Книга - Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок

Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок
Владимир Д. Бурбелюк


Факты, события, изложенные в романе, являются апперцепцией и проявлением спонтанной активности души, источником единого потока сознания. Некоторые герои – реально существовавшие исторические личности, некоторые вымышлены, а некоторые носят измененные данные о себе.





Владимир Бурбелюк

Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок


Равновесие всегда справедливо, ибо исходит от Бога.

    La Bruyre, Jean de (1645–1696) Французский мыслитель Жан де Лабрюйер (1645–1696)


© Бурбелюк В.Д., 2018

© Оформление. Закрытое акционерное общество «Научно-технический центр исследований проблем промышленной безопасности», 2018




Вступление


Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. Французы, он и она, тесно держась под руки, шли по привокзальной площади Краевого центра. Одетые оба в куртки цвета хаки, культовые среди молодежи на Западе со времен «Фракции Красной Армии» (нем. RAF, Rote Armee Fraktion)[1 - Леворадикальная террористическая организация, основанная в 1968 году Андреасом Баадером, Гудрун Энслин, Хорстом Малером, Ульрикой Майнхоф. Организована по образцу южноамериканских партизанских групп. Ее участники рассматривали свою деятельность как городскую партизанскую войну, направленную против государственного аппарата и класса буржуазии.] и голубые расклешенные джинсы. Они значительно выделялись среди невнятно, тускло и однообразно одетых жителей города. Издалека было трудно определить, где мужчина, а где женщина. Примерно одного роста, с длинными, каштанового цвета волосами, удивительно, почти одинаковыми чертами лица.

Промышленный смог, прочно осевший в городе, где люди и предметы переставали представать в реальном виде, а смотрелись, имея зыбкие, подрагивающие, даже размытые, незавершенные очертания, в каком-то непонятном, едва заметно пульсирующем виде. Громадное скопление постоянно работающих заводов, фабрик, машин и механизмов, испытательных станций и полигонов, гидролизных цехов, электровозов и паровозов в этой большой кузнице оборонной промышленности, производившей военную продукцию, не переставая, не останавливаясь ни на минуту, постоянно создавало эту пелену, основательно накрывшую город и окрестности.

Французы, не торопясь, преодолели площадь, разом перепрыгивая через трамвайные пути, и подошли к железнодорожному вокзалу.

Перед самым входом в здание стоял памятник, помпезная фигура то ли кузнеца, то ли сталевара, около которого они остановились. Француженка прикоснулась ладонью к чисто вымытому, поблескивающему мрамору, провела рукой и, обернувшись, поманила рукой спутника. Тот подошел ближе, положил широкую ладонь на камень и, подняв голову, проговорил какую-то фразу, глядя на искаженные каким-то невероятным усилием черты скульптуры. Она улыбнулась и кивнула головой. Коротко свистнул паровоз на путях.

Пара обошла памятник, повернула направо, вдоль кованой ограды, отделявшей привокзальный скверик от первого, главного перрона, в самый его конец. Там, на конечной остановке, с визгом разворачивался трамвай, а между двумя ларьками, как между башнями, начинались ступеньки подъема на длинный навесной пешеходный переход через железнодорожные пути.

Солнце, по-сентябрьски не высоко приподнявшееся над горизонтом, бросало длинные тени домов, деревьев, фонарных столбов и редких людей на улицах. Казалось, город только начинает просыпаться. На самом деле давно заведенный ритм Краевого центра продолжался, как обычно, в это время, заканчивалась третья заводская смена и начиналась первая.

Рядом с остановкой трамвая французы наткнулись на продавщицу пирожков подле выставленного на асфальт бака, обмотанного рваным стеганым одеялом для сохранения тепла. Из щели под закрытой крышкой клубилась тонкая струйка пара. Отсчитав монетки, они купили по пирожку и тут же, не отходя, начали есть, вначале осторожно откусив по первому кусочку и внимательно глядя друг на друга, а потом, основательно раскушав, взяли еще.

Обтерев пальцы выданными к каждому пирожку квадратиками плотной канцелярской бумажки, он достал коробочку для свертывания самокруток, изготовил сигарету, передал спутнице, потом сделал себе.

Они отошли в сторону да так сладко затянулись, выпустив тонкими облачками дымок, что оперативникам из группы наружного наблюдения[2 - Наружное наблюдение (НН) – негласное наблюдение за поведением и действиями разрабатываемых и других интересующих органы госбезопасности лиц во время их нахождения на улице, в общественных местах или при передвижении на транспорте, осуществляемое силами разведчиков службы наружного наблюдения органов КГБ по заданию оперативных подразделений.] самим захотелось так же вкусно закурить.

Продавщица пирожков, поставив руки в боки, неодобрительно смотрела, как они, покуривая, о чем-то тихо, со смехом переговаривались. Не найдя рядом урны, он завернул окурки в промасленные бумажки от пирожков и положил к себе в карман.

Около начала лестницы на переход он взял ее под локоть, и они, также плотно прижавшись, стали осторожно подниматься по разбитым ступенькам.

Начальник группы сообщил по радиотелефону в Краевое управление КГБ, что «объекты»[3 - Объект наружного наблюдения – лицо, за которым по заданию оперативного отдела ведется наружное наблюдение. Объектами наружного наблюдения обычно являются лица, разрабатываемые или проверяемые органами КГБ в связи с поступлением данных об их враждебной деятельности.], минуя вокзал, двинулись по пешеходному мосту через железнодорожные пути. Два оперативника в пешеходном режиме, далеко разделившись, «потащили»[4 - Специальный термин в наружке, означает наблюдение за объектом слежки.] их, а машине наблюдения пришлось на высокой скорости мчаться в объезд через весь район до транспортного моста через железку и подъехать к переходу с другой стороны, где стоял один из двух наблюдателей, переминаясь с ноги на ногу от ожидания.

Вскочив в машину, он показал рукой направление, но они, проехав сотню метров по узкой пустынной улочке, вынуждены были остановиться. Наблюдение пришлось продолжать издали. Появление в такое раннее утро непонятных людей, тем более автомобиля «Волга», здесь, в обветшалом рабочем районе, сейчас, в раннее воскресное утро, было бы явно не к месту.

«Правильно работают эти двое! Квалифицированно ушли на пустой пешеходный мост через железку и подрезали мобильное наблюдение! – подумал начальник группы. – Надо было им очень хорошо постараться и как следует облазить все вокруг, чтобы подобрать такое место, да еще подходы к нему!»

Он знал, что заказ на эти объекты поступил позавчера. «Иници атор»[5 - Оперативное подразделение или руководитель оперативной группы? по постановлению которых дается команда на наружное наблюдение.] неофициально сообщил, что они научные работники, аспиранты-стажеры из Франции, впервые в городе, приехали в четверг, а через два дня, в субботу, с утра, другая бригада подразделения наружки[6 - Скрытое наблюдение (наружное наблюдение, сленг. – слежка, наружка, хвост) – комплекс мероприятий, которые проводят оперативные службы в рамках оперативно-разыскной деятельности по скрытому, негласному либо зашифрованному визуальному наблюдению за лицом, представляющим оперативный интерес, в целях получения о нем и его образе жизни максимально полной информации. В СССР служба наружного наблюдения имелась у органов государственной безопасности (с 1954 г. 7-е управление КГБ).] упустила этих ученых. Оперативники группы, пометавшись по району, так и не смогли ухватить их, и те «ушли» на три часа, пока не вернулись «на адрес». На «разборке» понять-то поняли, каким образом «груз»[7 - Специальный термин в наружке, определяет объект слежки.] незаметно оторвался и исчез, но откуда эти новички в городе могли знать о проходном подъезде в доме?!

Сегодня его смена «приняла»[8 - Начало проведения оперативной работы, которое фиксируется документально.] их и пока все шло нормально. Трудно, замысловато, но вполне терпимо. Сложный для наружного наблюдения райончик: пустые улочки, ни души, бригада просматривается, как вошь на ладони! Словно по заказу, эти научные сотрудники все учли и приготовились! А тут еще туман!

Привычный для начала осени туман незаметно, словно ниоткуда, появился в жилом квартале за вокзалом, куда спустились французы. Поначалу возникли островки тумана, стелящегося низко над землей, еще прозрачные и легкие, которые постепенно, сливаясь и разрастаясь, становясь плотными, почти свинцовыми, заполнили пространство между двухэтажными деревянными домами барачного типа, по-быстрому поставленных в первый послевоенный год. Продвигаясь, теперь уже быстро, далеко вперед, туман накрыл небольшой чахлый скверик в конце квартала и покатился было дальше, однако был остановлен высокой заводской стеной, проходившей рядом, даже, можно сказать, совсем вплотную к границе сквера, обсаженного низкорослым кустарником. Беззвучное, почти мистическое, настойчивое движение этой мглистой, плотной массы пошло по стене, достигая ее края и, переваливаясь кое-где сквозь натянутую поверху, в четыре ряда ржавую колючку, местами изрядно провисшую, а кое-где и вовсе сгнившую от времени.

«Это «заготовка», – окончательно убедился в своем первом предположении, сделанном еще вчера в отделе, на разборке, начальник бригады. Анализируя дальше, он прикидывал: – В новом, чужом для них городе так профессионально уйти, как вчера, или вот, как сейчас, проложить такой невероятно исключительный маршрут! Нет, здесь кто-то заранее поработал! Сделаю это предположение в рапорте. Тогда становится понятным! Ах, черт, если это действительно так, то нам надо быть на стреме постоянно! Могут выкинуть еще не то! Ну, вот чего им в такую рань идти в этот рабочий квартал с домами коридорного типа?! Тут нет ни музеев, ни тебе кинотеатров. Даже занюханного кафе, не говоря уж про рестораны! У них наверняка намечается дело! Скорее всего, выдвигаются на акцию!»

– Докладывай, что там? – Он повернулся к сидевшему сзади оперативнику с рацией.

Тот махнул рукой на крышу сарая во дворе дома, куда они, затаившись, въехали, там неловко примостился коллега с мощной телекамерой и переносной рацией.

– Началось движение вон в том скверике! – Оперативник показал в сторону чахлого скверика вдали, уже окутанного туманом, включил рацию погромче, откуда задребезжал металлический, искаженный голос наблюдателя с крыши сарая:

– Появился «контакт»[9 - Объект наружного наблюдения, лицо, неожиданно вступающее во взаимоотношения с объектами наружного наблюдения.] со стороны домов левее, от группы деревьев. Вероятно, там прятался до появления «груза». Принес предмет, похожий на планшет, или доску в коричневой оберточной бумаге. Держит пальцами за край, значит, он нетяжелый. Вступили в контакт и продолжают разговор.

Встречу «объектов» с «контактом» издалека отсняли на камеру, съемка была некачественной, туман уже закрыл весь сектор наблюдения.

«Да уж, туман, туман! Ну, как назло, вот чего он сейчас вылез, откуда только взялся на нашу голову!» – Обида на погодные условия была сильной, а потом, уж совсем некстати, в голове закрутилась музыкальная фраза из песни, которую постоянно крутили на радио: «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги». Такой бодренький, проникновенный комсомольский баритончик! Начальника смены передернуло, еще и полгода не прошло, как привез тело погибшего сына с БАМа[10 - Байкало-Амурская магистраль, Всесоюзная комсомольская стройка. Железная дорога, которая должна была соединить г. Тайшет на Транссибе с г. Комсомольском-на-Амуре. Исполинская «кровавая» стройка, которая до сих пор ассоциируется с улыбчивыми молодыми романтиками, не боявшимися трудностей. Подсчитано: БАМ 1 метр – 1 человеческая жизнь!]. Он тяжело вздохнул: «Вот сука, завлекает пацанов за туманом ехать! Вкалывать за песни у костра, да кашу из котла! Провокатор!» – и снова окинул взглядом рабочую территорию.

– Вроде как заканчивают встречу! – доложил по рации оперативник с крыши сарая. – «Контакт» передает им планшет и забирает у них! Наблюдаю небольшой пакет. Кладет во внутренний карман куртки. Пошла концовка!

«Теперь наступает самая главная фаза! Начинаются ребусы и кроссворды! – Начальник группы напрягся, не любил он концовки, всегда непредсказуемые. – Надо решать, какие будут их действия! Ясное дело, вместе не пойдут, будут расходиться. А вот как? Эта парочка пойдет «на адрес», обратно, через переход, а куда двинет «контакт»? Куда? К автобусной остановке, за три квартала, который ходит тут раз в час? Ну, может, тормознуть в сквере до их ухода и потопать той же дорогой, это хорошо, и мы его «погрузим», или…»

Ему в голову вдруг пришла неожиданная, даже невероятная мысль, и от этого, заволновавшись, он не сразу смог правильно поставить задачу, отрывисто давая указания своим «негласникам»[11 - Сотрудник органов госбезопасности, негласный сотрудник негласного штата, принадлежность которого к органам государственной безопасности зашифровывается перед окружающими людьми, так как его оперативная деятельность связана с выполнением специальных мероприятий, требующих строгой конспирации. В негласном штате состоит большинство сотрудников службы наружного наблюдения, оперативно-технических и некоторых других подразделений КГБ.].

– Держать «контакт»! Немедленно! Кто-нибудь! Бегом к стене! Приготовиться! Через забор! Как угодно! Но быть там! Он не пойдет с ними. Может пойти заводом, через заводскую стену! Подхватывай его! – охрипшим голосом взволнованно приказал бригадир.

Один из оперативников опрометью бросился по параллельной улице к заводской стене.

– Встреча продолжается уже больше пятнадцати минут, – сообщил наблюдатель на крыше, – они заканчивают, прощаются, пожимают руки, снова говорят. Сейчас «объекты» начали движение в нашу сторону, скорее всего к пешеходному мосту. «Контакт» пошел в противоположном направлении.

Рация замолкла, было слышно только дыхание наблюдателя, потом снова возник его голос.

– «Контакт» начал обходить клумбу в сторону заводской стены, побежал к стене, – взволнованно сообщил оперативник, – прыжком достал край руками, подтянулся до пояса, перевалился за стену и нырнул туда. Там даже колючки не было! Подготовился, гад! Ни хера себе, стенка больше двух метров!

– Отставить ненормативные выражения! – пресек начальник, обескураженный таким развитием оперативной обстановки. И злясь на себя, что поздно сообразил: – Продолжаем вести «объекты»! – А про себя подумал: «Может, мой парень возьмет его там, за стеной!»

Двое оперативников «потащили» французов, а машина поехала в обратный путь к привокзальной площади, там для контроля объехала несколько раз всю территорию, потом взяла курс к общежитию университета, где проживали наблюдаемые, которые через полчаса и появились. Оперативники пешего наблюдения доложили, все в обычном порядке, объекты зашли в магазин, купили продукты, постояли около афишного табло и вернулись домой.

Начальник группы посмотрел на часы, скоро прибудет смена. За все время работы в «наружке» он никогда никого не «терял», а сегодня случилась большая неприятность. В другой бригаде наблюдения эти объекты вчера только ушли, а у него случилось похуже. Потерян «контакт»! «Откуда они свалились на нашу голову! Всего третий день «ведем» их, а уже столько поднасрали они нам, – раздраженно подумал он. – Давненько мы в таком напряге не работали! Как хорошо, что я все же сообразил, догадался о действиях «контакта». Правда, поздновато допер, жаль! Если мой парень там, за стеной, не подхватит его, то потеряли! Ладно, авось, чего и сообразит там, на месте!»

Была небольшая надежда на фотографии, которые зафиксировали «контакт» на встрече, правда, качество изображения на таком расстоянии, да еще при тумане, вряд ли будет удовлетворительным, а это значит, что сработали все на минус, и придется создавать опергруппу для его выявления и установки. «Плохо, – подумал начальник группы, – съемка в тумане ни к черту, может, и лиц не будет видно. Да еще ушедший «контакт». Акробат прямо-таки, из цирка, не иначе!» Бригадир понимал, что его парень имеет мало шансов «отгрузить» этого «циркача». На огромном заводском пространстве, где тысячи людей, десятки цехов, склады, подсобки, затеряться и исчезнуть «контакту» было легко. Даже потом, позже, незаметно также назад перемахнуть через заводскую стену и уйти.

Вернувшись на «базу», начальник сдал материалы наблюдения[12 - Оперативные документы, в которых изложены результаты наружного наблюдения за один день или за весь срок наблюдения за объектом. Материалы наружного наблюдения включают в себя сводки о результатах наблюдения, установки связей наблюдаемого, выписки из домовых книг, об адресах, посещенных объектом, кинофотодокументы и различные справки.] в отдел и приготовился писать рапорт, ожидая информацию от оперативника, который перемахнул через стену на заводскую территорию.

Вскоре действительно звякнул телефон.

– Я его не перекрыл! Был позже «контакта» на той стороне, а там он потерялся. Адрес не установлен! – услышал он своего парня, который тяжело дышал в трубку.

– Все равно молодец. Ладно. Иди на отдых! – Начальник группы положил трубку и сел писать отчет.

Капитан Дробышев, главный отдела «негласников», поднял невыразительные глаза от рапорта:

– Упустил, Иваныч! У нас уже второй уход за два дня! Теряем форму, что ли, а ведь у тебя лучшая бригада! И так непрофессионально потерять!

– Шалишь! – Бригадир группы спокойно встал и пошел к выходу, обернулся от дверей: – Это он профессионально, выдрюченно потерялся! Да были бы они люди как люди и шли бы себе спокойно в адрес, так нет же, прыгают через трехметровые заборы, как обезьяны. Я такого акробата, такого циркача первый раз «вел».

– Бывает! – сочувственно сказал Дробышев, отложил рапорт и с сарказмом спросил: – Может, нам кого подобрать из краевого цирка к тебе в бригаду? – Однако, увидев, как побелело лицо и сжались губы бригадира, поспешно и дружелюбно добавил: – Ладно, ты, Иваныч, не обижайся. Это я так, в виде сочувствия. Сейчас доложусь наверх. Ты посиди пока, может, там захотят опросить лично! – Он показал рукой на потолок.

Бригадир вернулся к своему столу, просидев так с полчаса, увидел, как начальник ответил на звонок телефона, а потом махнул ему рукой:

– Генерал меня вызывает к себе. У него, кстати, сидит «инициатор»! – Начальник сощурил глаза и хитровато добавил: – Там еще полковник из Москвы! Только сегодня приехал к нам. Пойду им докладывать. Ладно, все, давай, иди! Свободен!




Часть первая

Февраль – апрель – август 1977 года





Глава 1. Москва. Кремль. Кабинет Л. И. Брежнева / ЦК КПСС. Сектор оборонной промышленности / КГБ СССР / Резидентура СССР во Франции / Резидентура СССР в Португалии / ФРГ. «Шлюзовик» Мюллер / Постановка задачи


Февраль 1977 года. СССР. Москва. Однообразный и надоевший правительственный маршрут из Заречья в Кремль, на который Леонид Ильич Брежнев давно уже привык не обращать внимания, сегодня казался ему долгим и утомительным.

Обрушительное политическое событие вчерашнего дня, не выходившее у него из головы, невольно заставляло торопиться, еще и еще, хоть как-то, сократить время на точно рассчитанном пути, в «зеленой волне»[13 - Рассчитывается на определенную среднюю скорость; между рядом светофоров устанавливается связь, обеспечивающая включение зеленых сигналов к моментам подхода компактных групп транспортных средств. На всех перекрестках магистрали, скоординированных по принципу «зеленая волна», задается один и тот же цикл, как правило, в пределах 45–80 с. Зеленый свет по направлению координируемой магистрали на разных перекрестках включается не одновременно, а с заранее определенным сдвигом. Это позволяет применять «зеленую волну» при любых расстояниях между перекрестками.], с перекрытыми Сколковским шоссе, Можайским шоссе и Кутузовским проспектом. Ему безотчетно казалось, что он опаздывает. Настойчивая, подсознательная мысль подгоняла его поскорее домчаться до города, чтобы принятое им для себя решение уже было «в работе».

– Поднажми! – бросил он густым низким басом, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Не положено, Леонид Ильич! Не можем превышать установленную крейсерскую скорость! Уйдем из «волны»! – ответил, поджавшись, начальник личной охраны. Он еще утром, с первого взгляда на генсека, отчетливо увидел, в каком тяжком напряжении тот находится.

Брежнев недовольно глянул на него, ничего не сказал, вновь откинулся на мягкое кожаное сиденье и отвернулся к окну, запорошенному вихрями поднятого сухого, промороженного снега от мчащегося лимузина, за которым проносились, мелькали деревья, посты ГАИ и машины «девятки»[14 - Девятое управление КГБ СССР – охрана руководителей ЦК КПСС и Правительства СССР (создано 18 марта 1954 года). В состав главка входили: Управление коменданта Московского Кремля (с 18 марта 1954 года по 25 июня 1959 года – Десятое управление КГБ); Комендатура по охране зданий ЦК КПСС.] на контроле по обеим сторонам трассы.

Генеральный секретарь ЦК КПСС жил тяжелой жизнью первого лица супердержавы, связанный миллионами невидимых нитей с миром, посекундно сверяясь с международными и внутренними событиями, в колоссальном напряжении от ответственности за людей и страну, в своем невыносимом по сложности задач и решений деле.

Вчера, в самом начале рабочего дня, его помощник ловко проскользнул в кабинет и быстрым шагом приблизился к столу.

– Леонид Ильич, на сегодня, 14 февраля, график работы до шестнадцати часов, как велели врачи!

– Там кто? – кивнул Генеральный секретарь ЦК КПСС на дверь.

– Сидит Черненко с делами секретариата и подошел советник-международник с ночным письмом американского президента. Какие будут распоряжения?

– Давай-ка советника с письмом! Остальное подождет! – ответил Брежнев и почувствовал, как после тягостных дней ожидания послания из-за океана неожиданно возникла тревога, даже какой-то необъяснимый страх.

А в приемной, не находя себе места, метался советник по международным делам. Сразу же, прочитав «на языке» письмо, он схватился за голову, не представляя себе, как он доложит и как будет комментировать. Когда ему принесли тщательный, лингвистически подведенный к нормам русского языка перевод письма новоизбранного президента США Джимми Картера[15 - 39-й президент США (1977–1981) от Демократической партии.], он сразу же «завернул» его со словами:

– Мягче! Мягче! Вы что там, ошизели! Такое нести к самому? Не понимаете, что ли?!

Лихорадочно примериваясь к дипломатическому лексикону, в перевод были внесены смягченные формулировки, которые, не меняя смысла, значительно ослабляли эмоциональную окраску сути каждого пункта не слишком длинного списка новых американских предложений по разоружению в рамках ОСВ-2[16 - ОСВ – Договор об ограничении стратегических вооружений.].

Сейчас, нервно прохаживаясь по приемной со вторым вариантом перевода, он ждал, что будет дальше. Из кабинета вышел помощник генсека, но ничего не сказал, а только глазами и большим пальцем правой руки показал на двери кабинета, куда они, осторожно ступая, вместе и вошли. Советник положил на стол красную папку.

– Леонид Ильич, вот перевод письма президента США от 14 февраля 1977 года! – Помолчав несколько секунд, он спросил: – Нам остаться, пока вы будете изучать его?

Брежнев молча, с непонятным для всех выражением лица посмотрел на папку, поднял глаза на советника и сдавленным, непривычно осипшим голосом сказал:

– Ты вот что… – он остановился, прокашлялся и, как бы что-то решая, задумчиво, даже нерешительно сказал: – Зачитай-ка это сам!

Теплым, доверительным тембром голоса, каким он привык работать еще в МИД с послами государств, советник приступил к чтению, однако даже этот ослабленный перевод сразу привел Генерального секретаря ЦК КПСС в короткое предобморочное состояние. Сердце кувыркнулось и на мгновение перестало биться, потом откуда-то издалека потихоньку затрепетало. Полуобморок был мгновенным, помощник и советник не заметили ничего необычного. Он как бы откинул голову на спинку кресла и на минуту закрыл глаза. Так было видно со стороны. С виду! Это тогда, почти десять лет назад, в конце августа 1968 года, была длительная потеря сознания, когда принималось решение о вводе войск Варшавского Договора в Чехословакию. Академик Чазов нашел его повалившимся на письменный стол без сознания, и с этого момента на все последующие годы началась его тяжелая борьба за строгое соблюдение врачебного режима первого лица великой державы, а с этого дня пошло разрушение крепкого организма генсека. Если не считать те, самые первые, два раза на целине, где он, как Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, приходил в сознание на носилках.

Психологический шок, как следствие внезапного страха, острой обиды и глубокого разочарования, который накрыл Генерального секретаря ЦК КПСС, начался уже потом, когда он, выждав длинную паузу после первого прочтения, сказал:

– Давай, еще раз! – потребовал он, опять каким-то не своим, одеревеневшим голосом.

Теперь уже, скрупулезно вслушиваясь и вникая в полный смысл, до глубины понятия каждого слова, междометия или союза, в предложения американской стороны, до него отчетливо дошло, что все вот это, изложенное на двух листочках бумаги, есть не что иное, как полный, катастрофический откат на десяток лет назад.

Советник повторно озвучил послание, остановился и негромко кашлянул. В кабинете повисла тяжелая пауза.

Для помощника генсека было неожиданностью, когда Брежнев приказал читать документ вслух. Обычно он сам работал с документами. Помощник и советник не знали и никоим образом даже не могли догадаться, что Брежнев внезапно, почувствовав тревогу, граничившую со страхом, не решился остаться один на один с этим письмом.

Леонид Ильич долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку, потом требовательно протянул руку, взял текст перевода из красной папки «Особого контроля», которую, поспешно шагнув к столу, раскрыл перед ним советник, и начал читать сам, останавливаясь на некоторых местах послания, делая пометки карандашом, быстрые и нервные.

Через некоторое время поднял голову и кивнул на дверь, выпроводив всех из кабинета. Теперь ему надо было остаться одному.

Опытный, тонко чувствующий политик, Леонид Ильич Брежнев еще в сентябре 1976 года насторожился, когда за два месяца до выборов Картер прислал своего доверенного человека – А. Гарримана. Тот приехал в Москву закрытым порядком и обещал, что в случае избрания Картера президентом будут предприняты необходимые политические усилия для подписания Договора ОСВ-2. Брежнев сразу распознал этот дипломатический, умиротворяющий маневр, в то же время надеясь, что команда профессиональных политиков из окружения случайного в международных делах человека, который стал президентом Северной Америки, удержит его от опасных шагов и непоправимых действий.

Надежды не оправдались, команда президента не смогла в полной мере обуздать этого фермера с юга Америки от немедленных, отвязанных, популистских заявлений, которые покатились тиражироваться по всему миру. Картер отчаянно хотел завоевать благосклонность не только своей страны, но и всего человечества, делая беспочвенные, дилетантские заявления о всеобщем разоружении и о мире во всем мире!

События пошли так, как и предвидел Брежнев. 1 декабря 1976 года в своем первом послании Д. Картер, уже как избранный президент, подтвердил разворот от достигнутых соглашений с предыдущим президентом Фордом во Владивостоке. Он писал, что «не может, разумеется, быть связанным предшествовавшими переговорами по ограничению стратегических вооружений».

«Это его первое, пробное, предложение изменить ход многолетних, с неимоверными трудностями проходящих переговоров по ОСВ-2, – уверенно понял смысл этих строчек Брежнев, – и он хочет отвязаться от них для гонки вооружений на новых направлениях. Америку захлестывают параноидные вопли об отставании США, о беззащитности страны перед красной угрозой. Он хочет втихаря развернуться в плане довооружения, даже перевооружения армии и только в далеком будущем перейти к существенным сокращениям стратегических наступательных вооружений. Второе в его стремлениях – стать новым великим миротворцем! Чтобы весь мир рукоплескал ему, спасителю от термоядерной войны!»

– Трубит на весь мир о грандиозном сокращении ядерных арсеналов! Полный профан в мировой политике. Сам себя загнал в угол! – сказал он еще тогда Андрею Андреевичу Громыко, министру иностранных дел, когда тот зло, поджимая губы, в очередной раз зачитывал новые высказывания Картера, даже не комментируя его непрофессиональные действия на дипломатическом уровне. Брежнев смог предугадать политическую сущность Картера.

Принцип иметь дело с тем президентом США, который волею судьбы оказывается в Белом доме, заставлял Кремль полностью пересматривать все те наработки, которые уже имелись от предыдущего. Интерес к кандидату демократической партии Джимми Картеру был особый. Совершенно неизвестная политическая фигура, и не только для Международного отдела ЦК КПСС, но и для Америки, где его почти не знали.

Предвыборная программа и заявления давали надежду на положительные перспективы, однако его истинные взгляды были неизвестны. И хотя он критиковал отказ президента Форда от употребления термина «разрядка» и замораживание переговоров ОСВ-2, тем не менее его публичные заявления о нераспространении ядерной угрозы, полном запрещении испытаний, а главное – призывы в пользу сокращений ядерного оружия, вплоть до его полной ликвидации, заставляли генсека с недоверием относиться к нему.

Брежнев в последний раз прочитал текст письма и свои пометки с левой стороны, на полях.

«Это сегодняшнее письмо ставит окончательную точку для понимания позиции американской стороны! – Леонид Ильич, уже в который раз, заостряясь на некоторых пассажах в тексте подачи позиций американской стороны, анализировал новые предложения. – Он хоть и долго готовил меня к такому удару, но получилось все же как-то исподтишка! Неожиданно, больно и хлестко! Он, конечно, зарвался, получив в руки супердержаву. Баптист чертов! Он баптист, а я коммунист! Это он, «выкрест», перескочил в другую веру, как мне писали аналитики Андропова, из прихожанина «Дозорной Башни», Церкви Свидетелей Иеговы стал заурядным баптистом».

Новый президент постоянно цитировал Писание, привязывал везде и ко всему права человека. Это было не по правилам, которые всегда соблюдались сторонами в течение многих лет. «Этот ответ на «Открытое письмо» академика Сахарова, – раздражаясь, подумал генсек, – поддерживает и уважает взгляды и принципы академика! Сунули этот ответ ему за углом, в консульстве США в Москве!»

Брежнев был хорошо и документально информирован по «Записке Председателя КГБ при СМ СССР Ю. Андропова в ЦК КПСС о переписке Президента США Дж. Картера и А. Сахарова», где была приложена копия перехваченного письма Картера.

«Картер пытается здесь давить на наши социалистические идеалы, используя ученых. Обращается к нему, как к своему. – Брежневу была неприятна эта «возня» Сахарова, создателя и отца термоядерной бомбы! – А тут еще взрывы в Москве, в метро, с людскими потерями[17 - 8 января 1977 года в Москве была осуществлена серия террористических актов. Первая бомба взорвалась в 17:33 в вагоне Московского метро на перегоне между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Второй взрыв прогремел в 18:05 в торговом зале продуктового магазина № 15 на улице Дзержинского (ныне Большая Лубянка), неподалеку от зданий КГБ СССР. Третья бомба взорвалась в 18:10 у продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (ныне Никольская). В результате погибли 7 человек (все – при первом взрыве в метро), 37 были ранены.]! И совсем уж внаглую рвануло около КГБ, у их приемной!» – Он недовольно мотнул головой и приказал себе отбросить все эти ненужные эмоции, которые мешали главному. Надо практически решать, что делать с новыми предложениями могущественного противника.

Сразу же после прочтения письма у него засветилась отстраненная, как бы боковая мысль, которую он никак не мог как-то сразу постигнуть. Ему надо было еще кое-что вспомнить, что-то очень важное, которое позволило бы этой мысли или идеи развернуться во всей плоскости. Продолжая перебирать и искать в памяти фрагмент воспоминания по этой зацепке, он как будто издалека, приближаясь к главному, подумал: «Мы придавим американцев со стороны нашей науки. Только иначе! Не письмами и завываниями, а нашим военным изделием! Сделаем подсечку!» Генсек уже оправился от первого потрясения, и теперь голова работала, как всегда точно и выверенно, мысли выстраивались в жестком, но единственно правильном направлении. Он внезапно воочию увидел то, что было в его воспоминаниях, которое во взаимодействии с той самой затаенной мыслью пришло в движение и определилось в готовом решении. Теперь он знал, как надо действовать.

Прошло два часа, прежде чем генсек закончил работать над письмом, так и не вызвав, не задав ни единого вопроса советникам и помощникам, которые в нервном напряжении сидели через несколько дверей по коридору в совещательной комнате. Только потом, еще через час, разрешил войти Константину Устиновичу Черненко, который нюхом старого, опытного аппаратчика уловил тревожную ситуацию и, как давний друг генсека, понял, что тот уже решил, как управиться с этой политической катастрофой.

– Здравствуй, Леня! – с порога зачастил Черненко, подходя к столу и пристально всматриваясь. – Это письмо просто недоразумение! Ты же понимаешь, голова закружилась от победы на выборах! Захотел выставить себя президентом нового пути! Вот и накатал такое письмо!

– Костя, ну что ты, в самом деле, что ты несешь, какой – сгоряча? Сам знаешь, как долго и планомерно он подводил меня к тому, что никсоновским и фордовским договоренностям с нами – конец, не будет он отвечать за владивостокские дела! – грустно и разочарованно отозвался генсек. – Этот баптист похерил все, что я сделал за эти годы! Ты же знаешь!

Мало того что все проходило через Секретариат ЦК КПСС, тем более переписка с главным противником, которая была на первом плане, но еще больше было в личном плане общения двух людей, которые полностью доверяли друг другу.

– Леонид Ильич, ну, это пока еще только письмо! Это еще ничего не значит! – нервно и неуверенно, уже взвинченный состоянием генсека, начал проговаривать Черненко, присев на стул.

– Это уже его позиция! Позиция страны! Письменная. Документ! – мрачно и тяжело отрезал Леонид Ильич, потом, помолчав, тихо, словно констатируя самое сокровенное, неуверенно заявил: – Костя, это письмо президента мне видится похожим на оскорбление!

Он выжидающе глянул на Константина Устиновича, который тут же подобрался на месте и тихо ответил:

– Это и есть личное оскорбление! Хочет показать, где твое место, Леня. – Черненко, всю жизнь работающий с документами, умел, как никто другой, читать между строк.

– Вот даже как! – внутренне затрясся генсек, не позволявший себе никогда никаких эмоций в делах. – Нехорошо это! А дальше будет только хуже! Мы попадаем в ловушку! Заявить на весь мир, что мы не поддерживаем предложения американцев о всеобщем снижении ядерных арсеналов, вплоть до их полного уничтожения, – значит выставить себя страной с затаенной, не мирной позицией, а принять – влететь в нескончаемые переговоры, и наша экономика не выдержит. Мы загнемся! Гохнемся, туды его, налево!

Он глянул на старого друга, словно ожидая от того немедленного ответа в решении этого политического кризиса. Черненко молчал, нервно проводя рукой по густой, вьющейся шевелюре, он знал, что в Кремле начали готовиться к такому развитию событий сразу же, после первых явственных тенденций в развитии такой двоякой, двусмысленной ситуации.

Не сработала «тульская линия». За два дня до инаугурации Картера, 18 января 1977 года Леонид Ильич Брежнев сделал заявление года в Туле по случаю награждения города. Две позиции звучали непривычно. Никогда такого еще никто не слышал от СССР, однако они отражали суть военной политики ЦК КПСС:

– приписываемые Советскому Союзу стремления к превосходству с целью приобретения способности для нанесения первого ядерного удара не имеют под собой никаких оснований;

– целью Советского Союза является лишь создание оборонного потенциала, достаточного для того, чтобы удержать любого потенциального противника от агрессии против него.

Этот сигнал об «оборонной достаточности», посланный для США «тульской линией», не принес ожидаемых результатов, а только еще больше распалил команду президента США.

Нужно было создавать новые предпосылки диалога Брежнева с президентом Картером после его вступления в должность. Такая острая государственная необходимость возникла с получением письма вчера, 14 февраля, где жестко и конкретно заявлялось о необходимости пересмотреть ранее достигнутые соглашения и подготовить новый пакет условий для заключения Договора ОСВ-2.

Брежнев, поставленный в новую политическую ситуацию, теперь думал и принимал решения только в этом направлении: «Если появился этот новый термин «тульская линия Брежнева», как мне докладывали, значит, надо держаться его и не отступать ни на шаг. Знаю! По всем направлениям они впереди нас. А вот имеют ли они представление о наших новых возможностях нанесения термоядерного удара?! Знают ли они о новой крылатой ракете, которую мы запускаем в производство?» – Это было как раз то, что извлек из памяти генсек и привязал к уложению из двенадцати слов в тексте письма президента Джимми Картера.

Фрагмент письма стоял у него перед глазами, где отдельно, в «Дополнительных условиях», выделялся пункт: «Оставить за рамками Договора ОСВ-2 для последующих переговоров крылатые ракеты большой дальности».

«Они сознательно ввели этот подпункт, это положение, эту ситуевину. Они хотят вычленить из обсуждения крылатые ракеты большой дальности! Такое положение позволяет им доработать и поставить на вооружение свои СКР[18 - Стратегическая крылатая ракета большой дальности полета, со сверхзвуковой скоростью, оснащенная «интеллектом», автономным управляющим полетом и наведением на цель.]. Только они другие, эти их «крылатки», не чета нашим! Это их ошибка, здесь мы имеем зазор, щель, куда воткнем ломик и нажмем. Подломим их так, что прибегут резво с авторучками в зубах. Вот так-то!» – окончательно решил он и почувствовал приятное удовлетворение, как всегда, когда ему удавался правильный политический или организационный ход.

Решение было найдено, однако теперь стояли трудности ввести в действие принятый ход.

Сейчас, когда уже совсем отчетливо высветилась мысль, с которой он сегодня утром проснулся и которая все накручивалась, и накручивалась у него в голове, он видел досконально весь вопрос в целом: «Картер предложил вынести и не рассматривать вопрос о крылатых ракетах большой дальности. Вынести за скобки, отложить обсуждение на три года после подписания Договора ОСВ-2. Значит, они понятия не имеют о нашем «Болиде». Это и было то самое решение, которое постепенно созревало у него в голове после получения письма: «О нашем супероружии у них недостаточно информации, нет полноты, поэтому-то вынесли эту категорию на потом, за рамки проекта Договора ОСВ-2. Значит, надо сделать так, чтобы узнали! Чтобы испугались ранее не виданного оружия!» – Брежнев подловил эту мысль, которая не случайно соскользнула в размышлениях. Это решение, как единственно возможный выход в новой политической ситуации с проблемой «фермера из южных штатов», ему определенно понравилось. – «В 60-х годах мы закрыли разработки по трем нашим крылатым ракетам. Американцы считают, что на сегодня у нас ничего нет такого, и начинают диктовать свои условия, резко отказавшись от владивостокских договоренностей, а я тогда пошел ради их достижения на такие внутренние конфликты с товарищами по партии!»

На заседании политбюро не приняли возможные уступки американцам, на которые можно было бы пойти в переговорах, министр обороны А.А. Гречко в порыве своего выступления назвал Брежнева предателем. Это уже потом, после состоявшихся переговоров, Гречко в кабинете генсека начал каяться и извиняться за слово «предатель», которым он его назвал, сославшись на то, что плохо разобрался во всех материалах. Брежнев, помолчав, сказал маршалу, что примет извинения только на заседании политбюро, при всех товарищах. Маршал принял и на первом же заседании покаянно встал и попросил прощения за необдуманное оскорбление первого лица государства при всех членах и кандидатах в члены политбюро, приглашенных первых секретарях республик, крайкомов и обкомов партии.

Это было потом, а пока, во время переговоров, в телефонном разговоре из Владивостока с Андреем Антоновичем Гречко, который продолжал категорически отказываться принимать тяжело достигнутые договоренности, Брежнев напомнил ему старый эпизод, когда Гречко в Западном секторе Берлина купил за большие деньги американскую ракету, с большими предосторожностями переправил в Московское КБ, но она оказалась подделкой, «куклой». Хрущев тогда спустил ему этот провал и те огромные валютные деньги, которые были привезены из Госбанка СССР в большом бауле четырьмя агрессивными охранниками.

Брежнев напомнил своему министру обороны об этом эпизоде из его жизни: «Не договоримся сейчас с Фордом, придется снова тырить ракеты, как ты тогда, в Западном Берлине!» В телефонной трубке образовался провал, за тишиной он почувствовал униженное напряжение маршала. Подгорному просто, по-мужицки, что тот лучше всего понимал в силу своего культурного уровня и образования, резко сказанул «по матери» и оборвал разговор, повесив трубку.

«Как же так, взять и просто отбросить результаты совместного пятилетнего труда! Подготовленный к подписанию Договор ОСВ-2! Начать новые переговоры, которые потребуют иных решений и длительной проработки, а я ведь могу и не выдержать и не дожить! Этот американец пришел не на день, а на четыре года, да еще может остаться на четыре! Восемь лет!»

Снова и снова обдумывая американские предложения, Брежнев окончательно пришел к выводу, что у Картера нет серьезных намерений идти на соглашения. «Плоский ход! В его действиях просматривается желание получить в глазах мирового сообщества только пропагандистский выигрыш. Он заявил на весь мир о своих «всеобъемлющих предложениях», о глубоком сокращении вооружений. А для чего? Чтобы существенно подправить сделанные под нашим влиянием ограничения при Никсоне и Форде, причем подправить к односторонней выгоде США и на несколько лет отодвинуть подписание Договора ОСВ-2. Они будут наращивать свои арсеналы, а что сможем мы? Оборонный сектор отнимает все ресурсы экономики, вся система перегрелась, пропадают, как в черной дыре, последние крохи благосостояния наших людей! Нет, пора заслушать секретаря по оборонке Рябова, чем он может прибить, нет, пробить, пронять американцев!»

Оставалось решить вопрос с исполнителем. Сразу же возникло имя Семен Цвигун[19 - Советский государственный деятель, первый заместитель Председателя КГБ СССР (1967–1982), генерал армии. Цвигун, так же как К. У. Черненко и С. П. Трапезников, работал в Молдавской ССР одновременно с Брежневым. По мнению известного исследователя советской номенклатуры М. С. Восленского, именно этим обстоятельством объясняется его назначение на высокий пост в руководстве КГБ СССР с приходом Брежнева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. По утверждению Леонида Млечина, супруга Цвигуна являлась любовницей Брежнева.]! Брежнев потянулся уже было к телефону, но рука так и повисла в воздухе.

Он понимал, что если даст по этому делу распоряжение Цвигуну, которому доверял полностью, которого и поставил на работу присматривать за Председателем КГБ СССР и иметь своего человека в структуре, тот ничего сделать не сможет в силу ограниченности своих должностных и личных полномочий, только произойдет «засветка» всего дела на корню!

«Нет! Нельзя! – решительно обрезав такое простое решение, подумал генсек, и перед глазами появился образ грузного человека в дымчатых очках, за которыми прятались маленькие, красноватые глаза, которые редко кому удавалось увидеть открытыми, без шторок – очков. – Только этот сможет все организовать!»

Леонид Ильич, хорошо изучив Председателя КГБ СССР и воспитав его, как и прочих, в том русле мышления, которое позволяло нарушать устоявшийся протокол линии поведения, знал: Андропов не подведет и сделает как надо! «Вот его и надо впрячь в это дело! Только его!»



Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Представительская «Чайка» ГАЗ-14[20 - Из отечественных автомобилей Брежнев предпочитал ЗИЛы и «Чайки», причем нередко сам садился за руль этих величественных правительственных членовозов. Самую первую машину ГАЗ-14, вишневого цвета, собрали (ручная сборка на Горьковском автомобильном заводе) в качестве «трудового подарка» еще в конце 1976 года, по случаю дня рождения Л. И. Брежнева (отмечался 19 декабря).], два месяца назад торжественно подаренная ко дню рождения генсека, первая в серии, подъехала и припарковалась около подъезда здания № 1 в Кремле, как обычно, в одиннадцать утра. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев вышел, ласково оглядел красавицу-машину густого вишневого цвета и поднялся в свой кабинет уже с окончательно принятым для себя решением.

Осторожно открылась дверь и вошел Константин Черненко.

– Доброе утро, Леонид Ильич! – радостно поприветствовал он и остановился в дверях, ожидая, какие будут дальнейшие действия со стороны генсека.

– Проходи, Костя, здравствуй! – отозвался Брежнев, не вставая с кресла. – Мой ответ американцам подготовили?

– Да, Леонид Ильич, подготовили! Ты посмотришь? – Константин Устинович торопливо прошел к столу и сел, достав два сколотых листа бумаги.

Брежнев читал текст, изредка передвигая на столе пепельницу, вынимая и ставя обратно карандаши из письменного прибора, сделанного из малахита уральскими мастерами.

– Надо подготовить другой, более твердый, в таких же тонах, может, даже резче! – Он бросил карандаш на стол, откинулся на спинку кресла и замолчал, прикидывая, сказать о том решении, которое со вчерашнего дня уже оформилось в голове, или пока подождать. Решил, что нельзя, даже такому доверенному человеку, поэтому продолжил по теме и в обычной манере. – Мне понятно, что Картер не будет продолжать владивостокские договоренности. Он слабый политик. Готовь жесткий ответ.

– Понимаю, сейчас проработаем, и я принесу новый текст. – Черненко привстал, собираясь уходить, но генсек остановил его и спросил:

– Ты помнишь то заседание политбюро, когда мы Митю утвердили Министром обороны СССР?

– Конечно, помню. Там было и твое награждение. Мы там обсуждали… – Черненко удивился тому, что генсек так неожиданно вспомнил это заседание, которое проходило чуть меньше года назад.

– Вот тогда, Костя, после заседания, Устинов и дал мне обещание.



«Сов. Секретно» Рабочая запись

Экз. единственный

ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС

27 апреля 1976 года



Председательствовал тов. БРЕЖНЕВ Л. И.

Присутствовали: тт. Андропов Ю. В., Гришин В. В., Кулаков Ф. Д., Мазуров К. Т., Подгорный Н. В., Суслов М. А., Устинов Д. Ф., Демичев П. Н., Пономарев Б. Н., Соломенцев М. С., Капитонов И. В., Долгих В. И., Катушек К. Ф., Зимянин М. В., Черненко К. У.

1. О министре обороны СССР

БРЕЖНЕВ. Товарищи, конечно, все мы глубоко переживаем кончину А. А. Гречко, но смерть неумолима. Из наших рядов ушел наш дорогой товарищ, член Политбюро, видный военный деятель, маршал Советского Союза, министр обороны. Перед нами встает вопрос, как нам быть с министром обороны. Очевидно, нужно подумать о назначении нового министра.

СУСЛОВ. Вообще нужно этот вопрос решать, только когда – сегодня или несколько позднее.

ПОДГОРНЫЙ. Надо решать, потому что возглавить министерство человек должен немедленно.

БРЕЖНЕВ. Я бы, товарищи, предложил, не знаю, как вы посмотрите на это дело, назначить министром обороны СССР т. Устинова Д. Ф. Он хорошо знаком с оборонными отраслями промышленности, знает хорошо военное дело. Дмитрий Федорович является членом Политбюро, знаком с работой Министерства обороны, с военными кадрами. Это все очень облегчит ему войти в курс дел и хорошо выполнять возложенные на него обязанности.

СУСЛОВ, АНДРОПОВ, КУЛАКОВ говорят, что т. Устинов Д. Ф. действительно знает дело хорошо и на должность министра обороны кандидатура вполне приемлема.

БРЕЖНЕВ. Когда меня назначали Председателем Совета обороны, пришлось осваивать многое. Видимо, Дмитрию Федоровичу придется также ряд вопросов осваивать.

Очень хорошо, что на Министерство обороны приходит человек с гражданки. С точки зрения разрядки напряженности это тоже будет воспринято правильно.

АНДРОПОВ. Этот факт, безусловно, заметят западные страны. К тому же Дмитрий Федорович является человеком, которого знают в нашей партии хорошо, его знают также хорошо и все военные.

СУСЛОВ. Надо принять решение Политбюро сегодня.

ГРИШИН. Тов. Устинов знает хорошо военную технику, а что касается остальных деталей работы, он их освоит.

КУЛАКОВ. Кандидатура вполне подходящая, хорошая.

БРЕЖНЕВ. Тов. Устинов знает и конструкторские бюро, ведущих конструкторов, знает оборонные заводы.

Какие, товарищи, будут предложения?

ВСЕ единодушно. Предложение правильное, поддерживаем.

БРЕЖНЕВ. Тогда, может быть, надо поступить далее так: собрать коллегию и сообщить на коллегии о нашем решении.

ВСЕ. Правильно. Лучше всего сделать это, Леонид Ильич, Вам.

БРЕЖНЕВ. Хорошо. Уже после похорон Андрея Антоновича мы вместе с т. Устиновым проведем коллегию, объявим о нашем решении.

УСТИНОВ. Я благодарю от всей души Политбюро, кандидатов в члены Политбюро, Секретарей ЦК за то большое доверие, которое мне сегодня оказано назначением на пост министра обороны. Я заверяю Политбюро в том, что приложу все силы и знания, чтобы оправдать это высокое доверие. Я также благодарю всех товарищей за ту хорошую атмосферу, за сотрудничество, которое было у нас и есть в работе Политбюро и Секретариата ЦК.

БРЕЖНЕВ. Я считаю, что мы правильно поступили, утвердив министром обороны т. Устинова Д. Ф., человека опытного, прошедшего школу партийной работы, хорошо знающего вопросы обороны страны. Конечно, 40-летнего товарища ставить на такой участок было бы нецелесообразно.

ВСЕ. Правильно.



2. О присвоении т. Брежневу Л. И. звания Маршала Советского Союза

УСТИНОВ. Товарищи, разрешите мне обратиться к Политбюро ЦК со следующим предложением. Все мы знаем, какую гигантскую работу по укреплению обороны страны выполняет Л. И. Брежнев. Он является Председателем Совета обороны. Роль Председателя Совета обороны у нас очень высокая, и Л. И. Брежнев замечательно выполняет эту высокую обязанность.

По моему мнению, в связи с такой возросшей ролью Совета обороны и Председателя Совета обороны, возглавляющего этот высший военный орган в нашей стране, Председатель Совета обороны имеет все основания получить высшее воинское звание Маршала Советского Союза. Поэтому я вношу предложение присвоить Л. И. Брежневу воинское звание Маршала Советского Союза.

СУСЛОВ, АНДРОПОВ, КУЛАКОВ говорят, что это совершенно правильное предложение и они его поддерживают.

ГРИШИН, ПОНОМАРЕВ, СОЛОМЕНЦЕВ говорят, что Председатель Совета обороны должен иметь воинское звание Маршала Советского Союза.

ГРИШИН. Леонид Ильич прошел большую школу войны, непосредственно участвовал в боевых действиях, в мирное время руководит строительством обороны страны, являясь Председателем Совета обороны.

СУСЛОВ. Леонид Ильич и как Генеральный Секретарь проявляет исключительную заботу об укреплении обороны страны. Он много труда и энергии вкладывает в это дело.

ПОДГОРНЫЙ. Предложение правильное о присвоении воинского звания Маршала Советского Союза Л. И. Брежневу.

АНДРОПОВ, СУСЛОВ, ГРИШИН просят Леонида Ильича дать согласие на присвоение воинского звания Маршала Советского Союза.

БРЕЖНЕВ. Я благодарю от души товарищей за доверие, которое мне оказано присвоением воинского звания Маршала Советского Союза. Я сделаю все, чтобы оправдать это высокое звание и то доверие, которое мне оказывает Политбюро как Генеральному Секретарю и как Председателю Совета обороны. Я только хочу спросить у товарищей, как это будет с международной точки зрения, не вызовет никаких кривотолков?

ВСЕ говорят, что это совершенно нормальное дело, так как Вы являетесь Председателем Совета обороны, имеете воинское звание генерала армии.

БРЕЖНЕВ. Публиковать об этом в печати не будем, так же как не публиковалось решение о присвоении мне звания генерала армии.

РЕШЕНИЕ о присвоении воинского звания Маршал Советского Союза т. Л. И. Брежневу принимается единодушно.



3. О присвоении воинского звания т. Устинову Д. Ф.

БРЕЖНЕВ. Очевидно, нужно решить вопрос нам о присвоении воинского звания т. Устинову в связи с утверждением его министром обороны СССР.

ПОДГОРНЫЙ. Какое воинское звание сейчас имеет т. Устинов?

УСТИНОВ. Я имею воинское звание генерал-полковника.

ПОДГОРНЫЙ, СУСЛОВ говорят, что, может быть, сейчас присвоить т. Устинову воинское звание генерала армии.

БРЕЖНЕВ. Но через некоторое время нужно будет вернуться к вопросу о присвоении т. Устинову Д. Ф. звания Маршал Советского Союза.

Члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро говорят о том, что к этому вопросу можно было бы вернуться через некоторое время.

БРЕЖНЕВ. Когда объявить о присвоении т. Устинову звания генерала армии, очевидно, на заседании коллегии.

ВСЕ. Правильно, на заседании коллегии представить его как министра обороны и сообщить о присвоении воинского звания генерала армии.

Решение принимается».


Брежнев после заседания отвел в сторону Устинова и, стараясь поймать его взгляд за очками, сказал:

– Митя, да сними же ты очки! Я хочу вот что сказать, – они так и стояли в стороне от всех, – ты понимаешь, Форд уже заявил, что отказывается употреблять слово «разрядка», а будет теперь говорить «мир на основе силы». Кумекаешь, к чему это ведет? Что же это такое! Чем больше силы, тем больше мира? – Он вглядывался в глаза Устинову, стараясь понять, как тот понимает его. – Разрядку похерили, переговоры заткнулись, договоренности не работают. Надо что-то делать! Нам нечем урезонить их, нечем припереть к стенке.

Устинов сорвал очки и, промахиваясь мимо нагрудного кармана, пытался засунуть их, лицо побагровело, и он начал что-то невнятно произносить, но генсек продолжил уже совсем другим тоном, отчего тот стал вдруг бледнеть.

– Сделай такое, чтобы они обхезались там у себя, на месте, покажи им, что-то такое! – Брежнев взмахнул левой рукой, правой продолжая удерживать маршала за локоть. – Неужели ничего нет у тебя?

– Леонид Ильич! – нервно пробормотал новоиспеченный маршал. – Ты ведь знаешь, многое делается!

Он развернулся лицом к Леониду Ильичу и заговорил, горячо и быстро:

– Вот, Совет конструкторов вышел с предложением снова развернуть работы по сверхдальним крылатым ракетам. Ты помнишь, у нас раньше было несколько проектов, «Буран», «Буря», но их свернули, когда МБР[21 - Межконтинентальная баллистическая ракета.] пошли… – Видя, что Брежнев поскучнел, заговорил напористо и веско: – Конструкторы уже обсудили с руководством ВМФ и ВВС и начали предварительные работы по определению технического облика ракетного комплекса с крылатой ракетой «Болид». Есть большая заинтересованность…

– С кем обсудили? – перебив маршала, заострил вопрос Брежнев, который предпочитал обсуждать организационные и политические вопросы, избегая глубоких технических проработок.

– С Горшковым, Кетовым, Кутаховым, Мишуком! Все готовы принять на вооружение такое супероружие. Сейчас настало время как раз для таких изделий.

– «Болид»… – задумчиво произнес Брежнев. – Название хорошее, звучное, а что может сделать этот «Болид» с их ПРО[22 - Противоракетная оборона.]?

– Это как торпеда со сверхзвуковой скоростью на высоте двадцати пяти километров, которую почти нельзя запеленговать, отвести, уничтожить в полете. Малозаметная ракета. Она протыкает ПРО, как иголка мешковину, и точно идет на цель с боевой частью! Там будет или термоядерный АА-19 с зарядом «910», мощность почти 300 килотонн, или ядерный АА-81, это уже до 500! – понижая голос, со значением проговорил маршал.

– Так в чем же дело, где он, этот «Болид»? – Брежнев выразительно приподнял брови, что означало его крайнюю заинтересованность темой.

– Руководство ВМФ[23 - Военно-морской флот.] усложнило проектирование из-за габаритов ракеты морского базирования в предстартовом положении. У меня набросан план, а в ноябре-декабре выйдет постановление Совета Министров. Мы поставим этот комплекс на вооружение! – уверенно заявил маршал. – Контроль на Секретаре ЦК КПСС по оборонным вопросам Рябове и начальнике Оборонного отдела ЦК КПСС Сербине, но и я буду курировать этот проект.

– Только сам контролируй! Решение Совмина по крылатым ракетам сильно не закрывай. Надо выдавить наружу часть информации, чтобы об этом оружии знали! – Он несколько раз для убедительности крутанул кистью руки влево-вправо и со значением посмотрел на Устинова, строго и требовательно: – Ты понял? Рябов не владеет материалом, он только приступил. – Брежнев улыбнулся, потер ладонь о ладонь, усмехнулся. – Иван Дмитриевич Сербин, да, «Иван Грозный», тебе поможет! Он все матом кроет всех?

– Ну, как всегда, зато дело движется. Сейчас особенно. Прогорели три миллиарда рублей на проекте РЛС «Программа-2»[24 - Радиолокационные станции дальнего обнаружения для второй системы противоракетной обороны «Заслон».], теперь он сильно осторожничает и принимает только взвешенные решения.

– А твой сынок, Николай? Так его величать? Забрал лучших физиков-лазерщиков у академика Басова, братьев Проценко, привязал их к своему проекту, а толку нет. Вырастили ему рубины размером с два кулака по цене, как город построить в тундре, а где достижения? Где эти «лучи смерти»? Что, теперь ждет рубин под 30 кэгэ для самоходной гаубицы «Мста-С». Знаю, читал отчет.

Не дождавшись ответа от громко засопевшего носом новоиспеченного маршала, генсек примирительно улыбнулся.

– Про эти твои летающие торпеды я уже слышал. Недавно ко мне приезжал один из авторов. Он, правда, как-то затоптал в этой теме сроки. – Леонид Ильич выслушал тогда доклад ученого, принял к сведению и не забыл особенно скользкий момент в докладе о времени завершения разработки этого «изделия»[25 - Единица промышленной продукции, количество которой может исчисляться в штуках или экземплярах; во множественном числе словом «изделия» называют производимую продукцию или специальные виды продукции оборонной промышленности либо кустарного производства, отдельных мастеров.].

Я вот что скажу тебе, Митя, для меня важны только две задачи хлеб для народа и безопасность страны! Товарищи выдвинули тебя на большое дело! Оборона страны, – вытер платком рот и продолжал: – Ты все хочешь делать сам, но все охватить нельзя! – Посмотрел прямо в глаза и совсем другим, суховатым тоном, закончил: – Этот проект за тобой, и только ты за него отвечаешь передо мной! Ни Рябов, он человек новый, ни Смирнов из комиссии, а ты и Сербин! Я это себе помечу, позже вернемся к этому вопросу.

Через семь месяцев, в декабре 1976 года, вышло Постановление Совета Министров СССР о разработке универсальной стратегической сверхзвуковой крылатой ракеты с дальностью полета более 5000 км.



Леонид Ильич посмотрел на смирно сидевшего Черненко, открыл блокнот с записями для памяти, перечитал: «4 января 1977 г. Говорил с Я. П. Рябовым о Ту-144. Говорил по ВЧ с Абросимовым П. Л. (о деньгах). Принимал тов. Агаркова Николай Васильев. – на начальника Генштаба. Подписал список литературы № 1 – книжная экспедиция».

«Рябов! Уралец, дери его! Ни слова о нашем новом супероружии, ни полслова о «Болиде», как будто его и вовсе нет! И это так называемый новый Секретарь ЦК КПСС по обороне! – раздраженно подумал генсек. – Молчит, как будто воды в рот набрал. Вещает только про наш «Конкорд»! Ну да, первый раз в большой политике и не знает, что решает в ней не то, что уже есть где-то в мире, и мы опрометью догоняем, а то, чего нет у них, и еще долго не будет как по геополитическим, так и по экономическим неувязкам – это и есть главная составляющая. А он мне все Ту-144, Ту-144! – Мысли опять вернулись к больной теме: – Что американцы закручивают?! Выложили другой расклад, выводят за рамки договора соглашения по крылатым ракетам. Не боятся или просто не знают?»

Записал в тетрадь для черновиков: «Тов. Устинов Д. Ф. должен лично разобраться с ракетой «Болид» и доложить в ЦК. Я помню, он обещал, что там «зашевелятся!», но даже дело не в этом. Главное, что это будет означать для Договора, что из этого получится, никто не знает. Пока не знают!»

Из года в год, просиживая часами, углубленно изучая аналитические доклады, отчеты, разведдонесения, оперативное состояние в экономике народного хозяйства, Леонид Ильич вмещал в своей голове колоссальное количество политических и экономических факторов высшей категории. Опираясь на такой базис, он принимал решения, значительно отличавшиеся от выводов большой группы узких советников и специалистов. Никто, кроме него, не имел такой полноты знаний о процессах мирового развития и положения СССР как супердержавы на этой арене.

Когда Брежнев понял, что в письме президента США есть «щель», которую те или недосмотрели, или оставили для себя, пока непонятно для какой цели, решение высветилось как-то быстро и уверенно: «Если появится полная информация по нашей крылатой ракете на Западе, то переговоры по ОСВ-2 не только сдвинутся с намертво застывшей точки, а будут подписаны в ускоренном темпе».

Надежда была на это изделие. В мире подобного пока еще ни у кого не было. Это он хорошо помнил из сводного обзора академика Келдыша, президента Академии наук СССР и аналитического отчета КГБ СССР.

Неприятная мысль заставила его поморщиться, и он записал в блокноте: «О КГБ – просит помочь: ушли разведчики за границу. Многое знают, стоит вопрос: может быть, отозвать разведку из-за границы. Разобраться и посоветоваться, что делать. Ушли в Вену, в Бейруте, есть в Канаде». Брежнев не понимал этого, искал причины ухода на Запад высокопоставленных офицеров разведки. Был бы один факт, тогда можно было понять как слабость этого одного конкретного человека, но когда их несколько, вот тут он, словно перед пропастью, со своими ответами, останавливался, не решаясь сделать последний шаг. Ответы расплывчато кружились рядом, а соединить в один, решающий, не удавалось. Получалось такое, в чем он не мог до конца признаться даже себе.

«Так что с «Болидом»? – снова остро вернулась мысль. – Задача решается просто, они не знают, следовательно, надо сделать так, чтобы они узнали, а если все же знают, но не верят, значит, доказать обратное всеми возможными способами этот факт».

Он вспомнил, как накануне своего дня рождения, 19 декабря, все наперебой трещали: «День рождения нашего всеми любимого и глубокоуважаемого Леонида Ильича Брежнева!»

«Зачем нам омрачать такие хорошие праздники мелкими неприятностями?» – сказал тогда Устинов, хотя за три дня до этого уже имел на руках из донесения ГРУ[26 - Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.] мнение аристократа Жискар д'Эстена, президента Франции. Тот в конфиденциальном заявлении на заседании бюро сказал и попросил закрепить в декларации оборонной стратегии, что «независимость Франции – это вовсе не нейтралитет. Соединенные Штаты были нашими союзниками, и в случае возникновения конфликта мы, конечно, выступим на их стороне, как об этом дал понять де Голль во время кубинского «ракетного кризиса».

Игнорировать теперь, после закрепленного оборонного факта, стратегические ракеты Франции нельзя, но более значительной была совершенно секретная информация, добытая начальником научно-технической разведки резидентуры ПГУ[27 - Первое Главное управление (КГБ СССР), ответственное за внешнюю разведку, потому как в СССР, единственной стране в мире, была и внутренняя разведка.] во Франции полковником Д.Г. Каштан, о начале создания концерном Zenith Aviation сверхзвуковой стратегической крылатой ракеты с четырьмя управляемыми программами полета. Брежнев внимательно прочитал тогда это небольшое, необязательное к просмотру приложение к обзору разведдонесений и запомнил фамилию полковника, который сообщал, что весной будет подписано формальное соглашение о совместной разработке новой СКР Францией, Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ[28 - Федеративная Республика Германии.].

Ограниченная и густозаселенная территория Франции исключала возможность скрытного строительства и размещения защищенных шахт баллистических ракет наземного базирования. Поэтому правительство республики решило развивать морскую составляющую стратегических сил ядерного сдерживания и создание крылатых ракет большой дальности полета. Вот в этом пункте позиции двух стран, Франции и СССР, пересекались.

Выход Франции из НАТО в феврале 1966 года произошел, когда за год до этого генералу де Голлю, президенту Франции, во время его визита в СССР, на ракетном полигоне показали главные мишени удара МБР «Сатана»[29 - Межконтинентальная баллистическая ракета. Ракеты этого типа являются самыми мощными из всех межконтинентальных баллистических ракет.]. Генерал сильно испугался! Первым номером стоял Главный штаб НАТО, размещавшийся в те годы в Париже, и, как следствие, де Голль, обеспокоенный таким разворотом событий, принял решение о выходе из Североатлантического союза и удалении штаба из Парижа. После такого крупномасштабного политического действия Франция лишилась помощи от Северной Америки в получении современных технологий и оборудования. «Мне жизнь французов дороже всего североамериканского потенциала! – сказал он тогда и, гордо подняв голову, отрезал: – Французы всегда были впереди. Делайте, господа, без наших бывших союзников. Франция – вперед!»

Проектирование и строительство французских высотных крылатых сверхзвуковых ракет и в особенности создание интеллекта для полета и наведения у них, как и в СССР, шло с большими трудностями. Разведка Франции «SDECE»[30 - Служба внешней документации и контрразведки (фр. Service de documentation exterieure et de contre-espionnage, SDECE) – внешняя разведка Франции с 1946 по 1982 год.], как самая эффективная в мире, которую возглавлял граф Александр де Маранш, массированно охотилась за военными технологиями американского военно-промышленного комплекса, где в то время шла разработка крылатой ракеты «Томагавк»[31 - Семейство многоцелевых высокоточных дозвуковых крылатых ракет большой дальности стратегического и тактического назначения подводного, надводного, сухопутного и воздушного базирования.], однако она была дозвуковая, что не устраивало Францию. В «Советской Империи», так называли СССР в SDECE, о разработках сверхдальних сверхзвуковых ракет знали немного, в силу того что СССР не был в зоне особого внимания службы разведки Франции.

Северная Америка еще меньше внимания уделяли этому виду вооружения, не испытывая надобности в нем по многим объективным причинам. Руководство военно-морских сил США, предложив военно-промышленному комплексу в 1971 году работу по изучению возможности создания СКР с подводным запуском, получило два проекта крылатых ракет.

Отклонив первый вариант, с тяжелой крылатой ракетой подводного старта и дальностью полета до 5500 км, которые планировалось размещать на борту пяти атомных подводных лодок типа «Джордж Вашингтон» и пяти типа «Этен Аллен», в пусковых установках «UGM-27» для баллистических ракет «Поларис», снимаемых с вооружения, ВМС США остановились на втором, «легком» проекте.

В ноябре 1972 года промышленности были выданы контракты на разработку SLCM «Submarine-Launched Cruise Missile» – крылатой ракеты со стартом на подводных лодках из торпедных аппаратов. Позже от офицеров флота, курировавших проект, она получила свое словесное название «Томагавк».

Такая ситуация в области оборонно-наступательного баланса вооруженных до зубов главных мировых стран создавала уникальную возможность вернуть военный баланс и привести в равновесие силы, поставив на вооружение в СССР комплекс «Болид». Для начала необходимо было заслать на Запад мощный информационный заряд о создании и запуске в производство этого супероружия.



Леонид Ильич поднял глаза на тихо сидевшего Черненко, снова вздохнул и сделал движение кистью руки, мол, давай дальше. Константин Устинович слегка дернул головой с седой кудрявой шевелюрой, кашлянул.

– Мы подготовили ответ вместе с Международным отделом, и все твои пожелания выполнены, может быть, даже немного превышают планку, что мы сейчас и исправим. – Черненко протянул ему текст и дождался, пока генсек прочитает его, а когда Брежнев закончил и откинулся в кресло, то сам, вытянувшись на стуле, в кресло садиться он не любил, встревоженно спросил: – Что-то не так?

– Пока все так. – Брежневу понравился дерзкий текст ответного письма. – Надо добавить мысль, что мы надеемся, что его разворот от прежних заявлений вызваны обращениями и переговорами с союзниками, как-то так… – покрутил рукой примиренчески, – давай оставим ему возможность, чтобы он мог хоть этим объяснить свои новые предложения. Ты же смотрел?

Брежнев вспомнил, как ему зачитали отрывок из инаугурационной речи Джимми Картера, который вселял определенные надежды: «Мы твердо намерены проявлять настойчивость и мудрость в своем стремлении к ограничению арсеналов оружия на Земле теми пределами, которые необходимы для обеспечения собственной безопасности каждой страны. Соединенные Штаты в одиночку не могут избавить мир от ужасного призрака ядерного уничтожения, но мы можем и будем сотрудничать в этом с другими».

– Да, он предложил, во-первых, накатить уже в этом, а не в следующем договоре «существенные сокращения» стратегических вооружений. – Черненко весь подобрался: он, как опытный «толкатель» бумаг, хорошо понимал скрытую суть, повторяя строчки официального письма. – Это же сколько времени мы будем считать и обговаривать, торговаться, пока не найдем компромисс. Пройдут годы! – Он обреченно взмахнул рукой. – Во-вторых, оставить за рамками Договора ОСВ-2 вопрос о наших бомбардировщиках Ту-26, как они его называют, «Бэкфайр» и крылатые ракеты большой дальности, для последующих переговоров, то есть, по сути дела, вопреки владивостокским договоренностям, Америка хочет развязать себе руки для гонки стратегических вооружений на новом направлении.

– Первое, запомни, Костя, «Бэкфайр» – это их условно придуманный тормоз, заковыка, а вот вторая позиция меня занимает больше всего. На этом мы сильно отыграем свои позиции!

– Не знаю, Леня, что в этом такого? Просто вынести за рамки и договориться в будущем, тем более по такому незначительному виду вооружения.

– Не понимаешь ты, Костя, потому что это как раз то самое, что сможет подтолкнуть и ускорить подписание договора. Крылатые ракеты – наше супероружие. Ладно, не ломай голову, они не твоего ума дело! Этот второй пункт их позиции сейчас меня более всего интересует. Ты же помнишь заседание политбюро, когда мы утверждали Устинова министром? Вот тогда, после этого заседания, я с Митей и говорил про эти самые крылатые ракеты, и он мне клятвенно обещал, несмотря на свое новое назначение, лично контролировать их. От Рябова тогда толку было мало. Год прошел, а я ничего не слышу про этот снаряд. Все молчат. Может, и дела никакого нет? – закончил он, адресуя все накопившееся раздражение своему давнему доверенному соратнику.

– Дадим поручение Устинову от Секретариата ЦК сделать сообщение по этому вопросу. Заслушаем и примем меры. Я теперь вспоминаю. В прошлом году, в декабре, было постановление Совмина по этим крылатым ракетам. – Черненко скромно посмотрел на генсека.

Брежнев не ответил, напряженно думая о чем-то, потом встал и прошелся по кабинету, остановившись перед окном, заледеневшим от мороза на улице.

– Вот что мы сделаем. Текст письма меня устраивает, только пусть оно пока полежит, отправим немного позже. – Вернулся за письменный стол, поднял телефон и сказал: – Передай поручение Рябову подготовить справку о состоянии дел по «Болиду». Прямо сейчас. – Сделал паузу, размышляя, потом решительно приказал: – Согласуйте встречу на 16 часов с Андроповым! – Он обернулся к Черненко: – А теперь перейдем к повестке политбюро.



Ответное, твердое и местами резкое письмо Л. И. Брежнева было направлено 25 февраля, а по горячей линии, предназначенной для использования в чрезвычайных ситуациях, через неделю, 4 марта, пришел ответ.

На московском пункте этой линии, в подвальных помещениях Кремля, дежурившие офицеры КГБ, недостаточно квалифицированные в дипломатическом лексиконе переводчики, которые не владели тонкостями языка политеса, сделали поверхностный перевод телетайпов, который привел к нервному стрессу генсека и сильно осложнил ситуацию.

После обмена письмами последовал в марте визит Сайруса Вэнса в Москву с пакетом новых предложений и инициатив, но стороны даже не смогли начать переговоры. СССР решительно и твердо отклонил новые позиции. Американцы получили дипломатической «мокрой тряпкой» по лицу.

Вслед за этим на заседании Политбюро ЦК КПСС «Об итогах переговоров с госсекретарем США С. Вэнсом» Брежнев выступил по этому вопросу: «Из выписки протокола заседания Политбюро: «резко негативно высказался по поводу антисоветских высказываний Дж. Картера о нарушении прав человека в СССР и о важности завершения работы по новому соглашению об ОСВ на базе владивостокской договоренности».

Теперь, после рекламной шумихи по всему миру, которая сопровождала эту мартовскую инициативу Картера, возвращаться во «владивостокскую колею» для него, по соображениям международного престижа и политического расклада сил, выглядело бы как поражение и отступление. Это опрометчивое решение Картера в феврале 1977 года было романтическим порывом фермера с юга, который неожиданно, волей судьбы, стал президентом США, а его искренние стремления к более быстрым и радикальным шагам в области разоружения привели к обратному результату: напряжение в мире стало нарастать, а переговоры окончательно остановились.



Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Председателю КГБ СССР Ю. В. Андропову из канцелярии Генерального секретаря ЦК КПСС сообщили, что Брежнев приглашает его приехать к 16 часам.

В назначенное время Юрий Владимирович, обеспокоенный этим внеплановым вызовом, вошел в кабинет генсека, сразу отметив, что тот находится в хорошем расположении духа.

– Здравствуй, Юра! – привычно начал генсек. – Ну, что там, у наших чекистов?

– Добрый день, Леонид Ильич! У меня несколько предложений по личному составу, информация о ходе переговоров по ОСВ-2 по нашим каналам и записка, отчет о работе Комитета госбезопасности за 1976 год. – Андропов расстегнул молнию на папке и достал документы.

– По личному составу и записку ты можешь оставить, я почитаю, а вот информацию по переговорам даже смотреть не буду. Громыко каждую неделю мне дает свои отчеты, да только толку мало от них. Заглохли переговоры, и неизвестно, когда все сдвинется. – Брежнев вопросительно посмотрел на Председателя КГБ СССР. – Ну, вот сам скажи, что там такого нового в твоих разведческих информациях?

Слегка задетый тоном генсека в адресованном ему вопросе, с подначкой на слове «разведческих», Андропов тем не менее еще более мягче начал докладывать:

– Из наших американских источников абсолютно ясно, что новая администрация запустила на весь мир пропагандистский блеф о своем стремлении увеличить потолок уровня сокращения арсеналов на переговорах. Эта позиция не имеет ничего общего с владивостокскими договоренностями и затягивает надолго в болото обсуждений и отдаляет подписание на неопределенный срок. – Председатель КГБ СССР несколько часов изучал последние материалы ПГУ и хорошо знал положение вещей.

– Во вчерашнем письме от президента Картера определенно сказано, что он хочет. – Брежнев досадливо поморщился.

– Знаю об этом, – подтвердил Андропов, – профессор сталкивает его вправо, мотивацию мы знаем. Я имею в виду Бжезинского.

Брежнев перебил его, махнув рукой, дескать, это все известно.

– Мы смотрели с Костей этот пункт для политбюро. Я расцениваю письмо Картера как оскорбительное. Сегодня вообще не мог заснуть, да еще вечером рука разболелась. – Брежнев замолчал, придавая значение своим словам. – Мы пошлем их куда подальше с их новыми предложениями. Мое ответное письмо подготовили. – Он потянулся и дотронулся до красной папки и, внезапно изменив тон, сказал: – В его послании меня заинтересовало вот что, – достал текст письма и нашел нужное место, – они вывели за рамки договора обсуждение вопроса по крылатым ракетам. Это что же, они и в мыслях не держат, какое оружие мы можем поставить на вооружение? – Леонид Ильич сделал упор на слове «какое».

– Нам пока нечего противопоставить им, кроме ракет средней дальности РСД-10 «Пионер»[32 - Советский подвижный грунтовый ракетный комплекс (ПГРК, по классификации МО США и НАТО SS-20 mod. 1 Saber, рус. Сабля) с твердотопливной двухступенчатой баллистической ракетой средней дальности.], сейчас у нас пока 18 пусковых устройств, но через два года их будет более 100. Их называют на западе «Гроза Европы», «SS-20 mod.1 Saber». Первым эту опасность понял канцлер Коль и поднял волну. Однако американцы не обращают внимания на протесты в Европе и продолжают гнуть свою линию на переговорном процессе.

Юрий Владимирович остановился, пристально глядя на генсека, и продолжил, развивая свою мысль:

– Их устраивает театр военных действия в Европе, за океаном, подальше от себя. Наши «Пионеры» не сделали погоды на переговорах. Мне понятна их позиция по этому вопросу, с их баз «Першинги» нас достают, а мы можем лишь Европку пощекотать. Не везти же наши изделия на Камчатку, чтобы американцы зашевелились.

– Вот-вот! Это я уже где-то слышал. Едкое замечание! – Брежнев задумался и неожиданно спросил: – Юра, а почему тишина о нашем новом изделии, о «Болиде»? Рябов зациклился на Ту-144. Устинов от меня лично в прошлом году получил указание запустить и курировать этот проект, но тоже молчит. Как будто нет и в помине. Знают ли о нем там, на Западе? – Леонид Ильич сделал паузу и, как бы отвечая себе, сделал предположение: – Если судить по вчерашним предложениям, то они крылатые ракеты большой дальности хотят обсуждать за рамками ОСВ-2, во вторую очередь, а это означает, что их не беспокоит такое положение вещей.

Андропов воспользовался этими длинными риторическими вопросами, чтобы собраться с ответом, который был широк, а отвечать генсеку надо было собранно и коротко:

– По информации ПГУ, американцы знают, что мы знаем о них, и не менее хорошо знают, что делается у нас в плане оборонных разработок. Однако по нашему изделию «Болид» у них полной информации нет. Наши аналитики делают вывод, что это связано с тем, что они не ведут свои собственные разработки по данному типу, соответственно и нет интереса к такому виду вооружения. Да им это и не нужно, они обложили нас базами и достать могут даже простыми, более дешевыми дозвуковыми ракетами. В этом направлении работают только французы.

После этих слов Леонид Ильич встал и прошелся по кабинету, поглядывая на прихваченные морозом окна.

– Работают только французы! – повторил он слова Андропова. – А наши? Работают или нет? Вот Рябов подготовил справку по этому изделию, – он вернулся к столу и взял сколотые листы бумаги, – пишет, что проект подходит к завершению, однако в связи с новизной испытывают сверхтрудности. Некоторые компоненты для нее еще даже не придуманы и не существуют в природе!

Брежнев снова уселся в кресло и повторил свои последние слова:

– Не придуманы и не существуют в природе! Ты видишь, как поворачивается дело? Митя год назад сказал, что скоро запустит их в производство, а этот пишет, что еще нет в природе!

Андропов хотел было возразить генсеку, но передумал, он понимал, что даже легкие негативные упоминания об Устинове могут иметь далеко идущие последствия.

– Только в США недавно начали производить нужные нам полупроводники, – Брежнев снова заглянул в бумагу на столе, – ага, вот, они называются операционные микросхемы, необходимые для «Болида», и вот еще целый список необходимых вещей. Я помню, в твоем отчете было написано, что нам удалось закупить целую производственно-технологическую линию с запасом сырья по этим микросхемам. Это так? Это точно или что-то опять не так?

Андропов последнее время постоянно ожидал этого вопроса и, как смог, давно подготовился к нему. Его самый лучший агент, «шлюзовик»[33 - Условное название специализации агента экономического направления, делающего поставки продукции и технологий в обход экспортного контроля, прогоняя через другие страны-шлюзы.], Мюллер сделал невероятное, смог выкупить эту суперсовременную линию и получить разрешение на вывоз, минуя КОКОМ[34 - Координационный комитет по экспортному контролю (англ. Coordinating Committee for Multilateral Export Controls, CoCom).], однако ситуация сложилась напряженно-опасная, агенты ФБР[35 - Орган внутренней разведки и одновременно федеральная правоохранительная структура Соединенных Штатов (англ. Federal Bureau of Investigation, FBI, ФБР).] почти вплотную подошли к нему, и Мюллеру пришлось стремительно покинуть Северную Америку.

Все дела он передал присланному сотруднику ПГУ КГБ, молодому офицеру, которого сам Андропов не знал, но дал свое разрешение «подхватить» все наработки Мюллера под влиянием уговоров со стороны высокопоставленного партийного руководителя. Не секретом было, что этот молодой сотрудник был его сыном, и он зубами вцепился в это «плевое» дело, которое предвещало досрочное присуждение очередного воинского звания и карьерный рост.

Дело-то было действительно простое. Добросовестно отработать подготовленные Мюллером связи, контакты с поставщиками, продемонстрировать волю, контролировать и проверять точность отгрузки на корабль именно этой, запрещенной к экспортированию производственной линии с запасом силиконового сырья и, как следует попотев и не дав себя «развести», вернуться в Москву получать награды. Все получилось до безобразия на оборот. Сын партийного чиновника, новоиспеченный «вышкой»[36 - Упрощенное название Краснознаменного института имени Ю. В. Андропова КГБ СССР. Находится в подчинении Первого Главного управления.] лейтенант, приехавший завершить эту крупную сделку Мюллера, «загулял» на загнивающем Западе, благо, в фирме Мюллера были большие деньги, и провалил задание. Попросту, его обвели вокруг пальца, надули, подсунули первую, давно устаревшую производственную линию «Mk Z», которая даже и не числилась в списках КОКОМ, вместо «пробитой» Мюллером «Mk XL High», работающей исключительно на армейскую электронную комплектацию.

В Москве, когда подмена была обнаружена, разгоравшийся скандал был с трудом потушен, деньги списали, устаревшее оборудование срочно вывезли в провинцию, с глаз долой, на завод полупроводниковых приборов, а молодой сотрудник, как и было ему обещано, получил внеочередное звание и карьерный рост.

Теперь вот предстояло держать ответ перед первым лицом государства за этот возмутительный факт в работе всей его организации.

– Линия устарела к моменту прибытия и длительного монтажа. Недавно только удалось получить первые образцы.

Леонид Ильич знал, что у Андропова произошел крупный провал с этой операцией по поставке, об этом вопиющем инциденте у него лежала докладная записка из Академии наук, ревизионные заключения Госплана и детальное мнение Совмина СССР. Хорошо зная, что причиной «облома» была профнепригодность того самого молодого сотрудника, сына его старого знакомого по партийной работе, однако, задавая этот вопрос, он хотел расшатать позиции главного человека в государственной безопасности страны и подготовить тем самым почву для квалифицированного вброса своей темы.

Леонид Ильич, уже вторые сутки обдумывающий план решения проблемы с американцами, был уверен, что, отдав этот приказ, он получит желаемое действие и максимальный результат, только исходя из характера и системы мышления Юрия Владимировича Андропова.

– Это так записали! – тихо сказал генсек.

– Сказать более точно пока невозможно, но меры по модернизации принимаются. Может быть, обсудить этот вопрос на секретариате или в рамках отдела ЦК с приглашением ответственных лиц? Только что это даст, в практическом смысле этого слова? – Андропов остановился, видя, что генсек хоть и продолжает его слушать, однако едва уловимые сарказм и пренебрежение, промелькнувшие на лице, заставили сделать вывод о том, что он знает все подробности этого дела.

Андропов выпрямился в кресле и немного поводил плечами, показывая, как он сильно устал от всего. Продолжил, пытаясь отвлечь от этой скользкой темы, другим тоном:

– Из министерств постоянно идут заявки в Государственную комиссию по военно-промышленным вопросам, все хотят получить новейшие западные разработки, технологии, машины, механизмы, комплектующие. Мы, исходя из этих заявок, каждый год составляем разведывательный план. Реализацией занимается управление «Т» (научно-техническая разведка) Первого Главного Управления КГБ. Ежегодный бюджет госкомиссии составляет 12 миллиардов французских франков. Такие большие деньги позволяют нам успешно получать необходимую информацию… – Андропов достал свой блокнот и зачитывал оттуда цифры.

Краем глаза он заметил, что генсек открыл ящик стола и достал блокнот для поручений.

– Нет! Хорош! – вдруг неожиданно и резко перебил его Леонид Ильич. – Надо сделать так, чтобы они знали, и знали на полную катушку, вот тогда-то они присядут подписать договор! – И приготовился пометить в своем блокноте для поручений.

Юрий Владимирович понял сразу, что хочет сказать этой фразой Брежнев, но признаться себе в этом он отказывался. Волна тяжелого страха прошлась по всему телу, сверху вниз, и засела в копчике, отчего он дернулся и изменил позу на стуле.

– Кто должен знать? – быстро, почти скороговоркой, хриплым шепотом выдохнул он, наперед зная, что конкретного ответа не будет.

Брежнев закрыл блокнот, сделав запись, и, положив его в ящик письменного стола, поднял на председателя глаза.

– Сам знаешь, кто и каким манером! Чего спрашиваешь, если все знаешь сам! – недовольным, слегка брюзжащим голосом отозвался генсек.

Андропов, чувствуя, как его начинает колотить мелкая дрожь, постарался сконцентрироваться, лихорадочно соображая, как оттянуть конкретный приказ от первого лица державы. «Нет, эта днепропетровская глыба не прошибаема! Его не своротить! Если принял решение, то прет трактором!»

– Леонид Ильич, тут надо хорошо подумать. Какого рода и какой степени информацию им дать? Как обставить все это? Рябов недавно стал секретарем по этим вопросам, не вполне владеет материалом и, что немаловажно, молодой еще в таких делах. Главное, как воспримет это Устинов, он же встанет на дыбы! – Андропов начал старательно проверять границы желаний Брежнева, стараясь понять для себя, где кроется опасность в этом, как он хорошо понял, уже окончательно утвердившемся у генсека, принятом решении.

Он помнил, как у Брежнева несколько лет назад возникла идея передать Индии техническую документацию и технологию производства атомной бомбы. Тогда это был громадный риск. Сегодня у власти Индира Ганди с дружественной СССР политикой, а кто знает, какое будет руководство завтра и какую политику будет проводить? А главное, как отреагирует мировое сообщество на грубое нарушение Москвой Договора о нераспространении ядерного оружия. Не говоря уж о неизбежном обострении в этом случае отношений с Китаем. Эти и другие аналогичные аргументы не раз приводились Леониду Ильичу. Вскоре дело это затихло, Брежнев к этому вопросу больше не возвращался, но к Индии относился как к главной опоре советской политики в Азии. Это у него не менялось. Часто доставал амулет от буддийских монахов, полученный им во время визита, вертел в руках и с сожалением бросал в ящик стола.

Сейчас, как начинал понимать Андропов, у него снова возникла аналогичная идея, которая, правда, не грозила серьезными последствиями. По информации его аналитиков, эти дальние крылатые ракеты будут настоящим супероружием не скоро, многое сделано, однако важные компоненты действительно даже еще не придуманы.

– Ты что, Юра! Я знаю, что мне предложат! Записать поручение ЦК товарищу Устинову отчитаться по проделанной работе в этом проекте! – сказал с неприкрытой иронией Брежнев и изучающе посмотрел на Председателя КГБ СССР.

– Это правильное решение! – словно не замечая иронии, схватился за это предложение председатель. – Он запустил этот проект, он и должен отчитаться, не считаясь с Рябовым, что он, правда, всегда и делает со всеми. Информация должна попасть в газеты, на радио и телевидение. – Андропов с ходу согласился, но они оба понимали, что сейчас надо переходить к обсуждению деликатного решения Брежнева.

– Когда я сидел на оборонке в пятидесятых, мы только провезли по Красной площади макеты комплекса противоракетной обороны, которые так и не пошли в серию. Тогда даже этого хватило! Они там, на Западе, притихли! Мы же страшно отставали от них, и надо было что-то показывать, хоть чем-то пугать! Даже 406-миллиметровую САУ «Конденсатор»[37 - Советская опытная самоходная артиллерийская установка особой мощности.] и 420-миллиметровый миномет «Ока»[38 - Советская самоходная 420-миллиметровая минометная установка.] на параде в 57 году провезли.

Брежнев замолчал, вспоминая, потом продолжил:

– Эти колоссы, которые забрасывают противника полутонными ядерными снарядами! Запад ужаснулся тогда! Этим мы пытались компенсировать наше отставание. Тогда же протащили нашу первую межконтинентальную ракету Р-5М[39 - Советская жидкостная одноступенчатая баллистическая ракета средней дальности (БРСД) наземного базирования (англ. SS-3 Shyster).]. Макеты и бумажные тигры заставили их учитывать и наши условия игры. Мы несколько лет возили по Красной площади те противоракетные комплексы, которые потом ставили в старые конюшни на хранение до следующего парада, рядом с сеном и навозом, но это работало. Запад был предупрежден и всерьез опасался нас! – огорченно добавил: – Пока твои ребята, предав страну, не рассказали им всю правду! – Он, заметив, как захлестнулось лицо у председателя, понял, что еще одна подсечка прошла в цель и спросил: – А что сейчас? – Он остановил взгляд на Юрии Владимировиче, словно тот сейчас скажет то самое сокровенное, о чем думал и на что хотел получить ответы генсек.

Андропов поежился под натиском воспоминаний первого лица государства, спросил, как бы отстраненно:

– Однако мне бы хотелось более точно понять решение, которое только что прозвучало. Эта точность мне необходима, чтобы правильно поставить задачи для комитета госбезопасности.

– Именно госбезопасности, – с мягкой издевкой схватился за эту фразу генсек, – вот для этой самой безопасности страны и надо сделать все. Уже в центре Москвы, около твоей приемной, рвут бомбы, а самое страшное – в вагонах метро с людьми! Такого у нас еще не было!

События по взрывам в столице, несмотря на отчаянные попытки любыми способами приглушить, отвлечь, продолжали будоражить не только москвичей, но уже всю страну. Андропов, оскорбленный и униженный в своем нынешнем положении, этими взрывами и многочисленными жертвами мирного населения сейчас был особенно уязвим.

Брежнев понимал состояние Андропова, обеспечивающего безопасность страны, и говорил с ним жестко, не в своей обычной, смягчающей углы манере. Эта прямота, или, как мысленно называл он, партийная принципиальность, позволяла ему дальше говорить то, что было запрещено даже ему.

– Ловить у себя в «огороде» и высылать инакомыслящих просто! А вот создавать у них, там, на Западе, нужное нам представление о нашей силе, формировать соответствующее настроение сложно и трудно! У тебя полмиллиона бойцов и несчитаная армия добровольных осведомителей! Какие народные деньги идут на тебя! – Он махнул рукой. – Ты, Юра, уже давно перестал разделять два понятия, политика и госбезопасность, поэтому хорошо понимаешь, что такое государственная необходимость! Это не детские шалости, а жестокая реальность! – Брежнев опустил ладонь на крышку стола и сурово закончил: – Отдавай им весь комплекс! Делайте там, у себя, все, чтобы решить этот вопрос, и информируй меня отдельно по нему. И еще, – он сделал паузу, – ты хочешь получить права государственного комитета и преобразоваться в центральный орган из ведомства при Косыгине? Не удивляйся, у меня тоже разведка работает! Моя, партийная! Проведешь эту операцию, и в следующем году, не позже весны, преобразуем.

Андропов проигнорировал этот пассаж в адрес своего ведомства и решил снова заостриться на решении генсека. Он никак не мог определить для себя границы дозволенного.

– Леонид Ильич, такого рода информация должна быть добыта ими кровью и потом, это должен быть достоверный материал, а еще лучше – из разных источников. Вот тогда это сработает.

– Ну, и в чем дело? – небрежно, но с вызовом спросил Брежнев, пристально глядя на председателя.

– Здесь, в Москве и Подмосковье, на наших оборонных «ящиках» стоят такие контрразведывательные заслоны контроля, только танков не хватает. Происходят небольшие утечки, большей частью малосущественные, общего характера. Пьяная болтовня на приемах! Мы активно контролируем, здесь все перекрыто плотным строем в несколько рядов, так что их агентуре не пробиться к информации.

– То есть у тебя патовая позиция, как в бильярде?

Увидев, что Андропов как-то неопределенно кивнул, Брежнев, зная, что тот не игрок в бильярд, снисходительно пояснил:

– Это если каждый из игроков три раза подряд, по очереди нарушает правила, и они не стремятся к победе в партии, так как это может привести к неминуемому поражению, то игра считается патовой. После этого переходят на другой стол, шары расставляют заново, и партия переигрывается. Переходи на новый стол, расставляй шары и переигрывай партию! Вот так, Юра!

Тот встал, подхватив кожаную папку, как бы готовясь уходить. Это был отработанный ход, он хорошо знал, что главное произносится у порога, перед уходом. На этот раз ничего более сказано не было.

– Сегодня же начинай эту работу! Докладывать еженедельно! – генсек сказал это обычным деловым тоном, словно ничего не произошло только что, и махнул на прощание рукой.

Андропов повернулся и вышел, мысленно повторяя слова Брежнева о «пате». В его понятии, на его лексиконе, это был цугцванг[40 - Положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции. Однако сам смысл понятия «цугцванг» в шахматах значительно шире. Разговор идет о таких позициях, в которых любой ход, который делает игрок, приведет к ухудшению положения. Перефразировав, можно сказать, что цугцванг в шахматах – это принуждение к ходу, который вызывает ухудшение позиции. Термин «цугцванг» был официально принят в 90-х годах XIX века, но им пользовались очень давно (нем. Zugzwang «принуждение к ходу»).]! Он начинал вертеть задачу, которую поставил перед ним генсек.

Стараясь последнее время упрощать свою жизнь, которая мертвым, огромным грузом уже сильно придавила его, он сразу же определил главные ходы. Первым и основным исполнителем будет его доверенный человек, его помощник, который за десятилетия совместной работы еще ни разу не подвел его. «Да, только он! С его хваткой и целеустремленностью!»

В приемной столкнулся с Черненко, тот, как всегда, бесстрастно поздоровался с ним. В ответ Андропов, уже начиная разыгрывать партию, как бы вспомнив, дружески спросил:

– Здравствуй, Костя, хорошо, что встретил тебя! Наши документы на увеличение зарплаты нашим сотрудникам в ГДР слегка застряли, секретариат держит?

– Здравствуй, Юра! Не может быть, наш отдел всегда быстро и четко работает по всем представлениям из комитета. Там взяло паузу 1 управление Госбанка, сверстать не успевают, но сегодня мы все получим. Завтра на заседании Секретариата ЦК КПСС будет проведено! – уверенно проговорил Черненко и заторопился в сторону дверей кабинета.



Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. Начальник Отдела оборонной промышленности ЦК КПСС Иван Дмитриевич Сербин в начале рабочего дня вошел в свой кабинет на Старой площади, где, подойдя к столу, мизинцем сдвинул бумаги, которые лежали в папке с почтой, пока наконец не выудил нужную, взял ее и несколько раз прочитал.



«Заключение по эскизному проекту на систему «Болид»

Универсальная крылатая ракета с преодолением (М=2,5–3,0) разрабатывалась в соответствии с Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Гиперзвуковая крылатая ракета такого класса является сильным инструментом сдерживания в мировой гонке вооружений и предназначена для массового поражения объектов, находящихся за пределами 5000 км. КР запускается с наземных пусковых установок, атомных подводных лодок пр. 667А и стратегических бомбардировщиков Ту-95.

Это изделие имеет уникальную, единственную в мире разработку радиолокационной системой коррекции по считываемому рельефу местности для управления полетом в цифро-аналитическом исполнении. При создании ракеты было найдено много оригинальных технических решений, обеспечивающих длительный полет КР на высоте более 20 км со скоростью более 3500 км/ч. Ракета имеет комплекс преодоления ПРО. Большие размеры определяли значительную ЭПР, но защитой КР должны были стать не только скорость и высота, но и специальная аппаратура, создающая за самолетом-снарядом длинный шлейф ионизированного воздуха, препятствующий точному наведению зенитных ракет (плазменные стелс-технологии). Для этого используется генератор пучка электронов. Конструктивно ракета выполнена по схеме «утка». Маршевая ступень имеет треугольное складывающееся крыло и складное вертикальное оперение. Оснащена турбореактивным двигателем разработки Конструкторским Бюро Уфимского моторостроительного объединения.

Стартовая ступень морского и наземного вариантов ракеты «Метеорит» имеют два жидкостных реактивных двигателя с суммарной тягой 24 т с управляемыми поворотными соплами и временем работы двигателей около 32 секунд. Они созданы на базе первой ступени межконтинентальной баллистической ракеты 15А20 (УР-100К).

Дальность стрельбы ракеты «Болид» составляла более 5000 км. Высота маршевого полета – 22–24 км при скорости около 3000 км/ч. Вооружение составляет атомный заряд повышенной мощности, защита имеет трехстороннюю систему…»


– «Болид» с утра бодрит, да так, что голова болит! – пробормотал начальник отдела фразу, которую запустил один из разработчиков проекта, и вышел с этим «заключением» к своему заместителю.

«Это и есть наш эффективный ответ в направлении создания востребованного и очень своевременного вооружения. Эффективный ответ!» – повторял он про себя, открывая дверь кабинета замзавотделом и прикидывая в уме последнюю информацию по «изделию».

Аналитики из Главного штаба Военно-Морского Флота впервые подняли тему сверхдальней ракеты еще в октябре 1976 года, в предложенной концепции сверхзвуковой высотной малозаметной стратегической крылатой ракеты «Болид», унифицированной по носителям, способам базирования и универсальной по поражаемым целям.

Подмосковные предприятия получили задания на разработку этого «изделия» как одного из главных средств сохранения баланса стратегических ядерных сил. Оснащенная уникальным «интеллектом», позволяющим совершать любые маневры на траектории полета, с точным выходом на заданную цель, эта ракета была бы практически неуязвима для противоракетной обороны.

Подготовка совместного тактико-технического задания по решению Сербина, как начальника Оборонного отдела ЦК КПСС, проходила в рабочем порядке, что заметно сократило время его написания и согласования. Параллельно на предприятии выпустили первые эскизные и технологические проекты по всем модификациям.

Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР в декабре 1976 года этому «изделию» был обозначен государственный приоритет. Одно из подмосковных предприятий стало головной организацией по созданию комплексов «Болид» и бортовой системы управления ракетой с привязкой базирования на атомных подводных лодках и тяжелых бомбардировщиках.

Сербин вошел в кабинет заместителя, поздоровался кивком и положил на стол бумагу с заключением:

– Дайте для Севмашпредприятия разрешение использовать вместо АПКРРК[41 - Атомные подводные лодки (крейсера) с крылатыми ракетами.] пр. 949, там у них ничего не вмещается, подводную лодку проекта 667А. Переоснастить и подготовить ее для изделия «Болид». Во-вторых, для отработки этого комплекса в авиационном варианте базирования, – такое же задание Таганрогскому авиазаводу на базе ракетоносца Ту-95МС переделать в специальный самолет-носитель того же изделия и присвоить ему обозначение Ту-95МА.

Немного поколебавшись, хитровато улыбнулся, и добавил:

– Готовьте все материалы в развернутом виде, со сносками и уточнениями. Наш с вами новый Секретарь ЦК по обороне читает материалы только с полной расшифровкой терминов и понятий! С подробностями! – прищелкнул пальцами и вышел.

Замзавотделом поддернул очки на носу и долго смотрел, как выходит из его просторного кабинета начальник. Поднял трубку телефона и позвонил инструкторам:

– «Иван Грозный» сегодня, на удивление, в хорошем настроении, не иначе как ждать беды!

Ивана Дмитриевича Сербина чаще в разговорах или так, про себя, называли Иваном Грозным. Такое громкое прозвище он получил за жесткость в принятии решений и контроль за их исполнением. Интеллектуал, выпускник с красным дипломом МГУ им. Ломоносова, доктор физико-математических наук, он иногда позволял себе в работе и общении переходить на упрощенный, но понятный язык мата.

– Да уж куда более! Скинул мне вчера для «уральца» готовить сводный отчет! – ответил инструктор. «Уральцем» между собой называли назначенного и недавно утвержденного нового Секретаря ЦК КПСС по оборонной промышленности, бывшего Первого секретаря Свердловского областного Комитета КПСС Якова Рябова.

Весь отдел с большим интересом отсматривал многосерийный фильм под названием: «Дмитрий Федорович Устинов, секретарь по оборонке, подбирает преемника на свое место». Серии были увлекательные, и после каждой шло тихое закулисное обсуждение. Все знали нрав Устинова и его отношения с первым лицом государства, поэтому кандидаты на это место проскакивали мимо, как пули из кривого ружья, пока наконец Леонид Ильич Брежнев не решил этот вопрос самостоятельно, без рекомендаций со стороны. Как в человеке он, как всегда, не ошибся, выбрав этого свердловчанина, партийца с не менее крутым характером, чем устиновский, да и опытом работы по военной тематике. Свердловская область была одной из главных «кузниц» всего оборонного комплекса страны.

В такое непростое организационное время появился на свет проект комплекса морского и авиационного базирования универсальной малозаметной стратегической крылатой ракеты, и начались первые пробные обкатки нового изделия на стендах и полигонах.



Февраль 1977 года. Старая площадь. Сектор оборонной промышленности ЦК КПСС. Секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности Я. Рябов перелистывал, просматривая накопившиеся бумаги в двух папках, лежащих перед ним на столе, когда пронзительно затрезвонил телефон из канцелярии генсека. Услышав голос секретаря, немного успокоился и послушно записал на страничке еженедельника: «Срочно! До 14 часов подготовить обзорную справку по изделию «Болид» для Л. И.»

Положил трубку телефона, придвинул к себе еженедельник и лихорадочно пролистал его. Помнил, что это изделие упоминалось за эти полгода однажды, недоумевая: «Был же у Леонида Ильича десять дней назад. Доложил ему про наши красавцы ТУ-144, а что этот «Болид»! Что это за интерес к этому проблемному изделию! Там только, как я помню, одни прогрессивные задачки, не по времени!»

Не понимая причины такого интереса Брежнева и не найдя ничего у себя, он, в нервном напряжении, набрал номер телефона ВЧ начальника отдела Сербина, его второй номер на даче, которого тот не без труда добился. «Кремлевку»[42 - Высокочастотная телефонная правительственная связь, спецсвязь, телефон с гербом (еще название «вертушка»).] ему поставили в спальне, когда он еще «сидел под Устиновым», а тот имел привычку звонить хоть посреди ночи, хоть под утро и спрашивать ровным, требовательным голосом о состоянии дел. Сербин, подброшенный пронзительным звонком телефона ВЧ, мигом снимал трубку и отвечал: «Ну что вы, Дмитрий Федорович, конечно, не разбудили. Работаю», матерясь про себя семиэтажным матом, отголоски которого срывались с его рта в трубку, на что Устинов переспрашивал: «Не понял, что вы сказали?!»

Набирая номер телефона, Рябов сообразил, что сегодня не воскресенье, как ему в ажиотажном нервном напряжении почудилось, бросил трубку ВЧ и набрал внутренний, цековский номер начальника оборонного отдела.

– Иван Дмитриевич, срочно зайдите ко мне, – прерывисто проговорил он в трубку, думая, что вот, не успел еще как следует охватить все дела, как появилась эта невероятная удача на его пути: сам генсек заинтересовался этим изделием, и если правильно попасть в струю при докладе и уловить его желания, то это будет значить многое. Очень многое!

«И как знать, – думал он, – может быть, на этом я и сделаю тебя, Митя Устинов! Хоть и стал маршалом, министром обороны, но так и не вылез из этого кресла, все руководишь моим новым хозяйством! Как не хотел никого на свое место, так и получилось, ни нам, ни вам! – Рябов встал и заходил по кабинету, а тут при этой мысли непроизвольно глянул на кресло за письменным столом. – Во всем упирается, смотрит мимо! Я же знаю, как он по каждой кандидатуре на свой бывший пост Секретаря ЦК КПСС по оборонке бегал к другу своему Лене Брежневу и всякий раз отговаривал. Он, как и раньше, все держит в своих руках, так и не отпустил ничего! Ну, как тут можно так работать!»

В дверь тихо стукнули, и вошел Сербин, с порога внимательно приглядываясь к своему начальнику и стараясь понять по выражению лица, в чем причина вызова.

– Что с нашим изделием «Болид»? – напряженно глядя на него, спросил Секретарь ЦК, когда завотделом присел за приставной столик.

– Как это «что»? – удивился тот не вопросу своего нового шефа, а тону, которым был задан. – Это изделие делается, создается. Я вам пока не даю полную справку по нему, потому что они не продвинулись, поэтому состояние дел соответствует тому отчету, который у вас лежит три месяца.

– Ну да, вроде бы я читал, не помню. Я ведь утверждался тогда, в октябре, не до справок было. Так, значит, на сегодня никаких подвижек нет? – задумчиво переспросил, пожевал губами и решительно сказал: – Приготовьте справку по этому изделию сейчас, я прочитаю и подпишу.

Через полтора часа, отправив справку в канцелярию Генерального секретаря ЦК КПСС, Рябов просидел до вечера как на иголках, ожидая вызова для обстоятельного доклада к генсеку, но ничего не произошло, и он, потухший, снова взялся за текущие дела.

На следующий день, когда в телефонной трубке прозвучала первая фраза Л. И. Брежнева, Рябов привстал с кресла.

– Товарищ Рябов, подготовьте вопрос на секретариате по изделию «Болид». Сегодня!

– Леонид Ильич, все понял! Подготовлю! Будем закрывать проблемную разработку?

– Ты что, Рябов! – загрохотал в трубке бас генсека. – Подготовить полную информацию по нашему перспективному оружию, доложить и принять соответствующее постановление! – Пошли гудки отбоя. Полуприподнявшись, выслушав этот короткий, убийственный для себя диалог, Рябов тяжело уселся, так и не успев ничего сказать в ответ. Достал платок и вытер вспотевший лоб. Тренированный партийный бонза вдруг почувствовал свою полную беспомощность. Он не угадал желание генсека и вылез со своим предложением не по делу! Провалился, как мальчишка!

Дрожа от прокола, позвонил Сербину, попросил принести все материалы по изделию «Болид» и начал внимательно просматривать страницу за страницей. Помощник несколько раз вызванивал ему, но тот не брал трубку, а когда осторожно заглядывал в кабинет, то Рябов свирепо махал рукой – не мешай!

Привыкший сам у себя в области, высокомерно приподняв правую бровь, раздавать подобного рода авральные задания, он теперь сам получил, как мелкий инструктор отдела, которому нет необходимости объяснять что-либо, такой вот, небрежный приказ. Самым тревожным для него было то, что этот приказ он получил за два часа до заседания Секретариата ЦК КПСС, да еще от самого Брежнева! Подготовить, заслушать и, мало того, еще и принять соответствующее постановление! Ошибись он еще раз в правильной трактовке мыслей и желаний генсека, жди завершения своей, так хорошо идущей вверх карьеры и перевода на хозяйственную работу, а то и куда похуже.



Юрий Владимирович Андропов прибыл лично на заседание Секретариата ЦК КПСС, где последним пунктом был вопрос об увеличении зарплаты сотрудникам его ведомства в ГДР, но не это привело его сюда, вторым вопросом стоял Секретарь ЦК КПСС Я. П. Рябов с сообщением о выполнении работ по СКР «Болид». Этот пункт заседания успел за утро впихнуть Черненко после указания Леонида Ильича Брежнева немедленно поднять этот вопрос, да еще добавил, что сам поставит в известность Рябова.

– Ты, Костя, скажи там своим машинисткам, чтобы вбили этот вопрос в распечатку повестки, а я сам свистну Рябову, как и что надо готовить! Давай, иди! – Генсек тяжело глянул на Черненко, махнул рукой.

Позже, просматривая материалы заседания, Рябов вдруг поймал себя на мысли, снова и снова проворачивая в голове события этого заседания, что никак не может понять, в каком месте его участие было как бы на короткое время вычеркнуто из общего действия. Факт и принятие решения по нему было не его решением, а словно уже состоялось без его участия.

Он испытывал все то же чувство неполноты в своих суждениях, от которого никак не мог избавиться как сразу же после заседания секретариата, так и потом, получив распечатку документов по вопросу его оборонного сектора ЦК КПСС.

Выпадали из общей картины факт, неофициальное мнение, но по логике развития заседания было заметно, как было тихо и жестко перенаправлено развитие на принятие другого решения. Начали с серьезных позиций, которые он сам лично и докладывал, а закончили принятием двусмысленного решения, смотреть, но не брать, изучать, но не трогать…

«Во время обсуждений и принятие решений! – подумал он, вот тогда и произошло то, чего не мог понять. Нервничая, он вспомнил: – Меня вызвали в соседнюю комнату под предлогом срочного телефонного разговора, и я вышел из зала заседаний, а когда вернулся, озадаченный непонятным телефонным разговором с экспедицией неизвестно с кем, не сразу понял, что решение уже принято!» На заседании он это пропустил, не придал значения и вот теперь, вспоминая, не мог точно определить, кто и как все это провернул.

– Яков Петрович, как вам на новой, высокой должности трудится? – неожиданно подойдя к нему, спросил Андропов после заседания, когда они выходили из зала.

Рябов дернулся и, обернувшись, остановился как вкопанный. Юрий Владимирович заметил нервный тик над его левым глазом. Эти новые секретари из глубинки были до неприличия похожи друг на друга. Пуганые все.

– Вы не возражаете, если мы переговорим? – спросил медленно, основательно, с непонятным смыслом для Рябова Председатель КГБ СССР.

Определенно видя, что он еще находится в нервном возбуждении от только что сделанного отчета на секретариате, но больше от его обращения к нему, усмехнулся и добавил:

– Ко мне на Лубянку далековато, может быть, у вас?

– Конечно, Юрий Владимирович! – Рябов своим развитым чутьем аппаратчика понял: появление Андропова на секретариате по такому пустяковому вопросу и это неожиданное предложение после окончания значили очень многое. – Давайте в моем кабинете!

– Согласен! Пройдемте! – сдержанно улыбнулся Андропов.

Едва прикрылась дверь за Андроповым после состоявшегося разговора, как Яков Петрович Рябов дал волю чувствам. Недавно назначенный на должность Секретаря ЦК КПСС по военно-промышленному комплексу, он еще не до конца овладел всей махиной материала, которая села на плечи, примяла его и с каждым днем давила на него все сильнее и сильнее. Он с грустью вспоминал, как все было просто у себя дома, в Свердловской области, где он был полный хозяин: хотел, вешал на себя, если можно было победно рапортовать, или сбрасывал на других, если не ладилось и не было перспективы заработать партийные очки.

Выпускал свои танки с Уралмаша, боролся за принятие их на вооружение в армии в неравной схватке с тем же Устиновым, который, оттесняя областного секретаря, проталкивал танки из Харькова. К счастью, схватки не произошло: генсек решил эту проблему по-соломоновски, дал команду внедрять и те, и другие.

Там, у себя в Свердловской области, поднимал жизненный уровень жителей, строил дома, следил за надоями молока, регулярно ездил в Москву на промывку мозгов. Теперь вот его из целого списка кандидатов вдруг назначили Секретарем ЦК КПСС по оборонной промышленности. Он понимал, что это выдвижение идет только от генсека, которому он «приглянулся». Это была высокая ступень и значительное повышение в партийной карьере, но он был одинок в столице. В любые времена долго на высокой должности не проживешь, не имея ни друзей, ни товарищей, без подпорок и поддержки.

Подарком судьбы был начальник Отдела оборонной промышленности Иван Дмитриевич Сербин, который с пятидесятых годов сидел на этом месте, еще в бытность Л. И. Брежнева, когда он в те годы был Секретарем ЦК КПСС по оборонной промышленности.

Разногласия с Устиновым, который в течение многих лет до него поднимал и жестко курировал ВПК, с первого дня стали напряженными. Не имея никаких средств, в том числе и своих людей в столице, чтобы противостоять громадному авторитету и силе характера министра обороны, он расценивал происшедший разговор с Председателем КГБ СССР и то, что он теперь как бы в одном деле с ним, как ниспосланный шанс укрепить свои позиции на Старой площади.

Проводив Андропова, Рябов чувствовал большое воодушевление как от его присутствия здесь, в кабинете, после дружеской, даже доверительной беседы, так и от той, которая выпала на его пути, в связи с небывалым интересом таких больших людей к этому изделию.

– Так что там с нашим «Болидом»? – продолжил он беседу с Сербиным. Чутьем опытного аппаратчика он понял, что слух о его приватной беседе с Юрием Владимировичем Андроповым уже пошел гулять по всем кабинетам здания на Старой площади.

– Да, нет подвижек! Остаются сложными многие участки. Пока приостановили стендовые испытания, но работа идет, правда, на предприятии сейчас вводятся еще три новых изделия, в том числе вагонные дела, Устиновым в минобороны они признаны первоочередными.

– Многовато он подмял под себя! – раздраженно проговорился Рябов, он каждый день попадал в такое положение, когда был не в курсе тех или иных дел. – Надо бы разгрузить их и вывести часть изделий на другие предприятия.

Сербин встрепенулся и с интересом посмотрел на Рябова: впервые за четыре месяца на своем новом посту он проявил себя, да еще с такой заявкой.

– Не понял вас, Яков Петрович? – выпрямился на стуле Сербин.

Рябов молча перебирал бумаги на столе, не зная, как приступить к разговору, потом, отчетливо понимая, что без Сербина он ничего не сможет сделать, передал ему основные положения своего разговора с Андроповым.

– Признаюсь, такого у меня за все мои годы работы в оборонке не было. И что намерены предпринять?

– Вот поэтому мы здесь и сейчас сидим, а к вечеру надо будет выдать готовое решение.

Иван Дмитриевич изобразил на лице гримасу, призадумался, потом глубокомысленно, но с хитрецой, как всегда, когда общался с вышестоящими начальниками, сказал:

– Само собой, конфликтовать с госбезопасностью нам не в жилу, да и не стоит оно того, а вот задать себе вопрос, что с нами будет, – надо! Тут только его просить, в смысле обеспечения. Они это любят. Они любят, когда просят, вежливо, не напоминая, что это они хотят выпустить наружу информацию, которая гостайна. – Сербин говорил медленно, осторожно подбирая слова, чтобы не сорваться на мат.

– Ладно, свои условия мы поставим, ведь не мы к ним, а они к нам пришли! Но что же делать-то нам? – Рябов сказал это и вдруг подумал, если Юрий Владимирович Андропов его, как не справившегося с заданием от самого генсека, просто отошьет, унижение останется надолго и прочно закрепится за ним. Уж кто-кто, а он хорошо знал эти аппаратные, закулисные или, как говорят на Западе, подковерные игры.

– Ну, как что! – вальяжно растянул слова Сербин. – Сматываться! И как можно скорее! Делать то, что они заказывают. Надо передать изделие на другое предприятие – передадим, надо переместить – переместим! – Он приостановился и значительно произнес: – Это изделие на контроле у Брежнева и Устинова, а это очень серьезно! За это дело так спросят, что можно и не уцелеть, голову снимут! – ухмыльнулся Сербин, про себя проговаривая матерную конструкцию. Это была новая конструкция и появилась она внезапно, чем он был доволен и несколько раз проговорил ее в уме, чтобы не забыть.

– Как это сматываться? – слегка растерялся Рябов, уже начиная понимать смысл предложения начальника отдела.

– Да так, просто. Как-то давно, было это при Устинове, изделие уже наполовину готово, но данные по нему, в этом незаконченном виде, вдруг всплыли там, на Западе! – Он сделал выразительный жест. – Надо было срочно принимать меры. Чекисты, как всегда, только рыли и потели где-то далеко, не по делу! И Дмитрий Константинович закрыл эту разработку там, где она была, а все перебросил другому предприятию, на окраину страны. Была проблема, которую он с блеском решил, обойдя госплан и министерство финансов: ни фондов, ни цехов, ни материально-технического обеспечения там не было, даже испытательных стендов, правда, был хороший полигон. Так он решил это гениально: за месяц были построены склады и гаражи при этом предприятии, на склады завезли станки и оборудование в счет будущих поставок. Из этих складов получились цехи, а в гаражах поставили испытательные стенды, через восемь месяцев изделие было готово и до сих пор стоит на вооружении. Это и есть первый прием самбо – вовремя и быстро смыться.

– Да уж! Неплохо бы, – протянул Рябов. – А куда и кому передать?

– Это изделие готовится кооперативно, всей страной, наши подмосковные «ящики» считаются главными формально. Движки готовит наш самый лучший и самый засекреченный КБ в Краевом центре, там же ведется разработка систем радиолокации и наведения, атомные заряды для боевой части производят рядом, в области, а что главное для нашей утки? Движок, голова и заряд…. – начал было Сербин, но его перебил Секретарь ЦК.

– Какой еще такой утки?

– Утка – это компоновка нашего крылатого «Болида», – снисходительно пояснил Сербин, – по идее, надо все сбросить туда, там же помимо мощного «КБхимпром» со своим механическим заводом, в этом Краевом центре, делают боевые и гражданские самолеты, радиотехническую начинку, полупроводниковый завод получил медаль за транзистор «Титан». Они не откажутся от такого орденоносного проекта. Это престижно!

– Ну, так давайте готовить проект постановления, соберем военно-промышленную комиссию и примем решение.

– Не так все просто, надо еще вертеть и вертеть этот проект, переброска особо важного правительственного задания в такие сроки сложная задача. Москвичи будут упираться, хотя втайне будут рады, потому что зашли в тупик, а ребята из Краевого центра захотят дополнительных привилегий, если они забирают весь проект. Выбирая из двух зол, пессимист выберет оба. Вот и надо эти два зла и выбрать.

Раздался звонок телефона, и Сербин понял, что это звонит Андропов.

– Да, Юрий Владимирович, мы подготовили решение с начальником Отдела оборонной промышленности. Примем постановление ЦК, проведем заседание военно-промышленной комиссии, где будет решение снять с наших подмосковных предприятий непомерную нагрузку и передать это изделие в Краевой центр.

Он замолчал, вслушиваясь в голос в трубке, потом покрутил головой и сказал:

– Да, мы считаем, что этот Краевой центр лучше всего подходит!

В телефонной трубке опять прозудела фраза. Рябов привстал и с нажимом ответил:

– Там производится больше половины комплектации, у них даже маршевый двигатель есть на замену, и, как говорит начальник отдела, получше будет. У предприятия будут свежие мысли, там вообще чистое поле, еще конь не валялся…. Какая мотивировка? Подведем к тому, что заказывать велосипед на паровозостроительном заводе нецелесообразно, получим в лучшем случае дрезину, а вот в «КБхимпром» разместить окончательную проектировку и выпуск, где уже было несколько легких проектов, я имею в виду, не по сложности, а по весу изделия, вещь перспективная. – Он напряженно выслушал ответ и положил трубку, оглянувшись на Сербина, тот удовлетворительно закивал головой.

– Готовьте проект постановления. От него позвонят и назначат встречу с его помощником, который будет вести это дело. Вам будет необходимо встретиться с ним. Там уже и скорректируйте все детали. Работайте! – Рябов отпустил его и облегченно вздохнул. Всегда есть выход. Оставался только Суслов, будучи «выпускающим» решения политбюро и секретариата после их голосования «по кругу», который в ряде случаев позволял себе поправлять их, особенно когда речь шла о кадровых, наградных и тому подобных вопросах, иногда передокладывая Брежневу, а иногда и нет.

Сербин вышел от Рябова в бешенстве. Он насквозь видел своего шефа, который полностью переложил на него это дело под двойным контролем: Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя КГБ СССР, а сам ушел в кусты, чтобы только внимательно следить за ходом и в нужный момент пихнуть на амбразуру пулеметчиков тело Сербина и вовремя выскочить для получения награды.

Такого в секторе ЦК КПСС оборонной промышленности с ним не вытворяли ни при Устинове, а еще раньше при Брежневе. Сербин уважал и того и другого, многому научившись у них, но никогда у него не было такого отчаянного положения, как сейчас.

Открыл прошнурованный блокнот для секретных черновиков, нашел нужную страницу и еще раз перечитал свой короткий отчет о последней встрече с группой разработчиков универсальной стратегической сверхзвуковой крылатой ракеты «Болид».

После утверждения эскизного проекта работы замедлились, а по некоторым направлениям вообще приостановились, что и вызывало тревогу. Обнадеживало только то обстоятельство, что в странах Североатлантического блока, за исключением Франции, такие разработки аналогичного изделия не велись. «Ну, их понять можно, – подумал Иван Дмитриевич, – у них иные принципы построения стратегического превосходства. Они, вон, обложили нас базами вокруг границы, дальность простых крылаток достаточная, вот и сидят себе и в ус не дуют: географическое положение нашей страны и возможность защиты территории средствами ПВО, ПРО и ПЛО не в нашу пользу, слишком незащищенное. Подобное нашему проекту у них умерло в виде предложения еще в 1972 году, а у нас иного выхода нет, только эти «торпедоракеты» смогут их пронять! Вот только бы решить проблему с нашим главным поставщиком эксклюзивных приборов, машин и компонентов».

Преодолением, обходом бетонных рамок запрета КОКОМ занималось больше сотни западных бизнесменов, как их называли в соответствующем отделе КГБ – «шлюзовики».

«Да, сейчас нужно исполнить большой заказ! – Иван Дмитриевич Сербин просматривал список, составленный исключительно для СКР «Болид». – Как же он, наш главный поставщик, справится-то с такими делами! Все труднее и труднее обходить КОКОМ, все более претенциозные машины, механизмы и компьютеры появляются в этом списке! Да и где он сейчас? – Самым результативным был Рихард Мюллер. Сербин как-то случайно услышал эту фамилию и теперь постоянно в мыслях адресовался к этому «шлюзовику». Обернулся на карту мира, присвистнул, помотал головой: – Знамо дело, посадил бы его перед собой и «причесал» бы его по всему списку. Они, эти «связники», ведь ни черта не знают, что важнее, что можно пропустить, а что-то чем-то можно и заменить! Ладно, выдвигаю по степени важности на главную позицию. Что сможет добыть немец, то и будет». Иван Дмитриевич не знал, что Мюллер уже как два года был «в бегах», с тех пор как в Северной Америке[43 - США, Соединенные Штаты Америки.] в 1975 году на него было открыто уголовное дело, он спешно покинул страну, ускользнув от обвинения в незаконной продаже Советскому Союзу партии компьютеров фирмы «Ханиуэлл».



Иван Дмитриевич перелистал несколько страничек и вновь углубился в чтение. Телефонный звонок отвлек его, он поднял трубку, молча выслушал и повесил. Это был звонок шефа о том, что необходимые подготовительные мероприятия со стороны КГБ сделаны. Сербин усмехнулся про себя этой наивной информации: «Подготовительные мероприятия! Это вам, дорогие товарищи чекисты, не передвижение заводов и заказов, перенаправление финансовых потоков и материально-технического снабжения. Там одни взвоют, другие притырят, третьи затаят обиду! У них все легко и просто! Шпионщики! Перпердовый отряд партии!»

Иван Дмитриевич подумал, что надо бы еще раз уточнить готовность своего аппарата к стремительной переброске производственного задания, вызвал замзавотделом, предложил ему проанализировать всю документацию и внести дополнительные предложения, так, на всякий случай, вдруг что-то новое вылезет.

Просматривая с ним все варианты, Иван Дмитриевич не мог отделаться от мысли, что мотивировка подготовленного Постановления об изменении размещения оборонного заказа на исследования и изготовление экспериментальных образцов недостаточно объективна. Они еще раз прошлись по тексту постановления, скрупулезно взвешивая каждое предложение, однако все выглядело достаточно весомо и убедительно. Отложив само постановление, вновь просмотрели два варианта изменения производственного задания.

– Ну, и что ты скажешь? – Иван Дмитриевич откинулся на спинку кресла, в упор глядя на своего замзавотделом.

– Два варианта вполне готовы, каждый по-своему хорош, вот только не могу понять, зачем мы это все делаем? – Он снял очки, протер их и одел. – Первоначальное размещение заказа уже принесло свои плоды. Работа движется, ну, может быть, не всегда план выполняется, но мы же понимаем, что это совершенно новое изделие, такого ни мы, да и вообще никто в мире, еще не делал. Ну да, возникают трудности, которые тормозят, но проблемы решаются. На данный момент мы значительно отстали от намеченных сроков, однако исполнители уверенно говорят о том, что скоро будет прорыв и дело пойдет быстрее. Вот поэтому я не понимаю цели этих изменений.

– Да цель-то проста: прошло больше года, как мы передали им это производственное задание, которое просто-напросто «замылилось» там и буксует на одном и том же месте. Все, почти все разработчики остановились. А мы отдадим в другие руки, другие мозги, другой взгляд на все проблемы и трудности, о которых ты говорил. Дмитрий Федорович Устинов как-то мне сказал, что вот американцы, когда отдали заказ на малолитражный автомобиль в руки монополистов по производству типичных американских многотонных машин, получили урода слегка облегченного, но достаточно весомого, тогда они разместили заказ у самолетостроителей и получили вполне приличный микроавтомобиль на восемьсот кило. Вот и здесь так. – Иван Дмитриевич весело рассмеялся.

Заместитель недоверчиво посмотрел на Ивана Дмитриевича, но ничего не сказал. Он уже знал, неофициально, как это происходит в аппарате, что предстоит совещание, на котором будут очень высокие лица, и материалы, которые он держит в руках, будут подробно обсуждаться. Зная об этом, он не понимал конечных целей, а также причину, почему его начальник молчит об этом, а все поворачивает так, как будто только они вдвоем здесь и сейчас обсудили и приняли решение.

– Хорошо, Иван Дмитриевич, я еще раз просмотрю все материалы и через часик принесу полностью отредактированный вариант! – Заместитель уверенно начал собирать бумаги со стола: он проверялся, будут ли эти материалы использованы сегодня на предстоящем совещании у «верхних», или совещание будет по другому вопросу.

Иван Дмитриевич протянул руку, забрал у заместителя папку, куда он уложил все документы, и коротко сказал:

– Не надо, я сам отработаю эти варианты и постановление, ты и так хорошо потрудился, а я просто пройдусь еще раз, и когда будет готово – тогда и будет готово. Все, свободен!

Заместитель вышел из кабинета, теперь полностью уверенный, что через двадцать минут на предстоящем совещании материалы, подготовленные им, будут приняты и одобрены. Матерый аппаратчик, он знал прохождение бумаг и систему принятия решений, вот только не мог знать, даже предполагать, что же на самом деле готовилось и какое истинное решение будет принято. Это как в чехарде: он подставил спину, «Иван Грозный» оттолкнулся и перепрыгнул через него, и дальше сам подставил спину для следующего, более высокого участника, а тот… следующему и так далее.



Февраль 1977 года. Москва. Площадь Дзержинского, 2, КГБ СССР. Ближе к вечеру Андропов, прикинув по времени, что там, на Старой площади, этот новый секретарь по оборонке уже готов вести диалог, открыл записную книжку с тисненым переплетом на последней записи, где размашистым, малопонятным почерком было набросано «Ряб. – мнение Л. И. о крылатых ракетах», наклонился к селектору и попросил соединить его с Рябовым.

Звякнул телефон, Юрий Владимирович снял трубку, из которой, не дожидаясь его ответа, послышался голос Рябова, который уверенно заявил, что они вместе с начальником оборонного отдела уже подготовили предложения. Андропов отметил про себя, как изменились его тон и манера говорить после его встречи с ним. Теперь этот секретарь с Урала держался уверенно и веско. Юрий Владимирович усмехнулся и придвинул к себе лист бумаги, где тем же размашистым почерком записал предложения Якова Петровича. Случайно или не случайно, записывая главные составляющие предложения о переносе производственного задания, он вслед за Рябовым так и записал себе: «… чистое поле, конь не валялся!» Несколько раз перечитав, он задумался, рисуя на листе бумаге замысловатые фигуры, потом вызвал в кабинет помощника, и они больше часа обсуждали варианты будущей операции.

– Подготовьте вместе с товарищем Крючковым окончательный план, никого больше не подключайте, я бы хотел через два часа посмотреть. – Андропов не отпускал помощника, призадумавшись, потом, словно что-то для себя решив, добавил: – Не выходит у меня из головы одна фраза Рябова, может, в ней-то все дело.

Эта фраза Рябова в телефонном разговоре, прозвучавшая без подтекста, без подготовки, а выскочившая как-то самопроизвольно, когда тот начал говорить о возможностях Краевого «КБхимпром» принять и подготовить изделие. Он сказал: «… там словно чистое поле, конь не валялся…». Эта фраза не выходила у него из головы, подготавливая пока еще не совсем внятную комбинацию.

Через два часа дверь открылась, вошли Владимир Александрович Крючков и помощник Андропова. Они присели к столу, помощник положил перед Юрием Владимировичем расписанные план и мероприятия по нему, который тот долго и внимательно, пункт за пунктом читал, делая пометки на полях.

– Вот так решили, значит? Хорошо! Товарищи, не забывайте, что эта операция имеет свойства «особенно деликатного и конспиративного характера». Кто проведет все эти меры? Какими силами? – спросил он после прочтения, переводя взгляд с одного на другого.

Помощник сделал движение в сторону Крючкова, тот достал свои бумаги, разложил перед собой.

– Для обеспечения руководством операции я предлагаю человека из моего управления, пятого отдела ПГУ. И уже подготовлена шифротелеграмма с поручением резиденту КГБ в Париже полковнику Николаю Николаевичу Четверикову откомандировать полковника управления «Т» Каштан Д. Г. сюда, в Москву.

– Мне фамилия знакома, это же дочь наших нелегалов во Франции, в прошлом, – на минуту задумавшись, вспомнил Юрий Владимирович. – Что скажете о ней, только коротко.

– Если коротко, то она работает, как кувалда в умелых руках. Смотрится со стороны как бы легко и даже изящно, но припечатывает так, что мокрого места не остается, – с удовольствием дал характеристику Крючков, оглянувшись на помощника.

– Да, Юрий Владимирович, характеристика яркая! – подтвердил тот. – В высшей степени образованная, с мощным интеллектом.

– Что вы вкладываете в эту характеристику: «по интеллекту»? – настойчиво спросил председатель.

– Ну, как! Бывает умный человек, но без яркого интеллекта, а бывает…

– Что, не умный, но с ярким интеллектом? – едко спросил председатель. – Или как?

– Юрий Владимирович, я не хочу жонглировать словами, но в моем понятии это так, как я сказал!

Андропов слегка улыбнулся, сделал примирительное движение ладонью.

– Нет, отзывайте по линии МИДа, через посла, на два дня для консультации. А там посмотрим, – продолжил Андропов, – но вначале обеспечьте качественную утечку там, во Франции, об этом изделии, да так, чтобы возник интерес. Нам живой, активный интерес нужен!

– Четвериков в Париже обещает, что подготовленная информация, которую мы сегодня после вашей визы перешлем в режиме «чрезвычайно срочно», в тот же день попадет, куда следует. И это будет означать начало операции, я предлагаю назвать ее «Тор».

Он протянул папку, однако Юрий Владимирович отодвинул ее в сторону со словами:

– Почему решили назвать «Тор»?

– Тор – геометрическая фигура, поверхность вращения в форме бублика. Тор также в германо-скандинавской мифологии один из Асов, бог грома и молнии. Вот этот бублик с громом и молниями мы и будем раскручивать, а кто что получит – сам бублик или дырку от бублика – это в наших руках.

Юрий Владимирович улыбнулся своему старому и верному товарищу, дескать, ценю твой юмор.

– С личным делом полковника ознакомлюсь позднее. Сейчас надо решить текущий вопрос: сегодня ставить в известность о начале наших мероприятиях самого или пока повременить? Я уже доложил ему соображения по этому вопросу, и он знает, что мы вплотную начинаем работать по этой теме, правда, только в общем, без уточнения главных деталей, у него и у меня записан тезис по этой теме, мы имеем право работать с чрезвычайными полномочиями. Вот это нам и надо.

– Силами ВГУ[44 - Второе Главное управление (КГБ СССР), контрразведка.] проводить не будем, – продолжил Крючков, – они готовы к ловле таких мышей, но не к той игре, которую Инстанция[45 - Оперативный жаргон, называющий ЦК КПСС в обращении внутри и между спецслужбами СССР.] задумала с ними. Будем привлекать группу оперативного обеспечения из офицеров резидентуры во Франции. Их там достаточно много, и если заберем пять человек, большого урона не будет. Офицеры знают материал, в курсе работы их структуры, опыт работы с ними большой, провалов не было, а только, скажем, небольшие несовпадения по характеру поведения, так сказать, мальчишеское соперничество. Вы, простите, хотите что-то спросить? – перебил себя Крючков, увидев нетерпеливый жест рукой председателя.

– Наши весьма подготовленные и знающие сотрудники, которых вы наметили для обеспечения прикрытия, – это хорошо! Однако подумайте над тем, что там, в Крае, чистое поле и конь не валялся! – Юрий Владимирович повторил слова Рябова. – Французы не имеют своей агентуры у нас, ну, может, только «спящая», да и то в какой-то степени. Что будут делать их агенты там, в чистом поле?

– Будут работать, искать. Понимаю, что им будет трудно. Я даже думаю о том, что там у них может ничего не получиться. – Владимир Александрович отвечал на вопрос, уже подготовив продолжение.

– Они там будут как слепые, там, где даже конь не валялся! Надо дать им поводыря, иначе наша операция пройдет вхолостую.

Крючков и помощник переглянулись, решая, кто будет говорить. Начал помощник:

– Этот аспект мы тоже продумали. Подведем к французам нашего человека, после того как Четвериков сделает внос информационного события, и мы получим подтверждение, что сработало.

Юрий Владимирович долго смотрел то на одного, то на другого, а потом неожиданно спросил:

– И уже есть кандидатура?

– Готовим! Вопрос очень тонкий.

Андропов усмехнулся, он понимал, что такая конструкция ввода агентов в дело не была подготовлена и его соратники подстраиваются под его базовую мысль.

– Ладно! Понимаю, что этот момент еще сыроват у вас. Давайте подумаем, какими внешними и внутренними признаками должен обладать наш кандидат.

– Прежде всего это должен быть молодой парень, имеющий широкий круг знакомств на месте, он должен скептически относиться к окружающей обстановке, проявлять в полной мере критическую оценку происходящего, то есть быть готовым материалом для влияния и последующей вербовки. – Крючков выпалил эту вводную, сам не понимая, что загоняет себя в ловушку.

– Ну, и есть такой кадр? – небрежно спросил председатель, начав перебирать бумаги на столе.

– Есть! – Крючков не мог поверить сам себе, когда у него в памяти неожиданно всплыло недавнее совещание, где рассматривали кадровый вопрос, и он торопливо, захлебываясь, радостно сообщил: – Есть такой человек! Два года, как окончил художественный институт им. Сурикова, а сейчас у нас на выпуске в «вышке». Родился, вырос, учился в школе там, в Крае.

– Интересная кандидатура! Непризнанный художник! – сказал помощник, напрягая свою память, чтобы выдать и свою кандидатуру. – У меня на примете один кандидат, сейчас готовится его назначение.

– Пожалуй, художник более подходит для нашей цели. Ну а круг общения его? Художники не обладают большой коммуникабельностью, что будем с этим делать? Тут бы лучше всего подошел спекулянт модными тряпками, техникой.

– Сделаем из него фарцовщика[46 - Сленговое название запрещенной в СССР подпольной покупки/перепродажи (спекуляции) труднодоступных или недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных импортных товаров. Подавляющим большинством предметами предложения и спроса фарцовки выступали одежда и аксессуары. Также популярными были звуконосители (виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины), косметика, предметы быта, книги и т. д. Лица, занимающиеся фарцовкой, назывались фарцовщиками (самоназвания: «утюг», «бомбила/о», «фарца», «фарец», «маклак», «деловар», «штальман»). Фарцовщиками были в основном молодые люди (студенты), а также лица, по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами: гиды, переводчики, таксисты, проститутки и т. д. Предметы фарцовки или само явление вообще называлось «фарца». Подавляющим большинством покупателей на рынке сбыта товара, добытого фарцовщиками (в 50–60-е годы), были т. н. стиляги. Позже, в 1970–1980-е годы, все, кто имел деньги и желал оригинально одеться, приобрести импортный ширпотреб или технику, книги или импортные музыкальные записи, прибегали к услугам фарцовщиков. В эти годы сменились и источники фарцовки, и само понятие приобрело более широкое значение. Теперь основное занятие большинства из тех, кого называли фарцовщиками, заключалось в покупке через знакомых, имеющих блат или возможность выезжать за рубеж, дефицитных товаров и пищевых продуктов.]. Не проблема! – уверенно заявил Крючков. – Подтянем его на это дело.

– Хорошо. Пробуем эти кандидатуры. Делать будем спокойно. Время пока есть, только началась переброска производства в Край. Перспективный вариант.

– Французы вплотную наступают нам на пятки по этому изделию, им надо то же самое, что и нам, политическое решение этого вопроса! – вдруг внятно и как-то проникновенно сказал Крючков.

При этих словах Андропов встрепенулся и подумал: невозможно, чтобы главную мысль его недавней беседы с генсеком мог узнать кто-то еще! Он отогнал от себя дикие мысли о микрофонах у первого лица государства, но эта секундная оторопь проявилась, на что помощник дернулся и подтвердил эту мысль Крючкова.

– Да, мы считаем, что это в большей степени политический, чем технический вопрос.

– Именно, политическое решение в вопросе оборонных инициатив! – не обращая внимания на слова помощника, продолжил председатель, как бы подхватив мысль своего заместителя. – Поэтому идем на политическое решение. Режим секретности проведения мероприятий будем обеспечивать по линии «оборонки» ЦК, связь через них, по партийной спецсвязи, но проведение всего комплекса оперативной работы – только за нами.

Вдруг зазвенел прямой телефон внутреннего селектора начальника Секретариата КГБ. Это был сигнал прямой связи с генсеком. Перед совещанием со своим помощником и заместителем Юрий Владимирович дал указание не отвлекать его и переключить все телефоны на приемную, а этот звонок был из ряда вон: не так давно лично был у Брежнева, потом, часа два назад, докладывал ему по телефону о ходе подготовки операции, и вдруг!

– Что там такое? Что происходит? – Андропов решительно поднял трубку. Услышав объяснения, на секунду опустил трубку, зажав микрофон рукой, потом уверенно проговорил:

– Слушаю, Леонид Ильич! Нет, рано еще нам спать. Да, все помню и уже в деле! – Присутствующие слышали только ответы, но прекрасно догадывались о вопросах. – Подготовлены все необходимые… – он оборвал себя на полуфразе, – а в чем дело? Так, так… Нет, думаю, что мои офицеры на «горячей линии» недостаточно владеют политической и дипломатической лексикой при переводе, мы сделаем скрупулезный перевод сегодня же и предоставим вам полный и более приближенный к оригиналу текст! – Он положил трубку и поочередно оглядел одного и другого.

– Леонид Ильич после письма нового президента Америки находится в психологическом шоке, а тут пришло сообщение по «горячей линии»[47 - Линия прямой связи между президентом США и руководством СССР. Была создана в 1963 году после Карибского кризиса для экстренной связи между соперничающими в ходе холодной войны двумя потенциально опасными державами тех времен, СССР и США. Во время Карибского кризиса американцам понадобилось целых 12 часов на дешифровку послания Н. Хрущева – Дж. Кеннеди из 3000 слов. В связи с этим 20 июня 1963 года в Женеве был подписан меморандум о взаимопонимании, предусматривающий создание прямой линии связи между руководителями сверхдержав.], где наши офицеры-переводчики, которые сидят на приеме, преподнесли такой перевод, что генсеку стало плохо. В чем там дело? – Он повернулся к помощнику.

– Я проинструктировал персонал, в какой тональности работать, на чем делать акцент, а что замазывать. Словом, все в русле операции, – нимало не смутившись, ответил помощник, – но там все в рамках оригинала. Никаких импровизаций и вольностей.

– Знаю, хорошо знаю, как даются и как выполняются такие рекомендации. Немедленно пригласить наших переводчиков из МИДа, перевести, распечатать и отправить срочной фельдъегерской службой на дачу к Леониду Ильичу. И мне экземпляр на стол. Все на сегодня.

Андропову вдруг вспомнились похищение в Западной Германии ракеты «Сайдуиндер» и переброска ее в Восточную зону. В часы, когда проходила эта операция, также напряженно сидели на линии связи, ждали подвоха со стороны банды взломщиков, которые за большие деньги вывозили снаряд из армейского склада контингента североамериканской армии в Западной Германии (ФРГ), и нервы были на пределе.



Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. На следующий день была назначена встреча Сербина с помощником Председателя КГБ СССР.

Состоялась она не в кабинете Секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам Л. П. Рябова, ни на Лубянке, а на конспиративной квартире в районе улицы Сретенка, у станции метро «Колхозная»[48 - В настоящее время станция метро «Сухаревская».], но все это выяснилось значительно позже.

Эту встречу за утро неоднократно переносили и начальник Оборонного отдела ЦК КПСС И. Д. Сербин, отложив все мероприятия с директорами военных заводов, генеральными конструкторами оборонных НИИ, учеными и разработчиками, занимался только текущими делами, которые не могли ждать. После третьего переноса этой встречи Иван Дмитриевич крепко выругался пятиэтажным матом, захлопнул папку с названием «Письма», лежавшую перед ним, и забросил ее в нижний ящик письменного стола. Ну сколько можно ждать!

Рябов позвонил Ивану Дмитриевичу в начале четвертого и сообщил, встреча состоится в шестнадцать часов на конспиративной квартире. Будет помощник председателя, как главный куратор операции, в этой связи, добавил он, едете на встречу только вы сами, а потом мне доложите по итогам. Сербин положил трубку, запустил семиэтажный мат, «паны все спустили на холопов, у них чубы покрепче», достал документы, положил их в портфель и вышел из здания, где у машины ждала группа мужчин сопровождения.

Около двери конспиративной квартиры завотделом слегка остановился, обернувшись, и шагнул внутрь. Он прошел по коридору вглубь и попал в большой, хорошо обставленный зал, навстречу ему двинулся крепкий, с грубоватыми чертами лица мужчина в хорошо сшитом костюме.

– Здравствуйте, товарищ Сербин, Юрий Владимирович уполномочил меня провести нашу встречу, да и в дальнейшем мы с вами, и только мы будем проводить в жизнь решение этой задачи. Прошу присаживаться.

– Приветствую! Атрибутику закатили, мама не горюй! И что за переносы такие? Полдня потерял! – досадливо сказал Сербин, прикидывая, куда сесть так, чтобы помощник тянулся к нему в общении.

– Иван Дмитриевич, приношу свои извинения! Не было полной ясности в одном вопросе, и мы перенесли, чтобы получить чистоту решения! – поспешно начал оправдываться помощник, передвигая кресло, чтобы не тянуться к завотделом. Он понял и «обнулил» задумку цекашника.

– Так что я проинформирую вас по нашей части вопроса? – Иван Дмитриевич сказал эту фразу слегка небрежно, но тоном человека, который выше по положению, достал папку и открыл ее на первой странице, где лежали текст постановления и планы мероприятий.

– Нет, товарищ Сербин, информировать не надо. – Мужчина поднял правую руку, сделал отрицательный жест и мягким, дружелюбным тоном объяснил: – Мы в теме! Тексты прочел лично, и моя оценка вашей оперативности очень высокая!

Иван Дмитриевич слегка удивился про себя: «Вот шустряки! Рвут подметки на ходу! Не успел сдать материалы в канцелярию, а они, видите ли, уже ознакомились! Надо бы заняться, кто так стремительно сливает у меня на хозяйстве!»

Помощник Председателя КГБ СССР внимательно посмотрел на Сербина, в глазах мелькнула лукавая искорка.

– Хорошо понимаю задачу и со своей стороны подготовил для конкретной работы в операции человека, проверенного и надежного, с умом, как бритва, опытного разведчика, который последние несколько лет занимался научно-техническим направлением, и не где-нибудь, а именно во Франции, достижения которой по аналогичному нашему объекту вы так высоко оцениваете. С Крючковым вопрос согласован, и полковника отзывают в Москву, завтра утром рейсом «Аэрофлота» будет здесь, в Москве, у вас. Пока приглашаем только для консультации. Вы, Иван Дмитриевич, и я должны посмотреть, поговорить и решить о соответствии данной кандидатуры для проведения нашей операции.

– Ага, вот и хорошо! Если полковник умеет потрошить чужие сейфы, значит, сможет дать дельные предложения, как нам привлечь внимание противника к этим сейфам.

– Не сомневаюсь, вы получите ценные предложения, а главное, проверите компетентность нашего сотрудника в этом деле. Двух дней, на которые мы отзываем полковника из Франции, вам хватит?

– Посмотрим, – буркнул Сербин, недовольный таким разворотом событий, помощник не то чтобы шел вровень с ним, а даже слегка опережал, – ну а что потом?

– А далее операция будет продолжаться в соответствии вот с этим планом. Прошу вас ознакомиться! – Помощник протянул бордовую папку с вытисненным символом КГБ.

Иван Дмитриевич углубился в чтение, иногда хмыкая и бурча себе под нос. Помощник спокойно взирал на него, нимало не смущаясь этим внешним проявлением.

– А здорово написано! – сказал, закончив чтение Сербин. – Вот только про буераки не упомянули!

Помощник понимающе улыбнулся Сербину, но на это замечание не отреагировал.

– Наш приказ по комитету будет в одном экземпляре, и, кроме Юрия Владимировича, Крючкова и меня, от Комитета государственной безопасности больше никто не будет посвящен, – помощник бесстрастно забрал бордовую папку и положил в металлический кейс. Достал оттуда два сколотых листа бумаги: – Вот подписка о неразглашении! Ознакомьтесь и распишитесь.

– Да вы что там в своем уме?! Начальник отдела оборонки Инстанции должен подписывать что-то там о каком-то неразглашении! Забылись, готовя свои мероприятия, ваш уровень секретности и мой! Такого еще не бывало!

– Тем не менее Юрий Владимирович просил вас лично подписать это, потому что там стоят уже три подписи – Андропова, Крючкова и моя. Не хватает только вашей. Все в деле, значит, и вы должны подтвердить подписью, как главный куратор!

Иван Дмитриевич погрузился в чтение, но уже без социальных звуков, потом достал из внутреннего кармана перьевой «Паркер» и длинно, с витиеватыми переходами от буквы к букве расписался.

– Так, теперь по нашему исполнителю: как только прибудут к нам в страну агенты, на полковника будет гласный приказ о переподготовке и временном выводе его в ОДР[49 - Офицер действующего резерва (с 1998 года применяют термин АПС – аппарат прикомандированных сотрудников).], а далее вся группа поступает в наше полное распоряжение. Мы должны обезопаситься от случайной утечки, поэтому вся организация, средства связи и корректировка будут проходить только по вашей партийной линии оборонного сектора. Из двух вариантов передислокации производственного задания я бы выбрал Краевой центр.

– Откуда знаете? – разочарованно воскликнул Сербин и подумал, что на кой черт торопился, подчищал постановление, вот привез, а помощник в курсе. Рябов, догадался Иван Дмитриевич, Рябов и Андропов! А от него и этот чекист-руководитель вызнал.

– Там хорошие кадры, в Краевом управлении КГБ, – не смутившись, продолжал помощник, он понял ход мыслей Сербина. – Там служит бывалый генерал, с качественным опытом работы, умеет самостоятельно думать и принимать решения. Я бы посоветовал вам обратить на это обстоятельство внимание. Ну а в целом смотрите и решайте сами, я в производственные вопросы не лезу и мешать не хочу. Вот мой прямой телефон. Завтра, после разговора со мной, полковник из Франции будет у вас. После, как проработаете с ним, позвоните мне, я подъеду, мы уточним детали, если они появятся, и я заберу полковника на продолжение.

Помощник закончил говорить, положил все документы в металлический кейс и поднялся.

– Ну, вот, все. С нашей стороны подготовка проведена, на стороне противника уже вовсю идет накрутка, так что начинаем проводить операцию! – Он встал, протянул руку.

– Подождите, а как же… – начал было Сербин.

– Все в рабочем порядке. Завтра прибудет полковник, и мы у вас в кабинете проработаем детали. Мне бы не хотелось сейчас обсуждать без главного исполнителя. Мы – это мы, а исполнитель на передней линии, и ему будет нелегко. Завтра, все завтра! – И крепко пожал руку Ивану Дмитриевичу.



Сербин вернулся к себе и прошел сразу же к Рябову, тот всполошился, увидев лицо Ивана Дмитриевича.

– И это что, все! Совещание закончено! – пробормотал Иван Дмитриевич, сидя в кабинете у Рябова. – Это как же, етить твою мать, он просто сбросил на нас все! И мое факсимиле не забыл прихватить!

Сербин хотел было добавить про полковника из Франции, но ступорно остановился, вспомнив о подписке неразглашения.

– Ты что, Иван Дмитриевич? – внимательно посмотрел на него Рябов, заметив эту внезапную остановку своего подчиненного.

– Я не шпион, я диспетчер Центрального комитета по оборонной промышленности, хоть и доктор физико-математических наук, гори оно все синим пламенем! – начал размазывать свою остановку в повествовании Иван Дмитриевич. – Чувствую себя брошенным на прорыв, крайним для падения на амбразуру. Нам как-то не так все это нужно сорганизовать?

– Ничего не надо специально организовывать! Перевел в другое место разработку и изготовление изделия, и все, дальше уже будет работать их структура. Все! Твое дело, как и мое, только обеспечить производственный цикл этого изделия. Остальное не наша епархия. – Рябов старательно выговаривал Сербину, потом спросил: – Так как они там спланировали?

Иван Дмитриевич насуплено помолчал, затем встал, собрал бумаги и сказал:

– Не могу ничего сказать конкретного! Дал подписку! Моя подписуля чуть выше стоит, чем факсимиле Председателя КГБ! – Помолчал и партийным тоном сказал: – Постановление сегодня распечатаем и подпишем. Сегодня же дам устную команду туда, в Краевой центр, секретарю по оборонным предприятиям Тарасу Предыбайло. Одно хоть радует, на Тараса можно положиться. А что касается этих местных чекистов, то здесь вы правы, и я умываю руки. Обрадую одних и буду отбиваться от других, или наоборот. Я уже не знаю сам.

Когда «Иван Грозный» вышел, Рябов снял трубку красного телефона, набрал номер и как-то неожиданно для себя тихим голосом сказал:

– Юрий Владимирович, можно доложить Генеральному секретарю, что по теме о «крылатках» и с нашей стороны работа началась.

На другом конце провода Председатель КГБ СССР молча положил трубку и теперь уже окончательно решил, что больше инициативных контактов с его стороны с этим человеком не будет. Он, этот «уралец», теперь очевидно понял Андропов, временный человек на этом посту.



Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Дмитрий Константинович Устинов тяжело прошагал расстояние от дверей до письменного стола Генерального секретаря ЦК КПСС, положил на край свой отчет для Центрального Комитета.

– Здравствуй Дмитрий, принес? – Леонид Ильич ответил на приветствие, взял в руки тонкую папку, быстро проглядел, потом начал медленно читать. Надолго остановился на тексте телеграммы, пробормотав про себя, но так, чтобы Устинов услышал: «Телеграмма адресована мне! А принесли ее только сейчас! Что же так почта работает!»



«Шифротелеграмма №… от… декабря 19… года. Секретно, особой важности.

Моск. время… ч…. мин.

Москва, Политбюро ЦК КПСС, тов. Брежневу Л. И.

Докладываем, что… 19… года в… часов… минут по московскому времени в район полигона «А» (точка прицеливания Т-2) с Государственного центрального полигона Минобороны была запущена крылатая баллистическая ракета «Болид», оснащенная вместо штатной боевой части ее весовым макетом в виде стальной плиты весом 500 кг. Цель запуска – проверка преодоления комплекса средств ПРО (система «А»), Средствами системы «А» цель была обнаружена на дальности 2500 км после выхода ее над радиогоризонтом. По данным радиолокатора «Дунай-2» центральная вычислительная машина не смогла построить и непрерывно уточнять траекторию цели, указания цели радиолокаторам точного наведения выданы не были, расчет, и выдача на пусковые установки углы предстартовых разворотов машина рассчитать не смогла, кроме зафиксированного момента пуска. Таким образом, впервые в отечественной и мировой практике продемонстрировано преодоление средств ПРО головной части крылатой баллистической ракеты на всей траектории ее полета. Это подтверждает преодоление аналогичной американской системы ПРО «Найк-Зевс».

Оснащенная уникальным «интеллектом», позволяющим совершать любые маневры на траектории с точным выходом на заданную цель, ракета практически неуязвима для средств ПВО

В ходе испытаний при пусках на полную дальность из-за нехватки длины трассы полигона Капустин Яр на траектории полета от Волги до Балхаша (трасса Грошево-Тургай-Терехта-Макат-Сагиз-Эмба) проводился маневр разворота на 180 град., что весьма необычно для КР…


– Значит, все-таки добил эту штуку? Помнишь, ты мне сказал, что там, – он махнул рукой в сторону окна, – теперь «зашевелятся!»? – Он посмотрел на Устинова, у которого лицо, шея были влажными, а сверху катились небольшие капельки пота. – Что это льет с тебя, вроде не жарко?

– Аспирин принял, – махнув рукой, устало сказал маршал.

Брежнев сосредоточенно и быстро прочитал его отчет, подолгу не задерживаясь, а только проставляя одному ему понятные знаки.

– Так это что, «Болид» протыкает оборону и идет на цель? По цифровым картам с точностью до метров. Так, Митя?

– Совершенно верно, Леонид Ильич, по радиолокационным цифровым картам рельефа местности бортовая счетно-решающая система прокладывает курс и наведение на цель, обеспечивает точку попадания.

– От нас до Вашингтона, если мне не изменяет память, 7700 км, а вот тут определена дальность 5000 км, это что, они в океан будут падать, не долетев?

– 5000 км достаточное расстояние, чтобы производить запуск вне зоны радиолокационного зондирования американцами. Ну а пусковые испытания были проведены только с возможностью пролета всего боевого расстояния. У нас не хватило места для этого…

Увидев, как поползли брови вверх от недоуменного вопроса, он спохватился и уточнил:

– Леонид Ильич, ты же знаешь, еще по тем временам, что испытания проводятся исключительно на полигонах, поэтому мы использовали два, с одного был произведен пуск, а второй был в запасе на случай подрыва, если вдруг ЧП. СКР долетела до запасного полигона, там мы ее развернули, и она вернулась на полигон запуска, где и была успешно подорвана, пролетев те самые 5000 км. Теперь весь вопрос в модернизации двигателей или замене на новые, которые недавно были разработаны в КБ, усовершенствование системы наведения и прочее. Двигатели уже готовы и прошли все испытания. Их разрабатывал человек, чья фамилия никогда не звучала и еще долго не прозвучит.

Устинов поправил очки и пояснил, видя, что генсек снова нахмурился и вопросительно посмотрел на него, откинувшись на спинку кресла.

– В мире знают Челомея, Глушко, Янгеля, а вот фамилия этого нашего конструктора строго засекречена. Был главным конструктором, – добавил осторожно маршал, – сейчас руководит и продолжает все разработки его сподвижник. Это они создали ряд двигателей, в том числе и гиперзвуковой воздушно-реактивный двигатель, который запланирован на установку в этих самых крылатых ракетах.

Устинов хотел было добавить, что этот конструктор погиб в странной автомобильной аварии, но промолчал, подумав, к чему лишние разговоры, да еще о том, что неясно до сих пор.

– Значит, дело сделано, и у нас есть то самое супероружие, которое может быть козырем в переговорах по ОСВ-2. Это очень хорошие новости, надо бы наградить за это выдающееся дело. Всех!

– Рано еще, Леонид Ильич, еще только испытания. Мнения некоторых ученых о достаточно быстром создании этих снарядов было завышено, пришлось проводить много незапланированных научно-исследовательских опытных работ. Там много трудностей! – Устинов остановился, но, видя, что Брежнев его внимательно слушает, продолжил:

– Мы не стали слепо повторять то, что уже сделано американцами и французами в области дозвуковых крылатых ракет. Это был бы тупик для нашей сверхзвуковой ракеты, ну, и в результате мы с этой крылаткой забежали намного вперед, как и с тем нашим комплексом обороны. – Дмитрий Устинов остановился, увидев, что генсек понял, на какой комплексе «ПРО» намекает, подождал секунду и, видя, что вопросов не поступает, продолжил: – Остались прорехи, которые надо заделывать, а заделывать пока нечем. Мы просто даже не знаем чем и как. Но работа продолжается, главное, там, на Западе, уже хорошо знают, что мы почти у цели. – Он выразительно посмотрел на генсека, словно уже знал о его тайном приказе, Брежнева даже на секунду захлестнуло от этого. – А еще через какое-то время у них будет полная картина «маслом». Еще одно небольшое усилие. Все работы передали на другое КБ. Они дожмут.

– Тогда вот что, Митя, – удовлетворенно сказал генсек, – мы заслушаем твой отчет в рабочем порядке, дадим разрешение на публикацию расширенной информации об этом заседании. Пусть это прозвучит, это будет хорошим пинком нашим забуксовавшим переговорам с американцами. Время идет, а мы все топчемся на месте. Что скажешь?

Устинов пожал плечами, взял со стола газету и начал обмахивать лицо, потом бросил ее и нервно сказал:

– У нас нет убедительных аргументов! Пока! – Он поднял палец и потряс им. – Американцам наплевать на наши «Пионеры» или «SS-20», как они их обозвали, пусть стоят, они считают, до них-то не долетают, и все дела. Канцлер Коль, который первым очухался, уже начал трубить, правда, пока истерики нет, но дрогнули ряды, а если мы добьем это наше изделие, – он кивнул на папку, лежащую на столе у Брежнева, – вот тогда-то все и пойдет, покатится. По моим предположениям, а я базируюсь на информации от нашей группы, летом-осенью начнутся события. Сейчас все начинает развиваться стремительно, и важно удержать контроль, не съехать в сторону.

Брежнев внимательно выслушал тираду маршала, поджал губы и тихо сказал, как бы обращаясь к своим мыслям:

– У меня сегодня встреча с Юрой, мы обсудим этот вопрос, тем более что от него поступают сигналы о сложной ситуации в его аппарате, да еще это противоборство-соперничество с МВД. Я говорил с ними и подчеркивал, они забыли, что служат народу, и по должности одни ловят воров, а вторые шпионов, и не суть меряться! – сказал он Устинову на прощание и, когда тот вышел, подвинул к себе папку с его отчетом и углубился в чтение.



Фраза генсека «информируй меня отдельно», произнесенная им в завершении приказа на выполнение деликатного и особо конспиративного задания, заставляла Юрия Владимировича Андропова постоянно ступать на этот совершенно неконтролируемый мостик между властью первого лица государства и властью его тайного аппарата специальных служб. Мостик был зыбким, но другого инструмента не было. И хотя он доверил своему ближайшему помощнику негласную подготовку и проведение всей операции, опираясь на всю мощь аппарата, тем не менее еженедельно, докладывая Брежневу о ходе дел, он старательно избегал эмоциональных проявлений, но в одиночестве давал волю чувствам, ненавидя ситуацию, в которой оказался.

Андропов, впервые информируя генсека о подготовке к выполнению его приказа и уже внутренне готовый подвести к главному вопросу, сказал, пристально вглядываясь и пытаясь разгадать мысли и чувства Брежнева:

– Мы проводим, используя офицеров из резидентуры на Западе. На нашей операции исполнителем является полковник Каштан. – Андропов понимал, что пора уже вводить в разговор с генсеком небольшую конкретику.

– Каштан? Эту фамилию я помню! Весьма компетентный товарищ! Читал его добытую информацию и выводы в приложении к твоей справке из ПГУ. – Брежнев откинулся на спинку кресла и достал пачку сигарет «Новость», изготовленных на особой линии ростовской табачной фабрики. Они набивались смесью «свар», редкого сорта малазийского табака в качестве небольшой добавки к основной массе вирджинского, где использовались листья только со средней части растения, имеющие более высокую сахаристость. Именно благодаря присутствию сахара табак «Вирджиния» при выдержанном хранении приобретал еще более изысканный вкус – чуть сладковатый и пряный.

– Помню, тут себе пометил, – генсек открыл ящик стола, достал блокнот и открыл его, – он сделал хороший прогноз о международной Группе по стандартизированной европейской крылатой ракете «ASEM – Anti— Ship EuroMissile». Весной этого года, как дает информацию твой сотрудник, на базе промышленной группы Франции «ZA» будет подписано соглашение с Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ о совместном производстве этого изделия.

– Это она, Леонид Ильич! Дора Георгиевна Каштан, полковник ПГУ КГБ, работает в резидентуре Франции, будет отозвана на проведение операции. Весьма знающий товарищ, я бы сказал, талантливый оперативник и отличный офицер.

Он посмотрел, как Брежнев, ничуть не удивившись, открыл свой блокнот и что-то записал.

– Леонид Ильич, осторожней с записями, ну хотя бы не прямым текстом, ведь операции присвоен высочайший гриф секретности.

– Ты меня знаешь, Юра, я ничего такого писать не стал бы, а в своей манере пометил только! Хорошую кандидатуру ты подтянул к этому делу! – Брежнев отложил блокнот, встал из-за стола, тяжеловато прошелся по кабинету.

Андропов хорошо помнил по личному делу основные этапы работы полковника Каштан по СКР во Франции. Она сумела выудить частный заказ Греции во Франции с концерном «ZA» на поставку разработанных в инициативном порядке с августа 1968 года крылатых ракет. Факт частной сделки подтолкнул министерство обороны Франции подписать контракт на создание КР подводного старта, получившей обозначение «Экзосет» «Exocet», «Летучая рыба».

Леонид Ильич вернулся к столу, взял в руки блокнот, хитровато улыбнулся, перевернул страничку, прочитал что-то там и сказал:

– В середине семидесятых годов концерн «ZA» выиграл конкурс министерства обороны Франции и получил огромные государственные фонды, миллиарды! Новая ракета будет превосходить «Экзосет» по дальности действия, сверхзвуковой скоростью на маршевом участке траектории и возможностью программировать полет с разными тактическими заданиями. Вот что смогла эта Каштан, как ты говоришь, полковница, добыть! Эту информацию ты знаешь?

Андропов пропустил осенью 1976 года этот важный узловой момент, как не представляющий особой важности на тот период развития событий, а сейчас именно эта, как он хорошо знал, с большими трудностями добытая информация становилась серьезной составляющей в операции «Тор», которую проводили его сотрудники. Брежнев уловил это короткое смятение и продолжил с чувством превосходства:

– Так вот, довожу до твоего сведения, что прогноз твоего полковника звучит так, что формальное соглашение о совместной разработке новой СКР будет подписан Францией с Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ в апреле 1977 года. Через два месяца. И они начнут готовить производственный запуск в серию. А мы можем потерять приоритет.

– Леонид Ильич, ты не пропускаешь ничего! – Андропов покачал головой. – Словно предвидишь события!

Брежнев снисходительно улыбнулся, удовлетворенный тем, что «обскакал» главного по госбезопасности страны. Андропов, ругаясь внутри на самого себя за этот промах, решился подступить к главному вопросу. Начал он издалека, пока даже не надеясь на успех:

– Будущее теперь принадлежит тем, кто владеет системами обработки информации. Раньше над проектом работала группа конструкторов и армия расчетчиков с механическими счетными машинками «Феликс» и логарифмическими линейками. Сейчас все это проделывает одна небольшая железная тумбочка, притом армия математиков считает месяц, а эта тумбочка не более часа. Вот по этим всплывшим вопросам, новым подробностям, которые хоть из другой сферы, но напрямую касаются будущего нашего супероружия… – Юрий Владимирович с тревогой сообщил, что, по его данным, полный ввод в систему вооружения страны на этом этапе зависит полностью от американцев.

– Это ты про что? – Леонид Ильич напряженно застыл.

Увидев недоуменное лицо генсека, постарался своими словами объяснить создавшееся положение.

– Раньше, если у конструкторов что-то менялось, большой отряд расчетчиков начинал все пересчитывать с первой цифры, а эта тумбочка – суперАРМ, которая называется ВАКС 11\780 «Звезда»[50 - «DEC'. The VAX-11 / 780, code-named «Star».], в своих расчетах предоставляет все возможные и самые лучшие варианты. Мы уже начали готовить инженеров, которые будут владеть языком диалога с машиной высокого уровня, типа ПАСКАЛЬ, БЕЙСИК, ФОРТРАН, АЛГОЛ[51 - Формальный язык, предназначенный для записи компьютерных программ. Язык программирования определяет набор лексических, синтаксических и семантических правил, определяющих внешний вид программы и действия, которые выполнит исполнитель (обычно ЭВМ) под ее управлением.], чтобы работать на них. – Андропов сделал паузу и выдохнул. – Но их надо купить у американцев, а они нам не продают, и, мало того, эти машины у них целенаправленно идут только в армию.

– А что же наши машины, я слышал, что они ничем не хуже, минские товарищи стараются… – Брежнев закурил новую сигарету.

Глаза Андропова за стеклами очков еле заметно блеснули, он проследил за ним взглядом и решил продолжить, делая небольшое отступление перед сложным вопросом, который хотел завершить сегодня, заручившись согласием первого лица.

– Да, они не хуже по некоторым производимым операциям, но они не в состоянии вести диалог с программистом или аналитиком, они только считают, да и то, когда были представлены первые образцы этих электронных машин, в министерстве ответили своеобразно, с душевной простотой:

«Мы затратим такие деньги на эти машины, они нам быстро все посчитают, а потом их куда девать? На свалку?» – и отказали на долгие годы в развитии отрасли. Это было при Хрущеве. – Андропов приостановил свое повествование, оценивая эффект. Он ожидал, что генсек прервет его в своей манере и скажет, мол, я не по этой части, и ты не нагружай меня техническими вопросами, однако Брежнев слушал с интересом и даже не делал попытки остановить. Андропов слегка удивился такому обстоятельству, потом вспомнил недавний закрытый отчет, где отмечалось, с каким интересом Брежнев изучает тему о тенденциях в экономике и влияния стремительно развивающейся сферы информатики в мире.

Тихо кашлянув, он продолжил:

– Главное преимущество машины – в тысячу раз и более увеличить скорость проработки проекта, она может быть укомплектована более чем 400 компонентами, каждый из которых имеет до восьми модификаций.

– Не дави на меня! Я же не специалист в этом! Хотя… – появившиеся нотки раздражения говорили, что Брежнев уже начал уставать, – изучал этот вопрос тоже. И хочу тебе сказать, что мы вошли в новую временную эпоху. Теперь все будет складываться иначе, совсем иначе. Плохо это или хорошо, пока могу сказать только одно: для нас это плохо. Отстали мы сильно! Не готовы мы к такому резкому повороту, занесет нашу машину!

Настроение генсека после этих слов сильно ухудшилось. Андропов примирительно, как бы успокаивающе продолжил:

– А я и рассказываю это, чтобы вы знали и понимали, от чего мы зависим. – Андропов поднял глаза от бумаг и внимательно посмотрел на генсека. – Вот такой пример, полный перебор всех возможных конфигураций, даже при двух модификациях каждого компонента, потребовал бы посмотреть более чем 10 120 вариантов проекта системы, а для сравнения число атомов во Вселенной равно 1080.

Юрий Владимирович вновь остановился, чтобы усилить свое следующее утверждение.

– Только экспертная система в состоянии выбрать оптимальный вариант. Она имеет базу знаний из 850 продукционных правил вида «Если нужно разместить в стойке А узел В типа С и при этом необходимо удовлетворить требованиям Г, то следует проверить…». В результате экспертная система позволяет выбрать такую конфигурацию вычислительной системы, которая наиболее полно удовлетворит требованиям заказчика, определит жизнеспособность полученной конфигурации и выдаст схемы взаимосвязей компонентов системы. – Он отложил лист бумаги, с которого зачитывал эти характеристики. – Словом, будут у нас эти машинки – мы далеко продвинемся вперед, не будут – тогда сильно отстанем.

– Юра, я же понимаю, что ты сейчас делаешь обоснование для того, чтобы получить немалые деньги для твоих коммерсантов там, на Западе? – досадливо спросил генсек, который уже порядком устал.

– Мы их называем «шлюзовики»! Они-то есть, да мало тех, кто сможет такое.

– Ну, это как водится! Как и везде! Так кто у тебя самые лучшие? – согласился с председателем Брежнев и, сейчас, спрашивая конкретно о людях, знал, что пройдет время и эти знания ему пригодятся.

– Только два наших агента могут провести такую сделку. Это дортмундский инженер Вернер Юрген Бруххаузен и Рихард Мюллер из Естебурга. Герр Мюллер! Вот он-то и будет их добывать, но это будет очень дорого нам стоить. Надо получить разрешение на такой объем закупки. – Андропов достал еще лист бумаги и показал Брежневу. – Вот это изделие надо любыми способами заполучить. Французы пытались добыть, но получили отказ. Без этих экспертных систем они надолго завязнут с теми крылатыми стратегическими ракетами.

Леонид Ильич взял заявку, положил отдельно, а в блокноте пометил: «Ю. В. Анд. – выделить требуемую сумму!»



Март 1977 года. Португалия – ФРГ. Помощник Ю. В. Андропова уже знал, что несколько минут назад председатель вернулся из Кремля, поэтому сидел в готовности немедленно по вызову зайти в кабинет.

Так оно и случилось. Андропов сжато рассказал о беседе с генсеком и усталым голосом дал распоряжение «поднимать связь» и готовить встречу куратора с Рихардом Мюллером для непосредственной передачи особо важного задания.

Помощник вернулся к себе в кабинет и набрал номер телефона полковника Никитенко. В его засекреченном секторе «вели» Мюллера, и он имел на связи куратора, который знал места его тайных убежищ, где он периодически отсиживался после проведения очередных крупномасштабных сделок. Завсектором не мог точно знать, в какой стране именно сейчас находится Рихард Мюллер. Куратору шифротелеграммой спустили приказ готовить встречу и передачу задания. Центр требовал немедленно привести в действие все его наработанные связи и любыми мерами, за любые деньги вытащить из Северной Америки партию изделий. В приложении указывались подробное технико-эксплуатационное применение, фирма-изготовитель и позиция в списке КОКОМ.

Куратор герра Мюллера присвистнул, прочитав это приложение, да еще дополнительное указание, что на встречу, которую он должен незамедлительно подготовить, прибудет представитель военно-промышленной комиссии для подтверждения особой важности и уточнения деталей задания.

Он выдвинул ящик стола и достал коробку, в которой лежали почтовые открытки с видами Лиссабона. Перебрал их, пока не нашел нужную. Это был вид на Замок Святого Георгия, написал адрес и несколько фраз, сверяясь в блокноте, который достал из сейфа, накинул пиджак и вышел за ворота нового здания посольства СССР в Португалии. Весеннее утро в Лиссабоне еще было прохладным, но это была приятная свежесть, и он решил пройтись пешком до почтового отделения Chronopost на Avenida Infante Dom Henrique 10, благо это было почти рядом, через несколько кварталов от комплекса зданий посольства на Rua Visconde de Santarem, 59.

Опустить открытку в щель почтового ящика было не просто. Он хотел обставить так, чтобы наблюдатель из Службы информации и безопасности (SIS) местной контрразведки не смог определить, сколько и именно какого вида корреспонденцию отправляют. Для этого он достал заранее подготовленные конверты, открытки, вместе с которыми и упала на дно ящика та самая открытка. Время было рассчитано по секундам, не успел выйти из Chronopost, как служащий почты, вставив откалиброванный мешок, вытащил всю корреспонденцию. Первая часть многоходового вызова герра Мюллера на встречу была проделана.

Открытка полетела в Великобританию, там ей присвоили новый адрес, сверившись с адресной книгой клиентов, и она снова вернулась на континент, прошла еще две страны, пока не достигла небольшого городка в ФРГ, где и получил ее в руки господин Рихард Мюллер. Увидев, что изображено на открытке, он вернулся в дом, чтобы накинуть пальто (весна хоть и наступила, но с утра в Западной Германии подмораживало), быстрым шагом направился к почте, где заказал телефонный разговор с Лиссабоном.

Предварительный этап подготовки встречи с самым ценным агентом военно-промышленного комплекса СССР был закончен. Куратор получил после звонка герра Мюллера в Лиссабон на конспиративный номер телефона подтверждение готовности выйти на точные координаты и время встречи. Из Москвы в этот же день вылетел представитель ВПК, от мысли о котором у куратора сводило зубы, к сожалению, такое нарушение протокола работы с агентом было завизировано на самом верху.



Рихард Мюллер вышел из номера своей гостиницы за несколько часов до встречи. Надо было проверить, не ведут ли его, а если ведут, то сколько групп. По приезде в Германию, где-то на третий или четвертый день, он понял, что вновь находится под наблюдением, а в полученном сообщении от куратора было сказано, что о нем, как о человеке, проводящем подозрительные сделки, американские власти проинформировали спецслужбы ФРГ. Сообщение куратора было туманным и расплывчатым, вероятно, сведения об этом были получены через вторых, а то и третьих лиц. Рихард Мюллер оценивал ситуацию объективно и был доволен, что смог провести ФБР и во время покинуть США, тем не менее даже здесь, в тихой и спокойной обстановке родной земли, старался просчитывать свои шаги до мельчайших деталей.

Дело на Мюллера было открыто в 1975 году по обвинению в незаконной продаже Советскому Союзу компьютеров фирмы корпорации Honeywell Internationa. Сыскари из агентства по контролю за вооружениями и разоружению и коллегии по контролю над экспортом вооружений Arms Export Control Board, при содействии ФБР устроили настоящую охоту за ним и, не получив его в свои руки, обратились в Интерпол.

Когда он всплыл в Западной Германии, то в связи его крупной сделкой по закупке нескольких десятков единиц компьютеров и отправкой их через Румынию в СССР привлек внимание местной контрразведки. В Германии Рихард обосновался недалеко от Гамбурга, где тихо занимался скромным бизнесом в электронике и масштабно крутил тайную работу через несколько своих подставных фирм, а их было у него порядка 60 по всему миру.

Через год он наткнется на интересную позицию: просматривая бюллетени торгово-промышленной палаты, он обратит внимание на продажу завода по изготовлению музыкальных инструментов. Внимательно изучив финансы этой фирмы и ее местоположение, он придет к выводу, что лучшего варианта в его деятельности быть не может. Завод располагался рядом с границей Восточной Германии, достаточно было проехать всего несколько километров, что же касается ликвидности, то фирма находилась на грани банкротства.

Выехав на место, Рихард исколесил десятки километров вокруг, изучил дороги подъезда и подходов, системы коммуникаций и понял, что это жемчужина в его деле. Он перекупит этот заводик через свой швейцарский филиал «Дэн-контрол» и в подробном докладе куратору изложит вариант работы по нему. Очень скоро он получит ответ. Встреча будет происходить в Гамбурге, на торговом судне, которое придет из Амстердама за его очередной партией товаров высокой технологии из Северной Америки.

Пустынная местность позволит тщательно оценить обстановку и убедиться в том, что наблюдение за ними не ведется. Куратор на словах, поглядывая в небольшой листок бумаги, который достанет из внутреннего кармана пиджака, изложит точку зрения Центра на предложение Рихарда, где ставилась задача немедленно приступить к реализации этого плана, переоборудовав и расширив транспортный цех, сделать несколько терминалов для разгрузочно-погрузочных работ. Автомобили из Чехословакии, Венгрии, Румынии, Восточной Германии будут загружаться на его фирме и уходить в свои страны, чтобы потом, минуя все границы стран Варшавского Договора, мчатся в СССР.

Рихард оценит реакцию Центра на его предложение, и эта фирма станет главной перевалочной базой по доставке товаров в страны восточного блока. Трудности могли возникнуть только с персоналом. Мюллер будет сам проводить отбор грузчиков, экспедиторов и разнорабочих в свой транспортный цех. Он, как опытный предприниматель, хорошо понимал, что деятельность фирмы будет вызывать любопытство и происходить на глазах людей, и неизвестно, не побежит ли кто-нибудь закладывать его в полицию.

Проведя просмотр кандидатов, Рихард через своего помощника, который постоянно находился в Германии и возглавлял одну из его фирм и который имел достаточные связи в полиции, получит материалы по тем конкретным отобранным людям. Внимательно изучив их дела, биографию, он остановится на восьми, которые, по его мнению, справятся на первых порах с объемом грузооборота. Товары будут прибывать из разных стран, на фирме будут перемаркировываться, укладываться в новые ящики и готовиться к погрузке на прибывающие автомобили. Его доверенный человек на фирме будет постоянно, но ненавязчиво говорить окружающим о гениальности Рихарда в экспортно-импортных операциях, которые приносят хорошие дивиденды, и подчеркивать, что оплата, которую получают работники фирмы, превышает все стандарты ФРГ. Необходимость легендирования при круглосуточной работе будет стоять очень остро.

Ну а пока, сегодня, герр Мюллер оценивал этот вызов куратора как чрезвычайный, вне графика. «Случилось экстренное, или пошло не так!» – думал Рихард. Он уже второй час колесил по городу, пока не сбросил «хвост», что было привычным для него делом, да и «наружка» была подготовлена не совсем профессионально в отличие от североамериканских «гончих», которые постоянно и умело висели, как репей в конском хвосте.

Наконец убедившись, что все чисто, и посмотрев на часы, он прошел несколько кварталов и нырнул в небольшое кафе, где его должен был ожидать куратор. Присел за столик, куратор тихо проговорил название гостиницы и номер, расплатился за пиво, встал и пошел медленной, расслабленной походкой. Мюллер, допивая свой бокал пива, опытным взглядом заметил его сопровождение и группу по контрнаблюдению: сегодня были проведены расширенные меры по безопасности, это он сразу про себя отметил, так и есть, случилось что-то экстренное.

Мюллер расплатился за пиво, встал и, пройдя два квартала, повернул в обратную сторону, внимательно приглядываясь ко всем встречным, однако на улице пешеходов было мало, движения не было никакого, и уже через несколько минут он раскрыл двери номера, где за столиком сидели куратор и рядом незнакомый ему человека. «Ничего себе! – подумал Рихард. – Куратор идет на явные нарушения, он привел человека, что делать по протоколу категорически нельзя. Значит, случилось из ряда вон, такое, что нарушает все протоколы». Он сел напротив куратора, который, не называя имени незнакомца, назвал его важным гостем, сделал знак, и тот достал из портфеля несколько листков бумаги:

– Посмотрите, товарищ Мюллер, вот на это изделие. Что скажете о проекте?

Рихард быстро просмотрел две страницы под общим названием: «DEC's Meeting of Shareholders. The VAX-11 / 780, code-named «Star».

Отложил, задумчиво закрыл глаза, потом, глядя мимо собеседников, сказал:

– Вы что, не понимаете, что это особое изделие фирмы «Диджитал эквипмент и Ко», оно значится в числе первых в запретном списке парижского КОКОМ, так как используется вплоть до системы боевого наведения атомных ракет, не считая корпоративно-производственного, и поставляется только для армии США. Это же совершенно новый тип компьютера, он имеет два процессора, большую оперативную память, у него огромный пакет протоколов, у него чудовищное быстродействие. Презентация только-только состоялась, а вы уже хотите это иметь и, вероятно, не в одном экземпляре, а несколько?

Куратор и гость переглянулись, пожали плечами. Рихард, чтобы усилить сложность задачи, добавил:

– И готовится к выпуску «Суперзвезды», еще более мощной машины.

– Ну, это все понятно, – сказал куратор. – Мы знаем, что это за машина, поэтому сегодняшняя встреча посвящена возможности добыть партию этих машин для подготовки нашего оборонного проекта. Эти счетные машины помогут нам здорово!

– Ради бога, не называйте интеллектуальные машины счетными машинами, это вам не советский арифмометр «Феликс». Добыть такую машину можно только за очень большие деньги. – Мюллер помолчал и добавил: – И с очень большими связями. Мне пока нечего сказать по этому вопросу. Но вы, право, замахнулись! – Он покрутил головой.

– Да, задача трудная, нам крайне нужны эти машины, эти «звезды» должны быть у нас во что бы то ни стало! – Куратор посмотрел на спутника, тот кашлянул и сказал:

– К этому изделию большое внимание первого лица нашей страны, санкции на эту операцию подтвердил лично председатель.

Мюллер немного подумал, потом достал из внутреннего кармана пиджака смятые бумажки, перебрал и вытянул одну.

– Если так обстоят дела, как говорит наш гость, тогда самый вероятный путь к этим машинам проходит через Африканский континент. – Видя недоумение, которое отразилось на лицах собеседников, Рихард улыбнулся и пояснил: – Не так давно войска ЮАР, за которыми стоит ЦРУ и Пентагон, были позорно изгнаны с территории Анголы кубинскими добровольцами. Этот двойной щелчок по носу ЦРУ и Пентагона, которые пожмотничали, дали старую военную технику, и ЮАР, армия которой на этой старой телеге не смогла ничего сделать путного, с поражением ушла из нескольких провинций! Разгорелся и продолжается конфликт между ними. США готовы пойти на любые действия, чтобы восстановить прежние теплые отношения. Если мы получим официальный запрос из министерства обороны ЮАР на поставку «звезд», то, думаю, можно будет справиться с этой задачей. Пентагон и ЦРУ отдадут даже маму родную, чтобы замять конфликт.

Куратор и его гость замолчали, осмысливая приведенные аргументы.

– Мне придется реанимировать спящую фирму в Южно-Африканской Республике и проводить всю операцию, находясь там, – продолжил Мюллер, – сейчас нужно через Центр подготовить мне выход на минобороны ЮАР, Центробанку СССР готовить транши в Люксембург на мой счет. Пусть это будет длинная трансакция, надо очень хорошо спрятать наши уши, чтобы министерство финансов США при совершении сделки не смогло выявить истинный источник финансирования. Может быть, я еще подумаю над этим, мы проведем резервные операции, обозначенные у нас в протоколе, что будет значительно безопаснее, но, правда, более длительно.

Рихард задумался, проворачивая в голове всевозможные комбинации, которые всплывали перед ним, поочередно глядя на куратора и важного гостя, потом продолжил:

– Вы, конечно, помните о том, как мне удалось купить для вас производственную линию новейших, высокопроизводительных чипов. Это была головокружительная операция. Я задействовал все ресурсы, все связи, все возможности, для того чтобы выкупить ее и, минуя КОКОМ, получить разрешение на вывоз. Так все было по бумагам, договорам, по накладным, по банковским акцептам – все было сделано отлично, но, к сожалению, начала гореть земля под ногами, и мне пришлось вынужденно покинуть Америку. Я попросил прислать человека, который смог бы все это довести до конца, собственно, там и делать было нечего, только проконтролировать, показать характер, жесткость и целеустремленность. Что получилось в результате? В результате вам «подсунули» производственную линию для изготовления малопродуктивных, устаревших, бытовых «чипов» для электрочайников и стиральных машин.

Куратор и Вагнер переглянулись, не понимая, куда клонит Мюллер.

– Человек, которого вы прислали, оказался малокомпетентным. Он проводил время в развлечениях, которые, как с неба упали на него за деньги моей фирмы. Кабаки, казино, отдых на островах. Шлялся по магазинам, тратил мои деньги на шмотки, жил в президентских номерах, жрал самые дорогие блюда, пил самые дорогие напитки. На его содержание ушла половина годового бюджета моей фирмы. Мало того, он оказался просто дураком, когда ему подсунули эту дешевую производственную линию вместо настоящей, суперсовременной, которую я с таким большим трудом организовал! Ну и что, какое наказание понес этот человек?

– Рихард, здесь нет вашей вины. Этот человек – сын высокопоставленного чиновника в партийном аппарате. У нас хватает таких. К сожалению, он не понес никакого наказания, мало того, получил внеочередное звание за эту операцию и продвижение по службе.

– Вот этого я и опасаюсь последнее время, работая с вами! – Он тяжело вздохнул, перевел взгляд на куратора и жестко заявил: – Считайте, что принципиально у меня уже нарисовалась схема работы по «Звезде». Готовьте закупочный запрос от министерства обороны и военных ветеранов ЮАР на партию «звезд», а дальше в Северной Америке я знаю, с кем и как работать. Выеду туда сразу же после подготовки документов из ЮАР.

– Опасно! ФБР охотится за вами! – Куратор понимал, что там, в Северной Америке, нужно присутствие Мюллера, чтобы задействовать все контакты, но произнес предостережение.

– Знаю! – Мюллер слегка улыбнулся. – Выпасли меня они хорошо и теперь в полной уверенности, что я не сунусь туда. Но мне надо быть, чтобы определить прохождение запроса на покупку «звезд».

– Какие нам предпринять меры для этого? – Куратор покосился на представителя из Москвы.

Мюллер уловил этот короткий взгляд, понимающе кивнул и коротко ответил:

– Вы обеспечили меня всем необходимым, так что ничего не надо. Все сделаю сам, от моей ловкости зависит моя жизнь, так что буду стараться.

– Мы подготовили для вас убежище в Венгрии, документы, план эвакуации, словом, все, что необходимо. – Куратор встал и прошелся по номеру, остановился перед выходом и добавил: – Однако все это будет приведено в действие только после закупки и отправки всей партии «звезд». Через два дня мы проведем встречу и проясним ситуацию по ЮАР.

Только на пятый день встреча состоялась и, учитывая сложности в Москве по отработке позиции в ЮАР, была воодушевляющей.

– Есть подход, который можете использовать. В министерстве у нас человек, капитан 1-го ранга Д. Герпард, в прошлом офицер ВМФ ЮАР, а сейчас занимает важный пост в министерстве обороны. Наш человек по связи уже второй день находится в ЮАР и сегодня дал положительный ответ на ту задачу, которую вы, дорогой герр Мюллер, поставили. У вас будут необходимые бумаги.

В ЮАР пошла активная подготовительная работа по приобретению «Звезды». Еще через месяц первые прибывшие из США несколько штук были перегружены в порту и пошли из Кейптауна в Голландию, а оттуда прямым рейсом в Ленинград.

Сербин, получив это сообщение, был немало удивлен, в глубине души он не верил, что такое возможно.



Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. В конце февраля 1977 года Дора Георгиевна была вызвана через МИД на ряд консультаций для Торгово-промышленной палаты СССР в Москву. Прилетев утром рейсом 504 «Аэрофлота» из Парижа, она уже через два часа была в приемной начальника своего V отдела ПГУ. Не успел дежурный по телефону доложить генералу о прибытии полковника Каштан, как дверь кабинета резко распахнулась и появился генерал.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – бодро приветствовала она его, встав со стула в приемной.

– Дора Георгиевна! Рад видеть вас! Здравствуйте! – С широкой улыбкой генерал сделал шаг к ней: – Вот что, посидите здесь минутку, а потом мы с вами поговорим, вот только сделаю звоночек насчет вас.

Из кабинета вышли двое, искоса поглядывая на Каштан, они поняли, что их выпроводили из-за нее. Вскоре появился генерал, который знаком показал ей следовать за ним, и они пошли по коридору.

– Дора Георгиевна, там внизу моя машина, поезжайте, вас ждут в Большом Доме. Мне вам сказать нечего, кроме благодарности за службу и качественную работу. Все! Давайте там сами!

Озадаченная таким поворотом событий, Дора Георгиевна ехала в Центр, стараясь понять последнюю фразу, вероятно неожиданно вырвавшуюся у начальника.

Внизу, в вестибюле здания КГБ СССР, у проходной, ее уже дожидалась женщина средних лет, которая уточняюще сверилась со своими бумагами в тонкой, мышиного цвета папочке, кивнула, и они поднялись в кабинет помощника Председателя КГБ СССР. Там, передав папку дежурному при входе в кабинет, ушла, невыразительно попрощавшись. Через минуту Каштан уже сидела в кабинете, приглядываясь к помощнику Юрия Владимировича Андропова.

– Здравствуйте, товарищ полковник! Мне необходимо было с вами увидеться до того, как будете консультировать по просьбе Инстанции один из видов вооружения. После беседы я доложу товарищу Сербину, начальнику Отдела оборонной промышленности ЦК КПСС, о нашей готовности, и тогда поступите в его полное распоряжение.

– Не совсем понятна ситуация. Я оперативник, а не специалист по вооружению и мало чем могу помочь, тем более в таком «знающем» отделе ЦК.

– А от вас, Дора Георгиевна, и не требуется техническая консультация. У Сербина толпа технических консультантов, он фигура значительная на Старой площади. Там нужно проработать вопрос о «засветке» на Западе, в частности во Франции, одного нашего изделия.

Помощник остановился, вглядываясь в Дору Георгиевну, пытаясь понять, какие мысли появились у нее после его слов. Каштан улыбнулась, достала пачку сигарет «Житан», спросила глазами, можно ли закурить. Помощник кивнул, хотя сам не курил и запрещал всем раскуривать в его кабинете.

– Это меняет дело, – сказала Каштан, – это даже интересно!

Она поняла, что здесь затевается что-то такое и ее участие было спланировано на самом верху. Стала понятна фраза генерала «Давайте там сами!», значит, ее отозвали для проведения этой комбинации. И дело вовсе не в ее советах, советчиков много и без нее, а им нужна она.

– Да уж, вас на мякине не проведешь! – потер ладонью затылок помощник, когда Каштан напрямую сказала об этом.

Теперь она хорошо понимала расстановку, это были «смотрины» для Инстанции, где только после одобрения ее кандидатуры начальником отдела оборонной промышленности ей слегка приоткроют занавес и дадут возможность пока только одним глазком взглянуть пока еще только на часть декорации.

– Когда мне предстать перед товарищем Сербиным? – спросила она, готовясь понять, животрепещущая эта тема или так, все идет пока шатковалко!

– Мы рассчитывали сегодня же приступить… – начал помощник, потом оборвал себя, глянул на свой швейцарский хронометр на руке и решительно сказал: – Ладно, пора, давайте не будем рассусоливать, а прямо сейчас вы пройдете к нему. Вызвать машину?

– Да что тут идти! Два шага, и я на месте! – ответила Каштан, понимая, что тема «горячая», сосредоточенно пытаясь понять по тону, по комбинации фраз, что же на самом деле происходит. Ее размышления привлекло слово «рассусоливать», вырвавшееся у помощника. Она поняла, отталкиваясь семантически от этой случайно вырвавшейся, просторечной синонимичной оговорки, которая прошла, минуя всякую фильтрацию, что главная тема пока еще крутится в голове у этого человека, и он пока не принял решение, говорить сейчас или позже.

– Тогда я сейчас ему позвоню и предупрежу, что вы на подходе. Подождите там, в приемной! – выпроводил он ее с каким-то облегчением, и она поняла, что не он главный во всем этом деле. Он такой же исполнитель, как и она, только рангом выше.

Дора Георгиевна подсела к столику дежурного офицера, тот лукаво, с нескрываемым любопытством поглядел на нее.

– Хотите чай или кофе? Я закажу! – спросил он, а Каштан подумала: «И где же это так ему голос «поставили», не иначе из «театралки» вытащили в ГБ! Любят наши начальнички блеснуть своими ординарцами!»

– Я не знаю, сколько времени мне отвел он, – она большим пальцем показал на двери кабинета, – а так я бы с удовольствием выпила кофе!

– Сей момент! – Дежурный поднял трубку и заказал кофе, прикрыл трубку ладонью и уточнил: – Вам какой?

– Если можно, двойной эспрессо!

Через несколько минут внесли поднос с чашкой дымящегося кофе. В этот момент дверь кабинета распахнулась и появился помощник.

– Не буду мешать, пейте кофе, и вот вам, – он протянул узкий листок бумаги, вырванный из перекидного ежедневника, – через сорок минут! Не прощаюсь, после собеседования увидимся! – Помощник понял, что зря брякнул совсем неподходящее слово «собеседование», увидев, как диковато блеснули глаза у этой красивой, с большим апломбом, как он это хорошо понял, женщины.



За Политехническим музеем Каштан перешла по подземному переходу, свернула налево и очутилась на Старой площади, перед зданием ЦК КПСС. Только подойдя к подъезду, она вдруг неожиданно поняла, что находится в Москве, в СССР. Как-то за все время с прилета она даже не думала о своем географическом положении, и вот только сейчас до нее дошло!

«Вот черт! Подери его черт! – подумала она, удивляясь себе. Никогда еще не было с ней такого, чтобы она не фиксировала свое местоположение и среду, в которой находилась. – Это все неожиданный вызов, сборы за два часа, вылет среди ночи, проезды, переезды! Или просто старею! – вздохнула она, как-то сразу и не просчитав, сколько же лет ей сегодня. – Ну, ты даешь, мать! Потеряла себя в этой пэгэушной жизни на одной ноге! Вторая здесь, а первая – там! Так и живешь, враскоряку! Бедная, забитая всеми Дорочка-дурочка!» – ехидно пожалела она себя и решительно зашла в подъезд.

Пропуск был выписан и лежал на столе у милиционера, который аккуратно, по линейке, оторвал половинку и вернул оставшуюся часть. За его столом, около лестницы, пританцовывал пожилой, толстый аппаратчик с лысой головой и большими черными глазами навыкате, в сером костюме, с кожаной папкой в руке.

– Встречаю вас! Пойдемте, Дора Георгиевна. Иван Дмитриевич ждет. Я как-то упустил из виду проинформировать, что вы женщина, и не сообщил об этом ему, так что готовьтесь предстать! – И он чему-то затаенно улыбнулся.

«Они тут резвятся, эти аппаратчики, для них только дай безопасный повод, так могут такую оперетту сбацать! – подумала Каштан. – Решили разыграть формальную кадровую карту, вдавить меня в кабинет к этому партийному бонзе, чтобы тот был, как я понимаю их схему, слегка ошарашен тем, что придется вести дело с дамой, а не с мужиком – Д. Г. Каштан, а сами, спрятавшись по углам, будут помирать со смеху от своих шуточек. Они все тут трусоваты, за место трясутся и начальству нос утереть желают».

Она помнила в недавнем прошлом свой визит сюда, в Административный отдел ЦК КПСС, по доносу. Ей тогда повезло! Отбилась, зная все обстоятельства, от кого пошла «телега», хорошо подготовилась, так что партийный чиновник только облизнулся! Беседа с тем болезным, бледным инструктором, которого шатало, не понятно от чего, то ли от болезни, то ли от физиологической злобы, с которой он встретил ее на пороге, оказалась короткой, но воспоминания были свежи.

– Ну так где они? – спросил этот инструктор, и она явственно увидела, как он завибрировал, заходил ходуном, сидя на своем канцелярском стульчике.

– Уточните, пожалуйста, суть вопроса, – отозвалась Каштан, уже понимая, что ее предположения оказались верными.

– Деньги, деньги! – после долгой паузы назвал предмет разговора. – Сто пятьдесят тысяч долларов, народных денег, выданных вам для оперативной игры в Бельгии.

– Ах, вот вы о чем! – Каштан, не торопясь, открыла кейс, достала пачку сколотых бумаг и бросила на стол перед инструктором. – Вот эта полторашка!

– И что это? – высокомерно спросил инструктор.

– Банковские проводки, которые я добыла, может быть, даже засветив этого нашего ценного агента, о чем уже лежит рапорт на имя Председателя КГБ СССР. Здесь очень понятно написано, что деньги были получены и переправлены. Примите по протоколу эти банковские проводки!

На этом дело против нее было закрыто, однако извинений не последовало, словно все это было, само собой разумеется, обычной рутинной ошибкой.

Но что сейчас затевает «Инстанция» со своим передовым отрядом, да еще под таким соусом? «Ладно, были б кости целы, а мясо нарастет», – приговаривала она, пока торопливо шла по алым дорожкам коридоров и лестниц за этим полным мужчиной, который с удивительной для его комплекции стремительностью поднимался по лестницам и еще быстрее продвигался по ковровым дорожкам.

Кто такой этот Иван Дмитриевич, она не знала, но помнила слова, что он большой партийный начальник и ей, вполне возможно, светит утомительная беседа с дилетантами в разведке, которые будут навешивать ей задачи, настолько далекие от действительности и возможностей резидентуры, что даже возразить аргументированно будет трудно, а может…

Теперь она точно поняла, что персональное поисковое задание, которое она неделю назад получила там, в Париже, было от Инстанции, и имеет прямое отношение к сегодняшним событиям.

Она тогда взяла в работу отвергнутые аналитиками резидентуры, скрупулезные бухгалтерские отчеты концерна Zenith Aviation, добытые агентом из контрольно-ревизионной французской финансовой службы «Суд счетов». По мнению Каштан, ошибочно было недооценивать эти скучные сводки. В них кроме потраченных сумм подробно описывались причины расходов и их обоснование. Именно там она и нашла упоминания и подробные расшифровки, которые позволили ей близко подобраться к филиалу ZA Франции где-то в горах, на Лазурном Берегу.



Они подошли к двери приемной, где было написано: «Заведующий отделом ЦК КПСС по оборонной промышленности Иван Дмитриевич Сербин», вошли внутрь.

Кабинет завотделом был открыт и в дверном проеме стоял спиной к ним невысокий, плотно сбитый человек в темно-синем костюме и ожесточенно выговаривал секретарю.

Секретарь округлил глаза, увидев вошедших Каштан и сопровождающего аппаратчика, завотделом слегка обернулся.

– Так вот ты где! И что ты здесь бродишь, тебе встречать было велено!

Дора Георгиевна упредила аппаратчика и шагнула вперед.

– Каштан прибыла! Все в порядке, Иван Дмитриевич!

Тот удивленно повернулся к ней, смерил глазами с головы до ног, чему-то усмехнулся и простер руку в сторону кабинета.

– Входите, товарищ Каштан, Иван Дмитриевич вас ждет! Какая приятная неожиданность! – И посторонился, пропуская Дору Георгиевну.

Дора Георгиевна медленно прошла к центру кабинета и остановилась. Сербин провел рукой по густым волосам на голове, закрыл за собой дверь.

– Так это вы, Каштан?! Ну, здравствуйте товарищ полковник!

Сербин, как заметила Каштан, уже отделался от первого удивления.

– Добрый день, Иван Дмитриевич! Хотела по всей форме представиться! – теперь она оглядела его.

– Ладно! Познакомились! – сказал он, садясь за стол и приглашая к нему Каштан. – Мы вас пригласили, чтобы определиться по нескольким вопросам, – он поднял на нее глаза, – вы опытный сотрудник, хорошо знаете материал, работаете по Франции, а это наши главные конкуренты по стратегической малозаметной гиперзвуковой крылатой ракете. Назвали ее «Болид», а экспортный вариант будет «Коник». – Он немного помолчал, давая возможность осмыслить сказанное, а затем продолжил другим, каким-то извиняющимся тоном: – Признаться, не ожидал, что полковник Каштан, женщина! Как-то так непонятно было написано в справке для меня. – Он снова внимательно посмотрел на Каштан, словно оценивая, и задал вопрос: – Как сделать так, чтобы намертво привлечь внимание Запада к этому изделию? Какие мероприятия нужно провести?

– То есть как оповестить их службы через открытые источники информации, которые детально и подробно вычитываются в их аналитическом центре? Рекомендую задействовать местную и центральную молодежные газеты, орган ВЛКСМ, потому как только там возможна мотивированная утечка, к молодежной прессе меньше спроса у Главлит[52 - Главное управление по делам литературы и издательств, орган государственного управления, осуществлявший цензуру печатных произведений и защиту государственных секретов в средствах массовой информации.]. Думаю, нужно серию фотографий разработчика у доски с главными формулами проекта. Это будет как бы промашка нашей цензуры, как бы недоперли цензоры, что на фото секретные формулы и расчеты.

Сербин остановился напротив и, прищурившись, посмотрел на Каштан.

– Оригинально вы мыслите. Я, как доктор физико-математических наук, понимаю ваше предложение.

– Правильно, ну не в лоб же! Автор готовит тематическую рубрику в газете, например, «Известные люди нашего города», там будут очерки о представителях всех профессий, допустим, архитектор, врач, водитель троллейбуса, строитель, инженер и ученый. Вот в этом-то очерке про ученого журналист косвенно указывает на то, что там началось, как он будет писать, – она монотонным голосом проговорила, – «создание стратегического щита Родины». Большая статья об одном из разработчиков, где патриотически прозвучит: «…ответственное задание получили наши лучшие проектные институты и предприятия города, самый совершенный образец оборонного оружия предложено создать в наших лабораториях и цехах, где трудятся…», ну и так далее. «Voi la!» Вуаля! – она по инерции сказала по-французски, на что Сербин, внимательно слушавший ее, слегка встрепенулся. – В Москве сейчас работает журналист, – она подбирала слова, – ему пришлось раньше срока вернуться домой. Предложите ему сделать материал!

Сербин внимательно слушал, делая пометки в рабочей тетради, потом оторвался и спросил:

– Мы дали вам задание во Франции: запустить там у них информацию о переносе из Подмосковья всего объема производства на ряд предприятий Краевого центра. Я читал отчет из Парижа. Заинтересованные лица и организации, как вы пишите, получили эту информацию?

– Я лично этим не занималась. Мои источники информировали меня об этом, но скудно. Они там, у себя, сразу же после этой нашей «утечки» наложили высший уровень доступа по этой теме, – она огорченно посмотрела на Сербина, пожав плечами, и продолжила развивать тему: – После статьи в газете хорошо бы провести телевизионную встречу с учеными из КБ. Создать небольшой телевизионный фильм, а чуть позже надо дать кое-что об испытаниях, добавить прямые указания на запуски и полеты! – Каштан поняла, что ее выдернули из Парижа и привезли сюда, в самую цитадель «оборонки» СССР, конечно же не для этих рекомендаций по «засветке». «Такие рекомендации, да еще более квалифицированные, можно было получить, пройдя два квартала до Лубянки, или, на худой конец, сбросить шифровку в Париж и получить то же самое в тот же день. Нет, тут другое намерение начальников! Тут я им действительно вживую нужна, чтобы увидеть, пощупать, поговорить! Да уж это точно, как выразился помощник, собеседование!» – прикидывала Каштан, продолжая нанизывать мероприятия по «засветке».

– Не беспокойтесь, мы уже подготовили две информации о первых запусках и испытательных полетах. – Сербин порылся в папке, лежащей перед ним, и вытащил сколотые листы бумаги.

– Полюбуйтесь! – он протянул их ей. – Вот что пройдет вскоре в газетах, на телевидении и радио! Так, в какой газете работает ваш журналист и как его фамилия? Мы подумаем, как лучше использовать! – По тому, как слегка приподнялась левая бровь Каштан, он поставил у себя маленький знак вопроса, рядом с фамилией и данными журналиста.

Сербин вспомнил, пока она вычитывала тексты, недавний аврал с переносом производства изделия «Болид» в Край. Министр финансов и председатель Госплана формально не подчиняются решениям ВПК, распоряжаться распределением материальных средств и бюджетными ассигнованиями Военно-промышленная комиссия не могла, и чтобы получить средства из бюджета, фонды на материалы и оборудование или валюту, требовалось постановление ЦК КПСС или личное распоряжение Председателя Совмина. Другой власти Министерство финансов, Госплан и Госснаб не признавали. Срочно было подготовлено постановление ЦК, которое «протащили» накануне заседания ВПК, где и было принято решение о передаче в Краевой центр на «КБхимпром» эту приоритетную разработку со всеми имеющимися и дополнительными фондами.

Решалось все тогда, в холодное февральское утро, когда в Овальном зале здания Совета Министров за длинным столом, стоящим по большой оси, уже сидели члены ВПК на заранее закрепленных за каждым местах, остальные, вызванные и приглашенные, рассаживались двумя группами по обе стороны центрального стола в креслах за откидными пюпитрами. По правую руку от председателя ВПК Смирнова сидели министры авиационной промышленности, судостроительной промышленности, оборонной промышленности, общего машиностроения, электронной промышленности и министр связи.

Три-четыре стула в этом правом ряду за столом обычно оставляли свободными на случай экстренного вызова других министров. В левом ряду за столом, тоже в постоянной последовательности, размещались: заместители председателя ВПК, президент Академии наук СССР, министры среднего машиностроения, радиопромышленности, председатель научно-технического Совета ВПК, затем главнокомандующие четырьмя родами войск, обычно их представляли заместители, но сегодня сели за стол только первые лица.

Быстро прошлись по повестке заседания и остановились на последнем пункте: «О разработке сверхдальней крылатой ракеты «Болид». Докладчиком был назначен заместитель председателя ВПК, который старательно зачитал главные позиции по разработке этого изделия и остановился после последней фразы:

– …произвел фундаментальные исследования, подготовил и защитил эскизные проекты… однако сложилась крайне напряженная обстановка с отработкой систем коррекции по радиоконтрастному РЛ-изображению местности, происходят отказы системы плазмообразования комплекса защиты СКР от радиолокационного обнаружения, и, главное, не удалось реализовать сверхзвуковой запуск маршевого двигателя ракеты при старте СКР…

Заместитель председателя ВПК остановился и бросил тревожный взгляд на Смирнова, который сидел с отсутствующим видом, сам, изредка поглядывая на главное лицо всего заседания, Секретаря ЦК КПСС по оборонной промышленности Я. П. Рябова, словно пытаясь поймать самые последние установки Инстанции. Рябов сидел спокойно и, равнодушно оглядывая членов ВПК, предоставил полную свободу действий в рамках предварительной установки для председательствующего. Смирнов кашлянул и заместитель, поймав этот сигнал, продолжил:

– Эти обстоятельства являются нетерпимыми и в целях ускорения разработки и производства требуют кардинального изменения решений, а именно: передачи проекта на базе имеющихся наработок в «КБхимпром» с вытекающими отсюда изменениями плана реализации. Проект постановления был внесен в ЦК КПСС Я.П. Рябовым 17 февраля 1977 года, после проработки в Отделе оборонной промышленности ЦК КПСС 18 февраля 1977 года и 24 февраля был направлен для рассмотрения в Политбюро ЦК КПСС. Решение об утверждении проекта постановления принято на заседании Политбюро ЦК КПСС 25 февраля 1977 года.

Эта фраза повисла в тишине, зампред ВПК обвел всех взглядом, остановившись на академике Келдыше, который хотел было что-то сказать, но махнул рукой и опустил голову в бумаги перед собой. Генеральные конструкторы подмосковных предприятий, приглашенные в силу заинтересованности, сидели молча, не поднимая голов от пюпитров. Хотя все ожидали какого-то мало-мальски гневного протеста или даже возмущения от них, тем не менее они так и просидели, не издав ни звука, пока голосовали и утверждали итоги решения.

Никто так ничего и не понял из всего происшедшего на этом заседании. И у всех, кто был и голосовал, так и осталось впечатление, что их просто «развели», одурачили, использовали, как марионеток, чтобы «пробить» этот перенос производства из Москвы в Краевой центр.

«Но мы сделали этот маневр, в марте информация о новом месте производства уже будет на Западе. Расчистили место для последующих событий. Конечно, этой шпионской шпане там будет полегче пробиться к изделию, чем, тут, в Москве. И я понимаю эту мысль председателя. Круто мыслит! Сейчас мы уже «по уши» в этой операции!» – внутренне, уже в который раз, переосмысливал Сербин. Не удержавшись, глядя на полковника из Франции, сказал вслух, сам того не ожидая, от себя:

– Полный ажур или как у вас там во Франции говорят?

– Что вы говорите, простите? – Каштан подняла голову от бумаг.

– Мы реализовались. Теперь начинается самая важная стадия! – Ему хотелось продолжить и рассказать этой, как ему сообщил помощник Андропова, матерой шпионке свои мысли о том, что между НАТО и Варшавским Договором закончился паритет. Создание в США систем космического базирования для обнаружения и уничтожения наших баллистических ракет и широкомасштабное развертывание дозвуковых стратегических крылатых ракет привело к изменению соотношения ударных потенциалов не в нашу сторону, и этот стратегический конфликт может решить только постановка на вооружение малозаметных гиперзвуковых крылатых ракет большой дальности. Однако, подумав, он лишь сказал:

– Я, как вы понимаете, достаточно осведомлен о том, что делается у нас и что делают они. Вы владеете этим материалом давно, во Франции продвинулись в этом сегменте, они плодотворно работают, особенно по средствам управления полетом и наведения на цели, так информирует меня ваша линия «Х». Они смогли заложить четыре программы полета своей крылатки, а мы одну программу дубасим и ни фига сделать не можем!

– Иван Дмитриевич, – подала голос Дора Георгиевна, понимая, что надо отдалиться хотя бы на словах от этого, как она выразилась мысленно про себя, «трю муар», «черной дыры», – вот только не совсем понятна моя роль в этом вашем оборонном комплексе. Как вы знаете, я оперативник[53 - Оперативный сотрудник «легальной» резидентуры в ДЗК (длительная заграничная командировка) в развитой стране западного мира, работающий «в поле» по линии научно-технической разведки («Икс», «X») или внешней контрразведки («КР»), или оперативный сотрудник действующего резерва КГБ «под крышей» в учреждении в СССР на подготовке к ДЗК по этой линии.] ПГУ КГБ, специалист по Франции, добытчик научно-технической информации, и не более того. В чем моя роль? – Дора Георгиевна пыталась заранее понять, чего хочет от нее этот властный и напористый партийный деятель, заручившийся поддержкой самого председателя, а может, и кого повыше.

«Меня поэтому-то и всадили в эту игру! Потому что знают! – Она понимала, что Андропов, возможно, и имел представление о том, что есть некая Каштан, которая почти двадцать лет без провалов, тонко и целеустремленно трудится не в самой престижной, по меркам ПГУ, стране, но ее результаты, а она это хорошо знала, всегда высоко оценивались в Большом Доме. – Шила в мешке не утаишь! Вот и начинает вылезать оно!»

– Иван Дмитриевич, так в чем моя роль? Чем могу быть полезна здесь, в самом центре «оборонной кузницы»? – переспросила, расширив вопрос, Каштан.

– Я вам скажу так, наведение в этих наших ракетах работает непрерывно, до точки встречи, как на отслеживаемую, а не на пролонгированную цель. Примерно такую задачу мы хотим поставить перед вами. – Он сказал эту фразу, примеряясь к ней, это был пробный шар. Оттого, как она поймет и ответит, он и решил строить свою беседу.

– Для этого нужны статистические алгоритмы расчетно-практических испытаний, или… – Она остановилась, увидев усмешку Ивана Дмитриевича.

– Вижу, волокете в нашем деле! – Сербин оценил ответ, но скептически спросил: – Образование где получили?

– Политехническая школа, по-французски Ecole Polytechnique, ее называют еще «Х», это инженерно-математическое образование, и еще Парижский Университет Сорбонна Universite de Paris, это гуманитарное.

– Хорошая подготовка! – удивленно, даже с восхищением заметил Сербин. – Ну, ладно, вижу, что знаете нашу кухню. Крылатые ракеты. Что скажете, исходя из своих наработок?

Каштан кивнула головой, эту тему, как и многие другие, она вела в резидентуре и, когда завотделом остановился, вписалась в разговор:

– Я два раза почти вплотную подошла к разработкам филиала Zenith Aviation на Лазурном Берегу. Результат наших усилий привел к тому, что Главный конструктор – это какая-то мистическая фигура, и все наши попытки найти его и пробить окончились ничем. Можно с уверенностью сказать, что среди разработчиков Фернан Хассманн присутствует, не говоря уже о его доминировании среди группы проектирования. По сути, конечно, он-то есть, но мы его достать не можем. Даже не знаем, какой он, как выглядит, где живет, с кем, – торопливо сказала Каштан и, понимая, что этого мало, добавила: – Генеральный подрядчик компания Zenith Aviation! – она перебирала в памяти все, что знала по этому вопросу, – у них группа разработчиков, проектировщиков, большинство испытаний проводят в Тихом океане.

– Знаю все эти дела. Плановое задание по заявке Государственной комиссии по военно-промышленным вопросам было спущено полгода назад, и ничего, никакого продвижения. Они там, на Западе, может быть, заделывают третье поколение, а вы там у себя ни ухом ни рылом. Мы стоим на месте, у нас провалы, когда летает, а когда и не летает, а если и выходит из пусковой, то летит неизвестно куда, на подрыв. Миллиарды профукали на эти истории с комплексами «Даль», «Памир», РЛС «Программа-2»… Вы, полковник, только принесли нам проектное название их гиперке – ASMP-A (Air-Sol Moyenne Portee), а уже создается ASN4G. У него уже четыре «g»[54 - Отношение абсолютной величины линейного ускорения, вызванного негравитационными силами, к ускорению свободного падения на поверхности Земли. Будучи отношением двух сил, перегрузка является безразмерной величиной, однако часто перегрузка указывается в единицах ускорения свободного падения g.]! Мать моя женщина, уже стихами заговорил! А мы свои три «же» не можем получить!

Иван Дмитриевич встал и прошелся по кабинету, потом присел напротив и сказал:

– Давно эта тема у нас, еще в середине пятидесятых мы разрабатывали две СКР. «Буря» от Лавочкина и «Буран» от Мясищева.

Он снова поймал себя на мысли, что хочет рассказать ей, как «Буря» прошла все подготовительные испытания, показала себя превосходным изделием, а на последнем и предпоследнем пусках достигнута дальность 6,5 тысячи километров. СКР покрывала расстояние от берегов Волги до Камчатки, при этом отклонение от заданной траектории не превышало 4–7 километров.

Такие разработки, создание, испытание и приемка Государственной комиссией столь сложного изделия вместе со стартовыми позициями, другими наземными службами сегодня кажутся фантастическими, но они были! Потом, после предательства старшего офицера третьего управления ГРУ Д. Ф. Полякова (оперативный псевдоним в ФБР «Топхэт»), который хотел избежать натиска хрущевской военной и внешнеполитической доктрины, как он мотивировал свою измену, и старшего офицера специального отдела третьего научно-технического управления ГРУ О. В. Пеньковского, работавшего на ЦРУ и МИ-6, поступило распоряжение: «Работы прекратить, материалы уничтожить!»

К этому времени МБР «Сатана» Королева и Янгеля прошли все испытания и были утверждены Государственной комиссией, как еще один принципиальный фактор закрытия темы крылатых ракет.

Эта Каштан, хоть и весьма подготовленный офицер, не знает о тех прорывах, которые совершили ученые под его руководством. Трудно создавалось это изделие, например, С. А. Лавочкин и его коллеги опровергли известный в авиационной технике постулат: «В новом изделии не должно быть слишком много новых научных и технических решений, иначе на их доводку уйдет так много времени, что эти решения устареют».

СКР «Буря» С. А. Лавочкина была революционна по назначению и большинству решений. Там был применен впервые ПВРД – прямоточный воздушно-реактивный двигатель «РД12У» с тягой на крейсерском режиме 7750 килограммов, до сих пор еще никто в мире не создал аналогичный, да еще с такой тягой. Регулируемый, сверхзвуковой воздухозаборник, автономная система астронавигации И. М. Лисовича, совершенная система управления и выведения, новая аэродинамическая схема системы «СКР+ускорители», система расцепки с ускорителями и сами ускорители, сложнейший стартовый комплекс, использование титановых сплавов, отработка технологии и производства. Все это позволило создать межконтинентальную крылатую ракету с уникальными свойствами. Она превосходила по скорости и по высоте существующие в то время средства обороны. В ЦАГИ продули 26 моделей «Бури», пока не нашли совершенную аэродинамическую схему.

Все проблемы аэродинамики, механики, баллистики, проектирования и технологии были решены без применения ЭВМ, расчеты проводили вручную, с помощью арифмометров, десятки техников-расчетчиков. Если ученые-разработчики находили ошибку в своих формулах, приходилось все пересчитывать, а ведь это не часы на ЭВМ, а сутки тяжелой человеческой работы. И вот получились такие феномены, как «Буран» и «Буря». Многие научные открытия были совершены за шесть лет работы над этими проектами, и жаль было уничтожать все эти наработки.

Сербин достал блокнот из сейфа, полистал и, найдя нужную страницу, сказал:

– У нас есть, чего нет у них, и вряд ли скоро появится!

Каштан слушала завотделом, не понимая, для чего он все это говорит ей, и, когда он остановился, спросила, настойчиво пытаясь поймать причину ее вызова из Парижа.

– Моя работа проходит на Западе. То, что делается здесь, мы не знаем, даже имя заказчика на ту или иную западную разработку мы не получаем. Каждый год нам только увеличивают плановые задания. Не могу понять, в чем моя роль здесь и сейчас?

Сербин, будто и не слышал ее, продолжал говорить, потом вдруг остановился, словно его осенило, и заявил:

– Как ни странно, но вам все карты в руки, да и имечко у вас, Дора, весьма подходящее для этой операции. Дора! – Он весело глянул на нее: – Знаете расшифровку этой аббревиатуры? Долговременная отказоустойчивая радиационно-стойкая аппаратура! ДОРА! По технологии НИИ «Аргон».

– Довольно лестно для меня услышать такое техническое толкование моего имени. Вообще-то я знаю иное и как-то привыкла е нему. Феодора, Исидора и Доротея, а также Дора Владимировна (Вульфовна) Бриллиант, русская революционерка, член партии социалистов-революционеров (эсеров) и их боевой организации, участница организации покушений на министра внутренних дел Вячеслава Плеве и великого князя Сергея Александровича. Дора Федоровна Степурина, советская актриса. Дора Шварцберг, при рождении Исидора Шварцберг, – скрипачка и музыкальный педагог. Эмигрировала в Израиль в 1973 году, после замужества переехала в Нью-Йорк. Ну и еще одна тезка: Айседора Дункан.

– Слышали, слышали про Дункан… – механически отозвался завотделом и махнул рукой. – Так вот, засветить там наше изделие, это только часть работы. Ну, примут к сведению, почешут затылки, потом скажут, да кто их, этих русских, знает, может, врут! Стращают! – Он помолчал, потом едко добавил: – Они там за последнее время совсем сели нам на голову, думают, что нихера нет у нас, чем отбиваться или ответить! Обнаглели, думают, если нам нечем дать им по зубам, значит, они могут диктовать нам условия! Надо сделать так, чтобы они получили все в натуре, в документах, пусть оценят и обхежутся! – Сербин с трудом выговорил последнее слово, вовремя себя одернув, чтобы не сказать более грубо.

Он посмотрел в ее глаза и увидел, как они потемнели, зрачки расширились, брови пошли вверх. «Кажется, она начала понимать меня. Во всяком случае, можно сказать, что намек она приняла. Теперь она ждет подтверждения этой крамолы. Ну, уж нет, не от меня вы, дорогая Дора Георгиевна, наш матерый шпион, получите эти последние слова!» – пронеслось в голове. Он потер кончиками пальцев лоб и, усмехнувшись, скороговоркой сказал:

– Королев работает на ТАСС, Янгель работает на нас, Челомей – на унитаз… Вот такая прибаутка ходит у нас. Но, правда, есть и те, о ком молчат. Вот ему-то, в Край, мы и передали этот проект. Теперь дело за вами, товарищ Каштан. Нам поручено, на самом верху, провести такую вот операцию… – он подошел к сейфу, вытащил бардовую папку и прочитал: – Операция «Тор», руководителем операции я буду рекомендовать вас, полковника Каштан Дору Георгиевну. Вот, так и определимся! Теперь осталось только вам лично, увидев и оценив ситуацию, провести акцию.

– Вы меня простите, но я не совсем поняла вашу фразу о возможности увидеть, оценить и провести акцию? Это как? Что провести? Какую акцию?

Начальник Оборонного отдела ЦК КПСС неодобрительно оглядел Дору Георгиевну:

– Ну, это так, просто фраза из «рукава»! Агента или группу агентов надо вычислить, максимально не привлекая внимания, проследить, выявить все контакты, объем и качество полученной ими информации. Потом вы получите дополнительные инструкции. Мы и у себя, тут, пустили «гулять» решение о переносе задания в Край. Теперь с нашей подачи здесь, в Союзе, и с вашей там, на Западе, уже хорошо знают это. – Иван Дмитриевич сурово посмотрел на Каштан, ожидая ответа.

Дора Георгиевна хотела было задать вопрос о дополнительных инструкциях, которые резанули ее слух и заставили насторожиться, но поняла, что сейчас ответа она не получит, поэтому достала темно-зеленый блокнот из крокодиловой кожи, открыла его, перелистывая страницы, пока не нашла нужную. Она посмотрела на Сербина и сообщила ему ту самую последнюю информацию, которую получила от профсоюзного босса в Париже.

– У меня есть самая последняя, еще только вчера там, на месте, полученная от моего источника, достоверная информация, что повышенный интерес к нашему изделию проявляет концерн Zenith Aviation, где, как я уже писала в своих отчетах, проводится разработка аналогичного изделия. Это не считая закрытого решения секретариата президента Франции предоставить им в самое ближайшее время самую полную информацию.

– Вот даже как! О президентском решении я знаю, а вот то, что производственники зашевелились, это слышу впервые. Значит, и ВПК Франции подключился к этому. – Иван Дмитриевич снова встал из-за стола и сделал круг по кабинету: – Есть решение Секретариата ЦК доложить о ходе работ по нашей сверхдальней крылатой ракете на политбюро и опубликовать короткое сообщение по этому поводу. Это предложено сделать секретарю ЦК КПСС оборонного комплекса товарищу Рябову. Но тут возникла коллизия: генсек, неизвестно с подачи кого, предложил сделать отчет самому Устинову, вероятно, эта реакция на зависание наших переговоров по ОСВ-2.

Каштан отвлеклась от своих прикидок и непонимающе помотала головой, делая волнообразный жест рукой, что по французским меркам определяло предложение объяснить то, что стало непонятным.

– Это что за жест? – недоуменно спросил Сербин.

Дора Георгиевна смутилась, выпрямилась в кресле и сказала:

– Простите, во Франции это означает растолковать произнесенную информацию, объяснить физическое действие или расширить уже сказанное до значимых понятий, еще раз простите, но продолжайте, вы сказали отчет делать Устинову? Как это меняет дело?

– Придает больший вес данной информации для всего мирового сообщества. В центральной газете сам министр обороны делает сообщение на Политбюро ЦК КПСС. Устинов – это Устинов, и его возможности шире. После этого, я подчеркиваю, только после этого мы определимся по дальнейшим действиям. Я понимаю и уважаю специфику вашей работы, но сейчас я излагаю порядок и количество ваших действий в соответствии с принятым решением. Скажу больше: проведение операции одобрено генсеком. – Сербин мгновенно при этих словах о генсеке стал каким-то агрессивным и раздраженным. Сделав второй круг по кабинету, остановился перед ней, раздражение передавалось Доре Георгиевне. – Скоро вас отзовут из ДЗК, и будет поручено выехать в Краевой центр развернуть операцию. Мало дать свои рекомендации, надо еще их и воплотить.

Сербин остановился посреди кабинета, оценивая реакцию полковника, после упоминания о первом лице государства и оставшись довольным ее бесстрастным выражением лица, доверительно продолжил:

– Вы, Дора Георгиевна, должны хорошо понимать, какими полномочиями мы вас наделяем! Задаете себе вопрос, почему вы? – Он со значением посмотрел на нее и продолжил, как бы размышляя вслух: – Там будут подготовленные люди, шпионы с Запада, а чтобы понять их мысли, реакции, поведение, нужен другой шпион, такой, как вы. Если дело касается защиты государства, мы можем задействовать всю нашу структуру, но пока мы ставим задачу только вам, товарищ полковник. Позже, если будет такая необходимость, можем подключить весь аппарат КГБ и ГРУ. Мы принимаем ваши предложения по «засветке» изделия, которые я полностью одобряю. Затравка будет сделана квалифицированно.

– Иван Дмитриевич, я могу только догадываться о цели операции и, что самое тревожное, о нюансах ее, этой цели, – слегка небрежно ответила Каштан, ее задел намек Сербина на ее шпионскую сущность, поэтому она и решилась запустить эту свою мысль с недомолвкой.

Сербин как-то странно посмотрел на нее, отвел взгляд, словно понял то, что она хотела сказать, и продолжил, но уже сухим, деловитым тоном:

– Позже у вас будут новые установки, а пока возвращайтесь в Париж, через недели две, после переноса производства, КБ заработает на полную мощность, все устаканится, сделаем «засветку», посмотрим на реакцию. Позже, когда будет ожидаемый посыл, мы вас отзовем и зашлем в Край. Еще будет второй этап операции. Сделаете дело – вернетесь генералом, с триумфом! – Многозначительно поднял палец кверху и сказал, понижая голос: – Сам генсек знает о вас, как мне передали! – Сербин снова уселся за свой письменный стол и уже издалека посмотрел на Каштан. – На этом мы сейчас закончим, но продолжим при следующей встрече.

– Иван Дмитриевич, вы сказали, «на первом этапе операции». Что же будет на втором? – спросила Дора Георгиевна, для которой хоть и начала проясняться общая картина, тем не менее многое оставалось непонятным. – Все это может быть исполнено местными силами контрразведки. Зачем там нужна моя персона? Внешней контрразведкой я не занимаюсь, а уж тем более внутренней, я простой организатор разведывательной деятельности, оперативник.

Сербин начал что-то искать на столе, заваленном бумагами, перекладывая и отбрасывая в сторону, потом выпрямился и ответил:

– А кто я, по-вашему? Я тоже простой организатор производственной деятельности, диспетчер! Партия поручила мне, вам, помощнику Андропова это дело, вот и будем выполнять. Несмотря ни на что!

Дора Георгиевна выслушала эту пламенную тираду, пожала плечами и спокойным голосом, который контрастировал со сказанным на высоких тонах заявлением Сербина, произнесла, вероятно, то, что ждал от нее этот высокопоставленный партийный бонза:

– Все! Достаточно ясно! Иван Дмитриевич, мне не привыкать выполнять любые задачи. Выполним и эту! В своей стране я никогда не работала, вся моя жизнь прошла на территории Франции. Вот там я, как вы выразились, и работала шпионом.

Завотделом вскинул на нее взгляд, губы растянулись в улыбке, и он уверенно заявил:

– Вот это качество нам и нужно. Мы не можем информировать о цели операции все Краевое управление КГБ, не имеем такого права. Даже вас пригласили издалека, из-за границы, чтобы сузить круг, в Москве знают об этом три человека из высшего руководства, задание дано, как вы уже слышали, от Генерального секретаря КПСС, поэтому будьте терпеливы, вас еще поставят в известность.

– Не зная конечной цели, как я могу планировать и выполнять? – Каштан начала злиться, видя нерешительность Сербина. – Оставим в покое великие и громкие слова, кажется, я начинаю понимать, что вы задумали.

– Если поняли – хорошо! Кое-какие детали вам доскажет помощник Юрия Владимировича Андропова, но чуть позже. Это ваше руководство, и ему отдавать приказ, а мне нужно было познакомиться, посмотреть, вас и принять решение о продолжении работы с вами или нет. Сейчас я наберу помощнику и скажу, что мы с вами завершили знакомство. Он подъедет и скажет все остальное.

– Я могу идти? – спросила, поднимаясь со стула, Каштан.

– Да, сейчас мой парень проводит вас в столовую, и вы перекусите, ну а мы с вами, как уже сказал, продолжим сразу же после того, как получим известие о шпионах в Краевом центре.

– А если их не будет там? – слегка огрызнулась Дора Георгиевна.

– Будут, не беспокойтесь! Обязательно примчатся! Такое дело! – пробормотал Иван Дмитриевич, уже отключаясь от нее, – такое дело….

Каштан повернулась и вышла из кабинета в приемную, где сидел в уголке аппаратчик. При ее появлении он вскочил и, приблизившись, тихо сказал, будто присутствовал в кабинете на последних словах своего шефа:

– У нас хорошая столовая, лучше, чем в Совмине или Госплане. Пойдемте, я провожу вас, а потом выйду к подъезду и, как только подъедут за вами, тут же прилечу! – Он провел ее кратчайшим путем в цековскую столовую, усадил и даже посоветовал, что лучше всего взять. Потом умчался в приемную к шефу и дождался, пока тот вышел, и кивнул ему.

– Там выехали, иди, поднимай нашу гостью к подъезду. Как она тебе, кстати? – Сербин усмехнулся, зная, что этот его инструктор отдела, которого он держал на подхвате, как огня чурался женщин, вызывая порой некоторые недвусмысленные выводы у окружающих.

– Ну что я могу сказать, Иван Дмитриевич, я же с ней не беседовал, как вы, а так, весьма видная женщина и с характером. По всему это видно! Так она что, из ПГУ?

– Ты с чего это взял, паря! Откуда здесь ПГУ? С ними работает Административный отдел ЦК, а нам-то что они, сбоку припека! Откуда это у тебя?

– Справка-объективка, которую я вам передал, пришла от них! – Он большим пальцем показал в сторону площади Дзержинского. – А одета она так, словно только что из Лондона. Наши так не одеваются. Вот я и подумал, что она оттуда!

– Забудь эту хрень! Она по культурке большей частью работает, наукой занимается, ездит по заграницам. А ты что, знаешь, какие товарищи работают в ПГУ? Вот так! Не знаешь, значит, молчи! Иди, тащи ее на выход!

Инструктор стремглав понесся в столовую, где полковник Каштан сидела, допивая кофе и дожидаясь его за прибранным столом.

– Там вас уже ждут. У подъезда. Торопитесь! – И в том же быстром темпе вывел на улицу.



Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. Напротив подъезда здания ЦК КПСС, у сквера, одна из «Волг», стоявших плотным рядом, мигнула фарами, и Каштан подошла к ней, заглянув, наклонившись, в стекло. Там сидел помощник, который делал ей знаки присесть в машину.

– Ну как, поговорили? Матом сильно ругался? – с усмешкой спросил помощник. – Его не зря зовут «Иван Грозный», матерится он мастерски, и это при его докторской диссертации по физмату да красном дипломе университета на Ленинских горах.

– Нет, только в приемной, слегка крыл своих подчиненных. А так, только после некоторых фраз губами про себя что-то проговаривал. Скорее всего, это и было, ну, такая форма построения фраз у нас, у русских, иногда бывает! А какие поразительные возможности в общении и понимании создает эта матерщинная завеса, недомолвок, намеков, подсознательных решений, которые так бы и остались сидеть в глубинах, если бы не этот стиль общения. Вместо «меканья», «эканья» просто проговаривают матерную фразу, чтобы собрать мысли в пучок.

– Да будет вам! Он говорить может часами, даже без этих конструкций, – добродушно защитил Сербина помощник, – главное, он положительно воспринял вас, Дора Георгиевна, и рекомендует на проведение операции. Вот так!

Немного помолчав, он достал сигареты и протянул пачку Каштан, но та отрицательно махнула рукой и достала свои, крепкие, без фильтра, желтые, из маисовой бумаги, «Житан».

– Ну, и что он вам сказал? Цель ясна, задачи определены. За работу, товарищи! Как говаривал Никита Хрущев.

– Хрущев был идеалистом в одежде грубого, махрового материалиста, и он мог себе позволить эту заключительную фразу на XXII съезде, а этот нахрапистый партийный бонза, как говорят у нас в Париже…

Помощник дернулся и резко повернулся к ней, еще даже не прикурив свою сигарету, а только разминая в пальцах.

– У нас!

– Да, у нас в Париже, во Франции, где я работаю на таких вот… – зло и почти с вызовом резко ответила Каштан, кивнув на здание, из которого только что вышла. – Там говорят тонкие намеки на толстые обстоятельства, вот это он, «donner un squeak», слегка…

– Что это за слово? – переспросил помощник.

– Ну, в нашем варианте, слегка вякнул, пискнул, квакнул.

– Ах, вот так, значит, он распорядился! Простыми и ясными словами не получилось у него. Да это и понятно при его положении. Остальное, грубое и грязное, как говорится, остается делать мне!

Каштан поняла, что теперь она попала в большие жернова и выскочить не получится ни при каких обстоятельствах. Система потребовала ее работы на новом участке, который она пока еще не могла понять до конца и назвать простыми словами, а лишь только слабо осознать. Дора Георгиевна чувствовала сильный эмоциональный подъем, или драйв, как говорили там, где жила и работала, относительно этого нового дела, тем не менее во много раз сильнее был мощный, по силе воздействия на психику, страх, и преодолеть его она не могла.

– Что теперь? – спросила она, как бы не придав значения словам помощника.

– Теперь, после дачи рекомендаций, ваш вызов закончен, и вы возвращаетесь по месту службы. Через какое-то время, может, через месяц, может, через три, мы вас отзовем из ДЗК, и вы продолжите службу в Краевом центре в качестве уполномоченного наблюдателя из Москвы. Теперь все зависит от расторопности наших французских коллег из SDECE. Там уже наметилось движение. По нашим данным, у них началась подготовка. Так что подождем.

Помощник отвернулся к окну, побарабанил пальцами по спинке переднего сиденья, повернулся к ней снова:

– Мы знаем, что у французов практически нет агентуры у нас. Не работают они здесь, может быть, и есть несколько спящих, да и то не факт. Оперативникам из французской службы разведки будет практически невозможно выйти хоть на что-то мало-мальски приближенное к заданию. – Помощник вздохнул и словно нехотя продолжил: – Подобрали одного очень перспективного парня, постараемся сделать так, чтобы на него попал фокус от SDECE. Постараемся провести внедрение[55 - Внедрение агента органов государственной безопасности – способ агентурного проникновения в разведывательные и иные специальные службы противника, их агентурную сеть, в зарубежные антисоветские организации, а также в антисоветские группы внутри страны и в среду разрабатываемых лиц. Суть внедрения состоит в том, что агент по заданию органов КГБ становится сотрудником (агентом) разведки противника, участником зарубежной антисоветской организации, антисоветской группы внутри страны или близкой связью разрабатываемого. Достигается это тем, что органы КГБ совместно с агентом создают условия, позволяющие ему вступить в контакт с сотрудниками (агентами) капиталистической разведки, участниками зарубежной антисоветской организации и т. д. непосредственно или через их связи, по рекомендации последних. Затем, развивая сложившиеся отношения, агент завоевывает доверие противника, приобретает в лагере врага положение, которое обеспечивает ему доступ к скрытым источникам информации, позволяет выявлять некоторые тайны и замыслы противника, оказывать на него выгодное органам КГБ влияние. Обстоятельством, облегчающим осуществление внедрения агентов, является стремление противника расширить свои разведывательные возможности, стягивать в сферу подрывной деятельности новых лиц, приобретать агентуру для работы против СССР и других социалистических стран, стремление антисоветских центров и групп расширять свой состав путем привлечения новых членов. Для успешного проведения мероприятий по внедрению необходимо знать контингент, из которого противник комплектует штаты своих специальных служб, принципы, в соответствии с которыми происходят набор сотрудников и вербовка агентов, круг лиц, на который ориентируются зарубежные антисоветские организации и антисоветские элементы внутри страны. Разновидностями внедрения агентов являются ввод агента и подстава агента.]. На днях он приступит к выполнению задания.

– Задача почти неосуществимая! Я знаю французов. Завоевать их доверие не так-то просто! – она с горькой улыбкой посмотрела на помощника, немного помолчала. Помощник напряженно ждал. Ему важно было мнение этой опытной оперативницы, чья жизнь прошла во Франции. – Хотя в нашем случае, – она на минутку призадумалась и уверенно сказала: – они возьмут его. Сейчас для них важно иметь агента-информатора! Даже больше подходит слово: коммуникатора.

– Да, именно так! Они будут в чистом поле, без ничего и без кого бы то ни было! Без такого агента у них не будет никаких шансов! – отозвался помощник, потушив сигарету в пепельнице.

– Кто сейчас готовит его? Тут важны некоторые национальные нюансы французов и особенно то, что будет думать и как думать сам господин Александр! Я имею в виду графа, директора SDECE. Это очень и очень сложный человек. Пробить его недоверие и подозрительность – значит совершить невероятное.

– С кандидатом работают опытные сотрудники и консультанты, и, по их мнению, получается хороший образ. Из всего оперативного состава действующих, а также курсантов смогли подобрать только двух. Один из Приморья, а другой, как ни странно сложились обстоятельств, как раз из Края, вот и остановились на этой кандидатуре. Он у нас профессиональный художник, диплом Суриковки[56 - Художественный институт им. В. И. Сурикова.], но главное, житель Края. Там родился, школу окончил и уехал в Москву учиться на художника. Здесь мы и обратили на него внимание. Но посмотрим! В случае удачной разработки он будет работать автономно, но вы знаете с этой минуты о нем и в дальнейшем сможете рассчитывать на получение информации от него. Не часто и предельно осторожно. Легенда[57 - Специально подготовленные разведкой или контрразведкой внешне правдоподобные сведения, предназначенные для введения противника в заблуждение. Легенда широко применяется в разведывательной и контрразведывательной деятельности, особенно для маскировки разведчиков и агентов и их действий при выполнении заданий, а также для зашифровки оборонных объектов. Агенты и разведчики, засылаемые в разведываемую страну, обычно снабжаются легендой прикрытия, называемой также защитной легендой, легендой-биографией. Этой легендой они пользуются, чтобы объяснить обстоятельства и цели прибытия в страну, причины нахождения в определенном районе, мотивы тех или иных поступков и т. д. и тем самым скрыть принадлежность к разведке и оправдать свои разведывательные действия. Иногда агент или разведчик снабжается не одной, а несколькими легендами или различными вариантами одной и той же легенды. Сотрудники контрразведки часто пользуются легендой при вступлении в контакт с иностранцами, при вводе агентов в разработку или выводе из нее, при зашифровке особо важных объектов, при ведении оперативных игр с противником и т. п. Легенда может быть основной и запасной. На основную легенду оперативный работник (агент) опирается при выполнении заданий, a запасную, иногда называемую «легендой в легенде», использует в случае раскрытия основной легенды и при других чрезвычайных обстоятельствах. Закрепление легенды, то есть подтверждение ее правдоподобности, достигается путем включения в нее правдивых сведений, снабжения агента или разведчика соответствующими документами и предметами экипировки, а также посредством специально проводимых дезинформационных мероприятий, преследующих цель довести до сведения противника данные, которые бы подтверждали легенду. Уязвимость легендой, то есть объективная возможность ее раскрытия в процессе проверки, зависит от наличия в ней вымышленных сведений, противоречащих истинному положению вещей, ее «отставания» от действительности (из-за невозможности при насыщении легенды правдивыми сведениями учесть все изменения обстановки), а так же от ошибок, допущенных при ее составлении, закреплении и использовании. В целях уменьшения уязвимости легенды она по возможности насыщается фактами, которые трудно или невозможно проверить.] выполнена безукоризненно, и также безукоризненно ее надо выполнять! Правда имеет минимальное расхождение с ложью!

Каштан кивнула головой и спросила о самом главном, что не давало ей покоя все это время.

– Сербин не договаривает мне окончательные цели всей операции, а на своих догадках я не могу работать. Мне нужна ясность.

– Всем нужна ясность! – отозвался помощник. – Тут все сложнее.

– Так говорят, когда не хотят называть вещи своими именами!

– Вы правы, Дора Георгиевна, иногда очень трудно назвать вещи своими именами, вернее, подобрать слова для некоторых объяснений.

– И что?

– Надо знать, какими этическими нормами, кто и как оперирует.

– Вы уходите так просто от ответа, ничего не оставляя мне? – Каштан поняла, что больше она ничего не услышит.

– Давайте подбросьте меня на Лубянку, а потом вас отвезут в аэропорт, билет уже заказан. – Помощник повернулся к ней и тихо добавил: – Приглашения разосланы, карточный столик готов, но мы не знаем, во что будем играть. Может, в очко резаться будем, а может, разложим преферанс, но, скорее всего, будет покер, вы уж извините меня за карточный жаргон.

Каштан молча слушала, к картам была равнодушна, хотя об играх знала много. Любила шахматы, но времени не хватало заниматься всерьез, да и не было настроя залезать глубоко.

– Меня заботит эндшпиль, а не бура[58 - Бура (тридцать одно) – карточная игра (также называется и комбинация трех козырей при игре в буру). Также в буру можно играть, сдавая по пять карт, играют двое, игра длится до конца колоды, в конце подсчитываются очки взяток игроков, выиграл тот, кто набрал больше 60 очков, так как в колоде 120 очков. Если набрали по 60 очков, значит, ничья. Остальные правила не отличаются от игры по три карты. Есть только одна масть, которую нельзя сбить козырной картой, – это пики, они бьются пиковой картой по старшинству.] с «Москвой», «малой Москвой»! А если сразу при сдаче будут комбинации у всех? Партия ведь не пересдается!

– Эко вы, Дора Георгиевна, раскатали! Сразиться бы мне с вами, да давненько не брал я в руки карты, боюсь, проиграю! – весело отозвался помощник.

– Я должна получить полномочия непосредственно!

– Это что еще такое!

– Да вот такое! Отыметь меня будет нелегко.

– Вам что, не хватает полномочий, которые дает вам Сербин?

– Сербин сам получает распоряжения сверху. Так вот я хочу получить непосредственно указание, распоряжение, приказ на такое дело только от первого лица. Я не самоубийца. Это мясорубка, из которой выбраться можно только имея мандат.

Она увидела, как мгновенно изменилось лицо помощника, и решила отпустить этот напряженный момент.

– Ладно, вижу не время пока еще! Но, когда оно придет, мне нужно иметь то, о чем я сказала! – совершенно не примирительно, а с вызовом заявила Дора Георгиевна, когда они подъехали к дому № 2 на площади им. Дзержинского. Помощник вышел, многозначительно кивнув головой, а она покатила в аэропорт и ночью уже была в Париже.




Глава 2. Париж. Франция. SDECE (Служба разведки) / Бюро президента Франции / Военно-промышленный концерн. Zenith Aviation / Сын французского уголовного авторитета / Постановка задачи


Март 1977 года. Париж. Франция. SDECE (Service de Documentation Exterieure et de Contre Espionage). Второй день после возвращения во Францию из тюрьмы в Северной Африке для Мишеля начался с вызова к директору SDECE – службы разведки, графу Александру де Мараншу (Alexandre de Marenches), он же Андре Деваврен, «полковник Пассе». Прозвище из-за крупной комплекции и раскованных манер граф де Маранш носил Porthos (Портос), правда, если внешне как-то сходилось, то по типу личности он, скорее, напоминал Арамиса.

Утром, прибыв в свой особый отдел «Централь», или «Бассейн», как называли свою штаб-квартиру сотрудники SDECE, Мишель увидел вдалеке, в самом конце длинного коридора, начальника особого департамента, который махнул рукой Мишелю.

– Здравствуйте, Мишель! Что такое с вами? Лицо потеряли? – спросил он, когда Мишель подошел.

– Вчера в спортзале потерял, при падении. Восстанавливаюсь после африканской тюрьмы. Как попал туда случайно, так случайно и выскочил!

– Не совсем верная формулировка! Попали случайно, это уже не вызывает сомнений, а вот выдернул вас оттуда директор. Поднял на ноги Бюро президента и МИД! – отчетливо, словно вдалбливая, проговорил начальник департамента, а затем продолжил уже другим тоном: – Сколько вам говорилось, что надо было больше атлетизмом заниматься, а не терять время на интеллектуализм. Результат на вашем лице. Давайте поторопимся, нас ждет директор! – И он повел его на этаж выше, еще раз цепко оглядев.

В кабинете директора находился руководитель аналитической службы SDECE, который сидел не за общим столом, а в отдалении в мягком кресле у низкого столика и сосредоточенно рылся в своих бумагах.

Директор службы разведки молча кивнул Мишелю и жестом пригласил присесть, с минуту помолчав, он повернул голову в сторону главного аналитика:

– Наш уважаемый господин Поль Деффер коротко доложит ситуацию, которая сложилась тут у нас на сегодня, собственно, это и послужило вашему досрочному возвращению.

Главный аналитик встал, прихватив пачку бумаг, подсел к ним, откашлялся и сказал:

– Господин граф, скорее не ситуация, а сложилась комбинация, весьма неустойчивая, которая может создать ситуацию. – Главный аналитик вальяжно уточнился, пристально, как показалось Мишелю, посмотрел на него и продолжил: – «Советская Империя» завершила разработку супер оружия: гиперзвуковых крылатых ракет. Мы же находимся только в процессе создания аналогичного продукта.

Мишель недоуменно посмотрел на директора, потом на своего руководителя, не понимая, для чего эта вступительная часть. Руководитель департамента, коротко глянув на директора, сбивчиво, невнятно, как принято у интеллектуалов, перебил главного аналитика:

– В Бюро президента, в Генеральном секретариате национальной обороны и Межминистерском комитете по разведке Франции[59 - Высший координирующий разведывательный орган страны, который готовит предложения для Комитета обороны Франции относительно общей разведывательной политики правительства, определяет порядок и сроки проведения разведывательных мероприятий, запланированных Службой внешнего осведомления и контрразведки (СДЕСЕ). Он координирует деятельность других разведывательных и контрразведывательных служб страны. Межминистерский комитет по разведке создан в 1959 году. В состав Межминистерского комитета по разведке входят: государственный министр по делам заморских департаментов и территорий, государственный министр по вопросам научных исследований, атомной энергии и космического пространства, министр иностранных дел, министр внутренних дел, министр финансов и экономики, генеральный директор СДЕСЕ. Возглавляет Межминистерский комитет по разведке премьер-министр.] совместно с DRM[60 - Управление военной разведки (фр. Direction du renseignement militaire, DRM) – спецслужба французского разведывательного сообщества, подведомственная министерству обороны, которая несет ответственность за сбор информации, анализ и координацию разведывательной деятельности всех видов вооруженных сил Франции.] было принято решение о получении полной информации по этому оружию, которое особенно удовлетворяет нашу систему национальной обороны. – Он обернулся к Директору за подтверждением.

– Да, Мишель, мы с большим трудом вытащили тебя из тюрьмы, и я хочу это задание поручить тебе. – Директор не испытывал большого воодушевления, произнося эти слова. Решение Бюро президента о получении полной информации об этом оружии с первого же момента действовало на него угнетающе, и все, что он начинал делать в этом направлении, делалось им как бы по принуждению. Почему возникло это внутреннее противодействие, он, анализируя себя, только догадывался, однако отчетливо чувствовал какую-то фальшивость некоторых позиций, на которых начала строиться вся операция.

Он понимал, на каких шатких, непроверенных данных базировались эти запросы из Бурбонского дворца[61 - Бурбонский дворец (Palais Bourbon) – место заседаний Национальной ассамблеи Франции в Париже, на левом берегу Сены, на набережной Орсе, прямо напротив церкви Мадлен и площади Согласия, с которой он соединен мостом Согласия.], депутатской комиссии по обороне и оборонной технике. Подтвержденные фактами цепочки привели его к первому источнику из Социалистической партии, по непроверенным данным от Шарля Эрню, затем в конспиративное отделение закрытой организации «Великая ложа»[62 - Великая ложа Франции является федерацией масонских лож, работающих в одном уставе.] и, к его великому удивлению, в партию «Национальный Фронт» к референту создателя партии Жан-Мари Ле Пена.

Вот эти три источника, которые явно не прослеживались в запросах депутатов к президенту Франции и послужили с подачи министра обороны Ивона Буржа, фитилем к бочке с порохом.

Граф не то чтобы сомневался, нет, он абсолютно не верил этим данным, всей этой, бог знает, откуда вдруг неожиданно появившейся информации, которая и заставила Совет при президенте Франции, Бюро президента, принять твердое решение о получении полных и всеобъемлющих данных по этому русскому оружию.

– Я хочу сразу же сказать вам, – отвлекшись от своих мыслей, продолжил граф, – шансов выполнить задание мало.

Мишель, слушая директора, чувствовал неуверенность и скрытое раздражение во всем, что тот говорил.

– Мы просмотрели несколько кандидатур, которые могли бы провести эту операцию, но руководитель особого департамента, к мнению которого я присоединяюсь, решил, что лучше всего поручить это дело тебе.

Руководитель департамента приподнял руку в знак того, что хочет добавить.

– Нам пришлось сильно надавить на африканцев, чтобы достать вас из тюрьмы. Наше расследование закончено, и вашей вины нет, здесь был грубый просчет офицера связи. Там ваше дело закрыто, и никаких преследований не будет.

– Это все я понимаю! – Мишель посмотрел на руководителя департамента, потом на директора: – Мне непонятно только, почему такая неуверенность в успехе операции? Вы как-то сразу на земле ломаете мне крылья!

Граф усмехнулся, кивнул и уже совсем другим тоном заявил:

– Понимаете, Мишель, я своим чутьем старого подпольщика (Директор, как ветеран Сопротивления в годы Второй мировой войны, иногда позволял себе вспомнить свои высокие заслуги перед страной.) – слышу чужие призвуки. Опасности вроде бы даже и не ожидается, но вот как-то так получилось, что у меня сложилось такое мнение. И это не ломание крыльев, а реализм нынешней ситуации и только мои постоянные некоторые сомнения.

– Понимаю вас, господин директор!

– А если понимаете, то вам с супругой три месяца на подготовку, восстановить свой русский ленинградский язык, а потом в путь. В «Советскую Империю»! (По настоянию графа в SDECE только так и не иначе называли СССР.)

– Наша резидентура в Москве раньше постоянно получала общую информацию об этой разработке, однако, – в разговор снова вступил главный аналитик, – в связи с переброской задания в другой город мы не имеем на сегодня никаких сведений. – Аналитик слегка подмигнул Мишелю: – Знаем только, что трудности пока в обеспечении расчетной базы для общего программного обеспечения. Нет ни у нас, ни у «Советской Империи» сверхмощных диалоговых счетно-решающих устройств, таких, которые производит Северная Америка. Наши африканские источники сообщают о замысловатой сделке агентуры КГБ в ЮАР по при обретению от американской фирмы DEC сверхмощных компьютеров Star, которые как раз для этой цели и предполагают использовать. Мы не смогли закупить их для себя, американцы строго контролируют этих монстров, а «Советская Империя» приобрела! – И он сделал гримасу плачущего Арлекина.

– Не вполне понятно, каким образом они смогли это сделать, обойдя Агентство по контролю над экспортом вооружения. Там же эмбарго? Особенно суровое для этих приборов? – спросил начальник департамента.

– Это все гениальный, вездесущий герр Мюллер, за ним идет охота многих спецслужб, в том числе и Интерпола, но он активен и неуловим. Мы тоже имеем дело с такими бизнесменами, задерживаем и судим, но их масштабы деятельности несопоставимы с герром Мюллером Рихардом, никто даже точно не может назвать, сколько у него фирм и разных фондов, а работает он на «Советскую Империю» через страны Восточного блока.

Директор «Централь», молча слушавший аналитика и вопросы присутствующих, вдруг встрепенулся, легко, для тучного тела, поднялся из-за стола, прошелся по кабинету и сказал, грузно присев на край общего стола.

– Вот что, это все, конечно, интересно, мы хорошо можем отслеживать ситуацию, делать аналитические прогнозы. Вот и сейчас я имею прогноз о том, что «Советская Империя» через год с небольшим начнет войну в Афганистане и введет туда свои войска. Наши аналитики никогда не ошибаются, и прогнозы их всегда совершаются с оценкой вероятности до 92 процентов, так ведь? – Он повернул голову к главному аналитику, тот пожал плечами, развел руками, подтверждая слова графа. – И сегодняшний анализ положения с этим оружием подчеркивает важность данного вопроса. «Советская Империя» хочет подписать Договор ОСВ-2. Переговоры идут тяжело, и если не будет у них этих крылатых ракет, они вынуждены будут принять невыгодные для них условия. Заставить Северную Америку сесть и подписать может только факт принятия на вооружение этих крылатых ракет. Нам это важно знать, не только исходя из союзнических обязательств, но и для безопасности нашей страны. Мы только союзники после выхода из НАТО, поэтому оборона нашей страны – наше дело, потому-то мы ведем разработку аналогичных ракет. Отсюда вытекает вывод: заинтересованность наша вдвойне по сравнению с другими проектами. – Он оглядел всех, потом добавил к сказанному: – Мы не в такой степени занимаемся «Советской Империей», как ею занимаются другие спецслужбы, нам хватает защиты и удержания позиций в наших провинциях, и только там мы сталкиваемся с КГБ и военной разведкой. – Директор, до этого говоривший тихо и почти невнятно, вдруг отчетливо произнес последнюю фразу, от которой все вздрогнули: – Это особый случай! Операция должна быть проведена при любых обстоятельствах. Президент ждет от нас действий и полноты информации.

Графу вспомнилось заседание Бюро президента Франции совместно с Советом по обороне на прошлой неделе, когда, заслушав уполномоченного по делам разведки, все повернулись в его сторону.

Александр де Маранш, изобразив на лице испуг, встал со своего кресла приглашенного на закрытое совещание, у дальней стены зала, вышел к столу заседаний, демонстративно громко топая, и обратился ко всем:

– Вот вы тут заслушали выжимку из разных оперативных и доверительных источников, собранных, откуда принес ветер! – Он обвел всех тяжелым взглядом, воздел руки к потолку. – Ну, вот, скажите мне, люди, почему вы так легко принимаете то, что вам суют в морду. Вы знаете, что легко приходит, еще легче уходит! Это грозный намек, всего лишь намек! Не более того!

– Что вы хотите сказать этим, граф? – прервал его уполномоченный.

– Нам, как борзым на охоте, дали понюхать наживку, и мы тут же встали в позу! – Директор принял стойку, соответствующую сказанному примеру, поднял руки к груди и опустил книзу кисти рук, задышав громко и часто, по-собачьи. – Вот такие мы сейчас, после этого сообщения!

– Ну, и что вы хотите сказать этой пантомимой? – спросил председатель Совета, уже теряя терпение.

Граф выпрямился, щелкнул каблуками, вытянулся во фронт и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Они создали этот блеф, а мы будем пахать пустое поле! Приказ президента Франции будет выполнен неукоснительно и в самые сжатые сроки! Мы бросим лучших агентов в бескрайние просторы «Советской Империи», и они полягут там, выполняя свои задачи! Это все, что я хотел сказать и показать вам!

После этих слов он повернулся и вышел из зала. Позже он получил фельдъегерем протоколы заседания и на отдельном листке бумаги предписания для SDECE о подготовке и проведении операции по установке и получении необходимой информации по сверхдальним крылатым ракетам.

Он хмыкнул себе под нос, прочитав до конца эти сухие и бесстрастные строчки государственного языка, отложил в сторону и вызвал к себе начальника особого департамента.

– Что скажешь, друг сердечный, на этот приказ? – угрюмо и зло спросил он его.

– Нам нужно вытаскивать Мишеля! – точно и определенно заявил начальник департамента, прикидывая про себя, как отреагирует граф на это.

– Значит, будем вытаскивать! Лучшего кандидата я не вижу!

Таким образом, сложилась напряженная атмосфера в «Централь», когда Мишель, вызволенный из африканской тюрьмы, сидел перед директором.

Начальник особого департамента открыл застежку своего дипломата, достал несколько листков бумаги и газету, быстро просмотрел и протянул Мишелю.

– Вот, Мишель, здесь газета оттуда, и вот статья об ученом, который разрабатывает интеллект этих ракет, с фотографиями. Аналитики в департаменте профессора хорошо потрудились над ними. Смогли достать нашего главного разработчика аналогичного оружия из филиала Zenith Aviation на Лазурном Берегу Фернан Хассманн и показать эту газету, который смог увидеть на фото те самые формулы и алгоритмы, с которыми сами работают. Если бы не его острый взгляд, мы бы пропустили эту важную информацию. Он был шокирован, даже потрясен, когда прочитал статью и увидел фотографии.

Мишель внимательно просмотрел три фотографии на газетной полосе, прочитал перевод статьи и отдал директору.

– Вот ваша легенда, теперь вы – Люк Моно, едете, как филолог из «Практической школы высших исследований» Сорбонны, аспирант IV секции исторических и филологических наук. Ваша тема «Поэзия декабристов и поэзия Франции: передовая линия прогресса человечества». Название темы немного подработаем. Вам три месяца на вживание в легенду и работу со специалистами, а с аналитиком начинаете прямо сейчас, после нашего совещания. Тема декабристов выбрана не случайно. В Краевом центре, где сейчас полным ходом идет альтернативная разработка летающих монстров, много материала по декабристам. В местном университете всего одна научная работа по этой тематике. Была представлена к защите в 1957 году, а сама диссертантка уже давно на пенсии, поэтому у вас все хорошо по защите легенды, никого рядом нет по вашей теме, меньше шансов сделать дыру в прикрытии. Если вдруг что-то и произойдет, у вас в справке о физическом состоянии стоит диагноз о нестабильном психоневрологическом состоянии как следствие травмы головного мозга в результате спортивных состязаний.

Теперь о шансах. Их бы полностью не было, не появись у нас агент, там, в этом Краевом центре. Наших людей в этом городе не было, пока не появился этот художник. Это и есть тот самый наш новый агент. Канадцы обещали подумать, передать нам своего «спящего» агента, но это дело будущего и больших торгов. Пока будете работать с этим художником, Николаем Немецким.

– Он что, немец? – спросил Мишель.

– Нет, это его фамилия.

Директор «Централь» удивительно легко при его комплекции соскочил со стола, подошел к Мишелю, который привстал с места.

– Этот человек сам пришел к нам в Москве. В Культурный центр при посольстве Франции. Это интересное место по установке и сбору материала. На этих культурных мероприятиях полно агентуры КГБ, однако бывают и интересные моменты, вот как с этим Николаем Немецким. Более подробно все это проработаете со специалистами здесь и конкретным контактером с этим новым агентом там, в Москве. Вы едете со своей супругой, она тоже аспирантка. Марта Моно. Тема у вас общая. Ну, вот и все. Дальше сами, времени на подготовку мало. В августе вам выезжать в «Советскую Империю», там, в Крае, начинается учебно-педагогический год. Все могут выйти и продолжать работать, а вы, Мишель, задержитесь! – директор подождал, пока закроется дверь за выходящими, изучающее посмотрел на Мишеля:

– Еще вот что, только вам сообщаю! Там, в университете на третьем курсе, обучается студент по государственной программе от Сенегала, некто Тони Сиссе. Это мы сделали ему эту госпрограмму обучения, но это наш человек. Это бывший солдат нашего специального подразделения, парашютист шокового батальона, получивший серьезное ранение, которого мы вывели в резерв. Вот тебе кодовая фраза на полный контакт с ним. Но учти, это силовик, он африканец и к нему обращаться только в случае угрозы. У него там мало ресурсов к применению в работе, но кое-что он сделать сможет.

– Моя линия поведения с ним? Развивать отношения по приезде или игнорировать? – Мишель, услышав эту конфиденциальную информацию, даже слегка повеселел: ну, хоть не одни там будут!

– Никакая! Ты о нем вспомнишь, только если возникнут непреодолимые сложности! До этого момента для тебя он один из многих студентов наших заморских провинций, получающих образование в «Советской Империи». Все, иди!

Граф посмотрел вслед Мишелю, увидел, как тот слегка подтягивает при ходьбе ногу, раненную при его задержании в Африке, вздохнул и, резко повернув свое тучное тело, пошел в комнату отдыха, где лежали особо секретные материалы, поступившие с утра.



Апрель 1977 года. Париж. Франция. SDECE. Начальник особого департамента SDECE в здании «Централь» заглянул в комнату спецподготовки, увидел Мишеля и кивком головы предложил выйти. Они спустились на этаж ниже, в малый конференц-зал, где уже находились главный аналитик и только что прилетевший сотрудник резидентуры в Москве. Он вяло махнул рукой, приветствуя вошедших, зевнул и встал из кресла за столом.

– Привет, коллеги! Извините, ночной рейс, и сегодня же отправляюсь назад. Сейчас я введу вас в начальный период работы по Николаю Немецкому. Оперативный псевдоним «гость».

Он снова сел, небрежно выдернул из портфеля папку.

– Вербовка нами проведена на месте, вам остается только в процессе полевых работ вместе с ним закрепить и довести ее до конца. Вот тут его психологический портрет, вот письмо для связи, которое мы опустим в почтовый ящик в день вашего приезда, ну а там, в Краевом центре, уже определено место встречи. Это «Вещевой рынок» за городом, похожий на наш «блошиный». Агент будет стоять при входе справа с картиной «Лебеди в пруду». Вот тут условленные с ним фразы, которые вы произнесете. Это увлечение советским современным изобразительным искусством «андеграунд» будет прикрытием для ваших отношений. На первой встрече договоритесь о встрече в городе, там уже выкупите у него картину, оплатите франками и получите расписки. Обязательно сфотографируйте эти действия.

– Подробнее, пожалуйста, что он за человек в рамках психологического портрета? – Марта приготовилась выслушать, но человек из резидентуры махнул рукой, жестом определяя, что говорить почти нечего.

– Это все наши контакты там? – деловито задал вопрос Люк.

– Вам придется рассчитывать только на «гостя». Но ничего, у него обширные связи по линии спекуляции, или, как они называют, «фарцовка». У них там очень дорого покупать у спекулянтов вещи из-за границы, поэтому только обеспеченные люди имеют возможность приобретать, и они, эти обеспеченные люди, имеют свой, особый статус в стране. Это будет для вас шанс, мы надеемся, за что-то или кого-то обязательно зацепитесь! – оперативник из резидентуры весело подмигнул им. – Ну а вы со своей стороны обеспечите его всеми необходимыми вещами, как они говорят, «шмотками», там, для контактов. Привезете их с собой!

Люк задумался, переглядываясь с Мартой, потом осторожно спросил:

– А что вам известно о нашей цели?

– Как ваш куратор в Москве, я знаю цель вашей работы в поле. Это очень трудная задача, потому что их предприятие, где продукт, или, как они называют, «изделие», дорабатывается, строго секретное, и нам получить сведения об этом «КБхимпром» не удалось. Известно из нашего серьезного источника в Париже, что руководство в Москве обеспокоилось утечкой информации на предприятии в Подмосковье, где это изделие начали разрабатывать. Это их ведущие промышленные объекты. Поэтому они срочно свернули на нем все работы и передали их в тот самый «КБхимпром» в провинции, надеясь там завершить всю оставшуюся работу без утечки.

– Какие сведения по этой «утечке» под Москвой? – спросила Марта.

– У нас нет подробных сведений, нет их в дружественных структурах, хотя они могут и лукавить, оставляя «про запас» эту информацию. Большая часть наших материалов, скажем даже, основное, получена в Париже. Вы прочитаете вот здесь.

Человек из резидентуры встал и протянул им пластиковую папку с бумагами.

– Вот полный набор разной информации, от географии до финансов. Изучайте и вникайте. Я сегодня улетаю в Москву, поэтому, если возникнут вопросы, постарайтесь до моего отлета связаться со мной.

На следующий день Люк и Марта получили большую пачку бумаг, написанных от руки трудночитаемым почерком. Это была их научная работа для получения докторской степени в Сорбонне, которая являлась их пропуском в Краевой центр, в их местный университет.

Через три месяца напряженной подготовки они уже были в Москве и сразу же столкнулись с непредвиденными трудностями. У Марты начались «месячные», а во всех аптеках, куда заходили, понятия не имели о гигиенических тампонах «Тампакс». Это было первое печальное знакомство с условиями жизни. Купить вату также не удавалось, это был дефицит, стратегическое сырье, как объяснила одна из продавщиц, правда, она продала им пачку, как она сказала, «из-под прилавка», поэтому и цена была немыслимая.

Инструктаж в резидентуре длился до вечера, почти до отхода поезда, и уже утром они смотрели на пустынные просторы, проплывавшие в окне. Начался отсчет времени «полевой» работы агентов SDECE в тревожной глубине СССР.



Апрель-май 1977 года. Париж. Франция. Военно-промышленный концерн. Финансовый директор концерна Zenith Aviation осторожно нажал кнопку справа от дверей кабинета президента, когда зажглась табличка «Входите», открыл первую дверь в тамбуре и нажал на вторую, внутрь, протиснулся, отметив, что открылась она всего на четверть.

Эта дверь имела странную особенность: когда шеф был не в духе, ее можно было открыть только на четверть, все догадывались, что на создание этой управляемой двери потрудились конструкторы и механики департамента безопасности, но делали вид, что это естественное положение вещей.

Информатор финансового директора из Кабинета правительства вечером экстренно сообщил о секретном заседании у премьер-министра, где поступило предложение прекратить разработку на их концерне проекта гиперзвуковых крылатых ракет. Должность «источника», простого делопроизводителя канцелярии, позволяла получать только общее представление о положении вещей. Необходимо было искать ответы на причины предполагаемых шагов со стороны правительства и принимать ответные меры по спасению уже почти готовой к серийному выпуску СКР. В новом корпусе предприятия уже монтировались сборочные линии, а из филиала в горах на Лазурном Берегу начали поступать первые блоки «интеллекта» ракеты.

Вот с этим тревожным сообщением ранним утром он приближался к столу президента, который выглядел озабоченным, если не сказать встревоженным.

– Это все, что удалось вам узнать? – спросил президент, на удивление, как-то мало заинтересованно, достал портсигар, закурил сигарету и прошел к большому, во всю стену, окну, из которого открывался вид на западную часть Парижа.

Президент любил рассматривать город, это занятие успокаивало его. Вот и сейчас, выслушав тревожное сообщение, он смотрел на крыши Парижа, думая о том, что теперь пора включать тревожную кнопку. Сообщение финансового директора как подтверждение более полной информации, полученной им несколько часов назад и в которой до этого момента сомневался, теперь позволяло ему делать то, что было совершенно недопустимо раньше. До начала рассмотрения вопроса о прекращении финансирования СКР.

– Что можете предложить, хотя бы как частичный выход из финансового тупика, в котором можем оказаться? Если они примут решение отрезать нас от получения государственных фондов?

Президент тоскливо слушал сбивчивые предложения, посматривая на крыши Парижа, потом резко повернулся:

– Скучные и малоэффективные! Да, знаю, что вы не обладаете возможностями, которые необходимы в данной ситуации, но я вижу ваше стремление, и конечно же ваши предложения ничтожны для разрешения проблемы с фондами. К счастью, они там пока только решают вопрос о закрытии нашего проекта. – Президент показал пальцем в потолок, явно ссылаясь на Кабинет правительства. – Я тоже получаю сигналы и даже знаю причины. Общий мировой кризис не так сильно влияет, как то, что они решили, основываясь на мало проверенных фактах, что у Советов существует подобный продукт, следовательно, приоритет упущен. Как сказал один из советников, мы догонять никого не будем и, если не успели, будем закрывать дорогостоящие проекты.

Президент сел за стол, внимательно посмотрел на своего финансиста и продолжил:

– Единственная возможность, которая сможет повернуть все в нашу пользу, это получить полную и достоверную информацию об этом аналогичном проекте, который разрабатывается Советами.

– Но как? – заволновался финансовый директор, предчувствуя большие траты.

– Как это всегда происходит. Купить! – коротко бросил президент.

Финансовый директор, когда вопрос начинал выстраиваться ближе к фондам, всегда испытывал состояние окруженной врагами крепости, защита сундуков с золотом была его приоритетной задачей.

– А где, у кого и сколько это будет стоить? – вопросы он задавал в той последовательности, как они нарастали в его голове.

– У нас нет своей разведки, значит, надо обратиться к профессиональным структурам.

– Надо знать к кому! – вырвалось у финансового директора.

– Меня знают все! – вяло сказал президент, которому уже наскучил этот разговор. – Вы хорошо знаете, с какими трудностями мы столкнулись, разрабатывая наш продукт, сколько ресурсов было потрачено на преодоление их, и мы уже почти у цели. Все это вы хорошо знаете. Да-да, каким-то образом надо добыть такие сведения. В случае если это будет блефом, мы продолжим получать правительственные фонды на продолжение нашего проекта, а если это уже реальный продукт, то мы сможем достаточно быстро после анализа полученной информации запустить в производство, следовательно, получить дополнительные средства. Я благодарю вас за это сообщение, которое вы получили заблаговременно, дальнейшие действия будут разворачиваться не в вашей сфере, это теперь забота нашей службы безопасности. Я проинформирую вас, когда решение будет принято.

Финансовый директор осторожно прикрыл за собой дверь кабинета, вздохнул с нескрываемым облегчением и ушел к себе.

Президент хорошо понимал, что возникла ситуация, которую меньше всего хотел получить. Прекращение финансирования со стороны правительства приведет к приостановке других проектов. Средства, выделяемые на крылатые ракеты, превышали все остальные поступавшие фонды, и частично приходилось использовать их на развитие других проектов. Президент хорошо знал производственно-финансовую кухню, он понимал, что от последующего выпуска в серию любого изделия прибыль пойдет живительной рекой и с лихвой компенсирует любые финансовые потери, но в данном случае решение правительства о приостановке выделения фондов могло повлечь за собой непредсказуемые результаты, вплоть до банкротства. Надо было срочно принимать меры.



Начальник департамента безопасности концерна с минуту помолчал, усваивая ситуацию, потом начал говорить:

– Пьер, вы хорошо знаете, из какой структуры я пришел к вам. Теперь, насколько понимаю, мне необходимо поднять все свои связи, чтобы получить отрицательный или положительный ответ на вопрос о том, чем Советы обладают реально в настоящий момент. Я думаю, что над этим активно работают там, откуда я пришел, и если этот вопрос прозвучал в Бюро президента, значит, они тоже не обладают достаточной информацией об этом в плане обороны страны. Долго думать здесь не надо, сейчас я подниму старые контакты, и мы уже будем иметь определенную информацию, так что сможем определить наши дальнейшие шаги. Позвольте мне немедленно решать все эти вопросы.

– Решайте и определитесь с суммой, которая вам потребуется.

Начальник департамента безопасности достал блокнот, написал там несколько цифр и показал президенту.

– Я могу рассчитывать на эту сумму для получения сведений, естественно, пока предварительных?

– Подойдите сейчас к финансовому директору, он проведет все по смете. Только не заостряйте его внимание на этом вопросе, вы же знаете, какой он трепетный, особенно когда дело касается наличных.

Через несколько дней в дверях кабинета появился начальник безопасности, однако по его виду было трудно судить, как решился вопрос.

– Господин президент, есть человек, который может оказать помощь в решения нашего вопроса. Это, конечно, не сам граф, но его правая рука. Профессор, аналитик, возглавляет самый информированный департамент в «Бассейне».

– Что такое бассейн? – удивленно переспросил президент.

– Так уж прозвали наше здание, построенное на месте бассейна. Есть еще одно, более официальное название – «Централь». Профессор там является главным аналитиком и полностью владеет материалом.

– Я так понимаю, что профессор сможет предоставить нам полную картину, не нарушая должностные инструкции «Бассейна»? – Президент задал вопрос и сам же ответил: – Ладно, надеюсь, что хоть обрисует нам, чего ждать и на что надеяться. Вы уже связывались с ним?

– Нет, но мне только что звонил один из моих старых друзей, который может говорить с ним почти напрямую, и сказал, что нас ждут. Вот телефон профессора.

– Так звоните! – Президент встал и прошел к окну, постоял, вслушиваясь в короткие фразы разговора по телефону.

– Ну, что там? – обернулся от окна президент.

Начальник департамента безопасности как-то странно посмотрел на него, потер подбородок и напряженно сказал:

– Он будет внимательно изучать свои возможности.

Президент, глядя на него, переспросил:

– Так что там такое?

– Так, ничего существенного для нашего вопроса. Он вспомнил меня по службе и сказал то, что не давало мне покоя вот уже почти пять лет. Одно провалившееся дело, в результате которого я и подал в отставку. Он назвал мне имя человека, виновного в этом провале. Для меня это было довольно неожиданно!

Президент понимающе кивнул:

– Идите, договаривайтесь о встрече немедленно.

– Профессор сказал, что знает мотивы, которые привели нас к нему, и пока нет предмета для переговоров.

– Что-что? – переспросил президент, отослав жестом руки референта, который уже вошел, вопросительно глядя на него.

– Да, именно так! Он хочет посмотреть весь объем информации, чтобы правильно и надежно построить дело, которое интересует нас.

– Ну, это уж слишком! Вы что, сказали этому, своему знакомому, о моем желании получить у русских?

Начальник безопасности гордо вздернул голову и сквозь зубы сказал:

– Господин президент, не забывайте, откуда я пришел к вам и где служил почти двадцать лет. Такое недопустимо!

– Так откуда он знает?

– Он просто знает! Это все! На то он и профессор! Нам остается только ждать! – многозначительно сказал начальник безопасности и спросил: – У меня осталась сумма от представительских расходов. Мне сдать ее финансовому директору?

– Ничего подобного! – Президент поднял руку, как бы приглашая внимательно отнестись к тому, что скажет. – После встречи с вашим профессором и получения его предложений я надеюсь получить от вас полную проверку всех его возможностей. Вот здесь вы и потратите эти деньги!

Прошел почти месяц, пока в середине мая совершенно неожиданно в кабинет почти вбежал начальник безопасности и, поглядывая на сидящего у стола президента, помощника, сказал:

– Ну, вот, дождались! Профессор приглашает нас на встречу. Временные рамки не ограничены. Он просит прихватить с собой комплект всей документации по нашему продукту, чтобы оценить объемы.

Президент концерна, уже почти потерявший надежду на решение задачи начальником безопасности, сделал две осторожные попытки решить самостоятельно. В первом случае его старинный приятель, дивизионный генерал General de division, занимающий ответственный пост в министерстве обороны Франции и место постоянного представителя в «Ядерном клубе», не спрашивая причины, свел на одном из приемов в офицерском клубе с руководителем управления военной разведки Direction du renseignement militaire, DRM. Выслушав его полную намеков и недосказанности просьбу, представитель военной спецслужбы медленно, словно осмысливая и как бы не до конца поверив во все сказанное, поставил бокал и мелкими шажками бросился к двери из кабинета для переговоров. На следующий день его старый приятель позвонил и враждебным тоном сказал, что прерывает личные отношения с ним, и, только учитывая их давнишние отношения, ему с трудом удалось замять скандал, который начинал поднимать в министерстве шпион из военного ведомства, приняв президента концерна за провокатора, если не хуже.

Второй заход президент концерна, обозленный поведением, как он выражался, идиотов из военной конюшни для ослов, сделал, встречаясь со своими частными заказчиками из Израиля.

Проведя итоговые стрельбы выборной партии готовой продукции и подписав документы о подготовке продукта в небольшую серию, президент концерна, уже внутренне подготовленный ко всяким неожиданностям, осторожно спросил у заместителя делегации, который на его взгляд более всего походил на представителя спецслужб, что у него есть вопрос, выходящий за рамки данного протокола. Увидев, как у того дернулся кончик длинного иудейского носа, понял, что попал в самую точку.

– Могу я получить конфиденциальные сведения об одном продукте, который готовится в производство? – задал он, по его мнению, сдержанный вопрос.

Собеседник, действительно работающий в АМААН[63 - Структурное подразделение Генерального штаба Армии обороны Израиля, осуществляющее функции центрального органа управления военной разведкой в Армии обороны Израиля.], обескураженный тем, что президент концерна обратился по адресу, не понимая, откуда тот получил наводку на себя, на плохом французском ответил:

– Не могу помочь, я военный специалист в очень узкой области!

Президент концерна, теперь уже нисколько не сомневающийся, что попал именно на того человека, который был ему нужен, быстро спросил:

– Вы уезжаете только через три дня. Могу ли я пригласить вас поужинать сегодня со мной?

Собеседник, у которого эта командировка была последней в его службе «Сайерет Маткаль»[64 - Спецподразделение Генерального штаба Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ), также известное как подразделение 262 или подразделение 269. Действует также за пределами Израиля.] и на столе лежал подписанный приказ о переводе в «Шабак»[65 - Спецслужба Израиля, занимается контрразведывательной деятельностью и обеспечением внутренней безопасности. Подчинена премьер-министру.], вдруг подумал, что, если он не разовьет контакт, отвергнет этот плывущий прямо в руки почти подарок, потом будет кусать локти. И он согласился, не окончательно, а с оговоркой – возможно!

– Да, я понимаю, что вам надо получить санкцию! Делайте свое дело и в случае одобрения вот мой телефон.

Вечером тот появился и первым делом спросил:

– Как поняли, что я из спецслужбы?

– Милый мой, я уже тридцать лет общаюсь с военными, спецслужбами и прочими шпионами. У меня глаз стал острым по персонажам. Сразу определяю, кто есть кто!

– Вам бы в DST[66 - DST – дирекция территориального надзора, направление зоны контроля в общем направлении национальной безопасности, исторически заряженная против шпионажа во Франции.]служить!

– Ну, уж нет, дорогой мой, приглядывать за гражданами – это нужно иметь подобающую структуру ума и организма.

Собеседник внимательно посмотрел на президента, собираясь спросить, что имеет в виду этот француз. Ему было важно знать это, через пять дней он приступал к работе в организации, подобной французской DST.

– Вижу, вам интересно. Пояснить не смогу и не хочу. Пусть это будет мое. А у меня к вам дело.

– Имеете тот же интерес?

– Да, интересует русское изделие. У меня создается подобное оружие, вот я и подумал, а почему бы не заказать получение информации о нем.

– Ну, а ваша SDECE или армейская DRM , официально не дает вам информации?

– Нет, не дает. СССР не входит в зону внимания у спецслужб в моей стране, а негры или арабы, к сожалению, ничего подобного не производят. Наша служба быстрее даст информацию о Северной Америке, где, кстати, тоже не производят аналогичный продукт. Вот поэтому обращаюсь с частным предложением к вам. Разведка у евреев, как мне постоянно твердят, самая результативная.

Президент концерна понял, что оговорился одним словом, допустил досадный огрех, и его собеседник потемнел лицом.

– Вряд ли смогу вам оказать содействие. Лично я перехожу через несколько дней в территориальное подразделение, и зоной моего внимания будет внутренняя безопасность моей страны евреев! – Он многозначительно посмотрел в глаза президенту концерна. – Ничем помочь не могу!



Начальник безопасности концерна сорвался с места, едва положив трубку телефона, после разговора с профессором.

– Наш профессор только что звонил мне и сказал, что готов встретиться! – сообщил он с порога кабинета президента.

– Он по-прежнему хочет видеть всю основную документацию? – первым делом задал щекотливый вопрос президент и, увидев, что тот безнадежно развел руками и кивнул, достал свой блокнот для записей и набросал несколько фраз. – В таком случае вот вам письменный приказ на получение документации по нашему проекту баллистических крылатых ракет.

Оставшись один, он почувствовал, как нарастает внутреннее напряжение. Себе признаться можно было, как он нервно ожидал этого момента. Посмотрел на пальцы рук, они слегка подрагивали, особенно левая рука, затем почувствовал тяжесть в области сердца, неожиданно заболела голова. Он присел в кресло, закрыл глаза и немного посидел так, потом, почувствовав, как стало полегче, вышел в приемную, где ожидал начальник безопасности с портфелями, один был прикован наручником к руке.

– Я готов, господин президент, вот подобрал необходимые документы, которые вы заказали. Можем ехать.

– Подумайте, пока мы еще здесь, кого необходимо взять с собой, чтобы полностью осветить весь проект.

– Думаю, что кроме Огюста никто не сможет лучше охватить тему целиком. Я могу пригласить его?

Президент кивнул, тот поднял трубку, набрал номер телефона и сказал:

– Огюст? Спускайтесь в гараж, мы выезжаем с президентом на встречу. Да, касательно крылатых бестий. Прихватите там у себя, если сочтете нужным для эффекта.

Спустившись вниз, в подземный гараж, они сели в машину, которая уже стояла перед выходом. Через некоторое время из дверей вылетел Огюст и сел на переднее сиденье. Увидев два баула, которые лежали на приставном сиденье, ухмыльнулся и спросил:

– Господин президент, доброе утро, или какое оно на самом деле? Эвакуируемся все или только мы с архивом?

Президент концерна горько вздохнул и сказал, глядя куда-то мимо своего главного проектанта:

– Огюст, здравствуй, какое будет утро, мы еще посмотрим, впереди день – это тоже величина, особенно если нас хотят тихо придушить. Кабинет министров будет решать вопрос о прекращении проекта по крылатым ракетам, и мы должны предотвратить такой ход развития. Сейчас мы едем к главному аналитику SDECE, везем все материалы, наши и добытые в ходе работ. Вы, Огюст, должны будете в красках передать всю значимость этого проекта. От этого человека зависит многое для нас. Нас всех беспокоят русские, которые закончили со своим проектом СКР! Так, во всяком случае, прозвучало в информации.

Информатор финансового директора, так же как источник президента по этому вопросу, не мог знать, что в докладе на объединенном совете обороны служба разведок сообщила, что СССР уже практически разработал, провел испытания, но не готов к серийному выпуску крылатых ракет дальнего действия. Из шестнадцати пусков только четыре прошли благополучно. Это обстоятельство послужило причиной передачи заказа на другое предприятие, которое должно довести продукт до производственного уровня.

Премьер-министр, выслушав доклад, написал короткую записку и передал своему секретарю, тот прочитал ее, открыл портфель, долго искал там, наконец нашел нужные документы и передал их премьер-министру. Тот пробежал взглядом по документу и, подняв руку, спросил у докладчика, который остановился и выжидательно осматривался:

– Благодарю вас, генерал, сообщение интересное, особенно сейчас, когда Северная Америка и Советы никак не могут даже приступить к переговорам по ОСВ-2. Мы все понимаем, если будут созданы и готовы к использованию межконтинентальные крылатые ракеты, то договор будет подписан в самое ближайшее время на условиях русских, но и тогда, даже в этом случае, наши ракеты будут особенно полезны для национальной обороны. Деньги для этой разработки уже потрачены не зря, и деньги немалые. Прошу вас высказаться, чтобы принять решение по данному вопросу.

В результате, когда после долгих горячих споров между министрами обороны и финансов, казалось бы, так и не было найдено компромиссное решение, в тему внезапно врезался представитель заморских провинций, чьи испытательные полигоны, за аренду которых шли немалые бюджетные средства, располагались там. Представитель веско, не менее горячо, чем военные, уверенно настаивал на продолжении развития проекта. В итоге единодушно приняли постановление: получить полную и достоверную информацию для принятия окончательного решения, работу над проектом пока не приостанавливать. Поручение по этой линии от имени президента Франции было спущено директору SDECE.

Дом профессора стоял в густой чаще из лип, окружавших этот небольшой старинный аристократический район Парижа. Он принял их в большой гостиной, предложил напитки, но президент махнул рукой – некогда! Профессор Поль Деффер подождал немного, сделав паузу, хитровато улыбнулся и сказал, не сводя глаз с президента концерна.

– Итак, господа, мне понятно ваше стремительное появление здесь, у меня, я знаю мотивы визита, поэтому сразу же перейдем к делу. Перед заседанием Бюро президента Франции месяц назад я срочно подготовил по приказу графа меморандум о состоянии дел по крылатым ракетам в СССР. Мне это было поручено, и мы напряженно работали, собирая воедино весь материал, нам слегка помогли коллеги из других стран, в результате мы имеем то, что имеем, а именно: недостаточно полную и правдивую информацию о готовности русских запустить в серию этот продукт. Об этом я жирно написал в своем меморандуме и, по моим сведениям, этот момент, прозвучал на заседании Бюро, только в весьма своеобразной формулировке. Почему такое случилось, я не знаю, хотя и догадываюсь, что куратор графа в правительстве старается выдать многое за чистую монету, даже сырые, недостаточно подтвержденные и проверенные аналитические выводы. Так что моей вины здесь нет, я сам разочарован тем, каким образом наше аналитическое заключение было доложено этому высокому собранию и тем самым поставило нашу страну в случае прекращения разработки в уязвимое положение. – Профессор обвел всех взглядом и застыл, ожидая вопросов.

– Спасибо, профессор. Ваша позиция позволяет нам сразу перейти к главному вопросу, минуя презентацию нашего продукта, хотя мы подготовились основательно к этому. – Президент концерна показал на баулы, стоящие рядом. – Мы даже оторвали от дел нашего проектанта, чтобы более полно представить весь спектр возможностей наших крылатых ракет.

– Да ладно вам! Тоже мне, оторвали от дел, да я рад оторваться! – Огюст сдержанно улыбнулся аналитику.

– Тогда перейдем к делу, профессор, я буду говорить, что мы хотим, а вы скорректируете свой ответ по тем возможностям, которыми располагаете. Итак, мы не можем допустить сворачивания нашей разработки по многим причинам, не буду их называть. Мы хотим убедиться, что русские изготовили что-то подобное нашей ракете, и, если есть возможность познакомиться с этим поближе, мы готовы финансировать затраты по этой проблеме. – Президент концерна произнес последнее слово и остановился, пристально глядя на аналитика.

Тот сидел, как бы готовясь к прыжку, потом действительно встал, прошелся по комнате, остановился перед своими посетителями и уверенно сказал:

– Удивительное совпадение! Словно по волшебству, русские переместили разработку и производство своего продукта, или, как они называют, «изделия», в Краевой центр. В Москве и Подмосковье, где первоначально шла вся работа, вроде как «потекло», и они, застраховавшись, перевели всю разработку в Край, тем самым, не ведая, упростили задачу, о которой вы говорили только что! Ну, может быть, в какой-то степени! – добавил профессор с нажимом.

Все ждали, не совсем понимая профессора, а тот выдвинул из бюро ящик с картотекой и рылся там, перебирая, пока не вытащил плотный лист картона.

– Ну вот, мой хороший знакомый из правительства, пост занимает не очень великий, всего лишь исполняющий обязанности начальника департамента патентов и лицензирования. Однако есть важная деталь: он уже более семи лет женат на русской, а младшая сестра его жены как раз сейчас проживает в Краевом центре и, что самое важное, работает на том самом предприятии, куда передали разработку этих ракет.

– Профессор, я полностью доверяюсь вам, – начал было президент, но передумал и просто сказал: – Сколько надо предложить за эту работу?

– Предложите миллион долларов или даже три, там у русских любят эту валюту, тем самым, заплатив миллион, вы сэкономите восемь-девять сотен миллионов, естественно, при благоприятном развитии событий.

– Подготовьте встречу с этим вашим человеком. – Президент концерна с некоторым облегчением вздохнул, хотя в душе у него образовалась такая тоска, как всегда, перед большими тратами.

Профессор коротко глянул в карточку, взял в руки телефон и набрал номер:

– Бернар, здравствуйте, это профессор… Ах, узнали, тогда вот что, сможете приехать сейчас ко мне? Очень срочное дело! То самое, о котором говорили вчера. Прихватите письма! – Он положил трубку, оглядел всех присутствующих, подмигнул президенту и сказал: – Бернар едет. Я не буду рассказывать вам об этом человеке, скажу только одно: за внешностью тюфяка скрывается хищный, хитрый зверь. Кроме того, у него прочные связи в определенных кругах, куда нам всем хода нет! – Профессор значительно оглядел всех. – Операцию следует проводить осторожно, он государственный служащий, и в случае провала могут быть осложнения международного уровня. Ваш концерн должен подготовить для него все необходимое, если мы сейчас договоримся, я подготовлю такой список и помогу разместить заказы. Ну, и теперь главный вопрос.

– Не беспокойтесь, профессор, на ваш счет деньги поступят немедленно после договоренности с вашим человеком и еще по завершении дела.

– Нет, это второй вопрос, спасибо, а вот первый будет посложнее: устав требует информировать руководство об этой операции. Я не знаю, как будет воспринята графом эта информация, а сказать или не сказать, это даже не обсуждается, но повернуть стрелки в нашу сторону возможно только в том случае, если я буду гарантировать моей службе получение на руки всего добытого материала.

– Профессор, передать им материалы – значит отдать американцам, Боинги, Дайнемики и Дженералы только и ждут такого момента. Я, выходит, буду платить за работу, а они просто так получат все в свои жадные руки. Я не могу пойти на такое безрассудное дело. Они не получат от меня ничего! – нервно ответил президент концерна.

– Хорошо, а теперь представьте себе, что моя служба получила эти материалы, используя свои ресурсы, и вам будет также отказано в изучении? – весело спросил профессор. Он был широким человеком и большим романтиком в душе, поэтому все эти дележи и счета его хоть и интересовали, но за живое не брали.

– Президент страны знает меня и не допустит такой узурпации со стороны вашей службы! – резко заявил президент концерна.

– А если президент после получения вами материалов скажет вам, что вы узурпируете и намеренно скрываете важную государственного масштаба информацию, как вы поступите в этом случае? – скучно поинтересовался профессор.

– А кто будет знать об этом, кроме меня и исполнителя?

– Утаивание такого уровня материалов – государственное преступление, и в случае получения сигнала об этом вы автоматически перемещаетесь из своего кабинета с хитрой дверью на каторгу. Как вам такое развитие событий?

Президент концерна мрачно замолчал, хорошо понимая все последствия, однако, давно решив для себя и надеясь на того же профессора, через какое-то время сказал:

– Я должен получить гарантии того, что все материалы будут оформлены как национальное достояние и не будут переданы третьим странам. Вот в этом варианте можно работать.

– Что ж, если это ваше окончательное решение, тогда будем действовать именно в таком ключе. Спасибо за ваше решение.

Прошло еще какое то время, пока за окнами не послышался шум автомобиля и визг тормозов.

– Ага, это Бернар! – ухмыльнулся профессор. – Он всегда так ездит, со стороны можно подумать, что едет автогонщик, а на самом деле едет малоподготовленный, испуганный автолюбитель, который видит перед собой только конечный пункт назначения, а все вокруг не имеет к его движению никакого отношения. Ему чертовски везет, другой уже давно бы сломал себе шею, а он только оставляет после себя разбитые чужие машины, словно заговоренный. Ну да ладно, вот он и сам. Прошу вас, господа, – кивнул на дверь в сад начальнику безопасности и Огюсту, – пройти в сад, пока мы конфиденциально не обсудим наедине с президентом!

В комнату вошел Бернар, невысокий, чуть полноватый мужчина средних лет, с коротко стриженной, как после тифа, головой. Он осторожно пожал руку президента концерна, присел на край дивана, рядом с профессором, и внимательно выслушал предложение. Немного помолчав, Бернар пожевал губами, надел небольшие круглые очки, достал из портфеля почтовый конверт и, глянув туда, сказал:

– Это практически невыполнимая задача, даже служба профессора не в состоянии решить эту проблему. В разработке продукта участвуют по моим грубым подсчетам не менее десяти – пятнадцати новых, еще не запатентованных разработок, право на них имеет только государство, силовое изъятие вызовет ответные меры, которые повлекут непредсказуемые последствия. Разработки являются государственной тайной и охраняются соответственным образом…

– Спасибо, Бернар, за ваши полновесные комментарии к этому вопросу, – перебил его профессор, ласково улыбаясь ему, – давайте ближе к практическому решению вопроса. У вас же есть возможности?

Бернар почесал кончик носа, снова потряс конвертом и листом бумаги из него, потом, слабо откашлявшись, сказал:

– Решить или попробовать решить?

– А что меняет, на ваш взгляд? – поинтересовался президент концерна.

– Пробовать можно сколько угодно, а решить – значит получить чертежи, схемы, описания, технологию, результаты испытаний и прочее. Попробовать – это всего лишь досконально изучить вопрос и сделать попытку. Решить – принести все в одном портфеле.

– Дорогой Бернар, вы хорошо умеете жонглировать смысловыми понятиями, это ваша профессия в департаменте. Мы говорим конкретно, здесь и сейчас. Сколько? – профессор поставил вопрос на реальные рельсы.

– Попробовать решить – 200 000 долларов мне в руки и безвозвратно, независимо от того, что будет. 3 000 000 – это решить! – скромно потупив глаза, уверенным голосом сказал Бернар.

– Что такое!? – нервно приподнялся со своего места президент концерна. – Три миллиона долларов, это же по курсу к доллару США сегодня, в 1977 году, четыре с половиной франка за один североамериканский доллар, четырнадцать миллионов франков или почти полтора миллиарда старыми! Эта такая цена?

– Да, это цена совершения государственного преступления частным лицом, полностью без государственной поддержки.

Президент концерна заходил по комнате профессора, стараясь успокоиться и взять себя в руки, возбужденно бормоча:

– Еще до вашего приезда шла речь о цене в один миллион долларов, сейчас назначается новая! Это почти неприемлемо для нас. Что за план у вас такой?

Президент концерна не знал, что сразу же, после разговора коллеги начальника безопасности концерна с профессором, тот привычным для себя образом пришел к выводу о цели предполагаемой встречи. Сделав выводы, он, как всегда, привыкший быть полностью уверенным и подготовленным в любом вопросе, не спеша обдумывал и вспоминал то, что промелькнуло у него в голове во время разговора. Вскоре память отмотала ему этот факт, он вспомнил о своем знакомом из департамента патентов правительства, с которым давно поддерживал хорошие отношения.

Из своей личной картотеки он выудил карточку «Бернар Элиот», где и прочитал полностью всю информацию о нем, которую записал после многих встреч и разговоров с ним. Поражаясь такому стечению ситуации, он дважды перечитал все записанное там, а память вновь помогла ему, открыв детали.

Теперь, получив в руки весь материал, он мог обдумать комбинацию, которая возникла в его воображении.

– Бернар! Здравствуй, мой друг! – сказал он, набрав телефонный номер. – Давно не виделись, а тут как раз интересное дело возникло. Мне помнится, что ты как-то рассказывал мне о сестре твоей жены, которая живет в России, а также о первом муже. Это меня сильно заинтересовало. Надо увидеться. Приготовь, если есть, какие-нибудь документы, письма, фотографии.

Бернар повесил телефонную трубку, достал из сейфа письма, полученные от сестры его жены, и поехал на встречу с профессором.

– Бернар! У меня висит человек, который хочет получить информацию. Вы меня знаете давно, однако, вероятно, не знаете род моей деятельности. Скорее всего, вы считаете меня академическим человеком. Не так ли? – встретил профессор Бернара на пороге своего дома, явно не собираясь приглашать его зайти.

– Я знаю, откуда вы! – невнятно сказал Элиот и, видя, что профессор так и стоит на пороге, опустил на землю свой портфель.

– Скажите, пожалуйста, какая осведомленность! – Профессор подхватил портфель Бернара и пошел в сторону беседки.

– Мы там будем говорить?

– Да, пока там. Все зависит от вариантного завершения нашей беседы. Ну, чтобы было понятнее. Не хочу предварительную часть выдвигать на всеобщее обозрение.

Бернар понял, что профессор опасается прослушки, и послушно сел напротив профессора в беседке. Вопрос профессора застиг его врасплох, потому что никогда не возникало у них подобной темы, а то, где служит он, Бернар получил, не напрягаясь, сразу же после второй встречи, заострив на нем внимание старого друга своего отца и наставника, который почти каждый день бывал у них дома. Наставник на следующий день после сообщения Бернара о том, что у него завязался контакт с непонятным человеком, поздним вечером появился у Элиот и, отозвав под предлогом Бернара в кабинет, безразличным тоном сообщил ему, что этот импозантный профессор вовсе не преподает, не занимается научной деятельностью, а возглавляет важный департамент в разведке. Наставник извиняющимся тоном также сообщил, что не имеет никаких сведений о причине его разработки таким большим человеком. Бернар принял это к сведению, а также нравоучительную речь наставника, чтобы тот постарался отойти от контактов с профессором, ну а если уж невозможно такое сделать, держаться крайне осторожно. Наставник, как и отец Элиота, который скончался девять лет назад, был криминальным советником наиболее могущественной группировки в Париже, оказывал консультативные услуги для не менее могущественной группировки из Марселя. Бернар, получивший высшее образование в Сорбонне, стажировался в Ленинградском университете и без посторонней помощи сделал карьеру в правительстве, стал главой департамента по патентам, был первым из этой группировки, кто выскочил из криминального круга.

– Так вы скажете мне, откуда у вас сверхсекретная информация обо мне? Хотя, я догадываюсь, в вашей, условно, организации можно сделать и не такое. Я верно излагаю? – Профессор Поль Деффер замолчал, приготовившись слушать.

– Да! – ответил Элиот.

– И это все? – профессор с лукавством посмотрел на Бернара: – Ладно, перейдем к делу. Как я уже сказал, один крупный промышленник нуждается в получении информации по одному техническому продукту. Точка интереса – Советский Союз, там производство.

– Ну, вы и скажете! – Бернар встряхнул головой, словно не веря во все, что было только что сказано.

– Подождите, подождите! Вы имеете доступ к этому продукту.

– Профессор, вы что! – Бернар не понимал, то ли профессор шутит, то ли он на его глазах сходит с ума.

– Значит, так, сестра вашей супруги где живет?

– В Краевом центре, в СССР.

– А где работает? Мне помнится, вы ведь мне говорили, и даже не так давно!

– Работает на каком-то закрытом военном промышленном предприятии. Точно не знаю, а знает Валентина! Это моя жена.

– Вот именно. Еще я помню наш разговор, когда у вас вырвалось, что эта родственница несчастна по семейным обстоятельствам. Имеет детей от одного, любимого человека, а вынуждена жить с другим, как я понимаю, не любимым. И то, что отец ее детей, серьезный криминальный человек, который не так давно вышел из тюрьмы?

– Не из тюрьмы, а из исправительной колонии строгого режима, что, конечно, возможно, хуже тюрьмы.

– Ну, это не существенно! – махнул рукой Пьер. – Важно другое, если этот криминальный человек сделает операцию, тяжелую, опасную, и добудет нужную информацию, и он, и вы сможете хорошо заработать. Речь идет о сумме от одного до трех миллионов долларов.

– А вы? Вы тоже хотите заработать? – Бернар зацепился пока за эти цифры, проворачивая в голове все о сестре жены.

– Нет, дорогой Бернар, мне не нужно ни сантима! Мне нужна только сама операция и та информация! Скажу больше, даже не для меня, а для той организации, где имею возможность, работая, приносить пользу Франции.

– Ах, вот даже как! – протянул Бернар, приготовившись выслушать пространную речь. – Тогда вот что. Я не вполне владею всеми вопросами.

– Пока ничего не пишите в письмах, не говорите по телефону, когда будете звонить! Полное молчание!

– Хорошо, профессор! Я предлагаю только, чтобы моя супруга написала сестре ответ на ее романтическое замечание по поводу того, что ее друг может достать Луну.

Профессор с интересом взглянул на Бернара, хищно улыбнулся и подмигнул:

– А что, это хороший вариант для косвенной подготовки! Так пусть и напишет, если ее друг хочет, чтобы они воссоединились, он действительно должен доставить Луну, как обещал! Как я понимаю, он настоящий мужчина!

Бернар кивнул головой, подтверждая, и вдруг спросил:

– Нет, все эти намеки не годятся для такого дела. Валентине надо собраться и съездить сейчас, чтобы внести полную ясность. Дело миллионное, а мы какими-то намеками работаем!

– Я и сам хотел предложить такое!

– Пусть съездит! – решительно заявил Бернар и встал. – Поеду, подготовлю супругу. Завтра я вам передам тексты писем. Валентина по профессии переводчица, так что сделает хороший и понятный перевод.

На следующий день профессор держал в руках переводы на хорошем французском, снабженные комментариями и разъяснениями. В письмах речь шла, как она писала, о его решении «забрать ее и детей в Ленинград, где занимает особое положение в криминальном мире». В другом письме она писала со свойственным ей юмором о «желании его достать хоть Луну с неба для нее». Эту фразу он выделил особо. В комментариях более подробно излагалась биография этой разделенной семейной пары, а разъяснения толковали некоторые специфические криминальные моменты жизни в СССР.

Валентина, как и обещала, съездила к сестре на две недели и привезла новые, интересные подробности, однако успешнее всего было то, что сестра решительно и уверенно схватила эту идею и обещала сделать так, чтобы воплотить ее в реальность.

Бернар и профессор теперь уже в гостиной вели все разговоры. Поль сказал, что можно свободно говорить, все доложено и зафиксировано там, где положено. Обсудив весь подготовленный материал, профессор и Бернар наметили день, когда пройдет встреча с президентом концерна.

В этот день он сидел в полной готовности, ожидая звонка профессора с приглашением приехать на заключение сделки. Бернар понимал, что профессора в меньшей степени интересуют деньги в отличие от него самого, который если не был каким-то там стяжателем, но замирающий холодок от большого куша заставлял его это невероятное по силе стремление переводить в холодный расчет. Вскоре прозвучал долгожданный звонок, и Бернар, бросив на ходу своей секретарше, что вернется к вечеру, помчался к профессору.

Теперь, вступив в деловые переговоры, он осторожно вел свой корабль к острову сокровищ, через рифы и скалы жадности экономического расчета президента концерна. Тот хоть и понимал все преимущества, получаемые в результате похищения готовых разработок, но ничего не мог с собой поделать при мысли о том, что платить надо, и платить надо очень много.

– Что вы имеете для положительного для меня выбора? – наконец тихо, сквозь зубы, проговорил президент концерна.

– Я имею человека там, который может взяться за решение в положительном ключе. Вот здесь, в письмах, содержится открытая информация, которая позволит вам сделать правильный вывод о моих возможностях, – с этими словами он протянул письма с переводами и комментариями. Тот резко вцепился в них, пока не прочитал все несколько раз, и не поднял глаза на Бернара.

– Ну и что это за «король преступного мира», или «достать Луну»? – раздраженно отбросил от себя на стол письма президент.

Профессор взял их и быстро пробежал по текстам. Положил их снова перед президентом и сказал:

– Вот это, вообще, больше того, что имеет вся структура SDECE на сегодня. Смею вас уверить, это дорогого стоит. Криминальный мир в СССР огромный, как там говорят, каждый второй сидел в тюрьме, а каждый первый готовится сесть. Это большая структура и занимать в ней особое положение, которое они называют не «король», а «вор в законе», это равносильно дружить с членом кабинета министров. Давайте будем работать по этому направлению. Скажи Бернар, у вас уже готовы визы в СССР?

– Да, разрешение есть, могу получать, ну а там уже можно брать билеты на поезд, вернее вагон, ходит только один прицепной вагон до Москвы, а там нас встретит сестра жены. Из-за ребенка мы поедем поездом, а не самолетом!

Профессор достал из папки сколотые листки бумаги, просмотрел их, потом откинулся на спинку кресла и так просидел минуту, потом потряс этими листками и сказал:

– Я так и думал. Этот город Края входит в число городов, запрещенных к свободному посещению иностранцами, исключения делаются только лицам, прибывшим на учебу, представителям фирмы по пусконаладочным работам и родственным связям первого круга. По сути дела это закрытый город с большим военно-промышленным комплексом. Теперь мы обговорим все детали вашего задания и способы связи.

Бернар и не предполагал, какую задачу ему повесят на шею. Он выслушал все до конца, не перебивая, помолчал и с трудом вымолвил:

– Это что-то невероятное. Это никогда не получится.

– Почему же такое невероятное. Да, сложное и опасное, да, на грани риска, но все в руках человека. Разными способами достигается такое невозможное. У вас же в руках готовый материал, только надо правильно слепить нужную фигуру. – Профессор, как ребенку, начал проговаривать ему эти слова.

– Согласен с вами, господин профессор, только я не повезу эти материалы в случае успешного решения. У меня жена и маленькая дочка. Нет, это исключено.

– Да вас никто и не просит везти их. Переброску сделаем мы из Москвы когда вы туда их доставите, а еще лучше, если найдется другой способ, вам на месте будет намного проще решить этот вопрос, – уверенно заявил профессор.

– Ваше дело только организовать и подготовить этого человека для проведения операции, потом вы быстро уезжаете из СССР, и будем полагаться на удачу, на благоприятное стечение обстоятельств, на везение, – сказал молчавший до сих пор президент концерна. – Здесь вы получите первую часть гонорара, а после благополучного завершения оставшуюся.

– Хорошо, по такому протоколу я буду работать. Первую часть надо бы перевести на мой счет до отъезда, а вторую оформить в виде безотзывного условного депозита. Вот вам мой счет в Люксембурге. – Бернар помолчал, словно не решаясь, потом все же сказал: – Эти деньги нужны для более детального разговора с некоторыми друзьями моего отца и моими. Надо будет выяснить и их возможности. Только не спрашивайте, кто эти люди. Ладно, вроде бы обо всем договорились. Через два месяца, в августе, мы будем уже в дороге на Восток, в Россию.

Поладив на этом, встречу закончили, президент концерна выехал в Париж, а профессор и Бернар остались вдвоем.

– Сейчас я тебе открываю дорогу к хорошему будущему и говорю, что это полезно как для нашей страны, так и для тебя лично, но еще более это полезно для разрядки военной напряженности в мире. Я тебе скажу под большим секретом: мой отдел заканчивает аналитическую записку, где мы делаем неопровержимые выводы о том, что в следующем году или чуть позже русские введут в Афганистан свои войска и там развернется театр военных действий. Мы это угадали, как угадали в 1973 году начало войны судного дня, или угадали девальвацию доллара. По сути, это будет второй Вьетнам для русских, они там завязнут так же, как американцы в своем Вьетнаме, только без шанса выползти оттуда.

– Боже мой, это что, правда? – заволновался Бернар, у него были некоторые вложения в экономику Афганистана, и теперь перед ним открывалось новое видение перспективы. – Да как же смогли сделать такие прогнозы?

– Мой отдел, моя команда еще никогда не делала ошибки в своих прогнозах, никогда! – Он помолчал, потом, словно решившись, сказал главное, о чем думал в продолжение всей встречи: – Я тебе подготовил один экземпляр этого документа со всеми реквизитами и архивным номером. Он будет подтверждением для твоего родственника того, что ты хоть и частное лицо, но имеешь позиции в стране и гонорар является реальностью, а не приманкой. Возможно, что у тебя могут появиться непредвиденные обстоятельства, и тогда этот экземпляр будет выступать как вариант для торга. Это нужно и важно иметь в рукаве такой козырь.

Бернар опешил от такого предложения, теперь дело поворачивалось опаснее, чем он предполагал.

– А это необходимо? – только и смог переспросить он.

– Да, у меня есть обязательства перед твоим отцом, которые намерен исполнять! – требовательно ответил профессор и, открыв портфель, достал из него пачку бумаг, запаянных в толстый, прозрачный целлофан, на первом листе было написано:



SDESE Secret la plus haute priorite.

«Previsions de developpement: URSS – Afghanistan»

1978–79 ans Analytique memorandum


Бернар посмотрел на эту пачку, взвесил на руке и уже хотел было положить в портфель, но профессор осторожно забрал ее из его рук.

– Не сейчас, дорогой Бернар! Накануне поездки я сам лично привезу этот труд и специальную технику для копирования.

– Да, верно! – согласился Бернар. – Еще несколько месяцев до поездки.

Бернар уехал, а профессор взял телефон, набрал номер директора SDESE и попросил о немедленной встрече.

Президент концерна и начальник безопасности, вернувшись, сели обсудить результат визита к профессору.

– Пьер, как удивительно события в жизни переплетаются и порой возвращаются к нам, но с другой стороны! – начальник безопасности спохватился, сказав эту фразу. – Прошу простить меня за словоблудие! Профессор предложил вам хороший вариант! Мне довелось, работая в контрразведке, расследовать преступление, совершенное крупным грабителем. На одном из предприятий высокоточной технологии в электронике был совершен грабеж строго охраняемых документов по одному продукту, составляющих государственную тайну, который разрабатывали по заданию министерства обороны. Мы его взяли, достаточно быстро распутав, но все материалы, национальное достояние, попали в КГБ. Этот грабитель был их тайным агентом. Это было давно, в шестидесятые годы, поэтому я могу слегка приоткрыть это дело.

– И что же дальше?

– Грабитель получил 12 лет каторги. Мы потеряли национальное первенство в этой отрасли, Советы не смогли воспользоваться нашими достижениями, а все, по полной, получили наши коллеги в Северной Америке.

Президент вопросительно посмотрел на него, пытаясь понять это его короткое резюме:

– Господин контрразведчик, я не понял всю эту вашу асинхронную последовательность!

– Да все просто! Мы обратились к коллегам в Северную Америку, в РУМО[67 - Разведывательное управление министерства обороны (англ. Defense Intelligence Agency; букв. Оборонное Разведывательное Агентство) является руководящим органом военной разведки Соединенных Штатов, ответственным за сбор агентурными и техническими средствами, анализ и предоставление первым лицам США секретной информации военно-политического характера, касающейся военных планов иностранных государств и армий, предоставление необходимой развединформации по требованиям всех видов ВС и родов войск США и оценки информации в других подразделениях МО США. Несмотря на то что РУМО является составной частью МО США, две трети из общего (16 500 чел.) числа сотрудников РУМО являются вольнонаемными гражданскими служащими, а оперативная деятельность не ограничивается районами ведения боевых действий – сотрудники РУМО действуют более чем в 140 странах мира. В своей разведывательной деятельности РУМО специализируется как на ведении оперативной агентурной разведки с позиций государственных и негосударственных организаций США за рубежом, так и на широкомасштабной радиотехнической и электронной разведке. При этом по законам и президентским указам США РУМО запрещено ведение оперативной и другой разведывательной деятельности на территории США. Указ о создании РУМО был подписан в 1961 году президентом США Д. Кеннеди с подачи министра обороны США Р. Макнамары. РУМО являлось основным ведомством разведки ВС США до окончания холодной войны.], военную разведку Пентагона, ибо эти похищенные материалы напрямую касались их разработок в этой области. Они, пожертвовав своим агентом, смогли физически изъять из ноу-хау (know how) важный этап в технологическом цикле производства в виде двенадцати страниц текста. Говорят, их агент, занимающий важный пост в центральном аппарате КГБ СССР, попросту съел эти страницы, когда его вызвали к руководству и выдали из «секретной части» папку с этими материалами. Они начали подозревать его, а через полгода взяли, ну а затем расстреляли! – Начальник безопасности грустно вздохнул и уверенно добавил: – История повторяется. Думаю, можно работать в этом направлении. Тем более если профессор предложил!

– Вот и я так думаю. Только бы не съели эти материалы до того, как принесут ко мне!

– Ха! Ха! – после театрального смеха начальник безопасности, сурово взглянув на своего президента, добавил: – Сейчас я выдвигаюсь в одно интересное место, там смогу получить больше информации по этому Элиоту. Бернар, вы говорите, его зовут Элиот – слишком известная фамилия в Париже в криминальных кругах. Надеюсь, что он действительно сын этого Элиота. Если так, тогда можете смело переводить деньги! Там держат слово и отвечают за него!

После этих слов начальника безопасности президент концерна принял для себя окончательное решение воспользоваться предложением профессора.




Глава 3. Ленинград. СССР. «Положенец». Срочный выезд / Краевой центр. СССР. Скрипникова-младшая и «положенец» / Москва. Отзыв из французской резидентуры полковника с группой поддержки / Постановка задачи


Апрель 1977 года. Ленинград – Краевой центр. Ленинград и всю Ленинградскую область обложили плотные дождевые облака, медленно придвинувшиеся мрачной стеной от горизонта до горизонта, со стороны Балтики из Скандинавии. Приход весны, с апреля и до середины мая, почти всегда сопровождался такими погодными условиями. Аэропорт «Пулково» был закрыт как на вылет, так и на все прилеты.

В зале ожидания скопилась большая толпа пассажиров, которые, посматривая на свинцово-черные тучи, качали головой и не ожидали скорого отправления, а приезжающие на встречу лайнеров, покрутившись в зале, большей частью возвращались в город.

На одной из скамеек сидели двое молодых мужчин, уже вполне одуревших от бесконечного ожидания.

– Слышь, Валер! Поехали отсюда! Давай, на вокзал! Через два часа будет поезд! – лениво сказал один другому и встал, потянувшись всем телом от долгого сидения. – Мы тут можем просидеть еще сутки, а то и двое!

Он протянул руку и выдернул со скамейки второго, высокого, худощавого мужчину в джинсовом костюме с небольшой сумкой на плече. Первый был чуть пониже и слегка полноват, одетый невнятно, как большинство окружающих.

– Стас, и я устал! Не могу, не выдержу трястись в поезде до Края почти полтора суток. Уж лучше здесь торчать, может, разкумарится погодка, вдруг откроют Питер! – Они оказались друг против друга.

– Вы освобождаете места? – громко спросили сзади.

– Нет, мы будем ждать! – ответил второй, которого назвали Валера, и снова сел на скамейку, а за ним и Стас, внутренне недовольный, что вот так все осталось на своих местах.

– Может, и правильно! – пробурчал Стас, невесело подмигнув своему другу.

Валера неопределенно хмыкнул, но больше ничего говорить не стал, он уже давно мыслями был там, в Крае, а это вынужденное ожидание вылета из «Пулково» разрывало его надвое.

Судьба распорядилась круто и беспощадно, когда Валера Ищенко загремел на третий срок. Это уже было всерьез. Восемь лет строгого режима. Стас, его друг и подельник, сел на четыре года, после отбытия которых вновь «образовался» в Ленинграде, в ожидании освобождения кореша.

После выхода из колонии в марте Ищенко, сорокалетний бродяга[68 - Профессиональный уголовник, соблюдающий воровские законы.], уже имеющий три чалки[69 - Срок лишения свободы.], вернулся в Ленинград. На сходняке[70 - Сходка, на которой собираются преступники.], который держал[71 - Будучи самым авторитетным, проводить (руководить) сходку.] Заря, «академик», советник при «всесоюзных ворах с именем», приехавший из Москвы, Валера был поставлен питерским обществом «смотреть за положением» на Адмиралтейском и Невском районах города. Заря, старый друг отца Валеры, заранее обсудил этот вопрос с местным «смотрящим» по городу и его ближним окружением, где и определилось положение и место Валеры Ищенко, больше известного как Ищи. Ночью, уже после сходняка, Заря, отпивая маленькими глотками из рюмки коньяк «Наполеон», говорил ему:

– Смотри, малый, тебе доверило общество самый лучший, но и самый тяжелый район города. Там порты! Морской, грузовой, пассажирский! Там идет путь за бугор, оттуда приходит все самое ценное!

Валера слушал и поражался, откуда и как мог знать дядя Витя, как он привык называть Виктора Павловича Заряева, все, что происходит, было и что может случиться на его месте «положенца». Виктор Павлович говорил тихо, но очень внятно, обладал колоссальной, энциклопедической памятью, мог немедленно и точно сказать, воспроизвести, поднять из самой глубины любой факт, сложить невероятно сложную, самую замысловатую комбинацию, привести к практическому применению любую схему. Он был «академиком» и это звание получил не напрасно.

Для Валеры оставалось загадкой, как мог такой блестящий интеллектуал несколько десятков лет дружить с его отцом, ограниченным и совершенно не развитым «бродягой», который не то чтобы семилетку, а и четыре класса с трудом прошел, большей частью в школьном коридоре. Такая странная, крепкая мужская дружба, да еще при доминировании в ней отца Валеры, вплоть до его скоропостижной кончины в «северной командировке», была непонятна ему, вплоть до самых невероятных подозрений.

Сейчас, слушая дядю Витю, Валера старательно впитывал всю информацию, которую широко раскидывал перед ним Заря, стараясь ничего не забыть, а кое-что даже творчески домыслить и сравнить.

– Дядь Вить, все будет нормально, чего раньше времени гоношиться. Разберусь я с этим по ходу пьесы! – наконец, как бы завершая нотации, сказал усталым голосом Валера.

– Нет уж, я тут еще на два дня тормозну и буду тебе каждый день спускать! Ты идешь серьезно, а я не допущу, чтобы запороть такое дело. Мало того что я вписался за тебя и мне держать ответ за любой твой косяк, мне надо, чтобы ты встал на ноги, стал настоящим вором! Пора уже! Скоро сорок лет стукнет! Скоро общество сделает подход на тебя!

Валера вздохнул, хотел было сказать, даже попросить, чтобы отпустили его на два-три дня смотаться в Край, где жила его первая и единственная любовь всей жизни – Надя и его дети, девочки, близняшки, которых он еще ни разу и не видел со дня освобождения, но передумал, хотя рвался туда отчаянно. Заря понимал его, но отказал бы ему в этом, не тот он был человек, чтобы следовать чувствам и эмоциям.

– Ты знаешь, дядя Витя, не очень-то я вижу перспективу! – вдруг ни с того ни с сего сказал Валера и тут же пожалел об этом. Виктор Павлович вскинулся, внимательно посмотрел на крестника и вдумчиво спросил:

– Ты о чем? О жизни или о себе? Ты делай, что надо делать, и будь что будет! Гнетет тебя, вижу, разлука. А ты пересиль себя, будь мужчиной!

– Меня и так все это подрезало!

– Да что же тебя так подрезало, что ты скулишь, как шавка? Валера, только не примешивай здесь ее! Укрепись в делах, а потом можешь ехать к ней.

Изо дня в день, закрепляясь в своем новом статусе, выполняя когда простые, а иногда замысловатые поручения «смотрящего», Ищи был принят в узкий и малодоступный мир криминального Ленинграда. Поставив в известность, еще в «северной командировке», о желании войти в семью, сообщество, стать «при своих», он знал, что уже не одна пара глаз начала наблюдать за ним, его поведением, его окружением, готовясь составить мнение к принятию «полноты» для него, или «коронации». Однако просвета в делах не предвиделось, и он оттягивал и оттягивал свою поездку, не выпуская из головы мысль, хоть как-то устроить свою жизнь с Надей и детьми здесь, в Питере, а пока шла только переписка, как в колонии, только почаще и более обстоятельно.

Все годы в заключении он жил только одной-единственной мыслью о Наде и детях, постоянно испытывая глубокое чувство вины и раскаяния от того, как надломилось и сломалось счастье, когда очутился в клетке зала суда. Потом он узнал, что однокурсник Нади по Всесоюзному институту физической культуры имени Лесгафта хитростью, силой и принуждением заставил выйти за него замуж. Вот здесь-то и крылось двойственное, чувствительное место, где, с одной стороны, его женщина ушла и жила с другим, но этот другой заботился о Наде и его детях, не давая им пропасть. То, как сложилось там, на воле, было понятно до мелочей; в отличие от Валеры, однолюба, неимоверно тяжелого в отношениях, Надя обладала легким характером, с постоянной тягой приводить любые сложности в состояние легких, проходящих мимо и мало связанных с ней событий. Валера знал определенно, что любила она только его, как и он, исступленно и безвозвратно, но он знал куда больше, чем она, что такое жизнь и какая она есть, эта жизнь. Это знание и было всепрощающим и умиротворяющим бальзамом, который хоть как-то снимал одну большую боль.

Валера рассчитывал к осени, когда полностью подготовит все в Питере, поехать и забрать к себе Надю и детей, однако случилось так, что выехать пришлось раньше намеченного им срока. Сообщение в последнем письме о старшей сестре из Парижа, недавно гостившей у нее, было новостью для него. Он знал, что у нее есть старшая сестра, которая училась в ленинградском университете, на факультете иностранных языков. Теперь вдруг Надя сообщает, что та живет во Франции и у него уже есть там двоюродная племянница.

Это было неожиданно, но Валера понимал, что много пролетело мимо него, пока он отбывал срок. Мало того, Надя написала, что появились некоторые серьезные обстоятельства и надо увидеться. Он понял: она написала об этом, оставив за строчками нечто большее, недосказанное, что и заставило его немедленно собраться и отправиться в Край.

Вылет, как и предсказал Валера, легкий на руку, состоялся через полтора часа, когда в центре облачного навеса образовалось небольшое белое пространство, которое, быстро увеличиваясь, открыло небо, а тучи ушли в разные стороны.

– Давай, бродяга, лети! Не задерживайся там, сам знаешь, что у нас тут! – с этими словами Стас проводил своего друга.

Ищи прилетел в Край уже глубоким вечером и, выйдя из здания аэропорта, сумел договориться с водителем, который быстро довез его в адрес, по «наводке» одного из бывших местных, который недавно перебрался в Питер и пристроился под «крылом» Валеры.

В подъезде, поднимаясь по лестнице, он наткнулся на двух местных «быков», которые плотно оккупировали подоконник между вторым и третьим этажом. Увидев Валеру, они спрыгнули со своих насиженных мест и встали, загораживая путь.

– Эй, уважаемый, к кому идешь? – спросил один из них.

– Спокойно, без кипеша[72 - Бунт, шум, волнение, скандал.]! – предупредил Валера, отступая на шаг назад, – я из Питера.

Парни подозрительно оглядывали его, признав в нем приезжего. Один протянул руку к сумке и дернул за ручку.

– Что в сумарике?

– Что-что! Вещи, трусы да зубная щетка. Ладно, бродяги, я вижу, вы здесь на стреме, я не знаю, что тут у вас происходит, но мне нужно к Жило, малява[73 - Записка небольшого размера, как правило, в ней пишут серьезные вещи.] на руках! – Ищи резко двинулся, пройдя между стражами.

Дверь квартиры на пролет выше распахнулась, и на пороге стоял привлеченный громким разговором в подъезде, как понял Валера, именно тот, к кому он шел. Это был довольно пожилой мужчина, и хотя тот всеми силами старался выглядеть моложе, но все: дряблая, обвисшая кожа на лице, сильно прокрашенные хной до неестественного коричневого цвета волосы, так, что кожа под волосами была какая-то бурая, кадык, торчащий между двумя жилами на шее, поддернутые кверху плечи – выдавало в нем преклонный возраст.

– Здорово! Вот малява к тебе! – Валера, поднявшись по ступенькам, протянул ему записку. Тот взял и быстро пробежал глазами короткий текст.

– Ах, вот оно что! Проходи! – дружелюбно сказал хозяин и пропустил его внутрь. В прихожей остановился и посмотрел, словно ожидая чего. – Ну, и как звать тебя, питерец?

– Ищи! – сказал Валера.

– С кем корешишься? – продолжал первичный, быстрый опрос хозяин квартиры, местный «смотрящий».

– Много с кем! С Зарей, например!

Тот вздернулся от слов Валеры и уже другим тоном продолжил:

– Ну, это ништяк! А он знает, что ты здесь?

– Нет, не знает, но мы можем хоть сейчас звякнуть ему в Москву! Местный махнул рукой.

– Успеется! Давай так сделаем, – он мысленно что-то прикидывал, – сегодня отведут тебя на хату, и там ты переночуешь, отдохнешь, а завтра в полдень за тобой заедут, и мы уже тебя окончательно поселим. Можешь так?

– А то! – ответил Валера, испытывая облегчение, что знакомство не затянулось.

– Как там, мой племянник? – спросил хозяин, открывая дверь на лестницу и знаком подзывая одного из стоящих на стреме.

– Нормально. Не знал, что он твой племяш! А то бы…

– Ну, вот теперь знаешь! – без улыбки подтвердил хозяин квартиры. – Так, проводишь его к Хомуту и оставишь ночевать! – обратился он к своему стражу. – Ну, до завтра! – махнул рукой и закрыл за собой дверь.

На следующий день, ровно в полдень, во двор дома, где провел ночь Ищи, въехала «Волга» и коротко гуднула клаксоном.

– Это за тобой! Ну, бывай! – повернулся от окна Хомут и протянул руку. Валера попрощался и спустился вниз к машине.

«Смотрящий» ждал его в местном ресторане, расположенном в гостинице на центральной площади. Столик, за которым сидел он и еще двое, стоял в самом дальнем углу и, судя по количеству официантов, обслуживался по высшему разряду.

– Вот наш гость! – громко объявил Жило, не вставая из-за стола. – Отдохнул? Знакомьтесь, бродяга из Питера, зовут Ищи!

Двое сидящих за столом словно по команде привстали и кивнули головами.

– Садись! Пообедаем! Базарить будем потом, а сейчас вот попробуй нашу местную юшку! Потом будет бараний бок с ребрами, запеченный. А пока давай по рюмочке, для аппетита!

Все выпили, потом повторили, со словами: «Давайте еще по одной… вдогонку…… первая рюмка – колом, вторая – соколом, а третья – мелкими пташечками!»

После длинного обеда, когда расторопные официанты уже убрали посуду и перестелили скатерть, Жило остановил взгляд на Валере и спросил:

– Давай, Ищи, базарь, чего приперся сюда, к нам?

Валера вытер салфеткой рот, положил в карман сигареты с зажигалкой, встал и, слегка поклонившись, сказал:

– Благодарю за угощение! Сюда приехал по личным делам и вас не затрону ни в чем! Спасибо, что предоставили ночевку, ну, а дальше я сам.

– А что за личные дела от общества? – спросил «смотрящий», явно не желавший, чтобы гость так просто ушел от него.

– На то они и личные, а не дела общества! – отрезал Валера и как бы нехотя коротко добавил: – Хочу повидаться со своей женщиной по Питеру! Восемь лет был в крытке[74 - Тюрьма.], не виделись!

– Ну, вот видишь! – облегченно вздохнул смотрящий, принимая цель приезда на чужую землю этого «авторитета» из Питера. Его власти ничего не угрожало, хотя поначалу он воспринял этого приезжего за разведку положения дел в Крае от Зари, однако ради осторожности в таком тонком деле, а еще больше надеясь получить лестные отзывы, он предложил:

– Вот что, Ищи, мы приготовили тебе две хаты, где ты можешь кантоваться. Одна в частном секторе, там целый дом, но удобства во дворе, и однокомнатную квартиру, почти в центре, за Центральным телеграфом, на четвертом этаже.

– Спасибо за такое радушие. Я бы посмотрел обе хаты, а потом приму решение.

– Ну, и лады! – сказал Жило и жестом руки подозвал одного из своей свиты, сидевшей за соседним столом.

Тот небрежно, поигрывая цепочкой в руке, подошел и спросил:

– Звал?

– Давай-ка вместе с нашим уважаемым гостем проедься по хатам и покажу ему, пусть выберет то, что ему больше подойдет. Ну и поездишь с ним, поможешь в делах его! Понял?

Парень кивнул и посмотрел на Валеру, приглашая идти за собой. Они вышли.

Посмотрели квартиру за Центральным телеграфом. Валера решил пока остановиться здесь, но и частный дом по своей давней привычке оставлять про запас вариант ухода и смены жилья решил все же оставить за собой. Оставалось только решить вопрос по оплате.

– Рыжьем[75 - Золото.] возьмет хозяин? – задал вопрос Валера.

– А то! – ответил парень. – Без вариантов возьмет! Сам дашь или через меня?

– Да чего там, взялся за это дело, так веди!

– Ладно, все оформлю в лучшем виде. Останешься? – озабоченно спросил приставленный к нему парень.

– Да, давай, до завтра. Или ты только на сегодня со мной? – зевнув, спросил Валера, всем видом показывая, что хочет отдохнуть на новом месте.

– Пока ты здесь, у нас, в гостях! Все это время я с тобой! – резко ответил парень. – Гвоздь! Или хочешь по имени? Юрка!

– Ищи! – коротко бросил Валера.

Парень помолчал, обдумывая, потом, садясь в машину и не закрывая дверцу, сказал Валере, как бы примериваясь:

– Знатная кликуха[76 - Воровская кличка.]! – Потом с горечью добавил: – А вот моя как прилипла, так и осталась. Не нравится, но привык.

– Да, ладно, короткое, ясное и устрашающее! Не бери в голову, давай, до завтра! Сам зайдешь, когда приедешь?

– Как скажешь, так и приеду!

– Тогда, давай, подкатывай часов в восемь.

Валера поднялся в свое новое жилье, бросил, не распаковывая сумку с вещами, и сразу же поехал по заветному адресу.

Путь оказался не близким, через водохранилище по длинному мосту и дамбе. Побродив по микрорайону и найдя нужный дом, он устроился в беседке во дворе.

Надю увидел издалека. Походку спутать он не мог ни с какой другой – энергичная, слегка вразвалку, свободно и далеко выкидывая вперед ноги, как она привыкла, как профессиональная спортсменка, везде, хоть на улице или на стадионе. В этой походке чувствовалось – вот еще немного, и она побежит свою «коронную» дистанцию 800 метров.

Пропустив ее мимо, он встал со скамейки в беседке и из-за ее спины негромко позвал:

– Надь!

Она резко остановилась, вздрогнув всем телом, стремительно обернулась. Валера это увидел и испугался.

– Ты чего! Прости! – Он обошел ее и увидел обращенные навстречу ему глаза, где мгновенно навернулись слезы.

– Ты! – только и смогла произнести она.

– Да, вот я! Вышел, отмотал срок. Долго это все было, я там каждый день считал до нашей встречи! И вот, встретились! Через восемь лет!

Надя и Валера вернулись в беседку, она уже пришла в себя и пытливо рассматривала Валеру.

– Мне надо за детьми, в школу. Они у меня на продленке, скоро забирать. Пойдем, только не подходи к ним. Пока не подходи, хоть они и твои! Знаешь?

– Знаю и помню! Перед посадкой и узнал, а потом столько было мыслей и всего…

– Ты помнишь, как мы познакомились? – вдруг улыбнулась ему она со своей поразительной способностью быстро, почти мгновенно менять настроение, или, попросту, «отходить».

– Ну, да, хорошо помню. Ты сидела на сиденье в троллейбусе, я вошел, народу было много, остановился рядом. Потом он дернул, отъезжая, а я не успел схватиться за поручень и локтем двинул тебя по голове. Потом увидел твои глаза, лицо, ты испугалась, но еще больше удивилась. Вышла через остановку, а я за тобой, там на улице я извинился еще раз, и мы познакомились.

– Вот и сейчас ты меня так шарахнул по башке, что я ни фига не соображаю! Дежавю! Помнишь, вернее, смотрел этот фильм? Все повторяется!

Валера помнил, он даже вздрогнул от этого воспоминания. Так бешено влюбиться! Это были неповторимые дни любви и отчаяния. Под венец он не мог вести Надю, его авторитет только начал укрепляться в Питере, куда приехал из Воронежа, сразу же после второго срока, уже не по малолетке.

– Тебе подогрев подгоняли? – вдруг озабоченно спросил Валера.

– Что это такое, подогрев?

– Ну, там, деньги, вещи, еда! Приносили тебе?

– Было! Парень какой-то сказал, что от тебя, два раза появлялся, передавал деньги. После мы уехали сюда, по месту службы мужа, – последнее слова она сказала с усилием, – и больше ничего не было.

– Ладно! Это все нормально. Он не знал, где ты, поэтому больше ничего и не было после Ленинграда. Ну, а как дети? – спрашивал он, пока шли к школе, у ограды Валера неожиданно сказал: – Так я за тобой приехал!

– Это как же? – Надя внимательно вглядывалась в лицо Валеры.

– Разведешься, и мы уедем в Питер.

– Не все так просто! Муж не даст развода! Он так добивался меня, что теперь не отпустит! Никогда!

– Ну, это я решу с ним! Он же помнит меня?

– Еще как помнит! Только это бесполезно. Ну, уедем, ну, поживем немного вместе, а потом он заставит вернуться. Силой! Надо все делать по-другому!

– Как? – спросил Валера.

– Я еще точно не знаю, но кое-какие мысли есть! Вообще, знаешь, я ждала тебя! Все это время сильно ждала! Было плохо!

Невозможно было рассказать ему все, что было, когда его посадили, она, как в бреду, не сопротивлялась, когда сокурсник, давно и безнадежно ухаживающий за ней, охомутал ее. В ее памяти это было черным провалом, а потом, после родов, она просто подчинилась ходу событий.

Валера напряженно смотрел на нее, догадываясь, о чем она думала, какие воспоминания пробегали у нее перед глазами.

– Что надо делать? – спросил Валера.

– Через два месяца ко мне приедет старшая сестра с мужем из Парижа. Ты же не знаешь, – протянула Надя, – она вышла замуж за француза, теперь она Валентина Элиот, мужа зовут Бернар, и у них маленькая дочка! Он работает в департаменте правительства, а она занимается на дому переводами.

– Ну и что! Это интересно, я рад за твою сестру, что она так удачно вышла замуж! Но нам-то что? – спросил, ничего не понимая, Валера.

– А вот что! – вдруг посерьезнев, сказала Надя, и у нее прорезалась морщинка от переносицы вверх. – Я подала в ОВИР на визу во Францию, разрешение уже получила. Так вот, я еду туда с нашими детьми, и ты выбираешься во Францию. Там мы и встретимся!

– Ты что, я только недавно обменял справку об освобождении на паспорт. У меня и так ограниченное проживание в крупных городах, верчусь в Питере, уезжаю, отметившись на два-три дня, потом возвращаюсь и отмечаюсь. Плачу своему надсмотрщику-мусору много денег за такие комбинации! А ты говоришь во Францию! – Валера вдруг остановил сам себя. – Хотя нет, постой, я могу это сделать. Недавно я отправил в Уругвай одного уважаемого человека из сибирских воров, у него «вышка» рисовалась. Также могу и я.

Надя удивленно посмотрела на него, помолчала, пока Валера обдумывал все то, что так выпалил ей. Нельзя ему было говорить такое, а он сорвался и болтанул!

– Ты что, ОВИР и погранец[77 - Пограничник.]? – ехидно спросила она.

– Да нет, Надь, там другие дела. Подо мной порт, там я и решаю все вопросы. Смотри, нигде и никогда не говори о том, что я сказал только что об отправке человека! Поняла?

Надя кивнула головой, однако немые вопросы были в ее глазах, поэтому Валера через силу сказал о некоторых подробностях:

– Протащили его по-тихому на корабль. Там, в схроне[78 - Тайное укрытие, убежище, тайник.], за угольной ямой, он немного помучился, ну, а после Ливерпуля уже спокойно ехал через океан в каюте люкс. Перед Уругваем опять залез за угольную яму и после контроля местных «гваев», таможенников и пограничников спокойно выбрался с мешком золота за плечами. Вот такие дела!

– Ну а ты, сможешь так же?

– Конечно, смогу!

– Тогда я буду действовать. Ты долго пробудешь здесь? Мы не сможем видеться постоянно, ты же знаешь!

– Знаю. Будем видеться, как получится. – Валера замолк и отошел в сторону, увидев двух близняшек, которые вышли из дверей школы и пошли к Наде. – Где найти тебя днем?

– Приедешь на проходную «КБхимпром», что рядом с «Мехзаводом», позвонишь в профком и спросишь методиста производственной гимнастики Скрипникову. Это я!

– Ну и фамилию же тебе он отвесил! Как скрип старой двери на ветру!

– А может, от слова «скрипка»?

– Нет, не в его случае!

Они расстались. Валера немного побродил, изучая город, потом поужинал и снова, когда стемнело, поехал к Надиному дому. Квартира была на первом этаже, занавесок не было, высокий, густой кустарник почти полностью скрывал лучше всяких штор. Однако, приглядываясь, он смог разглядеть и некоторое время понаблюдать за тем, что и как происходило там.

В большой комнате, как он понял, сидели трое мужчин и выпивали, о чем-то вяло рассуждая. Одного он сразу же выделил, с трудом узнав, покопавшись в восьмилетних воспоминаниях, это и был муж Нади, а тогда, давным-давно, однокурсник. Небольшие усы и офицерская форма делали его почти неузнаваемым, так что Валера вряд ли смог бы его признать, увидев на улице. Остальные тоже были в форме, вероятно, зашли сразу же после службы. Валера знал, что муж Нади служит в военном училище начальником кафедры физической подготовки курсантов. Остальные, вероятно, были также оттуда.

Надя сидела на кухне, скорее всего, пила кофе. Валера знал, что она любила этот напиток. Чуть позже ее позвали, и она нехотя встала и прошла в большую комнату, там все повернулись к ней и что-то сказали, на что Надя махнула рукой и снова вернулась на кухню. Дети, скорее всего, уже спали, последнее окно квартиры было темным.

Валера еще постоял немного, потом вернулся на остановку и поехал к себе на квартиру. Настроение было подавленное от увиденной им семейной жизни Нади и ее мужа. «Так он бухальщик!» – решил Валера, представив себе все радости такой семейной жизни. – Пьет часто и много!» Надя рассказала, что училище построило большую баню с парной по-русски и по-фински, с комнатами отдыха, биллиардной, комнатой карточных игр, и ее муж стал главным смотрителем. Это давало ему большие козыри в карьерном росте, принимая как местное руководство, так и московское в такой роскошной бане с целым списком дополнительных услуг.

Засветил перевод с повышением в Венгрию на штабную работу, он уж начал было собирать документы, как оглушительно и с треском все провалилось. Военная контрразведка зарубила его кандидатуру, и, как рассказывала Надя, муж был в бешенстве от того, что его завернули, ссылаясь на то, что сестра его жены является гражданкой Франции и проживает там с мужем, французом.

– Я для чего банщиком стал! – орал он, бегая по квартире. – Чтобы жизнь наладить, поехать работать за границу, деньжат подзаработать! Генералам спину тер, венички распаривал! И все ухнуло из-за твоей Вальки!

Теперь, испытывая неприязнь к Валентине, сестре Нади, он на период ее приездов в гости всегда уезжал в командировку, тем самым выказывая свое неприязненное отношение и готовя себе алиби, как он выразился, на всякий случай.

Этот эпизод Надя рассказала мельком, не особенно вдаваясь в детали, желая только подчеркнуть прелести жизни с таким человеком. Вот как раз после этого рассказа она замолчала, пристально глядя на Валеру, а потом спросила:

– Ты же классный вор, Ищи!

– Ну и что с того, не я один такой. Правда, нас, шниферов[79 - Высший разряд домушников, идущих лишь на крупные кражи, не останавливающихся ни перед совершением сложных взломов, ни перед совершением подкопов, чтобы проникнуть в избранное помещение, взломщик несгораемых касс; вор, совершающий кражи с проломом стен, с отмычкой.], мало, да еще такого класса, но с какой целью ты спрашиваешь?

– А ты сможешь помыть[80 - Совершить кражу.] государственное предприятие?

– Кассу, что ли, взять? – Валера удивился такому повороту в разговоре. Никогда они не говорили о его воровских делах.

– Ну, может быть! – Надя замолчала, ожидая ответа.

– Скажу сразу! – Он не собирался ей рассказывать о понятиях, существующих в воровском сообществе, а лишь ответил на ее вопрос: – «Скок» можно сделать где угодно! Бывают трудные места, бывают полегче, но госпредприятия мы стараемся не брать. Срока большие навешивает государство, когда у него выщипывают! Нам не рекомендуется, так скажем.

– Ну, а если хороший, как ты говоришь всегда, куш? – продолжила Надя, озадачив Валеру своей настойчивостью. Он понял, что это небеспредметный разговор, а скорее подготовка к серьезному делу.

– На конце любого куша, даже самого кайфового, всегда виднеется срок. Кто знает, как все может повернуться! Есть примеры, хоть их и мало. Надя, ты говори по существу! Не надо со мной в прятки играть! Что ты хочешь мне предложить?

Надя, по-прежнему, изучающе глядя на него, молчала, как бы собираясь с мыслями, потом вдруг выдала такое, отчего Валере стало нехорошо.

– Сможешь выкрасть бумаги с моего предприятия?

Валера ошарашенно смотрел на нее, еще не вполне понимая, но уже начиная догадываться.

– Да ты что! – Валеру прошиб пот от того, что он услышал. Никогда еще он не «подламывал» сейфы государственных предприятий. Были лихие ребята в прошлом, которые брали на себя такое, но он почти ничего не знал о таком, а если и слышал, то лишь какие-то обрывки. Такая тема охранялась.

– Ты не можешь осмелиться стать счастливым? Слабо! – зло спросила Надя.

– Это сестра сделала заказ? – спросил он, глядя ей в глаза.

– Это не сестра, а ее муж спрашивает… – уточнила Надя.

– «Обнести» можно что угодно, но здесь расстрельная статья. Ты понимаешь! И пострадать можешь ты, тоже! Как соучастник!

– А если светит миллион долларов, которые мы можем получить там, во Франции, и остаться? Что тогда?

Валера встал, прошел к холодильнику, достал вино для Нади и водку для себя, поставил на стол фрукты, сыр. Открывая дефицитные консервы «CHATKA Kamchatka», слегка наколол палец и, залепив пластырем ранку, налил себе и Наде.

– Вот что я скажу, – начал он, когда они выпили, – мне нравится это предложение. Минут пять назад, когда ты только сказала это, и если бы я не начал все это доставать и выкладывать на стол, обдумывая сказанное, я бы категорически отказался. Но я думал, прикидывал и что-то, какое-то просветление получилось. Не буду тебе говорить о том, что я надумал, потому что это только я надумал, а решение зависит от «верхних». Как они скажут.

– Кто это, «верхние»? – спросила Надя и, догадываясь, продолжила. – Это те, кто руководит вами?

– Мы воры, и нами никто не может руководить! Ну а они, примерно, как наблюдающий, разрешительный орган. Я им это подброшу, что надумал, через своего крестного отца, Заря, он как раз один из них.

– Я первый раз от тебя слышу про крестного.

– Ну, а зачем тебе это знать! Да, есть такой человек, закадычный друг по жизни моего отца. Он многим обязан ему! Мне помогает почти во всем. Вот через него я и буду действовать. Ты скажи мне все! Про Валентину и Бернара! Может, чего и придумаем.

– Понимаешь, Валер, муж моей Валентины работает начальником департамента патентов правительства. Если ты достанешь оттуда кое-что, это можно будет продать. Мне об этом рассказала Валя, когда недавно приезжала оттуда. Ну, так, случайно возник разговор о «левых» патентах, на которых Бернар хорошо наваривает! Понял? Ехать в страну не с мешком золота, как твой знакомый, а с фотокопиями технологий и конструкторских разработок. Бернар, мне кажется, уже нашел заказчика. Я это хорошо поняла по разговору сестры.

– Надя, это всего лишь разговоры, порожняк[81 - Пустой, бессмысленный разговор, ничего не значащая информация.]!

– Нет! – решительно перебила его она. – Она напомнила позже про наш разговор о патентах и спросила, когда узнала, что ты на свободе, а это я ей сказала, когда получила от тебя письмо из Питера, так она спросила, можешь сделать такое?

– Прямо так и спросила? – охнул Валера.

– Мы же сестры, – огрызнулась Надя, – она напомнила наш тот разговор про то, как может работать ее Бернар. Он даже собирается приехать сюда, чтобы конкретно дать этот заказ, но только если будет подтверждение с твоей стороны. Если ты готов, я сегодня же отправлю ей письмо, где напишу, как она просила, фразу «я не ошиблась в своем мужчине». Для нее будет понятно.

– Это вы правильно делаете, что шифруетесь, как шпионки! Легавые читают все! Ну, а что именно имеет в виду, мне понятно и без ваших. Это, конечно, твой КБ. Что там такого, что такую баланду завели?

– Три месяца назад к нам в КБ передали очень важный проект. Отобрали у москвичей и дали сделать нам! Вероятно, весь сыр-бор из-за него!

– Может, и так! А когда они приедут, Валя и Бернар?

– В конце августа у него начинается отпуск! Вот они и прибудут. Ну, так что? Писать мне эту фразу?

– Пиши! – Валера сказал это и вдруг почувствовал холод, который свалился на него, когда перед глазами мелькнули заборы, охранники с автоматами, вышки в лагере и тут же здание КБ, проходные, вертухаи[82 - Постовой, охранник.] с наганами на ремне. Эта картина, как фантасмагория, вдруг промелькнула и исчезла, оставив только тихий ужас.

– Я знаю, что напишу! Встретились, говорили. Еще раз напишу, что ты готов ради детей и меня достать Луну с небес! Это так или я пишу ей свои фантазии?

– Это именно так, как ты сказала! Хорошо сказала! Но вот что, Надя, без тебя я ничего сделать не смогу.

– Ты это о чем?

Валера задумался, прикидывая, как лучше объяснить ей те задачи, которые у него уже оформились в голове.

– Понимаешь, ты должна не только написать, свести нас, но и действовать там у себя на КБ, как шпионка. Сделать разведку! Я там внутри, за стенами не был, поэтому все подетально надо нарисовать, затем потихоньку, осторожно выяснить и найти людей, которые за деньги или за золото впустят меня и выпустят после работы, не поднимая тревоги. Поняла? Начинай действовать в этом направлении. – Валера произнес все это новым для Нади тоном, который она еще не слышала у него, с каким-то приблатненным ударением, а затем после долгой паузы добавил: – Надо подготовиться, и главное, надо знать: что брать? где брать? как и чем фотографировать? Если Бернар привезет такую технику для дела, я буду считать, что все серьезно, и пойду на это!

Надя внимательно смотрела на него, собираясь с мыслями, потом неожиданно заговорила, быстро и невнятно, словно остерегаясь чего-то:

– Понимаешь, там у нас на КБ все не просто, но я уже знаю, дежурных из ВОХРА знаю…

– Ну а совесть там, мораль, интересы Родины! – начал было Валера, но поперхнулся, увидев, как Надя зло сверкнула глазами.

– Иди ты куда подальше! Я не из тех патриотических идиоток, которые голой грудью, в рваной рубахе кидаются своею глупой, рабской жизнью на защиту родины. Мне эта жизнь уже вот здесь стоит! – она провела ребром ладони по своей шее.

Валера, ошеломленный таким взрывом, не знал, что сказать в ответ. До этого момента никогда не возникало подобного конфликта. Да и откуда этот конфликт мог возникнуть, если он восемь лет отсидел, а она жила без него. А вот как жила и как пришла к такому, было загадкой. Его не было рядом.

– Ладно! Я понял тебя. – Валера примирительно погладил ее по спине и спросил: – Тебе надо готовить для меня там, внутри, а я найду способ сделать все, что нужно. Найди подход к этим вертухаям, тех, кого можно купить. Обещай им не рубли, а золото в украшениях. Это хорошо работает! У меня много «рыжья» с моим другом. За это и сидел!

– Что-то ни разу от тебя не получала украшения!

– Я лучше куплю тебе, хотя знаю, что не любишь всякие там побрякушки! – Он помолчал и уточнил: – То, что лежит у нас, нельзя близкому человеку дарить. Беда будет! – Он помолчал, давая время осмыслить Наде, потом вдруг сказал, обращаясь больше к себе: – Надь, ты понимаешь, это как дурной сон у меня! Ну, то, что надо «обнести» КБ!

– Вот! – Надя подняла вверх указательный палец. – Чего тырить кошельки у теток на базаре, когда можно взять такой приз! Это же легенды про тебя будут слагать, да и сам самоутвердишься!

Валера засмеялся и притянул ее к себе. Этот уже более профессиональный разговор ему нравился, да и сама идея неожиданно стала ему в кайф. Надя выставила локти ему навстречу и серьезно спросила:

– Ну, и скажи мне для Вали и ее мужа свой статус. Кто ты? Это важно.

– Сейчас я «положенец от воров», почти «законник» или, как называют мусора, кандидат на «вора в законе». Возможно, скоро будут короновать, тогда буду «вор в полноте»! Это высшая категория.

– Так и напишу сестре. Она спрашивала. Валя так просто не будет интересоваться, понимаешь?

– Ни в коем случае! Никогда не пиши такое на бумаге, да и вслух старайся не произносить! Приедет, вот тогда можешь осторожно сказать.

Они встречались и обсуждали эту идею все оставшиеся два дня, пока Валера был в Крае. На прощание она сказала ему, что если вдруг напишет или позвонит и будет фраза «Луна ждет своих героев», он должен немедленно приехать, а так знакомство проведем в начале сентября.

– Будем страховаться от конторских! – сказала она так, что Валера слегка удивился.

– Откуда у тебя это? – спросил он ее.

– Что «это»? – переспросила она.

– Ну, так шифроваться. Что-то было у тебя такое, что ты так закрываешься?

Надя мрачно глянула на Валеру и кивнула головой. Помолчав, уверенно сказала:

– Эти черти везде, и надо все делать тихо и молча! Понял? Иначе нам хана! Меня просто не выпустят, а тебя прихватят где-нибудь по-тихому. Вот такие дела, «положенец»!

– Если бы ты знала, что мне больше надо прятаться от своих! Узнают, неправильно поймут, поставят на «правилу»! Я еще крестному ничего не говорил, но, надеюсь, что он сможет растолковать там, наверху, какой новый вариант игры предлагаю! – Он, помолчав, добавил: – Это только что у меня появилось! Фантастический расклад!

Надя пристально глядела на него, ожидая продолжения, но Валера молчал, весь уйдя в свои мысли. И по тому, как он полностью ушел куда-то, вот прямо-таки сейчас, в эту секунду, из этой комнаты, от нее, от всех реалий жизни, она поняла, что осталось в мыслях у него такое, о чем не может, не имеет права говорить этот самый близкий ей человек.



Август 1977 года. Москва. СССР. Шифротелеграмма из Франции, адресованная заместителю Председателя КГБ СССР В.А. Крючкову, поступила в первых числах августа обычным порядком в раскаленную небывалым зноем Москву. Текст короткого сообщения был прост и лаконичен:



Совершенно секретно. Особой важности

Экземпляр – единственный. Начальнику ПГУ КГБ СССР Генерал-полковнику Крючкову В. А.

Из достоверных источников поступила проверенная информация о подготовке двух агентов Особого Департамента SDECE для проведения мероприятий в СССР по решению Бюро Президента Франции и Совета по национальной обороне.

Приезд ожидается в начале сентября, в Краевой Центр под видом стажеров-аспирантов Сорбонны для подбора материалов в написании диссертации по теме русской и французской словесности.

Главной целью оперативной работы агентов является получение полной информации о разработке «КБхимпром» дальних СКР.

Резидент ПГУ КГБ СССР Н. Н. Четвериков

3 августа 1977 года.


Эта долгожданная шифрограмма о завершении подготовки и приезде в августе-сентябре в СССР оперативных сотрудников SDECE была в тот же день передана помощнику Андропова.

Несколько раз прочитав эти строчки, помощник представил себе, какая тонкая работа была проведена на глубине высших секретов SDECE неизвестным агентом структуры, который смог получить эти сведения. «Спасибо тебе, товарищ, за это предупреждение! Сейчас мы на коне, у нас есть твое подтверждение правильности нашей выбранной линии. Теперь в силу вступают правила оперативной игры, сшибка произойдет очень скоро. Полковник Каштан должна схватить их за глотку! Хотя почему за глотку? Да еще схватить! Вот же, черт возьми, мышление по инерции!» – Помощник, досадуя на себя за стереотип в своих мыслях, положил шифрограмму в папку и набрал номер телефона Сербина.

«Дело теперь за Сербиным, как имеющим большие полномочия для вступления в силу этой игры! Сейчас я упрежу его, а уж как решит первое лицо, так и будет. Что надо будет, то и сделаем!» – слушая гудки вызова, думал помощник.

– Приветствую вас, Иван Дмитриевич! – бодро начал он, хорошо понимая, что сейчас думает этот партийный начальник.

– Я также вас приветствую! – отозвался Сербин, внутренне сжимаясь от мысли, которая сразу же врезалась ему в мозг. – Давненько не слышал вас!

– Да все не было повода! И вот появился. Надо бы свидеться! – Он ждал, что скажет Иван Дмитриевич, потом добавил: – Хорошо бы прямо сейчас.

– Минутку, я только гляну свое расписание на сегодня. Так, этих я быстро пошлю подальше, этого я буду слушать, значит, вот, сразу же, как только пошлю их к эбеновой матери! Через полтора часа вас устроит?

– Отлично, товарищ Сербин! Буду у вас.

– Ага, ну не мне же переться к вам на Лубянку! Жду! – и повесил трубку. Помощник хотел конечно же вытащить Сербина на конспиративную квартиру, чтобы на своей территории не только получить необходимую санкцию на перевод операции в активную фазу, но и попытаться вытянуть его на разговор о том, какая будет ситуация для всех них после ее завершения. Как говорится, повод был! «Ладно, – решил про себя помощник, – и так смогу расколоть его, даже там, за святыми стенами ЦК! И не таких монстров приходилось ломать».

Он подготовил приказ о переводе Д. Г. Каштан в «действующий резерв» и прикомандировании в Высшую школу КГБ на чтение факультативного курса лекций для выпускников. Шифровка на имя посла об отзыве советника по экономике и научно-техническим вопросам Д. Г. Каштан поступила из МИД СССР на следующий день.



Август 1977 года. Париж. Москва. Дора Георгиевна получила сообщение о приглашении к послу СССР во Франции утром, перед сложным выходом в город на встречу с ценным «источником»[83 - Источники оперативной информации, все негласные силы и средства органов госбезопасности, с помощью которых они получают оперативную информацию. Источниками оперативной информации для оперативных подразделений органов КГБ могут быть: люди, которым известны сведения, интересующие органы КГБ (агенты, резиденты, доверенные лица), специальные службы КГБ (службы наружного наблюдения, ПК, оперативной техники, радиоконтрразведки); носители информации, попавшие в сферу оперативной деятельности органов КГБ: предметы внешнего мира и конкретные лица, хранящие следы тех или иных действий или событий, имеющих отношение к решению задач обеспечения государственной безопасности, а также сами внешние проявления таких действий или событий.] из профсоюза работников электронной промышленности.

Эта особая операция сопровождалась, как обычно, несколькими ложными пешими выходами и выездами на автомобилях офицеров резидентуры. Наконец в большей мере сбросив основную часть сотрудников весьма эффективной французской контрразведки и их службы наружного наблюдения, настал черед выхода Доры Георгиевны с группой офицеров прикрытия и контрнаблюдения. Мероприятия по «зачистке» прошли за три часа до встречи, и была подготовлена безопасная схема работы с агентом.

Работа с «источником», Люсьеном Рабью, секретарем председателя Национальной федерации работников электронной промышленности, проходила в небольшом, скромном ресторанчике и развивалась именно в том русле, как Каштан и запланировала. Почти год, как она начала работать с этим профсоюзным боссом, который готовил и передавал серьезные материалы, инспектируя работу предприятий отрасли страны, где и получал исключительно важную информацию.

– Люсьен, все чрезвычайно интересно, но меня продолжает интересовать филиал концерна Zenith Aviation на Лазурном Берегу. Неужели никакой информации?

– У них нет профсоюзной организации, и у меня нет повода побывать там. Они наглухо закрыты, очень высокая оплата труда и вместе с тем у них железная дисциплина, как в армии вермахта! Он же эльзасец, их главный разработчик! Бывший офицер вермахта! Инженерные войска.

– Вот как! И откуда эти сведения? – безразлично спросила Дора Георгиевна. Ответ Люсьена попал в самую точку ее интереса.

– Я скажу чуть позже. Дора, – профсоюзный босс изменил тон разговора, и она поняла, что сейчас Люсьен будет снова переводить их деловое общение в другое русло, как он уже делал это не раз, – мне все же хотелось бы пригласить вас в любой из вечеров на ужин, чтобы мы могли не спеша провести время. Я мечтаю об этом! Вы же наверняка догадываетесь о моих чувствах к вам! А вы только используете меня и мою привязанность к вам.

– Ну, уж не только это, о чем вы сказали, есть и хорошая оплата ваших усилий, а больше вашего отношения ко мне я ценю ваше отношение к моей стране.

– Мой отец сражался в рядах Сопротивления, потом работал в DST. Находил коллаборационистов и карал их, он был коммунистом и верил в светлые идеалы, ну, вы же знаете!

Каштан знала. Она разрабатывала Люсьена несколько месяцев, серьезно готовясь, изучая биографию профсоюзного лидера, круг знакомых и приятелей, его увлечения и финансовое положение. В публичной библиотеке она раскопала старые газетные материалы, которые особенно заинтересовали Каштан. Было о чем поразмыслить над информацией здесь и полученной дополнительно по ее запросу из Центра.

Это был удивительный человек, отнюдь не коммунист, не социалист, без явных левых взглядов, однако на деле он стоил двух десятков ее завербованных, бесполезных, болтливых членов французской компартии. Люсь ен работал глубоко и безукоризненно, она сама иногда не верила в те материалы, которые он привозил ей, и она, чертыхаясь, писала в отчетах «из достоверных данных от источника в неправительственных структурах», хотя такую информацию никогда в жизни не получишь в тех самых правительственных структурах.

– Люсьен, вы обещали сообщить мне о филиале.

– Да, информация неофициальная. Туда перешел работать мой старый знакомый из «Общества исследования баллистических ракет», которого я случайно встретил здесь, в Париже.

Дора Георгиевна осторожно перебила его вопросом:

– А вы уверены, что это была случайная встреча?

Профсоюзный босс понимающе улыбнулся, уверенно полез в карман и достал использованный билет в оперу.

– Вот там мы и столкнулись. Билет я купил за двадцать минут до спектакля. В курительной комнате я его заметил, а не он меня нашел. Мы провели вместе остаток вечера. Я терпел его нудность, помня, что вам, Дора, будет интересно. Он приезжал в Париж для получения последних результатов, как он заявил, в расчетно-аналитический центр концерна. И эти выкладки у меня есть, правда, они не вполне читаемы.

– Вы не шутите? Как удалось получить? – Дора Георгиевна не верила своим ушам.

Люсьен улыбнулся своей обворожительной улыбкой, которая начисто снимала все подозрения и неуверенность.

– Очень даже просто. Мы договорились встретиться с ним перед отъездом. Он мне утром позвонил в Объединенный профсоюз, сказал, что закончил работу и сегодня вечером уезжает. Мы засели в ресторанчике около вокзала, и мой знакомый сильно надрался, болтал об окончании серьезной работы. Потом расстегнул свой туго набитый портфель и вытащил бумаги. Одну папку он пренебрежительно отодвинул, сказав, что там неясная печать, а вторую показал мне. Сказал, что теперь крышка всем, их крылатые ракеты пролетят везде и попадут всегда точно в цель. Ну, а когда стал снова укладывать, то в портфель уже не помещалось. Вот тут-то я и предложил уничтожить второй экземпляр с неясной печатью.

– И он что, согласился? Это же сверхсекретный материал!

– Он просто махнул рукой и сказал, что их руководитель, его старый друг из «Общества исследования баллистических ракет», который и добился его перевода туда, как он сказал, гениальный немец, сотворит еще не то!

– И что?! – так и не вполне понимая, а еще более не веря, переспросила полковник Каштан.

– Рассчитались, он подхватил портфель, мне сунул в руки второй экземпляр с настойчивым требованием уничтожить. Он уже был сильно пьян. Я его проводил на вокзал, так он мне еще из окна делал знаки, как уничтожить этот экземпляр. Это было смешно!

– И что, этот экземпляр у вас?

– Да, мадам, у меня. А теперь будет у вас! – с этими словами он приоткрыл дипломат, и Каштан увидела пачку бумаг.

– Бывает же такое! – Дора Георгиевна так и не могла поверить до конца, – это что-то невероятное! Когда это было?

– Уже прошла неделя, как бумаги у меня. Я еще было думал, что он мне позвонит по телефону и спросит про эту копию. – Люсьен остановился, оценивая момент. – Ну он и позвонил, только ни слова не сказал об экземпляре, словно ничего и не было!

– Люсьен, это невозможное дело! Вы сделали для меня такой подарок, и мы его оценим по заслугам!

– Да бросьте, это действительно подарок. Но имейте в виду, личность этого немца на Лазурном Берегу строго засекречена. Даже я, сколько видел разных фирм и обществ, но такой конспирации не встречал никогда и нигде.

Каштан не ошиблась в своих подозрениях, получив в руки материалы такой ценности. Она не знала и только через полгода, по косвенным данным, как ни странно, в глубине СССР, в Краевом центре, смогла увидеть истинную картину случившегося с ней и ее агентом, поняв то немногое, что смогла ей сказать Николь Хассманн, дочь того самого, сверхзасекреченного разработчика ракет во Франции.

А пока Дора Георгиевна вернулась после встречи с «источником» в резидентуру и приступила к сдаче полученных материалов от «источника». Два раза стукнув в дверь технического отдела, появившийся дежурный буркнул:

– Дора, тут срочный вызов по телефону.

Дора Георгиевна взяла трубку и услышала голос помощницы посла:

– Товарищ Каштан, Степан Васильевич продолжает ожидать вас, прошу прибыть незамедлительно.

– Да, хорошо, Виктория Эммануиловна, я уже почти закончила дела и уже выдвигаюсь. – Каштан хмыкнула про себя, произнеся это армейское словечко в нежные ушки Виктории. До сих пор Каштан терялась в догадках, откуда раскопали эту даму в приемную.

Она повернулась к эксперту, улыбнулась, пожала плечами, расписалась о сдаче материалов от источника в журнале и вышла.

Посол любезно пригласил ее присесть, коротко глянул на Каштан и сказал:

– Сегодня ночью поступила телеграмма с пометкой «Срочно, особой важности». Пришла на мое имя из МИДа, – он поднял палец, – о вашем досрочном отзыве в Москву. Инициатор, скорее всего, наши «ближние соседи»[84 - Так в советские времена называли КГБ, в то время как ГРУ именовалось соседями «дальними».]. Не могу понять, отчего они сделали такой обходной маневр, через МИД? – Он помолчал, давая осмыслить сказанное, и деловито добавил: – Два дня на подготовку и сборы, а потом вылетаете в Москву. Там вас встретят. Подробностей не знаю. Да и не хочу знать!

Дора Георгиевна Каштан немного подождала, помолчав, но далее ничего не последовало. Она вышла из кабинета и вернулась в помещение резидентуры здания посольства. Прошла контрольный осмотр в «предбаннике» и двинулась по коридору к двери кабинета резидента[85 - Тайный представитель разведки в каком-нибудь районе иностранного государства.] Николая Четверикова. Постучала и, услышав разрешение, вошла.

– Здравия желаю, Николай Николаевич! Уже знаете? – спросила она, по лицу определив, что тот уже в курсе ее отзыва.

– Да, посол проинформировал меня, хотя там стояло «на его усмотрение», а смотрит он глубоко и мудро. Вот меня и поставили в известность! – резидент, как принято, говорил только ту часть информации, которую можно было сказать. Он не сказал, что чуть позже получил шифротелеграмму, где ему предлагалось отправить отчет о работе трех сотрудников, с детальным списком проведенных операций, полученных сведений и источников получения.

Он знал о телеграмме послу, поэтому хорошо понимал, что из трех человек в Центре интересовались только Каштан, но в подробной информационной справке в Центр резидент КГБ в Париже полковник Николай Четвериков после систематизации их отчетов, как и затребовали наверху, отправил с полным анализом на всех трех за последние полгода.

Даже маршал Лаврентий Берия в ВЧК-ОГПУ не мог писать документы полностью. Инструкция обязывала пропускать информационно-ключевые слова, и вписывал их от руки в распечатанный документ с пропусками. В парижской резидентуре КГБ не отходили от протокола ВЧК-ОГПУ, текст содержал пропуски везде, где стояли конкретные имена, фамилии, адреса, даты, названия, и Четвериков заполнял все пробелы вручную. Оперсотрудник иных линий КГБ отснял документ, первый негатив проявил, а второй экземпляр непроявленных негативов ушел ближайшей дипломатической почтой с дипкурьером в Москву, в Ясенево, где его проявили, распечатали в одном экземпляре и положили на стол зампреда КГБ, начальника ПГУ генерал-полковника Крючкова.

Владимир Александрович, с сожалением отложив в сторону только что полученную афишу театров Москвы, прочитал присланные отчеты, два отодвинул, а информацию о работе полковника Д. Г. Каштан с пометкой «Передать помощнику Ю. В.» вручил дежурному офицеру связи. К концу дня справка из дома № 2, на пл. Дзержинского, поступила в ЦК КПСС, к Сербину, который и затребовал ее от помощника.

– Дайте мне отчеты ее работы там, в Париже, чтобы я мог поставить окончательную точку! – как-то сказал он, во время короткой встрече по обмену информацией, проходившей каждую неделю.

– Иван Дмитриевич, – мгновенно отреагировал помощник, – ну, не можем мы передавать данные по оперативной работе, даже в Инстанцию!

– Можете! – весело откликнулся Сербин. – Еще как сможете! С песнями принесете, если я так захочу. Поняли меня?!

Помощник понял, потому что знал, кто такой Сербин и его возможности, поэтому лично встретился с Крючковым, принеся ему несколько старых программок из московских театров, чем сильно обрадовал начальника ПГУ, как театрала, и, не вдаваясь в детали, попросил выдать за полгода все оперативные разработки полковника Д.Г. Каштан, что и было сделано.



Дора Георгиевна помолчала, как в кабинете посла, ожидая продолжения от резидента, затем, словно не понимая цели такого отзыва, спросила:

– Это что, на ковер к руководству или орден дают? А как быть с текущими делами? У меня большая оперативная работа, я продвинулась с новым контактом, в развитии…

– Товарищ Каштан, вам известно больше по этому вопросу, а я не имею понятия, в какой вы теперь будете номенклатуре. Давайте отставим эти гадания, а вы просто будете готовиться к вылету. – Он встал и прошелся по кабинету. – Да, готовьтесь к вылету. – Резидент немного подумал и, тщательно подбирая слова, продолжил: – Надеюсь, что для Москвы ваш вызов будет положительным. Вот только с кем я останусь работать?! Сами знаете, какие кадры прибывают ко мне за последние годы. Наш корпус здесь, во Франции, самый большой, почти две сотни человек, и четверть из них эти самые. Вы уедете, как я предчувствую, надолго, а что буду делать я? Мне новый день дается с трудом, каждое утро мне надо придумывать для них хоть какие-то безопасные для нашего дела не задания, а элементарные занятия. И чем дальше, тем хуже, – он помолчал, – все на этом. Удачи!

Он желал ей удачи вполне искренне, и, конечно, он хотел бы знать точную причину такого внезапного вызова. Сказав фразу, что Каштан лучше его знает причину, Четвериков, к сожалению, мог только догадываться, полагаясь на слухи и обрывочные данные, которые возникли после первого вызова в феврале. Этот февральский вызов так сильно привлек его внимание, потому что из-за него он попал в вилку, когда на следующий день после срочного вылета Каштан поинтересовался, как сильно и надолго задействован его сотрудник в консультациях ТПП[86 - Торгово-промышленная палата.]. Тогда, после этого запроса, он получил резкий и вполне понятный иносказательный ответ, чтобы не совал свой нос туда, куда не следует. Николай Николаевич оставил этот превышающий субординацию отклик на его служебный запрос и не стал выяснять причину такого хамского отлупа его, уважаемого человека. Совершенно ясно было, что он лишний в какой-то игре, куда пригласили его помощника, а ему даже не сообщили. С того момента он и стал собирать любую информацию, которая касалась Каштан. И немного прояснил для себя только тот факт, что Дора Георгиевна заинтересовала Инстанцию и ей сделали предложение, от которого она отказалась.

Такого на памяти полковника Четверикова не было, чтобы прокатить предложение Инстанции, каким бы оно не было. Больше ничего интересного не проходило, да и та самая информация об отношениях Каштан с Инстанцией, по мнению Николая Николаевича, была мало достоверной, а носила явно преувеличенный характер. Теперь, когда ее отзывали из долгосрочной зарубежной командировки, на самом, казалось, взлете карьеры, нужно было быть круглым дураком или сомневающимся идиотом, чтобы определить, откуда дует ветер.

Он понимал, что потеря руководителя направления «Т» скажется на работе по сбору наиболее ценной информации, план по задачам не будет выполнен, и надо будет искать достойную замену, чтобы иметь хоть какую-то перспективу на выполнения заданий Центра.

В середине лета 1977 года легальному резиденту КГБ в Париже полковнику Четверикову нужно было решать, кем заменить Дору Георгиевну Каштан, самого успешного и продуктивного оперативного работника структуры «Т». В силах и средствах у резидента вопросов не было, а вот в человеческом ресурсе проблема вылезала, и найти достойную замену было практически неосуществимо в кратчайшие сроки.



Август 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. Дора Георгиевна прилетела рейсом «Аэрофлота» Париж – Москва. В стороне от трапа стояли черная «Волга» и двое мужчин. Каштан сразу же поняла, что ее встречают не коллеги из ПГУ и даже не «девятка», а мощная оперативная группа кремлевской охраны, «серые шляпы», как их называли в узком кругу. Посадив в машину Каштан между двумя непроницаемыми охранниками, они помчались в сторону Москвы, проехали Лубянку и свернули на Старую площадь к зданию аппарата ЦК КПСС.

Теперь она знала, что в этот раз, в этот приезд в Москву, все будет обстоять иначе. Дору Георгиевну просто выдернули из Парижа, даже не поставив в известность ее прямое руководство в КГБ СССР, о чем свидетельствовали разговор с резидентом накануне вылета и это «прикрытие» кремлевской охраны.

Старший из сопровождения обернулся к ней и сказал, глядя одновременно на нее и в бесконечность, как это мастерски могли делать «серошляпники»:

– Вас уже ждут. Иван Дмитриевич Сербин, «Иван Грозный», начальник отдела оборонной промышленности ЦК КПСС. Мы будем здесь, Дора Георгиевна. – У него не было и тени, даже намека на тень улыбки.

Она зашла в подъезд, там к ней подошел тот же полноватый аппаратчик с кожаной папкой в руке, правда, теперь он уже не улыбался, а слегка, как показалось ей, укоризненно посматривал на нее.

В кабинете, куда ее без промедления провели, Каштан подошла к длинному столу, за которым сидел Сербин. Он показал ей рукой на стул напротив и придвинул ей папку.

– С приездом, Дора Георгиевна! Начинаем, как вы у себя проговариваете, оперативные действия. Вот здесь лежит бумага, которую вам надо подписать. Ознакомьтесь!

Каштан открыла папку и увидела на бланке КГБ СССР приказ о назначении ее, с приданием чрезвычайных полномочий, руководителем и главным исполнителем строго конфиденциальной операции «Тор». Приказ был с пометками «Экземпляр один» и «Строго секретно». Она расписалась против своей фамилии, достала из сумочки фотоаппарат «Минокс», сделала снимок и закрыла папку.

– Это что? Что такое? – опешил от неожиданности Сербин.

– Моя страховка, если попала в мясорубку! Будет другая, тогда уничтожу эту! – деловито сообщила Каштан и положила в сумочку аппарат. Иван Дмитриевич, что-то бормоча про себя и одобрительно посматривая на нее, забрал папку с документом.

– Теперь к делу! – Сербин остановил взгляд на Доре Георгиевне. Повисла томительная пауза.

– Мы с вами, товарищ полковник, в прошлую нашу встречу наметили основные, скажем, узловые моменты всей этой вашей катавасии. Теперь вы отправляетесь в Краевой центр и начинаете работать там.

Он остановился, как бы прислушиваясь к своим словам, потом продолжил тем же тоном, но уже более начальственно.

– Группа офицеров, прикомандированных к вам, уже вылетела из Парижа и подъедет в Краевой центр позже, когда вы там все подготовите для них. Там на месте обращайтесь только к секретарю крайкома по промышленности и оборонным объектам. Он, в меру своих полномочий, обязан предоставить все условия для работы. Пусть занимается только тем кругом, которым мы его ограничили. Собственно, на месте будет ясно, как будете все это использовать. Связь по «секретке»[87 - Система связи в защищенном от прослушивания или снятия информации режиме.] ЦК партии через Крайком КПСС, ими инструкции уже получены. Эта вынужденная мера, но необходимая на этот период. До встречи! – Сербин встал и протянул ей руку: – Когда мы получим полное представление обо всем, у вас будут новые инструкции, а пока будете изучать, входить в контакт с местными товарищами. У вас еще встреча с помощником Юрия Владимировича, он даст последние инструкции. Ну, до свидания, товарищ Каштан!

Провожая ее взглядом, потянулся к звякнувшему телефону ВЧ, поднял трубку, долго слушал, потом ответил:

– Не думаю, Яков Петрович, что произойдет так быстро. Делаю, что возможно. – Он повесил трубку. Потом набрал номер помощника Председателя КГБ СССР:

– Я это. Только что позвонил Рябов. Волнуется. Да все то же самое, все одно и то же. Если ваш человек проведет все, как надо, может быть, и сделаем это. Да, мы только что встретились, поговорили. У меня хорошие впечатления, возможно, она – это тот человек, на которого можно положиться. Она хочет знать все до конца. Да, она знает. Постарайтесь правильно подготовить ее. Она еще теряется в догадках. – На этой фразе он замолчал и долго слушал помощника, потом встрепенулся и ответил: – Ближе к вечеру, при встрече, как договорились.

И. Д. Сербин встал, подошел к окну, постоял, потом вернулся к столу, положил папку в сейф и вышел, закрыв дверь ключом с красной биркой.

Вечером этого дня, после встречи на конспиративной квартире с помощником Председателя КГБ СССР, где были даны последние инструкции, которые не очень-то и удивили ее, Дора Георгиевна по распоряжению помощника выехала на две недели в санаторий: «Пройдете проверку вашего физического и психологического состояния. Затем подлечитесь, если что! А если ничего не надо, просто отдохнете!»

Вернувшись с юга, Каштан, как положено, доложилась помощнику, что абсолютно здорова и две недели мучилась от безделья, на что тот не среагировал, а вдумчиво и серьезно посоветовал хотя бы иногда выбрасывать все из головы и просто отдыхать, ни о чем таком не думая.

– В нашей работе слишком велики риски! Быть постоянно в стрессовом состоянии, это какой надо иметь организм! А вы все же женщина. Ладно, справку о вашем состоянии я положу в дело, а вы готовьтесь выехать в Краевой центр завтра. О вашем прибытии и полномочиях мы проинформируем Краевое УКГБ тоже завтра.

На следующий день, перебирая в памяти детали этого уже не странного и не похожего ни на что задания «верхов», она села в поезд и отправилась в путь. Будь что будет! Она завязла по горло в этом деле и не видела для себя ни малейшей возможности вырваться из этой государственной авантюры, где должна была играть главную роль.




Часть вторая

Сентябрь – октябрь 1977 года





Глава 1. Управление Краевого КГБ / Краевой комитет КПСС / Университет / Москва. Посольство Франции в СССР. Культурный центр / Конспиративная квартира SDECE / Москва. Конспиративная квартира КГБ / Ученик «фарцовщика» / Задача


Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. УКГБ. Оперативное совещание в кабинете Председателя Краевого УКГБ[88 - Управление КГБ (по области, краю, автономному округу).] завершалось, когда дверь тихо приоткрылась, и внутрь проскользнул дежурный лейтенант из приемной с красной папкой в руке. Полковник Павел Семенович Быстров хорошо знал, что все экстренное или чрезвычайное всегда было в ней, а увидев, как напряглось лицо у генерала, когда тот открыл ее и начал читать, понял, что-то случилось.

– Так, товарищи! – генерал поднял голову, захлопнул принесенную дежурным папку. – Сегодня давайте-ка на этом закончим, главные вопросы подняли и отработали. Все ясно? Тогда все могут быть свободны. Павел Семенович! – он остановил взгляд на Быстрове. – Задержитесь, пожалуйста!

Быстров пересел к большому письменному столу, когда все вышли, провел ладонью по голове от затылка ко лбу и, весь во внимании, застыл, ожидая.

Председатель Краевого УКГБ, генерал-майор, невысокого роста, поджарый, не то чтобы худой, а можно было с уверенностью сказать, даже тощий, мало походил на высокопоставленного офицера. Слегка сгорбленный, с узким длинным лицом, совершенно белого цвета. Впалые щеки, оцепенело торчащий вперед крупный нос, бесцветные узкие губы и короткие седые, почти белые волосы резко контрастировали с черными, не тронутыми сединой, бровями, а под ними, в глазницах, ярко полыхали острые, колючие, живые глаза.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vladimir-burbeluk/balans-igry-kontrrazvedyvatelnyy-roman-kniga-1-russkiy-m/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Леворадикальная террористическая организация, основанная в 1968 году Андреасом Баадером, Гудрун Энслин, Хорстом Малером, Ульрикой Майнхоф. Организована по образцу южноамериканских партизанских групп. Ее участники рассматривали свою деятельность как городскую партизанскую войну, направленную против государственного аппарата и класса буржуазии.




2


Наружное наблюдение (НН) – негласное наблюдение за поведением и действиями разрабатываемых и других интересующих органы госбезопасности лиц во время их нахождения на улице, в общественных местах или при передвижении на транспорте, осуществляемое силами разведчиков службы наружного наблюдения органов КГБ по заданию оперативных подразделений.




3


Объект наружного наблюдения – лицо, за которым по заданию оперативного отдела ведется наружное наблюдение. Объектами наружного наблюдения обычно являются лица, разрабатываемые или проверяемые органами КГБ в связи с поступлением данных об их враждебной деятельности.




4


Специальный термин в наружке, означает наблюдение за объектом слежки.




5


Оперативное подразделение или руководитель оперативной группы? по постановлению которых дается команда на наружное наблюдение.




6


Скрытое наблюдение (наружное наблюдение, сленг. – слежка, наружка, хвост) – комплекс мероприятий, которые проводят оперативные службы в рамках оперативно-разыскной деятельности по скрытому, негласному либо зашифрованному визуальному наблюдению за лицом, представляющим оперативный интерес, в целях получения о нем и его образе жизни максимально полной информации. В СССР служба наружного наблюдения имелась у органов государственной безопасности (с 1954 г. 7-е управление КГБ).




7


Специальный термин в наружке, определяет объект слежки.




8


Начало проведения оперативной работы, которое фиксируется документально.




9


Объект наружного наблюдения, лицо, неожиданно вступающее во взаимоотношения с объектами наружного наблюдения.




10


Байкало-Амурская магистраль, Всесоюзная комсомольская стройка. Железная дорога, которая должна была соединить г. Тайшет на Транссибе с г. Комсомольском-на-Амуре. Исполинская «кровавая» стройка, которая до сих пор ассоциируется с улыбчивыми молодыми романтиками, не боявшимися трудностей. Подсчитано: БАМ 1 метр – 1 человеческая жизнь!




11


Сотрудник органов госбезопасности, негласный сотрудник негласного штата, принадлежность которого к органам государственной безопасности зашифровывается перед окружающими людьми, так как его оперативная деятельность связана с выполнением специальных мероприятий, требующих строгой конспирации. В негласном штате состоит большинство сотрудников службы наружного наблюдения, оперативно-технических и некоторых других подразделений КГБ.




12


Оперативные документы, в которых изложены результаты наружного наблюдения за один день или за весь срок наблюдения за объектом. Материалы наружного наблюдения включают в себя сводки о результатах наблюдения, установки связей наблюдаемого, выписки из домовых книг, об адресах, посещенных объектом, кинофотодокументы и различные справки.




13


Рассчитывается на определенную среднюю скорость; между рядом светофоров устанавливается связь, обеспечивающая включение зеленых сигналов к моментам подхода компактных групп транспортных средств. На всех перекрестках магистрали, скоординированных по принципу «зеленая волна», задается один и тот же цикл, как правило, в пределах 45–80 с. Зеленый свет по направлению координируемой магистрали на разных перекрестках включается не одновременно, а с заранее определенным сдвигом. Это позволяет применять «зеленую волну» при любых расстояниях между перекрестками.




14


Девятое управление КГБ СССР – охрана руководителей ЦК КПСС и Правительства СССР (создано 18 марта 1954 года). В состав главка входили: Управление коменданта Московского Кремля (с 18 марта 1954 года по 25 июня 1959 года – Десятое управление КГБ); Комендатура по охране зданий ЦК КПСС.




15


39-й президент США (1977–1981) от Демократической партии.




16


ОСВ – Договор об ограничении стратегических вооружений.




17


8 января 1977 года в Москве была осуществлена серия террористических актов. Первая бомба взорвалась в 17:33 в вагоне Московского метро на перегоне между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Второй взрыв прогремел в 18:05 в торговом зале продуктового магазина № 15 на улице Дзержинского (ныне Большая Лубянка), неподалеку от зданий КГБ СССР. Третья бомба взорвалась в 18:10 у продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (ныне Никольская). В результате погибли 7 человек (все – при первом взрыве в метро), 37 были ранены.




18


Стратегическая крылатая ракета большой дальности полета, со сверхзвуковой скоростью, оснащенная «интеллектом», автономным управляющим полетом и наведением на цель.




19


Советский государственный деятель, первый заместитель Председателя КГБ СССР (1967–1982), генерал армии. Цвигун, так же как К. У. Черненко и С. П. Трапезников, работал в Молдавской ССР одновременно с Брежневым. По мнению известного исследователя советской номенклатуры М. С. Восленского, именно этим обстоятельством объясняется его назначение на высокий пост в руководстве КГБ СССР с приходом Брежнева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. По утверждению Леонида Млечина, супруга Цвигуна являлась любовницей Брежнева.




20


Из отечественных автомобилей Брежнев предпочитал ЗИЛы и «Чайки», причем нередко сам садился за руль этих величественных правительственных членовозов. Самую первую машину ГАЗ-14, вишневого цвета, собрали (ручная сборка на Горьковском автомобильном заводе) в качестве «трудового подарка» еще в конце 1976 года, по случаю дня рождения Л. И. Брежнева (отмечался 19 декабря).




21


Межконтинентальная баллистическая ракета.




22


Противоракетная оборона.




23


Военно-морской флот.




24


Радиолокационные станции дальнего обнаружения для второй системы противоракетной обороны «Заслон».




25


Единица промышленной продукции, количество которой может исчисляться в штуках или экземплярах; во множественном числе словом «изделия» называют производимую продукцию или специальные виды продукции оборонной промышленности либо кустарного производства, отдельных мастеров.




26


Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.




27


Первое Главное управление (КГБ СССР), ответственное за внешнюю разведку, потому как в СССР, единственной стране в мире, была и внутренняя разведка.




28


Федеративная Республика Германии.




29


Межконтинентальная баллистическая ракета. Ракеты этого типа являются самыми мощными из всех межконтинентальных баллистических ракет.




30


Служба внешней документации и контрразведки (фр. Service de documentation exterieure et de contre-espionnage, SDECE) – внешняя разведка Франции с 1946 по 1982 год.




31


Семейство многоцелевых высокоточных дозвуковых крылатых ракет большой дальности стратегического и тактического назначения подводного, надводного, сухопутного и воздушного базирования.




32


Советский подвижный грунтовый ракетный комплекс (ПГРК, по классификации МО США и НАТО SS-20 mod. 1 Saber, рус. Сабля) с твердотопливной двухступенчатой баллистической ракетой средней дальности.




33


Условное название специализации агента экономического направления, делающего поставки продукции и технологий в обход экспортного контроля, прогоняя через другие страны-шлюзы.




34


Координационный комитет по экспортному контролю (англ. Coordinating Committee for Multilateral Export Controls, CoCom).




35


Орган внутренней разведки и одновременно федеральная правоохранительная структура Соединенных Штатов (англ. Federal Bureau of Investigation, FBI, ФБР).




36


Упрощенное название Краснознаменного института имени Ю. В. Андропова КГБ СССР. Находится в подчинении Первого Главного управления.




37


Советская опытная самоходная артиллерийская установка особой мощности.




38


Советская самоходная 420-миллиметровая минометная установка.




39


Советская жидкостная одноступенчатая баллистическая ракета средней дальности (БРСД) наземного базирования (англ. SS-3 Shyster).




40


Положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции. Однако сам смысл понятия «цугцванг» в шахматах значительно шире. Разговор идет о таких позициях, в которых любой ход, который делает игрок, приведет к ухудшению положения. Перефразировав, можно сказать, что цугцванг в шахматах – это принуждение к ходу, который вызывает ухудшение позиции. Термин «цугцванг» был официально принят в 90-х годах XIX века, но им пользовались очень давно (нем. Zugzwang «принуждение к ходу»).




41


Атомные подводные лодки (крейсера) с крылатыми ракетами.




42


Высокочастотная телефонная правительственная связь, спецсвязь, телефон с гербом (еще название «вертушка»).




43


США, Соединенные Штаты Америки.




44


Второе Главное управление (КГБ СССР), контрразведка.




45


Оперативный жаргон, называющий ЦК КПСС в обращении внутри и между спецслужбами СССР.




46


Сленговое название запрещенной в СССР подпольной покупки/перепродажи (спекуляции) труднодоступных или недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных импортных товаров. Подавляющим большинством предметами предложения и спроса фарцовки выступали одежда и аксессуары. Также популярными были звуконосители (виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины), косметика, предметы быта, книги и т. д. Лица, занимающиеся фарцовкой, назывались фарцовщиками (самоназвания: «утюг», «бомбила/о», «фарца», «фарец», «маклак», «деловар», «штальман»). Фарцовщиками были в основном молодые люди (студенты), а также лица, по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами: гиды, переводчики, таксисты, проститутки и т. д. Предметы фарцовки или само явление вообще называлось «фарца». Подавляющим большинством покупателей на рынке сбыта товара, добытого фарцовщиками (в 50–60-е годы), были т. н. стиляги. Позже, в 1970–1980-е годы, все, кто имел деньги и желал оригинально одеться, приобрести импортный ширпотреб или технику, книги или импортные музыкальные записи, прибегали к услугам фарцовщиков. В эти годы сменились и источники фарцовки, и само понятие приобрело более широкое значение. Теперь основное занятие большинства из тех, кого называли фарцовщиками, заключалось в покупке через знакомых, имеющих блат или возможность выезжать за рубеж, дефицитных товаров и пищевых продуктов.




47


Линия прямой связи между президентом США и руководством СССР. Была создана в 1963 году после Карибского кризиса для экстренной связи между соперничающими в ходе холодной войны двумя потенциально опасными державами тех времен, СССР и США. Во время Карибского кризиса американцам понадобилось целых 12 часов на дешифровку послания Н. Хрущева – Дж. Кеннеди из 3000 слов. В связи с этим 20 июня 1963 года в Женеве был подписан меморандум о взаимопонимании, предусматривающий создание прямой линии связи между руководителями сверхдержав.




48


В настоящее время станция метро «Сухаревская».




49


Офицер действующего резерва (с 1998 года применяют термин АПС – аппарат прикомандированных сотрудников).




50


«DEC'. The VAX-11 / 780, code-named «Star».




51


Формальный язык, предназначенный для записи компьютерных программ. Язык программирования определяет набор лексических, синтаксических и семантических правил, определяющих внешний вид программы и действия, которые выполнит исполнитель (обычно ЭВМ) под ее управлением.




52


Главное управление по делам литературы и издательств, орган государственного управления, осуществлявший цензуру печатных произведений и защиту государственных секретов в средствах массовой информации.




53


Оперативный сотрудник «легальной» резидентуры в ДЗК (длительная заграничная командировка) в развитой стране западного мира, работающий «в поле» по линии научно-технической разведки («Икс», «X») или внешней контрразведки («КР»), или оперативный сотрудник действующего резерва КГБ «под крышей» в учреждении в СССР на подготовке к ДЗК по этой линии.




54


Отношение абсолютной величины линейного ускорения, вызванного негравитационными силами, к ускорению свободного падения на поверхности Земли. Будучи отношением двух сил, перегрузка является безразмерной величиной, однако часто перегрузка указывается в единицах ускорения свободного падения g.




55


Внедрение агента органов государственной безопасности – способ агентурного проникновения в разведывательные и иные специальные службы противника, их агентурную сеть, в зарубежные антисоветские организации, а также в антисоветские группы внутри страны и в среду разрабатываемых лиц. Суть внедрения состоит в том, что агент по заданию органов КГБ становится сотрудником (агентом) разведки противника, участником зарубежной антисоветской организации, антисоветской группы внутри страны или близкой связью разрабатываемого. Достигается это тем, что органы КГБ совместно с агентом создают условия, позволяющие ему вступить в контакт с сотрудниками (агентами) капиталистической разведки, участниками зарубежной антисоветской организации и т. д. непосредственно или через их связи, по рекомендации последних. Затем, развивая сложившиеся отношения, агент завоевывает доверие противника, приобретает в лагере врага положение, которое обеспечивает ему доступ к скрытым источникам информации, позволяет выявлять некоторые тайны и замыслы противника, оказывать на него выгодное органам КГБ влияние. Обстоятельством, облегчающим осуществление внедрения агентов, является стремление противника расширить свои разведывательные возможности, стягивать в сферу подрывной деятельности новых лиц, приобретать агентуру для работы против СССР и других социалистических стран, стремление антисоветских центров и групп расширять свой состав путем привлечения новых членов. Для успешного проведения мероприятий по внедрению необходимо знать контингент, из которого противник комплектует штаты своих специальных служб, принципы, в соответствии с которыми происходят набор сотрудников и вербовка агентов, круг лиц, на который ориентируются зарубежные антисоветские организации и антисоветские элементы внутри страны. Разновидностями внедрения агентов являются ввод агента и подстава агента.




56


Художественный институт им. В. И. Сурикова.




57


Специально подготовленные разведкой или контрразведкой внешне правдоподобные сведения, предназначенные для введения противника в заблуждение. Легенда широко применяется в разведывательной и контрразведывательной деятельности, особенно для маскировки разведчиков и агентов и их действий при выполнении заданий, а также для зашифровки оборонных объектов. Агенты и разведчики, засылаемые в разведываемую страну, обычно снабжаются легендой прикрытия, называемой также защитной легендой, легендой-биографией. Этой легендой они пользуются, чтобы объяснить обстоятельства и цели прибытия в страну, причины нахождения в определенном районе, мотивы тех или иных поступков и т. д. и тем самым скрыть принадлежность к разведке и оправдать свои разведывательные действия. Иногда агент или разведчик снабжается не одной, а несколькими легендами или различными вариантами одной и той же легенды. Сотрудники контрразведки часто пользуются легендой при вступлении в контакт с иностранцами, при вводе агентов в разработку или выводе из нее, при зашифровке особо важных объектов, при ведении оперативных игр с противником и т. п. Легенда может быть основной и запасной. На основную легенду оперативный работник (агент) опирается при выполнении заданий, a запасную, иногда называемую «легендой в легенде», использует в случае раскрытия основной легенды и при других чрезвычайных обстоятельствах. Закрепление легенды, то есть подтверждение ее правдоподобности, достигается путем включения в нее правдивых сведений, снабжения агента или разведчика соответствующими документами и предметами экипировки, а также посредством специально проводимых дезинформационных мероприятий, преследующих цель довести до сведения противника данные, которые бы подтверждали легенду. Уязвимость легендой, то есть объективная возможность ее раскрытия в процессе проверки, зависит от наличия в ней вымышленных сведений, противоречащих истинному положению вещей, ее «отставания» от действительности (из-за невозможности при насыщении легенды правдивыми сведениями учесть все изменения обстановки), а так же от ошибок, допущенных при ее составлении, закреплении и использовании. В целях уменьшения уязвимости легенды она по возможности насыщается фактами, которые трудно или невозможно проверить.




58


Бура (тридцать одно) – карточная игра (также называется и комбинация трех козырей при игре в буру). Также в буру можно играть, сдавая по пять карт, играют двое, игра длится до конца колоды, в конце подсчитываются очки взяток игроков, выиграл тот, кто набрал больше 60 очков, так как в колоде 120 очков. Если набрали по 60 очков, значит, ничья. Остальные правила не отличаются от игры по три карты. Есть только одна масть, которую нельзя сбить козырной картой, – это пики, они бьются пиковой картой по старшинству.




59


Высший координирующий разведывательный орган страны, который готовит предложения для Комитета обороны Франции относительно общей разведывательной политики правительства, определяет порядок и сроки проведения разведывательных мероприятий, запланированных Службой внешнего осведомления и контрразведки (СДЕСЕ). Он координирует деятельность других разведывательных и контрразведывательных служб страны. Межминистерский комитет по разведке создан в 1959 году. В состав Межминистерского комитета по разведке входят: государственный министр по делам заморских департаментов и территорий, государственный министр по вопросам научных исследований, атомной энергии и космического пространства, министр иностранных дел, министр внутренних дел, министр финансов и экономики, генеральный директор СДЕСЕ. Возглавляет Межминистерский комитет по разведке премьер-министр.




60


Управление военной разведки (фр. Direction du renseignement militaire, DRM) – спецслужба французского разведывательного сообщества, подведомственная министерству обороны, которая несет ответственность за сбор информации, анализ и координацию разведывательной деятельности всех видов вооруженных сил Франции.




61


Бурбонский дворец (Palais Bourbon) – место заседаний Национальной ассамблеи Франции в Париже, на левом берегу Сены, на набережной Орсе, прямо напротив церкви Мадлен и площади Согласия, с которой он соединен мостом Согласия.




62


Великая ложа Франции является федерацией масонских лож, работающих в одном уставе.




63


Структурное подразделение Генерального штаба Армии обороны Израиля, осуществляющее функции центрального органа управления военной разведкой в Армии обороны Израиля.




64


Спецподразделение Генерального штаба Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ), также известное как подразделение 262 или подразделение 269. Действует также за пределами Израиля.




65


Спецслужба Израиля, занимается контрразведывательной деятельностью и обеспечением внутренней безопасности. Подчинена премьер-министру.




66


DST – дирекция территориального надзора, направление зоны контроля в общем направлении национальной безопасности, исторически заряженная против шпионажа во Франции.




67


Разведывательное управление министерства обороны (англ. Defense Intelligence Agency; букв. Оборонное Разведывательное Агентство) является руководящим органом военной разведки Соединенных Штатов, ответственным за сбор агентурными и техническими средствами, анализ и предоставление первым лицам США секретной информации военно-политического характера, касающейся военных планов иностранных государств и армий, предоставление необходимой развединформации по требованиям всех видов ВС и родов войск США и оценки информации в других подразделениях МО США. Несмотря на то что РУМО является составной частью МО США, две трети из общего (16 500 чел.) числа сотрудников РУМО являются вольнонаемными гражданскими служащими, а оперативная деятельность не ограничивается районами ведения боевых действий – сотрудники РУМО действуют более чем в 140 странах мира. В своей разведывательной деятельности РУМО специализируется как на ведении оперативной агентурной разведки с позиций государственных и негосударственных организаций США за рубежом, так и на широкомасштабной радиотехнической и электронной разведке. При этом по законам и президентским указам США РУМО запрещено ведение оперативной и другой разведывательной деятельности на территории США. Указ о создании РУМО был подписан в 1961 году президентом США Д. Кеннеди с подачи министра обороны США Р. Макнамары. РУМО являлось основным ведомством разведки ВС США до окончания холодной войны.




68


Профессиональный уголовник, соблюдающий воровские законы.




69


Срок лишения свободы.




70


Сходка, на которой собираются преступники.




71


Будучи самым авторитетным, проводить (руководить) сходку.




72


Бунт, шум, волнение, скандал.




73


Записка небольшого размера, как правило, в ней пишут серьезные вещи.




74


Тюрьма.




75


Золото.




76


Воровская кличка.




77


Пограничник.




78


Тайное укрытие, убежище, тайник.




79


Высший разряд домушников, идущих лишь на крупные кражи, не останавливающихся ни перед совершением сложных взломов, ни перед совершением подкопов, чтобы проникнуть в избранное помещение, взломщик несгораемых касс; вор, совершающий кражи с проломом стен, с отмычкой.




80


Совершить кражу.




81


Пустой, бессмысленный разговор, ничего не значащая информация.




82


Постовой, охранник.




83


Источники оперативной информации, все негласные силы и средства органов госбезопасности, с помощью которых они получают оперативную информацию. Источниками оперативной информации для оперативных подразделений органов КГБ могут быть: люди, которым известны сведения, интересующие органы КГБ (агенты, резиденты, доверенные лица), специальные службы КГБ (службы наружного наблюдения, ПК, оперативной техники, радиоконтрразведки); носители информации, попавшие в сферу оперативной деятельности органов КГБ: предметы внешнего мира и конкретные лица, хранящие следы тех или иных действий или событий, имеющих отношение к решению задач обеспечения государственной безопасности, а также сами внешние проявления таких действий или событий.




84


Так в советские времена называли КГБ, в то время как ГРУ именовалось соседями «дальними».




85


Тайный представитель разведки в каком-нибудь районе иностранного государства.




86


Торгово-промышленная палата.




87


Система связи в защищенном от прослушивания или снятия информации режиме.




88


Управление КГБ (по области, краю, автономному округу).