Книга - История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991)

История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991)
Виктор Киркевич


История Киева #6Мiста Украiни
Второй том двухтомника «Киев советский (1919–1991)» посвящен событиям и людям, оставившим свой след в истории Киева с 1945-го по 1991 год. Большинство приведенных в книге сведений противоречат тому примитивному изложению, которым потчевали в те времена в школах и вузах даже исторического направления. В книге отсутствуют иллюзии о советской действительности, зато автор, киевлянин в третьем поколении, участник и современник происходящего в Городе, дает возможность почувствовать читателям время и эпоху, в которой жили миллионы граждан СССР, Украины, Киева. Здесь вы не найдете впечатляющих цифр о достижениях городского хозяйства, но узнаете, что связывало с Киевом Высоцкого и Эренбурга, Виктора Некрасова и Броневого; вспомните забытых шестидесятников и восьмидесятников, создававших особую атмосферу Города; прочтете о славных и трагических событиях в истории столицы Украины. В книге публикуются уникальные материалы из личного собрания автора.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.





Виктор Киркевич

История Киева. Киев советский (1919–1991): в 2-х т. 2


Посвящаю моим друзьям, помогающим мне жить и творить! Особенно киевским пацанам 1960-х!



А люди все роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
– Мы в очереди первые стояли,
А те, кто сзади нас, – уже едят.

Но снова объяснил администратор:
– Я вас прошу, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, ведь это – делегаты,
А вы, прошу прощенья, кто такие?

    В. Высоцкий, 1966

Серия «Мiста Украiни» основана в 2018 году

Художник-оформитель Е… А. Гугалова-Мешкова



В издании использованы почтовые карточки, плакаты, фотографии из личного архива автора



© В. Г. Киркевич, 2021

© Е. А. Гугалова-Мешкова, художественное оформление, 2021

© Издательство «Фолио», марка серии, 2018



Другий том двотомника «Киiв радянський (1919–1991)» присвячений подiям i людям, якi залишили свiй слiд в iсторii Киева з 1945-го по 1991 рiк. Бiльшiсть наведених у виданнi вiдомостей суперечить тому примiтивному викладу, яким пригощали в радянськi часи у школах i вишах навiть iсторичного спрямування. У книзi вiдсутнi iлюзii щодо радянськоi дiйсностi, зате автор, киянин у третьому поколiннi, учасник i сучасник подiй, що вiдбувалися у Мiстi, дае можливiсть вiдчути читачам час i епоху, в якiй жили мiльйони громадян СРСР, Украiни, Киева. Тут ви не знайдете вражаючих цифр про досягнення мiського господарства, але дiзнаетеся, що пов’язувало з Киевом Висоцького i Еренбурга, Вiктора Некрасова i Броневого; згадаете забутих шiстдесятникiв i вiсiмдесятникiв, якi створювали особливу атмосферу Мiста; прочитаете про славетнi й трагiчнi подii в iсторii украiнськоi столицi. Видання доповнене унiкальними матерiалами з особистого зiбрання автора.




Киев послевоенный





Не коммунальная, но и не коммунистическая история Города


В этой книге отсутствуют иллюзии о нашей действительности. Но помнить историю – необходимо, потому что, как говорил философ Джордж Сантаяна: «Она возвращается, если о ней забывают». И еще одно: плохо – забывать, еще хуже – не знать ее и никогда не интересоваться ею.




Вторая половина «эсэссерости»! Или как мне удалось стать «сэром» в «эсэссэре». И избежать «серости»


1945-й!!! Закончилась война… Кто на восстановление, кто на возобновление, кто – в забытье! Но как-то люди начинают жить мирной жизню, постоянно вздрагивая от напоминаний о фронтовых и тыловых буднях… Так дотянули до застоя и, вскоре, до перестройки… И тут наступил ожидаемый разлом Страны Советов и неожиданный разгром представлений «что делать дальше?».

Первый том «Киева советского» я закончил 1945-м Победным годом. И не так важно, какое число – 8-е или 9-е, май или август. Это была долгожданная, залитая обильной кровью Победа, пусть и банально звучащий, но «праздник со слезами на глазах…». С первого выстрела, с первой бомбы люди ждали, страстно мечтали о мире, о победе, причем каждый… о своей!

В этой самой страшной войне участвовали многие страны – сотни миллионов людей, со своими целями, личными планами на будущее. А выяснилось, что оно – не такое уж радужное! И сотни тысяч покалеченных судеб – не только физически, а значительно чаще душевно!

И сейчас, когда идут боевые действия на Востоке Украины, хоть и минимально, по сравнению с «послесорокпятыми» годами, мы ощущаем душевный надлом, произошедший даже у прекрасных людей, вернувшихся с этой «странной» войны! Сегодня, во время мелочной, раздуваемой «журналюгами» политметушни, все время слышишь: «За что стояли на Майдане?» Но семь с половиной десятилетий тому подобные проблемы были умножены на миллионы судеб.

За «победной весной» 45-го пришли суровые «осенние непогоды», разруха индустрии, запустения жилищ и быта, покалеченность человеческих жизней… миллионы не дождавшихся своих родных и близких… И всеобъемлющее озлобление поголовно на все, а прежде всего – разочарование: «За что кровь проливали?!»

Что же случилось, что СССР избрал для себя отдельную дату своей собственной войны? И для оправдания этого советские историки вытряхивали из закромов, с пеной на губах, аргументы, притянутые за уши… За многие десятилетия россияне так и не удосужились отмечать День Победы вместе со всем миром. Уже даже бывшие враги давно стали друзьями, но только последыши советской пропаганды до сих пор не могут примириться… нет, не с врагами, а со своими прежними союзниками, которые очень помогли нам в трудное время, бок о бок сражаясь вместе с нами против общего врага. Официальная Россия и Монголия позиционируют себя особняком и празднуют какую-то свою собственную отдельную войну, извращенную пропагандистскими мифами, часто откровенной ложью и псевдопатриотическим пафосом.

Так праздновать или поминать? В древности по таким поводам устраивались тризны. Пожалуй, это более соответствующее название. Поминать и своих, и чужих. Главное, чтобы не отдавало спортом. В последнее время День Победы становится все более похож именно на футбольный триумф. Только уж нет давно ни команд, ни болельщиков и мировые стадионы изменили свою конфигурацию, а правила вовсе исчезли. И почему-то совсем не хочется думать о новых сражениях-матчах.

Вы никогда не задумывались, почему закостенелый советский агитпроп 20 лет не праздновал победу над Третьим рейхом? Казалось, надо было 9 мая 1946 года отмечать первую годовщину победы. Парад, ордена, барабанный бой, транспаранты с лозунгами… Тишина! 1950-й – пятилетие победы. Все тоже! 1955-й – 10 лет! Без изменений! В стране ежегодно широко и помпезно отмечаются «великая октябрьская революция», годовщина Ленина, 1 Мая, в конце концов, Новый год. Но 9 мая вся страна буднично работает в колхозах, учреждениях, на заводах. Никаких медалей и почетных знаков в честь годовщины Победы, никаких торжественных встреч с фронтовиками, застолий дома… Наоборот, генералитет сразу после 1945-го трясут арестами и нещадными проверками. Великую дату не вспоминают даже в 1960 году! Официально празднования начинаются только в 1965-м, когда участников войны, победителей начинают представлять народу – как беспомощных пенсионеров, которых необходимо чтить и которым желательно «помогать».

Главная причина запоздалых чествований заключалась в том, что сразу после войны были живы реальные ветераны, фронтовики, ощутившие на своей шкуре всю «омерзительность» боев. Они прошли сквозь огонь, штурмовали линию «Вотана», форсировали Днепр, помнили Ржев, Волхов и многое другое. И сломать их было не под силу партноменклатуре – фронтовики ее на дух не воспринимали. Им было в 1945-м – лет по 30–40 и больше. Если при них произнесешь слово «война» и начнешь говорить лишнее, это могло нередко закончиться и мордобоем. Среди этих людей были контуженые и сильно покалеченные. И они сполна испытали «заботу» «отца всех народов» и партии. А через 20 лет эти самые ветераны уже умерли и остались в основном интенданты, тыловые крысы и служаки НКВД – МГБ, особисты СМЕРШа, составы загранотрядов, а также новоиспеченные 18-летние зеленоротые мальчишки, почувствовавшие войну только в конце 1944-го и в 1945 году. Вот тогда и было принято решение отмечать 9 Мая.

Отношение моего отца было двояким: с одной стороны, 9 Мая – это его Большой Праздник, но когда на торжествах, на которые мы ходили вдвоем, он видел сотни-тысячи примазавшихся – ему это в корне было неприятно! О чем он, не стесняясь, громко говорил. Офицер – прошедший пекло передовой 1941 года! И почти 12 месяцев – боевых 360 Дней и Ночей! Не сдав позиций, не запятнав чести офицера, партбилета… Почти 20 лет он был ОДНИМ из оставшихся в живых лейтенантов 1941 года! Слава Киркевичу Геннадию Александровичу! Вечная память Почетному Гражданину Киева, ушедшему на 102-м году жизни!

Вот почему День Победы стали праздновать не сразу, а выждав пару десятилетий. И всем, кроме тех, кто вагонами вывозил из Германии ширпотребное барахло и художественные ценности, было больно вспоминать эти страшные годы потерь однополчан, родных, близких, друзей, знакомых…

Дело не в «отмечать – не отмечать», а в сознании людей! Вы (я обращаюсь к старшему поколению) и я – советские люди, которые получили образование в совет-союзных школах! Даже «бендеровцы» там учились! Но по своей сформированной «при капиталистах» психологии они «советское» не принимали, а заменить пустоты мышления было нечем! Почти всех интеллектуалов Украины физически или духовно уничтожили НКВД и КГБ. Об этом – и мои книги «Киев советский». Первый том заканчивается маем 1945 года, а во втором, который сейчас перед вами, я рассказываю о киевских событиях, и не только, послевоенного периода, вплоть до 1991 года, когда СССР распался, но его осколки попали в души людей, как в глаза Кая в «Снежной королеве». А вот тем, у кого нет души и всевидящих глаз, – ничего не попало, и они почти вот уже 30 лет стараются править бал в нашей стране.

В моей жизни не раз определяющую роль играл именно случай. Анализируя прошлое и раздумывая о нем, я прихожу к выводу, что он бывает только у тех, кто ищет, кто хочет, кто ждет появления этого случая и делает все от себя зависящее, чтобы исполнить свою мечту. Так и появилась эта книга. Несмотря на карантин из-за коронавируса!

Мне как писателю, безусловно, хочется, чтобы мои книги были прочитаны, особенно те, в которых я пишу о том, как система, которую мы десятилетиями воспевали и восхваляли, травила людей (в лучшем случае – убивала, в худшем – заставляла убивать других). О ней не просто напоминать нужно, а категорически необходимо! Чтобы не было возврата к подобным деяниям, чтобы даже мысли не возникало: мол, там, в том времени, хорошо было! Что хорошего может быть, когда полстраны сидит, а полстраны сажает? И я не устану повторять, что во всем виновата система, но считаю: значительное (!) большинство советских людей, простите за тавтологию, «рожденных в СССР», были хорошими, достойными гражданами. И об этом я неоднократно и подробно буду говорить… Как можно плохо отзываться, например, о тех 50-ти годах моей полнокровной и активной жизни «строителя коммунизма», формирования личного, общественного и творческого опыта? Заверяю вас, дорогой читатель, – эти годы были созидательны! Конечно, я бы мог полностью заполнить страницы этого тома своими воспоминаниями, которые, безусловно, яркие и занимательные, но это не даст возможность многим читателям почувствовать то время, ту эпоху, в которой крутились миллионы жителей СССР, Украины, Киева, моего района, моего двора… Чтобы лучше воспринималась деталировка и разные бытовые мелочи, кухонные разговоры, необходимо раскрыть общую картину жизни страны, дать возможность понять глобальные процессы, переламывающие человеческие судьбы и перетряхивающие население соседних стран!

Все наши беды, между прочим, происходят от того, что государство добра не помнит, и это касается не только СССР. Например, что получили за эту Победу те, кто воевал, и те, кому в результате эти люди стали не нужны? Лет семь или десять назад по телевидению показали сюжеты, снятые в России и Германии: лежит старый наш фронтовик, без ног, в каком-то углу закопченном, рядом страшные, уродливые протезы валяются (кто только их сделал?); и потом – Мюнхен, уютный домик, клумбы с цветами, дорожки песочные… По одной из них к своему «мерседесу» старичок бодро шагает – бывший солдат вермахта, в жизни не скажешь, что обеих ног у него нет! Так кто победил: мы или они? Или товарищ Сталин и все последующие товарищи и господа, которым абсолютно наплевать на тех, кто здоровье на войне потерял, чтобы они разъезжали сейчас в дорогих машинах и часы за сотни тысяч долларов себе выбирали? И напрашивается сегодняшняя аналогия: одни сражаются, гибнут, получают увечья на Востоке Украины… Другие наживаются на военных поставках, зарабатывают на смертях политический капитал!

Недавно похоронили Леонида Броневого, родившегося в Киеве и проживавшего здесь в предвоенные годы. Перед смертью он написал: «Те, кто сажал, кстати, еще живы – это те, кто сидел, почти вымерли, а я, чье детство испоганено было, чье место рождения – прекраснейший Киев – отравлено и намертво с воспоминаниями о том связано, как разбросали нашу семью по всему Союзу (отец на Колыме лес валил, мать по городам и весям скиталась, я по миру пошел голоштанником), всегда говорил и говорить буду: не смейте, не смейте тосковать по аду – помнить нужно добро, а не зло!» Броневой вспоминал: «Нас, оборванцев, голодных, вшивых, сирых и убогих, в военные годы в республиках Средней Азии приютили. Узбеки, казахи, таджики пускали эвакуированных под крыши своих домов, последней лепешкой с ними делились, а теперь в Москве их детей и внуков за людей не считают, да и в Киеве, я уверен, едва завидев, брезгливо фыркают и этим унизительным словом «гастарбайтеры» обзывают. А почему бы русским – я спрашиваю – с «гастарбайтерами» за помощь эвакуированным не рассчитаться, компенсацию не выплатить – из нефтяных денег? Неужели они на нас тогда не потратились, или кто-то считает, что подметать улицы и штукатурить стены – единственное, на что «гастарбайтеры» эти годятся? Если так, то мы, победители, ничуть не лучше нацистов, деливших нации на высшие и низшие, – достойные дети «отца народов», как не крути…

Раздавать советы, как жить, права я не имею – в конце концов, и сам этого не знаю. Любой и каждый может упрекнуть меня в том, что получал в СССР премии, награды и звания, что отец мой одним из самых жестоких следователей киевского ОГПУ был, садистски людей допрашивал, деньги и показания выбивал… Ни пройденный путь, ни свою биографию я изменить не могу, но убежден, что в прошлое возвращаться нельзя и ни один орден, ни одно в мире благо одной-единственной слезинки обиженного тобой человека не стоят.

Я благодарен за то, что высказался, и за то, что меня услышали, а если услышали и поняли остальные, значит, все было не зря – наша встреча, беседа, да и сама жизнь…»

Мои дедушка, бабушка и тетя Женя жили в эвакуации в Джамбуле.


* * *

Сегодня – то время, когда добротно и убедительно, сотнями снимают многочисленные сериалы о 1940-х годах, но, несмотря на закрученность сюжета, они легко забываются. События в них надуманы, а действия героев наиграны. Сразу после 1945-го появилось несколько фильмов о войне. Их показывали повсеместно в кинотеатрах и на колхозных станах, и они, многократно просмотренные-пересмотренные, запомнились. Это «Два бойца», «Небесный тихоход», «Подвиг разведчика» и «Молодая гвардия». А еще была красочно-шикарная агитка «Падение Берлина», где И. В. Сталин выходит для общения с «детьми разных народов», и «Встреча на Эльбе», где впервые и на долгие годы, вплоть до перестройки, показали «нормальных» американцев. И люди видели войну, как бы на экране… Со временем в народе получило широкое распространение популярное выражение «кино и немцы».

Поголовно все жаждали мирной жизни. Весной писали «Мир, труд, май!», а осенью вывешивали плакат «Перекуем мечи на орала!». На митингах и демонстрациях, разогретые алкоголем, мы яростно орали проклятия капиталистам и прославляли советских физкультурников. Задорно хохотали над карикатурами «Крокодила» и «Перца», где изображали капиталистов, сионистов и других поджигателей войны… А на кухнях и в курилках тихо говорили, посмеиваясь, что «третьей мировой войны не будет, а произойдет такая борьба за мир, что камня на камне не останется!» В 1967-м вкладывали повсеместно, где только можно, капсулы-послания комсомольцам 2017 года, которые будут жить «в светлом будущем – без войн и ненависти»… Мне, пишущему это в 2020-м, тяжело осознавать, что нет – ни «светлого будущего», ни комсомольцев, остались только немногие пенсионеры, выдержавшие и пережившие «схватку жизни»… Кое-кто, в том числе и автор, сохранив если не «комсомольский», но все-таки молодежный задор!

Безусловно, в этом описываемом периоде не было тех ужасов, о которых я сообщал в первом томе, но были проблемы разного уровня, и приходили они не из зарубежья от «капиталистов, клерикалов и сионистов», а создавались, как ни странно, советскими согражданами, занимающими партийно-административные посты. Фильмы ужасов в СССР не снимали – какой смысл? Кошмары сопровождали советских людей постоянно и повсеместно, в быту и на производстве… Человеческое воображение – ничто перед коммунистической действительностью. Коммунисты похитили из Святого Письма идею о Рае на небе, надумав Коммунизм на Земле. Что поделаешь, нам много лет вбивали марксизм в головы. Понятно, что давно уж нет эксплуататоров и пролетариев, которые были во времена Маркса. Однако же определение событий двух последних десятилетий как итогов мелкобуржуазной революции имеет под собой основание. Большевики боролись с буржуями и неграмотностью, демократы – с пенсионерами и полезными ископаемыми.

В нашей общей стране, Советском Союзе, была в высшей степени развита технология создания мифов. Огромные исторические периоды и важнейшие факты либо замалчивались, либо полностью искажались. Мы практически не знали подлинной истории и безответственно массово готовились к «светлому будущему». Этим мы отличались от жителей западных стран, которые «не знали, что с ними будет завтра, а мы не знали, что с нами было вчера». Я люблю повторять это шуточное определение! Незнание нашего прошлого было характерно для моих сограждан, причем в разные времена по-иному: в 1920-е годы искажались одни моменты, в 1940-е – другие, а в последующие полстолетия все перемешалось – сплошная каша из событий прошлого. Как переработанная желудком еда – но уже с отталкивающим запахом! Очень сложно привыкнуть к бесценной сохранности исторического факта. А большинству населения страны – невозможно, да и незачем!

Отсюда недостатки школьного воспитания, где все вдалбливалось исключительно по учебникам, приравняв историю к геометрии, в которой «Пифагоровы штаны на все стороны равны». Это применимо к точным наукам, а ведь четкое определение – испокон века и в социальных формациях – всегда колеблется с линией власти! История, слава богу, не относится к конкретно-четким наукам! Что для массы населения плохо! Коммунисты постановили, что Бога – нет, Ленин – живее всех живых, Сталин – друг физкультурников, Бандера – фашист… И так далее! Это Пизанская башня – уже не одно столетие под наклоном – и не падает! А Останкинская башня, хоть и горела, никаких уклонов не признает! Ни правых, ни левых! Она непреклонно устойчиво показывает только одно, что заложили в ее фундамент при строительстве партийные органы! И напоминает иглу со шприцем, наполненным одурманивающим наркотиком… Недаром основной лозунг коммунистических историков был один: «Наше дело правое, потому что оно верно!» До сих пор в России относятся к истории не как к науке, которую необходимо изучать и которая только при этом условии приносит пользу, а как к идеологии, которую следует создавать и тупо-яростно, с пеной у рта, защищать. А иногда и покусать при этом оппонента! А пена изо рта – это определяющий симптом отравления, причем глубокого!

В Советском Союзе, чтобы что-то заклеймить, особенно после Второй мировой войны, надо было просто назвать это фашизмом. Так на «бандеровцев» повесили ярлык фашистов, что на самом деле не соответствовало действительности. Это была типичная националистическая организация военного периода со своей армией, своим террористическим крылом. Тогда таким образом действовали многие. Конечно, некоторые лидеры украинского национального движения увлекались идеей корпоративизма Муссолини. Но своим лучшим учеником Муссолини все-таки называл Иосифа Сталина! Я утверждаю, что Сталин был намного большим фашистом, чем Бандера и даже Муссолини.

История Советского Союза, как, впрочем, и всей России, сплошной, непроходимый, как тайга, фейк! Одной из столь любимых населением фейковых историй стала и сказка о «Молодой гвардии». Для того чтобы руководить толпой – ей постоянно надо подкидывать сведения, разрывающие мозг, случаи, заставляющие следовать примеру, идеи, подражать которым станет целью жизни масс. Давно признано истиной, что идеология – оружие массового поражения! И более опасное, чем ядерное!

Это очень хорошо понимал Сталин, и именно с этой целью он поставил творческой проституции страны, ой, простите, интеллигенции, задачу: создать в умах измученного войной населения образ героя! Образ тех, кто не жалея живота своего боролся с врагами советского народа, ну и, чтобы совсем не было сомнений, мужественно, несгибаемо закончил свою праведную жизнь в муках. И погиб, понятно, еще и для того, чтобы потом не смог поведать правду об истинном ходе событий. Так из-под пера талантливых писак, кандидатов на Сталинские премии, и появились сказки и легенды о подвигах Зои Космодемьянской, панфиловцев и, конечно, «Молодой гвардии». И что настораживает: все герои или их подвиги проходили в небольших, малонаселенных пунктах, чтобы было меньше, а еще лучше, не было свидетелей заурядности, серости их существования… Не действовали они ни в оккупированном Киеве, ни в Одессе или хотя бы Минске…

Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, есть за что. И все же я хочу спросить: кто написал четыре миллиона (!) доносов? (Эта цифра фигурировала в закрытых партийных документах.) Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой? Ничего подобного! Их написали простые советские люди! Означает ли это, что СССР – страна доносчиков и стукачей? Ни в коем случае! Просто сказались воспитательные меры, внедряемые партией и правительством, нещадно боровшимися против интеллигенции и представителей духовенства, которые распространяли идеи гуманизма. Разумеется, существует врожденное предрасположение к добру и злу. Более того, есть на свете ангелы и монстры. Святые и злодеи. Но это – редкость. Шекспировский Яго, как воплощение зла, и Мышкин, олицетворяющий добро, уникальны. Иначе Шекспир не создал бы «Отелло». В житейских же случаях, как пришлось убедиться, добро и зло – произвольны. Так что упаси нас бог от пространственно-временной ситуации, располагающей ко злу… Одни и те же люди выказывают равную способность к злодеянию и добродетели. Какого-нибудь рецидивиста я легко могу представить себе защитником Майдана, героем войны, отдающим всего себя всего, без остатка, волонтером. И наоборот, герои войны с удивительной легкостью растворяются в «околорадной» тусовке. Может быть, и в Верховной Раде… Разумеется, зло не должно осуществляться в качестве идейного принципа. Природа добра более тяготеет к широковещательной огласке. Тем не менее в обоих случаях действуют произвольные факторы.

В Украине ощущается дефицит героев, хотя они и появились в 2014 году. Настоящие герои. Небесная сотня, воины, добровольцы, волонтеры… Майдан, как коллективное проявление украинского вольного духа! В героической книге Украины много написанных страниц. Но проблема в том, в каких разделах? Где наши Де Голли и Гавелы?

Во время Майдана, в самые тяжелые и страшные дни, к сожалению, не нашлось людей, способных взять на себя ответственность за страну. У нас нет влиятельных государственных и политических деятелей. Были и есть просто неудачники и мародеры у государственного бюджета. Ни Черчилля, ни Тэтчер, ни Кромвеля не смогла родить украинская государственность… А может, вселенская беда с пандемией позволит в Украине выдвинуться пока не известному нам лидеру?

Но что хорошего хочу сказать. Время изменилось, и наши сограждане тоже. Не все, конечно, но 10–15 % активных людей – это уже немало. Может, завтра появятся и государственные деятели, не боящиеся «убожилого электората» и ответственности за судьбу страны… Вопрос не в том, что нам нужна твердая рука, вопрос в том, что у нас их не было и им не откуда было взяться…




А что Вы от нас хотите?!

«Наш адрес – не дом и не улица. Наш адрес – Советский Союз!»


Этот очередной том «Истории Киева» для меня самый сложный из всех моих книг! Большинство читающих или просматривающих его смогут сразу ощутить фальшь или предвзятость в изложении материала, которую я ни в коем случае не имею права допустить. Ведь я пишу об эпохе, в которой они жили в одно время с автором. Есть хорошее слово – «сожительствовали», но из-за своей двусмысленности оно тут неуместно…

Как режиссеру нужно вместить жизнь человека или важнейшие события в 90 минут фильма, так и мне 46 лет Великой Украины, тогда УССР, надо вложить в 480-страничный объем. Моим друзьям-литераторам легче: они берут какую-либо тему или ограниченный период времени. Конечно, можно увеличить страничность повествования, но тогда, как и в телесериале, появится много второстепенных персонажей, что приведет к неуместной размытости. Но разве Матушка История признаёт «второстепенных персонажей»? Каждый человек – или песчинка, или кирпич в мироздании.

Время так стремительно бежит, и часто с ним – происходит смена понятий. В 1970-м сообщение «Мальчик в клубе склеил модель…» воспринималось совсем иначе, чем в 2010-м. Через пару десятилетий также категорически по-другому будет происходить осмысливание понятия Верховный Совет – как места, где дают советы, а Верховная Рада – где «радуются»… И поэтому я хочу успеть показать, без излишней фантазии, что происходило в Киеве, в советской Украине, в СССР во второй половине ХХ века – в первую очередь то, чего мы старались не видеть по политическим причинам. И интересных людей, обществом не замеченных! И забываемых мерзавцев, о которых нужно помнить, чтобы избежать рецидива. Эта книга – отрывочный, на первый взгляд, составленный из осколков рассказ… Воспоминания… Наша память – не свод законов, не таблица умножения, где заранее все предопределено. Здесь мои размышления, представления – может быть, иногда и ошибочные. Но все сказанное в книге важно, по моему мнению, для 75-летнего киевлянина, причем в третьем поколении. Это не Издание Института Истории НАНУ, где коллектив, следуя канонам, установленным ученым советом, все разложил по полочкам. Тут вовсю гуляет мой субъективизм – о чем считаю нужным, о том и говорю. Последние 40 лет я читал лекции по истории, проводил экскурсии и поэтому знаю, что интересует моего слушателя, читателя. Об этом и пишу!

Понимаю, что в этом томе – не всё о Киеве, но мне бы хотелось, как современнику и участнику происходящего в моем Городе, ярче раскрыть атмосферу бушующего политического моря в водоворотах международных событий, в которые был затянут мой Город и его обитатели. Не хочется писать о транспорте, медицине, просвещении… Этим может похвастаться или за это можно покритиковать любой город. Моя задача – писать о глобальном, не впадая в местечковость! Ведь для меня и многих моих сограждан Киев – центр Вселенной, как был Иерусалим для христиан ХVII века центром Мироздания, той точкой отсчета, от которой составлялись все карты того времени. При этом нельзя уподобиться замкнутым, ограниченным людям (а их немало), которые дальше своего «хутора» ничего не хотят видеть, исповедующим – «Моя хата с краю…» Киев – один из центральных городов Европы! И не только географически! Поэтому, события, происходившие в Мире, даже за «железным занавесом», касались всех киевлян и в первую очередь – интеллигенцию, или, по западной формулировке – интеллектуалов.

Любая часть духовного мира, отколупанная и потерянная для украинского гражданина, может нанести урон. Со мной 30 октября 2010 года случилась беда. В результате падения я носом влетел в стоящую машину, и от моего второго шейного позвонка откололся двухмиллиметровый кусочек. Через пару минут отказали руки, ноги и несколько недель были парализованы… Началось перерождение кожи и всего организма, которое я ощущаю уже десятилетие. Вот так – и с культурой, любым проявлением духовной жизни. Это в политике можно врать, а в книгах – нельзя!

Многие ныне читают лекции, проводят экскурсии или пишут книги, перегружая их ложной философией, мнимой таинственностью или напускной мистикой… Это уже надоело и стало банально-примитивным, а вот придать романтический флер или подать какой-нибудь уголочек старого города, сделать его родным и близким слушателю или читателю – более благородное намерение и занятие. Получилось у меня или нет – судить вам, дорогие читатели!




Наше детство







«Молодi бiльшовичинята…»

Плакат В. Билопольского



В детстве меня исключили из пионеров за то, что в драке в классе сломал школьную парту. Было горько до слез! Я, лопоча что-то, не смог доказать училкам, что дрался за дело. Готов был отмотать все назад, пусть даже мой противник набил бы мне морду, – только не исключение. Потом тайно носил пионерский галстук в кармане. Меня, конечно, приняли обратно – за примерное раскаяние и поведение. Хотя сейчас понимаю: чтобы не портить статистику. А дрался за правое дело я уже только на пустыре, ниже школы. Там, где мне, семикласснику, шпана угрожала ножом…

Пионерия – это и впрямь великое изобретение: я не помню ни одного мальчишки, даже из худших, чем я, хулиганов, который бы относился без трепета к этой красной тряпице на шее. Можно было прийти в школу чуть ли не без порток, но только не без галстука. Любое пионерское задание рвались выполнять все. Я посещал во Дворце пионеров «филателистический кружок». Потом, после 7-го класса, учился в Киевском геолого-разведочном техникуме, там вступил в комсомол в 17 лет, но в комсомоле уже вовсю проявлялась такая фальшь, что я даже чуть-чуть вскрывал ее на выступлениях появившегося тогда КВН, где был капитаном разведочного факультета. Мы уступали геофизикам, там и ребята поинтеллектуальнее, да и капитаном был Володя Петров, впоследствии известный режиссер…

Решение создать детскую коммунистическую организацию было принято на Всероссийской конференции комсомола 19 мая 1922 года. Сперва эта организация носила имя Спартака, а с 1924-го – Ленина. В 1970 году в СССР насчитывалось 120 тысяч пионерских дружин, объединявших 23 миллиона детей от 9 до 14 лет. Таких массовых организаций не было больше нигде в мире. Пионеры в охотку собирали макулатуру и металлолом, играли в военно-патриотическую «Зарницу», «Золотую шайбу» и «Кожаный мяч», ходили в походы, занимались в кружках дворцов пионеров, помогали ветеранам, выпускали стенгазеты. Готовились к правильной взрослой жизни – и для многих, если не для подавляющего большинства, пионерские заветы, впитанные с «молоком детства», стали главной моральной составляющей всей жизни. А они в основном повторяли семь заповедей Соломоновых.

И вот что удивительно: большие дяди и «тетки из ЦК» под конец советской власти превратили комсомол с его «зональными школами» в чистый бордель, о чем ярко написал Юрий Поляков в повести «ЧП районного масштаба». Но юную пионерию эта взрослая мерзость как-то не затронула. И уничтожение пионерской организации по принципу «до основанья, а затем…» считаю одной из дикостей новорожденной антисоветской власти. Когда уже в 2000-е спохватились насчет какой-то воспитательной идеи, необходимой детям, чтобы не выросли отморозками, реанимировать труп лучшей в мире детской организации уже не удалось. Кто-то скажет: а как вообще может в обществе, где победили феодалы-олигархи, звучать крылатый гимн пионерии: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры – дети рабочих»? Может – если признать победу этих набитых долларами упырей временной, а не вечной. Таков уж с рождения человек: зажигательная идея для него – все; а огромный чемодан с награбленным добром – ничто! Ведь и этот гимн – был с самого начала лишь мечтой об «эре светлых годов». А жила тогда наша страна, только что выбравшаяся из опустошительной гражданской войны, с миллионами нищих и беспризорников – куда похуже, чем нынешняя. Но светлая мечта помогла нашим дедам в считаные годы избавиться от ужасов тогдашней всеобщей разрухи. А рабочий класс, по крайней мере, в Киеве, ставшим городом дантистов, программистов и белых воротничков, – вымер! Чем больше проходит времени, тем становится яснее: Советский Союз создал такой технологический задел, что даже нынешние эффективные менеджеры все никак профукать не могут. Хотя порой, в ничтожные времена, кажется иначе.











Открытка-протокол о нарушении пионером уличного движения. Из архива автора. Публикуется впервые



Советская пионерия была, по сути, самой великой нашей государственной идеей, увлекательно объединившей отличницу и хулигана, украинца и узбека, сельских и городских детей. Такой всеобщей сплачивающей идеи сегодня в нашей политической картине вовсе нет. Даже подобия! Есть только разъединяющие. И самое печальное, что посеять такую общенациональную идею единства некому. Даже нашим самым одухотворенным орлам, не говоря уже об ораве приспособленцев, спешащих расклевывать какой-то их отдельный корм. А ударить так по клавишам, чтобы зазвучало на весь мир это набатное – «Взвейтесь кострами!» – увы, им не под силу. Поскольку, по большому счету, им все по хрену. Это тоже орган! Как не вспомнить: в нашей стране скот считают по головам, а правительство – по членам!



Если вы были ребенком в 50-е, 60-е, 70-е или 80-е годы прошлого столетия, трудно поверить, оглядываясь назад, что вам удалось дожить до сегодняшнего дня. В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Кататься на телеге, запряженной лошадью, в теплый летний день было несказанным удовольствием. Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, двери часто не запирались, а шкафы никогда не закрывались. Мы пили воду из крана или колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло прийти в голову гонять на велике в шлеме. Ужас!

Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы – для меня такой была улица Маяковского, что ныне возле верхней станции метро «Крещатик», – вспоминали, что забыли приделать тормоза. После того как въезжали в колючие кусты несколько раз, приходилось решать эту проблему. Мы без устали лазили по склонам Днепра… Вспоминаю, как я, сорвавшись, катился, ощущая ребрами каждый пригорок…

Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь только вечером, когда зажигались (там, где они были) уличные фонари. Целый день родители не могли знать, где мы. А если я приходил позже 10 вечера, получал от отца взбучку! Да еще какую! Тогда до меня ощутимо доходило, как он смог голыми руками задушить немца. Было у него и такое!

Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания. За синяки, ссадины дома еще дополнительно приходилось отведать отцовского ремня. Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое! Виноваты были только мы и никто другой. Помните?

Современные дети играют в стрелялки с помощью пистолетов с лампочками. И до хрипоты спорят, кто кого убил/ранил. В моем «пневматическом» детстве таких споров не было. Остался с синяком на ползадницы – значит ранен. Убежал в слезах домой – значит убит.

Мы ели пирожные, мороженое из бумажных стаканчиков с палочкой-дощечкой, но никто от этого не толстел, потому что мы все время бегали и крутились. Из одной бутылки пили несколько человек – и никто не заболел.

А еще у нас были друзья! Мы играли в футбол во дворе, катались на великах, у кого они были. Сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе… и болтали – о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок, если доставали до него, или просто заходили. Помните? Без приглашения! Сами!

С Валиком Строканем мы ходили в секцию бокса, но говорили родителям, что на баскетбол. Отец считал, что это вредно, резкие остановки могут загубить сердце, тогда я ему сообщил, что перешел на волейбол. А сам продолжал боксировать!

Некоторые ученики не были так сообразительны и к тому же обладали нестандартным мышлением, в отличие от остальных, поэтому они оставались на второй год. Это я о себе! Из-за письменного русского и украинского. Поэтому мои произведения в 1997 году появились даже в «Хрестоматии…». Контрольные и экзамены не подразделялись на 10 уровней, и оценки включали 5 баллов теоретически и 3 балла – на самом деле.

Мобильных телефонов не было, их даже невозможно было представить! Телефон в своей квартире на Отрадном я в очереди ждал 11 лет! И получил с трудом в 1978-м. У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165-ти каналов спутникового телевидения, компакт-дисков, айпадов, интернета. Мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом, ведь видиков тоже не было! А мой магнитофон «Днепр-14» был диковинкой для друзей. Но первые два года им пользовался только отец, записывая музыку с «трофейного» радиоприемника. Кроме него и тюлевых занавесок он для своей семьи ничего из Германии не привез. А ВОСЕМЬ (!) эшелонов с техникой для Киева лично организовал и отправил! Поэтому он и стал Почетным Гражданином Города Киева!

Все, что мы совершали, – было нашими собственными поступками. И мы не боялись последствий: прятаться было не за кого! А философски надуманное убегать «от самого себя» – еще не стало популярным. Понятия о том, что можно откупиться от ментов или откосить от армии, практически не существовало. Мне неоднократно приходилось заходить за доставленным в милицейский опорный пункт захмелевшим товарищем и выпрашивать его на поруки, поскольку друзья считали меня «дипломатом», так как я умел договариваться… Причем без денег! А так – за хорошие слова о милиции и плохие – о задержанном! Родители в те годы обычно принимали сторону закона – можете себе представить?!

Советские люди – уникальны, в корне отличаются от других. Ведь только у нас были черно-белый телевизор «Радуга», наручники «Нежность», бензопила «Дружба», слезоточивый газ «Черемуха» и межконтинентальные баллистические ракеты «Мир»…

На самом деле в мире не семь чудес света, а гораздо больше! Просто мы с вами к ним привыкли и порой даже не замечали. Ну, разве не чудо – первое советское средство после бритья? Помните? Соляной карандаш – в лучшем случае, а чаще – кусочки газеты, которую приклеивади на порез. Когда я ехал на старом «Москвиче», за рулем которого сидела Рита Незабитовская, у меня создавалось впечатление, что моя задница волочится по асфальту… А такое чудо как тюнинг автомобиля «Москвич-412»? Помните? 5- или 1-копеечные монеты по периметру лобового стекла, меховой руль, эпоксидная ручка коробки передач с розочкой и, естественно, милицейская фуражка на заднем стекле. Пирожок с повидлом – ну разве не восторг? Никогда не угадаешь, с какой стороны повидло вылезет! А пирожки с «собачьей радостью» по 4 копейки? На площади Толстого был магазин-автомат «Воды, соки». Берешь там два пирожка и стакан газировки с сиропом за 3 копейки. Итого – 11 копеек. А счастья – на весь рубль! А такое диво, как авоська с мясом за форточкой? Помните: «полез доставать – пельмени упали!» А эта всеми повторяемая страшная, леденящая душу история, когда эта сетка с советским шампанским и остальной ВСЕЙ выпивкой срывалась с гвоздя за окном в 23.30 31 декабря?! Все вместе взятые зарубежные «фильмы ужаса» не способны достичь вершины этой трагедии! Повторюсь! А вы не задумывались, почему в СССР не снимались, да и не были в прокате «фильмы ужаса»? Не было необходимости! Ситуаций, будоражащих нервы и вызывающих всплески адреналина, вполне хватало в быту и обыденной жизни.



А чудесный мамин развод: «Я тебе сейчас покупаю, но это тебе на день рождения»?! Или волшебная бабушкина фраза о холодильнике на прощание: «Только аккуратно с этой ручкой? Это же однорукий бандит!» Дергаешь ручку – сыпятся банки. А кстати, что до сих пор лежит в холодильниках на дверце сбоку? Нет, не яйца. И не кетчуп. Там лежат… лекарства.






Плакат Р. И. Берковец.

1952 год



Бесплатная медицина – это тоже чудо. Врач один, а очереди две: одна по талонам, а вторая – по записи. А еще и третья была – «Я только спрошу!» Так и хотелось им ответить, когда к проктологу: «А я только показать!» А сколько жутких диагнозов получал от часами ожидавших – протиснувшийся или юрко проскочивший без очереди!






Автоматы с газированной водой. Стакан: 1 копейка, а с сиропом 3 копейки



Да, сколько еще их было, этих чудес света… Маленькое окошко из кухни в ванную – что там смотреть, объясните? Не пользуется ли сосед по коммуналке вашим мылом?! Однажды я убедился в важности этого окошка, когда мы с женой и мамой впервые купали на кухне старшего сына – Гену. Отец стоял на крышке унитаза и через окошко знаками давал указания!.. Обувная ложка-лошадка… Зубной порошок – чистит как зубы, так и серебро… и белые парусиновые туфли, когда они были в ходу!.. Писающий мальчик на двери туалета… Телевизор «Рубин» – берешь пассатижи и тын-тын-тын!.. Плавки с якорьком… помните?!. Молоко в треугольных пакетах! Оно лучше укладывалось!.. А вы говорите: «Семь чудес света!» Все они были у нас в квартире! Непостижимо!!!

Мы раньше много чего делали такого, что сейчас и в голову не взбредет. Более того, если ты сегодня хоть раз сделаешь то, что тогда делал постоянно, – тебя не поймут, а могут и за сумасшедшего принять. Ну вот, например, автоматы с газированной водой. Там еще был стакан граненый – один на всех. Сегодня никто не решится пить из общего стакана! А раньше ведь все пили из них… Обычное дело! И ведь никто не боялся подхватить какую-нибудь заразу… Кстати, эти стаканы использовали для своих нужд местные любители распить бутылочку. И представьте себе, вы только представьте это – они ВОЗВРАЩАЛИ стакан на место! Не верите? А тогда – обычное дело! Они думали о других! Иначе быть не могло! А еще в городских автобусах стояли кассовые аппараты, и все честно бросали туда свои кровные 5 копеек и отрывали билетик. Совесть – лучший контролер!

А люди, вешающие простынь на стену, выключающие свет и бормочущие что-то себе под нос в темноте? Секта? Нет, обычное дело! Раньше в каждом доме проходила церемония, которая называлась – задержите дыхание – диафильм! Помните это чудо?! У кого сейчас работает проектор диафильмов?

Дым валит, едкий запах по всей квартире… Дощечка такая с письменами. Что вам представляется? Индийский великий жрец Арамонетригал? На самом деле – это вы-жи-га-ние. Миллионы советских детей выжигали открытки мамам на 8 марта: «Мамочка, поздравляю с международным женским днем. Желаю тебе мирного неба над головой, а твоему сыну – велосипед»… А еще все сидели в ванной, причем на опущенном стульчаке, причем в темноте – и светил там только красный фонарь… Догадались? Конечно, печатали фотографии. Вся наша жизнь – на этих черно-белых фото, отпечатанных собственными руками, а не бездушным дядькой из «Кодак»… Ну вы же помните, что такое фиксаж?








Контрабанда – жевательная резинка



Девчонки, а вы прыгали «в резиночку»? Удивительно, но ни один мальчишка на свете не знает правила этой игры! И я так и не узнал! А сбор макулатуры в школе? До сих пор мучает вопрос: зачем? А потом вся страна собирала бумагу, чтобы получить «Женщину в белом»! Рассказывали, что перехватили въезжающего в СССР негра, в багаже которого было только 20 кг бумаги! «Зачем это вам?» – спросили его. Он мечтательно закатил глаза и произнес: «Мне сказали, что в вашей стране за 20 кг бумаги дают Белую женщину!» Лично я сдал около 40 молочно-кефирных бутылок, чтоб купить 1 жвачку Laser… мдя… и еще была Tip-Top жвачка… Наши же кофейные и клубничные вообще не ценились, ибо там не было вкладышей… На переменах все играли в игру, переворачивая вкладыши ударом руки по ним.



«За чем очередь?» – «За Марк Твеном». – «Это что? Новый сорт кримплена?» – «Не знаю, не пил…»


А еще были ботинки «Скороход», гимн в 6 утра, обязательная форма в школе и значок октябренка, красивый такой, с юным Ленином… В начале 1990-х мой приятель на фри-маркете в Нью-Йорке по $1 массово продавал этот значок со словами – «Беби-Ленин!»

Ну, про распивочную у Республиканского стадиона тут уже нет смысла говорить – все ее помнят… Особенно толпы возле нее после матча.

А вот еще! Ежедневные очереди в магазинах за хлебом и в – …дцать раз длиннее – очереди за каким-нибудь сиропом, что выдавался сугубо пропорционально пришедшим за этой покупкой людям. Сильвестр с талоном – это не американский актер, а приобретение товаров по талонам в Гастрономе на Крещатике, там был даже свой закуток для этого.



«Бабушка, купи мне «Reebok»… – «Зачем, внучек? у тебя и аквариума нет!»


А как вам такая тема? Когда мои друзья приезжали к бабушке в деревню, всегда посещали магазины. Почему-то там был больше выбор различных товаров… А я это ощутил, мотаясь по глуши в командировках. И лучшие книги в моей библиотеке начал приобретать в «сельпо», в тех, настоящих, в середине 1960-х. Так, в Срибном автобус остановился на 10 минут, и я в книжном приобрел запыленный томик «Путь наверх» Джона Брэйна, который не смог выудить в Киеве. А еще помнится куча «фирмового» китайского тряпья с туристского поезда типа Adidas, Reebok и магнитофонов марки Sony и Panasonic.

А еще в СССР не было новомодных игрушек. Были белые гольфы, в которых ходили в детский сад мальчики и девочки. Были приветливые соседи по лестничной площадке, мамы спокойно отпускали детей гулять, не боясь, что их украдут, совратят или подсунут им наркотики. И без всяких цивилизационных наворотов из нас вырастили достойное поколение, породившее огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то легко научились пользоваться всем этим.


* * *

Если вы из этого поколения, я вас поздравляю! Нам повезло, что детство и юность закончились до того, как правительство «купило» у молодежи свободу – взамен на ролики, мобилы, фабрику звезд и «классные» сухарики «Флинт» с пиратским наведенным привкусом… С их общего согласия… Для их же собственного блага… А самое главное – сейчас все куда-то спешат, даже в выходные. А куда? Зачем? Никто не ответит, потому что некогда… спешим… Да… было время… Да, это мы были такими, а вот какими мы стали:

1. по ошибке ты печатаешь свой пароль системного доступа на микроволновке;

2. у тебя список из 15 номеров, чтобы связаться со своей семьей, которая состоит из трех человек;

3. ты отправляешь e-mail своему коллеге, сидящему в соседней комнате, а в спальню звонишь жене, чтобы пришла исполнить супружеский долг…;

4. ты потерял контакт со своими друзьями или семьей, потому что у них нет адреса твоей электронной почты или другой оператор;

5. после рабочего дня ты возвращаешься домой и отвечаешь по телефону так, словно находишься еще на работе;

7. ты впадаешь в состояние паники, если вышел из дома без мобильного телефона, и возвращаешься за ним;

8. ты просыпаешься утром и первая вещь, которую ты делаешь, – подсоединяешься к интернету, даже до того, как выпьешь кофе;

9. ты склоняешь голову на бок, чтобы улыбнуться;

10. сейчас ты читаешь этот текст, согласен с ним и улыбаешься;

11. еще хуже, ты уже знаешь, кому перешлешь это сообщение;

12. ты слишком увлечен, чтобы заметить, что номер 6 в этом списке отсутствует;

13. тебе понадобилась лишь секунда, чтобы пробежать еще раз по Сообщению и убедиться, что номера 6 действительно нет.

Жизнь меняется, и мы с вами тоже. И не всегда к лучшему. Надо научиться отделять зерна от плевел, не стараться быть святее Папы Римского, патриотичнее патриотов и беспощаднее берсерков. В угаре очень легко не только отказаться от чужого, что еще недавно было своим, но и выплеснуть свое с грязной водой. Мы с вами – точно такие же творцы старого наследия, как и наши нынешние оппоненты с той стороны «поребрика». Это наше общее наследие – и хорошее, и плохое. И заливая черной краской все, что было до войны, мы заливаем ею и себя.

Все, что происходило в Советском Союзе, не описано даже в самых страшных сказках – это жуткий, абсурдный, затянувшийся на 70 лет фильм ужасов: настолько тяжелый, что мы до сих пор не отошли от его просмотра и ни к какой другой картинке привыкнуть не можем. Как это въелось в наше сознание! Вы только обратите внимание: сколько о зверствах в сталинских лагерях известно, о баржах, которые вместе с инакомыслящими затапливали, о расстрелах прямо на рабочих местах, о миллионах сирот – детей врагов народа, а поди ж ты, находятся те, кто Волгоград вновь хочет Сталинградом назвать или выходит на митинги компартии, которую Ельцин собирался, но не успел запретить, и кричат: «Ста-лин! Ста-лин!» Кто мог представить, что спустя десятилетия отыщется такой, как Зюганов, способный многомиллионному народу доказывать, что Сталин дороже и ценнее Пушкина, потому что сделал больше для русских… И в Киеве подобных, к большому сожалению, немало!

Наша жизнь – трагедия, это знает каждый, поскольку каждому известен финал этой пьесы. Но то, что она еще и комедия, понимает не каждый из ее участников. Мне повезло: я ощущаю оба эти жанра и об этом сообщаю своим читателям.

Молодость должна быть бурной. Если это не так – человека просто жаль. У меня бурной случилась… зрелость! В отношении женщин я был практически всеяден. Главным критерием красоты являлась худоба, а идеалом – не курящая. В те годы я напоминал себе бычка, который вырвался на свободу из загона. У меня было немало женщин, но помогало в этом и воображение. Мои неоднократные браки этому не мешали… Кто был и когда – не помню! У нас, стариков, очень плохо с памятью. Особенно, если мы не хотим вспоминать.

Когда я переживал личную трагедию, становился невыносим: скулил на луну, но не курил, крепко выпивал, писал статьи. Эти меры помогают и сейчас, но более всего – написание книг. После этого процесса я становлюсь очень крепким, стоически перенося потери частей своего организма! Когда же проверенные способы не действуют, просто терплю, как кролик, на которого наступили. Всегда полагал, что женитьба – это чудовищное ограничение свободы. И не ошибся! Но мы все когда-то лезем в добровольное рабство. Когда желание сильно, мужчина слепнет. Я не боялся абсолютно ничего и никого, кроме слез любимой женщины…

К людям я отношусь хорошо. Особенно, когда вижу и встречаю только тех, кого хочу. Судьбе надо активно помогать, особенно на жизненных перекрестках, тогда ты не будешь на нее сетовать!

Я несвободен от огромного количества любовей: к папе, семье, многочисленным внукам, к друзьям, книгам, к коллекциям, выпивке… Но более всего люблю Украину и все, что связано с ее историей и культурой. Чему и посвящаю выставки, которые посещают единицы! И это понятно: во всех средних советских школах учили алгебре, тригонометрии, геометрии… Но не обучали КУЛЬТУРЕ! Воспринимать музыку, ценить и понимать изобразительное искусство… В школе по-настоящему занимательная история заканчивалась Древним миром, где еще существовали в советском педизложении Боги и Герои! Со Средних веков пропали Боги, а с Нового времени – Герои! История СССР – это просто регулярная смена «пропагандистских обоев»… Где о Киеве – после темы «Сожжения города Батыем в 1240 году» сразу шла – «Переяславская рада 1654 года»… Об этом «темном пятне» я написал книгу на 400 страниц – «Киев литовско-польский». Она вышла в «Фолио».

Поэтому я стараюсь проводить экскурсии, читать лекции, писать статьи и книги. В моем случае это все – разновидности наркотиков. Впрочем, как и графомания. Ощущаю непреодолимую тягу к покрыванию бумаги значками. В своей жизни я – главное действующее лицо. Вера в жизнь после смерти – одна из иллюзий. Хорошо, если бы это было, но у меня отсутствуют естественнонаучные основания, чтобы так думать. Мне кажется, это все придумано человеком, чтобы не терзаться страхами, которые сопутствуют нам всю жизнь. Хотя, когда я смотрю на полку, где не вмещаются написанные мной книги, то появляется уверенность, что прожил не напрасно! И останусь в памяти! И не только киевлян!

Память – это необозримого размера мусорная куча. Мне есть чем похвалиться: я запросто вспоминаю нужные события и предметы. Это свойство у меня выработалось благодаря 60-летней собирательской деятельности! На «блошиных рынках» разных стран, где торгуют всяким хламом, я нахожу предметы моей страсти – открытки, книги, гравюры, фигурки из дерева, металла, керамики, колокольчики. Выбираю сосредоточенно, при этом размышляю, как эту вещь продать… Дома я решаю – нужна она мне или нет? Но ощущение ценности даже невзрачной штучки или тусклой открытки у меня сильно развито, существует на каком-то подсознательном уровне. Так я собрал лучшую частную коллекцию киевских материалов. И давно в себе заметил: зло из памяти уходит, словно шлаки. А этому помогают жидкости с градусом! В том числе и кефир, который с годами употребляю все больше и больше…

Жить бывает очень тяжко, особенно после трех перенесенных сложных операций, поэтому ценю свой юмор и расчетливость. В старости я еще очень многое могу, но уже почти ничего не хочу – вот первый несомненный и благодатный плюс. Кто-то однажды замечательно подметил: желудок – это орган наслаждения, который изменяет нам последним. На склоне лет каждый получает то лицо, которое заслужил. Например, лицо у одного моего приятеля становится таким, как будто он постоянно подсчитывает коммуналку.

Мое восхищение яркими и короткими жизненными историям привело меня к собиранию эпитафий. Лаконичные надписи на могилах многих убеждают в том, что все мы на самом деле – персонажи анекдотов для кого-то, наблюдающего нас со стороны. Печалиться по поводу количества прожитых лет довольно глупо – если эти годы перевести на деньги, то получится смехотворно мало. Мы бессильны перед временем, в котором живем, и если появляется вдруг в истории Ленин, Сталин, Гитлер или… это означает, что где-то, в какой-то стране вызрело массовое сознание для триумфа очередного монстра в человеческом обличье. И тогда с каждым подчиненным человеком можно сделать что угодно. Даже выйти на Майдан… Или позвонить миролюбиво врагу, но только не из лагеря агрессора! Чтобы потом, при различных политических обстоятельствах – или жалеть, или восхищаться собой! Много лет тому назад я придумал фразу: «Возьми себя в руки – если не брезгуешь!».

Чуть-чуть приврать не грех, это весьма полезно для душевного здоровья и творческого процесса. В последнее время соглашаюсь с Сократом, который сказал: старость – это убыль одушевленности. У любого, даже мелкого благородства есть оборотная сторона – самому себе становится приятно. Большинство добрых дел совершаются из этого побуждения. В воздухе сегодняшней гражданской жизни бурлят всего два мотива – выжить и быстрее разбогатеть. Но не надо забывать, что вкус и совесть очень сужают круг всевозможных удовольствий и наслаждений.

Что это я о себе и о себе! Пора о Городе! И перейти от общего – к частностям. И начнем с грустного, чтобы закончить РАДОСТНЫМ! Это будет не ода «К радости», как у Бетховена, хотя и патетики, к которой я издавна склонен, будет немало!



Улица Бассейная и Бессарабский рынок. 1946 год. Из архива автора. Публикуется впервые




«Государственная забота»…


Эту историю мне рассказал сосед по ул. Бассейной, 5-б, где я родился, Гуревич Яков, проживший всю жизнь в Киеве.

«Мне было семь лет, когда мы приехали из эвакуации в Киев. Мы жили в доме возле Бессарабки, где недалеко была моя школа. Вокруг Бессарабки вплоть до «второй Бессарабки», там, где сейчас стоит Дворец спорта, вдоль дороги стояли рундуки – такие прилавки, на которых торговали колхозники. Возле этих рундуков любили собираться инвалиды, в основном безногие, на тележках. Они играли в карты, в «очко», в «буру», в «секу». Играли и в «наперстки». Они не воровали, но и не считали зазорным «раздеть» в карты или в наперстки какого-нибудь селянина. Когда холодало, инвалиды ночевали в вырытых ими землянках на Собачьей тропе (возле улицы Леси Украинки). Если же кто-то не хотел или не мог туда идти ночевать, то он спал под рундуком.






Улица Бассейная и Бессарабский рынок. 1946 год. Из архива автора. Публикуется впервые



Однажды, когда я шел из школы – потерял сознание и упал от голода. Мама то ли потеряла, то ли или у неё украли продовольственные карточки, и мы голодали. Когда я очнулся, то увидел перед собой руку с куском хлеба и услышал: «Ешь пацан, ешь». Так я познакомился с инвалидом – дядей Мишей, так я его называл. «Дяде» было лет 19–20, у него не было обеих ног. Когда «дядя Миша» накормил меня хлебом, он сказал: «Пацан, ты когда из школы идешь – заходи сюда, хорошо?» И я стал заходить к «дяде Мише» каждый день. Садился рядом с ним на камень (он обязательно на него мне что-нибудь подстилал и говорил «чтобы простатита» не было) и наблюдал, как он играет в карты. Однажды, когда я пришел к нему после школы, «дядя Миша», не отрываясь от игры, произнёс: «Держи, пацан», – и протянул мне руку, в которой было что-то зажато. Я до сих пор помню эту чуть подтаявшую влажную ириску, которую он где-то для меня добыл. Это была первая в моей жизни конфета.

В течение несколько месяцев я приходил после школы к «дяде Мише». Узнал, что ноги он потерял в Корсунь-Шевченковском котле. В 43-м ему исполнилось 17 лет, его призвали и с тысячами других мальчишек, даже не выдав оружие, бросили в эту мясорубку. Сказали: «Оружие добудете в бою!» Им даже форму не выдали – не хотели тратить её на пушечное мясо. А потом, после госпиталя и демобилизации, домой в село он не вернулся. Таких инвалидов на Бессарабке каждый день собиралось человек 400. Играли, пили, иногда дрались между собой. Они не боялись никого, потому что уже давно всё потеряли, эти 20-летние мальчишки. Уважали только местного участкового, раненого фронтовика, который, по словам инвалидов, был «нашего разлива». Терпеть не могли во множестве появившихся щеголеватых «фронтовиков» с одним-двумя орденами на груди. Называли их «мичуринцами». Я спросил: «Почему “мичуринцы”?» – «Они, когда мы воевали, в Ташкенте отсиживались, груши мичуринские кушали», – ответил «дядя Миша».

Был месяц май, год после победы. Было голодно, но приятно – у меня появился старший друг. Был месяц май… Однажды я, как всегда, пришел на Бессарабку и услышал странную тревожную тишину. Было тихо, даже продавцы говорили полушепотом. Я только потом заметил – на Бессарабке не было ни одного инвалида! Шепотом мне сказали, что ночью органы провели облаву, собрали всех увечных и эшелонами отправили их на Соловки. Без вины, без суда и следствия. Чтобы они своим видом не «смущали» граждан. Мне кажется, что эти калеки-ветераны прежде всего вызывали злость у тех, кто действительно пересидел войну в штабах. Ходили слухи, что акцию эту организовал лично Жуков. Инвалидов вывезли из всех крупных городов СССР. «Зачистили» страну. «Вывезли» даже «самоваров» – людей без рук и без ног. На Соловках их иногда выносили подышать свежим воздухом и подвешивали на веревках на деревьях. Иногда забывали, и они замерзали. Это были в основном 20-летние ребята».

Из Киева тогда вывезли несколько тысяч инвалидов. Живших в семьях – не трогали. «Зачистка увечных» повторялась и в конце 1940-х годов. Но тогда их отправляли в интернаты, которые напоминали тюрьмы. С тех пор на парадах ветеранов уже не было инвалидов. Их просто убрали, как неприятное воспоминание. И Родина уже больше никогда не думала о своих лучших сыновьях. В небытие ушли даже их имена. Это уже много позже оставшиеся в живых фронтовики стали получать льготы, пайки и прочие блага. А тех – одиноких безногих и безруких мальчишек – просто заживо похоронили на Соловках. Было что-то глубоко людоедское в той «великой эпохе». Фараоно-египетское, не щадящее миллионы жизней ради то ли идеи, то ли топлива для танков. Мировая революция, Третий рейх, битвы империй – какой все это бред по сравнению с загубленной жизнью 20-летнего пацана, которого Родина использовала как пушечное мясо, а потом утилизировала, как ненужный хлам!




Публичная казнь гитлеровцев в Киеве


Я ввел в книгу неприятную страницу, так как уж очень «сладкий» получается этот том по сравнению с предыдущим.

Немало написано о массовой казни военных преступников в моем Городе. Напомню, что расправы над нацистскими прислужниками начались вскоре после освобождения Киева, еще 17 декабря 1943 года. Троих, за убийство семи евреек, повесили на Подоле, а еще одного – вздернули на той самой виселице, где он вешал заключенных в Сырецком концлагере. Их имена известны, но не считаю нужным упоминать здесь. Эти четверо не стали единственными казненными. На эшафот подымались полицаи, прислужники оккупантов и сами немецкие каратели, убивавшие мирное население и пленных.

74 года назад по советским городам прокатилась невиданная доселе «народная забава» – публичные казни немецких военнопленных. Проводились они согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП (б) от 21.11.1945 года, имевшему гриф «Строго секретно», которое предписывало «Провести в течение декабря 1945 – января 1946 г. открытые судебные процессы по делам изобличенных в зверствах, против советских граждан, бывших военнослужащих германской армии и немецких карательных органов в городах: Ленинграде, Смоленске, Брянске, Великие Луки, Киеве, Николаеве, Минске и Риге».

Все процессы были срежиссированы по одному сценарию: в Москве в течение месяца состоялось что-то вроде предварительного следствия. После чего обвиняемых в количестве 5—15 человек отправили для открытого военного трибунала в каждый из восьми указанных выше городов. Судебные заседания трибуналов проводились быстро: за 5—11 дней и с обязательным привлечением советских адвокатов, как бы для судебной защиты и соблюдения норм социалистической законности. Смертные приговоры выносились не всем подсудимым, и почти в каждом процессе кто-то из немцев получал вместо петли на шею каторжные работы. Но остальных таки да казнили, причем также по единому сценарию: казнь проходила публично, и местные власти должны были обеспечить присутствие на ней массовки. В центре города строилась виселица. Под эшафот подгонялись грузовики, в которых лежали приговоренные со связанными за спиной руками и сидящими на них охранниками. Немцев поднимали, накидывали петли на шеи, зачитывали приговор, машины отъезжали к… радости присутствующих. Всего за два месяца в городах, где кроваво проявили себя оккупанты, казнили 54-х немецких военнопленных.

Киевский судебный процесс проходил с 17-го по 28 января 1946 года на ул. Кирова (ныне Грушевского) в Доме Красной армии и флота (сейчас там Военно-исторический музей Украины) и был весьма представительным: 15 подсудимых, в том числе три генерала. Троих по традиции помиловали, приговорив к каторжным работам. На эшафот взошли двенадцать осужденных немецких генералов, офицеров и унтер-офицеров. Эта казнь состоялась на следующий день после вынесения приговора на площади Калинина (ныне Майдан Незалежности) перед зданием нынешнего Дома профсоюзов. Эшафот стоял примерно там, где сейчас во время массовых гуляний сооружают концертную площадку, и виселица была «типовая» – шесть секций по две петли в каждой. Все прошло по плану, но у 55-летнего подполковника Георга Труккенброда, бывшего военного коменданта городов Первомайска, Коростышева, Коростеня, оборвалась веревка. Нашли новую, под виселицу опять подогнали машину, полутруп подняли и повесили вторично. Зрителей на этой казни было много, и воспоминаний о ней осталось также немало, причем большинству помнится, что зрители во время казни ликовали и улюлюкали, а затем, прорвав оцепление, ринулись к трупам повешенных немцев, и инвалиды стали бить их своими костылями. А мальчишки, запрыгнув, висли на ногах у трупов и раскачивались, как на качелях: туда-сюда, туда-сюда… Как не привести воспоминания свидетеля той казни, будущего советского композитора Владимира Шаинского, тогда 20-летнего студента, который в два часа ночи проходил мимо виселицы и в отсутствии оцепления проделал то же самое: «Ну и тут я решил не отставать от тех мальчишек. Чем я хуже!.. Уже было холодно, и трупы были подмерзшие. Покачался я сначала на генерале. На нём были очень хорошие ботинки…» Все эти казни снимались на фото- и кинопленку, но в советские времена кадры с повешенными показывать не решились, и из этих материалов мало что сохранилось, в отличие от очень качественных снимков корреспондента ТАСС в Украине Георгия Угриновича и части кинохроники киевской казни. Но как-то не хочется давать их в книгу.

Учитывая, что после войны только немецких военнопленных в советском плену находилось от 2,38 млн (советские данные) до 3,15 млн человек (данные германских источников), то немцев хватило бы на публичную казнь в каждом советском селе и ауле. Но ни до, ни после этого казни победителей над побежденными не носили в Советском Союзе столь массового характера. Собственно, эти упомянутые акции были последними публичными в СССР, где весной 1947-го смертную казнь вообще отменили. Для чего вождю народов понадобилось это шоу? Одно я знаю точно: устрой сегодня в любом городе бывшего Советского Союза публичную смертную казнь, как тут же найдется огромное количество желающих покачаться на ногах висельников, кем бы они ни были и кто б их не вешал… И заснять на свой телефон!

А теперь повествуем – о хорошем и отрадном…




Возрождение Крещатика


«Люба сестронька, милий братику,

Попрацюймо на Хрещатику!

Ти з того кiнця,

Я з цього кiнця…»





Папин дом.

Развалины дома на Крещатике, где жил мой отец. 1944 год



Так писал Павло Тычина в 1944 году. Центр Киева лежал в руинах – было уничтожено девять кварталов площадью 41,6 га. Всё списали на немцев, данные о разрушениях в украинской столице были приобщены к материалам Нюрнбергского процесса. После освобождения Киева с разборкой завалов в центре решили подождать до весны. В первую очередь все силы были брошены на восстановление мостов через Днепр и возобновление работы предприятий, дававших продукцию для фронта. Но было понятно – с восстановлением центра медлить нельзя.

В день возвращения мой отец подошел к руинам родного дома на Крещатике, где располагался кинотеатр, открытый в 1912 году предпринимателем Шанцером, у которого бухгалтером работал мой дед Борисенко Михаил Константинович. Забрался по камням и нашел в остатках стены свой детский тайник. После войны Геннадий Александрович вместе с женой, отцом, матерью и сестрой жил по адресу ул. Бассейная, 5-б, кв. 6, куда принесли меня из Октябрьской больницы, где 17 августа 1945 года я издал свой первый крик. Это сейчас «кричи-не-кричи», а тогда это вызвало всеобщий восторг. И не потому, что я был крепкий, увесистый парниша… Просто новорожденный был внуком замдиректора по хозчасти Киркевича Александра Осиповича. Уже через пару месяцев меня катали по центральной части Крещатика. Тротуары были завалены битым кирпичом и блоками. Отец всю жизнь был рискованным, поэтому с первых месяцев приучил к быстрой езде и меня… Так он разгонял коляску, а потом не спеша, с мамой под ручку догонял ее. Коляска была добротная, мало у кого такие были. Хозяйственник Александр Осипович смог ее достать! Мама от испуга вздрагивала, укоряя папу. Но он не слушал ее, так как радовался редким выходным и не частым пребыванием в родном городе… Однажды моя отправленная сильной отцовской рукой коляска внезапно попала на кирпич и… перевернулась! Так произошло мое первое столкновение с киевской землей! Я был умело запеленут, поэтому обошлось всего лишь моим внеочередным криком. А от маминых упреков папе хотелось укрыться и довелось вспомнить про окоп при артобстреле!






Развалины Киева. 1943 год. https://uk.wikipedia.org/ (https://uk.wikipedia.org/)



В те годы над развалинами Крещатика еще торчали невзрачные убогие тылы домов соседних улиц, трамваи и троллейбусы с часовым интервалом подбирали легионы отупевших или озверевших от ожидания пассажиров. У продуктовых лавок, бережно сжимая в кулаках хлебные карточки, выстраивались в очередь киевляне, и отчаяние сменялось надеждой на то, что до вечера привезут хлеб, что обвес сегодня будет меньше, чем накануне.






Максим Рыльский на восстановлении Крещатика. Спецвыпуск. газеты «Вечерний Киев». Из архива автора. Публикуется впервые



Уже 25 февраля 1944 года Совнарком УССР принял постановление об организации работ по расчистке завалов Крещатика. Их проведение координировала созданная специально для этого организация Крещатикстрой. Сами работы начались 1 марта. Улица была разбита на восемь участков – по числу районов города. Киевляне с большим энтузиазмом взялись за разборку завалов в центре города. Сюда со своими инструментами приходили рабочие, служащие, студенты, домохозяйки, пенсионеры. Не будем забывать, что здесь жили обеспеченные семьи: поэтому среди битого, обгорелого кирпича нет-нет, да и сверкнет какое-нибудь золотое украшение. Это были единичные случаи, но людская молва распускала слухи о немыслимых сокровищах, что подстегивало участников раскопок. Правда, вскоре после тяжелых, изнурительных трудов без «ювелирной» заинтересованности энтузиазм угас. Но работы продолжались. Каждый день здесь трудились 7–8 тысяч людей, а летом их количество доходило до 15 тысяч. Горожане работали в две смены – до и после рабочего дня, устраивали субботники и воскресники.

4 июля 1944 года на расчистку центральной улицы Киева вышли украинские писатели: Павел Тычина, Максим Рыльский, Владимир Сосюра, Юрий Яновский и другие. А на следующий день в газете «Украiнська правда» они поделились своими впечатлениями: «Это незабываемый день в нашей жизни. Мы выполнили план на 150 %. Будем работать еще лучше, самоотверженнее, чтобы в недалеком будущем Крещатик снова стал улицей радости и счастья».






Девушки на восстановлении Крещатика. 1946 год



Правительство было крайне заинтересовано в быстром восстановлении главной улицы столицы, желая продемонстрировать непобедимость советского строя не только на фронте, но и в период перехода к мирной жизни. Но, несмотря на внимание верхов, рабочих рук катастрофически не хватало – шла война. К работам на Крещатике привлекали солдат, проводилась мобилизация населения из сельских районов. Только за 1944 год из Киевской области приехали 10 тысяч человек, преимущественно девушки, которые вкалывали на улицах города, перевыполняя план. Однако темпы разборки завалов постепенно снижались: людей перебрасывали на другие объекты, некоторые уходили сами. К тому же сказывались тяжелые бытовые условия. Жили в бараках без удобств, кое-где отсутствовали пол, двери, отопление. Самовольно оставлявших работу – судили. Так, в 1946 году было осуждено 72 работника Крещатикстроя. Невзирая на трудности, население Киева продолжало расчищать любимый город. К концу 1944-го завалы Крещатика были разобраны, а осенью следующего года он был заасфальтирован и обсажен деревьями.






Восстановление коммуникаций на Крещатике.1947 год. Из архива автора. Публикуется впервые



Если к началу 1944 года в Киеве проживало 250 тысяч человек (28 % довоенного количества населения), то через год – уже 472 тысячи. Принятые меры позволили уже к концу войны частично удовлетворить огромную нехватку жилья, расселить значительные массы возвращавшегося из эвакуации населения. Еще продолжались бои на западе, а в Украину со всех концов страны уже шли эшелоны с оборудованием, материалами, машинами, тракторами, станками. Из Германии поступали репарации. Каждый из союзников забирал себе необходимое в меру своего разумения. США интересовали патенты, конструкторы и ученые. СССР вывозил оснащение заводов. Американцы считали, что немецкое оборудование уже давно морально устарело. Советским специалистам оно все еще казалось творчеством фантастов.






А. А. Таций



Конкурс на проект восстановления Крещатика был объявлен 22 июня 1944 года. Центральную улицу столицы УССР планировали застроить административными и общественными зданиями – горсовета, наркоматов (министерств) обороны и иностранных дел, домом профсоюзов, домом культурных связей с заграницей, несколькими гостиницами и театром. Организован конкурс был не традиционно: он имел открытую и закрытую части. На открытом конкурсе, куда проекты подавались под девизами, присуждались четыре премии (первая – 40 тысяч рублей, вторая – 30 тысяч, третья – 20 тысяч и четвертая – 10 тысяч). В закрытой части проекты застройки Крещатика было предложено создать ведущим советским архитекторам, причем за каждый из них платили по 100 тысяч рублей. Через полгода были предоставлены 22 проекта (девять – по открытому конкурсу, 11 – по закрытому, два проекта – подано вне конкурса) и выставлены на суд общественности в Музее русского искусства. В большинстве работ Крещатик представлялся улицей-коридором с несколькими площадями. Одни архитекторы предлагали застроить улицу в исторических границах – между Бессарабкой и площадью Сталина (современной Европейской), другие – рассматривали ее увеличение за счет Красноармейской улицы до площади Льва Толстого или до Рогнединской. Все разработчики проектов планировали соединить Крещатик с высокими склонами Печерска эскалаторами, один из них предлагал устроить спуск от Крещатика к набережной. Кстати, был проект эскалатора от Бассейной вдоль Октябрьской больницы – вверх. Я бегал часто по этой улице к бабушке, поэтому представьте мою радость при виде этого рисунка в «Вечернем Киеве». Планировалось также построить пешеходный мост через Днепр на Труханов остров.






Проект Алексея Тация. 1944 год



Премии были присуждены и розданы, но ни на одном проекте жюри не остановилось. В. Степанов, руководитель группы архитекторов, получившей первую премию, позднее вспоминал: «Наш проект реализовывать никто не собирался, хотя он нравился Хрущеву, который был в восторге от эскалаторов». Во втором туре конкурса пригласили участвовать три группы архитекторов под руководством Александра Власова, Алексея Тация и Владимира Заболотного, выполнивших проекты в закрытой части конкурса. Самая интересная разработка принадлежала А. Тацию, в которой предлагалось правую сторону улицы застроить плотно прилегающими друг к другу зданиями, а левую, высотную, – отдельно стоящими среди зелени деревьев домами, чтобы максимально подчеркнуть красоту холмистого рельефа Печерска. Эта идея позднее и была осуществлена, хотя по результатам конкурса победителя опять-таки не назвали.

В 1948 году постановлением «сверху» был положен конец неопределенности – проект застройки Крещатика поручили подготовить группе архитекторов под руководством А. Власова, который с 1944-го был главным архитектором Киева. Но в следующем году его перевели на аналогичную должность в Москву, поэтому проектированием Крещатика фактически руководил Анатолий Добровольский – главный архитектор города с 1949-го по 1955 год.

Первый дом на Крещатике начали возводить в 1949-м (он тянется от современной улицы Городецкого и соединен аркой с Пассажем). Здание декорировали узорчатой керамической плиткой и множеством деталей в стиле украинского барокко. Это вызвало огромный шквал критики. В последующей работе архитекторы старались использовать более простые формы декорирования. Проект каждого дома скрупулезно прорабатывался и нередко несколько раз менялся. В 1955 году, когда застройка в основных чертах заканчивалась и улица обрела новый облик, началась «борьба с излишествами в архитектуре». Ярким примером такого «безобразия» считались новые здания в центре Киева. На самом деле в реконструкции главной улицы столицы было использовано много новаторских идей. Из довоенной улицы с очень плотной застройкой и закрытыми дворами-колодцами Крещатик превратился в магистраль с «пульсирующим пространством» – его ширина, 75 м в отдельных местах, увеличилась до 90, 108 и 130 м! Улица была застроена как единый архитектурный ансамбль. Профиль ее стал своеобразен и асимметричен – проезжая часть 24 м, два тротуара, по 14 м каждый, отделенные от дороги рядом деревьев, с правой стороны расположился бульвар с каштанами, которые отделяли жилую застройку от проезжей части. Дома, не полностью разрушенные во время войны, были бережно реставрированы.




Киевские впечатления Якова Бердичевского





Яков Бердичевский.

1990 год. Из архива автора



С моим близким другом и учителем Яковом Исааковичем Бердичевским мы часто говорили о Киеве, прежде всего о тех событиях, которые прошли перед его глазами. Особенно впечатлила история его возвращения в родной город. В освобожденный от гитлеровцев Киев без разрешительных документов не пускали. А на улице Дмитриевской жили его тетки – родные сестры матери. Они не были еврейками, поэтому при немцах оставались в своей квартире. Через Днепр действовал только один Понтонный мост, сооруженный воинами под командованием Баренбойна, где тщательно проверяли документы, в первую очередь пропуска, а их у юного Яцика не было. Поэтому за небольшую мзду проводник взялся провести его по замерзшему Днепру. Кое-где приходилось ползти, распластавшись над хрупким покрытием. Юноша полз, пока не услышал крик провожатого: «Теперь вставай!» Под утро сердобольные тетушки отпаивали его чаем.

«Уже с весны 44-го года в полуобезлюдевший город стали возвращаться чудом выжившие, уцелевшие его жители, массово хлынуло крестьянство и не только из окрестных деревень – со всех освобожденных территорий Украины (да и России). Это была единственная возможность попытаться вырваться из цепких и безжалостных когтей «колхозно-крепостнического состояния». Но город нужно было восстанавливать. Нужны были люди. В конце 44-го года появились первые ремесленные училища (РУ) и училища фабрично-заводского обучения (ФЗО, затем ФЗУ), до отказа набитые, в основном, деревенскими мальчишками и девчонками.

Пришел Год Победы. Всеобщее ликование на улицах все еще лежащего в развалинах города. От дерева к дереву на натянутом полотнище у Бессарабки чётко и крупно, даже выпукло, написаны стихи Павла Тычины (кистью чудом пережившего оккупацию талантливого художника-графика, самоучки Абраши Резниченко):

«Люба сестронько, милий братику,
Попрацюемо на Хрещатику!
Ти з того кiнця, я з цього кiнця,
Труд осяе нас, наче тi сонця!»

А сколько мальчишек (да и не только мальчишек) подорвались на минах, заложенных оккупантами в руины Крещатика?! – не счесть, да никто о них до сих пор словом не обмолвился, а ведь и сегодня еще встречаются киевскими улицами «крещатикские инвалиды»… Тогда же заработала неуклонно расширяющая сеть артелей системы «Промкооперации». Приток «иногородних» увеличивался и неуклонно возрастал. Я беру на себя смелость утверждать, что в Киеве 1944—47 годов киевлян, ну пусть хотя бы во втором поколении, – было никак не более 20 процентов, а в четвертом, – дай-то бог, чтобы два-три. Демографическое мое предположение на настоящий момент (начало третьего тысячелетия) – никак не более нескольких тысяч потомков тех, кто жил в нашем городе, скажем, приблизительно, лет 100–120 назад.

Но вернемся в Киев 44–45 годов. Ещё не закручены до предела гайки государственного прессинга. Да, прессинга, ибо репрессированным был весь народ, или, как его любили именовать власть предержащие, «население» всего необъятного, бескрайнего «Союза ССР». От режима пострадали абсолютно все, невзирая ни на какие заслуги и цензы, в том числе и партийно-советский. Неверно, более того – греховно, – думать и утверждать, что репрессированными были лишь расстрелянные, измученные в застенках «чеки», истекающие кровью в концлагерях и ссылках, – нет, сто, тысячу раз нет! – репрессированными было всё «население», все мы…

Но ещё существуют т. н. кустари, «берущие патент» и трудящиеся самостоятельно, единолично, несмотря на жестокие и бессмысленные преследования «финачей» (фининспекторов – просим не путать с «финяками» – финскими ножами, или «финками»), дозволена мелочная торговля, в т. ч. и книжная, которую и назвать-то торговлей более чем сомнительно. Торговали не в магазинах, даже не в лавках – книги продавали «с ларей», «с рундуков», наконец, просто «с земли», на которую стлали мешки, тряпки или просто газеты. «Средний класс» книготорговцев работал «с ларей», изготовленных из деревянных досок, крайне редко обшиваемых тонкой жестью. Площадь ларя – от 3 до 4 квадратных метров (2–2,5 м длины и 1,2–1,5 м высоты). Причем верхняя крышка ларя открывалась и закреплялась под углом в 50–60 градусов. На её внутреннюю стенку набивались деревянные полозки и туго натягивались веревки. На полозках устанавливались книги, поддерживаемые веревками. В результате получалось что-то, напоминающее витрину книжного магазина». Передняя стена ларя делилась на три равных части, одна из которых (чаще всего центральная) служила «дверью». Внутри ларя никаких «излишеств» – табурет, а в холода ещё и кастрюля с медленно тлеющими древесными углями (благо, до сих пор слышу истошный крик продавцов: «Угалля нада! Угалля нада!»). Вот такие нехитрые сооружения (весьма смахивающие на позднейшие мусорные ящики) числом до полусотни были разбросаны по всему городу, чаще в районах рынков – Владимирского (и в соседнем т. н. Полицейском садике), Житнего, Сенного (на нынешней Львовской площади), Бессарабского, Галицкого или Еврейского (Евбаз) – самого крупного и наиболее криминально опасного. Лишь в здании Крытого рынка на Бессарабке не было ни одного ларя – они протянулись вдоль чахлого бульварчика по Бассейной до самой «ночлежки» – дома в конце улицы напротив Левашовской или, как было «умелой рукой» начертано на угловом здании, «вул. Карло-Либкнехта».

Книжные лари[1 - Лари — самодельные витрины площадью 3–4 м


, изготовленные таким образом, что могли закрываться. Они занимали особое место в книжной торговле. Держали их люди образованные и начитанные, но по личным мотивам не желавшие «вливаться» в систему государственной книготорговли.]смотрелись небольшими и, что греха таить, очень уж неопрятными, «замурзанными», как говорили киевляне, но всё же, позволю себе «высокий стиль», являлись «бастионами культуры и просветительства», прежде всего потому, что «частники-торгаши-спекулянты» в подавляющем большинстве были людьми начитанными и искренне влюбленными в книгу. Устраивались лари и рундуки и в скверах, садах, парках».

Я привел подробный рассказ Я. И. Бердичевского о книжных ларях по причине того, что уже с полтора десятка лет торгую своими книгами с раскладки, так как «ларь» по закону не положен и приравнивается к МАФам. В те далекие послевоенные годы – на переднем фронте борьбы с неграмотностью населения – было легче! Тогда не существовало телевидения! Сейчас преобладающее большинство людей не хотят знать историю, искусство, вообще читать книги… Их устраивает «тупая жвачка» с телеэкрана! А не произведения, повышающие уровень культурного и эстетического развития, заставляющие размышлять, почувствовать прекрасное, узнать суть человеческого бытия.




Соцгородок, или «Немецкий квартал» на Дарнице


В 1943–1944 годах Управлением по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР совместно с Главным политупром Красной армии велась активная работа по созданию антифашистских организаций военнопленных. В июле 1943-го был образован Национальный комитет «Свободная Германия».

Сегодня мало вспоминают – не до того, но труд военнопленных после окончания войны стал весьма значимым фактором. Они восстанавливали заводы, плотины, железные дороги, порты… Их использовали при реконструкции старого и возведении нового жилого фонда во многих городах, особенно в УССР и БССР. Кроме этого, пленные немцы активно участвовали в добыче полезных ископаемых. По данным Центрального финансового отдела МВД СССР, за период 1943–1949 годов военнопленные выполнили работы в строительстве и промышленности общей стоимостью примерно 50 млрд рублей. По официальным данным, всего было взято в плен 3,155 млн солдат и офицеров вермахта, из которых 1,15 млн погибли в лагерях военнопленных, причем 334 376 человек – в 1945–1956 годах, т. е. уже в послевоенное время. В общей сложности из Советского Союза было репатриировано около двух миллионов немецких военнопленных.

Как же развивались события для немецких узников войны? Советский Союз не являлся подписантом Женевской конвенции от 27.07.1927, в которой предусматривались гуманные принципы содержания военнопленных. Вместо этого международного документа советское правительство опиралось на надуманное «Положение о военнопленных» от 01.07.1941, где совершенно иначе трактовались вопросы о солдатах противника, содержащихся в плену: в частности, не признавалось их право на переписку, запрещалось ношение знаков различия и боевых наград, разрешалось размещение в районах с неблагоприятным климатом, широкое использование принудительного труда, применение к пленным смертных приговоров и т. п. Еще со времен Тегеранской конференции Сталин, не признававший свободный труд, решил использовать пленных немцев в различных отраслях промышленности. Так, в конце 1944 года были принудительно депортированы в СССР для работы на угольных шахтах более 112 тысяч немцев. 4 июля 1945 года рабский труд военнопленных был легализован постановлением № 8921сс «О мероприятиях по трудовому использованию военнопленных и материально-техническому обеспечению лагерей для военнопленных». И пошло-поехало… Москва превратилась в огромный невольничий рынок, откуда немецкие военнопленные вывозились в Польшу (50 000), Чехословакию (4500) и другие страны. Тяжелейшие условия труда, скудные пайки, антисанитария приводили к их быстрому физическому истощению, инвалидности и смертности. К примеру, только за период с июля по октябрь 1945 года от непосильной каторжной работы умерли 35 297 человек. Чтобы предотвратить возмущение мирового сообщества высокой смертностью военнопленных в советских лагерях, было принято поистине иезуитское секретное постановление ГКО, согласно которому нетрудоспособные немцы освобождаются и депортируются в различные зоны оккупированной Германии, а взамен на принудительные работы в СССР ввозятся… немцы, задержанные и арестованные в советской зоне оккупации. В соответствии с этим планом предписывалось «отобрать из числа содержащихся в специальных лагерях и тюрьмах МВД Германии физически здоровых немцев-мужчин… пригодных для трудового использования на предприятиях Министерства угольной промышленности восточных районов и Министерства строительства топливных предприятий».





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65250622) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Лари — самодельные витрины площадью 3–4 м


, изготовленные таким образом, что могли закрываться. Они занимали особое место в книжной торговле. Держали их люди образованные и начитанные, но по личным мотивам не желавшие «вливаться» в систему государственной книготорговли.