Книга - Дивеево. История места и святынь. Наставления святых. Современная жизнь

Дивеево. История места и святынь. Наставления святых. Современная жизнь
Дарья Ивановна Болотина


Православная библиотека (Эксмо)
Поражающие красотой величественные храмы, множество святых источников, чудесные исцеления, святые мощи и реликвии. Все это – Дивеево.

Знаменитая Дивеевская обитель почитается верующими как «четвертый» земной удел Богородицы. Это место, находящееся под особым святым покровительством и заступничеством Божией Матери. Каждый год сюда приезжают сотни тысяч людей со всех уголков земли, чтобы пройти с молитвой по Богородичной Канавке, прикоснуться к мощам преподобного Серафима и святых, ощутить благодать святого места.

В этой книге вы познакомитесь с удивительной историей монастыря, от чудесного основания, великолепного духовного расцвета, через трудные времена – к торжествующему возрождению. Прочитаете о преподобном Серафиме Саровском, покровителе обители, преподобных Александре, Марфе и Елене и других святых, чья судьба была неразрывно связана с Дивеево. Узнаете о знаменитой чудотворной иконе «Серафимово Умиление», о появлении Святой Канавки, услышите рассказ о камне, на котором преподобный Серафим провел тысячу дней и ночей в подвиге столпничества. Эта книга для тех, кто мечтает поехать в Дивеево, кто уже побывал там, кто хочет больше узнать об этом уникальном месте. Открывайте книгу и отправляйтесь в путешествие!





Дарья Ивановна Болотина

Дивеево: история места и святынь; наставления святых; современная жизнь



© ИП Макеев А.В., текст, 2020

© ООО «Издательство «Эксмо», 2020




Вступление


Счастлив всяк, кто в Дивееве пробудет

сутки, от утра и до утра,

ибо Матерь Божия, Царица Небесная,

каждые сутки посещает Дивеево!

    Преподобный Серафим Саровский

Серафимо-Дивеевский монастырь – один из самых знаменитых в России. Он особенно любим православным народом. Его значение в духовной истории нашей страны невозможно переоценить. «Райское место, рай на земле, обитель, врачующая душу и тело» – говорят о Дивееве те, кому хоть раз довелось побывать там. Среди множества прекрасных русских монастырей, рассыпанных по всей необъятной территории нашего Отечества от Северной Фиваиды до Крыма и от западных рубежей до бескрайних сибирских просторов, трудно найти более красивый, чем Серафимо-Дивеевский. Немало есть в нашей стране обителей более древних и столь же славных, но, пожалуй, нет более любимой нашим чутким православным народом.

Каждый год Дивеево привлекает к себе бесчисленное количество паломников не только из всех уголков России и сопредельных с нею стран, но и из самых отдаленных частей света. Всех собирает под свое крыло первоустроитель Дивеевской обители – преподобный Серафим Саровский: «Радость моя! Христос воскресе!» Здесь всегда царит тихая радость верующего сердца, постоянно ощущается незримое присутствие Госпожи и Владычицы Дивеева – Божией Матери.

Наверное, каждому русскому человеку стоит хотя бы однажды побывать в Дивееве. Для делающих первые шаги в Православии паломничество в монастырь к преподобному Серафиму послужит хорошей школой молитвы и знаний о вере; верующим или сомневающимся – духовной поддержкой и укреплением, ведь здесь словно самый воздух пропитан благодатью. А те, кто пока не задумываются всерьез о Боге, смогут просто насладиться красотой этих мест, необыкновенным покоем и тишиной, узнать немало нового об истории и культуре страны. В Дивееве всем найдется место, дело и интерес.

Книга, которую вы держите в руках, не только рассказывает об истории становления Серафимо-Дивеевского монастыря, о тех горестях, которые выпали на долю его сестер в годы коммунистических гонений и о возрождении обители в наши дни. Особый раздел посвящен житиям Дивеевских святых – сегодня их насчитывается 18 человек. Наконец, последняя часть книги посвящена тому, чем живет обитель сегодня – и обращена она, в первую очередь, к тем, кто хотел бы в Дивееве побывать. В ней, помимо множества интересных сведений о современной жизни монастыря, вы найдете всю информацию, которая необходима паломнику.




Часть I

История становления обители





Глава 1

Саровская пустынь


Историю Дивеева невозможно понять без рассказа о Саровской пустыни, прославленной благодаря преподобному Серафиму – великому подвижнику Русской Церкви.

Свято-Успенская Саровская пустынь – мужской монастырь в городе Сарове (ныне в Нижегородской области), расположен на холме у слияния рек Саровки и Сатиса.

Раньше здесь располагался городок Саракнич (Сараклыч), в котором проживал мурза Бехан, чей род тянулся прямиком от рода сподвижников Батыевых. После того, как Иоанн Грозный взял Казань, Бехан погиб вместе с другими татарскими князьями, у которых были в Казани имения. Места его княжеских владений были разграблены, а после заброшены. Монастырь был основан, по свидетельству его первого настоятеля, иеромонаха Исаакия, в схиме Иоанна, в 1705 году, хотя монашеская жизнь возникла на этом месте раньше. В 1664 году на Саровской горе поселился отшельник – инок из Пензы по имени Феодосий, а вскоре – еще один монах, Герасим, ранее подвизавшийся в одном из окрестных монастырей. Однако оба они, прожив по нескольку лет на Саровской горе, как отшельники, вернулись в свои обители.

Основателем Саровской пустыни стал иеромонах Исаакий из Арзамасского Введенского монастыря (в миру Иван Федорович Попов). Он родился в 1670 году в семье дьячка села Красного Арзамасского уезда. 6 февраля 1689 года во Введенском монастыре был пострижен в монахи с именем Исаакий. Спустя два года по благословению настоятеля Введенской обители оставил ее и вместе с иноком Филаретом из Санаксарского монастыря поселился при впадении Саровки в Сатис. Вскоре у отца Исаакия появились сподвижники и упросили его принять священный сан. Отец Исаакий был рукоположен митрополитом Сарским и Подонским Евфимием во иеромонахи и возбудил ходатайство об учреждении в Сарове иноческой обители.

Земля, на которой селились монахи, принадлежала князю Кугушеву. В 1705 году владелец передал в дар отцу Исаакию участок и средства для строительства монастыря, а в январе 1706 года митрополит Рязанский Стефан (Яворский) удовлетворил прошение отца Исаакия об устроении на этом месте церкви. В том же 1706 году именным повелением императора Петра I был утвержден общежительный монастырский чин Саровской пустыни.

Первый деревянный храм новой обители, в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник», был заложен 28 апреля, а уже 16 июня (29 июня по новому стилю) 1706 года – освящен. Этот день считается днем основания Саровской пустыни. По преданию, строительство церкви сопровождалось чудесами. 16 мая 1706 года была окончена кровля, и после молебна на храм был водружен крест. В следующую ночь вдруг раздался колокольный звон, который слышали все люди, находившиеся тогда в пустыни и знавшие, что ни в строившемся храме, ни вообще в обители нет ни одного колокола. На другой день чудесный колокольный звон повторился, и всех присутствовавших осветил необыкновенный свет. Когда через месяц совершалось освящение храма, прибывшие со всей округи богомольцы привезли и пожертвовали всю необходимую утварь, церковные облачения, иконы. Например, жители села Кременки пришли в Саров торжественным крестным ходом и принесли из своей церкви несколько икон, два колокола, богослужебные книги и аналой.



Грамота Петра I

В нынешняя лета, прошедшаго 1705 году, по Указу Благочестивейшаго, Великаго Государя, Царя и Великаго Князя Петра Алексиевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, и по грамотам из Патриаршаго приказу о церковном строении в уезде града Арзамаса на речках Сатисе и Саровке, на Старом Городище, с единой стороны от Арзамаса пятьдесят верст, а с другой стороны – Темникова тридесять верст, строителю иеромонаху Исаакию с братиею (которой прежде сего на оном месте, пользы ради души своея, многия лета в уединении живяше по челобитью его), Указ Его Государев и благословение Архиерейское дадеся, и построен храм Божий в честь Пречистыя Девы Богородицы Марии, Живоноснаго ея источника и собрашася тамо жити монахи постническаго жития в прославление и славословие имене Божия чиновным церкве Господня установленным пением.


Известие об основании обители в Саровских лесах довольно быстро разнеслось по окрестностям и привлекло немало желающих посвятить жизнь Богу. Доверие и уважение внушал также настоятель – отец Исаакий, о котором было известно, что он опытен в иноческой жизни, обладает глубокими познаниями в Божественном писании и трудах святых отцов Церкви и верно понимает духовные потребности. Поэтому многие искали у него руководства в духовной жизни. Отец Исаакий составил устав по образцу древних восточных, обсудил его с братией, после чего устав был принят всеми насельниками с обязательством «держать и хранить его безотложно».



Стихи митрополита Стефана Яворского, посвященные саровским монахам:

Братья, блюдитеся, черну нося ризу,
Имейте смирение, око держа низу.
Убегайте гордыни, тщеславия злаго,
Еже погубляет всем небесное благо.
Зависть, славолюбие и гнев отлагайте,
Постом и молитвою оных прогоняйте.
Лицемерства, лености лишатися тщитесь,
Но смиренно постяся, в молитвах трудитесь:
Едино и общее всем вам, всем да будет,
Не сумнитесь, понеже Бог вас не забудет.


В последующие годы настоятель приложил много усилий к расширению пустыни и ее владений, а также к строительству новых храмов. Это было нелегко: в 1712 году в результате лесного пожара почти вся пустынь сгорела, и ее пришлось отстраивать заново. Затем обитель неоднократно подвергалась нападению разбойников, грабивших храмы и наносивших монахам увечья, пытавшим их в надежде узнать, где те прячут несуществующие сокровища.

В 1731 году отец Исаакий, к тому времени постриженный в великую схиму с именем Иоанн, по возрасту и болезни сложил с себя обязанности настоятеля. Игуменом Саровской обители стал его ученик отец Дорофей, при котором монастырь продолжил активно развиваться. По имеющимся документам значится, что отец Дорофей, в миру Димитрий, пришел в пустынь в 1705 году и через три года был пострижен в монашество. Отец Дорофей был послушником первоначальника – отца Исаакия – и пережил с ним все скорби и труды. Следуя примеру отца Исаакия, он был примером смирения и вместе с братией ходил на рыбалку и косил траву. Его жизнь была примером благочестия, терпения, милосердия, стремления содействовать славе Божьей и всепоглощающей любви к Нему. Как свидетельствовали современники, отец Дорофей учил всех не столько проповедью, сколько собственным примером: своим благоразумием, твердостью характера, бескорыстием. Он утверждал между братией порядок общежития примерной жизнью, трудолюбием, послушанием и братолюбием. Слух о его святой жизни привлекал к нему многих, искавших богоугодного жития. Наставления этого опытного духовника были необыкновенно мудры и полезны. В 1733 году число братии было 36 человек, что для провинциальной пустыни немало. В 1744 году возведен и освящен первый каменный соборный храм – во имя Успения Пресвятой Богородицы, заложенный еще отцом Исаакием, а также каменная больница с церковью преподобных отцов Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев. Отец Дорофей был настоятелем 15 лет и в 1746 году принял схиму и сдал место иеромонаху Филарету.



Тропарь Успения Пресвятой Богородицы, глас 1

В рождестве девство сохранила еси,/ во успении мира не оставила еси, Богородице,/ преставилася еси к животу,/ Мати сущи Живота,// и молитвами Твоими избавляеши от смерти души наша.


Дело храмоздательства продолжили следующие игумены Саровской обители. Так, в 1752 году в монастыре построена каменная церковь Иоанна Предтечи над источником под горой, а в 1758 году – каменное здание первого храма, в честь иконы «Живоносный Источник». Также к 1758 году возведены каменные стены вокруг обители, две угловые башни и святые врата.



Тропарь Божией Матери пред иконой Ее «Живоносный Источник», глас 4

Почерпем, человецы,/ цельбы душам и телом молитвою,/ река бо всем предтечет,/ Пречистая Царица Богородица,/ источающи нам чудную воду/ и измывающи сердец черности,/ греховныя струпы очищающи,/ души же освящающи верных// Божественною благодатию.


Из настоятелей особенно почитался отец Ефрем (в миру Евдоким Андреевич Короткой), который в силу своей опытности в духовной жизни был уважаем далеко за пределами своей обители. Слух о его святой, добродетельной жизни достиг святителя Тихона Задонского, который питал к отцу Ефрему искреннюю любовь и глубокое уважение и вел с ним духовную переписку. Невинно обвиненный в государственной измене, отец Ефрем провел в ссылке 16 лет, после чего был в 1755 году оправдан и возвращен в Саровскую пустынь. Он поставил обитель на степень высокого внутреннего и внешнего благоустройства. Именно в период его настоятельства в окрестности Сарова пришла основательница Дивеевской обители, монахиня Александра (Мельгунова). Отец Ефрем известен также тем, что во время голода 1775 года своей властью распорядился отворить монастырские житницы и помочь нуждающимся мирянам. Он еще при жизни избрал себе преемника, иеромонаха Пахомия. А как раз во времена игуменства отца Пахомия в Саров прибыл Прохор Мошнин – будущий отец Серафим Саровский.




Глава 2

Преподобная Александра Дивеевская – основательница обители


Серафимо-Дивеевский монастырь (Серафимов Дивеевский во имя Святой Троицы женский монастырь) – православная женская обитель в селе Дивееве, ныне в Нижегородской области. В православном русском народе это место почитается как особый «земной Удел» или «жребий» Пресвятой Богородицы – «четвертый» после Грузии, Афона и Киева. Монастырь обязан своим основанием богатой дворянке Агафье Семеновне Мельгуновой (урожденной Белокопытовой), владевшей 700 душами крестьян, капиталами [1 - По другой версии, А. С. Мельгунова происходила из рода дворян Степановых. См.: Горчакова Е. С., княжна. Серафимо-Дивеевский женский монастырь // Преподобный Серафим Саровский и Дивеевская обитель. М.: «Отчий дом», 2011.]и громадными поместьями в Ярославской, Владимирской и Рязанской губерниях. Сведения о ее жизни мы черпаем из воспоминаний двух дивеевских священников – отца Василия Дертева и отца Василия Садовского, а также сестер-подвижниц общины. Протоиерей Василий Садовский оставил после себя мемуары, по которым можно проследить также предысторию Дивеевского монастыря. Кроме того, о судьбе А. С. Мельгуновой писал в своих «Записках» и знаменитый собеседник преподобного Серафима Саровского – Н. А. Мотовилов.



Четыре удела Пресвятой Богородицы

Первый: земля Иверская (Грузия). Досталась Божией Матери по жребию, который Она тянула наравне со святыми апостолами: кому в какую страну идти с Евангельской проповедью.


Оставшись вдовой еще в молодости, Агафья Семеновна Мельгунова решила посвятить свою жизнь Богу и в 1750- х гг. прибыла со своей трехлетней дочерью в Киев с целью поступить в монастырь. Здесь она приняла монашество во Флоровской обители с именем Александры. Однако ее подвижническая жизнь в Киеве продолжалась не очень долго: Господу было угодно возложить на нее обязанности основательницы нового монастыря. Вот как свидетельствуют об этом священники Василий Дертев и Василий Садовский, а также Н. А. Мотовилов: «Мать Александра однажды после долгого полунощного молитвенного бдения сподобилась видеть Пресвятую Богородицу и слышать от Нее: “Это Я, Госпожа и Владычица твоя, Которой ты всегда молишься. Я пришла возвестить тебе волю Мою: не здесь хочу Я, чтобы ты окончила жизнь твою, но так как Я раба Моего Антония вывела из Афонского жребия Моего, Cвятой горы Моей, чтобы он здесь в Киеве основал новый жребий Мой, лавру Киево-Печерскую, так тебе ныне глаголю: изыди отсюда и иди в землю, которую Я покажу тебе. Иди на север России и обходи все великорусские места святых обителей Моих, и будет место, где Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою, и прославлю Имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную такую обитель великую Мою, на которую низведу Я все благословения Божий и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: с Иверии, Афона и Киева. Иди же, раба Моя, в путь твой, и благодать Божия, и сила Моя, и благодать Моя, и милость Моя, и щедроты Мои, и дарования святых всех жребиев Моих выну да будут с тобою!”»[2 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. М.: «Паломник», 2004.]



Четыре удела Пресвятой Богородицы

Второй: Святая Гора Афон. Когда Божья Матерь готовилась отправиться в Иверию, Ей явился Ангел, возвестивший, что эта страна просветится впоследствии, а Ей будет дан иной удел. В скором времени Богоматерь пожелала навестить Лазаря, воскрешенного Господом и бывшего тогда епископом на Кипре, и отплыла к этому острову. Но внезапно поднялась буря, и корабль, отдавшись Божьей воле, понесся в другую сторону. Увлеченный в Эгейское море, он пристал у берегов Афонской горы, переполненной тогда языческими капищами. Пресвятая Дева, видя, что проявляется воля Божья на предреченный Ей Ангелом жребий на земле, вышла на берег, возвестила язычникам о тайне воплощения Господа Иисуса Христа, раскрыла силу Евангельского учения и сотворила здесь много чудес.


Очнувшись от этого видения, мать Александра, как человек глубоко верующий, отнеслась к нему хотя и с восхищением, но и с некоторым сомнением, ибо святые отцы Церкви не велят христианам безоговорочно верить снам. Так и она – не сразу решилась поверить во все услышанное и увиденное, но обратилась к своему духовному отцу. Монахиня Александра сообщила о чудесном видении духовнику, а затем другим известным в то время подвижникам из монахов Киево-Печерской лавры, а также старицам, одновременно подвизавшимся с ней в Киеве. Она просила разъяснить, можно ли этому видению верить? Не было ли оно игрой воображения и бесовской прелестью? После молитв и долгих размышлений духовники и старицы-подвижницы единогласно решили, что явление Пресвятой Богородицы совершилось на самом деле. Во-первых, заявили они, диавол, хоть и может иногда для прельщения людей принимать вид Ангела света, но не в состоянии и не в силах явиться в образе Божьей Матери. Во-вторых, проводившая строгую и чистую молитвенную жизнь мать Александра едва ли могла находиться в прелести духовной или диавольской. И, в-третьих, видение Царицы Небесной произошло для великого богоугодного дела – основания новой монашеской обители. Все это, по мнению старцев, несомненно значило, что Богородица истинно явилась матери Александре и удостоила ее быть избранницей, первоначальницей и первоосновательницей четвертого жребия Божией Матери во вселенной.

Однако вторая половина XVIII в. для Русской Православной Церкви была временем непростым, реформаторским. Многие монастыри указом Екатерины II «сокращались» (всего было закрыто около 500 монастырей – более половины в стране, а прошения о создании новых отклонялись), а монахам строжайше запрещалось путешествовать («бродить»). Поэтому, следуя благословению и совету Киево-Печерских старцев, мать Александра скрыла до поры до времени свой монашеский сан, и под прежним именем богатой вдовы Агафьи Семеновны Мельгуновой пустилась в путь, указанный ей Богоматерью. Совет киевских отцов полностью оправдал себя. Путешествуя по России, женщина снова ждала указания Пресвятой и Пречистой Девы, где и когда повелит Она воздвигнуть монастырь.



Четыре удела Пресвятой Богородицы

Третий: Киев. В 1013–1028 гг. в Афонском монастыре находился монах Антоний, уроженец Черниговской земли. Матерь Божья открыла игумену монастыря, что Антонию следует идти в свою землю, и послушный Антоний, дойдя до Киева, поселился в пещере, выкопанной в крутом берегу Днепра. Вскоре собрались около него черноризцы. В то время в Царьград ушли мастера каменщики – храмостроители. Там им явилась Богородица, Которая объявила, что хочет Себе построить церковь на Руси, в Киеве. Она одарила мастеров святыми мощами и иконой. Это был небольшой образ Успения Божьей Матери. В честь этого праздника и следовало устроить новый храм, а в его основание положить святые мощи. Так основалась Киево-Печерская Лавра.


Сведений о местах и времени странствований матери Александры, не сохранилось, во всяком случае, мемуаристы (отец Василий Дертев, отец Василий Садовский, Н. А. Мотовилов) не упоминают об этом. Путь ее, однако, был достаточно долгим: из Киева на северо-восток, в район современной Владимирской и Нижегородской областей. Предположительно около 1760 года она оказалась в г. Муроме, откуда отправилась в Саровскую пустынь, уже хорошо известную, как мы видели выше, и строгостью устава, и богоугодной жизнью братии. В 12 верстах от Сарова, мать Александра остановилась на отдых в селе Дивееве. Место привлекло ее живописностью и тишиной. Берег речки, на котором расположилось село, был высок, и с возвышенности открывался прекрасный вид. Мать Александра, будучи подвижницей-монахиней, нашла для себя место отдыха – возле небольшой деревянной церкви, на лужайке, раскинувшейся под стеной со стороны запада. Как свидетельствуют протоиерей Василий Садовский и Н. А. Мотовилов, усталая, матушка уснула, сидя на бревнах, и в легкой дремоте снова удостоилась увидеть Божию Матерь и слышать от Нее следующее: «Вот то самое место, которое Я повелела тебе искать на севере России, когда еще в первый раз являлась Я тебе в Киеве; и вот здесь предел, который божественным промыслом положен тебе, живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобой и всегда буду посещать место это, и в пределе твоего жительства Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете: это четвертый жребий Мой во вселенной. И, как звезды небесные и как песок морской, умножу Я тут служащих Господу Богу и Меня, Приснодеву, Матерь Света, и Сына Моего Иисуса Христа величающих, и благодать Всесвятого Духа Божия и обилие всех благ земных и небесных, с малыми трудами человеческими, не оскудеют от этого места Моего возлюбленного!»[3 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Далее «Летопись» рассказывает: когда видение окончилось, мать Александра проснулась, оглядела местность и начала горячо молиться. Она отправилась в Саровскую пустынь в надежде, что известные святостью жизни старцы, подвизающиеся в этом монастыре, помогут ей духовными советами и наставлениями. Обитель произвела сильное впечатление на мать Александру своим местоположением и величественностью: среди дремучего соснового леса, на горе, омываемая с трех сторон речками Сатисом и Саровкою, уединенная от людских жилищ, стоящая как величественный памятник Господу и Его Пречистой Матери. В «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» говорится, как познакомившись со здешними подвижниками, «она открыла им душу свою и попросила от них, так же как и от Киево-Печерских старцев, совета и вразумления, как поступить ей в столь удивительных обстоятельствах. Саровские старцы подтвердили ей слова и пояснения рабов Божиих Киево-Печерских иноков и также посоветовали всецело предаться воле Божией и исполнять все ей указанное Царицей Небесной. Насладившись беседой и молитвами в Сарове, мать Александра, послушная воле и указанию Царицы Небесной, собралась переехать на жительство в Дивеево. “Живи и угождай здесь Богу до конца дней своих!..” – сказала ей Владычица».[4 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Она поселилась в двух верстах от Дивеевской церкви, в сельце Осиновке, приобретя у осиновских помещиков небольшой домик. Спустя некоторое время ее маленькая дочь (которой было в то время около 10 лет) заболела и скончалась. Тем самым последняя связь Агафьи Семеновны с миром порвалась. В смерти единственного ребенка мать Александра снова узрела указание Божие, и это подтверждало все, что ей было провозвещено Царицей Небесной. Она вернулась в свою усадьбу, распродала земли свои и покойного мужа, крестьян отпустила на волю за небольшую плату, а тех, которые не желали воли, уступила по сходной цене тем добрым помещикам, которых они сами себе выбрали. Так в середине 1760-х гг. мать Александра оказалась обладательницей весьма крупного капитала (не считая того, чем она владела ранее). Часть этих средств пошла на то, чтобы сделать вклады в различные монастыри и церкви для поминовения родителей, дочери и родных. Остальное она решила употребить на то, чтобы достроить или возобновить храмы Божии в тех местах, где это было необходимо. Кроме того, матушка обеспечила немало сирот, вдов, нищих и требующих помощи Христа ради.

Устроив таким образом свои земные дела, мать Александра возвратилась в Дивеево и поселилась у престарелого местного священника, отца Василия Дертева, проживавшего вдвоем с супругой. У него на дворе велела она выстроить небольшую келью, в которой и подвизалась, по одним данным, 20, а по другим – 25 лет. Очевидцы рассказывают, что в небольшом домике были две комнатки и две каморки. Одну каморку почти целиком занимала небольшая кирпичная лежанка у печи. Вторую каморку без окон матушка Александра сделала своей молельней. В ней могла поместиться только сама матушка. Она здесь молилась перед большим Распятием с зажженной лампадой.



О матери Александре (Мельгуновой)

Это «молитвенное созерцание матушкино перед Распятием положило отпечаток на весь дух жизни дивеевских сестер. Молитва на мысленной Голгофе, сострадание Распятому Христу – самая глубокая из молитв. На этих молитвенных подвигах матушки Александры создавался благословенный Дивеев». (прот. Стефан Ляшевский).


Сестры Дивеевской общины, соседние помещики и дивеевские крестьяне сохранили немало воспоминаний о ее глубоком смирении и тайных благотворениях. Забыв о своем знатном происхождении, мать Александра исполняла в доме отца Василия самую трудную черную работу (чистила хлев, ухаживала за скотиной); по ночам жала и связывала в снопы хлеб одиноких крестьян; в страдную пору, когда в бедных семьях все, даже хозяйки, были с утра до позднего вечера в тяжелых полевых работах, оставаясь в деревне, топила в избах печи, месила хлебы, готовила обед, стирала грязное белье, мыла и переодевала детей, чтобы к приходу матерей малыши были ухожены. Все это она делала потихоньку, дабы никто не знал и не видел. Но, невзирая на все укрывательства и старания, мало-помалу крестьяне стали признавать благодетельницу. Детвора указывала в сторону матушки Александры, и это ее очень удивляло. Она смотрела на тех, кто ее благодарил и не признавалась в том, что заботилась о крестьянах и трудилась для них. Кроме того, она особо благотворила бедным невестам – вышивала для них головные уборы, так называемые «сороки», и красивые полотенца. Один образчик ее вышивания долгое время хранился потом в Дивеевском монастыре как святыня.

Однако благотворительность матери Александры не исчерпывалась заботами о материальном благополучии ближних – не меньше внимания она уделяла и духовному развитию окружавших ее крестьян, воспитанию в них благочестия. В течение 12 лет в праздники и воскресные дни она никогда не уходила из церкви сразу домой. По окончании Божественной литургии матушка всегда останавливалась на церковной площади и поучала крестьян, беседовала с ними о принципах христианской жизни, о достойном почитании праздничных и воскресных дней и т. п. Эти духовные беседы будущей преподобной с народом прихожане села Дивеева вспоминали с благодарностью даже спустя много лет после ее смерти.

Как повествует «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», мать Александра провела всю свою жизнь в таких великих трудах и подвигах, что исполнилась благодати и даров Духа Святого. К ней стекались со всех сторон не только одни простые люди, но и высокопоставленные лица, купечество и даже духовенство, чтобы послушать ее наставления, получить благословение, совет и удостоиться ее привета. Богато одаренная редким природным умом, она была чрезвычайно образованна и начитана. Она столь твердо изучила все уставы, законы и положения церковные, что во всех важных случаях к ней обращались за указаниями и разъяснениями. У нее искали наставлений и советов, в ней видели праведного судью во всевозможных недоумениях, семейных делах, спорах и ссорах и, конечно, беспрекословно подчинялись ее приговорам и решениям. Однажды, когда в большом близлежащем селе Нуче было освящение храма, мать Александру специально попросили быть распорядительницей этого праздника, на что она и согласилась. Удивительным образом ей удалось прекрасно распорядиться обо всем и устроить множество, казалось бы, неразрешимых вопросов. В частности, народу на торжестве было столько, что казалось невозможно разместить всех, а матушка соединила дворян вместе, духовенство в другом отделении вместе, купцов посадила с купцами и крестьян отдельно. Всем было удобно, хорошо и всего хватило. Мать Александра также взяла под свое начало церковную церемонию, и люди, глядя на нее с благоговением, старались ей наперебой угодить. Князья, богатые помещики и духовники почитали за счастье вести ее под руки или если она обратится к кому с ласковым и приветливым словом. Эти знаки внимания считали великой честью.

Н. А. Мотовилов записал рассказ Евдокии Мартыновны (Мартыновы), которая была послушницей матушки Александры: «Одежда Агафьи Семеновны была не только простая и бедная, но и многошвейная, и притом зимой и летом одна и та же: на голове она носила холодную черную кругленькую шерстяную шапочку, опушенную заячьим мехом, потому что она часто страдала головной болью; платочки носила бумажные. [5 - Т. е. хлопчатобумажные. – Прим. сост.]На полевые работы ходила в лаптях, а под конец своей жизни хаживала уже в холодных сапожках, подаренных ей Саррой Андреевной Соловцевой. На ее кроватке лежал войлочек, а в головах пуховые подушечки, пожертвованные ей духовными ее дочерьми Клеопатрой и Дарьей Чемодановыми и Анной Аргамаковой. И это уже было незадолго до кончины ее, а до того времени она их не имела. А во время отдохновения своего подкладывала под голову камень, зашитый в холстину для того, чтобы издали казался подушечкой. Матушка Агафья Семеновна носила власяницу, была среднего роста, вида веселого, лицо круглое, белое, глаза серые, нос короткий луковичкой, ротик небольшой, волосы в молодости были светло-русые, лицо и ручки – полные, в последние дни жизни от многих слез ресницы глаз ее были всегда красные».[6 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Также Н. А. Мотовилов сообщал, что мать Александра перед смертью говорила послушнице Евдокии: «Молись Богу, Господь не оставит тебя, я уж скоро отойду от сего света, а ты еще долго проживешь и то, что сбудутся слова мои, то есть что соберется на месте ее большая обитель, увидишь на деле, будет большое смятение; ты и до него доживешь».[7 - Там же.]



Кончина преподобной Александры Дивеевской

Незадолго до смерти мать Александра попросила Евдокию Мартынову: «А ты, Евдокиюшка, как я буду отходить, возьми образ Пресвятой Богородицы Казанский да и положи его мне на грудь, чтобы Царица Небесная была при мне во время отхода моего, а перед образом свечку затепли».


Ведь, как ни прилежно подвизалась мать Александра в посте, молитве и добрых делах (помощи и поучении ближних), но главной целью своей жизни она, разумеется, считала устроение монастыря – четвертого земного Богородицыного удела, что было поручено ей Самой Пречистой Девой.




Глава 3

Казанская община


Как свидетельствует Серафим (Чичагов), мать Александра в постоянной заботе об исполнении воли Божьей, возвещенной Царицей Небесной, с мудрой осторожностью приступала к созданию общины, которая впоследствии должна была разрастись в монастырь. Созидание новой обители следовало начинать, разумеется, с постройки храма – летописатели Серафимо-Дивеевского монастыря считают, что эту мысль матушке во время молитвы внушила Сама Матерь Божья, и что именно Она открыла, что церковь должна быть посвящена Казанской Ее иконе. В 1767 году мать Александра по благословению Саровского духовника, отца Пахомия, приступила к постройке каменного Казанского храма в Дивееве – взамен старого деревянного, приходящего в ветхость храма святителя Николая Чудотворца. Подав прошение в епархию и получив разрешение, Агафья Семеновна начала строительство на месте чудесного явления Царицы Небесной.

Точное время окончания строительства неизвестно. «Надо предполагать, – пишет автор “Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря” священномученик Серафим (Чичагов), – что построение ее окончилось, судя по св. антиминсу, через пять лет, то есть в 1772 году. Антиминс главного престола во имя иконы Казанской Божией Матери священнодействован Высокопреосвященнейшим Палладием, архиепископом Рязанским. Левый придел, в память бывшей на этом месте деревянной церкви святителя Николая Чудотворца, посвящен имени того же святителя, и антиминс священнодействован в 1776 году Рязанским епископом Симоном. Правый придел по особому чудному указанию Божьему посвящен имени святого первомученика архидиакона Стефана, и антиминс его священнодействован в 1779 году тем же Симоном, епископом Рязанским. Мать Александра недоумевала, какому святому посвятить третий придел, и поэтому однажды всю ночь молила в своей келье Господа указать Свою волю. Вдруг послышался в маленьком окне ее стук и за ним голос: “Да будет престол сей первомученика архидиакона Стефана!” С трепетом и радостью бросилась мать Александра к окну, чтобы видеть, кто ей говорит, но никого не было, а на подоконнике она обрела чудно и невидимо откуда явившийся образ св. первомученика архидиакона Стефана, написанный на простом, почти неотесанном обрубке бревна. Этот образ был всегда в церкви и теперь перенесен в келью первоначальницы Дивеевского монастыря».[8 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

По другим сведениям, не так давно обнаруженным в Центральном архиве Нижегородской области, непосредственно строительство храма было начато только в 1773–1774 гг., а освящена Казанская церковь малым чином была в 1780 году тем самым отцом Пахомием, который и благословил мать Александру на возведение храма.[9 - Преподобный Серафим Саровский и Дивеевская обитель. М.: «Отчий дом», 2011.]



Тропарь Божией Матери пред иконой Ее Казанской, глас 4

Заступнице усердная,/ Мати Господа Вышняго,/ за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего,/ и всем твориши спастися,/ в державный Твой покров прибегающим./ Всех нас заступи, о Госпоже, Царице и Владычице,/ иже в напастех, и скорбех, и в болезнех обремененных грехи многими,/ предстоящих и молящихся Тебе умиленною душею/ и сокрушенным сердцем/ пред пречистым Твоим образом со слезами/ и невозвратно надежду имущих на Тя,/ избавления всех зол,/ всем полезная даруй/ и вся спаси, Богородице Дево:// Ты бо еси Божественный покров рабом Твоим.


Время постройки храма пришлось на пугачевский бунт. Гибли люди, стояла смута, нарастали беспорядки. В 1774 году Пугачев взял город Темников и был недалеко от Сарова. Мать Александра в горячей молитве просила Богородицу, чтобы Она отвела опасность от мест, где строится ее обитель. И ей опять был ответ: война минует ее селение – и спустя малое время пугачевские отряды остановились, не пошли в сторону Дивеева.

После сооружения храма неутомимая мать Александра занялась тем, чтобы собрать для него святыни. Сначала она отправилась в Казань, где заказала список с чудотворной иконы Божией Матери Казанской (явленной во времена Ивана Грозного). Ездила она также в Киев, испрашивая для своей церкви частицы святых мощей из третьего удела Пресвятой Богородицы – Киево-Печерской Лавры. Ее просьба была удовлетворена, причем мощи вложили в серебряный позолоченный крест. Из Москвы мать Александра, как пишет отец Василий Садовский, привезла колокол в семьдесят шесть с половиной пудов [10 - Ок. 1253 кг.]и необходимую богослужебную утварь. Иконостас в Казанскую церковь пожертвовал настоятель Саровской пустыни отец Ефрем.

Только после освящения всех трех приделов Казанской церкви, всего лишь за полгода до смерти Агафьи Семеновны Мельгуновой возникло то, что стало началом Дивеевского монастыря. В 1788 году местная помещица, госпожа Жданова, услышав о том, что матери Александре свыше было заповедано основать обитель, пожертвовала 1300 квадратных саженей своей усадебной земли возле Казанской церкви для устройства общины. Преподобная Александра, чтобы вполне выполнить все приказанное Божьей Матерью, по совету Саровских старцев [11 - Чуть менее 6000 квадратных метров или ок. 59 соток.]и с разрешения епархиального начальства, построила здесь три кельи и оградила их деревянной оградой. Одну келью заняла она сама с послушницей, крестницей отца Василия Дертева Евдокией Мартыновой, круглой сиротой, в другой пригласила жить послушниц – всех крестьянского происхождения: двух вдов, Анастасию Кирилловну и Феклу Кондратьевну, и девицу Ульяну Григорьевну (в те времена у крестьян, как правило, не было фамилий, только отчества). Третью келью мать Александра оставила пустой на случай, если понадобится ночлег для паломников, идущих в Саров, и такие странники впоследствии действительно там останавливались.

«Летопись» рассказывает, что жила община по строгому саровскому уставу. Наставником сестер был саровский настоятель, старец Пахомий. Пища привозилась один раз в сутки из саровской трапезной. Сестры шили одежду и вязали чулки для саровской братии, стирали их вещи и в целом проводили жизнь в трудах и молитвах: жизнь матери Александры и ее сестер вполне соответствовала идее нищенства, работающего на насущное пропитание. Все остававшиеся у нее личные средства матушка передала отцу Пахомию, и каждая из живущих в общине зарабатывала себе пропитание от Саровской братии. Таким образом, общинка матери Александры была как бы плоть от плоти и кость от костей Саровской пустыни.



Предсказания преподобного Серафима о будущем Дивеевской обители

Отец Серафим, по свидетельству многих лиц, говорил о будущем Дивеева, заповедуя всегда ходить и служить Казанской церкви и никогда не называть ее приходской, так как со временем она присоединится к монастырю и будет теплым зимним собором обители. Он положительно предрекал, что со временем, по Божьему изволению, должны в обители почивать открытыми святые мощи матери Александры, и приказал всем каждый день утром и вечером ходить кланяться ее могиле, произнося при этом: «Госпожа наша и мать, прости меня и благослови! Помолись, чтобы и мне было прощено, как ты прощена, и помяни меня у престола Божия!»[12 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]


Предвидя свою кончину, мать Александра просила отца Пахомия не оставлять послушниц Казанской общины и позаботиться о будущей обители, обетованной ей Царицей Небесной. Отец Пахомий ответил: «Матушка! Послужить по силе моей и по твоему завещанию Царице Небесной и попечением о твоих послушницах не отрекаюсь, также и молиться за тебя не только я до смерти моей буду, но и обитель вся наша никогда благодеяний твоих не забудет, а впрочем, не даю тебе слово, ибо я стар и слаб, но как же и браться за то, не зная, доживу ли до этого времени. А вот иеродиакон Серафим, духовность его тебе известна, и он молод, доживет до этого; ему и поручи это великое дело». Мать Александра повторила свою просьбу отцу Серафиму[13 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…] – будущему преподобному Серафиму Саровскому, добавив, чтобы он духовно заботился о ее обители, «как Царица Небесная Сама тогда наставить его на то изволит».

Этот разговор происходил во время посещения отцами Пахомием и Серафимом матери Александры незадолго до ее смерти. Они зашли навестить ее, направляясь на похороны местного помещика, много благотворившего Саровской обители. Матушка тогда уже была больна и, как свидетельствуется в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», «получив от Господа извещение о скорой кончине своей, просила отцов-подвижников, ради любви Христовой, особоровать ее. Отец Пахомий сперва предлагал отложить Елеосвящение до возвращения их…, но святая старица повторила свою просьбу и сказала, что они ее не застанут уже в живых на обратном пути. Великие старцы с любовью совершили над нею Таинство Елеосвящения». [14 - Там же.]За неделю до смерти мать Александра приняла великую схиму – высшую ступень монашества. 13 июня (старого стиля) 1789 года приобщилась Святых Тайн и блаженно, мирно скончалась.



Великая схима

Если постригаемый в монашество дает обеты послушания, нестяжания и девства, получает новое имя и вступает на путь строгого аскетизма, то принимающий великую схиму стремится к как можно более полному, предельному отчуждению от мира и отвержению его ради соединения с Богом. Схимники еще раз дают те же обеты, но в более строгой форме, что обязывает их к еще более строгому соблюдению, и им еще раз меняют имя. Великая схима – это самая высшая ступень монашества.[15 - https://pravoslavie.ru/]


Отец Пахомий с отцом Серафимом и братией на обратном пути, после похорон помещика-благодетеля, «как раз поспели к погребению матушки Александры. Отслужив Литургию и отпевание соборно, великие старцы похоронили первоначальницу Дивеевской общины против алтаря Казанской церкви. Весь день 13 июня шел такой проливной дождь, что ни на ком не оставалось сухой нитки, но о. Серафим по своему целомудрию не остался даже обедать в женской обители и тотчас после погребения ушел пешком в Саров».[16 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

После смерти устроители Дивеевской общинки матери Александры (Мельгуновой) осталось три послушницы. Они выбрали начальницей Анастасию Кирилловну, которая в течение семи лет собрала довольно большую общину – 52 сестры. Все эти женщины вели подвижническую, богоугодную жизнь по ранее заведенному порядку, со строгим соблюдением саровского монастырского устава, несмотря на то, что они не были пострижены в монашество. Управление Анастасии Кирилловны ничем ярким или особенным не отличалось, но прошло прекрасно, тихо, с соблюдением установлений матери Александры. Пищу по-прежнему привозили один раз в день из трапезной Саровской пустыни, а сестры шили и вязали для братии обители. Новая начальница не допускала даже малейших нарушений Саровского устава и строго относилась к его исполнению и к соблюдению молитвенных правил – об этом свидетельствовала Евдокия Мартыновна, бывшая келейница преподобной Александры. Анастасия Кирилловна во всех делах брала благословения у духовника, отца Пахомия, а тот, в свою очередь, до последнего дня своей жизни продолжал отечески заботиться о послушницах Дивеевской общины.

В 1794 году отец Пахомий скончался, и община потеряла в его лице заботливого отца. Батюшка Серафим Саровский, которому еще предстояло позаботиться о дивеевских сестрах и заняться их духовным окормлением, в то время не мог заниматься делами общины. В 1796 году скончалась Анастасия Кирилловна, и начальницей общины по выбору сестер была поставлена Ксения Михайловна Кочеулова, вдова оружейного мастера из г. Тулы. В свое время она поступила в общину вместе с дочерью Ириной Прокопьевной.

В рассказы сестер Дивеевской общинки о начальнице Ксении Михайловне Кочеуловой («Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», гл. V) говорится, что чрезмерная строгость Ксении Михайловны настолько не понравилась сестрам, что из 52 человек в первый же год ее управления 40 покинули общину. О том, насколько сурова была новая начальница, так говорится в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря»: «Маленькая, сухая, крайне подвижная и деятельная, но плохенькая на вид, она проводила жизнь настолько сурово, неся подвиги, посильные только монахам, что о ее правлении сохранилось воспоминание, как о времени невыносимо трудном, подвижническом, но которое выработало великих стариц для будущего Дивеевского монастыря и наставниц истинной духовной жизни. Не допуская никакого исключения, снисхождения и малодушия, она даже казалась некоторым жестокой. Совершенно равная ко всем сестрам, она не жалела и своей слабой и хилой дочери Ирины Прокопьевны. Так, например, однажды кто-то подарил Ирине Прокопьевне чайник и чашечку, зная, что она под названием чая любит пить вообще горячее, как-то целебную травку или сухую малину. Узнала это матушка Ксения Михайловна и страшно огорчилась; запретила наистрожайше употреблять этот чайник и чашку. Ирина Прокопьевна обещалась не дотрагиваться до них, но Ксения Михайловна не успокаивалась и с истинным сердечным огорчением и крайним сокрушением сказала: “Что ты, что ты! Из них хотя пить-то не будешь, Оря, все же я непокойна, соблазн-то какой! Утешь ты меня старуху, Орюшка, разбей ты их, матушка, да от соблазну-то и черепки их в землю зарой! Можно ведь пить и из деревянной или чугунной посудки, а то глядико-с грех-то какой! Какое малодушие!” Только тогда она успокоилась, когда дочь ее, уже старица также, за святое послушание начальницы-матери, разбила чайник и чашку и зарыла глубоко в землю все черепки».[17 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

В Казанской общине осталось, после строгостей начальницы Ксении Кочеуловой, только 12 человек, но затем постепенно стали прибывать новые сестры. К 1825 году, когда преподобный Серафим достиг внутреннего духовного совершенства и мог, по заповеди матушки Александры, обратить все свое внимание на устройство Дивеевской обители, обетованной Божьей Матерью, там снова собралось около 50 сестер. Стало не хватать земли, и соседка-помещица, графиня Толстая, пожертвовала 32 десятины на устройство обширного огорода.[18 - Почти 35 га.]

В «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» говорится, что матушка Ксения Михайловна при своей строго подвижнической жизни отличалась сильной любовью и жалостью к животным. Описаны случаи, когда она при пожаре приказывала первым делом спасать общинских кошек, а также приведено следующее воспоминание: «Однажды на единственную имевшуюся в то время в общине лошадку сестры наложили слишком много дров, и она поэтому встала. Увидев это, Ксения Михайловна разогорчилась и закричала послушницам: “Ах, ах, какие вы безжалостные! Ну, что лошадь-то как мучаете! Разве не знаете, что блажен тот, аще и скоты милует, сказал Господь!” Тут же Ксения Михайловна приказала сестрам поклониться лошадке в ноги и просить у нее прощения».

Бывала она добра и к сестрам – после того, как довольно испытала их своей строгостью. «Монахиня Ермиония, старица, определенная в обитель самим о. Серафимом, рассказывала, что когда пришла к о. Серафиму, то, посылая ее жить в Дивеево к родной тетке, послушнице Евдокии Ефремовне (впоследствии монахине Евпраксии, удостоенной в день Благовещения видения Божией Матери в Серафимовой келье), Батюшка сказал последней, держащей ее за руку и приведшей на благословение: “Отведи ее к матушке Ксении Михайловне”. “Во, матушка! – сказал старец, обращаясь к отроковице. – Ксения-то Михайловна жизни высокой, бич духовный, матушка!” “И действительно, – рассказывает монахиня Ермиония, – и вправду она была строга; станет выговаривать, думаешь, вот-вот убьет, сейчас тут умрешь, а кончит, – сделается прещедрая; скажет, бывало: “Ну-ка, ну-ка, Оря (так звали ее дочь), прочти-ка вот ей такое-то житие!” Она сама была неграмотная. И прочтет Ирина Прокофьевна, что велит матушка. “Вот видишь ли, Евдокиюшка, – скажет Ксения Михайловна, – как трудно идти-то в Царствие Небесное, ведь оттого так-то я и выговариваю. Ну, матушка, иди! Погляди-ка, Оря, нет ли тут у нас чего, не принес ли кто чего-нибудь, дай ей!” “И мне же, бывало, чего сунув, отпустит”, – говорила Евдокия Ефремовна».[19 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Могилу великой старицы матери Александры (Мельгуновой) посещали все начальницы и сестры общины в Дивееве, где молились в непростые для себя времена. Это служило им и поддержкой, и духовным утешением в скорбях. «По свидетельству сестер первой общинки, переданному протоиерею о. Василию Садовскому, – пишет дивеевский летописец, священномученик Серафим (Чичагов), – и также согласно показаниям священника обители о. Александра Филиксова, все жившие при Казанской церкви священнослужители и многие другие видели по ночам на могиле матери Александры огонь и горящие свечи, по временам слышали необычайный звон, а некоторые ощущали необыкновенное благоухание, исходящее из могилы ее. Затем в могиле слышалось какое-то журчание, и поэтому сложилось поверье в народе, что источник, открывшийся под горою, исходит из могилы матери Александры. Так называемый дальний источник матери Александры великая старица сама вырыла, когда для созидаемой ею Казанской церкви ломали камень для извести. Она приходила носить камни и для утоления жажды рабочих и прохлаждения от трудов и жары вырыла этот колодезь».[20 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]



Тропарь преподобной Александре Дивеевской, глас 3

Раба?? Христо??ва и избра??ннице Пречи??стыя Его?? Ма??тери, Ки??евского уде??ла Ея?? жи??тельнице и моли?твеннице, земли? Ея? обетова?нныя иска?тельнице, Диве?евския оби?тели первонача?льнице и зижди?тельнице, моли?ся за ны, Алекса?ндро преподо?бная, да спасе?т нас Пресвята?я Богоро?дица и поми?лует Свята?я Тро?ица, да изба?вимся мы му?ки а?дския и насле?дуем блаже?нство ра?йское.


Скорбей для сестер и начальницы Казанской общины, между тем, хватало. Протоиерей отец Василий Садовский пишет: «Матушка Ксения Михайловна правила 60 сестрами целых 43 года. Когда графиня Толстая, проездом в свои имения, посетила общинку и убедилась в богоугодном житии сестер, то, соболезнуя убогому их положению, подарила им небольшую полосу своей земли, прилегающую к земле общинки. За это враг, не терпящий богоугодного жития сестер и водворения здесь обители, воздвигнул, по попущению Божиему, великую на них скорбь и смуту. Ксении Михайловне даровано было претерпеть и понести унижение, клевету ради общинки. Вот как это было: узнав о подаренной графиней полосе земли, недовольный за то управляющий зятя ее, тогда Московского генерал-губернатора графа Закревского, немедля донес о том своему господину, елико возможно грязно и черно оклеветав собрание сестер в с. Дивееве, и все выставил в совершенно превратном виде. Почему верующий правдивости его слов граф, проездом в свои имения, при виде ничего не значащей и подошедшей к нему с просьбой старицы Ксении Михайловны, вскипел негодованием до самозабвения и грозно закричал: “Ах ты, старая развратница!” Осыпав ее потоком ругательных слов, граф велел вытолкать старицу вон, но она, не будучи в состоянии даже что-либо вымолвить, зашаталась и тут же упала замертво, так что долго не могли ее привести в сознание…»[21 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Действительно, управляющий местного помещика, графа А. А. Закревского (бывшего в разное время генерал-губернатором Москвы, Финляндии и даже министром внутренних дел Российской империи), по каким-то причинам – возможно, из зависти – оговорил сестер Казанской общины. Когда граф посетил свои имения в окрестностях Дивеева, управляющий доложил своему барину, что общинка якобы является сборищем развратных беглых крестьянок самого непристойного поведения. Граф Закревский поверил ему и потребовал привести к нему старицу Ксению Михайловну Кочеулову и публично, при всех грубо оскорбил ее. Приехав в Москву, граф поднял большой шум, выразил свое негодование тем, что поблизости от Саровской пустыни якобы находится «гнездо разврата», и распорядился начать расследование о том, что из себя представляет Дивеевская община. Следствие производилось и светское, и духовное. Разумеется, оба они окончились полным оправданием сестер и официальным признанием общины при Казанской церкви новоустрояющейся во славу Божию. Хотя документальное утверждение от епархии об этом в то время еще не было получено, тем не менее, общинка как бы приобрела законный статус и официальное разрешение на свое существование.




Глава 4

Преподобный Серафим Саровский


Поскольку устроение Дивеевского монастыря было бы невозможным не только без трудов преподобной Александры (Мельгуновой), но и без духовного руководства преподобного Серафима Саровского, то при изложении истории обители мы не можем пройти мимо хотя бы основных вех его жития. Также это житие важно для нас и потому, что, по свидетельству «Летописи», невзирая на свою праведность и святость, великая старица мать Александра с особенным уважением относилась к батюшке Серафиму, еще юному в то время послушнику, монаху и затем иеродиакону. Вероятно, она провидела в Преподобном исполнителя начатого ею Божьего дела, при долженствующей в нем явиться миру великой благодати. В своих духовных нуждах она не раз просила отца Серафима дать ей полезный совет, основанный на его богомудрой, хотя и ранней опытности юного подвижника Христова.

Как мы упоминали ранее, глава Дивеевской обители обращалась к иеродиакону Серафиму с просьбой оказать заботу общине, ею обоснованной. Но он не сразу вступил в эту обязанность, а по прошествии долгих лет свершения духовных подвигов. Великий угодник Божий потрудился испытать постничество, затворничество, молчальничество, пустынножительство, столпничество, а по указанию Царицы Небесной позже принял подвиг старчества. Всю свою великую любовь, всю силу молитвы своей и опыт монашеской жизни праведный старец был готов излить на тех, кто жаждал духовного общения – в особенности на сестер из Дивеева. Тогда-то он принялся заботиться о Казанской общине – материально и духовно.



Тропарь преподобному Серафиму Саровскому, глас 4

От юности Христа возлюбил еси, блаженне,/ и, Тому Единому работати пламенне вожделев,/ непрестанною молитвою и трудом в пустыни подвизался еси,/ умиленным же сердцем любовь Христову стяжав,/ избранник возлюблен Божия Матере явился еси./ Сего ради вопием ти:// спасай нас молитвами твоими, Серафиме, преподобне отче наш.


Мать Александра (Мельгунова) была старше Преподобного Серафима Саровского на три десятка лет. Их общение длилось одиннадцать лет до смерти матушки в 1789 году. Еще в первые годы испытания отец Серафим понимал, что мать Александра – человек Божий. Он видел, как ее чтит его наставник – отец Пахомий, саровский игумен. Дивеевским сестрам преподобный Серафим говорил: «Матушка Агафия Семеновна великая жена и всем нам благотворительница была и столь изобиловала благодатию Божиею, скажу вам, что удостоилась дара духовного, имея слез источник непрестанный такой, что в бытность ее здесь, в Сарове, во время служб церковных, когда она становилась в теплом соборе, против чудотворной иконы Живоносного Источника, из глаз ее текли не слезы, а источники слез, точно она сама соделывалась тогда благодатным источником этих слез! Великая и святая жена была она, матушка Агафия Симеоновна, вельми великая и святая!»[22 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Отец Серафим знал, что когда-нибудь мощи матери Александры будут открыты, и просил сестер каждый день кланяться ее могиле со словами: «Госпожа наша и мать, прости меня и благослови! Помолись, чтобы и мне было прощено, как ты прощена, и помяни меня у Престола Божия!»[23 - Там же.]

Преподобный Серафим, в миру Прохор Исидорович Мошнин, родился в 1754 году в Курске, в купеческой семье. С детства он мечтал посвятить себя Богу, и поэтому уже в молодых годах желал уйти в монастырь. Глубоко верующая его мать Агафия благословила его распятием, которое он всю жизнь носил на груди. Прохор отправился пешком из Курска в Киев на поклонение мощам святых угодников, а там получил благословение Печерского старца Досифея идти в Саров, куда прибыл в возрасте 24 лет и начал свой подвижнический путь, со временем став величайшим из святых послепетровской России.

Спустя восемь лет пребывания в Саровской обители, Прохор в 1786 году принял иноческий постриг с именем Серафим («пылающий»), как нельзя лучше выражавший желание служить Господу. В скором времени он был рукоположен в иеродиакона, а через шесть лет во иеромонаха. Став монахом-священником, отец Серафим решил уединиться в скиту в пустыне для полного соединения с Богом. К пустынничеству он испытывал особую тягу. На этот высокий подвиг незадолго до своей кончины его благословил настоятель Саровской обители Игумен Пахомий. Но отец Серафим, ухаживая за больным отцом Пахомием, заметил, что игумена мучает еще какая-то печаль. «О чем, отче святый, так печалишься ты?» – спросил отец Серафим. «Я скорблю о сестрах Дивеевской общины, – ответил старец Пахомий, – кто их будет назирать после меня?»[24 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Преподобный Серафим пообещал заботиться о Казанской общине и ее насельницах. Это обрадовало умирающего отца Пахомия. В 1794 году, пережив утрату, отец Серафим уединился в пустыне, благословленный новым настоятелем отцом Исаией, которого также почитал.

После множества подвигов, в том числе моления на камне, длившегося тысячу дней и ночей, и набега разбойников, отец Серафим достиг высоких ступеней монашеского жития, но посчитал, что для угождения Господу этого будет мало. После смерти отца Исаии Преподобный отрекся от всего житейского и взял на себя подвиг молчания, для непрестанной молитвы Богу. Если в лесу он встречал кого-нибудь, то падал ниц и не поднимался, пока человек не уходил. В молчании старец провел почти три года, познав радость о Святом Духе.



Преподобный Серафим – о стяжании Святого Духа

Великий подвижник так впоследствии говорил одному из монахов монастыря: «Радость моя, молю тебя, стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя».


Спустя пятнадцать лет пребывания в пустыне отец Серафим вернулся в обитель. Это было весной 1810 года. Не прерывая молчания, он принял затвор, никуда не выходил, никого не принимал и неустанно молился. Тогда-то он познал высокую душевную чистоту и сподобился от Бога прозорливости и чудотворения. Тогда Господь призвал Своего избранника служить людям, совершив высший монашеский подвиг – старчество. 25 ноября 1825 года во сне отцу Серафиму явилась Матерь Божья со святителями, которая повелела принимать у себя души человеческие, требующие руководства и исцеления. Отец Серафим видел сердца людей и исцелял их душевные и телесные болезни молитвой к Богу и благим словом. На особом счету были и дивеевские сестры. Старчеству отца Серафима предшествовала цепь удивительных событий, тесно связанных с судьбой Казанской общины.

Неподалеку от Сарова жили брат с сестрой, дворяне-помещики Михаил Васильевич и Елена Васильевна Мантуровы. Михаил Васильевич долго служил военным в Лифляндии и женился там на лютеранке Анне Михайловне Эрнц. Но затем серьезно заболел, ушел в отставку и поселился в своем имении. Он был старше сестры, Елены Васильевны, светской и веселой девушки. Жизнь обоих сложилась совершенно по-разному.

Лучшие доктора затруднялись определить причину недуга М. В. Мантурова. Ему становилось все хуже, медицина не помогала. Оставалось обратиться за исцелением к Господу, и он поехал в Саров. В келью старца-затворника ввели его под руки. Он привычно помолился, и батюшка отец Серафим вышел и задал вопрос: «Что пожаловал, посмотреть на убогого Серафима?» Мантуров упал ему в ноги и стал слезно просить старца об исцелении. Тогда Преподобный спросил его трижды: «Веруешь ли ты Богу?» И, получив также трижды в ответ самое искреннее уверение в вере в Бога, старец сказал ему: «Радость моя! Если ты так веруешь, то верь же и в то, что верующему все возможно от Бога, а потому веруй, что и тебя исцелит Господь, а я, убогий Серафим, помолюсь». Затем он посадил Михаила Васильевича близ гроба, стоявшего в сенях (этот гроб он сделал сам и хранил «для памяти смертной»), а сам пошел в келью, откуда скоро вышел, неся с собою святой елей. Он приказал Мантурову обнажить ноги и произнес: «По данной мне от Господа благодати я первого тебя врачую!» Отец Серафим помазал ноги Михаилу Васильевичу, затем вынес из кельи большое количество сухарей, всыпал ему их в фалды сюртука [25 - В XIX веке в фалдах сюртуков и военных мундиров нередко располагались обширные карманы.]и приказал отнести это в гостиницу при монастыре. Мантуров не без страха послушался, но затем, осознав, что с ним сотворили чудо, почувствовал и радость, и ужас. Ведь недавно он не мог передвигаться без посторонней помощи, а теперь чувствовал себя совершенно здоровым, да еще тащил в карманах целую груду сухарей. Он снова бросился в ноги отцу Серафиму, благодаря его, но великий старец поднял Михаила Васильевича и строго сказал: «Разве Серафимово дело мертвить и живить, низводить во ад и возводить? Что ты, батюшка! Это дело Единого Господа, Который творит волю боящихся Его и молитву их слушает! Господу Всемогущему, да Пречистой Его Матери даждь благодарение!» – после чего отпустил посетителя домой.[26 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Вскоре Мантуров заметил, что начинает забывать о своей ужасной болезни, и решил еще раз съездить к отцу Серафиму – попросить благословения. Но как только он зашел к Преподобному, то услышал: «Радость моя! А ведь мы обещались поблагодарить Господа, что Он возвратил нам жизнь-то!» Михаил Васильевич удивился прозорливости старца и ответил: «Я не знаю, батюшка, чем и как; что же вы прикажете?!» Ответ батюшки поразил и испугал: «Вот, радость моя, все, что ни имеешь, отдай Господу и возьми на себя самопроизвольную нищету!» Однако ослушаться Михаил Васильевич не посмел, хотя и подумал тогда о молодой супруге, не приспособленной к жизни в нищете пусть и добровольной, но ради совершенного пути в Царство Небесное… Отец Серафим, поняв о чем он думает, продолжал: «Оставь все и не пекись о том, о чем ты думаешь; Господь тебя не оставит ни в сей жизни, ни в будущей; богат не будешь, хлеб же насущный все будешь иметь». Тогда Михаил Васильевич горячо ответил: «Согласен, батюшка! Что же благословите мне сделать?» Но великий мудрый старец, желая испытать пылкого Мантуров, ответил: «А вот, радость моя, помолимся, и я укажу тебе, как вразумит меня Бог!» Они расстались, как друзья и самые верные слуги Дивеевской обители, избранной Царицею Небесною Себе в земной жребий. Благословленный старцем Михаил Васильевич продал свое имение, крепостным дал свободу и часть денег потратил на покупку пятнадцати десятин земли в Дивееве[27 - 16,35 га.] – там, где указал ему святой. Отец Серафим строго-настрого наказал эту землю никому не продавать и не отдавать, а после своей смерти завещать Дивеевской обители. На этой-то земле Михаил Васильевич поселился вместе с женой Анной Михайловной. Над ним насмехались друзья и знакомые, а супруга, которая, хотя и была доброй женщиной, его упрекала, так как оказалась совсем не готова к духовным подвигам и к бедности. Остаток жизни Михаил Васильевич Мантуров терпел унижения, но переносил их кротко и смиренно с помощью необычайной веры к Богу и по искренней любви к святому старцу, как бы предав всего себя и всю свою жизнь в руки отца Серафима. Со временем Михаил Васильевич стал самым близким другом и верным учеником Преподобного. Батюшка поручал ему одному все, что касалось устройства Дивеева. Об этом было всем известно, и люди чтили Мантурова как распорядителя самого отца Серафима.

С сестрой Михаила Васильевича, как повествует «Летопись» Серафима (Чичагина), приключилось еще более удивительное происшествие, также повлиявшее на создание и развитие будущей Дивеевской обители. Елене Васильевне Мантуровой в 1822 году было 17 лет, и она была помолвлена с молодым человеком, которого искренне и горячо любила. Но вдруг, по непонятной ей самой причине, она неожиданно отвергла жениха, а жизнь и характер ее в одночасье изменились самым странным образом. Свадьба расстроилась, а любовь к светской жизни и неуемная жажда веселья и забав пугали родных и не предвещали ничего хорошего. О духовном Елена Васильевна, конечно, не помышляла – до одного происшествия. По дороге на похороны деда девушка испытала очень сильное потрясение. Выходя из кареты на почтовой станции, чтобы выпить чаю, она испугалась чего-то до такой степени, что потеряла сознание. Ее горничная, решив, что барышня умирает, сказала: «Не позвать ли вам священника, барышня?» – и несколько раз повторила этот вопрос. После этого Елена Васильевна начала приходить в себя и даже с радостной улыбкой прошептала: «Да… да…» Когда явился священник, Елена Васильевна была уже в сознании, она исповедовалась и причастилась Святых Тайн, а затем целый день не отпускала от себя священника, как бы в страхе держась за его одежду. После похорон дедушки, вернувшись домой, Елена Васильевна рассказала брату и его жене следующее: «Оставаясь одна в карете, я немного вздремнула, и когда открыла глаза, то никого не было по-прежнему около меня. Наконец вздумала выйти и сама открыла дверцу кареты, но лишь ступила на подножку, невольно почему-то взглянула вверх и увидела я над своей головой огромного, страшного змия. Он был черен и страшно безобразен, из пасти его выходило пламя, и пасть эта казалась такой большой, что я чувствовала, что змий совершенно поглотит меня. Видя, как он надо мной вьется и все спускается ниже и ниже, даже ощущая уже дыхание его, я в ужасе не имела сил позвать на помощь, но, наконец, вырвалась из охватившего меня оцепенения и закричала: “Царица Небесная, спаси! Даю Тебе клятву никогда не выходить замуж и пойти в монастырь!” Страшный змий в одну секунду взвился вверх и исчез… Но я не могла прийти в себя от ужаса!..»[28 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Далее «Летопись» рассказывает, что после этого характер Елены Васильевны совершенно изменился. Она сделалась серьезной, духовно настроенной, бросилась читать сочинения святых отцов, желая поскорее уйти в монастырь. Мирская жизнь ей опротивела. Вскоре Елена Васильевна поехала в Саров к отцу Серафиму просить его благословения на монашество. Батюшка крайне удивил ее, сказав: «Нет, матушка, что ты это задумала! В монастырь – нет, радость моя, ты выйдешь замуж!» «Что это вы, батюшка!! – испуганно сказала Елена Васильевна. – Ни за что не пойду замуж, я не могу, дала обещание Царице Небесной идти в монастырь, и Она накажет меня!» Но старец стоял на своем и твердил одно: «Нет, нет, радость моя, тебе уже никак нельзя, ты должна и непременно выйдешь замуж, матушка!» Елена Васильевна уехала недовольная, разочарованная и, вернувшись домой, много молилась, плакала, прося у Царицы Небесной помощи и вразумления. Чем больше она плакала и молилась, тем сильнее разгоралось в ней желание посвятить себя Богу. Много раз проверяла она себя и все более и более убеждалась, что все светское, мирское ей не по духу, и она совершенно изменилась. Несколько раз Елена Васильевна ездила к отцу Серафиму, но он все твердил, что она должна выйти замуж. Так целых три года готовил ее святой к предстоящей перемене в ее жизни и к поступлению в Серафимову общину, которую он начал устраивать в 1825 году, и заставлял работать над собою, упражняться в молитве и приобретать необходимое терпение. Она, конечно, этого не понимала, доходя чуть не до отчаяния. Сильно негодуя на отца Серафима, она решилась более не обращаться к нему и съездить в Муром в женский монастырь. Там ей игуменья, конечно, сказала только приятное, и Елена Васильевна тотчас купила себе в Муромском монастыре келью. По возвращении домой она стала совсем уже собираться, прощаться, но перед окончательным отъездом все-таки не вытерпела и отправилась в Саров проститься со старцем. Каково же было ее удивление и каков ужас, когда вышедший к ней навстречу отец Серафим, ничего не спрашивая, прямо и строго сказал ей: «Нет тебе дороги в Муром, матушка, никакой нет дороги и нет тебе и моего благословения! И что это ты? Ты должна замуж выйти, и у тебя преблагочестивейший жених будет, радость моя!» Прозорливость старца обезоружила Елену Васильевну. Она почувствовала, что без отца Серафима и его духовных наставлений не сможет жить. Отец Серафим приказал ей пожертвовать Муромскому монастырю данные за келью деньги и не ездить больше туда. Но Елена Васильевна на этот раз не почувствовала отчаяния, а, напротив, вполне смирилась и возвратилась домой, заливаясь слезами. Она опять заперлась в своей комнате, молилась, постилась, а через полгода опять поехала в Саров и стала неотступно, но смиренно просить старца благословить ее на подвиг монашества. На этот раз отец Серафим сказал ей: «Ну, что ж, если уж тебе так хочется, то пойди вот, за 12 верст отсюда есть маленькая общинка матушки Агафьи Семеновны, полковницы Мельгуновой, погости там, радость моя, и испытай себя!» В восторге и радости из Сарова Елена Васильевна направилась прямиком к матушке Ксении Михайловне, после чего обосновалась в Дивееве, не прекращая духовно и умственно повторять Молитву Иисусову. Ей было тогда 20 лет.

В записках протоиерея Василия Садовского и Н. А. Мотовилова говорится, что через месяц после переезда Елены Васильевны в Дивеево ее потребовал к себе батюшка отец Серафим и сказал: «Теперь, радость моя, пора уже тебе и с женихом обручиться!» Елена Васильевна, испуганная, зарыдала и воскликнула: «Не хочу я замуж, батюшка!» Но отец Серафим успокоил ее, говоря: «Ты все еще не понимаешь меня, матушка! Ты только скажи начальнице-то, Ксении Михайловне, что о. Серафим приказал с Женихом тебе обручиться, в черненькую одежку одеться… Ведь вот как замуж-то выйти, матушка! Ведь вот какой Жених-то, радость моя!» Много и усладительно беседовал с ней отец Серафим, говоря: «Матушка! Виден мне весь путь твой боголюбивый! Тут тебе и назначено жить, лучше этого места нигде нет для спасения; тут матушка Агафья Семеновна в мощах почивает; ты ходи к ней каждый вечер, она тут каждый день ходила, и ты подражай ей также, потому что тебе этим же путем надо идти, а если не будешь идти им, то и не можешь спастись. Ежели быть львом, радость моя, то трудно и мудрено, я на себя возьму; но будь голубем, и все между собою будьте как голубки. Вот и поживи-ка ты тут три-то года голубем; я тебе помогу, вот тебе на то и мое наставление: за послушание читай всегда Акафист, Псалтирь, псалмы и правила с утренею отправляй. Сиди да пряди, а пусть другая сестра тебе все приготовляет, треплет лен, мыкает мочки, а ты только пряди и будешь учиться ткать; пусть сестра сидит возле тебя да указывает. Всегда будь в молчании, ни с кем не говори, отвечая только на самые наинужнейшие вопросы, и то „аки с трудом“, а станут много спрашивать, отвечай: я не знаю! Если случайно услышишь, что кто неполезное между собою говорит, скорее уходи, „дабы не внити во искушение“. Никогда не будь в праздности; оберегай себя, чтобы не пришла какая мысль; всегда будь в занятии. Чтобы не впадать в сон, употребляй мало пищи. В среду и пяток вкушай только раз. От пробуждения до обеда читай: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную! А от обеда до сна: Пресвятая Богородица, спаси нас! Вечером выйди на двор и молись 100 раз Иисусу, 100 раз Владычице и никому не сказывай, а так молись, чтобы никто того не видал, даже бы и не подумал, и будешь ты аки Ангел! И пока Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись лишь и больше улыбайся; так молитвою, вечно-неразлучною молитвою и приготовляй все. Он и придет ночью тихонько и принесет тебе кольцо, перстенек, как Екатерине-то великомученице матушке. Так вот три года и приготовляйся, радость моя, чтобы в три года все у тебя готово бы было. О, какая неизреченная радость-то тогда будет, матушка! Это я о пострижении тебе говорю, матушка; через три года постригайся, приуготовив себя, ранее не нужно; а как пострижешься-то, то будет у тебя в груди благодать воздыматься все более и более, а каково будет тогда! Когда Архангел Гавриил, представ пред Божией Матерью, благовестил Ей, то Она немного смутилась и тут же сказала: „Се раба Господня! Буди Мне по глаголу твоему!“ Тогда вот и ты скажи также: „Буди мне по глаголу Твоему!“ Вот о каком браке и Женихе я тебе толкую, матушка; ты слушай меня и никому до времени того не говори, но верь, что все мною реченное тебе сбудется, радость моя!»[29 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Елена Васильевна с радостью возвратилась в Дивеево, и, облачившись в монашескую одежду, стала нести прежние свои подвиги, пребывая в непрестанной молитве, в постоянном созерцании и совершенном молчании. Батюшка Серафим благословил Михаила Васильевича Мантурова построить для сестры небольшую новую келью, в которой она и поселилась со своей крепостной девушкой Устиньей, чрезвычайно любившей ее. Устинья скончалась, и после ее ухода Елена Васильевна пригласила к себе жить Ксению и Агафью, которые были послушницами.

Отец же Серафим после исцеления М. В. Мантурова продолжил принимать посетителей. А также принимал участие в устроении Дивеевской общины – прежде всего, духовно окормляя насельниц, но не только. Он узнавал о планах на будущее этой общины, отправляя к начальнице Ксении Михайловне послушниц, о которых молился каждый день. Со своей стороны, сестры при необходимости обращались за духовными советами и благословением к батюшке Серафиму. Это было в начале 1820-х гг., а около 1825 года стала ходить и сама добродетельная начальница Дивеевской общины, Ксения Михайловна, которую батюшка называл: «огненный столб от земли до неба» и «терпуг духовный». Конечно, старица Ксения глубоко уважала и высоко почитала отца Серафима, но так и не согласилась изменить устав, который казался тяжелым, как Преподобному, так и всем спасавшимся в общине сестрам.



Старица Прасковья Ивановна, впоследствии монахиня Серафима, показала, что отец Серафим незадолго до своей кончины говорил ей: «У вас, матушка, первоначальница-то мать Александра больших и высоких лиц была! Я и поднесь ее стопы лобызаю! Вот она обитель заводила, а я возобновлю! Она почивать в мощах у вас будет, матушка!»


Между тем, число дивеевских сестер уже настолько умножилось за это время, что требовалось увеличить и их владения; но это было невозможно. Батюшка Серафим, призвав к себе Ксению Михайловну, стал уговаривать ее заменить тяжелый Саровский устав более легким, но она и слышать не хотела. «Послушайся меня, радость моя!» – говорил отец Серафим – но непоколебимая старица, наконец, ответила ему: «Нет, батюшка, пусть будет по-старому, нас уже устроил отец строитель Пахомий!» Тогда отец Серафим отпустил начальницу Казанской общины, видя, что заповеданное ему великой старицею матерью Александрою более не лежит на его совести. Или же, рассудил он, не пришел тому еще час воли Божией. Временно святой перестал вникать в дела общинки, и только иногда, если ему было специально открыто свыше, посылал избранных Божьей Матерью сестер на жительство в Дивеево, говоря: «Гряди, чадо, в общинку, здесь, поблизости, матушки-то полковницы Агафии Семеновны Мельгуновой, к великой рабе Божией и столпу, матушке Ксении Михайловне – она всему тебя научит!»[30 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]




Глава 5

Мельничная община


Как пишет «Летопись», батюшка Серафим желал научить сестер истинной, внутренней простоте жизни и легчайшему приобретению благодати Духа Святого именно тем способом, какому и сам научился из многолетней собственной духовной опытности. Именно поэтому он стремился смягчить строгость устава Казанской общины. Но, поскольку Ксения Михайловна не согласилась, батюшка Серафим оставил свои попытки убедить ее. Вместо этого, по повелению Пресвятой Богородицы, он стал предпринимать усилия для создания другой сестринской общины, которой, наряду с Казанской, предопределено было стать основанием Серафимо-Дивеевского монастыря.

В записках Н. А. Мотовилова об основании Мельничной обители отца Серафима говорится так: «…Сам батюшка Серафим лично мне, а также и многим, постоянно говаривал. Пробираясь, по обычаю, сквозь чащи леса по берегу реки Саровки к своей дальней пустынке, увидал он ниже того места, где был некогда Богословский колодезь, и почти близ берега реки Саровки, Божию Матерь, явившуюся ему тут (где ныне колодезь его, и где тогда была лишь трясина), а дальше и позади Ее на пригорке двух Апостолов: Петра Верховного и Апостола Евангелиста Иоанна Богослова. И Божия Матерь, ударив жезлом землю так, что искипел из земли источник фонтаном светлой воды, сказала ему: “Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы Моей Агафии – монахини Александры? Ксению с сестрами ее оставь, а заповедь сей рабы Моей не только не оставляй, но и потщись вполне исполнить ее, ибо по воле Моей она дала тебе оную. А Я укажу тебе другое место, тоже в селе Дивееве, и на нем устрой эту обетованную Мною обитель Мою. А в память обетования, ей данного Мною, возьми с места кончины ее из общины Ксении восемь сестер”. И сказала ему по именам, которых именно взять, а место указала на востоке, на задах села Дивеева, против алтаря церкви Казанского явления Своего, устроенного монахинею Александрою. И указала, как обнести это место канавою и валом; и с сих восьми сестер повелела ему начать обитель сию, Ее четвертого вселенского жребия на земле, для которой приказала сначала из Саровского леса ему срубить двухпоставную ветряную мельницу и келии первые, а потом, по времени, соорудить в честь Рождества Ее и Сына Ее Единородного двухпрестольную церковь для сей обители, приложив оную к паперти церкви Казанского явления Своего Дивеевской монахине Александре. И Сама дала ему для сей обители устав новый и нигде до того времени ни в какой обители еще не существовавший. И за непременное правило поставила заповедь, чтобы в сию обитель не дерзала быть принимаема ни одна вдовица, а принимал бы и он, и потом бы всегда принимались бы лишь одни девицы, на прием которых Сама Она изъявит свое благоволение; и обещалась Сама быть всегдашнею Игумениею сей обители Своей, изливая на нее все милости Свои и всех благодатей Божиих, благословения со всех Своих трех прежних жребиев: Иверии, Афона и Киева. Место же, где стояли Пречистые стопы Ног Ее и где от ударения жезлом Ее искипел источник и принял целебность на память будущих родов выкопаньем тут колодца, обещала дать водам оного большее благословение Свое, чем некогда имели воды Вифезды Иерусалимской».[31 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Впоследствии на месте явления Божьей Матери отцу Серафиму был устроен колодец, отличающийся чудотворной силою, а ниже, вблизи его, существует прежний Богословский колодезь. Старец пожелал возобновить Богословский родник, что и было сделано летом одна тысяча восемьсот двадцать шестого года.

Далее Н. А. Мотовилов пишет, что «батюшка о. Серафим основал обитель не по простой своей человеческой мысли и по примеру, где-либо до него существовавшему, но решительно лишь по одному особенно нарочито насчет этой обители его, бывшему ему личному явлению Самой Божией Матери; и не только устав сей обители и молебное правило, и житейское законоположение для оной опять-таки не сам придумал, а все по единственной воле Ее, из уст в уста возвещенной ему, установил; но даже и ни одной девицы в оную по своему личному желанию, избранию или усмотрению не принял, а хотя и принял иных, но когда Матерь Божья не одобряла его выбора, возбраняла ему в том, то он уже не держал их более тут, а отсылал в другую общину к Ксении Михайловне, чем самым и мне объяснены и явственны различие между ними и их несметную раздельность и полную друг от друга независимость и всецелую каждой из этих общин фундаментальную самостоятельность».[32 - Там же.]

Во исполнение этого необычного повеления Божьей Матери преподобный Серафим однажды потребовал к себе Мантурова. Взяв колышек, он перекрестился, поцеловал его, то же самое велел сделать Михаилу Васильевичу, потом поклонился тому в ноги и сказал: «Ступай ты, батюшка, в Дивеево; как придешь, стань там напротив самого среднего алтарного окна Казанской церкви, отсчитай столько-то шагов… и как отсчитаешь их, батюшка, тут будет межка; вот от нее ты еще, батюшка, отсчитай столько-то шагов… и придет пахотная земля; потом отсчитай еще столько-то шагов… и придет луговина; тут как придешь, по глазомеру рассчитай, батюшка, где придется самая срединка, да в срединке-то самой этот колышек и вбей, чтобы хоть немного, а видно бы его было; вот, батюшка, что прошу тебя, сделай это!» Поехал Михаил Васильевич в Дивеево и, очутившись на указанном батюшкой заглазно месте, пришел просто в ужас от удивления. Это было только поле, и все его шаги сошлись с батюшкиными размерами. Мантуров исполнил все в точности и вбил колышек в назначенном месте. Когда Михаил Васильевич вернулся с докладом к батюшке, то отец Серафим опять молча поклонился ему в ноги и был необыкновенно радостен и весел. Целый год отец Серафим ничего не вспоминал о колышке и отмеренном поле в Дивееве, так что Михаил Васильевич, ровно ничего не зная и не понимая в притче великого старца, порешил, что отец Серафим забыл уже это. Но вдруг батюшка, потребовав Михаила Васильевича к себе, дал ему на этот раз уже четыре небольших колышка, перекрестившись, поцеловав их, и заставил Мантурова сделать то же, поклонился ему в ноги и сказал: «Теперь, батюшка, сходи опять туда же в Дивеево, на то место, где, помнишь, ты в прошлый год вбил колышек, и там, по равному же размеру, по четырем углам, около большого-то колышка, и вбей эти четыре; а чтобы как-либо не затерялись они, батюшка, ты возьми камешков, да и положи на них по кучке, чтобы после не спутаться, а заметно бы место их было!» Исполнив в точности, Мантуров вернулся с докладом к батюшке. Отец Серафим опять молча, но весело и радостно встретил его и поклонился ему в ноги. Терялся Михаил Васильевич в догадках, что это все значило и что должно совершиться, а спросить не осмеливался. Наконец в 1826 году на этом самом месте возникла мельница – питательница дивеевских сирот.[33 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Закладка мельницы на месте, указанном преподобному Серафиму Царицей Небесной, состоялась 9 декабря (старого стиля) 1826 года, в праздник зачатия праведной Анной Пресвятой Богородицы. Поэтому и новая община стала называться Мельничной. Подготовкой всех материалов, необходимых для стройки, занимался отец Серафим. Спустя время он благословил сестер на вывоз леса в городе Саров для строительства мельницы. Чудесным образом, по Божьему промыслу, устроилось дело о пожертвовании земли, на которой обустроена была Мельничная община. Земля, предназначенная для возведения мельницы, принадлежала одному местному помещику, Баташеву, приказчик которого отказывался пойти навстречу отцу Серафиму и сестрам. Но случилось так, что родственница Баташева приехала в Саров к отцу Серафиму и с любовью обещала уступить этот участок, оформив его как свою долю в семейном имуществе. Причем первоначально она пожертвовала одну десятину земли, а впоследствии подарила целых три. Эта земля была отмежевана зимой 1829 года. Весной этот участок земли по поручению отца Серафима обрыли канавкой.



О радости батюшки отца Серафима, когда он получил в подарок три десятины земли, свидетельствует нам любимая батюшкой сестра Ксения Васильевна, будущая монахиня Капитолина. Когда она пришла к отцу Серафиму, он, весь сияющий, воскликнул: «Видишь ли, матушка, как Сама Царица Небесная схлопотала нам землицы, вот мы тут мельницу-то и поставим!»[34 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]


Пока не были построены кельи, до глубокой осени, сестры жили прямо в мельнице, занимаясь рукоделием. В отличие от Казанской общины, где девушки-сироты спасались вперемешку со вдовами, в Мельничную изначально принимались только девицы. Лишь в конце октября была возведена первая келья, в которой сначала помещались все вместе. Через некоторое время отец Серафим благословил их строить другие кельи для вновь приходящих сестер. Следующим летом, 7 июля 1827 года, заработала и мельница.

Батюшка Серафим, по приказанию Божьей Матери, перевел в Мельничную из общины матери Александры семерых сестер. Восьмой он считал Елену Васильевну Мантурову, которую хотел сделать начальницей, но она, во всем остальном беспрекословно слушавшаяся святого, отказалась наотрез, и до самой смерти жила при Казанской церкви, вскоре, впрочем, скончавшись смертью праведницы. Имена семи сестер: первая – Прасковья Степановна Шаблыгина, девушка из крестьян деревни Вертьяново (впоследствии монахиня Пелагия); вторая – Евдокия Ефремовна, девица из крестьян села Аламасова (впоследствии монахиня Евпраксия), высокой жизни, удостоившаяся быть в 1831 году в день Благовещения при посещении отца Серафима Царицей Небесной со святыми; третья – Ксения Ильинична Потехина, крестьянская девица деревни Вилейки (впоследствии последняя начальница Мельничной общинки и благочинная Дивеевского монастыря монахиня Клавдия); четвертая – Ксения Павловна; пятая – Прасковья Ивановна (впоследствии монахиня Серафима); шестая – Дарья Зиновьевна и седьмая – Анна Алексеевна. Все эти девушки ранее были самим старцем определены в общину Агафьи Семеновны Мельгуновой. Для духовного руководства отец Серафим поручил их всех Дивеевскому священнику отцу Василию Садовскому, которого назначил быть и духовником для них, говоря, что на это есть воля и Божия, и Пресвятой Богородицы, и его собственное благословение.

По свидетельству Серафима (Чичагина), жизнь в Мельничной общине походила на апостольские времена единством духа и горячей любви ко Христу, Царице Небесной и батюшке Серафиму, а также взаимной любовью между сестрами, хотя жили бедно и питались скудно. Около года мельничные сестры ходили на трапезу в прежнюю обитель, но эти «странствования» были и утомительны, и приносили с собой дополнительные скорби. Поэтому отец Серафим благословил печь хлеб и варить квас у себя, отдельно от дивеевских. Одна из сестер, Мария Ивановна, назначена была для приготовления трапезы. Преподобный сам попробовал стол своих «мельничных сирот», который изредка приносили ему, по его желанию. Сестры часто посещали отца Серафима для совета и благословения. А вновь поступающих он заставлял приходить чаще других, чтобы преподать им духовное назидание. Отец Серафим нередко исцелял сестер от недугов.

Однако Преподобного очень заботило, что у сестер новой общины нет собственного храма. «А ходить-то им в приходскую, где крестины да свадьбы, не приходится: ведь они девушки, – говорил святой своему другу и „послушнику“ Михаилу Васильевичу Мантурову. – Радость моя! Бедная-то общинка наша в Дивееве своей церкви не имеет, а Царице Небесной угодно, чтобы была у них своя церковь к паперти же Казанской церкви пристроена, так как паперть эта достойна алтаря, батюшка! Ведь матушка Агафия Семеновна, стоя на молитве, всю токами слез своего смирения омыла ее; вот, радость моя, и выстрой ты храм этот Рождеству Сына Ее Единородного – сиротам моим!» Именно Мантурову, сохранивше[35 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]му деньги от продажи имения по приказу отца Серафима, предстояло выстроить храм для сестер Мельничной общины. Интересно, что по предсказаниям святого несколько благотворителей, первоначально предполагавших помочь вновь созидаемой обители, по разным причинам отказались. Следует полагать, что их жертва была менее угодна Спасителю мира. В результате церковь Рождества Христова создалась на средства человека, принявшего на себя добровольно подвиг нищенства.

Вообще, вокруг создания и первых лет существования Мельничной общины происходило множество нелогичных и странных – с житейской точки зрения – событий, которые впоследствии получали глубокое чудесное объяснение. Связано это было, прежде всего, с удивительными предсказаниями самого преподобного Серафима Саровского. Обладая особым духовным даром от Господа, он провидел не только скрытые грехи и намерения людей, но и будущее. От некоторых меценатов, желавших благотворить новой общине, он не благословлял принимать помощь, говоря сестрам: «Запомни раз навсегда: не всякие деньги угодны Господу и Его Пречистой Матери! И не всякие деньги попадут в обитель мою, матушка! Мало ли что, другие бы и рады дать, только возьми, да не всякие-то деньги примет Царица Небесная. Смотря какие деньги; бывают деньги обид, слез и крови! Нам такие не нужны, мы не должны принимать их, матушка!»[36 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Вскоре одна из семи мельничных сестер, Ксения Павловна, скончалась, и отец Серафим начал присылать в свою обитель новых сестер – непременно девиц: Прасковью Семеновну Мелюкову, крестьянскую девушку деревни Погиблово; любимицу свою Ксению Васильевну Путкову (впоследствии монахиню Капитолину); Анисью Семеновну; Агафью Ивлевну и Екатерину Егоровну. По свидетельству Н. А. Мотовилова, святой объяснил ему это установленное им правило поступления в Мельничную обитель так: «Как я и сам – девственник, батюшка, то Царица Небесная благословила, чтобы в обители моей были бы только одни девушки!» На все начальнические послушания отец Серафим приказал назначать тоже только девиц и никоим образом не вдов; также и в церковные должности, которые обязательно должны все быть исправляемы сестрами Мельничной обители. Вдовиц, желающих поступить в обитель, батюшка Серафим сразу посылал в Казанскую общину, к Ксении Михайловне Кочеуловой. Этому он давал следующее духовное объяснение: «К нам придут вдовицы и отроковиц с собою приведут. Но мы [т. е. девственники. – Сост.], матушка, особенных чувств от вдовиц. Они во многом отличны от нас. Девица услаждается только Сладчайшим Иисусом, созерцает Его в страданиях, и вся свободная духом, служит Господу, а у вдовицы много воспоминаний о мирском: “Как хорош был покойник-то наш, какой он был добрый человек,” – говорят они».[37 - Денисов Л. И. (епископ Арсений). Житие, подвиги, чудеса, духовные наставления и открытие святых мощей преподобного и богоносного отца нашего Серафима, Саровского чудотворца. М., 1904.]

«Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» рассказывает, что жизнь мельничных сестер отец Серафим устроил на новых началах – по уставу, данному Самой Царицей Небесной. Кроме духовных подвигов сестры были обязаны жить в строгости и заниматься физическим трудом. Для работ, непосильных девушкам, при мельнице находился еще старик-работник. Батюшка считал непосильным правило Саровских иноков, которого строго придерживались в Казанской общине матери Александры. Отец Серафим дал повседневное правило, преподанное ему Богородицей, состоящее из довольно большого числа молитв, но кратких. Его следовало исполнять несколько раз в течение дня, причем трудящимся сестрам разрешалось прочитывать все эти краткие молитвы, одну за другой, даже на ходу или в процессе работы. Божия Матерь запретила отцу Серафиму делать обязательным чтение акафиста, чтобы не сделать правило непосильным и не наложить лишнего греха на тех сестер, которые не будут успевать его прочитывать. В воскресенье дана была заповедь обязательно служить пред Литургией Параклис Божией Матери, весь нараспев, по нотам. Также отец Серафим приказал сестрам непременно исповедоваться и приобщаться во все посты и, кроме того, двунадесятые праздники, не мучая себя мыслью, что недостоин, «так как не следует пропускать случая как можно чаще пользоваться благодатью, даруемой приобщением Св. Христовых Тайн. Стараясь, по возможности, сосредоточиться в смиренном сознании всецелой греховности своей, с упованием и твердой верой в неизреченное Божие милосердие, следует приступить к искупляющему все и всех Св. Таинству». [38 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]В XIX веке подобный подход к исповеди и Причастию был нетрадиционным: принято было приступать к этим Таинствам всего раз в год (Великим постом), редко кто исповедовался и причащался три-четыре раза в год, во все длительные посты. Однако заповеданное преподобным Серафимом отношение к исповеди и принятию Св. Таин никак не было новшеством – ведь в свое время древние христиане причащались практически за каждой Божественной литургией, поскольку это Таинство соединяет человека со Христом. Именно за это и ратовал великий святой, Серафим Саровский.



Поучения преподобного Серафима Дивеевским (мельничным) сестрам

Святой Серафим, в целом упоминая будущее и вселенскую слабость к концу человеческого рода, в частности имея в виду какую-то женскую немощь, настаивал на том, что не нужно совершать во время поста подвиги, которые могут оказаться не по силам любому верующему человеку, а велел прежде всего не предаваться унынию. «Нет хуже греха, матушка, и ничего нет ужаснее и пагубнее духа уныния!» – говорил батюшка Серафим.[39 - Там же.]


В заключение отец Серафим еще повелел, чтобы сестры кушали не стесняясь, когда и сколько угодно, хотя бы даже и ночью, но никогда не жили бы в одиночку и не оставались бы одни ни в келье, ни в дороге.[40 - Там же.]

Поскольку Мельничная община была задумана как отдельная (от Казанской), то чрезвычайно важным было, разумеется, устройство особого храма для мельничных сестер, и об этом радел преподобный Серафим. Из записок протоиерея Василия Садовского нам в подробностях известна история построения и освящения церквей Дивеевской обители – во имя Рождества Христова и Рождества Пресвятой Богородицы. Закладка первой из них состоялась в 1828 году по благословению епископа Нижегородского Афанасия. Христорождественский храм возводился в связи с колокольней Казанской церкви с западной стороны и предполагался сперва одноэтажный, на высоком фундаменте. Склад строительных материалов был организован в доме отца Василия, а организатором и главным попечителем постройки был Михаил Васильевич Мантуров.

«В 1829 году церковь эта была уже готова, – пишет отец Василий Садовский, – что поистине замечательно! Церковь во имя Рождества Христова, а освящалась в день Преображения Господня! Так пожелал батюшка Серафим, которому представили мы все препятствия к выполнению этого желания, так как: а) нет того положения, а потому и не знаем, неизвестно, как сочетать три службы – двух двунадесятых праздников и обновления храма; б) что в церкви нет еще ни одного образа и входа еще даже не сделано. На все это батюшка только ответствовал: “Если церковь не будет освящена в этот день, то так и останется не освященною вплоть до будущего года и опять же до праздника Преображения Господня, в который должна она быть освящена, потому что Господу так угодно, батюшки! А ты знаешь, что человеку невозможно, то Господу всегда и во всем!”» Однако преподобный Серафим знал, кому поручить столь затруднительное, [41 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]с точки зрения церковного устава, дело. Он отправил М. В. Мантурова в Нижегородский Благовещенский монастырь к тамошнему архимандриту Иоакиму – первейшему уставщику. Отец Иоаким приехал и смог составить чин богослужения так, чтобы соединить все три службы вместе. Поэтому храм был освящен в положенный на то батюшкой Серафимом день согласно его пожеланиям.

Но на этом чудеса не закончились. По отъезде отца Иоакима батюшка Серафим вызвал к себе М. В. Мантурова и рассказал ему, что Пресвятая Богородица прогневалась на него, «убогого Серафима»: «Сына Моего почтил, а Меня позабыл!» Преподобный предложил Михаилу Васильевичу сделать второй придел под церковью Рождества Христова и освятить его во имя Божьей Матери. Поскольку места для устройства нижнего храма было очень мало, Мантуров предложил сделать его полуподземным – «подкопать землю». Отец Серафим благословил его на это со словами: «Возьми-ка, я тебе и меру приготовил! – и подал своему «служке» нитку. – Если место как раз по ней выйдет, батюшка, то можно будет устроить придел и Царице Небесной!» Рабочие, которым было поручено подкопать землю под церковью, удивились, но Михаил Васильевич приказал копать. Когда же был готов подкоп, Мантуров стал его вымерять по нитке, данной отцом Серафимом – и все совпало. Но так как свод потолка был очень низким и пологим, то его требовалось чем-то укрепить. Предложили поставить четыре четырехугольных здоровых каменных столба по углам, но они занимали чрезвычайно много места в церковке, и без того небольшой и тесной, как землянка. Прибыв в Саров, Михаил Васильевич принялся объяснять это батюшке Серафиму, а тот, услышав, чрезвычайно обрадовался и воодушевился: «Во, во, радость моя! Четыре столба – четверо мощей! Четыре столба – четверо мощей! Радость-то нам какая, батюшка! Четыре столба – ведь это значит четверо мощей у нас тут почивать будут! И это усыпальница мощей будет у нас, батюшка! Радость-то какая!»

Церковь во имя Рождества Богородицы была окончена летом 1830 года, и встал вопрос о ее освящении. Однако получить на то разрешение от архиерея оказалось чрезвычайно сложно: в то время в России свирепствовала эпидемия холеры, проезды по дорогам, въезд и выезд из крупных городов были практически запрещены (вспомним, как в то же время и в той же Нижегородской губернии застрял из-за холеры великий русский поэт А. С. Пушкин). Тем не менее, Елена Васильевна Мантурова и отец Василий Садовский по поручению преподобного Серафима отправились в Нижний Новгород – и по молитвам Батюшки, поистине чудесным образом, вопреки здравому смыслу, вопреки карантину, всем правилам и ожиданиям, посланные благополучно добрались, получили аудиенцию у архиерея и его благословение, а затем столь же благополучно возвратились назад, и никто не заболел. При этом все участники и свидетели этих событий только и восклицали в удивлении и умилении: «О, Серафим!»; «Дивный Серафим!»; «Сколь дивен ты в делах твоих, старец Божий!» Новая церковь во имя Рождества Богородицы была освящена в этот самый праздник, 8 сентября (старого стиля), в том же 1830 году. Как и храм Рождества Христова, освятил ее архимандрит Иоаким.



Между прочим, по молитвам и предсказанию батюшки Серафима, в обители никто не заболел холерой даже тогда, когда эпидемия свирепствовала в ближайших окрестностях – деревне Вертьянове и селе Дивееве. Если кто-то из мирских заболевал, и его приносили в обитель, то выздоравливал, а вот когда кто-нибудь из обители без благословения выходил в мир – даже сестры, напротив, заболевали и умирали.


Одновременно с постройкой Рождественской церкви началась и история знаменитой Дивеевской святыни – так называемой «Богородицыной» или «Серафимовой канавки». Мы рассказывали о том, что землю под мельницу и храм – три десятины – для дивеевских сестер пожертвовала родственница местного помещика Баташева. Ранней весной 1829 года, во время Великого поста, пришло об этом официальное распоряжение. Батюшка Серафим очень обрадовался и дал М. В. Мантурову, вместе с очередным необычным распоряжением, кадочку меда. Преподобный приказал, чтобы все мельничные сестры собрались, обошли пожертвованную землю кругом и, когда обойдут, то скушали бы мед с мягким хлебом. Обходить землю требовалось, в том числе, с практической целью – для межевания. Всем сестрам отец Серафим велел между колышками, расставляемыми землемером в глубоком еще снегу, класть камушки. Он пояснил, что весной, когда снег растает, колышки непременно упадут, но не все затеряются или уплывут куда-то в сторону, а вот камушки должны остаться там, где положены. Приказание это было, разумеется, исполнено в точности.

Весной отец Серафим попросил пройтись по земле сохой так, чтобы три раза легла борозда по расположенным ранее камням. Некоторые колышки, как он и предсказывал раньше, в самом деле затерялись или нашлись на других местах. Когда же земля совсем просохла, то старец дал приказ вырыть вокруг нее канаву трехаршинной глубины. Ту же землю, которая останется после рытья канавки, нужно было отнести на территорию обители. Таким образом образовался вал, также в три аршина. Дабы вал был укреплен, отец Серафим велел засадить его крыжовником. «Когда так сделаете, – говорил батюшка, – никто через канавку эту не перескочит».

Протоиерей Василий Садовский говорит в своих записках: «Много чудного говорил батюшка Серафим об этой канавке. Так, что канавка эта – стопочки Божией Матери! Тут ее обошла Сама Царица Небесная! Эта канавка до небес высока! Землю эту взяла в удел Сама Госпожа Пречистая Богородица! Тут у меня, батюшка, и Афон, и Киев, и Иерусалим! И как Антихрист придет, везде пройдет и канавки этой не перескочит! Рыли сестры эту канавку до самой кончины батюшкиной; к концу его жизни, по приказанию его, и зимою рыть не переставали; огонь брызгал от земли, когда топорами ее рубили, но батюшка Серафим переставать не велел. Когда дело не шло на лад, то приказал хоть на один аршин или хотя бы на пол-аршина рыть, только бы почин сделали, а там после дороют!» Елена Васильевна Мантурова, хотя [42 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]и считалась начальницей мельничной обители, трудилась наравне с прочими и рыла канавку.



Первая старшая Мельничной общины Прасковья Степановна свидетельствует, что много чудного про эту канавку говорил батюшка Серафим. «Вот, матушка, – говорил он мне, – знаете, что место это Сама Царица Небесная избрала для прославления имени Своего. Три аршина чтобы было глубины и три аршина ширины и три же аршина вышины, воры-то и не перелезут!» «На что, – говорю, – батюшка? Нам ограда бы лучше!» «Глупая, глупая! – говорит. – На что канавку? Когда век-то кончится, сначала станет Антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять и все монастыри разорит! А к вашему-то подойдет, подойдет, а канавка-то и станет от земли до неба, ему и нельзя к вам взойти-то, нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет!»


Старица Анна Алексеевна, входившая в дюжину первых сестер, рассказывала: «Самое это место, где теперь канавка, ровное и хорошее было место, и на нем-то и приказывал батюшка вырыть канавку, дабы незабвенна была во веки веков для всех тропа, коею прошла Матерь Божия Царица Небесная, в удел Свой взяв Дивеево! Слушать-то сестры все это слушали, да все и откладывали исполнить приказание батюшкино и не зарывали канавку. Раз одна из нас, чередная, по имени Мария, родная сестра покойной Акулины Ивановны Малышевой, ночью, убираясь, вышла зачем-то из кельи и видит: батюшка Серафим в белом своем балахончике сам начал копать канавку. В испуге, а вместе и радости, не помня себя, вбегает она в келью и всем нам это сказывает. Все мы, кто в чем только был, в неописанной радости бросились на то место и, увидав батюшку, прямо упали ему в ноги, но, поднявшись, не нашли уже его, лишь лопата и мотыжка лежат перед нами на вскопанной земле. С аршин была уже она на том самом месте вырыта; поэтому-то самому и называется это началом канавки, так как сам батюшка, видя нерадение и небрежение наше к исполнению заповеди его, начал и закопал ее. Тут уже все приложили старание, и так как очень торопил этим делом батюшка, то даже и лютой зимой, рубя землю топорами, всю своими руками, как приказывал он, выкопали сестры эту святую, заповедную нам канавку; и лишь только окончили, скончался тут же и родимый наш батюшка, точно будто только и ждал он этого». Многие другие сестры подтверждают рассказ Анны Алексеевны об этом случае [43 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]и о других чудесах, связанных с рытьем канавки.

«Страдая падучею болезнью, – рассказывала старица Феодосия Васильевна, – пришла я к батюшке Серафиму, он и говорит мне: “Ступай, радость моя, в Дивеево рыть канавку; эту канавку Сама Царица Небесная Своим пояском измерила, так что когда и Антихрист-то придет, то канавка эта не допустит его туда!” “Батюшка, – говорю я ему, – я ведь больна, вот так-то и так-то!” Выслушав, взял он меня за плечи и, нагнув главу мою, прочитал молитву. Тут же почувствовав себя совершенно здоровой, я поступила в обитель, и болезнь не возвращалась ко мне уже более никогда».[44 - Там же.]

Усилия Преподобного по устроению Мельничной общины, а также обилие чудесных, необычных благословений, которые он давал сестрам и попечителю общины, М. В. Мантурову, породили много толков. Все это стало причиной многочисленной и разнообразной клеветы, выпавшей на долю отца Серафима и его «сирот». Многим, в том числе части Саровской братии и священноначалия, казалось непристойным, что отец Серафим – монах – постоянно общается с девицами, принимает их у себя, всячески заботится о них. Ведь «сироты», составлявшие Мельничную общину, при жизни Преподобного не принимали даже монашеского пострига – они были мирянками, хотя и жившими по-монастырски. Кроме того, далеко не всем нравилось, что отец Серафим снабжает сестер всем необходимым – очевидно, за счет Саровской обители, думали они, считая чужую – монастырскую – копейку. Доводы же о том, что устроить общину повелела Сама Божья Матерь, далеко не всеми принимались во внимание.

Старица Евдокия Ефремовна (монахиня Евпраксия) так говорила о гонениях, которые претерпевал отец Серафим: «То всем уж известно, как не любили Саровцы за нас батюшку о. Серафима; даже гнали и преследовали его за нас постоянно, много-много делая ему терпения и скорби! А он, родной наш, все переносил благодушно, даже смеялся, и часто, сам зная это, шутил над нами. Прихожу я к батюшке-то, а он всем ведь при жизни-то своей сам питал и снабжал нас всегда с отеческою заботою, спрашивая: есть ли все? Не надо ли чего? Со мною, бывало, да вот с Ксенией Васильевной и посылывал, больше меду, холста, елею, свечей, ладану и вина красного для службы. Так-то и тут, пришла я, наложил он мне, по обыкновению, большую суму-ношу, так что насилу сам ее с гробика-то поднял, индо крякнул, и говорит: “Во, неси, матушка, и прямо иди во святые ворота, никого не бойся!” “Что это, – думаю, – батюшка-то, всегда, бывало, сам посылает меня мимо конного двора задними воротами, а тут вдруг прямо на терпение, да на скорбь-то святыми воротами посылает!” А в ту пору в Сарове-то стояли солдаты и всегда у ворот на часах были. Саровские игумен и казначей с братиею больно скорбели на батюшку, что все дает-де нам, посылает; и приказали солдатам-то всегда караулить да ловить нас, особенно же меня им указали. Ослушаться батюшку я не смела и пошла, сама не своя, так и тряслась вся, потому что не знала, чего мне так много наложил батюшка. Только подошла я, это, к воротам, читаю молитву; солдаты-то, двое, сейчас тут-де меня за шиворот и арестовали. “Иди, – говорят, – к игумену!” Я и молю-то их, и дрожу вся; не тут-то было. “Иди, – говорят, – да и только!” Притащили меня к игумену в сенки. Его звали Нифонтом; он был строгий, батюшку Серафима не любил, а нас – еще пуще. Приказал он мне, так сурово, развязать суму. Я развязываю, а руки-то у меня трясутся, так ходуном и ходят, а он глядит. Развязала, вынимаю все… а там: старые лапти, корочки сломанные, отрубки да камни разные, и все-то крепко так упихано. “Ах, Серафим, Серафим! – воскликнул Нифонт. – Глядите-ка, вот ведь какой, сам-то мучается, да и Дивеевских-то мучает!” – и отпустил меня. Так вот и в другой раз пришла я к батюшке, а он мне сумочку дает же. “Ступай, – говорит, – прямо к святым воротам!” Пошла, остановили же меня и опять взяли и повели к игумену. Развязали суму, а в ней песок да камни! Игумен ахал-ахал, да отпустил меня. Прихожу, рассказала я батюшке, а он и говорит мне: “Ну, матушка, уж теперь в последний раз, ходи и не бойся! Уж больше трогать вас не будут!” И воистину, бывало, идешь, и в святых воротах только спросят: чего несешь? – “Не знаю, кормилец, – ответишь им, – батюшка послал”. Тут же пропустят».[45 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]

Все это вызывало много раздражения, недоумений и соблазнов. Полностью убедить всех, что Господу и Царице Небесной угодно, дабы отец Серафим занимался Дивеевской обителью, могло, по всей вероятности, только явленное Божие чудо. И по молитвам Преподобного оно произошло. Великий старец выбрал вековое дерево и помолился, чтобы оно преклонилось в знак Господнего определения. И правда, с утра увидели, что дерево словно кто-то вывернул из земли вместе с огромным корнем, и это во время абсолютно спокойной погоды. Существует много записанных историй, рассказанных «сиротами» Преподобного про это самое дерево. Так, Анна Алексеевна, одна из первых сестер обители, рассказывает следующее: «Была я тоже свидетельницею великого чуда с покойной сестрой обители, Ксенией Ильиничной Потехиной, впоследствии недолго бывшей начальницей нашей мельничной общинки, позже благочинной монастыря нашего, монахиней Клавдией. Приходит к батюшке Серафиму живописец Тамбовский, Саровский послушник Иван Тихонович. Долго толковал с ним батюшка, что напрасно блазнятся на него, что печется он о нас; что это он делает не от себя, а по приказанию ему Самой Царицы Небесной. “Помолимся, – говорит батюшка Серафим. – Мню, что древу этому более ста лет… – при этом он указал на дерево громадных размеров. – Простоит оно еще много лет… Аще же я творю послушание Царицы Небесной – преклонится древо сие в их сторону!..” – и указал на нас. “Так и знай, – продолжал о. Серафим, – что нет мне дороги оставлять их, хотя они и девушки! И если брошу я их, то и до Царя, пожалуй, дойдет!” Приходим мы на другой день, а батюшка-то и показывает нам это самое здоровое и громадное дерево, точно бурею какою вывороченное со всеми своими корнями. И приказал батюшка, радостный, весь сияющий, разрубить дерево и отвезти к нам в Дивеев».



Перед кончиной преподобного Серафима

Пришла раз к отцу Серафиму сестра Дивеевской общины Параскева Ивановна с другими сотрудницами из сестер же. Старец начал говорить им: «Я силами слабею; живите теперь одни, оставляю вас». Слушательницы, растроганные печальным рассказом о разлуке, заплакали; так со старцем и расстались. Однако, вспоминая эту беседу, они подумали, что он говорил не о своей смерти, а о том, что не может быть их попечителем из-за собственного преклонного возраста, поэтому предпочтет удалиться в затвор.


К моменту кончины святого Серафима в 1833 году Дивеевская обитель представляла собой две разнохарактерные общины, расположенные на расстоянии 100–150 сажен друг от друга.[46 - Ок. 200–300 м.]

В Казанской общине, которую основала мать Александра, неуклонно соблюдались все строгости Саровского устава. Здесь было в то время 17 келий, в которых проживало до 113 сестер, и огород; земли было чуть более полудесятины. Общиной управляла начальница, избираемая самими сестрами[47 - Десятина – 1,09 га.] – в это время продолжала руководить старица Ксения Михайловна Кочеулова, известная своей строгостью и суровостью. В нее поступали по выбору начальницы старые и малые, вдовы и девицы, в том числе из дворян.

В Мельничной (Серафимо-Дивеевской) общине было 19 келий, в которых жили, по одним данным, 73 сестры, а по другим, к середине 1830-х гг., их стало уже 125. Эта общинка занимала пожертвованную ей землю в количестве трех десятин. Кроме того, Мельничной обители принадлежало 60 десятин земли, огородной и пахотной, купленной М. В. Мантуровым и Н. А. Мотовиловым специально для этой цели. В этой общине царили строгие правила: как гласила заповедь Царицы Небесной, никто, кроме малолетних детей и юных девушек, находиться здесь не мог.

Между общинами и кругом них располагались церковная земля, крестьянские пашни, владения Баташева и других помещиков. Батюшка Серафим лично установил порядок, по которому в Рождественских церквах проходили Службы и проводились чтения Псалтири. После ухода великого дальновидца, собеседника Царицы Небесной и своего отца все было погружено в уныние. Обитель теперь отличалась плохой пищей и бедностью. Единственным утешением служила молитва пред образом Божьей Матери «Радость всех радостей». Этот образ когда-то прислал Преподобному Саровский игумен Нифонт. Также обитель держалась на любви и заботе, которую оказывали друг другу дивеевские сестры. Их жизнь напоминала апостольские времена и основывалась на бесконечном доверии: все было взаимным, общим, без замков и секретов. И все же Отец Серафим невидимо присутствовал в своей обители. Это ощущали все без исключения, старались и часто приходили на его могилу, тут же, в Сарове. Там они разговаривали с ним, как с живым, рассказывая о своих горестях, спрашивая и пытаясь справиться с невзгодами. По вечерам, после работы дивеевские сестры вспоминали счастливое время, проведенное ими с батюшкой, его наказы, заботу, доброту, а также случаи его прозорливости.

Казанская и Мельничная общины, во многом разнящиеся, никак не мешали друг другу и жили в мире и понимании. Говоря, что Казанская и Мельничная – это две отдельные общины, Преподобный Серафим всегда подчеркивал их полную друг от друга независимость и всецелую самостоятельность.




Часть II

Судьба дивеевских сестер во II половине XIX–XX веке





Глава 1

Период после кончины преподобного Серафима. Строительство Троицкого собора


Как уже говорилось, к моменту кончины отца Серафима в Мельничной девичьей обители было до 125 сестер в 19 кельях. Начальница общины Прасковья Степановна Шаблыгина, была в 1833 году уволена по старости лет на покой. Старшей она была в течение 6 лет. При назначении ее преподобный Серафим сказал: «Она хотя и малого ума, матушка, хотя бы и нужно вам из дворян, да словесную, да умную, но что же делать-то, никого еще нет, матушка; пускай пока послужит!» Начальницей по желанию сестер была поставлена дворянка из города Уфы, девица Александра Ивановна Булгакова. За срок ее краткого правления ничего особенного не случилось, а сама она отличалась кротостью и имела очень доброе сердце. К сожалению, через год с небольшим Александра Ивановна заболела и сложила с себя полномочия. После этого временно была выбрана сначала Ирина Семеновна Лифанова, умершая менее чем через год, а затем Прасковья Семеновна Мелюкова, старшая сестра преподобной Марфы, благодатная раба Божия. Однако в 1837 году она отказалась от должности из-за неприятностей, чинимых саровским послушником Иваном Тихоновичем Толстошеевым, вмешавшимся в дела обители. Последней начальницей Мельничной общины стала строгая и суровая крестьянская девица Ксения Ильинична Потехина.

До 1842 года эти самостоятельные женские общинки, основанные при селе Дивееве, жили в мире и взаимопонимании, несмотря на все свои отличия друг от друга.



Предсказания преподобного Серафима о будущем Дивеевской обители

«Сама Божия Матерь ведь избрала это место! А чего Царица-то Небесная не возможет, все будет у Ней! Вот Она приказала мне, убогому Серафиму, поставить мельницу для девушек в два постава, чтобы она вечно кормила бы их. Потом благословила Матерь-то Божия и церковь им свою выстроить, матушка! Вот, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все, все свое у нас будет!»


Но, к несчастью, такое положение дел не всех устраивало. В частности, не по нраву благодатное сосуществование двух общин пришлось Ивану Тихоновичу Толстошееву (в монашестве Иоасафу). Этот человек сыграл большую и крайне отрицательную роль в истории Дивеевской обители. После смерти преподобного Серафима Саровского он самовольно стал вмешиваться в мирную жизнь сестер общин Мельничной и Казанской, несмотря на то, что батюшка Серафим при жизни запрещал ему это делать. Но Иван Тихонович, тогда еще послушник, в мечтах видел себя попечителем и духовником Дивеевской обители. После смерти батюшки Серафима Толстошеев стал выдавать себя за келейника и ученика Преподобного, который в действительности никогда не имел ни келейников, ни учеников (за исключением, разве что, двух духовных друзей – М. В. Мантурова и Н. А. Мотовилова). Действовал Толстошеев постепенно, хитростью. В Казанской общине проживала родственница Ивана Тихоновича, что давало ему возможность часто туда наведываться, как бы для свидания с ней, и постепенно приобретать себе сторонниц между насельницами. Вкрадчивый, льстивый, умеющий к месту вспомнить что-либо из святых отцов, он привлек к себе симпатии некоторых сестер благодаря их доверчивости, а также благодаря тому, что начальница Казанской общины, строгая Ксения Михайловна Кочеулова, уже состарилась и часто болела, а фактически занявшая это место ее дочь Ирина Прокофьевна была человеком мягким, слабохарактерным. Добиться влияния в Серафимовой мельничной обители Ивану Тихоновичу поначалу было труднее, чем в Казанской. Если сестры общинки, основанной матерью Александрой, реже посещали преподобного Серафима и не знали его заветов, то «мельничные сироты» буквально жили и дышали пророчествами и благословениями старца. Поэтому Казанские сестры быстрее подпали под власть льстивого и хитрого Толстошеева, а мельничные дольше и активнее противостояли ему. Между тем Иван Тихонович почти переехал на жительство в общинку матери Александры и под предлогом заботы и попечения о сестрах постепенно завладел их умами.

Утвердившись в Казанской, он начал вмешиваться и в дела Мельничной девичьей общинки с намерением также совершенно подчинить ее себе, но сестры Серафимовы, помня заветы святого старца и его приказание никого не допускать в управление обителью, единогласно отказались от попечительства Ивана Тихоновича. В то же время нужно отметить, что Толстошеев естественным образом враждовал с М. В. Мантуровым, так как все – и сестры, и саровские монахи, и весь окрестный люд – прекрасно знали Михаила Васильевича как единственное близкое и доверенное лицо отца Серафима. Он, разумеется, никогда бы не признал Ивана Тихоновича учеником великого старца и завещанным попечителем Дивеева. То, что Мантуров проживал в Дивееве на приобретенной им для Мельничной обители земле, сильно мешало Толстошееву. Однако Иван Тихонович стал искать способы, как приобрести влияние и среди Серафимовых «сирот».

Этот озлобленный лжеученик старца, которому уже удалось убедить многих в несении им будто бы креста, возложенного на него «отцом его и учителем» батюшкой Серафимом, решился на дерзкий шаг: или сломить сплотившихся против него стариц Мельничной обители, или стереть с лица земли эту обитель, выхлопотав соединение ее с общинкой матери Александры. Толстошеев стремился, прежде всего, опровергнуть сведения о том, что он никогда не был учеником Серафимовым и что преподобный батюшка не только не поручал Ивану Тихоновичу заботиться о мельничных сестрах, но и запретил пускать его в обитель!

Чтобы привести в исполнение свой поистине дьявольский план, Иван Тихонович однажды явился в Мельничную общину в сопровождении своего друга, Саровского иеромонаха Анастасия, приказал в начальнической келье поставить аналой с Евангелием и крестом, пригласил духовника обеих общинок, отца Василия Садовского, и заставил всех Серафимовых сирот под присягой рассказать, что же говорил батюшка Серафим о нем, Толстошееве. Сначала сестры обители в один голос подтвердили, что батюшка никогда не объявлял Ивана Тихоновича своим учеником или будущим попечителем Дивеева. Тогда лжеученик потребовал одиночных показаний. Прасковья Степановна, бывшая шесть лет начальницей общины и уволенная по старости на покой, сказала так: «Батюшка Серафим мне говорил, как им же поставленной в то время старшей над своей новорожденной общиной: “Иван Тихонович вас у меня просит, да я ему не даю, потому что хотя и вызывается он послужить вам, но во всю жизнь свою холоден будет к вам, и хотя начнет хлопотать будто бы из-за вас, но на вас же весь мир воздвигнет, и мирских, и духовных, и ничего вам доброго не сделает!”» Другая старица, Евдокия Ефремовна, которая была некогда удостоена присутствовать при явлении Божьей Матери отцу Серафиму, на вопрос Толстошеева: «Не говорил вам что обо мне батюшка Серафим?»[48 - Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…]





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=57127045) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


По другой версии, А. С. Мельгунова происходила из рода дворян Степановых. См.: Горчакова Е. С., княжна. Серафимо-Дивеевский женский монастырь // Преподобный Серафим Саровский и Дивеевская обитель. М.: «Отчий дом», 2011.




2


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. М.: «Паломник», 2004.




3


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




4


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




5


Т. е. хлопчатобумажные. – Прим. сост.




6


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




7


Там же.




8


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




9


Преподобный Серафим Саровский и Дивеевская обитель. М.: «Отчий дом», 2011.




10


Ок. 1253 кг.




11


Чуть менее 6000 квадратных метров или ок. 59 соток.




12


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




13


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




14


Там же.




15


https://pravoslavie.ru/




16


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




17


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




18


Почти 35 га.




19


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




20


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




21


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




22


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




23


Там же.




24


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




25


В XIX веке в фалдах сюртуков и военных мундиров нередко располагались обширные карманы.




26


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




27


16,35 га.




28


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




29


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




30


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




31


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




32


Там же.




33


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




34


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




35


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




36


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




37


Денисов Л. И. (епископ Арсений). Житие, подвиги, чудеса, духовные наставления и открытие святых мощей преподобного и богоносного отца нашего Серафима, Саровского чудотворца. М., 1904.




38


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




39


Там же.




40


Там же.




41


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




42


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




43


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




44


Там же.




45


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…




46


Ок. 200–300 м.




47


Десятина – 1,09 га.




48


Серафим (Чичагов), сщмч. Летопись…