Книга - Время-память. 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Время-память. 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре
Леонид Ефимович Гомберг


Новая книга Леонида Гомберга складывалась не один год. В ее основе публикации разного времени, дополненные и переработанные.

Выбор писателей и их произведений, составляющих нынешнюю литературную среду в Израиле, в значительной степени произволен: это прозаики и поэты, книги которых в свое время по тем или иным причинам привлекли внимание автора. Почти все они печатались в российских издательствах и хорошо известны читателям в Москве или Петербурге. Есть в ней очерки и о популярных артистах театра и кино, решивших построить свои карьеры в Израиле. Читатель найдет здесь рассказы о любимых им мастерах – таких, как Игорь Губерман, Дина Рубина, Анатолий Алексин, Эфраим Баух, Григорий Канович, Шамай Голан, Меир Шалев, Михаил Козаков, Валентин Никулин и других.

По сути, автор и сам принадлежит к той культурной среде, о которой рассказывает в этой книге, хотя и работает в Москве. В сфере его литературных интересов библейская история. Этой теме он посвятил несколько книг; среди них две вышли в последние годы в издательстве «Алетейя» – «Голос Пустыни. Исход из Египта: современный взгляд» (2014) и «Добрая земля за Иорданом» (2017).

Книга «Время-память» снабжена фотографиями, в основном, из архива автора.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.





Леонид Гомберг

Время-память. 1990–2010, Израиль: заметки о людях, книгах, театре



© Л. Е. Гомберг, 2018

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018


* * *


Выбор оптимального соотношения «время-память» (time-memory trade-off) – компромиссный подход при решении задач в информатике, при котором время вычислений может быть увеличено за счет уменьшения используемой памяти или, наоборот, снижено за счет увеличения ее объема.

    Из Википедии

Время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.

    Иосиф Бродский

Писатели, поэты, журналисты:

Елена Аксельрод

Анатолий Алексин

Александр Алон

Эфраим Баух

Илья Бокштейн

Игорь Бяльский

Михаил Генделев

Шамай Голан

Игорь Губерман

Феликс Дектор

Григорий Казовский

Григорий Канович

Полина Капшеева

Этгар Керет

Даниил Клугер

Михаил Коган

Марк Котлярский

Александр Крюков

Слава Курилов

Владимир Лазарис

Рафаил Нудельман

Зинаида Палванова

Дина Рубина

Исаак Савранский

Алекс Тарн

Михаэль Фельзенбаум

Александр Фильцер

Михаил Хейфец

Велвл Чернин

Меир Шалев

Светлана Шенбрунн

Артисты:

Евгений Гамбург

Леонид Каневский

Михаил Козаков

Григорий Лямпе

Валентин Никулин

а также

театр «Гешер», «Иерусалимский журнал», Музей современного еврейского искусства




К читателям


Это повествование складывалась довольно долго. Еще в девяностых годах автору приходилось писать рецензии к книгам своих израильских коллег, брать у них интервью для самых разных изданий, а потом и вести постоянную рубрику «Вопросы литература» в международном еврейском журнале «Алеф», – ведет он ее до сих пор. Тогда же, в девяностые, были написаны несколько очерков о выдающихся артистах, волею судеб оказавшихся в Израиле на гребне «большой алии», беспрецедентного исхода евреев из России в конце прошлого века. Сегодня автору кажется, что в ту пору время замедлило свой ход, вот-вот остановится, и вобрало в себя слишком много людей и событий, но потом продолжило свой неизбежный счет уже в новом столетии очередного тысячелетия, словно и не было никакого замешательства. Но это, разумеется, иллюзия.

Конечно, при работе над книгой многие прежние оценки пришлось пересмотреть, что-то добавить, от чего-то отказаться, что-то переписать заново.

Но уж чего автор точно не хотел, так это выстраивать «своих героев» по ранжиру, калибру, масштабу – по принципу «хуже-лучше», «больше-меньше» и так далее, хотя он сознает, что каждый из них занимает свое, отдельное, место в нынешнем культурном пространстве, кое-кто – и самое заметное.

Выбор писателей и их произведений, составляющих нынешнюю литературную среду в Израиле, в значительной степени произволен: это прозаики и поэты, книги которых в свое время по тем или иным причинам привлекли внимание автора. Некоторые были и остаются его друзьями, кое с кем он знаком шапочно, а с кем-то не знаком вовсе. Но, как бы там ни было, книги их издавались в российских издательствах и хорошо известны читателям в Москве или Петербурге. Автор хотел показать, как и почему, эти сочинения становились достоянием читателей в России. Но при этом не стоит искать на страницах этой книги некоей научной основы, вообще строгой филологической системы, – это эссеистика в чистом виде, даже – мемуарная эссеистика. Обозначенный в заглавии период времени иногда приходилось нарушать в угоду завершенности изложения.

Некоторых «героев» повествования уже нет в живых. Анатолий Георгиевич Алексин ушел из жизни, когда работа над рукописью подходила к концу. Хочется надеяться, что наша память сохранит их имена.

Автор искренне сожалеет, что в книге почти ничего не говорится о целом ряде больших мастеров и их произведениях. Нет ни слова о хорошо известных в России писателях старшего поколения: Давиде Маркише, а так же Александре Воронеле и Нине Воронель и их замечательном журнале «22». Незаслуженно обойден молчанием один из самобытных эссеистов 90-х, безвременно ушедший Александр Гольдштейн. Ничего нет и о много печатающемся в России, хорошо знакомом известному кругу читателей Якове Шехтере. Да не только о них, – есть немало имен литераторов, от рассказа о творчестве которых книга только выиграла бы.

Но уж так получилось…




Часть 1. Израильские писатели вчера и сегодня





Первые встречи





Вначале


Современная израильская литература, казалось, возникла буквально из ничего. Сначала даже язык, на котором она складывалась, не существовал как живая материя. На нем некогда были записаны священные тексты – ТАНАХ у евреев или Ветхий Завет у христиан, – но уже почти два тысячелетия никто не говорил. Однако благодаря медику из-под Витебска Лейзеру Перельману, известному как Элиезер Бен Иегуда (1858–1922), и его единомышленникам язык ожил и постепенно приобрел не только письменные, но и разговорные формы, то есть стал нормальным действующим языком. Начиная со второй половины XIX века, его начали осваивать писатели. А через сто лет, в 1966-м, Шмуль Чачкес из Галиции, ныне всем известный Шай Агнон (1887–1970), стал первым среди израильских писателей обладателем Нобелевской премией по литературе.

Современная израильская литература имеет несколько совершенно неповторимых особенностей.

Во-первых, в ее основе лежит великая Книга – Библия, до сих пор остающаяся совершенно недостижимым образцом для всякого писателя, в какой бы стране он не жил и на каком из мировых языков не писал. Великие из великих – Гете, Толстой, Достоевский, Томас Манн – находились под непреходящим обаянием Книги, мучаясь в неизбывных попытках интерпретировать ее содержание и смысл. Что уж говорить об израильских писателях, постоянно ощущающих ее живительное влияние!

«Основой еврейской, иудаистской цивилизации является слово, – пишет видный израильский русскоязычный писатель Эфраим Баух, – то самое слово, которое было написано краской на папирусе или на коже. Ему около 3300 лет… Сегодня самой популярной и известной книгой в мире является Ветхий Завет, тираж которого составляет 2,5 миллиарда экземпляров на всех языках мира. Текст победил время… С помощью переводов текст победил и пространство».

Именно Библия стала тем скрепом, на котором держится вся современная литература на иврите. «Как бы далеко не уходили молодые израильские литераторы в своих художественно-стилевых исканиях от вечных истин Книги, – в самых модернистских и стильных мы почувствуем великие и простые, а потому вечные морально-гуманистические принципы, предписанные Всевышним своему народу», – пишет российский ученый-гебраист Александр Крюков.

Во-вторых, израильская литература интернациональна: она включает десятки писателей из разных стран мира, творящих не только на иврите, но на немецком, французском, английском, болгарском, румынском, грузинском и многих других языках. Российским читателям старшего поколения хорошо известен Ицхокас Мерас (1934–2014), автор романов «Вечный шах» (1965) и «Полнолуние» (1966), приехавший в Израиль из Литвы в 1972 году и до последних дней писавший преимущественно на литовском.

В-третьих, практически все основатели и классики литературы на иврите – выходцы из Российской империи: и Бялик, и Бердичевский, и Черниховский, и Шленский, и Агнон.

Еще до того, как было создано государство Израиль, они перевели на иврит «Братьев Карамазовых», «Преступление и наказание», «Войну и мир», «Евгений Онегин». Как нигде в мире, в Израиле были популярны произведения «социалистического реализма», особенно такие «бестселлеры», как «Панфиловцы на первом рубеже» (1943) и «Волоколамское шоссе» (1944) Александра Бека (1902–1972) в первые послевоенные годы. А «Жди меня» К. Симонова (1915–1979) стала боевой песней ударных отрядов израильской армии; причем никто даже не предполагал, кто написал слова, – все были уверены, что это народная еврейская песня. Константин Симонов приехал в Израиль в 1964 году. Старые вояки – «пальмахники», в основном выходцы из кибуцев, узнав, что вот он-то то и есть автор слов их любимой песни, примчались на встречу в своей обычной одежде, шортах и сандалиях на босу ногу. Элегантный Симонов в дорогом костюме, при галстуке, со своей неизменной трубкой в зубах, говорил о том, как прекрасен возродившийся Израиль, восхищался новыми городами, кибуцами… Казалось всеобщее счастье уже близко! И каково же было разочарование ветеранов, услышавших по радио, что, выступая в Москве по итогам визита, Симонов назвал Израиль агрессором, таким ужасным и неприкрытым, что даже женщины ходят там по улицам с автоматами.

Эта печальная история имела неожиданное продолжение. На одном из первых послевоенных европейских конгрессов национальных ПЕН-центров писатель Ханох Бартов, представлявший Израиль, выступил с категорическим возражением против доклада советского писателя Юрия Бондарева, естественно, представлявшего точку зрения партии и правительства, который, перечислив народы, воевавшие против нацизма, даже не упомянул евреев.

«Почему в этом докладе вообще не упомянуты евреи? – возмущался Бартов. – Шесть миллионов моих братьев и сестер погибли в этой мясорубке, просто потому что они были евреями. Но миллионы их сражались в армиях России, Америки, Франции. И ни одним словом не упомянуть об этом! Требую исправить эту… то ли ошибку, то ли злостную инсинуацию».

Вспомнили, что Симонов, посещавший Израиль, знаком с Бартовом, – его-то и послали урегулировать назревавший скандал.

«Старик, – сказал Симонов, – Бондарев понимает, о чем речь, но ведь он говорил об армиях и государствах, а евреи тогда не имели ни того, ни другого».

«А ты вообще лучше бы помолчал, – резко ответил Бартов. – У нас ты расхваливал все, что увидел, а вернулся – и заклеймил нас позором. Тебе нельзя верить». Симонов ретировался.

Скандал разрастался. И все же «дипломаты» Международного ПЕН-клуба сумели найти приемлемую формулировку: скандал закончился «в пользу Израиля».

…Но как бы там ни было, в Израиле и сегодня еще живо поколение людей, у которых при словах песни «Вставай, страна огромная» на глазах появляются слезы.

В первые послевоенные годы начала складываться группа молодых писателей, впоследствии получившее название «Поколение Пальмах» по имени ударных армейских бригад, участвовавших в боях Второй мировой войны и Войны за независимость Израиля. В основном, это были выходцы из левосионистской среды, группировавшиеся вокруг кибуцев, сельскохозяйственных коммун, в значительной мере следовавших коммунистической, а точнее левосоциалистической идеологии. Собственно, эти люди и были основой только что родившегося государства Израиль, недаром их еще называли «поколением сорок восьмого года». Они первыми за две тысячи лет сформировались как литераторы, да и просто как личности, в ивритской языковой среде. Им не приходилось схематически конструировать языковые формы с помощью библейских текстов, как это делали писатели предыдущего поколения. Однако именно на их долю выпало создание основ современного языка с учетом живой уличной речи. Как они справились с этой задачей – судить не нам. Критики упрекают их в идеологической ангажированности, подражательности европейским образцам, некритическом отношении к творчеству предшественников. Но при всем этом именно они заложили основы новой израильской литературы.

В 60-е годы на авансцену выходит новое поколение литераторов – так называемое «поколение государства», которое больше не ставит во главу угла специальные «еврейские ценности», а обращается к общечеловеческим проблемам, следуя в потоке общемирового литературного процесса: исследования взаимоотношений личности и общества, личности – часто рефлексирующей, общества – часто тоталитарного. Впервые после Агнона в истории израильской литературы мы видим писателей, достигших настоящего мирового признания – это, прежде всего, А. Б. Иегошуа и Амос Оз, произведения которых переведены на многие языки мира. По смыслу своего творчества, да и по возрасту, промежуточное положение между классиками, родившимися в 30-е годы и современными молодыми писателями занимает Меир Шалев, возможно, самый крупный писатель современного Израиля. И если Амос Оз был непосредственным потомком эмигрантов с Украины, то Меир Шалев, родившийся в израильской литературной семье, все-таки явственно ощущает свои «русские корни», что видно даже из названий его книг, таких, например, как «Русский роман» (1988).



В шестидесятые годы прошлого века наметилось оживление российско-израильских отношений, возникли и первые культурные контакты. В то время было издано несколько книг, так или иначе отражающих состояние современной израильской литературы, самыми заметными из которых были сборники «Поэты Израиля» (1963) и «Рассказы израильских писателей» (1965). Но вскоре из-за разрыва дипломатических отношений, последовавшего после Шестидневной войны 1967 года, наступила полная тишина, фактически продолжавшаяся 25 лет. Это привело к тому, что в начале 90-х годов массовый российский читатель полагал, что израильская литература – это Игорь Губерман, Дина Рубина и еще два-три человека, пишущих порусски. Одним из первых в России, взявших на себя труд разрушить эти представления, был переводчик и гебраист Александр Крюков.




Александр Крюков. Первые плоды


Судьба Александра Крюкова, казалось, нарочно подталкивала его к освоению еврейской духовной культуры. Все началось с того, что вчерашний школьник однажды был призван в армию и направлен служить в Еврейскую автономную область, где он впервые услышал идишскую речь. После демобилизации Александр решил поступать в Институт стран Азии Африки при МГУ им. Ломоносова, чтобы изучать редкий малагасийский язык, на котором говорит население экзотического африканского острова Мадагаскар. Трудно сказать, как сложилась бы его судьба, если бы каким-то неведомым «кремлевским стратегам» не пришла в голову идея, казавшаяся в ту пору невероятной: открыть в ИСАА группу по изучению языка иврит. Туда-то и был зачислен Крюков…

Шел 1974 год. В СССР начался «пик застоя»; в Израиле завершилась Война Судного дня. «Холодная война» была в самом разгаре. Казалось, ничего не предвещало будущих глобальных перемен. Внешние связи с еврейским государством существовали только на уровне компартии Израиля. Соответственно, единственным источником современного иврита была для студентов газета израильских коммунистов «Зо ха-дэрех». Правда, несмотря на «глушилки» удавалось все же иногда слушать передачи радиостанции «Коль Исраэль» («Голос Израиля»). А на старших курсах переводческая практика предполагала работу с приезжавшими в Москву деятелями компартии, израильского комсомола и даже пионерами, отдыхавшими в «Артеке». Дипломная работа Александра Крюкова называлась «Партийная и правительственная элита в Государстве Израиль». Фундаментальные знания, приобретенные во время учебы, очень помогли ему позже, когда в перестройку он стал регулярно ездить в Израиль и общаться с политическими и общественными лидерами, деятелями культуры и искусства.

После окончания ИСАА ученый в течение десяти лет работал в Институте социологических исследовании АН СССР, занимаясь изучением израильского общества и, особенно, СМИ. На факультете журналистики МГУ он защитил кандидатскую диссертацию «Средства массовой информации в Государстве Израиль».

Знания и талант Александра Крюкова оказались особенно востребованными после начала возрождения еврейской культуры в России в конце 80-х годов. Он был в числе основателей первой независимой еврейской газеты новой России «Вестника еврейской советской культуры» («ВЕСК»), предтечи «Международной еврейской газеты», работал московским корреспондентом израильского журнала «Алеф».

С 1991 года он преподает иврит и современную ивритскую литературу в Институте стран Азии и Африки при МГУ им. М. В. Ломоносова, в 2004 годы защищает докторскую диссертацию и становится профессором ивритской филологии кафедры иудаики ИСАА. Он преподает, но главное, переводит книги израильских писателей.

Уже в 90-е годы он издает монографии «Очерки по истории израильской литературы» (1998) и «Восхождение Амоса Оза» (1999), в 2000-м – две книги: «Израиль. Карманная энциклопедия» и «Израиль сегодня». В первой из них читатель нашел вполне квалифицированный анализ политической ситуации в регионе и противоречивого процесса поиска компромисса между еврейским государством и палестинской автономией. Интересна и небольшая глава «”Русские” в Израиле», в которой речь идет о жизни почти миллионной русскоязычной общины, к тому времени уже добившейся серьезного экономического и общественно-политического влияния в стране. Глава «Израильтяне и израильский образ жизни» представляет яркий публицистический очерк, где автор попытался нарисовать правдивый социальный портрет «среднего израильтянина». В книгу входят также «Русский-иврит разговорник» и «Толковый словарь», особенно полезные тем, кто хотел познакомиться с израильскими реалиями как заочно, так и при посещении еврейского государства. Но если карманная энциклопедия была адресована все-таки преимущественно туристам, то страноведческий словарь рассчитан на самый широкий круг читателей, а также, по мнению автора, он мог быть полезен даже студентам-гебраистам и специалистам по Ближнему Востоку. Словарь-справочник содержит около 350 статей по государственному устройству, экономике, структуре общества, истории, культуре и религии Израиля. Он стал едва ли не первым подобным опытом в постперестроечной России.

Именно Александр Крюков, не только в книгах, но и многочисленными публикациями в периодике, познакомил читателей с новейшей израильской прозой на иврите, с талантливыми писателями нового поколения израильтян.

В 2000 году в его переводе выходит книга одного из самых известных молодых прозаиков Израиля Этгара Керета «Дни, как сегодня» (ИД «Муравей-Гайд»). Книга стала настоящим событием, поскольку на ее презентацию был приглашен сам Этгар, необыкновенно обаятельный молодой человек, на протяжении нескольких дней встречавшийся с читателями. И везде его представлял Крюков.

Позже, в 2006-м, стараниям переводчика-просветителя издательство «Муравей» выпустило книгу другого молодого израильтянина Алекса Эпштейна «Человек, который жил в лифте». И если Керет – коренной израильтянин, «сабра», то Эпштейн родился в Ленинграде в 1971 году, в 1980-м приехал в Израиль вместе с родителями, а к началу нового века стал явлением в литературной жизни страны. Таким образом, Крюков привлек внимание российской публики к израильскому постмодернизму. Большую группу молодых литераторов переводчик, составитель, комментатор и автор предисловия Александр Крюков представил в сборнике рассказов «Своими глазами» (М., Муравей, 2002).

Крюков, по его словам, «поставил перед собой цель показать Израиль и израильтян такими, какими их видят современники – израильские писатели». При этом речь идет «о другом Израиле и других израильтянах», не о традиционном героизме народа, воспетом писателями старшего поколения, а о повседневной жизни, очень пестрой и напряженной.

Несмотря на заведомую ограниченность «малыми формами» (иначе как составить представительный сборник?) произведения, выбранные для книги, адекватно отражают стилевое и жанровое разнообразие современной израильской литературы, представляя российским читателям писателей разных поколений – и тех, кого сегодня воспринимают уже как ветеранов, и молодых авторов, вошедших в литературу в последнее десятилетие прошлого века.

Читатели, как правило, пропускают всякие предуведомления «от издателя» или «от переводчика», которыми обычно открывается любая книга. И они отчасти правы: писатели должны как-то сами изъясняться с читателями в своих произведениях. Но в данном случае стоит все-таки начать чтение с предисловия А. Крюкова. В своем эссе он не только раскрывает некоторые важные черты израильской литературы на иврите, но и говорит о восприятии российской читающей публикой ивритоязычной литературной традиции в прошлом и сейчас. У книги есть еще одно редкое достоинство. Крюков ведь не только переводчик, но и ученый, и он умеет любое литературное издание насытить полезной информацией. Из комментариев можно узнать, где находятся Тольпийон и Стелла Морис, что такое Хагана и Пальмах, как соотносятся дореформенная лира и пореформенный шекель, какую выпивку и закуску предпочитают израильтяне, какие слова они говорят – не на международной конференции, а в пивной и борделе.

Книга популярного Эфраима Кишона «Это мы – израильтяне» (М.-Иерусалим: Мосты культуры/Гешарим, 2004) включает рассказы, публиковавшие в Израиле в течение почти сорока лет. Крюков пишет: «Я хотел представить россиянам творческого израильского сатирика в динамике. Оно и в самом деле необычайно многогранно: от сложных ближневосточных проблем до будней обычной израильской семьи».

Всем известно, что перевод юмористической и сатирической литературы требует особых навыков и тонкого понимания языка оригинала, поскольку смеховая культура народа связана с глубинами исторического самосознания, не всегда очевидными поверхностному взгляду стороннего наблюдателя. Особенно это касается евреев, у которых юмор давно стал важной частью национальной ментальности. И Крюков сумел стать полноправным посредником в разговоре израильского автора и российского читателя, доверенным лицом израильтян в российской культурной среде.

В 2005 году в московском издательстве «Муравей» вышла книга Александра Крюкова «Ивритская литература в XX веке». Несмотря на значительный объем, основательность изложения и академические регалии автора, книга отнюдь не является строго научной монографией. Это увлекательное чтение для всякого культурного человека. Характерно звучит заглавие предисловия к книге: «Ивритская литература как средство познания Израиля и израильтян». Собственно так можно было бы назвать все сочинение Александра Крюкова. Изложение построено по хронологическому принципу, так что читатель может объять, казалось бы, необъятные полтора столетия израильской литературы – от полузабытых «динозавров» вроде Авраама Мапу и Переца Смоленскина до уже упоминавшихся современных постмодернистов Этгара Керета и Алекса Эпштейна.

Очерки написаны живым языком влюбленного в израильскую культуру ученого, порой даже на материале собственных впечатлений от встреч с писателями; они снабжены комментариями, а также переводами некоторых произведений на русский язык. Крюков прав: «в любой литературе главное – собственно художественные тексты, а не то, что о них думают литературоведы и критики».

Символично и вместе с тем точно прозвучали его слова, сказанные на презентации: «Именно через израильскую литературу можно понять, почему у этого народа такая драматическая и гордая судьба… и что же, наконец, такое загадочная еврейская душа».

В конце 90-х годов в Израильском культурном центре в Москве начал регулярно работать Клуб переводчиков, руководителем которого стал Александр Крюков.

В 2003 году при участии международной общественной организации Еврейское агентство в России был организован первый научно-практический семинар, а также конкурс на лучший перевод стихов еврейского национального поэта Хаима Нахмана Бялика (1873–1934). Эта инициатива по популяризации литературы на иврите имела столь значительный резонанс, что видный современный израильский писатель Амос Оз обратился к участникам семинара переводчиков в Подмосковье с напутственным письмом, полный текст которого опубликован в сборнике «Бикурим – первые плоды. Современная ивритская литература в переводах на русский язык» (М.: Гуманитарий, 2004). Книга вышла при участии Еврейского агентства в России, Посольства Государства Израиль в РФ и Израильского культурного центра в Москве.

Как отмечает в предисловии к сборнику Александр Крюков, инициатор его издания и составитель, «изучение и общение на иврите в Москве перешло на новый уровень: недавние учащиеся ульпанов и студенты-гебраисты хотели пробовать свои силы уже в «настоящем» деле – переводе с иврита на русский». В сборнике помещены переводы произведений классиков современной израильской прозы Шмуэля Агнона, Эфраима Кишона, Амоса Оза, Меира Шалева и других, а также писателей нового поколения, уже популярных среди молодежи, и в их числе Эдгара Кэрета, Орли Кастель-Блюм, Асафа Гаврона. В разделе «Поэзия» представлены переводы, в основном, поэтов старшего поколения: Рахели, Леи Гольдберг, Александра Пена, Авраама Шленского, Натана Заха. Книгу завершает статья Александра Крюкова «Х. Н. Бялик – переводчик». Стоит отметить, что большинство произведений опубликовано на русском языке впервые.

Во второй выпуск «Бикурим – первые плоды» (2006) так же вошли произведения, как хорошо известных в России авторов, так и писателей, с которыми российским читателям только еще предстояло познакомиться. Среди них авторы разных поколений, направлений и взглядов на жизнь, в том числе и арабские литераторы, пишущие на иврите. Едва ли не впервые достоянием российской публики стали такие крупные мастера слова, как поэт Йонатан Ратош, драматург Ханох Левин и прозаик Цруя Шалев.

К работе над сборниками «Бикурим – первые плоды» были привлечены около трех десятков переводчиков с иврита, среди которых были профессионалы, но также и люди других специальностей, свой творческий досуг посвящающих ивриту и ивритской литературе.

В последние годы А. А. Крюков посвятил себя дипломатической работе, но литературные и научные занятия не оставляет.




Феликс Дектор. «Чукча… не писатель»


Ф. Дектор родился в Минске в семье коммунистов, перебравшихся в Советский Союз из Литвы. В 1936-м арестовали отца, в 1938-м – и мать. Так Феликс оказался в детдоме. Однако маму вскоре выпустили, и война застала их уже в оккупированной «советами» Литве. Затем последовала эвакуация на знаменитую сибирскую станцию Зима, воспетую на всю страну поэтом Евгением Евтушенко. После войны Дектор закончил историко-филологический факультет Вильнюсского университета, учился в Литературном институте им. Горького в Москве в семинаре художественного перевода Льва Озерова. Потом переводил литовских писателей и стал одним из самых заметных переводчиков «литературы народов СССР». В начале 60-х годов он перевел роман Ицхокаса Мераса «Ничья длится мгновение» («Вечный шах»), посвященный Холокосту, но чтобы пробить публикацию, понадобилось еще три года. Это произведение стало значительным культурным событием.

Феликс Дектор рассказывал, что к своим сорока годам, он добился, казалось, всего, о чем мог мечтать в Советском Союзе еврей, работающий в гуманитарной сфере. Он имел в виду, конечно, материальное благосостояние. Но его мучило чувство, что он уже достиг потолка, исчерпал себя, да к тому же окружающая жизнь, построенная на тотальной лжи, все сильнее раздражала его. Так в 70- годы он принял участие в издании «самиздатовского» журнала «Тарбут», вскоре замеченного не только в еврейской среде, но в компетентных органах. Реакция последовала незамедлительно. Все литературные проекты Дектора были остановлены, он был исключен из Союза писателей СССР и фактически выдворен заграницу. Уникальный случай: в то время когда люди после подачи документов в ОВИР ждали годами, его дело «рассмотрели» за полторы недели! У него не было вопроса, куда ехать – так он оказался в Израиле.

Первым его изданием на Обетованной земле стал дайджест «Народ и земля», который окольными путями приходил в Москву и рассказывал советским евреям о еврейском государстве «устами» израильских журналистов. Потом, к концу семидесятых, при участии «Сохнута» и Министерства абсорбции он издавал ежемесячник «Израиль сегодня» и молодежный журнал «Сабра», выходивший чуть ли не до начала девяностых. Долгая жизнь этих проектов удивляет. Я получал эти издания в посольстве Израиля уже после восстановления дипломатических отношений с СССР, а потом даже печатался в них. Импульс, данный Дектором, продолжал действовать и без его участия.

Как уже говорилось, в начале девяностых годов российские читатели имели весьма смутное представление о текущем состоянии израильской художественной литературы. Считалось, что литература на иврите, если и существует, то являет собой некое вторичное, чтобы не сказать местечковое собрание текстов. Феликс Дектор был одним из тех, кто своей многогранной деятельностью опроверг это устойчивое заблуждение: в 1990 году, совместно с Романом Спектором, он приступил к изданию альманаха еврейской культуры «Ковчег». За четыре года вышло 4 выпуска, причем тираж их доходил до 50 тысяч экземпляров, совершенно невероятного по сегодняшним меркам. Российский читатель получил возможность, пусть кратко, познакомиться с творчеством таких выдающихся мастеров как поэты Хаим Нахман Бялик и Иегуда Амихай, прозаики Амос Оз и Ицхак Орен, а также с текстами политических деятелей – Теодора Герцля, Голды Меир, многих других замечательных людей. Но поскольку «Ковчег» представлял не только израильскую, но и вообще еврейскую литературу, читатели могли найти там произведения авторов, пишущих на идише, русском и других языках. Пройдет несколько лет, и российское культурное пространство начнет наполняться (и переполняться!) многими еврейскими дайджестами, журналами и альманахами, но на этом пути в числе первых был все-таки Дектор.

Мы познакомились зимой 1997 года, вскоре после того как Феликс приехал в Москву для работы в «Еврейском агентстве России (Сохнут)» в должности главы отдела общественных и культурных связей, который он сам и создал. Я не помню, чтобы в качестве работника «Сохнута» он кого-то агитировал в псевдосионистском духе. С будущими репатриантами разговор у него был простой: «Для еврея на свете есть только два места – Израиль и не-Израиль. В неИзраиле ты уже пожил. Может, теперь попробуешь в Израиле?»

Сразу же по приезду Дектор горячо принялся за воплощение в жизнь двух проектов, впоследствии оказавшихся весьма жизнеспособными: газеты «Вестника Еврейского агентства в России» (ВЕАР), или просто «Вестника», и Клуба интеллигенции «Ковчег». На первых порах он тщательно подбирал людей, которые смогли бы поддержать его в этих начинаниях. Сейчас в это трудно поверить, но уже через месяц-другой начала выходить газета, постепенно обретавшая неслыханную популярность и вскоре достигшая тиража нескольких десятков тысяч экземпляров, непомерно большого для ведомственного издания «еврейской тематики». Каким-то непостижимым образом, с помощью своего удивительного обаяния, ему удалось «мобилизовать» авторов разных взглядов и наклонностей. Текущую работу возглавила Лариса Токарь, теперь уже многолетний редактор «Алефа». При этом он сам категорически отказывался писать в газету, даже в тех случаях, когда взгляд главреда на текущие события стал бы не лишним. Часто от него можно было услышать: «Ты же знаешь, теперь уже чукча не писатель…» При этом он превосходно владел словом. У него было особое чувство стилистической гармонии. Однажды мы вдвоем в течение целого дня редактировали газету от первой до последней полосы. К вечеру он посмотрел мою редактуру и сделал какие-то замечания. Я решил снова прочитать текст и внести корректорские правки. Он категорически возразил: тот, кто говорит, что он редактор и корректор одновременно, на самом деле ни тем, ни другим не является! Многие из нас были не молоды, но он многому научил и тех, кто считал себя «газетными зубрами».

Параллельно народ стал собираться на клубные встречи, особенно все любили «выездные заседания» на уик-эндах в Подмосковье. Назову лишь некоторые фамилии известных россиян, участвовавших в семинарах, испросив прощения, что упомянул далеко не всех, а лишь тех, кто сразу пришел на память: Василий Аксенов, Лев Аннинский, Александр Гельман, Григорий Горин, Юлий Крелин, Лидия Либединская, Лев Разгон, Бенедикт Сарнов, Асар Эппель, режиссеры Виталий Манский и Станислав Митин, режиссер, продюсер, журналист Элла Митина, великий врач Вера Миллионщикова и многие-многие другие. Деятели культуры из Израиля часто приезжали сразу по нескольку человек, и это рождало живое общение не только на семинарах, но и в кулуарах, что было особенно интересно. Феликса часто спрашивали (в том числе и сохнутовское начальство): «И что же, все эти твои люди репатриируются в Израиль?» А он отвечал: «Важно, чтобы евреи знали, что они всегда смогут репатриироваться. Знакомство с иудаизмом не означает, что ты обязательно должен отращивать пейсы».

Имя Феликса Дектора прозвучало и в общественно-значимых проектах последних лет, особенно, после того, как на канале «Россия-1» вышел ставший впоследствии знаменитым фильм Олега Дормана «Подстрочник» (2009) с участием Лилианы Лунгиной, а потом и «Нота» (2012) на канале «Культура» – с выдающимся дирижером Рудольфом Баршаем. Феликс был продюсером этих великолепных лент.

Сейчас Феликс Дектор работает над изданием полного собрания сочинений Владимира (Зеева) Жаботинского в 9 томах. Кто видел эти книги, знает: уже проделана и еще предстоит гигантская работа.




Шамай Голан. Наперекор судьбе



1

В августе 1999 года в Государственной библиотеке иностранной литературы состоялся вечер по случаю завершения советником по культуре посольства Израиля в России Шамаем Голаном своей миссии.

Поприветствовать Голана тогда собрались известные в России деятели культуры: тогдашний генеральный директор ВГТРК Михаил Швыдкой, главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин, издатель Михаил Каминский, народный артист России Михаил Глуз, поэты Андрей Вознесенский и Евгений Рейн, писатель Андрей Яхонтов. Вела вечер Екатерина Гениева, тогдашний директор ВГБИЛ. Все отмечали огромный вклад Шамая Голана в развитие культурных связей между Израилем и Россией более чем за пять лет его пребывания в российской столице.

Однако принципиально важный аспект деятельности Шамая Голана не был непосредственно связан с его дипломатической миссией. Речь идет о его литературном творчестве, которое за последние годы в значительной мере стало достоянием российских читателей. Помимо публикаций в периодике – журналах «Знамя», «Новый мир», «Иностранная литература», – в московском издательстве «Олимп» вышли в свет три книги Шамая Голана: «Брачный покров» (1996), «Мужчина, женщина и война»(1998) и «Бег на короткие дистанции» (1999). В Малом драматическом театре Санкт-Петербурга под руководством Льва Додина по роману «Брачный покров» был поставлен спектакль «Исчезновение»; в 2001-м Голан приезжал из Израиля на премьеру.

Сама жизнь Шамая Голана, уроженца Польши, – отражение судьбы восточно-европейского еврейства, на долю которого выпали все ужасы Катастрофы, а затем и трудности строительства нового государства в Эрец Исраэль. И нет ничего удивительного в том, что прошлое притягивает героев его книг с такой непомерной, мистической силой. И каждая новая война, которыми так богата израильская история, всякий раз становится для них все той же давней, почти забытой, но никогда не забываемой войной «за миску супа, за кусок хлеба, за уголок на корабле с беженцами…»

Книги Голана – это новое возвращение израильтянина в диаспору, его возврат к памяти о прошлом… Потому-то так близки они сегодня читателям Восточной Европы, особенно России, где раны минувшей войны так до конца и не зажили. Думается, есть высшая справедливость в том, что первооткрывателем израильской прозы на иврите стал для российских читателей именно Шамай Голан, один из ведущих прозаиков современного Израиля.

«Я знаю, что мое пребывание в Москве, – сказал на вечера писатель и дипломат, – это как дань провидению, как завершение одного из жизненных циклов. Я могу с уверенностью сказать, что здесь в России передо мной открылась и развилась моя духовная и культурная жизнь, которая началась еще в детском доме во время Второй мировой войны, где я оказался после всех моих скитаний, будучи изгнанным из Польши. Посещая местную библиотеку, я впервые познакомился с великими русскими писателями Достоевским, Толстым, Чеховым, Гоголем. Здесь же я начал писать свои первые заметки в дневнике. Сюда привела меня судьба скитальца, но я отказался от этой участи и уехал в Израиль. И вот через пятьдесят лет я решил соединить разорванный круг. Теперь после пяти лет в России я могу сказать, что круг замкнулся, и я могу спокойно вернуться домой с чувством исполненного долга и завершением еще одной важной миссии в своей жизни».


* * *

Шамай Голан родился в польском городке Пултуск в 1933 году. Его отец Шломо Гольдштейн был портным. Он торговал готовой одеждой и был хозяином небольшого швейного ателье, где работали два-три мастера. Немцы выгнали из дома всю семью, состоявшую из родителей, бабушки и четверых детей, – всего семь человек. Выжили трое: Шамай, его брат, а также сестра, которая разделила с ним все тяготы детдома. Вместе они приехали в Израиль. Брат присоединился к ним только в 1957-м, когда ему разрешили выехать из Польши.

Скитания привели мальчика в СССР, где он попал в детский дом для польских беженцев. Там, в детдоме, его назначили ответственным за библиотеку. Ему было всего 11 лет, но он много читал и уже знал, что хочет стать писателем. Шамай Голан начал вести дневник, сшив его из листов бумаги, – тетрадей не было. В нем он описывал все, что случилось с ним, пытался объяснить, почему происходит так, а не иначе. Дневник, к сожалению, пропал во время скитаний.

Поляки, работавшие в детдоме, говорили детям, что после войны всем надо вернуться на родину и строить «новую Польшу». Так весь детдом, в том числе и юный Шамай, снова оказались «дома». Однако вскоре он понял, что его там, мягко говоря, не ждали. В 1946-м он узнал о погроме в Кёльце, где погибли десятки евреев. Встреча с посланником Эрец Исраэль оказалась кстати; он из первых уст услышал о жизни своих сверстников в Палестине.

Этот человек собрал группу, состоявшую из людей разного возраста, но, в основном, молодежи. Из Польши через Чехословакию они добрались до Франции. Корабль пришлось ждать три месяца. Но однажды их доставили в порт и начали грузить на небольшое судно, где должны были разместиться восемьсот человек. Это были беженцы из разных стран: не только молодежь, но также и уцелевшие еврейские семьи с детьми и стариками. Ночью они отплыли от берегов Франции.

По документам судно шло с товарами, без пассажиров. Поэтому днем приходилось лежать на многоярусных нарах в трюме; выйти на палубу можно было только с наступлением темноты. Но, несмотря на предосторожности, англичане их выследили. Однажды над кораблем появился аэроплан, а военные катера устремились в погоню. Впереди был виден берег. Капитан не отвечал на сигналы англичан и шел вперед с максимальной скоростью. Как потом узнали пассажиры, было принято решение с силой врезаться в берег, чтобы судно нельзя было отбуксировать обратно. Предполагалось, что все умеющие плавать бросятся в воду, чтобы скорее добраться до суши, где их уже ждали. Но из этого ничего не вышло. Один из английских катеров пошел наперерез и протаранил судно. С палубы уже был виден Тель-Авив. Однако судно остановили. От катера отделилась шлюпка, английские матросы в противогазах, с газовыми гранатами поднялись на палубу и загнали всех в трюм. Офицер занял капитанский мостик. Корабль взяли на буксир и ночью сопроводили в Хайфу. В трюм спустились английские десантники и силой перегнали беженцев на специальный корабль, на палубе которого были установлены большие железные клетки. На этом судне их перевезли на Кипр и поместили в концлагерь, где группа провела полгода. В это время представители Эрец Исраэль вели переговоры об их освобождении. Поскольку девать беженцев все равно было некуда, в конце концов, они получили визы. 18 августа 1947 года Шамай Голан ступил в Эрец Исраэль, где всю его группу разместили в кибуце Рамат а-Ковэш.

Подростки в кибуце до обеда учились в школе, а после обеда работали три-четыре часа на подсобных работах…

В 1951 году, когда Голану исполнилось 18 лет, его направили служить в части «коммандос». Парни совершали разведывательные рейды, ночью переходя на территорию противника, чтобы узнать его намерения и расположение боевых частей. Тогда служили два с половиной года, и к концу службы командир предложил ему остаться в армии. Голан поступил в офицерскую школу, получил военное звание и был отправлен на службу в элитную пехотную бригаду «Гивати». В общей сложности в армии он прослужил шесть лет, но понимал, что ему нужно получить образование и мечтал поступить в университет.

Шамай Голан участвовал почти во всех войнах Израиля, кроме Войны за независимость 1948 года: тогда, в 15 лет, он еще не подлежал призыву. Во время Синайской кампании 1956 года он уже был офицером, в Шестидневную войну 1967-го – в качестве резервиста воевал в Иерусалиме, потом был призван на Войну Судного дня в 1973-м, после нее еще полгода служил и, наконец, участвовал в Ливанской кампании 1982 года. На вторую войну в Ливане 2006- го он не был призван по возрасту.

Голан закончил отделение истории и литературы Еврейского университета в Иерусалиме. Потом, в течение многих лет возглавлял Союз израильских писателей…

Много лет он прожил в Иерусалиме и считает его своим родным городом. Не случайно в ходе акции «Писатели мира пишут Библию», проходившей во многих странах, в том числе и в России, писатель выбрал слова из Книги пророка Исайи «о том, что придет день, когда, слово Господне выйдет из Иерусалима». Голан рассказывает: «Дальше пророк говорит: и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать. Иерусалим – город, который находился и находится на стыке цивилизаций – может в будущем стать центром мира, где будет свобода для всех религий, культур и народов».

Шамай Голан стал первым советником по культуре в посольстве Израиля в Москве после распада СССР и установления дипломатических отношений между Россией и Израилем. Вместе с женой, доктором философии и литературным критиком Арной Голан, он приехал в Москву на два года, но прожил здесь без малого шесть лет: с января 1994-го по сентябрь 1999 года.

«В 1994 году в России мало знали об Израиле и его культуре, – рассказывает Голан. – Думали, что литература Израиля похожа на прозу Шолом-Алейхема. Считали, что современная культура государства Израиль – это культура штетл, еврейского местечка в черте оседлости… У меня было желание показать, что “жизнь на иврите” – не то же самое, что “жизнь на идише”, что у нас в стране создана самобытная современная культура, в основе которой Вечная Книга. Я хотел также дать понять, что наша новая литература равноценна литературам европейских стран и современной русской литературе… Я хотел показать, что такое новая израильская живопись, музыка, кинематограф, – дать людям в России общую панораму израильского искусства».

Одним из первых вечеров, который Шамай Голан организовал в Москве, был вечер современной поэзии. Он представил переводы крупных израильских мастеров Иегуды Амихая, Дана Пагиса, Амира Гильбоа, Йоны Волаха и попросил русских поэтов – Юнну Мориц и Беллу Ахмадулину, Андрея Вознесенского и Игоря Иртеньева – прочесть эти стихи со сцены Центрального Дома литераторов. Это стало настоящим откровением.

Его деятельность не ограничивалась только Москвой, он устраивал вечера, выставки, концерты в Петербурге, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге и других городах. Израиль начал принимать участие в российских книжных ярмарках. Голан ввел практику «культурных обменов» между Израилем и Россией – обменов выставками, концертами, неделями кино и культурными визитами.


2

В 1996 году в московском издательстве «Олимп» вышел роман «Брачный покров».

Впервые за многие годы перед российскими читателями предстал один из самых ярких писателей сегодняшнего Израиля.

Судьба Голана во многом типична для писателей его поколения… Забыть, забыть во что бы то ни стало свое «галутное» прошлое, вытеснить из памяти страдания и унижения прошедших лет, сменить имя, спрятать под длинным рукавом рубашки концлагерный номер – с такой нравственной установкой начинали новую жизнь переселенцы, которым удалось пережить Катастрофу европейского еврейства.

«Мне хотелось писать эпос возрождения еврейского народа после истребления трети его фашистами, – размышляет Ш. Голан в предисловии к книге. – О «сабрах», к которым я чувствовал особый пиетет за то, что они – люди свободные, земледельцы, воины, совершенно не знакомы с тем миром, из которого пришли их родители, с миром диаспоры, погромами и лагерями. “Вот о чем надо писать! – говорил я себе. – Пиши о них – и станешь на них похож. Это поможет тебе забыть ужасы Катастрофы в Польше, жизнь беженца в России, смерть отца и матери, годы голода, тоски по материнской ласке и твердому голосу отца, обещающему надежную защиту”. Я хотел забыть свое сиротское детство».

Но вышло иначе… Все творчество писателя имеет в своей фундаментальной основе как раз те самые коллизии, которые он старался в себе заглушить. Страницы книги буквально сочатся кровью миллионов жертв гитлеровского геноцида, словно незаживающие раны ее героев.

И все-таки роман «Брачный покров» – это прежде всего книга о любви, как ни банально это звучит сегодня. Внешне представленная читателям история годится разве что для замшелого анекдота: немолодой мужчина мечется между женой и любовницей – этакий «Осенний марафон» на израильский лад. В форме повествования также нет ничего особенно нового: две последовательно рассказанные версии, может быть, даже исповеди – законной жены Ниры и любовницы Оделии. Да и сюжет отнюдь не блещет занимательностью…

Но почему же тогда с самых первых страниц читатель не в силах выпустить нити рассказа ни на минуту, заворожено следя за разговорами двух обиженных дам? Рационального ответа нет: в книге присутствует то магически напряженное поле, которое доступно перу единственно крупных писателей.

Конечно, «любовь» – тема универсальная, доступная пониманию всякого, вне зависимости от национальной принадлежности читателя. И все же «Брачный покров» – книга чисто израильская не только по своей проблематике и своему антуражу. Дело в том, что в ней присутствует еще один особый «герой», именно «герой», а не просто деталь пейзажа – озеро Кинерет, Галилейское море, равно близкое сердцу иудея и христианина. Оно участвует в романе как важное действующее лицо, в конце концов поглотив в своих водах беднягу Йоэля, пришедшего оттуда, из прошлого, так и не сумевшего ничего забыть и потому, наверное, обреченного на неспособность к реальному выбору.

Кроме романа «Брачный покров» в книге присутствуют еще четыре новеллы, каждая из которых своеобразно комментирует стержневое произведение и в то же время сохраняет свою самодостаточность.

Герой рассказа «Исчезновение» старый Борух Нейлебен, подобно Йоэлю, пережил Катастрофу… У них вообще есть немало общего, а главное – трагедия несостоявшегося счастья, сперва казавшаяся навсегда забытой далеко в прошлом. В зимнем заснеженном Иерусалиме Нейлебен сочиняет прощальное письмо своей бывшей супруге, уехавшей искать лучшую долю в Канаду. Трагическая развязка предопределена с самого начала, и поэтому от грубоватых шуточек ветерана бессчетных войн холодит душу.

Одиночество старого вояки и его ужас перед неминуемым концом всеобъемлющи; замысел его прорыва в будущее выглядит хоть и одиозно, хоть и аморально, а все же по-библейски значительно и даже монументально: зачатие ребенка невесте своего сына, неспособного к продолжению рода, изгнание искалеченного отпрыска из дома и завершение всех счетов с жизнью.

Новелла «Год повышения квалификации» – попытка вновь разыграть историю «Брачного покрова» с теми же действующими лицами, но с иными исполнителями и в ином антураже. И результат, естественно, получился иной. Писатель Алекс Кедем, как и Йоэль, терпит полный крах, но поражение его лишено всякого трагизма, ибо оно банально: преуспевающий чиновник, ответственный за «распространение культуры», обретя материальное благополучие, оставлен всеми, кого любил когда-то; теперь одаренный писатель способен лишь на создание «шедевров административного творчества». Но, как известно из Писания, обретение даже и всего земного мало что дает утратившему себя.

Вообще, в книге Голана постоянно слышатся две версии одного и того же мотива: «одиночество как результат поражения» и «поражение как результат одиночества». Попытка выскользнуть из этого порочного круга оказывается успешной лишь у тяжело раненного офицера разведки Эйтана («Возвращение»), которому, несмотря на ампутированные ступни ног, все же удается встать с инвалидной коляски и, преодолевая судьбу, дотянуться до обычной будничной круговерти.

Маленький рассказ «Встреча», завершающий книгу, погружает читателя в безысходное одиночество старика Розенберга, коротающего время на лавочке неподалеку от школьного здания. А вот и школьники… Сквозь ватную тишину изоляции от мира до него доносится многоликий шум… «Кошачьи вопли. Девичий галдеж. Собачий лай. Погром». Погром – вот то воспоминание, ради которого он здесь, и в которое он с болезненным трепетом жаждет погрузиться вновь, чтоб с ужасом ополоснуться в том далеком, казалось, почти уже забытым прошлом. Розенберг решает сыграть в реальность, чтобы снова выжить, как выжил тогда. Но еще не начав игру – он уже проиграл, поскольку жизнь окончена, а итоги ее безотрадны.

Шамай Голан пишет своих героев столь достоверно, что порой кажется беспощадным. Но это не так: сквозь бисерную ткань книжных страниц ясно просматривается человеческая жалость к этим неприкаянным и отчужденным людям. И все из-за долгих кровавых воспоминаний, которые грузом висят за плечами и тянут в прошлое – забыть нельзя, а помнить невозможно. Ведь и сам автор родом «оттуда».

Книги Голана – это всегда, в каком-то смысле, возвращение израильтянина в диаспору, поэтому так близки они сегодня читателям Восточной Европы, особенно России, где прошлое еще живо, еще кровоточит и уходить навсегда, похоже, пока не собирается.


* * *

Как уже говорилось, в середине 90-х годов массовый российский читатель имел весьма смутное представление о текущем состоянии литературы в Израиле. Что же касается ивритоязычных писателей, расхожая легенда гласила, что книги их скучны и провинциальны. И удивляться здесь нечему: на русский язык они по понятным причинам долгие годы почти не переводились, а на иврите их читали немногие. На этом унылом фоне выход в московском издательстве книги Шамая Голана «Брачный покров» явился если и не прорывом, то уж точно первой ласточкой. Без преувеличения можно сказать, что знакомство россиян с ивритской литературой началось в Москве с творчества Голана. В результате читатели с удивлением обнаружили, что в Израиле существует серьезная литература на иврите. Потом Голан уехал. Новая встреча с ним произошла осенью 2006 года на Московской международной книжной ярмарке, куда он прибыл составе многочисленной израильской делегации. Там-то он и представил свою новую книгу на русском языке.

Роман Шамая Голана «Последняя стража» (М.-Тель-Авив, Книга-Сефер, 2006) вышел в серии «Мастера израильской прозы». Инициатором этого масштабного проекта стал председатель Федерации союзов писателей Израиля Эфраим Баух при содействии израильского МИДа и Института перевода ивритской литературы.

«Последняя стража» – роман о Холокосте. Но читатель не найдет там кошмаров концлагерного режима или ужасов массовых акций на занятых фашистами территориях. События вокруг «окончательного решения еврейского вопроса» представлены в книге, казалось бы, периферийной темой – трагедией отдельно взятой еврейской семьи, вынужденной спасться бегством из оккупированной нацистами Польши, работать на каторге сибирского лесоповала и среднеазиатского колхоза. Не вынеся нечеловеческих условий существования, один за другим уходят из жизни бабушка, потом младшая девочка и, наконец, отец и мать еще совсем недавно благополучной семьи Онгейм. В живых остается только мальчик по имени Хаймек. Вот он-то и есть тот самый рубеж, последняя стража, на которой споткнулась даже беспощадная, все сокрушающая еврейская судьба. Страшно читать душераздирающие сцены бесконечных смертей и похорон, долгой чередой проходящих через роман как лейтмотив беспощадной Войны.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66214226) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.