Книга - Книга учёта пространства

Книга учёта пространства
Товарищ Эхо


Всё неучтённое пространствоПростит моё непостоянство,Забудет все мои вопросы,Как воздух – дым от папиросы,Как вод реки папирус лодки,Как мой куплет – твой голос тонкий,Когда над миром бог-вездецСвой водрузит смешной венец.Когда все ангелы, глумливы,Как птицы будут говорливы.И медленно пройдут меж нами,Укрыв от бед любых крылами.





Книга учёта пространства



Товарищ Эхо



Иллюстратор Анастасия Гераскина



© Товарищ Эхо, 2023

© Анастасия Гераскина, иллюстрации, 2023



ISBN 978-5-0060-0299-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




[марш пингвинов по дну пересохшего моря]


Мудрец ехидный в Икстлане
Над облаком скользит разумной лодкой,
И человек её касается руками,
И смотрит сквозь эфир селёдкой,

Ища в своём сознаньи просветленья.
Вокруг него снега, ветром носимы.
Вокруг него петлей – тропа оленья.
И клювом хмурые глядят пингвины!

Создатели вселенных революций
В суровом кружатся тануре.
И человечий век стал куцый,
И в перспективе, и в цезуре.

Снега растаяли над миром,
Вселенной воле вяло вторя.
А клювом хмурые пингвины
Бредут по руслу высохшего моря.




[выпадая из гнезда]


Доедая колбасу,
Человек бродил в лесу.
С глазами большими топтались лешие
И звезды на ветки деревьев вешали.

Земля между небом и небом тетивою стояла,
А лунная девочка предметы по именам вокруг называла:
Вот мутный уголёк,
Вот смешной мотылёк,

Вот недра вселенной богоявленной цивилизации,
Вот мудрецы, медитирующие в канализации,
Вот облака, застывшие на психоделической просеке,
Вот дятлы, а вот их потешные носики.

Вот ожог на асфальте от следа солдата,
Вот войнушка, вот брат, идущий войною на брата,
Вот пальцы – в кулак, и в канаве крест.
Вот сад, а вот бездны сада окрест.

Из глухой стены вырастали окна и двери.
Из бледных снегов родились косматые звери.
Холодные города царапали божии пятки дымными трубами.
Дышала земля глубоко глиной и трупами.

Над землёю смешливые души носились
И для потехи друг другу снились.
Так человек падал пыльною птицею в бездну,
Чтобы на дне проговорить Я Воскресну!




[путь гвоздя]


ветер приносит смех,
и над головой зажигаются лампочки,
как будто большой человек
тычет человечьими грязными пальчиками
в небесные выключатели.
и солнышко выкатывается.
и солнышко выкатывается.
и солнышко выкатывается
на мою макушку,
на мою макушку,
на мою потеху,
на уютный мой дрёмный затылок.
и я стою свою молодость,
на спинке стула стою, как повешенный,
как самая главная мятая вещь,
как рубаха со смирительными рукавами,
или теплый покойный плащ,
вышитый вселенными кружевами.
и вокруг растекаются реки молочные,
и вокруг расстилаются берега кисельные,
и восходят вверх все растения
зеленые, белые, розовые.
а я стою свою молодость.
потому что молодость моя – путь гвоздя.
путь гвоздя в лютой подошве красноармейца,
в прочной подошве первопроходца,
в стоптанном каблуке бродяги вседомного,
бьющегося на промозглом ветру,
как самое заветное, самое главное знамя,
вздернутое на флагшток улицы.
и моя молодость – это путь гвоздя,
оброненного из заднего кармана,
выдранного из перекладины креста христова,
выколоченного из крышки гроба,
запахнувшейся над безудержным и неутешным,
над всесильным, безмерным и радужным
над таким привычным и неудержным
миром, в котором есть.




[такое одно ненастье]


Вот грянул гром напополам
и разразился тарарам
по по?лу хлынула вода
и потекла сюда-туда
и понеслась земля ручьём
и мир вокруг вдруг стал вверх дном
по полю скакали огромные кузнечики
и громким бубном стукали у них сердечки
косматые топтались чупакабры
оглашая пространство абракадаброй
и прочим бессмысленным воляпюком
а на сосне сосник сидел, пришибленный тюком
крепко опоясанный всяческими лианами и облепленный соломой
девочка в голубеньком платьице летала над ним вороной
и сачком подбирала людей-насекомых
потом мальчик в шапочке из фольги шарился усиками незнакомо
по мытной жижеце чернозёма
дождь продолжался пять с половиной часов внутри дома
а потом ещё чуть-чуть, но уже снаружи
облачные пожарники ползали по облакам и каплями палили из ружей
по свинорылкам и кистепёрым воробьям, галдящим в кустах
старушонка в дремучем платьице рассыпалась в прах
когда саблезубая рыбина вынырнула из-за тучи
и разыгралось ненастье пуще
размахнулся в воздухе треск, дрязг и бой
и над крышами возопил клыковой
пастью клюкастой слюнявой зловонной
разлапил свои крылопальцы огромно
и побежали прохожие вниз головами – прочь! прочь!
и замахали головы их ушами – в ночь! в ночь!
под мухомором улитка чихнула
и все напасти как ветром сдуло.




[небесные слоники]


Мы смотрели в потолок,
В потолке, возможно, бог,
В потолке, возможно, лампа…
Греет огненная лапа.
Мы глядим себя вокруг,
Просыпаясь как бы вдруг.
И десять небесных слоников
Выстраиваются на подоконнике.
И десять золотистых лучиков
Выпрастывает солнце из-за тучек.
Я лучом пронзён насквозь.
И глубо?ко замерлось.
Всё – души моей вода,
Всё – бессмыслиц трын трава.
И выходят небесные слоники
На белые снежные подоконники.
И собирают вершки и коренья,
Чтобы сварить себе на потеху варенье.
И десять золотистых лучиков
Выпрастывает солнце из-за тучек.
А бесцветные человечки
Приходят в мои ладони, точно овечки.
Я считаю их подряд:
От последнего старичка до самых маленьких ребят.
Я перемещаюсь шагами лунными, словно бантики.
За мною след в след ходят лунатики.
Надо мною десять золотистых лучиков
Выпрастывает солнце из-за тучек.
По лучикам небесные слоники
Спускаются, шевеля хоботками тоненькими.
И происходят разные события.
Высыпаемся из мира ты и я.
Только дятлы стукают в двери.
Только спят безымянные звери.
Все прохожие – в небо выхлопы сонные.
Тесные, но с глазами огромными.
Ходят снежными существами,
Как Огу-багаги-ками.
В коробок собирают всё, что само по себе лежит.
А потом – одна только вода бежит.




[контрабас над землёй]


я лежал в траве, закрыв рукой свой левый глаз,
мне виделось, что моё тело стало контрабас,
и в его недрах завелась тысячелетняя косматая муха,
и роилась в нём, роилась без стука и без звука.
синие звери на этот раз ко мне приходили.
звериное говорили, хороводы вокруг водили.
и где-то в далёкой белой исландии скороговоркой
им отвечала неразговорчивая рыба-селёдка.
а потом я вскочил и оказался травы шире,
и с высоты своего роста увидел всё-всё, что происходит в мире:
разные потешные глупости уместились в мои ладони,
я разглядывал их трещинки и про каждую всё понял.
большие механизмы, вращая колёсами облаков,
терлись о пуговицы, нашитые вокруг моих рукавов,
круглых, как солнышко на небесном пузе,
и в их вращении рождались и умирали люди:
один за другим, выстроившись редкими рядами,
рождались и умирали, размахивая руками, говоря языками.
а потом я подпрыгнул выше самого последнего горизонта,
и все струны мои завибрировали громко.
играй, играй, моя струна, у меня будет два лица,
я буду в этом звуке вокруг себя литься,
то, что во мне, то и надо мной,
скоро мы вместе снова ляжем и укроемся травой.




[закат ахав]


когда я сам по себе – звёздочка поднебесная.
когда я молчаливый и мудрый лес… весь – дремучая чаща,
маленькие существа перемещаются вдоль и поперёк меня, им тесно
быть здесь, среди пространства зверьего в солнечной чаше.
им странно толпиться в этой сумрачной яме времени,
когда ветвятся рога антеннами над каждым темечком,
во внешний космос посылая сигналов серии,
а человеческий язык звучит сквозь грязь и глину стрекотаньем беличьим.
а что если посмеем оседлать мы ветра выю
и соскользнём в безбрежного эфира океаны,
вдоль позвоночного столба сознания метнёмся мысию
и собственным желаньям сделаемся равными?
а что если созвездной пылью полыхнём над самой разной радугой
и простыни реальности исходим до последнего эона?
космические рыбины по космосам шныряют надо мной
в блестящей чешуе оттенков незнакомых.
и молчаливый пан в потешную дуду дудит,
движениям их безвоздушным вторя,
когда из лунного серпа на землю лунный кит
огромный и седой выходит.




[дети весны]


И я без мышц и без тулупа
Лечу над лесом в форме трупа,
Пером растёт моя рука,
Застывшая скобкой курка.

И густо в сердце зреет пуля
Так поминая душу всуе.
Но в мире есть своя прореха:
Прореха в форме человека.

Над ней вишу небесным ливнем;
И бьётся сердце белым бивнем…
Так глубока моя потеха,
Что сотрясаюсь я от смеха.

Когда мне станет много боли,
Я внешний храм собой построю,
Тем самым завершив Бардо
Полёта сквозь тоннель метро.

Чтоб в старых рюмочных Тибета
Не соответствуя приметам,
Несла в своих ладонях сны
Без имени дитя весны.




[мир как представление]


На плато Йесод
Есть озеро Чод,
И в нем живёт чёрт.
И люди живут,
По-собачьи поют
Не там и не тут.
Летают коровы
Зеленобровы,
Многоголовы
Над плато Йесод,
Где плавает чёрт
В озере Чод.

Приходит мудрец,
Приносит венец,
Он смыслов отец.
Его мудрости жало
Ни много, ни мало,
Отсекает начало:
Алев и тав.
Растут корни трав,
Плеву прорвав.
Над плато Йесод,
Где плавает чёрт
В озере Чод.

И древо растёт
Из плато Йесод
От озера Чод.
И в дерева кроне,
Гнездятся вороны
В оперении чёрном.
И кружат по плато,
Зажав ветер в лапах,
Горланя без страха
Над самым Йесод,
Над озером Чод,
Где водится чёрт.




[бытие китайских добровольцев]


На высокой китайской равнине
Я сидел и присно, и ныне,
И ловил на ивовую веточку
Восточный ветер и его деточку.
Были глаза мои веками плотно закрыты,
И логовом было моим худое корыто.
Великий потоп бушевал дни и ночи,
Отчего сделался мир на две части короче.
А ветер и его деточка не ловились,
Глубоко в мозгу цветастые сны мне снились,
Выдували губы трубочкой ду-фу-фр,
Для веселья был создан весь горний мир.
Вокруг мира носились люди одетые в шерсти,
Разносили зверям и птицам благие вести,
Колосились в небо бездонно стволами древесными,
Умывали недвижные корни водами пресными.
Мы под горку катились большим кувырком,
И небесный воздух казался нам дом.
Когда сошла большая вода,
Оказалось, живые мы был всегда.




[разные сны большой белой собаки]


человечки без лица
проживают мир с конца,
берега пасут монголы
три зелёных месяца.

а на четвёртый месяц, чётный самый,
приходит хищный зверь с большими усами.
он ведёт звериков размером поменьше,
и они становятся над всеми людьми пастухами.

а на пятый месяц, который жёлтого цвета,
на планете всей наступает вечное лето:
по ветряным мельницам спускаются солнечные живоглоты
и по зелёной траве бродят где-то.

всё-всё на свете имеет смысл и значение.
седобородый аскет борет в пустыне соблазн и сомнение,
нетрезвым взглядом смотрит себя вокруг.
его внутренний разум вмещает и тело, и своё заточение.

на пятый месяц дует в костяные дудки внутренний Тибет.
просыпается Сиддхартха, спавший без малого три миллиарда лет.
все разумы большие и малые узнают своё предназначение.
и дети шепчут поутру о том, что смерти больше нет.




[мантра путевого обходчика]


лиса дремала кувырком,
хвостом укрывшись, грелся гном,
спросонья шли по переулку
собаки и ругались гулко.

на небе жил рогатый бык,
а на земле лежал родник.
и существа самой разной породы
к нему спешили по дороге.

я тянулся к солнышку всеми своими ветками,
мои корни тонули в глине, становились земле клетками,
бледным огоньком мерцала искра божая,
человек колупался в земле с недовольной рожею.

щедро в поле росла густая моя борода,
бесконечным потоком по руслу бежала святая вода,
в облака врастали дома голубиные,
человеки кустились, себе сами мнимые.

кошка бродила там, где ей захочется.
кошка узнала, как жизнь её кончится.
человеки врастали камнями в русло.
бык над землёй высоко мычал густо.

мир загибался в сплошную окружность.
я над миром стоял, познавая частиц его нужность.




[вторая мантра путевого обходчика]


Притворившийся кумиром,
Водолей сидит над миром.
Держит пальцами светило,
Чтобы солнце не остыло.
По миру ступают мухи,
Тонких ног своих старухи,
И прядут веретено,
Коврик у двери, окно.
А в окне стоит окрест
Самой темной ночи бес.
У него своё гнездо
Смотрит дверью на восток.
Женщины и их мужчины
Бродят в поисках причины,
Совершают круговерть,
Чтоб стоптать земную твердь.
Над землёй летает чайник,
Добрым мыслям всем начальник.
Воздух, звёздами пустой,
Он как облако густой.
Мы ходили и блажили
Жизнью странною мы жили.
Но в доме выключили свет.
Вот и всё. Здесь мира нет.




[дни первые и дни последние]


И человек, и все его чернила,
И даже косматый медведь в маске дрозда,
Бродят по клетке мыслей своих суетливо,
Когда над миром проходит большая звезда…
И реки бегут по асфальтовым улицам,
И разные люди заламывают свои тонкие руки,
А над исхоженными полянами задумчиво хмурится
Месопотамский бог урожая и все его внуки.
И происходит много вещей, простых в своей сути
Навроде любови, прощения, или, может, срочного звонка родным.
Но психоделический восьминогий конь Пафнутий
Уже впряжен в колесницу и над землёю сеет дым
И пеплы замороченного внесистемного апокалипсиса,
Выпавшего из очередного мезоиндейского календаря.
Кецалькоатль с облаков пернатой мордой скалится
Блестя зрачками цвета янтаря.




[млечный путь и форма мира]


Волос вырос до небес,
Под рекой качался лес,
Гром проснулся за холмом
И оставил отчий дом.
Люди бегали как пчелы,
Говорили разговоры.
Пела громкая синица:
Мир висел на божьих спицах.
Бог был женщиной отнюдь,
И питала её грудь
День и ночь, землю и реки,
Не забыв о человеке.
Я был карликом в округе,
Погребённым в мыслей вьюге.
Наблюдал чудес гробы,
Собирал свои грибы
И кипел с ними, как чайник,
Над судьбой своей начальник.
Тихая спала рука
Колупаться в облака.
Я стал воздухов всех шире,
Посчитав три и четыре,
Чтобы выйти спозаранку
Больше неба наизнанку
И смотреть богов снаружи,
Как земли пространства кружит;
Волхование реки
И движения руки.
И как между ними дурочка
Танцевала, точно дудочка.
Небо было мне карниз.
Я смотрел с карниза вниз:
Млечный Путь и форму мира
В очертаниях кумира…
Мир был весь – цвета и звуки.
В мире не осталось скуки.




[пробуждение священного зверя]


Леса дремучие совсем
Летели в божий вифлеем,
А под звездою козодоя
Сидели старцы, молча споря
О вещей мудрости реки,
О смыслах млечного пути.
И дикий слон играл на дудке,
Присев к костру их на минутку.
Беспечный птиц – спутник степей
От бога жаждал новостей;
И музыке лихой поверив,
Ходил везде походкой зверьей.
ДжаРыба плавала по кругу
В озёр немыслимой посуде,
Когда топталась тишина,
Как ангел моего окна.
И человек был там, лисица,
Но с грудью, точно как у сфинкса,
Ложился в землю, чтобы спать,
И из неё вставать опять.
И змеи путались клубком,
Но это было всё потом.
Но это было всё с другими,
Во время Хо и между ними
Леса дремучие совсем
Летели в божий вифлеем,
Сидели старцы, молча споря,
И в вечности не знали горя.




[утро вселенной]


я смотрю себя вовне,
где звезда горит во мне,
где молчание вещей,
и над златом спит кощей,
где огромная собака
в ночь катает солнце лапой,
и на гладком белом блюде
кроткие хранятся люди.
кто меж ними будет царь -
спичками судьбы озарь.
кто меж ними будет богом,
побежит небесным волком,
полетит безмолвной рыбой
на рожденье и погибель,
где ни света, ни волны.
только бремя тишины.
где распахнутый во мрак
спит небесный зоопарк.
лежит город на боку
на земле и наверху.
ходят птицы на ногах
в ярко-красных сапогах.
носят разные коренья
умыслов и разуменья.
в безымянной тишине
я смотрю себя вовне.
лес качается в мозгу,
вырастая на бегу.




[кормление зверей]


Иней смеялся, иней смеялся
А я шёл по земле…
Я шёл по земле и мудростью маялся,
Увязая корнями своими в смоле.
И чёрные ручки моей девочки
Завязывали тесёмочки беленькие,
На шее моей завязывали беличьей;
И я ей смеялся, и кричал ей: смелей!
И тонкое искусство полёта
Постигал вместе с телом моим кто-то,
Но это уже был не я.
Меня питала обильно земля,
Расчесывала мои бледные волосы,
Росла куда-то солнечным колосом,
А тело под потолком неба болталось.
И тонкое горло ветрами смеялось.
Побежала кошка по коньку крыш.
Улетели птицы: кыш-кыш.
Нам времени самим не осталось совсем,
Человек говорит, что смерти хватит не всем.
В то же время всякие звери своих жизней пляскою
Радовались солнцу и птенцам его без опаски.
После выходили без имён народы -
Вокруг смерти водить свои хороводы.
Я под стропилами облаков баюкал своё ладно,
Видел везде цветение разное,
Узнавал огня начертания и палочки,
Пока бог вокруг меня скакал на скакалочке.




[принцип скольжения пространства]


Солнце точит желтый шпатель,
Лес выходит из окна.
Люди сделаны из капель
Звездного веретена.
Происходит между делом
Пробуждение вещей:
Души обретают тело
И становятся мудрей.
Вот безадресная птица
Бередит крылом ветра,
Льёт холодная водица
Из небесного ведра.
Вдоль канала смотрят сфинксы,
Задают свои вопросы,
Балансируя на спицах
Дремлют Будды и Христосы.
Мудростью своей томимы
Молча бродят Нефилимы;
В небе Нефилимов – сеть
Сквозь себя на мир смотреть.
Лбов их зрячий иероглиф,
Скрытый царским колпаком,
Неопрятен и уродлив,
И всё ведает о том,
Как земли стропила стонут
В положении светил,
Как небесный ходит дворник
Строя лунный монастырь.
Как стада сквозь ночь ступают,
Своих мыслей качая лампадки,
И, чернильные, стенают
Их копытца, увязая в облачной патоке.
Так и люди вертят повсюду шей своих складками,
Украдкий мир с головы до пят узнавая,
Пока в бережной божьей тетрадке
Кляксой случайной горит их смертей запятая.




[геометрия превращений]


Человечья душа удивлялась,
Когда перед ней открывалась
Божая табличка:
На ней было не имя, не кличка -
Но потешные солдатики, былинки,
Разные передвижные картинки
Огненными туловками горели,
А ладоней не грели.
И душа, замерев, смотрела,
И смотрело застывшее тело
На шевеление разнообразных организмов
Посредством собственных зрения механизмов:
Вот, шевеля лица? усами
Ходят люди вверх ногами.
Вот ангелические сущности
Скользят прилежно по небес окружности.
Вот хлебороб в кулак сжимает тяпку
И трёт лицо земли чумазой тряпкой.
Мы место это обозначим заповедным,
В него вгрыземся взглядом привиредным,
Потому как точка только и заметна
С небес, где мы живем безбедно.
Потому как рядом жмутся наши души,
Каждая по счёту, чтобы лучше слушать.
И все пятнышки человеческого рода
Друг за дружкой снуют от гроба и до гроба.
И только когда движение их прерывается,
Что-то подлинное начинается.

Человек был сразу всегда и всюду.
А потом сказал он: больше я не буду!




[великий завет и папиросная бумага]


где-то высоко в пустыне страстей человечьих
человек понимает, вдруг, очевидные вещи
и спускается, неся в ладонях внутренний храм,
в мир, напоминающий шалаш, то ли харам.
человек сам себе кажется святым и вещим,
но у подножия мира он теряет все очевидные вещи,
внутри его головы мешаются вавилонские языки.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/tovarisch-eho-32583934/kniga-ucheta-prostranstva-69246826/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.