Книга - Лисий Хвост. По ту сторону холмов. Книга вторая

Лисий Хвост. По ту сторону холмов. Книга вторая
Петер Клуг


Прошло несколько лет. Мир духов не отпускает ни Шиму, ни Хару, и они вновь отправляются в путь. Способности Шимы растут, и он не боится больше использовать их. Старые друзья и враги. Новые приключения. Возможно ли переломить неумолимость судьбы, или же она подчиняет себе все и нужно принять её с покорностью?





Петер Клуг

Лисий Хвост. По ту сторону холмов. Книга вторая





I


Кицунэ сидела рядом с его ложем в той же позе, как и когда-то много лет назад. Не хватало лишь сямисэна в её руках и песен на устах. Хару вздрогнул, почувствовав прикосновение, и проснулся. Он открыл глаза и увидел жену, склонившуюся над ним.

Ночь была темна, в юрте не горело ни единого огонька, однако от Кицунэ исходило сияние, подобное лунному, которое, впрочем, почти не освещало ничего вокруг.

– Милая моя, – прошептал Хару, – ты жива? Ты вернулась ко мне?

Женщина ничего не произнесла в ответ, лишь печально покачала головой. Мужчина протянул к ней руки и обнял.

Холодная фигура, словно отражение в воде, дрогнула, но не исчезла. Хару поцеловал жену в губы, и, удивительно, они были тёплыми, отзывались на ласку. Он не отпускал её. Их обоих подхватила горячая река и понесла за собой. Принц не думал ни о чём, счастье переполняло его сердце, он теснее прижался к Кицунэ. Никто никогда больше не разлучит их, всегда они будут вместе, он не потеряет её вновь.

Хару с Кицунэ сливались в единое целое. Краем глаза принц увидел самого себя, мирно лежащего с закрытыми глазами на своей постели. Так мирно, что даже грудь его не поднималась во время дыхания.

– Столько лет прошло… – промолвил он.

– Много, – отвечала она. – Слишком много. Близится время, когда тебе придётся совершить следующий шаг.

– Какой? Что я должен сделать?

– Шима не должен провести всю жизнь тут. Его дом не в степи. Его призвание намного больше, чем пасти скот.

Принц Шика оторопел и непонимающе воззрился на жену.

– Нам пришлось столь многое преодолеть, чтобы обрести покой! Люди Мэргэна погибли, защищая нас!

Кицунэ словно не слышала возражения мужа и произнесла настойчиво:

– Шиме пора выходить в мир. Он сделает это с тобой или без тебя!

– Отец, – услышал он голос, далёкий и зовущий.

Кицунэ начала таять. Он не мог удержать её, как нельзя схватить туман или дым. Отчаяние наполнило его, невыразимая печаль пронзила не только сердце, но и, казалось, всё тело.

Слёзы потекли по щекам Хару.

– Отец, – снова раздался голос сына.

Хару открыл глаза. На сей раз по-настоящему. Он действительно пробудился. В неприкрытом отверстии в центре свода юрты виднелось сереющее, предрассветное небо.

Мужчина повернул голову и увидел Шиму. Тот сидел на своей кровати, глаза его были полны слёз.

– Мне кажется, я видел маму во сне. Она как будто бы приходила ко мне и говорила со мной, – промолвил он жалобно.

Сейчас Шима был не сильным юношей, почти мужчиной, а вновь стал маленьким ребёнком, ищущим успокоения у родителя.

Хару незаметным движением вытер выступившие слёзы и, стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал:

– Мне она тоже приснилась. О чём же вы с ней говорили?

– Она сказала мне, что я уже большой, и близится время.

– Время? Какое ещё время? Для чего?

– Она не закончила слов. Мама просто обняла меня и поцеловала. А потом исчезла. Я так плохо помню её при жизни, но это точно была она.

Хару сел на своей постели, прогоняя последние остатки сна. Нужно взять себя в руки. Он встал, открыл вход в юрту, запуская свежий воздух и первый утренний свет. Солнце начинало всходить и его лучи заползали внутрь жилища.

Принц быстро умылся из бадьи у входа и вернулся обратно в юрту.

На светлом одеяле из овечьей шерсти, которое лежало рядом с его постелью, он увидел явственный след, словно бы там ещё недавно кто-то сидел.



* * *

Вода в озере, несмотря на летнюю жару, была ещё холодной. Только на мелководье она более или менее прогрелась, но стоило зайти чуть подальше и поглубже, как холод тысячами игл начинал впиваться в руки и ноги. Тем не менее, Хару вдоволь наплавался и наплескался, а теперь лежал на нежной травке в нескольких шагах от кромки воды и подставлял своё тело согревающим лучам солнца. Он был без одежды и потихоньку переворачивался с одного бока на другой, со спины на живот, и обратно. Трава приятно щекотала кожу.

Неподалёку сидел Мэргэн и задумчиво поглаживал две своих косички, спускавшиеся по бокам головы до самых плеч, и глядел на блестящую от солнца поверхность воды. Очень скоро его вниманием завладели двое подростков, плывущих вдоль берега наперегонки. Он козырьком приставил руку ко лбу, защищая глаза от ярких лучей и тысяч зайчиков, пляшущих на поверхности озера, но всё равно понять, кто из них победил, было невозможно. Пловцы превратились в тёмные силуэты с неразличимыми лицами. Мэргэн понаблюдал за ними с минутку и ворчливо заметил:

– Что за дурацкая привычка лезть в воду? Она холодная, мокрая, и чёрт знает, что там в ней скрывается. Можно утонуть. На суше с человеком такого случиться не может. Вообще человек должен жить там, где ему положено, а не лезть к рыбам и прочим гадам.

Мэргэн как будто ни к кому определённо не обращался. Хару приподнялся на локтях и бросил на друга весёлый взгляд.

– Что ты причитаешь? Разделся бы, искупался, тогда и увидишь, насколько это приятно. А потом так хорошо лежать и греться на солнышке. Давай, скинь сапоги, да хотя бы ноги намочи.

Мэргэн фыркнул.

– И что? Намочу ноги, а потом их мокрые в сапоги пихать?

– Ну, подожди, покуда они высохнут.

– А если мне срочно понадобится на коня сесть? Что, без сапог? Сапоги в зубы взять?

– Тебя послушать, так и спать нужно в сапогах!

– Нет, это другое.

Оба замолчали, но вскоре Мэргэн продолжил:

– Я ещё понимаю, что ты да сын твой купаетесь, всё же вы с островов. У вас там жизнь такая, что плавать непременно приходится. Но глядя на Шиму, и Бато начал плавать! Ему-то это зачем? Он же степняк! Вот откочуем отсюда, и когда он в другой раз столько воды увидит? Может, через несколько лет только!

– Почём ты знаешь? Сколько лет мы уже здесь? И сколько нам ещё здесь оставаться? Десять лет прошло, и сколько ещё пройдёт до того, как мы пересечём снова гряду холмов?

Мэргэн пожал плечами, а Хару, окончательно потерявший благостный настрой из-за бестолкового спора, сел и потянулся к своей одежде.

– Так-то оно так, – отвечал Мэргэн, – только прошло это время с огромной пользой. Посмотри на наших сыновей! Красавцы! Сильные, ловкие, вырастают отличными воинами.

Хару кивнул.

– Я не могу с тобой не согласиться. Однако я уже давно томлюсь бездействием. Я устал. Я так хочу, чтобы что-то начало происходить, хочу что-то предпринять!

– А разве ты не делаешь? – изумился Мэргэн. – Тебе скучно, что ли? На мой взгляд, и ты время с пользой провёл. Стал хорошим пастухом, настоящим кочевником и степняком. Одеваешься, как мы, ешь, как мы, только лицо у тебя узковатое, у нас-то скулы выступают. А так – степняк!

Хару вздохнул. Он приготовился произнести фразу, полную насмешки, по поводу мечты всей его жизни – стать, как степняк, но благоразумно промолчал, опасаясь обидеть друга. В это время стадо коров, пасущихся неподалёку, начало входить в воду у берега и пить. Некоторые при этом делали ещё и другие дела, отчего в воздухе поплыл дух свежего навоза.

– Ну, вот, пришло твоё богатство, Мэргэн.

Тот окинул взглядом стадо. В самом деле, за прошедшие со времени переселения за гряду холмов годы, стада всего клана умножились чрезвычайно. Весь скот отличался здоровьем, плодовитостью и даже какой-то животной красотой.

– Знаешь, Хару, что я подумал. Мы ведь так и не дали имён ни этому озеру, ни реке, которая начинается тут неподалёку.

– Ну да, не дали. Мы так и зовём их просто: озеро, река. Но я думаю, если поискать на старинных картах, имена для этих мест найдутся.

– Пф, карты! Я и сам придумал уже хорошее название этому озеру. И жизненное название!

– Какое же?

– Коровий засёр! – и Мэргэн расхохотался от души.

Хоть шутка и не отличалась особой тонкостью, но и Хару засмеялся, глядя на искренне забавляющегося друга. Тем временем оба купающихся начали выбираться из воды на берег. Как бы они ни носились, ни плескались в озере, их обоих слегка потрясывало от холода, хотя тела и разрумянились. Оба были ещё подростками, однако суровые условия жизни закалили их и привели в такую форму, какой порой не достигают и зрелые мужи, живущие в больших городах.

Стройные мускулистые фигуры юношей, неуловимо схожие, были полны силы и жизни. Конечно, имелись у них и различия. Один был заметно выше и тоньше, другой – приземистее и крепче. Более рослый имел от рождения светлую кожу, его друг – более тёмную. Но главным отличием, бросающимся в глаза, были волосы молодых людей. У коренастого была лохматая шевелюра, чёрная, как вороново крыло. И во всём его облике совершенно безошибочно угадывалось степное происхождение. А вот волосы его приятеля имели странный цвет, лучше даже сказать, масть. Чёрные от корней на две трети, на оставшейся длине они становились рыжими, а кое-где – просто белыми, не седыми, а именно белыми.

Старшие мужчины с гордостью наблюдали за своими отпрысками, которые чтобы быстрее согреться, принялись гоняться друг за другом по берегу, пугая и разгоняя ленивый скот. Внезапно Мэргэн снова рассмеялся. Хару вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения шутки про коров и воду. Однако тот, уловив взгляд друга, смеяться перестал и промолвил:

– Слушай, Хару, не обижайся на меня, но глядя на твоего сына, я вспомнил твою историю. Про Киккаву, его хвост и всё такое.

– Ну и что же смешного?

– Просто смотрю я на голову Шимы, вижу диковинный цвет его волос, и мне кажется, что на голову он натянул лисий хвост.

– Ну да, похоже, – согласился Хару и тяжко вздохнул.

Мэргэн хлопнул его по плечу.

– Мучают воспоминания?

– Это тоже, Мэргэн. Не так, как раньше, но всё-таки ещё мучают. Хотя намного больше я печалюсь по другому поводу.

– Что такое?

– Прошло уже десять лет, как мы живём по эту сторону холмов. Когда мы встретились с тобой, Шиме было пять лет. Значит, я не был дома уже пятнадцать лет! Я понятия не имею, что там происходит. Не просто дома, на Острове Оленя, а вообще во внешнем мире. Что с Киккавой? Жив ли Ёшида или уже умер, и правит кто-то из его сыновей? Разыскивают ли нас, как и прежде? Мэргэн, моя голова порой разрывается от тысяч вопросов, на которые у меня нет ответов, и я не смогу их здесь получить. Что мне делать? Я иногда просыпаюсь по ночам, не могу уснуть вновь, и всё думаю и думаю обо всём этом.

Мэргэн сочувствующе покачал головой.

– Да, Хару, всё это кого угодно сведёт с ума. Самое лучшее, что я мог бы посоветовать тебе, это поговорить с Билигмой. Надо узнать её мнение, она же колдунья и мудрая женщина. Наверное, она сможет что-то подсказать.

– Но сейчас мы далековато от неё. Она ведь не кочует, как вы, остаётся на прежнем месте. Так что, сколько ещё дней пройдёт, прежде чем мы вновь встретимся.

– Может быть, тебе не нужно ждать всех нас, Хару, пока мы бродим тут со скотом. До конца лета ещё очень далеко. Бери Шиму, седлай лошадей и отправляйся к ней. Дня через три-четыре доберёшься до её белой юрты. Ты это прекрасно знаешь и легко можешь сделать. Так чего же ждёшь?

Тот промолчал.

– А я знаю, почему ты так не поступаешь, дружище, – продолжил Мэргэн. – Тебе боязно. Не хочу сказать, что ты трус, вовсе нет! Просто ты теперь боишься перемен, боишься, что она поддержит тебя и разрешит отправиться в новое странствие. От этого тебе и страшно. Будущее и неизвестность тебя страшат. Подумай сам, сначала ты скитался и не знал, куда тебя забросит судьба, но последние годы ты спокойно жил с нами, растил и учил Шиму. Да, жить в степи непросто, но мы все пребывали в полной безопасности и довольстве. Каждый год из этих десяти один в один похож на другой. И вот сейчас ты понимаешь и чувствуешь, что, вероятно, близятся большие перемены в твоей жизни. Ты, вроде, и стремишься к ним, но и опасаешься. Вот так я думаю.

– Да, ты проницателен, Мэргэн. Наверное, так всё и есть. Я и вправду желаю перемен в жизни, чувствую, что они уже рядом. Не могу сказать, что мне плохо с вами, но душа моя рвётся на восток. Я был слаб и потерян, раздавлен событиями, что обрушились на меня. Теперь же я ощущаю себя вновь сильным и решительным, я хочу увидеть свою родину. И самое главное, я кое-что вспомнил.

– Что же?

– Я хотел это совершить когда-то. Затем, в заботах и путешествиях позабыл об этом. Сейчас я опять полон решимости отомстить и покарать.

Мэргэн покачал головой.

– Звучит красиво, но глупо, на мой взгляд. Отомстить? Покарать? Ерунда это всё.

– Отчего же? Разве Ёшида, разрушивший мою счастливую жизнь, не заслуживает наказания?

– Заслуживает. И, возможно, он уже получил его, или ещё получит. Но суть в другом. Представь, что вот сейчас перед тобой возникнет Ёшида. Ты сразишься с ним, одолеешь. Он будет стоять перед тобой на коленях, а ты отрубишь ему голову. Сразу, или помучив, неважно. Но, увидев его голову отдельно от тела, душа твоя найдёт успокоение? Ты будешь удовлетворён, и жизнь твоя получит какую-то новую цель?

– Когда-то ты не считал так, Мэргэн. Или забыл, как собирался придумать какую-нибудь пытку для князя?

– Нет, не забыл. Я стал старше. Я смотрю теперь на некоторые вещи по-другому.

Хару на пару минут задумался, отвернувшись от друга. Потом, потирая лоб, повернулся обратно и промолвил:

– Да, ты, пожалуй, прав. Смысла в мести действительно немного. Она уже ничего не изменит, лишь потребует от меня множества усилий. Но в любом случае я желаю разобраться в том, что произошло тогда. Хочу понять, почему меня и Шиму так неумолимо преследовали, что добрались даже и сюда. И ещё хочу понять, какую роль играет во всём этом придворный колдун Ли Шуань. Да и просто я умираю от тоски по морю, горам и лесам!

– Не только это, Хару. Ты ещё молод и вполне можешь завести новую жену и детей. Тогда, если и будешь просыпаться по ночам, тебе будет, чем заняться, вместо того чтобы лежать и пялиться в потолок юрты и гонять в голове дурацкие мысли.

Хару покачал печально головой.

– Ладно, ладно, не хочешь степнячку, найди себе какую-нибудь подругу, которая больше похожа на тебя. Но жениться тебе следует. Это глупо, чтобы такой молодой и сильный мужчина как ты, спал один в постели.

– Не думаю, что смогу полюбить кого-то так же сильно, как любил Кицунэ.

– Конечно, ты уже так не полюбишь. Полюбишь как-то иначе.

– Сомневаюсь.

– А ты не сомневайся. В той твоей любви было полно колдовства и волшебства. А ты попробуй полюбить какую-нибудь женщину без всего этого, женщину из плоти и крови. Хотя бы зимой тебе не будет по ночам так холодно, как сейчас.

Хару пожал плечами.

– Благодарю тебя, Мэргэн, за твои советы. Странный ты порой человек. То шутишь про коровье дерьмо, а то через минуту рассуждаешь, как мудрец.

Мэргэн улыбнулся и обнял друга. Так они и сидели, обнявшись за плечи, наблюдая, как их сыновья, разогревшиеся от бега за коровами, вновь бросаются в волны озера, чтобы на сей раз остудиться.

Принц Шика ни словом не обмолвился о сегодняшнем странном видении, посетившем его с сыном. Дух Кицунэ хотел от них обоих одного: чтобы они отправились в большой мир, лежащий по ту сторону холмов. Всё это пока с трудом укладывалось в голове Хару.




II


Покои императорского дворца в Красном городе были погружены в темноту. В проходах через каждые двадцать шагов горела лампа или фонарь, но вот в самих палатах не было ни огонька. По заведённому при последнем императоре правилу с наступлением ночи свободно перемещаться по дворцу, его саду, и вообще всем помещениям на всей его территории могли лишь дежурные стражники, некоторые слуги, люди императорской крови, да те, кого Лун призвал лично. Во всех этих случаях имелся письменный приказ со списком гвардейцев и прислуги, который менялся каждый день, либо же в разовом приказе государя проставлялось имя того, кого он желал немедленно видеть. В последнем случае дежурный офицер доставлял приказ означенному лицу и сопровождал его во дворец и обратно.

Почему Лун Ци Ши завёл этот обычай и заставлял всех придерживаться его, он и сам не смог бы внятно ответить. Его устраивала мёртвая тишина и темнота, которые воцарялись каждый день в его дворце с заходом солнца. Все ворота, все входы и выходы перекрывались, так что дворец превращался в тёмное и мрачное пятно посередине большого города, жизнь в котором не замирала и ночью. Редкие исключения случались в праздники и в дни приёма иностранных послов, но не чаще.

Император страдал меланхолией, в которую погружался всё глубже и глубже, не предпринимая значимых попыток выбраться из неё. Порой он становился чувствителен даже к глухой тишине своей обители. Сон его делался короче и всё чутче, так что порой он, одиноко лёжа в постели, с радостью улавливал торопливые шаги слуги в проходе или храп задремавшего гвардейца за дверью своей спальни.

С того времени, как два года назад его жена отправилась к предкам, он чувствовал себя очень одиноко. Взрослые дети имели свои собственные семьи. Две дочери были замужем за знатными придворными Империи, а одна – за князем страны Тигра Ан Ден Су. Два его сына управляли каждый своей провинцией, подготавливаясь к управлению всем государством. Младший правил в Восточной дельте и Архипелаге, ему достались зажиточные земледельческие провинции, часто страдавшие от набегов морских разбойников. Старший управлялся на северо-востоке, в самых богатых землях, и занимался восстановлением Великой стены, отделяющей Империю от варваров из степей. Так что Лун Ци Ши был одинок.

В такие ночи он часто вспоминал Ван И и свою дочь – Шэ Хуа. Когда-то он любил эту молодую провинциальную красотку из обедневшей, не слишком значимой и благородной семьи. Но позже, особенно после тайного рождения ребёнка, он начал не на шутку опасаться за их безопасность. В его жене проснулась ревность, хотя она так и не прознала о любовнице. Видимо, что-то подсказывало ей женское сердце. К старости она стала ещё и жестокой, и вполне могла захотеть поквитаться с молодой соперницей.

Когда жена серьёзно занемогла, Лун вспомнил, что когда-то и её страстно любил. Он всё реже и реже посещал Ван. Не может быть, чтобы она не заметила перемены. Однако ни слезинки, ни одного попрёка от неё не прозвучало. Они расстались, не сказав друг другу ни слова.

И вот уже семь лет, как Лун не видел Ван И и Шэ Хуа. Повелитель Империи, самый могущественный человек под солнцем, лежит в своей постели и понимает, что одинок и стар. Он знает, что у его брошенной любовницы всё в порядке. Раз в месяц он призывает к себе её брата, офицера охраны, и подробно обо всём расспрашивает. Через него же он передаёт деньги на содержание дома. Он не скупится, они ни в чём не нуждаются.

Ван И скоро тридцать, а она так и не вышла замуж, и не похоже, что собирается. Лун был бы не против. Ходили слухи, что Ван одно время подумывала оставить столицу, продать домик и уехать в деревню, чтобы начать новую жизнь. С теми деньгами, которые удалось бы выручить, она смогла бы купить большое поле и стать богатой помещицей. Однако её брат Ван Ю не бросил службу, а она не бросила его. А возможно, она искала повод, чтобы остаться. Похоже, что их отношения окончательно восстановились после всех размолвок в прошлом. Это хорошо. Кто-то же должен защищать одинокую женщину.

Впрочем, в своём возрасте Лун вспоминал не столько о прелестях Ван И, сколько о своей дочери, черты лица которой почти выветрились из его памяти. Увидеть бы её вновь… Именно воспоминания о Шэ Хуа сжимали сердце, и мысль о том, что девочка растёт, не зная отца, заставляла печальный стон вырываться из его груди. Вот уж что он упустил в своей жизни, так это дочь. А ведь она могла бы быть отрадой его старости, но вот не стала. И виноват в этом он сам.

После таких мыслей Лун переходил к воспоминаниям о счастливых временах, которые ему всё же удалось пережить в первые годы после рождения Шэ Хуа, пока он не бросил её мать. Он вспоминал первые слова и шаги дочери, игры с ней, запуск бумажного змея в саду. А первый день её жизни, когда он взял крошку на руки! Тогда он казался самому себе очень молодым. Десять лет прошло. Должно быть, Шэ Хуа уже совсем большая.

Далее император начинал рисовать в уме картинки, как он вновь встретится с Ван И, обнимет её, возьмёт на руки дочь и будет счастлив. Почти каждый раз он решал, что на следующий день обязательно навестит их; последние семь лет, что они провели врозь, сами собой забудутся, и начнётся новая жизнь. После этого решения император успокаивался и засыпал в хорошем настроении.

Так было и сегодня. Обычно ему снились какие-то обрывочные сны, которые редко складывались в некий сюжет, а если всё-таки складывались, то смысла в них не было ни на грош. Но этой ночью всё было по-другому.

Ему привиделся могучий дракон, летящий над миром. Внизу под ним проносились земли, реки, горы и моря. Вот Великая Степь и широкая синяя полоса, разделяющая её – Степная Мать. Вот гористый полуостров, по обе стороны которого плещется море – княжество Тигра. Вдали, посреди глади океана, виднеются зелёные островки. Это мелкие княжества гордых народов, населяющих их. Вот вновь показалась большая земля, плодоносная и возделанная, по которой текут три великих реки. И в устье одной из них, где речные воды окрашиваются в красный цвет, дракон приземляется и на высоком берегу устраивает себе лежбище.

Но прежде чем отдохнуть, он приподнимает голову и смотрит куда-то на север. Невероятным образом он видит далеко-далеко. Он зрит степь, а за ней, ещё дальше на север, он видит непроходимые густые леса, полные разного зверья. Сквозь лес течёт одинокая река, на ней не виднеется ни паруса, ни лодки, ничего. Она петляет по бескрайнему лесу и вдруг обрывается, впадая в великолепное голубое озеро, вид которого заставляет сердце дракона щемиться одновременно от радости и тоски. Там его дом, там его родина.

Однако же дракон опускает голову. Он лежит и лежит, он отдыхает. Больше он не поднимается в небо. Его тело словно увеличивается в размерах. Он величайшее творение на земле. Ничто не может поколебать его величие.

Дракон закрывает глаза. Открыв их вновь, он видит могучего тигра, выпрыгивающего из-за моря. Что он хочет? Что он может сделать этому величию? Стоит дракону лишь взмахнуть крылом, как тигра унесёт обратно потоком воздуха.

Дракон шевелит крылом, но ничего не происходит. Он пробует ещё и ещё раз. Ничего. Не веря собственным глазам, дракон глядит туда, где должны быть его крылья. Там – ничего, они давно ушли в землю, слились с ней. И лапы, и хвост, и всё тело стали частью высокого холма над рекой, чья вода порой красна от глины и песка.

А тигр завершает свой невероятный прыжок от самого края моря и приземляется прямо на этот же холм. Приземляется и торжествующе возносит разверстую пасть к небу и издаёт победный рык. Тут же рядом с ним возникает олень и гордо потрясает развесистыми и мощными рогами. Оба зверя ощущают себя победителями и новыми властителями всей земли.

Но не проходит и минуты торжества, как под ногами зверей-триумфаторов начинает метаться какой-то зверёк. Маленький и рыжий. Лиса! А рядом с ним, ещё меньше, какая-то пёстрая ленточка, прыткая и гибкая. Кажется, это змея. Вдруг оба они, едва замечаемые старшими животными, вспыхивают ярчайшим пламенем, достигающим наверху самих небес, а внизу, расплавляющим камни и землю.

Тигр и Олень мечутся, пытаясь затоптать, разорвать Лису и Змею, но уже слишком поздно. Земля рассыпается в прах, и погребённый дракон обретает свободу и взмывает в воздух. Он с лёгкостью отбрасывает своих врагов и, омытый свежим пламенем, которое продолжает бушевать, стремится на север, домой. Огонь, вокруг огонь. И ледяной воздух высоко в полёте.

Лун Ци Ши не выдержал восторга, в котором пребывал дракон, и проснулся. Он открыл глаза и очень удивился, увидев, что его окружает темнота какого-то незнакомого помещения, а не пронзительная синева небес. Он всё ещё испытывал холод пронизывающего ветра в полёте и жар пламени. Недоумённо таращась в темноту, он лишь спустя несколько минут осознал, что вовсе не дракон, а простой человек, лежащий в своей постели поздней ночью. Однако же сон оставил после себя поразительные ощущения. Лун Ци Ши сердцем чувствовал, что виденное им имеет значение. Это не был обычный сон, который забывают уже спустя пару минут после пробуждения. Вовсе нет! Он помнил все увиденные во сне подробности, каждую волну в море, каждый блик солнца на поверхности каждой виденной им реки. Восторг всё ещё переполнял его.

О том, чтобы попытаться уснуть вновь, не могло быть и речи. Но и просто лежать в постели и перебирать в памяти подробности сновидения государь не желал. Всё же он ведь не простой человек. Он – правитель империи, потомок древних драконов по преданию, так что, возможно, увиденное им что-то да значит.

Лун Ци Ши сбросил с себя шёлковое одеяло, нашарил ногами на полу тапки, и прошёл из спальни в переднюю. Вообще-то он мог бы просто протянуть руку и дёрнуть за шнурок, чтобы позвонить в колокольчик, и дежурный офицер тотчас явился бы. Но в императоре клокотала энергия и сила, которые не давали лежать спокойно. Он сам приоткрыл дверь и выглянул в переднюю, где находились офицер и несколько стражников.

Кто-то из них дремал в креслах, но остальные склонились вокруг столика и кидали кости. Спокойные времена расслабляют людей. Император кашлянул, и сейчас же все взоры устремились к нему, а дремавшие вскочили на ноги. Главный офицер бросился к повелителю.

– Ваше величество, чего изволите? Что-то случилось?

– Приведите ко мне Хань Куаня.

– Сию минуту, ваше величество.

Офицер подошёл к резному шкафчику, снял с шеи ключ и отпер его. Откидная дверца опускалась вниз и превращалась в небольшой и удобный столик. В шкафчике лежала стопка заготовленных приказов для ночных перемещений по дворцу, в которые нужно было лишь внести нужное имя. Офицер взял один листок, вписал имя Хань Куаня и запер шкафчик обратно. Ключ занял своё место на шее. Завтра утром он передаст его дневному офицеру, а тот в свою очередь передаст его вечером ночному. После этого заполненный приказ был передан одному из стражников, который немедля удалился.

Император вернулся в спальню. Он сел в кресло и взял со столика чайник с холодным слабым чаем. Лун Ци Ши сидел в темноте, он так и не зажёг ни единого светильника. За многие годы жизни в этих комнатах, он настолько их изучил, что мог бы легко перемещаться с закрытыми глазами и пользоваться любыми предметами. Так что слабого света, пробивавшегося через окна от звёзд и дальних фонарей в парке, ему вполне хватало.

Примерно через полчаса ожидания дверь из вестибюля в переднюю тихо приоткрылась, и в неё проскользнул худощавый мужчина среднего роста с короткой бородкой. В темноте было сложно судить о его внешности, однако, если бы кто-нибудь зажёг свет, мы увидели бы человека немолодого, уже седого, с очками на носу, слегка припадающего на одну ногу. Впрочем, лицо его, хоть и обрамлённое седеющими волосами и бородкой, почти не имело явных морщин и говорило, что мужчина внимателен к своему здоровью и выглядит на меньший возраст, нежели ему есть на самом деле.

Лун Ци Ши обернулся на шаги и улыбнулся гостю, хотя сложно сказать, видел ли последний эту улыбку в темноте. Хань Куань уверенно прошёл по тёмной прихожей, вошёл в опочивальню и, приблизившись к креслу, остановился в паре шагов, почтительно склонившись. Все его движения говорили о том, что ему уже и раньше доводилось бывать в покоях императора в отсутствие света. Обратил на это внимание и сам государь.

– Послушай, Хань, такое впечатление, что ты ночью видишь не хуже, чем днём. Ты прямо как кот.

– Ваше величество забываете, что я уже далеко не в первый раз являюсь к вам ночью по вашему зову. И ни разу за всё это время в ваших комнатах не горело ни одного огонька.

– Я надеюсь, ты не очень опечален тем, что я вызываю тебя иногда и по ночам?

– Ваше величество, я ваш астроном, звездочёт, библиотекарь и советник. Когда, как не ночью, мне следует быть готовым выполнять свои обязанности, ведь ночь это такое время, в которое приходит множество вопросов, не получающих внимания днём.

Лун Ци Ши кивнул.

– Да, я и не подумал об этом. Всё же, я полагаю, у тебя есть возможность отдыхать и достаточно спать? Ты нужен мне, Хань, так что береги себя и своё здоровье. Это мой приказ.

Хань Куань поклонился.

– Не беспокойтесь, государь, я вполне доволен и имею возможность спать столько, сколько мне потребно.

– Хорошо, Хань. Теперь давай пройдём в кабинет.

Лун поднялся и прошёл через спальню в переднюю, а через неё в ещё одну комнату, служившую ему личным рабочим кабинетом, и по совместительству читальней. Это помещение было весьма обширным, вдоль стен стояли стеллажи с книгами и свитками. Сейчас они терялись в темноте, и читальня выглядела несколько зловеще. Здесь же имелся грузный письменный стол, на котором были в определённом порядке разложены разные бумаги, карты и письменные принадлежности. В подставке, изображающей свернувшегося клубком дракона, покоилась чернильница и набор перьев и кистей разной толщины. На нём же стояла и лампа, заправленная душистым маслом. Её фитиль еле-еле тлел на кончике.

Хань Куань бережно вытянул его, и огонь разгорелся ярче, распространяя не только свет вокруг стола, но и наполняя библиотеку благоуханием розы. Император разместился в основательном и очень удобном кресле у стола. Хань после разрешающего движения руки повелителя устроился с другой стороны стола на стуле.

– Хань, сколько лет ты уже служишь мне?

– Около тридцати. Я начинал ещё секретарём при вашем прежнем астрологе, мастере Хао. После его смерти я занял его место.

– Верно, верно. А ведь мы с тобой уже не молоды, Хань. Я старше тебя, но и ты давно не мальчик.

– Именно так, государь.

– Хань, ты меня хорошо знаешь. Я не верю в сны и приметы, не поручаю тебе заниматься астрологией и гаданиями, но сегодня мне приснилось нечто очень символичное и значимое. Я убеждён, что мой сон имеет смысл. Нечто подобное я испытывал, быть может, два-три раза в жизни. И каждый раз сон по-своему исполнялся. Сегодня я видел тоже что-то исключительное.

– Расскажите мне ваш сон, ваше величество. Мы вместе попытаемся отыскать его смысл, если вы позволите.

Лун Ци Ши устроился в кресле поудобнее и поведал свой сон в подробностях, не забывая упомянуть и о своих ощущениях во время него. Это было несложно, так как всё чётко отпечаталось в памяти императора, он словно читал открытую и знакомую книгу. Его советник слушал внимательно, не перебивая, изредка кивая, как бы подбадривая рассказчика. Как только Лун закончил, он сразу же, не давая Ханю и минутного перерыва на раздумья, спросил:

– Что ты думаешь об этом?

– Я полагаю, что дракон – это символ нашей империи, а олень и тигр соответствуют символам соседних княжеств. Известно, что они дружны и их правящие семьи нашли общий язык. Вероятно, речь идёт об их возможном нападении на нашу державу. Но с другой стороны, вторая часть сна мне не ясна. Если дракон, олень и тигр – это знаки государств, то при чём здесь лиса и змея? Нет никого, кто использовал бы их в качестве покровителей своих государств.

– Вот именно. Всё это и мне понятно. Но обе части должны согласовываться. Если лиса и змея не означают государства, то тоже должно относиться и к дракону, тигру и оленю, ведь так?

– Возможно, ваше величество, а может, и нет. Это сон, а сны не однозначны.

– И что значит этот всепоглощающий огонь, в котором исчезли олень и тигр? И я не видел, что сталось с лисой и змеёй.

Хань Куань развёл руками.

– Ваше величество, прошу меня извинить, но пока я не могу сказать что-либо конкретное. Дайте мне время подумать, полистать книги. Возможно, ваш сон перекликается с каким-то другим откровением, может, они дополняют друг друга или раскрываются одно в другом.

– Хорошо, Хань, поработай с книгами и подумай. Я позову тебя сегодня вечером. Хватит тебе времени?

– Ничего не могу обещать, ваше величество, но я постараюсь.

– Постарайся, и в любом случае после ужина я буду тебя ожидать. Встретимся в обсерватории, быть может, звёзды что-то нам ещё подскажут, хоть я и не верю в это.

– Я могу идти, ваше величество?

– Да, иди. И пришли ко мне моего военного советника Лю Чаншуая.

Библиотекарь поклонился и вышел из покоев императора. Лун вновь остался один.




III


На сей раз император оставался в одиночестве не долго. Не прошло и получаса, как в дверь постучали. Лун крикнул через все покои:

– Входи!

Со своего места за рабочим столом он мог видеть, как отворилась дверь и пропустила мужчину примерно одних лет с ним, совершенно лысого, поджарого и очень смуглого. Уже разгоралось утро, и первые лучи солнца проникали через большие оконные проёмы, давая достаточно света, чтобы свободно ориентироваться в комнатах и видеть лица. Во внешности вновь вошедшего читалось, что он больше привык проводить время вне помещений, под солнцем и ветром. Одет он был просто, однако на его груди была вышита эмблема, с изображением дракона, держащего в лапах щит и меч.

– А, мой полководец, – поприветствовал его император. – Проходи, мне нужно с тобой кое-что обсудить.

– Всегда готов служить вам, ваше величество, – отвечал тот, кланяясь. Голос его звучал немного хрипловато, но в то же время в нём ощущалась сила и привычка командовать людьми.

Лун Ци Ши поднялся с кресла, выискал в стопке карт нужную и вместе с Лю Чаншуаем расстелил её на широком письменном столе. По краям карту прижали книгами, чтобы она лучше лежала и не сворачивалась. После этого император вновь обратился к своему военному советнику:

– Я читал примерно месяц назад доклад о состоянии дел в войсках. За это время произошли какие-либо значимые изменения?

– Ваше величество, значительных изменений за столь небольшой срок не произошло. Армия по-прежнему рассредоточена по провинциям. Никакой крупной войны мы не ведём, но общая ситуация в империи и вокруг неё не очень хорошая. Из-за упадка торговли и производства во многих провинциях, особенно отдалённых на западе, развелось множество бродячих банд. Кое-где они настолько осмелели, что начинают заявлять, что эти провинции должны жить самостоятельно и перестать платить налоги и подати в императорскую казну. В этих землях нашему войску постоянно приходится поддерживать порядок хотя бы в городах.

– Почему же до сих пор все эти мятежники не переловлены и не преданы наказанию?

– Их стало слишком много, ваше величество. Западные области всегда находились под меньшим присмотром из-за своей удалённости, и теперь некоторые из банд объединяются и превращаются в настоящие войска. Местное население часто поддерживает их, так как при отсутствии должного порядка эти войска зачастую становятся теми, кто поддерживает хоть какое-то его подобие. За это люди снабжают их съестным, укрывают главарей и вообще, можно сказать, поддерживают эти помыслы об отделении.

– Тогда нужно направить на запад больше ратников и раздавить бунтовщиков!

– Мы направили всех, кого было возможно. Не забывайте, ваше величество, численность войска в империи в последние годы сильно снизилась. В стране мало годных к службе мужчин, да и те, кто мог бы служить, часто не желают этого делать из-за невысокого жалования. А на то, чтобы это жалование повысить, у нас нет средств. Западные земли вовсе перестали предоставлять новобранцев. Мы управляемся тем, что есть. В целом, я не могу сказать, что обстановка критическая, но, если начнётся большая война, мы окажемся в сложном положении. Хвала Небесам, пока такой войны не предвидится.

– Об этом после. Но эти восстания на западе меня очень беспокоят. Их нужно обязательно подавить.

– Мы стараемся, ваше величество. Но большие расстояния требуют слишком много времени, прежде чем наши части доберутся туда. Линии снабжения растянуты, местные всё больше относятся к имперским войскам недружелюбно. Они стараются просто не вести дела с нашими интендантами. К тому же, мне доложили, что мятежники иногда жестоко наказывают тех местных жителей, которые вступают в торговые связи с нашими снабженцами. Нам нужно не просто победить на западе, а вернуть утраченное доверие людей и восстановить государственное устройство в тех провинциях.

– Что бы ты посоветовал?

– Я посоветовал бы ввести там военное управление, дать полководцам больше прав, чтобы они могли вести суд и собирать налоги от вашего имени. Нынешние губернаторы контролируют лишь столицы провинций да их округи, на большее у них не хватает ни сил, ни влияния.

– Я подумаю над этим. Однако не каждый полководец достоин получить такую привилегию. Более того, боюсь, что широкие полномочия могут только ухудшить ситуацию и приведут к произволу со стороны военных.

– Но это может помочь быстро и действенно восстановить власть. Нельзя пытаться управлять землями так, будто ничего не происходит, при том что вокруг идёт открытый мятеж.

– Я понимаю, но решение слишком ответственное. Сделаем вот что: подготовь список тех командующих, которые при таких широких полномочиях, на твой взгляд, не утопят провинции в крови, а будут действовать именно с целью восстановления государственной системы. Должны же быть такие, не все ведь в моей армии безмозглые вояки.

– Хорошо, ваше величество, я подготовлю список таких военачальников, и вы сможете выбрать кого-то. Быть может, было бы правильно организовать на западе наместничество или дать местным правителям больше власти.

– Да, наверное. А что на наших северных границах?

– Хвала Небесам, там спокойно. Кочевники в большей мере занимаются собой, нежели смотрят в нашу сторону. В последние годы зимы в степи были особенно суровы, так что у них не было ни прироста скота, ни людей. У них нет и желания воевать. Кочевники давно уже стали торговцами. в особенности много купцов прибывает из княжества Тигра на баржах по Степной Матери, либо караванами. Очень бойкая торговля идёт в Вольном порте и в Сатыше.

– Так далеко… Но в любом случае, даже если кочевники оживятся, Стена должна защитить нас, разве не так?

– Да, ваше величество. Хотя, как вы знаете, не вся она находится в должном состоянии. Уже много десятилетий западные участки стены медленно разрушаются, и там почти нет стражи. Основные наши силы по охране границ сосредоточены на восточной части стены. Чем дальше на запад, тем меньше солдат. Я не уверен, что стена по-прежнему упирается в Великие горы на западе. Вероятно, в тех местах она окончательно разрушилась и пришла в упадок.

– Это плохо, Лю Чаншуай. Наши предки возвели стену, вложили в неё массу сил, а при нас она исчезает. Ведь были времена, когда неважно, на каком участке стены, – везде было достаточно людей, и везде она была в исправном состоянии.

– Всё так, ваше величество. Но западные участки давно утратили свой стратегический смысл. Ведь, чем дальше на запад, тем меньше людей живёт не только в Империи, но и в Степи. Так далеко, где стена сходится с Великими горами, уже давным-давно не найдёшь и живой души. После того, как пятьсот лет назад чума выкосила полмира, те земли вообще заброшены. Никто так и не заселил их вновь.

– Всё равно, Лю, нужно с этим что-то делать.

– Ваше величество, осмелюсь сказать, что власть Империи, по сути, не распространяется до тех пределов. Хотя любая карта скажет, что это ваши владения. Но там же нет никого и ничего. Это дикие, заброшенные места.

– Как ты можешь быть в этом уверен? Возможно, там что-то происходит, а мы понятия не имеем.

– Ваше величество, очень скоро мы будем знать, каково положение на северо-западе, в отдалённейшей части нашей страны. Уже год, как я распорядился отправить отряд. Он должен проверить всю стену, начиная от её восточных приморских участков и до самого конца. Двигаясь вдоль стены, они будут осматривать её и оценивать состояние. Заодно они увидят и то, что происходит в сопредельных землях. Обо всём этом командир отряда присылает мне отчёты.

Император воззрился на министра.

– Хорошая задумка, Лю! Ты молодец, я только хотел предложить тебе сделать нечто подобное, а ты, оказывается, уже и так всё давно организовал. Как только будут вести с дальнего запада, сообщай мне. Но сейчас ты уже имеешь какие-то донесения от этой экспедиции?

– Да, государь, имею. Гонцы примерно раз в месяц доставляют отчёты. Сейчас отряд как раз достиг начала западной части Стены. А то, что сообщается о восточной части, в целом говорит о благополучном положении. Но это и понятно, ведь там командует ваш старший сын.

– Прекрасно, Лю, я желаю знать всё, что они тебе будут сообщать.

– Да, государь.

– Лю, по поводу нашего флота. Насколько я помню из отчётов, флот находится на юге?

– Верно, ваше величество. Беда в том, что наши южные побережья оказываются приманкой для морских разбойников и грабителей. Они обосновались на Диком берегу и в Архипелаге. Это разрозненные банды, которые не ставят никаких политических целей в отличие от повстанцев на Западе. Но они ловко укрываются среди многочисленных островов и скал. Поэтому выискивать и топить пиратские суда – не быстрая работа. Ваш младший сын командует флотом и занимается этим.

– У нас остаётся какой-нибудь резерв от флота?

– Да, ваше величество, есть небольшая эскадра, сейчас она на рейде напротив столицы.

– Отлично, направьте её патрулировать нашу морскую границу на север. И подкрепите её частью кораблей из флота при моём сыне.

– Ваше величество имеет какие-то сведения? Зачем направлять корабли на север?

– Я хочу последить за нашими соседями на островах и за Тиграми. Я знаю, что они очень усилились в последние годы. Это вызывает беспокойство.

– Как прикажете, ваше величество. Я передам приказ командиру эскадры и вашему сыну. Однако, я хотел бы заметить, что в ней сейчас не больше десятка кораблей, и не все они в должном состоянии. Некоторые из них прибыли в столицу на ремонт.

– Направьте патрулировать те, что в хорошем состоянии, и поторопитесь с починкой остальных. В любом случае, генерал, я вижу, что наши северные границы, да и вообще всё побережье можно назвать беззащитным и открытым.

– Ваше величество, флот Империи всегда уступал её армии. Мы всегда больше опасались нападений из Степи, нежели с моря. Именно поэтому ваши предки выстроили стену для защиты. А нападений со стороны моря мы опасаемся намного меньше, так как наши морские противники слабы. Кто может напасть на нас? У кого есть флот, достаточный для того, чтобы перевозить большое войско?

– Корабли есть у всех заморских княжеств. Известно, что княжество Тигра целенаправленно увеличивает число своих кораблей начиная с правления Ун Ден Со.

– И всё равно, ваше величество, их отдельно взятого флота недостаточно, чтобы осуществить большую переброску войск. Им пришлось бы с кем-то объединиться.

– С княжеством Оленя, например? Они близкие друзья и союзники.

– Однако, при наследнике престола Ан Ден Су отношения несколько охладились. Да и ваша дочь замужем за ним. Сложно представить, чтобы Тигры осмелились напасть на нас.

– Хорошо, если так. В любом случае, я беспокоюсь о сохранности нашей Империи, и хотел бы, чтобы её границы, и сухопутные, и морские, оставались в безопасности и неприкосновенности. А ваша задача, генерал, исполнять свой долг и добиться, чтобы враги и не помышляли посягнуть на наши земли.

– Я повинуюсь, ваше величество, и сделаю всё, что в моих силах.

Лю Чаншуай поклонился. Император ещё задержал его на некоторое время, и они обсудили разные вопросы, связанные со снабжением и пополнением войск. Затем и военный советник был отпущен, когда солнце уже почти достигло полудня. Беспокойство Луна несколько улеглось, но он всё равно с нетерпением ожидал вечернего прихода своего библиотекаря.




IV


– Ну, что, Хань? Удалось выяснить что-нибудь? – спросил Лун Ци Ши.

Он стоял на открытой террасе и вдыхал запахи, поднимающиеся от ночного сада, окружающего дворец. Терраса располагалась на высокой крыше одного из павильонов, возвышавшегося над всеми постройками, и служила для личных целей императора, связанных с наблюдением за звёздами. Он сам называл это место обсерваторией, хотя более сотни шагов в длину и полсотни в ширину делали её весьма вместительной и давали возможность заниматься самыми разными делами, проводить тут немало времени, имея почти всё необходимое под рукой. Удобные лежаки и столики были окружены пальмами и цветочными кустами в кадках. Благодаря немудрёному устройству было можно раскрыть навес, для защиты от солнца или дождя. В другом конце террасы, открытом со всех сторон, действительно размещалось некое подобие обсерватории, что подтверждали зрительная труба, направленная в звёздное небо, и стол, заваленный картами и бумагами, поверх которых громоздились различные астрономические инструменты и приспособления. Там же стояла пара кресел, где можно было передохнуть и поговорить, делая перерыв во время работы.

Однако сейчас оба кресла оставались пусты. Ни император, ни его астроном и по совместительству библиотекарь, не занимались наблюдением за ночными светилами. Пожилой властитель облокотился на ограждение террасы и глядел на тёмный дворцовый сад под собой и на отдалённый огромный город, огни и шум которого простирались насколько мог видеть глаз. Сюда на вершину дворцового холма, шум почти не доносился, а обширное пространство сада было столь мало освещено, что казалось тёмным, глухим и неуместным пятном на фоне живущей столицы. Тем не менее, это было важным условием, позволявшим без помех вести астрономические изыскания.

Хань Куань стоял поодаль, в нескольких шагах от своего повелителя. В руках он держал какие-то бумаги и, переминаясь с ноги на ногу, то и дело просматривал их и перелистывал. Единственный тусклый свет давала лампа, стоявшая на высокой треноге у стола, но она находилась недостаточно близко, чтобы можно было свободно читать. Так что он заглядывал в свои бумаги скорее от волнения.

– Ну, так что, Хань? Я весь день думал об этом сне, и мне на ум не приходит ничего нового. Всё те же рассуждения, которыми я поделился с тобой утром, и которые ты подтвердил.

Советник вздохнул.

– О, боюсь, этот вздох означает, что ты не смог раскопать чего-то особенно нового и стоящего, – подметил император.

– Ваше величество, вы отчасти правы. Я проверил все гербовые списки, которые относятся к нашей империи, заглянул в списки других государств. Есть несколько родов, которые имеют в качестве эмблемы змею или что-то в этом роде. И нет никого, кто использовал бы лису. И это понятно, ведь что за зверь лиса? Зверь не благородный, не отличается ни отвагой, ни силой, ни смертоносностью. Говорят, лисы хитры и могут быть даже коварны, однако при этом могут быть верными и преданными, но лишь малому числу друзей. Ну и кто же захочет такого зверя в качестве покровителя рода? Более того, на островах лисы считаются чуть ли не нечистыми животными, и уж точно связанными с колдовством и прочими подобными вещами. В тех местах полагают, что оборотни и могущественные колдуны либо как-то занимают силу у лис, либо напрямую ими и являются, просто способны при этом принимать человеческий облик.

– Понятно, Хань. Но среди тех семей, которые имеют на гербе змею, есть ли сильные?

– Нет, ваше величество. Ещё два-три поколения назад можно было бы найти несколько довольно могущественных кланов, живущих под знаком змеи, но ныне эти кланы либо растеряли свои силы, либо вовсе исчезли.

– Эти кланы в нашей Империи?

– Да, у нас, в южных провинциях. Там считают, что змеи мудры и жалят лишь своих обидчиков. Не нападай, и я тебя не трону.

– Я думаю, что если даже эти семьи не столь сильны сейчас, как раньше, это не повод не следить за ними.

– Совершенно с вами согласен, государь.

– Позаботься о том, чтобы за ними установили наблюдение, Хань.

– Будет сделано, ваше величество.

– И всё же, поищи ещё, с большей тщательностью. Не может же быть такого, что нет вовсе никого, избравшего лису себе на герб. Может статься, такие роды были раньше, и их нет лишь в текущих списках. Потомки могут жить, не пользуясь родовой эмблемой. Нужно покопать глубже, Хань.

– Я постараюсь, ваше величество, сделаю всё, что смогу, однако очень сомневаюсь, что дальнейшие изыскания дадут какой-либо результат. Ведь я уже изложил причины, по которым лиса не самый притягательный зверь для герба.

– Хань, сделай, как я говорю. Нужно проверить все возможности.

– Разумеется, ваше величество.

– А что у тебя за бумаги в руках?

– Ваше величество также дали мне поручение исследовать пророчество о троне Дракона. Я сделал некоторые выписки из трудов, освещающих эту вопрос.

– Вот как? Нашёл что-то новое? Мне кажется, это пророчество в последние годы не обсуждает в моём государстве только тот, кто не может говорить.

– Это неудивительно, ваше величество, всё-таки вы семидесятый по счёту правитель, и пророчество, как будто, говорит именно о вас.

Лун Ци Ши хмыкнул и, пройдя к столу, налил себе вина в небольшую чашу на ножке, нечто среднее между кубком и бокалом. Он отпил медленно, смакуя каждый глоток. К сожалению, он пришёл в такое состояние тела и духа, что даже это великолепное вино не радовало его, и на вкус ощущалось ненамного лучше браги, которую готовят степняки из кобыльего молока. Видно, выражение разочарования на лице повелителя не ускользнуло от глаз Ханя. Он уже собирался было начать рассказывать дальше, однако умолк. Кислое выражение не сходило с лица императора, пока он не допил весь кубок до конца. Только после этого он немного улыбнулся так, словно проглотил что-то невкусное, а теперь чувствовал облегчение. Хань опасливо приблизился к столу, вошёл в круг тусклого, дрожащего света от лампы. Он нервно перебирал пальцами листы бумаги, как будто выбирал из них нужный.

– Хань, сколько тебе лет? – неожиданно бросил император.

– Пятьдесят три, государь.

– Всего-то? Да ты просто мальчишка по сравнению со мной! Я полагал, что ты старше.

– Как будет угодно вашему величеству. Я много работаю в библиотеке, иногда и ночи напролёт. Редко бываю на свежем воздухе. К тому же из-за хромоты кажется, что я старше.

– Ну да, это правда. А скажи мне, тебя ещё что-нибудь радует?

– Радует? – Хань в замешательстве поднял глаза прямо на лицо императора.

– Ну да, радует? Вино? Женщины? Деньги? Что-то есть такое?

– Вино я не люблю, к тому же оно дурманит разум. Женщины… Да, это неплохо. Однако моя жена настолько сварлива, что мне кажется, приятнее проводить время в тишине читальни или обсерватории, нежели дома.

– Ты не думал завести любовницу?

– Зачем? – искренне удивился Хань. – Конечно, на первых порах она была бы нежна и ласкова, но со временем превратилась бы в ещё одну мегеру, быть может, даже худшую, чем моя законная жена. И для чего мне это?

– Хорошо, Хань, ты крепкий орешек. Но деньги тебя радуют? Золото, его блеск?

– Деньги? Ваше величество, я знаю, что вы платите мне очень хорошее жалованье, но всё его забирает моя старуха прямо у казначея, так что я даже не знаю, сколько именно я у вас зарабатываю. Она выдаёт мне небольшие суммы раз в неделю. Счастье, что она не живёт при дворце, а пребывает в нашем особняке. Я остаюсь обычно во дворце и могу пользоваться всеми его благами, не оглядываясь на свою супругу. Нет, ваше величество, деньги мне почти безразличны, ведь я всё равно не могу купить на них то, что хотел бы. Вы знаете, иногда я подумываю о том, чтобы попросить вас вовсе не платить мне. То-то моя ведьма завоет!

Император засмеялся.

– Нет, такого я не сделаю с тобой, Хань. Мне жаль, что жена такая заноза в твоей жизни, но лишать честно заработанных денег из-за неё я тебя не стану.

Хань поклонился.

– А знаете, ваше величество, я, пожалуй, могу вам сказать, что всё-таки приносит мне удовольствие. Я люблю читать, люблю рыться в старых свитках и книгах. Обожаю их запах. Люблю находить что-то, что считалось давно утерянным или вовсе неизвестным. Это большая радость для меня. Чувствую себя, словно я открыл новые земли, но ведь новые знания намного важнее. Как с этим пророчеством, к примеру.

– Так значит, ты что-то отыскал?

– Сложно сказать, зависит от того, как на это посмотреть. Можно сказать, что «да», это что-то новое. Можно сказать – это просто взгляд под другим углом.

Лун оживился. Он в нетерпении потёр руки и налил себе ещё вина.

– Ну, Хань, рассказывай скорее.

– Ваше величество, я начну немного издалека. Нужно пояснить, откуда вообще взялось это пророчество. Считается, что ему около трёх тысяч лет, может, чуть больше, может, чуть меньше. Лично я склонен думать, что всё же меньше лет на пятьсот. Пророчество было произнесено Великим Драконом, который вместе с группой людей прибыл откуда-то с севера и очистил дельту Красной реки от какой-то нечисти.

– Хань, а как ты думаешь: Дракон – это было его имя, или же и вправду существовал дракон, как в сказках?

– Понять это, ваше величество, не всегда возможно. Древние сказания говорят о нём, как о некой личности, он изображён живым и деятельным, со своими страстями и привязанностями. Так можно сказать и о человеке, и о драконе, тем более что сказания повествуют, что драконы могли говорить, как люди, могли дружить и любить, то есть обладали всеми чертами человеческих характеров. Мне кажется, что речь всё же идёт о настоящем драконе. Ведь говорится о его огненном дыхании, о полётах в воздухе. Если мы верим этому, то получается, что это был реальный дракон.

– А если не верим?

– То мы найдём тысячу иносказаний и переносных смыслов, пытаясь истолковать эти слова таким образом, что речь будет идти о человеке.

– Мудрое замечание, Хань. Я с тобой согласен. Продолжай.

– Кроме того, ваше величество, если бы Великий Дракон был человеком, то почему бы ему было не оставить всю власть себе и своим потомкам? Вспомните, государь, после победы Дракон и его люди построили на этом самом холме первый Красный город. Дракон правил милостиво и справедливо, все враги трепетали перед ним. Со временем он смог расширить границы страны до весьма отдалённых пределов. Вся Красная река подчинилась ему. Потом пришло время умирать, и он пожелал удалиться на север, на некий остров, лежащий посреди тайного озера, дорогу к которому не знает никто. Что же сделал Дракон? Передал власть сыну или жене? Нет. Потому что у него их не было! Он же не мог жениться на обычной женщине, не будучи человеком. Вместо этого он вызывает к себе своего ближайшего соратника и друга, которого звали Ин Сан, и перед всем народом на площади проводит странную церемонию. Он когтями разодрал грудь себе и ему, прижал его к себе и провозгласил кровным сыном. После этого взмыл в небо и скрылся на севере. И ещё он дал этому человеку новое родовое имя – Лун, что, собственно, и значит на древнем наречии «дракон». Так что и в вас течёт капля крови того самого первого Луна и его кровного отца – Великого Дракона.

– Красивая история, которую всякий знает. Я склонен полагать, что большая часть из неё – правда. По крайней мере, все правители империи вели свою родословную напрямую от того самого Луна, тем более, что за все эти века род ни разу не прерывался. Но когда же он сказал это своё пророчество?

– Ваше величество, в большинстве летописей и сказаний точный момент не указан. Все они сходятся на том, что это было тогда же, когда прошла церемония породнения Дракона и человека. И по содержанию пророчества такие источники вполне единогласны. Они говорят, что будет семьдесят императоров, и толкуют это иносказательно, говоря, что «семьдесят» – это просто очень большое число. Мол, в давние времена люди считать толком не умели, и семь десятков казались им очень большим.

– Это звучит разумно. По крайней мере, таково и официальное толкование, как ты знаешь. Но ведь, как я помню, там сказано, что будут ещё правители?

– Да, именно так эти сказания и говорят. Однако я раскопал ещё один вариант истории. Он в целом созвучен с остальными, но у него есть и отличие.

– Серьёзно? И кто же сочинитель? Я думал, что новых вариантов уже давно не находили. Или же ты умудрился сделать это за один день?

– Ваше величество, конечно же, нет. Просто я решил, что было бы любопытно почитать, что говорит по этому поводу сам Лун.

– Сам Лун? Первый император? Я читал его труды ещё в детстве, ничего необычного он не пишет.

– Государь, я прошу прощения, но это не совсем так. Вы говорите, что читали историю Луна в детстве. И я читал, и многие другие тоже. Но мы забываем, что эта история была переписана на более понятный язык несколько веков назад, так как изначальный язык крайне сложен для нашего современного понимания и восприятия. Кроме того, стремясь оживить историю, упростить её, придать ей красивое звучание, неизвестные сочинители опустили целые куски повествования, а многое переписали таким образом, чтобы оно совпадало с тем, что рассказывают другие сказители, и создалось впечатление некоего единства.

– Ну и что с того, Хань? Они не сделали ничего плохого. Помню, что в детстве я терпеть не мог историю первого Луна за занудство и выспренний старый стиль. Думаю, трёхтысячелетний подлинник и вовсе читать невозможно.

– Так и есть, ваше величество. Всё это время он был у нас на виду, хранился под стеклом в читальне, как великая реликвия. Но кто удосужился прочитать его полностью? С точки зрения современного человека подлинник Луна совершенно малопонятен, и может порой казаться просто набором слов. Однако я взял на себя труд разобрать хотя бы отрывок о пророчестве. Я сделал это сегодня, и должен сказать, результат стоил больших трудов и целого дня работы. Пришлось даже обращаться к словарям, чтобы правильно истолковать древние слова и знаки.

– Чудесно! Надеюсь, ты переписал всё пророчество начисто современным языком?

– Разумеется, ваше величество. Разрешите прочесть?

– Конечно! Давай скорее!

Лун Ци Ши, сидя в кресле, наклонился всем корпусом вперёд к Ханю, боясь упустить хоть одно слово. Учёный же отложил на стол все прочие свитки и бумаги, оставив в руках лишь один листок. Чуть дрожащим голосом, наклонив листок к лампе таким образом, чтобы он лучше освещался, Хань прочёл:

– Раны на моей груди горели огнём. Кровь дракона проникала в них, отчего они становились неимоверно горячими. Моя кровь смешалась с кровью Великого Дракона. Отныне он стал моим кровным отцом. Кровь дракона дала мне новые чувства. Я слышал дыхание каждого из тысяч людей, который собрались у подножия холма. Я слышал плеск каждой волны и каждой рыбки в Красной реке. Я видел каждый луч солнца в небе. Я видел малейший изгиб облаков. Я больше не ощущал себя простым человеком, но стал драконом в человеческом облике.

Мой новый отец взлетел в небо. Он был прекрасен. Его чешуя переливалась золотом, голубые крылья соперничали красотой с небом. Весь народ понял, что Дракон исполнен духом пророческим. Обернувшись ко мне, он крикнул с небес. Сие были необычные слова, вот они: «Пока живы драконы, жива и страна. Семь десятков драконов сменится на престоле. Потом иссякнет драконья кровь, истончится, перестанет гореть. Но придёт другая и спасёт народ, и ветхое станет новым. Не бойтесь, ибо я не покидаю вас, но должен вернуться к своей колыбели!»

Так рек мой отец, Великий Дракон. И сердце моё наполнила радость, ибо семь десятков – великое число. И скорбь, ибо и сие число исчислено и есть ему мера. И надежда, ибо после того настанут времена новые.

К концу чтения голос Ханя укрепился и стал звучать торжественно и проникновенно. Император выпрямился в кресле и сидел так, будто от того, насколько прямо и неподвижно он восседает, зависит судьба всего мира. После чтения воцарилась тишина. Казалось, Хань ощутил некую вину за произнесение пророчества, а Лун Ци Ши пытается его осмыслить. Наконец он прервал неловкое молчание:

– Да, это и в самом деле отличается от обычных толкований, которые мне доводилось встречать. Особенно концовка, где говорится о том, что после семидесятого правителя произойдёт что-то такое, что, видимо, сменится династия.

– Именно так, ваше величество. Появляются тонкости, которые очень сильно меняют наше понимание пророчества. Возможно, века назад, они были неважны, но сейчас мы не можем их отбросить.

– Но может быть, всё же верно толкование, что семьдесят – это просто некое большое число?

– Государь, в этом был бы смысл, если бы речь шла о людях, но пророчество изрёк дракон, а ведь они всегда отличались мудростью и большими знаниями. На мой взгляд, полагать, что дракон мог иметь в виду какое-то большое число, неразумно. Дракон сказал то, что хотел сказать. Семь десятков. Именно так! Тем более, что первый Лун подтверждает слова своего кровного отца, говоря, что всё подсчитано и измерено. Это не соотносится с мыслью о некоем большом неизвестном числе.

Учёный говорил с жаром исследователя, который нашёл ответ на вопрос и теперь проникся им и поверил в его правоту. Он не задумался о том, какое впечатление его уверенность производит на императора. Тот как будто обмяк в кресле. Словно бы и без того тяжёлая ноша государственных и личных забот стала ещё больше.

Впрочем, такое унылое состояние не продлилось долго. Уже через пару минут правитель взял себя в руки и, строго глянув на Ханя, произнёс:

– Ты не должен кому-либо ещё сообщать о твоём исследовании. Возможно, ты прав, возможно, нет. В любом случае нам грозит опасность. Представь, что ждёт страну, если люди узнают твой перевод. Начнутся волнения, а у нас в империи и так не всё спокойно. Молчи и продолжай искать. Быть может, ты найдёшь ещё что-то не менее важное, быть может, тебя посетит озарение, и ты истолкуешь пророчество как-то ещё.

– Ваше величество, я буду нем. Я прекрасно понимаю всю опасность положения. Я ваш преданный слуга и буду молчать. Всё, что я делаю, я делаю в ваших интересах. Но всё же, позволю себе заметить, что пророчество довольно прозрачно и вряд ли возможны какие-то другие возможности толкования.

– Глупец! Разве ты не понимаешь, что кроме правды, мне ещё нужна и вера в будущее!

С этими словами император резко поднялся на ноги, выхватил листок с переводом из рук Ханя, и в раздражении поднёс его к огню лампы. Несколько секунд они молча наблюдали, как огонь пожирает бумагу. Библиотекарь смотрел со страхом, отступив назад, а Лун взирал на пламя с мрачным удовлетворением, словно, уничтожив листок, он мог уничтожить и само пророчество, и знание о нём.




V


У тлеющего очага расположились несколько мужчин и женщин. Все они были разного возраста: кто-то ещё совершенно подросток, не начавший даже толком бриться, кто-то уже умудрённый опытом муж. Одна из женщин была намного старше любого из присутствующих, о чём говорили её почти полностью седые волосы и покрытое сетью морщин лицо.

Билигма, несмотря на все свои чародейские возможности, ощутимо состарилась за прошедшие годы. Окружающие её простые люди не могли без внутренней боли смотреть на неё, ведь её образ чётко провозглашал: будь ты хоть сто раз мудрецом и колдуном, старость придёт и за тобой. Как признавалась сама Билигма, былое сражение, когда ей пришлось собрать все силы, чтобы обрушивать на врагов огненные шары, а потом обвалить взрывом часть холма, вконец измотало её. После того боя она несколько дней лежала не поднимаясь, не имея сил даже самостоятельно держать чашку с чаем. Конечно, силы постепенно вернулись к ней, но, казалось, что с этой схваткой в ней надломился какой-то стержень или иссяк некий источник. Она сильно изменилась.

Теперь она прибегала к чародейству редко и осторожно, не расходуя много сил за один раз. Она стала бояться, что отныне малейшее перенапряжение может напрочь убить в ней все колдовские способности. Из-за этого Билигма, и так не слишком общительная, стала совсем замкнутой. Она не испытывала злости или досады на непрошенных гостей – Хару и Шиму – хотя, не будь их, ей не пришлось бы вступать в бой. Всё же, окружающие чувствовали некую вину перед ней и старались лишний раз не надоедать старой волшебнице просьбами и вопросами. Ей же это претило ещё больше, так как ей начинало казаться, что она уже никому не нужна с растраченными и иссякающими силами, и нет с неё никакого толку.

Разумеется, за прошедшие годы состоялся не один важный разговор между Билигмой, Хару и Мэргэном, но всё же общее чувство неловкости не покидало людей, когда они общались с колдуньей или были вынуждены о чём-то её просить. Она же в свою очередь опасалась делать нечто большее, чем просто помогать советом или колдовать по мелочам, хотя порой страстно желала собрать воедино все свои оставшиеся силы и разразиться чем-то по-настоящему выдающимся.

Вот и сегодня Хару с Мэргэном пили чай в юрте чародейки, по внешнему виду расслабленные, но внутри горящие желанием, чтобы всё поскорее закончилось. Только Шима и Бато ощущали себя свободно и тихо обменивались какими-то шутками. Шима вообще относился к Билигме словно внук к бабушке, что и неудивительно, принимая во внимание, сколько времени он провёл в детстве рядом с ней, усваивая различные практики, учась лучше владеть собой и не дать животному началу взять верх над человеческим.

Также в юрте присутствовали как всегда безмолвный Тагар и ещё одна женщина. Тагар мало изменился за прошедшее время. В той битве он был серьёзно ранен и чуть было не умер, однако заботы сиделок и его могучий организм позволили довольно быстро оправиться. Он стал, как и госпожа, ещё более замкнутым, делая исключение лишь для Шимы, с которым они понимали друг друга без слов. Никто другой не смог бы сказать, о чём думает этот великан, какое у него настроение, и вообще, испытывает ли он какие-либо чувства.

Вторая женщина лет около пятидесяти, всё ещё весьма миловидная. Впрочем, её миловидность не всегда бывала заметна из-за строгого взгляда тёмно-карих глаз и неумолимого выражения лица. Было очевидно, что в ней много внутренней силы от рождения, а суровые условия жизни в степи лишь приумножили эту силу. Иногда она кидала на присутствующих яростные взгляды, которые лишь отчасти смягчались на Мэргэне и Бато.

Гости и хозяйка пили чай и обменивались ничего не значащими замечаниями по поводу отличной погоды и хороших надоев. Женщину это немало раздражало. Она покусывала губы от нетерпения и стучала ногтем в тонкую фарфоровую стенку чашки. Остальные или и правда не замечали её возбуждения, или же пока предпочитали не обращать на это внимания. Наконец, она не выдержала и прервала Мэргэна, когда тот рассказывал, какой замечательный ягнёнок родился на днях.

– Представляете, такой маленький, – говорил он, – а кучу навалил, как взрослый баран!

– Мэргэн! – строго оборвала она его. – Ты сам баран! Хватит болтать о всяких глупостях. Мы здесь не для того собрались. Я не хочу больше слушать, кто сколько навалил!

Мэргэн сделал невинные глаза и, поморгав, ответил женщине:

– Алтун, душа моя, я лишь хотел сказать, какой здоровый и сильный ягнёночек растёт.

– Муж мой, я знаю твои увёртки. Мы здесь, чтобы обсудить нечто гораздо более важное, нежели приплод и надои молока.

На сей раз в разговор вмешалась Билигма:

– Я думаю, твоя жена права. Давненько мы не собирались вот так вот запросто у меня в юрте попить чаю. Каждый раз, когда мы встречались таким кругом, нам предстояло обсудить и принять какое-то важное решение. Так что хватит тянуть, давайте поговорим. Что у вас случилось?

Мэргэн открыл было рот, но быстро передумал и посмотрел на Хару. Тот перехватил взгляд друга и кивнул. После этого промолвил, подняв глаза на колдунью:

– Госпожа моя, Билигма! Я не знаю с чего начать. Наверное, мне лучше сказать всё самое главное сразу, а потом поискать ответы на вопросы вместе с вами. Хотя не думаю, что отыщутся ответы, которые всех нас устроят. Я не знаю, как мне лучше выразиться, наверное, просто: пришло время нам с сыном покинуть вас.

Воцарилась тишина. Не будет преувеличением сказать, что все присутствующие побаивались Билигмы, при том, что провели с ней немало лет и знали, что она на их стороне. Но всё же робость перед чародейкой никуда не пропадала, особенно среди мужчин. Вот и теперь Хару с трепетом ожидал ответа Билигмы, а остальные пытались его предугадать.

Билигма задумчиво покрутила в руках чашечку с чаем, одним махом допила его и произнесла:

– Ты уверен в своих желаниях, Хару? Скажи, почему ты всё-таки хочешь уехать?

Она говорила твёрдо, без участия, но и без враждебности. Казалось, ей просто любопытно, не более того, причём любопытно даже не настолько, чтобы получить ответ. Ответит Хару – хорошо, нет – и не важно.

Само собой, Хару ответил:

– Госпожа моя, меня одолевает тоска по родине. Я хочу увидеть море и услышать шум океана. Хочу увидеть леса и отведать фруктов.

– Только и всего-то?

– Нет, не только. Я мечтаю ещё хоть раз вернуться к реке, в которую вошла Кицунэ. Надеюсь, что когда я появлюсь на её берегу, ступлю в воду, то она почувствует меня и появится. Хочу, чтобы она увидела нашего сына. О, Небеса! да я даже по Киккаве соскучился!

– Хару, твои желания и мучения понятны. Но подумай о том, какую цену тебе, возможно, придётся за это заплатить. Вспомни о том, что твой дядя послал немало воинов, чтобы схватить тебя и Шиму, и это стоило многих жизней клану Мэргэна.

– И я буду вечно испытывать признательность за это! – воскликнул принц Шика, приложив руку к сердцу и поклонившись вождю. – Но прошло уже десять лет! И не было больше ни одной попытки проникнуть за гряду холмов. Князь Ёшида мог за это время вообще умереть!

– Разве он так стар? Насколько я помню по твоим рассказам, ему должно быть сейчас около шестидесяти, не больше.

– Госпожа моя, ты предлагаешь мне затаиться ещё лет на десять?

– Нет, Хару. Не знаю. Я правда не знаю, что тебе делать дальше!

Сказав это, Билигма всплеснула руками и закрыла ладонями лицо. Эти слова и жесты, полные нескрываемой слабости, повергли собравшихся в изумление. Подумать только, мудрая Билигма не знает, что посоветовать и предложить! Хару открыл рот от удивления, ведь он ожидал ожесточённого спора с колдуньей. Мэргэн выпучил глаза, а своенравная Алтун выронила из рук свою чашечку, которая мягко упала в ворсистый ковёр на полу и даже не треснула.

Билигма как будто и сама не ожидала от себя таких слов, однако сказанного не воротишь. Она отвела руки от лица и несколько секунд растерянно взирала на гостей, потом глубоко вздохнула и продолжила говорить:

– Всё так, Хару, я не знаю, что тебе посоветовать. Остаться здесь? И долго ли ещё прятаться, ведь и вправду тебя, возможно, уже никто не ищет. Хотя я полагаю, что так легко от преследований Ёшиды вы с сыном не отделаетесь. Уехать? А что, если ты попадёшь в ловушку, и все усилия пойдут крахом? Но, в конце концов, сколько ещё лет тебе скрываться здесь? Ведь для тебя вся эта обширная и богатая степь за холмами – это просто огромная тюрьма.

– Хороша тюрьма! – вмешался Мэргэн. – Хару может ехать, куда захочет, делать, что пожелает!

– Но у него есть граница, которую он не может пересечь. Холмы – дальше нельзя!

– Ну, для Хару здесь, может, и не очень привлекательное место, а вот для нашего народа это просто мечта. Ни с кем не надо делить пастбища, ни малейшей опасности от разбойников и похитителей скота. Посмотрите, как разрослись наши стада и отары! Да и мой народ размножился! Для нас здесь очень хорошо, и у меня, честно говоря, нет особого желания отсюда уходить.

– Всё верно, – кивнула Алтун, – но всё же госпожа права, когда говорит, что Хару в степи, как в заключении. Это не его мир, сколь долго бы он ни прожил в нём, это не его жизнь. Я думаю, его нужно отпустить.

Но тут подал голос и сам Хару:

– Друзья, спасибо вам за понимание и беспокойство. Мэргэн, ты знаешь, что я до последнего вздоха буду благодарен тебе за ту защиту, которую ты даровал мне. Поверь, твои жертвы я помню, и они были не напрасны. Билигма, ты спасла моего сына, не дала ему соскользнуть в звериную суть, помогла остаться человеком и научила удерживать равновесие. Никто другой не смог бы мне помочь в этом. И это также было не зря. Я верю, что перейдя гряду холмов, у меня будет шанс попасть на Олений остров и исполнить свои чаяния.

Билигма покачала головой.

– Хару, твои слова звучат красиво, но не более того. В тебе говорит сейчас страсть и желание чего-то нового. Но это неразумно. А разумно всё же подождать ещё. Это касается не только тебя, но и Шимы. Ты говоришь, что он полностью владеет собой и думаешь, что всё позади? Я лишь надеюсь на это. Никто не знает до конца, как и когда может вдруг пробудиться звериная натура, и будет ли возможность её удержать в узде. Пока что у Шимы всё в порядке. Но позволите, я немного расскажу о другом человеке?

С этими словами она обернулась к Тагару, который находился на своём излюбленном месте у входа в юрту. Там он чувствовал себя более уверенно, видя внутреннюю обстановку и имея возможность первым реагировать, если кто-нибудь заходил с улицы. Когда колдунья вопросительно взглянула на него, он пожал плечами и молча вышел из юрты, всем своим видом показывая, что он не горит желанием слушать рассказ Билигмы. Как только Тагар ушёл, она продолжила:

– Как вы поняли, это касается Тагара. Хару, ты полагаешь, что Шима это первый ребёнок, встретившийся мне, в котором сочетаются звериное и человеческое. Это не так. Первым много лет назад был Тагар. Я и сама была тогда молодой девушкой, всего-то на дюжину лет старше его. Тогда я много путешествовала по всей степи, набиралась ума-разума, искала то одного мудреца, то другого. И вот меня занесло на самый север, туда, где степь переходит в лес, уходящий всё дальше и дальше. Места там суровые, людей почти нет. А те, кто есть, не кочевники, как вы, а охотники. Они бродят по лесам, иногда заходят в северные степи, но всегда возвращаются обратно. Жить там особенно опасно из-за дэвов, да и другое зверьё крупнее и злее, чем здесь. Но и там жил один чародей, к которому я непременно желала попасть. Я с большим трудом смогла отыскать хоть какие-то его следы и отправилась за ним. Говорили, что он понимает язык животных, может общаться с ними. Разве я могла отказаться посетить такого мудреца?

Несколько дней я следовала за ним по пятам, всё дальше и дальше в густой лес. Мои проводники дрожали от страха, так далеко они ещё никогда не углублялись. Ночами мы жгли большие костры, отгоняя дэвов, волков и медведей, хотя стояла осень, а животные в это время сыты и редко нападают.

Наконец, как-то раз днём мы выбрались на опушку леса, посреди которой стояла юрта. Я сразу поняла, что мы догнали того мудреца. Не понимала я лишь, почему так тихо вокруг. Мы осторожно приблизились к юрте, обошли вокруг неё. Всё было спокойно, даже слишком. Вдруг из юрты выскочил мальчишка лет десяти, окровавленный, с безумными глазами. Он плакал так горько, как я никогда не слышала ни до, ни после.

Увидев нас, он рухнул перед нами на траву. Он мычал и вроде бы что-то говорил, но так невнятно, что никто из нас ничего не понял. Я осталась с ним, пытаясь его успокоить, а мои спутники, обнажив оружие, вошли в юрту. Там они нашли два растерзанных трупа, мужчины и женщины. Это был тот самый мудрец, знавший язык животных, и его знахарка-жена. Мы долго искали следы нападения, но ничего найти не смогли. Мальчишка тоже не смог ничего сказать, только жалобно мычал и проговаривал отдельные слоги, которые никак не складывались в целые слова.

Я отмыла его от крови и подивилась, что на нём нет ни царапины, а значит, вся эта кровь была не его. Естественно, мы поспешили убраться подальше от этой треклятой опушки. Чем больше мы удалялись от неё, тем больше парнишка успокаивался. Однако он по-прежнему не мог ничего внятно произнести.

Мы спешили выбраться из леса на степной простор, поэтому обратный путь занял у нас много меньше времени. В первую же ночь в степи, когда мы почувствовали себя в относительной безопасности, по крайней мере, в привычной обстановке, я напоила мальчика особым травяным чаем. Он впал в забытье, а очнувшись, впервые членораздельно заговорил.

Его отец, тот самый мудрец и чародей, на самом деле мог не только понимать язык зверей, но мог и заклинать их. У него с женой был сын, который постоянно болел, и спасти его не удавалось. Когда он был при смерти, они нашли медвежонка, мать которого погибла, и принесли его к себе. Колдовством и чарами, мудрец смог переселить душу умирающего сына в медвежонка, превратить его с огромным трудом в мальчика, но во многом лишь внешне. Суть его оставалась медвежьей, и лишь небольшие проблески человеческого разума озаряли её.

Как бы то ни было, так раскрылся секрет, почему мальчик был весь в крови, не имея ни царапины при этом. То была кровь его родителей, а убил их он сам. У него был приступ, когда его медвежья порода, лишь замаскированная под человека внешне, вышла из-под контроля. Что спровоцировало этот приступ? Быть может, неумелое колдовство, быть может, повлияла погода, кто знает? Но сути это не меняло: после многих лет, прожитых с людьми, которые, вероятно, любили его, хищный зверь проснулся в нём и потребовал крови. Он не разбирал, друг перед ним или враг, просто впал в неистовство и разорвал попавшихся под руку людей.

Что мне было делать с мальчишкой? Рассказать обо всём своим спутникам? Но они попросту убили бы его. Я решила сама позаботиться о нём, ведь, в сущности, он не был виновен в том, что сотворил. Сначала я постоянно поила его успокоительными отварами, затем продолжила колдовство. Не скажу, что это было просто, однако через несколько лет стараний Тагар заговорил, пусть и неохотно. Он всё же стал человеком в исковерканном медвежьем теле.

И по сей день я наблюдаю за ним, пою отварами и опасаюсь, как бы вновь не проснулся в нём медведь, хотя уже прошёл не один десяток лет с тех пор. Я не хочу сказать, Хару, что с Шимой произойдёт то же самое, вовсе нет. Но я хотела бы, чтоб ты понял, что некая опасность того, что он не сможет сохранять равновесие между человеческим и животным, останется навсегда.

Хару ошарашено взирал то на Билигму, то на выход из юрты, где скрылся Тагар. Он обмяк, опустил голову и, закрыв лицо руками, пробурчал, не убирая их:

– Ну и сколько ещё?

– Я не знаю, Хару, хотя бы ещё пару лет, чтобы я, мы все, были уверены. В конце концов, подумай, к чему ты стремишься: попасть в дорогие твоему сердцу места, которых, возможно, больше нет. Можешь ты быть уверен, что Кицунэ появится, когда ты придёшь, если вообще сможешь туда добраться? Стоит ли ещё дом Киккавы? Да ведь ты и не найдёшь его самостоятельно! Жив ли Киккава? Ты видишь: одни сплошные вопросы и сомнения. А на другой чаше весов – жизни, твоя и Шимы. Ёшида хотел убить тебя, а твой сын ему для чего-то нужен. Оправдан ли такой риск?

– Ах, госпожа моя! Когда ты так говоришь, то все сомнения исчезают, и я понимаю, что мои желания опасны и лучше отбросить их. Однако вместе с ними я отвергаю и само желание жить дальше. Ещё два года томления здесь, как ты предлагаешь, в то время как я могу просто сесть на коня и двинуться на восток?! Я сойду с ума от этого! Ещё два года! Ещё две зимы, два лета… и неизвестно, что будет тогда…

– Ты рассуждаешь, как ребёнок, Хару, – вмешалась Алтун. – Тебе говорят, что для твоего же блага и блага твоего сына вам лучше повременить. А ты заладил, что у тебя сил нет. Сказала тебе госпожа здесь сидеть, значит, так тому и быть! Сиди! Поначалу я считала, что не следует тебя здесь удерживать, но теперь, после истории про Тагара, думаю, что лучше тебе остаться.

Не успела Алтун закончить свои слова, как Мэргэн, зарычав, резко встал на ноги и закричал:

– Молчи, женщина! Ишь ты, какая хитрая! То она говорит, отпустите, мол, его, пусть себе едет. А сейчас вот – сиди и не дёргайся! Чёртова бабья мудрость! А я вот как скажу: Хару, езжай, куда хочешь! А хочешь – оставайся! Только вот что запомни: если поедешь куда, то и я с тобой!

Алтун тоже вскочила с места и, гневно сверкая глазами и размахивая руками, быстро запричитала:

– Ох ты, какой выискался защитник гонимых! А обо мне подумал? О детях наших подумал? О людях своих? О скоте? Тоже мне! Приключений ему захотелось! Я тебе устрою приключения!

– Что, женщина? Ты устроишь мне приключения? Да у тебя воображения не хватит! Что можешь ты придумать? И о ком это я должен думать? Мой народ вполне счастлив и устроен, и пока меня не будет, ты за ним присмотришь. Дети? Да все мои сыновья женаты, а дочери замужем. Один Бато, самый младший, остался. Я вполне могу куда глаза глядят отправиться, и не заметит никто, что меня нет! Чёрт, женщина, ты выводишь меня из себя! Да, я уже немолод, но поэтому я и хочу ещё что-то успеть в жизни!

– Мэргэн, неужели ты серьёзно вознамерился отправиться вместе с Хару? – изумлению Алтун не было предела.

Не меньшее удивление было и на лице Билигмы. Хару переводил взгляд то на Мэргэна, то на одну из женщин. Тот же как будто пришёл в замешательство. Он словно сказал что-то, чего говорить не собирался, или наоборот, сболтнул то, что у него было на сердце, как некое сокровенное пожелание, которое и сам не осознавал. Он нахохлился, дёрнул себя за одну косичку, за другую, погладил короткую бородку, и, приняв величественный вид, возгласил:

– Жена моя, мать моих детей! Ты спросила, и я отвечаю. Да, я действительно хочу пойти с Хару. Почему? Во-первых, мне очень любопытно узнать, чем это закончится. Я знаю начало истории, участвовал в её середине, и что же? Я не увижу конца? Или узнаю его через много лет от каких-нибудь проходимцев в таверне в Сатыше? Они будут толковать, а я буду думать, каким я был тюфяком и дураком, что отказался и остался приглядывать за женой и баранами? Что-то не хочется мне такого. У меня есть возможность стать частью великого приключения, быть может, легенды, а я откажусь ради скота? Это просто смешно, женщина!

Алтун снисходительно глянула на мужа, как на несмышлёное дитя, хмыкнула и бросила:

– Легенды? Не легенды ты частью станешь, а просто-напросто сгинешь где-нибудь в степи, и тело твоё растащат дикие звери да птицы. Вот и весь сказ! В легенду ему захотелось!

Дальнейшая перепалка между мужем и женой длилась ещё несколько минут, причём никто из них не желал отступать, и это мало походило на разговор двух здравых людей. Хару и Билигма пытались вставить слова с тем, чтобы прекратить бессмысленный спор, но все их попытки оставались практически без внимания. В конечном итоге склока между супругами приобрела совершенно комичный характер, но ни тот, ни другая не могли уже остановиться и не слушали ничьих увещеваний. Казалось, остановить их просто никому не под силу.

Вдруг раздался громкий хлопок, и всех на миг ослепила ярчайшая вспышка света. Перепалка мгновенно смолкла, все замерли в недоумении, хлопая невидящими глазами. Зрение быстро вернулось, и недоуменные взоры обратились к Билигме, ибо было ясно, чьих это рук дело. Та стояла в сторонке с гордым и неприступным видом, такая, какой все помнили её в старые времена.

– Хватит! – прикрикнула она. – Вы двое совсем с ума сошли, вот вам кое-что погромче и поярче!

– Простите, госпожа, – проговорили смущённо супруги и замолкли.

– Я выслушала всех вас, я знаю вас уже много лет. Да, вначале я не могла ничего предложить Хару, кроме как подождать ещё. Наверное, это самый правильный способ действий, но и самый изматывающий. Я не хотела бы, чтобы Хару путешествовал один с Шимой. Однако, если его будет сопровождать такой человек, как Мэргэн, то это меняет дело.

Видя, что Алтун напряглась и хочет возразить, Билигма продолжила, глядя ей в глаза:

– Алтун, успокойся и прислушайся к своему мужу. Он, конечно, всего лишь сумасбродный и самолюбивый мужчина, однако и в его словах были разумные доводы. Ведь он, и в самом деле, вполне может препоручить главенство тебе, тем более, что многие из ваших и так воспринимают тебя, Алтун, как главную. Дети ваши самостоятельны и имеют свои семьи. Если Мэргэн отправится вместе с Хару, это не нанесёт вреда вашему роду

– О! – в восторге воскликнул Мэргэн. – Это великие слова, моя госпожа! Так приятно слышать из ваших уст, что простой пастух прав! Алтун, душа моя, не дуйся, а слушай госпожу!

Алтун одарила мужа взглядом, не предвещавшем ничего хорошего, когда они останутся наедине, однако промолчала и кивнула Билигме, чтобы та продолжала. Но её опередил Мэргэн:

– Вообще-то я скажу больше. Есть смысл в том, чтобы отправиться за холмы не только мне из всего клана. Мы торчим в этой благодатной степи уже слишком долго. У нас много молодёжи, которая уже и не помнит, что есть ещё какая-то другая жизнь и другие люди. Я думаю, им было бы полезно прокатиться вместе с нами за холмы, посмотреть на внешний мир, пообщаться с другими людьми. Сколько им здесь ещё жить? Выберем несколько парней да девушек, проедемся все вместе до Сатыша, поглядим на Степную Мать да Великую Степь. Да и нам всем не помешает узнать новости. Среди большого числа людей Хару и Шима затеряются, они уже и так больше похожи на нас, чем на островитян. Они такие же степняки, как и мы. Десять лет в степи делают своё дело.

Билигма кивала одобрительно, пока Мэргэн держал слово, потом она промолвила:

– Алтун, мне кажется, и в этих словах твоего мужа есть смысл. Прислушайся к нему.

Алтун зафыркала, как рассерженная кошка, окатила Мэргэна ледяным взором, и ответила нехотя:

– Хорошо, я подумаю. Но только при одном условии я соглашусь отпустить его. Но дальше Сатыша он не двинется. Проводите Хару, убедитесь, что с ним всё в порядке, и возвращайтесь. Если его мир лежит по ту сторону холмов, то твой, Мэргэн, находится здесь.

После этого она то ли поклонилась, то ли кивнула Билигме, и быстрыми шагами вышла из юрты, не глядя ни на одного из присутствующих мужчин.

– Уф! – выдохнул Мэргэн.

Хару вытер пот со лба. Билигма тоже как будто испытала некое облегчение.

– Что ж, Хару, – сказала она, присаживаясь и ощущая себя свободнее, – вот ты и получил ответ. Не самый правильный, на мой взгляд, но всё же. Отправляйся, коли тебе невмоготу, однако дождись Мэргэна и езжай не один. Тогда и я буду спокойнее за вас. Знаешь, во время сегодняшнего разговора я не раз думала о том, чтобы вызваться ехать с тобой.

– Это было бы чудесно!

– Да, но я пока не могу. Правда, не могу. Может быть, позже…

С этими словами Билигма вновь сникла. Хару встал перед ней на колени и поцеловал её руку. То же сделал и Мэргэн, и ошалевшие от происходящего Шима и Бато. После этого один за другим они вышли из юрты.

Принц Шика смолчал о том сне, в котором Кицунэ настаивала на том, чтобы они с Шимой отправились за холмы. Он не был уверен, стоит ли вообще вспоминать о нём? Как рассказать, что дух покойной жены пришёл и говорил с ним? Лучше оставить всё, как есть.

Как только последний гость покинул её, внутрь вернулся Тагар. Он подошёл к своей любимой госпоже, спасшей и вырастившей его, присел рядом с ней и погладил её по волосам, нежно глядя в глаза.

– Ты правда хотела бы поехать? – хрипло спросил он. Слова с трудом вырывались из его рта, казалось, он вовсе разучился говорить.

– Да, мой мальчик, хотела бы. Но я боюсь. Боюсь, что я слишком слаба и стара теперь для всех этих приключений и странствий. Это так печально, так печально… – ответила она, и несколько слезинок скатилось по её морщинистым щекам.




VI


Спустя несколько дней по степи ехали семеро всадников. Несложно догадаться, что одними из путников были Хару и Мэргэн, и, естественно, Шима. Но, кроме них, собрались в дорогу ещё четверо.

Среди них был Бато, самый младший ребёнок Мэргэна и Алтун и близкий друг Шимы. Он и слышать не хотел о возможности остаться с матерью на пастбищах. Как можно пропустить приключение, да ещё и в обществе лучшего друга!

Ещё трое человек присоединились из числа желающих. Впрочем, первоначально их было намного больше, однако многих не отпустили старшие члены семей или же ещё какие-то обстоятельства заставили отказаться от поездки. В конечном итоге был брошен жребий, который и определил трех подростков, ровесников Шимы и Бато, при этом уже довольно опытных для своего возраста кочевников, обещавших сделаться в будущем отличными охотниками и следопытами, и уже довольно хорошо знавших и понимавших степь и обладавших умением весьма неплохо сражаться оружием, какое в ходу среди степняков. Они истосковались по открытому степному простору, который бы не ограничивался стеной холмов на юге и востоке.

У них было весьма смутное представление о жизни за холмами, так как они покинули большую степь ещё в раннем детстве. Конечно, не каждого отпустили легко и быстро. Однако их родители прекрасно осознавали, что чем дольше их подрастающие дети будут находиться под опекой, в безопасном и тихом убежище, тем хуже в конечном счёте окажется для их отпрысков. Пора рисковать, пора узреть великий простор степи, пора встретиться с чужими людьми. Не нужно забывать, что кочевая жизнь требует от каждого члена племени большой отдачи и порой настоящего самопожертвования. Поэтому женщины степняков намного сильнее, нежели у других народов, и обладают такими же правами и возможностями, что и мужчины. Нередко можно встретить в степи и воительниц, и женщин, возглавляющих многолюдные кланы.

Так что и в этом путешествии двое из трех подростков оказалась девушками. Их звали Севда и Анга. Все они обладали теми же навыками, что и парни их возраста, при этом обе славились в клане как отличные наездницы, умеющие великолепно ладить с лошадьми. Третьим счастливчиком оказался Мунку, парень немного более взрослый, чем остальные путешественники.

Им всем хотелось шагнуть как можно дальше и увидеть как можно больше, и, конечно, каждый ожидал, что это путешествие принесёт много достойного внимания и именно он или она станет одним из его главных героев.

С того момента, как путники выдвинулись с места стоянки клана, они ещё не успели даже достигнуть гряды холмов, хотя она уже и виднелась на востоке. Настроение у всех было приподнятым, Хару иногда вообще ёрзал в седле от нетерпения. Мэргэн распевал похабные песенки, нимало не стесняясь общества юношей и девушек. Надобно сказать, что перед отъездом было решено прихватить с собой отару овец, с тем, чтобы продать её при случае в Сатыше, а кроме того, она служила правдоподобным прикрытием кочевникам в глазах тех, кто мог попасться им по дороге. Так что далеко не все из подростков слышали не самые благозвучные слова, звучавшие из уст Мэргэна. К тому же, четверо старших держались немного обособленно и более сдержанно. Кто-то из них подметил, что Мэргэн уж очень сильно радуется поездке, хотя до разговора в юрте Билигмы он вроде бы особо не стремился в большую степь. На это замечание вождь клана ответил, мурлыча под нос мотив песенки:

– Так-то оно так, да вот только я быстро смекнул тогда, что это прекрасная возможность для меня побыть какое-то время подальше от жены. Чёртова Алтун достала меня за эти годы. Раньше мы постоянно бывали заняты чем-то, а теперь с этим благополучием, когда забот стало намного меньше, она начала заниматься мной. А мне столько её внимания совсем не нужно!

– Да уж, – согласился Хару, – Алтун у тебя железная. Уж и не знаю, хорошо это для тебя или нет.

Он засмеялся и сочувственно похлопал Мэргэна по плечам.

– Вот-вот, мягкие мы стали, – подтвердил Мэргэн, – а бабы наши наоборот, много власти себе забрали.

Тем временем, пока мужчины делились своими переживаниями по поводу жён, среди молодёжи шли свои разговоры. Парни и девушки двигались чуть поодаль, Мунку и Анга приглядывали за скотом и поэтому принимали участие в беседе урывками, только тогда, когда подъезжали достаточно близко к основной группе ровесников.

– А вы помните, как там было, за холмами? – спросила Севда, не обращаясь ни к кому определённо.

Крепко сбитая, она смотрела на мир круглыми, чуть удивлёнными глазами, благодаря которым имела очаровательный и немного наивный вид. Не знакомый с ней человек мог бы подумать, что перед ним ребёнок-переросток, которого легко обидеть, перехитрить, и вообще можно не принимать всерьёз. Однако девушка отлично знала особенности своей внешности и пользовалась этим, чтобы вводить людей в заблуждение, когда ей это было нужно. Среди всех девушек в клане Севда была ещё и лучшей лучницей и всегда имела за пазухой пару кинжалов.

Ей ответил Бато:

– Я помню немного. По сути, степь там почти такая же, как и здесь, только ей нет конца и края. Отец говорит, что пастбища там хуже, чем здесь, зверя меньше, зато на него можно охотиться, никто не запрещает. Там Билигма не властна над нами. Говорит, там веселее, но опаснее.

– А я слышала, – продолжила Севда, – что за холмами есть другие племена кочевников, которые порой нападают друг на друга. Но все ведут себя мирно в торговых городах, где можно продать скот и купить что нужно.

– И поэтому ты не расстаёшься со своими кинжалами? Ждёшь, что на тебя нападут? – поддел её Бато.

– Кто бы говорил! Ты сам не волнуешься разве? Или, может, не учился драться? Вон со своим дружком вы постоянно на палках сражаетесь, будто на мечах. Ещё и отец Шимы вас учит.

– Мой отец учит, прежде всего, меня, ведь я должен уметь биться не на кривом степном мече, но на прямом островном, – запальчиво ответил Шима и невольным движением поправил шапку на голове, – уж вы не обижайтесь, но оружие это совсем другое и владеть им нужно тоже по-другому.

– Да мы и не обижаемся, – сказал Бато, – просто нам как-то странно знать, что ты не из наших. Вроде бы ты и живёшь с нами, ничем не отличаешься от нас, кочевник да кочевник, но вот не степняк от роду! Хотя всю жизнь с нами.

– Вовсе нет! – ответила Севда. – Не всегда он с нами жил! Я помню, как он со своим отцом к нам попросились. Там ещё такой большой базар был.

– Эх ты! Базар помнишь? А сама прикидываешься, что всё забыла, – отвечал ей Бато. – А в самом деле, Шима, ты помнишь времена, когда ты жил не с нами?

Шима вновь неосознанно поправил шапку на голове. Он задумчиво устремил свой взгляд на отца, потом перевёл его на друзей, и проговорил как бы нехотя:

– Вообще-то, я помню какие-то образы из далёкого детства, помню много разных запахов. Мне кажется, что это даже не воспоминания, и было не со мной. Я помню, к примеру, большой дворец, и что у меня было много каких-то игрушек. Помню какую-то женщину, которая заботилась обо мне в том дворце, а потом мы с ней играем в снежки, но уже во дворе небольшого скромного дома. Дальше я помню, что мы плыли на корабле, кажется, по реке, этой женщины уже нет, а отец всё время мне что-то рассказывает.

– Слушай, а ты помнишь океан? Ты ведь с острова, – поинтересовалась Севда. – Говорят, он такой же большой, как степь, а вода в нём солёная и её нельзя пить.

– Нет, – покачал головой Шима, – я не помню. Отец рассказывал, что, когда мы бежали с острова, я был слишком мал, чтобы что-то помнить. У меня, правда, есть в голове одна картина, но она как-то больше на сон похожа.

– Расскажи! Расскажи! – запросила Севда.

– Что «расскажи»? – раздался позади них окрик. Ребята обернулись и увидели, что к ним приблизились остальные их ровесники, до того занятые отарой овец. Это переспрашивала Анга, а рядом с ней ехал Мунку. Шёл слух среди молодёжи, что они влюблены друг в друга, и действительно, они почти всегда составляли устойчивую пару и держались несколько особняком ото всех. Мунку, к тому же, был самым старшим и рассудительным из молодёжи, ибо ему уже исполнилось девятнадцать. В своём кругу подростков он внешне явно выделялся благодаря высокому росту и широким плечам, и казался заводилой.

– Мы спрашивали, помнит ли Шима что-то об океане и жизни на острове, – отвечал за всех Бато, – а он говорит, что ничего об этом не помнит, только какую-то странную картину, и то он не уверен, что это было взаправду.

– Пусть расскажет, тогда мы решим, могло ли это быть правдой. Давай, Шима, рассказывай!

Тот вновь протянул руку к голове и подвигал на ней шапку, будто придавая ей более удобное положение. После этого он сказал:

– Извольте, могу и рассказать. Хотя я уже сказал вам, что это, наверное, какой-то сон, который мне приснился в детстве, а я его запомнил и теперь думаю, что это произошло наяву. Короче говоря, я помню, что была ночь. Отец крепко спит, а я почему-то проснулся. В окно светит луна и довольно светло, мне совсем не страшно, а как-то даже интересно.

– Пока это звучит так, что вполне могло бы быть воспоминанием, – заметил Мунку.

– Согласен, однако послушайте, что дальше было. Лежу я и смотрю на луну, вдруг ко мне наклоняется кто-то большой и волосатый. А мне совсем не страшно, я знаю, что он хороший и любит меня. Я его хватаю за волосы, за бороду, а он мои руки целует что ли… Потом он берёт меня на руки и мы… летим.

– Летите? Как это?

– Не знаю. Но вот каким-то образом я понимаю, что мы летим. Мы поднялись вверх, и я не чувствовал вокруг ничего, лишь его руки держали меня, а луна стала намного ближе. Потом помню, что выли волки.

– Ну, они всегда на луну воют, ничего удивительного.

– Да, ничего такого. Только мне кажется, что я тогда тоже на луну выл, или мне хотелось этого. А этот большой, который меня на руках держал, смеялся и подвывал.

– А потом? Он тебя уронил, ты ударился головой и стал дурачком, да? – ввернул Бато, и все засмеялись.

Шима тоже улыбнулся и продолжил:

– Нет, это я здесь от кислого молока свихнулся. А тот здоровяк меня надёжно держал. Потом мы оказались у реки, и я помню, там были две такие фигуры, вроде как женские. Холодные и мокрые, как вода.

– Нет уж! Женщины должны быть тёплыми, а лучше – жаркими! – воскликнул Мунку и стрельнул глазами в сторону Анги. Та покраснела и отвернулась.

– Дурак! – осадила она его. – Шима, не слушай его, давай дальше, занятно же.

– Дальше уже почти конец. Помню, мне стало тоскливо-тоскливо, хотелось обратно на руки того волосатого, а потом – спокойно и мирно, и я начал засыпать. Вода журчала и будто разговаривала со мной. Что-то вроде «люблю, люблю». Вот и всё. Ну что это, сон или воспоминание? Не пойми что такое.

Севда смахнула слезинку со щеки, Анга нахмурилась. Казалось, ей тоже хотелось бы пустить слезу над этим поэтическим рассказом Шимы, но она старается соответствовать своему строгому образу, и выискивает, как можно быстро продолжить разговор на другую не столь душещипательную тему. Она быстро нашла повод, когда Шима опять потянулся рукой к своей степняцкой войлочной шапке с острым верхом и начал поправлять её.

– Да что ты её теребишь! – закричала она на него. – Всю дорогу к ней тянешься. Да сними ты её уже! Тепло ведь!

С этими словами Анга одним молниеносным движением сорвала шапку с головы Шимы, а тот даже не успел опомниться.

– Что это с тобой? – охнула Анга, да и остальные удивлённо загомонили.

Шима смущённо поскрёб свежевыбритую голову.

– Билигма меня перед отъездом побрила и настояла, чтобы всю дорогу меня отец продолжал брить.

– Зачем это? Так, конечно, делают, но тебе это совсем не идёт. С волосами красивей, тем более они у тебя такие необычные.

– Она сказала, без волос меня сложнее узнать. Билигма боится, что меня ещё ищут и могут узнать по цвету волос, а так не видно, какие они у меня.

В самом деле, бритая голова Шимы никак не выдавала его странную смесь между чёрными, рыжими и белыми волосами. Сейчас она скорее отливала синевой, характерной для свежего бритья.

– Ничего себе, – протянул Мунку.

Шима пожал плечами, ничего, мол, не поделаешь. После этого все некоторое время ехали молча, на попытки Шимы каким-то образом разрядить обстановку и разговорить товарищей отвечали будто нехотя и подбирая правильные слова. Впрочем, довольно быстро их общение вернулось в обычное русло и о недоразумении с волосами все забыли.

В эту ночь на привал встали близ подножья холмов, и путникам предстояла последняя ночь по эту их сторону. На следующий день путь пролегал уже через саму гряду.

Как обычно, по вечерам после долгого дня Шиме ещё предстояли занятия с мечом под руководством его отца. В сумерках, когда стало уже почти совсем темно, Шима, наконец, освободился от всех обязанностей, но был уже столь обессилен, что тотчас повалился спать, притом что все остальные подростки собрались вокруг своего отдельного костра и что-то там затевали, по крайней мере, об этом свидетельствовали смех и шумные разговоры.

Рано утром весь небольшой стан опять пришёл в движение. Шима, проснувшись и ещё не получив своей доли указаний, поспешил к кучке молодёжи, расположившейся на ночлег, как и всегда, чуть поодаль.

– Эй, что тут у вас вчера вечером было? – закричал он, подбегая.

Остальные все уже проснулись, кое-кто поднялся на ноги, хотя многие ещё лежали на своих одеялах и потягивались со сна.

– А, Шима, – ответил Бато, – я не помню, ничего такого вроде бы не было.

– Ничего? Ну ладно, а то мне показалось, что у вас тут какое-то веселье было. А я так устал после упражнений, что просто с ног падал.

Сегодняшним утром Шима был уже без шапки, очевидно, перестав смущаться своей бритой головы. Он ещё немного поболтал с друзьями и собрался уходить. Уже развернувшись, он резко остановился и повернулся обратно. Шима пристально посмотрел на Бато и Мунку. Те выглядели смущённо. Девушки затихли и с любопытством наблюдали за парнями.

– Друзья, с вами что-то не так, – протянул Шима и тотчас воскликнул, – вы все в шапках!

Он быстро подошёл к Бато и сорвал с него шапку, затем и к Мунку. Каждый из них предстал перед Шимой с бритой, гладкой головой.

– Что это? – опешил Шима. – Зачем вы это сделали?

Бато поднялся на ноги и положил ему руку на плечо:

– Шима, послушай, мы вчера поняли, что всё может оказаться довольно ссерьёзным, это не просто прогулка. Ты наш друг, ты один из нас, и мы решили, что неправильно, если ты один будешь бритый, а мы нет. Сразу станет понятно, что с тобой что-то не так. А если все парни побрили головы, то, кто нас встретит, подумают, что у нас так заведено среди молодёжи. Что ты думаешь, нам для тебя своих волос жалко?

Шима молча обнял друга, а затем и каждого из парней.

– Мог бы и нас тоже обнять, – надулась Севда, – всё-таки это мы им головы брили.




VII


Шима спал и видел, как к его ложу приближается красивая молодая женщина. Она переливалась как серебро, и была холодна, как металл.

– Мама? – позвал он.

Кицунэ улыбнулась в ответ. Она подошла к сыну, присела рядом с ним.

Юноша сел и осмотрелся. Когда он засыпал, рядом с ним лежали его друзья, ещё горел костер. Сейчас он не видел никого. Плотная темнота охватывала его со всех сторон, и только холодное свечение женской фигуры немного рассеивало мрак. Во всем огромном мире остались лишь он и его мать.

Она обняла сына. Шима почувствовал тепло, исходящее от материнского тела.

– Да, ты мой сын. Не такой, как твой отец.

– Отец? Он самый лучший!

– Это правда. Я имела ввиду, что ты чувствуешь не так, как он. Всё же Хару обычный человек. А ты нет.

– А кто я, мама?

– В тебе есть великие силы. Ах, если бы я могла всегда быть с тобой! Я помогла бы тебе управиться с ними.

– Билигма учила меня, что я должен обуздать звериное начало в себе…

– Она права. Но лишь отчасти. Ты должен его обуздать, но ты можешь и должен научиться использовать его. Я научу тебя этому.

– Мама, почему ты не появлялась раньше? Ты настоящая? Это во сне?

– Я не могла, я была так слаба, мне пришлось ждать и набираться сил, а время в моем мире течет совсем не так, как в этом. Но теперь я окрепла и могу иногда приходить к тебе. К сожалению, я не знаю, хватит ли мне сил посещать и тебя, и твоего отца. Думаю, сейчас ты важнее, ведь тебе нужно многому научиться, чтобы стать великим и иметь силы отомстить врагам, которые нас разлучили.

Кицунэ наклонилась к самому уху сына и начала что-то шептать. Глаза Шимы расширились в изумлении, он послушно кивал и с обожанием смотрел на свою мать.



***

Отряд начал потихоньку пробираться через гряду холмов. За все прошедшие годы Хару и Мэргэн не раз посещали гряду, выискивая возможные проходы, которыми могли бы воспользоваться враги. И хотя Билигма заверяла их, что по-прежнему сможет почувствовать, если кто-то чужой ступит на эту землю, мужчины стремились обезопасить себя и других таким образом, как они умели. Так что гряда была во многих местах довольно хорошо ими изучена, и они убедились, что возможностей перебраться через неё не так уж и много. Впрочем, иногда они не бывали столь уверены по поводу своего знания местности, ибо часто им казалось, что холмы продолжают расти вверх, что какие-то вершины изменили свои очертания, а проход между склонами, по которому ещё в прошлый раз они вполне спокойно и удобно проехали, сегодня засыпан камнями, или просто-напросто исчез. Складывалось впечатление, что эти холмы живут своей жизнью, хотя углядеть, как они в действительности движутся, не удавалось, естественно, никому.

Продвижение через холмы десять лет назад с телегами и большим стадом было непростой задачей. Тогда множество дней ушло на её решение, и много сил было потрачено. В этот же раз путешественники были не обременены лишними вещами, им не приходилось вручную втаскивать на вершины повозки и кибитки, так что путь проходил несравненно легче. Тем не менее, почти всегда осторожно и внимательно приходилось вести коней в поводу из-за многочисленных каменистых осыпей, грозивших переломать ноги скакунам. Несмотря на отсутствие многих помех, какие были в прошлый раз, движение шло не намного быстрее. Лишь на одиннадцатый день пути, забравшись на очередной холм, странники увидели оттуда убегающую в даль на востоке степную гладь.

Их радость была велика, однако чувство предосторожности взяло верх, и последнюю ночь в холмах они провели, не разжигая костра. Более того, на утро они не стали тотчас отправляться в путь, а выслали вперёд разведчиков, чтобы убедиться, что им ничего не угрожает, и поблизости нет засады.

В разведку ушёл Мэргэн, взяв с собой Мунку и Севду. Они отсутствовали несколько часов, в течение которых оставшиеся просто изнывали от нетерпения. Наконец, разведчики вернулись. Вождь кивнул Мунку, и тот, гордый от хорошо выполненного поручения, поведал:

– Мы проехали вдоль холмов туда и сюда, потом отъехали в степь. Нет никого. Никаких признаков человека.

Мэргэн подтолкнул вперёд Севду и она продолжала:

– Мы повстречали несколько сайгаков, и они нас ничуть не испугались, даже наоборот, попробовали подойти. Значит, они никогда не видели людей, они вели себя как и животные на той стороне. Но там Билигма запрещает охоту, а здесь просто некому охотиться на них.

– Так что, – подытожил Мэргэн, – путь свободен, никто нас здесь не поджидает, хвала Небесам.

Хару кивнул.

– Благодарю вас. По крайней мере, пока мы в безопасности. Значит, нужно этим пользоваться.

В оставшееся до заката время путники успели спуститься с холмов и перегнать скот, и немного проследовали вдоль гряды на юг. Им встретилось небольшое озерцо, окружённое зарослями камыша, в которое с небольшой высоты прямо из отвесного склона вырывался водопад и с громким шумом вливался в водоём. Это место показалось всем весьма привлекательным для привала и стоянки.

Анга отыскала каменистое место на берегу, где камыш не рос. Люди могли свободно подойти к воде, умыться и постирать одежду, а кое-кто вдоволь накупался. На противоположном берегу озерца то и дело появлялись очертания то одних, то других животных, приходящих на водопой. И хоть человека они явно не боялись, всё же незнакомцы настораживали их, и, напившись, они быстро исчезали в зарослях высокой травы.

Путники провели на берегу озера пару дней, отдыхая и готовясь к дальнему переходу через степь. Их страхи быстро развеивались, хотя не забывали выставлять часовых и постоянно вглядывались в степь, ожидая увидеть вражеских всадников. Но с каждым разом, после того, как горизонт оказывался чист, их бдительность становилась всё меньше и меньше. Ко времени, когда они тронулись в дальнейший путь, чувство опасности почти полностью ушло.

Молодёжь вообще видела в путешествии лишь продолжение приключения, по правде говоря, не очень-то и захватывающего. Старшие знали, какие трудности им предстоит ещё перенести при переходе через степь, однако это было то, с чем они уже не раз сталкивались за свою кочевую жизнь.

Путь по степи оказался гораздо менее занятным, чем представляли себе подростки. День за днём местность и пейзажи почти не изменялись. Когда последние вершины холмов скрылись на западе, характер степи стал другим. Видимо, подземные источники, которых было в избытке в холмах, уже не дотягивались сюда, и травы, чем дальше, тем сильнее оказывались выжжены солнцем. Светило порой жгло немилосердно, и степь напоминала уже полупустыню – так мало было кругом живой растительности.

Тогда некоторые из странников начинали проявлять беспокойство по поводу того, что запасов воды может не хватить, однако всякий раз Мэргэн успокаивал их и заверял, что ещё чуть-чуть, и они доберутся до какого-нибудь источника.

Когда прошло уже больше месяца такого пути по пустынной местности, Хару насел на Мэргэна с тем, чтобы он пояснил им, как ему удаётся всякий раз безошибочно отыскивать путь к воде, но при этом и продвигаться уверенно на восток. В прошлый раз, десять лет назад, стояла глубокая осень, солнце не досаждало столь сильно, да и двигались они, по-видимому, другой дорогой.

С глубоким вздохом Мэргэн извлёк из-за пазухи деревянный пенал, открыл его и вынул пожелтевший пергаментный свиток. Отвечая на недоуменные взгляды степняков, он пояснил:

– Это дала мне Билигма. Она сама когда-то составила эту карту. Она очень беспокоилась, что на нас может быть где-то устроена засада, поэтому посоветовала следовать этим путём, который можно преодолеть, лишь следуя её карте. Вот смотрите – это озерцо, где мы остановились в первые дни. Вот обозначены источники. Переходя от одного к другому, мы постепенно достигнем самых западных истоков Степной Матери. Но стоит нам лишь немного отклониться, и мы заплутаем без воды. Билигма сказала, что сама составила этот маршрут, но мне сдаётся, что она откуда-то его срисовала, по крайней мере, его часть.

– Послушай, Мэргэн, а как же в прошлый раз мы добрались до холмов? Ведь ни через какую пустошь мы не ехали, и сложностей с водой не было.

– Я тоже спросил об этом Билигму. Она сказала, что есть и такой путь, по которому мы прошли. Он идёт севернее, вероятно, и те наёмники также прошли по нему. Там нет недостатка воды.

– Так нужно было идти по северному пути.

– Здесь безопаснее, а там вполне может быть устроена засада. К тому же наш нынешний путь короче и быстрее выведет нас к истокам Степной Матери. А оттуда мы легко доберёмся до Сатыша.

Так и следовали путешественники тому маршруту, который для них проложила Билигма в своей заботе о них. Каждый раз, когда казалось, что в этой засушливой местности не найдётся ни капли воды, и всех ожидает мучительная жажда, Мэргэн, руководствуясь простенькой картой, находил источник.

Как правило, вода бывала скрыта под землёй, и любой другой, не степняк, проехал бы мимо, проклиная судьбу. Но опытный кочевник сразу видел разлапистые кусты с довольно зелёными листьями, и понимал, что нужно просто углубиться под них. Выкапывалась ямка, и с каждой вынутой горстью земли её стенки становились всё более влажными, а на глубине в полроста человеку уже точно была вода. Ямка наполнялась, и воды хватало для лошадей и скота, и, конечно же, для людей. Более того, всегда получалось пополнить запасы воды для следующего отрезка пути, залив её в бурдюки и фляги. Каждый такой засушливый переход от одного источника к другому обычно продолжался три-четыре дня.

Иной раз карта Билигмы приводила странников к холмам удивительной и необычной формы, которые вдруг возникали прямо посреди степи. Приглядевшись, Хару понимал, что это занесённые песком и пылью, заросшие травой и кустами развалины древних зданий. Небольшие поселения, городки, дозорные башни и замки, хотя никто не мог сказать, каким государствам или народам они раньше принадлежали. История не сохранила наименований этих мест, не называла она и имён строителей.

Среди этих развалин, где кирпичи уже вновь стали частью земли, из которой они некогда были взяты, путники находили настоящие колодцы и даже небольшие оазисы. Конечно, колодцы бывали завалены камнями, но, потратив не так уж много усилий, люди могли добраться до полноценного источника воды. Иногда колодцы оказывались столь полноводными, что вокруг них росли целые рощицы, и зелёная трава устилала землю.

Путешественникам в таких случаях совершенно не хотелось быстро покидать эти благословенные места, и тогда они задерживались там на пару дней, чтобы набраться сил перед следующим броском через безжизненную пустыню до следующего источника. Они бродили среди развалин, пытаясь отыскать какие-нибудь свидетельства, которые могли бы указать на то, кто прежде населял эти заброшенные поселения, и почему теперь никто не обитает в них. Что было этому виной? Война или мор? Голод и неурожаи? Когда это было? Все эти вопросы так и остались без ответов.

По вечерам подростки особенно любили, расположившись удобно у костра, слушать рассказы Хару. Раз за разом они просили его поведать об истории империи и княжеств. И эти рассказы слушались особенно завораживающе среди развалин неведомых крепостей древних людей, в окружении руин, едва отличимых от природной местности, под тёмным звёздным небом. Ветки потрескивали в огне, отблески плясали на лицах слушателей и рассказчика. И хотя большинство историй были хорошо известны, но в особой обстановке они начинали звучать по-новому, приобретали новые смыслы и яркие подробности.

Хару рассказывал:

– Первым и самым древним государством, которое существует и по сей день, стала Империя Дракона. Вы знаете, что она была основана легендарным Великим Драконом, который со своими соратниками смог победить своих врагов. Он объединил людей, научил их разным ремёслам, строить дома, писать и считать, просветил их разум. До этого человечество прозябало в варварстве и насилии. Никто не знает сейчас, откуда взялся этот Дракон, говорят, он прилетел с далёкого севера на своих прекрасных голубых крыльях. Возможно, и раньше существовали какие-либо государства и города, но мы уже ничего не знаем и не помним о них. Память утрачена, только эти развалины и остались. Считается, что это всё происходило три тысячи лет назад, так что и не удивительно.

Тот Великий Дракон царствовал сто лет, и за это время люди познали цивилизацию, они отринули дикость. Они расширили свою империю, и мы знаем, что теперь это самое обширное государство на свете. На востоке оно ограничено морем, на севере – степью, на юге и западе – непроходимыми горами.

– Говорят, что если долго плыть по морю на юг, то горы кончаются и можно достигнуть новой страны? – спросил кто-то.

– Именно так, но люди той страны не познали света Дракона, они не просвещены, и всё ещё живут в дикости и не ведают никакой цивилизации. Они умеют лишь грабить, и даже торговля неизвестна их скудному уму.

Кстати, вы знаете, почему все остальные страны имеют названия каких-либо животных? Дело в том, что среди ближайших соратников и помощников Дракона кроме людей были ещё звери: тигр, олень, бык, медведь и лошадь. Они должны были донести свет знания до дальних земель и заложить там новые государства. Тигр направился на большой полуостров, и там появилось княжество его имени. Остальные животные подошли к берегу Малого моря и остановились, раздумывая, как перейти его. Тут перед ними в волнах появился кит, владыка морей. Он присоединился к четвёрке животных и перевёз каждого из их на отдельный остров, где они и продолжили свои миссии. И сам кит понёс слово Дракона на один из островов. Так появились островные княжества.

– Я никогда не мог понять, как так может быть, – вставил своё слово Мэргэн, – вот я всю жизнь пасу и развожу скот, но никогда и слова не слышал ни от коровы, ни от коня, ни от собаки! Только люди говорят, правда, многие из них часто городят чушь, так что им было бы лучше помолчать, но всё-таки?.. Можешь объяснить, Хару?

– Я тоже задавал этот вопрос своим учителям. Они отвечали так: во времена Великого Дракона мир был иным, и некоторые из животных были умны и мудры, и умели говорить с людьми, а те их понимали и видели в них равных себе. В те далёкие времена миры людей и животных соприкасались, и это всё было возможно. После того, как Дракон ушёл, миры стали расползаться в разные стороны. Дракон был вроде как скрепляющая их часть, вроде гвоздя, на котором многое держалось.

Кстати, многие мудрецы уверяют, что драконов на самом деле было много, во всяком случае, не один. Был целый драконий народ, но затем его постигло некое бедствие, виновны в котором были люди. Я не верил в это раньше, пока не встретил Киккаву и Кицунэ, пока не начались все эти события. Теперь понятно, что когда-то наши миры действительно накладывались друг на друга, соприкасались, ведь даже спустя столько столетий после ухода Дракона некоторые мостики между мирами ещё остаются.

– Отец, – Шима порывисто вскочил, – у меня тоже есть вопрос. Ты говоришь, что до прихода Великого Дракона люди жили в варварстве и не знали света цивилизации. Тогда кто же построил эти крепости здесь, в пустошах? Ведь их не строили ни степняки, ни какие-либо князья. Значит, они возникли до Великого Дракона, и, значит, не были их строители совершенными дикарями.

– Шима, мы просто ничего не знаем о предшествующих временах.

– Но получается, что произошло что-то, из-за чего древние люди впали в варварство и дикость. Что-то случилось с теми людьми, которые строили эти крепости.

– Может быть. В мудрых книгах говорится, что древние люди совершили какой-то страшный грех, прогневили драконов и таким образом вбили первые клинья между мирами. От этого всё мироустройство содрогнулось, и гармония нарушилась. Большинство людей пришло в ужас от содеянного, и их разум помутился, они погрузились во тьму дикости, стараясь забыть о грехе. Или, возможно, это была их попытка так искупить грех. Но осталось какое-то число людей, которым гордыня не позволяла признать свою неправоту, они продолжали упорствовать в грехе и стали дэвами, полулюдьми-полуживотными. Позже Дракон сжалился над человеческим родом, простил людей и вновь просветил их, но те закоснелые и упорные грешники так и остались чудовищами. Я и ваши родители видели таких. Поистине, они ужасны, и печальна их доля.

Хару умолк, перед его внутренним взором проносились картины прожитых лет, в которых он видел свою жену, Киккаву и дэвов. Вспомнились ему и ночные бдения маленького Шимы, когда он не мог спокойно спать в полнолуние, и это продолжалось многие месяцы, до тех пор, пока Билигма не начала заниматься с ним.

– Господин Хару, а что дальше было? – подала голос Севда.

– Дальше? А дальше люди стали строить города и замки, освоили ремёсла, научились торговать, строить корабли и бороздить моря. Казалось, что наступили благословенные времена, однако вскоре людям стало мало того, что они имели, они пожелали богатств друг друга, и начались войны. Самыми бедными почитали себя жители степи. Собрав все силы, они двинулись на юг, на Империю. Войны шли одна за другой несколько столетий, изматывая обе стороны. Победителя всё не было, но в конце концов Империя заключила союз с княжеством Тигра, и те ударили на степняков с севера. Тогда уж война закончилась быстро. Кочевники были полностью разбиты, очень многие из них были захвачены в плен целыми племенами. Империя проявила милость, предав казни лишь вождей и начальников. Всех остальных пленников, включая детей и женщин, было приказано переселить на далёкие западные окраины, где у Империи всегда не хватало рабочих рук.

После этого степи опустели, обезлюдели. Тем не менее, чтобы не повторилась такая же война, император приказал возвести стену вдоль северной границы страны и защитить государство. Двести лет строилась эта стена и стоила огромных денег и усилий. Даже для такого богатого и могущественного царства, как Империя, тяжесть столь величественного строительства оказалась почти неподъёмной.

Сначала прокатились бунты по всей стране, которые с трудом удалось усмирить. Потом из-за расстройства хозяйства начался голод. После голода пришли болезни. Купцы из других стран распространили заразу на острова, и вскоре весь мир уже мучился и погибал. Рассказывают, что в годы мора, а случилось это лет триста назад, погибло больше половины всех людей на свете. Страны обезлюдели, торговля пришла в упадок, некому было заниматься ремёслами и обрабатывать землю.

Некоторые искали спасения в новых землях, и так возник Вольный город, и заселился Северный остров, где нет никакой единой власти, а каждый живёт, как полагает правильным. Часть имперских пленённых степных родов, пользуясь сумятицей, сумела перебраться обратно в степи и хоть немного вновь населить их. С тех пор утекло много времени, но ни одно из государств так и не оправилось полностью от Моровых лет.

Много и других случаев поведал Хару. И о славных властителях, и про Миня, который плавал далеко на юг, а затем обогнул Северный остров, одолев морских разбойников и дикарей. О великих воинах, в одиночку сражавшихся с десятками врагов за раз, но павших не в тех неравных битвах, а от рук предателей или неверных жён. Часто, когда Хару уставал вести рассказ, его подхватывал Мэргэн, повествовавший о благородных кочевниках, державших в страхе стражу имперской стены.

Рассказы не кончались, их хватало на каждую ночь. Так что, когда спустя два месяца путники, наконец, добрались до одного из истоков Степной Матери, в запасе у них оставалось ещё много легенд и преданий. Однако теперь отряд находился лишь в нескольких днях пути от Сатыша, и ко всем пришло понимание того, что они и сами вот-вот станут частью новой истории.




VIII


Сатыш поразил юных путешественников многолюдностью, ведь в течение десятка лет добровольного затворничества на краю света круг общения степняков ограничивался лишь парой сотен человек.

В конце лета – начале осени, до первых серьёзных морозов степной городок наполнялся торговцами из разных стран, и, само собой, кочевниками, пригонявшими на продажу скот. Так что появление ещё одной группы с отарой овец не привлекло ни малейшего внимания. Однако само городище изменилось за прошедшее время разительно. Если в прошлое посещение оно состояло сплошь из разбросанных там и сям юрт, то теперь жилища были расставлены упорядоченно, образовывая небольшие кварталы, разделённые почти прямыми улицами. Десять лет назад единственным постоянным зданием в городке была старая баржа, вытащенная на берег, в бортах которой прорубили двери и окна и превратили в постоялый двор с харчевней для гостей из цивилизованных стран. Теперь же на берегу расположилось ещё несколько барж, также переделанных в дома, которые были соединены между собой деревянными мостками и образовывали своеобразный комплекс зданий. Мало того, ещё несколько барж было пришвартовано у берега и превращено в настоящий речной порт. Сатыш раскинулся в большой излучине вдоль правого берега реки, и порт находился в самом изгибе.

Но не только это поразило путников. Наибольшее удивление вызвало то, что на противоположном берегу, где возвышался высокий холм, на его вершине полным ходом шло строительство. Кто-то завёз камень и дерево, и теперь там уже обозначились очертания будущей крепости. Её положение было выбрано безукоризненно: стоя высоко над излучиной реки, она контролировала всё перемещение вверх и вниз по течению.

Ещё въезжая в Сатыш, любой обратил бы на это внимание. Не стали исключением и Хару со спутниками. Мэргэн хлопнул себя по бёдрам и громко, с чувством выругался:

– Будь я проклят! Что это такое? Неужто степняки решили построить настоящий город? Эй, ребята! Вы можете себе это представить?

Он недоумевал по поводу произошедших в Сатыше перемен. Он бывал здесь множество раз до этого дня, но никогда не видел так много изменений одновременно в этом затерянном в степи месте.

– Вероятно, крепость строят не степняки, – промолвил Хару.

– Нет? А кто тогда?

– Это и мне было бы интересно узнать. Не думаю, что у кочевников хватило бы терпения возить сюда столько материалов для строительства. Да и мастеров-строителей у вас нет. Простите меня, друзья, но возвести настоящую крепость, способную воевать, это совсем не то же самое, что поставить юрту.

Мэргэн фыркнул:

– Даром нам не нужна твоя крепость. Это только вы любите сидеть в четырёх стенах. А мы любим жить на свободе, чтобы без всяких стен. Так что я с тобой, пожалуй, соглашусь, Хару, тут работают не степняки.

– Как думаешь, может, стоит выяснить, что происходит? Предлагаю переправиться на другой берег и посмотреть поближе.

– Да, можно, но сначала нам нужно где-то расположиться, поставить юрты. Раньше можно было выбирать любое свободное место, но что-то мне кажется, что теперь это не так. Постой-ка, я обращусь вон к тому типу. По виду он похож на какую-то важную персону.

С этими словами Мэргэн отделился от остальных и направил коня к сосредоточенному пожилому человеку, который даром что восседал на муле, но оглядывал улицу с ощущением полного превосходства. Вождь подъехал к нему и вступил в разговор. Хару и другие спутники не могли слышать слов, но видели, что господин на муле отвечает не торопясь, как бы с осознанием собственной значимости, и чем дальше двигался разговор, тем в большее недоумение приходил Мэргэн.

В конце концов, минуты через две общения, господин тронул мула пятками и направился вдоль по улице, кивнув Мэргэну и приглашая его таким манером следовать за собой. Тот, совершенно опешивший, замахал руками остальным, подзывая к себе. Вся группа путешественников тронулась и потекла по импровизированной улице между юрт и повозок, превращённых в жилища, вслед за значительным господином.

Они двигались не так долго, и вскоре подъехали к пустому участку между несколькими юртами, куда вполне могла бы поместиться ещё одна их пара. Господин остановился, развернулся и дождался, пока к нему подъедут растерянные путники. Когда все собрались вокруг и могли слышать его, он провозгласил таким тоном, словно читал нотацию непутёвым детям:

– Итак, мы наводим порядок в Сатыше. Дабы не было хаоса и никто не разбивал становище, где ему вздумается, вся территория города и окрестностей поделена на участки, достаточные для двух юрт. Этот участок свободен, можете разместиться здесь. Я сейчас внесу вас в список и отмечу на временной карте Сатыша.

– Временной карте? – протянул недоуменно Хару.

Господин глянул на него оценивающе, вздохнул и закатил глаза:

– Конечно, она временная. Вы, кочевники, всё время то приезжаете, то уезжаете. Поэтому карту мы обновляем примерно раз в месяц, а то и чаще. Для этого мы постоянно делаем отметки о прибытиях и убытиях. У каждого из нас свой квартал.

– О чём вы говорите, господин? Вы хотите сказать, что есть целый штат чиновников? – продолжал спрашивать Хару.

Господин на этот раз с любопытством задержал на нём взгляд, и ответил, милостиво улыбнувшись:

– Я вижу, вы довольно грамотно говорите для человека, живущего в степи, и знаете даже сложные слова и понятия, которые в степи, наверное, и не слышали ни разу. Приятно, что наша миссия приносит плоды. Вы становитесь более цивилизованными.

– Но всё же, господин, ответьте нам, мы несколько лет провели далеко отсюда и не бывали в Сатыше, теперь здесь всё нам в новинку. Расскажите, чтобы мы не попали впросак по незнанию.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64463576) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.