Книга - Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)

Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)
Мартина Хааг


Love&Travel
У главной героини, Изабеллы, жизнь не удалась: карьера актрисы не сложилась, наряды оставляют желать лучшего, диван разваливается, а от бойфренда никакого толку.

После особенно неудачного Рождества она решает взяться за ум и рассылает свое резюме повсюду. И, о счастье, ее действительно приглашают на работу в цирк: только вот от нее ожидают профессиональных акробатических трюков, а у нее даже в школе с физкультурой было не очень.

Однако Изабелла не из тех, кто опускает руки, поэтому она находит тренера и начинает учиться крутить сальто. Казалось бы, что может пойти не так?





Мартина Хааг

Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)


Моей маме



© Martina Haag, 2005 First published by Piratforlaget, Sweden.

© Издание на русском языке. Storytel Original, 2022

© Перевод на русский язык. Наталья Банке, 2022

© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2022









1


Нет, ну что за идиотский костюм Деда Мороза?! И кому только пришло в голову сделать из него комбинезон?! Да еще эта чертова маска с отверстиями для глаз, через которые ни фига не видно. Как будто изготовители этих масок считают, что у всех нормальных людей должны быть глазки в кучку. Поэтому для того, чтобы хоть что-нибудь увидеть, приходится скашивать глаза к носу. А этот комбинезон с нейлоновым ворсом просто создан для Петера Харрисона[1 - Петер Харрисон (р. 1948) – популярный шведский телеведущий. – (Здесь и далее примечания переводчика.)]. Сплошная синтетика, совсем не дышит. Смотрю на себя в зеркале в лифте – кругом одна пластмасса и красный ворс. Пытаюсь хоть как-то закатать рукава и штанины комбинезона. Потом перекидываю икеевскую сумку через плечо и звоню в дверь.

– Ой, кто это к нам пришел? Входи-входи, Дедушка Мороз! – наигранно верещит Лена. – Далеко, наверное, ехать пришлось?

– Далеко, ох, далеко. Уж так притомился, сил нет… – пыхтит Дед Мороз, держась за спину.

– Да ты входи, Дедушка, входи, вон на диванчик присаживайся, – отвечает Лена, семеня по паркету в маленьких шелковых шлепанцах.

Дедушка Мороз делает шаг и ударяется башкой о вешалку, так что маска окончательно съезжает набок. Теперь я вообще ничего не вижу, черт, вот больно-то, ай-яй-яй, прямо виском о какой-то крюк. Аж в ушах звенит.

– Входи, Дедушка Мороз, сядь, отдышись, отдохни! – кричит Стаффан, обращаясь вглубь квартиры, а потом шепчет мне на ухо: – Белла, а ты случайно не задом наперед костюм надела? – И снова орет на всю квартиру: – Та-ак, сейчас возьмем Дедушку под ручку и усадим на диван. Дети! Бегите сюда! В жизни не угадаете, кто к нам пришел!



Деда Мороза, температура тела которого уже приблизилась к ста градусам, втискивают между столетней бабкой Стаффана и захлебывающейся от восторга Леной. С трудом выглядываю из-под маски. Лена гладит Стаффана по щеке. Целует. Он поглаживает ее по спине, рука скользит вверх-вниз по светло-розовому шифоновому платью. Дедушку Мороза начинает тошнить.



– Дети! Дети! – кричит Лена. – Бегите скорее сюда, Дедушка Мороз пришел!

– Мы смотрим «Югио»![2 - «Югио» (1996–2004) – популярный японский мультипликационный сериал.] – доносится из-за закрытой двери.

– Ну, где тут у нас послушные детки? – сипит Дед Мороз из-под маски. – Идите скорей ко мне, посмотрим, что для вас припас Дедушка Мороз! Я приехал издалека… На своих косулях… Или лосях? Черт, как их там? Короче, такие темные мохнатые зверушки с большими глазами, которые запряжены в мои сани! В смысле зверушки, а не глаза. Бегите скорее!

– На оленях, ты, наверное, хочешь сказать – на оленях! – шепчет Стаффан. – И я бы попросил тебя не чертыхаться в нашем доме.

– Мы смотрим «Югио»!!! Потом придем.



У пышущего жаром Деда Мороза, температура тела которого уже достигла ста пятидесяти градусов, начинаются клаустрофобия и кислородная недостаточность, к тому же его мучает страшная жажда. Дедушке срочно нужно чего-нибудь покрепче. Дедушка приподнимает маску, хватает ртом воздух. Стаффан тут же убирает руку с Лениной ляжки и поспешно опускает маску на моем лице. Я успеваю сделать полглотка.

– Не дай бог дети тебя в таком виде увидят, – шипит он. – Ты же не хочешь разрушить все волшебство?!



Чего?! Может, стоило бы раскошелиться на костюмчик получше? Даже при очень плохом освещении и даже если б рядом стоял живой олень, ни один нормальный человек не поверил бы, что я – Дед Мороз. При очень большом желании меня еще можно принять за шатер Деда Мороза – в этом балахоне запросто уместились бы трое со спальниками, – короче, в лучшем случае я бы сошла за оживший шатер Деда Мороза. Которому вот-вот грозит самовозгорание. Кажется, маска уже начинает слегка оплывать.



Боже, ну и Рождество! Подумать только – я сижу на красном диване в гостях у моего бывшего и его девушки. Да еще наряженная в самый уродский костюм Деда Мороза во всей Северной Европе. Притом что я вообще не собиралась праздновать Рождество в этом году. Как-то я его переросла, что ли, не такой уж это для меня теперь и праздник. К тому же мама с Рольфом все равно на Тенерифе, и я решила просто-напросто остаться дома в своей маленькой квартирке. Забраться в ванну с душистой пеной и немного расслабиться, но тут что-то не заладилось с горячей водой; тогда я решила заварить себе чашку крепкого чая и завалиться на диван, но обнаружила лишь бесплатный пробник какого-то сомнительного кокосового чая, из тех, что приклеивают на страницы журнала, однако, по всей видимости, он оказался просроченным, поскольку вкус был, мягко говоря, странным; в довершение ко всему я не нашла у себя на полке ни одной интересной книги, и мне пришлось идти в «Олене» прямо перед закрытием, чтобы купить что-нибудь повеселее. Там-то мне и повстречался Стаффан, который предложил отпраздновать Рождество у них. Тут я представила, как сижу одна в канун Рождества с книгой Хокана Нессера – и так мне стало себя жалко. Тем более что книга оказалась про какого-то разнесчастного старика, который мотается по всяким богом забытым полустанкам, пытаясь разобраться в своем прошлом, – ничего не скажешь, очень жизнеутверждающее произведение!



– Господи, совсем все с ума посходили, – произносит древняя бабка Стаффана своим мерзким старческим голоском, – представляешь, решили с первого июля переименовать Налоговую инспекцию в Налоговую службу. Для меня инспекция всегда останется инспекцией. Служба – ха! От одного слова тошно становится. Вот, помнится, в мое время…

Она протягивает ко мне свою дрожащую руку, готовая вот-вот в меня вцепиться, но я успеваю вовремя вскочить с дивана, мчусь в ванную и лихорадочно шарю рукой в складках шатра Деда Мороза, пытаясь выудить мобильный из кармана джинсов.

– Привет, Кайса, это я.

– Что? Ты где? Чего это ты там шепчешь?

– Я у Стаффана. Заперлась в туалете.

– Какого еще Стаффана? Только не говори, что у того самого!

– Ага, у него. А еще здесь его ненаглядная Лена и человек сто их родни.

– Стоп, Белла, ничего не понимаю. Ты же сказала, что останешься дома на Рождество!

– Ну да, но потом я встала перед выбором – отмечать Рождество в гостях у знакомых под разную закуску или сидеть в своей конуре с разваливающейся мебелью – кстати, у моего дивана теперь еще и спинка сломалась – наедине с толстенной депрессивной книгой в придачу…

– А к нам ты не могла прийти?! Погоди, я-то чего шепчу? Совсем с ума сошла. Слушай, серьезно, это же садомазохизм какой-то, праздновать Рождество у своего бывшего с толпой его новой родни!

– Да знаю я, знаю, глупее не придумаешь, но не могу же я повернуться и уйти! Хотя здесь и правда невыносимо, эта дура Лена, вся из себя такая красотка, все время метит свою территорию – ну, на колени ему садится, демонстративно целует взасос, а я сижу как дура и знай приговариваю, какая они чудесная пара. Тьфу!

– Но ты-то сама как? Переживаешь? Тяжело тебе видеть их вместе?

– Да нет, ты что, я бы к нему не вернулась, даже если б все человечество вымерло и мне пришлось бы выбирать между ним и Йораном Фристорпом[3 - Йоран Фристорп (p. 1948) – шведский поп-музыкант, популярный в 1970-х гг. В 1989 г. выпустил альбом с христианскими псалмами.]! Бр-р, ну уж нет! Мы же друг другу совсем не подходили, со скуки подыхали, превратились в каких-то пенсионеров. И вообще, нельзя сходиться с кем попало только ради того, чтобы не быть одной, я же сама его бросила, просто почувствовала вдруг, что ни секунды больше не выдержу…

– Ну а ты не можешь сказать, что переела лютефиска[4 - Лютефиск – национальное шведское блюдо, треска, вымоченная в растворе щелока.], и уйти?

– Да понимаешь, так получилось, что я тут единственная, у кого есть хоть какие-то актерские данные, вот я сдуру и пообещала изобразить Деда Мороза… Для детей. Чьи-то племянники, что ли, я толком не разобралась, кто здесь кто. Останусь еще на часок, больше не выдержу.

– Может, потом к нам зайдешь?

– Да нет, я уже совсем никакая, рядом со мной за столом сидела Ленина бабка, на редкость занудная старуха, да еще все норовила подсесть поближе – чуть со стула меня не спихнула – и весь вечер тарахтела о своей работе в налоговой. Два часа без остановки. Она, да будет тебе известно, проработала там всю жизнь. Окончила лицей для девочек – и прямиком на биржу труда. Тут-то ей и предложили работу в самой Налоговой инспекции – представляешь, какое везение?! А поскольку она была необычайно способной, ее почти сразу повысили с должности секретарши до ассистента, а уже через год она окончила курсы повышения квалификации и стала проверяющим, даже чуть было не дослужилась до замначальника! И представь себе, она всю жизнь проработала в одном и том же кабинете!

– Подожди секундочку, сейчас возьму блокнот.

– Во-во! Мне это было изложено во всех душещипательных подробностях, в то время как бабуля с аппетитом уминала селедку в горчичном соусе, не закрывая рта. Кажется, мне пришлось выслушать подробности жизни всех неплательщиков, которые прошли через ее кабинет за эти сорок три года. Такое ощущение, что я и сама там работала. Короче, мне нужно домой и спать. Сорок с лишним лет в налоговой кого хочешь доконают. Я тебе завтра позвоню, как проснусь. Если выживу.

Осторожно открываю дверь в комнату, из которой доносятся звуки телевизора. Крадусь, как самый настоящий эльф, – тип-топ-тип-топ. Перед телевизором лежат трое детей лет двенадцати и смотрят новости.

– С Рождеством! Хо-хо-хо! Это я, Дедушка Мороз!

Пацан в черной шапке и толстовке с капюшоном окидывает меня ледяным взглядом и прибавляет звук.

– Исчезни, чмо!

Я тихонько возвращаюсь в гостиную.

– Они хотели бы открыть подарки позже, – говорю я и протягиваю руку за своим джин-тоником. Стремительно, как кобра, бабуля перехватывает мою руку, вцепившись в нее своими цепкими пальцами пенсионерки на заслуженном отдыхе, и скрипуче произносит:

– Вообще-то обо мне стоило бы сделать радиопередачу. Я столько всего повидала за время работы в налоговой… – Она хватает меня за вторую руку и решительно тянет за собой на диван, затем набирает побольше воздуха в легкие и продолжает: – Мне видится что-то вроде субботнего интервью программы «Эхо», где два радиоведущих задают мне вопросы… У меня в запасе столько великолепных историй! Вот послушай: дело было поздней осенью пятьдесят третьего, сижу я как-то днем на работе и изучаю налоговую декларацию, а в ней…

От костюма Деда Мороза зуд просто адский. Я пытаюсь высвободить руку, чтобы сделать хоть один глоток, но старческие пальцы лишь крепче сжимаются на моем запястье. Смотрю в окно. За окном падают крупные хлопья. В этом году на Рождество выпал снег.




2



СПИСОК ПРОБЛЕМ, ВТОРОЙ ДЕНЬ РОЖДЕСТВА

Через месяц заканчивается мое пособие по безработице.



Если за эти тридцать дней я не получу какую-нибудь роль, меня выгонят с биржи труда для представителей творческих профессий (туда ужасно сложно попасть – для этого нужен как минимум трехлетний актерский стаж или диплом театрального училища, которого у меня нет, так что мне пришлось темнить, давая уклончивые ответы о своем образовании, из которых следовало, что я конечно же окончила театральное и вообще у меня огромный опыт работы). Не иначе как мне придется работать могильщиком или кем-нибудь похлеще, не знаю, кем там работают люди без высшего образования.



Сто пудов окажется, что работа могильщика требует зачета по какой-нибудь там теории гниения.



В моем распоряжении осталось 573 кроны мелочью, а пособие по безработице я получу только через полторы недели. Сумма пособия равна 3460 кронам за вычетом налогов.



В моем гардеробе нет ни одной вещи, купленной позже 1993 года.

Мне не с кем разделить свою жизнь, время идет, и, скорее всего, я так и не успею встретить нормального мужика и родить детей, потому что климакс у меня наступит раньше, чем я найду подходящего человека. Такого, который мечтает о женщине, щеголяющей в шмотках образца 1993 года.



У меня самая маленькая кухня на свете (войти в нее можно, но вот развернуться уже нельзя). Готовить там просто нереально. Мне суждено провести всю жизнь в одиночестве в крохотной двушке с карликовой (простите, низкорослой) кухней и убогой мебелью, полученной в наследство: деревянным столом времен моего детства (он и тогда выглядел убогим, но под клеенкой это было не так заметно) со следами кошачьих когтей, так что за несколько десятилетий ножки стола значительно сузились книзу. Ну и плюшевый диван из «ОБС!» кирпичного цвета, состоящий из шести частей, которые разъезжаются в разные стороны, стоит лишь на него сесть.



Сколько бы я ни билась, карьера моя так и буксует на одном месте. Еще немного, и я достигну возраста, когда о карьере актрисы можно забыть. Вы знаете хоть одного актера, который пробился бы после тридцати пяти? Не знаю как насчет актеров, а уж среди актрис таких точно поискать. Да и те жалкие остатки моего актерского мастерства, которые у меня еще есть, скоро окончательно исчезнут за невостребованностью. Нет, я, конечно, перебивалась всякими мелкими подработками, но настоящей работы у меня не было – ну там на сцене или какой-нибудь крупной роли в телесериале. С самого детства я мечтала стать актрисой. В третьем классе нам было поручено организовать школьную процессию в честь Дня святой Люсии[5 - День святой Люсии – шведский национальный праздник, отмечаемый 13 декабря. По традиции празднование сопровождается торжественным шествием, которое возглавляет девочка или девушка, облаченная в белое платье, с венцом из зажженных свечей на голове.]. Люсией выбрали мою одноклассницу – нужно было проголосовать за того, кого считаешь настоящим товарищем. Победила Кристина Бэкман, но утром в день шествия моей маме позвонила ее мама и сообщила, что Кристина заболела и мне придется ее заменить. Никогда не забуду это чувство: я шла с волосами, залитыми воском, и вся школа думала, что я – настоящий товарищ. Я так никому и не рассказала правду. Впервые в жизни я почувствовала себя избранной…



Треть своей взрослой жизни я сидела на пособии по безработице. За последние пять лет вся моя актерская карьера свелась к следующему.

• Я снялась в трех сериях телесериала «Сегемюру, до востребования» плюс год работала актрисой в театре города Люлео в Лапландии (ну если честно, чуть больше полугода, поскольку все лето мы отдыхали).

• Потом я принимала участие в двухнедельных курсах Института драматургии «Как выглядеть естественно на большом экране» со студентами режиссерского факультета. Нас разделили на пары, и я оказалась в паре с Йозефом Фаресом[6 - Йозеф Фарес (р. 1977) – шведский режиссер и сценарист.], но он почти все время прогуливал.

• Я взяла кучу частных уроков по пению, технике речи, постановочному мастерству и технике Александера[7 - Техника Александера – метод, созданный австралийским актером Фредериком Матиасом Александером, обучающий правильному движению и расслаблению, что позволяет улучшить координацию и научиться владеть своим телом.] (правда, несмотря на все семь уроков по 500 крон, я в жизни не смогла бы объяснить, что же это за техника). По-моему, что-то имеющее отношение к пластике.

• Потом я прошла курсы биржи труда на темы:

1. Как правильно составить резюме.

2. Может ли школьный театр предотвратить травлю среди учеников.

3. Однодневный семинар под руководством Ларса Молина[8 - Ларс Молин (1942–1999) – известный шведский телевизионный режиссер и писатель.] (правда, неделю спустя он умер).



• Ой, чуть не забыла: еще я принимала участие в съемках корпоративного фильма про целлюлозу: «The return of the fi bre»[9 - Фибра возвращается (англ.).] (хотя сам фильм был на шведском), в съемках датского рекламного ролика для краски и в паре эпизодов, посвященных минимальным ставкам социального страхования, в обучающем фильме для сотрудников собеса. Плюс кое-какая рекламная озвучка на радио.

• Ах да, еще я была заполошным муравьишкой на воздушном шаре в детском мультике. У муравья было три реплики: «Ой, что это?!», «Ой-ой-ой!» и «Ой, как высоко!».



Раз я совсем не занимаюсь спортом, то непременно заработаю диабет, ревматизм и тромбоз.



Я так и не смогу получить водительские права, поскольку из-за финансового положения вынуждена делать двухмесячные перерывы между уроками вождения, так что к следующему занятию я успеваю забыть то, чему научилась на предыдущем. Если, несмотря ни на что, мне все же удастся получить права прежде, чем мне исполнится семьдесят, я все равно не смогу позволить себе машину, а даже если я выиграю деньги в лотерею, найти парковку в центре города просто нереально, а даже если я найду парковку, она наверняка будет стоить бешеных денег, а даже если я по счастливой случайности выиграю бесплатную парковку и бензин на всю оставшуюся жизнь, тогда уж я наверняка заработаю диабет, ревматизм и тромбоз, поскольку мои и без того несуществующие мускулы окончательно атрофируются, ведь единственные телодвижения, которые мне приходится совершать в моей безлошадной жизни, – это прогулка до автобусной остановки.



Скоро Новый год.



Все мои приятели уже нашли себя и сделали прекрасную карьеру. Обзавелись надежными спутниками жизни и получают удовольствие от своей работы. Взять хотя бы Кайсу, которая работает редактором программы новостей на ТВ-4, замужем за нормальным мужиком и даже успела обзавестись персональным младенцем. Вот только каждый раз, когда я ей звоню, Вильгот тут же начинает верещать, и нам приходится закругляться. Такое ощущение, что вместо первого места, которое я делила с Пелле, я вдруг очутилась на восьмом, так как на канале сейчас сокращение и каждую секунду своего практически несуществующего свободного времени Кайсе приходится уделять работе, хотя вообще-то она все еще в декрете.



У меня нет нормального высшего образования, и, сколько бы я ни пялилась в программу новостей, все эти министры и Секторы Газа тут же вылетают у меня из головы. Я никогда не могу запомнить то, что прочитала в утренней газете. За исключением какого-нибудь репортажа о собаке, вытащившей другую собаку из колодца, и прочей ерунды. Такое я запоминаю на всю жизнь, хотя толку от этого – ноль.



На мои похороны придут два человека – священник и моя мама. Ну и разве что контора по трудоустройству разорится на крошечный венок. Из красных ноготков и желтых гвоздик. Если повезет. Хотя Кайса, пожалуй, тоже придет. Правда, Вильгот устроит такой ор, что уже через минуту ей придется покинуть церковь.




3


Скоро я стану настоящим экспертом по воспитанию детей. Места, где я уже побывала с Кайсой и Вильготом:

1) в бассейне для грудничков (мамаши окунают своих чад в воду);

2) в детской поликлинике (проверка веса и роста);

3) и на бис (аж два раза) – в развивающей группе «Пингвиненок» на Мариаторьет.



Мы с Кайсой сидим на кухне детского сада с пластиковыми стаканчиками безалкогольного глинтвейна (цена – три кроны за стаканчик) и ждем пробуждения Вильгота, уснувшего в своей коляске, хотя я-то в душе надеюсь, что он проспит как можно дольше, потому что, когда он кричит, разговаривать с Кайсой невозможно, а мне нужно обсудить с ней одну важную вещь. Вокруг нас ковыляют дети в сопровождении бдительных мамаш, а на диване сидит одинокий папа с чрезвычайно курчавыми волосами и листает старый номер газеты «Автонбладет».

– Ну, что, пришла в себя после Рождества? – спрашивает Кайса.

– М-да, вспомнить страшно, теперь буду планировать празднование Рождества как минимум на пять лет вперед. Больше никаких импровизаций.

– А что будешь делать на Новый год?

– Не знаю.

– Может, придешь к нам в гости? Устроим праздничный ужин. Мы с Пелле и ты с… хм, с Вильготом.

– Да, заманчивая перспектива. А главное – я уже заранее знаю, что сначала мой кавалер будет пускать слюну и балаболить за столом почем зря, а потом уснет, не дождавшись полуночи.



Я отхлебываю глинтвейн из стаканчика. Выжидающе смотрю на Кайсу. Она тоже делает глоток.

– Фу, это еще что за дрянь? Разбавленный брусничный сироп?

Она морщится и отодвигает стаканчик в сторону.

– Вы-то как попраздновали?

– Да ничего, вечером пришла мама, и, поскольку никто из нас не любит рождественскую еду, мы приготовили оленину и мусс из белого шоколада. Потом выпили потрясающего «Амароне» под всевозможные сыры, и Пелле подарил мне поездку в Санкт-Петербург на двоих, так что мы едем туда в феврале – только он и я. Мама обещала пожить это время у нас и присмотреть за Вильготом.

– Вот это да! Здорово! А там не слишком холодно в феврале?

– Ну вряд ли нам придется проводить много времени на улице. Думаю, в основном мы будем шататься по торговым центрам вроде «Пассажа» и «Гостиного Двора» и разглядывать всякие прикольные русские штуки, а потом пить шампанское в гранд-отеле «Европа». Я там лет десять не была, но все равно ужасно рада, что мне удастся показать Пелле Санкт-Петербург. Не говоря уже о том, что мы поедем вдвоем, без ребенка – представляешь, какая роскошь!



Вильгот начинает хныкать. Кайса подходит к коляске, которая стоит возле входной двери, и дает ему соску. Он тут же снова засыпает, вздыхая во сне.

– Бедненький. Уже несколько ночей подряд совсем не спит, просыпается каждый час и давай бузить, нам с Пелле приходится по очереди вставать, чтобы совсем не свихнуться, – говорит Кайса, затем берет имбирное печенье, положив одну крону в маленькую коробочку возле термоса с глинтвейном.

Вот-вот начнется музыкальная разминка. В прошлый раз здесь распевали песни про Иисуса, но Вильготу явно понравилось. Две финские тетушки-воспитательницы просят родителей собрать игрушки, разбросанные по полу, и вытаскивают большие подушки, на которых все рассаживаются в круг. Я поспешно достаю из сумки свое новое резюме и подпихиваю его Кайсе.

– Вот о чем я хотела с тобой поговорить, посмотри, как тебе? Хочу разослать свое резюме по всем театрам и кинокомпаниям Швеции. Я дала себе слово, что добьюсь постоянной работы в театре или кино, а это единственный способ заявить о своем существовании. Мне срочно нужна работа, иначе придется опять возвращаться в кафе-мороженое, в котором я проходила практику в девятом классе, меня еще все время заставляли мыть туалеты. Хотя ты там, по-моему, не работала? Ты где практику проходила?

– В адвокатской конторе на Страндвеген, но они тоже пытались заставить меня мыть туалеты. Слушай, сколько тебе лет на этой фотке? Тебе здесь больше двадцати двух не дашь, – говорит Кайса, разглядывая мое резюме.


ИЗАБЕЛЛА ЭКЛЁФ – АКТРИСА

ОБРАЗОВАНИЕ

Театральный факультет вечерней школы «Культурама».

Театральное училище Калле Флюгаре.

Техника речи и техника Александера, частные уроки.

Актерское мастерство, частные уроки.



ТЕАТР (ИЗБРАННЫЕ РАБОТЫ)

Театр округа Норботтен, 2003–2003.



КИНО (ИЗБРАННЫЕ РАБОТЫ)

Телевизионный сериал «Сегемюру, до востребования», ТВ-4, 2004.



ОСОБЫЕ НАВЫКИ

Игра на трубе.

Акробатика.

Современный джазовый танец.

Изрыгание огня.

Роликовые коньки.



Цвет волос: светло-русые / блондинка.

Цвет глаз: каре-зеленые.

Рост: 169 см.

Игровой диапазон: 25–45 лет.



РЕКОМЕНДАЦИИ

Ян Хаммар, директор Театра округа Норботтен.

Кайса Семинов, ТВ-4.



– Ну да, мне здесь двадцать два, но другой у меня не было, а я хочу как можно скорее разослать резюме, желательно сегодня. Ты видела, что я на тебя ссылаюсь в графе «Рекомендации», ничего? Они ведь все равно никогда ничего не проверяют, правда?

– Ну не знаю, Белла, ты что, серьезно собираешься разослать всем свою фотографию десятилетней давности? И убери ты эти роликовые коньки, их так сейчас вообще никто не называет, роллы еще куда ни шло, но здесь они, по-моему, просто ни к чему – кого ты собираешься изображать? Девочку-роллера? И что это, интересно, за труба? Ты же не умеешь играть на трубе! Ты хоть в руках ее когда-нибудь держала? Неужели ты не понимаешь, что люди подумают, будто ты отлично играешь, раз пишешь об этом в резюме? И что ты имеешь в виду под акробатикой? – спрашивает Кайса, указывая на мое резюме.

– Ну мы же ездили всем курсом на театральный фестиваль в Авиньоне, устраивали представления на улицах и площадях, кто-то жонглировал, а я изрыгала пламя.



Из коляски раздается яростный вопль. Кайса подходит и берет Вильгота на руки, я выхожу вслед за ней в холл. Она прижимает его к груди и старается успокоить, укачивая на ходу, зажав в одной руке мое резюме. Кайса пытается перекричать Вильгота:

– Короче, вычеркни трубу и можешь сослаться на меня, буду всем рассказывать, какая ты замечательная. Все, там музыкальная разминка начинается, иди садись, мы скоро придем, вот только он успокоится.

Я захожу и сажусь рядом с курчавым папой, который наконец отложил газету и сидит с маленьким курчавым мальчиком на коленях.

– Вот бы сегодня спеть «Огонек в душе моей»[10 - «Огонек в душе моей» – детская религиозная песенка.], – обращается ко мне папа и с надеждой смотрит на коробку с карточками в руках воспитательницы. Мне выпадает тянуть первую карточку. На карточке изображена овца. Все поют «Ты скажи, барашек наш». К концу музыкального часа («Белочка на веточке», «Чей щеночек у окошка»[11 - «Белочка на веточке», «Чей щеночек на окошке» – шведские детские песенки.] и «В надежных руках»[12 - «В надежных руках» – протестантский псалом, автор Лина Санделл-Берг (1832–1903).]) Вильгот совсем разошелся, и теперь его не оторвать от пластиковой горки – пока он катается, Кайса держит его под мышки.

– Оп-ля!

Она поднимает его на вытянутых руках и целует в живот. Он довольно гулит.

– А в остальном как тебе? Я про резюме…

– Вообще-то мне показалось, что у тебя как-то маловато работ. Хоть ты и пишешь, что это избранные. Может, еще что-нибудь добавишь? Ты же вроде перед Рождеством какой-то ролик озвучивала? Не хочешь об этом тоже написать?

– Ты о той рекламе на радио? Я разве не рассказывала, что это было? Ты умрешь. Прихожу я на озвучку, меня просят произнести текст бодро, но сексуально. Ладно, не вопрос, думаю. И знаешь, что это был за текст? «О нет, только не это! Опять эта молочница! А мне ведь сегодня на свидание! Не лучшее время для того, чтобы сидеть и чесаться, как какая-нибудь макака!»

– Да, такое точно надо в резюме, ха-ха!

– Вот и я о том же. Какой-то крем, что ли. Вообще-то все рекламные тексты, как правило, дурацкие, но этот был такой, что я даже украдкой косилась по сторонам: нет ли где скрытой камеры.

– М-да, бред какой-то. Это, пожалуй, будет почище той рекламы маргарина, где тебе пришлось изображать из себя Кристину Лунг[13 - Кристина Лунг (р. 1948) – шведская поэтесса и драматург.]. Ну и как, тебе удалось все это произнести на полном серьезе? Нормально получилось?

Вильгот ползет к полке с игрушками. Мы идем за ним. Он вытаскивает деревянный пазл (Иисус, исцеляющий калек и прокаженных) и засовывает кусок пазла в рот (голову прокаженного).

– Да вроде получилось, все были довольны. В конце концов, какая разница – ну позорище, подумаешь, меня же никто не видит. Никто ведь не знает, что это я.



Вильгот подползает ко мне и забирается на колени. Кладет мне голову на плечо. Он теплый и совсем ничего не весит. Я осторожно глажу его по голове.




4


Мама выхватывает фотографии у Рольфа из рук:

– Давай лучше я Белле покажу. Рольф, может, ты пока нальешь нам сангрии, пер фаворе?

Рольф исчезает в кухне. Мы с мамой сидим на диване от Йозефа Франка в их вилле типовой застройки. Она, как всегда, даже и не думала пользоваться какими-нибудь солнцезащитными средствами на Тенерифе. Загорелая кожа лоснится, лицо обгорело. Она считает, что если мазаться кремом от солнца, то за две недели не успеешь загореть. А какой смысл возвращаться домой после отпуска, если по тебе не видно, что ты побывала за границей? Мама показывает фотографию, на которой она запечатлена рядом с испанцем и ослом. На осле яркая шляпа с прорезями для ушей.

– Это милейший Педро, наш гид. А это… как же его звали? Рольф, как звали осла? – кричит мама в сторону кухни. – Как звали осла Педро? Донго? Донко?

Она листает дальше. Рольф на поле для игры в гольф с клюшками для гольфа, Рольф в клетчатых плавках, Рольф с чемоданами в аэропорту – она быстро перебирает фотографии одну за другой, но тут лицо ее расцветает.

– А это наш бассейн. Как же там было здорово! Нас обслуживала одна милая испанка, Марибель, так она приносила коктейли прямо к краю бассейна, а еще там были великолепные тапас – я уж не говорю про апельсины, просто фантастика, теперь я знаю, какими должны быть настоящие апельсины! А на берегу стоял Фелипе и готовил паэлью на открытом огне. Давил помидоры руками и бросал на огромную сковороду прямо на берегу, да вот же он!



Радостный старик-испанец с длинными усами в переднике позирует с осьминогом в руках. Он окружен туристами. Перед ним стоит жаровня с медной сковородой гигантского размера.

– Это было просто чудесно, вам со Стаффаном непременно нужно туда съездить!

– Мама, мы со Стаффаном уже два года как расстались, у нас с ним…

– Ах да, чуть не забыла, мы же тебе купили…

Мама исчезает в кухне и возвращается с огромным свертком в руках.

– С Рождеством, доченька!

Вслед за ней из кухни выходит Рольф с подносом, на котором стоит графин сангрии и пара мисочек. Я разворачиваю подарок. В свертке оказывается огромный вяленый окорок, прикрученный к какой-то зверской деревянной конструкции. Целая нога. Свиная ляжка с маленьким острым копытцем на конце. Пата негра, вяленая ветчина. Чтобы все это съесть, мне понадобится полгода, не меньше. И то, если я буду подкрепляться ею каждые полтора часа, раздаривать друзьям и угощать случайных попутчиков метро. Помимо окорока в свертке лежит длинный преострый нож с черной рукояткой.

– Спасибо большое. Вот здорово! А у меня вам ничего нет.

– Ничего, мы же договорились, что обойдемся без подарков. Нам просто захотелось привезти тебе что-нибудь с Тенерифе. Ну и тяжело же было его тащить! Он, между прочим, больше четырех килограммов весит. Переть такую тушу с Тенерифе! Тебе нравится?

– Да, спасибо огромное. И ножик, кажется, отличный.

– Еще бы, за такие деньги.

Рольф разливает сангрию по маленьким бокалам с голубой каемкой и расставляет на столе миски с зелеными и черными оливками.

– Правда, Рольф?

– Прости, я не слушал. Что ты сказала?

Мама выразительно смотрит на меня и закатывает глаза. Кидает оливку в рот, жует и кладет косточку на поднос.

– М-м-м, Тенерифе. Ой, что-то я все о себе и о себе, ты-то как поживаешь?

– Ничего, тружусь, разослала свое резюме с фотографией и суперделовым письмом по всем театрам и кинокомпаниям Швеции. Сто семьдесят шесть писем! А еще встречалась с Кайсой и…

– Динко! – восклицает она. – Точно, его звали Динко! Милейший Педро так гордился, что ему выпала возможность показать нам свой родной остров! Представляешь, он водил нас по ресторанам, куда ходят одни местные! Ты окорок на метро повезешь или хочешь, чтобы мы его завезли тебе на неделе?.. Дунко, по-моему, все же Дунко? Нет, не помню.

– Ах да, хотела вас спросить, вы не могли бы поездить со мной на машине, поучить вождению? Хочу немного потренироваться, чтобы не тратить безумную кучу денег. А то на мои средства особо не разгуляешься.

– Конечно, могли бы, правда, Рольф?

– Что? Извини, я не слушал.

Мама берет еще оливку. Отхлебывает сангрию.

– А еще там была восхитительная бодега, где готовили домашнюю тортилью, а во время сиесты мы всегда ели вот эти оливки, не хочешь попробовать? Прямиком с Тенерифе! Сразу чувствуется, что они созрели на солнце, а не в каком-нибудь старом грузовике.

Я делаю несколько глотков.

– Белла, так, может, тебя подбросить до дома? Вот и окорок завезем. Заодно можешь немного покататься по стоянке перед нашим домом. По-моему, отличная мысль, – говорит мама, собирая обрывки подарочной упаковки и ленточек. – Ты обратила внимание на бумагу? Правда, красивая? Я нашла ее в одной очаровательной деревенской лавчонке. Хозяйка – милейшая женщина, вдова, ее муж был рыбаком и погиб в море, да-да, ее звали София, такая милая, а какая чудесная колоритная лавочка со всякой всячиной, чего там только не было! Правда, Рольф?

Мама смотрит на него, ища поддержки.

– Да.

– Ты хоть слышал, что я сказала? Или просто так поддакиваешь?

Мама сердито допивает свою сангрию.

– Конечно, слышал!

– И что же я сказала?

Рольф смущенно ежится.

Мама встает с дивана.

– Дронко! – восклицает она. – Осла звали Сеньор Дронко! Точно! Милейший Дронко. Поехали, Белла, оставим Рольфа в покое, пускай здесь сидит со своими газетами двухнедельной давности. Я и выпила-то всего ничего, подумаешь, глоточек сангрии! Ай! – вскрикивает она, схватившись за поясницу. – Я себе радикулит заработала, пока волокла эту свинью через всю Европу. Я про окорок, не подумай, что про него, – добавляет она со смехом.

– Я, между прочим, все слышал! – отвечает Рольф.




5


– Номер шестьдесят четыре!

– Я! – отвечаю я и поднимаю руку.

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Наконец-то моя очередь! Фойе театра «Сёдер» забито людьми, пребывающими в той или иной степени волнения, – кто-то делает дыхательные упражнения, кто-то сидит и зубрит текст. Может, мне надо было надеть что-нибудь более спортивное? Или располагающее к общению с детьми? Длинное хлопчатобумажное платье? Большинство девушек одето в свободные спортивные костюмы. На молодых людях, стоящих у входной двери, – видавшие виды костюмы и рубашки из секонд-хенда. Они дурачатся, обмениваясь дружескими тычками и остротами. Похоже, совсем не волнуются – знай скачут себе и ржут. Вот черт. Не дают сосредоточиться. Теперь я забыла все свои реплики! Да ладно, все будет хорошо. И нечего психовать. Сойдут и штаны со свитером. Текст я вызубрила наизусть. Чуть ли не весь сценарий.



Из всех пятидесяти трех театров, двадцати шести режиссеров, девятнадцати режиссеров по кастингу и семидесяти восьми кинокомпаний, получивших мое резюме, откликнулся лишь этот театр. Одно-единственное прослушивание. Причем об этом театре я даже не слышала. Театр «Годо». Судя по всему, они занимаются исключительно детскими постановками, с которыми гастролируют по стране. Как бы то ни было, если мне не достанется эта работа, с пособием можно распрощаться. Так что теперь – или никогда. Выбора нет. Я пытаюсь расслабиться, не теряя присутствия духа. Как там учит техника Александера? Актер должен быть собранным. Сфокусированным. И в то же время бодрым.

Я бегу за ассистентом сначала вверх по лестнице, затем вниз. Он открывает дверь и машет мне рукой, приглашая войти. Мы входим за кулисы. С потолка свисает длинный черный занавес. Он указывает на щель между тяжелыми складками и шепчет:

– Когда вас вызовут, выходите на сцену и надевайте театр.

– Что? Что вы сказали? – отвечаю я шепотом. – Какой еще театр? Что значит «надевайте театр»? Что это значит?

Тут из громкоговорителя раздается:

– Изабелла Эклёф, ваш выход.

Ассистент показывает мне большой палец и тихонько выходит. Я бегу за ним, открываю дверь и громким шепотом взываю вслед:

– Эй, что мне там надо надеть? Я ничего не поняла! Подождите!

Но он уже бежит вверх по лестнице, а из громкоговорителя снова слышится:

– Номер шестьдесят четыре. Номер шестьдесят четыре, Изабелла Эклёф, ваш выход!

Я выхожу на освещенную сцену и моргаю от света прожекторов. Я не вижу человека, сидящего в зале, который обращается ко мне в микрофон на южно-шведском диалекте:

– Прошу вас, Изабелла. Надевайте театр.

Я оглядываюсь по сторонам. Рядом со мной на сцене – белый стол, выхваченный лучом прожектора, на котором стоит красный домик с окошками и тряпичными лоскутами. Размером он где-то метр на метр и сделан из папье-маше. Кое-где выведены надписи: «Игра фантазии! Радость гармонии! Желание играть!», а с другой стороны затейливым шрифтом: «Позволь ребенку в твоей душе насладиться фантастическим путешествием внутрь себя!»

– Прошу вас, наденьте театр, – произносит голос.

Надеть театр? Как это? Я поднимаю домик. Внутри какая-то конструкция из проволоки. Я пробую надеть театр на голову. Проволочный каркас впивается в лоб. Я ничего не вижу. Прямо перед моими глазами болтаются два куска красного бархата.

– Итак, Матушка Театр поднимает занавес! – раздается из зала.

Я раздвигаю куски бархата в стороны и теперь хоть что-то вижу. Передо мной несколько человек, сидящих в центре зала, один из них наклоняется к микрофону и произносит:

– Пожалуйста, приступайте.

Я слегка откашливаюсь, чуть поправляю на голове театр, который чертовски режет лоб. Какое-то мгновение я собираюсь с мыслями, припоминая свои реплики, затем делаю глубокий вдох и начинаю:

– Я – Матушка Театр. Только вы, дети, можете меня видеть. Взрослые думают: «Подумаешь, какой-то старый дом, ничего особенного», – и просто проходят мимо, но вы, дети, обладаете магическими силами, волшебные крылья могут с легкостью перенести вас в чудесную страну воображения. Достаточно лишь очень сильно этого пожелать, и вам откроются драгоценные сокровища, которых зачастую уже лишились взрослые: радость, дух творчества – и жизнь просто забьет ключом! Так давайте же, дети, отправимся в фантастическое путешествие в мир театра! Возьмемся за руки, и…

– Большое спасибо, можете снять театр… Вызываем следующего. Номер шестьдесят пять!

Я выхожу в фойе. Как-то уж слишком быстро все прошло. Я даже толком не успела показать, на что способна. Продемонстрировать свое актерское мастерство. Хотя, конечно, они торопятся и им некогда выслушивать весь текст целиком. Я здороваюсь с Агнетой Хелин, с которой мы вместе учились в театральном училище Калле Флюгаре. Она всерьез подошла к делу и вырядилась с ног до головы во все оранжевое. Даже оранжевая подводка вокруг глаз. И сверху, и снизу.

– Ой, Белла, привет! Боже, сколько лет, сколько зим! Даже не знала, что ты все еще играешь. Как прошло прослушивание? Хорошо?

– Да так, – отвечаю я, – меня и слушали-то всего минуту. А я думала…

– Слушай, да тебе еще повезло! Знаешь Элизабет из театра «Перу», ей даже театр не дали надеть. Сама-то я весь текст прочитала. Два раза от начала до конца, без перерыва. По-моему, я им понравилась. По крайней мере, мне так кажется. Может, посидим в кафе? Тебе ведь сказали, что после прослушивания они вывесят на дверь список с фамилиями тех, кто их заинтересовал? Прямо как в театральном училище. Хотя ты, по-моему, провалилась на первом туре вступительных, да? Сама-то я несколько раз доходила до третьего, уже почти прошла, хотя нутром чувствовала, что это не мое, а когда меня вместо этого взяли в школу Жака Лекока в Париже, я наконец поняла, почему так и не попала в театральное училище – в глубине души я все же туда не хотела, и приемная комиссия наверняка это почувствовала, что-то, видимо, такое от меня исходило, внутреннее сопротивление какое-то. И вообще, я скорее южанка по темпераменту, к тому же Скорпион, причем весьма ярко выраженный, так что Франция мне по-любому лучше подходила, – балаболит она.



Мы заходим в небольшое кафе на другом конце парка. В витрине стоит механическая пластмассовая кукла – повар метрового роста с густыми бровями и мерзкой ухмылкой. В руках у него скалка, которая ходит вверх-вниз. Рывками. Хм, что бы нам такого выставить в витрине, чтобы завлечь сюда как можно больше посетителей? О, не купить ли нам механического монстра с приступами эпилепсии и кухонной утварью в руках?

Отличная мысль, интересно, сколько он стоит? Всего-то 4000 крон, идеальное приобретение, от посетителей теперь отбоя не будет!



Мы садимся за свободный столик у окна. Агнета машет молодому человеку, который сидит у выхода и читает газету.

– Помнишь его? Учился на курс младше нас. Тоббе. Правда, тогда у него были длинные волосы, – говорит Агнета, очищая мандарин. Она аккуратно складывает куски кожуры один в другой на салфеточке. – Ну, как поживаешь? Дети? Муж? Сама я пять лет как развелась с Пирре, но мы расстались друзьями – чисто по-человечески мы все еще любим друг друга… Ну и вот, Мелькеру уже восемь, а Тимми через пару недель стукнет шесть. Ой, с ума сойти, до чего время летит!

– Нет, детей у меня нет. Пока. И мужа тоже. Я…

– My God[14 - Боже мой (англ.).], как же давно мы не виделись, и чем же ты занималась все это время? Я и правда понятия не имела, что ты все еще пытаешься играть, я думала, я единственная с нашего курса, кому удалась актерская карьера.

– Да так, работала понемногу, рекламные ролики на радио и все такое, потом снялась в нескольких сериях «Сегемюру, до востребования», я там играла уборщицу Юхана Ульвесона[15 - Юхан Ульвесон (р. 1954) – известный шведский актер и сатирик.], а до этого проработала год в Театре округа Норботтен.

– А, понятно… «Сегемюру, до востребования»… Хотя, честно говоря, я реалити-шоу не смотрю, по-моему, от них только тупеешь, я вообще телевизор почти не включаю…

– Это не реалити-шоу, это…

– Конечно, кроме театральных постановок. Недавно смотрела совершенно потрясающую постановку театра «Орион», они сделали экранизацию…

– Извини, конечно, но «Сегемюр» – это не какое-нибудь там тупое реалити-шоу!

– Слушай, а чего ты кричишь? Белла, да ты вся на нервах. Тебе надо расслабиться. Я понимаю, что ты перенервничала на пробах, но не надо на мне срываться! Господи! – возмущается Агнета, качая головой.

Она дует на чай и смотрит в окно. Наклоняет голову сначала в одну, потом в другую сторону, словно проверяя, не слишком ли сама напряжена. Делает глоток и массирует себе шею. Повар в витрине дергается как сумасшедший.

– А ты больше никого с нашего курса не встречала, Белла? Я тут пару месяцев назад встретила Маттиаса в автобусе, он окончательно забросил театр, работает сиделкой при каком-то инвалиде. Все уверял меня, что ни капли не скучает по театру. Сказал, что наконец-то чувствует, что делает что-то стоящее. Ну, мне-то он, конечно, может заливать сколько угодно. Хотя по нему еще в училище видно было, что он не выкладывается по полной. Как в тот раз, когда мы ездили всем курсом на театральный фестиваль в Авиньон, помнишь? Он только всех тормозил, когда мы решили поимпровизировать на площади. Помнишь, как мы выступали перед прохожими под тем мостом при свете факелов, я исполняла танец живота, все хлопали… а ты что делала?

– Ходила с шляпой и собирала деньги.

– …А потом мы спали вповалку в нашем автобусе… Хорошая была поездка. Такое не забывается.



Агнета вынимает чайный пакетик из чашки и оборачивает его вокруг ложки, выжимая последние капли.

– Но до чего же здорово, Белла, что ты не сдалась, хоть тебе и пришлось несладко. Сама-то я в основном занимаюсь пантомимой и клоунадой. Иными словами, пластическим театром. Этот театр «Годо» просто идеально мне подходит, правда, здорово они придумали с этой потрясающей шляпой?

– Ну… не знаю, – отвечаю я. – Мне вообще-то вся эта история с Матушкой Театром показалась довольно смехотворной. Пока я там стояла, чувствовала себя какой-то идиоткой.

– Ну что ты, Белла, нельзя так рассуждать! Ты же тогда не сможешь играть ни убийц, ни психопаток, ни любых других неприятных персонажей. Представь себе, от скольких ролей тебе придется отказаться! Офелия! Леди Макбет!

(Ага, тоже мне сравнила, хиппушка чертова – играть Шекспира в Драматическом театре или мотаться по школам с детской постановкой, нахлобучив здоровенный домину из папье-маше!)

Когда мы выходим из кафе, начинает валить мокрый снег, так что мы чуть ли не бегом мчимся обратно к театру «Сёдер». Еще издалека мы видим, что на двери висит приклеенное скотчем объявление:



РОЛЬ МАТУШКИ ТЕАТР ДОСТАЕТСЯ НОМЕРУ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ, ИЗАБЕЛЛЕ ЭКЛЁФ. СПАСИБО ВСЕМ УЧАСТНИКАМ ЗА ПРОЯВЛЕННЫЙ ИНТЕРЕС. БУДЕМ ИМЕТЬ ВАС В ВИДУ ДЛЯ БУДУЩИХ ПОСТАНОВОК.

    С УВАЖЕНИЕМ, ТЕАТР «ГОДО»

Я получила роль Матушки Театр! Они выбрали меня! Агнета снимает объявление и переворачивает листок, проверяя, нет ли чего-нибудь на обороте. Например, ее имени. Но там пусто. Она снова прикрепляет листок к двери, несколько криво, но делает вид, что не замечает этого.

– Поздравляю, Белла, ты это заслужила! – говорит Агнета, обнимая меня, но я чувствую, что она раздосадована.

Это же она у нас занимается пантомимой и все такое прочее. Вроде как у нее было больше прав на эту роль. Я ведь и сама не знаю, хочу ли я эту роль. Но до чего приятно видеть, как вытягивается ее оранжевое лицо! Ха-ха! Поделом тебе!

Мы вместе идем до метро. Дальше Агнета пойдет пешком, она живет неподалеку. Мы обмениваемся телефонами, я прощаюсь с ней и вхожу на станцию метро «Слюссен», она радостно машет мне рукой и кричит: «Поздравляю, правда!»



Хм. Значит, у меня теперь есть постоянная работа на ближайшие три недели. Это, конечно, неплохо, хотя довольно далеко от того, что я себе представляла. Я-то хочу играть настоящие роли. А не какую-то там старую шляпу. В провинциальной школе.




6


Режиссера зовут Петер. Высокий поджарый мужчина лет пятидесяти с темными вьющимися волосами, в очках и белой трикотажной водолазке. На ногах у него черные деревянные башмаки на босу ногу.

– Изабелла, рад тебя видеть! – восклицает он на своем тягучем южно-шведском диалекте, открывая мне дверь служебного входа театра «Сёдер». – Входи, входи! Мы сразу поняли, что из тебя выйдет идеальная Матушка Театр! Тебя-то мы и искали! Сейчас поставлю кофе, познакомлю тебя с Луковкой и Плутовкой, и тебе дадут сценарий и расписание репетиций. Время поджимает, первое выступление уже на носу, сразу после школьных каникул, и график у нас будет напряженный, первую неделю мы играем по два представления в день, так что очень тебя прошу выучить большую часть текста к первой репетиции. Остальные-то актеры нашей труппы эту пьесу уже играли. Для Ани и Бьерна это будет третий сезон. А тут такая неприятность – за две недели до конца сезона пришлось срочно искать замену, да еще в разгар праздников, так как актриса, которая играла Матушку Театр…

Он умолкает.

– Ну, не важно, главное, что теперь можно снова возобновить представления. Как ты знаешь, мы платим минимальную ставку, больше платить нам средства не позволяют – кстати, у тебя водительские права есть?



Мы садимся за стол на кухне. Петер объясняет, что в театре «Сёдер» мы репетируем только первые два раза, для театра «Годо» это слишком накладно.

– Так что с четверга будем репетировать у меня дома, в гостиной. Думаю, нам это не помешает, места у меня много, – произносит он со вздохом.

Дверь открывается, и в кухню заглядывает маленький старичок в пиджаке горчичного цвета. Он сипло дышит.

– Здрасьте, я – Бьерн, – представляется он и застенчиво улыбается, демонстрируя не меньше сотни мелких зубов, и опасливо протягивает мне руку, которая на ощупь напоминает холодную селедку. Вслед за ним заходит крупная женщина лет шестидесяти.

Она обнимает меня, и я чувствую запах ванили, исходящий от ее кудрявых волос. Женщина спохватывается:

– Ах да, меня зовут Аня, я играю Плутовку, здорово, что мы снова можем играть, мне кажется, у тебя хорошо получится! Я тоже вчера сидела в зале и видела твою игру – уверена, что из тебя выйдет превосходная Матушка Театр!



Мы читаем сценарий от начала до конца. Это современный перевод датской пьесы «Плутовкин сад». Речь в ней идет о размножении и чувствах. Петер читает все ремарки, и, когда мы доходим до финала пьесы, я испытываю какую-то пустоту внутри, хотя, судя по всему, остальные просто в восторге. Даже не знаю, что делать. У меня нет ну ни грамма желания разъезжать по городам и весям, изображая Грустный Театр. Который может развеселить лишь звонкий детский смех. Не для того я все эти годы училась в театральных школах и брала дорогущие частные уроки. Я хочу быть настоящей актрисой в достойной пьесе достойного театра. Да, называйте меня неблагодарной, но мне кажется полным идиотизмом водить хороводы с сипящим Луковкой и бабищей Плутовкой перед толпой привередливых тинейджеров. Да нет, мы же, надеюсь, играем для детей? Ну конечно, для милых маленьких детишек.



Так, все, надо прекращать это нытье. Я получила настоящую роль, пусть и не в большом пафосном театре. Я ведь так долго об этом мечтала. Надо дать театру «Годо» шанс. Может, все не так уж плохо. И кто знает, может, меня заметят? По крайней мере, вероятность, что на тебя обратит внимание какой-нибудь режиссер, куда больше, когда ты стоишь на сцене, чем в очереди за продуктами. (Интересно, каковы шансы, что в толпе первоклашек в Густавберге окажется сам Колин Натли[16 - Колин Натли (р. 1944) – известный шведский режиссер английского происхождения.]? А даже если вдруг он и в самом деле окажется там, он все равно меня не увидит, поскольку на протяжении всей пьесы я расхаживаю со здоровенным театром на голове. Впрочем, возможно, мне позволят его снять для выхода на поклон.)




7


Лежу в ванне уже почти час. Как минимум. К этому времени я успела прочитать сценарий «Плутовкин сад» несколько раз (горестный вздох). Похоже, мне придется не только скакать по сцене, но и одновременно произносить рифмованные стишки в стиле хип-хоп. С этой чертовой шляпой на голове. Хотя пальцы рук уже похожи на цветную капусту, я продолжаю отмокать, уставясь в пустоту, нет сил вылезать. Только время от времени подливаю горячей воды. Кажется, я так весь день пролежу. У меня даже не хватает энергии на то, чтобы сесть и сосчитать до десяти. Я просто лежу, вперив взгляд в потолок. По всему потолку идет длинная трещина. Представляю, как сосед сверху залезает в ванну и обрушивается прямо на меня. Мне и правда не мешало бы встать. Сосед у меня очень толстый (горестный вздох). Ничего, следующий год будет совсем другим. Просто обязательно!



Этот год был совсем никудышным. Почему-то я думала, что стоит мне уйти от Стаффана, как остальное решится само собой. Мне было с ним неимоверно скучно, и я полагала, что, как только мы расстанемся, начнется новая веселая жизнь, раз-раз – и все сложится не хуже, чем у других людей, достигших определенного возраста. Не понимаю, почему у меня-то ничего не получается?! К тому же я была совершенно убеждена, что карьера наконец пойдет в гору и мне предложат кучу ролей, особенно после того, как я целый год проработала в Театре округа Норботтен; вот теперь-то, рассуждала я, точно появятся блестящие роли и предложения сняться в кино. Правда, пару раз в этом году я все же снялась на телевидении, но это было совсем не то, что я себе представляла. А прошлый год был еще хуже. Я тогда как раз работала в Норландии и страшно страдала от одиночества. И хотя в театре ко мне относились хорошо, меня все время тянуло домой. А в позапрошлом году я сидела сложа руки и помирала со скуки со Стаффаном. Ну то есть он был милый и все такое, но это не имело ничего общего с моей истинной жизнью, так, пустое времяпровождение в ожидании настоящей жизни.



М-да, и многого ли я добилась своей рассылкой по всем театрам и кинокомпаниям страны? Так, посмотрим… Можно ли назвать эту операцию успешной? Хм… За исключением прослушивания на роль в гламурной пьесе «Плутовкин сад» я получила один-единственный ответ. От женщины в Эребру, у которой был кукольный театр одного актера. (Когда я надписывала конверт, то об этом понятия не имела.) В своем письме она сообщала, что гастролирует с вязанной крючком белой куклой по имени Клуша Кукарекуша, надевающейся на руку, но, если они когда-нибудь поссорятся, она непременно даст мне знать. А еще она вернула мне мою фотографию и пожелала успеха в будущем.



Такое ощущение, что жизнь, которую я проживаю на этой земле, не имеет ничего общего с моим истинным призванием. У меня есть все предпосылки для куда более содержательной жи зни. Но больше я ждать не намерена! Настало время перемен! С этой минуты я буду делать все, чтобы приблизить начало моей новой жизни. Я… Не знаю, начну хотя бы бегать раз в неделю. Минут двадцать, не больше, но обязательно. Плюс я приложу все усилия к тому, чтобы получить наконец эти чертовы водительские права. Не просто возьму пару уроков, а доведу это дело до конца. Надо будет записаться на экзамен по вождению – тогда мне волей-неволей придется взяться за ум. И любой ценой заполучить роль в каком-нибудь телевизионном сериале, чтобы не нужно было каждый месяц придумывать, чем платить за квартиру.



Ну вот и хорошо. Так тому и быть. Все, хватит тут отмокать. Этот год пройдет под знаком везения. Надо будет сделать список всего, чего я хочу добиться, и до конца года выполнить каждый пункт. Интересно, почему про тех, кому везет, говорят, что они в рубашке родились? Я слышала, что это пошло от младенцев, рожденных в плодном пузыре. Фу. Заворачиваюсь в новый темно-зеленый махровый халат (рождественский подарок от самой заботливой в мире подруги Кайсы) и сажусь за стол. С сегодняшнего дня я становлюсь успешным и интересным человеком с яркой и содержательной жизнью (не стоит стремиться к счастливой жизни, я это от кого-то по радио слышала, от Эвы Дальгрен[17 - Эва Дальгрен (р. 1960) – шведская поп-певица и детская писательница.], что ли, удача – вещь преходящая; нужно стремиться к тому, чтобы жизнь была содержательной). Да! Сейчас запишу десять вещей, которые мне необходимо изменить в своей жизни, и не успокоюсь ни на секунду, пока все не выполню, – ну, на секунду-то, может, и успокоюсь, но, по крайней мере, сделаю все, чтобы следующий год не был таким отстойным, как этот. Кстати, про жизнь – это вроде Ральф Эдстрем[18 - Ральф Эдстрем (р. 1952) – шведский футболист.] сказал.

Итак.

1. Записаться на экзамен по вождению.

2. Познакомиться с новыми людьми. Не стесняться завязывать разговор с теми, кто располагает к общению. Может, записаться на какие-нибудь курсы?

3. Начать заниматься пилатесом[19 - Пилатес – фитнес-программа, разработанная в 20-х гг. XX в. немецким специалистом по фитнесу Жозефом Хубертесом Пилатесом.], или как там его. Обзвонить разные клубы и выяснить, сколько это сто…



Звонит мобильный. Кайса интересуется, не хочу ли я с ней поужинать сегодня вечером, у Пелле ночная смена, а ее мама хочет попробовать посидеть с Вильготом перед их поездкой в Питер. О-о, ну еще бы! Если она одолжит мне немного денег до тех пор, пока театр «Годо» мне не заплатит, я с преогромным удовольствием поужинаю с любимой подругой за бокалом хорошего вина в каком-нибудь милом ресторанчике.



Прекрасно. Чувствую, что моя новая содержательная жизнь уже началась.




8


Так, я уже прождала его двадцать четыре минуты. Жду еще максимум десять, и хватит. Мне становится жарко. Снимаю пальто. Потом шарф. Я сижу на скамье на станции метро «Карлаплан» и смотрю по сторонам. Не надо было мне надевать сапоги на высоком каблуке. Уже ноги болят. Он вот-вот должен подойти. Его зовут Иорген. Он архитектор. Мы знакомы ровно пятнадцать часов. Ужасно интересно! Или глупо.



Сначала мы совершим ознакомительную прогулку (?!) по парку Юргорден, а потом перекусим в ресторане «Таверна Уллы Винблад». На улице стоит прекрасная зимняя погода. Минус один и солнце. Правда, вся эта затея с ознакомительной прогулкой звучит несколько сомнительно – когда сегодня утром мы созвонились и стали придумывать, чем бы нам заняться, я просто-напросто открыла раздел «Досуг» газеты «Дагенс нюхетер», где и вычитала, что Клуб любителей активного отдыха проводит «ознакомительные прогулки вокруг минерального источника в парке Юргорден, тема: зимняя экология». Поначалу это показалось мне каким-то бредом, но уж лучше ознакомительная прогулка, чем «Аджилити кроликов» (по-моему, это что-то типа дрессуры, где кролики ползают по трубам, скачут по раскаленным решеткам и все такое прочее). Или еще одна чудесная альтернатива: выставка «750 лет жетону» в Музее нумизматики.

Короче, мы решили дать зимней экологии шанс, а пообщавшись еще, пришли к выводу, что это куда лучше, чем сидеть и пялиться друг на друга в каком-нибудь ресторане (вы когда-либо пробовали очаровать мужчину, поглощая спагетти?). По крайней мере, во время прогулки можно поближе познакомиться друг с другом, избежав излишней неловкости, – если вдруг тебе окажется нечего сказать, всегда можно порассуждать о том, к какому семейству принадлежит ива или в чем разница между «залечь в берлогу» или «впасть в спячку». Ну или что там обсуждают на таких прогулках.



Подъезжает еще один поезд. Так, на этом его тоже нет. Мы же вроде здесь договорились встретиться? Удивительно, насколько просто оказалось завести разговор с совершенно незнакомым человеком. Главное – решиться и набраться смелости.



Познакомились мы вчера в ресторане «Гриль». Смотрю – стоит. Мы с Кайсой только-только сделали заказ и теперь сидим в неудобных низких креслах из красного плюша в ожидании наших «асадо провансаль» (ягненок, жаренный на углях с козьим сыром, помидорами и оливками). Кайса подливает мне испанского красного, и тут у нее звонит мобильный. Она выходит, чтобы спокойно поговорить. И вот сижу я в этом лилипутском кресле и разглядываю публику – и вдруг вижу его. Стоит беседует с метрдотелем и смеется, и такое ощущение, что все вокруг на его фоне просто меркнет. Немного смахивает на Джуда Лоу, только брюнет. Я стараюсь не пялиться, но уж слишком он красивый. До безумия. Тут возвращается Кайса и кладет на стол несколько купюр.

– Белла, позвонила мама, дома чепэ, Вильгот бьется в истерике, так что мне надо бежать. Прости, что так получилось, мы обязательно скоро повторим, все, я убежала, пока-пока, – выпаливает она и выскакивает за дверь. В ту же минуту официант приносит наши «асадо провансаль». Я пробую свое блюдо. М-м-м! Делаю глоток вина. Мне, в общем, и одной довольно неплохо – сижу себе, ем вкуснейшего ягненка и разглядываю публику за бутылкой отличного красного вина.



Доев мясо, я неожиданно для себя принимаюсь за порцию Кайсы. Вино тоже идет неплохо. Я доливаю остатки в свой бокал и снова устремляю взгляд на Джуда Лоу. Он смотрит в мою сторону и поднимает бокал в молчаливом приветствии. Я отвечаю тем же. Он машет мне. Я машу ему. Он жестом приглашает меня присоединиться к нему, но только я собираюсь встать со своего кресла, как парень, сидящий за моей спиной, поднимается и подходит к нему, они пожимают друг другу руки и начинают оживленный разговор. Но я и тут сохраняю присутствие духа (может, все дело в вине?). Я терпеливо дожидаюсь, пока они договорят, оплачиваю счет, допиваю вино и – раз уж я решила, что буду знакомиться с новыми людьми, – поднимаюсь из мини-кресла и направляюсь прямиком к мистеру Лоу.

– Привет, меня зовут Белла, – говорю я, протягивая ему руку. – Мне сейчас пора идти, но я бы с удовольствием с тобой еще встретилась.

Он усмехается, пожимает мне руку – и раз! – мы назначаем свидание на завтра!



Я выхожу из ресторана «Гриль», неимоверно гордясь собой. Смотри-ка, взяла и подошла! Вот это смелость! Потом я несусь домой, чтобы поскорее наступило завтра.



Еще один поезд. Ой, мама, вот он! Машет рукой. Черт, до чего же красивый! Он направляется ко мне… Что делать – пожать ему руку, обнять или просто сказать «привет»? Он обнимает меня (ур-ра!). Мы идем к эскалатору. На нем джинсы и синяя парка, и выглядит он сногсшибательно. При этом освещении он кажется еще красивее, чем вчера. Я лихорадочно придумываю, что бы такого сказать – ну, там об архитектуре или о зимнем оперении снегирей, а в голове крутится одно: «Боже, какой же он красивый! Боже, какой же он красивый!» Он смотрит на меня и радостно улыбается.



Все сразу кажется таким простым и ясным. Ну вот. Можно прекратить поиски, это он. Тот, о ком я мечтала, расставшись со Стаффаном.

Я уже вижу, как мы катаемся на горных лыжах в Альпах. На мне розовая вязаная водолазка, волосы заплетены в косички. Он, в солнечных очках, смеется всем моим шуткам. Я вижу, как мы сидим на ковре перед огромным камином, в котором потрескивают дрова, пьем красное вино из больших бокалов, и он целует меня в шею. Я вижу, как мы, смеясь, вешаем полки в гостиной нашей просторной дизайнерской квартиры, обставленной по его эскизам, с балками под потолком и с великолепным видом из огромных окон. Я вижу, как он встречает меня у служебного входа Королевского драматического театра с необъятным букетом роз, и Борье Альстедт[20 - Борье Альстедт (р. 1939) – известный шведский актер и режиссер.], который выходит вслед за мной, потрясенно говорит, что в жизни не видел такого букета. Я вижу, как мы прогуливаемся по парку Юргорден с детской коляской в горошек, – стоит прекрасный весенний день, цветут цветы, птицы летают парами, весело щебеча, и мы воркуем над нашим ребенком, вспоминая этот день: А помнишь, Белла, любовь моя, наше самое первое свидание, как мы гуляли по парку зимним деньком?



– Надо же, какая отличная погода! Белла, ты не замерзла?

– Да, погода отличная. Нет, я не замерзла. Спасибо. (Господи, нельзя же быть таким красивым! Нужно срочно придумать, что бы еще сказать!)

– Прекрасный день для прогулки. Ты когда-нибудь ходила на подобные мероприятия?

– Нет… (О-о-о, какой же он красивый. Мой мозг просто отказывается соображать.)

– Извини, что я так опоздал. Так получилось.

– Да ничего, я тоже немного опоздала, приехала за пару минут до твоего прихода. Мне и ждать-то почти не пришлось. (Нет, ну как можно иметь такую внешность? Смотрю на него во все глаза, словно пытаясь понять, как там все устроено.)

– Ну и хорошо, обычно я не опаздываю, ненавижу заставлять других ждать.

– Ничего страшного, правда. (Хотя, конечно, красота – это не главное, а вот то, что он еще и ответственный, это важно.)

– Рад тебя видеть, – говорит он.

– Спасибо, я тоже. То есть тебя. Рада видеть. (И такой милый! Редко встретишь парня, который был бы и красивым, и очаровательным одновременно. Может, спросить его, что он делает завтра вечером? Вдруг он согласится вместе встретить Новый год? Или пойти в гости к Кайсе?)

– Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, прекрасно. (А какой заботливый! Когда Бог создавал Йоргена, он явно был в ударе. Вот только имя немного подкачало. Ничего, что-нибудь придумаем. Какое-нибудь ласковое прозвище. Ага, и какое же, интересно знать? Йорре? Югге? Йоргис? Тьфу, еще хуже! Ладно, как-нибудь привыкну.)

Мы срезаем дорогу через парк в районе Карлаплан, снег на деревьях мерцает на солнце. Подумать только, как все, оказывается, просто. Нужно было только изменить свое отношение и образ мыслей. Теперь все пойдет по-другому. Вот он, переломный момент. Хватит строить из себя жертву и прозябать в ожидании новой жизни. Отныне я беру инициативу в свои руки! Да здравствует интересная жизнь!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68524205) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Петер Харрисон (р. 1948) – популярный шведский телеведущий. – (Здесь и далее примечания переводчика.)




2


«Югио» (1996–2004) – популярный японский мультипликационный сериал.




3


Йоран Фристорп (p. 1948) – шведский поп-музыкант, популярный в 1970-х гг. В 1989 г. выпустил альбом с христианскими псалмами.




4


Лютефиск – национальное шведское блюдо, треска, вымоченная в растворе щелока.




5


День святой Люсии – шведский национальный праздник, отмечаемый 13 декабря. По традиции празднование сопровождается торжественным шествием, которое возглавляет девочка или девушка, облаченная в белое платье, с венцом из зажженных свечей на голове.




6


Йозеф Фарес (р. 1977) – шведский режиссер и сценарист.




7


Техника Александера – метод, созданный австралийским актером Фредериком Матиасом Александером, обучающий правильному движению и расслаблению, что позволяет улучшить координацию и научиться владеть своим телом.




8


Ларс Молин (1942–1999) – известный шведский телевизионный режиссер и писатель.




9


Фибра возвращается (англ.).




10


«Огонек в душе моей» – детская религиозная песенка.




11


«Белочка на веточке», «Чей щеночек на окошке» – шведские детские песенки.




12


«В надежных руках» – протестантский псалом, автор Лина Санделл-Берг (1832–1903).




13


Кристина Лунг (р. 1948) – шведская поэтесса и драматург.




14


Боже мой (англ.).




15


Юхан Ульвесон (р. 1954) – известный шведский актер и сатирик.




16


Колин Натли (р. 1944) – известный шведский режиссер английского происхождения.




17


Эва Дальгрен (р. 1960) – шведская поп-певица и детская писательница.




18


Ральф Эдстрем (р. 1952) – шведский футболист.




19


Пилатес – фитнес-программа, разработанная в 20-х гг. XX в. немецким специалистом по фитнесу Жозефом Хубертесом Пилатесом.




20


Борье Альстедт (р. 1939) – известный шведский актер и режиссер.