать, что с родителями и Настей. Это моя сестра.

Я мгновенно перестала жевать. Снова остаться одной? Немыслимо!

– Если хочешь, пойдем со мной, – предложил Акунин.

Я просияла.

– Да! Только оставлю записку.

Поставив точку, я отложила бумагу и запила чаем последнее печенье. Акунин грустно смотрел на меня, потом осторожно спросил:

– Ты думаешь, твоя мама…(я прямо-таки услышала на месте паузы слово «жива») не замерла, как остальные?

Я опешила. Конечно, нет! Как такое могло случиться с мамой? Да и папа, я уверена, не стал «манекеном», просто он в командировке, далеко отсюда.

– Не нужно быть гением, чтобы произвести подсчет, – заметил Акунин, – она всяко уже должна была вернуться, если только не уснула на улице, что маловероятно, или не пошла сначала искать других родственников, что невероятно совсем.

Я представила маму в тот страшный момент. Она видит «манекенов» и боится. Но даже в панике она подумала бы о том же, о чем и я – что можно встретиться дома.

– Мало ли, где мама могла задержаться, – я не желала расставаться с надеждой, – уверена, она появится через пару дней.

«Пару дней»… Это прозвучало как-то странно. Как теперь отсчитывать время?

Я перечитала записку:



«Мама, со мной все в порядке! Мы с тобой не одни, со мной еще мой друг Александр, мы пошли проведать его семью. Не уходи никуда, я скоро буду!»

Эмма



Так. Ну все.

– Можно идти.

Теперь при виде застывшего на ступенях старика я больше не боялась. Я воспринимала себя и Акунина как двух туристов, посетивших чудовищных размеров Музей Мадам Тюссо. "Манекены" казались мне просто копиями людей – невероятно похожими на них, но все же искусственными и нестрашными.

Акунин шел быстро, все время хмурился. Я едва поспевала за ним, но не просила сбавить темп, ведь я и сама также спешила к маме. Я не спросила, далеко ли идти, но уже скоро получила ответ на свой вопрос – Акунин зашел в подъезд; его дом от моего отделяло всего два двора.

– Лифт не работает, – мрачно сказал он, – восьмой этаж.

– Но ты же сам говорил… – для верности я нажала кнопку еще несколько раз, – то, чего мы касаемся, "размораживается". Так почему не начинают работать лифты – в моем доме и здесь?

– Могу лишь предположить, – бесцветным голосом произнес Александр. Я с тревогой посмотрела на него: что-то явно было не так.

– Я вся внимание, – мне хотелось разжечь в нем хотя бы искру любопытства.

– Скорее всего, – он тяжело прислонился к стене, – если мы найдем нужные лифтерные и перезапустим пульт, то лифты заработают. Ну, а пока что…придется подниматься пешком.

– Ничего.

Что такое восемь этажей по сравнению с тем, чтобы стоять внизу одной! Я прыгала через две ступеньки, но на пятом этаже выдохлась и поплелась еле-еле. Акунин меня обогнал. Поднявшись на восьмой этаж, я просто прошла в квартиру, дверь которой была открыта нараспашку.

Квартира показалась мне уютной – светлая, хорошо обставленная, с приятными для глаз деталями вроде картин, изящных статуэток и фотографий. На кухне, оформленной в бежево-зеленых тонах, никого не оказалось. Я прошла в зал и…замерла на месте.

На диване сидели две фигуры, замершие в немом отчаянии. Что это? Они чувствовали приближение кошмара? Женщина смотрела на что-то невидимое в своих руках, а на ее «восковых» щеках все еще блестели слезы. Ее окаменевший муж сидел рядом. Теперь я не могла представить, что нахожусь в музее: эти двое не были «манекенами», как другие, они были людьми. В последний момент они чувствовали, их боль передавали застывшие поникшие плечи и скулы, сведенные вечными рыданиями.

На коленях перед диваном, такой же неподвижный, стоял их сын. Я с трудом удержалась, чтобы не окликнуть Акунина – боялась, что он тоже превратился в скорбное изваяние. Я подошла и положила руку ему на плечо, чтобы поддержать. Мне показалось, что он в ответ благодарно сжал мою ладонь, но он лишь вложил в нее какую-то бумагу.

Я молча развернула ее. Так вот что женщина держала в руках – письмо! Строчки еле угадывались, до того их размыли потоки слез.

– Что ты сделал?! – я в ужасе уставилась на Акунина, как только смысл написанного дошел до меня, – что ты ХОТЕЛ сделать? Скажи, что я ошибаюсь!

– Я хотел покончить с собой, – кивнул Акунин, – а записку написал, чтобы родители не думали, что это из-за них.

Я посмотрела на папу Александра. В его судорожно сжатых руках был мобильный телефон, второй мобильник лежал рядом с женой. Они звонили сыну, его и своим друзьям, в больницы и морги, а потом ждали новостей. И надеялись, что позвонит он.

Акунин протянул руку и кончиками пальцев провел по маминой щеке. Это было что-то настолько личное, что я отвела взгляд.

– Почему? – тихо спросила я.

Акунин нервно дернул плечами и заявил:

– Мне скучно жить.

– Ты думал, самоубийство тебя развеселит?

– Это фраза из анекдота.

– Вот именно.

Александр присел на ковер рядом со мной. Его взгляд был прикован к родителям, я же, напротив, не могла на них смотреть. Так мы сидели очень долго. Я легонько дотрагивалась указательным пальцем до большого, отмеряя секунды: когда я сидела рядом с застывшими людьми, мне начинало казаться, что я становлюсь чем-то нематериальным.

– А твоя сестра? – спросила я.

Акунин покачал головой. Наверное, детская была рядом, за дверью. Я не хотела входить туда и видеть застывшего ребенка.

– Ты хочешь побыть один? – спросила я, – я уйду на кухню.

– Нет, – Акунин как будто очнулся, – если ты не против, вернемся к тебе. Может, твоей маме повезло больше, и она вернется.

– Хорошо, – я поднялась с ковра и за руку потянула Александра за собой. Ему нужно было покинуть это место, иначе горечь и чувство вины надолго поглотят его.

Мы ждали мою маму несколько дней (по крайней мере, примерно так мы вели подсчет), но она так и не пришла. Акунин не пытался подбадривать меня, говоря, что она вернется – он давно знал, что этого не случится. Я тоже поняла это – еще тогда, в его квартире, – но мне нужна была точка отсчета.

Мне просто необходимо было чего-то ждать.




Глава 2

Адаптация


Забавная штука – жизнь. И очень необычное существо – человек. То, что казалось немыслимым, ломающим сознание изнутри, теперь было моей жизнью. Исчезли многие понятия – не только минуты и часы, но и «утро», «вечер», «ночь». Теперь «ночью» я именовала время, когда спала, а «утром» – то, когда просыпалась. "Утром" я готовила завтрак на две персоны или наслаждалась более изысканной кухней Акунина, если он вставал первым. Иногда мы готовили вместе. Я узнала уйму новых рецептов и попробовала экзотические блюда из осетра, авокадо, креветок…Наша жизнь шла вперед, люди не выходили из оцепенения, и мы решили, что будем брать еду из супермаркета – все равно она никому не нужна. Каждый день я могла есть то, что было слишком дорогим для моей семьи, и, несмотря на то, что все это было невероятно вкусно, я бы согласилась всю оставшуюся жизнь есть один хлеб и пить воду – лишь бы вернулась мама.

В какой-то момент я поняла, что мне хочется есть все меньше и меньше, и я поделилась своими мыслями с Акуниным.

– Мне кажется, мы тоже замерли, но как-то по-другому, – сказала я.

– В каком смысле?

– Ну…я протянула вперед руку, – видишь, ногти не отрастают. И брови, и волосы на ногах. Это даже жутко – мы как будто не существуем. И есть хочется лишь самую малость.

– Сказала девчонка, умявшая полсотни закусок за один присест.

– Это все нервы, – насупилась я.

– Мы не особенно нуждаемся в пище, потому что тратим мало энергии, – объяснил Акунин, – а еще, может быть, мы замерли в том состоянии, в котором были до остановки времени. Мы всегда живем сегодня, и раз сегодня мы поели, то больше и не надо.

– То есть, мы теперь можем вообще не есть? Или, наоборот, есть сколько хотим и не потолстеем?

Акунин усмехнулся:

– Мечта американца.

– Да и не только!

Так начались наши эксперименты. Я набрала в супермаркете всех сладостей, каких только могла пожелать, и ела их, сколько влезет. Акунин не ел вообще – его нервы это как-то выдерживали. Когда меня уже тошнило от шоколада, а Александр стал скучать по продуктам, мы сделали вывод: я не поправилась ни на грамм, а он – не похудел.

– Что же мы теперь…за существа такие? – в страхе спросила я.

Акунин, согласившийся посмотреть со мной сагу «Сумерки», с энтузиазмом ткнул пальцем в экран.

– Может, вампиры, а? Смотри – мы не стареем, не едим, и, думаю, можем не спать. Вот так.

Я не призналась Александру, но эта мысль уже приходила мне в голову. Я аккуратно проткнула кожу иголкой и убедилась, что кровь красная и вполне человеческая. Вот только микроскопическая ранка очень долго не заживала; я вначале испугалась, что кожа так и не начнет регенерировать, и вся кровь вытечет, но все обошлось.

– Интересно, можем ли мы заболеть? – спросила я у Акунина, – и можем ли выздороветь?

– Я не знаю. С одной стороны, мы по-прежнему чувствуем тепло и холод, значит, по идее, можем простудиться. Но одного дня вирусу не хватит, чтобы серьезно навредить нам. Все, что нам угрожает, это то, что может убить человека за один день, за наше «сегодня» – например, быстродействующий яд. Но даже в этом я не уверен, ведь изменений в нашем организме не происходит, то есть, не возникнет ничего нового – морщин, например.

Я улыбнулась.

– Еще одна мечта, на этот раз всех женщин.

– Да и не только!

– Я уколола палец, и он очень долго не заживал, – призналась я.

Акунин нахмурился.

– Значит, надо быть осторожными с ранениями – они могут стать смертельными. Я думаю, наши физические потребности и возможности – например, восстановления – также работают в режиме «сегодня» – то есть, в очень замедленном режиме. Кровь даже из небольшой раны может вытечь быстрее, чем кожа срастется.

От этих слов мне стало жутко. Чтобы успокоиться, я вновь стала вникать в сюжет «Сумерек». За время просмотра фильм несколько раз "вылетал" и приходилось включать его снова. Так происходило со всеми фильмами: видимо, техника не желала исправно работать в условиях нашего ненормального времени. Однако, пусть и несовершенные, такие киносеансы нам пока не наскучили.

Краем глаза я взглянула на Акунина и впервые задумалась о том, что мы с ним, возможно, последние из людей. Все это время я спокойно относилась к тому, что со мной в одном доме живет парень. Конечно, я уже не засыпала с ним на своем диване – Акунин «ночевал» в зале, – но все-таки я чувствовала себя непринужденно и спокойно в его присутствии. Наверное, все дело в том, что он не воспринимал меня как девушку – от Александра веяло таким равнодушием…Двоюродного брата я скорее посчитала бы компрометирующей компанией, чем его. Но мысль возникла и смутила меня.

– О чем думаешь? – лениво спросил Акунин.

– Я думаю, что ты думаешь, что Бэлла – вертихвостка. Но вообще-то в книге ее метания более понятны.

– Я не о фильме. Ты меня так оценивающе разглядывала, и…твой вердикт?

Ой. Как стыдно. Я что, и правда так таращилась?

– Ну…ты красивый, – честно сказала я.

– Неужели? Рад слышать. Жаль только, мышцы уже не накачаю, а ведь столько свободного времени появилось!

– А как на счет меня? – я прикусила нижнюю губу, – я красивая?

Александр внимательно посмотрел на меня и заявил:

– Ты хорошенькая.

– Ну, спасибо! – я бросила в него подушкой, – засранец!

– Не переживай, – он тут же пристроил подушку под голову, – думаю, ты самая красивая девушка на планете.

– Хм, ну конечно, если я осталась всего одна!

– Вот об этом нам и надо подумать, – Акунин посерьезнел, – действительно ли остались только ты и я? Раз нас двое, и мы так быстро встретились, велика вероятность того, что есть еще уцелевшие.

– Но мы искали, много раз!

Это было правдой. Мы снова и снова прочесывали окрестности в поисках других людей, но в конце концов уставали и возвращались.

– Расширим круг поисков, – предложил Акунин, – не будем каждый раз возвращаться домой – отдохнуть можно и где-нибудь в городе. Еда есть в любом супермаркете, а поспать можно в мебельном магазине. Прочешем весь город – не такой он и большой.

Да уж, население крошки – Энска – не больше трехсот тысяч человек. Сколько из этих тысяч выжили? Может, не так уж мало…

– Я установил камеры в ближайших магазинах, – сказал Акунин, – чтобы можно было увидеть, если кто-то там появится. Изображение транслируется прямо на телефон.

Он повертел в руках Айфон последней модели. Судя по совершенно гладкому корпусу, он позаимствовал его в магазине компьютерной техники.

– Ни в чем себе не отказывай, – подначила я, и все же не могла не признать, – отлично придумал!

– Не совсем. Техника "глючит" внутри нашего, замершего времени: помнишь, как у нас вечно выключался фильм и приходилось включать его заново?

Я закатила глаза:

– Как бы я об этом забыла, интересно? В последний раз он "вылетал" минуту назад. То есть…

– Я тебя понял, – кивнул Александр. Мы по-прежнему использовали слова "минута" и "час", "вчера" и "сегодня", но лишь для того, чтобы объяснить свои ощущения в безвременном пространстве. Иначе появлялось неприятное чувство, что мы болтаемся в открытом космосе без всякой опоры под ногами.

– Камеры быстро перестают снимать, – объяснил Акунин, – не знаю, в чем причина. Они как бы не рассчитаны на долгую работу – само понятие «долго» уже не работает.

– Да уж…

– Выходит, что выискивать людей с помощью видеосвязи неэффективно. Они могут зайти в магазин именно в тот момент, когда картинка исчезнет, а постоянно пялиться в монитор я не смогу.

– А что, если найти их через интернет? – Акунин скептически взглянул на меня, но я продолжала, – нет, вспомни, ты сам говорил. На счет лифта. Мол, если найти лифтерную и перезапустить пульт, можно его починить.

– Теоретически.

– Тогда выходит, если посетить офис связи, перезагрузить компьютеры и подключить наш домашний компьютер к сети, он заработает. Внутри нашего времени.

– А ты отлично соображаешь, малышка, – улыбнулся Акунин, – вот только это очень долгий и запутанный путь.

– Почему?

– Давай снова вернемся к лифтам. Чтобы запустить лифт в нашем доме, нужна соответствующая лифтерная, которая относится к данному адресу. Нельзя запустить все лифты разом с одного пульта. Также и здесь, мы подключим свой компьютер к сети, но даже если сеть появится, в ней будем только мы с тобой, и ни одной обновляющейся платформы, ведь обновлять их некому. Мы не можем запустить все компьютеры Энска, и не можем сделать этого выборочно, потому что не знаем адреса выживших. Иными словами, мы не сможем ни с кем связаться, даже имея устойчивую связь, а не ту, которая будет постоянно отключать сама себя.

– Да уж… – уныло пробормотала я.

– Выше нос, малышка! Это математическая вероятность. Если в одном крошечном районе нас оказалось двое, то наверняка есть еще люди, и они так же ищут нас, как и мы их. Нужно действовать сообща.

– Но как? Если мы не знаем, кто они и где находятся?

– Будем оставлять записки с адресом во всех крупных торговых центрах, в офисах связи, на почте. Наверняка хоть кто-то рассуждает так же, как я.

Я грустно вздохнула. Все это было элементарно, но мне даже в голову не пришло.

– И еще, – сказал Акунин, – если мы разделимся, это значительно ускорит процесс.

– Нет, – возразила я, – нет, нет, нет! – я боялась потерять его сильнее, чем умереть. – У нас много времени. В конце концов, только его у нас и навалом.

– Ты права. Тогда мы поедем на машине: это быстрее, да и заметнее. Нас смогут увидеть или услышать.

– Может, тогда выберем какую-нибудь старую развалюху? – хихикнула я, – такую, чтобы дым валил, и шуму было – на три улицы.

– Ну уж нет, – заявил Акунин, – не умеешь ты пользоваться подарками судьбы! Раз уж я могу выбрать любую машину, то это будет…



Я не могла удержаться от смеха. Александр, как будто собственную, представил мне серебристую обтекаемую машину, похожую на дельфина.

– Ауди, – прокомментировала я, увидев логотип из четырех колец.

– Точно. Владелец этой красотки – депутат Сидихин. Судя по отзывам горожан, он редкостная свинья, так что, если я разобью его машину, это будет справедливо.

Несчастный Сидихин сидел за рулем, но он никак не мог узнать, что задумал Акунин, равно как и помешать ему. Депутат замер, не успев даже закрыть дверцу автомобиля. Александр легко вытащил лысеющего политика из машины и уложил его на траве. Скрюченный и жалкий, он никак не походил на богатого и влиятельного человека. Мне стало жаль его.

– Александр, – позвала я, – а взять незанятую машину ты не мог?

– Мог, конечно, – отозвался он, – но тогда пришлось бы выбить стекло и выучить приемы угона. Видишь ли, ключи от машины рядом с ней не валяются.

– Ой. Ну да, точно.

– Ты водить умеешь, малышка?

– Нет, – потупилась я, – мне ведь только семнадцать, я не задумывалась над тем, чтобы сдать на права.

– Ясно.

– А тебе сколько?

– Девятнадцать, – сказал Акунин.

– В институте учишься?

– Скорее, просиживаю штаны. Я думал, там будет лучше. Сложнее. Интереснее. Короче, я ошибся. Садись.

Я послушно открыла дверь и села рядом. Салон автомобиля был великолепен: бежевая мягкая кожа, разные подсветки, полный пакет электроники. Что сказать, немецкое качество.

– Запах денег, – усмехнулся Александр, – представляешь, как было бы круто – выехать на трассу и рвануть вперед со всей скоростью? Ведь никто не выскочит наперерез.

– Да уж, – только и сказала я. Все же я пока надеялась, что кто-то в этом городе может выскочить нам навстречу.

Хотя время остановилось в будний день, застывшие машины все-таки осложняли движение. Мне было трудно представить, что каких-нибудь пятнадцать лет назад автомобили в Энске были редкостью. Сейчас городок просто кишел ими.

Акунин ловко лавировал между машинами. Ауди казалась невероятно легкой и маневренной – и правда дельфин, рассекающий морские волны. Мне все еще было тяжело видеть застывшие фигуры людей, мелькающие вокруг, поэтому я смотрела на своего напарника. Его обычно безразличное лицо сейчас было счастливым, по-мальчишески восторженным. Вот что делает с мужчинами хороший автомобиль! Наверное, это то же самое, что для модницы – билет на шопинг в Милан.

Не могу сказать, что я так уж следила за модой, но стильную одежду любила всегда, и моей постоянной       спутницей в походах по магазинам была мама. Я невольно стала вглядываться в лица людей в автобусах и на остановках: вдруг увижу ее? Но я не могла сказать, что хуже – не видеть ее вовсе, или увидеть, но не живой и любимой женщиной, какой я ее запомнила, а просто застывшей статуей.

– Как она выглядит? – Акунин будто прочитал мои мысли.

– Похожа на меня, но ее ты бы не назвал хорошенькой – она красивая.

Он улыбнулся. Да, машина определенно действовала на него магнетически.



Первым делом Акунин остановился у главного офиса мобильной связи. Работники, в одинаковых рубашках и галстуках, столбами стояли на своих местах. Мы осмотрели все столы. Никаких знаков или записок. Либо люди не догадались их оставить, либо…никого не осталось.

– Рано отчаиваться, – сказал Акунин, – возможно, выжившие просто боятся. Не все хотят выходить на связь.

– Почему? – поразилась я. Что может быть логичнее, чем искать себе подобных?

– Не знаю. Например, они могут думать, что остальные стали опасными тварями. «Обитель зла» смотрела?

Я оскорбилась.

– Но мы же не такие страхолюдины!

– Ага, но может не стоит всем и каждому давать свой адрес.

У меня вдруг поднялись дыбом волоски на руках.

– Александр, а вдруг ты прав? Может, это нам никого не надо искать?

– Да нет, успокойся. Нет в Энске никаких монстров – это же не биологическая атака, а всего лишь тормоз времени.

Тормоз времени. «Всего лишь»!

– Ладно. Куда дальше?

Мы объехали еще несколько больших офисов и магазинов. В последнем я взяла дорогущий нож – на кухне пригодится! И тут, когда мы уже ехали обратно, я впервые заметила странный блик на стекле. Он мелькнул и исчез, но я вся подобралась, как спортсмен перед прыжком.

– Ты видел? – спросила я Акунина.

– Что?

– Какой-то блеск!

– Может, брелок бликует?

Александр указал на подвеску с серебряными деталями. Да, пожалуй, так. Я успокоилась. Это единственная вещь, которая могла блеснуть на стекле. И, едва я так решила, вспышка повторилась. Нет, не то направление, это не брелок.

– Стоп! – что есть силы закричала я. Акунин мгновенно нажал на тормоз, и нас (даже в такой машине) ощутимо тряхнуло. Но извиняться перед напарником было некогда, я уже захлопнула дверь и бросилась за неведомым бликом. Александр что-то крикнул мне вдогонку, но я не разобрала – что.

Я неслась вперед, как ищейка, и вот заметила ее – движущуюся хрупкую фигуру в черном. Почему-то она старалась поскорее убраться с моей траектории.

– Стой! –закричала я, – Стой! – и бросилась вперед еще быстрее. Ветер свистел в ушах, я догнала фигуру и только успела сообразить, что передо мной молодой парнишка, как на мою голову обрушился удар.

Это слишком, это невозможно выдержать. Я упала бы на асфальт, если бы руки Акунина не подхватили меня.

– Отдай, – сквозь зубы пробормотал он и что-то с силой вытащил из моих сжатых пальцев. Я поняла, что все это время держала в руке нож. Нападение парня стало понятным – он просто защищался, – но больше я ничего не могла сообразить. Я обмякла в руках Акунина, позволяя сознанию отключиться.



Глупо, но я ревную. Потому что, пока я валялась без чувств, эта стриженая девчонка (девчонка, а не парень!) мило болтала с Акуниным. Просто до жути досадно, что мне постоянно приходится спрашивать, о чем идет речь, что происходило. Я даже не могу спросить, сколько я пролежала без сознания, ведь ясно же, что нисколько! Ни-сколь-ко, вот ответ на все наши действия. Они проходят во времени, которого не существует. Которое идет слишком медленно.

Вскоре я поняла (и испытала некоторое облегчение), что симпатии Александра и Жени были наиграны. Как только я осталась с девчонкой в комнате один на один, она насмешливо произнесла:

– Этот парень чокнутый, да?

Я пожала плечами.

– Нормальный.

Женя наморщила нос:

– Ну да! Читает научные журналы, рассуждает о жизни как наш препод по современному естествознанию и вообще…

– Ты студентка? – спросила я, просто чтобы отвлечь ее от детального разбора личности Акунина.

– Да, учусь в педагогическом. А ты?

– Тоже, – сказала я, хотя формально еще не приступила к учебе, – первый курс.

– А я – второй.

Мы замолчали, разговор не клеился. Почему-то девушка мне не нравилась: ни ее рваная стрижка, ни серые навыкате глаза – она смотрела на меня, как стервятник на кролика.

– Ты встречаешься с этим…? – она кивнула в сторону зала.

– Его зовут Александр, – сухо сказала я, – он мой друг.

– Значит, не встречаешься?

– Нет.

– Поня-а-атно, – протянула она. Вот пристала! – впрочем, ты права, такие ребята разве что для перчинки – хи-хи, ну ты поняла – на один раз.

Я поежилась. Ненавижу всякие сальности. Конечно, я бы не стала говорить об этом новой знакомой, но я вообще ни с кем не встречалась и мне было попросту неловко обсуждать эту тему. Стараясь скрыть смущение, я сказала:

– Ты удивительно хорошо держишься. Я вот долго боялась того, что происходит вокруг.

Она презрительно фыркнула:

– Я тебя умоляю – что тут страшного?

Я почувствовала себя единственным трясущимся сурком среди смелых хищников.

– Э…вообще-то, весь мир замер. Если ты не заметила, погибли люди. Разве тебе не жаль их?

– Не-а, – равнодушно бросила Женя и добавила, увидев, как вытянулось мое лицо, – ты не думай, я не такая уж черствая, просто я выросла в детском доме. Никто никогда меня особо не любил. Была одна подруга, но мы поцапались из-за смазливого парня. Она натравила на меня дружков, дальше швы и кома, – девушка взъерошила волосы, и я увидела на ее голове длинный шрам, – так что не очень-то я люблю людей. В этом мы с твоим шизиком похожи.

– Не называй его так! Если он в сто раз умнее нас, вместе взятых, это не означает, что он плохой. Возможно, с точки зрения Александра это мы – шизики.

Женя промолчала. Только сейчас я заметила на ее коленях фотоаппарат.

– Ой, я не повредила его? – испугалась я.

– Нет. А я – твою голову?

– Вроде нет.

– Тогда гляди, – Женя включила фотоаппарат и подвинулась ко мне, – эти снимки меня прославят, когда закончится вся эта фигня.

Я с удивлением смотрела на фотографии. Сняты они были неплохо, только их объединяло одно неприятно «но» – все они изображали застывших людей. С каждого снимка на меня смотрели остекленевшие глаза. Отсвечивающие как пластмасса, мраморные тела застыли в неестественных позах: казалось, кто-то превратил людей в марионеток и дергал за невидимые ниточки. Женино видение ситуации мне не понравилось, а еще больше – то, что она дала своим моделям то же имя, что и я.

– «Люди-манекены!» – бомбическое название! – самодовольно заявила она, – придешь на мою выставку?

– А ты уверена, что она состоится? – осторожно поинтересовалась я, – почему ты думаешь, что это все – временно?

– Я купила этот фотик по дешевке, – непонятно к чему сказала Женя, – у него бывают глюки, но он все равно потом «отмирает».

Видимо, так она проводила параллель с нашей теперешней жизнью.

– Но иногда техника просто ломается, – возразила я и схватилась за голову, – нет, я не могу этого понять: ты сделала снимки, но по законам физики, чтобы это произошло, нужно движение частиц – движение! Его нет, а фото – есть!

– Эй, малышка, – лениво сказал Акунин. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и я не знала, как много из нашего разговора он слышал, – не пытайся напрягать свои куриные девчоночьи мозги. Тут-логика-не-работает. Возможно, Женя права, и то, что с нами происходит, действительно глюк.

– Что ж, – буркнула я, – значит, нам нужен антивирус, иначе мы рискуем просто отправиться в корзину, как ненужные файлы.

– Или наоборот, – задумчиво сказал Акунин, – остальные были удалены за ненадобностью, а мы – остались.

Женя демонстративно зевнула.

– Если никто не против, я посплю, а то совесть не давала мне покоя. Теперь, когда ясно, что ты в порядке…

– Да, конечно, спи, – сказала я, и Женя тут же завалилась на мой диван.

Вот черт. Какой хорошей была жизнь до ее появления в моей квартире! Воистину, все познается в сравнении.



Видимо, мои квартиранты долго ждали, пока я очнусь: Александра тоже сморил сон, он задремал за просмотром фильма, а я от скуки принялась слоняться по квартире. От нечего делать я выпила чаю, абсолютно не чувствуя потребности в воде, а потом так же бездумно съела пачку чипсов – хрустеть все же веселее, чем сидеть в тишине. Наконец, желая хоть чем-то себя занять, я взяла Женин фотоаппарат и, устроившись в зале, рядом со спящим Акуниным, принялась разглядывать снимки. Я смотрела вдумчиво, подолгу изучая каждый кадр, чтобы растянуть это занятие. Когда фото закончились, я промотала их быстрее, потом – еще быстрее, и вдруг…

– Эй! – я толкнула Акунина в бок и сунула фотоаппарат ему прямо под нос, – смотри, видишь?

Я листала два снимка: туда-сюда, туда-сюда.

– Нет, что ты…

– Окно, на третьем этаже, видишь?

Александр, проморгавшись со сна, воскликнул:

– Шторы!

– Да! На первом снимке они задернуты, а здесь их начали открывать.

Я приблизила картинку, но возможности камеры не позволяли разглядеть человека – изображение распадалось на пиксели.

– Еще один! – воскликнула я. В сердце загорелся огонек надежды, – Александр, это значит, нас не так уж мало, мы должны встретиться с ним, кто бы это ни был!

– О`кей, посплю немного, и отправимся за нашим мистером Икс.

– Может, это девушка.

– Очень надеюсь, что нет, а то я скоро задохнусь в вашем "цветнике".

Я предпочла на него не обижаться.

– Тогда нечего спать! Сам сказал – нам это не обязательно. Лучше отвези меня на место.

– Съезди сама.

– Я не умею водить, ты же знаешь.

– О! – Александр вскочил с дивана, – тогда для меня же будет лучше тебя научить: не будешь такой беспомощной неженкой.

– Да иди ты…

– Иду-иду, и ты со мной. Наша крошка – Ауди уже соскучилась!

– Вообще-то, она не наша, а гражданина Сидихина, – заметила я, но послушно поплелась следом. Квартира надоела мне до тошноты, очень хотелось на недвижимый, но все же почти свежий воздух.

Я хотела привычно плюхнуться на переднее сидение рядом с водителем, но Акунин усмехнулся:

– Не-е-ет, за руль!

– Прямо сейчас? Но мы же так к вечеру не доедем!

– Ну ты даешь, глупышка! Не будет никакого вечера.

Я закатила глаза.

– Ты же меня понял!

– Да, но я не собираюсь тебе потакать. Тебе интересно, кто скрывается за красными шторами?

– Знаешь, ты…

– Да или нет?

– Интересно, – призналась я.

– Вот и отлично! У тебя будет стимул быстрее учиться. Пр-рошу, – он пафосно распахнул передо мной дверцу.

Я тяжело вздохнула, и полезла на место водителя.



Как ни странно, со своим первым в жизни вождением я справилась неплохо. В детстве я ходила в музыкальную школу по классу фортепиано (правда, без особого энтузиазма), поэтому педали чувствовала хорошо, плавно нажимала и отпускала их, не путала право и лево. Единственной и огромной сложностью были застывшие на дорогах машины. Хотя Акунин и говорил, что нам повезло, и мир «заглючило» не в час пик, мне все равно частенько приходилось заезжать на газоны, пересекать двойную сплошную и делать еще много такого, отчего волосы у инспектора ГАИ встали бы дыбом. «И как я после такого обучения буду сдавать на права?» – подумала я и тут же загрустила: кто знает, может, настоящие уроки вождения не пригодятся больше никогда.

Почти доехав до места, я все-таки боднула чей-то японский пикап, а при парковке слегка «поцеловала» стоявшую впереди «Ладу».

– В целом, неплохо, – невозмутимо сказал Акунин, – хотя, сдается мне, ты подбила Ладке «глаз».

Я смутилась (Это ведь чья-то машина! Она пострадала из-за моей неумелой езды…), но голос совести быстро затих, его теснило ожидание и любопытство.

Подойдя к подъезду, я заметила на двери записку, написанную мелким каллиграфическим почерком:



«Если кто-то кроме меня остался в городе, пожалуйста, прошу Вас, отзовитесь! Кв. 112»



– О, нет. Это либо девчонка, либо плачущий мальчик. Не знаю, какой из этих вариантов хуже, – заметил Акунин, но я, не слушая его, прошла в подъезд. Там, на третьем этаже, была надежда.




Глава 3

Выход в эфир


Едва только дверь открылась, я оказалась в плену тепла и цветочного приятного аромата. Обнимавшая меня девушка икала и плакала, не в силах совладать с собой: точь-в-точь сцена встречи Александра на пороге, только теперь в его роли была я. В отличие от Акунина, я дала девушке выплакаться: бедняжка, как же долго она пробыла в четырех стенах совсем одна! О том, что она вряд ли бродила по улицам, говорил внушительного размера живот, обтянутый длинной футболкой.

– Ну все, все… – шептала я девушке, – давай присядем. Вот так…дыши глубже.

– П-прости, я н-не могу усп-покоиться, – плакала она, – я так обрадовалась, я д-думала, что осталась совсем одна!

– Я понимаю.

Не знаю, в чем было дело: в беременности, приятном голосе или имени – Надежда, – но я сразу прониклась к новенькой огромной симпатией. Мы долго сидели в обнимку, я слушала, как Надя жила все это время, как не сошла с ума только благодаря ребенку.

Акунин стоял у двери, как делал довольно часто, и я, бросив на него взгляд, поняла, что он думает о том же, о чем и я: эта девушка, возможно, никогда не родит малыша. Она будет беременной очень и очень долго. Быть может, вечно.

В слове "вечность" мне в последнее время виделось что-то зловещее.

– Ты хочешь поехать с нами? – спросила я и улыбнулась, – мой дом сейчас – что-то вроде штаб-квартиры.

– Штаб? – пронзительно-синие глаза Нади заблестели, – так есть кто-то еще кроме вас?

– Еще одна девушка, Женя. Мы познакомились недавно. В смысле, если бы все было, как раньше, прошло бы не больше суток.

– Понятно. Мне тяжело двигаться, но лестницу я осилю.

– Хорошо. Мы тебе поможем. Александр, ты за рулем.

– Боишься? – подначил он.

– Да. Нужно позаботиться о безопасности малыша.

Он закатил глаза и вместе со мной стал помогать Наде спускаться. Бедняжка была такая кругленькая, ей до родов оставалось не больше пары дней. Надо же, как не повезло! Однако она вовсю старалась не быть обузой: улыбалась, шутила над своим положением и не останавливалась, хотя ей было тяжело.

В машине я села вместе с Надей на заднее сидение и на всякий случай пристегнула ее ремнем, очень аккуратно, чтобы не перетянуть живот. В зеркале ехидно щурился Акунин, мол, – надо же, Мать Тереза! – однако он не мог знать, что в ту самую секунду я размышляла о том, что представляет собой существо в ее животе: это живое человеческое дитя или маленький застывший комочек, похожий на пластикового пупса? Мои жуткие мысли прервались чудесным образом: под ладонью словно запульсировал футбольный мячик.

– Ой! – я посмотрела на Надю, – это…

– Да, – хихикнула она, – пинается.

– Ух, ты!

Я не могла выражаться иначе, чем междометиями. Ребенок! Живой, активный, не превратившийся в «манекена!» В этом мне определенно виделся некий знак свыше.

– Мальчик? – наконец спросила я.

– Да. А как ты догадалась?

– Я почти всегда угадываю.

Это было правдой. В своей жизни я знала четырех беременных девушек, и у трех из них "определила" пол ребенка раньше УЗИ. Всю оставшуюся дорогу до дома я слушала рассказы Нади о женской консультации, о курсах для беременных и гадала, какое имя больше подошло бы малышу.

Вид у Акунина был такой, словно ему в глотку насильно затолкали лимон, и теперь он давился и морщился. Я очень надеялась, что Надя его гримас не заметила.



Едва мы с Акуниным переступили порог моей квартиры, на нас ураганом накинулась Женя:

– Вы вообще чем думаете? Задницей?! Я тут одна, вашу мать, никакой, блин, записки, вообще ни черта!

– Ой…

– Это просто гадство! Как я вас обоих ненавижу!

Она снова и снова поливала нас ругательствами. Мы с Александром переглянулись. Надя робко пряталась за нашими спинами.

– Остынь, моя прелесть, – презрительно бросил Акунин, – не выражайся при ребенке.

И он, словно фокусник, извлек Надю из-за своего плеча.

– Привет, – скромно потупилась она.

– Отлично, – буркнула Женя, – где вы ее откопали?

– Мы ездили за ней, – объяснила я, – я рассматривала фотографии и заметила, что в одном из домов кто-то есть.

Крылья узкого Жениного носа раздулись от ярости:

– Кто тебе разрешал копаться в моем фотике?!

– Ну, прости. Ты спала, я не хотела тебя будить.

– Это мой фотоаппарат, нефиг его трогать!

– Пожалуйста! – воскликнула Надя. Она расстроилась до слез, – не надо ссориться из-за меня!

Женя мгновенно смягчилась:

– Ладно, ничего страшного. Просто я не знала, что делать: приперлись тут эти, а я даже не знала про записи в супермаркете.

– Что-о?! – хором спросили мы с Акуниным.

– Здравствуйте! – послышались два мужских голоса из кухни.

Не разуваясь, я бросилась туда.

За столом сидел темноволосый мужчина лет тридцати, а рядом с ним – щуплый, почти наголо стриженый подросток. Оба они внешне были более чем обычные люди, но мне они показались родными.

– Добро пожаловать! – радостно приветствовала я их, – смотрите-ка, нас становится больше!

– Ага, целый клан, – на ухо мне шепнул Акунин.

На пару с Надей мы стали готовить чай. Женя села за стол с видом королевы, которой все должны прислуживать, раз ее фотоаппарат помог найти человека. Акунин хотел помочь, но я покачала головой: в такой маленькой кухне три повара – это через чур. Мой лучший друг явно чувствовал себя неуютно в большой компании, поэтому сидел в основном молча.

– Я Тим, – нарушил тишину лысый паренек. Голос у него был мелодичный, какой бывает у дикторов или актеров, – мне шестнадцать. А это мой новый друг Арсений, он программист, работает на заводе, где строят корабли.

Наш городок вообще не назовешь культурным местом: здесь несколько заводов, два университета и один научно – исследовательский институт.

– Мы пересеклись на улице, – добавил Тим (интересно, он Тимофей или Тимур?), а сегодня нашли записку в супермаркете.

Я улыбнулась. Люди до сих пор упорно используют термин «сегодня». Впрочем, это чертовски верно: все происходит исключительно сегодня.

– У кого-нибудь есть соображения, что случилось? – спросил Арсений, и все немедленно пустились в рассуждения. От этих бесполезных разговоров у меня быстро заболела голова, и я, подмигнув Наде, сбежала в свою комнату. Вскоре девушка последовала за мной, и мы принялись болтать о вещах, никак не связанных с навалившимися проблемами: о прочитанных книгах, бабочках, учебе, животных, моде…лишь о семье девушке оказалось тяжело говорить.

– Я совсем одна, – тихо призналась она, – ну, то есть, с сыном.

– А его отец?

– Он где-то есть, – Надя пожала плечами, – это все, что я могу сказать. Он не знает о ребенке. Это была случайная встреча со случайным парнем.

У меня отвисла челюсть. Я бы никогда не подумала, что моя новая подруга неразборчива в связях.

– Ой, не думай так обо мне, да еще во весь голос! – взмолилась она, – тебе пока не понять. Мне тридцать два года, я очень хотела ребенка, но стремилась найти если не любимого человека, то хотя бы такого, к которому меня потянет. Я не была пьяна, я просто своеобразно искала ДНК-материал, – она хмыкнула, – природу ведь не обманешь: я решила, что раз хочу этого мужчину, значит, его гены мне подходят.

Она погладила живот, а я снова с трудом закрыла рот.

– Тебе…тридцать два?!

– Ага.

– Никогда бы не подумала!

– Сама удивляюсь, глядя в паспорт.

Так вот почему я легко нашла общий язык с Надей: она старше на пятнадцать лет, а с ровесницами я никогда особо не ладила, уж не знаю, почему. В школе у меня были подруги, но я бы скорее назвала их хорошими знакомыми, так вернее, хотя любой бы обиделся такой словесной замене.

Я удивлялась, почему Надя не вышла замуж. Она была красива, умна, и было ясно, что после родов она вскоре вернется к стройной фигуре.

– Не знаю, – улыбнулась она на мой невысказанный вопрос, – наверное, я слишком долго ждала принца. У меня не было завышенных требований, просто я хотела по-настоящему полюбить. Никто не обижал меня, никто из ухажеров не разбивал мне сердце – просто потому, что ни на кого оно не отозвалось. Так и молчит до сих пор.

Я грустно вздохнула. Теперь, с ребенком, личную жизнь ей устроить будет непросто.

– Знаешь, я привыкла быть одна, – сказала Надя, – я всегда сама справлялась с проблемами, и сейчас, уверена, справлюсь. А если бы у меня был муж и превратился в статую? Будь я из тех, кто всегда на кого-то полагается, я бы с ума сошла!

– Я тобой восхищаюсь, – честно сказала я, – я пробыла одна совсем немного и чуть не съехала с катушек, а ты…как ты это выдержала?

– Ну, – она погладила живот, – я все время напоминала себе, что нужна сыну. Часто выходить мне было трудно – лифт не работал, – я только купила продукты и оставила везде, где могла, записки.

– Купила продукты? – шутливо переспросила я, но, оказалось, зря иронизировала.

– Да. Я положила деньги в кассу – это все равно что купить, правда?

Она так переживала из-за невозможности лично расплатиться с продавцом…Я невольно испытала укол совести: почему мне не пришло в голову сделать так же? Акунин убедил меня, что честь и совесть теперь никому не нужны, а я так легко пошла у него на поводу! Объедалась бесплатными креветками…

– Эмма! О чем задумалась?

– Я? Просто радуюсь, что есть такие честные люди.

– А скажи, – она заговорщески понизила голос, – тот красивый парень, который приезжал вместе с тобой – вы с ним…

– Нет. Ничего такого.

– Мм. А у тебя есть молодой человек?

– Нет, – почему-то перед Надей мне не хотелось красоваться, – если честно, я еще ни с кем не встречалась. Все думала, успею потом.

– Конечно, успеешь! А как ты его представляешь – своего принца?

Я задумалась. Почему-то все эпитеты вылетели из головы.

– Он должен быть лучше меня, – наконец сказала я, – намного.

– О, Боже, Эмма! Таких ведь очень мало – Красная Книга.

Я рассмеялась, польщенная ее комплиментом.

– Где учишься? – спросила меня новая подруга.

– Педагогический. Буду учиться на филолога.

– Правда? – Надя постаралась это скрыть, но я услышала в ее голосе нотку разочарования, – а тебе это интересно?

– Даже не знаю, – я невольно сцепила руки в "замок", потому что мы добрались до темы, которая меня сильно беспокоила, – прозвучит глупо, но я вообще не знаю, чего хочу – где работать, как жить. Филологию выбрала потому, что я люблю книги и прочла их, наверное, миллион. В общем-то, это все, в чем я более-менее сильна. Ужасно, да?

– Нет, я тебя понимаю. Юность такая странная штука, вроде бы самое лучшее время на свете, но им не успеваешь наслаждаться, всегда нужно куда-то бежать, учиться, сдавать экзамены…порой нет возможности просто остановиться, выдохнуть и спросить себя: "Эй! Это действительно то, чего ты хочешь?" Я вот, например, всегда мечтала открыть собственную фирму по организации свадеб. Мне безумно нравится сочетать вещи для декора по стилю и цвету, придумывать что-то новое и креативное, создавать особенную праздничную атмосферу…

– О! Ну почему же ты…

– Не знаю. Наверное, я просто не создана для роли руководителя. Могу сколько угодно мечтать о собственном бизнесе, но на деле мне куда спокойнее за спинкой трона: хочется психологического комфорта, свободного времени. А может, я просто трусиха.

– Не думаю.

– Нет, правда! Я такая. Иногда иду под окнами и боюсь, что мне что-нибудь выкинут на голову.

Я засмеялась.

– Такие страхи у всех бывают. Я вот до сих пор побаиваюсь темноты.

– А еще я боюсь, потому что у меня нет права на ошибку, – призналась Надя, – в этом бизнесе огромная конкуренция, а вложения требуются серьезные. Если я брошу работу ради призрачной мечты, в случае неудачи меня никто не подстрахует. Родители умерли, когда мне было девятнадцать лет: мы ехали по трассе, и у машины лопнуло колесо, ее закрутило и долго кидало вниз по дороге. Мама с папой погибли сразу, а меня с травмами отвезли в больницу.

– Мне очень жаль.

– Все в порядке, я уже не так страдаю. Наверное, потому, что родители никогда не были мне близки, они оба дружили только с логикой, как твой Александр, не понимали творчество как таковое. Мы как будто были с разных планет.

– А кем ты работаешь? – поинтересовалась я.

– Я видео дизайнер. Но это не так круто, как кажется, – добавила она, заметив мой восхищенный взгляд, – я уже семь лет делаю небольшие рекламные ролики для телевидения.

– Телевидение? О-о…

– Я тоже так думала. Не поверишь, Эмма, но это тоже не так уж здорово: маленькая горстка творческих людей против множества менеджеров, которые делают на тебе деньги. В общем, долго объяснять.

– А я никуда не тороплюсь.

И правда, что у нас еще есть, кроме времени? Сон и еда уже давно перестали быть потребностью, а вот слушать Надю я была готова до бесконечности. Она рассказывала мне о структуре телевизионных программ и вспоминала забавные моменты со съемок, а я хохотала, как сумасшедшая.

Два коротких стука в дверь, и в комнату заглянул Акунин.

– Эмма, это ты хохочешь? Я думал, тут мучают щенка гиены.

– Отвали.

– Я тоже хочу посмеяться. Вы оккупировали целую комнату!

– Да, но это моя комната.

– Класс. А я должен выслушивать байки нашего новоявленного программиста. В этой теме он шарит лучше меня, и это жутко бесит.

– Ах ты, бедняжка. Но ведь…

Тут мне в голову пришла неожиданная идея, и я даже надавила на виски, стараясь ее удержать.

– Эмма! Что такое?

– Я…погоди, – я посмотрела на Надю, – слушай, а ты примерно представляешь, как запустить созданный ролик в эфир?

– В общих чертах, но нужна налаженная корпоративная сеть и хороший программист.

– Он у нас есть!

– Откуда ты знаешь, что он хороший?

– О, это легко. Если он в чем-то лучше Александра, значит, он тот, кто нам нужен.

Акунин внимательно посмотрел на меня и кивнул.

– Надо созвать совет.



Телекомпания "Энского телерадиовещания", или, сокращенно, "ЭТВ-групп", занимала один из верхних этажей многоэтажного дома неподалеку от набережной. Было странно видеть, какой чистотой сверкает необитаемый офис: пол идеально вымыт, на многочисленных полках, стеллажах и дипломах – ни пылинки. В этой стерильной обстановке Наде было сложнее всех: за столами сидели ее скрюченные в позе "офисного планктона" коллеги. Казалось, они участвуют в диковинном перфомансе, призванном заставить зрителей остро почувствовать собственное одиночество.

Надя показывала Арсению и Александру, где и какая аппаратура находится в офисе. Я бы только мешала, так как абсолютно ничего в этом не смыслила; даже систему на компьютере мне всегда переустанавливал двоюродный брат, а я только покупала диск с антивирусом и молилась, чтобы комп подольше не ломался.

Оставшись без общества друзей, я принялась бесцельно слоняться по офису. Он был не так уж велик, состоял из трех больших зон: отдела производства, где работала Надя, отдела менеджеров, который она тайно недолюбливала, и отдела, где работали операторы и фотографы. Также в офисе находились туалет, кухня, кабинет для переговоров, комната звукозаписи и огромный съемочный павильон. Туда я забрела первым делом, но надолго не задержалась: холодно, как в погребе, а из обстановки только старый диван, осветительные приборы и несколько рулонов фона для съемок.

В зале для совещаний мне приглянулась икебана, стоявшая в центре стола: она напоминала шар для боулинга, из которого торчал причудливо извивающийся букет сухоцветов.

Менеджер – зона считалась главной: именно ее посетители видели первым делом, проходя в офис. Здесь располагался современный гардероб, диванчик для клиентов и четыре стола с компьютерами. Стены покрывал необычный материал, больше похожий на внешнюю облицовку, на стене висели крупные буквы, из которых складывалось название канала. Длинные лампы и кафельный пол казались мне до ужаса неуютными, а с рекламного плаката смотрела, белозубо улыбаясь, ведущая "Дома-2". Со смехом я подумала, что в мире все-таки нашлась сила, способная остановить этот телепроект.

В отдел фотографов я соваться не стала – там царила Женя. Ясное дело, ей были интересны всевозможные вспышки, объективы и отражатели света. Может, она позаимствует кое-что из здешнего оборудования и придаст еще более чудовищный вид своей фотоколлекции.

– Скучаешь? – тихо спросил кто-то.

Я подскочила от неожиданности. Черт. Я и забыла, что в офисе есть еще один человек.

– Тим. Ты меня напугал.

– Извини, – он дружелюбно улыбнулся, – просто хотел поболтать, а то я чувствую себя…бесполезным.

– Я тоже.

– Никаких особых навыков.

– Ага.

Я вглядывалась в лицо паренька. Очень худое, с выдающимися скулами, оно почему-то не выглядело отталкивающе, наоборот, в нем присутствовала некая скрытая энергия. Зеленые глаза светились изнутри теплым светом. Впрочем, мне могло так просто показаться из-за освещения. Ресницы у парня были светло-русые. Если бы к ним в комплекте шли волосы на голове, я бы назвала его симпатичным, а так…бритые наголо ребята – не мой тип.

– Я подумал, может, нам пока обмозговать нашу речь?

– Чего? – растерялась я.

– Мы ведь как-то обратимся к людям, – объяснил Тим, – нужно их подбодрить, внушить доверие. Убедить собраться всем вместе. Можно еще записать аудио-версию и крутить во всех магазинах.

– Пожалуй.

– Ты красивая и добрая. Думаю, тебя люди послушают.

– Я? О, нет, пожалуйста, только не публичные выступления! Я всегда волнуюсь и начинаю заикаться.

– Давай хотя бы попробуем. Ради спасения мира.

Может, парень обладает даром гипноза? Не вижу другой причины своего согласия. Без лишних придирок к себе скажу – вышло плохо: голос у меня был тихий, слабый, и скакал, как энцефалограмма эпилептика. Кроме того, я часто запиналась.

– Ничего, это легко вырезать, – сказал Тим, – я работал с аудио файлами, сделаю.

– Ну вот, – скисла я, – а говорил – никаких умений!

– Да это не умение, – утешил он, – а так, давняя мечта. Хотел стать музыкантом.

– Станешь еще – какие твои годы!

Тим покачал головой. Отчего-то он не хотел развивать эту тему.

– Попробуем на видео?

– Нет, по-моему, все плохо.

– Давай, Эмми Джонс, покори новую высоту!

– На самолете летать легче, – протестующее проворчала я, но все же покорно поплелась следом.

Увы, хорошей записи получиться просто не могло. Вроде бы вполне миловидное, на камеру мое лицо работать решительно не желало, было неживым, почти как у «манекенов». Отчасти я волновалась из-за присутствия Тима, отчасти мне мешала антипатия к нашему оператору – Жене. Ее кислая физиономия говорила лучше любых слов – ничего не получается.

– Ладно, – сказала я, признавая поражение, – хватит. Мы убедились в провале кастинга. Надо звать Акунина.

– Мистера «знаю все»? – скривилась Женя, – да он весь народ распугает.

– Не распугает! Он обаятельный.

Как бы отчаянно я не верила в своего напарника, вскоре мне пришлось признать: если Александр и обладает обаянием, то только отрицательным. Явно забавляясь ситуацией, он не прилагал к делу ни капли усилий.

– Если вы еще не окончательно отчаялись и не вскрыли себе вены от скуки, – куражился он, – топайте по указанному на экране адресу. Но не обманывайтесь напрасными надеждами – мы тут сидим и ничего не знаем, так же, как и вы, но все же вместе веселее, верно? Можно поплакаться в жилетку или провести массовый сеанс психоанализа, который не поможет мирозданию, но, возможно, вскроет ваши душевные нарывы.

– Акунин, хватит, – я толкнула его в бок, – мог бы и постараться ради приличия.

Идеально правильное, аристократическое лицо Александра прекрасно смотрелось в кадре, но его слова…

– Может, еще раз? – предложила я, но, даже читая текст по бумажке, Акунин умудрялся коверкать его и добавлять яда в каждое слово.

– Тим, – попросила Женя, – прочти слова сам.

– Я? – удивился парнишка.

– Да-да, ты же их написал. Может, получится.

Тим, в отличие от меня и Акунина, не стал ломаться и сразу сел на стул. Женя подшаманила освещение.

– Когда загорится красный огонек, съемка начнется, – предупредила она.

Тим кивнул. Он был расслаблен, как будто сидел в кресле у любимой бабушки, которая несла ему свежеиспеченные блинчики и варенье к чаю.

– Дорогие жители Энска, – проникновенно сказал он, дождавшись сигнала, – я знаю, вам сейчас страшно. Что-то плохое случилось с нашим городом, и что именно – мы не знаем. Но главное – вы не одиноки! (тут Женя сделала быстрый «наезд» камерой на остальных, и обратно к Тиму). Нас сейчас шестеро, и мы надеемся, что вы присоединитесь к нам. Вместе мы обязательно во всем разберемся! Если вы прослушали это сообщение, приходите по указанному адресу, мы вас очень ждем!

Тим замолчал, а мы все смотрели на Женю. Ее лицо сияло восторгом, словно она только что выловила из мутной воды ценную жемчужину.

– Потрясающе! – воскликнула она, – Тим, ты прирожденный оратор: осанка, харизма, голос – шесть – ноль!

– Спасибо, – скромно улыбнулся парнишка и обернулся к нам, – ну, как там дела у Андрея?

– Связь я наладил! – прогремел низкий голос из коридора, – теперь нужно ездить по крупным торговым центрам и офисам, где есть телеэкраны. Как вы все заметили, техника часто "глючит" в условиях замершего времени, поэтому важнее всего запустить ролик на больших экранах прямо на улицах – там его успеет увидеть больше людей.

Все захлопали в ладоши. Это была маленькая победа, и, кроме того, в ближайшее время нам было чем себя занять.

– Я думаю, нужно разделиться, – предложил Тим, – Арсений, Женя и Александр поедут по точкам связи: все вы разбираетесь в технике, наладите коммуникации. А мы, – он кивнул на меня и Надю, – займемся роликом. К вашему возвращению он будет готов.

Я хотела было сказать, что ничего не смыслю в создании роликов, но, с другой стороны, о технике я знаю не больше, и даже в меню собственного телевизора могу натыкать такого, что понадобится «скорая помощь». Так что я кивнула вместе со всеми. Пока Надя легко и привычно делала «нарезку» из видео и исправляла мелкие дефекты, Тим учил меня, как «чистить» аудиозапись – убирать паузы, вдохи и другие посторонние звуки. Это было интересно и довольно легко: на аудиограмме лишние звуки были видны невооруженным глазом – они были похожи на шишки рядом с ровными веточками.

Полностью смонтированный ролик произвел на меня сильное впечатление. Тим напомнил мне одного парня из маминой любимой программы про экстрасенсов: доверительный тон, «сканирующий» взгляд и слова, вызывающие мгновенное доверие.

Свою работу мы закончили гораздо раньше троицы, уехавшей в город, поэтому решили съездить в магазин за продуктами. Хоть еда и не была необходимостью, она здорово снимала стресс и поднимала настроение. К счастью, Надя легко согласилась подождать в машине, пока мы с Тимом «заимствовали» в супермаркете все вкусное и не требующее долгой готовки.

– В офисе есть кухня, – сказал Тим, – вернемся и соорудим для всех ужин.

– Ага, – согласилась я. Ужин. Странно, но мне тоже казалось, что сейчас должен быть вечер. Видимо, биоритмы внутри нас упорно цеплялись за потерянную реальность.

Надя оказалась хорошим кулинаром, я – вполне сносным, а Тим – ужасным, по поводу чего шутили все трое. Сжалившись над беднягой, Надя поручила ему работу почетного резчика овощей и открывателя всевозможных банок. Пока Надя заправляла салат, я заметила, как лицо ее исказилось от боли, но не успела я испугаться, как оно снова приняло безмятежное выражение.

– Ты в порядке? – потихоньку спросила я, но Тим все равно услышал.

– Надя, давай, ты отдохнешь в приемной? – предложил он, – Там есть диван.

– Нет-нет, все в порядке, – она вымученно улыбнулась, – я привыкла. Это живот. Он почти всегда болит.

Тим ободряюще сжал ее ладонь и снова принялся шинковать салат. Я же какое-то время пребывала в ступоре. Вот как, значит…Я ропщу на свою судьбу, а рядом есть человек, который молча терпит боль. Постоянную боль.

– Я поеду к ребятам, привезу ролик, – хмуро сказала я Тиму и Наде.

Наш шикарный ужин теперь не казался мне таким желанным, как прежде.




Глава 4

Лагерь


– Ты не оставил свою бредовую затею? – смеясь, спросила я Акунина. Уже черт знает сколько времени он был занят своей идеей фикс – изобретением часов. Не смотря на возможность работы с некоторой техникой, с часами творилось что-то невообразимое: даже установив на таймере определенное время, нельзя было заставить их нормально идти, они останавливались спустя несколько ударов сердца.

Солнце не двигалось, а значит, единственными временными измерителями стали песок и вода. Акунин выбрал песок и первым делом обыскал все аптеки. Максимум, что он там обнаружил – песочные часы на пять минут.

– Изобретением часов ты не запустишь время на самом деле, – сочувственно сказала я, глядя на причудливо искривленные бутылки, во множестве валявшиеся вокруг.

– Знаю. Но мне так легче думается. Кроме того, мне надо чем-то себя занять. Извини, но я не могу умиляться при виде каждого бродяги, свалившегося к нам на голову.

Я пожала плечами. Видимо, люди и правда очень мало значили для Акунина: он совершенно не тяготился одиночеством и наотрез отказался от помощи, даром что первые два его проекта из стеклянных банок провалились. Раздобыв где-то печь для плавки стекла, Александр упорно создавал третьего стеклянного гиганта из бутылок от дорогого вина, которое он безжалостно вылил. В конце концов, никто не мог предсказать реакцию нашего организма на алкоголь.

Покачав головой, я отошла в сторону. Меньше всего мне сейчас хотелось предаваться меланхолии. Я находилась в центре залитой солнцем поляны недалеко от речного вокзала. Если бы мир был прежним, тут было бы очень ветрено, но сейчас место подходило идеально. Тут и там были расставлены палатки, самые лучшие, что были в спортивных магазинах. Сейчас нас было сто двадцать человек, а палаток сто пятьдесят, «на вырост», как однажды пошутил Тим. И правда, поначалу мы удивлялись пребывающим людям и лихорадочно обустраивали наш палаточный лагерь. Теперь же появление все новых людей казалось чем-то привычным. Первых пришедших я запомнила лучше всего.

Сначала пришла группа из четырех человек. Это были двое мужчин, Игорь и Игнат, молодая женщина-кассир Ирина и пожилой мужчина Виктор Иванович, физик-ядерщик из нашего научно-исследовательского института. Почти все прибывали к нам группами, но были и одиночки. Так, совсем одна пришла Оксана, девочка девяти лет. Шок от случившегося у нее был настолько сильным, что она долго не хотела разговаривать. Пообщаться с ней пока удавалось лишь Тиму и изредка – Наде.

Также один пришел нагловатый плечистый крепыш Руслан, который мне не нравился. Он часто цеплялся к девушкам с сальными шутками, был груб и совершенно невоспитан. Тем не менее, очень скоро к нему прибилось еще двое парней – Рома и Стас. Акунин, едва увидев, окрестил их «гопниками», и лично я за глаза именовала их именно так.

Когда количество людей в нашем лагере перевалило за сотню, одной из самых сильных групп стали «Свидетели Иеговы», разумеется, прозванные так Александром. Сама я звала их проще – «святоши». Почти все пожилые люди и, как ни странно, изрядная часть молодежи, считала все произошедшее неким божественным вмешательством. Больше всех среди них выделялся Дмитрий, глубоко верующий человек, довольно молодой и чуткий к чужим переживаниям. Вокруг него быстро собралась постоянная группа «учеников», которые подолгу сидели на траве, слушали его, рассказывали истории своей жизни, или восхищались окружающим миром.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67851834) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.