Книга - От первого лица. Кривое зеркало нашей жизни

От первого лица. Кривое зеркало нашей жизни
Валерий Сергеевич Белов


Пока человек жив, всё происходящее вовне он пропускает через себя – и хорошее, и плохое. По его реакции можно судить о том, насколько человек прав или неправ в своих оценках и советах, органичен или ограничен и, наконец, плох он или хорош. В чьей-то личностной картине жизни, как в зеркале, можно увидеть и собственное отражение. А не кривых зеркал в природе не бывает. Всё зависит лишь от степени их кривизны – от субъективизма как рисующего, так и смотрящего.





От первого лица

Кривое зеркало нашей жизни



Валерий Сергеевич Белов



© Валерий Сергеевич Белов, 2023



ISBN 978-5-0060-1300-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Россия страна – я сын её


Как можно скучать по родине,
Когда ты корнями здесь?
Ухабы её, колдобины
Умерят любую спесь.

Блаженство здесь в расслаблении
Подальше от всех путей.
Метавшийся в исступлении
Лишь тень бросил на плетень.

В чужие края отчаливший,
Он сам от себя сбежал…
В печалях своих скучающий
Я с родины не съезжал.

Стою, как утёс незыблемый,
Над кручами в полный рост…
Россия страна – я сын её,
В отчизну корнями врос.




На родной Земле лишь бы тлеть!


Соплеменники и товарищи,
Все, кому я был ко двору,
На Ваганьковском меня кладбище
Схороните, когда умру,

Чтобы талой водою вешнею
Мне б горланили свою песнь
Старожилы, кутилы здешние,
Столь любимые даже здесь.

С глаз долой едва схоронившийся
От капели, что март сложил,
Видел вновь бы себя родившимся,
Точно вовсе ещё не жил.

Ну, а если могильной братии
На желанье моё плевать
Или снобов аристократия
Не захочет меня принять,

Вы, друзья мои и товарищи,
По мытарствам моя родня,
На далёком Планёрном кладбище
Схороните тогда меня.

Монументами не измучен лик
Его строгий – не вышел срок,
И есть шанс у реки излучины
Ангажировать уголок.

Здесь, возможно, иная публика,
Желтизной отливает кость,
Но в открытой пока республике
Не последний я буду гость.

Ну, а если, бывает всякое,
Буду вынужден я сменить
Вид на жительство и не вякая
С чемоданчиком семенить

По стране большой, где не очень мне
Сторониться случилось бед —
Обрету покой на Тамбовщине,
Где мой дед возглавлял Комбед.

Мне бродяжничать не в диковину,
На суглинок до чёрта зол
Отойду ко сну успокоенный,
Как в родной сойду чернозём.

На Руси застыл в бессловесности
Разношерстных погостов строй,
Только вам я скажу по честности —
Подойдет для меня любой.

Без креста, без землицы горсточки —
Всё приму, хоть в холстине гнить,
Лишь бы мне до последней косточки
Себя Родине сохранить.

К ней любовь моя и почтение.
В продолжение зим и лет
Мне гнилушкой тлеть – облегчение,
На родной Земле лишь бы тлеть!




Не откажи мне в просьбе, Всемогущий (Из Притчи Соломона)


Не откажи мне в просьбе, Всемогущий:
Не опусти меня до голытьбы,
Не сделай богатеем загребущим,
Даруй мне свыше токмо хлеб насущный,
Чтоб в пресыщенье Бога не забыть,

Молитву принимая как обузу.
От умопомрачения спаси,
Забывшему нужду, зипун кургузый,
Нос в табаке, мне, сытому от пуза:
«А кто Господь?» – не дай произнести.

Не допусти, чтоб обеднев внезапно,
Под форс-мажор дурацкий угодить.
За то, что дал чиновнику на лапу,
Не дай, Господь, мне сгинуть по этапам,
Нарушав Твой завет «Не укради!».

Убереги искать в чужих карманах
Пятак на то, чтоб голод утолить.
Не дай мне стать торчком и наркоманом,
Всю суету сует с её обманом,
Прочь от меня, Спаситель, удали.

Не допусти воскликнуть «ёксель-моксель!»,
Когда вся жизнь пойдёт на перекос.
Не приведи, Господь, ни до, ни после
Любых невзгод, чтоб от Тебя отрёкся
И Бога имя всуе произнёс…

Из книги Притчи Соломона
(Поэтическое прочтение Ветхого завета)




Так держи меня, отчизна, крепче


«Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою».



«Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким «Русь».

    С. Есенин

В рай не попаду я, это точно,
Даже если скажут – выбирай,
Потому как держит меня прочно
За грудки мой несравненный край.

Многолетним хреном врос в землицу
Я корнями, за неё держусь.
Но и мне придётся разлучиться
С тем, что называют кратко Русь.

Забронирован билет на скорый
В край, куда не ходят поезда.
Сколько нужно времени на сборы,
Чтоб на Страшный суд не опоздать?

Даже в кресло вросшего по чресла
Вышибут прислужники пинком,
И доставят ВИПа на экспрессе
В Тартар без задержек прямиком.

Ну, а если, что нам всем знакомо,
Совершат со мною беспредел,
Возвратит меня Творец до дома,
Чтоб доделал то, что не успел.
Дорогая милая землица,
Без тебя в пути не задержусь.
А настанет срок с тобой проститься,
Я к тебе вернусь, родная Русь!

Неизбежно улетая в вечность,
За тебя сжимаю кулаки…
Так держи меня, отчизна, крепче,
Даже если это за грудки.

    2023



Людей я слушал, а жил иначе


Узнаю правду о том едва ли —
Каким Макаром на свет явился.
Меня, похоже, что и не ждали —
А я родился.

Какой красивый – все врали Вере
Петровне нашей в глаза сердечно.
Впервые людям тогда поверил,
А зря, конечно.

Послушным рос я, хоть видел тучи,
Случались двойки в моей тетрадке.
Но знал я точно: Кто много учит —
Сам не в порядке.

Всегда родителям шёл навстречу,
Как мне казалось, шёл как в застенок,
И бой выдерживал каждый вечер
Из-за оценок.

Меня склоняли, мол, на диване
Я бью баклуши: Умнеть пора бы!
И я их слушал, тянулся к знаньям,
Но как-то слабо.
Мне говорили: Труд камень точит.
Кто очень хочет – тех ждёт удача.
Не зря учили. Я всё закончил,
А жить не начал.

Нет, жил, конечно – гулял, работал.
На жизнь хватало, не оставалось.
И всё мечталось достичь чего-то.
Не получалось.

Кругом кричали: Не трать жизнь всуе,
Дойди до сути, интересуйся!
Одно не знали, что нету сути,
Куда ни суйся.

А я совался. Я верил в случай
И за удачей мотался в Сочи,
Был озабочен благополучьем,
Но так, не очень.

Не потому ли звездой падучей
С лицом покинутой, но любимой
Песчинкой с кручи благополучье
Промчалось мимо.

Мне говорили: Ты жизнь угробишь,
Стремись, догонишь… Клянись – до гроба…
Я ж суетился, стремился то бишь,
Но не особо.

Родился что ли я не в рубашке,
Бизоном изгнан из зоосада?
А, может, мне по моим замашкам
Того и надо?

Живу отменно, рвусь, что есть силы,
Но добровольно и непременно,
С руки чтоб хлебом меня кормила
Моя Елена.

Как на духу вам открою душу:
Не скрою – счастлив, словил удачу…
Всё потому, что людей я слушал,
А жил иначе!
* * *

С тех пор лет десять, а то и больше
Себе накинул,
А изменилось всего одно лишь —
Живу с Мариной.

    2001 – 2011



Терпеть вам меня суждено!


Гагариным родину я не прославил
И как Комаров не сгорел.
К любимой тайком я не крался сквозь ставни
В крутой особняк на горе.

Под солнцем палящим бродил альбиносом
И гимн для страны не сложил.
Невольно простым задаюсь я вопросом:
Зачем я так долго прожил?

Случайной звездою погаснув в сочельник,
Святых не оставлю мощей.
Какое я выполнил предназначенье,
И есть ли оно вообще?

Пока не найду я ответы простые,
Мне жизнь – как цветное панно.
И как бы, родные, вам ни опостылел,
Терпеть вам меня суждено!




Ну, здравствуй, это я

(спасибо классикам)


Я пришёл к тебе с приветом.

    (А. Фет)

Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик!

    (Н. Носов)

Поэт в России больше чем поэт.

    (Е. Евтушенко)

Пред кем весь мир лежал в пыли торчит затычкою в щели.

    (Шекспир, в переводе Б. Пастернака)

Глаголом жечь сердца людей… И милость к падшим призывал…

    (А. Пушкин)

Киркою рудокопный гном согласных хрусты рушит в томы…

    (А. Белый)

«Мир хижинам, война дворцам»

    (по мысли французского писателя Себастьяна Никола Шамфора (1741—1794))

Есмь – 1. устар. являюсь. 2. устар. существую. 3. устар. нахожусь. Ну, здравствуй, – это я!…

    (В. Высоцкий)

Я поэт, с приветом,
Цветиком зовусь,
Речь веду при этом
За святую Русь.

Выраженьем метким
Власть с ума сведу.
Завещали предки
На моём роду

Быть, где не просили,
Сладу со мной нет,
Ведь поэт в России
Больше чем поэт!

Я поэт, затычкой
В каждой бочке мне
Быть, с горящей спичкой
Знать, что там на дне.

Мне с огнём открытым
Там, где есть бензин,
Хунтам и элитам
Факелом грозить.

Пламенным глаголом
Ввергнуть мир в озноб,
Ведь не зря целован
Боженькою в лоб

Иль в уста, не помню,
Что твердят кругом.
Я в каменоломне
Рудокопный гном.

Всех согласных хрусты
Я обрушу наст,
Несогласных дустом
Вытравлю как класс.

Милость – в бога, в душу —
К падшим призову
И, дворцы разрушив,
Спать пойду в хлеву.

К хунте с Порошенко
Я зело суров,
Пусть не Евтушенко,
Но я есмь Белов

Там, где не просили,
Сладу со мной нет,
Ведь поэт в России
Больше чем поэт!

Я поэт, неистов,
Миру судия,
Дерзок и расхристан…
Ну, здравствуй, это я!

    2015



Меня пыталось время переделать


Меня пыталось время переделать
На протяжение немалых лет,
Обозначая вехи, за пределы
Которых выходить лежал запрет.

Послушным вырастал ещё с пелёнок
И отвечал на всё – Всегда готов!
Но звёздочку, как каждый октябрёнок,
Я не носил, на форму приколов.

Я б мог значок тот с Лениным кудрявым
В пристенок проиграть, была б нужда,
Но всем мальчишкам, даже на халяву,
Была звезда с мордашкой не нужна.

Я на линейке юным пионером
Под знаменем стоял и песни пел,
Но для всех прочих сделаться примером
Не захотел и в этом преуспел.

Под вещие слова «кострами взвейтесь» *,
Героем я себя воображал,
Но почему-то галстук пионерский
В кармане вместе с фигою держал.
В те долгие года, когда со школой
Всё прочь ушло, «как с белых яблонь дым» **,
Я не спешил «расстаться с комсомолом,
Чтоб оставаться вечно молодым» ***.

Когда народу партия светила,
Как лучше обустроить бытиё,
Мне время пальцем у виска крутило,
Что я не вёлся на её враньё.

У коммунистов всё всегда в порядке,
И полный с идеалами ништяк.
Под солнцем на одной со всеми грядке
Я вырастал, но только как сорняк.

Отдать бомжу последнюю рубашку
И я бы смог. Но в коммунизм вести
Всё человечество в одной упряжке
Со всем кагалом – Боже упаси!

Когда ж грозит отечеству угроза,
И выбор однозначен – «Кто кого?»
Объединит страну избитый лозунг:
«Один за всех и все за одного!»

Покладистый порой до неприличья
Я заключил со временем союз:
Как ни крои оно моё обличье,
Я в главном неизменным остаюсь.

* Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры – дети рабочих
Близится время светлых годов, Клич пионера: «Всегда будь готов!» (Пионерский гимн 1922 г.)

** Все пройдёт, как с белых яблонь дым (С. Есенин)

*** Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым! (Н. Добронравов)




«Человек – это звучит гордо!…»


«Человек – это звучит гордо!…»

    Максим Горький
    (Алексей Пешков)
    из пьесы – «На дне».

Слово Человек везде звучит
Гордо… Высшей волею божественной
От амбаров всех земных ключи
Сам Творец вручил ему торжественно,

Сотворил из глины гордеца
Для каких-то непонятных опытов.
Право дал от первого лица
Небо продырявить телескопами.

Что он там намерен рассмотреть,
Куда когти рвать от Йеллостоуна?
А пока из недр качает нефть,
Алчность проявляя беспардонную.

Может, нашим газом обогреть
Мирозданье человеку велено?
А куда с земли уходит медь,
Марганец и всё редкоземельное?

Золото – особая глава…
Бог, назвав людей своим подобием,
Дал понять – кто в мире голова…
Правда, есть суждение особое.

Ключник-человек себе польстил,
Приписав подобное величие,
Значимость своих досужих сил
На земле раздул до неприличия.

Всем внушил, что Господом храним,
ВИП-особа на землице-матушке.
Дабы не случилось в мире с ним
Обознатушек и перепрятушек,

Отчекрыжил Дарвин людям хвост,
Сей отбор представив как естественный.
Экс-примат с карачек в полный рост
Встал, величью дабы соответствовать.

С той поры в костях хрустит, артроз
Мучает аж до изнеможения,
Дружит с теми остеохондроз,
Кто презрел земное притяжение.

На своих двоих – хоть на помост…
Или так решив – да ну их к лешему —
Вновь на четвереньки!? Сей вопрос
Следует задать Алёше Пешкову.

Может, без апломба и реприз
Груз своих проблем нести безропотно,
Чем с трибун кричать про гуманизм,
Оставаясь втайне мизантропами?

Человек гордится потому,
Что в огромном социальном опыте,
Если роль отдать абы кому —
То не пьеса, а пустые хлопоты.

Просто так не отчекрыжат хвост
Даже кошке из обычной подлости.
А со дна подняться в полный рост —
Чем не основание для гордости?

В общую копилку дел благих
Каждому из нас свой вклад дано внести,
Только я, взирая на других,
В том не нахожу особой доблести.

Чем гордиться толком не пойму,
Не постиг я истину прогорклую
Потому, что в школе баламут
Не прочёл «На дне» Максима Горького.




Ода носкам, стопы моей подобиям


Носки мои несвежие скукожились под пятками,
С рожденья белоснежные, теперь аляповатые.

От мира отгорожено стопы моей подобие,
Затворники острожные, сапог вам как надгробие.

Измучены до крайности ногтями и мозолями.
Вам справить вашу надобность лишь дважды в день позволено,

Когда примочкой лечатся потёртости и прочее.
Вам белый свет в копеечку сквозь дырочки шнурочные.

Когда ж из плена влажного я вас на волю выпущу,
Под утюгом, чем глажу я, лежать вам, глазки выпучив.

Цветами побежалости с ботинками в гармонии,
Носиться вам до старости в режиме экономии.

Не будь хозяин жадиной, менял бы вас неделькою,
Уже давно б лежали вы, присыпаны земелькою

Иль, в горе безутешные, валялись бы вчерашними,
Век доживали б ветошью, жизнь толком не познавшие.

А так ещё потопаем, к подошвам приторочены,
На веру взяв безропотно, какие боты прочные.

Пути, что нам намеренны, суть, неисповедимые,
Ещё пройдём уверенно, носки мои родимые.

Пусть малость износились вы и нравом не блаженные,
Без вас не совершились бы шаги мои саженные.

Когда б не вы безгрешные, как многие хотели бы,
У мя б, камо грядешего, в кровь стёрлись эпителии.

В вопросах благочиния к терпению привычные
Держитесь молодчиною носочки эластичные.

Гордитесь вашей участью в любой стеснённой обуви.
Вы на земле всех лучшие – стопы моей подобие!




В ссоре со временем


С временем поссорившись когда-то,
Помириться я уже не смог.
Дни рожденья, памятные даты
Словно пули били мне в висок.

Седина мне голову покрыла,
Остужая пыл моих страстей.
Ледяные времени порывы
Пронимали душу до костей.

Юбилеи тормозили ловко,
Грабли расставляли на пути,
Чтобы до конечной остановки
Было не дойти, а доползти.

И когда за временем вдогонку
Рвался я, чтоб в пробках не застрять,
Мнение толпы и кривотолки
Мои стопы обращали вспять.

Экий ты, однако, дурачина
Мне твердила наша се ля ви.
Потому совсем не беспричинны
К времени претензии мои.

Но однажды мне и с ним случится
Помириться, буду очень рад,
В тот момент, как жизнь моя вместится
В прочерк, что поставлен между дат.




Оберег у страны

наш народ православный


Я хочу осознать, что вокруг происходит,
Оставляя сомнения не на потом,
На распутье каком оказались сегодня,
Как сберечь, сохранить наш отеческий дом.

Знать хочу, чем в стране незазорно гордиться
И какой из невзгод извлечь надо урок,
С кем последним куском мне за честь поделиться,
А кого даже в ночь не пустить на порог.

Я хочу рассказать, как подобное вышло,
Что гонящую в пропасть судьбинушки плеть
Принимаю как дар, мне отпущенный свыше,
И во имя чего я готов умереть.

Ибо верую я в провидения хватку
И на вороте чувствую силу руки,
Что меня поведёт, а не даст по сопатке
За грехи, всем сомненьям моим вопреки.

В чистом поле и то заблудиться возможно,
Но куда б ни вела Ариаднова нить,
Лишь во всём полагаясь на промысел Божий,
Свой отеческий дом нам дано сохранить

От вранья и распада, от вражеской лавы,
Низвергающей всё до основы основ.
Оберег у страны наш народ православный,
А иначе б мы все не сносили голов.




Я припозднился умереть


Я припозднился умереть.
А что душа до вечности стремится
Из тела, как до ветра, отлучиться,
То жизнь мою не омрачает впредь.

«Мириться со знакомым злом»*
Совсем не основанье для боязни —
С отказом от всего, к чему привязан,
Нет смысла рассуждать, а что потом…

А истина весьма проста —
Когда меняет время облаченье,
Всё, что с тобою было до рожденья,
Начнёт писаться с нового листа.

Кому Господь срок не скостил
Не держит бытие за паранойю —
Поминки оставляет за спиною
Кто яблоко бессмертья надкусил.

Распахнута земная клеть.
Ушла в небытие пора амбиций.
И тот, кто умудрился народиться,
Лишь припозднился с тем, чтоб умереть.

* Б. Пастернак

* * *

Когда душе невмоготу от разных огорчений,
Она готова на лету добиться облегченья.
С невзгод досужих в никуда ей хочется отчалить,
И там остаться навсегда, что нас весьма печалит.




Я привыкаю к тупизне


В год несложившихся надежд,
К земле поближе по весне,
Вдали от умников-невежд
Я начинаю жить как все —

Тупить, не пить, рубли копить;
В порядке признанных вещей
Соседке баню истопить
Без задних мыслей вообще;

Привычки бывшие поправ,
В рукав сморкаться не тайком,
Без заморочек – прав-неправ —
Не вспоминая ни о ком,

Не думая в тяжёлом сне
О тех, кого забыть не смог…
Я привыкаю к тупизне,
Как жизни пройденной итог.




Хватит умничать, миряне!


«С умным потерять – всё лучше, чем с глупцом найти удачу».
Только я на этот случай несогласный, однозначно!
Так сказал, кто умный слишком, очевидно, полагая,
Что лишь он силён умишком. Наша логика другая.

С рассудительным спокойней. С дураками веселее
В даль идти путём окольным, полагая – так прямее.
Или опрокинув рюмку, на закуски налегая,
Глаз косить на чью-то юбку, ничего не полагая.

Там, где с умным всё по сути, обстоятельно, нетленно,
Актуально аж до жути – с дураками беспроблемно.
Можно выпить бесшабашно и вести себя прикольно,
Даже если сносят башню чувства, вырвавшись на волю.

Можно, как во время гона, сняв штаны, к природе ближе,
Изъясняться беспардонно и вести себя бесстыже
По понятиям отстоя, что правителям в угоду —
Всех людей загнали в стойла, а нам нравится свобода,

Никаких ограничений на протест, даёшь безвизы
Всем в стране без исключений! Выступаем под девизом
Демократия и братство. Заявляем всенародно:
Дайте умникам собраться, чтоб потом набить им морду!

И набьём, ума нам хватит бить раскрашенные рожи,
Заодно и тех прихватим, кому паспорт не поможет.
Хватит умничать, миряне! Намахавшись кулаками,
То, что с умным потеряли, мы отыщем с дураками!




Без царя в голове


В любовной лодке, срубленной добротно,
Плыву я по теченью бренных дней,
Чуть замедляя ход в водоворотах,
Не вглядываясь, что там в глубине.

Не бесталанный, праздный, не болезный
И лишь одним довольный не вполне —
Так много на земле вещей полезных,
А я от дел великих в стороне.

Когда мундир от грязи не отстиран,
Совсем не в голове пребудет царь.
Тщеславье и гордыня правят миром,
Так что мне возложить на их алтарь?

Сомнения меня не вгонят в ступор.
Скажу я по-простому, не кичась:
Раз человечество тщеславно, глупо,
То в этом и моя пребудет часть.




Счастья не было и нет


Счастья не было и нет.
При каком честном народе
Пьёт оно и колобродит —
Не могу найти ответ.

Ждал его по мере сил,
Жаловаться не пристало,
А оно в пути застряло —
Кто-то, знать, перехватил.

Коротает без невзгод
Век свой кто рождён в манишке,
Но сказать, что счастлив слишком
Может только идиот.

Что с деньгами, а что без —
Нету разницы особой.
А горбатиться до гроба
Нам совсем не интерес.

На семь бед найдя ответ,
Не казни себя, бездельник —
В мире, где господство денег,
Деньги есть, а счастья нет.

Ясно то и дураку…
Протестантов работящих
Я пошлю куда подальше
И ударю по пивку!




Когда б умел играть я на гитаре


Когда б умел играть я на гитаре,
то грёб бабла б…
А доведись работать на пекарне,
я б пёк хлеба

И накормил бы всю страну от пуза,
сам булки ел…
В Ла Скала пел не хуже чем Карузо,
когда б умел.

А был бы я известным сценаристом
и режиссёр,
Любил бы я молоденьких артисток
из Трёх сестёр,

За их талант их выпустил на сцену,
Всех как одну
За олигарха выдал непременно,
Не обманул.

Не прослыви я с детства тугодумом,
будь прохиндей,
То я бы баллотировался в Думу,
как умный гей.

Законы б принимал и брал откаты
и жил бы всласть.
А будь рецидивист, то крыл бы матом
любую власть.

Когда б я завоёвывал награды,
какие есть,
То отстоял бы на Олимпиаде
России честь.

Среди китайцев, англосаксов будь я
сильнее всех,
Меня тогда поздравил бы сам Путин
за мой успех.

А если бы в Кремле прознали, что я
из заводских,
Передо мной тогда Медведев Толя
встал на мыски

Меня обнять как друга по-премьерски,
как олигарх.
Мне б дал понять глазами, как им мерзко
при их деньгах.

Какая это всё-таки обуза
богатым быть.
Их долг святой всех от такого груза
освободить…

И я бы в этом деле общем, в нашем,
помог бы им.
Стояли б мы, под стягами обнявшись,
и пели гимн.

А после в Федерации совете
толкал бы спич,
Где щурился б слегка при ярком свете,
как наш Ильич.

Ведь в Думу я б попал от коммунистов,
Чист как алмаз.
Устроил бы глобальную я чистку
В стране на раз,

Уже не за спортивные награды
Наотмашь бил.
Боялись бы меня все казнокрады,
А вождь любил.

Но размечтался я совсем как школьник…
Не прохиндей,
кем стал, тем стал – добро, не алкоголик,
не думский гей.

Ни в Сочи дрыгаться, ни на гитаре
мне не играть.
Пойду-ка лучше я приму стопарик
и лягу спать.

    2017



У прекрасной Елены широкие скулы


У прекрасной Елены широкие скулы,
У прекрасной Елены крутые бока,
У прекрасной Елены желудок акулы
И пищеварение, как у быка.

Зимою прекрасной Елене представлен,
Весною я жизнь свою начал с нуля,
Но летом уже ею был переварен,
А осенью вывезен был на поля.

Прекрасной Елене скажу я спасибо
За тёплый уютный её пищевод…
За жизнь я схватился корнями озимых,
Душою умылся в струе талых вод.

Весна натянула тугие поводья
И шпорит до пены степного коня.
Со стаями птиц и в ручьях половодья
Несусь с ними, словно взнуздали меня.

В гармонии вечной движенья и лени,
В соцветии трав и в полёте шмеля,
Во всём, чем дышу я, спасибо Елене,
Есть пряность её и душистость моя!

    2001



Людмиле Клёновой

от одного из двух В.Б.


Женщине (В. Брюсов)



Ты – женщина, ты – книга между книг,

Ты – свернутый, запечатленный свиток;

В его строках и дум и слов избыток,

В его листах безумен каждый миг.



Ты – женщина, ты – ведьмовский напиток!

Он жжет огнем, едва в уста проник;

Но пьющий пламя подавляет крик

И славословит бешено средь пыток.



Ты – женщина, и этим ты права.

От века убрана короной звездной,

Ты – в наших безднах образ божества!



Мы для тебя влечем ярем железный,

Тебе мы служим, тверди гор дробя,

И молимся – от века – на тебя!

    1899






Людмиле Клёновой (В. Белов)


Ты женщина. И пред тобою вниз
Склоняются пророки и предтечи.
А тот, с кем ты связала жизнь навечно,
Лишь на твоей обложке экслибрис.

Ты женщина. И этим ты права,
Сильней нет аргументов, чем обьятья.
С тобою спорить может лишь Создатель,
Кто видит правоту в твоих словах.

Увещевать тебя – нужды в том нет.
Ты как свеча, зажжённая любовью.
Всё, что вокруг, наполнено тобою.
Блеск хрусталя – твой отражённый свет.

Ты женщина, богиня и сатрап,
Прибежище счастливых и убогих,
Твоя любовь – спасение для многих,
А поцелуй как ключ от царских врат.

Миг благоденствия и нервный тик,
Начал начало – ты всему причина.
И я согласен под любой личиной
В твоей любви гореть как еретик.

    2015



Россия, Лета, Лорелея

или вопрос к поэтам


Россия, Лета, Лорелея.
О. Э. Мандельштам
(…осознать личное бессмертие)

Про вечное замолвить слово
Задумал юный баламут.
По-новому сказать о новом —
Так люди просто не поймут.

Слова с основы мирозданья
Не переделать, хоть умри.
А чувства рвутся из гортани
И распирают изнутри.

Россия, Лета, Лорелея —
Пиит горланит в полный рост.
И я, от слов благоговея,
Поэтам задаю вопрос:

А вы столетьями готовы
Ждать, пригорюнившись на пне,
Когда что раньше было новым
Без вас состарится вполне,

Чтоб стать обычным и доступным
Для понимания светил —
Всё то, что гений ваш беспутный
Кому-то спьяну посвятил?




Меня в каноны не внесут


Меня в каноны не внесут,
Не скажут, чем я отличился,
И к дереву, где я мочился,
Экскурсию не приведут.

Не будут люди смаковать,
Как я бежал морали строгой.
В музее с надписью – Не трогать! —
Не выставят мою кровать.

Когда ж уйду я в мир иной,
Мои поклонницы и музы,
Жизнь без меня сочтя обузой,
Гурьбой не ринутся за мной.

А то, как двигался вперёд
И не страдал от папарацци,
На камне надпись – Он старался —
Итог всей жизни подведёт.

А что добился, что достиг? —
Какая разница, поверьте…
И что за радость после смерти
Продлить сей бренной жизни миг?




Я не маньяк, хотя на грани


Я не маньяк, хотя на грани,
И дабы не гневить Отца,
Косяк безжалостных пираний
Своих безудержных желаний
Загнал я в сеть… ай, молодца!
А вот чего, скажите, ради?
Как их сдержать, не знаю я,
Когда в сети для тех пираний —
Моих безудержных желаний —
Большая слишком ячея.

В миру что в дебрях Амазонки —
И оглянуться не успеть,
Как самого сожрут на зорьке…
Маньяк-индеец с плоскодонки
Свою забрасывает сеть.




Форма первого лица

или – Вот я кака!


Из всех слов, звучащих в спальне, доносящихся с крыльца,
Чаще прочих выступает форма первого лица
В генеральском облаченье. Где она всему оплот,
Я совсем не исключенье, а скорей наоборот.

Излагая вслух сужденье, на бумаге, про себя,
Начинаю предложенье я с заглавной буквы Я.
Там где речь идёт неспешно, обстоятельно вполне,
Мимикрирует успешно Я в местоименье Мне.

Я и мне – суть, два собрата, по грамматике родня,
Что живут во мне, в парадном представляясь за меня.
Прочь гоню их из подъезда. Своего едва добьюсь —
Сам себе неинтересным очень быстро становлюсь.

Там, где Я моё в загоне, а не всадник на коне,
Для беседы я покойник, до других мне дела нет.
Невнимателен, рассеян, разговор – ни то, ни сё,
Битый час как собеседник чушь какую-то несёт,

Говорит, не умолкая… Сколько можно, наконец?
Я ж терплю и потакаю – вот такой я молодец…
Даже в споре не теряя самомненья до конца,
На себя я примеряю форму первого лица

Облачения чужого… лямки режут, жмёт в паху.
Отыскать бы мне портного, да портной тот наверху,
Кто кроил от раза к разу… Видно, каждому своё
Сшитое по спецзаказу генеральское бельё.

Я и Мне – его обличье в форме первого лица,
И как высший чин типичен я по прихоти Творца.
Я и Мне, суть, аксельбанты, всем даны наверняка,
Чтоб любой не без таланта мог сказать – Вот я кака!




Минувшего не жаль

или рояль в кустах


«…Любимое со мной. Минувшего не жаль…»
Так написал Максимилиан Волошин…
Всё помню как сейчас – в кустах стоял рояль
Случайный, рядом столик доминошный.

Лупили там козла на совесть, не за страх,
Так домино в то время называли.
С любимою своей мы прятались в кустах,
Где в две руки играли на рояле.

За свой недолгий век козёл с побоев сдох,
Спились все мужики и развалился столик,
Расстроился рояль, прошёл былой восторг,
И радует одно, что я не алкоголик.

Менял я адреса, но съехать на погост
Не довелось от будничных реалий.
Лишь сочетанье чёрно-белое полос
Вот всё, что сохранилось от рояля.

…Любимое со мной. Минувшего не жаль…
Жизнь предо мной свою раскрыла тайну
Дней лучших, понял я – случайный тот рояль
В кустах тех оказался неслучайно.




Я слышу запах, а голос чую


Я слышу запах, а голос чую
И понимаю вкус папирос.
Не надышался и не торчу я,
Спешу к врачу ухо-горло-нос…

Картину маслом вам нарисую
Без запятых, не нужна мне кисть.
Попасть в психушку я не рискую,
Поэт, художник, авангардист.

Отца не помню родного проседь,
Ни детства, пахнущего костром.
Кому же память отбило вовсе,
Космополит тот в краю родном.

Дымов отчизны не слышу запах,
На вкус не пробую говнецо,
И если я не скажу за папу,
То чей я буду, в конце концов?

В краю, где любят лечить гундосых,
Живут как все, соблюдая пост,
А чтоб учуять приход курносой,
Спешат к врачу ухо-горло-нос.

Я слышу запах, а голос чую,
Вкус папиросы во рту горчит.
По тесной комнате я бичую,
И не помогут бичу врачи.




Тварь дрожащая


Обычный человек, поэт, философ
Ответы ищет на свои вопросы —
Среди проблем досужих и дилемм
Откуда появился и зачем?

Посланцем заслан он с другой планеты,
А может, прибыл вовсе без билета
На чьём-то платье и под дым кадил
Себя венцом творенья возомнил?

Не тварь дрожащая, а право возымевший
Старушек топором… да ну их к лешим…
Слабо? Что струсил? Значит всё же тварь
Дрожащая, что влезла на алтарь.

Да хоть и так, кому я подотчётен,
А что до топора, то он заточен,
Своих ростовщиков ждёт до поры,
Без дела не ржавеют топоры.

На многое способны люди-твари,
Особенно когда они в ударе…
Меня Господь не будет осуждать,
Ведь что ещё от твари можно ждать?




Легко и просто счастье птичее


Кому удача сердце радует,
Легко и просто счастье птичее,
Меня же всё невзгоды балуют
Своим отличием.

Но был судьбою не обижен я,
Не опьянён мечтой дурманящей —
Сорваться птицей с мест насиженных,
Менять пристанища.

Всплывают в памяти тарелочки,
Сияют синие каёмочки,
И новенькие телогреечки —
Мои пелёночки.
Довольствовался, жил по правилам,
Сменяя литургию всенощной,
Давясь просвирою, отравленной
Солёной немощью.

Осанной вечного спасения
Сияет трон Царя небесного.
Закон земного тяготения —
Затея бесова.

И вниз склоняются и колются
Под этой тяжестью подсолнухи,
И на коленях чёрту молятся
Земные олухи.

Дорешено всё, подытожено,
И не дождаться воскресения.
А рядом под ногами сложено
Моё спасение.

    1981



Я – тупиковая ветвь эволюции


Я – тупиковая ветвь эволюции,
Вроде затона у быстрой реки.
Не орошу я ночною поллюцией
Будущей жизни живые ростки.

Бурей рождённые мне не товарищи,
В патриархальный меня тянет лес.
Видно порядком набил мне седалище
Велосипед под названьем прогресс.

Мне бездорожье родного отечества —
Лишь шаловливый природы каприз.
Не одному мне – всему человечеству
На мирозданья ухабах трястись.
Всё очевидней дороги сужение
С односторонним движеньем вперёд.
Дух отрицания и отрешения
Сосредоточиться мне не даёт

На бесконечном педалей вращении.
В дереве жизни сомнения червь
Точит кору и плоды просвещения.
Стонет моя тупиковая ветвь.

Не сожалея о том, что растеряно
(Сколько ещё растерять предстоит),
Я как мужик, что взобравшись на дерево,
Пилит тот сук, на котором сидит.

Муть, принесённую с дальнего берега,
Не принимает моя голова.
И аллергеном звучат для аллергика
Обыкновенные прежде слова.

Эти слова для меня как ругательства —
Брэнд и реклама, товар и продукт.
Маркетинг – чистой воды вымогательство,
А маркетолог – мошенник и плут.

Капитализм – светлый путь человечества,
Слабых выносят ногами вперёд.
Но оказавшись в отстойнике вечности,
Разницы нет, кто кого понесёт.

Очень конкретны мои обвинения
И обоснованы в мире идей,
Ведь суета – это тоже движение.
Жить мне приходится в гуще людей

Очень подвижных, живых, созидательных
В части особой – валять дурака,
Неповторимых и очаровательных.
Ну, а без женщин так просто тоска.

В стае, где гуси свинье не товарищи,
Белой вороной прослыть не хочу,
И, несмотря на больное седалище,
Круче крутого педали кручу.

Ну, а покуда ночные поллюции
Всех продолжают кропить наугад —
Не тупикова моя эволюция,
Сам я для жизни такой туповат.




Здесь воздух как стекло прозрачен


Здесь воздух как стекло прозрачен
И струною звенит…
И хоть невзрачен вид
Того, что стариною,
Считай, уж сволокло в небытиё —
Как я люблю предание моё!

Его ключи сливаются в истоки
Реки Забвения, где память – островок.
Всё в нём —
Мечты, дерзания, пределы, вехи, сроки…
Наследье прошлого – бессмертия залог.

Смотритель стар, маяк почти разрушен,
В него стучится времени прибой…
Века минувшие свою имеют душу,
Как женщины, что брошены тобой.




Я не знаю как вас,

а меня красота не боится


Я не знаю как вас, а меня красота не боится
На полях среднерусской до боли родной полосы.
Вот ещё одна бабочка рядом со мною кружится,
Грациозно садясь на мои выходные трусы.
Яркий цвет лепестков городской суетой не загажен
И опасен для женских сердец, как ночная свеча.
Впрочем, гостья моя, может статься, не бабочка даже,
А самец бабочковый, иначе сказать, бабычар.

На свои телеса допущу я его без опаски,
Дам почувствовать силу и власть над притихшим собой.
У природы живой, слава Богу, естественны краски
И совсем не двусмысленный цвет у небес голубой.

Я не знаю как вас, а меня красота не боится.
Да и сам, господа, я природной красы не бегу.
Комары меня любят и чтят, как родного кормильца.
А напрасно, ребята, ведь я и прихлопнуть могу.

Тащишь в дом для семьи иль один пропиваешь получку —
Всех самцовых похожий, друзья, ожидает конец.
За прекрасную даму, но слишком кусачую штучку
Погибает не в меру горячий комар-красамец.

Так и мы, на свету беззаботнейшие нечестивцы,
Но в беззвёздную ночь в темноту проглядели глаза.
И взирая на наши прекрасные добрые лица,
Дай нам Бог, чтоб один небожитель другому сказал:

Я не знаю как вас, а меня красота не боится.
Вот ещё на мой ноготь большой опустился стервец,
Силой челюстей и дерзновеньем досужим кичится —
Но каков красавец и к тому же Творенья венец.

Всяк порхает, жужжит, налетает, кусается, гложет,
О пощаде пищит, прочь летит со всех крыл, со всех ног.
Всё прекрасно, что создано в мире по прихоти Божьей,
И кто это поймёт – сам, наверно, немножечко Бог.




Меня ребята слёзно не просили


Перед друзьями я за всё в ответе,
За их несостоявшийся итог,
За то, что их на этом белом свете
Бог не призрел и дьявол не помог.

За то, что в этом мире изобилья
Им не нашлось достойного житья.
А было им отпущено извилин
Отнюдь не меньше, чем имею я.

Какая блажь друзей остановила
Вглубь зарываться или кверху лезть —
Боязнь на грабли наступить, на вилы,
Тщеславие, презрение, болезнь?

А может быть, достоинство и честность
Или какой ещё от Бога дар
Им путь закрыл взлететь до поднебесья
И ввергнул их в наш будничный кошмар?

Один ушёл, пустой стакан отставил,
Открыл окно и водку не допил,
Но за собою не захлопнул ставни
И выпал в мрак – знать, свет ему не мил.

Другой, по жизни ставя на удачу,
Хотел признать её императив,
Но прячется затворником на даче,
Охоту за удачей прекратив.

А третий, Бонапарт без треуголки,
Мотается по свету, керосин
Сжигает самолётный, а что толку,
Что сам себе один он господин?

Красавец-лайнер в небе затерялся,
А он к иллюминатору прирос,
Как будто из салона бизнес-класса
Жар-птицу можно ухватить за хвост.

Друзей перебирая галерею,
Я понимаю, что сгустилась ночь.
За каждого из них душой болея,
Им не могу уже ничем помочь.

Меня ребята слёзно не просили
За их невзгоды в тряпочку рыдать.
Но всё, на что идут мои усилья —
Боль бытия за близких передать.

Про то, как жизнь мы прожили однажды
Вдали от вожделенных берегов.
Когда иной из нас уже не скажет,
То мой черёд ответить за него.

Не дай Господь мне спиться, оступиться,
Уйти в маразм и горькую глушить
И расшвырять всё то, что по крупицам
Сокровищем легло на дно души.




Представляю, как будут

меня хоронить


Представляю, как будут меня хоронить
И какие слова обо мне говорить.
Наблюдая за всем с катафалка,
Мне впервые себя станет жалко.

Кто со мною был нем, зажурчит как ручей:
«Он был наш» – скажет всем, хотя был я ничей,
Кто-то скажет, возможно, некстати:
Ты и здесь обогнал нас, приятель.

Пробежит по застывшему телу озноб,
И испариной лёгкой покроется лоб
Под бумажкой, как тронут на убыль
Поцелуи, но только не в губы.
А с любимой скандал выйдет наверняка:
К ней навстречу моя устремится рука…
Впрочем, чаша сия нас минует,
Пусть другой её в губы целует.

Пролетит по толпе сожаления шквал
Среди тех, кто при жизни меня уважал,
А как схлынет волна огорченья,
Место скорби займёт облегченье.

Не ценил я себя за свой взбалмошный нрав.
То, что умер – вспылил, оказался неправ.
Тем, что счёт прекратил дней рождений,
Дал я поводы для осужденья.

Что до срока ушёл – мне поставят в вину
Должники, обо мне огорчённо вздохнув…
Знать бы, скольких людей я расстроил,
Срок отъезда меня б не устроил.

В мир загробный без права возврата билет
(Ведь у смертных и права подобного нет)
Приобрёл бы, но с датой открытой
И сидел бы в глуши не обмытый.

Я из жизни не раз выходил подышать,
И со мной погулять отлучалась душа,
Видно ей оболочка от тела
Словно рубище осточертела.

Наконец-то душе быть в стихии своей.
Вместе с нею и мне вниз смотреть на людей,
Созерцая в толпе их печальной
Тех, в ком раньше души я не чаял.

Своих бывших подруг наблюдал бы с небес,
С кем любовь на ногах перенёс, как болезнь.
Слава Богу, недуг тот на деле
Оказался не слишком смертелен.

Чтоб себя рассмотреть сквозь житейскую муть,
Хорошо иногда умереть на чуть-чуть,
О тебе, что болтают, послушать —
Да услышит, имеющий уши!

Чем хулою покойнику зря докучать,
Лучше что-то приврать или просто смолчать…
Скажет кто-то, какой я хороший,
Промолчит же значительно больше.

Тот, кто мог бы сказать про меня всё, как есть,
Много раньше пропел лебединую песнь,
Как бы ни было это печально.
Я его извиню за молчанье.

Скоро мы, полагаю, увидимся с ним
И волшебною влагой себя окропим.
Всем живая вода будет кстати,
Мёртвой нас и при жизни окатят.

В измерении новом начнём жить с нуля,
По вселенной промчимся в простых жигулях…
Ведь случаются разные сказки,
Снова выпьем, коль друг не в завязке.

А скорее я сам вместе с ним завяжу,
Горизонт преступив, заступив за межу.
На том свете не те интересы,
Чтоб гуляли мы с ним, как балбесы.

Даже если при жизни ты умер давно,
Всё кривлянье твоё – лишь немое кино.
Про себя, но со света иного
Я живущим скажу два-три слова

От лица бедолаг, бишь моих корешей,
Тех, кто в мире имущих – «рукав не пришей»,
С кем мы шли, куда нас не просили…
Жаль, о дне их не оповестили.

Извинение я попрошу у друзей,
Что от них утаил день кончины своей.
Кабы знал, что мой ангел замыслил,
Приглашенье б заранее выслал.

Содержание было б из нескольких слов:
«Приезжайте на встречу. Покойный Белов.
Не скажу, где вас встречу, милейший,
Сам не знаю маршрут свой дальнейший».

Но, хотелось бы думать, живой я пока,
По привычке валяю во всём дурака,
А насколько серьёзно – про это
Я узнаю уже с того света.




Я объект неопознанный


Как попал я сюда, говорить мне об этом не хочется,
Шар стеклянный по случаю загнан в ворота футбольные,
Микрокосм не у дел, переживший своё одиночество,
Ампутированная ступня, связь прервавшая с голенью.

Лиц не видеть вокруг – шанс единственный был на спасение,
Через форточку я дважды в день выбирался на улицу.
Приходящих врачей понимая благие намеренья,
Как бычок в писсуаре я был, что уже не раскурится.

Мир висел предо мною шаром новогодним на ниточке,
Выметать мишуру приготовилась старая нянечка.
Проклинал вся и всех, выбирая слова неприличные,
Атрофической язвой своей озабоченный дядечка.

Медсестру узнавал по рукам её, пахнущим водочкой,
Мы врастали друг в друга, сплетаясь похожими мыслями,
И на утке больничной катались мы с ней как на лодочке,
Где по очереди в облаков отражение писали.

Дилижанс, типа Шаттл, пролетел мимо без опоздания,
До его возвращения были какие-то дни ещё.
Собирал я в копилку как мелочь остатки сознания,
Чтобы мог дать на чай я швейцару при входе в чистилище.

Удавиться меня приглашал сам Вийон за компанию,
Хлороформ предлагая для кайфа отдельно от воздуха,
Мне весло протянула спортсменка из гипса в купальнике,
По нему я попал в городской парк культуры и отдыха.
Прописался портвейном, как водится, с выздоровлением.
С вами я, дорогие мои изваянья убогие,
Урны, постеры с вывеской пошлой для ознакомления,
Но сказать не могу задержусь в нашем парке надолго ли.

Снова Шаттл пролетел полный душ, чем-то очень встревоженных.
Помашу я им, вроде как свой, но отставший от поезда,
Микрокосм не у дел, в городской парк культуры заброшенный
Ни собою, ни кем-то другим я объект неопознанный.




Свой день, как милостыню нищим, раздал я весь


Свой день, как милостыню нищим,
Раздал я весь,
И по пустым карманам свищут
Норд-норд, зюйд-вест.

Промозглой сырости и стужи
Ветра те злей
И душу выдувают хуже,
Чем суховей.

Знакомые, друзья, любови,
Весь день с утра
Стою у ваших изголовий,
Как медсестра.

Но милосердной своей долей
Не возгоржусь.
Обременительной неволи,
Скорей, стыжусь.

Мой день, разорванный на части,
На лоскуты,
Житейские низводят страсти
До суеты.
В моей душе метут метели
Который год.
Мне все ветра осатанели,
Зюйд-вест, вест-норд.

В скитаниях поднаторевший
Поймаю штиль,
Просоленный и одряхлевший
Сойду в утиль.

Кому при жизни не был лишним
Ко мне придёт,
И долг свой дАвнишний, давнИшний
Отдаст, вернёт.

Ну, а пока ломают сваи
Удержу без
И пыль с души моей сдувают
Норд-ост, зюйд-вест.




Ну, почему я, мама, не француз?


Во Франции прекрасные манеры,
И если бронхи начали басить,
То старому с бронхитом кавалеру
Жабо рекомендовано носить.

Корсет ослабший позвоночник стянет,
Изящества придаст резная трость,
Шампанским пенным прошипит в стакане
Цветных таблеток брошенная горсть.

Гранд-Опера, задёрнуты кулисы,
Купание в фонтане, как в бреду
Банкет и в завершенье две актрисы
Тебя пописать пьяного ведут.
Я не француз, а все равно болею,
Манер прекрасных мне не страшен груз
И если не найду жабо на шею,
Я грязным полотенцем обойдусь.

Чтоб править позвоночник, в койке доски
Мне заменяют двух прекрасных дам.
Актрисы, сцена и её подмостки,
Похоже, мне уже не по годам.

Как старая подкошенная свая,
Лежу один вдали от праздных муз
И в глубине души переживаю:
Ну, почему я, мама, не француз?




Но цель Творенья не умрёт


Один творит, горит, дерзает,
Рискует жизнью, наконец,
Конечный результат не знает,
Но интересен сам процесс.

Другой, хлебнув у жизни лиха,
Покой в надежде обрести
Склонился тихо над триптихом
И молит Господа: Спаси!

Бог дал, Бог взял – всё воля Божья,
Ослушнику не сдобровать.
Без Господа жизнь невозможна,
Но так легко её прервать.

До эвтаназии прогнутый
Свихнулся человечий род —
Пузырь, тщеславием надутый
Соломинкою через рот.
Ракеты в небо полетели,
Стал человек пространству друг,
Но нет без Бога в мире цели,
А у галактики нет рук

Прижать к груди дитя прогресса.
Молю я Бога неспроста:
Дозволь до нового замеса
Ребёнку человеком стать.

Не все наказы мне под силу,
Но крепко помню об одном:
Куда б меня ни заносило —
Мой Бог во мне и я при Нём.

Я Бога славлю нарочито.
Я б памятник ему воздвиг,
Ведь сам Господь мне вставил чипы
В мои дырявые мозги.

Я мыслю, значит существую…
А глуп как пробка? – Значит труп?
Поверх голов взглянув, иную
Я вижу к Господу тропу.

Возможно, не в своём уме я,
Раз возразить Декарту смог —
Как сделать этот мир умнее
Домыслит за меня мой Бог,

От умиленья не размажет
Слезы, сказав – каков пострел,
Но на одном с Ним экипаже
Даст заглянуть в Его прицел.

Увижу там, за что сражался:
Дитя прогресса в полный рост,
Пространство, чтоб малыш держался,
И время, чтоб ребёнок рос.

Со мной поспорит кто едва ли.
Декарт мне кое в чём помог —
Мы б имени себе не знали,
Когда б не Всемогущий Бог.

Себя вне разума, вне жизни
Не мыслю, зная наперёд:
Мир может сгинуть в катаклизме,
Но цель Творенья не умрёт.




Устал как собака,

надломлен хандрой


Устал как собака, надломлен хандрой,
Лишь пёс говорит мне: не кисни.
Идём на прогулку, а следом за мной
Бредут потаённые мысли.

Я старый больной человек. Как протез
Чужие во рту моём зубы.
К моим пораженьям побед перевес
Давно уже тронул на убыль.

Осталось одно – доживать свои дни
Развалиной Иерихонской.
И колокол уж не по мне ли звонит
В библейских его отголосках?

Три тысячи лет за три тысячи вёрст
В разрушенном Иерихоне
Скулит недобитый семитами пёс,
А слышно, как на стадионе.

Во сне посещают меня голоса,





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69305962) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.