Волшебные тавлеи
Сергей Николаевич Тимофеев

Просто сказка #2
Продолжение романа «Просто сказка», герой которого, отправившись в ближайший лесок с туристическими целями, неожиданно угодил в самую настоящую сказку. Действие этой книги разворачивается на сказочном Востоке. В поисках волшебных тавлей, понадобившихся старцу Анемподисту, герою предстоит совершить увлекательное путешествие с Синдбадом и его командой, а также узнать кое-что интересное.

Сергей Тимофеев

Волшебные тавлеи

© C. Тимофеев, 2019

1

Видеть цель, верить в себя – вольно же было поучать магистрам-чародеям, да и в теории, конечно, все выглядело просто замечательно. Не то на практике. Вместо цели прямо перед своим носом, на расстоянии сантиметров в десять, Владимир видел сплошную стену, покрытую бело-желтой известкой. Точно такая же стена находилась слева от него, и, по всей видимости, сзади. Справа был проем, а на расстоянии пары метров от него – колыхавшийся кусок какой-то заляпанной грубой материи. Протиснуться в проем можно было только боком.

Относительно веры в себя – она отсутствовала напрочь. Владимир, даже еще не до конца придя в себя, уже задавался вопросом: как это он умудрился, не оказав никакого практически сопротивления напору старца, фактически своим поведением дал согласие доставить ему волшебные тавлеи. Что это? Откуда? Что он должен делать, чтобы их раздобыть? И вообще, где он, собственно, оказался?

Позади него слышался нестройный гвалт. Голоса, крики каких-то животных, ему, естественно, не видимых, бряцанье металла, скрип дерева – все это на какие-то мгновения возникало из общего шума, чтобы тут же в нем и кануть. Слов он разобрать не мог, а потому даже представить себе не мог, где находится. Не видел он своей одежды, но, по ощущениям, это было что-то просторное, перехваченное в талии поясом; на голове располагался некий убор, а ногам было мягко.

Скорее всего, стояло лето. Или поздняя весна. Или ранняя осень. Потому как припекало.

Владимир сделал шаг вправо, почувствовал, что за спиной ничего нет, и обернулся. То, что он принял за стену, оказалось стволом какого-то дерева, росшего впритык к углу, образованному двумя стенами. Перед ним оказался маленький коридор, длиной в три-четыре шага, одну сторону которого составляла стена с деревом, а вторую – несильно мотающийся как бы от ветра кусок грубого полотна.

Владимир, закрыв глаза и помотав головой (то, что он уже увидел, не сулило ничего хорошего), – все равно, делать было нечего, – сделал эти три-четыре шага и застыл, окончательно пораженный увиденным.

Перед ним оказалась большая площадь, окруженная, насколько он мог судить, бело-желтыми домами предельной высотой в три этажа. Посредине площади сквозь снующий люд, виднелся огромный чинар и колодец неподалеку от него. По периметру площади и даже по центру, в несколько рядов, примостились торговые палатки. Было донельзя шумно, пыльно и жарко.

Ревели верблюды, ржали кони, блеяли бараны, лаяли собаки, драли глотку ишаки, словно задавшись целью переорать друг друга. Им ни в чем не уступали торговцы, зазывавшие покупателей и нахваливавшие свой товар. Покупатели, в надежде криком выторговать пустяшную скидку, голосистостью могли поспорить и с теми, и с другими.

Воздух был наполнен пылью и запахами. Совершенно умопомрачительной смесью пряных ароматов, запахом чайханы и готовящегося где-то неподалеку плова.

Что же касается красок, то весеннее луговое разнотравье было ничто по сравнению с пестротой раскинувшегося перед Владимиром (как, вне всякого сомнения, уже догадался прозорливый читатель) восточного базара. Живописные стражники, почти такие же, как на картине Верещагина, группками прохаживали среди рядов, наблюдая за соблюдением порядка. Расшитые золотыми драконами халаты китайских торговцев; строгие кафтаны жителей севера; ослепительно белые бурнусы представителей Африки; простые, без изысков и рисунков, но тоже из цветных тканей, по всей видимости, местных жителей, из тех, что побогаче; совсем простые – на тех, кто победнее; нищие, с загнутыми наверху посохами, в высоких шапках, чинно сидевшие поодаль у стены; мальчишки-оборванцы, шнырявшие в толпе и дравшиеся из-за случайно оброненной кем-то мелкой монетки…

И все это гомонило, горланило без умолку. Отдельные слова и фразы разобрать было попросту невозможно.

Так где же он оказался по причине своей сговорчивости? Без денег, без друга, не зная языка и обычаев? В благородной Бухаре, в Самарканде времен Тимура или в Багдаде – Харун аль-Рашида? И что толку, если они не всамделишные, а сказочные? «Тысяча и одна ночь» (избранное), пара книг про Ходжу Насреддина, еще пара фильмов и столько же мультиков – вот, пожалуй, и весь фундамент, на котором покоились знания Владимира о Востоке. Вот бы встретить здесь товарища Сухова…

Тем временем, кто-то давно и настойчиво теребил его за рукав. Невысокого роста, круглый торговец, чем-то напоминавший главного следователя Колобка из известного мультфильма, но одетый, естественно, совершенно иначе, глядел на Владимира нетерпеливым взором и продолжал свои манипуляции с рукавом его халата.

– Да-а-арагой, купи арбуз, – нараспев, скорее требовательно, чем просительно, заявил он, убедившись, что его, наконец, заметили.

Услышав речь на чисто русском языке, Владимир, совершенно опешив (если такое вообще было возможно), помотал головой, стараясь прийти в себя.

Торговец воспринял его жест совершенно иначе.

– Купи, да-а-а-рагой, – еще более настойчиво произнес он. – Не пожалеешь. Сладкий, как мё-о-д…

Он именно так и произнес: «мё-о-д». И улыбнулся.

Лучше бы он этого не делал. Теперь выражение его лица напоминало тыкву для Хэллоуина: большие сверкающие глаза, большой нос и полуоткрытый рот до ушей.

Совершенно обалдевший Владимир улыбнулся в ответ. Улыбка торговца стала еще шире (!!!). Он победил.

– Я… Мне… – промямлил наш герой, не зная, как ему выкрутиться из возникшей ситуации.

Продавец пришел ему на помощь.

– Ты откуда, молодой господин? – спросил он.

– Из Мос… – начал было Владимир и осекся.

– Послушай Хасана, – тут же подхватил торговец. – Клянусь ишаком соседом, то есть соседом ишаком, то есть ишаком соседа, – во всем Мосуле не найти таких сладких арбузов, как у меня. Сам посуди: где Мосул, а где мы? А дыни? Ты только взгляни, – они просто сочатся сахаром!.. А финики, а виноград? Отдам за полцены для твоей луноликой пери!.. Есть фрукты заморские, какие пожелаешь. Инжир, абрикосы… А вот, если душа твоя пожелает, халва, рахат-лукум, пахлава, мармелад, зефир, щербет, нуга… Чего прикажешь, молодой господин?

Становилось совершенно очевидно, что просто так продавец его не отпустит.

И тут совершенно неожиданно пришла помощь. В лице точно такого же маленького человечка, только тощего и плоше одетого, а в остальном – копия Хасана. Ну просто братья-близнецы.

– Что ты пристал к человеку? – укоризненно заметил он продавцу, прижимаясь к Владимиру, словно не выступил на его защиту, а наоборот, искал ее. – Оставь свои сладости городским красавицам, чья походка грациознее газели, а глаза сияют словно звезда Сухайль! Быть может, молодой господин ищет чего-нибудь иного, о чем ты не даешь ему сказать, расхваливая свой товар? Одно только слово, молодой господин, и я провожу тебя туда, где в мечтах своих ожидаешь ты обрести желаемое…

– Люди добрые, вы только послушайте, что несет этот оборванец Бахир! – всплеснул руками торговец сладостями. – Как смел ты испортить этот ласкающий солнечными лучами и прохладой ветра счастливый день, бывший таковым до тех пор, пока тень от твоей чалмы не упала на мой товар, судить о котором ты не в состоянии? Как смеешь ты вмешиваться в беседу двух почтенных людей, которых не смеешь просить о чести подержать поводья их верблюдов? Какой самум принес тебя сюда? Ступай отсюда, разносчик хвороста и воды, – не тебе рассуждать о вещах, в которых ты смыслишь не более, чем страус в небесных светилах, ибо его удел…

– Как смеешь ты, недостойный, указывать мне, что делать, а что нет? – взвился в свою очередь Бахир. – Как смеешь ты попрекать меня страусом, которого я никогда бы не купил, если бы не послушал твоего совета! Разве не ты клялся соседом ишаком, что благодаря страусиным яйцам я, наконец, расстанусь с бедностью и обрету богатство, равного которому не знали от стран восхода до стран заката?..

Страсти накалялись.

– Так бы и случилось, клянусь… да, так бы и случилось, будь у тебя в голове разума размером хотя бы с семечко моего самого маленького арбуза! Как мог у такого отца, как водонос Али, способному унести на своих плечах столько воды, сколько хватит верблюду чтобы пересечь великую пустыню и добрести до Саны не заходя в оазис, – да что там верблюду, двум, нет, десяти верблюдам! – а хворосту столько, что его хватило бы, чтобы испечь лепешек в десяти тандырах на десять караван-сараев, – так вот, как мог у такого достойного отца родиться такой бестолковый сын?.. Ты видел яйца страуса, молодой господин? Ты видел, насколько они крупнее и красивее яиц павлинов и фазанов? Скажи, разве может жить в бедности человек, торгующий ими? Этот недостойный, – он кивнул в сторону Бахира, – отдал все свои деньги и кокандского рыжего ишака, которого отказался проиграть мне в кости, за страуса, доставленного сюда по случаю с караваном из Египта. Он повел его к себе домой, радуясь предстоящему достатку. Но стоило выйти за городские ворота, как он не удержал рвавшийся из его груди восторг и запел. Следует тебе знать, молодой господин, он такой же певец, как и бахир (бахир по-арабски «красавец»). Птица испугалась, сунула голову в песок, но, видно, родилась под несчастливой звездой, поскольку угодила в норку тушканчика и там застряла. Этот, – очередной кивок в сторону медленно наливавшегося красным Бахира, – поначалу дергал ее за шею, а затем зашел со стороны хвоста. Тут страус не удержался, вкатил ему в лоб так, что он летел два фарсанга, и удрал к себе домой, на сочные пастбища благодатного Нила…

– Все равно, ведь для разведения нужно по крайней мере два страуса, – робко заметил Владимир, не зная, как ему достойно покинуть место разгоравшейся ссоры, грозившей перейти в откровенное рукоприкладство.

– Он и купил двух! Только первый удрал еще на базаре…

– Клянусь всеми страусами Египта, слушать тебя – у слона уши вянут! – неожиданно тонким голосом воскликнул даже не красный – пурпурный от гнева Бахир. Он даже стал как будто выше ростом. – Если собрать на состязание всех лучших лгунов Магриба, они умрут от стыда, ибо не смогут превзойти тех нелепостей, которые заключаются в твоих словах. Разве ты не слышал, что в родных местах торговца этих птиц используют для верховой езды, – он ведь это сам рассказывал, – потому что они выносливы и обгоняют любого самого лучшего арабского скакуна? Я думал, он приучен к седлу, только было…

– Седло? Какое седло?.. Разве не ты отдал кокандского рыжего ишака, чья шкура блестела на солнце подобно золоту, с чьи голосом сравнивали голоса лучших певцов, и который по праву должен был принадлежать мне, – вместе с седлом? Разве не ты носился с ним как с разукрашенным драгоценными камнями хурджином, сдувал с него пылинки и кормил лучшими колючками, прежде чем сделать меня несчастным на всю оставшуюся жизнь?

– А при чем здесь рыжий кокандский ишак? – возопил Бахир. – Это я-то с ним носился как с хурджином? Да ты после этого, если хочешь знать, и есть самый настоящий страус!

– Это я-то страус?

– Самый настоящий страус!

Не говоря худого слова, Хасан мертвой хваткой вцепился в халат Бакира и принялся трясти последнего как спелую айву.

Владимиру эта сцена что-то смутно напомнила, но оставаться далее ее участником он был не намерен. И вдруг в голову ему пришла спасительная мысль.

– Лампа!.. – воскликнул он. – Мне нужна лампа!.. Такая, знаете, с изогнутым носиком…

После чего жестами изобразил в воздухе сначала шар с ручкой, что более напоминало дуршлаг, а затем, что все-таки имело большее сходство, чайник.

– Там… – все тем же визгливым голосом выкрикнул сотрясаемый Бахир и махнул рукой куда-то в сторону. – В конце базарной площади найдешь лавку Насира, спросишь…

После чего взаимно вцепился в Хасана.

Владимир быстрыми шагами двинулся в указанном направлении, удивляясь тому, что никто не остановился не то, чтобы разнять сцепившихся, но даже поглазеть. Отойдя на безопасное, как ему казалось, расстояние, он все-таки не выдержал и оглянулся. Сцена, представившаяся его глазам, выглядела несколько странно. Хасан, скрестив руки на груди, наблюдал за Бахиром, с которым творилось нечто невообразимое. Создавалось впечатление, что на того набросился рой ос. Он подпрыгивал, пританцовывал, крутился вокруг самого себя, пригибался, хлопал себя по различным частям тела, как если бы осы забрались под халат, а затем, словно кот на мышь, бросился на землю и стремительно пополз под прилавок со сластями.

Что происходило потом, Владимир не видел. Сначала видимость ему закрыли несколько груженых тюками верблюдов, чинно, с достоинством прошествовавших мимо, а затем, увертываясь от спешащих покупателей, он куда-то все время перемещался, до тех пор, пока снова не оказался у белой стены базарной площади, потеряв все ориентиры. В неизвестном незнакомом городе, не зная, что делать, он опять находился в растерянности, глядя по сторонам в надежде обнаружить хоть какую подсказку к дальнейшим действиям, когда его снова принялись теребить за рукав.

Рядом с ним объявился Бахир, прижимаясь, как прежде, и преданно заглядывая в глаза, словно ища защиты.

– Нашел ли молодой господин лавку Насира? – заискивающим тоном спросил он. – Желает ли он чего-нибудь еще?

Неожиданно для самого себя, Владимир ощутил странное чувство, весьма отдаленно напоминающее облегчение; как-никак, этот человек был (не считая Хасана), его единственной надеждой.

– Нет, не нашел. Я впервые в вашем городе, и вот… заплутал. Ты не мог бы проводить меня? – И затем, словно в омут головой: – Ты только не удивляйся, а как он называется?

– Насир, его зовут Насир, молодой господин. Конечно же, я тебя провожу. Идем.

– Да нет… Я имею в виду… город…

– Как называется… – Бахир не сказать, чтобы был сильно удивлен; он просто остолбенел и потерял дар речи. Затем, обретя некоторую возможность движения, он сильно ущипнул себя где-то с тылу, взвизгнул и недоверчиво спросил: – Да простит меня молодой господин, солнце сегодня слишком жаркое, а с самого утра у меня и крошки во рту не было… Мало ли, что могло почудиться…

– Да нет, тебе не почудилось, – с некоторой даже досадой произнес Владимир. – Я спрашивал тебя о названии города. Ну, как он называется. Видишь ли (а, была – не была), один мудрец перенес меня сюда прежде, чем мы с ним окончательно уговорились об одном деле. И я не знаю, не ошибся ли он… Ну, впопыхах…

Бахир чуть ссутулилися, его глазки несколько раз шмыгнули из стороны в сторону, словно бы он опасался соглядатаев, а затем понимающе улыбнулся.

– Твой мудрец нисколько не ошибся, молодой господин, ибо ты находишься там, куда мечтают попасть многие, чтобы насладиться проведенным здесь временем и доступными здесь удовольствиями. – Он почему-то многозначительно подмигнул. – На торговой площади города городов, жемчужины востока и оазиса вселенной, – Багдада!

После чего, еще крепче ухватив Владимира за рукав, по всей видимости, чтобы не потерять в толпе, повлек за собой. Последнему ничего не оставалось, как подчиниться. А что еще оставалось? Ну и что с того, что он в Багдаде? Разве не подозревал он этого, едва осознав, что находится на восточном базаре? Разве не поэтому пришла ему в голову лампа, в которой, скорее всего где-то на подсознательном уровне, он рассчитывал найти джинна? Тогда он получил бы в свое распоряжение помощника, каким прежде был для него Конек. Правда, джинны не всегда бывают добрые, достаточно вспомнить брата старика Хоттабыча, Омара Юсуфа, но в том, что ему попадется исключительно добрый, Владимир не сомневался.

План действий на первое время был ясен, а там – куда кривая вывезет. Пока же она вывозила к лавке Насира. Оказавшейся, как сразу же и выяснилось, пунктом разрушенных надежд.

Сама лавка не представляла из себя ничего необычного. Она располагалась не то чтобы в конце торговой площади, а в отходившей от нее улице, хотя и не далеко. Небольшое помещение, с рядами деревянных полок, уставленных всевозможными лампами, блестевшими в полумраке, как огонь. Перед входом, над дверью, арабская вязь, к удивлению Владимира, всего лишь стилизованные буквы, читавшиеся без особого труда: «Масляные лампы». И соответствующий рисунок. Скромно, ничего лишнего.

– Тебя подождать здесь, молодой господин, или ты не откажешься прислушаться к совету недостойного водоноса, всей душой желающего тебе блага и процветания, при выборе желаемого тобою предмета? – заискивающе глянул на него Бахир. Всю дорогу он молчал, поэтому узнать причину его странного поведения, а также результаты окончания стычки с торговцем сладостями Владимиру не удалось. Впрочем, он особо и не стремился к этому, больше озираясь по сторонам и обдумывая свое поведение. В настоящий же момент его сильно удручало отсутствие денег. Даже если он обнаружит лампу с джином, – а он почему-то совершенно не сомневался, что таковая в лавке обязательно найдется, более того, он узнает ее сразу же, как только увидит, – способ ее приобретения ставил его в тупик. Может быть, торговец согласится взять что-нибудь взамен, например, халат, или же уступить ее взамен за услугу, а может быть, удастся отработать…

…Послышался шум, полуоткрытая дверь лавки резко распахнулась, так что они едва успели отскочить. Из двери кубарем вылетел какой-то человек и плюхнулся на землю, подняв такое облако пыли, что, казалось, попросту взорвался. Затем вылетела чалма, после чего показался, как было нетрудно догадаться, сам хозяин. Не вдаваясь в подробности описания его внешности, скажем лишь, что он очень здорово напоминал сеньора Помидора из известной сказки. В руках он держал блестящую лампу.

– Благодари свою счастливую судьбу и мое великодушие, о котором скоро будут слагаться повести во всех владениях нашего дорогого халифа, – завопил он во всю силу своих легких. – Ты надоел мне как назойливый кредитор нерадивому должнику. Каждый день ты приходишь ко мне в лавку, и каждый день я тщетно надеюсь увидеть на твоем лице явственную печать возвратившегося ума! Сколько можно тереть мои лампы? Разве ты не видишь, они уже и так блестят, как глаза красавицы при виде возлюбленного? Какой тебе джинн? Какой ишак продал тебе свиток со сказками? – Он потряс в воздухе лампой и изо всех сил запустил вслед удиравшему со всех ног покупателю. – Это четвертая, которую ты протер до дыр! Или ты немедленно принесешь мне пять дирхемов, или завтра же я пойду к кади!..

Владимир, в открытой теперь уже настежь двери, краем глаза заметил, как еще один покупатель быстро вернул на полку лампу, которую яростно тер полой халата, и, отскочив на несколько шагов, принял незаинтересованный вид.

Все было предельно ясно. Факт натертости до блеска ламп в лавке получил строго научное объяснение. «Так погибают замыслы с размахом, в начале обещавшие успех…»

А торговец, нацепив на лицо дежурную слащаво-приветливую улыбку, прижав одну руку к сердцу, другую гостеприимно протянул вовнутрь.

– Да осчастливит молодой господин своим вниманием мой товар, скажу без лишней скромности, равного которому ему не сыскать во всем Багдаде. Здесь собрано все самое лучшее, а некоторые экземпляры достойны того, чтобы освещать опочивальни… – Он на мгновение поднял вверх указательный палец вытянутой руки, изобразил лицом нечто многозначительное, после чего вернул все в исходное состояние. – Какую лампу желает молодой господин?

– Керосиновую, – в сердцах буркнул тот. Дело действительно приобретало отчетливый аромат керосина.

– Кара-сина… – пожевал губами торговец. – Китайский светильник из черного нефрита?.. Молодой господин очень богат. Китайский товар – большая редкость, больших денег стоит…

– Да-да, – тут же встрял Бахир, – богатому молодому господину нужно совсем не в эту лавку. Идем скорее, я покажу, где можно найти такой товар…

И тут же увлек Владимира, как оказалось, просто подальше от лавки. Убедившись, что Насир не может их видеть и слышать, он сделал знак приблизить ухо и зашептал.

– Бахир знает, где можно найти такую лампу, и только он может помочь…

– Да не нужна она мне, – Владимир решился действовать в открытую. – Мне джинн нужен. Лампа с джинном…

– Там все есть… И с джинном, и без джина, и китайские нефритовые… Слушай, что я тебе скажу. Бери деньги, много денег, и, как стемнеет, иди по той улице, где находится лавка Насира, до самого ее конца, пока не упрешься в городскую стену. Там обернись к ней спиной и жди, пока луна не взойдет над городом на локоть. Как только ее лучи… Впрочем, богатый молодой господин все увидит сам. Там я и буду ждать. Только будь осторожен и не попадись в руки стражникам…

Он отцепился от халата Владимира, юркнул в толпу и поспешил было прочь, но не успел сделать и двух десятков шагов, как история повторилась. Бахир замер как вкопанный, затем чуть присел, хлопнул себя по бедрам, а затем принялся кружиться, пританцовывать и совершать странные телодвижения. После чего, как и в прошлый раз, полез под ближайший прилавок, напугав торговца.

* * *

…В близкий к условленному времени час Владимир был на указанном ему месте. Голодный и уставший донельзя, и от ходьбы, и от навалившихся впечатлений, он старательно прятался в тени одного из домов, тревожно прислушиваясь.

Без приключений, естественно, не обошлось. Некоторое время, после того как Бахир куда-то отправился по своим делам, он в общем-то бесцельно бродил по торговой площади, осматриваясь и проникаясь духом мира, в котором ему предстояло пребывать какое-то время. Иногда заходил в улочки и переулки, но все время старался особо не отдаляться. Пока, наконец, не обнаружил за собой «хвост».

Невзрачный на вид старичок, совершенно добродушного вида, с деревянной колотушкой, не отставал от него буквально ни на шаг. Время от времени старичок сотрясал колотушку и под стук деревянного шарика по деревянной же доске довольно громко вопил: «Слушайте, жители славного города Багдада! В Багдаде все спокойно!» После чего следовал за Владимиром, как привязанный. Ни изменение темпа движения, ни попытки ускользнуть, воспользовавшись прохождением очередного каравана, – ни одна хитрость не привела к желаемому результату. Старичок попался упорный, и отставать не желал.

Наконец, Владимир сдался, резко развернулся и, в упор глядя на соглядатая грозным немигающим взглядом, направился прямо к нему.

Возникшее недоразумение разрешилось быстро. Поведение старичка не несло в себе ничего предосудительного или злонамеренного. Дело в том, что городской глашатай, – кстати сказать, такого же возраста, – немного прихворнул, и его друг согласился подменить его на один день. Сам он был нездешний, а из благородной Бухары, в Багдад прибыл впервые, города не знал и боялся потеряться. Выбрав Владимира в качестве путеводной звезды, он и следовал за ним, одновременно исполняя как дружеский, так и общественный долг. Сообщив все это, старичок попросил ходить потише, из уважения к его почтенному возрасту.

Владимир, проклиная себя в душе за нерешительность, бродил черепашьим шагом до тех пор, пока не начали сгущаться сумерки, а говорливая толпа на улицах не стала редеть. Затем, воспользовавшись случаем, когда старичок приник к кувшину у колодца, шмыгнул в ближайший переулок и был таков.

И вот сейчас находился в условленном месте, и, затаившись в тени, тревожно выглядывал в проулок, одновременно пытаясь определить положение на небосводе яркой полной луны, что, в общем-то, было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что он отчетливо видел улицу, плохо – потому что когда он высовывался, было хорошо видно его.

Владимир уже начал было замерзать, а луну как будто кто-то клеем намазал, она словно прилипла к одному месту на небосводе и совершенно не желала подниматься над притихшим городом. А потом, вдруг, внезапно, на совершенно пустой белой глиняной стене он увидел четкие контуры двери. Сомнений быть не могло – Бахир наверняка именно ее имел в виду, когда говорил, что он все увидит сам. Владимир бегом направился к двери, с опаской чуть тронул ее, – уж не видение ли, – и проскользнул в образовавшийся проем.

К нему сразу же подскочил и подобострастно согнулся в поклоне служитель пока еще неизвестно чего и приторно сладким голосом произнес:

– Чего молодой господин изволит?

– Мне тут встреча назначена… Товарищ должен прийти…

– Да-да, конечно, пожалуйте сюда.

Служитель, подхватив Владимира под руку, подвел его к уединенному ковру, расположившемуся в промежутке между двумя ширмами и тут же исчез. Владимир огляделся.

Он находился в обширном зале, с довольно высоким потолком; стены его были увешаны коврами и гобеленами, прекрасной работы. С потолка тут и там свисали очень красивые китайские фонарики и гирлянды, изящные светильники на высоких ножках посылали в пространство не только лучи света, но и приятные, ненавязчивые ароматы курений. Виднелось несколько отдельных «кабинетов», отгороженных ширмами, подобно тому, который занимал сейчас Владимир. Там, где не было ковров, вытянулись полуколонны из слоновой кости и ценных пород дерева. Несмотря на обилие ковров и отсутствие окон (не помещение – а мечта пожарной инспекции), в зале было довольно свежо. Посетители, – их было довольно много, человек под сорок-пятьдесят, – вели чинные беседы, восседая прямо на полу, на мягких расшитых подушках, вокруг уставленных яствами дастарханов; прямо напротив Владимира, шагах в двадцати, виднелось возвышение, на котором примостились, сидя, как и прочие посетители, по-турецки, три певца. Они выводили, под музыку расположившихся по обе стороны от них музыкантов, весьма задушевно:

Сакварлис саплавс ведзебди
Вер внахе дакаргулико
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?..

Идиллия несколько нарушалась тем, что их знания песни ограничивались единственно первым куплетом, поэтому, закончив его и сделав небольшую паузу, они начинали сызнова, раскладывая на разные голоса, отчего исполнение вовсе не казалось надоедливым. После каждого третьего первого куплета они делали паузу побольше, во время которой кто-нибудь из посетителей, хлюпая и утирая мокрые от слез глаза, вставал с места и подносил им несколько мелких монет. Затем все повторялось.

Появился служитель. Ничего не говоря, он ловко поставил перед Владимиром две пиалы и расписной чайник черного фарфора с золотыми драконами.

– Лучший в Багдаде чай, молодой господин, цейлонский, три слона! – И снова исчез.

Полумрак, мягкое освещение, приятная музыка, ненавязчивый сервис – и при этом ни единой монеты в кармане плюс весьма туманные перспективы, за исключением одной – скандала на весь Восток.

В соседнем с ним «кабинете» разговаривали двое, и Владимир, отягощенный неприятными размышлениями попеременно с напряженным взглядом на дверь, в ожидании появления Бахира, поначалу не обращал на них внимания, тем более что слова трудно было разобрать. Но потом… Потом узнал голоса своих утренних знакомцев и невольно навострил уши.

– …Говорю тебе, он сахир, – довольно громким шепотом жаловался Бахир. – Два раза я вытаскивал у него из-за пояса кошелек, и оба раза кошелек не давался мне в руки. Я никак не мог его удержать; он скользил в складках моего халата, подобно змее, пока не падал на землю и не удирал под ближайший прилавок. Ты и сам это видел…

– Видел, – вздохнул Хасан. – Но поначалу подумал, что виной тому осы, постоянно вьющиеся вокруг моих сладостей… Ты сказал: два раза. А второй?

– То же самое случилось около лавки Насира. Нам нельзя его упускать. Это очень богатый молодой господин. Он ищет лампу из китайского черного нефрита. А когда понял, что нечаянно сказал лишнего, начал плести что-то о джиннах… Я назначил ему здесь встречу и сказал принести много денег… Да ты и без меня знаешь, сколько может стоить такая лампа…

Больше Владимиру ничего расслышать не удалось, впрочем, и уже услышанного было более чем достаточно. Он машинально провел рукой по поясу и ощутил что-то твердое. Пошарив, он извлек красивый кошелек белого атласа, развязал его и заглянул внутрь. Там лежала золотая монета и кусочек бересты, на котором было написано: «неразменный динар». Стало понятно, почему Бахиру не удалось его похитить. Проблема денег, таким образом, разрешилась. Как поступить в сложившейся ситуации – оставалось непонятным.

Во-первых, наверное, следовало подкрепиться. И, словно прочитав его мысли, бесшумно возник служитель с подносом. Поклонившись, он поставил поднос перед Владимиром, и снял с него крышку. Открылось блюдо с умопомрачительно ароматным бешбармаком.

– Это вам вот от того дастархана, – прошептал он и кивнул.

Владимир глянул в указанном направлении и заметил сидящую неподалеку от певцов прелюбопытную фигуру. Она была вся в темном, и почти совершенно незаметна на фоне бордового ковра. Сделав совершенно справедливый вывод о том, что она замечена, фигура поднялась, приблизилась неспешно к «кабинету» Владимира, и опустилась на подушку. Служитель опять исчез совершенно незаметно.

Еще пока странный посетитель приближался, Владимир отметил его поразительное сходство с поэтом Ивановым, когда-то ведущим программы «Вокруг смеха». Такой же высокий и тощий, с острыми чертами лица… Впрочем, кто хочет представить себе незнакомца во всех подробностях, пусть найдут выступление поэта-пародиста (заодно, надеемся, получат удовольствие от его пародий).

Незнакомец, чуть склонив голову набок, умильно смотрел на Владимира. Последний почувствовал некоторую неловкость.

– Вырос-то как, – очень добрым голосом произнес он. – Сразу ведь и не узнать. А я ведь помню тебя еще младенцем, кидавшим колючками в верблюдов, проходивших мимо калитки вашего дома. Как возмужал, о Аладдин, сын Али аль Маруфа…

– Но я вовсе не Аладдин… – начал было Владимир, но незнакомец, ничуть не смутившись, прежним голосом осведомился:

– Не Аладдин?.. Но как же звать тебя, молодой господин?

– Меня зовут Владимир…

– Ну, конечно же, Владимир, – аккуратно хлопнул себя по чалме незнакомец. – Как я мог спутать? Должно быть, жаркое солнце напекло мне голову, о Владимир, сын Али аль Маруфа…

– И отца моего зовут не Али аль Маруф… Вы чего-то путаете…

– А как зовут отца молодого господина?..

– Его зовут Алексей… А я – Владимир Алексеевич…

– Да, именно, Алексей, – как-то мечтательно протянул незнакомец. – Так вот я и говорю, о Владимир, сын Алексея аль Маруфа…

Владимир открыл было рот, чтобы возразить в очередной раз, но наткнулся на выразительный взгляд незнакомца, весьма недвусмысленно говоривший: послушай, мол, ну какая разница?.. Человек пришел по делу, а ты тут ономастикой занимаешься.

– …как будто это было вчера, – продолжал незнакомец тем временем. – Мы сидим во дворе вашего дома, ты счастливо смеешься у меня на коленях и теребишь мою бороду, в руках у тебя лепешка, ты отламываешь кусочки и бросаешь их павлинам, которые гуляют вокруг нас, и золотым рыбам, плавающим в бассейне у наших ног…

Что-либо говорить было бесполезно, и Владимир обреченно слушал.

– А потом я впал в немилость у халифа, был вынужден бежать и две тысячи лет скитаться по странам Магриба, не находя себе крова и пищи, пока, наконец, не попал в учение к великим магам. Две тысяч лет постигал я тайные науки и достиг в них совершенства, когда узнал, наконец, что халиф сменил гнев на милость, и я могу вернуться, не опасаясь быть брошенным в зиндан. Стоит ли говорить, что я, оставив все, поспешил в Багдад. Я шел, не останавливаясь, забывая об отдыхе, так стремился я поскорее увидеть родные места и прижать к груди близких мне людей. И вот, не более чем в десяти фарсангах от города, силы оставили меня. С трудом добрался я до ближайшего оазиса и сразу же уснул, едва сделав несколько глотков живительной влаги из чистейшего колодца, ибо моя тыква, в которой я нес воду, опустела несколько дней назад, как ни старался я беречь каждую каплю. Во сне же увидел я пери, спустившуюся с неба, поистине неземной красоты, которая сказала: «Взгляни на небосвод повнимательнее, о ты, которому отныне открыты все тайны и проницательный взгляд которого проникает вещи до самой их глубинной сути». Сказав так, она исчезла, а я проснулся и долго лежал, вспоминая ее легкие движения, ее гибкий стан и прекрасный лик. А потом я взглянул на небо и увидел, что звезды Минтака, Алнилам и Алнитак выстроились в прямую линию, и к ним приблизилась Саиф аль Яббар, предвещая удачу и суля погибель тем, кто вознамерится нам помешать…

Владимир слушал, развесив уши, и чем дальше, тем все сильнее и сильнее подпадал под влияние сладкоречивого незнакомца.

* * *

А незнакомец, как ни странно, сказал правду. Звезды, о которых он говорит, действительно выстроились в одну линию, правда, очень-очень давно, и представляют собой ныне Пояс Ориона. А приводимый ниже отрывок прекрасной книги Ричарда Хинкли Аллена «Звездные имена и их значения», пока еще не переведенной на русский язык, свидетельствует об их чрезвычайной популярности у различных народов.

«Эти арабские наименования ?, ? и ?, хотя в настоящее время и применяются для них по отдельности, поначалу использовались для их обозначения в целом; однако, для них имелись и другие названия – Al Nijad, Пояс; Al Nasa?, Линия; Al Al?a?, Золотые Зерна, Орехи или Блестки; Fa?ar al Jauzah, Позвонки в Спине Jauzah (Гиганта). Нибур приводит современное арабское Al Mizan al ?a??, Прямое Коромысло, названное так в отличие от звезд c, ?, ?, d, и ?, образовывавших Al Mizan al Ba?il, Кривое Коромысло. В Китае они были известны как Коромысло весов, со звездами меча в качестве гири на одном конце.

Они были Jugula и Jugulae Плавта, Варрона и других латинских писателей; Balteus, или Пояс, и Vagina, Ножны, у Германикуса. Zona Овидия, может быть, происходит от ???? Аристотеля.

Древние индийцы именовали их I?us Trika??a, Стрела-Трезубец; позднее их стали называть по имени накшатры (лунной станции), Mriga?iras.

Согдийское Rashnawand и хорезмийское Khawiya имеют значения, аналогичные нашему «прямота», которое подчеркивает расположение звезд по прямой линии. Рабби Исаак Израиль говорит, что это были Mazzaroth, Mazzaloth, или Mazlatha, которую большая часть его народа относила к зодиаку.

Риччоли приводит Baculus Jacobi, которое стало популярно в Англии как Jacob's Rod или Staff, Жезл или Посох Иакова, – немецкое Jakob Stab, – из представления, идущего от Евсевия, что Израиль был астрологом, каковым, впрочем, он, вне всякого сомнения, и был; некоторые видят здесь Peter's Staff, Посох Петра. Кроме этого, в Норвегии он был Fiskikallar, Посох; скандинавское Frigge Rok, Прялка Фригги или Фреи, – в Восточном Готланде Frigge Rakken, – и Maria Rok, Прялка Марии; в Шлезвиге, – Peri-pik. В Лапландии использовалось Kalevan Miekka, Меч Калеви, или, совершенно отличное, Niallar, – Таверна; в Гренландии использовалось множество названий, среди них – Siktut, Охотники на Тюленей, заблудившиеся в море и взятые на небо.

Аборигенам Австралии они были известны как Young Men, Молодые Люди, танцующие корробори, при этом Плеяды были молодыми девушками, играющими для них; индейцы Poignave, с берегов Ориноко, согласно фон Гумбольдту, как Fuebot, слово, по его мнению, похожее на финикийское.

Лейпцигский университет, в 1807 году, дал Поясу и звездам Меча новое название, – Napoleon, которое возмущенные англичане изменили в Nelson; но ни то, ни другое не было признано и отсутствует на звездных картах и глобусах.

Моряки называли их Golden Yard-arm, Золотая Нок-Рея; торговцы – L, или Ell, Ell and Yard, Yard-stick, и Yard-wand, Мерка, – расстояние между крайними звездами равно 3°, – Elwand у Гевина Дугласа; у католиков Our Lady's Wand, Жезл Богородицы; виноградари Франции и берегов Рейна – R?teau, Рейка. В Верхней Германии они были Three Mowers, Три Косаря; часто Magi, Волхвы, Three Kings, Три Короля, Three Marys, Три Марии, или просто Three Stars, Три Звезды, как это пишет Теннисон в Princess».

* * *

– …Когда же наступило утро и первые лучи солнца осветили верхушки пальм, я поспешил в Багдад. Но здесь все так изменилось за две тысячи лет… Сколько ни искал я знакомого дома, сколько ни спрашивал ранних встречных, никто не мог сказать мне, где живет услада моего сердца Ала… Владимир, сын Али аль Маруфа. Весь день бродил я по улицам в тщетной надежде, и уже совсем было отчаялся и намеревался проклясть звезды, обманувшие меня, когда счастливый ветер занес меня сюда, где я увидел тебя и поначалу отказывался поверить своим глазам, ибо ты возмужал и стал достоин той лучшей доли, которую предначертали тебе звезды, послав тебе меня, а меня – тебе. Но ты совсем ничего не съел, – вдруг спохватился он. – Или тебе не по нраву мое угощение? Или, может быть, ты стесняешься? Попробуй, я заказал для тебя лучшее блюдо в этом заведении.

Владимир, махнув про себя рукой, попробовал, убедился в правоте слов незнакомца, и, поначалу упрекая себя за то, что не может сдержаться, а потом совершенно забыв о сдержанности, отдал должное угощению. Едва поднос опустел, служитель подал фрукты и сладости, ловко разлил по пиалам чай, и, по традиции, незаметно исчез.

Сытость разливалась по телу приятным теплом, клонило в сон, и все происходящее уже не казалось исполненным коварства.

– Я вижу, ты насытился, – продолжал между тем незнакомец, – а потому перехожу к главному. Завтра… нет, уже сегодня утром, мы с тобой отправимся к месту…

– Но… видите ли, я очень занят, – стал отнекиваться Владимир. Сказать по правде, ему никуда не хотелось отправляться, ни утром, ни вообще когда-либо, с человеком, не внушавшим ему доверия. – Мне нужно найти…

– Как! – перебил его незнакомец. – Разве ты не хочешь обрести несметные сокровища, пред которыми меркнет богатство… – Он сжал губы и кивнул головой снизу вверх. – Клянусь памятью о твоем детстве, которая дорога мне как ничто в целом мире, мы все поделим поровну. Три верблюда с сокровищами мне, один – тебе.

– Да нет же!.. Мне нужны… – Владимир собирался было объяснить, что ему нужны волшебные тавлеи, а заодно спросить, не слышал ли его собеседник о таких, но тот снова не дал ему договорить.

– Да, да… Именно это я и ожидал услышать из твоих уст… Разве может благородство иметь нужду в богатстве?.. Я проверял тебя, и лишний раз убедился, что не ошибся. Тебе, и только тебе, откроется сокровенная пещера… Ты ведь не сможешь отказать бедному человеку, всю жизнь проведшему на чужбине, мечтая когда-нибудь поселиться в своем собственном маленьком доме с павлинами и прудиком, в котором плавают золотые рыбки… Конечно, нет, я вижу это по твоим глазам. Я заказал для тебя самую лучшую комнату, где ты сможешь приятно провести ночь, наслаждаясь отдыхом и сном, а завтра… нет, сегодня, вскоре после восхода солнца, я буду ждать тебя снаружи.

Он сделал знак, словно из-под ковра вынырнул служитель, готовый к услугам.

– Отведи молодого господина в ту комнату, которую я определил для него, и да станут мир и спокойствие его спутниками до самого утра!..

– Прошу вас, молодой господин! – и служитель согнулся в подобострастном поклоне.

«Утро вечера мудренее, – лениво подумалось Владимиру. – В конце концов, если я увижу, что меня втягивают в какую-то авантюру, то всегда могу отказаться. Бахир – обманщик, и с ним я уж точно не хочу иметь никаких дел. Правда, этот гусь тоже не лучше…»

Затем встал, приложил руку к сердцу, слегка поклонился незнакомцу и отправился отдыхать.

2

Выспался он превосходно и проснулся свежим, бодрым и отдохнувшим. Рядом с ним стояли поднос с фруктами, пиала с дымящимся горячим чаем (и откуда только узнали, когда он проснется?), кувшин с теплой водой, тазик и полотенце. Позавтракав и приведя себя в порядок, он спустился вниз, где был встречен служителем, который проводил его через пустой зал к двери, и низко поклонился в ответ на протянутую ему золотую монету.

Владимир вышел и сразу же нос к носу столкнулся с незнакомцем, уже ожидавшим его на улице с верблюдом. Он как-то озабоченно посматривал по сторонам.

– Прекрасное утро для воплощения наших замыслов, – воскликнул он после длинного красочного приветствия, воспроизвести которое мы просто не в состоянии, – о Аладдин, сын Али аль Маруфа!..

– Я не Аладдин, – с досадой напомнил Владимир, – меня зовут Владимир.

– Да-да, конечно, Владимир, – но утро от этого не станет менее прекрасным!.. Нам нужно поторопиться, ибо звезды не стоят на месте, а совершают непрерывное движение по небу, и их благоприятное нам расположение продлится недолго. Идем скорее…

Он схватил верблюда за повод, – с горба у того свисало все-таки четыре пустых мешка, – и быстрым шагом направился в сторону ближайших городских ворот. Владимир вздохнул и последовал за ним.

Выбравшись за городские стены, незнакомец, оглядевшись, подошел к трем сидевшим у стены неопределенного вида личностям, снова огляделся и произнес, обращаясь к ближайшему:

– Ас-саляму алейкум, ахи!..

На что тот, пожевав губами, ответил совершенно невпопад:

– Давно здесь сидим…

– Отзыв правильный, – повернулся незнакомец к Владимиру. – Дай им по золотому, и давай грузить.

Ничего не понимая, Владимир протянул каждому по монете.

– Нехорошо поступаешь, уважаемый, – покачал головой один, – мы уговаривались на двадцать пять баранов…

– Каждому, – добавил другой.

– Клянусь всеми баранами Багдада, включая вас, что вы сможете купить на эти деньги в два, нет – в три раза больше!.. – воскликнул незнакомец и добавил как-то совсем не по-восточному, сделав страшные глаза: – Иди отсюда!

Ворча, личности удалились, – должно быть, покупать баранов, – а Владимир и незнакомец, погрузив длинный, но на удивление легкий ящик, на верблюда, направились в сторону пустыни.

Как ориентировался среди барханов незнакомец, понять было совершенно немыслимо; тем не менее, еще до того, как солнце достигло зенита и принялось не на шутку поджаривать пустыню, они достигли маленького аккуратненького оазиса, где и расположились в ожидании вечера. Делать Владимиру было нечего, поэтому он без толку слонялся между пальмами, кидал в колодец камешки, и время от времени пытался заглянуть через плечо магрибинцу, примостившемуся в тени и рисовавшему на песке какие-то замысловатые символы. Тот стирал нарисованное и изгонял подсматривающего, ссылаясь на великую тайну, которая, будучи открыта непосвященному, может увлечь того в бездну несчастий. Но Владимиру показалось, что тот просто играл сам с собой в крестики-нолики…

Солнце клонилось к горизонту, тени становились длиннее, жара спадала. Незнакомец поднял верблюда, потом задремавшего Владимира.

– Идем, – сказал он полным энтузиазма голосом. – Нас ждут сказочные богатства! Пройдет совсем немного времени, и ты сможешь выстроить себе лучший дворец в Багдаде. Да что там, ты сможешь даже выстроить новый Багдад, больше и красивее прежнего в два, да что там в два, в целых три раза!.. – В глазах его, как показалось Владимиру, горели золотые динары. – Главное – не сбиться с пути и отсчитать от центра оазиса двести шагов на юго-юго-восток…

Как оказалось, поставленная задача грозила свести на нет все предыдущие успехи. Во-первых, в центре оазиса находился колодец диаметром в шесть-семь шагов, а в задуманном предприятии точность играла далеко не последнюю роль. Во-вторых, оазис довольно плотно был заселен пальмами, а любой шаг вправо-влево являлся отклонением от точного курса и опять-таки ставил вопрос о точности. В-третьих, как выяснилось, незнакомец совершенно не умел ориентироваться по звездам, а солнце уже скрылось за барханами. В-четвертых, любая мелочь, любой звук сбивал незнакомца со счета, а когда считать принимался Владимир, то тот, ввиду безудержного стремления завладеть кладом как можно скорее, зачастую делал два, а то и три шага на один счет, и все приходилось начинать сначала. В-пятых… Впрочем, одного во-первых хватило бы за глаза.

Приблизительно через час несчастный оазис был истоптан вдоль и поперек по всей розе ветров, словно по нему промчалось стадо слонов, дело же по-прежнему так и не сдвинулось с мертвой точки ни на шаг. Верблюд, поначалу из интереса бродивший за ними не отходя ни на шаг, соскучился этим занятием и занял выживающую позицию у колодца.

И неизвестно, сколько бы это занятие продолжалось, если бы Владимир, в очередной раз не оказавшись на краю оазиса, не обратил внимание на нечто поодаль, отличающееся цветом от песка. Ему стоило немало трудов убедить магрибинца хотя бы одним глазом глянуть, что это такое, поскольку тот категорически отказывался признать выбранное направление имеющим право на существование.

Расстояние оказалось приблизительно в два раза большим требуемого, однако следовало учитывать, что идти по песку – совсем не то же самое, что по твердой земле. Объект же представлял собой искомое, о чем и поведал незнакомец в горячей благодарности небесам, пав на колени и простерев к ним руки. Квадратная плита, размером приблизительно метра четыре на четыре, подпираемая по краям четырьмя колоннами с резными капителями, все сделано из какого-то светлого, почти белого, камня. С одной стороны на сооружение навалился бархан, наполовину засыпав песком.

Магрибинец, окончив вознесение хвалы, взял веревку, обмотал ее вокруг одной колонны, протянул к другой, перекинул к третьей, затем к четвертой, так что они, пересекшись по диагонали квадратного сооружения, указали точное местонахождение клада. Затем он вручил Владимиру большую деревянную лопату, какой пользуются на элеваторах, – она была спрятана под ковром сбоку верблюда, – и велел копать. Сам он должен был заняться более важным делом – наблюдать окрестности и отгонять злых ифритов, буде они появятся. На самом же деле, он просто сел повыше на бархане и наблюдал, как Владимир работает, привставая время от времени от нетерпения. Один раз он даже вызвал обвал песка и, съехав вместе с ним, наполовину засыпал уже вырытую яму.

Владимиру очень хотелось треснуть его лопатой, но он сдержался и продолжал копать, пока не наткнулся на что-то твердое. Раскидав песок, он обнаружил две металлические плиты, сомкнутые вместе, без единого намека на замочную скважину или какую-нибудь ручку. В растерянности, он бросил взгляд в сторону незнакомца.

– О юноша, разве не говорил я тебе, что две тысячи лет изучал тайные науки и преуспел в этом? – дрожа от радостного возбуждения сказал магрибинец. – Или ты думаешь, что какая-то дверь способна остановить меня? Помоги мне снять с верблюда этот ящик.

Вдвоем они сняли с верблюда ящик, отнесли его вниз, поставили на плиты и немного присыпали песком. После этого незнакомец сделал знак Владимиру отойти, отвязал от пояса мешочек, и высыпал его содержимое в виде дорожки.

– Теперь же, о юноша, слушай меня внимательно, ибо от этого зависит… Да, от этого многое зависит. Вот тебе кремень и кресало. Стань вот сюда. Как только я махну тебе чалмой, извлеки огонь вот здесь, над порошком. Но только по чалме!.. Если извлечешь огонь раньше – обои полетим… Ну, давай…

Он бегом поднялся на бархан, уложил верблюда, залег сам, выглянул, махнул чалмой и снова скрылся.

Владимир если и не знал, то во всяком случае догадывался, что сейчас произойдет. Конечно, он мог бы отказаться, но там, в старинном кладе, мог оказаться заветный предмет, служивший ему пропуском обратно, и о котором он постоянно забывал спросить незнакомца. Поэтому, прикинув пути к отступлению, он высек искру, стремительно, прыжками, бросился к ближайшему песчаному гребню и рыбкой нырнул за него, пока не шарахнуло.

А рвануло, надо признать, ого-го! Судя по количеству взмывших в небо вместе с грудой песка разноцветных огней, незнакомец где-то разжился китайскими трубками из бамбука, набитыми порохом и приготовленными по случаю какого-то торжества. Огни погасли довольно быстро, а вот прекрасный огненный дракон задержался и кружил в воздухе, пока не угас в отдалении. Тогда Владимир встал и осторожно выглянул.

Незнакомец, вместе с верблюдом, уже стояли около разъехавшихся плит. В одной руке он держал зажженный потайной фонарь, в другой, согнутой в локте, находилась чалма. Магрибинец осторожно вглядывался в образовавшийся проем – были видны ступени, уходившие в темноту; кстати сказать, странное сооружение совершенно не пострадало.

– Ну, что там? – полюбопытствовал Владимир.

Тот вздрогнул и уронил все, что держал в руках.

– Скажи, ты человек или ифрит? – дрожащим голосом спросил он, обернувшись.

– Человек, – как-то неуверенно ответил Владимир. – А что случилось?

– В прошлый раз… – начал было магрибинец, но вдруг опомнился. – Какое счастье, что нам удалось совершить задуманное! Если бы ты только мог видеть, как витал над нами злой дух, и как бесстрашно противостоял я ему всей мощью древних заклятий, пока он не ослабел и не бежал в пустыню, где будет скитаться, опозоренный, до скончания времен! Бери же скорее мешки, нам нужно поскорее забрать и погрузить сокровища, ибо подземелье скоро закроется, повинуясь силам, сильнейшим меня.

Он нахлобучил чалму, подхватил фонарь и принялся спускаться по ступеням. Владимир, вздохнув и взяв мешки, последовал за ним.

Подземелье представляло собой нечто вроде погреба, те же где-то четыре на четыре и около двух в высоту. Каменные стены, несколько факелов на стенах, пара полочек с лампами и еще какой-то посудой, с десяток завязанных тюков, – и ничего больше.

Сказать, что незнакомец был разочарован, значит не сказать ничего. Увидев содержимое подземелья, он застыл у подножия ступеней, словно не веря своим глазам.

– А где же сокровища? – недоуменно спросил Владимир, оглядываясь по сторонам.

– Все уже украдено до нас! – жалобным голосом произнес магрибинец. – О я, несчастный! Как посмеялись надо мной переменчивые звезды, недаром, даже выстроившись в одну линию, они подмигивали друг другу… Хотя, – он приблизился к тюкам и принялся их ощупывать.

Владимир тем временем подошел к полке с лампами. Все они были похожи одна на другую как две капли воды. Он взял одну из них в руки, открыл крышку и заглянул вовнутрь. Пусто. Взял другую – то же самое. Третья оказалась слегка помятой и открываться не желала.

– Оставь эти пыльные лампы, иди сюда! – раздался позади него требовательный голос незнакомца.

Владимир, машинально сунув лампу за пояс, подошел.

– Нам нужно взять вот эти четыре тюка и погрузить их на верблюда, – сказал магрибинец. – В них поношенные вещи, но я знаю старьевщика, который охотно их купит. Их еще можно носить. Давай, поторапливайся, наше время уже на исходе.

Они погрузили тюки на верблюда, смотревшего на них, как показалось Владимиру, с презрением, после чего магрибинец уселся верхом, поднял животное на ноги и с высоты своего положения заявил:

– О, юноша!.. Верь мне – не я виновен в постигшем меня позоре, черное пятно которого мне не избыть до самой своей кончины. Даже деньги, вырученные у старьевщика и розданные бедным, не смогут облегчить тех страданий, которые принес мне невольный обман. Ты видишь блеск моих глаз? Они полны слезами. Ты слышишь дрожь в моем голосе? Это все мое существо сотрясается от рыданий, которым я не могу дать волю… Ступай же в оазис, а утром возвращайся в Багдад, он тут неподалеку, и ты увидишь отблеск лучей восходящего солнца на вершинах его башен. Меня же предоставь моей злосчастной судьбе… Быть может, вскоре мы снова увидимся, и тогда… Но нет, я не достоин отныне твоего доверия!.. О, злосчастная судьба!..

Он тронул поводья, и корабль пустыни, несмотря на полный штиль, медленно исчез среди песчаных волн.

* * *

А мы, тем временем, по своему обычаю, заглянем в очень хорошую книгу, которая, вне всякого сомнения, многим покажется интересной. Издана она в Москве, издательством КоЛибри, в 2005 году, и называется «Порох: от алхимии до артиллерии: история вещества, которое изменило мир», автор – Джек Келли. Название книги говорит само за себя, ни убавить, ни прибавить, а что касается языка и содержания… Приведем здесь очень маленький отрывок из начала первой главы, а дальше пусть уж любознательный читатель решает сам.

«В горах западного Китая сказочные чудища – полулюди-полузвери по прозванию «шань» – украдкой сквозь листву наблюдали за походными кострами путешественников. Когда люди отлучались, твари подбирались поближе, чтобы стащить соли или поджарить над огнем лягушек и крабов. Застигнутые врасплох, шань могли поразить врага лихорадкой.

Лучший способ отогнать этих чудищ – бросить в огонь бамбук. Давление горячего воздуха и пара внутри полых стеблей с громким треском разрывало их. Так суеверные путешественники устраивали небольшой взрыв. А поскольку у всех млекопитающих есть рефлекс испуга – примитивная совокупность реакций мозга, которая заставляет их напрягаться, отскакивать или съеживаться в ответ на громкий звук, то китайцы предположили, что шань должны реагировать точно так же.

Подобные хлопушки использовались в Китае с незапамятных времен. В дни новогодних праздников треск разрывающегося бамбука отпугивал злых духов и расчищал дорогу наступающему году. Взрывать бамбук по-прежнему было любимой потехой китайцев и во времена Марко Поло, который в 1295 году привез домой свой полный чудес отчет о «стране Катай». «Молодые зеленые стебли, когда их бросают в огонь, сгорают с таким ужасным шумом, – писал он, – что за десять миль его слышно. Непривычного он пугает, и слушать его страшно».

Но в X веке н. э. появилось некое новое вещество, специально предназначенное для создания шума. Средневековый китайский текст под названием «Сон в Восточной столице» описывает представление, которое дали китайские военные в присутствии императора примерно в 1110 году. Спектакль открылся «грохотом, подобным грому», затем во мраке средневековой ночи стали взрываться фейерверки, а в клубах разноцветного дыма задвигались танцоры в причудливых костюмах.

Веществу, которое производило столь сенсационные эффекты, суждено было оказать исключительное влияние на судьбы самых разных народов. Однако входило оно в историю медленно, неуверенно, понадобились вековые наблюдения, множество случайностей, проб и ошибок, пока постепенно люди поняли, что они имеют дело с чем-то абсолютно новым. Действие таинственного вещества было основано на уникальной смеси составных частей – селитры, серы и древесного угля, старательно растолченных и смешанных в определенной пропорции. Китайцы назвали эту смесь хояо – «огненное зелье».

Три элемента алхимии были решающими для открытия «огненного зелья»: очистка, наблюдение и эксперимент. Китайские алхимики кропотливо работали над тем, чтобы освободить от примесей вещества, которые они находили в природе. Чистота была священным качеством, очищение – ритуалом. Даже незначительное загрязнение ингредиентов «огненного зелья» могло нарушить реакцию горения.

Алхимики веками ломали голову над тем, каким образом взаимодействие пяти первоэлементов – металла, дерева, земли, воды и огня – могло породить все многообразие мироздания. Они отмечали частности, такие как скорость горения, которые при менее пристальном наблюдении могли бы ускользнуть от внимания. Наблюдая, они экспериментировали. Опыты алхимиков не были научными в современном понимании, однако систематические пробы и ошибки позволили им на ощупь проникнуть в неведомое…»

От себя добавим – прочтите, не пожалеете.

* * *

Сказать правду, Владимир не очень-то и пожалел о расставании с незнакомцем. Снова лезть в подземелье без фонаря ему не хотелось, насколько он успел заметить, там и вправду не было ничего интересного. Поэтому он решил последовать совету магрибинца и переночевать в оазисе, а по утру вернуться в город.

Остаток ночи прошел спокойно, без приключений; уж что-то, а ночевать под открытым небом Владимиру было не в новинку. Утром, освежившись и приведя себя в порядок у колодца, он все-таки решил хоть одним глазком глянуть на место вчерашнего приключения, но не тут-то было: там уже толпились какие-то люди и верблюды. Они о чем-то громко переговаривались и размахивали руками, так что Владимир решил на всякий случай не попадаться им на глаза, – мало ли разбойников бродит по пустыне, – и, стараясь скрываться за барханами так, чтобы избежать быть увиденным, скорым шагом направился в Багдад, который и в самом деле оказался в пределах видимости, не смотря на вчерашние едва ли не полудневные блуждания по пустыне. Но поскольку полудневными блужданиями по пустыне при наличии полного отсутствия дорог вряд ли кого удивишь, случалось и не такое, он также не удивился.

Едва он миновал городские ворота, имея целью поосновательнее изучить город, как навстречу ему попался мальчишка-оборванец с пачкой папируса в руке. Одним он немилосердно размахивал и при этом орал не хуже ишака:

– «Багдадский вестник»! Свежий выпуск «Багдадского вестника»! Международный скандал: верблюд шаха персидского плюнул в эмира кокандского! Ростовщик кривой Мустафа снизил процентную ставку до пятидесяти в неделю! Дерзкое ограбление купца Саида! Синдбад-мореход ищет матросов для плавания в Индию! Нет Великому Шелковому пути, да здравствует путь из варяг в греки! Покупайте «Багдадский вестник»!..

Это было нечто новое, и Владимир протянул мальчишке золотой. Тот выхватил монету, попробовал ее на зуб, сунул в карман, вручил папирус и, видимо, не имея представления о понятии «сдача», а может быть, просто не умея считать, помчался дальше, размахивая «Вестником» и пугая прохожих дикими воплями.

Оглядевшись по сторонам, Владимир обнаружил у стены скамью, присел и впился глазами в приобретенную диковину. Газета, как и следовало ожидать, была рукописной, с выполненными от руки рисунками, формата А4, исписанная с двух сторон мелким шрифтом. Читать поначалу было сложно – текст хотя и был написан на русском языке, однако буквы стилизованы под арабскую вязь. Хотя читать было, собственно, нечего. Вся газета состояла из рекламных объявлений, а новости, о которых нещадно орал мальчишка, сообщались одной строкой. Гораздо больше информации Владимир получил, невольно подслушав разговор двух присевших рядом с ним прохожих, причем услышанное повергло его в шок. А узнал он о том, что нынче ночью с помощью китайского зелья был в очередной раз вскрыт склад купца Саида. Неизвестный вор утащил четыре тюка самого дорогого шелка, стоивших… Стоимости Владимир не услышал, поскольку рассказчик, называя сумму, наклонился к уху слушателя, но она, по всей видимости, была весьма немалая, поскольку последний невольно воскликнул и прикрыл рот ладонью. Как показало проведенное на месте расследование, тюки были увезены на украденном предварительно у того же купца Саида верблюде. Подозрение с точностью до полной определенности падало на давнего врага купца, разбойника Джавдета. Не надеясь на быструю справедливость, купец Саид, вооружившись с ног до головы и оседлав лучшего верблюда из оставшихся не украденными, отправился на поиски разбойника, обещав в случае поимки закопать того в бархан в полном соответствии с прецедентным правом кади Линча.

Дальше Владимир не слушал, а соседи, поболтав еще некоторое время, не обращая ни малейшего внимания на его присутствие, упомянув напоследок о каком-то розовом сари, встали и ушли. Кажется, он влип в довольно неприятную историю, и если его участие в ней станет известным – беды не миновать. Что же делать? Его взгляд случайно упал на папирус. «Синдбад-мореход набирает матросов для плавания в Индию». Может, сама судьба посылает ему подсказку? Тем более, на освободившееся место присел здоровенный детина, на руках которого виднелись татуировки: на одной – галера, на другой – по всей видимости, Колосс Родосский.

Спросить, язык не отвалится, решил Владимир и обратился к нему.

– Извините, вы, судя по всему, имеете отношение к морю. Не подскажете ли, где набирается команда на корабль Синдбада-морехода?

– Морехода? – презрительно отозвался тот. – Этого сухопутного ишака, не способного отличить весла от бакштага? Кто и когда называл его этим благородным именем всерьез? Разве ты не слышал его истории, чтобы называть его мореходом? Каждый раз, когда он садится на корабль с какими-то тюками, то спустя некоторое время пропадает. Сам он объясняет это происшествие одинаковым образом, – задремал где-нибудь под пальмой, а когда проснулся, корабля и спутников след простыл. После чего объявляется через некоторое время с деньгами и новым товаром. При этом, для объяснения своего вновь обретенного богатства плетет такие небылицы, что поверить в них может только глупец, начитавшийся сказок. Но скажи мне, незнакомец, – детина в упор уставился на Владимира, – разве дашь ты что-нибудь себе отсечь в том случае, – если слова твои окажутся далеки от истины как небо от земли, – утверждая, что у него нет какого-нибудь богатого дяди где-нибудь, скажем, в Самарканде? Вот увидишь, настанет время, и его выведут на чистую воду. – Провозглашая свое пророчество, он был великолепен. – С другой стороны я. Ты слышал что-нибудь обо мне?

– Нет, – честно признался Владимир.

– Увы, – с грустным видом подтвердил собеседник. – Настоящие мореходы зачастую остаются в забвении. А между тем кто, как не я, спас недавно купцов с островов, лежащих далеко за горизонтом? Может быть, ты и об это не слыхал?

– Нет, – опять честно признался Владимир.

– Они долго упрашивали меня отправиться с ними в плавание и провести их корабль хотя бы Индии, и в конце концов, сам не зная, почему, я дал свое согласие. Несколько недель погода благоприятствовала нам, море было кротким, словно ягненок, а ветер попутным. Я видел косые взгляды, которыми они стали меня одаривать, ибо при таком положении дел моя плата для них была бы чистым убытком. Любой справился бы с управлением, даже начинающий мореход. Но на исходе пятой недели плавания разразилась буря. Ветер изорвал в клочья наши паруса, волны превышали величиною самую высокую башню Багдада, все вокруг нас ревело и стонало. Видел бы меня, скалой стоявшего в те ужасные часы у руля, ты бы сразу понял, кто из нас истинный мореход, я или Синдбад. Внезапно в свете молний я увидел впереди рифы, за ними отмель, тянущуюся к далекому берегу. И страшного кита, затаившегося между рифами и отмелью, в чьей глотке могло бы свободно поместиться десять таких кораблей, как наш. Я приказал бросить якоря, но матросы, потерявшие от ужаса остатки разума, бросили их за борт, не привязав к канатам. Положение было отчаянное, до гибели оставалось не более половины полета стрелы. Нам оставалось погибнуть или уцелеть. Как ты думаешь, что выбрал я?

– Что? – с неподдельным интересом спросил Владимир, хотя ответ напрашивался сам собой.

– Я решил уцелеть. Схватив за шкирку двух матросов, цеплявшихся у моих ног за бухту каната, чтобы их не смыло за борт, я подскочил к мачте, которая торчала посреди корабля голым столбом, вырвал ее из гнезда и одним ударом вогнал в дно. Затем я набросил на торчавшую из воды верхушку канат, закрепил его на руле, – и корабль оказался в полной безопасности, ибо не мог сдвинуться с места. Точно так же, для большей надежности, я поступил со второй мачтой. А когда наступило утро, и буря стихла, я вырвал обе мачты из дна, и мы, где отталкиваясь ими от дна, как шестами, а где используя как весла, добрались до берега, на котором оказался прекрасный город, и многие жители встретили нас на берегу, и радовались, и не верили нашему спасению, поскольку страшная буря не пощадила даже свирепого кита, выбросив его на берег словно сухую щепку. Купцы валялись у меня в ногах, умоляя продолжить с ними плавание, они совали мне золото и драгоценные камни, но я, помня их косые взгляды, не взял с них даже полагавшейся мне платы. Вот как было дело!.. И после этого, какой-то сухопутный ишак смеет спрашивать, знаю ли я, чем отличаются весла от бакштага!..

Детина разгорячился и провел рукой по вспотевшему лбу. Половины Колосса как не бывало, оставшаяся часть расплылась, а на лбу появились черные разводы. Он поднялся.

– Так что подумай множество раз, незнакомец, прежде чем иметь дело с Синдбадом, – заявил он и, презрительно махнув рукой, ушел.

Снова оставшись один, Владимир поерзал на лавке и ощутил какое-то неудобство. Извернувшись змеей и сделав попытку глянуть через плечо вниз, а затем вернувшись в прежнее положение, он сунул руку за спину и извлек из-за пояса добытую лампу. Весьма странную. Он одновременно и ощущал и не ощущал ее; точнее, не то, чтобы не ощущал, – он сунул ее ради эксперимента обратно на прежнее место и привалился к стене. Не смотря на то, что всего лишь мгновение назад он ощущал в руках металл, сейчас он не ощущал ничего, точно ее и не было. Он снова достал ее и начал рассматривать. Точно такая, как он видел в мультфильмах, на картинках и даже в магазине сувениров. С длинным носиком и крышкой, которая никак не хотела открываться, не смотря на все предпринятые усилия. Две волнистых линии узора сразу под крышкой и над донышком. И надпись: «Made in…» Где именно была изготовлена лампа, скрывало пятно, смахивавшее на плесень. Владимир принялся сначала соскребать, а затем тереть серое пятно, как вдруг лампа задрожала и из нее, как нетрудно догадаться, появился джинн.

Появление его разительно отличалось от всего, виденного Владимиром прежде, то есть все тех же мультфильмов про Аладдина и «Старика Хоттабыча». Никакого огненного действа. Сначала из благоразумно поставленной на землю шагах в трех от лавки лампы, точнее, из ее носика, с громким звуком «плоп», напоминающим звук вылета пробки из бутылки шампанского, появилась голова; затем, с точно таким же звуком, правая и левая руки, затем джинн показался по пояс, уперся обеими руками в место собственного соединения с лампой, и, наконец, издав последний «плоп», показался весь. Неопределенного возраста, но с длинной бородой, почему-то со строительной каской вместо чалмы или тюрбана на голове, с непонятно откуда взявшимися бутербродом в одной руке и кувшином с молоком в другой (их только что не было, и Владимир готов был в том поклясться!) он уселся на лавку рядом с Владимиром и недружелюбно уставился на него. Некоторое время оба молчали.

– Ну, чего звал? – наконец буркнул джинн. – Ты что, не видишь, – обеденный перерыв. Мы кушаем.

Последнее слово он протянул, едва ли не пропел, сунул в рот бутерброд и принялся жевать, время от времени прикладываясь к кувшину.

– Ты джинн? – спросил Владимир, не зная как начать разговор.

– А ты, наверное, ожидал увидеть погонщика верблюдов? Раз звал, говори, чего строить. Только имей в виду, – со стройматериалами нынче туго. Где-то на севере идет массовое строительство дворцов. Строят и строят. Да таких размеров, что как только построят, еще и поселиться не успеют, а уже ремонт начинают. Закончат один – начинают по новой. И, главное, ни за что не скажешь, что богатство есть у человека. Все, как на подбор, концы с концами еле сводят, а вот поди ж ты… Это мне один знакомый джинн рассказывал… Может, конечно, врал…

– Да нет, мне не дворец, мне бы волшебные тавлеи…

– Чего? – неподдельно удивился джинн.

– Ну, тавлеи… Только не простые, а волшебные.

– Я, сколько живу, и о простых-то в первый раз слышу, а тут волшебные…

– Но разве… Разве джинны… Они же все могут? – недоуменно спросил Владимир.

– Только твоя молодость служит оправданием твоему вопросу, юноша. Каждый джинн – он специалист широкого профиля внутри своей узкой специализации. Вот я, например, могу построить все, что угодно. Или сломать. А еще люблю заниматься гравировкой и чеканкой, но это личное, и к специальности не относящееся.

– Какой гравировкой?.. – с отчаянием в голосе спросил Владимир.

– Штихелем. Но тут следует иметь в виду, что штихель штихелю рознь. Одно дело спицштихель. И совсем другое – больштихель. При рельефных работах употребляется только больштихель, а вот при гравировках используется спицштихель.

– Какие штихели?.. Мне тавлеи нужны…

– Тавлеи не строил, не знаю. Но если нарисуешь, хотя бы на песке, построим. На том же песке. Хоть и не сразу, по причине отсутствия стройматериалов. Только рисуй поаккуратнее и доходчиво, а то был случай. Попросили меня как-то в одном городе колодец выкопать, локтей эдак сто в глубину, да не простой, сужающийся к низу. Выкопал я им колодец. А теперь, говорят, выложи его камнем. Выложил. А теперь, выверни наизнанку. То есть как, говорю, вывернуть? А так, говорят, и чертеж показывают. Смотрю я, и ничего не понимаю. Колодец, он и есть колодец… Неделю разбирались, что да как. И что ж, ты думаешь, оказалось? Был у них проездом шутник Насреддин, так он им и рассказал, как строят башни. Выкапывают, говорит, колодец, выкладывают камнем и выворачивают наизнанку. А они уши и развесили. Поверили. Хотя любому известно, что так строят только маяки. А какой у них маяк? От города до моря – десять дней на верблюдах…

– А кроме строительства ты что-нибудь еще умеешь? – с надеждой спросил Владимир.

– Могу пригодиться, – пожал плечами джинн.

– А еще?

– Могу не пригодиться…

– Понятно…

Они замолчали. Джинн продолжил жевать бесконечный бутерброд и запивать его молоком.

* * *

Прервемся, чтобы ознакомиться с замечательной статьей, опубликованной в замечательном журнале «Наука и жизнь», в № 4 за 1999 год, к величайшему сожалению, не можем указать имя автора. О журнале можно рассказывать бесконечно, среди изданий, посвятивших себя нелегкому труду популяризации науки, он – один из лучших. Уверен, каждый может найти в нем для себя много интересного, изложенного в доступной и увлекательной форме. Пример – перед вами.

«Николай Коперник всем известен как астроном, создатель гелиоцентрической картины мира. Но, по мнению историков медицины С. Хэнда и А. Кунина, опубликовавших статью в серьезном «Журнале Американской медицинской ассоциации», он заслуживает не меньшей, а может быть, и большей славы как изобретатель бутерброда. Изобретение было сделано им в медицинских целях. Версия историков такова.

В молодости Коперник два года изучал медицину в Падуанском университете (Италия), правда, докторского диплома не получил. После этого его дядя епископ Ватцельроде по-родственному устроил его каноником во Фрауэнбургский (Фромборкский) собор и одновременно комендантом Алленштейнского (Ольштынского) замка. В апреле 1520 года замок осадило войско Тевтонского рыцарского ордена, и через несколько месяцев в стенах замка началась эпидемия какой-то болезни – какой, установить за давностью лет не представляется возможным, но заболеваемость была высокой, а смертность малой (погибли только два человека).

Обычные для того времени лекарства, примененные Коперником, не дали результата. Тогда он решил исследовать причины болезни. Врач-астроном решил, что причины могут крыться в питании. Он разделил обитателей крепости на небольшие группки, изолировал их одну от другой и посадил на разные рационы. Вскоре оказалось, что не болеет лишь одна группа – та, в рацион которой не входил хлеб. В таком случае разумно было бы вообще отказаться от хлеба в питании, но сделать это в осажденном замке, где не было большого разнообразия припасов, оказалось невозможно. Грубый черный хлеб составлял основную пищу обитателей крепости. Ходя по длинным коридорам, взбираясь по узким винтовым лестницам на крепостные башни, защитники замка нередко роняли свой паек хлеба на пол. Подняв кусок, его отряхивали или обдували и съедали. Возможно, рассудил Коперник, зараза шла от грязи, которая попадала на куски хлеба с пола.

Врачу-астроному пришла мысль, что ломти хлеба надо намазывать каким-нибудь светлым съедобным веществом, на фоне которого легко можно будет заметить грязь. Тогда приставшую грязь можно было бы счистить вместе с намазкой. В качестве такой намазки избрали круто сбитые без сахара сливки, то есть масло. Так родился бутерброд. И инфекция вскоре перестала бродить по замку.

Тевтонам не удалось ни захватить крепость, ни узнать тайну бутерброда. Когда они вынуждены были снять осаду, в Алленштейн приехал из Лейпцига глава гильдии аптекарей и врачей Адольф Буттенад, чтобы на месте узнать о причинах и способах лечения болезни. Коперник поделился с ним опытом.

Через два года после смерти великого астронома, в 1545 году, после одной из войн, которые велись между многочисленными и мелкими немецкими княжествами, подобная болезнь появилась в Европе снова. Буттенад вспомнил о методе Коперника и стал его пропагандировать. Насколько известно, бутерброды на этот раз не помогли прекратить эпидемию, однако новое блюдо пришлось многим по вкусу и постепенно распространилось по всем странам».

* * *

– Поделился бы, а то ишь, мечет все в одну рожу, – с досадой пробормотал Владимир. – Тавлеи он, видите ли, не знает…

Джинн поморщился, забрал у него «Вестник», расположил его прямо перед собой в воздухе, аккуратно положил на него надкусанный бутерброд и поставил кувшин, вытянул руку и взял лампу, все еще стоявшую поодаль, пошарил в ней, вытащил мягкую, теплую лепешку, с маслом и ароматным сыром, еще один кувшин, поставил рядом с Владимиром и вернулся к прерванному обеденному перерыву. Немного пожевав, он вдруг обиделся.

– Мало ли кто чего не знает, – заявил он. – Ты вот, к примеру, понятия не имеешь о гравировке. Взять, к примеру, штихель…

– Отстань ты со своим штихелем, – буркнул Владимир.

– Ты хоть скажи, как эти твои тавлеи выглядят? Что это такое? Может, я их видел, но они называются как-то иначе.

– Игра такая…

– А как в нее играют?

– Не знаю…

Джинн ехидно улыбнулся. А что еще мог ответить Владимир? Он всегда считал тавлеи обычными русскими шашками, имевшими происхождение то ли из Скандинавии, то ли из Рима, то ли из Древнего Египта. Но старец послал его на Восток, и Владимир смутно подозревал, что речь идет всего лишь об обыкновенных шахматах, только волшебных. Джинн тем временем теребил бороду.

– Вот что я тебе скажу. На всем известном мне пространстве земли имеются четыре места, где мудрые предаются забавам в великолепных дворцах, и от этого становятся еще мудрее. Я никогда там не был, но слышал о них. Первое место – на берегах Нитшлаха, моря настолько мелкого, что пользуется дурной славой у мореходов, а в периоды засухи его, как говорят, можно перейти, не замочив чалмы. Второе место – в царстве Син; попасть туда непросто, ибо там обитают огромные звери, у которых когти подобны серпам, а зубы – кинжалам, их рыжая шкура покрыта черными полосами… Третье – опять-таки, на берегах бахр Варанк, там добывают кахраба, затвердевшую росу, упавшую с неба. Четвертое – самое страшное – о котором говорят шепотом, находится позади стены, выстроенной Искандером…

– А ты можешь меня туда доставить? – сразу взял быка за рога Владимир. – Ну, там, ковер-самолет, сапоги-скороходы…

– Это не моя специализация. У нас с этим строго. Чуть что – запечатают семью печатями в лампу и – на дно Марианской впадины. Это тебе надо договариваться с мореходами или караванщиками.

– С Синдбадом, например? Он как раз набирает команду для плавания в Индию.

Джинн поморщился.

– Как знаешь… В общем, совет ты получил, служба исполнена, у меня по расписанию послеобеденный сон. Если что – потрешь через пару-тройку часов.

И нырнул в лампу.

Владимир вздохнул и засунул ее за пояс позади себя. Ситуация не прояснилась, но, с другой стороны, хуже тоже не стала, если не считать… Но об этом думать не хотелось. Еще раз вздохнув, он поднялся, и тут позади него раздалось громкое «плоп», настолько громкое, что два прохожих невольно вздрогнули и с подозрением взглянули в его сторону. Владимир почувствовал себя неловко.

– А еще я сказки рассказывать умею, – донеслось у него из-за спины. – В общем, со мной не пропадешь.

– Сиди тихо, не позорь меня перед людьми, – цыкнул на него Владимир. – Скажи лучше, где мне найти Синдбада?

– Да нет проблем, – донеслось из-за спины.

И тут же рядом с ним возникли носилки, с двумя носильщиками на концах и желтыми шашечками на прикрывающих окошко занавесях, что шло в совершенный разрез с недавними уверениями джинна о неслыханных карах за нарушение специализации. Впрочем, данный случай можно было списать и на простую случайность. Поставив носился прямо напротив него, носильщики приветливо улыбнулись, и один из них, распахнув дверцу, гостеприимно махнул рукой.

– Пожалуйте, молодой господин, доставим с ветерком куда пожелаете. Всего за один золотой.

– Каждому, – добавил другой.

Владимир пожал плечами, залез внутрь и устроился на очень потертой скамейке. Насколько снаружи носилки выглядели богато и опрятно, настолько внутри все было неудобно и обшарпано.

– Ветерок для молодого господина, – в окошке появилась голова носильщика, и сразу же просунулась его рука с веером. – Только, пожалуйста, поосторожнее. Вещь раритетная, перья уже не очень…

Он исчез, и носилки разом рванули с места, так что Владимира прижало к стенке, а затем сразу вдруг остановились, так что он едва не влип в стену перед собой. И пока за окнами слышалась обычная перепалка, имеющая своей целью установить, не забыл ли какой-то прохожий дома глаза, конечно, в том случае, если он не являлся слепым от рождения, и не купили ли, случаем, права на использование носилок носильщики, и если нет, то в какой школе их так учили носить, поскольку потраченные ими за уроки деньги были явно выброшены на ветер, – развернул веер, тут же в его руках и распавшийся на отдельные составляющие. В общем-то, он изначально представлял собой просто схваченные снизу веревочкой перья, и Владимир, вздохнув, просто вернул все в первоначальное состояние. После чего его снова прижало к задней стенке – перепалка за окнами, дошедшая до выяснения родственных связей участвовавших в ней с верблюдами и ишаками, – внезапно закончилась, когда неподалеку послышались крики стражников. Участники бросились наутек со всех ног, справедливо полагая, что дальнейшее выяснение родословных грозит обернуться не отысканием истины, а визитом к кади. Затем его снова бросило вперед, после чего сильно затрясло – носильщики остановились посреди улицы и принялись хохотать, обсуждая происшествие и то, как ловко им удалось ускользнуть от стражников. Носилки они при этом на землю не опустили.

Спустя минут тридцать-сорок такой «езды» Владимир чудом не испытывал приступы морской болезни и собирался уже продолжить дальнейший путь пешком, когда его портшез остановился, и в окно просунулись две руки.

– Прибыли, молодой господин, куда приказывали. Деньги давай.

Владимир сунул в каждую пятерню по золотому, снаружи послышался какой-то странный звук, и дверца отворилась. Он вышел, немного неуверенно пробуя твердую землю под ногами, оглянулся и обнаружил причину странного звука. По обе стороны дверцы имелись петли, сквозь которые просовывались шесты. Таким образом, выйти наружу не заплатив не было никакой возможности, тем более что на крыше, – по всей видимости, как раз для таких случаев, – имелись две декоративные дубинки.

Едва он вышел, носильщики подхватили свои носилки и скрылись за ближайшим углом. Владимир огляделся. Понятно, что сказочный Багдад разительно отличался от настоящего, и, скорее всего, был как-то связан с представлениями о нем. Но чтобы представить такое… Совершенно прямая улица с двухэтажными домами, довольно узкая, – шагов пять от стены до стены, переулки, расходящиеся во все стороны, плюс полное отсутствие каких-либо надписей, указателей и даже дверей. Как просеки в лесу…

– Уж не Синдбада ли морехода ты ищешь, о юный незнакомец? – раздалось откуда-то сверху.

Владимир посмотрел вверх. Прямо над ним маячила голова, в чалме и с бородой. Глаза были устремлены прямо на него.

– Да-да, я ищу дом Синдбада-морехода!.. – обрадовался Владимир. – А тут такая ситуация… Спросить совершенно не у кого. Чуть солнце пригрело – и на улицах пусто, словно по волшебству. И дома без вывесок… Ну кто так строит…

– В матросы наниматься пришел? – с какой-то тоской в голосе произнесла голова.

– Вроде того… – бодро ответил Владимир.

– Ну, коли в матросы… Заходи…

Из окна вывалилась веревочная лестница, так что Владимир едва успел отскочить. Честно сказать, с такими лестницами дела ему иметь не приходилось, но, к чести его будет сказано, с первым заданием он справился. Не то, чтобы показал высший класс, но справился.

И очутился в пустой комнате. Или, лучше сказать, настолько бедно обставленной, что казалась пустой. Из всей обстановки в ней присутствовали: маленький столик с листами, чернильницей и пером, потертый ковер и, по всей видимости, сам хозяин, восседавший на ковре. При появлении Владимира, он сделал ему знак присесть напротив, а сам потянул веревку, протянутую в окно, таким образом втянув вовнутрь лестницу. На вид ему было лет тридцать-сорок, – Владимира сбивало с толку наличие бороды, – одет скромно, взгляд спокойный и даже какой-то незаинтересованный.

Когда Владимир пристроился на ковре, он, не вставая, взял со стола лист папируса.

– Тот, кто желает стать матросом на корабле славного морехода Синдбада, должен выдержать экзамен и доказать, что в полной мере сможет соответствовать той чести, которая будет ему оказана в случае принятия на службу.

После чего протянул лист Владимиру.

На листе были написаны два вопроса. Причем первый вопрос экзамена был Владимиру известен и проблем не вызывал. В детстве он некоторое время увлекался парусниками и даже сделал одну довольно приличную модель, поэтому объяснить, чем отличаются весла от бакштага мог без труда. А вот второй вопрос был из категории «на засыпку»: «Чем, о соискатель места на славном корабле Синдбада-морехода, можешь доказать ты истинность своего ответа?»

– Весла, – тем не менее, начал он, – это такое приспособление, чтобы двигаться по воде. У лодки есть, у гребных судов. Там на одном конце широкая такая лопасть есть: опускаешь ее в воду и как бы от воды отталкиваешься… А бакштаг – это ветер такой. Точнее не ветер, а курс судна относительно ветра. А еще точнее, если ветер дует сзади и сбоку. Или снасть такая корабельная есть. Мачту держит.

Экзаменатор вздохнул.

– Ты уже не первый, кто хотел бы занять почетное место матроса и кто произносит красивые слова, но не может подтвердить их истинность. Я жду от тебя правдивого ответа на второй вопрос, и если он будет настолько справедлив, что ни у кого не возникнет и тени сомнения, – а это именно то условие, выполнение которого требуется для получения… Впрочем, это не важно. Главное – ты получишь место, которого ищешь. Начинай.

Доказательство очевидного всегда являлось самым сложным, и как начать, Владимир не знал. Но говорить что-то было надо, и он открыл было рот, как вдруг речь его полилась как бы сама собой, без какого-либо его вмешательства.

– О мудрейший из мореходов, – говорил кто-то вместо Владимира, хотя последний честно шевелил губами. – Разве может быть что-либо более истинное, чем собственноручный отрывок из рукописи великого мореплавателя Абу Али ибн-Магеллана, открывшего пролив собственного имени? Кстати, библиографическая редкость. Взгляни, и если у тебя останутся хотя бы малейшие сомнения, я в то же мгновение покину твой гостеприимный дом и никогда больше не потревожу твоего спокойствия.

Позади него что-то зашевелилось, Владимир (если быть совершенно точным – все происходило без его непосредственного участия) сунул руку за спину и вытащил в прямом смысле отрывок, с неровными краями, какого-то манускрипта, вверху которого читалось: «Краткий справочник по морде (морским делам), составленный и написанный рукою великого мореплавателя Абу Али ибн-Магеллана в назидание и научение юношам, вступающим в морскую профессию и не знающим, делать жизнь с кого. С собственноручной подписью автора, нотариально заверенной». Затем шло: «Весла – это такое приспособление…» и далее слово в слово то, что минуту назад сказал Владимир, отвечая на первый вопрос экзамена.

Синдбад – а кто еще это мог быть? – проворно выдернул «отрывок» и жадно впился в него глазами.

– Азиз! – вскричал он громким голосом, несколько раз прочитав написанное. – А ну-ка, принеси мне опросные листы тех трех последних соискателей.

Вошел слуга, комплекция которого соответствовала выражению «поперек себя шире», и с поклоном протянул господину кулак, размером с голову обычного человека, в котором начисто терялись три небольших листка. Синдбад выхватил их, развернул веером, словно карты и прочитал:

– «Весла, – то, чем гребут. Бакштаг – искаженное бакшиш – «деньги давай». То, что гребут. Доказательство – не будет денег, не будет весел. Так… Весла – то, чем грабят. Зачеркнуто. Гребут. Бакштаг – зачеркнуто. Написано: шашлык. Доказательство – какой-такой бакштаг?.. Я тебе такой шашлык сделаю, ты такого от роду не пробовал, чем хочешь клянусь». Они еще здесь?

– Да, мой господин, – опять-таки с поклоном ответствовал Азиз. – Угощаются и отдыхают, согласно вашему распоряжению.

– Это мошенники, Азиз. Выброси их вон без всякой жалости; иного они не заслуживают.

Слуга вышел. Через некоторое время раздался слабый вскрик и вслед за ним треск ломающегося дерева. Еще два вскрика – и снова наступила тишина. С поклоном вошел Азиз.

– Исполнено, господин. – И глазами вопросительно указал на съежившегося Владимира.

– Принеси нам лучших фруктов, яств и напитков. И последи, чтобы нам никто не мешал. Если будут спрашивать, скажи: на сегодня прием окончен. Приходите завтра.

Стоило слуге скрыться за дверью, Синдбад из сидячего положения взмыл под потолок, а затем принялся бегать по комнате, потрясая «отрывком».

– Пусть теперь попробуют отвертеться!.. Удача!.. Какая неслыханная удача!.. Богатство само плывет ко мне в руки… Теперь и в Индию плыть не надо… Осталось только договориться о размере причитающейся тебе доли. Поскольку в данном случае все решает мой авторитет, думаю, отдать тебе десятую часть будет вполне справедливо… Нет ли у тебя свежего номера «Багдадского вестника»?..

Владимир протянул ему папирус, обильно покрытый масляными пятнами, оставшимися от бутерброда джинна. «Не надо плыть в Индию…» Это ошеломило его. И при чем тут какие-то дурацкие вопросы?..

Но тут вдруг Синдбад с горестным криком и грохотом спустился с небес на землю прямо около столика, обхватил голову руками и принялся стонать, причитать и делать слабые попытки покатиться по ковру. Ворвался слуга с подносами, не смотря на занятые руки, готовый вступиться за своего господина, который знаком отослал его прочь вместе со всеми вкусностями и неподвижно застыл, являя собой некое подобие статуи Воплощенной Скорби.

Владимир ждал.

– Злой рок каждый раз вмешивается, когда удача, складывая крылья, уже готова опуститься ко мне на руку подобно ловчему соколу. Не прошло и недели со дня выхода предыдущего «Багдадского вестника», в котором выпускающие его достойные люди сообщили о том, что, желая помочь бедным, они помещают вопрос, правильный ответ на который принесет соискателю целое состояние. Тот номер, да будет тебе известно, – если ты не в курсе, – стоил в два раза дороже, поскольку прибавочная стоимость должна была быть поровну разделена между давшим правильный ответ и бедняками. Я тоже дал обет, – в случае выигрыша, конечно, – половину полученных денег раздать на благотворительность. Все это время, набирая команду на свой корабль, я задавал один и тот же вопрос, в надежде, что правильный ответ позволит мне совершить очередное доброе дело. И что же я прочитал сегодня? «Первый приз – большая половина выручки от продажи тиража, независимо от того, кто дал правильный ответ, по праву принадлежит нашему господину халифу, да будет славно его имя во веки веков. Второй приз – годовая подписка за полцены – достается сапожнику Юсуфу из Исфахана. Третий приз решено никому не присуждать, поскольку денег от продажи тиража выручили мало…» – прочитал он и задумчиво пожевал губами. – Этот Юсуф, должно быть, сахир. Номер не успел еще достичь пределов Исфахана, а он уже прислал правильный ответ. Да, это все объясняет. Что ж, все-таки придется плыть в Индию. Ты все еще хочешь наняться матросом на мой корабль?

Владимир пожал плечами.

– Да, я хотел бы отправиться с вами в плавание.

– Могу ли я узнать, что за причина толкает молодого человека в полное опасностей путешествие?

– Мне нужны волшебные тавлеи, а в Индии, говорят, много чудес и диковин.

– Да, там много есть чего диковинного, но вот о тавлеях никогда не слышал, тем более о волшебных… Но, раз уж ты принял такое решение. «Золотой ишак», – так называется мой корабль, – отплывает через несколько дней. Приходи с рассветом на пристань, и ты не опоздаешь. О снабжении можешь не беспокоиться, ибо подготовку к плаванию я поручил своему брату, Синдбаду-сухопутному…

* * *

Когда имеется много интересных книг, выдержки из которых можно привести в качестве отступления, имеющего самое непосредственное отношение к нашему рассказу, выбор очень труден. Для того, чтобы хоть немного познакомить читателя с встретившимся нам персонажем, мы остановились на двух. Первая из них – Владислава Карнацевича, «История человечества. Восток», издательство Фолио, вышедшая в 2013 году. И вторая – Андрея Низовского, «500 великих путешествий», издательство Вече, 2013. Рассказывать о них – дело неблагодарное, их лучше читать. Написанные очень увлекательно, они погружают в особый мир, – мир странствий и мир истории; читая их, оказываешься в разных странах и эпохах, знакомишься с известными и не очень известными людьми и конечно же, помимо удовольствия, получаешь знания.

Впрочем, судите сами.

Отрывок из первой книги:

«В сказке «Тысячи и одной ночи» Шахерезада повествует о том, как Синдбад-мореход путешествует по морям, торгуя редкостями и наживая богатство. Так существовал ли Синдбад-мореход и его экипаж в действительности?

Синдбад (от перс. Ас-Синдибад, или араб. Синди-бад аль-Бахри) – имя легендарного моряка, родившегося, по преданию, в Багдаде или Басре во времена халифата Аббасидов, герой цикла рассказов ближневосточного происхождения. Он попадает во множество фантастических приключений во время путешествий через моря к востоку от Африки и Южной Азии, встречается с удивительными существами и сверхъестественными явлениями. Истории его путешествий и составляют «Семь путешествий Синдбада-морехода» в книге «Тысячи и одной ночи».

Имя Синдбад – персидское по происхождению, намекающее на персидские корни оригинала. Более того, некоторые ученые считают, что книга о Синдбаде вообще была первоначально составлена в сасанидской Персии, хотя ее автор явно был знаком с индийскими трудами, повествующими о путешествиях, возможно, в переводе с хинди на фарси. Однако древние тексты цикла написаны по-арабски, а более современные и средневековые сохранились в персидской версии. Кстати, мы пишем «Синдбад» с прописной «с», как имя собственное, а это может быть искаженным индийским словом «синдхупати» – «владыка морей». Так в те времена называли капитанов и владельцев судов.

Вопрос «Кем был Синдбад-мореход на самом деле и был ли вообще» волнует многих. Может быть, прототипом Синдбада-морехода является историческая личность. Но какая?

На арабском Востоке никого не нужно было убеждать, что Синдбад жил на самом деле. Даже восточные историки признают родиной человека, ставшего прототипом сказочного морехода, оманский город Сохар.

Если же верить «Лондонским хроникам», история Синдбада-морехода, как полагают, обязана появлению на свет преданию о святом Брендане, именины которого припадают на 16 мая. Святой Брендан известен главным образом своим плаванием к Блаженным островам. Возможно, ирландские монахи принесли эту легенду с собой в IX веке на Восток…»

Здесь мы остановимся и приведем отрывок из второй книги:

«У Сулеймана, богатого купца из Басры, не было недостатка в слушателях. Вернувшись из далекого плавания, он рассказывал такие чудесные вещи, что походили они на басни и сказки. Еще в IX в. Сулейман одним из первых совершил путешествие далеко на восток, в загадочную страну Китай. Чтобы добраться туда, ему пришлось посетить многие гавани и города, познакомиться с жизнью незнакомых племен и народов. Повествование было настолько занимательно, что запомнилось многим. Нашелся соотечественник, горожанин из Басры, который со временем, не надеясь только на память, записал эти рассказы. Рукопись переписывалась из века в век и в единственном экземпляре, счастливо сохранилась для потомков. Эту традицию продолжил в X в. другой хронист, перс Бузург ибн Шахрияр. Собранный им сборник не зря назывался «Чудеса Индии»: столько было в повествованиях необычайных приключений! Да и охватывал он не одну Индию, но и Китай, Индонезийский архипелаг, Восточную Африку. Особое место уделялось прославленным арабским морским портам и городам – Басре, Сирафе, Убулле, Багдаду. А рассказы о дальних плаваниях простирались не только на Индийский, но даже на часть Тихого океана! На основании этой рукописи потомки зачислили отважного купца Сулеймана из Басры в число величайших путешественников периода раннего халифата. К тому времени принадлежит и повествование о семи путешествиях знаменитого Синдбада-морехода. Вероятно, Сулейман стал одним из прототипов этого героя из «Тысячи и одной ночи»…»

* * *

…Ночевать Владимир отправился в то же самое заведение, что и прежде. От носилок он в этот раз отказался, и удовольствовался подсказками джинна из лампы. В целом, обошлось без приключений, но только в целом; в частности же «путеводитель» на что-то постоянно отвлекался и не всегда успевал дать нужные указания.

Перед тем, как отправиться в номер, он решил немного перекусить, и знакомый служитель, встретивший его как родного, провел его в тот же самый «кабинет», принес чаю и фруктов. Обстановка ничуть не изменилась, и Владимир мог беспрепятственно обдумать случившееся за сегодня и поразмыслить над своими дальнейшими действиями.

Устраиваясь поудобнее, он неожиданно обнаружил дырку в перегородке, через которую можно было видеть происходящее в соседнем «кабинете», и Владимир, укоряя себя за подсматривание, невольно вновь и вновь возвращался к ней глазами. По ту сторону расположилась довольно живописная компания. Четыре фигуры, одна напротив трех, причем эти три напоминали собой матрешек. Первая фигура была очень солидной, равно как и сидевшая напротив нее, вторая – так себе, а третья – попросту щуплая. Причем эти три сидевшие в ряд имели каждая под левым глазом здоровенный фонарь, а сидевшая первой – солидная – еще и под правым. Они воздерживались от разговоров, очевидно, кого-то поджидая.

Действительно, вскоре знакомый служитель, – сама предупредительность, – подвел к ним какого-то важного господина и тут же, по своему обыкновению, исчез, предварительно задернув расписные занавеси и оградив тем самым «кабинет» от праздного любопытства присутствующих.

Пришедший, – невысокий толстячок, – присел и тут же приступил к изложению дела.

– Марр ха бах, ханум, – обратился он к отдельно сидевшей фигуре.

– Можно просто, – Гания, – отозвалась та.

Владимир опешил. Насколько ему было известно, «ханум» – это ведь восточное обращение к женщине?

– Мне порекомендовали вас как истинных мастеров своего дела…

– Нашего… – встрял щуплый.

– Нашего… – поморщился толстячок. – А отчего это у них под глазами сливы?

– Видите ли, ака, – пустилась в объяснения Галия-ханум, – совершенная случайность. Прослышав о том, что Синдбад-мореход набирает матросов для плавания в Индию, мы решили проникнуть к нему на корабль и помочь ему… хм… с реализацией товаров. Может быть даже, впоследствии поднять пиратский флаг и податься к побережью Сомали… Все шло прекрасно, мои соратники с честью выдержали экзамен и угощались фруктами, прежде чем приступить к исполнению своих новых обязанностей, как вдруг, неизвестно по какой причине, в комнату ворвался этот кошмарный слуга Синдбада и, без объяснения причин, выкинул их в окно. Клянусь, мы и словом никому не обмолвились о наших намерениях!.. Но перед тем, как случиться этому неприятному инциденту, к Синдбаду пришел какой-то посетитель, не иначе – сахир, и выложил ему все наши намерения…

– А почему вот у этого две сливы?

– Он вылетел первым, сахиб, когда рама еще была на окне…

Владимир поежился. Он опять оказался втравленным в какую-то неприглядную историю помимо своей воли.

– Ладно… Времени у нас немного, поэтому слушайте внимательно. Случилось так, что наш господин, да будет славно его имя во веки веков и сохранится у благодарных потомков как символ добродетели и справедливости, обеспокоился по поводу ведения хозяйства в его дворце. Только мудрому и рачительному хозяину, способному снизойти с высот забот о государстве и вникнуть в мельчайшие подробности быта своих недостойных подданных, могла придти в голову столь похвальная мысль. Завтра утром, сразу после завтрака, повелитель вселенной, переодевшись в халат простого слуги и перевязав щеку, словно у него болят зубы, дабы не быть узнанным, отправится с ревизией наличного дворцового имущества. И тут, о горе нам, о горе! – Он попытался выдавить из себя некоторое количество слез. После неудачной попытки, отхлебнув чаю, он продолжал. – Так вот, наш господин, да будет славно имя его… Нет, это я уже говорил. На чем я остановился?.. Ах, да, о горе нам, о горе! Надо же было случиться тому, что сегодня ночью мыши, обитающие глубоко в подземельях дворца, совершили дерзкий набег и повредили огромное количество ценностей. Любимые коты любимой жены халифа ничего не могли поделать с таким числом мышей, – а им не было числа, – и попрятались, дабы также не быть поврежденными. Не желая печалить любимого господина, его недостойные придворные взяли на себя труд восстановления ценностей, и унесли их к себе в своих недостойные жилища, чтобы сердце нашего господина не могло познать печали, при виде такого разорения. Подумайте сами, в каком мы оказались положении? Конечно, у каждого из нас имеется некоторое количество похожих ценностей… Да разве может быть иначе? Ведь наш господин отличается разборчивостью и по праву слывет знатоком ценностей от стран Магриба до царства Син. И каждый из нас, недостойных, старается хоть сколько-нибудь брать у него… то есть, с него, в этом пример, и заказывает одну-две вещи у тех же ювелиров, которые поставляют свои изделия ко двору. Но количество испорченных мышами вещей слишком велико, чтобы мы успели за имеющееся у нас ничтожное время восполнить недостающее… Так вот, вам требуется инсценировать кражу из дворца халифа. Вас четверо, поэтому работать каждому придется за десятерых.

Щуплый достал откуда-то манускрипт, развернул его и принялся бормотать:

– Кража… Из дворца халифа… Наказание… Мама!.. – пискнул он и повалился навзничь, потеряв сознание.

В свиток заглянул солидный, с двумя сливами.

– Не пойдет!.. – авторитетно заявил он и протянул свиток Галие-ханум.

– Что значит не пойдет? Что значит кража? Кто здесь говорит о краже? Речь идет о сохранении здоровья самого халифа, о чести его подданных, – наконец, о спасении мышей, которые, обитая под дворцом, в сущности своей являются его собственностью. Вам требуется всего лишь инсценировать кражу! И за эту инсценировку я готов заплатить хорошие деньги!..

– Минуточку, господин, не могли бы вы на пару минут оставить нас одних? – ласково попросила ханум.

Тот нахмурился, но вышел. Владимир осторожно выглянул из своего закутка, поэтому того, что происходило в соседнем, просто не видел. Но когда через минуту, постояв около певцов и бросив им пару монет, толстячок вернулся, каждый из троих, за исключением, разумеется, ханум, имел по две сливы (а солидный еще и красный нос) и был согласен на все.

– Значит, так, – толстячок достал из кармана папирус, и вся компания дружно в него уткнулась. – Вот здесь, на плане, в этом месте стены дворца, обозначенного буквами мим и джим, есть потайная дверь. Просунув руку вот под этот саксаул, найдете рычаг. Вот этот камень отодвинется в сторону, и вы проникнете в помещение со сложенными светильниками. Их давно собирались выбросить, но как-то руки не доходили. Эти светильники вы вынесете и сложите снаружи у стены. Откроется дверь. Сразу за дверью, с правой стороны, будет стоять восковой страж. У него в поясе вы найдете ваши деньги. Оставив следы взлома, вы спокойно удаляетесь вот в этот дом у городских ворот, где получаете необходимую экипировку. Применив ее, рано поутру, как только будут открыты городские ворота, исчезаете из города. Главное, успеть до окончания завтрака. Потом будет объявлен план «Перехват» и ворота будут закрыты.

– А если нас все-таки поймают? – дрожащим голосом осведомился щуплый.

Толстячок поморщился.

– На такие случаи берут с собой королевскую кобру… Но, думаю, до этого не дойдет. Если все сделаете как надо – не поймают. К тому же, всегда есть надежда обменять вас на кого-нибудь у дружественных правителей. Но кобру все-таки возьмите…

Они переговаривались еще некоторое время, после чего удалились. Владимир посидел еще немного и отправился к себе, полный противоречивых мыслей. Что делать? Отправиться к дворцу халифа и предупредить стражников? Но что он им скажет? Что готовится ограбление? Но ведь готовится всего лишь имитация. Что во дворце недостача драгоценностей? Но тогда ему придется иметь дело с хитроумными придворными, которые наверняка предусмотрели запасные варианты. И даже в том случае, если ханум и ее команда будут пойманы, они могут отговориться, что заняты всего лишь расчисткой здания от никому не нужных светильников. Ночью? Так ведь чтобы никому не мешать… Так ничего и не придумав, он незаметно для себя уснул.

…Он спал, и ему снилась арабская ночь, стена дворца халифа и четыре тени возле нее. Открылся потайной ход, и они принялись за работу. Поначалу светильники можно было передавать по цепочке, что они и делали. Затем пришлось выносить, и тут по причине спешки сразу же возникла неразбериха, кто-то кому-то несколько раз уронил светильник на ногу… Куча возле стены все увеличивалась, пока, наконец, все четверо, задержавшись дольше обычного, не выбрались наружу и не стали пересчитывать добытые честным трудом деньги. Результатом они остались очевидно недовольны, поскольку принялись размахивать руками и часто повторять (так казалось) слово «каждому». Насколько Владимир мог понять, полученная сумма составляла плату только одного участника, то есть четверть от обещанного. Военный совет закончился быстро – и вся четверка снова скрылась в отверстии хода. Вскоре, по очереди, с трудом протиснулись трое, с мешками на плечах. Отойдя на некоторое расстояние, они остановились и принялись поджидать четвертого, который задерживался и создавал тем самым ситуацию повышенного риска. Наконец, появился и он. Им оказался щуплый, по всей видимости, раздевший воскового стража, поскольку надетое на нем было ему явно не по размеру. Кроме того, под мышками он держал по большой головке сыра, которые его перевешивали то в одну, то в другую сторону. Чтобы сохранить равновесие, он поочередно откусывал то от одной, то от другой. Потом вся четверка скрылась в ближней улице.

…Утром же, вне зависимости от реальных ночных событий, Владимир, выйдя на улицу, испытал шок. Мимо него, облаченная в традиционный японский наряд, с зонтиком в руках, важно шествовала ханум, узнать которую можно было только по комплекции. На поводке она вела… То, что толстячок-придворный наименовал «экипировкой» представляло собой карнавального китайского дракона, – голову и длинный матерчатый балахон, блестевшей разноцветной чешуей. Внутри этого дракона, на четвереньках, прятались сообщники, шествовавшие один за другим. Позади дракона был приспособлен собачий хвост. Непонятно зачем, шествовавший последним щуплый, – а кто же еще мог шествовать последним? – время от времени делал неуклюжие попытки им помахать, в результате чего валился набок. Он находился в крайне приподнятом состоянии духа, поскольку вполголоса напевал: «Не желаем жить… эх! по-другому… Не желаем жить… ух! по-другому…»

Владимир, потеряв дар речи от увиденного, проследовал за ними к городским воротам, желая узнать, чем же закончится эта эпопея.

А закончилась она весьма обыденным образом. Подойдя к стражникам, ханум игриво подмигнула одному из них, после чего тот, выглядевший на ее фоне очень непрезентабельно даже с учетом надетых доспехов, поспешил их открыть. Второй все же заинтересовался зверем на поводке и поинтересовался:

– А это кто?

– А это мой любимый песик, – как могла приветливо ответила ханум. – Такса. Ужасно, какой умный. Песик, голос!

Гавкнули все трое, прятавшиеся внутри, причем невпопад и на разные голоса, но для нетребовательного стража этого оказалось вполне достаточно. Дама с собачкой беспрепятственно скрылась за городской стеной, при этом им не помешало даже то, что щуплый не переставал петь и делать попытки махать хвостом даже минуя стражников…

3

В соответствии с достигнутой накануне договоренностью, Владимиру следовало поспешить на причал.

– Чего надо? – недовольно буркнул джинн, когда он постучал по лампе.

– На причал надо, – в тон ему ответил Владимир. – Хватит дрыхнуть, дорогу показывай.

– Какой тут дрыхнуть! Сегодня открывается чемпионат пустыни по поло на верблюдах. Оазис Эль-Бид принимает оазис Аль-Кхобар…

– И кто выигрывает?

– Пока только принимает…

– Тебе нравится поло?

– Не то, чтобы нравится… А как средство немного заработать. Я тут поставил на Эль-Бид…

– А я и не знал, что у джиннов есть деньги…

– Я, собственно, рассчитывал на тебя.

– На меня?

– Ну да. Какая-то несчастная пара золотых…

– Сколько-сколько?

– Вообще-то я поставил десять, но это не важно.

– То есть как это не важно! – возмутился Владимир. – Вообще-то, хозяин лампы я…

– Опоздаешь на пристань, – рассудительно прервал его джинн. – Дойдешь до базарной площади, вторая улица направо. Потом вторая налево, и еще раз направо. В общем, не заблудишься…

Как легко догадаться, Владимир заблудился и попал на пристань, когда солнце взошло достаточно высоко. Здесь царил такой же оживленный беспорядок, что и на базаре. От кораблей на пристань были скинуты сходни, по которым сновали носильщики – на корабль с пустыми руками и корзинами, обратно – с полными. Величаво плыли огромные тюки, поскольку людей, тащивших их, видно не было, гвалт поднимался до самого неба, было ужасно пыльно, а воздух пропитался странной смесью запахов морепродуктов, пряностей, свежеокрашенных тканей и много-много чего еще. Найти нужный корабль, когда тебя толкают и сжимают со всех сторон – дело нелегкое, но, к счастью Владимира, «Золотой ишак» оказался четвертым или пятым по счету. Узнать его оказалось просто – очень изящный двухмачтовый доу, в качестве носовой фигуры у которого имелась передняя половина разинувшего в торжествующем крике пасть зверя, в честь которого судно и было названо. Синдбад стоял на палубе и наблюдал за погрузкой товаров.

Владимир хотел было подняться к нему, но тот сделал упреждающий знак и сошел сам.

– Наше присутствие излишне, – сказал он. – Здесь вполне обойдутся без нас. Сегодня погрузка еще продолжится, а отплытие состоится завтра или послезавтра. Кстати, а вот и наш новый кок, Джасим аль-Луджайн. Можно просто Джасим.

Владимир взглянул в ту сторону, куда невежливо указывал пальцем Синдбад и во второй раз за короткое время был поражен. Джасим выглядел самым настоящим морским волком. Вместо одной ноги у него была деревяшка, и он был вынужден использовать костыль. На плече у него сидел и теребил огромную чалму здоровенный попугай. Во рту он держал мундштук кальяна, сам кальян был заткнут за пояс. В вороте распахнутого халата виднелась тельняшка. Кроме того, он был огромен, как айсберг, потопивший «Титаник». Он не шел, – он шествовал, – и разношерстная толпа плавно обтекала его, словно волны. За ним четыре совершенно бандитские личности, надрываясь, тащили огромный казан.

Кивнув Синдбаду, Джасим проследовал на судно.

– Говорят, в приготовлении плова ему нет равных. Он избороздил все моря и океаны, ходил под парусами многих знаменитых капитанов, и даже служил под началом самого капитана Зажажа… Ладно, приходи завтра, а у меня еще много дел…

* * *

Поскольку делать ему было нечего, Владимир отправился изучать местные достопримечательности, с которыми, правду сказать, было туго. Кривые улочки, похожие одна на другую как две капли воды, светлые оштукатуренные стены, довольно редкие прохожие, пальмы, врытые в кадках около некоторых домов – вот, собственно, и все. Рассматривать было нечего, делать – тоже, а тут еще джинн… С характерным звуком появившись из-за спины на уровни талии в количестве одной только головы, он с места в карьер принялся рассказывать о несправедливости и предвзятости судей, которая сплошь и рядом встречается не только в хозяйственных тяжбах, о верблюдах, которым, должно быть, что-то подмешали в воду или не так оседлали, о разной длины клюшках и неправильных изгибах их крюков, о том, что мяч круглый, а поле ровное… Владимир, поначалу отвлеченный своими мыслями, не сразу понял, о чем идет речь, но потом догадался, – сделанная джинном ставка вылетела в трубу. И почти сразу вслед за тем – какое зрелище он в данный момент из себя представляет. Откупиться от ноющего джинна было в данный момент наилучшим выходом, что Владимир, скрепя сердце, и сделал. После чего задался вопросом: насколько большой кредит ему открыт. Решив, что в сказке кредит должен быть сказочно большим, он выбросил эту мысль из головы.

А потом обнаружил, что заблудился. Идя с пристани, он придерживался правила правой руки, чтобы иметь возможность вернуться. Слушая джинна, он продолжал движение, в результате чего оказался на перекрестке, где использовать прежний принцип оказалось невозможным. В растерянности озираясь по сторонам, он вдруг услышал мелодичный звон, поднял глаза и увидел прямо над собой тонкий бронзовый полумесяц и несколько звездочек, подвешенных на цепочке к выступающей из стены деревянной балке. И приоткрытую дверь. Спрашивать дорогу у джинна не хотелось, – Владимир был на него рассержен, – и, осторожно войдя, он поднялся по лестнице на второй этаж к еще одной полуоткрытой двери, легонько постучал и, услышав «войдите», произнесенное напыщенным тоном, вошел.

Первое, что сразу бросалось в глаза, было чучело крокодила, свисавшее с потолка; полки с манускриптами вдоль стен, различные непонятного назначения приборы; в углу – три слона, стоящие на черепахе, и плоский блин земли поверх них, все вырезаны из ценных пород дерева. Потолок разрисован фигурами созвездий. Еще одна открытая дверь на винтовую лестницу. И пожилой, невысокого роста человечек, – типичный средневековый звездочет в расшитом золотыми звездами халате с широкими рукавами и островерхом колпаке.

– Чего тебе надобно, о юноша? – несколько покровительственно поинтересовался человечек. – Только знай, что я не занимаюсь дешевыми предсказаниями. Дешевые предсказания – удел невежд и глупцов, выдающих себя за обладателей тайного знания. Я же считаю, что знания должны принадлежать всем. Знание – сила. Только истинная наука может дать нам знания. Но истинная наука, представителем которой я являюсь, требует серьезных вложений, – только тогда от нее будет польза и отдача.

– Я ищу волшебные тавлеи, – ответил Владимир.

– Ни слова больше, о юноша! – вскричал человечек. – Волшебство, магия – это антинаучно, истинный ученый в них не верит. Для истинного ученого главным в познании законов естества является опыт и наблюдение, анализ которых позволяет эти законы познавать и анализировать. Идем, я покажу тебе…

Они поднялись по винтовой лестнице на крышу, где Владимир обнаружил самую настоящую обсерваторию, большие солнечные часы с погнутым гномоном и стоящие на них очень большие песочные часы, с колбами, расположенными друг к другу под углом. Внутри обсерватории помещался ну очень солидный телескоп.

– Вот, смотри! – трагическим тоном произнес человечек и театральным жестом указал рукой на все имевшиеся в наличии предметы.

Владимир смотрел и удивлялся, каким образом сюда могло занести изобретенный спустя как минимум восемьсот лет после правления Харун аль-Рашида телескоп.

– Я поверил глупцам, и как жестоко я был обманут! – продолжал между тем звездочет. – Они утверждали, что днем со дна глубокого колодца можно увидеть звезды… Сколько денег вложил я в то, чтобы создать этот совершеннейший, – пока он не заржавел, – механизм, для дневного наблюдения за ночными светилами. И что же? Целый год, в любую погоду, наблюдал я небо и вел тщательнейшие записи о своих наблюдениях. Целый год я надеялся разглядеть хоть одну звезду – увы, все мои старания были тщетными… В конце концов, я вынужден был оставить свои попытки, а этот прибор с той поры служит напоминанием мне о моей легковерности… Впрочем, на самом верху в наблюдательной трубе свила себе гнездо птица, так что, наблюдая теперь уже за ней, я могу сопоставить погодные явления с ее полетом.

Владимир более внимательно осмотрел трубу снизу доверху. На самом верху он увидел темную точку, на которую поначалу не обратил внимания, и которая при внимательном осмотрении оказалась любопытствующей вороньей головой.

* * *

Прервемся на короткое время, чтобы прояснить поставленный и разрешенный звездочетом вопрос и обратимся к небольшой статье В. Сурдина, опубликованной в журнале «Квант», № 1, 1994 год, которая так и называется: «Видны ли звезды днем из глубокого колодца?»

«Существует старое и довольно распространенное убеждение, что днем из глубокого колодца можно увидеть звезды. Время от времени это утверждают вполне авторитетные авторы. Так, более двух тысячелетий назад Аристотель писал, что звезды могут быть видны днем из глубокой пещеры. Несколько позже Плиний повторил то же самое, заменив пещеру колодцем. Немало писателей упоминало об этом в своих произведениях: помните, у Киплинга – звезды видны в полдень со дна глубокого ущелья. А сэр Роберт Болл в книге «Star-Land» (Бостон, 1889 г.) дает подробные рекомендации, как наблюдать днем звезды со дна высокой печной трубы, объясняя эту возможность тем, что в темной трубе зрение человека становится более острым.

Итак, видны ли звезды днем? Что говорит об этом эксперимент? Сознаюсь, у меня до сих пор не было возможности спуститься в очень глубокий колодец или залезть в высоченную трубу. Однако в разные времена находились любознательные граждане, пытавшиеся сами обнаружить «эффект колодца». Знаменитый немецкий естествоиспытатель и путешественник Александр Гумбольд, пытаясь увидеть звезды днем, опускался в глубокие шахты Сибири и Америки, но безрезультатно. В наши дни тоже есть беспокойные головы. Например, журналист «Комсомольской правды» Л. Репин в номере от 24 мая 1978 г. писал: «Говорят, что среди бела дня можно увидеть звезды на небе, если спуститься в глубокий колодец. Однажды я решил проверить, правда ли это, спустился в шестидесятиметровый колодец, а звезд так и не смог разглядеть. Только маленький квадратик ослепительно синего неба».

Еще одно свидетельство: опытный любитель астрономии из города Спрингфилд (штат Массачусетс, США) Ричард Сандерсон так описывает свои наблюдения в журнале «Skeptical Inquirer» (1992 г.):

«Как-то лет 20 назад, когда я работал практикантом в планетарии спрингфилдского Музея науки, мы с коллегами стали спорить об этом древнем поверий. Наш спор услышал директор музея Франк Коркош и предложил разрешить его экспериментально: он отвел нас в подвал музея, где начиналась высокая и узкая печная труба. В нее вела маленькая дверца, в которую мы смогли просунуть свои головы. Я помню чувство возбуждения от перспективы среди бела дня увидеть ночные светила.

Посмотрев вдоль дымохода наверх, я увидел сияющий кружок на фоне непроницаемой черноты печного нутра. От окружающей темноты зрачки моих глаз расширились, и клочок неба заблестел еще ярче. Я сразу понял, что с помощью этого «прибора» мне не удастся увидеть днем звезды. Когда мы выбрались из музейного подвала, директор Коркош заметил, что только одну звезду удается наблюдать днем в хорошую погоду: это – Солнце».

Итак, ночные звезды не видны днем из глубокого колодца, равно как и из высокой трубы…»

Любознательным читателям, которым хотелось бы узнать, почему так происходит, и насколько окончателен вынесенный выше вердикт, очень рекомендуем найти и прочитать указанную статью, из которой привели только малую часть. А еще лучше – журнал целиком, особенно тем школьникам, которые планируют связать свою взрослую жизнь с физикой и математикой.

* * *

– …Я вижу, ты интересуешься часами, – продолжал между тем звездочет. – И правильно делаешь, ибо в них сокрыта великая задача, требующая разрешения, без решения которой астрология так и останется астрономией. Днем, когда и так светло, солнце мешает видеть звезды, а ночью, когда солнца нет, как определишь ты нужное время? Для этого я заказал часы лучшему часовых дел мастеру Багдада, чтобы они могли отмерять ход времени всю ночь, от захода солнца и до его восхода. Но мастер, чтоб его лягнули разом сорок восемь мулов, оказался не таким хорошим, как отзывы о нем, и часы спешили. Я отнес их в починку другому мастеру, тот нагрел их и слегка подправил положение колб, так что часы стали отставать. Я обошел всех часовых мастеров Багдада, но так и не получил желаемого результата. Я махнул на них рукой и поставил здесь, в напоминание о том, что часы хороши до тех пор, пока не побывали в починке.

– А гномон? – полюбопытствовал Владимир. – Тоже дело рук часовщиков?

– Что?.. Нет, его погнули, когда тащили трубу…

Спускаясь по лестнице, Владимир запнулся на последних ступеньках и влетел в комнату, вытянув руки вперед, едва не потревожив чучело крокодила.

– Этого дракона мне привезли из болот Мавераннахра, – услышал он позади себя голос ученого. – Его подстрелили, когда он собирался улетать на север. Но вернемся к началу нашей встречи. Как опытному френологу, мне не составило ни малейшего труда распознать, что ты ищешь знания, и, следовательно, хотел бы стать моим учеником, но стесняешься об этом сказать. Не бойся! Алим аль-Уехиш видит насквозь суть вещей и умеет читать людские мысли. Итак, чем бы ты хотел заняться? Какой род науки для тебя предпочтительнее? Но учти, нумерологии я не обучаю. Это лженаука. Три раза предсказывал я конец света… Восемь раз от потопа и четыре раза от засухи, – восемь плюс четыре равно двенадцать, один плюс два равно три, – все правильно… Но ничего не сбылось, следовательно, изучение ее – пустая трата времени. Хорошо еще, я ни с кем не делился этими своими предсказаниями.

Владимир не знал, как ему отделаться от ученого и с честью выйти из создавшегося положения.

– Видите ли, – осторожно начал он, – я не то чтобы в ученики… Я отправляюсь в путешествие, и мне хотелось бы знать…

– Ни слова больше, о юноша! – воздел руки к потолку Алим. – Ты хочешь в совершенстве овладеть благородной наукой предсказаний. Тебе несказанно повезло, ибо лучшего учителя тебе не сыскать во всем Багдаде! Начнем прямо сейчас, с алеф… – Эти слова никак не вязались со сказанным им несколько мгновений назад, но эта мелочь его вовсе не обескуражила. Он достал с полки свиток, мешочек и положил на стол. – Смотри, сейчас я обучу тебя самому простому научному предсказанию всего лишь за пару золотых. Инвентарь потом купишь сам.

Он расстелил свиток на столе и прижал его какими-то минералами – это оказалось некое подобие (а может быть и сама) И Цзин.

– Видишь вот эти черты? – начал тем временем свои объяснения Алим. – Сейчас я подброшу монету, и в зависимости от того, какой стороной кверху она упадет, это будет означать…

Он достал монету, подбросил ее, и она укатилась за дверь. Было слышно, как она прозвенела по ступенькам на улицу. Он достал еще одну.

– Это будет означать… – Следующая монета застряла в трещине потолка – он слишком сильно ее подбросил.

– Будет означать… – достал он третью монету, выронил и потерял.

– Означать…

Сегодня был явно не его день. Подброшенная по всем правилам монета на этот раз угодила в трещину пола и встала на ребро. Со злости, он пнул ее ногой.

После этого, достав колоду карт, он вознамерился обучить Владимира азам (или алефам) научного предсказания по ним, но колода оказалась сильно поврежденной мышами и полетела в угол, сопровождаемая эмоциональным: «А, шайтан!»

Другой на его месте оставил бы бесплодные попытки, видя очевидное нерасположение звезд и насмешки судьбы, но не таков был истинный ученый Алим, чтобы признать свое поражение.

Основы научных предсказаний по кофейной гуще – вот что теперь ожидало Владимира. Достав очень красивый сервиз из алого фарфора, Алим собственноручно вскипятил лучшее арабское кофе в небольшом кофейнике, налил будущему ученику в миниатюрную чашечку, дождался, пока тот выпьет, – кофе и в самом деле оказался выше всех похвал, – а затем дал указание небрежным жестом выплеснуть остатки на стоявшее перед тем блюдо.

Первый блин оказался не то чтобы комом… Перед Владимиром оказалась совершенная копия известной картины Казимира Малевича, причем настолько совершенной, что лучшей трудно было себе даже вообразить. Вторая попытка закончилась построением совершенного равностороннего треугольника, третья – круга. После четвертой, – с образованием теперь уже объемного совершенного конуса, – Владимир от кофе отказался (он был хоть и очень вкусный, но одновременно очень крепкий), а ученый впал в ступор.

Воспользовавшись этим его состоянием, Владимир поспешил удрать, во избежание дальнейших попыток обучения научным предсказаниям. Но едва он успел быстрым шагом скрыться за ближайшим поворотом, как «плоп», – и торжествующий голос джинна:

– Теперь мы в расчете. Даже нет, ты мне остался должен кучу денег. Если бы не я, то такое учение разорило бы тебя вконец, не принеся никакой пользы. Понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать.

Стало совершенно очевидно, кто самым коварным образом нарушил законы вероятности; впрочем, на этот раз Владимир не рассердился, а улыбнулся и покачал головой. И почти сразу же услышал гул недалекой толпы. Толпу он не любил и старался держаться от нее подальше, но в данном случае не то, чтобы обрадовался… Поспешив на звук, он в конце концов, – совершив массу поворотов, хотя, казалось, вот-вот, и он увидит двигающуюся массу, – оказался в хвосте двигавшейся куда-то колонны. Ее участники гомонили все разом и бурно жестикулировали, так что совершенно невозможно было понять, чем вызвано и куда направляется столь представительное шествие. Решив на всякий случай держаться на расстоянии, Владимир чуть замедлил шаг, взяв за ориентир отдельного невысокого человечка, который метался позади всех, подпрыгивал и время от времени петушиным сорванным голосом восклицал: «Уважаемый!..», пытаясь, по всей видимости, до кого-то докричаться или же обрести себе партнера по обсуждению.

Людская река текла до тех пор, пока не встретила свободный объем в виде площади, который тут же и заполнила. Эта площадь, в отличие от уже виденных Владимиром, по всему периметру была обсажена пальмами, и на нее выходили ворота большого дома. Несмотря на то, что они были открыты, толпа вела себя почтительно и в открытые ворота не ломилась. Из окон домов, также выходивших на площадь, высовывались люди, и тут же принимались кричать и жестикулировать подобно стоящим внизу. Гвалт стоял невыносимый.

Не желая быть помятым, а также для того, чтобы лучше слышать и видеть происходящее, Владимир потихоньку забрался на пальму. Прямо напротив открытых ворот он увидел трех человек. Один стоял, согнувшись в три погибели, и держал на своих плечах, по всей видимости, жернов; двое других стояли по бокам и, как кажется, охраняли его, чтобы он не убежал. Выходило так, что человек с жерновом в чем-то провинился, его поймали и привели на суд. Быть свидетелем этого действа не хотелось, но и слезть Владимир уже не мог – площади забилась до отказа.

Внезапно все смолкло как по мановению волшебной палочки. Появились слуги кади, вынесшие помост. Затем вынесли по очереди стол, кресло, чернильницу, связку перьев, какие-то свитки. После чего появился сам кади – дородный и солидный, в богатых одеждах и с ослепительно сверкающим камнем на тюрбане. Заняв свое место в кресле, он проницательным взглядом окинул толпу, потом стоявшую перед ним троицу, потом веско произнес:

– Ну?

Стояла мертвая тишина. Никто не решался открыть рот. Затем в толпе обозначилось какое-то движение и из нее вылетел какой-то тощий участник. Громко восклицая: «Ты чего пихаешься? И вообще, ты кто такой?» – он попытался вернуться на прежнее безопасное место и скрыться тем самым от проницательного взгляда, но это ему не удалось. Не зная, что ему делать, он обернулся и был вынужден несмело приблизиться к кади, который поманил его пальцем. Оказавшись между ним и тремя замершими как памятники самим себе тяжущимися, он услышал повторное грозное:

– Ну?

– О справедливый кади, – заискивающим тоном начал тот. – Вот эти самые три брата: Али старший, Али средний и Али младший, живут на Гончарной улице, одним концом упирающуюся в городскую стену, а другим концом выходящую к дому кривого башмачника Вахида, дерущего втридорога за незначительную починку, которую, клянусь самой большой рыбой, выловленной в Тигре жестянщиком Иясом, хотя он только говорит, что поймал, в то время как сам купил ее на базаре у торговца Джандаля, и свидетелем тому был случайно проходивший мимо Муртада, приходящийся родственником тому самому погонщику верблюдов Насифу, который в прошлом году упал в колодец и обещал сто дирхемов тому, кто его вытащит, но когда одноглазый Равхан, – а надо тебе сказать, о справедливый кади, что у Равхана есть оба глаза, а прозвище свое он заслужил, когда взялся помогать кузнецу Тарику подковывать мула, и тот лягнул его так, что глаз заплыл и ничего не видел, пока луна вновь не стала молодой, а случилось это как раз при полной луне…

– Клянусь всеми пальмами великой пустыни, этот человек лжет! – вдруг вылетел из толпы какой-то правдолюбец. – Одноглазому Равхану подбил глаз не мул, а жена горшечника Бади, когда Равхан, желая насолить последнему, напугал верблюда и тот побил ему на базаре все горшки, выставленные на продажу…

– Как можно слушать человека, при звуке голоса которого у ишака уши вянут! – не стерпел третий ревнитель истины. – Верблюд не побил горшки, а сжевал кашемир ткача Дагмана, после чего его жена засунула тухлую рыбу в снадобья лекаря Зияда, которому принадлежал этот верблюд…

Выступление последнего оратора прорвало плотину. Теперь каждый желал высказаться и поправить предыдущего, попутно обвинив его во лжи и невежестве. Пришлось вмешаться справедливому кади.

– Тихо!.. – рявкнул он, и площадь мгновенно затихла. – Кто желает высказаться по существу рассматриваемого дела? Поднять правую руку!..

Поднялся лес рук: правых, левых и обеих сразу.

– Каждый будет выслушан, ибо так велит нам закон и справедливость. Но нужно соблюдать порядок… – Он дал знак одному из своих слуг, тот вынес и поставил перед столом кади пустой кувшин емкостью ведер этак в десять. – Чтобы не затягивать судебный процесс, пошлину в виде одного дирхема свидетель опускает вот сюда, – он кивнул на кувшин, – после чего приступает к даче показаний. Если даются ложные показания, свидетель должен опустить десять дирхемов. Все ясно? Приступаем.

В кувшин рекой полились деньги.

– Погодите! – спустя время вдруг спохватился справедливый кади. – А эти трое что здесь делают?.. – Он кивнул на все еще памятниками стоявшую перед ним троицу.

– Уважаемый!.. Уважаемый!.. – Владимир увидел наконец-то пробившегося к кади, чуть не плачущего маленького человечка. – Я капитан корабля, которому утром не хватило места у причала, и я был вынужден пристать по соседству, в ожидании, пока кто-нибудь не отплывет. Мои матросы завезли один из якорей на берег и ушли в город, присмотреть себе на базаре заморские диковины. Прошло немного времени, и вот появились эти трое. Двое из них, – те, что стоят по бокам, – все время бились об заклад и передавали один другому проигранные деньги. На мою беду один из них споткнулся об якорь.

– Этот жернов весит пять мин, – сказал он.

– Нет, семь, – сказал другой.

Они сцепились, перешли на личности и уже было схватили друг друга за бороды, когда первый из них сказал:

– Клянусь всеми жерновами Багдада, ты его не поднимешь!..

– Это я-то его не подниму? – возопил другой.

– Да, ты.

– Нет, это ты его не поднимешь. А вот он – поднимет. – С этими словами спорщик указал на третьего, не принимавшего в споре никакого участия.

– Кто – он? Он не может принести двух кувшинов воды из колодца не расплескав по дороге, и он – поднимет?

– Он не только поднимет, но и донесет его до дома справедливого кади!..

Слово за слово, этот третий поднял мой якорь, взвалил его себе на спину и понес. Поскольку якорь был привязан канатом, он потащил за собою корабль и выволок его на берег до половины, после чего канат оборвался. Но эти ишаки ни на что не обращали внимания!.. Я погнался было за ними, но тут набежали люди, которые также принялись заключать пари, и я никак не мог вернуть себе свою собственность, сколько ни пытался…

– Ничего не понимаю, – помотал головой справедливый кади. – Здесь слушается дело о верблюде и побитых горшках… Какое отношение к нему имеет твой якорь? Забирай его и проваливай, а не то я велю дать тебе палок!.. У вас есть что сказать по существу дела?.. – обратился он к трем братьям Али.

– А как же, господин кади! Конечно, есть… Тот верблюд как раз…

– Спокойно! – осадил их кади. – По очереди и за небесплатно…

В кувшин опять рекой полились деньги, а Владимир, тем временем, беспрепятственно слез с пальмы и отправился куда подальше от этого гвалта.

Ночевал он все в той же знакомой «гостинице».

* * *

Путешествие не задалось с самого начала.

Началось с того, что Владимир опоздал, и корабль отплыл бы без него, если бы рулевой и лоцман не разошлись в принципиальнейшем вопросе. Рулевой считал, что его место принадлежит ему по праву профессии, а место лоцмана в вороньем гнезде, откуда он должен своевременно сообщать изменения курса. Лоцман же полагал, что его место у руля не подлежит никакому сомнению и даровано ему едва ли не судьбой, и любой другой здесь является лишним, впрочем, как и большинство на корабле. Пока они орали друг на друга, Владимир бочком-бочком прошелестел на палубу и спрятался за мачтой.

В конце концов Синдбаду надоели пререкания, и он что-то вполголоса сказал рулевому, после чего тот демонстративно уселся у мачты, за которой прятался Владимир, и заявил, что не притронется к рулю до тех пор, пока этот ишак находится на палубе, а то и до самой Басры.

Одержав таким образом победу, лоцман лихо, как-то даже залихватски, проскочив две мели, намертво посадил «Золотого ишака» на третью. При этом первым за борт как из катапульты вылетел Джасим, за ним – сам незадачливый лоцман. В воде оказалась также добрая половина команды. Вынырнув, лоцман поднялся на ноги – глубина была приблизительно по пояс. Постояв немного и поглазев на дело своих рук, он махнул рукой, заявил: «А, делайте что хотите!» – и уплыл.

Дело принимало серьезный оборот и неизвестно чем кончилось бы, если бы на берегу случайно не оказался какой-то махараджа, путешествовавший в свое удовольствие с большей частью двора. Войдя в положение, он предоставил в распоряжение Синдбада своих слонов за небольшое вознаграждение, которое согласился получить товарами. Значительно облегченное судно было выведено на глубокую воду и вернулось затем к причалу, дабы восполнить понесенный урон.

Здесь, на причале, произошло две прелюбопытнейших встречи.

Во-первых, здесь обнаружились три брата Али, одетые не в меру скромнее вчерашнего. Будучи свидетелями всего происходившего, – а сбежалась поглазеть едва ли не половина Багдада, – они тут же затеяли спор, кто сильнее: слон или кит. Заключив пари, они куда-то отправились, по всей видимости выяснять мнение знающих людей, а может быть, за китом, поскольку слон в наличии уже имелся.

Едва они удалились, как их место занял вооруженный до зубов купец Саид, все еще разыскивавший похитителя своих товаров. Владимир был сильно удивлен, обнаружив, что купец, сидя на одном верблюде сам, на втором везет рыцарские доспехи времен то ли прошлых, то ли будущих Крестовых походов. Узнав, в чем дело, Саид тут же предложил Синдбаду сделку. А именно, считать того своим братом, воспринимать с момента заключения сделки все его неприятности и беды как свои собственные и тут же отправиться на поиски лоцмана, с последующим закапыванием последнего в бархан. За все про все он просил немного, – оставшиеся от расчета с махараджей товары. Синдбад начал было размышлять над сделанным ему предложением, но, к счастью, вмешался мокрый Джасим. После недолгого обсуждения, было принято решение о взаимной неприкосновенности неприятелей, то есть, при встрече Джасим не трогает Джавдета, а Саид – лоцмана, и участники несостоявшегося соглашения расстались, нельзя сказать, чтобы очень довольные друг другом.

Чтобы не проспать и не остаться на берегу, Владимир принял решение спать на корабле, в чем ему не препятствовали. Получив у капитана Синдбада под расписку набитый соломой тюфяк, Владимир устроился около борта, неподалеку от руля и подальше, насколько возможно, от причала. Кроме него на судне оставалась малая часть команды, – остальные использовали оставшееся до отплытия время для похождений на берегу, – для охраны уже погруженного товара.

Не спалось. Ясное чистое небо, плеск воды, – Владимиру упорно лезли в голову непрошенные воспоминания о часах, проведенных на рыбалке: ему нравилось ловить рыбу ночью. Воспоминаний было много, а времени до рассвета – не очень; обязательно нужно было выспаться. Поворочавшись некоторое время, он вдруг вспомнил о джинне и потер лампу.

– Ну? – буркнул заспанный недовольный голос. У Владимира потихоньку складывалось впечатление, что джинн находится попеременно в двух состояниях: или обедает, или спит, в результате чего любое вторжение в личную жизнь воспринимает в штыки.

– Ты, помнится, утверждал, что знаешь много сказок и умеешь их рассказывать?

– Вот как! – удивился тот. – Ты что, маленький, сказки слушать?

– Да нет. Понимаешь, что-то не спится, а завтра рано вставать…

– И ты хочешь, чтобы я рассказал тебе сказку? Или спел колыбельную?

Владимир возмутился. Интересно, а как бы вы поступили на его месте? И поставил ультиматум.

– Значит, так. Или ты мне сейчас расскажешь что-нибудь интересное, или я буду всю ночь тереть лампу! С перерывами. Будем бодрствовать вместе.

Джинн помолчал, видимо, осмысливая серьезность угрозы.

– Ну, хорошо, – наконец сдался он. – А если я тебе расскажу что-нибудь из жизни, ты от меня отстанешь?

– Отстану, – пообещал Владимир.

– Будь по-твоему. Века эдак три тому назад, повелел один царедворец, – имени его я уже сейчас и не упомню, – одному моему знакомому джинну, той же специализации, что и я, выстроить ему дворец на загляденье, неподалеку от Багдада. На берегу реки Гинды. Сколько трудов было вложено, не перечесть. Сколько раз смета пересматривалась в сторону увеличения – и того больше. Сам должен понимать, что это такое – строить дворцы на песке. А стройматериалы, а озеленение… Но, как бы то ни было, не смотря на объективные трудности, включая чуть не ежедневные контрольные приезды, дворец был отгрохан в соответствии с проектом и с минимальными перерасходом и переносом срока по отношению к первоначальному. Так что ты думаешь? Не успел владелец вступить в права обладания, как река стала мелеть, и за одно лето высохла так, что ее можно было и не заметить посреди песков. А без воды… О колодцах как-то не озаботились, акведук тоже не протянешь – оазисов поблизости – кот наплакал. В общем, вслед за исчезновением реки засохли пальмы, а там и сам дворец, быстро пришедший в полное ничтожество, был заброшен и оказался погребенным песками пустыни. Естественно, разразился скандал. Мой знакомый был обвинен в нарушении при строительстве естественной гидрологии и без выслушивания оправданий, по скором неправедном разбирательстве дела, отправлен на дно Марианской впадины. И что же потом выяснилось? А то, что какой-то царь, поставив себе в очередной раз целью завоевание мира, отправился воплощать эту цель в жизнь. На беду, одна из его любимых лошадей была унесена течением, и он решил наказать реку. Разделив свое войско пополам, вместо того, чтобы воевать, он поставил им боевую задачу выкопать отводные каналы, причем собственноручно посохом указал направление рытья. Три месяца – и реки как не бывало, так-то вот… А теперь – спи.

* * *

С рассветом жизнь на корабле закипела. Наученный горьким опытом, Синдбад не стал нанимать нового лоцмана, а договорился с капитаном соседнего корабля, также отправлявшегося поутру в плавание, следовать за ним строго в кильватере, не отнимая ветер. Во что обошлась сделка – неизвестно, но «Золотого ишака» больше не догружали. Отпустив корабль-поводырь на некоторое расстояние, Синдбад отдал команду сниматься с якоря. Сияющий как золотой динар рулевой занял свое место. Все прочие также.

Управление кораблем оказалось довольно своеобразным. Удобно устроившись в плетеном кресле посередине между двумя мачтами, Синдбад затеял разговор с Джасимом, который, будучи коком, от прочих дел был освобожден. Равно как и его четыре прислужника, таскавшие казан и вообще занимавшиеся камбузом. Оставшиеся в наличии матросы, включая Владимира, бестолково бегали по палубе, подчиняясь командам капитана, напрочь игнорировавшему морскую терминологию или относившемуся к ней с презрением. Все отдаваемые им команды сводились к неопределенному взмаху рукой или, в особых случаях, указанию перстом, с конкретизацией ослабить или подтянуть «вон тот канат». Было удивительно, как с таким подходом можно не только выходить в море, но и возвращаться обратно целым и невредимым. Правда, кто-то что-то говорил по этому поводу…

Джасим, кстати сказать, оказался не только превосходным коком, – достаточно было одного ужина, чтобы все сомнения отпали, – но и непревзойденным рассказчиком. Кроме того, морское дело он знал в совершенстве, а его рассказы обещали массу удовольствия. Как раз накануне он поставил на место, а если быть честным, то совершенно осрамил одного из матросов, позволивших себе высказать недоверие его знаниям. Случилось это так.

После ужина, все оставшиеся матросы (большая часть, как мы помним, отправилась провести последнюю перед выходом в рейс ночь на берегу) расположились вокруг кока, который рассказывал о своем плавании под парусами какого-то знаменитого капитана на остров Яву. Как и следовало ожидать, корабль угодил в страшнейший шторм, одна из мачт была сломана ураганом и улетела за борт. Но это еще не все. Перед тем, как навсегда исчезнуть среди волн, коварная мачта ударила в борт корабля с такой силой, что проделала отверстие, через которое хлынула вода. Судно, естественно, стало быстро тонуть.

– В тот страшный момент, когда все потеряли надежду на спасение, кто, как вы думаете, пришел к ним на помощь?

Слушатели, совершенно завороженные словами кока, перед глазами которых картина страшного кораблекрушения представала так, словно они сами были ее непосредственными участниками, только покачали головами, не зная, что и предположить.

– Конечно, это был я. Единственный, кто не потерял голову от ужаса, глядя в глаза приближающейся смерти и насмешливо улыбаясь ей прямо в лицо. Что, вы думаете, я приказал сделать, ибо от капитана уже нельзя было ожидать никаких приказаний?

Глаза присутствующих устремились на Джасима с немой мольбой. Он некоторое время наслаждался заслуженным вниманием.

– Никто из вас до такого не додумался бы. Так вот – я приказал прорубить днище, а когда увидел, что никто не в силах выполнить мою команду, схватил топор, спустился в трюм, и не смотря на обилие воды, несколькими взмахами исполнил всю работу сам. Корабль был спасен. К утру буря прекратилась, мы заделали дыры, поставили парус и благополучно достигли желанного берега, где в ближайшем порту встали в док и исправили все повреждения так, словно их и не было.

Слушатели не знали, что и сказать. Наконец, один из матросов не выдержал.

– То есть, ты утверждаешь, что, прорубив днище, спас корабль?

– Конечно, – невозмутимо ответил Джасим.

Матрос недоуменно переглянулся с остальными, хмыкнул раз, другой, а потом покатился со смеху. Начали улыбаться и остальные, считая рассказ кока очевидной байкой. Но тот выглядел воплощением спокойствия.

– Не веришь? – как-то обыденно спросил он и пожал плечами. – Подай-ка мне кувшин и бурав.

Тот принес.

– Гляди.

Джасим проделал два отверстия: одно в стенке кувшина, другое в донышке.

– А теперь лей воду вот сюда, – он указал на отверстие в стенке.

Как и следовало ожидать, попавшая в кувшин вода вытекала через отверстие в донышке.

– Понятно? – торжествующе спросил Джасим у оторопевшего матроса. – Та вода, которая вливалась через пробитый борт, утекала сквозь дыру, которую я прорубил в днище.

Все оторопели. Было принесено еще несколько кувшинов, и опыт повторен в разных вариантах. Выяснилось попутно, что отверстие в донышке должно быть больше по размеру, чем в стенке, иначе вода начинает скапливаться внутри. После чего в дело пришлось вмешаться капитану, иначе на корабле не осталось бы ни одного целого кувшина.

В общем, недоверие и самоуверенность были посрамлены, авторитет Джасима в морском деле поднялся на недосягаемую высоту, а Владимир пожалел, что выбрал не караванный, а морской путь в Индию.

* * *

В Индию, так в Индию… А куда еще добирались мореходы Египта и ближнего Востока? Попробуем найти ответ на этот вопрос, а заодно чуточку прикоснемся к очередной тайне…

Есть авторы, – и это прекрасно, – не только собирающие и систематизирующие интересные факты, но и излагающие их вполне доступным, занимательным и, самое главное, познавательным образом. К подобным авторам, вне всякого сомнения, можно отнести Николая Непомнящего, фрагмент книги которого «100 великих загадок Африки», М., Вече, 2008 год, мы приводим ниже. Ну а любознательному читателю, естественно, рекомендуем прочитать эту книгу целиком.

«В ста милях к северу от Сиднея в заповедных лесах национального парка Хантер-Вэли сделано открытие, споры о котором не утихают уже который год. В заповеднике обнаружена иероглифическая надпись, в которой, по-видимому, говорится, что египтянин Джесеб, сын достославного фараона Джедефры, внук божественного Хуфу, побывал в этой местности Австралии.

Об этих письменах было что-то известно уже в XIX в., но потом о них забыли. Прошло немалое время, и выветрившиеся, поросшие густой растительностью иероглифы снова нашли и расшифровали. Рядом с надписью из 250 иероглифов на камне высечено изображение бога Анубиса, что, очевидно, указывает на связь с Древним Египтом.

Содержание переведенного текста оказалось сенсационным. В нем рассказывается о египетской морской экспедиции, потерпевшей кораблекрушение у берегов Австралии. Вернуться назад, потеряв корабль, они не могли. Путешественники разбили лагерь на чужом берегу, пытались приспособиться к незнакомым природным условиям и ужасно страдали от всяких ядовитых тварей. Там также сказано, что они построили пирамиду.

В этой местности действительно имеется несколько построек, напоминающих по форме небольшие ступенчатые пирамиды…

Еще в 1909 г. Энди Гендерсон, австралийский фермер, ставил на своем участке новый забор. Дело было в Кэрнсе, Квинсленд. Его лопата стукнулась о кусок железа, который он отбросил не глядя. Но все же что-то привлекло его внимание, и он решил рассмотреть находку. Оказалось, что это старинная монета – очень ржавая и ничем не примечательная. Он все же принес ее в дом и положил на полку, где она пролежала больше полувека.

В 1965 г. в дом к внукам фермера попал гость-историк. Он заинтересовался необычной монетой и долго изучал ее. Когда ему сообщили, где и когда была найдена эта монета, он отказывался верить. Еще бы – на одной стороне монеты изображен рогатый Зевс Аммонский, а на другой – орел, оседлавший зигзаг молнии. Каждый из этих знаков – эмблема Птолемеев, династии египетских царей. Находка Энди Гендерсона относилась к эпохе Птолемея IV, правившего в Египте с 221 по 203 гг. до н. э. Такие монеты служили платой египетским солдатам.

А совсем недавно предположение о том, что египтяне в древности посещали Австралию, получило еще одно подтверждение. На полуострове Арнемленд, на дороге близ города Дарвин, мальчишки нашли странный на первый взгляд камешек. Он оказался маленькой скульптурой священного для древних египтян жука скарабея. Археологи датировали эту находку 1 тыс. до н. э.

Не забудем упомянуть и о том, что типично австралийские бумеранги были известны и в Древнем Египте. Деревянные предметы характерной для бумеранга формы находились, к примеру, в знаменитой гробнице фараона Тутанхамона. Египтологи полагают, что это, собственно говоря, не бумеранг, а оружие для охоты на птиц. Брошенная с силой изогнутая палка на лету ломала птице шею, и добыча просто падала на землю. Но опыты показывают, что египетские «охотничьи палки» возвращались назад, как австралийские бумеранги. Само по себе это ничего не доказывает, так как разные народы могли самостоятельно изобрести аналогичные по форме и действию орудия.

Все эти находки позволили найти ответ на вопрос: почему на стенах египетских храмов изображены люди, не похожие ни на один из покоренных египтянами народов. Вероятно, это жители загадочной Австралии, честь открытия которой можно отдать египтянам».

* * *

…Они продвигались вперед, можно сказать, черепашьим шагом. Река Тигр, не смотря на свои размеры, оказалась довольно мелководной, и приходилось постоянно маневрировать, чтобы не сесть на мель или не выскочить на берег. Реальный, то есть настоящий всамделишный Тигр, как правило, позволяет судам с низкой осадкой или плоскодонным добираться до Багдада, но уж никак не морским. Сказочный в этом смысле отличался от него немногим. Неизвестно, сколько миль удалось проделать за день, но незадолго до заката Владимир, изрядно издерганный и уставший, едва ли не валился с ног.

Продвижение в темноте было невозможно; корабли бросили якоря в прямой видимости друг друга. Кок и его команда отправились на берег, готовить ужин, – пока предоставлялась возможность не разводить открытого огня на палубе. Команда, закончив необходимые дела, отправилась вслед за ними.

Ужин был выше всех похвал. Владимир, еще недавно совершенно обессилевший, словно обрел второе дыхание, уписывая ароматный, рассыпчатый, льющийся тяжелой золотой рекой плов. Сказать, что Джасим был мастером своего дела – значит не сказать ничего. Он был волшебник, маг, звезда первой величины, непревзойденный в своем искусстве. Владимира так и подмывало взять и спросить его – вот так, напрямую, без всяких экивоков, – не знает ли он что-нибудь о волшебных тавлеях, ведь судя по всему, если он и не объехал весь свет, то уж большую половину объехал точно.

А потом команда расположилась на ночлег около костра, возле которого ворохом лежало все, что горит, в основном – доставленное рекой. Вскоре все погрузились в крепкий сон, и только Владимиру опять не спалось – скорее всего, сказывалось переутомление. Он вспомнил старинный совет охотников и рыболовов – если смотреть на огонь, засыпается быстро и крепко, придвинулся поближе к пламени, как вдруг…

За пределами отсвета, отбрасываемого костром, тьма стояла – хоть глаз выколи. В этой тьме раздался шорох и появилась собака. Унылая и понурая. Почти как изгнанная из дома в мультфильме «Жил-был пес». Вслед за ней показался старик, в смысле унылости и понурости ничем не уступавший собаке. Приметив сидевшего у костра насторожившегося Владимира, они, подволакивая ноги, направились к нему.

– Не позволишь ли ты, добрый человек, двум путникам, бредущим из конца в конец великой пустыни, немного обогреться у твоего огня, а то у нас целый день капли воды во рту не было, и голод терзает измученные долгим отсутствием пищи желудки? – спросил старик и тут же присел, не дожидаясь разрешения.

При ближайшем рассмотрении его вид как-то не очень соответствовал его словам, но, имея представление о строгом соблюдении законов гостеприимства на Востоке, Владимир предложил странникам отдых, пищу и воду.

Дважды никого из них уговаривать не пришлось. Старик мигом достал из своего видавшего виды хурджина две просто огромные миски и не менее огромную ложку, скорее походившую на черпак, – и оба странника воздали должное творению кока, каждый по три миски с горкой, – после чего, опорожнив по кувшину воды, один из них придвинулся поближе к огню и уснул, – это был пес, солидно увеличившийся в размерах, а второй протянул руки к огню и некоторое время сидел молча. Затем заговорил.

– Спасибо тебе, добрый человек, за то что спас нас от неминуемой смерти. Чем отблагодарить мне тебя за твою доброту? Нет-нет, не возражай, – замахал он руками, хотя Владимир и не думал возражать, – твой поступок достоин не только похвалы, но и вознаграждения. Я не обладаю богатством, – сказать по правде, у меня и ломаного дирхема не найдется, – но зато у меня есть знания, которые могут тебе пригодиться и которыми я охотно с тобой поделюсь. Видишь ли ты вон там, – он махнул рукой куда-то в непроглядную темноту, – высокую гору? Хотя о чем я спрашиваю? Твой юный взгляд способен разглядеть нору песчаной лисицы за два фарсанга, в то время как я не способен увидеть слона на расстоянии протянутой руки… У этой горы много названий, и каждое из них страшнее предыдущего, каждое предостерегает безумца, решившегося искать за ней своей судьбы. Мне рассказывал мой дед, а ему его дед, а ему… В общем, много поколений назад, когда полноводная, – не то что сейчас! – река приносила своими разливами плодоносный ил на окрестные поля, – воткни сухую палку, – и она становилась прекрасным деревом, – а берега ее украшали множество цветущих пальм, здесь стоял великолепный город. Увы, в это трудно поверить, поскольку сейчас ты не найдешь ни единого следа его былого великолепия, как, впрочем, и любого иного следа. И жил в этом городе прекрасный юноша, влюбленный в прекрасную девушку, но родители всячески противились их браку. И вот случилось так, что его единственная верблюдица удалилась из города и пропала. Тщетно искал он ее по окрестностям, тщетно призывал ее по имени и сулил угостить сладкими фруктами, девушка была покорна воле родителей и не соглашалась бежать с ним.

– Девушка? – не понял Владимир.

– Ну не верблюдица же… Ты слушай, что было дальше. Он обратился к лучшим предсказателям города, и те, посовещавшись, большинством голосов решили, что пропавшую верблюдицу следует искать за горой. И вот юноша, оплакивая разлуку с любимой…

– Верблюдицей? – опять не понял Владимир.

– Какой верблюдицей? Девушкой… Если ты будешь меня сбивать, я до утра не закончу!.. Так вот, попрощавшись на всякий случай с родными, своими, и девушки, и девушкой, он поднялся на гору, и с тех пор его больше никто не видел…

– И что же с ним такое случилось? – поинтересовался Владимир.

– Наверное, спустился по другую сторону… Но слушай, что было дальше. У пропавшего юноши был брат, у которого тоже были верблюдица и любимая девушка. Не дожидаясь, пока она пропадет (Владимир благоразумно не стал уточнять – которая из двух), он тоже поднялся на гору, и тоже исчез. Вскоре один за другим исчезли все жители города, потом ушли домашние животные, река обмелела, пальмы засохли, а песчаные бури стерли город с лица земли. И вот, остались только мы, с моим верным псом, и нет нам иного пути, как туда, куда ушли наши предки. Но человек слаб, и я никак не могу решиться, – он попытался выдавить из себя слезу, потерпел неудачу и ограничился жалобным всхлипыванием. – Когда-нибудь, я обязательно это сделаю, но пока вынужден скитаться здесь, без крова, воды и пищи, в поисках добрых людей, которые иногда способствуют нашему выживанию несколькими монетами…

Владимир вздохнул и протянул старику несколько золотых. Тот жадно схватил их, сунул в пояс и стал поднимать собаку.

– Куда же вы пойдете, ночью? – спросил Владимир. – К тому же, ты, кажется, собирался дать мне какой-то мудрый совет?

– Если вернусь, то обязательно исполню свое обещание. А сейчас – мне пора. Сколько можно откладывать? Что мне терять в моем возрасте, чего бояться? Прощай…

Странная пара растворилась в ночи, а Владимир, проведя некоторое время в недоумении, последовал совету бывалых охотников-рыболовов и скоро уснул.

Проснулся он, когда капитан в авральном порядке поднимал разоспавшуюся команду, поскольку корабль-поводырь уже снимался с якоря.

– Быстрее, пошевеливайтесь, завтракать будете сухим пайком, – подгонял он матросов, а потом вдруг замер и пробормотал: – Странно…

Владимир, быстрым шагом направлявшийся к лодке, на всякий случай приостановился.

– В этих местах обычно бродит старик с собакой, плетет небылицы и клянчит деньги у доверчивых проезжающих. Ты ночью никого не видел?..

– Нет, – на всякий случай соврал Владимир, затем поинтересовался: – А правда, что здесь некогда был город, ныне исчезнувший, и вон та гора пользуется дурной славой, поскольку никто, взошедший на нее, не возвращается?..

– Ты точно никого не видел ночью? – подозрительно осведомился Синдбад и, снова получив отрицательный ответ, пояснил. – Город – не город, а так, небольшое селение. Очень давно, я тогда еще не родился. А потом один из жителей случайно взошел на ту самую гору, о которой ты спрашиваешь, и увидел, что лежащая позади нее равнина гораздо более приспособлена для жизни. Не будь дурак, он тайно от всех переселился туда. За ним – другой житель. Но как только они, дабы отпугнуть прочих охотников хорошей жизни, пустили слух о проклятии, жители селения, смекнув, в чем дело, переселились туда все до единого. Обнесли равнину стенами, обустроились, и теперь там в самом деле город, – говорят, не беднее Багдада…

– А старик? – спросил Владимир.

– А что старик? Он сам оттуда. К тому же, говорят, и не старик он вовсе, а местный макр, хитрец, который переодевается да доверчивых дурит…

4

…Потянулись дни, похожие один на другой. Пейзаж вокруг был достаточно однообразен, но у Владимира совершенно не оставалось времени любоваться красотами, даже в случае их наличия – работы на корабле у матросов оказалось предостаточно. Одно дело – восхищаться величественно парящим над волнами парусником и слушать рассказы бывалого морского волка (брат одного из его друзей ходил на «Крузенштерне»), и совсем другое – попробовать все на собственном опыте. Все с нетерпением ждали, когда, наконец, Тигр сольется с Евфратом, – тогда большая вода уменьшит количество совершаемых маневров, – пока же матросы находились в постоянном напряжении.

Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/sergey-timofeev-18493108/volshebnye-tavlei/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Жанр: Героическое фэнтези, Попаданцы
Теги: приключенческое фэнтези, сказочные миры, сказочные приключения
Язык: Книги на русском языке
Объём: 400 стр.
Дата написания: 2019
Возрастные ограничения: 12+
ISBN: 978-5-900782-31-7
Дата выхода книги: 26 августа 2019
Версия: 📚 Электронная книга

Продолжение романа «Просто сказка», герой которого, отправившись в ближайший лесок с туристическими целями, неожиданно угодил в самую настоящую сказку. Действие этой книги разворачивается на сказочном Востоке. В поисках волшебных тавлей, понадобившихся старцу Анемподисту, герою предстоит совершить увлекательное путешествие с Синдбадом и его командой, а также узнать кое-что интересное.

Как скачать книгу - "Волшебные тавлеи" в fb2, ePub, txt и других форматах?

Нажмите на кнопку "полная версия" справа от обложки книги на версии сайта для ПК или под обложкой на мобюильной версии сайта
Полная версия книги
Купите книгу на литресе по кнопке со скриншота

Если книга "Волшебные тавлеи" доступна в бесплатно то будет вот такая кнопка
Выполните вход в личный кабинет на сайте ЛитРес с вашим логином и паролем.
В правом верхнем углу сайта нажмите «Мои книги» и перейдите в подраздел «Мои».
Нажмите на обложку книги -"Волшебные тавлеи", чтобы скачать книгу для телефона или на ПК.
В разделе «Скачать в виде файла» нажмите на нужный вам формат файла:

Для чтения на телефоне подойдут следующие форматы (при клике на формат вы можете сразу скачать бесплатно фрагмент книги "Волшебные тавлеи" для ознакомления):
- FB2 - Для телефонов, планшетов на Android, электронных книг (кроме Kindle) и других программ
- EPUB - подходит для устройств на ios (iPhone, iPad, Mac) и большинства приложений для чтения
Для чтения на компьютере подходят форматы:
- TXT - можно открыть на любом компьютере в текстовом редакторе
- RTF - также можно открыть на любом ПК
- A4 PDF - открывается в программе Adobe Reader
Другие форматы:
- MOBI - подходит для электронных книг Kindle и Android-приложений
- IOS.EPUB - идеально подойдет для iPhone и iPad
- A6 PDF - оптимизирован и подойдет для смартфонов
- FB3 - более развитый формат FB2
Сохраните файл на свой компьютер или телефоне.

Видео по теме - Театр ТЮз "Чаплин-Холл" Санкт-Петербург. " Волшебная ёлка"

Книги серии

400 стр.

12+

Сергей Тимофеев

#1 Просто сказка

420 стр. 1 иллюстрация

12+

Сергей Тимофеев

#3 Как стать оруженосцем

Книги автора

330 стр. 302 иллюстрации

Сергей Тимофеев

Photoshop CS3: Обучающий курс

50 стр. 1 иллюстрация

18+

Сергей Тимофеев

Утро в стране интровертов

440 стр.

16+

Сергей Тимофеев

Из того ли то из города…

440 стр.

16+

Сергей Тимофеев

Как из далеча, далеча, из чиста поля…

400 стр.

12+

Сергей Тимофеев

#1 Просто сказка

420 стр. 1 иллюстрация

12+

Сергей Тимофеев

#3 Как стать оруженосцем

Книга - Волшебные тавлеи

Как скачать книгу - "Волшебные тавлеи" в fb2, ePub, txt и других форматах?

Книги серии

Книги автора

Рекомендуем

Добавить комментарий Отменить ответ