Книга - Разговор с незнакомцем

Разговор с незнакомцем
Малькольм Гладуэлл


Представьте себя на месте судьи, которому нужно решить, отпустить ли подозреваемого под залог. Вам предлагают либо просто ознакомиться с сухими фактами биографии подозреваемого, либо встретиться и поговорить с ним лично, посмотреть в глаза и увидеть реакцию. Многие из нас выберут второй вариант – ведь зачастую мы считаем информацию, полученную при личном контакте, необыкновенно ценной. Но именно в этом, по мнению Малкольма Гладуэлла, и кроется причина роковых ошибок, личных трагедий, неверных судебных решений и даже катастроф мирового масштаба.

Шпионка, которая долгие годы работала в управлении Пентагона, передавая данные кубинской разведке. Политики, не сумевшие распознать двойную игру Гитлера, что привело мир к катастрофе. Полицейские, стреляющие в невинных людей, просто потому что их реакции кажутся подозрительными. Родители, которые не могут распознать в спортивном докторе насильника, растлевающего их детей.

Автор анализирует все эти истории и приходит к шокирующим выводам. Оказывается, мы не в состоянии распознать лжеца, даже когда общаемся с ним на протяжении долгого времени. И все наши привычные представления о подозрительном поведении людей, их мимике, жестах, интонациях оказываются в корне не верными.

Малкольм Гладуэлл предлагает нам отправиться в интеллектуальное приключение по темной стороне человеческой натуры. Вы убедитесь, что наши представления о незнакомцах почти всегда не совпадают с реальностью, а неправильное восприятие их поведения может иметь катастрофические последствия.





Малкольм Гладуэлл

Разговор с незнакомцем: Почему мы ошибаемся в людях и доверяем лжецам



Переводчик Н. Мезин

Редактор И. Беличева

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Деркач

Корректоры А. Кондратова, Т. Редькина

Компьютерная вёрстка М. Поташкин

Арт-директор Ю. Буга

Иллюстрация на обложке взята из www.shutterstock.com (http://www.shutterstock.com/).





Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.



© 2019 by Malcolm Gladwell

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2020


* * *


Посвящается Грэхему Гладуэллу (1934–2017)







От автора


Как-то раз, много лет тому назад, родители навещали меня в Нью-Йорке, и мне захотелось немного пошалить: я поселил их в гостинице Mercer. Это роскошный отель для избранных, где останавливаются знаменитости и звезды. Мои папа с мамой – особенно папа – в таких вещах не разбираются. Отец не смотрит телевизор, не ходит в кино, не слушает поп-музыку. Спроси его про журнал People, так он, пожалуй, скажет, что это антропологический вестник. В круг его интересов входят не самые модные вещи: математика, садоводство, Библия.

Я пригласил родителей поужинать и, заехав за ними в Mercer, спросил отца, как прошел день.

– Чудесно! – ответил папа.

Оказалось, что вечер он провел в лобби за беседой с каким-то господином. Это было вполне типично для моего отца. Он любил общаться с незнакомцами.

– И о чем вы говорили? – уточнил я.

– О садоводстве, – пояснил папа.

– А как его звали?

– Ой, понятия не имею! Но к нему все время подходили люди, фотографировались и давали подписать какие-то карточки.

Если вдруг какой-нибудь легендарный голливудский актер, читая это, вспомнит, как много лет назад он болтал с бородатым англичанином в лобби отеля Mercer, очень прошу его связаться со мной.

А все остальные, учтите следующее: иногда лучший разговор между незнакомцами – тот, который и позволяет им таковыми оставаться.




Введение

«Вон из машины!»



1

В июле 2015 г. молодая чернокожая американка по имени Сандра Блэнд отправилась из Чикаго, где она жила, в небольшой городок Прейри-Вью в часе езды на запад от Хьюстона, штат Техас. Сандре предстояло пройти собеседование, поскольку она хотела устроиться на работу в местный университет, который сама окончила несколько лет назад. Сандра была рослой и эффектной девушкой, с характером под стать внешности. В колледже она состояла в женском сообществе Sigma Gamma Rho, играла в духовом оркестре и работала волонтером в доме престарелых. Сандра публиковала на YouTube короткие мотивационные видео под тэгом «Говорит Сэнди», которые часто начинались словами «Доброе утро, мои дивные короли и королевы».



«Сегодня я проснулась с благодарностью Творцу, прославляя Его имя. Я, конечно, благодарю Его не за то, что сегодня мой день рождения, а за то, что я расту, за все, что Господь посылает мне. И, просто оглядываясь на этот последний год и на все те двадцать семь лет, что живу на Земле, я говорю Ему спасибо за все, что Он мне показал. И пусть даже я не раз ошибалась и, конечно же, немало напортачила – Он все равно меня любит. И я хочу, чтобы вы, мои короли и королевы, где бы вы ни были, знали, что Он любит и вас тоже».


Собеседование Сандра прошла успешно, и это ее окрылило. Она задумывала параллельно защитить магистерскую работу по политологии. 10 июля под вечер Сандра отправилась за продуктами, и при выезде на шоссе, опоясывающее университетский кампус, ее остановил полицейский. Его звали Брайан Энсинья: белый, темноволосый, коротко стриженный, тридцати лет от роду. Он вел себя вежливо – по крайней мере, поначалу. Энсинья сообщил Сандре, что она при перестроении не включила сигнал поворота. Страж порядка задавал вопросы, а девушка отвечала. В какой-то момент Сандра закурила, и Энсинья попросил ее потушить сигарету.

Их дальнейший разговор, записанный видеорегистратором полицейской машины, набрал на YouTube несколько миллионов просмотров.



Блэнд: Я в своей машине, чего ради мне тушить сигарету?

Энсинья: Ну, можете выйти.

Блэнд: Я не обязана этого делать.

Энсинья: Выйдите из машины.

Блэнд: Да с какой стати?

Энсинья: Выходите!

Блэнд: Эй, вы не имеете полномочий меня выгонять! Это против правил.

Энсинья: Выходите.

Блэнд: Но это незаконно. Вы не имеете права заставлять меня.

Энсинья: Я имею право и, если не выйдете сами, вытащу вас силой.

Блэнд: Я отказываюсь с вами говорить, не желаю сообщать ничего, кроме своего имени… (неразборчиво). Вы хотите вытащить меня из машины за то, что я не включила поворотник?

Энсинья: Выходите, или я вас вытащу. Именем закона. Если не подчинитесь, то я применю силу.

Блэнд: Я звоню своему адвокату.

(Так Блэнд и Энсинья препираются нестерпимо долго. Эмоции накаляются.)

Энсинья: Я тебя выволоку. (Сует руку в окно.)

Блэнд: Ага, собираетесь вытащить меня из моего же автомобиля? Что ж, ладно.

Энсинья(вызывает подмогу): 2547.

Блэнд: Ну, давайте.

Энсинья: И выволоку. (Хватает Сандру.)

Блэнд: Не трогайте меня!

Энсинья: А ну выходи!

Блэнд: Не прикасайтесь ко мне. Не прикасайтесь! Вы что, задерживаете меня?

Энсинья: Вы арестованы!

Блэнд: Арестована?! Но за что? За что? За что?

Энсинья (в рацию): 2547. Дорога ФМ-1098… (неразборчиво). Пришлите наряд. (Сандре) Выходите из машины! Немедленно!

Блэнд: Да за что вы меня задерживаете? Вы же просто хотели меня оштрафовать за…

Энсинья: Я сказал, вон из машины!

Блэнд: За что меня задерживают? Вы открыли мою…

Энсинья: Я требую именем закона. Я вас вытащу оттуда.

Блэнд: Так вы мне угрожаете?

Энсинья: Выходи, кому говорят!

Блэнд: А потом вы меня (помехи) хотите?

Энсинья: Я тебя подпалю! А ну выходи! Сейчас же! (Вынимает электрошокер и наводит его на Сандру.)

Блэнд: Ого! (Выходит из автомобиля.)

Энсинья: Вон из машины! Ну, живее!

Блэнд: И это из-за невключенного поворотника? Вы все это устроили из-за такой ерунды?


В конце концов девушку арестовали и отвезли в тюрьму. Через три дня она покончила с собой в камере.


2

Трагедия с Сандрой Блэнд пришлась на самую середину довольно странного периода в общественной жизни США. Все началось в августе 2014 г., когда в городе Фергюсон, штат Миссури, патрульный застрелил Майкла Брауна, 18-летнего афроамериканца, который, предположительно, украл в магазине коробку сигар. Последующие несколько лет ознаменовались рядом скандальных случаев полицейского насилия над афроамериканцами. Это вызвало в обществе резонанс, по стране прокатилась волна протестов. Возникло гражданское движение Black Lives Matter («Черные жизни имеют значение»). Об этих инцидентах говорила вся Америка. Возможно, из тогдашних выпусков новостей вы помните фамилии афроамериканцев, ставших жертвами произвола. Фредди Грей, юноша из Балтимора, впал в кому в полицейском микроавтобусе, после того как его задержали за ношение складного ножа. На окраине Миннеаполиса патрульный остановил молодого водителя по имени Филандо Кастиль, потребовал предъявить страховку и внезапно всадил в него семь пуль. В Нью-Йорке копы задушили во время задержания Эрика Гарнера, которого подозревали в нелегальной торговле сигаретами. В Норт-Чарлстоне, штат Южная Каролина, полицейский велел остановиться Уолтеру Скотту, поскольку тот ехал, не включив габаритные огни, приказал выйти из машины и застрелил его выстрелом в спину. Об этом последнем убийстве, которое случилось 4 апреля 2015 г., Сандра как раз говорила в своем очередном видео.



«Доброе утро, мои дивные короли и королевы… Я не расистка. Я выросла в Вилла-Парке, штат Иллинойс. Я была единственной черной девчонкой в команде чирлидеров… Чернокожие, поймите, в этом мире вам не светит удобная жизнь, если вы не научитесь ладить с белыми. Я хочу, чтобы белые люди, где бы они ни были, сознавали, что мы, черные, стараемся как можем… но нельзя не прийти в отчаяние, сталкиваясь с такими ситуациями, когда жизнь афроамериканца ни в грош не ставят. Некоторые из вас спрашивают: а зачем он побежал? Черт побери, да посмотрите последние новости: можно стоять с поднятыми руками, однако копы все равно тебя прикончат».


Через три месяца погибла и сама Сандра.

Моя книга – это попытка разобраться, что же на самом деле произошло в тот день на обочине шоссе в техасской глубинке.

Надо ли писать об этом целую книгу? Да, надо, потому что вспыхнувшая в обществе дискуссия, вызванная той чередой трагедий, оказалась абсолютно бесполезной. Одна сторона вела речь о расизме – глядя на произошедшее с высоты в десять тысяч футов, а другая рассматривала в лупу мельчайшие детали каждого случая: каким человеком был полицейский, что он делал, в точности? Эти за деревьями не видели леса, а первые не видели в лесу самих деревьев.

Обе стороны были правы, каждая по-своему. Общественные настроения в США в значительной мере объясняются предубеждением и невежеством. Но что можно сделать с каждой из этих проблем, кроме как от всего сердца поклясться в следующий раз проявить бо?льшую гражданскую активность? Да, бывают копы-негодяи. Встречаются полицейские, которые судят предвзято. Консерваторы предпочитают первую интерпретацию, а либералы – вторую. В результате две позиции взаимно обесценивают друг друга. Полиция в этой стране по-прежнему убивает граждан, но подобные вопиющие случаи больше не освещаются в новостях. Я подозреваю, что вам сейчас пришлось даже на секунду задуматься, чтобы вспомнить, кто такая Сандра Блэнд. Выждав приличное время, мы отстраняемся от этих споров и возвращаемся к своим делам.

А я не хочу возвращаться к своим делам.


3

В XVI столетии произошло добрых семь десятков войн с участием различных европейских народов и государств. Датчане сражались со шведами, а Тевтонский орден – против Польши; Ливонская война, Турецко-венецианские, Война за португальское наследство – и так далее, и тому подобное. Если у этого бесконечного конфликта была какая-то схема, она состояла в том, что все раздоры вспыхивали преимущественно между соседями. Либо сходились народы, издавна жившие по разные стороны одного рубежа, либо кровопролитие начиналось внутри страны: так, гражданскую войну в Османской империи развязали в 1509 г. два родных брата. В любую историческую эпоху контакты – враждебные или мирные – редко осуществляются между чужаками. Обычно противники, поднявшие друг на друга оружие, верят в одного бога, на один манер строят дома и города, придерживаются сходных тактик и правил войны.

Но самый опустошительный конфликт XVI века никак не вписывается в эту схему. Испанский дворянин Эрнан Кортес и император ацтеков Монтесума II на момент встречи не знали друг о друге ровным счетом ничего.

В феврале 1519 г. Кортес высадился на побережье Мексики и медленно двинулся к Теночтитлану – столице государства ацтеков. Добравшись до нее, испанцы прониклись изумлением, ибо не могли вообразить себе ничего подобного. Город оказался значительно больше и величественнее любого из тех, какие Кортес и его соратники могли видеть у себя на родине. Теночтитлан располагался на острове, перерезанном каналами и связанном с берегом мостами. Широкие бульвары, хитроумные акведуки, шумные рынки, храмы из ослепительно белого камня, общественные сады, даже зверинец. А уж царившая повсюду безупречная чистота, должно быть, казалась людям, выросшим в грязи средневекового европейского полиса, каким-то чудом.

«И, видя многолюдные города и крупные поселения, одни – на воде, другие – на суше, и эту ровную мощеную дорогу, что дальше вела к Мешико [Теночтитлану], мы испытывали все возрастающее удивление и говорили, что все это похоже на волшебные рассказы… большие башни, пирамиды храмов, строения, стоящие прямо в воде, и все каменной кладки; и некоторые из наших солдат говорили, что если все то, что они видят, не сон и не чудо, то я должен описать это, так как все это надо как следует осмыслить; не знаю, как и рассказать о доселе невиданных и неслыханных вещах, которые даже во сне не могут привидеться»[1 - Цит. по: Берналь Диас дель Кастильо. Правдивая история завоевания Новой Испании. – М.: Форум, 2000. (Пер. Д. Н. Егорова и А. Р. Захарьяна.)], – вспоминал впоследствии Берналь Диас дель Кастильо, один из офицеров Кортеса.

У ворот Теночтитлана испанцев приветствовали вельможи, которые проводили пришельцев к Монтесуме. Правитель был немыслимо величественной фигурой; его несли в паланкине, отделанном золотом и серебром, украшенном цветами и драгоценными каменьями. Впереди процессии шагал придворный, подметавший перед монархом дорогу. Кортес сошел с седла. Император выглянул из паланкина. Кортес потянулся было – по испанскому обычаю – обнять Монтесуму, но его отстранили люди из свиты. Никто не смеет обнимать императора. Вместо этого двое мужчин поклонились друг другу.

– Не с Монтесумой ли я имею честь беседовать? – спросил Кортес.

И Монтесума ответил:

– Да, я и есть он.

Дотоле ни один европеец еще не ступал на землю Мексики. Ни один ацтек не встречался с европейцами. Кортесу было известно о местных жителях только то, что они баснословно богаты и выстроили этот удивительный город. Монтесума знал о Кортесе лишь то, что он дерзко вторгся в империю ацтеков, а у его людей есть странное оружие и удивительные крупные животные – лошади, прежде невиданные в этих краях.

Удивительно ли, что встреча Монтесумы и Кортеса столетие за столетием интригует историков? В те времена – пять веков назад, – когда первопроходцы переплывали океаны и отважно пускались в путешествия по неведомым землям, возник совершенно новый тип взаимодействия людей. Разумеется, Кортес и Монтесума хотели поговорить, пусть даже они ничего и не знали друг о друге. Однако свой вопрос – «Не с Монтесумой ли я имею честь беседовать?» – Кортес не мог задать напрямую по-испански. Поэтому пришлось взять с собой двух переводчиков. Первой была местная женщина по имени Малинче, захваченная несколькими месяцами раньше. Она знала науатль (язык ацтеков) и чонтальский, на котором говорили индейцы Мексики в тех местах, откуда Кортес начал свой поход вглубь материка. Вторым толмачом был испанский священник Херонимо де Агилар, оказавшийся после кораблекрушения на Юкатане и выучивший чонтальский язык во время своих странствий. Так что Кортес говорил по-испански, Агилар переводил его слова на чонтальский для Малинче, а та уже – для Монтесумы на науатль. И ответ императора, соответственно, двигался по той же цепочке, но в обратном направлении. Внезапно привычный обоим собеседникам по опыту всей жизни простой разговор один на один оказался катастрофически невозможен[2 - Гипотезу о том, что Монтесума признал Кортеса богом, убедительно развенчивает в числе прочих авторов историк Камилла Таунсенд. Она пишет, что, вероятно, это было обычное недоразумение, возникшее из-за того, что ацтеки называли Кортеса и его людей словом «теотль», которое испанцы перевели как «бог». Однако индейцы, как доказывает Таунсенд, использовали такое именование лишь потому, что «испанцев нужно было как-то называть, а как, никто не понимал. В картине мира ацтеков, какой она была на тот момент, человек получал прозвище по деревне или полису, откуда он происходил, или же, для более точного указания, по социальной функции, которую исполнял: сборщик налогов, принц, слуга и проч. А ничего подобного про этих пришельцев им попросту не было известно». – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. авт.].

Кортеса пригласили в один из дворцов императора – согласно описанию Агилара, там было «без счету комнат, переходов, великолепных залов, перин с широкими покрывалами, кожаных подушек с древесным волокном, теплых стеганых одеял и прекрасных балахонов из белого меха». После обеда Монтесума вновь явился людям Кортеса и произнес речь. И тут же возникло недоразумение. Слова Монтесумы испанцам перевели так, будто ацтекский монарх делает им невероятное признание: он считает Кортеса богом, полагая, что исполнилось древнее пророчество об изгнанном божестве, которое однажды вернется с Востока. И потому он, Монтесума, передает себя в руки Кортеса. Можете представить реакцию конкистадора: в сущности, этот великий город отныне принадлежал ему.

Но это ли имел в виду Монтесума на самом деле? В науатле, языке ацтеков, существует особый вежливый стиль речи. Царственной персоне масштаба Монтесумы культурная традиция предписывала использовать своего рода код, при помощи которого могущественные фигуры подчеркивали свой статус путем притворного самоуничижения.

В науатле слово «благородный», объясняет историк Мэттью Ресталл, почти неотличимо от слова «ребенок». Правитель вроде Монтесумы, описывая себя как маленького и слабого, на самом деле обиняком подчеркивал свои влиятельность и авторитет.



«Невозможность адекватного перевода с такого языка очевидна, – пишет Ресталл. – Во многих ситуациях нужно было говорить противоположное тому, что имеется в виду. Настоящий смысл кодировался самим употреблением форм вежливости. Перевод без учета этих обстоятельств, да еще искаженный несколькими толмачами, должен был получиться не просто неточным – он с высокой степенью вероятности изменил бы смысл на прямо противоположный. И в этом случае слова Монтесумы вовсе не означали его покорности – они означали, что он принимает покорность испанцев».


Из курса истории вы, наверное, помните, чем закончилась встреча Монтесумы и Кортеса. Испанцы захватили императора ацтеков в заложники, а затем убили. Между двумя цивилизациями вспыхнула кровопролитная война. Она унесла жизни 12 миллионов индейцев, погибших либо от рук испанских завоевателей, либо от болезней, принесенных теми в Америку. Теночтитлан разрушили. Мексиканский поход Кортеса положил начало трагической эпохе колониальной экспансии. Он же познакомил человечество с принципиально новым (и поныне актуальным) способом социального взаимодействия. Сегодня мы постоянно вступаем в контакт с людьми, чьи представления, взгляды и воспитание отличаются от наших собственных. Нынешний мир – это не два брата, сражающиеся за султанский престол в Османской империи. Это Кортес и Монтесума, пытающиеся понять друг друга сквозь многослойный перевод. «Разговор с незнакомцем» – книга о том, почему мы так плохо справляемся с подобного рода переводом.

Каждая из последующих глав посвящена одному из аспектов проблемы. Я разбираю в качестве примеров реальные случаи, о многих из которых вы наверняка слышали, поскольку они широко обсуждались в СМИ. В Калифорнии студент Стэнфордского университета Брок Тёрнер знакомится на вечеринке с девушкой и к утру оказывается за решеткой. В Университете штата Пенсильвания Джерри Сандаски, бывшего помощника тренера из факультетской футбольной команды, признают виновным в растлении малолетних, причем сообщниками оказываются ректор учебного заведения и два его ближайших помощника. Вы прочтете о шпионе, который много лет работал, не вызывая подозрений, на самом высоком уровне в Пентагоне, и о человеке, низвергшем управляющего хедж-фондом Бернарда Мейдоффа, о ложном обвинении американки Аманды Нокс, не в добрый час приехавшей по программе студенческого обмена в Италию, и о самоубийстве поэтессы Сильвии Плат.

Участники всех этих инцидентов при расшифровке слов и намерений друг друга полагались на некий шаблонный набор стратегий. И в каждой из ситуаций случился какой-то роковой сбой. В своей книге я пытаюсь понять эти стратегии – установить, откуда они произошли, разобрать их, осмыслить и постараться усовершенствовать. В последней главе я снова вернусь к случаю с Сандрой Блэнд, потому что мне не дает покоя одно соображение. Трагедии легко можно было бы избежать, не воспринимай ее участники друг друга как чужаки. Сандра Блэнд была не из тех людей, кого Брайан Энсинья постоянно встречал в своем районе или с кем раскланивался на улице. Тогда все было бы просто: «А, Сэнди! Как поживаете? Почему поворотник не включили? В следующий раз будьте повнимательнее». Но, увы, это были техасец Энсинья и Блэнд из Чикаго, мужчина и женщина, белый и черная, полицейский при исполнении и гражданское лицо, вооруженный и безоружная. Они были один для другого настоящими незнакомцами. Если бы каждый из нас почаще задумывался, если бы мы все стремились хоть немного разобраться в том, как относимся к незнакомцам и взаимодействуем с ними – Сандра не погибла бы в техасской тюрьме.

В этой книге нам предстоит ответить на несколько воистину головоломных вопросов, сложить отдельные фрагменты пазла, связанного с незнакомцами. Начнем, пожалуй, с истории, рассказанной несколько лет назад в оперативном центре ЦРУ человеком по имени Флорентино Аспиллага.




Часть первая

Шпионы и дипломаты: две загадки





Глава 1

Месть Фиделя Кастро



1

Последним назначением Флорентино Аспиллаги стала Братислава – город, в ту пору находившийся на территории Чехословакии. Шел 1987 год, до падения железного занавеса оставалась еще пара лет. Аспиллага руководил консалтинговой компанией под названием Cuba Tecnica, которая вроде бы имела какое-то отношение к торговле. Однако на самом деле никакой торговли она не вела. Это был лишь фасад. Аспиллага занимал высокий пост в кубинском Главном управлении разведки.

В 1985-м товарищи по ведомству признали Аспиллагу разведчиком года. Он получил поощрительное письмо, написанное собственноручно Фиделем Кастро, поскольку успешнее многих служил своей стране в СССР, Анголе и Никарагуа. Этот человек был настоящей звездой. Из Братиславы он руководил всей восточноевропейской сетью агентов.

Но в какой-то момент восхождения по служебной лестнице Аспиллагу вдруг настигло отрезвление. Слушая речь Кастро, восхвалявшего коммунистическую революцию в Анголе, Аспиллага был неприятно удивлен надменностью и самолюбованием Фиделя. К 1986 г., когда его отправили в Братиславу, сомнения Аспиллаги только укрепились.

Побег он наметил на 6 июня 1987 г. Выбор даты стал тонкой шуткой, понятной лишь посвященным: годовщина учреждения кубинского МВД – всесильного органа, ответственного за разведку. Сотрудники Главного управления разведки 6 июня обычно празднуют это событие: звучат речи, провозглашаются тосты, проходят приемы и торжества. Аспиллага хотел, чтобы его измена ранила побольнее.

В центре Братиславы, в парке, он встретился со своей подружкой Мартой. Она тоже была его соотечественницей, одной из тысяч кубинцев, приехавших работать на чехословацких фабриках и заводах. При этом ее паспорт, как тогда было заведено, лежал в кубинском посольстве в Праге. Аспиллаге предстояло перевезти Марту через границу тайно. У него имелась служебная Mazda. Он вынул из багажника запасное колесо и там спрятал подружку, просверлив в днище отверстия для вентиляции.

Восточная Европа в то время еще находилась за железным занавесом. Выезд на Запад жестко ограничивали. Но от Братиславы до Вены по трассе меньше 80 км, а Аспиллага уже бывал в Австрии. Он имел дипломатический паспорт, и его знали пограничники. Так что на границе его машину не останавливали.

В Вене они с Мартой бросили машину, поймали такси и вскоре уже стояли у ворот американского посольства. Был субботний вечер. Высшие посольские чиновники отдыхали дома. Но Аспиллаге не пришлось особо стараться, чтобы привлечь внимание стражника: «Я резидент кубинской разведки. Я comandante».


2

В шпионском ремесле поступок Аспиллаги называется переходом. Офицер разведки одной страны внезапно появляется на пороге штаба противника. И переход Флорентино Аспиллаги по прозвищу Кроха был одним из самых важных за все годы холодной войны. Он столько знал о Кубе и ее ближайшем союзнике СССР, что бывшие начальники из кубинской разведки потом дважды выслеживали предателя и пытались его устранить, однако оба раза он ускользнул. Аспиллага живет под чужим именем и тщательно скрывается ото всех, но однажды он сам назначил встречу Брайану Лателлу, много лет курировавшему в ЦРУ латиноамериканское направление.

Вот как это было. С Лателлом связался агент, который исполнял роль посредника Аспиллаги. Этот человек попросил его прийти в один из ресторанов на окраине Майами. Там Лателл получил инструкции о том, где и как они встретятся с Аспиллагой, сменившим личность. Ему следовало снять номер в ничем не примечательном отеле и ждать там появления Крохи.

«Аспиллага моложе меня. Мне было семьдесят пять, а ему еще не исполнилось и семидесяти, – рассказывал впоследствии Лателл. – Но, похоже, у него возникли большие проблемы со здоровьем. И неудивительно: жизнь перебежчика, фальшивая личность, все это – суровое испытание».

Но даже сейчас, хотя этот человек и выглядел жалко, говорит Лателл, было понятно, что Аспиллага представлял собой в прежние годы: обаятельный, изящный, с неким налетом театральности – вкусом к риску и широким жестам. В номер отеля Аспиллага вошел с какой-то коробкой в руках. Поставив ее на стол, он обернулся к Лателлу и пояснил: «Здесь мои воспоминания, которые я написал вскоре после перехода. Хочу их подарить вам».

В мемуарах Флорентино Аспиллаги обнаружилась просто невероятная история.


3

После театрального появления Аспиллаги у дверей американского посольства в Вене его перевезли на военную базу в Германии. В те годы американская разведка на Кубе работала под прикрытием Отдела интересов США в швейцарском посольстве в Гаване (точно так же, как и кубинская, в США). Перед первым допросом Аспиллага выдвинул условие: он попросил, чтобы к нему прилетел один из прежних руководителей гаванской резидентуры, человек, известный кубинской разведке под кодовым именем Альпинист (el Alpinista).

Альпинист послужил ЦРУ во всех концах мира. Из документов КГБ и Штази, преданных огласке после падения Берлинской стены, стало известно, что в академиях этих разведок Альпинисту посвящался отдельный учебный курс. Это был безупречный профессионал. Однажды его пытались завербовать советские разведчики. Перед ним в буквальном смысле положили несколько мешков с деньгами. Но он только рассмеялся, покачав головой. Альпиниста невозможно было купить. По-испански он говорил как настоящий кубинец. Для Аспиллаги этот человек служил примером. И он хотел наконец-то увидеть его живьем.

«Я был на задании в другой стране, когда получил распоряжение спешно прибыть во Франкфурт, – рассказывал Альпинист (хотя легендарный шпион давно вышел в отставку, он по-прежнему предпочитает пользоваться этим псевдонимом). – Там у нас находился центр обработки перебежчиков. Мне сказали, что в наше посольство в Вене явился сдаваться какой-то тип. Он приехал из Чехословакии с подружкой в багажнике, открыл свою личность и настаивает на разговоре со мной. Я еще подумал: что за дичь?»

Альпинист прибыл в оперативный центр. «В гостиной сидело четверо наших спецагентов, – вспоминал он. – Мне сказали, что Аспиллага в спальне, где с самого приезда на эту явочную квартиру занимается любовью с подружкой. Я вошел и заговорил с ним. Это был сухощавый человек, плохо одетый, как было в те годы свойственно восточным европейцам и кубинцам. Слегка растрепанный. Но сразу бросалось в глаза: этот парень недюжинного ума».

Заговорив с Аспиллагой, Альпинист не назвал себя. Он держался настороже: от этого чужака можно было ожидать всего. Но через несколько минут Аспиллага понял, с кем беседует: последовал момент изумления, смех. Мужчины обнялись по кубинскому обычаю.

«Мы поговорили минут пять и перешли к деталям, – писал впоследствии Альпинист. – Когда опрашиваешь таких перебежчиков, необходимо каким-то образом удостовериться в добропорядочности. Так что я для начала спросил, что он может рассказать о структуре кубинской разведки».

Тут-то Аспиллага и выложил свою сенсацию, новость, которая привела его сквозь железный занавес к воротам американского посольства в Вене. ЦРУ развернуло на Кубе шпионскую сеть, и ее члены исправно слали в центр отчеты, изучая которые, в США старались получше узнать своего противника. Аспиллага сообщил имя одного из этих шпионов и сказал: «Это двойной агент. Он работает на нас». Американцы остолбенели. Они и не догадывались, что среди них завелся предатель. Аспиллага тем временем продолжал. Он назвал другого шпиона: «Тоже наш человек». Потом еще одного и еще. При этом перебежчик упоминал фамилии, детали – точно до мелочей. «Парень, которого вы завербовали на пароходе, плывущем из Антверпена? Двойной агент. Толстый коротышка с усами? Он давно уже в деле. Тот хромой из Министерства обороны? Тоже наш». Так продолжалось, пока Аспиллага не перечислил несколько десятков агентов – практически весь список американских резидентов на Кубе. Все они работали на Кастро, скармливая ЦРУ сведения, тщательно подготовленные самими кубинцами.

«Я сидел и записывал, – рассказывал Альпинист. – И старался не показывать никаких эмоций. Так нас учили. Но сердце у меня просто кровью обливалось».

Аспиллага говорил о людях Альпиниста, шпионах, которыми тот руководил, когда, будучи еще совсем молодым и рьяным разведчиком, получил назначение в кубинский отдел ЦРУ. Впервые оказавшись в Гаване, Альпинист принялся агрессивно внедрять повсюду своих агентов, добывая новую информацию. «Какой прок от резидента, работающего в правительственном аппарате другого государства, если вы не можете с ним взаимодействовать? – поясняет он свою позицию. – Мой подход был такой: лучше попытаться добыть хоть какие-то сведения прямо сейчас, чем ждать полгода или год, пока твоего человека переведут на более значительную должность». Так что Альпинист развернул активную деятельность. Но теперь выходило, что все его успехи были липой. «Должен признать, я так не любил коммунистов, что получал немалое удовольствие, пудря кубинцам мозги. Однако оказалось, что на самом-то деле мозги пудрили мне. Это, конечно, был удар», – с горечью констатировал Альпинист.

Они с Аспиллагой на военном самолете отправились из Франкфурта прямиком в Вашингтон, где их приняли большие шишки из латиноамериканского департамента ЦРУ. «Руководители кубинского отдела были в полном шоке и даже ударились в панику, – вспоминал Альпинист. – Они просто не могли поверить, что их так откровенно дурачили столько лет. Ну и началась заваруха».

А дальше дело обернулось еще хуже. Фидель Кастро, узнав, что Аспиллага рассказал американцам об унижении ЦРУ, решил добить их. Первым делом он собрал всех двойных агентов, и они как триумфаторы проехали по всей стране. После этого по кубинскому телевидению показали 11-серийный документальный фильм «Война ЦРУ против Кубы» (La Guerra de la CIA contra Cuba). Оказалось, что кубинские контрразведчики по меньшей мере 10 лет подряд записывали и снимали все, чем ЦРУ занималось на их острове – как будто делали реалити-шоу, что-нибудь вроде «Выжившие: кубинский сезон». Видеозаписи оказались на удивление хорошего качества. Там были крупные планы и грамотные кинематографические ракурсы. Безупречно чистый звук: очевидно, кубинцы заранее узнавали о каждой секретной встрече и успевали надлежащим образом оборудовать помещение для аудиозаписи.

На экране один за другим появлялись названные подлинными именами агенты, работавшие под надежным, как считалось, прикрытием. В фильме продемонстрировали все новейшие шпионские устройства: например, передатчики, спрятанные в корзинах для пикника и атташе-кейсах. Рассказали подробно, на каких скамейках американские агенты вели разговоры с информаторами и что именно означал тот или иной цвет рубашки, в которой они приходили на встречу. Во всех деталях показали, как шпион пакует деньги и инструкции в пластиковый «камень»; в другом эпизоде сотрудник ЦРУ оставлял секретные документы для своего агента в разбитой машине на свалке в Пинар-дель-Рио; в третьем американец шарил в высокой траве у обочины дороги, выискивая контейнер с информацией, пока его жена нетерпеливо курила в автомобиле. Сам Альпинист лишь однажды мелькнул в том фильме. А вот его преемнику повезло гораздо меньше. «Складывалось впечатление, что куда бы тот ни шел, за его плечом постоянно двигался оператор с камерой», – сетовал Альпинист.

Глава отделения ФБР в Майами, узнав об этой ленте, позвонил кубинскому чиновнику и попросил для себя копию. Вскоре он получил посылку с набором кассет, предусмотрительно переведенных на английский. Самую искушенную разведку мира оставили в дураках.


4

И вот что никак не вяжется в истории Флорентино Аспиллаги. Одно дело, если бы кубинцы, на манер мелких мошенников, обманули кучку не выходящих из дому пенсионеров. Но они утерли нос ЦРУ, учреждению, где всерьез занимаются проблемами понимания незнакомцев.

На каждого из тех двойных агентов в управлении имелось толстое досье. Альпинист рассказывал, что тщательно их изучил. И не нашел ничего явно настораживающего. Как в любой разведке мира, в ЦРУ есть специальное подразделение, чья задача – мониторить работу агентов, выискивая признаки измены. Что же обнаружили его сотрудники? Ничего[3 - В ЦРУ практикуют регулярную проверку агентов на детекторе лжи – чтобы застраховаться именно от такого рода предательства, как то, о котором рассказал Аспиллага. Всякий раз, когда кто-то из резидентов покидал Кубу, кураторы из ЦРУ тайно встречались с ним в отеле и усаживали за полиграф. Бывало, «кубинцы» проходили экзамен успешно: начальник отдела, занимающегося проверкой сотрудников на полиграфе, собственноручно засвидетельствовал благонадежность шестерых резидентов, впоследствии оказавшихся «оборотнями». Случалось, однако, что испытуемые не выдерживали проверки. Но что происходило тогда? Шефы кубинского подразделения просто-напросто не признавали результатов. Один из бывших специалистов, работавших на детекторе лжи, Джон Салливан, рассказывал, что его пригласили на совещание после того, как группа полиграфологов забраковала слишком многих резидентов. «Оперативники тогда буквально набросились на нас, – вспоминает Салливан, – разнесли, на чем свет стоит… Все в один голос твердили: “Ребята, вы сами не понимаете, что творите”; “Это явный перебор, у вас сама мать Тереза не отмажется” – и так далее, и тому подобное. В общем, обозлились не на шутку».Но стоит ли их винить? Оперативники отказались от одного способа понять незнакомца (проверки на полиграфе) в пользу другого: собственного суждения. И это абсолютно логично.Детектор лжи – это ведь не анализ крови на вирус, тут результаты нельзя трактовать однозначно. У оперативников имелся многолетний опыт работы с агентами: они встречались, беседовали, анализировали предоставленные им отчеты. Оценка опытного профессионала, сформировавшаяся не за один год, должна быть ближе к истине, чем выводы после торопливой беседы в номере отеля, верно ведь? Ага, как бы не так!«Многие оперативники думали: “Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь”. Особенно усердствовал один, который и впрямь был превосходным офицером, его считали чуть ли не лучшим во всем ЦРУ, – говорит Салливан, очевидно имея в виду Альпиниста. – Однако беднягу развели, как малое дитя. Кубинцы засняли на пленку, как он начиняет тайник. Просто кошмар».].

Спустя годы Лателл мог только недоуменно пожать плечами и признать, что, видимо, кубинская разведка и впрямь умела отлично работать.



«Они все проделали на высшем уровне, – резюмировал он. – То есть Кастро, использовавший этих двойных агентов как наживку, подобрал их просто великолепно… Некоторые из них обучались актерскому мастерству. Один, к примеру, убедительно притворялся простачком… А сам был профессиональным разведчиком, и весьма коварным… Понимаете, с виду такой недалекий – ну кто заподозрит его в том, что он может быть двойным агентом? Фидель разыграл все как по нотам. Следует признать, что он был исключительно талантливым режиссером».


Альпинист, в свою очередь, считает, что в кубинском отделе ЦРУ просто слишком расслабились. Прежде он работал в Восточной Европе, против восточных немцев, и там, по его словам, его коллеги действовали куда более осмотрительно.

Однако какими были результаты ЦРУ в ГДР? Да такими же провальными, как и на Кубе. После падения Берлинской стены глава внешней разведки ГДР Маркус Вольф писал в мемуарах:



«К концу 1980-х гг. мы оказались в завидном положении, поскольку знали, что ни один агент ЦРУ в Восточной Германии не миновал перевербовки – за исключением тех, кто работал на нас с самого начала. По нашему приказу все они поставляли американцам тщательно отобранную нами информацию – и дезинформацию».


Именно в восточноевропейском отделении ЦРУ, сотрудники которого, казалось бы, действовали особенно осмотрительно и скрупулезно, случился один из самых страшных провалов за всю историю холодной войны. Олдрич Эймс, начальник советского отдела управления внешней контрразведки ЦРУ, как оказалось, сам девять лет работал на СССР. Предательство Эймса помогло русским разоблачить и уничтожить великое множество американских шпионов. Как и все, кто занимал в системе ЦРУ достаточно высокое положение, Альпинист был лично знаком с Эймсом. «Я не был о нем высокого мнения, – говорит он. – Я знал его как лоботряса и пьяницу». Но ни Альпинист, ни другие офицеры даже и не подозревали, что Эймс – советский агент. «Для старых служак немыслимо было, чтобы кто-то из наших мог соблазниться на посулы врага, – поясняет Альпинист. – Всех потрясло, что человек нашего круга оказался способен на такое».

Альпинист был одним из самых одаренных сотрудников одной из самых продуманных шпионских структур мира. И притом эту организацию – трижды на его памяти – провели самым унизительным образом: сначала Фидель Кастро, потом восточные немцы и, наконец, пьяный лоботряс, работавший в самой этой организации. И уж если лучшие головы ЦРУ раз за разом попадались на крючок, не сумев распознать столь чудовищный обман, то что же говорить о простых смертных?

Итак, загадка № 1: почему мы не понимаем, когда незнакомец врет нам в глаза?




Глава 2

Узнать фюрера поближе



1

Поздно вечером 28 августа 1938 г. Невилл Чемберлен вызвал к себе на Даунинг-стрит для срочного совещания одного из ближайших советников. К тому времени Чемберлен занимал пост премьер-министра Великобритании чуть больше года. Прежде он был предпринимателем, человеком деловым и прямолинейным, чьи интересы и опыт не простирались за границы родной страны. И вот Чемберлен впервые оказался перед лицом международного кризиса, связанного с поведением Адольфа Гитлера, который все более воинственно заявлял о своих намерениях захватить Судеты – область Чехословакии, населенную этническими немцами.

Чемберлен понимал, что, если Германия вторгнется в Чехословакию, это практически неминуемо будет означать новую мировую войну, и отчаянно хотел этого избежать. Но в последние месяцы Гитлер почти не давал о себе знать, и Европа, которой трудно было уследить за манипуляциями фюрера, все больше тревожилась. Чемберлен твердо решил найти выход из тупика. Свой замысел, который он в обстановке строжайшей секретности обсуждал в тот вечер с лордом Галифаксом, министром иностранных дел, премьер назвал «План Z». Позже Чемберлен писал, что идея была «столь незаурядной и смелой, что у Галифакса даже на миг перехватило дыхание». Чемберлен решил лететь в Германию и потребовать личной встречи с Гитлером.

Одна из любопытных особенностей тех тревожных дней в конце 1930-х гг., когда Гитлер толкал мир к новой войне, состояла в том, что почти никто из лидеров крупнейших держав не был толком знаком с этим человеком[4 - Единственное исключение – канадский премьер-министр Уильям Лайон Макензи Кинг. Познакомившись с Гитлером в 1937 г., он восторженно отзывался о нем и даже сравнивал фюрера с Жанной д’Арк.]. Фюрер оставался загадкой. Франклин Рузвельт, занимавший пост президента США в годы возвышения Гитлера, не встречался с ним ни разу. Точно так же, как и Иосиф Сталин, глава СССР. Преемник Чемберлена Уинстон Черчилль едва не познакомился с Гитлером в 1932 г. в Мюнхене, когда собирал там материал для книги. Дважды они договаривались выпить вместе чаю, однако оба раза Гитлер так и не появился.

Среди британцев сколько-нибудь существенно пообщаться с канцлером Германии до войны успели только несколько аристократов, сочувствовавших нацистской идее и время от времени ездивших на континент, чтобы выразить фюреру почтение или побеседовать с ним в неформальной обстановке. («В определенном настроении он бывал довольно забавным, – писала в мемуарах аристократка-фашистка Диана Митфорд, которая часто обедала с Гитлером в Мюнхене. – Он на удивление смешно изображал разных людей».) Но то были дружеские междусобойчики. Чемберлен же пытался остановить мировую войну, и ему казалось полезным составить о фюрере личное впечатление. Можно ли о чем-то договариваться с этим человеком? Доверять ему? Чемберлен хотел выяснить все сам.

Утром 14 сентября британский посол в Германии телеграфировал немецкому министру иностранных дел Иоахиму фон Риббентропу, предложив Гитлеру встретиться с Чемберленом, и в тот же день получил положительный ответ. Чемберлен был ловким политиком с хорошими режиссерскими задатками, и он не стал держать свои намерения в секрете. Пусть все знают, что он отправится в Германию и попытается предотвратить войну. Великобритания отозвалась радостным гулом. Социологические опросы показывали, что 70 % населения страны считает, что поездка премьер-министра «может способствовать миру». Пресса была на стороне Чемберлена. Как сообщал из Берлина специальный корреспондент, когда новость объявили в ресторане, где он в этот момент обедал, посетители как один встали и выпили за здоровье британского премьера.

15 сентября утром Чемберлен вылетел из Лондона. Прежде ему не случалось путешествовать по воздуху, но даже когда самолет попал над Мюнхеном в бурю, он сохранял хладнокровие. В аэропорту приветствовать высокого гостя собралась многотысячная толпа. На железнодорожный вокзал его сопровождала кавалькада из 14 «мерседесов», а пока поезд нес Чемберлена в горный Берхтесгаден, где располагалась резиденция Гитлера, ему подали ланч в личном вагоне-ресторане фюрера. В пять часов вечера поезд прибыл на станцию. Гитлер встретил британского премьера и пожал ему руку. Позже Чемберлен в письме к сестре Иде подробно рассказал о своем первом впечатлении:



«На середине лестницы стоял фюрер: простоволосый, одетый в суконный френч защитного цвета, на рукаве красная повязка со свастикой, на груди военный крест. На нем были черные брюки, какие мы носим вечером, и черные туфли со шнуровкой. Волосы у него русые, глаза голубые, лицо довольно неприветливое, особенно когда он молчит, и вообще выглядит Гитлер совершенно неброско. Его не выделишь в толпе, а при встрече примешь за маляра, кем он, собственно, и был когда-то».


Гитлер с Чемберленом поднялись в кабинет, взяв с собой только переводчика. Разговор вышел оживленным, временами напряженным. Был момент, когда Гитлер воскликнул: «Я готов вступить в мировую войну!» Он четко дал понять, что собирается аннексировать Судеты, невзирая на осуждение со стороны международного сообщества. Чемберлену хотелось знать, единственное ли это, что нужно Гитлеру, и собеседник подтвердил: да, это так. Британский премьер посмотрел на фюрера долгим и пристальным взглядом – и решил, что может ему доверять. В этом же письме сестре Чемберлен сообщал, что потом слышал от людей из окружения фюрера, якобы тот «понял, что разговаривает с настоящим мужчиной». Далее Чемберлен писал:

«Короче говоря, я добился некоторого взаимопонимания, какова и была моя цель, и со своей стороны, при всей суровости и беспощадности, которые виделись мне в лице Гитлера, я счел его человеком, на чье слово можно полагаться».

На следующее утро Чемберлен вернулся в Великобританию. На взлетной полосе аэродрома Хестон он произнес краткую речь. «Вчера у меня был долгий разговор с господином Гитлером, – сказал премьер-министр, – и я доволен, что мы вполне поняли мысли и намерения друг друга». И добавил, что они непременно встретятся еще, но уже где-нибудь поближе к Англии. «Чтобы мне, старику, не пришлось снова тащиться в такую даль», – пояснил Чемберлен, и его слова, по воспоминаниям очевидцев, толпа встретила смехом и одобрительными овациями.


2

Сегодня, по всеобщему мнению, переговоры Чемберлена с Гитлером накануне Второй мировой войны признаны одной из самых бессмысленных авантюр в истории. Премьер-министр Великобритании принял игру Гитлера за чистую монету. Лидер фашистской Германии перехитрил его за столом переговоров. Чемберлен не прочитал настоящих намерений фюрера и не предупредил собеседника, что, если тот отступится от своего слова, последствия для него будут самыми серьезными. Впоследствии Невилл Чемберлен жестоко поплатился за свою легковерность.

Упреки в адрес британского премьера справедливы, но меня сейчас больше интересует некая загадка. Чемберлен еще дважды летал в Германию и не один час провел в обществе Гитлера. Они беседовали, спорили, вместе обедали и гуляли. Чемберлен в тот момент был единственным из лидеров стран-союзников, кто сколько-нибудь существенное время общался с вождем нацистов. Он внимательно наблюдал за фюрером. «Внешний вид Гитлера и его манеру поведения, как мне показалось в момент нашей встречи, можно было истолковать как штормовое предупреждение, – признавался Чемберлен сестре Хильде после одного из следующих визитов в Германию. – Но потом… он пожал мне руку двумя руками, а этот жест Гитлер использует только для демонстрации особенно дружеского расположения». Вернувшись в Лондон, премьер сообщил своим министрам, что не заметил в фюрере «никаких признаков безумия, лишь признаки серьезного волнения». Гитлер, по его мнению, не был сумасшедшим. Он был практичным и целеустремленным человеком, который «прекрасно понимает, чего хочет, твердо намерен этого добиться и любое противодействие будет терпеть лишь до определенной степени».

Чемберлен исходил из того же самого убеждения, которому следуем все мы, пытаясь понять незнакомца. Мы считаем информацию, полученную при личном контакте, необыкновенно ценной. Вы не наймете няню для детей, предварительно не познакомившись с нею лично. Компании не рекрутируют сотрудников вслепую. Кандидатов приглашают на собеседование и разговаривают с ними зачастую довольно продолжительное время и не один раз. Работодатели поступают точно так же, как Чемберлен: смотрят кандидату в глаза, изучают его внешность и поведение, а потом делают выводы. «Он пожал мне руку двумя руками». Вот так: вся эта дополнительная информация, собранная Чемберленом в ходе личного взаимодействия с Гитлером, нисколько не помогла премьеру лучше его понять. Даже наоборот.

Произошло ли это потому, что Чемберлен был наивен? Пожалуй. Опыт международных контактов у него был самый мизерный. Один из его критиков позже сравнивал премьера со священником, который впервые входит в паб, не понимая разницы между дружеской попойкой и дебошем.

Но дело не только в личности Чемберлена. То же самое случилось и с лордом Галифаксом, тогдашним министром иностранных дел Великобритании. Галифакс был блестящим аристократом, выпускником Итона и Оксфорда. В период между двумя мировыми войнами он занимал пост генерал-губернатора Индии и виртуозно вел переговоры с Махатмой Ганди. Галифакс был, безусловно, личностью весьма незаурядной: знаток светской жизни, безмерно обаятельный, интеллектуал – и столь религиозный, что Уинстон Черчилль прозвал его Святым Лисом[5 - Англ. словосочетание holy fox (святой лис) созвучно фамилии Halifax. – Прим. пер.]. В отличие от неискушенного в международных делах Чемберлена, этот человек, казалось бы, должен был сразу распознать обман. И что же?

Галифакс отправился в Берлин осенью 1938 г. и тоже встретился с Гитлером в Берхтесгадене: он стал вторым – и последним – представителем британского правительства, лично общавшимся с фюрером. Их встреча не была формальным дипломатическим приемом. Она началась с курьеза: Галифакс поначалу принял рейхсканцлера Германии за лакея и уже почти отдал ему пальто. Но потом Гитлер был Гитлером добрых пять часов: мрачные гримасы, вопли, демагогия, обличения. Он говорил о том, как ненавидит газетчиков. Проклинал ужасы коммунизма. Галифакс внимал этому спектаклю с чувством, которое другой британский дипломат тех лет описал как «смесь удивления, отвращения и сострадания».

Министр иностранных дел Великобритании провел в Германии пять дней. Он встретился с двумя ближайшими клевретами фюрера – Германом Герингом и Йозефом Геббельсом. На обеде в британском посольстве Галифакс познакомился с множеством крупных немецких политиков и бизнесменов. А вернувшись домой, объявил, что «было очень полезно установить связи» с германской верхушкой. Здесь трудно спорить: именно это и должен делать дипломат. После личного общения с Гитлером Галифакс узнал много ценного, получив представление об агрессивности и непредсказуемости вождя нацистов. Но каким был его итоговый вывод? А вот каким: Гитлер не хочет войны и готов вести переговоры о мире. Лорда Галифакса никто не назвал бы наивным, но после встречи с фюрером и он тоже, вслед за Чемберленом, оказался обманут.

Дольше всех из британских дипломатов с Гитлером общался посол в Германии Невилл Хендерсон. Он много раз встречался с фюрером, бывал на митингах, где тот выступал. Гитлер даже дал Хендерсону прозвище «Мужик с гвоздикой» – из-за цветка, который неизменно красовался в петлице у франтоватого дипломата. В депеше, отправленной им в Лондон после посещения печально известного Нюрнбергского съезда НСДАП в начале сентября 1938 г., Хендерсон писал, что Гитлер ведет себя абсолютно ненормально и, «возможно, уже впал в безумие». Хендерсон вовсе не был очарован фюрером. Но думал ли он, что тот вынашивает гнусные намерения в отношении Чехословакии? Нет. Гитлер, по мнению британского посла, ненавидел войну, «как и любой другой человек». Хендерсон тоже полностью промахнулся в оценке Гитлера[6 - Еще ближе Хендерсон был знаком с другим высокопоставленным нацистом, Германом Герингом, вторым в Рейхе человеком после Гитлера. Они вместе ездили на оленью охоту и подолгу беседовали. Британский дипломат твердо верил, что Геринг тоже хочет мира, а за его фашистской фанаберией скрывается добропорядочный буржуа. В воспоминаниях о своей службе в Берлине, изданных как раз накануне Второй мировой войны, Хендерсон пишет, что Геринг «любил животных и детей: еще прежде чем у него появились свои собственные, он завел на верхнем этаже в Каринхалле огромную игровую комнату, полную всевозможных механических игрушек, дорогих сердцу современного ребенка. Для него не было большего удовольствия, чем забавляться с ними. Да, среди игрушек попадались и модели самолетов, сбрасывающих тяжелые бомбы на беззащитные города и деревни. Но в ответ на мои упреки Геринг заметил, что жизнь, по его мнению, не должна быть слишком цивилизованной, а дети не должны расти слюнтяями». (Если вы вдруг не очень в курсе дела, именно этим и характеризуется фашизм: жестким воспитанием подрастающего поколения.)].

Слепота Чемберлена, Галифакса и Хендерсона – совсем не то же самое, что загадка № 1 из предыдущей главы. Там умные и грамотные профессионалы оказались не способны заметить обман. А здесь были как люди, не сумевшие распознать истинную сущность Гитлера, так и другие, правильно понявшие, с кем они имеют дело. И вот ведь парадокс: жертвой заблуждения пали как раз те, от кого по всему следовало ожидать прозорливости, а правду разглядели те, кто вроде бы, наоборот, должны были дать маху.

Например, Уинстон Черчилль ни секунды не сомневался в том, что фюрер – не более чем изворотливый негодяй.

Черчилль назвал поездку Чемберлена «самой большой глупостью, которую только можно было допустить». А ведь сам он никогда не встречался с рейхсканцлером Германии. Дафф Купер, занимавший в правительстве Чемберлена пост первого лорда Адмиралтейства, тоже сохранил трезвость взгляда. Он с ужасом слушал отчет премьера, а позже, в знак протеста, даже подал в отставку. Знал ли Купер Гитлера? Нет. Лишь один человек из верхушки британского дипломатического корпуса был лично знаком с фюрером и при этом верно понимал, что же этот человек собой представляет, – Энтони Иден, предшественник лорда Галифакса на посту министра иностранных дел. А как же остальные? Прослеживается любопытная закономерность: не ошибались в оценке Гитлере те, кто не знал его лично. Заблуждались все, кто встречался с ним и вел беседы.

Не исключено, что это простое совпадение. Возможно, Чемберлен и его сторонники по каким-то своим причинам принимали желаемое за действительное, упорно отказываясь верить собственным глазам и ушам. Однако такой же загадочный механизм мы видим повсеместно.


3

Судья – назовем его Соломоном – человек средних лет, высокий и светловолосый, а его выговор сразу выдает бруклинское происхождение. Больше десяти лет Соломон прослужил в одном из судов штата Нью-Йорк. Он не кажется ни надменным, ни грозным, а, напротив, выглядит рассудительным и неожиданно мягким в обращении.

Сегодня четверг – в этот день в их суде обычно предъявляют обвинения арестованным. То есть тем, кто за последние сутки был задержан полицией по подозрению в том или ином преступлении. Эти люди провели бессонную ночь в камере предварительного заключения, и теперь их по одному вводят в наручниках в зал суда. Они сидят на низкой скамье за барьером, слева от Соломона. Когда объявляют, что рассматривается очередное дело, секретарь подает Соломону папку с полицейским досье обвиняемого, и судья принимается ее листать, знакомясь с человеком, чью судьбу ему предстоит решить. Обвиняемый стоит прямо перед судьей, по одну руку от него защитник, по другую – окружной прокурор. Эти двое говорят, а Соломон слушает. А потом решает, можно ли освободить обвиняемого под залог, и если да, то какова будет его сумма. Достоин ли этот абсолютно незнакомый Соломону человек того, чтобы остаться на свободе?

Самые сложные случаи, рассказывает судья, это подростки. Вот приводят 16-летнего парнишку, обвиняемого в каком-нибудь страшном злодействе. И Соломон знает, что, если залог будет слишком велик, этот малый окажется за решеткой в печально известной тюрьме на острове Райкерс, где – мой собеседник старается описать ситуацию как можно мягче – «бунт может вспыхнуть в любой момент»[7 - С тех пор закон изменился: в Райкерс отправляют только тех, кому уже исполнилось 18 лет.]. Еще труднее принять решение, если видишь в зале мать этого подростка. «Да мне чуть ли не каждый день попадаются такие дела, – говорит Соломон. – Я даже стал практиковать медитацию. Так вроде бы немного полегче».

Соломон постоянно сталкивается практически с той же проблемой, которая стояла осенью 1938 г. перед Невиллом Чемберленом и британским дипломатическим корпусом: ему нужно оценить личность незнакомца. И система уголовного правосудия предполагает, как и Чемберлен, что трудные решения такого рода лучше принимать после того, как судья лично пообщается с обвиняемым.

Например, в тот четверг, ближе к вечеру, перед Соломоном предстал пожилой мужчина с короткой стрижкой и намечающейся лысиной. Он был в джинсах и гуаябере[8 - Летняя рубашка у кубинцев, которая надевается за пределы брюк и отличается двумя вертикальными рядами тесно сшитых складок по всей длине спереди и сзади рубашки. Прим. ред.] и говорил только по-испански. Этого человека арестовали после «инцидента», в котором был замешан 6-летний внук его подружки. Мальчик сразу рассказал о происшествии отцу. Окружной прокурор затребовал залог в $100 000. У обвиняемого явно не было возможности собрать такую сумму. Если Соломон согласится с прокурором, человек в гуаябере отправится прямиком в тюрьму.

И это при том, что предъявленные обвинения арестованный категорически отрицал. В прошлом он дважды нарушал закон, но это были мелкие правонарушения, совершенные много лет назад. Теперь этот мужчина работает механиком, но, скорее всего, лишится работы, если окажется в тюрьме, а ведь он материально поддерживает бывшую жену и 15-летнего сына. И Соломону приходится принимать в расчет также и этого подростка, чье благополучие зависит от зарплаты отца. И, конечно, судья понимает, что 6-летний ребенок – не самый надежный свидетель. В общем, Соломон никак не может знать, окажется ли разбираемое дело просто большим недоразумением или же частью преступного деяния. Иначе говоря, выбор – оставить ли мужчину в гуаябере на свободе или отправить в ожидании суда в тюрьму – невероятно труден. И дабы не ошибиться, судья делает то, что сделал бы на его месте любой из нас, – пытается понять, что за человек перед ним. Помогает ли ему в этом личное общение? Или парадокс Невилла Чемберлена относится и к судьям тоже?


4

Лучший ответ на этот вопрос дает исследование, совместно предпринятое одним экономистом из Гарварда, тремя крупными учеными-информатиками из Чикагского университета и судебным экспертом. Эта группа – для краткости я буду называть ее по имени экономиста, Сендила Муллайнатана, – выбрала в качестве испытательного полигона город Нью-Йорк. Исследователи изучили дела 554 689 человек, которым в 2008–2013 гг. были предъявлены обвинения в городских судах. Из них, как выяснилось, нью-йоркские судьи отпустили на свободу под залог чуть больше 400 000.

Затем Муллайнатан при помощи системы искусственного интеллекта запустил в обработку данные, которые прокуроры передавали судьям (возраст обвиняемого и полицейское досье), поставив перед компьютером задачу – выбрать из 554 689 человек 400 000, подлежащих освобождению. Это было состязание: человек против машины. Чьи решения более правильные? В котором из списков окажутся люди, не совершившие, будучи выпущенными под залог, никаких правонарушений? И как насчет злоумышленников, что потом не явились на суд? Результаты отличались разительно: 25 % граждан, отпущенных нью-йоркскими судьями под залог и совершивших правонарушения в ожидании суда, компьютер идентифицировал как «подозрительных лиц»! В этом состязании машина разбила человека наголову[9 - Тут следует пояснить два технических момента. Во-первых, неявку в суд Муллайнатан квалифицирует как правонарушение. Во-вторых, он учитывал в своем исследовании также и человеческий фактор. Его оценка сделана на основе весьма сложного статистического анализа. Вот упрощенная версия. В нью-йоркских судах решения об освобождении под залог каждый день принимают разные судьи. К кому из них попадет обвиняемый – целиком дело случая. Судьи в Нью-Йорке (да и не только там) серьезно различаются в том, насколько охотно они отпускают обвиняемых под залог и насколько подъемные суммы залога они назначают. Сами понимаете, что есть судьи как весьма либеральные, так и очень строгие. Теперь представьте, что строгий судья из каждой 1000 арестованных выпускает под залог 25 %, а либеральный – 75 %. Сравнив, какое количество правонарушений совершили, оказавшись на свободе, выпущенные под залог тем и другим судьей, мы сможем понять, сколько бедолаг напрасно отправил за решетку строгий судья и скольких опасных преступников опрометчиво оставил на воле либеральный. Затем точно так же можно рассмотреть и выбор искусственного интеллекта. Когда компьютер делает заключения о 1000 арестованных, насколько лучше он судит, чем строгий человек, с одной стороны, и чем либеральный – с другой? Схема кажется весьма сложной, и на самом деле это так и есть. Но данная методика хорошо отработана. Более развернутое объяснение вы найдете в статье Муллайнатана (см. раздел «Примечания»).].

Вот лишь один штрих, показывающий эффективность программы Муллайнатана: компьютер пометил 1 % обвиняемых как «группу высокого риска». Этих людей, по мнению искусственного интеллекта, ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять на свободе до суда, поскольку, будучи отпущенными под залог, они вновь нарушат закон. Однако живые судьи, работавшие с этими «паршивыми овцами», вообще не сочли их опасными. И выпустили под залог 48,5 % группы высокого риска! «Многие из этих обвиняемых, по мнению судей, не представляли никакой угрозы обществу, – пишет команда Муллайнатана в особенно удручающем разделе своего отчета. – Результат эксперимента показывает, что судьи не только выставляют слишком высокий порог для заключения под стражу, но и не могут верно оценить личность арестованных… Те немногие, кому они отказали в залоге, согласно расчетам компьютера, распределяются по всей шкале прогнозируемого риска». В переводе это обозначает: в том, как судьи принимают решение о назначении залога, не прослеживается никакой логики.

Согласитесь, что это озадачивает. Ведь судьи в данном случае располагают тремя источниками данных. У них, во-первых, есть досье арестованного – возраст, криминальная история, адрес, место работы и прочие сведения, включая предыдущие столкновения с законом. Во-вторых, у них имеются свидетельства окружного прокурора и адвоката арестованного: вся та информация, что сообщается в зале суда. И наконец, они могут составить свое собственное суждение о человеке, которого видят перед собой.

Искусственный же интеллект не может видеть обвиняемого и не слышит того, что говорится в зале суда. Все, что у него есть, – это возраст и полицейское досье обвиняемого. Ему доступна лишь часть сведений, которыми располагает человек, однако его заключения гораздо точнее.

В своей книге «Озарение: Сила мгновенных решений»[10 - Гладуэлл М. Озарение: Сила мгновенных решений. – М.: Альпина Паблишер, 2009.] я писал о том, что дирижеры удачнее выбирают музыкантов для своего оркестра, если на прослушивании кандидаты играют за ширмой. Ограничение информации помогает отборочной комиссии более точно оценить исполнителя. Но это потому, что информация, получаемая посредством зрительного восприятия, в принципе, им не нужна. Если тебе необходимо оценить мастерство скрипача, знание о том, какого он роста, красив или невзрачен, белый или черный, мужчина или женщина, способно лишь навредить, включив механизм предубеждения, который дополнительно осложнит выбор.

Однако если речь идет об освобождении под залог, то тут, казалось бы, любая дополнительная информация должна только помогать. В одном из дел, ранее заслушанных Соломоном, молодой человек в шортах и серой футболке обвинялся в том, что напал на кого-то с кулаками, похитил у жертвы банковскую карту, а потом купил по ней машину. Окружной прокурор подчеркнул, что после двух прежних арестов обвиняемый не являлся на суд. Это важный «красный флажок». Но у неявки бывают разные причины. Что, если арестованному назвали неверную дату? Или его уволили бы, если бы он в нужный день пропустил работу, а потому парень решил не рисковать? Или, допустим, у него ребенок попал в больницу? О подобных смягчающих обстоятельствах непременно сообщает адвокат арестованного: у обвиняемого была уважительная причина. Компьютер, в отличие от человека, ничего такого не знает. Помогает ли это судье?

Еще один момент. Соломон говорит, что наиболее неприятные для него случаи – арестованные с «психическим расстройством и склонностью к насилию». Это самый страшный кошмар любого судьи. Человека отпускают под залог, а он прекращает принимать лекарства и совершает какое-нибудь страшное злодеяние.



«Например, убивает полицейского, – поясняет Соломон, – врезается на машине в микроавтобус, в котором погибают беременная женщина и ее муж. Нападает на ребенка. Сталкивает под поезд пассажира в метро. Сколько нам известно таких ужасов… Ни один судья не захочет оказаться тем, кто отпустил такого преступника под залог».


Иногда указания на подобные риски есть в деле обвиняемого: история болезни, госпитализации, упоминания о том, что человек признан невменяемым. Но другие признаки можно увидеть только в зале суда.



«Еще там можно услышать термин “психически неуравновешенный”, – говорит Соломон. – Либо от полицейских, которые приводят арестованных в суд и передают судье конверт с результатами психиатрического освидетельствования… Либо такая информация есть у прокурора, который задает вопросы… И тут мне приходится задумываться».


В подобных случаях Соломон рассматривает обвиняемого – пристально, вдумчиво, пытаясь поймать, как он это называет, «этакий стеклянный взгляд, неспособность смотреть в глаза. Моя задача – распознать человека, бросившего принимать сильнодействующие лекарственные препараты».

Машина Муллайнатана не может подслушать, что говорит прокурор о психической неуравновешенности обвиняемого, и уж тем более она не способна увидеть характерный стеклянный взгляд. Это, казалось бы, должно давать Соломону и его коллегам важное преимущество. Но почему-то на деле все обстоит не так.

Итак, загадка № 2: почему зачастую мы заочно судим о незнакомце более точно, чем после личной встречи с ним?


5

Третью и последнюю поездку в Германию Невилл Чемберлен совершил в конце сентября 1938 г., через две недели после первого визита к Гитлеру. Встреча произошла в Мюнхене, в штаб-квартире НСДАП, здании, именуемом «Фюрербау»[11 - От нем. F?hrerbau – «Дом фюрера». – Прим. пер.]. На этот раз там присутствовали также глава итальянских фашистов Бенито Муссолини и премьер-министр Франции Эдуар Даладье. Все четверо, с личными секретарями, собрались в кабинете Гитлера. Утром следующего дня Чемберлен попросил его о беседе один на один. В этот момент он чувствовал, что верно оценивает своего противника.

Британский премьер поверил недавним словам фюрера о том, что его запросы ограничиваются лишь Чехословакией, он считал, что «господин Гитлер говорил искренне». И теперь оставалось только закрепить это обязательство на бумаге.

Гитлер принял гостя в своей квартире на Принцрегентенплац. Чемберлен вынул приготовленный лист бумаги, на котором он набросал простой текст соглашения, и спросил канцлера Германии, готов ли тот подписать такой документ. Гитлер, пока переводчик читал ему текст по-немецки, то и дело издавал одобрительные возгласы, а в конце заявил: «Конечно, я готов это подписать». Впоследствии Чемберлен рассказывал одной из сестер: «Я спросил: “А когда же мы сделаем это?”, и он ответил: “Да прямо сейчас”. Мы тут же прошли к письменному столу и поставили подписи на обоих приготовленных мною экземплярах».

Вечером того же дня Чемберлена встречали в Англии как героя. Журналисты буквально осаждали британского премьер-министра. Вынув листок из нагрудного кармана, он торжествующе помахал им перед толпой. «Сегодня утром у меня был очередной разговор с канцлером Германии Адольфом Гитлером. И вот, пожалуйста, – на этом соглашении стоят две подписи: моя и его».

Дальнейшие события разворачивались возле резиденции премьера, на Даунинг-стрит, 10.

«Дорогие друзья, это второе в нашей истории возвращение из Германии на Даунинг-стрит с почетным миром. Я думаю, это мир до конца наших дней. От всего сердца благодарю вас за поддержку, – прочувствованно произнес Чемберлен. Толпа ликовала. – А теперь я советую вам всем разойтись по домам и спокойно лечь спать».

В марте 1939 г. Гитлер захватил остальную территорию Чехословакии. Соглашение с Чемберленом он нарушил, не прошло и полугода. А 1 сентября 1939 г. Германия вторглась в Польшу и вспыхнула Вторая мировая война.

Иначе говоря, мы видим офицеров ЦРУ, которых водят за нос собственные агенты, судей, не способных понять обвиняемых, и политиков, которые не в состоянии разгадать истинные намерения противников. Получается, что людям бывает сложно составить правильное суждение о незнакомце на основе первого впечатления. Однако и после нескольких месяцев и даже лет общения задача нисколько не упрощается. Это трудно и когда незнакомцы встретились всего лишь один раз, и когда они встречаются снова и снова. Нам непросто понять, насколько искренен незнакомец. Непросто увидеть его характер и верно истолковать его намерения.

В общем, полная неразбериха.


6

И напоследок расскажу вам об одном любопытном эксперименте.

Взгляните на слово, написанное ниже, и вставьте две пропущенные буквы. Только сделайте это быстро, не задумываясь.

М _ _К

Это называется «тест на восполнение букв». Психологи обычно применяют его для проверки памяти и других ментальных способностей.

Я вставил буквы «Р» и «А», и у меня получилось слово «МРАК». Запомните это.

Теперь следующее слово: _ _ОБА

Я дописываю его до «ЗЛОБА». Запомните и это.

А теперь весь список до конца:

ПУ_ _

БА _ КА

КО _ _ Л

М _ Н_ _ _

_ _ЛЬ

УБ _ _ _ А

Т _ _ _ МА

_ _ РОГ

ЦЕ_ Ь

_ _ _ _ _ АЦИЯ

_ _ _ _ ДА

СС _ _ А

С _ _ НА

ПРИ_ _ _Ь

ТРЕ _ _ _

РАЗ _ _ _

Начав со слов «МРАК» и «ЗЛОБА», я вспомнил еще такие, как «ПУЛЯ», «МАНЬЯК», «БОЛЬ», «УБИЙЦА», «ТЮРЬМА», «ЦЕПЬ», «ПРИБИТЬ», «ТРЕМОР» и «РАЗБОЙ». Как видите, список получился довольно мрачным и даже пугающим. Но не думаю, чтобы подобный выбор выдавал во мне какую-то патологию личности или криминальные наклонности. Я вовсе не унылый социофоб, а, напротив, человек позитивного склада, веселый и жизнерадостный, законопослушный гражданин. Просто первым мне в голову пришло слово «МРАК», и дальше я просто продолжил в том же духе. Полагаю, что, если бы мой список возглавил «МАЯК», все было бы совершенно иначе.

Несколько лет назад группа психологов под руководством Эмили Пронин предложила такой тест группе испытуемых. Сначала нужно было заполнить пропуски. Затем Пронин задавала всем участникам эксперимента один и тот же вопрос: «Как вы думаете, говорит ли что-то данный выбор слов о вашей личности? Например, если вы дописали “С_ _НА” до “СТЕНА”, то значит ли это, что вы человек принципиально иного склада, чем тот, кто напишет “СМЕНА”, или “СЦЕНА”, или, скажем, “СЛЮНА”?». Испытуемые заняли ту же позицию, что и я: разумеется, нет, это всего лишь слова.



«Я не верю, что подобная игра может хоть как-то характеризовать мою индивидуальность», – заявил один из испытуемых.


И остальные тоже с ним согласились:



«Заполнение пробелов ничего особенного обо мне не сообщает. Это просто случайный выбор».

«Глядя на мои слова – “ЦЕЛЬ”, “МОТИВАЦИЯ”, “ПОБЕДА” – можно подумать, что имеешь дело с необычайно целеустремленным человеком. Однако на самом деле это не так».

«Не думаю, что, дописав недостающие буквы, я сообщила о себе что-то действительно важное… Я воспринимала это как своего рода аттракцион».

«Да почти ни о чем это не свидетельствует… Разве что о богатстве словарного запаса».

«Сильно сомневаюсь, чтобы здесь была какая-то связь… Я писал, как говорится, от фонаря».

«Очень надеюсь, что слова “ЗЛОБА”, “ЗАНУДА” и “ССОРА” не являются показателем того, что у меня скверный характер. Это был абсолютно случайный выбор».


Вроде бы логично, да? Но вот дальше произошел интересный поворот. Пронин раздавала испытуемым результаты других участников эксперимента, абсолютно им неизвестных. И задавала тот же самый вопрос: «О чем, по-вашему, говорит выбор этого человека?»

И тут контрольная группа резко меняла мнение.



«Такое ощущение, что писавший очень любит покушать: “СДОБА”, “ПУЗО”, “ПИРОГ”. И наверняка он обеспокоен тем, что страдает лишним весом, – об этом свидетельствует слово “РАЗМЕР”».

«Похоже, у испытуемого крайне низкий культурный уровень. В случае “БА_КА” есть масса вариантов: “БАНКА”, “БАРКА”, “БАЛКА”, “БАЙКА”. А он не придумал ничего умнее, чем “БАШКА”. Наверняка мало читает».


Учтите, что это пишут те же самые люди, которые несколько минут назад утверждали, что результаты теста не показывают абсолютно ничего, называли его всего лишь игрой и даже аттракционом. И вот пожалуйста, они глазом не моргнув делают заключения о незнакомцах:



«Этот человек явно имеет отношение к финансам. Возможно, работает в банке: “ССУДА”, “ПРИБЫЛЬ”, “МОНЕТА”, “ОБЛИГАЦИЯ”». К тому же он несчастлив в семейной жизни: “СТЕНА”, “РАЗВОД”».

«Судя по всему, это женщина, которая не ходит на службу. У нее на уме одно только домашнее хозяйство: “СОЛЬ”, “ТЕСЬМА”, “КОТЕЛ”, “ПИРОГ”, “УБОРКА”».

«У меня такое чувство, что писал спортсмен: “ТРЕНЕР”, “РАЗРЯД”, “ЦЕЛЬ”, “ПОБЕДА”. Возможно, он уже исчерпал свои ресурсы (“ПОРОГ”) и подумывает о том, чтобы уступить дорогу молодым, на что указывает слово “СМЕНА”».

«Думаю, это девушка, которая недавно рассталась с возлюбленным, пережив предательство с его стороны. Причем ясно, что она его просто ненавидит: “РАЗЛАД”, “ТРЕПАЧ”, “КОЗЕЛ”».


Удивительно, но все испытуемые отвечали в том же духе. И казалось, ни один даже не догадывался, что противоречит сам себе. Не сомневаюсь, что, если бы участники этого эксперимента увидели мой список слов: «МРАК», «ЗЛОБА», «ПУЛЯ», «МАНЬЯК», «БОЛЬ», «УБИЙЦА», «ТЮРЬМА», «ЦЕПЬ», «ПРИБИТЬ», «ТРЕМОР», «РАЗБОЙ», – они бы всерьез обеспокоились моим душевным здоровьем, а то и вовсе приняли бы меня за рецидивиста.

Пронин называет это явление «иллюзией асимметричной проницательности». Она пишет:



«Убежденность в том, что мы понимаем окружающих лучше, чем они нас, и что мы можем знать о них нечто такое, чего не знают они сами (но это работает только в одну сторону, все прочие не настолько проницательны), заставляет нас говорить там, где надо бы послушать, и нетерпеливо отвергать жалобы других на то, что их неверно поняли или несправедливо оценили».


В этом и заключается проблема, лежащая в основе двух наших загадок. Руководители кубинского департамента ЦРУ были свято уверены, что способны на глаз оценить лояльность своих агентов. Судьи не пасуют перед задачей проникнуть в характер обвиняемого: поразмыслив минуту-другую, они выносят авторитетное суждение. Невилл Чемберлен ни минуты не сомневался, что его мудрый план поможет предотвратить войну. Если намерения Гитлера непонятны, то забота премьер-министра – отправиться в Германию и прояснить ситуацию.

Нам кажется, что мы легко можем заглянуть в душу другого человека, сколь бы поверхностно ни знали его. Мы без колебаний беремся судить об окружающих. Разумеется, по отношению к себе мы ничего подобного со стороны других не допускаем. Ну как же: мы ведь натуры тонкие, сложные и трудно постижимые. А у незнакомца всё как на ладони.

Однако на самом деле незнакомцы далеко не так просты, как нам кажется, – вот едва ли не самая важная мысль, которую я хочу донести до читателей этой книги.




Часть вторая

Презумпция правдивости





Глава 3

Королева Кубы



1

Обратимся к еще одной шпионской истории, которая имеет самое непосредственное отношение к Острову свободы.

В начале 1990-х гг. кубинцы тысячами бежали от режима Кастро. Мастерили примитивные лодки – из автомобильных камер, металлических бочек, деревянных дверей и любых доступных материалов – и отправлялись в отчаянное путешествие через Флоридский пролив, ширина которого составляет 150 км, к берегам США. По одной из оценок, не меньше 24 000 человек, пустившихся в такое плавание, погибли в море. Это была гуманитарная катастрофа. На нее отреагировала группа кубинских иммигрантов в Майами, основав организацию под названием «Братья-спасатели» (Hermanos al Rescate). Они создали небольшую эскадрилью одномоторных самолетов Cessna, на которых патрулировали Флоридский пролив, высматривая сверху суда с беженцами и сообщая их координаты береговой охране США. Hermanos al Rescate спасли тысячи жизней. Они были настоящими героями.

Со временем братство расширило горизонты. Его самолеты стали вторгаться в кубинское воздушное пространство и разбрасывать над Гаваной листовки, призывающие бывших соотечественников к восстанию против режима Кастро. Кубинские власти, и без того раздосадованные массовым бегством граждан, пришли в ярость. Напряженность росла и достигла пика 24 февраля 1996 г. В тот день три самолета Hermanos al Rescate вылетели на патрулирование пролива. Едва они приблизились к побережью Кубы, как их атаковали два кубинских истребителя. В результате два самолета Cessna были сбиты, четыре пилота погибли.

Реакция на инцидент последовала незамедлительно. Совет Безопасности ООН издал резолюцию, осуждающую кубинское правительство. Президент Клинтон с мрачным лицом провел пресс-конференцию. Кубинская диаспора в Майами пришла в ярость. Два самолета сбиты в международном воздушном пространстве, а значит, происшествие равносильно объявлению войны.

Пресса опубликовала радиопереговоры кубинских летчиков:

– Мы его прихлопнули, cojones[12 - Здесь: Мать его! (исп.) – Прим. пер.], готов.

– Одной сволочью меньше, cojones.

– Ага, готов.

– Кранты сукину сыну.

– Отметь место, где мы их грохнули.

– Этот отлетался.

И потом, когда один из «МиГов» заходил в атаку на вторую Cessna:

– Вот так, сукины дети. Patria o muerte![13 - Родина или смерть! (исп.) – Прим. пер.]

Но в самый разгар противостояния ситуация внезапно переменилась. По телеканалу CNN показали интервью отставного американского адмирала по имени Юджин Кэррол. Этот человек был влиятельной фигурой в Вашингтоне. Прежде он служил командующим всеми американскими силами в Европе, имея под началом 7000 штыков. В интервью Кэррол сказал, что незадолго до инцидента с самолетами Hermanos al Rescate он с небольшой группой военных аналитиков встречался с высокопоставленными кубинскими чиновниками.



Корреспондент CNN: Господин адмирал, расскажите, пожалуйста, что произошло во время вашей поездки на Кубу: с кем именно вы встречались и что вам сказали?

Кэррол: Нас принимал генерал Росалес дель Торо из Министерства обороны… Мы ездили по стране, инспектировали кубинские воинские части, школы, видели их недостроенный ядерный реактор и прочее. В ходе наших долгих бесед с генералом дель Торо и его людьми всплыл также и вопрос о нарушениях границы американскими самолетами – ну этими, частными, базирующимися в Майами. Нам дали понять, что правительство Кубы недовольно подобными инцидентами, и спросили: «Что будет, если мы уничтожим один из этих самолетов? Вы же понимаете, что такое возможно».


Кэррол пояснил, что воспринял этот вопрос кубинских партнеров как не особо завуалированное предупреждение. Интервью продолжалось:



Корреспондент CNN: И кому вы рассказали об этом, когда вернулись домой?

Кэррол: Я срочно встретился с представителями Госдепартамента и сотрудниками Разведывательного управления Министерства обороны, и мы обсудили ситуацию.


Разведывательное управление Министерства обороны (РУМО) составляет вместе с Центральным разведывательным управлением (ЦРУ) и Агентством национальной безопасности (АНБ) триумвират внешней разведки США. Если Кэррола принимали на таком уровне, значит, ему удалось донести предостережение кубинцев практически до самых верхних ярусов американской государственной власти. И насколько серьезно отнеслись к его словам Госдеп и РУМО? Вмешались ли они, удержали ли Hermanos al Rescate от дальнейших авантюр в кубинском воздушном пространстве? Очевидно, нет[14 - Ранее Государственный департамент США официально предупреждал организацию Hermanos al Rescate о недопустимости любых полетов, пунктом назначения которых значится Куба. Однако это, как мы ви-дим, не дало никакого эффекта.].

Заявления Кэррола взбудоражили вашингтонские политические круги. Это было неприятное открытие. Самолеты «братства» сбили 24 февраля. Кэррол передал предупреждение кубинцев в Госдеп и РУМО накануне, 23 февраля. Выходило, что влиятельный политик буквально за день до кризиса встретился с представителями государственной власти США и недвусмысленно предупредил, что Кастро больше не намерен терпеть провокации Hermanos al Rescate, однако его предупреждение попросту проигнорировали. Инцидент неожиданно перешел из разряда злодеяний коммунистов в разряд грубых просчетов американской дипломатии.



Корреспондент CNN: Господин адмирал, но ведь Госдепартамент, насколько мне известно, уже предостерегал «Братьев-спасателей», да?

Кэррол: Абсолютно верно, их предупреждали, но безуспешно… В Госдепе знали, что «Братья» составляют фальшивые планы полета, а сами летят на Кубу, и кубинские власти особенно огорчало то, что правительство Соединенных Штатов смотрит на это сквозь пальцы.

Корреспондент CNN: Но ведь мы знаем, что это были гражданские, ничем не вооруженные самолеты?


Адмирал повторяет услышанное от кубинцев.



Кэррол: Это довольно скользкий вопрос. Где именно находились эти самолеты? И что они делали? Позвольте предложить вам аналогию. Представьте, что к нам из Мексики прилетают такие самолеты и начинают разбрасывать над Сан-Диего листовки, направленные против губернатора Калифорнии. Долго ли мы будем это терпеть после того, как заявим Мексике, что подобное недопустимо?


Фиделя Кастро не пригласили на CNN, дабы он мог сказать что-нибудь в свое оправдание. Но в этом и не было нужды. Его позицию убедительно представил американский адмирал.


2

Во всех трех главах этой части книги я опираюсь на идеи психолога Тима Левина, который провел множество научных исследований, пытаясь понять, почему мы поддаемся на обман незнакомцев. Так, в главе 4 о теории Левина рассказывается на примере Бернарда Мейдоффа, инвестора, провернувшего крупнейшую в истории финансовую аферу. Пятая глава посвящена Джерри Сандаски, футбольному тренеру из Университета штата Пенсильвания, которого осудили за растление несовершеннолетних. Но сначала давайте поговорим о последствиях кризиса в отношениях США и Кубы, разразившегося в 1996 г.

Итак, вернемся к истории про адмирала Кэррола и самолеты Cessna, сбитые над Кубой. Скажите, а вас ничто не настораживает? По-моему, тут невероятно много совпадений:

1. Куба планирует злодейское нападение на американские самолеты в международном воздушном пространстве.

2. Так случается, что за день до этого влиятельный американский политик из числа бывших военных передает властям США грозное предупреждение кубинцев, где говорится именно о таком развитии событий.

3. И, опять же по стечению обстоятельств, буквально на следующий день после инцидента этот политик получает возможность огласить позицию Кубы в эфире одного из самых уважаемых во всем мире информационных каналов.

Хронология какая-то подозрительно идеальная, не правда ли? Именно так действовало бы PR-агентство, чтобы затушевать последствия чьего-либо весьма противоречивого поступка. Постаралось бы найти какого-нибудь весьма авторитетного и с виду вроде как абсолютно непредвзятого человека, который – прямо тут же – заявит: «А ведь я предупреждал!»

Приблизительно так думал в те дни аналитик Рег Браун, сотрудник латиноамериканского подразделения РУМО. Его задачей было устанавливать, какими способами кубинская разведка пытается влиять на военные операции США. Иначе говоря, он должен был обращать внимание на все нюансы, тонкости и необъяснимые совпадения, которых обычные люди не замечают вовсе. Браун никак не мог отделаться от ощущения, что события разворачиваются по сценарию, написанному Фиделем Кастро.

Оказалось, например, что в организации Hermanos al Rescate у кубинцев был информатор – пилот по имени Хуан Пабло Роке. За день до инцидента он исчез, а позже обнаружился в Гаване. Очевидно, Роке сообщил своему начальству, что «Братья» что-то планируют на 24 февраля. Поэтому Брауну трудно было поверить, что дата встречи Кэррола с верхушкой американской контрразведки выбрана случайно. В идеале, чтобы максимально расположить к себе общественное мнение, кубинцам нужно было, чтобы их предостережение поступило точно накануне происшествия. Тогда Госдепартамент и РУМО не смогут вывернуться, сказав, будто предупреждение было туманным или прозвучало так давно, что о нем уже успели позабыть.

Тогда возникает вопрос: кто организовал встречу? Кто выбрал дату 23 февраля? Браун навел справки, и был страшно изумлен, когда увидел, чье имя при этом всплыло. Ана Монтес, его коллега по РУМО, крупнейший эксперт по Кубе. Ана Монтес была настоящей звездой. Ее раз за разом повышали и продвигали, осыпали благодарностями и премиями. Она с блеском выдерживала все проверки. В РУМО она пришла из Министерства юстиции, и ее прежний босс писал в рекомендации, что Ана – лучшая из всех сотрудников, когда-либо работавших под его началом. Ей вручал медаль сам Джордж Тенет, глава ЦРУ. В кругах разведчиков Монтес получила прозвище Королева Кубы.

Проходила неделя за неделей, Браун терзался подозрениями. Но нельзя же обвинить коллегу в предательстве на основании таких, отчасти параноидальных, домыслов, особенно если речь идет о столь заслуженном и уважаемом человеке, как Ана Монтес. Наконец Браун все-таки решился и рассказал о своих подозрениях Скотту Кармайклу, возглавлявшему в РУМО контрразведку.

«Рег пришел ко мне, и мы в обеденный перерыв немного прогулялись, – вспоминал Кармайкл о первой встрече с Брауном. – И он все никак не отваживался назвать имя. Только повторял: “О, господи”. Все заламывал руки и твердил: “Очень не хотелось бы ошибиться”».

Мало-помалу Кармайкл его разговорил. Все агенты, работавшие с Кубой, помнили, какую бомбу обрушил в свое время на американскую разведку Флорентино Аспиллага. Кубинцы – мастера хитроумной игры. И у самого Брауна тоже был случай убедиться в этом. В конце 1980-х он подготовил отчет об участии высших должностных лиц Кубы в международной наркоторговле. «Он тогда выявил целый ряд высокопоставленных чиновников, непосредственно замешанных в наркотрафике, – рассказывал Кармайкл. – И собрал кучу подробностей. Таких как номера рейсов, даты, время, место, кто с кем встречался и все такое прочее. А за несколько дней до обнародования отчета на Кубе вдруг арестовали всех, кто в нем упоминался, и государство публично отреклось от этих людей, а некоторых даже казнили. Рег тогда еще подумал: “Что за чертовщина? Кто-то слил кубинцам мою информацию”».

С тех пор Браун стал параноидально подозрительным. В 1994 г. в США бежали два кубинских разведчика, которые и подтвердили его догадки: у кубинцев действительно есть информатор в верхних эшелонах американской разведки. Что оставалось думать Брауну? У него, объяснил он Кармайклу, были все основания для подозрений.

Затем он рассказал Кармайклу еще об одном событии, случившемся во время кризиса с Hermanos al Rescate. Монтес тогда работала в подразделении РУМО на объединенной базе ВВС США Анакостия – Боллинг, что в округе Колумбия. В день инцидента ее вызвали в Пентагон: в подобных ситуациях собирают всех крупных экспертов по региону. Самолеты «Братьев» сбили в субботу. А на следующий день вечером Брауну случилось звонить Монтес по телефону.

«Он вспомнил, что ему ответила какая-то женщина и сообщила, что Ана ушла», – рассказывал Кармайкл. Ранее в тот же день Монтес кто-то позвонил – и она заметно встревожилась. Вскоре она объявила коллегам, присутствовавшим в оперативной комнате, что устала и, поскольку все равно ничего не происходит, решила уехать домой.



«Рег просто ушам своим не поверил. Это настолько против любых правил, что кажется дурной шуткой. Каждый из нас понимает, что в подобных кризисных ситуациях тебя приглашают затем, чтобы твоя компетенция помогла выработке верных решений. И в Пентагоне ты должен быть на посту, пока тебя не отпустят. Так принято. Если кого-то из профессионалов подобного уровня вызывают в штаб в связи с тем, что Северная Корея внезапно выпустила ракету по Сан-Франциско, он не может уйти, когда вздумается, только потому, что устал или проголодался. Да никому из наших ничего подобного просто и в голову бы не пришло. Однако Ана поступила именно так. И Рег снова подумал: “Что за чертовщина?”»


Браун рассуждал следующим образом: если Монтес и вправду работает на кубинцев, им в тот день, должно быть, не терпелось с ней связаться, чтобы узнать, что сейчас происходит в РУМО. Уж не спешила ли она тем вечером на встречу со своим связным? Гипотеза казалась довольно фантастической, поэтому Браун так и смущался. Но где-то в РУМО точно сидел кубинский шпион. В этом у Брауна сомнений не было. И по персональному телефону ведущего эксперта по Кубе ему ответила неизвестная женщина, причем во время кризиса такого масштаба, какой случается раз в сто лет. И в довершение всего именно Ана Монтес организовала столь чертовски удачную для кубинцев встречу адмирала Кэррола с верхушкой американской контрразведки. Не слишком ли много настораживающих моментов?

Браун сообщил Кармайклу, что кубинцы уже давно лелеяли планы сбить самолет «Братства». Но они не могли себе такого позволить, понимая, сколь грандиозной провокацией это окажется. Для США подобный инцидент вполне может стать поводом к устранению Фиделя Кастро или даже к вторжению на Кубу. То есть риск был слишком велик – если только не найти какой-нибудь способ обратить общественное мнение в свою пользу.

И тут Браун узнает, что Ана не только присутствовала на встрече адмирала Кэррола с чиновниками Госдепа и РУМО, но и сама ее организовала.

«Мать честная, – думает он. – Неужто за операцией вражеской контрразведки, выставляющей инцидент с самолетами “Братства” в нужном кубинцам свете, стоит не кто иной, как Ана Монтес?! Нет, быть того не может! Ладно, но как же тогда это все объяснить, черт побери?» После беседы с Брауном Кармайкл не сразу, но все-таки запросил досье Монтес. Последний тест на детекторе лжи она прошла безукоризненно. Ана не питала тайного пристрастия к спиртному, не получала неизвестно откуда переводов на банковский счет. Никаких настораживающих знаков.

«Изучив ее досье в службе безопасности, а также личное дело, я подумал, что Рег явно пошел по ложному следу, – вспоминает Кармайкл. – Эта дамочка рано или поздно станет в РУМО начальником разведки. Она просто потрясающий специалист». Кармайкл понимал: чтобы расследование, начатое на основании одних только догадок, принесло результат, придется заглянуть под каждый камень. А Рег Браун тем временем, по его словам, понемногу «терял выдержку». Пришло время подтвердить или опровергнуть его подозрения – как сформулировал Кармайкл, «задокументировать каждый чих»: ведь стоит только поползти слухам, что Монтес под подозрением, и ему придется расхлебывать грандиозный скандал.

Кармайкл пригласил Ану на беседу. Они встретились на объединенной базе ВВС Анакостия – Боллинг, в специальной комнате для переговоров. К нему вышла эффектная женщина: интересная, стройная, с короткой стрижкой и четкими, почти резкими чертами лица. «Войдя в комнату, она села рядом со мной, примерно вот на таком расстоянии, – говорит Кармайкл, расставляя ладони меньше чем на метр, – с той же стороны стола. И закинула ногу на ногу. Не думаю, что она сделала это с каким-то особым умыслом, просто устраивалась поудобнее. Вообще-то, мне нравятся женские ножки, и я невольно бросил взгляд на ее колени. Но это так, к делу не относится».

Кармайкл спросил Монтес о встрече Кэррола с сотрудниками контрразведки. У нее нашелся убедительный ответ. Идея организации этой встречи принадлежала вовсе не ей. Адмирала на Кубе сопровождал сын кого-то из товарищей Аны по РУМО, а потом этот человек позвонил ей и сказал: «Слушай, там на Кубе такое творится. Обязательно пригласите к себе адмирала Кэррола, узнаете много интересного». «Я связалась с адмиралом, – объяснила Ана, – и мы, изучив свои расписания, выбрали наиболее удобную для всех дату – 23 февраля».

Вышло так, что упомянутый Монтес сотрудник РУМО был знаком Кармайклу. Но когда он сказал, что позвонит тому и попросит подтвердить рассказ Аны, это ее нимало не смутило: «Да, конечно, пожалуйста».

После этого Кармайкл поинтересовался, кто звонил ей, когда она в разгар кризиса находилась вместе с коллегами в оперативной комнате. Ана ответила, что не помнит никакого звонка, и Кармайклу это показалось правдивым. Ведь речь шла про суматошный, насыщенный событиями день, да к тому же девять месяцев назад.

Когда Кармайкл спросил, правда ли, что она тогда рано покинула штаб, Монтес не стала ничего отрицать, а сразу признала этот факт и объяснила свое поведение: «Да, я в тот день ушла раньше времени. Понимаете, дело было в воскресенье, буфеты не работали. Я очень привередлива в еде, страдаю аллергией на многие продукты, так что никак не могу питаться батончиками из автоматов. В штаб я приехала около шести утра и пробыла там где-то до восьми вечера. Есть хотелось до смерти, ничего не происходило, в принципе я там была совершенно не нужна, а потому решила уйти. Поехать домой и перекусить»[15 - Это соответствовало действительности. Монтес соблюдала строгую диету, и был даже такой период, когда она ела «только вареную картошку без соли». Впоследствии психологи из ЦРУ пришли к выводу, что Ана страдала в легкой форме обсессивно-компульсивным расстройством. Еще эта женщина необычно долго принимала душ, используя несколько видов мыла, и всегда надевала перчатки, садясь за руль. При таких странностях поведения неудивительно, что окружающие обычно находили оправдания ее непонятным поступкам.]. Это тоже, надо сказать, выглядело весьма правдоподобно.

После беседы Кармайкл проверил слова Аны Монтес. Выбор даты в данном случае и впрямь походил на совпадение. В числе лиц, сопровождавших адмирала на Кубу, действительно был сын ее друга.

«Я выяснил, что Монтес аллергик, избегает фастфуда и крайне привередлива в еде. Мне и самому приходилось бывать в Пентагоне в воскресенье, буфеты там действительно не работают. Я поставил себя на ее место: бедная женщина целый день ничего не ела, вот и отправилась домой пораньше. Так что вроде бы концы с концами в этой истории сходились. Что я мог предъявить Ане? Да ровным счетом ничего».

Кармайкл заверил Брауна, что тревожиться не о чем. И переключился на другие проблемы. Ану Монтес оставили в покое. Все было забыто и прощено до того самого дня, пятью годами позже, когда выяснилось, что каждый вечер, вернувшись домой, она по памяти детально записывала информацию, которую узнавала на службе, и отправляла это все своим кураторам в Гавану.

С первого дня работы в РУМО Ана Монтес была кубинской шпионкой.


3

В классическом шпионском романе вражеский резидент всегда коварен и изворотлив. Он обставляет славных парней, потому что действует просто виртуозно. Именно так многие сотрудники ЦРУ объясняли информацию Флорентино Аспиллаги: Фидель Кастро – гений, а его шпионы – бесподобные актеры. В жизни, однако, самые опасные шпионы редко бывают дьявольскими хитрецами. Олдрич Эймс, бывший, вероятно, самым вредоносным предателем в истории американской разведки, не особо отличался по службе, любил прикладываться к бутылке и, получая деньги из Москвы, даже не особо пытался скрывать свои левые доходы.

Не сказать, чтобы Ана Монтес действовала тоньше. Когда ее уже собирались арестовать, агенты РУМО нашли шифровальные таблицы, по которым предательница кодировала свои послания на Кубу… прямо у нее в сумочке. А коротковолновый передатчик она держала у себя дома: прятала его в шкафу, в обувной коробке.

Брайан Лателл, сотрудник ЦРУ и специалист по Кубе, о котором мы уже упоминали в главе 1, хорошо знал Монтес.

«На совещаниях, которые я проводил, когда работал в центральном аппарате разведки, эта женщина обычно сидела напротив меня, – вспоминает Лателл. – Монтес не отличалась ни тактом, ни изяществом». Он знал, что в РУМО Ану считают звездой, но ему всегда чудился в ней какой-то изъян.



«Я старался вовлекать Монтес в дискуссию, но ее реакция неизменно оказывалась странной… Проводя совещания, я неизменно ставил ее в тупик вопросами вроде “Каковы, по-вашему, были в той ситуации мотивы Фиделя?” – и она терялась, пытаясь найти подходящий ответ, что-то невразумительно мямлила. Ана напоминала мне оленя, внезапно выскочившего на шоссе и ослепленного светом фар. Помнится, я даже думал: “Бедняге неуютно, потому что она совершенно беспомощна как аналитик. Ей просто нечего сказать”».


Однажды, рассказывает Лателл, Монтес пригласили в программу ЦРУ для особо отличившихся аналитиков: офицерам из разных разведывательных служб предлагали совместить полезное с приятным – отпуск в сочетании с полевой работой в любой стране по их выбору. И как вы думаете, куда же захотела поехать Ана? Ну конечно, на Кубу.

«Нет, только представьте: она отправилась туда на деньги правительства США! – восклицает Лателл. – Будь вы кубинским шпионом, пытающимся сохранить в тайне свои цели, стали бы вы просить оплаченный отпуск в Гавану?» С тех пор прошло почти 20 лет, но дерзость Аны Монтес по-прежнему изумляет его.

«Она поехала на Кубу как ведущий аналитик американской разведки. Само собой, там были рады ее принять, особенно за наши бабки, и я не сомневаюсь, в Гаване эту дамочку обучили всем методам тайного сбора информации. Я думаю, – доказать не могу, но практически уверен, – что Ана виделась с Фиделем. Кастро любил лично встречаться с лучшими агентами, чтобы ободрить и поздравить их, порадоваться совместным успехам в борьбе против ЦРУ».

Вернувшись в Пентагон, Монтес написала отчет, в котором даже не потрудилась скрыть своей пристрастности.



«У боссов, читавших ее опус, должны были мигом включиться все тревожные сирены, а руки сами потянуться к оружию: то, что Ана писала о кубинской военной машине, несообразно вообще ни с чем – ну, если только, конечно, не исходить при этом из интересов самих кубинцев».


Но сработала ли хоть одна тревожная сирена? Лателл говорит, что сам ни минуты не подозревал Монтес в измене.



«В ЦРУ было немало сотрудников моего или примерно моего ранга, считавших Монтес лучшим в стране специалистом по Кубе», – рассказывает он. Так что свои сомнения Лателл объясняет иначе. «Да, я никогда ей не доверял, но фатально ошибался в причинах, и это один из величайших моих промахов. Я-то считал ее просто на редкость некомпетентным специалистом-аналитиком. Но истинная причина заключалась в том, что Монтес работала не на нас, а на Фиделя. Однако я так и не сумел соединить воедино отдельные фрагменты головоломки».


Сложить этот пазл не удалось никому. Об истинном положении дел не догадывались ни Тито Монтес, младший брат Аны, служивший в ФБР, ни ее сестра, которая тоже была агентом ФБР и даже играла ключевую роль в разоблачении сети кубинских шпионов в Майами. Ничего не заподозрил и бойфренд Аны, работавший в Пентагоне. Его специальностью была, ни много ни мало, латиноамериканская разведка, и он занимался выявлением как раз таких шпионов, как его подруга. Но и этого профессионала удалось провести. В день, когда Монтес наконец арестовали, шеф ее отдела объявил новость своим подчиненным. В ответ послышались недоуменные восклицания. В РУМО есть целое подразделение штатных психологов, работающих с агентами. Куратор Аны Монтес пришел в отчаяние. Никто ни о чем не догадывался. Над ее рабочим столом, на стене на уровне глаз – выставленная на всеобщее обозрение – висела цитата из пьесы Уильяма Шекспира «Генрих Пятый»:

О заговоре королю известно, –
Их письма удалось перехватить[16 - Пер. Е. Бируковой.].

Или, говоря без обиняков, Королева Кубы знала обо всех намерениях США, а вот о ее собственных намерениях никто даже и не подозревал.

Шпионы обводят нас вокруг пальца не потому, что они необыкновенно умны. Просто что-то неладно с нами самими.


4

За годы своей научной деятельности психолог Тим Левин сотни раз проводил один простой опыт. Он приглашал студентов к себе в лабораторию и предлагал им принять участие в викторине, пройти тест на общую эрудицию: самая высокая гора Азии и тому подобное. Кто правильно ответит на все вопросы, получает денежный приз.

Отвечать помогает напарник – человек, которого студент видит первый раз в жизни, не зная, что это тайный помощник экспериментатора. Опрос проводит инструктор, девушка по имени Рэйчел. Приблизительно где-то на середине теста ее вызывают из комнаты. Она уходит, и студент видит, как она куда-то поднимается по лестнице. Дальше события разворачиваются по тщательно разработанному сценарию. Напарник говорит: «Не знаю, как тебе, а мне эти деньги пригодятся. Я думаю, ответы здесь». И показывает на конверт, оставленный на виду. «Участники эксперимента сами решают, жульничать или нет, – поясняет Левин. – Примерно 30 % соглашаются. А после теста мы беседуем с этими испытуемыми и задаем им вопрос: “Вы схитрили или отвечали честно?”».

Феномен обмана изучают психологи и социологи по всему миру. Гипотез о том, почему мы лжем и как правильно распознавать ложь, сегодня существует больше, чем версий убийства Кеннеди. Однако в этой сверхпопулярной области науки исследования Левина стоят особняком. Он разработал универсальную теорию обмана[17 - Теория Левина изложена в книге Duped: Truth-Default Theory and the Social Science of Lying and Deception (Tuscaloosa, AL: University of Alabama Press, 2019). Тем, кто хочет узнать, каков механизм обмана, лучше всего начать с этой работы.]. В основе ее лежат наблюдения, полученные из того первого эксперимента с тестом на эрудицию.

Вместе с Левином я просмотрел в его лаборатории при Алабамском университете видеозаписи примерно десятка бесед экспериментатора с испытуемыми. Вот совершенно типичная ситуация с участием несколько рассеянного молодого человека. Назовем его Филипом.



Экспериментатор: Что ж, подведем итоги… Вам раньше приходилось участвовать в таких… э-э-э… викторинах?

Филип: Ну да, пару раз.

Экспериментатор: Вопросы были трудными для вас?

Филип: Некоторые да. Читаешь и думаешь: «Ой, ну составители и загнули!»

Экспериментатор: Как бы вы оценили сложность теста по десятибалльной шкале?

Филип: Где-то на восемь баллов.

Экспериментатор: На восемь? Ну что же, наша викторина и впрямь весьма непростая.


Затем Филипу сообщают, что они с напарницей без ошибок ответили на все вопросы. Экспериментатор спрашивает, как это им удалось, в чем секрет успеха.



Филип: В командной работе.

Экспериментатор: То есть вы помогали друг другу, действовали совместными усилиями?

Филип: Да.

Экспериментатор: Ага, ясно. А скажите, когда я ненадолго вызвал Рэйчел из комнаты, вы часом не сжульничали?

Филип: Ну… вроде как нет.


Филип мямлит и отводит взгляд.



Экспериментатор: Вы правду говорите?

Филип: Да.

Экспериментатор: Хорошо. А как вы думаете, ваша напарница, когда я задам ей этот вопрос, скажет то же самое?


В этот момент в беседе повисает напряженная пауза.

«Испытуемый явно не может сообразить, как лучше себя вести, и просчитывает варианты», – поясняет мне Левин.



Филип: Ну да, скорее всего.

Экспериментатор: То есть она подтвердит ваши слова?

Филип: Наверное.

Экспериментатор: Хорошо, спасибо. Это все, что я хотел узнать.


Правду ли говорит Филип? Левин показал эту запись не одной сотне людей, и почти все зрители верно изобличили этого участника эксперимента как лжеца. «Напарница» Филипа подтвердила, что он действительно заглянул в конверт с ответами, едва лишь за Рэйчел закрылась дверь. И в беседе с Левином после викторины он лгал. Причем лгал очевидно. «Без убежденности», – поясняет Левин.

Я тоже это заметил. Еще когда на вопрос «А вы часом не сжульничали?» – Филип ответил: «Ну… вроде как нет», я, не выдержав, воскликнул: «Ну как можно быть таким простофилей!» Парень отводил глаза, явно нервничал и не мог сохранить невозмутимый вид. А после вопроса «Вы правду говорите?» помедлил, будто ему нужно было обдумать ответ.

В общем, с Филипом все было ясно. Но на других записях выявить ложь оказалось значительно труднее. Вот второй случай, молодой человек по имени Лукас. Симпатичный, бойкий, уверенный в себе.



Экспериментатор: Я должен спросить: когда Рэйчел вышла, никто из вас не подсмотрел ответы?

Лукас: Нет, что вы, как можно.

Экспериментатор: Вы говорите правду?

Лукас: Да, конечно.

Экспериментатор: А как вы думаете, если я задам этот вопрос вашей напарнице, что она ответит?

Лукас: Да то же самое.


«Все ему верят», – комментирует Левин. И я, кстати, тоже попался на эту удочку. А на самом-то деле Лукас лгал.

Мы с Левином не один час пересматривали видеозаписи. В конце я готов был поднять руки и сдаться: получалось, что я совсем не умел отличить правду от лжи.

Свой эксперимент Левин задумал как попытку проникнуть в одну из величайших загадок человеческой психологии: почему мы так плохо распознаем обман? Казалось бы, это противоречит природе: логика подсказывает, что было бы полезно, если бы люди всегда понимали, что их обманывают. Миллионы лет эволюции должны были одарить наш биологический вид способностью улавливать малейшие признаки вранья. Но ничего такого не произошло.

В одной из версий эксперимента Левин разделил свои видеозаписи на две группы: 22 обманщика и 22 честных человека. В среднем люди, просмотревшие все 44 видео, верно вычисляют 56 % лжецов. Другие психологи тоже проводили похожие опыты, и в среднем удается разоблачить лишь 54 % врунов. Беспомощными оказываются практически все: полицейские, судьи, психоаналитики – даже большие шишки из ЦРУ, управляющие шпионскими структурами по всему миру. Да, абсолютно все. Почему же так происходит?

Тим Левин дает ответ на этот вопрос: все дело в так называемой презумпции правдивости.

В своих рассуждениях ученый отталкивался от наблюдения, которое ему помогла сделать одна из студенток, Хе Сан Пак. Это было в самом начале его исследования, когда Левин, подобно другим психологам, задался вопросом: почему мы так плохо умеем делать то, в чем, теоретически, должны быть мастерами?

«Важнейшее открытие Хе Сан Пак состояло в том, что цифра в 54 % верно узнанных лжецов – это среднее по обеим подборкам, – поясняет Левин. – Будет совсем иная картина, если разбить ответы на две категории и посмотреть, какой процент верно определяет ложь, а какой правду».

Поясним его мысль. Если человек верно классифицировал около 50 % видеозаписей, естественно будет предположить, что он просто угадывал наобум. Но Пак заметила, что все не столь просто. Правду мы опознаем гораздо успешнее, чем если бы просто угадывали. А вот что касается лжи, то тут наши показатели хуже, чем даже если действовать методом тыка. Мы смотрим видеозаписи и отмечаем: «Правда, правда, правда» – а потом получается, что большинство честных людей мы узнали без труда, а в большинстве врунов ошиблись. То есть правда у нас в приоритете: мы исходим из предположения, что все, с кем мы вступаем в контакт, ведут себя честно. В этом и заключается феномен презумпции правдивости.

Левин говорит, что его эксперимент практически идеально иллюстрирует это явление. Судите сами: посреди теста ведущая внезапно выходит из комнаты, оставив ответы на самом виду, прямо на столе. Если рассуждать логически, то любой разумный человек должен сразу сообразить, что это ловушка. Мало того, напарник, которого ты видишь впервые в жизни, подбивает тебя сжульничать. Казалось бы, тут у любого зародится хотя бы слабое подозрение, что дело нечисто. Но нет, какое там!

«Даже если некоторые из участников эксперимента и понимают, что отлучка ведущего, вероятнее всего, подстроена специально, – говорит Левин, – то все равно почти никто не догадывается, что напарник липовый… Как можно, чтобы вот эта симпатичная девушка, которая так мило с вами общается, оказалась обманщицей? Нет, нет и нет». Людям это даже в голову не приходит.

Чтобы отключить презумпцию правдивости, нужен, как называет это Левин, «спусковой крючок». И тут просто подозрения или укола сомнения будет недостаточно. От презумпции правдивости мы отказываемся, только когда получаем явные свидетельства того, что наше исходное представление неверно. Иначе говоря, мы ведем себя не как ученые-скептики, кропотливо собирающие свидетельства в пользу истинности или ложности теории, прежде чем сделать вывод. Мы поступаем ровно наоборот: начинаем с веры и прекращаем верить, только лишь когда больше уже не можем отмахнуться от своих сомнений и опасений.

Ну вот, скажете вы, очередная парадоксальная теория из числа тех, что так любят выдвигать социологи и психологи. Но не спешите с выводами. Презумпция правдивости – это основополагающее обстоятельство, которое объясняет множество особенностей человеческого поведения, которые иначе объяснить просто невозможно.

Обратимся, например, к одному из самых знаменитых прорывов в истории психологии. В 1961 г. Стэнли Милгрэм набрал в Нью-Хейвене добровольцев для участия в эксперименте «по изучению памяти». Инструктор, некий Джон Уильямс, мрачного и даже грозного вида молодой мужчина, поочередно встречал волонтеров и объяснял каждому, что ему в ходе эксперимента предстоит играть роль «учителя».

Затем Уильямс знакомил «учителя» с другим добровольцем, приятным мужчиной средних лет по фамилии Уоллес, который будет «учеником». Его посадят в соседней комнате и опутают проводами от сложного аппарата, способного бить человека электротоком напряжением от 15 до 450 В. (Если вы не в курсе, то сообщаю, что электрический разряд в 450 В способен повредить ткани организма и вызвать электротравму.)

Далее доброволец-«учитель» получал инструкции давать «ученику» задачи на запоминание, и всякий раз, как тот не справится, наказывать его разрядами тока, постепенно повышая напряжение: якобы затем, чтобы выяснить, насколько страх наказания влияет на способность к запоминанию. С повышением напряжения Уоллес – который на самом деле был подставным лицом и ни малейшего дискомфорта не испытывал – принимался притворно кричать от боли, а потом даже колотить в стену. Но если «учитель» колебался, грозный инструктор настаивал, используя заранее заготовленные фразы:



«Пожалуйста, продолжайте»;

«Эксперимент требует, чтобы вы не останавливались»;

«Абсолютно необходимо, чтобы вы продолжили»;

«У вас нет выбора, вы не можете отказаться».


Этот эксперимент печально знаменит тем, что практически все волонтеры повиновались, а 65 % «учителей» доходили до максимального напряжения тока, пропуская через бедолагу «ученика» 450 В. Для общества, недавно пережившего Вторую мировую войну и узнавшего, какие приказы выполняла охрана фашистских концлагерей, наблюдения Милгрэма стали сенсацией.

Но, по мнению Левина, этот опыт содержит и другой урок. Волонтер приходит и знакомится с грозным Джоном Уильямсом. На самом деле это был учитель биологии из местного колледжа, выбранный, по словам самого Милгрэма, за то, что «идеально воплощал образ этакого сухаря-очкарика: подобный тип позже появится на телевидении в передачах про освоение космоса». В ходе эксперимента Уильямс ни слова не говорил от себя: он лишь озвучивал сценарий, написанный самим Милгрэмом.

«Уоллеса» изображал железнодорожный служащий по имени Джим Макдона. Милгрэм пригласил его на роль жертвы, потому что он «выглядел мягким и уступчивым». Его крики были записаны на пленку и проигрывались через динамик. Эксперимент был своего рода любительским театром, причем ключевое слово здесь – «любительский». Команда Милгрэма ставила свое действо не для бродвейской сцены. «Уоллес», по словам самого Милгрэма, был просто кошмарным актером. И все в этом эксперименте выглядело, мягко говоря, довольно неубедительно. Электроразрядный аппарат на самом деле не давал никаких разрядов. Несколько участников заметили в углу комнаты динамик и задались вопросом: почему крики несутся оттуда, а не из-за двери в соседнюю комнату, где якобы был привязан Уоллес? И если целью опыта действительно являлось изучение процесса запоминания, то с какой стати Уильямс все время торчал в комнате рядом с «учителем», а не находился вместе с «учеником» за дверью? Не очевидно ли, что на самом деле его целью было наблюдение за тем, кто причиняет боль, а не за тем, кто ее испытывает? В общем, как это характерно для многих фальшивок, эксперимент Милгрэма был шит белыми нитками. Но, как и с тестом Левина на общую эрудицию, люди все равно попадались в ловушку. Срабатывала презумпция правдивости.

«Я потом на протяжении двух недель после того жуткого эксперимента даже проверял все записи о смертях в местном реестре: вдруг я оказался причастен к смерти этого несчастного “ученика”? И испытал огромное облегчение, когда его имя там так и не появилось», – писал в постэкспериментальном опросе один из участников опыта. «Когда после очередного повышения напряжения от мистера Уоллеса не последовало никакой реакции, я не на шутку перепугался, что мы его случайно убили», – признавался другой. И это писали взрослые люди, обладавшие жизненным опытом, не какие-нибудь зеленые старшеклассники – они всерьез поверили, что в престижном университете проводятся опыты, во время которых человека истязают и могут даже убить. «Эксперимент так потряс меня, – откровенничал третий волонтер, – что я потом всю ночь ворочался и просыпался в холодном поту, поскольку мне снились кошмары. Я и впрямь боялся, что мог лишить жизни того человека в кресле».

Но есть одна критически важная деталь. Участники того знаменитого эксперимента не были такими уж легковерными. У них возникали сомнения – множество сомнений! В своей захватывающей книге об эксперименте Милгрэма «За рычагами шоковой машины» (Behind the Shock Machine) писательница Джина Перри приводит фрагмент беседы с одним из «учителей», Джо Димоу, слесарем на пенсии:



«Я подумал: что-то здесь не сходится, – рассказывал он Перри. – Я не знал, что там в точности происходит, но все это выглядело странно. Я смекнул, что если мои подозрения верны, то “ученик” с ними заодно – только так. И я вообще не пускал ток. А он все равно время от времени вопил».


То есть Димоу быстро убедился, что Уоллес притворяется.

Но в самом конце опыта мистер Уоллес появился из-за двери и разыграл небольшое представление. Он выглядел, как вспоминал Димоу, изнуренным и взбудораженным.



«Бедняга еле-еле брел, вытирая лицо платком. Подошел ко мне и протянул руку: “Позвольте поблагодарить вас за то, что остановили опыт”… И тут я подумал: “Ничего себе! Может, это все и впрямь по-настоящему?”»


Димоу был практически уверен, что его дурачат. Но стоило одному из обманщиков добавить притворства – изобразить смятение и промокнуть лоб носовым платком – и скептик выбросил белый флаг.

А вот полная статистика по участникам эксперимента Милгрэма:








Больше 40 % волонтеров заметили разного рода странности, признаки того, что эксперимент – только ширма. Но этих сомнений не хватило, чтобы отключить презумпцию правдивости. Именно об этом и говорит Левин. Мы верим ближнему не потому, что вообще не сомневаемся в его честности. Доверие не есть отсутствие сомнений. Мы доверяем окружающим, потому что у нас не хватает сомнений.

Я еще вернусь к разнице между «некоторым сомнением» и «достаточным сомнением», потому что считаю, что именно она все и решает. Вспомните-ка, сколько раз вас задним числом упрекали в неумении распознать обман: «Надо было понять. Ведь было столько тревожных сигналов. Неужели это не наводило тебя на подозрения?» Левин сказал бы, что это неверный подход к проблеме. Правильный вопрос звучит так: достаточно ли было тревожных сигналов, чтобы выйти из зоны доверия? Если нет, значит, вы просто сохраняли презумпцию правдивости, как то свойственно любому нормальному человеку.


5

Ана Белен Монтес выросла в богатом районе Балтимора. Отец ее был психиатром. Она училась в Вирджинском университете, затем получила диплом магистра по международным отношениям в Университете Джона Хопкинса. Ана стала пылкой сторонницей сандинистов – революционного правительства Никарагуа, которое власти США пытались свергнуть, и ее политическая активность привлекла внимание вербовщика из кубинской разведки. В 1985 г. Ана тайно посетила Гавану. «Кубинские кураторы изучили все слабости Аны Монтес и использовали ее психологические особенности, идеологические пристрастия и личностные отклонения, чтобы завербовать девушку и снабдить устойчивой мотивацией работать на Гавану», – отмечали аналитики ЦРУ в отчете по итогам расследования. Ана получила задание устроиться на работу в контрразведку США. В том же году она поступила на службу в РУМО – и принялась быстро делать карьеру.

Каждое утро она спешила в офис, усердно трудилась, обедала прямо на работе, держалась замкнуто. Замужем не была, жила одна в двухкомнатной квартире в вашингтонском районе Кливленд-Парк. Расследуя впоследствии ее деятельность, Скотт Кармайкл – сотрудник РУМО – собрал все эпитеты, которыми характеризовали Ану сослуживцы. Список получился впечатляющий: тихоня, закомплексованная, скованная, отчужденная, холодная, независимая, самоуверенная, замкнутая, умная, серьезная, усердная, целеустремленная, трудолюбивая, резкая, проворная, коварная, ехидная, нелюдимая, честолюбивая, обаятельная, самонадеянная, деловая, жесткая, упорная, расчетливая, спокойная, зрелая личность, невозмутимая, толковая, грамотная.

Но вернемся к их встрече на базе Анакостия – Боллинг в 1996 г. Ана тогда думала, что Кармайкл вызвал ее для обычной рутинной проверки, которой периодически подвергают всех офицеров разведки, чтобы подтвердить допуск к секретам. Она держалась с ним не слишком любезно.



«Она буквально с порога попыталась меня осадить, сообщив, – и это была правда, – что ее только что назначили исполняющей обязанности начальника отдела, – вспоминал Кармайкл. – Дескать, дел у нее выше крыши, а времени в обрез».


Тут надо сказать пару слов о внешности Кармайкла. Сам он считает, что похож на покойного Криса Фарли, актера, снимавшегося в комедиях: очаровательная ребяческая улыбка, светлые волосы и солидное брюшко. Должно быть, Монтес решила, что на такого можно и надавить.



«Я отнесся к этому спокойно и действовал по стандартной схеме, – вспоминает Кармайкл. – Сначала ты вроде как соглашаешься: “Да-да, я слышал о вашем новом назначении, поздравляю. Я понимаю, что времени у вас не слишком много”. Ну а потом ты просто делаешь свою работу без оглядки, и, если тебе понадобится 12 дней, значит, это будет 12 дней, и ты не отпустишь объект ни минутой раньше. Но эта дамочка насела на меня… Хотела непременно поставить на своем. Я еще даже толком не начал разговор, а она уже заявила: “Нет, серьезно. Мне надо уйти не позже двух – или что-то в таком роде, – так что вы сильно не затягивайте”.

Я подумал: какого хрена? Только подумал… Я не подал виду, не вспылил, но рассердился. А потому заявил: “Послушайте, Ана. У меня есть причины подозревать, что вы замешаны в операции вражеской контрразведки. Нам нужно сесть и побеседовать”. Бац! Прямо промеж глаз».


Монтес была кубинской шпионкой почти все то время, что работала на правительство Соединенных Штатов. К тому моменту она уже встречалась со своими кураторами не меньше 300 раз, передав им столько секретной информации, что нанесла безопасности США просто колоссальный ущерб. После ее ареста выяснилось, что она неоднократно тайком ездила на Кубу и даже получила медаль из рук самого Фиделя Кастро. И при всем при том Монтес не вызывала ни у кого ни тени подозрения. И вдруг в самом начале стандартной, как она думала, проверки какой-то смешной мужичок, похожий на Криса Фарли, тычет в нее пальцем и говорит такие вещи. Она замерла в оцепенении.

«Ана сидела и смотрела на меня, будто олень, ослепленный фарами, и ждала, что я скажу дальше; просто молча ждала».

Вспоминая этот разговор через несколько лет, Кармайкл понял, что это был первый тревожный сигнал, который он пропустил: необъяснимая реакция собеседницы.



«Меня не зацепило, что она даже не спросила ничего типа “Что вы имеете в виду?”. Как ни странно, Ана не стала возмущаться или оправдываться. Она вообще не вымолвила ни словечка. Молча смотрела на меня и ждала. Будь я поумнее, я бы сразу насторожился. Ни тебе отрицания, ни смущения, ни гнева. Любой человек, услышав, что его подозревают в убийстве или еще чем-нибудь этаком… если он не виновен, непременно отреагирует как-нибудь вроде “О чем это вы?”. Он скажет: “Минуточку, вы что, обвиняете меня?.. Слушайте, я не понимаю, какого черта происходит?!” Да в конце концов он разъярится, и не на шутку. С Аной же ничего подобного не произошло: Монтес просто сидела и молчала, как пень».


У Кармайкла были подозрения с самого начала. Но подозрения включают механизм недоверия лишь в том случае, когда от них нельзя отмахнуться. А Кармайкл от своих мог отмахнуться достаточно легко. Господи, да ведь это сама Королева Кубы! Разве может она быть шпионкой? И эту фразу – «У меня есть причины подозревать, что вы замешаны в операции вражеской контрразведки» – он произнес лишь затем, чтобы заставить Монтес отнестись к разговору серьезно.



«Мне не терпелось приступить к делу и перейти к следующему шагу. Я мысленно возликовал: “Ага, сработало, она припухла. Впредь не будет растопыривать пальцы. Что ж, теперь займемся делом, разберемся с нашей проблемой”. Боже, как же я был тогда слеп!»


Как вы уже знаете, Кармайкл задал Монтес вопросы насчет адмирала Кэррола и относительно ее преждевременного ухода из Пентагона. Однако у нее нашлись вполне убедительные ответы. Ана держалась кокетливо, порой даже где-то игриво. Скотт расслабился. И вновь бросил взгляд на ноги собеседницы.



«Ана закинула ногу на ногу и принялась покачивать ступней, вот так. Я не знаю, намеренно ли она это сделала… но я невольно залюбовался ею… Нам стало проще общаться: Монтес не то чтобы открыто со мной флиртовала, но, отвечая на некоторые вопросы, была как-то по-особенному мила».


Как вы уже знаете, когда Кармайкл поинтересовался, кто звонил ей в тот день, Монтес сказала, что не припоминает никакого звонка. Это должно было стать следующим тревожным сигналом, поскольку противоречило показаниям ее коллег, также находившихся в тот день в штабе: они утверждали, что Монтес говорила с кем-то по телефону. Но, с другой стороны, день тогда выдался длинный и тяжелый. Дело было в самый разгар международного кризиса. Так что товарищи Аны вполне могли с кем-то ее перепутать.

И была еще одна странность – в какой-то момент реакция Аны удивила Скотта. В конце беседы он задал ей несколько вопросов о том, что она делала в тот день, после того как уехала из Пентагона. Это стандартный алгоритм допроса. Кармайклу нужна была максимально подробная картина всех ее перемещений в тот вечер.

Он спросил Монтес, куда она отправилась после работы. Она пояснила, что поехала домой. Кармайкл уточнил, где именно Ана припарковалась. На стоянке через дорогу. Видела ли она кого-нибудь, пока ставила машину? Нет, никого.



«Я сказал: “Ладно, с этим разобрались. Значит, вы поставили машину, перешли через улицу… Ну а что потом? Может, встретили кого-нибудь?” И вот тут ее поведение как-то странно трансформировалось. Учтите, к тому моменту мы проговорили почти два часа, практически стали приятелями, ну не такими уж близкими, но между нами возникло взаимопонимание. Ана шутила и все такое, время от времени отпускала какие-то забавные замечания – чувствовалось, что ей со мной легко, даже уютно, если хотите.

И вдруг совершенно внезапно она резко переменилась. Буквально на глазах: вот только что она почти флиртовала и ей явно было в моем обществе комфортно… А потом – бац! Мне на ум невольно пришел несмышленый ребенок, которого поймали на месте преступления в тот момент, когда он потихоньку стащил из коробки печенье: малыш прячет руку за спину, а мать строго спрашивает: “Что это у тебя там?” Ана ответила отрицательно, но при этом посмотрела на меня, и… взгляд у нее был такой: “Что ты знаешь? Откуда знаешь? Хочешь меня изобличить? Пожалуйста, не надо!”»


Уже после ареста Аны Монтес следствие установило, что на самом деле произошло в тот вечер. У нее с кубинским руководством было условлено: если она вдруг заметит на улице кого-то из своих прежних связных, значит, кураторам срочно нужно встретиться с ней. Она должна просто пройти мимо, а наутро явиться на встречу в заранее оговоренное место. В тот вечер, вернувшись из Пентагона, она увидела возле дома одного из своих связных. И когда Кармайкл поинтересовался, не встретила ли Ана по пути кого-либо из знакомых, она, вероятно, подумала, что Скотт в курсе этой схемы – что ее уже разоблачили.



«Ана до смерти перепугалась. Она думала, я все знаю, а я ни о чем даже не ведал – как говорится, ни сном ни духом. Я не мог понять, на что именно набрел. Чувствовал: что-то здесь такое кроется, что-то нечисто. После беседы я еще раз вернулся к этому моменту… и как я поступил? Да сделал то же, что делает в таких случаях любой человек… Я придумал собеседнице оправдание.

Я подумал: “Ну, может, Ана встречается с женатым мужчиной и всячески скрывает этот факт. Или, допустим, она лесбиянка, крутит роман с какой-нибудь девицей и не хочет, чтобы мы об этом узнали, потому и занервничала”. В общем, я стал перебирать такого рода естественные объяснения – и принял их: так проще, и голову ломать не надо».


Ана Монтес не была супершпионкой. Это ей было и не нужно. В мире, где у подавляющего большинства людей распознаватель лжи находится в положении «ВЫКЛ.», работа шпиона легка и приятна. А может, Скотт Кармайкл просто схалтурил, недостаточно тщательно подошел к делу? Вовсе даже нет. Он поступил точно так, как, согласно теории Левина, предписывает нам всем презумпция правдивости: исходил из убеждения, что Ана Монтес говорит правду, и – едва ли сознавая это – старался все ее ответы подогнать под эту установку. Чтобы отказаться от презумпции правдивости, человеку нужен «спусковой крючок», но уровень сомнений, при котором этот самый крючок срабатывает, довольно высок. А Кармайкл даже не приблизился к этому порогу.

Все дело в том, утверждает Левин, что механизм распознавания лжи не функционирует и не может функционировать так, как мы это предполагаем. В детективе проницательный сыщик, разговаривая с преступником, ловит его на лжи прямо в момент ее произнесения. Однако в жизни сбор свидетельств, необходимых для того, чтобы мы перестали сомневаться, требует времени. Допустим, жена спрашивает у мужа, не завел ли он интрижку на стороне; он категорически это отрицает, и она ему верит. Потому что исходит из того, что супруг говорит правду. И любые мелкие нестыковки в его объяснениях она охотно отметает. Но через три месяца вдруг обнаруживается, что муж несколько раз оплатил кредитной номер в каком-то отеле, а загадочные телефонные звонки довершают картину. Вот так разоблачается ложь.

Это и есть ответ на первую загадку: почему кубинские шпионы так долго водили за нос ЦРУ? Та досадная история вовсе не ставит крест на профессионализме американцев. Она лишь показывает, что сотрудники разведывательного управления – такие же люди, как и мы с вами, наделенные тем же набором предубеждений о правде и лжи, что и все прочие.

После беседы с Аной Монтес Кармайкл отправился к Регу Брауну и попробовал его успокоить.



«Я сказал: “Рег, я понимаю, ты полагаешь, будто собрал весьма убедительные доводы в пользу того, что это была вражеская спецоперация. Согласен, очень похоже. Но если даже так оно и было, у меня нет никаких зацепок, чтобы утверждать: да, Ана Монтес сознательно в этом участвовала. Концы с концами никак не сходятся… В общем, в итоге я должен это дело закрыть”».



6

Спустя четыре года один из сослуживцев Скотта Кармайкла познакомился на межведомственном совещании с аналитиком из Агентства национальной безопасности (АНБ). Это третья из государственных структур США, занимающихся внешней разведкой. Одна из задач агентства – дешифровка, и тот аналитик сообщил сотруднику РУМО, что их ведомству удалось продвинуться в дешифровке кода, который использует для связи со своими резидентами кубинская разведка.

Этот код представлял собой длинные последовательности цифр, передаваемых через регулярные временные интервалы на коротких радиоволнах, и специалисты из АНБ сумели прочитать несколько отрывков. Ряд расшифрованных фрагментов два с половиной года назад передали ФБР, но обратной связи в АНБ до сих пор так и не дождались. Донельзя расстроенный этим аналитик решил посвятить в некоторые детали коллегу из РУМО. Он сказал, что у кубинцев есть где-то на самом верху в Вашингтоне шпион, которого они обозначают «Агент С». Агент С пытается добыть сведения о какой-то системе под названием «Сейф» (Safe). И этот человек, судя по всему, посещал военную базу США в Гуантанамо в период с 4 по 18 июля 1996 г.

Представителя РУМО это известие порядком встревожило. «Сейфом»[18 - SAFE – сокращение от Security Analyst File Environment (Секретная аналитическая база файлов). Не правда ли, забавно, когда сначала берут какое-то слово в качестве названия, а потом уже придумывают, как превратить его в аббревиатуру?] они называли архив внутренней электронной переписки. Это прямо указывало на то, что Агент С либо сам работает в РУМО, либо тесно с ним связан. Офицер доложил о своей беседе начальству. Вызвали Кармайкла. Тот пришел в ярость: значит, АНБ два с половиной года выслеживает вражеского шпиона, предположительно связанного с РУМО, и до сих пор не поставило его в известность!? Его, ответственного за контрразведку внутри РУМО!

Он точно знал, что предпринять – поиск по внутренней компьютерной сети. Любой сотрудник Министерства обороны США должен получить допуск на посещение Гуантанамо. При этом по пентагонским инстанциям обязательно проходят два запроса: доступ на базу и разрешение на беседу с нужными ему должностными лицами.

«Итак, надо хорошенько прошерстить всё, что у нас есть», – сказал себе Кармайкл.

Он предположил, что человек, посетивший Гуантанамо в июле, обратился за допуском не раньше апреля. Так он получил параметры поиска: запросы на посещение и на доступ к информации от сотрудников РУМО, сделанные в период между 1 апреля и 18 июля 1996 г. Он попросил своего сослуживца Джонсона по прозвищу Аллигатор одновременно провести поиск по тому же запросу. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.



«Компьютеры в те дни были не такие продвинутые, но могли выдать файл с результатами: найдено столько-то совпадений. Рядом со мной работал Аллигатор… Услышав, как он молотит по клавишам, я понял, что он пока еще даже и запрос не отправил, а у меня уже был файл с первыми данными, в который можно было залезть. Ну, я и подумал: дай-ка пробегу его по-быстрому, не зацепится ли глаз за какое имя, и хорошо помню, что это было имя в двадцатой строчке: “Ана Б. Монтес”. В мозгу у меня сразу щелкнуло, и пазл сложился в ту же секунду… Я просто дара речи лишился. И чуть с кресла не свалился. Я резко дернулся, буквально отпрянул назад – кресло было на колесиках, – даже физически стараясь отодвинуться подальше от этого нерадостного открытия… И я откатился до самой стенки своего отсека, а Аллигатор все тук-тук-тук по клавишам. Я сказал: “Вот так поворот, черт побери!”»





Глава 4

Юродивый



1

В ноябре 2003 г. Нэт Саймонс, управляющий активами лонг-айлендского хедж-фонда Renaissance Technologies, разослал нескольким своим коллегам по электронной почте тревожные письма. Благодаря сложной системе финансовых соглашений Renaissance получил долю в фонде, которым управлял нью-йоркский инвестор Бернард Мейдофф, и этот человек показался Саймонсу подозрительным.

Если вы работали в финансовой сфере в Нью-Йорке 1990-х – начала 2000-х гг., то, скорее всего, слышали о Бернарде Мейдоффе. Он занимал офис в самом центре Манхэттена, в элитном небоскребе Липстик-билдинг[19 - Англ. Lipstick Building – «Здание в форме губной помады». – Прим. пер.]. Он входил в советы директоров многих крупных финансовых организаций. Он вращался в кругах дельцов из Хэмптонс и Палм-Бич. Его отличали властные манеры и густая грива седых волос. А еще Мейдофф никогда никого не посвящал в свои дела. Последнее-то и беспокоило управляющего активами. До него дошли некие слухи. Человек, которому он доверяет, написал Саймонс в послании коллегам, сообщил ему под большим секретом, что у Бернарда Мейдоффа, не пройдет и года, судя по всему, начнутся серьезные проблемы.

«Да еще прибавьте к этому, что аудитор у Мейдоффа – его собственный шурин, и, кстати, сын у него тоже занимает высокую должность в организации. Все это очень странно; боюсь, мы рискуем столкнуться с замороженными счетами и прочими неприятностями», – говорилось в послании-предупреждении.

На следующий день Саймонсу ответил Генри Лауфер, один из главных боссов компании. Он разделял опасения управляющего активами. Лауфер также добавил, что располагает «независимыми свидетельствами» того, что Мейдофф играет нечисто. Затем Пол Броудер, риск-менеджер Renaissance, обязанный по долгу службы предотвращать вложения в опасные авантюры, предпринял скрупулезный анализ трейдинговой стратегии, которую Мейдофф, по его собственным заверениям, использовал. «По-моему, у него концы с концами не сходятся», – заключил Броудер. Втроем они решили начать внутреннее расследование. Их подозрения усилились. «Я пришел к выводу, что мы не понимаем, как этот человек работает, – скажет позже Броудер. – Мы вообще не видели, откуда Мейдофф получает прибыль. Цифры, которые он объявлял, не подтверждались никакими известными нам способами». Одним словом, руководство компании усомнилось в добропорядочности Мейдоффа.

И что же, в результате Renaissance отказался иметь с ним дело? Не совсем так. Было принято решение урезать свою долю в фонде вдвое, чтобы снизить риск. Пять лет спустя, когда Мейдоффа разоблачили как афериста и основателя крупнейшей в истории финансовой пирамиды, следователи спросили Нэта Саймонса о мотивах такого решения. «Откровенно говоря, я никогда не думал, что он и вправду мошенник», – ответил управляющий активами. Он был готов признать, что не понимает, как действует Мейдофф, что его комбинации отнюдь не безупречны, но отказывался верить, что этот человек – просто отъявленный лжец. У Саймонса были подозрения, однако недостаточные. Они не перевесили презумпцию правдивости.

Переписку Саймонса и Лауфера обнаружили в ходе рутинной проверки, проводимой Комиссией по ценным бумагам и биржам США – правительственным агентством, осуществляющим функции надзора и регулирования американского рынка ценных бумаг. (В дальнейшем мы будем для краткости именовать эту структуру просто Комиссией.) И это был не первый обнаруженный ею случай обсуждения подозрительных операций Мейдоффа. Мейдофф утверждал, что его инвестиционная стратегия привязана к фондовой бирже, но тогда его доходы должны были расти и падать в зависимости от колебаний рынка. Однако прибыль текла к нему ровным потоком, что противоречит всякой логике. Следователь Комиссии Питер Ламор потребовал объяснений. Мейдофф заявил, что якобы обладает исключительным даром предвидения: дескать, у него безошибочно срабатывает интуиция и он всегда знает, когда надо выводить активы, а когда, напротив, вкладываться.



«Мы беседовали очень долго, – вспоминал Ламор. – Понимаете, рассказы про пресловутое “чутье” казались мне странными. Так что я пытался надавить на него, думая, будто тут кроется что-то еще. Я заподозрил, что этот тип располагает какими-то сведениями о всемирном финансовом рынке, которыми не владеют другие участники торгов. И решил хорошенько потрясти его. Я спрашивал снова и снова, но это был абсолютно глухой номер».


Ламор честно доложил обо всем своему непосредственному начальнику, Роберту Соллацо, который тоже считал, что дело нечисто: объяснения про «интуицию» показались ему сущей нелепостью. Но их подозрений оказалось недостаточно, чтобы убедить коллег. Так что в тот момент Комиссия склонилась к презумпции правдивости, и мошенническая схема продолжила действовать.

Строго говоря, на Уолл-стрит нашлось немало дельцов, работавших с Мейдоффом, которые подозревали какой-то обман. Несколько инвестиционных банков отказались с ним сотрудничать. И даже риелтор, снимавший для него офис, догадывался, что клиент хитрит. Но никто ничего не предпринял, и никто не понял, что речь идет о величайшем аферисте всех времен. В этом деле все выбрали презумпцию правдивости. Вернее, все, кроме одного человека.

В начале февраля 2009 г., через месяц с небольшим после того как Мейдоффа наконец-то арестовали, на слушания в конгресс был вызван в качестве свидетеля некий Гарри Маркополос. Прежде об этом Маркополосе, финансовом аналитике, проявившем при расследовании аферы с финансовой пирамидой недюжинные задатки частного сыщика, никто даже и не слышал, однако сейчас его выступление транслировали на всю страну. Этот ничем не примечательный с виду человек в плохо сидящем на нем зеленом костюме нервничал, запинался, не скрывал провинциального выговора. Но он поведал общественности просто поразительную историю.

«Я и мои помощники всячески старались убедить Комиссию провести расследование и остановить финансовую пирамиду, посылая раз за разом обоснованные предупреждения начиная с мая 2000 г.», – объявил Маркополос напряженно внимающим конгрессменам. И подробно рассказал, как они сопоставляли таблицы и графики, моделировали алгоритмы, копали в Европе, где Мейдофф получал основную часть доходов. «Мы знали, что предоставили Комиссии достаточно подозрительных деталей и математических выкладок, чтобы правительство могло положить конец деятельности этого афериста еще тогда, когда ущерб от нее составлял менее $7 млрд». Однако Комиссия ничего не предприняла, и Маркополос снова обратился туда в октябре 2001-го. А потом еще трижды: в 2005-м, 2007-м и 2008-м гг. Ни одно из обращений не возымело результата. Медленно читая по бумажке, Маркополос описывал годы разочарования:



«Я буквально на блюдечке преподнес им крупнейшую в истории финансовую пирамиду, но чиновники отчего-то не удосужились надлежащим образом ею заняться: у них нашлись дела поважнее. Если мошенник, укравший $50 млрд, не настолько важен сотрудникам Комиссии, я хотел бы знать, кто устанавливает для них приоритеты».


Гарри Маркополос – единственный из всех, кто подозревал Мейдоффа в обмане, не поддался на презумпцию правдивости. Он увидел истинную сущность незнакомца, понял, кем тот был в действительности. Во время слушаний один конгрессмен спросил Маркополоса, не хочет ли он переехать в Вашингтон и возглавить Комиссию. После грандиознейшего переполоха в финансовой сфере казалось, что всем следовало бы поучиться у Гарри Маркополоса. Презумпция правдивости – это серьезная проблема. Из-за нее шпионы и аферисты орудуют на свободе, чувствуя себя безнаказанными.

Или нет? Тут мы подходим ко второму главному компоненту теории об обмане и презумпции правдивости, разработанной Тимом Левином.


2

Гарри Маркополос – бодрый худощавый мужчина. Он уже не молод, но не выглядит на свои годы. Милый, симпатичный, разговорчивый, хотя и отпускает порой неловкие шутки, после которых повисает пауза. Гарри называет себя маньяком: из тех, что дезинфицируют клавиатуру, садясь за компьютер. На Уолл-стрит таких именуют повелителями цифр. «Для меня истина – в математике», – говорит он. Изучая инвестиционные возможности или деятельность компании, Маркополос предпочитает не встречаться с причастными к делу людьми: не хочет повторить ошибку Невилла Чемберлена.



«Мне лучше видеть и слышать, что они говорят, издалека: я опираюсь на их выступления и финансовые отчеты, а потом анализирую всю эту информацию… Моя задача – докопаться до правды. Я не желаю, чтобы у меня сложилось положительное мнение о человеке, который был со мной любезен, потому что это может только помешать сделать объективное заключение».


Потомок греческих иммигрантов, Маркополос вырос в Эри, штат Пенсильвания. Его семья владела там сетью дешевых закусочных.



«Помню, как мои дядюшки гонялись за посетителями, не заплатившими по счету. Выскакивали следом, хватали, заставляли раскошелиться, – вспоминает он. – Я видел, как мой отец дрался с клиентами, бежал за обманщиками по улице. Я был свидетелем того, как люди воруют столовые приборы. Не серебряные, а самые обычные… Как-то раз один парень, здоровый такой, шарил по чужим тарелкам на стойке, и мой дядя сказал: “Не смей, халявщик!” А тот: “Подумаешь, они все равно не стали есть”. Дядя выскочил из-за стойки, схватил его за бороду, вцепился и не отпускает… Я уж подумал: “Ну все, конец. Сейчас этот верзила как двинет, от дяди мокрого места не останется”. К счастью, вмешались другие посетители, так что все обошлось».


Слушая воспоминания Маркополоса, понимаешь: детские годы в семейном бизнесе научили его в первую очередь тому, как опасен и суров этот мир:



«В закусочных крали и жульничали все время. Так что годам к двадцати я научился повсюду замечать обман. Чего только и как только не тащат: в любом бизнесе 5–6 % прибыли элементарно разворовывается. Что, кстати, подтверждает и статистика Ассоциации сертифицированных специалистов по расследованию хищений. Тогда я этих цифр не знал, да и самой этой организаций еще не было, но картину я представлял себе четко. Еще бы, своими глазами постоянно наблюдал, как у наших кур и креветок отрастали ноги, и они исчезали через черный ход. Видел, как коробки с украденным совали на заднее сиденье машины. И не какие-нибудь грабители со стороны, а сами работники».


Однажды, когда Маркополос учился в бизнес-школе, преподаватель поставил ему высший балл, но Гарри перепроверил формулу и увидел ошибку: на самом деле он заслуживал чуть меньшей оценки – о чем и сказал профессору. После получения диплома его пригласили на работу в компанию, занимающуюся внебиржевой торговлей ценными бумагами, где действовало правило: сообщать о любой сделке в течение 90 секунд. Гарри, обнаружив, что правило не соблюдается, мигом доложил об этом наверх. С малых лет мы знаем, что никто не любит доносчиков, и понимаем, что слишком рьяный поборник правды и морали рискует столкнуться с противодействием общества и нажить на свою голову неприятности. Но если в детстве Гарри Маркополоса и учили этому, он явно пропустил родительские наставления мимо ушей.

О Бернарде Мейдоффе Маркополос впервые услышал в конце 1980-х гг. Боссы хедж-фонда, на который он работал, заинтересовались впечатляющими доходами Мейдоффа и велели Гарри изучить и перенять его стратегию. Маркополос честно попробовал во всем разобраться, но так и не смог понять, в чем же именно эта стратегия заключается. Сам основатель фонда утверждал, что якобы получает прибыль, активно торгуя так называемыми производными финансовыми инструментами (деривативами). Однако на рынке бумаг никаких следов Мейдоффа не обнаружилось.



«Я каждый год продавал море деривативов, а потому завел связи в самых крупных инвестиционных банках, которые их приобретают, – вспоминает Маркополос. – Я звонил сотрудникам, ответственным за эти операции, и спрашивал, работают ли они с Мейдоффом. И все как один отвечали отрицательно. Ежу понятно, что если человек занимается деривативами в таком объеме, как заявлял Мейдофф, то он так или иначе будет взаимодействовать с пятеркой крупнейших банков. Если же там тебя не знают и даже не мониторят, значит, ты мошенничаешь. Это ясно как день. Случай не сложный. Все, что мне нужно было сделать, – это просто позвонить в несколько мест».


Уже в тот момент Маркополос оказался на шкале подозрений в точке, куда топ-менеджеры Renaissance Technologies придут лишь несколько лет спустя. Бизнес Мейдоффа не поддавался логическому объяснению, и у Гарри возникли сомнения.

Разница между Маркополосом и руководителями Renaissance, однако, в том, что последние доверяли системе. Мейдофф работал в одном из наиболее жестко регулируемых секторов всего финансового рынка. Если он и впрямь задумал аферу, разве его не вычислил бы один из множества государственных контролеров? Как позже сказал управляющий активами Нэт Саймонс: «Ну хоть кто-то же должен был заметить неладное».

Примечательно, что Renaissance Technologies основала в 1980-х гг. группа математиков и криптоаналитиков. За это время они, вероятно, заработали больше денег, чем любой другой хедж-фонд в истории. Генри Лауфер, один из топ-менеджеров Renaissance, к которому Саймонс обратился за советом, получил докторскую степень по математике в Принстонском университете, он автор научных статей и книг с мудреными названиями вроде «Двумерное нормальное распределение в теории вероятностей» или «Эллиптическая кривая на проективной плоскости». Одним словом, в Renaissance Technologies работали блестящие умы. И все же в данной ситуации они вели себя в точности как студенты из эксперимента Левина, которые видели, что ведущий уходит, догадывались, что конверт с правильными ответами лежит на столе на виду, но не могли связать факты воедино и сообразить, что все подстроено.

Но не таков оказался Маркополос. Вооруженный теми же самыми фактами, он рассуждал принципиально иначе. В его глазах весь мир состоит из обманщиков и простофиль. «Люди слишком доверяют крупным организациям, – говорит он. – Например, аудиторским фирмам, на которые никак нельзя полагаться из-за их некомпетентности. И это они еще в лучшем случае не обладают надлежащей квалификацией, а в худшем – настоящие жулики: помогают аферистам или потакают мошенничеству, закрывая на него глаза. – И дальше мой собеседник делает вывод: – Я думаю, страховая индустрия вся полностью коррумпирована. За этими специалистами очень долго не было надзора, а они имеют дело с триллионами активов и пассивов». По мнению Гарри, от 20 до 25 % акционерных обществ откровенно врут в своих финансовых отчетах.

Он уверен, что мошенники встречаются буквально на каждом шагу.



«Да вот, далеко за примерами ходить не надо. Я недавно опубликовал книгу и теперь завел привычку постоянно проверять отчеты издателя об отчислениях автору, то есть мне, определенного процента с продаж. Так вы даже не представляете себе, какую ахинею он там пишет. Аферисты, которых я вывожу на чистую воду, и то правдоподобнее свои липовые документы составляют».


Маркополос также проявляет бдительность, отправляясь к врачу.



«Кто бы меня ни лечил, я обязательно первым делом сообщаю, что профессионально расследую финансовые аферы, и добавляю, что в любой области немало мошенников. Чтобы не быть голословным, привожу данные статистики: 40 центов с каждого доллара, поступающего в систему здравоохранения, будут выброшены на ветер или украдены. Я поступаю так, чтобы медики не вздумали дурачить меня или моих родных».


В сознании Маркополоса переход от сомнений к неверию не занимает много времени: он осуществляется мгновенно.


3

В русском фольклоре есть такой персонаж – юродивый, что-то вроде святого дурака. Юродивый – изгой общества, это чудаковатый, не слишком приятный, иногда даже сумасшедший тип, которому тем не менее доступна истина. Вернее, не «тем не менее». Святой дурак знает истину именно потому, что он отверженный. Тот, кто не вписывается в общественную структуру, может свободно высказать неудобную правду или поставить под сомнение то, что остальные считают само собой разумеющимся. В одной русской легенде юродивый смотрит на всеми почитаемую икону Пресвятой Богородицы и объявляет ее работой дьявола. Это возмутительное, просто еретическое утверждение. Но затем кто-то[20 - Видимо, речь идет о Василии Блаженном. В житии Василия Блаженного описан эпизод, где он сам бросает камень в «адописную» икону. Подробнее можно прочитать здесь: Иеромонах Макарий Симонопетрский. Синаксарь: Жития святых Православной Церкви: в 6 т. / Адаптир. пер. с франц. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2011. – Прим. ред.] бросает в образ камень, и под растрескавшимся изображением обнажается рыло Сатаны.

В каждой культуре есть своя версия такого персонажа. В известной сказке Ганса Христиана Андерсена «Новое платье короля» монарх шествовал по улице в «волшебном наряде». И ведь никто даже и слова не вымолвил, пока несмышленый мальчик не крикнул: «Да ведь он же голый!» Этот мальчик подобен юродивому. Портные, «сшившие» платье короля, объявили ему, что ткань обладает чудесным свойством становиться невидимой для непроходимых глупцов или же для тех, кто занимает не свое место. Взрослые молчали, опасаясь, что их сочтут несостоятельными. Ребенку же было все равно. В современном мире ближе всего к юродивым люди, разглашающие секретную информацию из соображений морали. Они готовы поступиться верностью своей организации, а часто и поддержкой товарищей ради разоблачения мошенничества и обмана.

Что отличает юродивого от обычного человека, так это особое чутье на неправду. В повседневной жизни, напоминает нам Тим Левин, ложь встречается сравнительно редко, а потому способность распознавать ее не так уж и важна с точки зрения эволюции. В большинстве ситуаций презумпция правдивости оправдывает себя. Если, допустим, вам объявляют в кофейне, что ваш счет составил $6,74, вы можете самостоятельно проверить правильность суммы, задержав очередь и потеряв полминуты своего времени. Или же просто допустить, что бариста говорит вам правду, потому что люди обычно не врут.

Именно так и поступил Скотт Кармайкл. У него было две возможности. Рег Браун сказал, что Ана Монтес ведет себя подозрительно. Ана Монтес, напротив, предложила совершенно невинное объяснение своих действий. С одной стороны, маловероятная, но теоретически возможная ситуация, когда одна из самых уважаемых сотрудниц РУМО вдруг оказывается вражеской шпионкой. С другой стороны, гораздо более возможный сценарий: Браун – просто параноик, которому везде мерещатся предатели. Кармайкл, исходя из презумпции правдивости, выбрал второй вариант. Да и Саймонс рассудил точно так же: в принципе, конечно, Мейдофф может быть основателем крупнейшей в истории финансовой пирамиды, но какова вероятность этого?

Юродивый, в отличие от подавляющего большинства людей, так не думает. Да, статистика говорит, что лжецы и мошенники встречаются достаточно редко. Но сам он видит их повсюду.

Иногда юродивые нужны обществу. Они играют важную роль. Вот почему мы их романтизируем. Гарри Маркополос стал героем саги о Мейдоффе. О разоблачителях пишут книги и снимают фильмы. Но вторая, самая важная часть теории Левина заключается в том, что все не могут быть юродивыми. Это прямой путь к катастрофе.

Левин пишет, что в ходе эволюции Homo sapiens так и не выработали точных и виртуозных методов изобличения обмана, потому что трата времени на придирчивый разбор чужих слов и действий не составляет для нашего биологического вида преимущества. Удобнее считать, что незнакомец говорит правду. Как формулирует Левин, в данном случае оптимальным вариантом является компромисс между презумпцией правдивости и риском быть обманутыми:



«В обмен на собственную уязвимость для иногда встречающихся лжецов мы получаем способность успешно коммуницировать и взаимодействовать в обществе. Выигрыш огромен, а издержки на его фоне ничтожны. Да, нас иногда обманывают. Но это просто плата за работающую систему».


Это может показаться сухим умствованием, ведь все мы видим, сколько бед приносят окружающим отдельные типы вроде Аны Монтес или Бернарда Мейдоффа. Мы доверяем ближним по умолчанию, а в результате шпионы остаются нераскрытыми, аферисты гуляют на свободе, и от этого страдают люди. Но Левин считает, что отказ от презумпции правдивости обошелся бы нам значительно дороже. Если бы все на Уолл-стрит вели себя как Гарри Маркополос, там наверняка изжили бы мошенничество, но при этом установилась бы столь густая атмосфера всеобщей настороженности и подозрительности, что не было бы и самой Уолл-стрит[21 - Минуточку! А почему бы контрразведке не нанимать юродивых? Разве представителям этой профессии не нужно подозревать всех и каждого? А вот и нет! Одним из печально известных предшественников Скотта Кармайкла был Джеймс Энглтон, руководивший контрразведывательными операциями ЦРУ в 1954–1974 гг. Энглтон был убежден, что в агентстве на высокой должности сидит советский «крот». Он начал расследование, которое в итоге коснулось 120 офицеров ЦРУ, однако так и не смог найти шпиона. Тогда Энглтон отдал приказ собирать чемоданы многим разведчикам из советского отдела. Были уволены сотни специалистов, обладавших огромным опытом работы и знаниями о главном противнике США. Моральный дух сотрудников резко упал. Резиденты прекратили вербовать новых агентов в СССР.В конце концов один из боссов Энглтона, видя сокрушительные последствия более чем 10-летней паранойи, пришел к совсем уж параноидальному выводу: для Советского Союза лучший способ ослабить ЦРУ – заслать «крота», который начнет долгую, разрушительную, изматывающую охоту на «крота». Что означало, что Энглтон и есть предатель. Кто же стал последней жертвой охоты на ведьм Джеймса Энглтона? Сам Джеймс Энглтон. Его выгнали из ЦРУ в 1974-м, после 31 года службы. Если бы Скотт Кармайкл вел себя подобным образом и подозревал всех в шпионаже, возглавляемая им структура попросту рассыпалась бы, окутанная облаком паранойи и недоверия, как в свое время советский отдел ЦРУ.]





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/malkolm-gladuell/razgovor-s-neznakomcem-54226029/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Сноски





1


Цит. по: Берналь Диас дель Кастильо. Правдивая история завоевания Новой Испании. – М.: Форум, 2000. (Пер. Д. Н. Егорова и А. Р. Захарьяна.)




2


Гипотезу о том, что Монтесума признал Кортеса богом, убедительно развенчивает в числе прочих авторов историк Камилла Таунсенд. Она пишет, что, вероятно, это было обычное недоразумение, возникшее из-за того, что ацтеки называли Кортеса и его людей словом «теотль», которое испанцы перевели как «бог». Однако индейцы, как доказывает Таунсенд, использовали такое именование лишь потому, что «испанцев нужно было как-то называть, а как, никто не понимал. В картине мира ацтеков, какой она была на тот момент, человек получал прозвище по деревне или полису, откуда он происходил, или же, для более точного указания, по социальной функции, которую исполнял: сборщик налогов, принц, слуга и проч. А ничего подобного про этих пришельцев им попросту не было известно». – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. авт.




3


В ЦРУ практикуют регулярную проверку агентов на детекторе лжи – чтобы застраховаться именно от такого рода предательства, как то, о котором рассказал Аспиллага. Всякий раз, когда кто-то из резидентов покидал Кубу, кураторы из ЦРУ тайно встречались с ним в отеле и усаживали за полиграф. Бывало, «кубинцы» проходили экзамен успешно: начальник отдела, занимающегося проверкой сотрудников на полиграфе, собственноручно засвидетельствовал благонадежность шестерых резидентов, впоследствии оказавшихся «оборотнями». Случалось, однако, что испытуемые не выдерживали проверки. Но что происходило тогда? Шефы кубинского подразделения просто-напросто не признавали результатов. Один из бывших специалистов, работавших на детекторе лжи, Джон Салливан, рассказывал, что его пригласили на совещание после того, как группа полиграфологов забраковала слишком многих резидентов. «Оперативники тогда буквально набросились на нас, – вспоминает Салливан, – разнесли, на чем свет стоит… Все в один голос твердили: “Ребята, вы сами не понимаете, что творите”; “Это явный перебор, у вас сама мать Тереза не отмажется” – и так далее, и тому подобное. В общем, обозлились не на шутку».

Но стоит ли их винить? Оперативники отказались от одного способа понять незнакомца (проверки на полиграфе) в пользу другого: собственного суждения. И это абсолютно логично.

Детектор лжи – это ведь не анализ крови на вирус, тут результаты нельзя трактовать однозначно. У оперативников имелся многолетний опыт работы с агентами: они встречались, беседовали, анализировали предоставленные им отчеты. Оценка опытного профессионала, сформировавшаяся не за один год, должна быть ближе к истине, чем выводы после торопливой беседы в номере отеля, верно ведь? Ага, как бы не так!

«Многие оперативники думали: “Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь”. Особенно усердствовал один, который и впрямь был превосходным офицером, его считали чуть ли не лучшим во всем ЦРУ, – говорит Салливан, очевидно имея в виду Альпиниста. – Однако беднягу развели, как малое дитя. Кубинцы засняли на пленку, как он начиняет тайник. Просто кошмар».




4


Единственное исключение – канадский премьер-министр Уильям Лайон Макензи Кинг. Познакомившись с Гитлером в 1937 г., он восторженно отзывался о нем и даже сравнивал фюрера с Жанной д’Арк.




5


Англ. словосочетание holy fox (святой лис) созвучно фамилии Halifax. – Прим. пер.




6


Еще ближе Хендерсон был знаком с другим высокопоставленным нацистом, Германом Герингом, вторым в Рейхе человеком после Гитлера. Они вместе ездили на оленью охоту и подолгу беседовали. Британский дипломат твердо верил, что Геринг тоже хочет мира, а за его фашистской фанаберией скрывается добропорядочный буржуа. В воспоминаниях о своей службе в Берлине, изданных как раз накануне Второй мировой войны, Хендерсон пишет, что Геринг «любил животных и детей: еще прежде чем у него появились свои собственные, он завел на верхнем этаже в Каринхалле огромную игровую комнату, полную всевозможных механических игрушек, дорогих сердцу современного ребенка. Для него не было большего удовольствия, чем забавляться с ними. Да, среди игрушек попадались и модели самолетов, сбрасывающих тяжелые бомбы на беззащитные города и деревни. Но в ответ на мои упреки Геринг заметил, что жизнь, по его мнению, не должна быть слишком цивилизованной, а дети не должны расти слюнтяями». (Если вы вдруг не очень в курсе дела, именно этим и характеризуется фашизм: жестким воспитанием подрастающего поколения.)




7


С тех пор закон изменился: в Райкерс отправляют только тех, кому уже исполнилось 18 лет.




8


Летняя рубашка у кубинцев, которая надевается за пределы брюк и отличается двумя вертикальными рядами тесно сшитых складок по всей длине спереди и сзади рубашки. Прим. ред.




9


Тут следует пояснить два технических момента. Во-первых, неявку в суд Муллайнатан квалифицирует как правонарушение. Во-вторых, он учитывал в своем исследовании также и человеческий фактор. Его оценка сделана на основе весьма сложного статистического анализа. Вот упрощенная версия. В нью-йоркских судах решения об освобождении под залог каждый день принимают разные судьи. К кому из них попадет обвиняемый – целиком дело случая. Судьи в Нью-Йорке (да и не только там) серьезно различаются в том, насколько охотно они отпускают обвиняемых под залог и насколько подъемные суммы залога они назначают. Сами понимаете, что есть судьи как весьма либеральные, так и очень строгие. Теперь представьте, что строгий судья из каждой 1000 арестованных выпускает под залог 25 %, а либеральный – 75 %. Сравнив, какое количество правонарушений совершили, оказавшись на свободе, выпущенные под залог тем и другим судьей, мы сможем понять, сколько бедолаг напрасно отправил за решетку строгий судья и скольких опасных преступников опрометчиво оставил на воле либеральный. Затем точно так же можно рассмотреть и выбор искусственного интеллекта. Когда компьютер делает заключения о 1000 арестованных, насколько лучше он судит, чем строгий человек, с одной стороны, и чем либеральный – с другой? Схема кажется весьма сложной, и на самом деле это так и есть. Но данная методика хорошо отработана. Более развернутое объяснение вы найдете в статье Муллайнатана (см. раздел «Примечания»).




10


Гладуэлл М. Озарение: Сила мгновенных решений. – М.: Альпина Паблишер, 2009.




11


От нем. F?hrerbau – «Дом фюрера». – Прим. пер.




12


Здесь: Мать его! (исп.) – Прим. пер.




13


Родина или смерть! (исп.) – Прим. пер.




14


Ранее Государственный департамент США официально предупреждал организацию Hermanos al Rescate о недопустимости любых полетов, пунктом назначения которых значится Куба. Однако это, как мы ви-дим, не дало никакого эффекта.




15


Это соответствовало действительности. Монтес соблюдала строгую диету, и был даже такой период, когда она ела «только вареную картошку без соли». Впоследствии психологи из ЦРУ пришли к выводу, что Ана страдала в легкой форме обсессивно-компульсивным расстройством. Еще эта женщина необычно долго принимала душ, используя несколько видов мыла, и всегда надевала перчатки, садясь за руль. При таких странностях поведения неудивительно, что окружающие обычно находили оправдания ее непонятным поступкам.




16


Пер. Е. Бируковой.




17


Теория Левина изложена в книге Duped: Truth-Default Theory and the Social Science of Lying and Deception (Tuscaloosa, AL: University of Alabama Press, 2019). Тем, кто хочет узнать, каков механизм обмана, лучше всего начать с этой работы.




18


SAFE – сокращение от Security Analyst File Environment (Секретная аналитическая база файлов). Не правда ли, забавно, когда сначала берут какое-то слово в качестве названия, а потом уже придумывают, как превратить его в аббревиатуру?




19


Англ. Lipstick Building – «Здание в форме губной помады». – Прим. пер.




20


Видимо, речь идет о Василии Блаженном. В житии Василия Блаженного описан эпизод, где он сам бросает камень в «адописную» икону. Подробнее можно прочитать здесь: Иеромонах Макарий Симонопетрский. Синаксарь: Жития святых Православной Церкви: в 6 т. / Адаптир. пер. с франц. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2011. – Прим. ред.




21


Минуточку! А почему бы контрразведке не нанимать юродивых? Разве представителям этой профессии не нужно подозревать всех и каждого? А вот и нет! Одним из печально известных предшественников Скотта Кармайкла был Джеймс Энглтон, руководивший контрразведывательными операциями ЦРУ в 1954–1974 гг. Энглтон был убежден, что в агентстве на высокой должности сидит советский «крот». Он начал расследование, которое в итоге коснулось 120 офицеров ЦРУ, однако так и не смог найти шпиона. Тогда Энглтон отдал приказ собирать чемоданы многим разведчикам из советского отдела. Были уволены сотни специалистов, обладавших огромным опытом работы и знаниями о главном противнике США. Моральный дух сотрудников резко упал. Резиденты прекратили вербовать новых агентов в СССР.

В конце концов один из боссов Энглтона, видя сокрушительные последствия более чем 10-летней паранойи, пришел к совсем уж параноидальному выводу: для Советского Союза лучший способ ослабить ЦРУ – заслать «крота», который начнет долгую, разрушительную, изматывающую охоту на «крота». Что означало, что Энглтон и есть предатель. Кто же стал последней жертвой охоты на ведьм Джеймса Энглтона? Сам Джеймс Энглтон. Его выгнали из ЦРУ в 1974-м, после 31 года службы. Если бы Скотт Кармайкл вел себя подобным образом и подозревал всех в шпионаже, возглавляемая им структура попросту рассыпалась бы, окутанная облаком паранойи и недоверия, как в свое время советский отдел ЦРУ.