Книга - Поэтические зарисовки

Поэтические зарисовки
Аскольд Алексеевич Де Герсо


В этом поэтическом сборнике представлена впервые полная версия поэмы «Дева-волк», также в сборник вошли лучшие, по мнению автора и многих читателей, стихи.





Поэтические зарисовки



Аскольд Алексеевич Де Герсо



© Аскольд Алексеевич Де Герсо, 2021



ISBN 978-5-0055-2998-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Память устала жалить


Память устала жалить,

Мысли летят невпопад.

Жизнь стремилась ударить,

Как всегда, наугад.



Только вышла промашка,

Я предвидел удар.

И отметить спешу я,

Есть всегда «Солнцедар».



Есть «родопи» в кармане,

Проблемы выпустить в дым.

У тихой речки поляна

Шумом встретит родным.



Песня льётся знакомая,

Тост звучит под гармонь.

Тут же шутка нескромная…

Да только нынче всё сон.



* * * * *




Мне бы вновь вернуться


Мне бы вновь вернуться в моё детство,

Где зеркальная поверхность серебристых вод.

Где ещё неведомо мне чувство —

Огорчений от взвалившихся невзгод.



Где восходы солнца дарят радость,

Озаряя синеву небес без края.

Где ещё неведома усталость,

И где мечтаешь, время обгоняя.



Где бы отыскать мне ту лазейку

В детство окунуться хоть на миг.

Но нельзя; и как бы мне в отместку —

Лишь напомнит журавлиный крик.



Журавлиный клин в осеннем небе,

Пролетит курлыча в дальние края.

Я ж лелеять буду мысли о побеге,

В детство, где нет ада и ни рая.



* * * * *




художник


Стоял задумчиво художник у мольберта

И серый день заглядывал в окно.

По полу комнаты разбросаны портреты,

Эскизы, зарисовки, натюрморты и панно.



Холст загрунтован, краски под рукой,

И очертанья, в дымке перед ним.

Вот уголёк холста коснулся тонкой

Чертою. Лицо Христа, над головою нимб.



Лицо он это видел не однажды

И эти карие бездонные глаза.

Что два тысячелетия таят надежду,

Но люди, как и прежде прутся в ад.



* * * * *




И снова в городе весна


И снова в городе весна,

Сквозь запах дыма аромат

Черёмухи, цветущей у окна,

Что смогла пробиться сквозь асфальт.



Бетонные кирпичные коробки,

Что высятся на девять этажей.

И бесконечные автомобилей пробки,

Лишившихся спокойствия людей.



А где-то за чертою городскою,

Зелёный бор, размеренная жизнь.

Деревня, озеро и дышит всё покоем,

И птичий гомон, как весны сюрприз.



* * * * *




Был вечер


Был вечер. Девушка стояла на перроне,

Шаловливый ветер всю причёску растрепал.

Музыка звучала где-то, помню, Мариконе

Когда несмело к ней я зашагал.



Змейкою блестят стальные рельсы,

Приглашая заглянуть за горизонт.

По стране проехать через версты,

Десятки часовых пересекая зон.



Но никуда не еду, всё без смысла,

Куда бы ни поехал – чернота.

Приплыли господа! Сушите весла!

О, как же прав был Бендер, ты, Остап!



* * * * *




Деревья расступились и предстала взору


Деревья расступились и предстала взору,

Деревня, позабытая людьми.

И на мир глядят немым укором

Глазницы окон, почерневшие с тоски.



Посредь села покинутая церковь,

Крестами устремилась в небеса.

А ведь когда-то здесь крестились и венчались,

Тому свидетельница неба синева.



На шумных улицах гуляли свадьбы,

Играла детвора, не заглушая смех.

Вершили жизнь здесь мужики и бабы,

И радости, и горя поровну на всех.



В субботний день топились бани,

Стлался по деревне ароматный дым.

А вечером бутылочку да под гармони

С огурчиком, хрустящим и родным.



Но после люди стали разъезжаться,

Бурьяном стали зарастать дворы.

И стало тихо в шумной некогда деревне,

А сколько их – покинутых в стране.



* * * * *




дом


Едва заметен посреди крапивы

Почерневший деревенский дом.

Хозяев нет, а может быть не живы,

И вот он коротает день за днём.



Дверь покосилась, окна перебиты,

А ведь когда-то жили здесь.

Дым над трубою вился спозаранку

Семья с утра готовилась поесть.



Но годы шли и жизнь ушла из дома

Признали нерентабельными их.

И сад, как будто после бурелома

И никому не нужно яблок наливных.



А сколько их разбросано в России

Не малых сёл, а целых городов.

Не потому ль духовно нынче нищие,

Что позабыли родину дедов.



Выходят на Бессмертный полк с плакатом,

А дед в слезах от виденного вкруг.

Едва ль мечтал искореняя он фашистов,

Что поросли подымутся не там, не вдруг.



Не думал он увидеть ту разруху

В стране, что уничтожила фашизм.

Он проклял бы и внука, и старуху,

Что вновь у нас царит капитализм.



* * * * *




Ты


Ты, где бы ни прошёл, повсюду за собой,

Ты оставляешь трупы, исковерканные судьбы.

Лишь горстка тех, что движимы тобой

Пока изображают некое подобье дружбы.



И всё же веришь в избранность свою,

Наивно полагая, что сие извечно.

Но только вечна – синева над головой,

А остальное, остальное – быстротечно.



Ведь даже горы, что веками возвышались

Однажды рушатся – уж такова природа.

И годы, годы, не смотря на всё умчались,

Всё ближе к смерти: у Вечности, у входа.



И как ты объяснишь Властителю всего?

Как оправдаешь властолюбие своё?

Что миру ты принёс? Совсем уж ничего?

И нынче райское ты пожелал житьё?



А знаешь ты, в раю таким нет места,

Да и в аду едва ли уголок найдёшь.

Ведь можно замесить повторно тесто,

А жизнь повторно, жизнь не проживёшь.



Что сделал и не сделал – записалось,

Да что мне пост твой и твои молитвы?

Ты мне скажи: что за тобой осталось?

Несчастные и нищие? Так извини: Увы….



Нет места изуверам на святейших небесах,

Земля, коль соблаговолит принять.

Был взвешен ты на жизненных весах,

Зло перевесило, я вынужден признать.



* * * * *




Круговорот жизни


И снова погружаюсь в глубь веков

В мир замков и дворцов средневековья.

Но вижу я, как спины бедняков

Прогнулись гнётом дворянского сословья.



Монарх и свита, щедрый стол в Версале,

Зимний ли дворец в Санкт-Петербурге.

Мужчины в масках, дамы под вуалью

И редкий господин средь них безрогий.



Но сколько спеси, громких слов о чести

Да слишком ей ничтожная цена.

И здесь готовы погубить лишь ради мести,

Такие нравы и такие времена.



* * * * *




виденье


Мне как-то странное привиделось виденье:

То явь была или игра воображенья?

Всё вокруг лишь проявление сознанья,

Что ежечасно подвергаемо сомненью.



В виденье том был седовласый старец,

Глубокая река и горные хребты.

И виделось далёкое мне море,

Где дикий пляж, где берега пусты.

Но что-то в старце привлекло вниманье,



В словах не передашь эмоции прилив.

Он говорил о чём-то давнем, но сознаньем

Я понял малое из его речи уловив.

Или, возможно, он вещал о предстоящем,



О том, что ожидает род людской?

Чего мы не способны видеть в настоящем,

Всецело суетой поглощены мирской.

«Беда придёт, прольётся много крови,



Лишь малое число войну переживёт.

Но не поймут они той благодати, снова,

Старуха в чёрном урожай пожнёт.»

Он что-то говорил ещё, но слишком тихо,



Слова не долетали до моих ушей.

Единственное понял: «не будите лихо»,

И с тем пропал. Тревогу, заронив в душе.

* * * * *




Волк


Он утопал в снегу, но пробирался

И разделяло нас лишь метров сто.

Я взял ружьё, уже почти собрался,

Но тут заметил на снегу листок.



Пожухлый, почерневший лист осины,

Мне намекнул: всему свой срок.

Ты человек, но чем ты лучше псины?

И это был наглядный мне урок.



Ничем не лучше, а возможно хуже,

Земля с трудом выдерживает нас.

Оружием и злобой мир загружен,

Истратим всё, останется в запас.



А волк всё продвигался вдаль по снегу,

Не стану врать. Завидовал ему.

Он, как и Солнце, что плывёт по небу,

Лишён иллюзий, у реальности в плену.



* * * * *




Кто сказал, что взгляд волков жестокий


Кто сказал, что взгляд волков жестокий,

Что волки кровожадны от природы?

Не ведал он, что для материи высокой

Он сам едва ли образец породы.



Жестокость волка, как его и кротость

Суть порожденье окружающей среды.

А что же знаешь ты про осторожность,

Когда готово сердце вырваться из груди?



Тебе не доводилось, как не волчьими глазами

Матёрый хищник может посмотреть.

Как не дано тебе, не выразить словам,

Ты ж человек – Величие Творца.



* * * * *




охотник


В волчицу выстрелил охотник, не подумав,

И мёртвая она упала в павшую листву.

И злобно зарычал громадный волкодав

К кустам метнулся, к скулящему комку.



И пусть был несмышлёнышем волчонок,

Но дорого решил продать себя.

Он вздыбил на загривке шерсть, чертёнок

И смерти прямо посмотрел в глаза.



Но только двое их: собака с человеком,

Здоровых крепких по сравненью с ним.

И всё ж не зря он прозывается волчонком

И самым умным хищником лесным.



Но удалось охотнику взять в руки

Волчонка, забыв, что волк умеет мстить.

Ты может быть и выстрелил от скуки,

Но как ты с этим дальше будешь жить.

* * * * *




Над звездой пятиконечной пламя


Над звездой пятиконечной пламя,
Часовой по стойке смирно на посту.
Они ушли, но они навечно с нами
Сквозь время пролегающем мосту.

Май того сорок пятого года
Из памяти народа не изъять.
И снова май и буйствует природа
И до столетия осталось двадцать пять.

Всё меньше тех, кому досталось
Пережить все ужасы войны,
Кто шёл вперёд, выплескивая ярость
На нарушителей спокойствия страны.

А сколько полегло в атаках и сраженьях
Солдатом неизвестным навсегда.
Над звездой пятиконечной пламя
Вечного огня как символа Победы

* * * * *




И снова синевою отливает снег


И снова синевою отливает снег,
И бесконечность вдали затерялась.
И всё вокруг, как в детском сне,
Но нет. Суровая реальность.

Отсюда уходил Серов с друзьями,
Татаринов пропал неподалёку.
На сотни миль один ты с медведями,
Но нет терзаний: мечта одна – дойти.

Рюкзак на спину и встаёшь на лыжи
Часть груза на санях, что позади.
Пусть колючий встречный втер режет,
Одно твердишь: с дороги не сойти.

* * * * *




зима


Снова снежные хлопья кружатся

В белой дымке скрывается даль.

Белым кружевом тихо ложатся,

Вновь зима. Снова в сердце печаль.



Надвигается вечер, алеет закат

И неспешно плывут облака.

Возвратить бы денёчек назад,

Да хоть час, чтобы длился века.



Невозможно, я знаю. И с вихрем

Снежных хлопьев хочу улететь.

Раствориться в тумане и тихо

Затеряться, исчезнуть навек.



* * * * *




Он в гору поднимался тяжело


Он в гору поднимался тяжело,

Едва переставляя ноги.

Венцом терновым обрамлено чело,

Неуж ученья таковы итоги?



Тяжёлый крест давил ему на плечи

Начало жизни, он же и конец.

Как слушали когда-то его речи

Чернец босой ли, разодетый на коне…



Но всё прошло и впереди Голгофа.

И жар чужими дланями загрёб Пилат.

Две тысячи лет, но вернись он снова

И, как прежде, был бы распят.



* * * * *




Батюшка, а вам знакомо слово «совесть»?


Батюшка, а вам знакомо слово «совесть»?

Мальчонка, подойдя к попу спросил.

«А предам анафеме, – ответил он, – за ересь?»

И в новом «Порше» в город поп свалил.



Ну а мальчонка у ворот босой остался,

Глядел вослед и думал о своём.

Он многого не понял, но одно дознался:

К попам один подход – с рублём.



И долго пыль клубилась на дороге,

И солнышко пекло, всё иссушая.

В рублях заключена вся вера в Бога,

И хапают рубли не погнушаясь.



Так где же правда? Где же вера в Бога?

Иль дьявол торжествует на земле?

Но всё же верим, что судьба – дорога,

И Бог ещё не бросил нас во тьме.



* * * * *




И сотворён был


И сотворён был человек Творцом

Подобием своим был сотворён.

И кто же оказался виноватый в том,

Что к дьяволу переметнулся он?



Он отдал предпочтение коварству

И власти, позабыв про честь.

И есть ли место ныне благородству,

Когда повсюду лицемерие и лесть.



Довлеют силы тёмные над нами,

Соблазнами заманивают в сеть.

Никто нас не спасёт, покуда сами

Не осознаем, кто мы в мире есть.



Творец всесилен и в его же власти

Простить людей в безумии людском.

Достигли мы черты, когда опасен

Последующий шаг в миру земном.



* * * * *




Мужик в лаптях, холщовой рубашонке


Мужик в лаптях, холщовой рубашонке,

Решил прощенья испросить грехов.

Он хлеба чуть и соли положил в котомку

С тем вышел в путь покинув кров.



Он верил в церкви обретёт свободу,

Не зря ж приютом Бога величают.

А что религия приманка для народа,

Об этом проповедники не бают.



Перекрестясь прошёл мужик под своды,

Ещё не зная, как всё обернётся.

Святые лики, батюшка с кадилом,

Но нет того, что таинством зовётся.



А на иконе, что явлением Христа

Народу, мужик узрел видение иное:

Он не к народу шёл, он отступал

От тех, кому дороже злато и земное.



Мужик увидел также и другое:

В пространстве, что природою зовут —

Во всём Господь и проявленье Бога

И всё кругом Его конечный труд.



* * * * *




Странник


Он свято верил в благо для людей

И только этим жил уж столько лет.

Кормил в пруду, что рядом, лебедей

И всё искал на свой вопрос ответ.



Имеет завершение на этом свете зло

И можно ли перековать его в добро?

Блуждать в потёмках может суждено

Или стремиться к свету? Вновь вопрос.



Огонь во благо – если с ним дружить,

Но он же погубить тебя способен.

Тому легко и беззаботно жить

Кто с совестью в ладу, беззлобен.



И всё же: что есть зло на этом свете

С какою целью в мир привнесено?

Одно понятно: мы всегда в ответе

Когда бы, где бы не творилось зло.



* * * * *




Бурлаки


Баржа загружена и слышно

Судовладельца громкий ор:

«Вставай, чего разлёгся, быдло!»

Режима царского позор.



И вот степенно бурлаки берутся

За лямки, что лежат на берегу.

Натруженные кулаки сожмутся

И тянут бедолаги бечеву.



И никому до горемычных дела,

Как только двигайся вперёд.

Канат натянут до предела,

Бурлаки заменяют пароход.



И движется по Волге встречь теченью

Гружёная баржа неспешным ходом.

И только песня облегчает злоключенью

Тех бедолаг, что гнутся под ярмом.



Но песня ль то, вернее, стоны

Уставших от тяжёлого труда.

Но ведают о том они и волны,

Судовладельцу не до их суда.



Купцам важнее, чтобы их товар

Доставлен был на ярмарку и в срок.

В уме своём прикинул он навар,

То с детства им усвоенный урок.



И нет им дела, что отходят рано,

Что Вечность забирает мужиков.

Они считают барыши в кармане,

И подгоняют бедных бурлаков.



А как-то днём, когда остановились

Неподалёку от прибрежного села.

Лица бурлаков немного оживились,

Как если б в том спасенье от ярма.



Каким путём неведомо барчук

В то месте оказался в этот час.

Впервые страшный испытав испуг,

Поведал он родителю рассказ.



Но удивить отца не получилось,

Он сам жирует на таких же крепостных.

И не ему ль порою доводилось

Справлять в бурлаки с норовом иных.



Или в солдаты, как тут карта ляжет,

Играют богачи судьбой крестьян.

Не научил их ничему огонь пожарищ,

Холопов к бунту вновь зовёт смутьян.



Недолго бурлаки здесь простояли

И снова тянут бечевой баржу.

Уж в небе звёзды ярко засияли

Остановились, приготовились ко сну.



– Самара скоро ли? – спросил безусый,

– А что с того? – вопросом на вопрос,

– До Нижнего тягать, – ответил рослый,

Эт сколько дней? – опять вопрос.



Всегда по разному, – ответил третий,

– От многого зависит, хочешь знать.

Давайте закругляться, ночь, робята,

Пора бы и немного подремать.



* * * * *




Бурлаки 2


Бывало шумною толпой

В корчму приходят мужики.

На стол засаленный и грязный

Летят со звоном медяки.



Да много ли дадут бурлаку

За тяжкий подневольный труд.

Сбегая от податей и оброка,

Глядишь, другие набегут.



Галдят бурлаки меж собою

И пьют хмельное, чтоб забыть.

Работка та ещё, завоешь,

И остаётся только пить.



А где-то жёны и детишки

В глухой и чёрной нищете.

Здесь девки, водка и картишки:

Разгульной жизни фуэте.



Здесь чарка водки уравняет

Скитальца беглого и богача.

Шумит корчма, народ гуляет

Лишь воском капает свеча.



Не воск, а слёзы угнетённых

Свеча роняет в полутьме.

Но только разум опьянённых

Твердит: побудь ещё в корчме.



* * * * *




Вчера мне всё казалось по другому


Вчера мне всё казалось по другому,

Но новый день иные нотки внёс.

Любую можно чушь вдолбить блажному,

Кто жил в придуманном, чужими, мире грёз.



Химеру он шальную принимал за веру,

И ликам бил поклоны беспрестанно.

Но лишь не преступал он за барьеры,

И словно ёжик пребывал в тумане.



Сие мне всё казалось невозможным,

Нельзя утопией реальность подменить.

Препятствие реальное воспринимать условным,

И с этим грузом продолжая, дальше жить.



Наивный, как же глубоко я заблуждался,

Уверовав, что разум восторжествовал.

Признаюсь, легковерно в людях ошибался,

И несуществующее людям приписал.



,* * * * *




Память


Когда стираются тени за моим окном,

И в сумерках слабеют очертанья.

Незваной гостьей врывается в дом

Память, воскрешая воспоминанья.



Я двери запирал и окна на закате,

Устал я помнить, что забыть нельзя.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66324790) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.