Книга - Сказка про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея. Былины и сказки в стихах

Сказка про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея. Былины и сказки в стихах
Фридрих Антонов


В этой книге предлагается несколько Русских народных былин в стихах, и одна сказка о былинном богатыре Сухмане, и его необычайных приключениях.





Сказка про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея

Былины и сказки в стихах



Фридрих Антонов



© Фридрих Антонов, 2017



ISBN 978-5-4485-0329-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Предисловие


В этой книге собрано несколько былин написанных в стихотворной форме. Былина – это яркий образец фольклорного творчества, свойственный славянскому этносу. Само название былины говорит о том, что это то, что некогда было «былью». В настоящее время, былины можно рассматривать, как одну из форм законсервированной информации о прошлом. Это своеобразный репортаж из глубины веков к нашей современности. Разумеется, что всё это облечено в своеобразную поэтическую форму, с определённой дозой поэтического вымысла и определённых временных наслоений, но тем не менее, это не что иное, как посыл из глубокой древности в наши дни.

Именно это и побудило меня использовать некоторые былины, как подстрочники для создания современных поэтических произведений о древности. Разумеется, взяты были не все былины. В эту подборку попали только те былины, которые чем-то поразили меня ещё в детстве. Или наоборот, по какой-то причине они были пропущены в своё время, а теперь оказались чем-то вроде откровения, а может и недоумения, как например, былина – «Вавило и скоморохи».

Первая былина – это Вольга и Микула. Она была первой былиной в системе ещё советского школьного образования. Поэтому, наверное, она и запомнилась больше других. В ней меня поразила архаичность повествования и твёрдая уверенность в незыблемости и основательности всего того, что связано с землёй. Когда даже рафинированные в своей военной культуре богатыри, оказываются беспомощными в сравнении с обычным крестьянином. Такова и вторая былина Святогор и Микула, но она меня поразила ещё большей древностью, несмотря на повествование о том, что Святогор Илью Муромца в кармане носил. Скорее всего – это последнее замечание, есть одно из последующих наслоений на древний сюжет потому, что в действительности между этими героями лежит большой временной интервал, возможно и не одно тысячелетие.

Следующая былина – «Добрыня и Змей». Это одна из наиболее ярких страниц былинного эпоса. Это былина, в которой богатырь показан наиболее близко к обыденному, человеческому образу. Вот, например, Вольга и Святогор – это скорее богатыри-схемы, чем люди, а Добрыня – нет. Здесь он – более живой, более человекоподобен (если можно так выразиться). Этим данная былина выгодно отличается от других былин и тем же самым она и интересна.

Былина о «Садко» интересна тем, что она наверное одна из наиболее близких к нашему времени повестей, в которой чётко прослеживаются следы существования новгородской республики. Несмотря на сказочный сюжет в ней нет следов глубокой древности.

И в этом она больше похожа на жизнеописание реального человека, фантазией сочинителя ввергнутого в сказочные пертурбации.

Былина о Дюке Степановиче, одна из наиболее интересных былин. Она одна из немногих, что более всего и подходит под определение – былина. В ней нет практически сказочных явлений и действий. Исключение составляют разве что ловкое проскакивание Дюка через вражеские заставы на пути из Галича в Киев, да история со сбором меченных стрел с ярлычками, которые собирал орёл для Ильи Муромца. Во всём остальном – здесь описание вполне реальных событий. И вот тут интерес вызывают две темы. Одна из которых – это явное соперничество галицких и киевских земель, что само по себе не является новостью. А вот другая новость является действительно новостью, на которую учёным следовало бы обратить внимание. Во время беседы Дюка Степановича с каликами перехожими, последние заявили, что идут в Галич и уточнили, что идут они – в Индию богатую. Тут следует сказать, что именно из этих мест (пространство между Чёрным и Балтийским морями), по утверждению практически всех серьёзных учёных (кто занимался Синдикой), в III тысячелетии до нашей эры вышли индийские племена и направились страну Джамбу Двипа (современную Индию). То есть «инды» вышли отсюда и понесли с собой название «Индия». Которого в стране Джамбу Двипа не было. Вот и получается, что в былине о Дюке Степановиче запечатлена древняя память примерно 5000 летней давности. Сама былина конечно имеет не более чем 1000 летний возраст, но вот память, зафиксированная в ней, гораздо древнее.

Былина «Вавило и скоморохи» заинтересовала скорее всего, своей необычностью. Во-первых, она не имеет ничего общего с богатырским эпосом. Богатырей, как таковых, здесь вообще нет. По своей структуре и содержанию, это вообще, что-то среднее между скоморошьими, религиозно назидательными притчами, и морально-этическими сентенциями, с оттенками воинствующей религиозности. А ещё в ней есть какая-то невероятная смесь не просто древности, а вообще архаики (например, стада быков, выпивающие воды потопа вызванного колдовством), со сравнительно недавними временами (олицетворением которых являются христианские святые – Козьма и Демьян). В общем, это какая-то довольно странная и довольно необычная былина.

И наконец последняя полусказка, полубылина «Про царя Сухмана, про жену его Милану, про Змеёвича (про Змея) и соседа их Кощея». Сказка хорошая, весёлая, написанная вашим покорным слугой. Предисловие к ней приведено непосредственно перед самой сказкой.



    Ф. Антонов




Вольга и Микула


Святослав-богатырь долго жил на земле—
Девяносто с лихвой, но преставился.
Жизнь свою он провёл в богатырском седле,
Срок пришел и он к богу отправился.

Сын его малолетний остался один,
В колыбели беспечно забавился.
Мамки-няньки растили младенца-Вольгу,
Чтобы вырос и громко прославился.

Стал Вольга подрастать, в игры ловко играть,
Рос весёлым, не ведая хмурости,
Молодецкую стать стал уже набирать,
Захотелось ему много мудрости —
Рыбой-щукой ходить, серым волком бродить,
Рыскать всюду, не ведая трудности.

А потом стал Вольга и дружину сбирать —
Тридцать молодцев, но без единого.
Двадцать девять бойцов, удалых храбрецов,
Сам Вольга был, для счету былинного,
Три-десятым бойцом да таким молодцом —
Боевого борения славного,
Что ему в этом не было равного!

Так и стал он, средь равных, таким удальцом,
Что его все признали за главного!

Был еще у Вольги дядя – киевский князь.
Подарил ему как-то три города —
Первый Гуровец был,
Был Орехов второй.
В третьем тоже, от пят и до ворота,
Все крестьянами были. Пахали поля.
Так и звался тот город – Крестьяновцем,
И дарила им хлеб золотая земля.
В общем, все они были – крестьяновцы.

Вот поехал Вольга дань свою собирать,
Со своей богатырской дружиною.
В поле выехал, видит в том поле мужик
Пашет землю сохою старинною.

Понукает кобылку, кобылка идет,
Борозду методично проводит,
Пашет будто бы песню какую поет,
Землю к севу в порядок приводит.

Захотелось Вольге оратая догнать,
Он коня в след ратаю пускает,
Два дня гонится! Тщетно! Не может догнать,
Наконец-то его догоняет:

«Бог те в помощь, ратаюшко! Поле вспахать!
И крестьянствовать дальше на поле».
«Ну, спасибо, Вольга! А куда ж ты идёшь?
Со своею дружиною вольной?»

Отвечает Вольга: «За получкой иду!
За урочной положенной платой
К городам Гурчевцу и Ореховцу,
После пойду и к Крестьяновцу…»

«Я на кудлатой,
На соловой кобылке вот этой своей,
Был намедне в том Гурче. Скупался!
Много соли привёз – два по сорок пудов.
Ну, скажу тебе, страху набрался!

Ведь живут там разбойники! Деньги берут.
За проезд – подорожные просят!
Я им всем заплатил, крепкой палкой своей,
До сих пор там отметины носят!

Тот, кто стоя стоял, – после сидя сидел,
Потому, что стоять нету мочи.
А кто сидя сидел, – нынче лежа лежит.
Больше брать подорожных не хочет!

«Слушай, пахарь умелый! Поедем со мной!
Ты поможешь с моею заботой!
Ты, я вижу, – напарник надёжный такой.
И не будет отказа в работе.

И с оплатой не будет! Что скажешь ты мне?
Что тебе эти – труд и забота…?
Тот бросает соху в борозде, средь полей.
И – к Вольге, на шальную работу!

Но отъехав от места с версту, с небольшим,
Невзначай, как-то так, вспоминает,
Что оставил соху средь степи, в борозде
И к Вольге свою речь обращает:

«Ты послал бы Вольга трёх своих удальцов,
Пусть они наконечники снимут.
Омеши-наконечники – ценность у нас!
А соху осторожно поднимут,
От земли отряхнут (не сочтя за труды!)
Да в ракитовый куст и закинут».

Посылает Вольга трёх могучих ребят.
Но они и подвинуть не могут.
Он десяток туда. Но одна суета.
Эти тоже ничем не помогут!

Вся дружина собралась и к сошке идет —
Крутят, вертят, но сошка – ни с места!
Пахарь сошку одною рукою берет,
От земли кое-как отряхает,
А другою омеши из сошки берёт,
В общем просто из гнёзд вынимает.

А потом, размахнувшись, в пол-силы, с плеча,
Как игрушкою, будто играя,
Без натуги, свободно (и не сгоряча) —
В куст ракитовый молча бросает.

«Дармоеды, однако, они у тебя», —
Земледелец Вольге замечает.

Снова сели они на рысистых коней,
Дальше, только лишь в сказке бывает —
У крестьянина рысью кобылка идет,
Остальные же, не поспевают.

Стал Вольга колпаком, то есть шлемом хлестать,
Стал покрикивать – не догоняют,
Ты постой-ка, постой!
Он кричит мужику:

«Придержи! Наши не поспевают!
Если б эта кобылка была бы конём,
За неё бы пять сотенок дали».

«Я её сосунком, за пять сотенок брал.
За пять сотен её и отдали!
А теперь, коль была бы кобылка конём,
Ей цены бы наверно не склали!

И пытает Вольга, восхищенно дивясь,
«Как зовут тебя, мирный селянин?»

Отвечает ему этот пахарь-мужик:
«Да я весь, по натуре, – крестьянин!
Я вот ржи напашу да в скирды намечу,
С поля выволочу, дома вымолочу!

Потом пива наварю – мужиков всех угощу.
Загуляют мужики – запоют на ужинки![1 - Ужинки – обжинки, последние сжатые колосья. Обжинки у славян имели религиозное значение связанное с Дидухом.]
Тут и станут плясать, и меня величать,
Разговаривать и приговаривать,
Под осенние звоны малиновы.
И Микулой зовут Селяниновам.




Святогор и Микула


Святогор богатырь утром выехал в степь,
Посмотреть на границы владения,
Въехал он на курган, как степной атаман:
Посмотреть, нет ли где нападения.

Смотрит – путник идет, сумку с лямкой несет.
Кто таков? Не лихой ли пришелец?
Он пускает коня, чтоб догнать у плетня[2 - Плетёный забор, которым огораживали огороды и дворовые постройки.] —
Видно новый в селе земледелец!

Но пришелец тот крепкий – идёт и идёт,
Сумку с лямкою не оставляет!
Святогор за ним гонится, выступил пот!
Но за путником не поспевает!

«Стой прохожий!» – кричит Святогор богатырь,
И коня плёткой крепко стегает,
Путник ношу привычную ровно несёт
Наконец свою лямку снимает
И стоит неподвижно – дозорного ждёт.
Наконец, Святогор подъезжает.

«Что несёшь ты, прохожий?
Что в сумке твоей?»

Отвечает: «Несу свою тяжесть!
Что досталась нам всем от родимой земли.
Хочешь взять? Подними!»

«Эка важность!» – говорит Святогор.

И слезает с коня.
Попытался поднять. Но с натуги —
Даже потом облился, кровавым при том,
Мышцы вздулись, как крепкие дуги.

Ноги в землю по щиколоть тяжко ушли,
Весь он мощною силой налился!
Только сумку не смог оторвать от земли.
Груз ему так и не покорился.

«Как же звать-то тебя, незнакомец лихой?
Как с тобою помериться силой?»
«Оторви, хоть на волос, суму от земли —
Будем братьями мы до могилы».

«Хочешь знать, богатырь,
Как зовут меня все?
Как меня мужики величают?
Ну так слушай тогда: я вот поле вспашу,
Рожь посею, а в осень – сбираю.

Ну, а после жнивья, пива я наварю
И как только в нём хмель отыграет,
Позову мужиков! А потом угощу!
Мужички мои и загуляют!

И начнут тогда все меня звать-величать!
И Микулой меня называют!
А ещё – Селяниновым! Я землероб!
Потому так вот и величают.

А ведь был Святогор – богатырь удалой,
Илью Муромца – прятал в кармане!
Но вот сумку Микулы так и не поднял.
И не смог протащить на аркане.

Конь не смог одолеть.
(Тут не в помощь и плеть!).
А крестьяне те тяготы носят.
И по жизни своей непременно несут.
Да и помощь при этом не просят.
Так вот, с ними рождаются, с ними живут.
А ещё и гуляют! И песни поют!




Добрыня и Змей


Породила мать Добрыню,
Вырастила молодцом
Стал Добрынюшка Никитич
Богатырским удальцом.

Стал Добрынюшка Никитич
В чисто поле выезжать,
Стал он злобных и коварных
Змей-змеёнышей топтать.

Раз Добрыня возвратился,
В дом свой каменный пришёл
И как верный сын послушный
К родной матушке зашёл.

Говорила мать родная:
«Ой, любимое дитя!
Ой, молоденький Добрыня,
Не живи ты, так, – шутя!

Ты б не ездил в чисто поле,
К Сорочинским тем горам,
Не топтал бы лютых змеев,
Не ходил бы к их норам.

И не лазь ты в эти норы!
Пленных не освобождай!
И к Пучай-реке не езди.
Велика река Пучай.[3 - Пучай – Почайна (Днепр)]

И свирепая, и быстра,
И коня там не купай,
Да и сам там не купайся,
Сгинешь ты в реке-Пучай.

В той реке текут две струйки.
Быстро первая течет.
И вторая тоже быстра,
Но ещё огнем сечёт.

Но молоденький Добрыня
Не послушал свою мать,
Он пошёл в свои палаты.
Снаряжаться, так сказать!

А потом пошёл в конюшню,
Выбрать для себя коня,
И одел свои доспехи,
Взял и палицу из пня,
Из дубового, с шипами
Из металла.

На коня
Одел сбрую дорогую,
Лук и стрелы, взял и меч,
Чтоб при случае отсечь
Голову врага лихого,
Из раздолья из степного,
Коль наедет невзначай,
Там, вблизи реки Пучай.

Не потешиться же грех!
Когда веришь в свой успех!

И поехал в чисто поле.
День до вечера скакал.
Захотелось на раздолье
Испытать змеиных скал!

К тем горам змеиным съездить,
Сорочинцев навестить.
Ну так – так тому и быть!

Он коня направил к югу.
Да! Поездочка – не к другу!
Дождь и ветер! День за днём…

Не везде тебе приём
Ласковый и с угощеньем,
В тех, далёких посещеньях,
Стычки мелкие не в счёт,
Солнце жаркое печёт.

Глядь, неделя уж проходит,
Днём по солнцу путь проводит,
Ночью месяц свет точит,
Острый меч да крепкий щит…
Так добрался к сорочинцам…
Тут война – как закипит!

И пошёл он полем ездить!
Ездил вдоль и поперёк,
День до вечера сражался,
И уже был виден прок.

И побил врагов бессчётно,
Потоптав змеёву рать,
Но заметил вдруг Добрыня —
Конь стал сильно припадать.

Стал его конь богатырский,
На ноги свои хромать.
И Добрынюшка подумал:
«Видно хватит их бодать!»

И оставил горевать
То змеиное отродье…
И с тех пор пошла в народе
О Добрынюшке молва —
Честь и добрая хвала!

Он закончил свою битву,
Повернул коня назад
И поехал в Киев-град.

День и ночь обратно ехал,
Через бури и дожди,
И неделя пролетела…
(Тут не скажешь: «Подожди»! ).

Днём по солнцу управлялся,
Ночью месяц свет давал,
(Когда на небе бывал).

А когда и так – по звёздам.
Это молодцу – почёт!
Долго ль, коротко ль… Но вскоре,
Перед ним – Пучай течёт.

Путь к реке ведёт Добрыню.
Сходит с верного коня
И решил он искупаться.
Жарко! Середина дня!

Сбросил он с себя одежду
И разделся до нага,
И пошел купаться в реку.
Правда, не успел с разбегу
Окунуться с головой,
Как поднялся бабий вой.

Принесло девчат с деревни
Полоскать своё бельё.
(Чисто сельское житьё!)

Смотрят – голый у реки,
Загорелись огоньки…
И потеха закипела.
Те девчата смотрят смело
И хохочут, только дай:

«Ой-ё-ё! Да, ай-яй-яй!»

«В нашей славненькой Пучай…»

«Добры молодцы нагие
Не купаются вот так!»

«Да откуда ж ты, мастак?»[4 - Мастер, специалист – шутливо-насмешливое обращение к мужчине.]

«В белом тоненьком белье
Плавать молодцы должны!»

«А вот так вот – не должны!»

Отвечает им Добрыня:
«Вы, голубушки мои,
Беломойки, портомойки,[5 - Прачки, стирающие белое бельё и верхнюю одежду (порты – брюки)]
Делайте дела свои.

Отошли б себе в сторонку
И работали б тихонько.
Ваше дело – полоскать.
Нечего тут гоготать!»

Так сказал им и пошёл,
Струйку первую прошёл,
А за ней прошёл вторую,
В речку бурную зашёл
А потом, нырять пошёл.

Вдруг в округе зашумело,
Гром ударил! Загудело!
Свет небесный потемнел —
Змей Горыныч налетел.

А о том, как это было,
Рассказала нам молва.
Стал Горыныч насмехаться,
Говорить свои слова:

«Что Добрыня? Доигрался?
Ну теперь-то, – чуешь страх?
И конечно догадался —
Ты теперь в моих руках!

Сделаю, что захочу:
В плен позорный захвачу!
Посажу тебя в тюрьму
Дань, как водится, возьму.

Гонор дерзкий твой сломаю!
Не пытайся! Я всё знаю!
Ты здесь впрямь – в моих руках!
Чуешь, молодец, свой страх?»

И дыхнул в Добрыню жаром —
Окатило, как пожаром!
И Добрыня вспомнил мать:
«Не води коня купать
Да и сам ты не купайся
(Страх один!) В Пучай-реке!
Когда будешь вдалеке».

И Добрыня в миг нырнул,
В миг Пучайну пронырнул,
Убегая от огня,
Бросив сбрую и коня.

Вынырнул на правый берег,
Чтобы не попасть впросак,
Смотрит, на песке чернеет
Земли греческой колпак.

То есть шлем. Берёт Добрыня,
Этот греческий колпак,
И с размаху лупит Змея
Прямо в лоб. Да ловко так:
Подлетает лютый Змей —
В лоб удар!

«Ой-ёй! Не бей!»

«Ты не бей меня, Добрыня!
Мы давай заключим мир:
Не сходиться, не браниться!
Ты почти что мой кумир
В богатырском нашем деле,
Да и воин ты умелый.
Так давай с тобой дружить,
В мире и в покое жить!
Крови попусту не лить!»

Отпустил Добрыня – Змея,
Сели рядом не робея,
И уклали договор,
И закончили свой спор.

Богатырь домой уехал.
Змей Горыныч улетел,
Но не в горы к сарацинам,[6 - Сарацины – арабы.]
В город Киев полетел.

Налетел, нахулиганил,
И погромом угрожал,
И племянницу Забаву
В плен, в наложницы, забрал.

А Добрыня приезжает,
Кормит доброго коня,
Мать конечно обнимает,
Ничего не говоря.

А потом доспехи прочь,
Наряжается – точь в точь,
Как Чурило[7 - Киевский модник тех времён.] на гулянье,
И к Владимиру на пир,
Навестить столичный мир.

День пирует, два пирует,
А на третий, стольный князь,
Обращается к застолью —
Есть ли тот, кто не боясь,
Съездит в горы к сарацинам —
Силу грозную попрать
И Путятичну Забаву
У Змеёнышей забрать.

Не находится в застолье
Вот таких богатырей,
Кто бы съездил в чисто поле,
В логово далёких змей.

Князь Владимир чинно ходит
Средь пирующих гостей,
Сетует и об уплате,
Кой-кому из королей.

Подошел к Михайлу-силе,
Потыку – богатырю,
Чтобы съездил тот Михайло
К Политовскому царю,
Чубадею, да отвез бы
Весь большой и давний долг.
Был бы в том великий толк.

И Михайло поклонился,
Молча встал и удалился,
И отправился в Литву.
Под осеннюю листву.

К Илье Муромцу подходит,
Чтобы он – седой казак,
Съездил в Швецию немедля
Да отвез бы им «ясак»,[8 - Дань пушниной с народов Севера. Здесь употреблено это слово просто – как дань.]
(Тоже долг, девятилетний).
Знак почёта многолетний,
Чтобы шведский тот король
Знал и помнил свою роль.

Очутился незаметно у Алешина стола.
И Попович очень тихо
Князь-Владимиру сказал:

«Князь-надёжа, свет-Владимир,
Ты Добрынюшку пошли
Съездить в горы к сарацинам.
Он бывал уж в той дали».

Князь к Добрынюшке подходит,
Говорит ему слова:
«Ты, Микитинец, Добрыня,
Удалая голова,
Съезди, молодец, далече,
К сорочинским тем горам,
Потопчи там, в назиданье,
Тех змеёнышей, что там.

Отыщи мою Забаву,
Привези её сюда.
Без неё мне здесь беда!»





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/fridrih-antonov/skazka-pro-carya-suhmana-pro-zhenu-ego-milanu-pro-zmeevicha-pro-zmeya-i-soseda-ih-koscheya-byliny-i-skazki-v-stihah/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Ужинки – обжинки, последние сжатые колосья. Обжинки у славян имели религиозное значение связанное с Дидухом.




2


Плетёный забор, которым огораживали огороды и дворовые постройки.




3


Пучай – Почайна (Днепр)




4


Мастер, специалист – шутливо-насмешливое обращение к мужчине.




5


Прачки, стирающие белое бельё и верхнюю одежду (порты – брюки)




6


Сарацины – арабы.




7


Киевский модник тех времён.




8


Дань пушниной с народов Севера. Здесь употреблено это слово просто – как дань.