Книга - Альманах «Российский колокол» №2 2021

Альманах «Российский колокол» №2 2021
Альманах


Альманах «Российский колокол»Литературный альманах «Российский колокол» 2021 #2
Лето – традиционное время отдыха и отпусков, когда хочется порадоваться красоте природы или пообщаться с друзьями.

Вспоминается расхожее выражение – «читатель-друг». То есть такой читатель, которому интересно, что происходит в современной литературе, близки мысли и чувства автора, а если, наоборот, контрастны с его собственными, он их не отвергает, а вчитывается и вникает. Вдумывается, стремясь к пониманию. Однако существование «читателя-друга» означает и наличие «друга-писателя», которому важно найти в душе читателя искренний, живой отклик.

Именно по этой причине выходит наш альманах «Российского колокола», становящийся местом встречи друзей – писателей и читателей, причем, возможно, далеко не первой – многие авторы, объединившиеся в этом издании, хорошо известны людям, которые давно интересуются современной литературой и путями ее развития, а также регулярно обращаются к «Российскому колоколу» и примыкающим к нему изданиям.

Однако есть все основания ожидать от этой литературной встречи и новых знакомств с еще не столь известными писателями и поэтами – и это замечательно, ведь так увлекательно открывать новое и узнавать неизвестное.

Так что если погода не располагает к активному отдыху – например, хлынул дождь или, наоборот, стоит жара, – стоит открыть книгу и отправиться в путешествие по мирам современной литературы, очень разным, иногда не вполне доброжелательным, но непременно вызывающим внимание и интерес.

А если погода благоприятная? Все равно стоит провести досуг с книгой. Хорошее стихотворение, рассказ или повесть никогда не бывают лишними и всегда радуют читателя.





Альманах Российский колокол. Выпуск № 2








© Интернациональный Союз писателей, 2021




Предисловие


Лето – традиционное время отдыха и отпусков, когда хочется порадоваться красоте природы или пообщаться с друзьями.

Вспоминается расхожее выражение – «читатель-друг». То есть такой читатель, которому интересно, что происходит в современной литературе, близки мысли и чувства автора, а если, наоборот, контрастны с его собственными, он их не отвергает, а вчитывается и вникает. Вдумывается, стремясь к пониманию. Однако существование «читателя-друга» означает и наличие «друга-писателя», которому важно найти в душе читателя искренний, живой отклик.

Именно по этой причине выходит наш альманах «Российского колокола», становящийся местом встречи друзей – писателей и читателей, причем, возможно, далеко не первой – многие авторы, объединившиеся в этом издании, хорошо известны людям, которые давно интересуются современной литературой и путями ее развития, а также регулярно обращаются к «Российскому колоколу» и примыкающим к нему изданиям.

Однако есть все основания ожидать от этой литературной встречи и новых знакомств с еще не столь известными писателями и поэтами – и это замечательно, ведь так увлекательно открывать новое и узнавать неизвестное.

Так что если погода не располагает к активному отдыху – например, хлынул дождь или, наоборот, стоит жара, – стоит открыть книгу и отправиться в путешествие по мирам современной литературы, очень разным, иногда не вполне доброжелательным, но непременно вызывающим внимание и интерес.

А если погода благоприятная? Все равно стоит провести досуг с книгой. Хорошее стихотворение, рассказ или повесть никогда не бывают лишними и всегда радуют читателя.




Поэтическая страница








Виктор Безбородов








Родился 12 августа 1945 года в городе Калининграде Московской области (ныне город Королёв). После окончания Московского авиационного института работал в аэрокосмической отрасли и в свободное время создавал и публиковал, в том числе в «Литературной газете» и других центральных печатных органах, юмористические рассказы, стихи и рисунки для взрослых и детей. Дважды награжден грамотами газеты «Труд» за лучшую карикатуру года. Имеет большой опыт работы с детьми и родителями. Совместно с Международной общественной организацией «Союз социальной защиты детей» создает и реализует Программу целевой эмоционально-образной поддержки детей и родителей.

Принят в члены Интернационального Союза писателей. Член Российского философского общества, участвовал в реализации программы «Философия – детям».




Любви спасительное слово


Послушайся совета мудреца:
У совершенства, счастья нет конца.
Какие б грозы ни гремели,
Как бы ни били бури нас,
Я вижу свет в конце тоннеля:
Свет твоих глаз!
В море забот и бед
Где-то есть брод – к тебе!
Тебе к любви, на дальний берег надо?
Крылатым не страшны преграды!
Роман мой светел и приятен.
Я ж не ищу на солнце пятен!
О, сладость поцелуя так проста:
Представь себе не губы, а уста!
За нею пройдешь и моря, и горы!
Любовь не найдешь перебором партнеров.
С милым – рай в шалаше!
Если рай в душе.
Еще загадка бытия:
Соотношенье – Быт и Я.
К счастью путь – у всех уникальный,
Но всегда, всегда вертикальный.
Настоящее не станет прошлым,
Если глупым не было и пошлым.
Может быть, формула любви, такая загадочная, давно уже
известна?
Может быть, это О2 – Он + Она? Это – формула жизни.
Не зря такую формулу имеет
дарящий жизнь кислород…
Сквозь тьму – любви призывы!
Живы!
Имейте кредо:
«Любви не предал!»
Ударила метко
В сердце косметика,
А под ней – Глаша!
Еще краше!
Как хорошо!
Отрада – рядом!
Хотите праздник вечной весны?
Тут мудрость, в общем, одна:
Чем лучше муж у вашей жены,
Тем лучше ваша жена!
Общенье – занятие тонкое.
Запомните накрепко это:
Чужая душа – потемки,
Не лезьте туда без света!
Лежащее – просто не поднятое.
Чужое – пока не понятое.
Если понимаешь, то других не маешь.
Со сварами счастья не сваришь.
Не забывай о детях.
Родитель, стань радетелем!
Любовь все беды лечит.
Ищи. Иди навстречу.
Не бойся и иди навстречу!
Зови!
– Пароль?
– Любовь! А отзыв?
– Вечность!
Свои!
Взрыв страстей не длится бесконечно.
Часто рвется цепь счастливых дней…
Притяженье тел – недолговечно,
Притяженье душ – куда прочней!
Динь, динь!
– Кто там?
– Твоя Инь!
Без любви нас души душат…
Пришло время —
Сладкое бремя.
Время любви, время мостов!
Готов?
– Так хочу весь светиться!
Позови, позови!
Разреши обратиться
По вопросу любви!
Будьте Ромео! Будьте Джульеттами!
Юными, пылкими, добрыми, светлыми!
Счастья правило очень простое:
Если крики – то крики восторга!
Есть на земле справедливость,
Есть на земле чудеса:
Делай других счастливыми,
Станешь счастливым и сам.
Береги связующую нить!
Без нее любовь не сохранить…
Пусть будет мир, рука в руке
И каждый пол – на «потолке»!
Планета кружится. Брейк-данс
Устало крутит.
А я стучу письмо-романс,
О, моя бьюти!
Во мне все клеточки кричат:
«Ты бесподобна!»
О, выйди, выйди же на чат,
Моя мадонна!
Отбрось все сайты и дела,
Спаси от мрака!
Мой адрес в интернете – love,
Потом – собака!
А я к тебе иду – встречай!
Жди у оконца!
И всю любовь мою скачай
По волоконцу!
Прости, что мой неброский сайт
Без спецэффектов…
Душа – на много терабайт
И – без дефектов!
Как по тебе страдаю я,
К e-mail взываю!
Невиртуальная моя,
Моя живая!
Пусть бури потрясают,
Не страшно вороньё!
Любовь ведь тех спасает,
Кто бережет ее!
Успеть бы воспеть!..




Эмма Гриб








Член творческого объединения «Литературное братство», состоит в Интернациональном Союзе писателей. Родилась 30 мая 1941 года в г. Свердловске. Окончила Иркутский государственный университет. 21 год проработала учителем русского языка и литературы. Прослужила 20 лет в МВД. Майор милиции в отставке. Писать стихи начала в начальных классах школы. С юных лет печаталась в периодической печати. Печаталась в альманахах следующих городов: Братск, Красноярск, Москва, Ростов-на-Дону, Тула, Нью-Йорк, Прага. Участвовала в 2013 г. и в 2015 г. во всероссийских поэтических конкурсах от МВД РФ. Награждена дипломами I и II степени. Участник и дипломант международных фестивалей «Зов Нимфея», «Славянские традиции», «Интеллигентный сезон». В 2014 г. издала поэтический сборник «Стихотворения».




Дорога


А мне главное – дорога!
Пропустить ее боюсь.
Чтоб, как в песне, от порога
Широтой манила Русь…
Чтоб поддерживали силы
Песни мерные колес.
За окном мне сердцу мило
Видеть поле, лес и плес.
Я не «рухлядь» никакая,
И года в награду мне!
Я от счастья замираю,
Проезжая по стране!
И подарков воз не тянет.
Новизну душой ловлю.
Жизнь моя длиннее станет —
Еду к тем, кого люблю!
Еду с музой повстречаться!
Еду сердце всем открыть!
Еду жизнью наслаждаться!
Еду страхи победить!
Никакая не старушка —
Я душою молода!
Были б силы, кофе в кружке,
Самолеты, поезда.
И была б она – дорога,
Нескончаемый мой путь.
Это, в сущности, не много.
Но, однако, в этом суть…




О деревне


По своим по анкетным данным
Я совсем городской человек,
Но порою во мне стародавний
Кто-то свой начинает разбег.
Просыпаясь в уютной квартире,
Я такой исхожусь тоской:
Не сравнимой ни с чем ностальгией
По деревне, не познанной мной.
Я душой чую талую землю,
Голубой надо мной небосвод
И, не зная той жизни, приемлю
Весь весенний круговорот.
Дай, мне кажется, в это время
Только нить, но именно ту,
Я, что в сдобренной почве семя,
Вся воспряну и расцвету.
Я дурею от запаха мяты,
Я готова зарыться в стога…
Ну, скажите, чем я виновата?
Память предков во мне долга?
Я скучаю по глади речки,
Что спокойно обходит село,
Я мечтаю сидеть у печки,
И чтоб с воем в окно мело.
Я хочу в избе повечерить,
Слушать бабки негромкую речь,
И желанье мое не измерить —
В русской печке шаньги испечь,
А потом на мороз и в сенцы,
И в избе, коченея ртом,
Наслаждаться такой безделицей —
Попивать чаек с молоком.
Чай, чтоб был на столе в самоваре,
Самовар раздут сапогом!
Вот тогда я буду в ударе —
Чашек шесть сосчитаю потом.
И про баньку по-черному с дымом
Не устану я вспоминать,
И тот куст, и тропу за овином,
Что теперь мне нигде не узнать…
Я грущу по застенчивым лицам,
По открытым и добрым сердцам…
Как они, если кто постучится,
В дом впущу и всю душу отдам…
Преклонюсь пред дедами, старушками,
Что в вечерней заре стерегут
Лес за речкой с гадалкой-кукушкою,
С хороводом на дальнем лугу.
Я грущу по деревне с частушками,
По чечетке в веселом кругу,
По гармошке в ночи за околицей,
По мычанью коров поутру…
Как вернуть мне все это сторицей
До того, как с тоски я помру?
Так все, кажется, сердце рвется,
И тоскливо и горестно мне…
Может быть, это все зовется
Лишь любовью к родной стороне?
Ну, тогда я люблю эту землю
И себя не помыслю иной,
Чем стремящейся к солнцем согретой
Той деревне, не познанной мной.




Песня о Братске


В конце шестидесятых,
Романтикой объятый,
Был там, где потруднее, комсомол.
И города вставали,
И реки покорялись,
Где смелый молодой народ прошел.
Не только чувство долга
С Амура, Дона, Волги
Манило нас в далекие края.
Мечта нас окрыляла,
И силы придавала
Юность комсомольская моя.
И здесь, в краю таежном,
Мы знали, будет сложно
И будет трудно, только до поры.
Мы возведем плотину
В стремлении едином
Построить город свой у Ангары.
Пусть жили мы в палатках
И было нам не сладко,
Но мы сумели это пережить.
Мы разные порою,
Но все с одной мечтою
Умели петь, и слушать, и дружить.
У Ангары красивой
Братск принял нашу силу,
Легендой стал в стране и на века.
Мы, комсомольцы, знали:
Слова у нас из стали,
Дела у нас из стали,
И дружба наша до сих пор крепка.
Сейчас мы в новом веке,
И в каждом человеке
Мы славим тех, кто рядом с нам шел.
Мы славим труд и знамя,
Что водрузил над нами
Орденоносный Братский Комсомол!




Руслан Гулькович








Родился 3 марта 1972 года в городе Кишиневе Молдавской ССР, учился и профессионально занимался спортом. Выступал за юношескую сборную Молдавской ССР по гандболу. В 1990 году был призван в армию. Службу проходил в специальном подразделении пограничных войск КГБ СССР. В 1994 году переехал на постоянное место жительства в Ярославскую область. В том же году поступил на службу в МВД РФ. До 2009 года проходил службу в подразделении по борьбе с организованной преступностью УВД Ярославской области. Неоднократно участвовал в контртеррористических операциях на Северном Кавказе. Отмечен многими ведомственными наградами. С декабря 2009 года по настоящее время проходит службу в одном из оперативных подразделений УФСИН России по Ярославской области в звании подполковника внутренней службы.




Короткий век


Живем, под нами тает снег,
И мы так веселы, беспечны.
Венец природы человек,
Но мы в себе, бесчеловечны.

Мы вспоминаем о других,
Когда самим бывает трудно,
И только помощь от чужих
Нас заставляет думать мудро.
Познав печаль и боль утраты,
Поверим в искренность добра,
Порой мы сами виноваты,
Что не хватает нам тепла.

Мы так живем, что слов не надо,
Мы веру меряем маржой
И забываем тех, кто рядом,
Он все равно для нас чужой,
Но в жизни каждого бывают
Минуты, дни или года,
Когда о вере вспоминают,
С надеждой глядя в небеса.

Тогда становится понятно,
Земные блага – лишь мираж,
Но жизнь не повернешь обратно
И взятку Богу ты не дашь!
Тогда приходит осознанье:
Такой короткий жизни век,
Как надо жить, ты понимаешь,
Но под тобой не тает снег!




Жизнь как ветер


Жизнь пройдет, как миллионы мгновений,
Пронесется, как сотни ветров,
Растворится, как тьма сновидений
Из коротких, но красочных снов.

Будут встречи порой мимолетны,
Будут речи во славу идей,
Жизнь проверит, на что мы способны,
Растопив воск для наших свечей.

Мы однажды устанем от гонки,
Но покой будет страшен во тьме,
У Харона смурного мы в лодке
Понесемся навстречу судьбе.

Все, чем жили, останется в прошлом,
Что любили, запомнит душа,
В другом мире, уж если возможно,
Мне хотелось бы жить не спеша.




Наталья Дегтярёва








Родилась 10 июля 1964 года в Казахстане, в городе Есиль. Творчеством начала заниматься в школьные годы. Писала стихи и заметки для районной газеты «Хлебороб Приишимья». Первая публикация состоялась в 1980 году. Мечтала быть журналистом, но смогла поступить на филолога в Томский государственный университет. В 1986 году окончила ТГУ и начала работать в школах города Томска. В 1994 году перешла работать в Лицей молодежной моды № 13. Писала стихи для мероприятий и стенгазет, вела «Литературную гостиную», в 2000 году стала финалистом конкурса «Учитель года». В 2000 году вышла первая книга «Что родилось, то хочет жить», в 2004 году книга «Подари мне белый свет», в 2007 и 2008 годах книги «В Вечности мы были вдвоем» и «Корелмони – планета птиц». Это книги стихов и прозы о любви, о детстве, о красоте мира людей и птиц. Есть цикл стихов о городе Томске «Ветер над городом».

Занималась в ЛИТО «Родник» при писательской организации и в ЛИТО ТГУ под руководством Доманского В. А. В настоящее время работает над новыми стихами и рассказами.




Маргарита


По М. Булгакову


Маргарита Мастера любила,
Вдохновляла, берегла.
На краю героя не забыла.
Вечный дом хранить смогла.

Желтыми цветами одарило
Сердце Мастера, Творца.
– Не люблю! – ты зло проговорила,
Выбросила, не сменив лица.

Твой полет над городом и лесом.
Бал и боль в одном кольце.
Люди всё читают с интересом.
Вот ты возле дома на крыльце.

Вы ушли сквозь время в Вечность,
Сберегли свою любовь.
Маргарита – ведьма, личность.
Чувства пронесла сквозь кровь.




Розовый мир


Я сегодня не узнала мир.
Солнце розовое встало.
На небе чудесный пир,
Облакам там места мало.

Розовые волосы и ветер
Заигрались, как дитя.
Диск души стал светел.
Мир смотрел, щадя.

Розовые глазки и цветы
Распустились на лугу.
Елей стройные ряды.
Птицы выгнулись в дугу.

Я в прекрасном мире таю.
Розовым дождем прольюсь.
Я сегодня отдыхаю.
Жить по-новому учусь.




Свеча


Я – тонкая свеча.
Я таю и сгораю
От твоего плеча,
Я так с тобой играю.

Я – желтая свеча.
Я капаю на донце.
Я страстна, горяча.
Я – маленькое солнце.

Застыл холодный воск,
И я на нем рисую.
В нем твой вечерний лоск,
Готовность к поцелую.

В нем божья благодать,
Любовные сонеты.
Готова все отдать,
Сгореть, как свечка эта.




Вернись!


Я не могу тебя забыть,
Кричу тебе сквозь толщу лет.
Все по-другому могло быть.
Тебя со мною больше нет.

Я не могу тебя вернуть,
И время повернулось вспять.
Я не могу совсем уснуть,
Я вспоминаю все опять.

Мне трудно жить, мне трудно знать,
Что лучше тебя в мире нет.
Я буду тебя вечно звать,
Верни мне этот милый свет.




Галина Золотовская








Педагог и журналист, принадлежит к старшему поколению, которому суждено было пережить болезненный слом советского уклада жизни и включиться в новую реальность с рыночными ценностями. Эту реальность она осмысливает и отражает в своих стихах с присущей ей критической заостренностью. Такова специфика ее мировоззрения, которое сформировалось в Казанском университете и Всесоюзном институте кинематографии: любовь к познанию, к мысли, к правде и стремление к творческой индивидуальности и ясности.

В свет вышел новый сборник стихов Галины Золотовской «Шило. Новые сезоны Воланда в России». Эта книга для тех, кто любит «погорячее»! Она пронизана острой \сатирой, которая сегодня нам особенно необходима, как вакцина от COVID-19: надо посильнее ударить по многоликим «вирусам», отравляющим нашу жизнь, осветить все темные углы, где затаилась «инфекция», которая мешает обществу полноценно развиваться. Только горькие «пилюли» честной, открытой критики и хорошая «доза» сатиры помогут нам очиститься, укрепить общественный иммунитет и двинуться вперед с легкой, здоровой улыбкой.




Тришкин кафтан


Чуда ждут от кипы нацпроектов:
Сочинили, приняли – и вот
Уверяют, что от этих текстов
По-другому все в стране пойдет!
Будто бы по щучьему велению
В жизни совершаются дела,
А в реальности все требует умения
И ответственности за слова.
Тут про лес в вестях заговорили —
Мол, убытки понесла страна:
Тридцать лет грабительски рубили —
Так что плешь из космоса видна!
Наконец-то сверху спохватились:
Ценные породы стало жаль.
Миллиарды по ветру пустили,
А теперь проклюнулась печаль…
Где же наш разумный взгляд хозяйский,
Где контроль, законов рычаги?
Так вольготно промысел китайский
Развернулся в глубине тайги!
Гибнет достояние народа!..
Чтобы «по уму» вопрос решить,
Установлен срок – в теченье года (!)
Еще можно беззаконно лес тащить…
Пока вето по инстанциям витает —
Проволо?чка расхитителям в угоду, —
Кто-то новую лазейку проторяет,
Кто-то ловко прячет концы в воду.
Как нужны нам правда, сила, разум
И организаторский настрой!
Но элита склонна к пышным фразам:
Образ создает эффектный свой,
Чтобы скрыть прорехи управления:
На словах – клокочущий порыв,
В экономике – рутины наслоение,
Коль копнуть поглубже – там нарыв!
Кризисный надлом – в образовании:
В нем былых основ уж не найти.
Нравственность в упадке – в воспитании
По какому двигаться пути?
О духовном состоянии народа
Уж давно никто не говорит…
На ток-шоу у нас нынче мода —
Каждый судьбы мира там творит!..
А в своем хозяйстве разобраться
Некому – кто в Думе, кто на форум.
Много дел: с конца какого взяться?
А в словах мы быстро идем в гору!
Сколько же еще головотяпство
Наблюдать, в терпенье сжавши рот?
Ну, а кто-то нагребет богатство —
Наворует – и во власть идет!
Это почва для патриотизма?
Это горечь, унижение и стыд!
Потому за всю нашу Отчизну
Сердце уже много лет болит…




Время машин


Око электронного вампира
Всех затягивает, словно омут!
Нет, я из другого мира,
И привыкла жить я по-другому.
Да, у нас все простенько бывало,
Но за каждый шаг мы не платили.
Помню, на машинке я стучала,
И в мозолях пальцы мои были.
С критикой правдивые статьи
Часто были резаны цензурой.
Только, кроме совести, судьи
Не было над вольною натурой.
А сейчас дарованная гласность!
Умные машины появились…
Только есть реальная опасность:
Как бы думать мы не разучились…
С интернетом, безусловно, круто:
В нем вся информация – бери!
С книгой мало быстренькой минуты —
С ней сидеть ты будешь до зари!
Но в твоем живом воображении —
Лица и картины – целый мир,
И полет мечты, и увлечение:
Свою книжку зачитать «до дыр»!
Школа развивала в нас пытливость,
Двигала растущие умы
И учила нас трудолюбиво,
Чтобы к поиску стремились мы!
И в мышлении искали мы свободу:
Независимая мысль спасала там,
Где идеология народу
Лозунгами била по умам:
Был диктат! Но были мы свободны
В глубине души и средь друзей…
В наше время не считалось модным
Распахнуть себя планете всей…
Ныне рыночный разгул – барьеры сбиты.
Кто хитер в деньгах – тот промышляет…
Только к истине пути забыты,
И внутри нас что-то поджимает…
Это духа ущемленного томление:
Он бездумно брошен в пустоту…
Без него нет жизни – только тление,
И поэтому я вижу жизнь не ту!
В ней конфликты, склоки, отчуждение,
Мало дружелюбия, тепла —
Только электронное гудение:
В гаджетах все личные дела!
Эти хитроумные ловушки
Цепко захватили мир души:
В них мы тупо свои чувства сушим,
Через них судьбу свою вершим!
Для того вампирски светит Око —
Манит в электронный балаган,
Чтобы, словно зомби, – плоско! —
Мы смотрели в наркотический экран!
Рабски в паутину технологий
Влипли люди – и не жди добра:
Где машинный интеллект – там дух убогий,
А людей учтут по номерам!
Нет, я родом из другой эпохи —
В ней высоких мыслей был полет!
Если от нее остались крохи —
Что-то лучшее из зернышек взойдет…




Анатолий Козаренко








Родился в 1938 году в Полтаве, на Украине. После Великой Отечественной войны остался сиротой, школу окончил в детском доме, в селе Паскивка под Полтавой. Потом – ремесленное училище, автошкола, служба в армии, заочная учеба в культпросветучилище по классу «Хоровое дирижирование» в городе Кургане. Женился и в 1971 году с женой и маленькой дочкой переехал из Курганской области в город Челябинск. Работал дворником, потом – слесарем-сантехником. С 1975 года, до выхода на пенсию в 2007 году, работал водителем городского автобуса в Челябинске. Поэзией и музыкой увлекался с детских лет.

Самиздатом в малом количестве выпустил два сборника стихов и песенник. Продолжает сочинять новые стихи и песни. Написал музыку на двадцать своих песенных стихов.

Является членом Интернационального Союза писателей. Лауреат всероссийского ежегодного литературного конкурса «Герои Великой Победы». Удостоен медали и благодарственного письма за стихи на патриотическую тематику о Великой Отечественной войне. В 2020 году с помощью ИСП в Москве, в серии «Библиотека Российского колокола» вышел в свет сборник стихов «В глубине моей души».




Зима-шалунья


Опять шалишь, судьбой моей играя,
и я, от бед опомнившись едва,
в пяти шагах от ада ли, от рая
тебе шепчу недобрые слова.
А как могла манить меня к окну ты,
могла пленить снежинкою любой!
Судьбы моей счастливые минуты
в ту пору мне подарены тобой.
Уже не счесть проказ твоих дорожных,
то здесь, то там шоферы бьют в набат!
И мысль моя от знаков их тревожных
несет меня на много лет назад.
Готов опять, готов к твоим угрозам
за тот узор с оконного стекла,
за ту весну, пропахшую морозом,
что так тогда в душе моей цвела.
Зима-зима, шалунья ледяная,
не обессудь, суровая, молю!
В пути твой снег и вьюгу проклиная,
не разлюбил, люблю тебя, люблю!




За тридевять земель


Встретил девушку в Тюмени,
что милей на свете нет.
Синеглазая пельмени
подавала на обед.

Без нее теперь страдаю,
на уме – тот светлый день,
и в мечтах я к ней летаю
из Челябинска в Тюмень.

Птицы певчие запели,
в край весна идет, звеня.
Только песни и капели
стали мукой для меня.

Все брожу, где был и не был,
всюду цвет любимых глаз —
в Синегорье, в синем небе,
в синеве реки Миасс.

Знаю, будет все иначе,
верю я, что город мой
станет сказкою богаче
не весною, так зимой.

Подарю его невесте,
попрошу женой мне стать,
чтоб пельмени стряпать вместе
и по Кировке гулять.




Нина-Ниночка


Не забыть былых мгновений,
не унять в душе огня!
Хмурым вечер был осенний,
стал светлей любого дня.
Всё как в омуте, тону я
в глубине зеленых глаз
и горю от поцелуя,
как тогда, в тот первый раз.

Ты со мной – всегда и всюду.
Как же мне с тобой тепло!
И не зря на свадьбе люди
говорили: «Повезло!»
Ты с годами краше стала,
а любовь моя сильней.
И прости меня, что мало
говорил тебе о ней.

Припев:
Нина-Ниночка!
На плечах – косыночка.
Льется, льется, вдаль маня,
песня звонкая твоя.
Позади у нас года,
а ты все так же молода,
ненаглядная моя,
половиночка.




На исходе разлуки



1

Прошепчу на исходе разлуки:
«Добрый вечер, Челябинск родной»,
и проспекты опять, словно руки,
ты откроешь для встречи со мной.
Потеснятся Кременкуль и Градский,
и мотор отзовется сильней,
и усталый твой мост Ленинградский
мне подарит гирлянды огней.


2

Сколько раз, удалившись до моря,
мчался в мыслях вечерних назад,
видел в море огни Синегорья,
а на суше – твой милый «Арбат».
Слышал звуки фокстрота и вальса
с той косы, что сберег ты для нас,
где когда-то в любви признавался
под луною, глядевшей в Миасс.

Припев:
Позади – ураганы и хляби,
их непросто вслепую пройти,
днем и ночью твой голос, Челябинск,
помогал мне не сбиться с пути.


3

И к тебе возвращаясь до срока
с каждой точки, как в добром кино,
в мириадах твоих светлых окон
нахожу я окошко одно.
За которым – и боль, и отрада
та, что мне больше жизни нужна.
За кабиной – пора листопада,
а на сердце, на сердце – весна.




Показала родная Россия


Ликуем мы, и Крым ликует с нами!
Решен вопрос, хоть был он так не прост.
И в полный рост вознесся над волнами
венцом усилий Крымский чудо-мост.

Припев:
Только смелым все это под силу,
Не бывало такого нигде;
Показала родная Россия,
Как своих не бросают в беде.

Мы знали то, что истина – за нами!
Как славно мост вписался в синеву!
Он жил в мечтах, являлся к нам со снами,
теперь связал нас с Крымом наяву.

Мы верили – он будет снова с нами
на том пути неистово крутом!
Взошло зарей над ним России знамя,
вселив надежду в каждый крымский дом.




Челябинск праздничный



1

Где-то бродит за рекой твоею осень,
а в душе у нас как раннею весной.
И, тобою мы любуясь, произносим:
«С днем рождения, Челябинск наш родной!»

Снова с нами те года твои былые
и тот день, когда у праздничных костров
ликовали наши предки удалые,
что родился ты под звон их топоров.


2

С каждым годом мы твои победы множим,
и Урал трудом прославили не раз.
Стал ты краше, и светлее, и моложе,
стал еще милей ты каждому из нас.

Пусть и лето в городах других теплее,
и прибой шумит у пальмовых рядов,
ты, с метелью тополиной на аллее,
нам дороже всех на свете городов.


3

Будем помнить, как в цехах трудились дружно,
чтоб врага сломить и Родину сберечь.
Если снова для России будет нужно,
в срок появится и щит у нас, и меч.

Рады видеть в этот день и стар, и молод,
как к лицу тебе твой праздничный наряд.
С днем рождения, любимый добрый город
и суровый легендарный Танкоград!




Мы ветераны-садоводы



1

Домик с банькой и беседкой,
с шестью сотками и сеткой
отогрели снова мы
после зимушки-зимы.
И уже к цветущим соткам
мчимся, как на «шестисотом»,
на советском «ноль восьмом»,
до сих пор еще живом.

Припев 1:
Мы ветераны-садоводы,
и, хоть не те уж наши годы,
чтоб дома не сидеть по выходным,
все ж несемся мы с тобой
в сад под грохот грозовой, как и прежде,
с матерьялом укрывным.


2

Там цветут рядами грядки,
и в теплицах все в порядке —
поливаем иногда,
если в баках есть вода.
Перегноем не богаты,
но в избытке препараты,
тля, жуки и грызуны
садоводам не нужны.

Припев 1.


3

Поздней осени порою
землю стылую укроет
снова снежная зима,
и тепло дадут в дома,
в обжитом уютном месте,
Новый год встречая вместе,
мы за праздничным столом
потолкуем о былом.

Припев 2:
О белых розах, винограде,
не покупной, своей рассаде,
о бедах, что неведомы иным,
как бросались, словно в бой,
к хризантемам мы с тобой
в непогоду
с матерьялом укрывным.




В Новогоднюю ночь


Все любуюсь тобою и снова
твое имя пишу на снегу,
а на сердце – заветных три слова,
да сказать их никак не могу.
На исходе уже старый год,
значит, новый к нам скоро придет
и огнями красавица-елка
нас на праздник к себе позовет.

Припев.

Упорхнули с березы синички,
Запестрел придорожный ложок,
И спадает тебе на реснички
С потревоженной ветки снежок.
Я прошел бы опять весь наш путь,
чтоб с тобою в сугробах тонуть.
Как порою хочу быть смелее,
Да боюсь эту сказку спугнуть.

Припев.

И тебя я у елки нарядной,
на балу в наступившем году,
в суматохе лихой, маскарадной
по биению сердца найду.
Разольется светло старый вальс,
под него мы кружились не раз.
Буду верить, что вальс тот знакомый
станет самым счастливым для нас.

Припев:
Прогоню все печальное прочь,
только радость с тобой разделю!
Может быть, в новогоднюю ночь
ты поймешь, как тебя я люблю.




Родимой земли закоулки


Раньше срока становимся взрослыми,
и нельзя удержать нас уже.
Расстаемся с плетнями, с погостами,
с васильками на хлебной меже.
И, ступив не на травы нескошены
там, где на ночь не гасят огни,
вспоминаем места, нами брошены,
и грустим, что далёко они.

Улетаем маршрутами разными
мы от них, словно птицы от гнезд,
и ютимся в столицах, не празднуя
урожаев и первых борозд.
А они издалёка с зарницами
перед нами незримо встают,
вечерами скрипят половицами,
по утрам петухами поют.

И, наверно, так судьбами задано,
чтобы нам, горожанам в летах,
лишь под осень нежданно-негаданно
появиться в родимых местах.
Постоим, где бродили подростками,
скажем: «Боже! Как годы летят!»
Объяснимся с родными березками,
вдруг они нас поймут и простят.

Припев:
В березовых рощах проулки,
исконно медвежьи углы,
глухие места, закоулки,
но как они сердцу милы!
Родимой земли закоулки
всегда будут сердцу милы!




Старый «седан»


Открою ворота,
на счастье подкованы,
и старый «Седан»
заблестит в гараже,
готовый в полет,
от беды застрахованный,
да в сказку полета
не будет уже.

К заветным каштанам,
где поросль озимая,
не мчаться теперь
большаком и межой,
была так близка
и верна нам любимая,
а стала, на горе,
далекой чужой.

Нахлынут нежданно
раздумья гаражные,
и снова слова:
«Все, что было, забудь» —
напомнят о том,
что ни Бог, ни Присяжные
весну ту былую
не в силах вернуть.

Отпели метели
ту сказку нескладную,
но как мне унять
на душе непокой?
Быть может, мольбой,
чтоб ее ненаглядную
любил в Украине
так нежно другой.




Неотправленное письмо


Ох, как сердце болит
от любви безответной!
Как мечтала о Вас,
в мир волшебный звала!
В нашем тихом дворе
не тихоней слыла,
отчего же была
я для Вас незаметной?

Не тропу ли винить,
что была там широкой,
где мы с Вами одни
разминулись не раз,
не скамью ли в саду,
что сроднила не нас,
и тот день, что погас
предо мной одинокой?

Все, что было, прошло.
Не вернется то лето.
Отшумела листва,
за дождями – дожди.
И дождинки, звеня,
повторяют: «Не жди!»,
только сердце в груди
все болит, ждет ответа.

Припев:
Если нам две судьбы
навсегда не сложить
и счастливой мне быть
не дано,
дайте мне хоть мгновенье,
мгновенье одно,
не томясь,
не страдая, прожить.




Лепесток


Был тот Ветер ночной
слишком смел и жесток,
отличался коварством от многих.
Оборвал у Ромашки
к утру лепесток
и оставил одну у дороги.

Тот, кто сможет помочь
пересилить недуг,
несчастливой не скоро приснится,
тянет к солнцу она
свой разомкнутый круг,
а дорога вблизи все пылится.

Все проходит. И боль
отболит и пройдет.
Будет Ветер когда-то несмелым,
и надежда на радость
сквозь пыль прорастет
у дороги ковром желто-белым.

Припев:
Лепесток, лепесток —
не осенний листок,
сколько счастья сулит он вначале!
Только жизнь иногда
счастья первый глоток
щедро дарит из чаши печали.




Случайная любовь


Провожая блондинку в платочке,
что тебе приглянулась на «точке»
и с которой в морозы трескучие
ты согрелся за плату по случаю,
вспоминаешь, как ночкой осенней
согревался с брюнеткой на сене
той любовью горячей, недолгою,
что осталась в стогу том иголкою.

Припев:
Случайная любовь
недолгой будет вновь,
и, может быть, терять ее не надо.
В глаза ей загляни,
к ее душе прильни,
а вдруг она и есть твоя отрада.

Сколько было свиданий напрасных,
тех случайных, недолгих и страстных!
Где-то бродит по свету избранница.
Ты душою успел уж израниться.
А сегодня до встречи случайной
заблудился и с мыслью печальной
прошептал, что согласен опомниться,
той березке, что к тополю клонится.




Рейсом дальним


В придорожном селе – бабье лето,
но уже у крестьянских дворов
холодов предстоящих приметой
запестрели поленницы дров.
Возле клуба под красной рябиной
занята молодыми скамья —
промелькнула светло за кабиной
невозвратная юность моя.

И хотя уж холодные росы
по утрам у обочин блестят,
всё стоят золотыми березы,
красоту потерять не хотят.
Не желают бросаться листвою
в непрерывно ревущий поток,
и летит мне в стекло лобовое
одинокий кленовый листок.

Припев:

Всю Россию рейсом дальним
по дорогам федеральным
сквозь туманы пройду и дожди,
только ты меня, милая, жди!

А пока что на трассе – порядок,
позади и заправка, и сон.
Отдохнувшая сотня лошадок
под капотом поет в унисон.
Отрумянилось золото храмов,
солнца диск показался вдали,
и бегут мне навстречу упрямо
километры родимой земли.




Татьяна Лаптева








73 года, 60 лет литературной деятельности, более 45 лет медицинской службы. Заслуженный писатель России, Писатель Мира 21-го века, врач высшей категории, автор более 25 книг, сборников, фильмов, сценариев, песен, дисков песен и роликовых фильмов о Солнечногорье. Член Союза писателей РФ, Союза писателей и публицистов под эгидой ООН, Литфонда РФ, Международного Литфонда, Академии поэзии, комиссии Союза писателей по связям с регионами. Лауреат многих литературных отечественных и зарубежных премий, дипломов. Вошла в Большую книгу лауреатов литературных конкурсов РФ, Большую энциклопедию писателей и поэтов России. Награждена медалями А. Пушкина, С. Есенина, генералиссимуса А. Суворова, генерала М. Скобелева за патриотическое воспитание подрастающего поколения, А. Чехова, орденом М. Лермонтова, Г. Державина, Екатерины Великой за милосердие. Ветеран труда. Победитель литературных и песенных конкурсов «Герои прошлых лет».

Имеет дипломы губернатора МО А. Воробьева, атамана казачьих войск Санкт-Петербурга за литературную и военно-патриотическую работу. Номинирована на Международные премии им. В. Набокова и Ганса Христиана Андерсена, печаталась в Болгарии, Англии и других странах мира.




Песнь о Солнечногорске


Слова Татьяны Лаптевой, музыка

и исполнение Александра Чудакова

Город наш ласковый, город наш солнечный
Солнечногорском недаром зовется,
Сенежа волны, солнцем согретые —
Сердце навеки здесь остается.

По берегам твоим зори рассветные,
Рощи лесов в золотом украшенье,
Как же легко тут и чисто поется
В небе бескрайнем птицам весенним!
Сладко поют они, радуясь Солнцу,
Этим полям и рощам бескрайним,
Песня летит, сердцем согретая,
Миру и Солнцу, и высям тем дальним.

Песни поэтов здесь часто звучали,
Славил и Блок эти дали прекрасные,
Самой Любимой глаза Цвета Неба,
Самые чистые, самые ясные.
Здесь все смогли мы Любовью напиться —
В городе этом – Солнца без края,
В нежных глазах утопиться,
Сладко от счастья Любви замирая…




Екатерина Машкина








Родилась в с. Илимск Иркутской области. С 1969 г. живет в Братске. Окончила Братский индустриальный институт. В 2004 г. стала членом поэтического клуба в библиотеке Сербского В. С. Работы опубликованы в 18 поэтических сборниках, изданных в Братске, Ростове-на-Дону, Москве. В 2020 г. выпустила книгу «Я в путь возьму с собою лиру…». Сотрудничала с авторским театром Олега Чернигова (Москва, тексты песен для спектакля).

Участник, дипломант, призер, лауреат региональных и всероссийских конкурсов, а также международных фестивалей и конкурсов. С 2015 по 2017 г. была председателем литературного клуба «Братский самородок». Является ответственным секретарем творческого объединения «Литературное братство» г. Братска. Номинант литературной премии «Наследие» (2017, Москва) и литературной премии «Георгиевская лента» (2019, Москва).




Моя Сибирь


Родной мой сибирский край,
Дороги мне твои просторы…
Кому ссылка, а мне так рай —
Все поля, лес, река и горы…

Шум тайги с детства мне знаком
И тропинки, где мы ходили…
Для меня – это отчий дом,
Где с отцом мы бродить любили…

Он учил нас, как выжить в тайге, —
Всем приметам, по солнцу, звездам…
Благодарна ему я вдвойне
За походные наши версты…

Все дары мы брали сполна:
Грибы, ягоды, дичь и шишки…
Путешествия, берег, волна…
Не опишешь такого в книжках…

Собирали багульник в снегу,
Чтоб порадовать маму в марте.
Это в памяти все берегу —
Не найти «Страну детства» на карте…

Как забыть мне первый подснежник,
Медуницу, гвоздики, жарки,
Колокольчики, ландыш нежный,
Цвет черемух у нашей реки…

Бор сосновый, и глазки черники,
И березовой рощи краса…
Вкус рябины и ягод брусники,
Пенье птиц и, на зорьке, роса…

Моя Сибирь – ты моя планета!
Я люблю тебя, край родной!
Прокричу на весь мир я об этом!
В моем сердце всегда ты со мной!




Я как спелая вишня…


Я как спелая вишня, вкус приятней, сочнее.
От цветущей весны в ней останется след…
Мы с годами становимся мягче, добрее, мудрее.
Что же в осени нашей? Никто не дает нам ответ…

Мне не жаль моих прожитых лет – это клад:
Моих знаний, ошибок, успехов, дорог и побед…
Все разлуки и муки унесет за собой листопад.
Я оставлю на этой земле чистый след…

Как прекрасен наш мир – с полями, лесами и рощами.
Синь морей, зелень трав и полет журавлей…
Мы проходим по жизни, петляя дорогами с росчерком,
И находим приют у камина при свете свечей…




Израненная душа


Моя душа израненною птицей
Несется ввысь, но крылья не поднять.
Взмываю вверх и падаю вновь низко.
Колотит сердце, тяжело дышать…

Но руки-крылья вновь я расправляю
Сквозь тяжесть, боль и темноту…
Лечу, снижаюсь, падаю, рыдаю,
Но вновь взмываю в высоту…

Лечу я вверх, где солнце ярко светит.
Прошу Творца: «Ты защити. Иду к судье.
Средь облаков – ну, кто же мне ответит?
Дай сил мне жить на матушке-земле!»

Взмываю выше, выше, выше…
Ищу Творца глазами и душой…
Творец сказал: «Твой срок еще не вышел,
Ты возвращайся. Я всегда с тобой.

Твоя душа сквозь тернии проходит.
Должна страдать, свободной быть, любить…
Судьба не раз удачу вмиг отводит…
Должна свой крест нести и ЖИТЬ!

Даю энергии и все грехи прощаю.
Живи, твори, люби, пиши стихи…
Твои я слезы в радость превращаю
И новые тебе даю судьбы штрихи…

Душа твоя к познаниям готова.
Иди вперед! Там сила, счастье, мир!
Люби природу, радуйся ты снова.
Все будет хорошо. И будет бал и пир!»

Божественной рукою был мне путь указан,
Я с легкостью отправилась на землю.
Сюжет судьбы моей предсказан,
Я все слова Творца приемлю!..




Пробуждение


Как хорошо до утренней зари
Поехать вдаль, душе в угоду,
Услышать, как токуют глухари,
Как пробуждается вокруг природа…

Средь снега уж проталины видны,
И солнышко все ярче светит.
Во глубине весенней тишины
Следы зверей, вглядясь, приметить…

Лесные птицы, радуясь теплу,
На ветках песнь свою заводят.
А в лужицах, по тоненькому льду,
Зайчишки солнечные бродят…

Березки дружно греются в лучах.
Чуть-чуть набухли почки на деревьях.
У пня сухие веточки торчат —
Брусничка пробудилась у корений…

Душа внимает звуки красоты.
Спокойствие в движениях, во взгляде…
Вдохнуть бы глубже этой чистоты
И наслаждаться вешнею прохладой.




Облетают последние листья…


Облетают последние листья,
Ветер гонит и гонит их вдаль…
И зима совсем уже близко,
Осень бросила рыжую шаль…

Дождик капает чаще и чаще,
Тучи в лужицы смотрят и мчат…
Свиристелям рябина все слаще,
Принимают дары все подряд…

Но меня не пугает погода,
Все идет своим чередом.
Так устроена наша природа
И Земля, где находится дом.

А сердца любовью согреты,
Рук тепло и домашний уют…
Кто-то пишет стихи иль сонеты,
Чьи-то души находят приют…

Облетают последние листья,
И деревья готовятся к сну…
Мне так хочется с осенью слиться,
Я теперь до утра не усну…




С тобою желанна, любима была…


С тобою желанна, любима была…
В страну тайных грез и блаженства плыла.
Парила в пространстве цветов и любви.
Гуляли в том мире с тобою одни…

Душою и телом я юной была.
Волшебница Фея мне сказку дала…
Два сердца набатом стучали в груди!
Всю нежность и ласку ты мне подари!..




Сергей Макеев








Родился 20 апреля 1972 года на Украине в Донбассе в Луганской области, пгт Успенка Лутугинского района. Поэт, писатель и художник, член ИСП.




Судьбы бродяга


Выйдя, чуть под хмелем,
От друзей знакомых,
Возвращался к дому
Под вечерни звоны.
Вдоволь нагулявшись,
Шел златою рощей.
Там стройны березки
Да кудрявы клены.
Одурев влеченьем
От прикрас воочию, —
Целовал осину,
Как чью жену ночью…
Позабывшись кратко,
Заплутав в потемках.
Будто зверь, слонялся
По чужим затворкам…
Не вернусь домой вновь,
Там изба пустая.
Что, душа, болишь так!
Знать, судьба такая.




Павел Савилов








Родился в 1963 году. Выпускник Воронежского государственного медицинского института им. Н. Н. Бурденко (1986). Сельский врач. Работает в одной из районных больниц Тамбовской области. Член Российского и Интернационального союзов писателей. Лауреат литературных премий им. М. А. Булгакова (поэзия), В. В. Набокова (поэзия), М. Ю. Лермонтова (поэзия). Лауреат премии литературного журнала «Сура» (г. Пенза) в номинации «Поэзия» за 2018 год. Лучший писатель года 2015–2019 гг. по версии Интернационального Союза писателей.




Ноябрь

Элегия


Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной…

    А. С. Пушкин

Забрезжил чуть рассвет. На сонные поляны,
Где желтую траву припудрила роса,
Поднявшись от воды, пошли гулять туманы,
Прибрежные кусты их скрыла полоса.

Круг меряет земля в своем движенье вечном,
И вот уже Восток надел платок зари.
Стремится вдаль река полоской бесконечной,
Бледнеют лики звезд в космической дали.

Светлеет небосвод, внимая лику солнца,
Что медленно встает над спящею землей.
Мерцают в камышах лесных озер оконца.
Да облаков толпа проходит стороной.

В дубравах тишина. Не слышно птичьих трелей,
Пернатые давно отправились на юг.
И только строгий взгляд седых столетних елей
Смущает нагота безлиственных подруг.

Ноябрь царит вовсю. Декабрь еще далече.
Октябрь ушел давно с дымами от костров.
Застыли у реки осины, словно свечи,
Средь пестрого ковра упавших с них листов.

Как море синева бушует над землею,
Но солнечных лучей не радует тепло.
Прильнула к берегам река своей волною,
Глядя, как ивы к ней склонились тяжело.

В округе ни души, пустынно, безглагольно,
Не слышен шум толпы и дикий рев машин,
Как дышится легко средь этого приволья,
Где ты в одном лице и раб и господин.

Здесь мысли в голове приводятся в порядок.
Мятежная душа находит здесь покой,
Когда среди берез, стоящих стройным рядом,
Проходишь не спеша, шурша сухой листвой.




Эльтигенскому десанту


Осталось их двенадцать на плацдарме.
За ними море, перед ними плен.
Но красной точкой на немецких картах
Горит, не затухая, Эльтиген.

Давно на землю сброшены бушлаты,
На шее вздулись жилы синих вен.
Но красной точкой светится на картах
Врагом не покоренный Эльтиген.

Им суждено навеки здесь остаться,
Обняв руками этот серый мел.
Но коль живые, значит, будет драться
Врагом непокоренный Эльтиген.




Туманное утро


Борису Дубинко


Забрезжило. Тихо. Река предо мною
Лежит на земле, словно зеркало снятое.
Прибрежный камыш чуть качает листвою,
И плачут травинки ногою примятые.
Задумчиво тихий, зеленой стеною
Застыл лес за речкой хранителем вечности.
Общаются молча деревья с водою —
Наглядный пример временной бесконечности.

Прохладно. Туман. Сетка белой вуали
На время кусты, что у речки, прикрыла.
Но вот голубеют восточные дали —
И чья-то рука ее вверх потащила.
Деревья стоят еще в сонной печали,
Но дочку Ярила с надеждой встречая,
Цветы у тропинки немного привстали,
Зари появленье в слезах наблюдая.

Безветренно. Томно. Как будто из сказки,
Что мать перед сном мне обычно читала,
Кувшинок глядят желтоватые глазки —
Так в книжке русалка к себе приглашала.
И, словно по льду на волшебных салазках,
Бегут водомерки по глади зеркальной.
Но рыба блеснула пестрой окраской,
И скрылись они под волной погребальной.

Чу! Пискнула птаха. Проснулась другая.
А там уже третья приветствует солнце,
Которое, словно кусок каравая,
Восток положил в горизонта оконце.
Камыш задрожал, и, крылами махая,
Две утки, покрякав, над речкой вспарили
И словно спросонья, что делать не зная,
На воду спустились и молча поплыли.

День летний подходит, зарю провожая,
Встречая его, притаилась прохлада.
Пастуший рожок свою песнь начинает
Под топот копыт деревенского стада.
И, глядя, как солнце на лес налезает,
Сверкает лесная река перламутром,
Да только печаль мою душу терзает,
Что так скоротечно туманное утро.




Тонущий корабль


Свершилось… Кончен бег свободной
При вопле бешеных пучин
Летит на грань скалы подводной
Пустыни влажной бедуин.

    В. Г. Бенедиктов

Черное море волнами машет,
Бьет их о берег, на брызги дробя.
Парусник щепкой беспомощной пляшет,
Силе стихии отдавши себя.

Сорваны реи, и нет бизань-мачты,
Все подозрительно громко скрипит,
В трюме вода прибавляется. Значит,
Час искупленья к несчастным спешит.

Как получилось, что бросил Всевышний,
Дланью своею беду не отвел?
Может, они что-то сделали лишнего,
Может, обидели, предали ближнего,
Иль, начитавшись безверия книжного,
Кто-то от веры у них отошел?

Вот уж корма ищет путь в дно морское,
Что ее взглядом холодным манит,
Но, не смирившись с кончиной такою,
К небу упрямо стремится бушприт.

Треск раздается. Корабль разломился.
Флаг на грот-мачте, что встала свечой,
Словно ребенок за мать уцепился,
С ней оправляясь на вечный покой…

Волнами машет Черное море,
Бьет их о берег, на брызги дробя.
Ветер резвится в бескрайнем просторе
И убирает следы корабля.




Юлия Семёнова








Родилась 23 апреля 1987 года на станции Игоревская Холм-Жирковского района Смоленской области. В 2009 году окончила стоматологический факультет Смоленской государственной медицинской академии. В 2010 году окончила интернатуру по специальности «стоматология общей практики». В 2011 году получила специальность врача-стоматолога-хирурга и удостоверение по специальности «имплантология стоматологическая». В 2012 году прошла стажировку по дентальной имплантологии в Германии (г. Берлин). В 2016 году окончила клиническую ординатуру по специальности «челюстно-лицевая хирургия» на базе медицинского института Российского университета дружбы народов. В 2018 году получила ученую степень кандидата медицинских наук, защитив кандидатскую диссертацию на базе Первого Московского государственного университета им. И. М. Сеченова.

Разработчик авторской программы медицинского персонального мониторинга стоматологических больных. Автор роекта «Азбука здоровья», реализуемого на территории Смоленской области при поддержке ВПП «Единая Россия» и Московской медицинской палаты. Резидент «Сколково». Лауреат конкурса «Лидер высоких технологий» в номинации «Технологии живых систем» (2020 г.). Партнер АНО «Славься, Отечество». Член Российского союза писателей.




Синее


Солнце желтое в тумане
Посинело и озябло,
Каплей утра отразилось
На зеленой мяте луга.
Небо
розовым дурманом
отравилось, и ландшафты
Cтали цвета водной глади
В унисон звезде-супруге.

Города мои промокли,
Мир – проекция марины,
Нарисованной да Винчи
На венецианской лодке.
Мыслями раскрась картины,
Взяв мечты своей палитру
В тон вечерней незабудки,
Спрячь в душе – пускай просохнет.




«Погоны на плечи нашью генеральские…»


Погоны на плечи нашью генеральские,
Отрывая кусок от заката к ужину.
Жизнь бьет саблей истории, лишая пальцев,
Позволяя осязать лишь важное, иссекая ненужное.

В чемоданы желтые мечту лета спрятали,
Оставляя полосы оранжевой тени,
Отложили в ящик будущего, удалили пятна
С моего прошлого, с воскресенья.

В поцелуйном растворе топили замужество,
Разбавляя водою, слезами озера совести.
И, может быть, краски казались нужными,
Но только в сонных туннелях зимней повести.

Мы инвалидами счастья стали после аварии,
Катастрофы недели, что запомнилась в месяцы.
С самого первого дня, а потом и в финале
Надевали корону, но уже на череп принцессы.

Телефон выключали, он мне снова завидовал,
Заворачивали в листья пустые обиды.
Приводили в действие то, что уже обездвижено.
Убивали часами, по ним цифры раскидывали.

Кидали камни в извилины своих же ландшафтов,
Потом строили стены, мостили дороги.
Провожали закат в белом свадебном платье,
В черных кедах, надетых на босые ноги.

На моих часах всегда три сорок девять
Непонятного времени. Зимой все кончается —
она злится неделями, убивает морозами,
существует пределами. С ней нам нечего делать.

Мир крупицами соли рассыпаю в стаканы,
В фильмах детоубийство получило начало,
Мы не больше, чем пьяны, смотрим в призму рассудка,
Это чья-то игра, и мы ее не проиграли.




«Кисло-красным рассудок в мгновенье становится…»


Кисло-красным рассудок в мгновенье становится.
Одиночество режет своим вдохновением,
Выливая избытки мечты длинной строчкою,
Создавая каркас моему настроению.

След от тени остался мне на плоскости памяти.
Мы завернуты в листья минувшего времени.
Пыль не видима на щеках твоих – она не считается,
Все на свете ничтожно – общество лечат расстрелами.




«Есть места, где не может быть холодно…»


Есть места, где не может быть холодно,
Вырезая последнее солнце из картинки ландшафта,
Я краду все улыбки города,
Подавляя природу пороха,
Засыпаю снегами лица.

Я наигранно, но безупречно
Подметаю листву дорожную,
Извлекая из сознания осень,
Увеличивая тем самым надежду
На возможное и невозможное.

Иногда ты глядишь с опаскою
На привычное и постоянное,
Ощущая моментами призму взгляда,
Раздевая одним дыханием слабых,
Распознавая людские обманы.




Пейзаж, нарисованный чаем


Пейзаж, нарисованный чаем
Для отчаянного человека.
Который с детства скучает,
Влюбленный во что-то с детства.
С пакетом конфет в кармане.
Его портрет очень близок
Тебе: кеды, пыль на диване,
Голова с миллионом ошибок.
Глаза, отраженные в стеклах,
Залитых в квадраты окошек.
Он ест лишь луну и мяту,
Запивая розовым цветом заката,
И любит персидских кошек.
Его мысль точно ветер в долине,
Руки лентами связаны в косы —
Горсть песка он по-прежнему просит
И немного вчерашнего сплина.
Его дом – это книга открыток,
Мемуаров собрание, писем.
Пристань бабочкам, тайна лингвистам,
Сбор флаконов со смесью улыбок.
Всё – пейзаж, нарисованный чаем,
Заваренным августом лета,
Человеку, который отчаян,
Но которого, в принципе, нету.




Пол половины


Не пиши мне письма усталым почерком,
Зачеркни мне имя, забудь о прошлом.
И любовь свою с лексической осторожностью
Спрячь в руке и запомни очерком.

Позолотила жизнь твою – по стрелке направила,
Запах жареной рыбы подменила луной к обеду.
Охлади мое горе не морем – мороженым.
Любимый в отпуске. С желтыми чемоданами отправила.

Закидали мне цифрами часы статичности,
Но глаза смотрят прямо сквозь окна в квадраты залитые.
Собери в руку слезы, подмети мусор в памяти,
Жизнь портят не люди, а их избыточность.




Виктория Старых








Родилась в небольшом городе Каргате, что находится в Новосибирской области. С 8-го класса начала писать стихи и детские сказки с моралью.

Участник конкурса «Вдохновение» 2020 г., номинант на премию «Поэт года – 2020», номинант на премию «Дебют года – 2020». Награждена медалью «Иван Бунин 150 лет».

Кандидат в члены Интернационального Союза писателей, провизор Управления и экономики фармации, копирайтер, SMM-специалист. Печаталась в сборниках «Новые писатели России – 2020», «Поэт года – 2020», «Дебют года – 2020», «Поэзия моей души».




Мне б напиться…


Мне б напиться, да нет уже сил
Поднимать этот чертов бокал.
Кто тебя, окаянный, просил
Добавлять в мое сердце напалм.

Кто тебя научил ставить мат
Без потерь, и тебе не по чем.
Я ферзем к тебе сделала шаг,
Ну а ты меня срезал конем.

Мне б напиться, нажраться и вдрызг.
Отключиться и сразу в кровать.
Чтоб проспаться без всяких изыск
И опять не болеть и мечтать.

Верить в то, что нас сводит судьба,
Параллели сжимая в тисках.
Никому не нужна худоба,
И в любви дело только в мозгах.

А пока я верчу Шардоне,
Водка тоже пойдет, но потом.
Знаю, истину ищем в вине,
Как прожжем горло этим вином.

Клином клин вышибаю с петель.
Да так резво, в ушах аж звенит.
Мне б напиться, пусть вылечит хмель
То, что с кровью без раны болит.




Трюфель


Мозоли от новых туфель
Прикрою, наклеив пластырь.
В коробке конфеты «Трюфель»,
Подарок «женатой масти».

Чужая семья – потемки,
С закрытой дубовой дверью.
Но снова приглажу челку
И вновь обещаньям верю.

На новых колготках стрелка
Дошла до интимной грани.
Писали без смайлов, мелко,
Уйти опять обещали.

На утро два поцелуя,
Забытый носок, пижама.
Вновь говорю – не ревную.
В слезах царапаю рану.

Затем под горячим душем,
Стандартно, как по ликбезу,
Смывая остатки пунша,
Твержу: ну куда я лезу!

И молча, за чашкой кофе
(Без сахара это мерзость),
В башке пропишу основы,
Чужая семья как крепость.

А в трезвом с утра задоре
Я накопирую в буфер:
«Прощай, уезжаю на море,
И я ненавижу "Трюфель"».




Чистая ложка


Уже ровно час, как закрыла за скорой.
Горячий укол подавил гипокриз.
Для утренней трапезы схема не нова.
Исполнен стандартно всегдашний каприз.

Советские окна распахнуты настежь,
Чтоб видеть рассвет из панельных домов.
Пеленку подложу, хоть против не скажешь,
И розы – три в вазе, лиловых тонов.

На старом комоде стоят два бокала.
Один для воды, запивать вальсакор.
Ну а для второго я долго искала,
Как любишь, с деревни свое молоко.

И рядом всегда только чистая ложка,
Помыть в кипятке – так наказывал врач.
С трудом для тебя будет снова кормежка.
Себе перед дверью скажу – ну не плачь!

Ты смотришь в окно, приоткрыв свои губы,
А я – ложку в рот, чтоб успеть накормить.
Когда-то меня ты кормила беззубой,
Теперь мне пора и за это платить.

Ты смотришь в окно, но уже не моргаешь.
Широкий зрачок смотрит прямо на свет.
Я ложку ко рту, ну а ты не глотаешь.
И лишь потому, что тебя уже нет.

От боли стонать научилась я молча
И слезы свои проревела давно.
Я Бога просила, чтоб ты жила дольше.
Но кажется мне, что ему все равно…

Уже ровно год, как закрыты окошки.
Но мне все больней без тепла твоего.
На старом комоде лишь чистая ложка,
И больше никто здесь не пьет молоко.




Я не женщина


Я не хочу просить у всех советов.
И не прошу прощения за речи.
Но до того достала тема эта,
Что тает мозг и догорает печень.

Я думаю, понять меня не сложно.
И слышали все дамы где попало:
«Эй женщина, плывите вдоль дорожки!»,
«Вот женщина на кассе занимала».

И не судите строго за обиду,
Хотя таким, как мне, плевать на это.
И снова слышишь в зале, где мужчины:
«Здесь женщина просила два багета!»

Как режет слух, вы точно не поймете,
Когда есть порох, как не материться.
И слышать: «Что вы, женщина, несете?»,
Когда тебе всего-то лишь за тридцать.

Я не была тотальной феминисткой,
Да и не отрицаю свои годы.
Не бегала по блату к паспортистке.
И одеваюсь модно по погоде.

И пусть породы вредной, но не сдамся.
И дамы все поймут, да и поддержат.
Мы девушки все, в сорок и шестнадцать.
И даже в девяносто шармом блещем.

И я прошу не злиться без причины,
Ведь согласитесь, давит, словно камнем,
Когда зовут вас дедом и мужчиной.
И как приятно быть горячем парнем.




Эдуард Футерман








Родился в 1940 году, по образованию инженер-физик. С 2017 г. публикуется на сайте «Стихи. ру». Публиковался в альманахах NISERMI (выпуски № 1, 2), «Русская история Страсти», «Русская история Чародейства», «Русские Сезоны», «Третье дыхание», «Сборник 22 июня» (2019 г.), «Российский колокол» (вып. 3/1, 2019 г., спецвыпуск «Истории любви», вып. 1, 2020 г.), ТЦ «Облака вдохновения: России дальние дороги» (2019 г.), «На этой земле» (2020 г.),

«Литературный калейдоскоп» (2021 г.), в 2019 г. выпустил книжку «Любовная лирика».




Каждый выбирает для себя


…Женщину, религию, дорогу…

    Ю. Левитанский

Я женщину выбрал,
К религии я равнодушен,
В дорогу собравшись, макушку я выбрил,
К СУДУ подготовил я тело и душу.




Неумолимо


Течет песок, и время истекает,
И все никак истечь оно не может!
Течет и бесконечно намекает,
Что все вокруг оно сжует и сгложет!
Сжует и сгложет вместе с потрохами,
Останется один лишь дымный след,
Слегка он поклубится перед нами,
И – тишина вокруг! И дыма нет!




Вьюга


Разыгралась вьюга, закружилась в танце,
Ветер ли ворюга не оставил шансов,
Тишине-покою больше не разжиться,
В паре с ветром вьюга весело кружится,
Лихо, не на шутку в хороводе пляшут,
Гляньте на минутку – нету пары краше!
Все загомонилось – и земля и небо,
Мир перемешался! Был он или не был?




Си минор


Мелодия звучит, пространство покоряя,
Пленяя весь эфир, не требуя беруш,
И ширится вокруг, и в глубину ныряя
Волшебным камертоном для бессмертных душ!
И в бездну погружаясь бесконечно,
Она берет в полон мгновенно и навечно,
Даруя счастья свет волшебною рукой
И радость бытия, страданье и покой!




Виртуозы «Две гитары за стеной…»


Две гитары пели а капелла
Звуками божественных аккордов!
Неуместны были форте пианы —
Все без них прекрасным были пьяны!
Эти струны так волшебно пели,
Будто душу рвали и терзали,
Будто наголо ее раздели,
Прямо здесь, вот в этом самом зале!




Кукушечка


Кукушка кукует, она дело знает,
Отчетливо, громко, и я все считаю,
А я все серьезно, а ей-то – потеха,
Чего ты считаешь? Ведь это же эхо!
Ведь это же эхо кукует без срока,
Вовсю заливается, будто играет,
А может быть, попросту это сорока?
На что-то, злодейка, она намекает!




Возмездие


Тяжелой поступью ко мне спешит возмездие!
Торопится, взывает: где ж ты, где ж ты?
Да вот я, здесь же, здесь,
Смотрю я в лоб тебе.
Оно в тяжелых и свинцовых латах,
Суставы все в сплошных стальных заплатах.
И я ей говорю – давай, смелее, в бой!
Вот я перед тобой, разутый и нагой!
Но медлит, опасается возмездие,
Боится, но, конечно, не меня —
Прощения боится, как огня!
Чего-то бормоча, подходит не спеша,
Но я готов к нему! Его улыбки лезвие
Меня не устрашит, поет моя душа!




Глас вопиющий


Зову, зову я в надежде тщетной,
Но зов мой тает в эфирной дали!
А вдруг услышу я зов ответный?
Но нет! Безмолвие во вселенском зале!
Увы! Ответа мы не достойны!
Нас знать не хочет вселенский разум,
И весь наш хаос, убийства, войны —
Прекрасно видит он наш маразм!
Как мы увечим себе подобных,
Как ложью Космос мы наполняем,
Как представляем уродов злобных
И как в висок мы себе стреляем.




Будь


Будь цензором моим,
Как Николай у Пушкина!
Будь Музою моей,
Как Гала у Дали!
Джульеттой будь моей,
Коллегой, однокурсницей!
Чтоб вместе наши шли
По жизни корабли!




Насмарку


Я знаю, где ты, но не знаю, с кем ты,
И жизнь моя торопится насмарку,
Спина к спине сейчас мы на планете,
Хоть всё вокруг еще в твоих подарках!
Недавно были мы лицом друг к другу
И глаз и рук друг с друга не сводили,
Как потерять твою любовь-подругу,
Забыть места, где мы с тобой любили?




Мечты до рассвета


Качают нас с тобой бесплодные мечты,
Дают нам насладиться до рассвета,
Бесплодные – об этом знаешь ты,
А утром глянем – проморгали лето!
Но все равно – купаемся в мечтах,
Они нас омывают благодатно,
Ты УХ мне шепчешь, отвечаю АХ,
Увы, мгновения тают безвозвратно.




Зазнобушка


Торчит в сердце зазнобушка,
Будто в пальце занозушка,
Я занозку – иголочкой,
А зазнобку чем – водочкой?
Пальцу что – зарубцуется,
Поболит и забудется,
С сердцем кто поцелуется?
Не сбылось что – не сбудется!




Любовь-привычка


Чем отличается привычка от любви?
Привычка служит нам заменой счастья,
Любовь, с ее волнением в крови,
Дарует счастье данной ею властью!




Жду трамвая


У нее мудренее вечер,
А утром она никакая,
Чего ты сидишь, зевая?
Отстегнись, просто жду трамвая.




Крокодил влюбленный


Крокодила супруга угощала котлетой,
Нет, нет, нет, дорогая, это я на диете,
Не могу, к сожаленью, ее проглотить;
Уж не знаю, красавица, как мне и быть.




Куда


Поймать твой взгляд – уже награда!
И больше ничего не надо!
В нем утонуть или спастись?
В ад рухнуть или вознестись?
Уж коль поймал, то вознесение!
А коли нет – тогда лишь в ад!
С тобою и в аду спасение!
С тобой и там я буду рад!




Чистота


Как прекрасна и чиста ВСЕГДА любовь!
Как любовь ВСЕГДА прекрасна и чиста!
Повторять об этом буду вновь и вновь —
У постели! У забора! У куста!




Было ль


Заскользила легкой дымкою,
Тонкой расцвела лучинкою,
Выдохнула легким облачком,
Дивным засветилась обликом!
И пропала, как растаяла,
Мою душеньку замаяла,
Унесла с собой мятежную,
Песней упорхнула нежною!
Было ль это или не было?
Ду?шу на колоду вздыбила,
Наяву или пригрезилась?
Жизнь надво?е понарезалась!




Истина


Вот ты – вся моя! Вся моя!
Но это же вовсе не ты!
А это лишь смесь бытия
И нежной, прекрасной мечты!
А как же узнать и понять,
Где истина скрыта в тебе?
А как же в восторге обнять
Лишь истину! Где же ты, где?
Ведь может быть истина в том,
Что я обнимаю мечту!
Узнаю ль об этом потом?
Иль, может, в письме я прочту.




Рыбонька золотая


Подплыла, будто рыбка, промолвила:
– А чего тебе надобно, маленький?
Хочешь стану тебе я невестою?
А не хочешь – тогда прочь проваливай!
Отвечал я: – Хочу, большегубая!
Я жених твой, тобою любуюся!
Может, станешь моею ты любою!
В море вместе с тобой заволнуемся!




Переводы








Евгений Парамонов








Автор ряда литературоведческих статей (темы: Данте, Пушкин, древнеегипетская история, Библия). Поэтический перевод пьесы «Ричард III» был номинирован на «Бунинскую премию» (2010), отрывки озвучены на РТР («Культура»), статья – в журнале «Наука и жизнь» (май 2008 г.). Автор книг: «Новое прочтение, анализ, расшифровка и поэтический перевод оригиналов 400-летней давности; Ричард Третий, Король Лир» (2015) (в сентябре 2015 г. «Независимая газета» внесла ее в число пяти лучших опубликованных тогда книг), «Тайны звездного неба в старинных текстах» (2016), «ХРИСТОС (декабрь 1 г. по Р.Х.) – Звездный Мессия» (2018), «Elizabeth Tudor: the tombstone for Shakespeare Authorship» (2019), «Поэтические переводы староанглийских пьес, написанных в эпоху правления королевы Элизабет Тюдор» (Книга 1) (сентябрь 2020 г.) и др. Другие поэтические переводы, помимо представленного, также можно прочесть в предыдущем номере альманаха «Российский колокол».




Трагедия короля Ричарда Третьего

Отрывок из полного поэтического перевода пьесы





Акт I


Сцена 4

(Примечание: В борьбе за Трон Герцог Ричард Глостер (в будущем Король Ричард Третий) стремится убрать со своего пути родных братьев, Короля Эдварда и Герцога Кларенса.)



Лондон. Тюремный замок Тауэр.



Входят посаженный в Тауэр Герцог Кларенс и Брекенбери, комендант замка Тауэр.



Брекенбери

Так по какой причине, Ваша Светлость,

Сегодня взгляд Ваш чересчур невесел?



Кларенс

О, я провел несчастнейшую ночь,

Столь полную ужасных сновидений,

Что, верящий в Христа всегда, Я вновь

Уж не хотел бы знать таких мучений

И не купил бы мир счастливых дней

Ценой одной бы из таких ночей.



Брекенбери

Ужасных сновидений, говорите?

Прошу я Вас, о них мне расскажите.



Кларенс

О, мне приснилось, что из Тауэра я

Смог вырваться и сел я на корабль,

Что плыл в Бургундию, и было все непросто:

В компании со мной был брат мой Глостер.

Он от каюты соблазнил меня пойти

К борту, где не закрыли еще люки:

Смотря на Англию, мы вспоминали муки,

Через которые пришлось нам с ним пройти

В течение всех войн Ланкастеров и Йорков,

Беседуя вот так, мы с ним дошли до борта.

Вдруг Глостер, как мне кажется, споткнулся

И падать стал, а я к нему нагнулся,

Чтоб удержать его, но он чрез люк за борт

Меня вдруг вышвырнул в лавины страшных волн.

О Бог! Тонул я, и казалось, верь – не верь,

Что слышу шум воды в ушах моих,

Пред мной на дне стояла сама Смерть,

Мне демонстрируя крушений страшный вид:

Глодали рыбы трупы там погибших,

Там груды золота в останках кораблей,

Там кучи жемчуга средь старых якорей,

Там драгоценности чудесные я видел.

Там утомленный скат на дне лежит,

Порою домом выбрав себе череп,

А выползет, так из пустых глазниц

Сверкают камни ценности безмерной.

Там слизь и топь на дне глубоком моря,

В которых кости мертвых – символ горя.



Брекенбери

Когда же Вы смогли во время смерти

В глубинах тайных этих все заметить?



Кларенс

Мне кажется, я смог, хотя я часто

Был словно Призрак, но, однако, к счастью,

Внизу, в воде, Душа была моя

И в воздух, вверх, подняться не могла,

Когда водой заполненное тело

Ее извергнуть в моря глубь хотело.



Брекенбери

Ужели муками истерзанное тело

Скорей вернуться к жизни не хотело?



Кларенс

Нет, нет, продлить мне жизнь оно не рвалось -

Ведь буря страшная в Душе моей началась!

Казалось мне, что, как писал поэт,

Меня доставил мрачный перевозчик

Из моря в Царство бесконечной ночи.

Там Душу, чуждую для жуткого столь места,

Уорик первым встретил, знатный тесть мой.

Кричал он громко: страшный бич какой

За лжесвидетельство, что сделал Кларенс злой,

Дать Темная Монархия желает?

И он исчез. Тут прибыла, блуждая, Тень,

Ангелу подобная, в крови

На светлых волосах. Раздался крик:

К нам Кларенс прибыл, тот, что ложно клялся,

Когда в Тьюксбери я заколотым остался.

К мучениям тащите вы его!

Мне показалось, грязный легион

Злодеев, окружив, завыл мне в уши

Столь отвратительно, что тут же я проснулся,

Но в состоянии, что все еще в Аду, -

Мне сон ужаснейший, боюсь, сулит беду.



Брекенбери

В том чуда нет, что Ад так испугал Вас – И я боюсь! Мне слушать страшно стало!



Кларенс

Ах, Брекенбери, преступления не скроешь -

Они свидетельства преступности Души

Для пользы Эдварда – и как вознаградил!

О Бог! Тебя если мольбы не успокоят

И мстить захочешь всем, за зло виня,

Пусть гнев падет Твой только на меня.

О, не клади единую вину

На сына бедного и на мою жену.

Тюремщик мой, присядь вот здесь со мной -

Мне тяжко на душе, пусть сон придет другой.



Брекенбери

Я, Ваша Светлость, с Вами посижу

И Бога дать Вам отдых попрошу.

Кларенс забывается, сидя на стуле,

Брекенбери выходит.

Порой ломает горе связь времен -

Ночь превращает в утро, полдень – в сон.

Для принцев титул – лишь красивый символ,

А честь – забота бременем всесильным,

Везде им мнится злобное коварство,

Они всего панически боятся.

Вот так, хоть титул есть, хоть нет его,

Нет разницы – известность лишь всего.




Философия








Владимир Смирнов








Родился 5 апреля 1936 года в Одессе, преподаватель физики, советский, российский и украинский астроном, историк науки и писатель. В течение 7 лет секретарь партбюро факультета автоматической электросвязи ОЭИС им А. С. Попова, в течение 17 лет председатель правления ЖСК «Ленинский-26». В течение 10 лет исполнял обязанности ответственного секретаря Всесоюзного астрономо-геодезического общества (ВАГО), а также был членом ученого совета ОГУ им. И. И. Мечникова. Автор законченной серии книг «Реквием XX века», объемом около 6000 страниц текста, а также единственной по данной тематике монографии «Спектры кратковременных атмосферных световых явлений: метеоры». Автор более 100 статей в научных изданиях и СМИ, кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики.




Музыка и гармония Вселенной

(о работах Л. Эйлера и И. Кеплера, связанных с теорией музыки и открытием 390 лет назад «основного уравнения астрономии»)


В фундаментальных трудах И. Кеплера, относящихся к 1610–1619 гг., и Л. Эйлера – 1739 г. разработаны законы теории музыки, выступающие в качестве «метода гармонии» для познания и обоснования основополагающих математических и физических (включая третий закон Кеплера) закономерностей. Выступая как «композитор-астроном», Кеплер строит контрапункт планет. Введение Кеплером понятия формообразующей силы дает возможность на основе механизма золотого или, по Кеплеру, «божественного» сечения формулировать законы развития в природе, имеющие антиэнтропийный характер. «Метод гармонии» позволяет объяснить действие кеплеровской «формообразующей» силы, объясняет закономерности развития во времени физических процессов, до сих пор не нашедших должной формулировки при изложении курса физики.

Гармония мира, проявляющаяся в виде особой формы симметрии, нашла частное отражение в музыке, особенно классической. В виде обратной связи для многих выдающихся ученых (Л. Эйлер, И. Кеплер и другие) музыка послужила методом познания и открытия универсальных мировых законов физики и математики. Так, у Гельмгольца[1 - Гельмгольц Герман Людвиг Фердинанд (1821–1894).] читаем следующее: «Как часто долго можно сидеть на берегу и смотреть на движущиеся волны! Их ритмическое движение производит чувство благотворения, успокоения и дает впечатление могущественной и прекрасно составленной жизни. Движение воды (будь оно в водопадах или морских волнах) аналогично музыкальному впечатлению».








Титульный лист первого издания труда И. Кеплера «Гармония мира». Франкфурт, 1619 г.



Великий ученый XVIII в. Леонард Эйлер (1707–1783 гг.), член Петербургской академии наук, среди более 850 своих научных трудов ряд работ посвятил музыке. Одна из первых больших работ Л. Эйлера – «Dissertatio physico de sono» – посвящена природе, образованию и распространению звука. В 1726 г. Л. Эйлер писал Даниилу Бернулли[2 - Бернулли Даниил (1700–1782).], что для ноты «до» он в результате исследования получил 139 колебаний в секунду. В 1727 г. Л. Эйлер, находясь в Петербурге, составляет отчет о своей работе в виде «исчисления всех дел, елико ко умножению и совершенству наук принадлежат, доселе произвели и что впредь произвести намерены…

Л. Эйлер, профессор высшей математики адъюнкт, уже исследованию предложил:

1. Физико-математическое рассуждение о звуке или звоне, в котором новая звону теория предается и поставляется, откуда производится образ счисления (вычисления. – В. С.) скорости звука;

2. Рассуждение о качательном (колебательном. – В. С.) движении струн, колоколов, барабанов, которые через

ударение звон издают, где от теории каждого инструмента изъявляется образ счисления скорости звука;

3. О произведении звона или звука пушечного, громового и прочих таковых.

4. Новая теория о звонах или голосах флейт, труб и других инструментов, которые через надувание глас издают».

Основным трудом Л. Эйлера по вопросам теории музыки стала «Tentamen novae theoriae musicae, ex certissimis harmoniae principiis dilucide expositae»[3 - На русском языке название книги Л. Эйлера выглядит так: «Опыт новой теории музыки, ясно изложенный на основе несомненных принципов гармонии». Перевод книги в 1959 г. автору статьи помогала осуществлять преподаватель ОГУ Н. Л. Сикорская, которой автор остается благодарен и поныне. Методическую помощь при написании студенческой работы, за которую автор получил премию, оказывали преподаватель школы Столярского В. А. Швец и доцент кафедры математического анализа университета С. Н. Киро, которым автор также выражал благодарность, но напечатать в студенческой работе это не разрешили. Поэтому уместно эту благодарность выразить в данное время, через 50 лет после написания работы.], напечатанная в 1739 г. в Санкт-Петербурге и найденная автором в научной библиотеке Одесского госуниверситета. Музыку Л. Эйлер воспринимал как гармонию пропорций. Возможно, такие представления были заимствованы у И. Кеплера из его капитального труда «Welt-Harmonik» («Гармония мира»), изданного в 1619 г. во Франкфурте и переизданного в Мюнхене – Берлине в 1939 г. («Земля и Вселенная», 2002, № 5).








План планетных орбит, построенных с помощью вписанных и описанных многогранников, показанный в книге И. Кеплера «Гармония мира». Расстояния до планетных орбит автор определяет в соответствии с построением золотого сечения, используя длину энергетической стоячей волны



Как писал в своем труде Л. Эйлер, его теория музыки строится на двух основаниях: физическом (физические законы звука) и метафизическом (изучение восприятия звука). Л. Эйлер рассматривает вопрос: что есть общего между консонансами и отношениями целых чисел, соответствующих, согласно современной терминологии, частотам колебаний струн, образующих созвук при одновременном звучании, вызванном этими струнами? Ответ на подобный вопрос частично дали, И. Кеплер и даже древний философ Пифагор.

Со времен Пифагора известна легенда о том, что Пифагор, проходя мимо кузницы, услышал звуки, которые издавали два молота, стучавшие по наковальне. Получилось соотношение музыкальных тонов, дававших определенный музыкальный интервал. Пифагор сравнил молоты и нашел, что по их форме и размерам можно было найти такое же отношение (пропорцию) при звучании, вызванном колебаниями струн. Оказалось, что чистая кварта дает отношение 4:3, квинта – 3:2, секста -5:3, большая терция – 5:4, малая терция – 6:5. Следовательно, отношение простых чисел дает восприятие консонанса, а секунда (16:15) воспринимается как диссонанс. Л. Эйлер пишет: «Если мы при восприятии звуков не улавливаем никакого порядка или этот порядок неожиданно нарушается, мы не можем почувствовать удовлетворения». Иначе говоря, слушателю приятно все то, в чем он улавливает завершенность, определенный порядок. Такой порядок создается при наличии определенного правила, из которого можно сделать заключение, почему часть целого помещена в том или ином месте. Такое рассуждение напоминает о понятии, создающем образ гармонии при делении отрезка в средне-пропорциональном отношении, когда, в частности, целое так относится к большей своей части, как большая часть – к меньшей:








при а = 1, b = х, х


– х – 1 = 0.



Так эта пропорция превращается в уравнение с корнями ± Ф, обладающими рядом удивительных свойств. Например, если число n = 0, 1, 2, 3…?, то корни приведенного уравнения могут составить следующую зависимость Фn + Фn+1 = Фn+2, которая определяет единство аддитивных и мультипликативных свойств этих чисел, образующих ряды Фибоначчи, благоприятно осуществляемые при развитии всевозможных природных явлений (например, размножение кроликов)[4 - В математике аддитивность означает, что каждый предыдущий член ряда чисел Ф


, Ф


, Ф


… равен сумме двух последующих: Ф


= Ф


+ Ф


и т. д. Мультипликативность означает, что в том же числовом ряду все члены связаны геометрической прогрессией: Ф


:Ф


= Ф


:Ф


.]. О записанной выше «божественной пропорции», или «божественном» (золотом) сечении, уже сказал И. Кеплер при рассмотрении геометрии снежинок.

Как выяснилось в дальнейшем, осуществление золотого сечения в природе определяет в огромном числе случаев не только музыкальное восприятие, но и само развитие этой природной формы в наиболее благоприятном направлении, например развитие листьев или рост кроны дерева. В книге «О шестиугольных снежинках» (в переводе с латинского эта книга выпущена на русском языке издательством «Наука» в Москве в 1982 г. по изданию 1611 г. во Франкфурте-на-Майне) Кеплер писал: «По образцу и подобию продолжающей саму себя пропорции сотворяется, как я полагаю, производительная сила, и этой производительной силой запечатлен в цветке смысл пятиугольника».








Космические комбинации платоновых фигур, позволяющие, согласно И. Кеплеру, построить планетные орбиты в Солнечной системе: 1 – куб, 2 – тетраэдр, 3 – додекаэдр, 4 – икосаэдр, 5 – октаэдр



В специальном сборнике докладов, сделанных на 6-м съезде Европейского и национальных астрономических обществ Jenam-97, проходившем 2–5 июля 1997 г. в Салониках (Греция), в разделе «История астрономии» отмечен вывод автора статьи о том, что «метод гармонии И. Кеплера объясняет существование антиэнтропийных процессов, широко распространенных в природе». Другими словами, этот метод позволяет объяснить действие кеплеровской «формообразующей» силы, объясняет закономерности развития во времени физических процессов, до сих пор не нашедших должной формулировки при изложении курса физики.

В третьей части книги «Гармония мира» Кеплер изложил свою теорию разрешения музыкальных интервалов: «мелодия, поднявшись от основного тона, должна вернуться к нему». Кеплер приводит рассуждение о том, что составляет природу благозвучия при пении, замечая, что в трубных звуках инструментов турок и венгров «содержится подражание диким животным». Ученый критикует употребление запрещенных интервалов при пении, так как такая музыка «не может быть удержана в памяти слушателя, бессвязна и недопустима». Мелодия должна быть благозвучной, «соответствовать суждению слуха, должна исходить из определенного основного тона через интервалы и возвращаться к нему». «Диссонирующие интервалы, – пишет И. Кеплер, – должны пробегать быстро, но консонирующие должны задерживаться». Кеплер на основе своей теории вводит рекомендации для употребления интервалов при композиции. Перечислим некоторые из этих рекомендаций И. Кеплера:

– диез не дает мелодии перед полутоном;

– два полутона допустимы, если они следуют друг за другом в последовательности малых интервалов;

– два полутона внутри кварты не мелодичны;

– не мелодичны четыре целых тона, следующие друг за другом;

– не мелодична септима и другие интервалы через октаву;

– сексты допускаются изредка. Консонируют малые сексты;

– не рекомендуется использовать два тетрахорда одной октавы;

– запрещено использование трех целых тонов, следующих друг за другом;

– два полутона также немелодичны;

– октавные системы немелодичны, если внизу не лежит кварта или квинта. Как и Эйлер, Кеплер настоятельно советует избегать диссонирующих интервалов.

И. Кеплер применил октавный принцип при сравнении угловых скоростей планет в перигелии и афелии и получил «основное уравнение астрономии», которое в учебниках записывается как равенство отношений квадратов периодов обращений планет вокруг Солнца и кубов их средних расстояний до Солнца. При этом он пользовался таблицами, определяющими эфемериды планет, составленными его предшественником Тихо Браге – астрономом императора Рудольфа в Праге, которого Кеплер не без основания называл своим благодетелем. В формулировке Кеплера третий закон в русском переводе выглядит так: «Пропорция между периодами обращения любых двух планет составляет ровно полторы пропорции их средних расстояний». Попутно с получением «основного уравнения астрономии», по которому ведутся расчеты небесной механики, вычисления эфемерид планет на многие годы вперед, Кеплер находит зависимость между расстояниями планет от Солнца в афелии и перигелии и их наибольшей и наименьшей угловой скоростью на орбите. Отношения скоростей составляли гармонические интервалы, в большинстве случаев – «консонансы». Таким отношениям угловых скоростей в афелии и перигелии на орбите Сатурна можно было сопоставить большую терцию (4:5), на орбите Юпитера – малую терцию (5:6), на орбите Марса – квинту (2:3), но на орбите Земли – диссонирующий полутон (15:16), на орбите Венеры – диезис (24:25), на орбите Меркурия – октаву с малой терцией (5:12).

При построении звукоряда Кеплер отдал предпочтение натуральной, «доказанной» системе звуков, используя следующие символы: до (ут), ре, ми, фа, соль, ля. Кеплер подробно изучил возможности построения октавной системы. Отсутствие седьмой ноты в системе, образующей септиму, можно связать с желанием соединить число известных в то время планет с числом нот в октаве, хотя в книге об этом ничего не сказано. При построении октавных систем Кеплер ссылается на работу Винченцо Галилея (отца Галилео Галилея) «Диалог об античной и новой музыке», изданной в 1581 г. во Флоренции. В одном из писем Кеплер сообщил, что впервые прочитал эту работу по дороге в Линц, куда ехал к своей матери, обвиненной в колдовстве. Октаву Кеплер строит на тринадцати струнах с помощью следующих мелодических интервалов: полутон, лимма, полутон, диезис, полутон, полутон, лимма, полутон, диезис, полутон, полутон, лимма. Вообще современный звукоряд образуется следующим образом: если октавный промежуток, соответствующий пропорции между числами колебаний струн 1:2, разделить на 12 равных частей (по ступеням гаммы), то получается «хорошо темперированный строй», используемый преимущественно в современной музыке. Числа, отражающие пропорции частот колебаний между ступенями гаммы, выразятся в виде ряда:



2


2


2


2


2


2


2


2


2


2


2


2


2






Полученные геометрические и небесно-механические соотношения Кеплер анализирует, чтобы выявить число октав в различных числовых промежутках. Например, согласно сделанному расчету, между угловыми суточными движениями Земли и Сатурна в афелии содержится пять октав.

Для вычисления музыкальных пропорций Л. Эйлер ввел логарифмы при основании 2, поскольку для октавы (логарифм отношения 2:1) такие логарифмы дают целое число – единицу. Тогда при каком-либо переходе на октаву десятичная дробь после запятой остается без изменения и требует лишь прибавления или вычитания единицы. Эти данные при развитии теории музыки неоднократно использовались в дальнейшем. Например, в «Музыкальном словаре» Г. Римана логарифмы Эйлера использованы для математического определения соотношения тонов по высоте. Для описания благозвучия интервалов Эйлер вводит степени благозвучия – gradus suanitatis, о которых говорил еще Кеплер. Эти численные определения благозвучия интервалов и аккордов Эйлер находит по следующему арифметическому правилу (отметим, что такой математический подход вполне обоснован для различных применений, поскольку математические символы при разных физических применениях остаются неизменными). По Эйлеру, для простых натуральных чисел степень благозвучия совпадает со значением такого числа. Все остальные числа рассматриваются как произведения упомянутых «начальных» чисел. Степень благозвучия произведения простых чисел равна сумме этих чисел минус единица. Если находится степень благозвучия аккорда, то находится наименьшее число, которое делилось бы на все наименьшие множители в соотношении чисел колебаний. Например, для четырех степень благозвучия определяется так: 2 + 2 – 1 = 3. Для двенадцати (4:3) степень благозвучия четырех равна 3, откуда получаем степень благозвучия для 12:3 + 3–1 = 5. Для натуральной септимы (4:7) наименьшее число, которое делится на 4 и 7, есть 28 = 47. Но степень благозвучия четырех есть 3, тогда степень благозвучия для септимы будет: 3 + 7 – 1 = 9. Эйлер писал, что найденные таким образом степени благозвучия являются важным элементом в музыке и в других областях искусства. Эйлер, как и Кеплер, изучал не только отдельные консонансы и аккорды, но и их последовательности, занимался построением гамм и модуляций. Одна из систем тонов, выведенная Эйлером, почти полностью Кеплеровы многогранники совпадает с диатонично-хроматической, которую используют в настоящее время музыканты.








Кеплеровы многогранники



Для И. Кеплера сопоставление различных музыкальных пропорций, известных еще древним, не просто предмет исследования, а серьезный метод, инструмент, которым он пользуется для изучения закономерностей движения небесных светил. Для построения и определения орбит планетной системы Кеплер использовал правильные вписанные и описанные многогранники (платоновы фигуры). Применение подобной методики к вибрирующей струне позволило выявить в колебаниях ее частей музыкальные интервалы, а также звучания, которые впоследствии позволили определить тембр звука – обертоны. Найденные Кеплером пропорции между консонирующими интервалами одновременно определяли количественные соотношения между используемыми платоновыми фигурами.

Кеплер показывает структуру планетных орбит на основе построения платоновых вписанных и описанных фигур. Так, если вокруг орбиты Земли, которая является общей мерой всех других орбит, описать додекаэдр, а вокруг додекаэдра – сферу, получим орбиту Марса, соответствующую такой сфере. Если вокруг орбиты Марса, связанной с описанной сферой, описать тетраэдр, а вокруг тетраэдра – сферу, получится сфера орбиты Юпитера. Если вокруг орбиты Юпитера описать куб, а вокруг куба – сферу, получим сферу орбиты Сатурна. Вписанные в сферу орбиты Земли икосаэдр и сфера дают сферу орбиты Венеры. Наконец, если вписать в сферу орбиты Венеры октаэдр и в него вписать сферу, то получим орбиту Меркурия. В ряде статей автор объясняет получаемые таким образом построения орбит известных во времена Кеплера планет, а также правило Тициуса – Боде наличием общей меры в виде длины энергетической стоячей волны, хотя данные понятия не были известны во времена Кеплера и Эйлера. Планетные расстояния в этом случае легко определяются из уравнения стоячей волны.

Согласно нашим расчетам в узловых точках стоячих волн, действовавших при образовании Солнечной системы в первичном газопылевом облаке, как и в наглядном случае эксперимента по образованию фигур Хладни, должны были образовываться сгущения вещества в виде протопланет и протоспутников. Введя длину стоячей волны X, можно, используя формулу волны, образованную гармоническими колебаниями источника волны, определяемого орбитой Меркурия, измерять расстояния планет от Солнца либо спутников от планет. При этом также выявляются закономерности золотого сечения.

Итак, золотое сечение вместе со связанным с ним рядом чисел является формообразующей субстанцией, облегчающей развитие в выбранном направлении различных природных явлений, в данном случае – Солнечной системы. При такой трактовке остается ряд неопределенностей, связанных с отсутствием формулировок физических законов развития, носящих антиэнтропийный характер. К сожалению, при изложении законов физики всегда подчеркиваются формулировки стационарных законов сохранения, но не указывается на известный факт наличия законов изменения во времени физических величин. Например, приведем формулу механической работы:



?А = F? со (F, ?),



где F – действующая сила, ?s – перемещение тела, совершающего работу, при которой соответственно изменяется его энергия, эквивалентная совершению работы. В этой формуле для АА показаны процессы, совершающиеся во времени ?t, то есть это – закон изменения энергии. Однако обычно при изложении законов физики формулируются одномерные стационарные случаи, вытекающие из постоянства физических величин во времени, описывающие состояния изолированных систем. Упомянутые антиэнтропийные законы развития, связанные, по Кеплеру, с действием формообразующей силы, показывают направленность процесса развития, но пока четко не сформулированы.

В связи с этим интересно подумать и о развитии в целом музыкальной культуры, учитывая, по Кеплеру, действие «божественного» (золотого) сечения. Конечно, при качественном изучении данной проблемы развитие музыкальной культуры вписывается в пропорции золотого сечения, теорию консонансов. Между тем в последние десятилетия музыкальная культура развивалась под большим воздействием английского языка, хотя, ставший мировым, он сам по себе не обладает какой-либо особой музыкальностью. Доказательством этого, пишет в своих дневниках В. А. Швец[5 - См. серию книг «Реквием XX века» В. А. Смирнова. Одесса, 2001–2007 гг.], является то обстоятельство, что англоязычные народы не дали ни одного композитора, стоявшего на уровне Бетховена, Верди, Скрябина, Чайковского или Шуберта. Представители массовой культуры чаще всего создают в своих произведениях диссонирующие шумовые эффекты, отражающие звуки исчезающих с поверхности Земли джунглей. Такое развитие вносит противоречие в закономерности, вытекающие из золотого сечения, и говорит о том, что английский язык стал мировым лишь по политическим причинам.




Дебют








Марина Колесникова








60 лет, живет в Северной Осетии. Член Российского союза писателей. Номинант премии «Поэт года» 2015, 2016, 2017, 2019 гг. Публикации: сборник стихов «Хрустальный сосуд», в газетах «Народы Кавказа» и «Осетия сегодня», в альманахе «Поэт года – 2015», т. 23, в питерском альманахе «Вдохновение», в альманахе «Российский союз писателей» 2019 г.

Готовится к публикации альманах «Российский союз писателей», 2020 г.




А счастье бесконечно будет длиться


Асфальт пропитан стоптанной листвой
На улицах, продрогших от тумана,
И тянет тучи ветреный конвой
Через леса, поля и океаны.

Я растворяюсь в свете фонарей,
Рассыпавшись на мириады капель.
Стекающий рисунок без затей
По окнам с занавесками из штапеля.

В тени качающихся фонарей
Рождались краски, тут же исчезая,
Похожие на белых лебедей,
То падая, то вверх взлетая

Туда, где зарождается рассвет,
Где небеса из голубого ситца,
Там нет предательства, обмана нет,
А счастье бесконечно будет длиться.




Ночной город


Закат вздохнул, уткнувшись в горизонт,
Растаял день, будто и не был.
Ночь над землей раскрыла темный зонт.
Длинная тень легла на небо.

Уставший город плечи опустил
Под тяжестью дневного бремени,
Ночную тишину глотками пил
В молчанье, позабыв про время.

Лишь изредка нарушив тишину,
Машина взвизгнет тормозами
И скроется, за угол завернув,
Мне помаячив фарами-глазами.

Я по ночному городу иду,
Вдыхаю ароматы ночи,
Где звезды пляшут будто бы в бреду,
Порвав черные тучи в клочья.

Там лунная тропа уходит ввысь,
Пронзив космические дали.
Там где-то время с вечностью сплелись
И новым измереньем стали.




Однажды может быть


Одна беда стелила нам постель,
Холодный ветер выстудил нам души,
И не растопят солнце и капель
Заиндевевшие сердца от стужи.

Однажды в памяти захочешь ты стереть
Мое лицо, мой голос, мои руки,
Чтоб утром, просыпаясь, не хотеть
Желать меня, испытывая муки.

Однажды ты соскучишься по мне
До боли в сердце, до головокруженья.
Услышишь голос мой в звенящей тишине
И удивишься: «Что за наваждение?»

Однажды ты захочешь позвонить,
По памяти мой номер набирая,
Гудки услышав, будешь ты молить,
Чтоб тебя выслушала, трубку не бросая.

Однажды ты захочешь, может быть…
Но стрелы памяти пронзают время.
Увы, судьбы нам ход не изменить,
И нам нести по жизни свое бремя.




Осень


Осенний дождь роняет слезы,
С листьев стряхнув дневную пыль.
Город, устав от вечной прозы,
Ищет в поэзии новый стиль.
Порывом ветра, раскачав высотки,
Раскатом грома напугав людей,
Как из рояля извлекая нотки,
Осень играет на струнах дождей.
Пусть говорят, что осень – скука
И краски тусклы и бледны,
А за дождем стоит разлука
И слезы расставания видны.
Напротив, мне приятна осень.
Дождя слепая пелена
Мирскую суетность уносит,
Душа спокойствием полна.
В любви плохой погоды не бывает,
И осень может стать весной,
Когда душа от счастья тает
И крылья вырастают за спиной.




Виктория Сергеева








Родилась в 1982 году в Саратовской области в семье врачей. Продолжив семейную традицию, окончила с красным дипломом Саратовский государственный медицинский университет, затем решила учиться дальше. Прошла обучение в ординатуре по внутренним болезням, а затем аспирантуре, защитила диссертацию, став кандидатом медицинских наук. Более 10 лет трудится в стенах родной alma mater, гордится своими студентами, многие из которых уже стали первоклассными врачами. Поэзия – с детства любимый жанр автора. Сама взялась за перо в 16 лет, до сих пор считает написание стихов одним из своих хобби и отличным средством от профессионального выгорания. Больше всего любит путешествовать и читать. Любимые поэты Е. Евтушенко и С. Есенин. В альманахе «Российский колокол» публикуется впервые.




Снегопад


Снегопад во сне мне снится,
Белый, чистый снегопад.
Снится мне зима-царица,
Снится дом и старый сад.
Снятся снегири на иве,
Что уж дремлет много лет,
Говорят, что и весною
На ней будто листьев нет.
Будто после того лета,
Что покинула я дом,
Жизни нет и нету цвета,
А мой сад погружен в сон.
Спят заброшенные вишни,
Их так сильно замело,
Вырос дуб и стал не лишним,
А закрыл мое окно.
Я когда-то все рубила
Его тоненький стволок,
А уехав, позабыла.
Дуб и вырос – стал высок.
Пусть теперь растет, мужает,
Тень пускай окну дает.
Даже он по мне скучает,
Враг мой бывший меня ждет.
Дом по-прежнему такой же,
Каким был пять лет назад.
Время, милое, постой же,
Вовсе нет тебе преград!
Вот пять лет промчалось лихо,
Я вернулась лишь во сне,
Как прекрасно, мирно, тихо
В моей милой стороне.
Снег все падает, кружится,
Спит усадьба моя всласть.
Жаль, что лишь все это снится,
Наяву б домой попасть!




О себе просто так…


Старею, скромнею, учусь понимать.
Черствею, не знаю, как дальше летать.
Любить нет желанья, влюбляться – уж поздно,
И вместо улыбок все чаще серьезно.

Порой сомневаюсь, порой удивляюсь,
Как будто себе в чем-то сопротивляюсь.
Давно не романтик, и все же не скептик,
Отчаянный трагик и больше эклектик.

Глазами играю, душа нараспашку,
А сердце по-прежнему как промокашка.
Во всем вижу ржавчину и подоплеку,
Не помня о правде, внимаю намекам.

Но знаю уверенно, жизнь как погода:
Сегодня прекрасна, а завтра невзгоды.
Не стоит нос вешать и ждать утешений,
Ведь в каждом мозгу есть десятки решений.

Увы, я не ангел, не нимфа, не фея,
Во мне что-то есть даже от Бармалея.
Но если меня вы решите понять,
То кланяюсь низко! Пойдемте мечтать!




Тот сентябрь…


Сентябрь был. Ты сжал мне руку
И проводил меня домой.
Мы целый вечер гнали скуку,
Забыв, где вечность и покой.

И время с нами не считалось,
Лишив рассудка и ума.
Недолго счастье продолжалось,
И вдруг нагрянула зима.

Мы долго верили в удачу,
И так хотелось продолжать,
Но стало ясно, что все значит,
Когда в тиши пришлось молчать.

Теперь черед за мной остался,
И, протянув тебе ладонь,
Мой разум так с тобой прощался,
Хотя в душе горел огонь.

Мне было больно и печально,
Разжать рукопожатья плен,
И чрез мгновение буквально
Друг другу стали мы никем.

Очередной сентябрь уходит,
И кто-то снова проводить
Меня до дома вдруг предложит,
Ведь дальше надо как-то жить!




Знамение


Дождь яростно стучит в оконное стекло,
Еще темно, рассвет погиб в ненастье.
И кажется, что лето просто истекло,
Как время, отведенное на счастье.

Тревожный сон гром оборвал внезапно,
Но память сохранит его сюжет.
В нем были те, кто съехал безвозвратно.
В нем были те, кого со мною нет.

И каждый раз такие сны – знаменье,
Ведь мудрость мертвых – для живых урок.
Так пропадет простое воскресенье,
Все будешь думать, что же за намек.

В тот год и не чума, и не проказа
Косили люд и поражали всех вокруг.
Пришла коварная, заморская зараза,
Сводившая с ума и докторов наук.

И почему-то позавидуешь умершим,
Ведь им увидеть это не пришлось.
Дарован им покой, как все сумевшим,
Живым пока того не удалось.

А что же сон, чего остерегаться?
Подумать только, мудрости бокал
Приходится испить, не испугаться
От тех, кого Господь давно призвал.

И вот из сна посыл: бороться, веря,
С проклятием и болью до конца!
И человек тем отличим от зверя,
Что не сломается, не потеряв лица.

Дождь перестал, и солнце так лучисто,
За спадом снова будет новый взлет.
Пускай мы все отчасти пессимисты,
Но верить нужно! Все пройдет!




Дух весны


Ты ощущаешь Дух Весны,
Ступая по косе проталин?
Воспоминанья мимолетные и сны
Вновь прерывают одиночество у спален…
Начало пробужденья – как возврат
К истокам неоконченных романсов,
В которых тот, кто виноват,
Покаялся в движеньях плавных танцев.
Еще закрыты окна от ветров,
Еще укрыты голова и руки,
Зато души порывы без оков
Смущают мысли о любви от скуки.
Так опьяняет Дух Весны,
Сознанье подчиняя воле,
И мысли снова звонки и честны,
И нет обременений боле…




Эдуард Дипнер



Родился в Москве 14 декабря 1936 года. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик. Работал начиная с 16 лет рабочим-разметчиком, затем конструктором, главным механиком завода. С 1963 года работал главным инженером заводов металлоконструкций в Темиртау Карагандинской области, в Джамбуле (ныне Тараз), в Молодечно Минской области, в Первоуральске Свердловской области, в Кирове, а также главным инженером концерна «Легконструкция» в Москве. С 1992 по 2012 год работал в коммерческих структурах техническим руководителем строительных проектов, втом числетаких, как «Башня 2000» и «Башня Федерация» в Москве, стадион в Казани и др.

Пишет в прозе о пережитом и прочувствованном самим собой. Ранее нигде не публиковался.




Лучше водки хуже нет

Рассказы знатока


Мы сидели за столом на нашей очередной встрече-попойке. Ни по какому поводу, просто так, ради встречи, ради удовольствия потрепаться со старыми друзьями. Мы любили эти нечаянные сходки, иногда звонили друг другу: «Как вы там? На месте? Так мы приедем через полчаса, ничего не готовьте, все привезем с собой». А иногда заваливались без звонка, по дороге заезжали в магазин… Много лет тому назад, в восьмидесятых, работали мы на одном заводе в городке М. Завод только построили, красавец-завод на импортном оборудовании, своих специалистов в городке не было, мы, четыре семьи, приехали сюда с разных концов великой страны и получили квартиры в одном доме, только в разных подъездах и на разных этажах. Тогда всем нам было по тридцать – сорок лет. Счастливый возраст, когда дети уже выросли из пеленок, когда уже не нужно вытирать им носы, они сами понемногу двигаются на своих ногах, а родители неожиданно ощутили свободу от них, а также то, что в жизни еще есть много интересного, озорного, бесшабашного, чего не могли себе позволить в трудные послевоенные и послепослевоенные годы своей молодости… Нам повезло с заводом, он был новенький, там все нужно было делать сначала, и это было страшно интересно. Нам повезло с городком. Он был небольшой, чистенький, уютный, окруженный лесами, с речками и озерами. На улицах городка пахло не металлургическими и химическими выбросами из заводских труб, а лесной хвоей подступающих лесов.

Нам не повезло с занудой-директором. Он нас всех пригласил на завод, дал нам работу и квартиры и считал, что мы должны безропотно и рабски выполнять его директорские причуды, а мы честно служили не директору, а делу. Впрочем, кому и когда везло с директорами? Есть такой парадокс: работает рядом с тобой человек-недиректор, человек как человек, а потом по каким-то неведомым причудам судьбы оказывается он директором, и сразу меняется. Становится важным, недоступным и непогрешимым. Точно порог директорского кабинета разделяет два мира: мир простых смертных и мир небожителей, имеющих право вершить судьбы простых людей другого мира. А может быть, там, наверху, в столицах, в министерских кабинетах, куда часто вызывают директоров, с ними проделывают какую-то операцию? Удаляют железы человеколюбия и простой человеческой жалости и на их место вживляют железо и камень? Но в нашем случае тирания директора не разобщала, а сплачивала нас. Наш директор любил в воспитательных целях вызывать нас на ковер в свой кабинет в выходные дни и читать нам долгие и нудные нотации. Видимо, ему нечем было заняться в выходные. По субботам мы, как правило, работали, всегда находились недоделанные за неделю дела, зато в воскресенье чуть свет уезжали за город, чтобы не достал нас наш заводской самодур.

А мобильных телефонов тогда еще не было! Каким счастливым было это время!

Весной, восьмого мая, в день рождения Толика мы купались в обжигающе-холодной реке Вилии. Синие от холодной воды, наскоро обтеревшись полотенцем, гоняли мячик и пили холодную, от речной воды, водку. А наши женщины в это время, расстелив на берегу скатерки, шили на швейной машинке какие-то свои наряды, резали для нас бело-розовое сало и огурцы, раскладывали по тарелкам вареную картошку. Летом и осенью забирались мы в грибы и ягоды, вечером, отягощенные корзинами, возвращались домой, усталые и счастливые… Зимой устраивали лыжные путешествия на дальний лес. А когда случались праздники или чьи-то дни рождения, наши женщины договаривались, в чьей квартире состоится торжество, и в тесную квартиру собиралось по двенадцать-пятнадцать человек. Почему-то к нашей лихой компании стремились наши сослуживцы-заводчане из местных, и тогда дым стоял коромыслом. Танцевали под радиолу (у Юры было шикарное собрание пластинок с песнями Джо Дассена) и орали хором дурацкие песни. Самой популярной была песня про ботик.

Так на фига ж мы ботик потопили?
На нем совсем был новый граммофон,
И портрет Эдиты Пьехи,
И курительный салон!

Помнится, эту бессмыслицу принес нам Сеня Рубанек. Сеня был музыкант и еврей. Потом, в девяностые, Сеня слинял в Израиль, оставив белоруску-жену, а эта его песня осталась в нашей памяти. Я до сих пор не могу понять, как терпели эти наши шумные выходки до часу-двух ночи соседи, простые заводские рабочие. Почему не донесли в партийную организацию о наших бесчинствах. Может быть, потому, что на следующий день утром мы были вовремя на заводе, трезвые и сосредоточенные, и делали наше честное дело.

С тех пор прошло уже тридцать лет, за эти годы многое изменилось в наших судьбах. Первым не выдержал директорского гнета Герман. Уехал в Россию, работал на разных там заводах, потом пробился в Москву, занимался в девяностые годы строительным бизнесом, преуспел, а когда отошел от дел, сбежал из суматошной Москвы в нашу тихую глушь, построили они с Люсей дом рядом с лесом, на безопасном расстоянии от детей и внуков, выращивают помидоры и картошку и считают, что лучше места на свете нет. Со временем ушли с завода и остальные. Кто – на другие заводы, а кто… и на свет иной. (Царство небесное им и память, пока мы живы!) В общем, от прежней лихой компании осталось нас немного. Мы постарели и уже не орем песню про ботик, все труднее нам сдвинуться с места, но пока еще находим силы для таких вот встреч-сходок-праздников. Право слово, каждая такая встреча для нас – маленький праздник. Никакой молодежи, одни старики! Впрочем, стариками мы себя не считаем, особенно когда сидим вот так, вспоминаем старое и болтаем всякую чушь.

На этот раз сидели мы на веранде у Германа с Люсей. Легкий летний ветерок через открытые окна чуть-чуть овевал наши разгоряченные лица, светило солнце, и нам было хорошо, потому что солнце и ветерок, потому что мы с друзьями и еще потому, что выпили немного по первой. Герман среди нас был самым старшим, но выглядел не хуже других. В отличие от нас пузанов, он следил за своей талией, бегал по утрам, гонял по лесу на велосипеде, а зимой, если бывал снег, – на лыжах. Вообще-то, был он задавакой и считал себя шибко умным. Нет, ум у него, конечно, был, и незаурядный, но нельзя же так! Только он начинал изрекать свои заумные идеи, наши женщины открывали рты и пялились на него. Но мы ему это прощали, потому что был он хорошим другом и совсем не вредным. Был он длинным и в прошлом рыжим, а теперь совсем белым. Был он наполовину немцем, но мы ему и это прощали, потому что, как он говорил, у него только имя, отчество, фамилия и внешность были нерусскими, все остальное было русским. В этот день был Герман в особом ударе. То ли на велосипеде там, в лесу, он кайф получил, то ли в интернете что-то особое сотворил…

– Ну что? – сказал Яша. – По второй, что ли? Ты, Гера, что будешь пить?

– Я? Наверное, водку, – сказал Герман. – Кстати! По этому случаю есть у меня одна история. Хотите?

– Валяй! – сказал я. Мы никуда не торопились, и нам было хорошо.



История первая

– Было это давно, – начал Герман.

Я тогда работал в Казахстане, в городишке Темиртау, на заводе металлоконструкций. Было мне тогда двадцать шесть или двадцать семь, жены уже у меня не было, а дочь уже была, жила у моих родителей в Караганде, а я, молодой и холостой, работал главным инженером на этом заводишке, имел квартиру и жил в свое удовольствие. Был у меня приятель на заводе, Виталька Корниенко, и уговорил он меня построить лодку. Нужно вам сказать, было в Темиртау большое водохранилище, и, Яша не даст соврать, рыба там хорошо ловилась. Виталька был деловой парень, нашел где-то в журнале чертежи, достал водостойкую фанеру и полиуретановый клей. Мы с ним вдвоем и соорудили лодку. Получилась она на славу, легкая, ходкая и прочная, купили мы вскладчину подвесной мотор и ездили по выходным ловить рыбу на удочку. Между прочим, как-то раз на этой лодке, было дело, катал я мою будущую жену, вашу подругу. Вот она сидит, наверное, не помнит об этом случае, а я помню, до сих пор забыть не могу. Не подумайте ничего дурного, были мы с ней тогда добрыми друзьями, она была замужем, а ее тогдашний муж приходился племянником жене моего брата, да и поездка была по делу. Ей понадобилось, видите ли, съездить с острова, был такой на водохранилище, на берег, ну и я случайно подвернулся, отказать не мог. Представляете себе: вода, солнце и она на носу лодки, вполуоборот, в позе русалки, демонстрирует фигуру. А я сзади, на корме, любуюсь этим зрелищем. Не подумайте плохого, была она в купальнике, таком синеньком, а фигура у нее в то время была. Не то что теперь. Так вот, от такого зрелища у меня даже мотор заглох. Но ничего, на веслах до берега добрались, а там мотор сразу завелся, и я назад ее на остров отвез.

Но не об этом речь в моей истории. Как-то в выходной день отправились мы с Виталькой на рыбалку. Натаскали окуньков и плотвичек, так что все дно лодки покрывали, отправились домой, и зачем-то завернули на остров тот. А там на берегу какая-то развеселая компания, с костром и девицами. Подходит к нам парень один. «Ого, говорит, сколько рыбы наловили!» Мы ему: «Бери, сколько нужно, нам не жалко». Набрал он полный котелок, деньги нам сует мятые, мы, конечно, ни в какую, отказываемся. Приносит он тогда бутылку водки и стакан, и девица с ним, какую-то закуску несет: «Ну, мужики, уважьте!» Наливает стакан Витальке, тот хлопнул, чем-то зажевал, подходит парень ко мне, с полным стаканом. А я в то время, должен вам сказать, не пил, просто совсем не пил, не по здоровью, а из принципа, так случилось, и давно уже не пил, вон Люся вам это подтвердит. Парень ко мне, я отказываюсь, мол, спасибо, но я не пью. Парень понять не может: «Ты что, нас не уважаешь? Мы же от всей души!» Я говорю, что уважаю, но не пью, и все тут. Парень на меня дико так посмотрел: «Ты что, не русский, что ли?!»

Удар, сами понимаете, ниже пояса. Взял я этот стакан. А жара стоит, а водка теплая, противная! В общем, выпил я эту водку и от закуски отказался. Виталька долго потом надо мной потешался. Вот вы смеетесь, а что мне оставалось тогда делать? Вступать с ним в дискуссию по национальному вопросу? Между прочим, по пятому пункту я русский. Вы бы заглянули в мой советский паспорт, так там черным по белому: «русский», а надежнее документа, чем советский паспорт, нет. Почитайте Маяковского! Вот и Люся вам подтвердит. Она же за меня выходила по расчету, рассчитывала, что я немец, а расчет оказался неверным, вот и приходится нам жить по любви.

– Чтобы проверить свою национальность, – продолжал трепаться Герман, – я сдавал кровь на анализ, есть такие лаборатории. Так вот, у меня пятьдесят процентов русской крови, тридцать семь с половиной процентов – немецкой и двенадцать с половиной процентов – шведской, латышской и молдавской. Вот такая вот взрывоопасная мешанина. В какой момент какая кровь во мне взыграет – непредсказуемо!

– Да, чуть не забыл! – всполошился он. – Около одного процента у меня израильского! Когда делал я себе новые зубы, мне вживили израильские импланты.

Мы выпили еще по одной, но, похоже, Германа сегодня остановить было невозможно.

– Дело, очевидно, не в составе крови, а в чем-то другом. В том числе и в отношении к водке. По этому поводу у меня есть еще одна история.

За окнами веранды чуть колыхалась листва, ласково светило солнце, после второй нас охватила приятная лень, и мы милостиво разрешили Герману трепаться дальше.



История вторая

Эта история случилась позже. Я уже был женат на той самой русалке, и жили мы в городе Джамбуле, был такой город на юге Казахстана, теперь он называется Тараз, и работал я там, как всегда, главным инженером, только другого завода металлоконструкций. И принципы насчет выпить оставил, в общем, нормальным человеком стал. Был у нас хороший друг семьи Нури Ибраимов, крымский татарин, между прочим. Но был он человеком необыкновенного обаяния и душой компании. Познакомились мы с ним так: когда я только начинал работать в Темиртау, молодым и беспечным, наш трест собирал нас время от времени на Совещания Главных Инженеров. Первый день читали нам лекции и всячески воспитывали, но зато во второй день вывозили за город, и там мы, молодые телята, резвились как могли, с водкой и закуской, разумеется. Так вот, подходит ко мне на этом совете азиатский человек и в упор спрашивает: «Ты Борьку Митясова знаешь?» Я говорю, что знаю. «А Сашку Шарыпова знаешь?» Я тоже говорю, что знаю. «Так вот, – говорит этот восточный человек, – я с ними учился в Уральском политехническом». Я вам должен сказать, что у нас в Карагандинской школе номер восемь была традиция – поступать после окончания именно в Уральский политехнический в Свердловске, где, кстати, Ельцин немного раньше нас учился. Я учился там тоже, только заочно, из-за этой моей немецкой фамилии, несмотря на мой русский пятый пункт, такое уж время было, сталинское. Так вот, Борька с Сашкой рассказывали своим сокурсникам, что был такой длинный рыжий Герка, задачки, как орехи, щелкал. Нури видит: длинный, рыжий, оказался тот самый. В то время Нури работал главным инженером в Чимкенте, по распределению после института туда попал. Потом он пошел на повышение, стал работать в Алма-Ате главным инженером треста, приезжал время от времени ко мне на завод по делам в командировку, и каждый его приезд становился праздником для нашей детворы. Дело в том, что в честь приезда дяди Нури Люся покупала на базаре большой кусок мяса и запекала его в духовке целиком, напичкав чесноком и всякими пряностями, и с картошкой. А дядя Нури умел есть мясо с таким аппетитом! И так нахваливал!

Так вот, однажды звонит мне Нури и говорит, что есть идея – съездить в командировку на Тойтепинский завод металлоконструкций. По обмену опытом. Тойтепа это в Узбекистане, тридцать километров от Ташкента, построили там большой, современный завод в расчете, что узбеки будут там работать и строить развитой социализм. Но расчет оказался неверным, работали там только русские, и главным инженером был там некто Соловьёв. Потом, в девяностые годы почти все русские оттуда съехали в Россию, а сам Соловьёв сбежал в Киров, много позже я там его сменил, вот так причудливо складывается судьба. Но речь не об этом. Обмениваться опытом, конечно, нужно, тем более Ташкент не так уж далеко.

«Только, ты знаешь, – говорит Нури, – с машинами у нас в тресте напряженка, мы на твою машину рассчитываем». «Нет вопроса», – говорю я и выписываю командировку на своего водителя Олега, был у меня вполне приличный уазик с надписью: «Специальная Строительная Лаборатория». Персональной машины мне, как главному инженеру, по штатному расписанию было не положено, а спецмашину держать – пожалуйста! Так мы в то время понемногу обманывали наше славное государство. Конечно, никакой лаборатории там не было, болтался в багажнике некий неработающий, но очень! очень! диковинный и солидный прибор с огромным циферблатом. Такое было время, без вранья никак нельзя было доброго дела сделать.

Так вот, выехали мы с Олегом спозаранку, к обеду были в Алма-Ате, захватили Нури и главного механика треста, по фамилии Трубецкой, и к вечеру были в той самой Той-тепе. Поселили нас в местной гостинице, хотя какая там гостиница, так, Дом узбекского колхозника, номер на четверых, все удобства в конце коридора, душная вечерняя жара, и, конечно, ни телевизора, ни кондиционера. Городишко маленький, узбекский, на улицах – пыль и спящие в пыли в сумеречном свете редких фонарей ишаки. А чуть подальше – темень и никаких тебе развлечений. А мы – четверо здоровых мужиков, и как дураки, с утра ни в одном глазу. Послал я моего Олега, приносит он бутылку местной водки, называется арак, а на закуску – местные манты, круто красным перцем обсыпанные. Бутылка – мутного, грязно-зеленоватого стекла. Открыл я бутылку, и оттуда таким запахом дохнуло! Я уж не знаю, из какого дерьма они там гонят этот арак, то ли из хлопка, то ли из риса. Помните, в наше время была такая поговорка, что водка бывает двух сортов: просто хорошая и очень хорошая. Но этот арак был исключением из общего правила. Хуже этого самогона встречал я только китайскую водку из риса. Но это – уже другая история.

Так вот, под воздействием этого запаха мой Олег тут же заявил, что ему завтра за руль садиться, причина объективная. Но Трубецкой! Механик! Он стал придуриваться, что у него печень. И почки. И врачи не разрешают. Какого хрена механиком работаешь, если печень? И вот остались мы с Нури вдвоем, точнее, втроем с этой бутылкой. А из питейной посуды в этой деревенской гостинице были только узбекские пиалки. Представьте себе, каково в эту жару и духоту пить теплый, вонючий арак, да еще из пиалок! Врагу не пожелаю! На всю оставшуюся жизнь запомнил. И что вы думаете? Мучились мы с ним долго, и на следующий день в отрыжке арак этот о себе напоминал. Но осилили! Что, мы не русские, что ли? Один – крымский татарин, другой – еще того хуже…

Вот вы опять смеетесь, вместо того, чтобы посочувствовать. А ведь в этом сошлось очень многое из прошлого времени. Ведь водка, русская водка была не просто напитком. Она объединяла. Помогала, спасала, губила. Ну как было тогда без водки? Когда выезжаешь на своем расхлябанном, вечно ломающемся москвиче или жигулёнке в дальний путь, когда он в любой момент подвести может и ни одна живая душа тебе не поможет, только бутылка водки, взятая про запас, выручит. И выручала не раз. Мы все как-то ослабели в наше время, смотрите, что мы пьем. Коньяк. Виски это вражеское. Сухое вино. Зайдите в любой магазин, там водок этих – десятки разных сортов.

– Вы вот налейте еще раз, – продолжал Герка, – а у меня есть еще одна история на эту тему, как водка помогала людям.

Мы, остальные, переглянулись: сколько можно трепаться? Но Галя сказала: «Ничего, пусть рассказывает дальше». Галя была доброй бабой, маленькой и круглой, но мужья у нее почему-то мерли, как мухи, недавно четвертый умер. От доброты ее этой, что ли? Я так думаю, что если жена слишком добрая и невредная, мужик как-то расслабляется, теряет способность сопротивляться жизненным невзгодам, и тут его из-за угла – старуха с косой… Пока я так думал, Герман уже вовсю заливал с этой своей очередной историей.



История третья

Дело было том же Джамбуле. Звонит мне наш управляющий треста, Юрко Николай Павлович, говорит, Правительство и ЦК Казахстана доверяет нашему заводу Особое Срочное и Ответственное Задание. А дело было так: кто-то из самых высоких партийных верхов, чуть ли не сам Кунаев, первый секретарь республиканского ЦК, не так давно был в одном из аулов Семипалатинской области, недалеко от станции Аягуз. Встречался там с народом. Они там время от времени встречались с народом. Конечно, встречи эти обставлялись как надо. И белую юрту перед приездом высокого гостя ставили, и молодого жеребенка закалывали, и всех местных аксакалов в новые халаты обряжали, и самых красивых девушек привозили. И вот кто-то из ихних маскарадных аксакалов неосторожно пожаловался Самому, что телевидения у них нет, не могут они на голубом экране лицезреть Его Самого. Сам, конечно, несказанно удивился и пообещал, что через год будет им телевидение! Когда в столице узнали, схватились за голову. В этой глуши не то, что телевидения, электричества сроду не было. В начале тридцатых проложили комсомольцы и зэки железнодорожный путь Турксиб – от Чимкента до Барнаула, и на половине этого пути лежит забытая Богом и людьми станция Аягуз. Голая, выжженная и высушенная ветрами степь, глазу остановиться не на чем. На западе – Семипалатинский полигон, сами знаете, что там испытывали. Ну, что делать, указание Партии нужно выполнять. Проектировщики определили, что для этого в Аягузе нужно поставить телебашню 180 метров высотой. Проект срочно выпустили, а изготовление (в драконовски срочные сроки) поручили нашему заводу, то есть под мою личную партийную ответственность. Следует вам сказать, что изготовление такой башни – сложная инженерная задача, там все делается из труб, собирается на фланцах и болтах, необходима высокая точность, а для этого нужна масса всяких кондукторов и прочих приспособлений. В России только три завода такую работу могли делать – Исетский, Челябинский и Белгородский. В общем, еще то доверие! Сказал я моему директору, что кабинет я свой закрываю и переселяюсь в заводские цеха. Под срочный заказ выбил я в тресте премию «за исполнение» и первый месяц домой ездил только ночевать, включая субботы и воскресенья. Потом дело пошло, с заказом мы справились, и я даже избежал выговора за то, что немного не уложились в сроки, Нури заступился. Так вот, прошло около месяца, звонит мне Нури: монтажники начали монтировать башню и говорят, что сделали вы сплошной брак, и в Министерстве все на ушах стоят. Я говорю, что быть того не может, Нури в ответ: «Садись срочно на машину, заезжай за мной и – в Аягуз, потому что в Алма-Ате мне жить не дают».

Взял я с собой слесаря-сборщика Павла, фамилию забыл, он у меня контрольную сборку делал, с набором инструмента, забрали мы в Алма-Ате Нури и на следующий день к вечеру были в Аягузе. Первым делом заехал я на склад и увидел там знакомую картину: наши конструкции, с которыми мы как с малыми детьми обращались, на прокладочках укладывали, валяются как попало, в пыли. Подъехали на монтажную площадку, познакомились с бригадиром монтажников. Сумрачный такой мужик. «Покажи, – говорю ему, – каким инструментом работаешь и где у тебя чертежи». Из инструмента у него оказались ломики, монтировки и кувалда с приваренной железной ручкой, а чертежей он сроду не видел, у него для этого мастер вон там, в каптерке, есть. Вечером мы с Нури составили два акта: о том, что конструкции хранятся не по правилам, а инструмент и техническая подготовка персонала не соответствуют нормам. Утром были на площадке. Монтажники смонтировали первый ярус, дальше дело пошло туго, а сроки срываются, нужно найти виновных. Показывает мне бригадир: «Вон там, наверху, не сходится ни хрена». Расчет простой: эти заводчане в чистых костюмчиках на такую верхотуру не полезут, побоятся, и под это дело можно слупить с них денег – на исправление ихнего брака, да и сроки добавят. А мы с Павлом надеваем спецовки, берем с собой инструмент и, зажмурившись, лезем наверх. У нас с собой специальные каленые оправки, мигом подогнали отверстия, фланец немного от сварки перекошен, я показал, где подогреть газовым пламенем, и через полчаса все стало на свое место. Гляжу сверху: черная «Волга» подъехала и вылезает из нее главный инженер треста Сталькон-струкция Лисицын, собственной персоной, выгнали его из Алма-Аты. Спускаюсь, здороваюсь. Спрашивает меня Лисицын: «Ну, что делать-то будем?» «А что? – отвечаю. – Ты, Николай Харитонович, подписываешь мне три акта. Первый – что на складе у тебя бардак и что так хранить конструкции нельзя, второй – что бригада у тебя технически не подготовлена и инструментом необходимым не обеспечена, третий – что никакого брака нет, и – мы с Нури Эмировичем поехали домой». «Ну, ты даешь! – восхитился Лисицын. – Пошли, поговорим в каптерке».

«Ты понимаешь, что я не могу тебе подписать эти акты? Мой мудак мастер этот раззвонил на все министерство, что сплошной брак, сроки срываются, меня вот сюда выгнали. Ты хочешь, чтобы меня с говном съели? Давай договариваться». Мировыми судьями выступили Нури и бутылка коньяка, привезенная Лисицыным. Под коньяк написали совместный акт, что обнаруженный недостаток устранен на месте. «Слушай сюда, Николай Харитонович, – говорю я, – мой тебе совет: во-первых, убери отсюда этого твоего мудака бригадира и поставь толкового. Во-вторых, дай людям нормальный инструмент, я вот тебе подарю три каленые оправки, без них ничего не получится. А в-третьих, я тебя уверяю, что все сойдется. Если что – звони мне лично. Я тебе обещаю, что срочно приму меры, и все будет в порядке».

На следующее утро мы выехали домой. Но все это – присказка, сказка, вернее, история – впереди. Дорога от Аягуза идет на юг, в Талды Курганской области сворачивает на запад и идет вдоль берега озера Алакуль. Это огромное степное озеро, заросшее камышом, тучи птиц, кишит рыбой, но – заповедник, охотиться и рыбачить нельзя. Уже смеркалось, как вижу я на обочине мужичка с большой рыбиной в вытянутой руке, мол, остановитесь. Остановились, выходим. Вижу, человек вконец пропах рыбой, опух от комаров, измучен рыбной диетой и совсем одичал. «Давно ли обретаетесь здесь?» – спрашиваю. «Да уж вторая неделя пошла, днем в камышах прячемся, а ночью рыбачим. Уж два дня, как за нами машина должна была прийти, да что-то нет. Совсем поиздержались мы тут». А рыбина оказалась судаком килограмма на три. Рыбак запросил пятерку, но охотно согласился на трояк. Повертел он этот мой трояк задумчиво, а тут из камышей второй вылезает с мешком. «Мужики, а может, у вас выпить что есть?» А у нас была бутылка водки. Кто же в дальнюю дорогу без бутылки выезжает? Расцвели сразу рыбаки, как заново родились, и давай из мешка рыбу доставать. «Да за такую благость никакой рыбы не жалко… Мужики, а может быть, у вас закусить что есть, на рыбу эту уже смотреть невозможно». Было у нас: два яйца помятые, еще из дома, два кусочка колбасы завалявшиеся да полбулки хлеба. Вы бы посмотрели, с каким вожделением смотрели на все это одичавшие от рыбы люди. А мы ехали дальше с полмешком рыбы. Вот так вот бутылка водки спасает людей.

– Да меня самого однажды водка вытащила из такой пропасти! Не дай вам Бог, кому бы то ни было, попасть в такое! – Герман попал в раж, и остановить его уже было невозможно.



История четвертая

Было это в Первоуральске, в середине девяностых. Вы помните, на нашем заводе я вконец разругался с директором нашим, и он начал строчить на меня доносы в горком партии и в Москву, в Объединение наше. Работать стало невозможно, и вызывает меня в Москву начальник Объединения Смирнов Александр Николаевич, царство ему небесное. Говорит, кому-то из вас двоих нужно уходить. Но завод на подъеме, поэтому уходить тебе. Предложил он мне ехать директором на Первоуральский завод. До меня два года директорствовал там небезызвестный вам Чурсин. Да, Николай Устимыч. Был завод одно время на хорошем счету, но потом как-то дела пошли похуже, и доблестный Николай Устимыч слинял в горком партии, вторым секретарем. Историю Чурсина вы знаете. До Первоуральска работал он на Магнитогорском заводе начальником производственного отдела, торговал металлом, как мне рассказывали, небескорыстно, но расчетливо, подсовывая документы на подпись простаку директору. Взял их за задницу ОБХСС, и оказались они с директором на скамье подсудимых. Устимыч был поумнее, отпечатков пальцев нигде не оставлял, и получил условно, а директор загремел на пять лет. Судимость свою Чурсин искусно скрыл, не знаю уж, что он наговорил в Объединении, но послали его на лежащий на боку Первоуральский завод директором. Нужно отдать ему должное, завод он поднял с полумертвого состояния, выжал из него все соки и вовремя смылся. Через два года вышел на волю Магнитогорский директор, узнал, что эта сука, которая его подставила, процветает в горкоме партии, и поклялся отомстить. Пошло письмо в Свердловский обком, в то время Первым там был Ельцын Борис Николаевич. Был грандиозный скандал, за обман Партии Чурсину грозило исключение из рядов, но… Я всегда восхищался непотопляемостью этого проходимца! В дело вмешался сам Смирнов. Он добился аудиенции у Ельцына и каким-то чудом уговорил его. Устимыч остался в Партии и потом сделал карьеру. Сначала начальником ПДО на заводе Министерства строительства, затем главным инженером нашего с вами завода. Насколько я понимаю, главным он не работал, а копал яму под директора, Гончукова Владимира Петровича. Я убежден, что безвременная странная смерть Володи – целиком на совести Чурсина. Потом Устимыч в Минском горкоме работал. Вот истинный герой нашего советского времени! Вот такими были наши доблестные советские директора. Вы спросите, чего же я полез на это позорище, в смысле директорское. По глупости. В среде главных инженеров ходила такая поговорка: директор – это поглупевший главный инженер. Мой первоуральский опыт полностью оправдывает эту поговорку. Попал я как кур в ощип. Смирнов-то посылал меня с благородной и возвышенной задачей – осуществить техническое перевооружение завода и переход на новый тип продукции. Вот как! Дело в том, что при проектировании завода наши доблестные проектировщики из ЦНИИСКа, был такой институт в Москве, совершили глупейшую ошибку. По их проектам делались конструкции из круглых труб, а трубы надлежащего качества советская промышленность не выпускала. Поэтому ставили – какие были. А были они кривыми и некруглыми. Сборщики матерились последними словами, когда собирали эти фермы: где – подрезать вручную приходилось, а где – зазоры, палец пролезает, всяким хламом закладывали. А самое страшное – на морозе они трескались! И вот я, самонадеянный идиот, приезжаю на завод, где меня никто не ждет. Дело в том, что Устимыч пообещал место директора своему главному инженеру Сенину, тот уже примерял директорское кресло под себя, и тут, как снег на голову, – пришлый, чужой, неуральский. Это уже потом я объяснил им, что я уральский, и еще какой! А пока… Когда я вник в суть дела, душа и сердце у





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66322488) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Гельмгольц Герман Людвиг Фердинанд (1821–1894).




2


Бернулли Даниил (1700–1782).




3


На русском языке название книги Л. Эйлера выглядит так: «Опыт новой теории музыки, ясно изложенный на основе несомненных принципов гармонии». Перевод книги в 1959 г. автору статьи помогала осуществлять преподаватель ОГУ Н. Л. Сикорская, которой автор остается благодарен и поныне. Методическую помощь при написании студенческой работы, за которую автор получил премию, оказывали преподаватель школы Столярского В. А. Швец и доцент кафедры математического анализа университета С. Н. Киро, которым автор также выражал благодарность, но напечатать в студенческой работе это не разрешили. Поэтому уместно эту благодарность выразить в данное время, через 50 лет после написания работы.




4


В математике аддитивность означает, что каждый предыдущий член ряда чисел Ф


, Ф


, Ф


… равен сумме двух последующих: Ф


= Ф


+ Ф


и т. д. Мультипликативность означает, что в том же числовом ряду все члены связаны геометрической прогрессией: Ф


:Ф


= Ф


:Ф


.




5


См. серию книг «Реквием XX века» В. А. Смирнова. Одесса, 2001–2007 гг.