Книга - Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу

Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу
Катя Комлева


Talanta Agency
…Она любила танцевать, ощущая молодость и свободу в каждом движении. Но один случай изменил все, и она оказалась запертой в клетке собственного тела. Ей пришлось пройти непростой путь, прежде чем она осознала, что счастье можно найти даже в горе. Эта книга о том, как: • полюбить свои раны и принять себя, • пройти тяжелые испытания и заново влюбиться в жизнь, • пробудить сознание от спячки и научиться мечтать по-крупному!





Катя Комлева

Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу





Благодарности


Спасибо всем, кто принимал непосредственное участие в моей жизни на протяжении описанных двух лет. Благодаря вашей смелости, отдаче, любви и поддержке я смогла справиться со всем. Я посвящаю эту книгу вам.



Дима Столбов

Паша Старостин

Саша Шабунин

Сережа Кадочников

Папа

Мама

Бабушка Валя Адодина

Дедушка Витя Адодин

Бабушка Валя Комлева

Андрей (брат)

Дима К.

Настя

Валюша Медведевских

Александр Алексеевич Медведевских

Марина Медведевских

Алик

Владимир Анатольевич Багин

Дмитрий Владимирович Шуварин

Раяс Рахимжанович Каримов

Дима Бояршинов

Шура Игнатова

Лада Игнатова

Юля Игнатова

Катя Ворожева

Маша Ге

Саша Синюгина

Ксюша Кузнецова

Лиана Галимова

Виталик Метелев

Маша Воробьева

Юля Киселева

Анна Борисовна Голубенко

Дима Шабров

Федя Круглов

Мага Абдулаев

Милана Муравьева

Андрей Бородавкин

Любовь Бородавкина

Александр Пономарев

Светлана Пономарева

Игорь Юрьевич Казанцев

Ида Галич

Василий Галич

Зарина Галич

Анатолий Михайлович Платонов

Михаил Борисович Антаков

Марат Хабиденович Бисинбаев

Валерий Козлов

Михаил Костыль

Хасан Калоев

Сергей Васильевич Казаков

Марат Фаатович Баширов

Анастасия Удеревская

Андрей Анатольевич Алексеев

Артем Клеузович

Катя Нефедова

Омер Сарал

Юнус Евкуров

Борис Рахлин

Максимилиан Лойбл

Миломир Нинкович

Питер Лейтнер

Оливер Вайтсман

Анжела

Эльвира Рафикова

Андрей Владимирович Гаев

Андрей Малахов

Маша Семенова

Лена Курманова



Также хочу выразить благодарность:

Коллективу медсестер Ожогового отделения ГКБ № 40 (г. Екатеринбург)

Коллективу медсестер Ожогового центра НИИ Вишневского (г. Москва)

Всем моим одноклассникам

Всем моим одногруппникам



И всем, кто оказал глобальную посттравматическую поддержку, в особенности:

Корепину Михаилу Александровичу

Ефремовой Жене

Лагутиной Антонине



Светлая память дедушке Юре




Введение


Любая проблема – это хорошо замаскированная удача.

    Бенджамин Франклин

Когда мне было 20 лет, я попала в коммунальную аварию, в результате которой получила 30 % ожогов тела, потеряла восемь пальцев и получила пожизненную инвалидность второй группы. Следующие два года я провела в больницах, мне едва не ампутировали правую стопу, а врачи пророчили инвалидное кресло.

Сейчас мне 28 лет, и я решила написать книгу о своем опыте. Начала писать ее, находясь в больнице, чтобы хоть чем-то занять свои однообразные будни, но бросила на второй главе и вернулась к ней только спустя семь лет. Я взрослела вместе с этой книгой. Менялись и манеры, и взгляды, и стиль письма. Но я намеренно не стала ничего редактировать, чтобы между строк сохранить живые этапы этого процесса.

Во время написания мне стало понятно, что эта книга может не только удовлетворить интерес, но и быть полезной для тех, кто тоже пережил серьезные потрясения, и для тех, кто хочет заново влюбиться в жизнь.

Опишу подробно все операции и будничный быт, расскажу, как научилась справляться с болью и верить. Об отношениях с родителями и друзьями и о том, как авария нас всех изменила.

До этой аварии я будто спала и только благодаря ей наконец проснулась, а о том, как это случилось, поведает книга.

Я максимально откровенно расскажу о себе, о том, что пережила, как научилась быть сильной и любить жизнь отчаянно, страстно и безусловно. Эта история – о жизни и смерти, о любви и дружбе, о борьбе и поисках, о семье и счастье.




Предисловие от мамы


Дорогие читатели!

Хочу поблагодарить вас за то, что вы взяли в руки эту книгу и решили потратить свое драгоценное время на ее прочтение. Позвольте мне поделиться своим скромным субъективным мнением о ее содержании.

Катя попросила меня изложить свою оценку по ее прочтении. Вы должны понимать, что мне, как непосредственному свидетелю и участнику тех событий, а также человеку, близкому к автору, сделать это объективно довольно сложно. Читая книгу, я будто оказалась в машине времени и совершила путешествие в тот период, который стал для моей дочери, для всех ее близких и родных бесконечно тяжелым, разделившим жизни всех участников на «до» и «после».

Буду краткой, потому что автор максимально подробно описал не только все события в их хронологии, но и все свои, подчас очень неоднозначные, противоречивые, но такие честные и оттого бесценные мысли и эмоции.

Конечно, эта книга не о коммунальной аварии. Не о преодолении внешних обстоятельств и себя в этих обстоятельствах. Эта книга о пути к себе. О том, каким долгим, непростым и подчас страшным он может быть. Путь к осознанию, обретению и принятию себя. У каждого человека такой путь уникален. У кого-то уходят на это годы, у кого-то жизнь, а кто-то так и не может и даже не пытается его пройти.

Моей дочери пришлось его пройти через неимоверную физическую боль и страдания. На начало этой истории ей было всего 20 лет. Красивая, неглупая, легкая на подъем, наивная и довольно поверхностно относившаяся к жизни и к людям девочка. И вот она внезапно оказалась прикованной к больничной койке, затем – к инвалидному креслу. А потом была заперта в своем собственном теле, как в клетке.

Вы можете сказать или подумать, что ее история одна из многих. Неправда! Каждая подобная история уникальна, как уникален и любой из нас. Каждый человек – это, по сути, целая Вселенная, запертая в хрупком теле. При этом, пока мы здоровы, нам даже в голову не приходит, насколько оно хрупкое.

Что такое боль? Изматывающая, острая, постоянная, от которой некуда спрятаться, с которой человек остается один на один. Наверное, понять по-настоящему это могут только люди, реально ее пережившие. Боль, с которой не могут справиться даже самые сильные анальгетики и мощные наркотические средства.

Она становится неизменным спутником, частью самого человека. А к чувству боли добавляется животный страх за свою жизнь и полная неизвестность относительно следующего дня, часа, минуты… Слетает вся «шелуха», и человек являет свое истинное «я».

Боль и ужас, как скальпель, срезают все слои, в которые был закутан и запуган человек.

Я видела это своими глазами. Со своей дочерью я, как это ни странно, по-настоящему познакомилась только в реанимации. И не только я, а, как выяснилось позже, и многие другие, в том числе и она сама.

Насколько мы, люди, готовы ко встрече с самими собой? Насколько высокую цену иногда приходится платить, чтобы обрести это знание или хотя бы приблизиться к пониманию его необходимости?

Полагаю, что Катя заплатила достаточно дорого, чтобы нащупать этот путь к себе. Сказать, что все произошедшее изменило ее и нашу жизнь, – не сказать ничего. Оно привело ее к себе, к осознанию ценности жизни, к ее неповторимости и уникальности, к знакомству с безграничными возможностями веры, любви, к познанию самого себя. И не подумайте, что этот путь окончен. Он только найден, он только обретен. И лично я очень надеюсь и желаю, чтобы он продолжался, ведь, пока человек жив, этому пути нет конца.

Я бесконечно люблю свою маленькую девочку и очень горжусь ею. Но горжусь не только ее мужеством, с которым она смогла пережить неимоверные страдания, а, прежде всего, тем выбором, который она сделала, пройдя через все неимоверные трудности. Выбором, которому она остается верна до сих пор.



    Бесконечно и безусловно любящая мама




Глава 1

октябрь – декабрь 2011





Часть 1

Начало


Я никогда не испытывала такого ужаса. Если бы можно было воплотить ужас в материальной форме, это была бы я – по щиколотку в кипятке и ослепшая от внезапной боли и непроницаемо плотного пара. Смерть схватила меня за горло и стала вытягивать все, что мне до этого момента казалось мной. Время остановилось. Есть ли в жизни что-либо более настоящее, чем собственная смерть? Что испытывает человек, когда начинает умирать? Успела ли я побыть живой и сделать достаточно, чтобы смириться с неминуемым концом? Жива ли я сейчас? Единственным доказательством тому было ощущение чудовищной обжигающей боли. Единственное, что я точно знаю о мертвых, – они уже ничего не ощущают.



Вечером 15 октября мы собрались большой теплой компанией в кафе, чтобы отметить юбилей близкой родственницы. Под аккомпанемент душевных тостов и веселых плясок многочисленных гостей мы с папой весь вечер сидели вдвоем и много говорили. Его воспитание подразумевало соблюдение субординации, но на таких праздниках атмосфера располагает к семейным откровениям. Я с жадностью слушала его наставления о том, как важно беречь старших родственников и заботиться о них, о том, как он любит своих детей и что мы всегда можем на него положиться. Но мне всегда хотелось услышать что-то адресное, более личное. Всегда казалось, что он и не знает меня толком как человека, но сама боялась вылезти из скорлупы внимательной, послушной дочери.

В это время на другом конце города меня уже ждали девочки, с которыми мы в ту ночь договорились сходить вместе в ночной клуб. К моей одногруппнице Ане приехала на выходные подруга Яна из Тюмени, и мы собирались показать ей главную достопримечательность ночной жизни Екатеринбурга – клуб «Голд», а потом поехать к нашим друзьям на открытие нового зала клуба «Пушкин».

Мне уже пора было прощаться с гостями, но папа меня никак не отпускал:

– Побудь еще с нами, куда ты собралась так рано?

– Меня уже ждут, папа, мне надо ехать…

– Дождись хотя бы торта с нами, а потом езжай куда хочешь. Только отвези бабушку домой сначала, ты сегодня одна за рулем.

– Хорошо.

Но не успела я договорить, как он подхватил меня и увлек за собой в танец. После каждой вечеринки остается несколько особенных историй, которые все еще много лет друг другу пересказывают. Наш танец стал именно такой историей – мы всех рассмешили нашим фееричным танго, плавно перетекавшим в краковяк и обратно. Гости расступились и аплодировали, вытирая слезы смеха и умиления.

Спустя час после этого, завершив все семейные дела, я уже садилась в такси у своего дома и выезжала к Ане, чтобы забрать их с Яной и вместе поехать в «Голд». По дороге позвонил папа и попросил написать ему, когда доеду до места и когда вернусь домой, чтобы он не переживал. «Так мило, – подумала я, – раньше он никогда не просил отписываться ему в подобных ситуациях». Мне было приятно, что он так заботится обо мне.

Около половины второго ночи мы прошли через фейсконтроль «Голд», сдали верхнюю одежду в гардероб и, миновав коридор с туалетными комнатами, остановились у барной стойки Белого зала. Это была небольшая комната с белыми стенами, белой мебелью и двумя статуями львов, охранявшими вход в сердце заведения – огромный двухуровневый зал с концертной сценой.

Как позже писали следователи в протоколах: «Авария произошла в 1:57 по местному времени».

Скорее всего, в тот момент, когда мы беззаботно брали в руки по бокалу шампанского, в диспетчерской коммунальной службы уже началась тревога. Когда Аня делала комплимент моим новым красивым, но очень неудобным туфлям на огромном каблуке, труба, покрытая многолетней коррозией, уже треснула где-то в 30 метрах от нас. Как только я собралась потанцевать, диджей объявил о том, что клуб вынужден закрыться раньше по «техническим причинам».

Никто из посетителей не удивился этому объявлению, и все не спеша потянулись к выходу. Паники не было, наоборот, многие использовали эту ситуацию, чтобы познакомиться друг с другом и обсудить возможные причины столь раннего окончания вечеринки, а также поинтересоваться, кто куда собирается ехать дальше продолжать веселье.

Пока Аня получала наши куртки, ко мне вдруг подошел знакомый парень:

– Катя, не уходи сейчас. У них просто какие-то проверки, через пятнадцать минут все снова будет хорошо, останься.

Наверное, это была последняя попытка моих ангелов-хранителей меня уберечь, но я не прислушалась. Надев куртку, я поставила полупустой бокал на столик у гардероба и уверенно направилась к выходу. Аня и Яна пошли поздороваться с кем-то из знакомых, остальные посетители тоже толпились у входа. По чистой случайности я раньше всех подошла к дверям. Почему они были закрыты, никто не знал – возможно, и не уходили потому, что обсуждали причины, но я хотела побыстрее выйти. Я не обсуждала эту историю с Аней ни разу после аварии и толком не знаю до сих пор, почему они задержались и почему остальные не спешили выходить.

Тем не менее к охранникам я подошла одна. Один из них сказал с надменной ухмылкой:

– Девушка, если вы сейчас уйдете, то обратно вас могут уже и не пустить.

– Да я и не собираюсь возвращаться!

Тогда двое мужчин, уже знавших о масштабах катастрофы, открыли передо мной двери. Так началась череда фатально неправильных решений. Я не знаю, почему они так поступили и о чем думали в тот момент. Может, не хотели допустить паники, начни я раньше времени задавать неудобные вопросы? Может, хотели так проучить меня за высокомерие, будучи уверенными, что я сразу вернусь обратно, как только увижу, что происходит снаружи? Может, они в тот момент вообще задумались о чем-то личном и открыли мне двери «на автомате»?

Оказавшись на веранде, я заметила, что поверхность деревянного пола влажная, а впереди сгущается пар. Откуда может появиться пар на улице посреди октябрьской ночи?

Ответ показался мне слишком очевидным, чтобы рассматривать другие возможные варианты: наверняка прошел дождь и на город опустился туман.

Аня вышла сразу за мной, но замерла в проходе.

– Тут мокро, я боюсь намочить штаны!

– Бери Яну и догоняйте, я пока пойду ловить машину, – ответила я и ускорила шаг.

Вот так случайности могут определить нашу судьбу. Я была в коротком платье и на высоких каблуках – ничто не мешало мне пройти несколько метров по «осенним лужам».


Воспоминания Ани Матросовой

Я видела, как Катя выходит из клуба, и сразу пошла за ней, Яна говорила с кем-то по телефону. Но, как только я переступила порог, заметила, что мои брюки намокли. В ту ночь на мне были мои новые длинные шелковые брюки в пол. Мне они очень нравились, и я не хотела испортить их в первый же выход, поэтому вернулась обратно и стала набирать друзьям, чтобы они нас забрали прямо с парковки и нам не пришлось идти «по лужам» до проезжей части.

Буквально через несколько минут охранники объявили, что выход будет осуществляться с торца здания, поскольку рядом произошла авария и главный вход заблокирован кипятком. До сих пор хорошо помню их лица. Они стояли, расслабленно облокотившись на двери, и говорили о кипятке снаружи с ухмылкой, будто шутили. Я даже не поняла, что они серьезно. Почти сразу после этого объявления появились спасатели и стали таскать диваны, чтобы соорудить из них мосты для вывода людей. Никто не паниковал, все было спокойно. Мы понимали, что случилась авария, но чувствовали себя в безопасности под защитой спасателей, которые также были очень спокойны, хоть и сосредоточенны. Криков Кати не было слышно, и я даже подумать не могла, что с ней в тот момент происходит что-то страшное. Я была уверена, что, раз она так легко вышла, ей удалось миновать кипящий потоп.

В течение примерно 30 минут нас всех по очереди вывели из клуба со стороны парка, пострадавших не было.



В один момент я занесла ногу над ступенькой вниз, двери за мной закрылись и полностью пропала видимость – плотный пар стал настолько густым, что невозможно было увидеть и вытянутой руки. Боль врезалась в меня слишком резко. Я даже не понимала, что именно вызывает эти чудовищные ощущения. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного – боль одновременно пронзила каждый миллиметр моего тела и невозможно было уловить ее источник. Это была боль высшей категории – та, от которой люди умирают. Я стояла на судьбоносном перекрестке событий – замереть и скончаться прямо на месте от болевого шока, вернуться обратно или пойти вперед.

Всегда рядом был кто-то, кто принимал решения за меня и нес ответственность за мои поступки. Я быстро говорю, быстро думаю и всегда сначала кидаюсь вперед сломя голову, а потом рефлексирую над прошлым, снова несясь вперед. Но сейчас, варясь в кипятке, в полном одиночестве, когда никто не мог одернуть меня и направить, мне пришлось, возможно впервые, столкнуться с необходимостью быть всецело в настоящем моменте и взять ответственность за свою жизнь на себя. Куда идти? Вернуться обратно? Попытаться задуматься на секунду о том, как поступить правильно и избежать последствий? Нет, той Кате, двадцатилетней девчонке, нужно было двигаться вперед, несмотря на абсолютную неизвестность. Я много лет списывала это решение на состояние шока, но правда в том, что, оказавшись один на один с собой, я поступила так, насколько хватило моей истинной сознательности, – я пошла вперед, навстречу аварии.

«Столики, впереди есть столики, можно на них забраться, они должны быть выше уровня воды».

Мною управляли остатки сил и отчаянное, дикое желание жить. Но вот я должна была уже упереться в них коленками, а их все не было.

«Нет-нет, это был мой шанс, их не может не быть! Пожалуйста!»

Но столиков там не оказалось. Вероятно, их уже убрали с летней веранды в связи с закрытием сезона.

Я понимала, что времени у меня остается мало, его нельзя терять, нужно было во что бы то ни стало снова идти вперед.

«К колоннам! У выхода на парковку стоят колонны. Вроде у них есть небольшие постаменты, я смогу на них забраться.»

В нулевой видимости я наугад пошла к колоннам, но и там не оказалось никаких возвышений.

И это был самый страшный момент – я понимала, что идти больше некуда – впереди на многие метры все затоплено кипятком и никого нет. Даже если бы я догадалась пойти обратно, вряд ли у меня уже хватило на это сил. Чего больше всего боятся люди? Смерти и одиночества. В одно мгновение эти два понятия слились во мне и вытеснили все остальное. Я подумала о своих родителях – мне было стыдно перед ними, что я вот так глупо стою и умираю, не успев даже осознать случившегося, поблагодарить их за все и попрощаться.

Я прожила короткую, незамысловатую, но очень славную жизнь. Неужели одиночество, страх и стыд – это последнее, что я испытаю, перед тем как исчезнуть?

В ту роковую ночь диспетчер коммунальной службы совершил ошибку, в результате которой давление в трубе метрового диаметра было превышено в три раза по сравнению с нормой. Поток воды, температурой около 90°, хлынул со стороны проезжей части через парковку и веранду в сторону ночного клуба. При таком напоре помещение в двадцать квадратных метров оказалось бы заполнено до потолка за несколько секунд. В два часа ночи территория парковки была уже затоплена, и вода продолжала окружать «Голд», который находился ниже зоны прорыва.

Внезапно подул ветер, пар слегла рассеялся, и я увидела силуэт человека, стоявшего всего в нескольких метрах от меня. Не могу сказать, что я тогда испытала надежду, это было нечто гораздо большее – я точно решила, что буду жить еще очень долго.

– Скорее, я здесь! Помогите мне! – кричала я, будучи уверена, что это спасатель.

Но он не двигался. Сейчас я понимаю, что, будь он хоть трижды спасатель, ни один человек не был обязан ради меня идти и вариться в кипятке заживо. Объективно, тем, что к тому моменту осталось от моих ног, идти самой было уже практически невозможно, но человеческое тело способно на чудеса, противоречащие всем законам физики. Когда человек хочет выжить, он обретает сверхспособности усилием своей воли. Чтобы добраться до парня, мне необходимо было еще глубже спуститься в кипяток, по самые бедра, но ноги сами понесли меня в его сторону.

Парень стоял на маленьком крылечке с торца здания, куда мы с трудом поместились вдвоем. «Спасатель», очевидно, вышел из здания сразу на крыльцо, так как никаких ожогов и травм у него не было. Он посадил меня на мою куртку, я скинула туфли, задрала ноги как могла высоко и увидела, как колготки ввариваются в мою кожу и она на глазах растворяется и стекает с голеней. Боль становилась только сильнее – после кипятка я резко вытащила их на воздух, температура которого была едва выше десяти градусов. Из-за такого резкого перепада казалось, будто ноги медленно заливались свинцом, каменели, я почти перестала их чувствовать. Обжигающая, огненная боль будто законсервировалась внутри немеющих конечностей.

– Я умираю! Быстрее вызывайте «Скорую»! Только быстрее, умоляю! У меня очень мало времени! – Я паниковала, у него тряслись руки.

Дозванивался долго. Наконец мы услышали спокойный и нерасторопный голос диспетчера:

– Куда подать машину?.. А что у вас там случилось?

Вырвала телефон, мне нужно было объяснить им, что это не шутка:

– Я умираю! Быстрее, умоляю!

Когда я поднялась на это спасительное крыльцо, кипяток был уже на уровне предпоследней ступеньки, а вода продолжала прибывать. Мы ждали «Скорую». Время, судя по подступающей воде, летело слишком быстро, а судя по боли и растущему страху ожидания – тянулось, превращая каждую секунду в бесконечность. Наверное, парню рядом со мной было не менее страшно. Он понимал, что если в ближайшие минуты никто не приедет, то у него два варианта: спасаться самому на тонкой реечке чуть выше крыльца и смотреть, как я варюсь заживо, или оставаться погибать со мной.

Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг я услышала самые лучшие звуки, о каких могла мечтать в тот момент, – звуки своей фамилии.

– Комлева-а! Комлева! Это ты?!

– Да-а! Да-а-а! Сюда-а-а!

Меньше чем через минуту подъехала машина, и мой знакомый Паша Старостин погрузил меня внутрь. В ней было еще двое малознакомых мне ребят. Я умоляла Пашу не задевать мои ноги, говорила, что мне очень больно, что могу умереть в любой момент.

Они спасли меня в последние мгновения. Через пару минут после того, как нас забрали, крыльцо было полностью затоплено.

Кареты «Скорой помощи» не могли приблизиться к тому месту, где мы с моим напарником по несчастью их ждали. В тот момент, когда мы им звонили, они уже стояли у въезда на парковку, но из-за высокого уровня воды подъехать к нам не могли.


Воспоминания Димы Столбова

Выехав из дома в клуб «Голд», мы списались с Аней – девочки были уже там. Когда добрались, то увидели клубы дыма – сначала нам так показалось, – потом поняли, что это пар.

Решили с Пашей Старостиным подобраться ближе и перелезли через забор со стороны прилегающего парка с помощью телефонной будки. У забора между «Голд» и парком стоял охранник и не пустил нас, а через кипящую лужу около забора лежала длинная доска.

Через несколько минут я услышал крик и сказал Паше, что голос очень похож на Катин. Мы побежали обратно на парковку и встретили Сашу Шабунина и Сережу Кадочникова. Они в ту ночь были на большом внедорожнике, и в отличие от карет «Скорой» эта машина могла туда проехать. На самом деле мы не имели представления о том, что там происходит, удастся ли найти ее, открыть двери, загрузить в салон и выбраться самим. Но оставаться на месте мы тоже не могли. Решили – нужно прорываться на машине сквозь воду за Катей.

Ворота были закрыты потоком кипятка. Мы посадили Сережу на кенгурятник, подъехали к воротам, он взялся за створки и, когда машина тронулась назад, открыл их.

После этого машину окружили охранники и не пускали нас дальше, перегораживая путь. Они думали, что мы собираемся грабить машины на парковке, и несли какую-то чушь. Я начал всех отталкивать, не подпуская к машине, почти крича, что мы спасаем человека. Ребята медленно въехали в кипяток…

Через несколько минут они вернулись с Катей и незнакомым парнем. С момента, как я услышал ее крик, до того, как ее отнесли в карету «Скорой», прошло минут 10 или 15.



Несомненно, если бы не ребята, не было бы ни меня, ни этой книги. Как удивительна природа человеческих решений. Своей безрассудной смелостью они сбалансировали череду чужих неверных поступков и спасли мою жизнь. Что движет человеком, рискующим собой ради другого? Инстинкты? Воспитание? Мы даже не были близкими друзьями, одного из них я вообще видела впервые. Мы награждаем медалями людей, сажающих аварийные самолеты, но если считать, что важна каждая спасенная жизнь, то эти ребята достойны награды не меньше. Я уверена, что материя мироздания устроена таким образом, что их отважный поступок будет оценен более весомыми наградами, чем слава и металлические ордена.

Дима Столбов, Паша Старостин, Саша Шабунин и Сережа Кадочников – настоящие Герои! До конца своих дней я и все мои близкие будем благодарить вас в своих молитвах. Все, кто утверждает, что разочарован в людях, и кому нужен повод снова в них поверить, – знайте, настоящие Люди есть. Возможно, и ваши одногруппники, соседи или просто давние знакомые – те, от кого вы совсем не ожидаете, – в определенный момент будут готовы рискнуть своей жизнью ради вас.

За воротами парковки уже ждали несколько карет «Скорой помощи», но они все были заняты, и я какое-то время прождала в машине, извиваясь от боли. Не выдержав этой картины, мой одногруппник Никита взял меня на руки и понес к ближайшей «Скорой». По пути я мельком видела испуганные лица подъехавших друзей, знакомых, но не понимала всего масштаба, серьезности и последствий катастрофы. Не понимала, почему они так напуганы, ведь я была уже спасена…

Единственное лежачее место было занято мужчиной в красной куртке, и мне пришлось сидеть задрав ноги, когда сил уже совсем не оставалось. «Почему мне приходится еще ждать, неужели кому-то сейчас может быть больнее, чем мне?»

Наконец меня уложили, сделали обезболивающий укол, и мы тронулись в больницу под вой сирены. Этот звук сообщал всему миру, что я жива, что меня спасли. Конечно, это был далеко не конец, но главное, что я больше не была одна! Телефон разрывался. «Надо позвонить папе, он же просил». Но я не могла заставить себя пошевелиться. Свет стал медленно гаснуть, я начала проваливаться в темноту. Кто-то звал меня:

– Катя, Катя! Главное, не отключайся, смотри на меня, Катя!

Я слышала этот голос и хотела кричать в ответ:

– Не бойтесь, я здесь… Я жива!..

Но губы мои не шевелились, все тело было будто не мое, чужое… Постепенно стали исчезать все предметы, лица, звуки и ощущения, боль меркла. Закрыла глаза и увидела себя со стороны – как я медленно падаю в черную вакуумную пустоту. Я понимала, что мне оттуда уже не выбраться, уже не открыть снова глаза, не сказать важных слов, не обнять маму… Оттуда не возвращаются, там никого нет, пусто – никто не подтолкнет и не протянет руку… Страха уже не было, а одиночество стало казаться чем-то наиболее естественным. Это был абсолют одиночества – того состояния, в котором мы появляемся на свет и покидаем его. Единственной силой, которая заставила меня приложить усилия и вырваться оттуда, был интерес. В пустоте очень скучно, там совершенно ничего не происходит и нет никакого намека на продолжение существования в другой форме. Я должна была закончиться именно в этом моменте, но мне было невыносимо интересно узнать, что еще я смогу испытать, о чем подумать, кого полюбить, что написать.

«Нет! Мне туда еще нельзя, я должна себя сама оттуда достать прямо сейчас! Сама! Из последних сил, нужно собраться!»

– Да, я здесь!

У меня получилось! Я услышала свой голос! Я снова тут!

«Теперь все самое страшное точно позади» – так думала тогда. Хотя, наверное, страшнее этого уже ничего не могло случиться.


* * *

Врачи в приемном отделении засуетились вокруг меня. До этого я в больницах бывала нечасто, но мне почему-то казалось, что если рядом столько медиков сразу – дело плохо. Мне вводили обезболивающие, делали уколы, брали кровь – а ведь еще совсем недавно для меня эти процедуры были верхом болевого порога. Но они и правда помогали, боль заметно притупилась. Я лежала и довольно спокойно смотрела, как доктор снимает с меня мою кожу слоями. «Так жалко кожу, такая загорелая, а они все с меня содрали» – в голове были какие-то глупости.

С первых минут на операционном столе я умоляла персонал дать мне мой телефон, чтобы позвонить родителям. Но всем было, конечно, не до этого.

– Тетечка, миленькая, родненькая, ну пожалуйста, это очень важно, дайте позвонить родителям! – Я цеплялась за всех, кто проходил мимо. Кто-то меня раздевал, кто-то протирал, кто-то держал за руку, но все игнорировали мои просьбы.

– Если нельзя дать мне мой телефон, позвоните хотя бы со своего, умоляю, это же жизненно важно!

Наконец один молодой врач не устоял и полез в карман за телефоном.

– Алло, Ольга Викторовна? Вам звонят из 40-й больницы, к нам только что привезли вашу дочь…

Я боюсь даже представить, что было с мамой в тот момент. До папы дозвониться не смогли – телефон был отключен.

Успокоившись, что хоть кто-то из родных уже все знает, я принялась допрашивать врачей, насколько серьезно то, что со мной случилось. До последнего хотелось думать, что все не так уж страшно, немного обожглась, но я ведь была уже в безопасности. «Сейчас меня вылечат, и все будет как раньше».

– Ожог 30 % тела, молись, чтобы ты еще смогла ходить.

Еще какое-то время я надеялась, что это они так жестоко шутят. Но потом услышала, как врачи, переговариваясь между собой, в одном предложении упоминают мою фамилию и страшное слово «ампутация». Надежды окончательно рухнули – все и вправду было слишком серьезно.

Эти люди боролись за мою жизнь, и меня переполняло чувство распирающей благодарности.

– Миленькие, спасибо, дай вам Бог здоровья! Спасибо! – Я повторяла это как молитву, всем вместе и каждому по отдельности, вглядывалась в глаза и лица, чтобы запомнить тех, кто спасал мое искалеченное тело. Одна медсестра прослезилась, и мне стало от этого очень грустно – я не хотела, чтобы кто-то из-за меня плакал.

Завершив все экстренные процедуры, врачи передали меня в руки медсестер, которые долго меня везли и в итоге оставили в проходном коридоре с белыми стенами. Там было очень светло, рядом стояли кровати со спящими людьми. Весь персонал куда-то ушел. «Где я? Что дальше? Почему меня не везут в палату? Почему никто ничего не объясняет? Где мой телефон? Надо дозвониться до папы». Снова стало очень страшно от ощущения полного непонимания, меня охватывала паника.

– Кто-нибудь, подержите меня за руку, миленькие, мне тут так страшно одной!

Наконец подошла медсестра, дала мне мой телефон и объяснила, что я в реанимации, а врач скоро подойдет и поговорит со мной.

«Реанимация». Еще одно страшное слово. Вроде оно всегда казалось вполне безобидным. До тех пор, пока этим словом не стало называться место, где я вынуждена была теперь находиться.

На телефоне было 6 пропущенных звонков – все от Димы К., но я все равно сначала пыталась дозвониться до папы, однако он все так же был недоступен.

Позвонила маме, но связь постоянно обрывалась, и я не смогла с ней поговорить. Стала набирать Диме К., звонок прошел, но ничего не было слышно. Я плакала, звала его, но в ответ была тишина. А мне так нужен был голос кого-то из близких. Он стал писать сообщения между попытками дозвониться.



3:07 Катя! Ничего не слышно.

3:09 Я в реанимации.

3:12 Катя, что случилось?

3:13 Дима, мне очень страшно, я в реанимации. Одна! Мне дико больно.

3:29 Что случилось?!

3:30 Дозвонись, я боюсь тут одна. Я в реанимации, ожог 30 % тела, я не знаю, смогу ли ходить. Мне так страшно, Дима, они все время уходят, я одна, мне колют наркотики, а мне больно, я боюсь.

3:57 Почему ты? Какой адрес? Где ты находишься?

3:58 Я хочу умереть!


Мне до сих пор стыдно за эти слова, даже в том страшном состоянии я не имела права такого писать. К этим словам часто относятся очень легкомысленно, а они очень тяжелые, очень сильные, их нужно вообще запретить. А самое страшное – когда эти слова произносятся всерьез.

После этого сообщения он все-таки дозвонился до меня. Наверное, я звучала очень сумбурно, но его так потрясло мое последнее сообщение, что он начал разговор со слов:

– Катя! Катя, я люблю тебя! Живи, пожалуйста, ты нужна мне! Я уже беру билеты и вылетаю, дождись, жди!

На мгновение существующая действительность озарилась яркой вспышкой эйфории, какого-то неземного счастья. Вся боль ушла, а желание жить и бороться во что бы то ни стало казалось смыслом всего происходящего и того, что будет впредь. Тогда Дима признался мне в любви впервые, и это было достаточной мотивацией для того, чтобы выжить.

Удивительно то, что он жил в другом городе и, не зная ничего об аварии, начал звонить мне именно в тот момент, когда я варилась в кипятке. Более того, никогда раньше он не звонил вот так посреди ночи без предупреждения, и тем более несколько раз подряд. Мне было так страшно там находиться одной, но оказалось, что он ровно в те секунды вдруг стал пробиваться звонками в мой телефон.




Часть 2

Дима


Дима приехал на следующий день. Сразу после нашего разговора он сорвался в аэропорт, чтобы вылететь ко мне из Питера, где тогда жил. Чтобы объяснить всю значимость его живительного «Я тебя люблю!», мне придется рассказать предысторию наших отношений.

Мы познакомились летом 2010 года в Нью-Йорке. Это была такая встреча, которая, казалось бы, никогда не должна была случиться. Мы жили в разных городах и, как говорят психологи, росли в «разных детских», у нас не было общих знакомых и устойчивой базы для общего будущего. Ему было двадцать три, и он уже тогда хорошо понимал себя и знал, чего хочет от жизни. Мне было девятнадцать, я прилетела в Америку со своим молодым человеком Олегом «за компанию» и воспринимала эту поездку как веселое летнее путешествие. В то время я не умела ничего планировать, плыла по течению, которое по большей части мне прокладывал мой папа и текущие внешние обстоятельства. Я даже представить не могла, сколько новых трудностей меня ожидало.

Программа «Work&Travel» подразумевала поездку в США по временной рабочей визе на срок до четырех месяцев. Несмотря на то что само название говорило о том, что мне предстояло там именно работать, была уверенность, что все финансовые вопросы возьмет на себя Олег, а я буду целыми днями делать то, что мне нравится.

Но в первые же дни нашего пребывания в Нью-Йорке стало понятно, что рассчитывать мне предстояло только на себя. Очень раздражало то, что Олег с трудом мог решить наши бытовые вопросы, касаемые поиска жилья, получения первых документов на месте и т. д. Я же до этой поездки никогда не сталкивалась с необходимостью вообще что-либо решать.

Я жила в квартире, которую мне оставили родители после развода, и ни одного дня не работала. Папа говорил, что до окончания университета моя основная задача – хорошо учиться. Я справлялась с этой задачей отлично, вела по-студенчески веселый образ жизни и была избалована отсутствием финансовых трудностей.

Олег же, очевидно, хоть и был гораздо более самостоятельным, но в чужой стране, без знания английского, этой самостоятельности хватало только на одного человека – на него самого. Это означало, что он не мог платить мою часть аренды за жилье и уж тем более покрывать остальные мои потребности.

После долгих поисков и нескольких неудачных попыток я наконец нашла работу мечты – официантка в ночном клубе. Мои смены были всего два дня в неделю, по шесть часов, а зарабатывала я больше, чем те, кто работал пятидневку по двенадцать часов. Это был популярный ночной клуб в Бруклине, туда часто приходили выступать и отдыхать знаменитости. Потому и счета за столики там были настолько высокими, что чаевых, которые я получала, мне хватало, чтобы покрывать все необходимые траты, а также оставлять на шопинг и развлечения. Меня взяли туда без опыта, видимо потому, что я была красивой и знала английский. Больше, по моему личному убеждению, у меня на тот момент «талантов» никаких и не было. Олег работал водителем велорикши и тоже зарабатывал достаточно для более-менее комфортного проживания.

Наш «комфорт» представлял собой маленькую комнату в грязном старом доме в Бруклине. В ней мы жили впятером. Мы с Олегом спали на надувной кровати, наша подруга – на одноместной раскладушке и еще двое друзей Олега – на полу. Дом кишел тараканами, ванная и туалет были сплошь покрыты ржавчиной, а соседями нашими были сама хозяйка и ее сын. Последний часто становился причиной наших конфликтов, потому что злоупотреблял запрещенными веществами и вел себя, мягко говоря, неадекватно.

Так мы и жили – разочарованные друг в друге, уставшие от внезапной ответственности за самих себя и в ужасных условиях. Переехать мы не могли, потому что этот шаг предполагал плату аренды за месяц и одного депозита, равного сумме аренды. Это была внушительная сумма для единовременной выплаты, в то время как хозяйка нашего дома привязала нас к себе возможностью понедельной оплаты. Да и вариантов не было, потому что все более-менее приличные комнаты разобрали такие же, как мы, студенты еще в начале лета.

Наши отношения с Олегом держались по большей части на моем страхе остаться в незнакомом городе совсем одной и уже давно перестали быть романтическими и обоюдными. Я решила терпеть его до нашего возвращения в Екатеринбург, а он периодически пытался все исправить, но безуспешно.

Было уже начало августа, когда, вернувшись из продуктового магазина, наши соседи по комнате принесли отличную новость – на кассе они разговорились с русскими ребятами, которые искали себе новых соседей в освободившиеся комнаты дома, который снимали целиком большой компанией. Они предложили нам разбить обязательный депозит на две части. Это было нам по силам, и мы смогли съехать из нашей ненавистной грязной комнаты. Первым делом я вымыла наше новое жилище, повесила розовые шторы, постелила на наш новый надувной матрас розовое постельное белье и, укрывшись розовым пледом, устроилась смотреть «Жестокий романс» на своем розовом ноутбуке. Мальчики уехали по делам, наши новые соседи ушли на работу, и я была уверена, что до вечера буду дома одна.

Внезапно входная дверь хлопнула и в импровизированных тряпичных дверях моей комнаты появилась мужская фигура.

– О, привет!

– Привет, я – Катя Комлева.

– Очень приятно, я – Дима.

Он ушел так же быстро, как появился. А я, разнеженная своим уютным выходным днем, осталась смотреть кино дальше. Я никого не ждала и не искала новых знакомств, но у меня почему-то появилось ощущение, что надо запомнить этот момент как можно лучше, потому что наверняка потом буду часто в него мысленно возвращаться.

Через пару дней я переехала от Олега и его друзей в отдельную комнату нашего нового дома. Мои будни состояли в основном из безделья и подсчета дней до возвращения домой. Мне была неинтересна Америка, мне были неинтересны люди, которые меня окружали, и я практически все время проводила одна в своей комнате. Несмотря на то что официально мы с Олегом не обсудили наше расставание и жили в разных комнатах, вечера мы иногда проводили вместе и все еще считались парой.

Как-то раз вечером наши новые соседи нарушили мое уединение своим предложением прогуляться вместе до магазина. Я знала, что их зовут Антон, Илья и Дима, но не различала, кто из них кто, однако по дороге один из них держался ко мне ближе и пытался меня разговорить.

– А что ты все время напеваешь себе под нос, пой громче, я хочу послушать.

– Нет, я стесняюсь петь громче.

Тогда он поменял тему и стал расспрашивать меня о моей жизни, целях и планах. В моих планах было окончить университет и дальше «как-нибудь устроиться», рассказывать мне, в целом, было нечего. Я узнала, что ему двадцать три, что его зовут Дима и что он изучает маркетинг. Меня удивило то, что изначально он учился на экономическом, но на втором курсе понял, что ему интересна реклама, и перевелся в другое учебное заведение.

– Здорово, что ты изучаешь то, что тебе по-настоящему интересно, а я вот не знаю, чего хочу.

Меня тогда и правда это поразило, потому что все мои знакомые, как и я, учились без особого энтузиазма. Просто ради того, чтобы получить образование, чтобы потом устроиться на работу, но при этом никто точно не знал, кем хочет стать. У меня была прекрасная беззаботная жизнь, которую мне обеспечили родители. Они меня хорошо воспитывали, отправляли в путешествия за границу, чтобы я могла составить свое представление о мире, и учили быть хорошим человеком – уважать старших, отличать «хорошо» от «плохо» и стремиться реализоваться в жизни. У меня было несколько по-настоящему близких друзей, и все они были людьми исключительно хорошими. Я выросла в благополучной семье, хорошо училась, умела дружить, имела свое мнение по поводу большинства значимых в мире событий – и мне этого было достаточно.

После этой прогулки я уже точно знала, кто из наших новых соседей был Дима. Он бы мог мне даже сразу понравиться, если бы я не была так занята своими проблемами: расколотыми отношениями с Олегом и усталостью от самостоятельной американской жизни.

Время от времени Дима отвлекал меня от моей меланхолии, и делал это, надо сказать, весьма изобретательно. Например, однажды он зашел ко мне в комнату, уселся рядом и спросил:

– Привет, соседка. У тебя есть нитки с иголкой?

Не дожидаясь моего ответа, он тут же встал и вышел, а я успела только растерянно сказать ему вслед:

– Не знаю, надо посмотреть…

Дима, казалось, меня не услышал, потому что никак не отреагировал на мою реплику, и я вернулась к чтению книги. Минут через десять он снова открыл мою дверь и замер в проходе:

– Ну так что, ты можешь дать мне нитки?

– Хорошо, я сейчас поищу…

Он снова ушел посередине моего ответа. Ниток я так и не нашла, но и чтение меня уже занимало не так, как его странные манеры. В любой другой ситуации я бы пошла к нему сказать, что не смогу помочь, но иррациональность его подачи сбивала меня с толку. Я осталась сидеть на месте, но уже ждала его следующего визита. Дима нашел способ занять мои мысли своим сумбурным поведением, и когда я уже была готова вступить с ним в следующий непредсказуемый диалог, он просто… больше не пришел.

До нашей следующей встречи прошло еще несколько дней. На этот раз я сидела на крылечке нашего дома и писала дневник, полностью погруженная в свои мысли. Но когда в поле моего зрения появился Дима, который возвращался с работы, я с удивлением поняла, что рада его видеть. Пока он переодевался, подошли Саша с Антоном, и Дима, вернувшись, предложил нам всем вместе подняться на крышу нашего дома и поговорить о том, как у кого прошел день. Несмотря на то что все поддержали эту идею, на крыше в итоге оказались только мы с Димой.

Мы разговаривали и не заметили, как пролетели семь часов. Я рассказывала ему, как в детстве воровала творожные сырки у младшего брата Андрея, а он мне – что у каждого звука есть свой цвет. Я рассказывала о тех местах, которые видела, а он – про книги, которые читал. Я говорила, что устала от Америки, а он мне про то, сколько невероятных возможностей открывает Нью-Йорк.

В мое состояние безразличия ко всему окружающему он ворвался новым интересным собеседником. Мне не нужно было подробно объяснять ему, что я за человек, и пытаться понравиться, мы даже почти не смотрели друг на друга – просто обменивались мыслями и изучали ночное нью-йоркское небо, каждый по-своему, но в каком-то мощном эмоциональном тандеме. Моментами возникало ощущение, что даже воздух вокруг нас наэлектризовался так, что иногда потрескивал.

Время пролетело незаметно, и неизвестно, сколько бы еще часов мы провели на той крыше, если бы не Олег, прервавший наше общение своим ревнивым появлением. Он бросил нам всего пару гневных слов вроде: «Ага, понятно, чем вы тут занимаетесь!» – и ушел.

Мне нужно было незамедлительно поговорить с ним, чтобы расставить точки над i и не допустить скандала. Я побежала за ним и поймала в своей комнате.

– Нам нужно расстаться, Олег! – мое единственное честное оправдание этой ситуации.

– Но я люблю тебя.

– А я тебя – нет.

С удивительной для самой себя легкостью я смогла сказать ему то, что давно хотела, но откладывала до нашего возвращения домой.

После этой фразы он, потеряв дар речи, хлопнул дверью и ушел. Встретив в коридоре Диму, он попытался выместить свой гнев на нем, но тот резко оборвал его:

– Разборки случаются в Бронксе, а мы живем в Бруклине и договариваемся. И тебе сейчас нужно успокоить девчонку.

Я пыталась уснуть, но меня переполняли эмоции оттого, насколько быстро произошли в моей жизни перемены. Только начала выбираться из кокона своей тоски, как на меня обрушилось внезапное, хоть и давно запланированное расставание с Олегом. Поняв, что не смогу уснуть, я вышла на балкон, чтобы послушать музыку и попытаться выписать в дневник переполнявшие меня чувства. Окно из спальни Димы также выходило на балкон, и он вдруг появился оттуда с вопросом:

– Было громко, у вас что, развод?

– Да, но пусть тебя это не тревожит, мы сами разберемся.

– Детский сад.

Он исчез, но через несколько минут вернулся и на этот раз уже сел рядом со мной.

– Что-то мне не спится.

– Я тоже вряд ли смогу сегодня уснуть.

– Дай руку.

Я послушно протянула ему ладонь, а он положил в нее маленький красный шарик от гольфа.

– Собери все свои тревожные мысли, перенеси их в этот шар и выбрось его вместе с ними. Спокойной ночи.

На следующий день я проснулась с мыслью, что больше не могу отрицать свою симпатию к Диме. Во время нашего разговора на крыше он будто коснулся своими словами тех слоев моего сознания, о существовании которых я изредка догадывалась, но надежно прятала за своими страхами и другими внешними барьерами. Его не интересовали мои стандартные модели общения, он хотел узнать те мои мысли, которые будили меня последним утренним сном. Он хотел, чтобы я пела вслух, несмотря на смущение. Он стремился узнать, что именно делает меня мной и отличает от всех других тогда, когда я сама этого не понимала.

Дима пришел с работы на удивление рано, зашел ко мне, сказал быстрее собираться, что мы убегаем. Я быстро собрала сумку, положила плед, ноутбук, и под осуждающие взгляды наших соседей мы убежали из дома. Вообще-то, мы не знали, куда идем, у нас не было никакого конкретного плана, но в этом и была вся романтика. По дороге я все также тихонько напевала романсы, как вдруг он остановил меня и сказал:

– Пой громче!

– Я… я стесняюсь.

Перебив мое смятение, он подошел ко мне, взял за руку и начал со мной танцевать.

– Мы сейчас танцуем посреди улицы и перед этими людьми все равно уже выглядим нелепо, так что если ты будешь петь громче – у нас хотя бы будет музыка. И если тебя это успокоит, то знай, что на мне футболка надета наизнанку и я не собираюсь ничего менять.

Ошарашенная, я запела вальс «Ах, эти тучи в голубом».

Моя голова всегда была забита мыслями, бесконечными разговорами с собственным подсознанием и с проекциями людей, которых никогда не встречала. Я советуюсь с ними, прислушиваюсь к их мнению о том, как мне нужно себя вести, как выглядеть, что говорить, чтобы быть уместной, быть хорошей и нужной, словом, как мне жить. Это отнимает силы, туманит рассудок. Но этот танец оставил все эти голоса за порогом. Дима освободил меня от необходимости оценивать эту ситуацию и прятаться за свои домыслы о том, как это будет выглядеть со стороны. Прекрасное, окрыляющее чувство свободы заполняло мое тело и выливалось звуками вальса.

Не торопясь мы дошли до пляжа. Сидя под фиолетовым небом Атлантики, мы с энтузиазмом продолжали изучать друг друга. Слова, которыми мы обменивались, сливались в прекрасном танце за пределами нашего физического сознания и воздух наполнялся дымчатыми фигурами наших мыслей. Через его вопросы я будто впервые начала знакомиться с собой, а он в моих ответах находил ключи к пониманию самого себя. Мы касались друг друга звуками. Они будто были лишены смысла, но в полутонах наших метафор я находила больше смысла, чем во всем, что когда-либо слышала ранее. Будто все, что происходило со мной в жизни до этой ночи, было эпиграфом к этому моменту.

На обратном пути я пела ему песни на французском, а он пробовал мои руки на ощупь. Мы останавливались в пустующих кафешках и были там везде хозяевами. Домой вернулись ближе к рассвету, но спать не хотелось. Сидели на балконе и молча встречали утро.

Вдруг он спросил:

– А ведь мы могли и не ходить никуда, просидеть прямо здесь всю ночь и просто представлять себе, как гуляли бы. И могли бы нарисовать словами эту прогулку в деталях, очень явно и подробно. Так есть ли разница?

– Если бы мы всю ночь фантазировали, как могли бы гулять, то все мысли были бы заняты только этими размышлениями. Я бы никогда не узнала, о чем бы думала, находясь там, на пляже, и гуляя по ночному Брайтон-Бич. Ценность жизни осознается в настоящем «сейчас», а не в том, которое я могла бы создать в своих мыслях.

– А ты молодец, Катя.

Через полчаса он ушел на работу. Тем утром я чувствовала легкость, будто очнулась ото сна и реальность стала ярче. Мне казалось, что это было именно то, что нужно, – новый человек, свежие эмоции, чтобы зарядиться энергией напоследок, а потом спокойно уехать домой… Я еще не представляла, как затянется эта история и насколько важное место он займет в моей жизни.

Иногда Дима оставался дома и закрывал дверь перед своими рабочими делами. Тогда он звал меня на пляж, Антон всегда ходил с нами. Каждый шаг в ту и в другую сторону становился частью какой-то игры, в которую мы друг друга вовлекали. Пройдет он сейчас рядом со мной, остановится ли, если я остановлюсь. Когда он шел впереди, я наступала на его тень, чтобы хоть как-то его касаться. На пляже игра тоже продолжалась. Он уходил купаться, когда я выходила, и наоборот. Играли в прятки, красовались друг перед другом, но ненавязчиво, на ощупь.

На обратном пути мы опять играли – Дима шел совсем рядом со мной, касался моих волос, будто случайно брал меня за руку на секунду и снова отпускал. Отходил вперед, потом снова подходил и брал за руку уже крепко. Я понимала, что он внимательно наблюдает за всеми моими реакциями, но старалась оставаться внешне невозмутимой.

Иногда он смотрел на меня не отрываясь, очень подолгу, так внимательно, что мне даже становилось неловко.

– Катя, это невероятно. Ты настолько искреннее создание, я не вижу масок. В тебе так много правды, ты настоящая. Даже не представляешь, как много говорят твои жесты и мимика. Но вот только ты сейчас как будто спишь. Вот бы тебя разбудить…

Он мог в момент стать грубым, далеким, дерзким. Я пыталась пользоваться своими привычными методами, полуулыбками, полувзглядами, прищурами, но он будто видел меня насквозь.

Как-то вечером я примеряла новое платье и туфли, а он, вернувшись домой, застал меня, нарядную, перед зеркалом. Я уже приготовилась смутиться, но он сказал:

– Подожди, замри, я сейчас.

Через пару минут он вернулся в пиджаке и брюках:

– Пойдем гулять.

– Куда? Сейчас? Так дай я переоденусь поудобнее.

– Какая разница куда. Нет, пойдем так.

И мы пошли, нарядные, гулять по ночному тихому Бруклину.

Мне одновременно казалось все это нормальным, естественным, но вместе с тем очень непривычным. Я всегда держала себя в рамках, которые сама себе придумала. И часто в попытках соответствовать тем ожиданиям, что мне якобы предъявляет социум, забывала, кто же я на самом деле. Соглашаясь на Димины абсурдные предложения, я невольно выпускала себя наружу, и мне слишком быстро закружила голову эта новая, долгожданная свобода.

Начиная с того дня все, что происходило между нами, иначе как головоломкой назвать было сложно. Он нарочно ставил меня в явно неловкие ситуации, изучал меня.

Дима знакомил меня с Нью-Йорком. Иногда брал меня погулять вдвоем, иногда – вместе со своими друзьями. Иногда он вообще не приходил ночевать домой после работы, а иногда был очень внимательным. И все это вроде было интересным, необычным, новым, манящим, но мне тогда было не до этих игр. Я уже слишком устала от Америки со всеми ее испытаниями, устала настолько, что снова стала себя терять. Да, принимала его необычное поведение и никогда не пререкалась, потому что знала: я ему никто и он мне ничего не обещал. А у меня, кроме него, никого не было в этой чужой стране, мне нужно было держаться за него хотя бы какое-то время.

Как-то я сказала ему:

– Так странно, вот сейчас мы живем вместе, готовим, прибираемся. А совсем скоро разъедемся по разным городам России и больше никогда не увидимся.

И это не имело никакого подтекста или намека. Конечно, так оно и будет, сомнений нет – «курортные» отношения практически никогда не выходят за рамки того места, где они случились, а у нас к тому же и желания развивать их особого не было.

– А почему ты решаешь за двоих? Привет, вообще-то, тут еще есть я. А представь, если как-то вдруг я найду тебя, где бы ты ни была.

Так мы и провели оставшиеся дни. Первая волна окрыляющей романтики постепенно сменилась усталостью от постоянного напряжения и недопонимания. Я просто растягивала это время своим смирением, ничего не просила и не ждала. Такие отношения перестали приносить мне радость. Тратила слишком много энергии на осмысление его поступков и попытки понять их мотивы. Их неоднозначность с трудом укладывалась в моем сознании. Со временем это просто наскучило, и я уже считала дни до возвращения домой. Мне хотелось быстрее проститься с Димой, чтобы сохранить все приятные воспоминания о нашей связи, пока они не рассеялись в новом опустошающем одиночестве вдвоем.


* * *

Первое время после возвращения из Америки мы общались почти каждый день, но по делу – я высылала ему его фотографии, а он мне – мои вещи, которые я забыла в нью-йоркском доме.

Когда все было сделано, я предложила ему приехать к нам на концерт одной из его любимых групп. Дима, к моему удивлению, выразил оживленный интерес и сказал, что постарается… Но не приехал, и наше общение постепенно сошло на нет.

Но почему-то с течением времени он стал мне часто сниться. Сны эти были настолько яркими и запоминающимися, что я стала ему про них рассказывать. Он всегда с благодарностью принимал эти рассказы о моих сновидениях, которые, как ни странно, весьма подробно, хоть и метафорично, описывали его текущие дела и давали ему подсказки.

Незаметно для себя самой я становилась одержимой им и нашим редким общением, наполненным необъятным смыслом. Все песни, которыми мы обменивались в социальных сетях, имели значение, каждая запятая и даже пробел в его двусмысленных сообщениях занимали все больше места в моих мыслях.

Он мог очень интенсивно общаться со мной на протяжении пяти дней, а потом пропадал на месяц. Я изредка писала ему первой, но по-настоящему близкие эмоциональные контакты у нас случались тогда, когда он сам выходил на связь, но все откровения между нами происходили в полутонах, едва уловимых для восприятия. Недостаток реального общения с ним я стала компенсировать с помощью своей бурной фантазии – незаметно создала себе параллельный мир, в котором мы были вместе каждый день, и подробно описывала свои мечты об этом в своем дневнике.


Запись из моего дневника от 10 февраля 2011

Дима. Не было ни одной ночи, чтобы ты мне не снился. Ты везде. Каждую эмоцию я делю с тобой. Пожалуйста, хотя бы просто не переставай давать мне поводов для этих чистых мыслей своими редкими сообщениями. Я создала себе целый мир, где возвращаюсь к тебе после каждого дня. Мне важна каждая твоя мысль. Каждое слово, каждая запятая. Так странно, ты можешь даже не узнать никогда, насколько близок мне. В любом принимаемом мной решении я с тобой советуюсь, ищу твоего мнения, твоей поддержки. Не хочу знать, как все там на самом деле. Мне так хорошо и спокойно в мире, в котором ты тоже думаешь обо мне каждую секунду и всегда возвращаешься ко мне независимо от того, где был. Ты спасаешь меня. Спасибо, что подпитываешь мое счастье.


Запись из моего дневника от 11 февраля 2011

Хочу, чтобы ты приехал на мой день рождения. Напишу тебе: «Я загадала желание, чтобы ты лично меня поздравил с моим днем. Приглашаю. 6 марта, отмечаем с 5-го на 6-е». Ты немного удивишься, улыбнешься сначала, а потом мысли забегают у тебя, как ты любишь. Но уже буквально через несколько секунд ты поймешь для себя совершенно точно, что вопрос стоит не в том, ехать или нет, а как. Ты ответишь мне не сразу, но что-то очень многозначительное или просто «я уже еду». Вся квартира наполнится теплым светом и приятным запахом, чтобы обязательно понравиться тебе, ведь скоро ее порог переступишь ты.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/katya-komleva/schastlivyy-sluchay-istoriya-o-tom-kak-rany-obnazhaut-dushu/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.