Книга - Поэты Германии. Переводы

Поэты Германии. Переводы
Татьяна Юрьевна Ирмияева


Мир немецкой поэзии велик и многообразен, а ее влияние на мировую литературу широко известно. В России сложилась давняя традиция обращаться к немецким поэтам, чтобы прикоснуться к прекрасному, вечному и вдохновляющему. Любители поэзии с неизменным интересом встречают новые переводы и поэтические сборники. В настоящей книге представлены переводы лирических произведений разных эпох: от Г. Гейне до Улы Хан.





Поэты Германии

Переводы



Переводчик Татьяна Юрьевна Ирмияева



© Татьяна Юрьевна Ирмияева, перевод, 2020



ISBN 978-5-0051-7471-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Фридрих Гёльдерлин





Прежде и теперь


Я утру каждому был рад в дни юности своей,
По вечерам грустил. Теперь я опытнее стал —
С опаскою встречаю день
И праздную его конец.




Генрих Гейне





«Письмо, что ты прислала…»


Письмо, что ты прислала,
Ничуть не в тягость мне.
Не любишь, оказалось,
И нет письма длинней.

Страниц, где строчки ровны,
Двенадцать в самый раз!
Не пишут так подробно,
Когда дают отказ.

***
Утопая в серых тучах,
Спят властительные боги,
Я расслышал храп могучий
В диком рёве непогоды.

Непогода! Ярость бури
Кораблю грозит кончиной,
Кем же сможет быть обуздан
Ветер, дыбящий пучину?

Ты бессилен перед нею,
Гнущей мачту, доски рвущей, —
Запахну пальто плотнее,
Чтобы спать, как боги в туче.




Густав Фальке





Эпитафия

(Надпись на памятнике на кладбище неизвестных; остров Нойверк, Германия)


Горечь в имени твоем:
«Неизвестный тут лежит».
Не оплакан, погребен,
Всеми в мире позабыт.

Только ветер обовьет
Холм песчаный и гранит,
Прошумит и отойдет,
Словно скорбь прошелестит.

Но, взойдя на небосвод,
Звезды свет утешно льют,
Там душа твоя поет,
Вечный обретя приют.




Альфред Лихтенштейн





Прощание


(Перед отправкой на фронт, для Петера Шера)


Я перед смертью это написал.

Друг, не хочу, чтоб ты мне возражал.



Идем на фронт. Нам смерть теперь цена.

Выть надо мной невеста не должна.



Мне по душе. Идти и умирать.

Рыдает мать. Железным надо стать.



Закат… И через несколько минут

Меня в могилу братскую швырнут.



Горит на небе алая заря.

Тринадцать дней, и словно не был я.




Райнер Мария Рильке





В старом доме


Я в старом доме. Предо мной —
вся Прага, словно на ладони,
вдали уже неслышно тонет,
укрыта сумерек волной.

Туманней города черты.
Лишь купол церкви Николая,
как витязь в шлеме, возвышаясь,
являет облик чистоты.

Мелькают кое-где огни,
там, в шуме города и зное…
А здесь мне слышится иное:
благословенное «Аминь».




«Тоска души живой: искать волнений…»


Тоска души живой: искать волнений,
не знать эпохи, для себя родной.
И все желанья: чтобы тихий гений
вел диалоги с вечностью одной.

И так всю жизнь. Пока полузабытый
вернется час, особенный во всем:
он промолчит, единственный открытый,
и вечность воплотится в нем.




«Мне вечер книгой стал – пурпурный…»


Мне вечер книгой стал – пурпурный
камчи роскошной переплет,
застежек золото в лазури
мне пальцы холодит, как лед.

Страницу первую читаю,
и прелестью ее пленен,
вторую медленней листаю,
а третья – как волшебный сон.




Заключительное


Повсюду смерть.
А мы хохочем:
жизнь – цирк, смотри!
Когда беспечны наши дни и ночи,
рыдает молча
она внутри.




Осень


И каждый лист, как гость издалека,
как будто в небесах сады пустеют,
летит, свое паденье отрицая.

Так и земля летит средь звезд, впадая
ночами в одиночество, – века.

Мы все в паденье, словно на беду.
И кажется – оно для всех, кто смертен.

Но есть Один, в ком падшие на свете
блаженное спасенье обретут.




Пантера

(Ботанический сад, Париж)


От бесконечного мельканья прутьев
взгляд зверя мукой искажен и пуст.
Как будто ими целый мир опутан
и втиснут в клетку – подневольный груз.

Походкой мягкою, неслышно, люто
в пространстве крошечном – круги в замок:
движенье танца силы абсолютной
вкруг центра воли, собранной в комок.

Лишь иногда, как будто в отвлеченье,
завеса падает – и ясен зрак…
И не стряхнуть с души оцепененье,
и сердце поглощает мрак.




Вечер


Спокоен вечер в собственном убранстве,

чей шлейф несут деревья, как пажи,

и видишь вдруг – расколото пространство:

часть в небесах, часть в сумерках лежит;



и только ты стоишь на перепутье,

как дом, где мрак царит и тишина,

твои мечты – о вечности, по сути,

в круженьи звезд, которым ночь полна…



тебе осталось отыскать ответ —

как среди страха, мужества и боли

постигнуть ясный смысл оков и воли:

ты – камня темнота и солнца свет.




Обращение Мухаммеда


Когда ему в убежище высоком
явился ангел, узнанный тотчас, —
прямой, в огне и шуме крыл, он только
просил его оставить в этот раз

тем, кем он был: купцом в поездках дальних,
пусть и смущенным простотой своей,
неграмотным вплоть до последних дней…
такого слова не найти в преданьях.

Но ангел властно указал: внимай,
здесь, на листе, явился Начертавший,
и неотступно требовал: читай!

И он прочел. Склонился Джебраил
Пред тем, кто стал одним из тех, читавших,
кто смог, повиновался и свершил.




Гора


Тридцать шесть и сотню раз потом
эту гору написал художник,
убегал, но снова, будто должен
(тридцать шесть и сотню раз потом),

возвращался к образу вулкана —
безотчетно, счастлив, покорен,
и его влюбленность возрастала,
словно силы черпала лишь в нем,

возникая днем в потоке света,
по ночам блуждая в темноте;
каждый миг в подобной маете
требует вниманья и ответа:
как, за видом открывая вид,
растворясь в увиденном, безлично
вдруг художник явит все величье,
что за каждым полотном стоит.




Жалоба юной девы


В детстве склонность сторониться
всех вокруг, не видеть лица
замечалась иногда;
мы же спорили, кричали
и друг друга убеждали,
только истина едва ли
там, где мнений чехарда.

И еще мне представлялось —
не позволит жизнь и малость
призадуматься над ней.
Я уже не центр Вселенной?
И поддержки нет бесценной,
как ласкают малышей.

Словно изгнана из рая,
тяжкой ношей ощущаю
я заброшенность свою,
и, как птица в заточенье,
получить освобожденье
или жизнь забрать молю.




«Еще раз взять себе весну, еще раз …»


Еще раз взять себе весну, еще раз —
этой земли обеспеченное будущее,
словно билет? О невинное существование!




«У меня, которому ты поёшь, соловей, сердце …»


У меня, которому ты поёшь, соловей, сердце —
в нем есть нечто, что не может не покоряться
победительной силе этого голоса.




«Слез мне больше не удержать – рвутся…»


Слез мне больше не удержать – рвутся.
Меня смерть, мавром
в сердце, гнет (и силы неравны),
чтоб лились. До слов дотянуться.

Негр, меня лишь чуть осталось.
Тебе, случайно,
мнится, что речь разрушит молчанье?

Баюкай меня, старость.




«К зеркалу вод наклонясь…»


К зеркалу вод наклонясь,
ах! умолк Нарцисс;
бродит в лесах, таясь,
тихая Артемис.

Речи смертельный дар
выдал любовь;
месть Циклопа – удар,
ярость и кровь.

Как замолчать устам —
пение, говор, смех…
слушать бы, не устать,
мир без помех…




«Тот, кто молчанье сберёг…»


Тот, кто молчанье сберёг,
чувствует сущность беседы.
Так достигнет победы
возросший в молчании слог

над всем, что немолчно шумит
злобной насмешкой над речью;
все, что исчезло, вечно
слово в себе таит.




Весна


Новому сиянью не бывать,
как мы полагали, зная вёсны,
легкой светотенью в травах росных,
на тропинках чистых не играть.

Тень накрыла сад своим крылом.
Тень листвы скрывает страх на лицах,
изменяясь, помним о былом,
но былыми нам уже не сбыться.




Ночное небо и звездопад


Громада неба сдержанно прекрасна —
Избыток мира и пространства клад.
И мы, далекие, над ним не властны,
И так близки, что не охватит взгляд.

Звезда летит! Загадывай скорей!
Смятенный взор следит ее паденье:
Начала просим или завершенья?





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63100388) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.