Книга - Главное: в минуты отчаянья, или когда от гнева горит лицо, не забывать данное себе обещание о том, что ты можешь всё

Главное: в минуты отчаянья, или когда от гнева горит лицо, не забывать данное себе обещание о том, что ты можешь всё
Е. Жданова


Пишите вашу жизнь и ваши чувства. После нас останется написанное черным по белому. Нам решать – ЧТО.С наилучшими пожеланиями и теплотой,Елена





Главное: в минуты отчаянья, или когда от гнева горит лицо, не забывать данное себе обещание о том, что ты можешь всё



Е. Жданова


Пишите Вашу жизнь и Ваши чувства. После нас останется написанное черным по белому. Нам решать – ЧТО.



© Е. Жданова, 2021



ISBN 978-5-4496-8982-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




«У господа Бога спросили намедни…»


У господа Бога спросили намедни:
«Зачем на Земле создаёте Вы бедных?».
Ответил достаточно точно и просто:
«А чтоб был контраст, и возможность для роста».
Спросили: «Зачем создаёте Вы хворых?».
Сказал: «Лишь у них есть в душе мощный порох».
«Зачем нам несчастные?». «Те – для покоя.
Они тормозят богачей и здоровых».
«Зачем нам ублюдки?». «А это – для фарса,
И чтобы Земля отличалась от Марса».
«А если вот так у нас всё совершенно,
Зачем тогда Вы нам, господь всезаконный?».
«А я – по причине, что во всей вселенной
Нет больше того, кто вам это напомнит».




«Княгиня встала, поправила жемчуг…»


Княгиня встала, поправила жемчуг.
И всё из жемчуга белое платье.
На шее брильянты и в рукаве карты.
Она – идеал и зависть для женщин.
Княгиня богата. А разум искусный
Такое придумает – не найдёшь слов.
Но знайте, насколько же ей тяжело
Себе соответствовать и своим вкусам.
Пусть рядом мужчины-аристократы,
И всё из жемчуга белое платье…
Она не признается, но ей не легче.
Княгиня встанет, поправит жемчуг.




«Посмеялась и прошла…»


Посмеялась и прошла.
Что ты делаешь, раба?
Этот вольный господин
За тебя не даст гроша!
Надрывается душа…
Господин идёт в кабак,
Он уходит не один.
Верный шаг – неверный шаг…
Посмотри на свой улов.
С этим лишь тебе решать.
До чего ж ты хороша,
Мимолётная любовь!




«Резьбой по синему ложились облака…»


Резьбой по синему ложились облака.
Ни поцелуев не осталось, ни улыбок.
И перекатывала из руки рука
Заслуженный за что-то мною кубок.
Зачем я здесь? Зачем я так? И мне за что?
В загривок памяти вбивает звон истерик
Новорождённый вечностью простой закон:
Никак, нигде и никому не верить!
Учитель – я. И ученица – тоже я.
Таким ли способом гармония мне покорится?
И трудности за трудностью решать.
И облаков узор легко ложится…




Окно


Благодать, эфир из нот
Звуков, воздух, – лишь окно.
Как снимают здесь давно
Непристойное кино?
Кулаком разбить в дождь брызг!
От безмолвной злости сгрызть
Дуализм, болезнь, каприз…
То, что называют жизнь.




«Это я осыпаю дни…»


Это я осыпаю дни
До нескоро грядущей зимы.
В моей нежности не упрекни,
Дай мне выучить слово «мы».
Моей глупости не прекословь.
Эта глупость – моя игра,
Просто снова пришла пора
Сочинить мне твою любовь.
А потом я сотру всё вновь,
Это я сочиняю дни.
Моей глупости не прекословь,
В моей нежности не упрекни.




«Мне было не жарко, а жалко…»


Мне было не жарко, а жалко
Рассказывать, видеть и слушать,
Как в треснутом кресле-качалке,
Усевшись, курил дьявол души.
Мне было не скучно, а душно
Себя называть человеком,
Когда грязных почестей гуща,
Сбивая всех с ног, рвалась в пекло…
А в небе грозы чёрной кисти
Свистят похоронные марши.
Предатели и аферисты
Работают, плачут, но пашут.
Но дьявол взглянул удивлённо,
Спросил: «Ты как здесь оказалась?»
Ответила с тихою болью:
«Я бывших людей искала…»
И будто со страхом немного
Просила: «Отдайте мне души,
Я их отнесу просто к Богу,
Сама не хочу, но так лучше».
И буркнув: «Какая дура!
Зачем ты их всех простила?»,
Он бросил в меня окурок,
А я его упустила…




«Я уступаю место злу…»


Я уступаю место злу
И жду бесценную грозу…
Развеять белую золу,
Не дать отчалить кораблю…
Пусть девять дней бушует дождь,
Пройдёт и смоет боль и ложь.
Родной мой, знай, что ты живёшь
За то, что я тебя люблю.




«Оседлала лихого из красных коней…»


Оседлала лихого из красных коней.
Привязала к себе уздой.
Даже если он будет думать о ней,
Не вернется теперь домой.
Он не видел таких дорог и долин.
Не летал он по ним всласть,
Ощущая в столь нежных руках моих
Неизведанную им власть…
А потом, когда упадет лихой,
Посмотрю ложь в глазах пустых.
Отведу его в стойло, теперь на убой,
Где стоят миллион таких.




«К многострадальному созданью…»


К многострадальному созданью
Прибилась в дом немая тишина.
На белом потолке слепые очертанья.
И тяжкая мечта в безумном наслаждении одна.
Нет. Не своди меня с ума.
Еще осталось чуть стремлений
В надежде разукрасить серые дома.
В надежде не упасть пред миром на колени.
Пусть ей, что значит мне, твердят, она одна,
Созданье, выгнанное в вечность.
Отвечу вам, что ни одна страна
Не в силах впредь моей мечте перечить.




«Ворона чёрная я ночью…»


Ворона чёрная я ночью.
Ворона белая я днём.
Сегодня небо нас пророчит,
На землю падая дождём.
Играя с кронами деревьев,
Я удивлённый взгляд ловлю.
Простите, только я не верю,
Что это я сама творю.
Сегодня вечность в бурых пятнах.
Сегодня я сожгла свой дом.
Причина – я в чужих объятьях
Безумно думаю о нём.




«Там, где Финский залив обнимает Неву…»


Там, где Финский залив обнимает Неву,
Я увидела солнца цветок и реву:
Мне настолько давно не дарили цветы,
Ни букет и ни пять, ни один и не три…
Ветер вышвырнул душу, по крышам метнул,
Во дворах засмеялся он звоном кастрюль,
Подскочил на поребрике, врезался в дом
И поплыл по каналу с душою листом.
Дождь закапал, величием воздух взбодрил.
И готова вплестись я в узоры перил,
Чтоб надолго остаться с таким вот дождем,
Инноваторским, знающим всё обо всём.
Как любила мужчин, я люблю этот дождь.
И втройне улыбаюсь обводкой галош.
Мне понятно, зачем здесь искали приют
Те, кто чувствами вымостил вечную суть.
Мне каналы объяли всю четверть земли.
И ладонью к воде, я – пьяна, ты – замри.
Роза солнца Петровского цветет внутри.




«Пусть качает метель мою колыбель…»


Пусть качает метель мою колыбель,
И тревожит меня каждый стук.
В колыбели невиданный прячется зверь
И готовится прыгнуть вдруг.
Приручили бы зверя, пока не настал
Его страшный коронный час.
Он когтями пронзит, обнажит свой оскал,
Но не сможет простить он вас.
Приручили бы нежностью и теплотой,
Он уснул бы от искренних фраз.
Приручил бы меня, и была б я с тобой,
И весь мир ты тогда бы спас…




«Спустись в подвал, достань вино…»


Спустись в подвал, достань вино,
К камину кресло разверни.
Мне абсолютно всё равно,
Как он сбегает из страны.
Из той страны, теперь, где мы
Стремимся выплыть из кручин…
К камину кресло разверни
И пей вино, но помолчи.
Не говори уже о нём!
Не называй никак его!
Теперь здесь я горю огнём!
Дай мне вино или ружьё.
Храни подальше его имена,
Монашка, что впала во тьму.
Пусть всадник станет на стремена,
Я выстрелю в спину ему.
Глянь в камин. Он горит. Не проси ничего.
Хочешь, плачь до холодной росы.
Но когда упадёт на землю, его
Растерзают его же псы!




«Помню голос, что теперь мой покой разрушает…»


Помню голос, что теперь мой покой разрушает.
Помню, как научилась верить в сердце и в слёзы…
Начнём дождь, чтобы вымыть эту память из рая.
Начнём боль, чтобы больше не хотелось серьёзно.
Я рву небо в доказательство того, что любила,
Что умела и что лучше тех, кто вас окружает.
Но меня поражает
Моей собственной силой
От того, что никто это не понимает…
И всё стихло…
Только ветер поминает чувств великих искусство,
Только капает луна на разбитые скалы.
Возвращаюсь я в вольер, где свободно и пусто.
А нашла ли я тогда, что всю жизнь я искала?




«Неуклюже встала на лапы…»


Неуклюже встала на лапы
И виляет кривым хвостом.
У тебя нет ни мамы, ни папы,
Так о ком ты скулишь, о ком?
И несёшь свой кусочек хлеба
В подворотню другим щенкам.
Позаботиться о тебе бы,
Да наверно, уже не нам…
Может, ты и какой-то породы,
Но, увы, никому не нужна.
Остаётся щенком год от года,
Социальная наша страна.




ЛЖЕЦу


Сквозь блеклый полуотблеск белого окна
Я видела больного мотылька.
Он бился крыльями о стёкла в лихорадке,
А за окном горела лампа. Я была одна
И наблюдала всё издалека.
Ему так плохо… У меня же всё в порядке.
Задребезжала сердца жженого струна.
Ужалила. И вот не удержать
То, что зажала я жгутом своей обиды.
Её бы вырезать, если б хватило силы,
Если еще пойму, что я верна
Своей единственной мечте не предавать
Ценителей сердец и цели
Не быть всецелым подлецом.
Пусть я, когда узнала, что конец, не смела
Словами процарапав в центр, тебя назвать лжецом!
А мотылёк, как я. Сомнений нет.
Окно открыла. Выключила свет.




«Когда кони свернули к роще…»


Когда кони свернули к роще,
Усмотрел зорким взглядом ястреб:
На плече у царевны – кошка,
А на шее у кошки красным
В золотом ободке кулончик.
И была далека дорога…
Только дело клонилось к ночи,
И украла кулон сорока.
Подхватил кошку быстрый ястреб,
Понесли вдруг к обрыву кони.
Потеряла царевна счастье
И попалась в когти драконьи…
И с тех пор прячу я, сорока,
В золотом сердце камень алый.
А иначе, какого проку,
Что тебя у неё я украла?




Сноеды


Стали мучить меня ночь от ночи
То ли мысли, а то ли нечисть.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/e-zhdanova-18573608/glavnoe-v-minuty-otchayanya-ili-kogda-ot-gneva-gorit-l/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.