Книга - Стихотворения

Стихотворения
Владимир Семенович Высоцкий


«Как успел он вместить, прожить столько жизней, и каких!.. <…> Но одно кажется очевидным: без дара любви к своей стране, к народу своему Высоцкий вообще необъясним (как необъяснимо без этого дара ни одно из явлений настоящего искусства)» – писал Ю. Карякин в самой первой посмертной статье. Вот уже почти сорок лет нет Высоцкого с нами, но его песни живут, бередят души слушателей прежде всего своей подлинностью. Но песни его далеко не сразу раскрываются полностью, над ними приходится думать и работать. В книгу включены лучшие стихотворения и песни поэта.





Владимир Высоцкий

Стихотворения



© Высоцкий В., наследники, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019


* * *




И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже





Большой Каретный


Левону Кочаряну



Где твои семнадцать лет?

На Большом Каретном.

Где твои семнадцать бед?

На Большом Каретном.

Где твой черный пистолет?

На Большом Каретном.

А где тебя сегодня нет?

На Большом Каретном.



Помнишь ли, товарищ, этот дом?

Нет, не забываешь ты о нем.

Я скажу, что тот полжизни потерял,

Кто в Большом Каретном не бывал.

Еще бы, ведь



Где твои семнадцать лет?

На Большом Каретном.

Где твои семнадцать бед?

На Большом Каретном.

Где твой черный пистолет?

На Большом Каретном.

А где тебя сегодня нет?

На Большом Каретном.



Переименован он теперь,

Стало все по новой там, верь не верь.

И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь,

Нет-нет да по Каретному пройдешь.

Еще бы, ведь



Где твои семнадцать лет?

На Большом Каретном.

Где твои семнадцать бед?

На Большом Каретном.

Где твой черный пистолет?

На Большом Каретном.

А где тебя сегодня нет?

На Большом Каретном.



1962




Серебряные струны


У меня гитара есть – расступитесь, стены!

Век свободы не видать из-за злой фортуны!

Перережьте горло мне, перережьте вены —

Только не порвите серебряные струны!



Я зароюсь в землю, сгину в одночасье —

Кто бы заступился за мой возраст юный!

Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —

Только б не порвали серебряные струны!



Но гитару унесли, с нею – и свободу, —

Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды!

Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду

Только не порвите серебряные струны!»



Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,

Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!

Загубили душу мне, отобрали волю, —

А теперь порвали серебряные струны…



1962




Тот, кто раньше с нею был


В тот вечер я не пил, не пел —

Я на нее вовсю глядел,

Как смотрят дети, как смотрят дети.

Но тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит.



И тот, кто раньше с нею был, —

Он мне грубил, он мне грозил.

А я всё помню – я был не пьяный.

Когда ж я уходить решил,

Она сказала: «Не спеши!»

Она сказала: «Не спеши,

Ведь слишком рано!»



Но тот, кто раньше с нею был,

Меня, как видно, не забыл, —

И как-то в осень, и как-то в осень —

Иду с дружком, гляжу – стоят, —

Они стояли молча в ряд,

Они стояли молча в ряд

Их было восемь.



Со мною – нож, решил я: что ж,

Меня так просто не возьмешь, —

Держитесь, гады! Держитесь, гады!

К чему задаром пропадать,

Ударил первым я тогда,

Ударил первым я тогда —

Так было надо.



Но тот, кто раньше с нею был, —

Он эту кашу заварил

Вполне серьезно, вполне серьезно.

Мне кто-то на плечи повис, —

Валюха крикнул: «Берегись!»

Валюха крикнул: «Берегись!» —

Но было поздно.



За восемь бед – один ответ.

В тюрьме есть тоже лазарет, —

Я там валялся, я там валялся.

Врач резал вдоль и поперек,

Он мне сказал: «Держись, браток!»

Он мне сказал: «Держись, браток!» —

И я держался.



Разлука мигом пронеслась,

Она меня не дождалась,

Но я прощаю, ее – прощаю.

Ее, как водится, простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, —

Не извиняю.



Ее, конечно, я простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, —

Я повстречаю!

1962




За меня невеста отрыдает честно…


За меня невеста отрыдает честно,

За меня ребята отдадут долги,

За меня другие отпоют все песни,

И, быть может, выпьют за меня враги.



Не дают мне больше интересных книжек,

И моя гитара – без струны.

И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,

И нельзя мне солнца, и нельзя луны.



Мне нельзя на волю – не имею права, —

Можно лишь – от двери до стены.

Мне нельзя налево, мне нельзя направо —

Можно только неба кусок, можно только сны.



Сны – про то, как выйду, как замок мой снимут,

Как мою гитару отдадут,

Кто меня там встретит, как меня обнимут

И какие песни мне споют.



1963




Штрафные батальоны


Всего лишь час дают на артобстрел —

Всего лишь час пехоте передышки.

Всего лишь час до самых главных дел:

Кому – до ордена, ну а кому – до «вышки».



За этот час не пишем ни строки —

Молись богам войны артиллеристам!

Ведь мы ж не просто так – мы штрафники, —

Нам не писать: «…считайте коммунистом».



Перед атакой – водку, – вот мура!

Свое отпили мы еще в гражданку,

Поэтому мы не кричим «ура» —

Со смертью мы играемся в молчанку.



У штрафников один закон, один конец:

Коли, руби фашистского бродягу,

И если не поймаешь в грудь свинец —

Медаль на грудь поймаешь за отвагу.



Ты бей штыком, а лучше – бей рукой:

Оно надежней, да оно и тише, —

И ежели останешься живой —

Гуляй, рванина, от рубля и выше!



Считает враг: морально мы слабы, —

За ним и лес, и города сожжены.

Вы лучше лес рубите на гробы —

В прорыв идут штрафные батальоны!



Вот шесть ноль-ноль – и вот сейчас обстрел, —

Ну, бог войны, давай без передышки!

Всего лишь час до самых главных дел:

Кому – до ордена, а большинству – до «вышки»…



1964




Про Сережку Фомина


Я рос как вся дворовая шпана —

Мы пили водку, пели песни ночью, —

И не любили мы Сережку Фомина

За то, что он всегда сосредоточен.



Сидим раз у Сережки Фомина —

Мы у него справляли наши встречи, —

И вот о том, что началась война,

Сказал нам Молотов в своей известной речи.



В военкомате мне сказали: «Старина,

Тебе броню дает родной завод «Компрессор»!»

Я отказался, – а Сережку Фомина

Спасал от армии отец его, профессор.



Кровь лью я за тебя, моя страна,

И всё же мое сердце негодует:

Кровь лью я за Сережку Фомина —

А он сидит и в ус себе не дует!



Теперь небось он ходит по кина?м —

Там хроника про нас перед сеансом, —

Сюда б сейчас Сережку Фомина —

Чтоб побывал он на фронте на германском!



…Но наконец закончилась война —

С плеч сбросили мы словно тонны груза, —

Встречаю я Сережку Фомина —

А он Герой Советского Союза…

1964




Антисемиты


Зачем мне считаться шпаной и бандитом —

Не лучше ль податься мне в антисемиты:

На их стороне хоть и нету законов, —

Поддержка и энтузиазм миллионов.



Решил я – и значит, кому-то быть битым.

Но надо ж узнать, кто такие семиты, —

А вдруг это очень приличные люди,

А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет!



Но друг и учитель – алкаш в бакалее —

Сказал, что семиты – простые евреи.

Да это ж такое везение, братцы, —

Теперь я спокоен – чего мне бояться!



Я долго крепился, ведь благоговейно

Всегда относился к Альберту Эйнштейну.

Народ мне простит, но спрошу я невольно:

Куда отнести мне Абрама Линкольна?



Средь них – пострадавший от Сталина Каплер,

Средь них – уважаемый мной Чарли Чаплин,

Мой друг Рабинович и жертвы фашизма

И даже основоположник марксизма.



Но тот же алкаш мне сказал после дельца,

Что пьют они кровь христианских младенцев:

И как-то в пивной мне ребята сказали,

Что очень давно они Бога распяли!



Им кровушки надо – они по запарке

Замучили, гады, слона в зоопарке!

Украли, я знаю, они у народа

Весь хлеб урожая минувшего года!



По Курской, Казанской железной дороге

Построили дачи – живут там как боги…

На всё я готов – на разбой и насилье, —

И бью я жидов – и спасаю Россию!



1964




Песня о госпитале


Жил я с матерью и батей

На Арбате – здесь бы так!

А теперь я в медсанбате —

На кровати, весь в бинтах…



Что нам слава, что нам Клава —

Медсестра – и белый свет!..

Помер мой сосед, что справа,

Тот, что слева, – еще нет.



И однажды, как в угаре,

Тот сосед, что слева, мне

Вдруг сказал: «Послушай, парень,

У тебя ноги-то нет».



Как же так? Неправда, братцы, —

Он, наверно, пошутил!

«Мы отрежем только пальцы» —

Так мне доктор говорил.



Но сосед, который слева,

Всё смеялся, всё шутил,

Даже если ночью бредил —

Всё про ногу говорил.



Издевался: мол, не встанешь,

Не увидишь, мол, жены!..

Поглядел бы ты, товарищ,

На себя со стороны!



Если б был я не калека

И слезал с кровати вниз —

Я б тому, который слева,

Просто глотку перегрыз!



Умолял сестричку Клаву

Показать, какой я стал…

Был бы жив сосед, что справа, —

Он бы правду мне сказал!..



1964




Все ушли на фронт


Все срока уже закончены,

А у лагерных ворот,

Что крест-накрест заколочены, —

Надпись: «Все ушли на фронт».



За грехи за наши нас простят,

Ведь у нас такой народ:

Если Родина в опасности —

Значит, всем идти на фронт.



Там год – за три, если Бог хранит, —

Как и в лагере зачет.

Нынче мы на равных с вохрами —

Нынче всем идти на фронт.



У начальника Березкина —

Ох и гонор, ох и понт! —

И душа – крест-накрест досками, —

Но и он хотел на фронт.



Лучше было – сразу в тыл его:

Только с нами был он смел, —

Высшей мерой наградил его

Трибунал за самострел.



Ну а мы – всё оправдали мы, —

Наградили нас потом:

Кто живые, тех – медалями,

А кто мертвые – крестом.



И другие заключенные

Пусть читают у ворот

Нашу память застекленную —

Надпись: «Все ушли на фронт»…



1964




Песня про стукача


В наш тесный круг не каждый попадал,

И я однажды – проклятая дата —

Его привел с собою и сказал:

«Со мною он – нальем ему, ребята!»



Он пил как все и был как будто рад,

А мы – его мы встретили как брата…

А он назавтра продал всех подряд, —

Ошибся я – простите мне, ребята!



Суда не помню – было мне невмочь,

Потом – барак, холодный как могила, —

Казалось мне – кругом сплошная ночь,

Тем более что так оно и было.



Я сохраню хотя б остаток сил, —

Он думает – отсюда нет возврата,

Он слишком рано нас похоронил, —

Ошибся он – поверьте мне, ребята!



И день наступит – ночь не на года, —

Я попрошу, когда придет расплата:

«Ведь это я привел его тогда —

И вы его отдайте мне, ребята!..»



1964




Песня о звездах


Мне этот бой не забыть нипочем —

Смертью пропитан воздух, —

А с небосклона бесшумным дождем

Падали звезды.



Снова упала – и я загадал:

Выйти живым из боя, —

Так свою жизнь я поспешно связал

С глупой звездою.



Я уж решил: миновала беда

И удалось отвертеться, —

С неба свалилась шальная звезда —

Прямо под сердце.



Нам говорили: «Нужна высота!»

И «Не жалеть патроны!»…

Вон покатилась вторая звезда —

Вам на погоны.



Звезд этих в небе – как рыбы в прудах,

Хватит на всех с лихвою.

Если б не насмерть, ходил бы тогда

Тоже – Героем.



Я бы Звезду эту сыну отдал,

Просто – на память…

В небе висит, пропадает звезда —

Некуда падать.



1964




Братские могилы


На братских могилах не ставят крестов,

И вдовы на них не рыдают, —

К ним кто-то приносит букеты цветов,

И Вечный огонь зажигают.



Здесь раньше вставала земля на дыбы,

А нынче – гранитные плиты.

Здесь нет ни одной персональной судьбы —

Все судьбы в единую слиты.



А в Вечном огне – видишь вспыхнувший танк,

Горящие русские хаты,

Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,

Горящее сердце солдата.



У братских могил нет заплаканных вдов —

Сюда ходят люди покрепче,

На братских могилах не ставят крестов…

Но разве от этого легче?!



1964




Песня о нейтральной полосе


На границе с Турцией или с Пакистаном —

Полоса нейтральная; а справа, где кусты, —

Наши пограничники с нашим капитаном, —

А на левой стороне – ихние посты.



А на нейтральной полосе – цветы

Необычайной красоты!



Капитанова невеста жить решила вместе —

Прикатила, говорит: «Милый!..» – то да сё.

Надо ж хоть букет цветов подарить невесте:

Что за свадьба без цветов! – пьянка да и все.



А на нейтральной полосе – цветы

Необычайной красоты!



К ихнему начальнику, точно по повестке,

Тоже баба прикатила – налетела блажь, —

Тоже «милый» говорит, только по-турецки,

Будет свадьба, говорит, свадьба – и шабаш!



А на нейтральной полосе – цветы

Необычайной красоты!



Наши пограничники – храбрые ребята, —

Трое вызвались идти, а с ними капитан, —

Разве ж знать они могли про то, что азиаты

Порешили в ту же ночь вдарить по цветам!



Ведь на нейтральной полосе – цветы

Необычайной красоты!



Пьян от запаха цветов капитан мертвецки,

Ну и ихний капитан тоже в доску пьян, —

Повалился он в цветы, охнув по-турецки,

И, по-русски крикнув «… мать!», рухнул капитан.



А на нейтральной полосе – цветы

Необычайной красоты!



Спит капитан – и ему снится,

Что открыли границу как ворота в Кремле, —

Ему и на фиг не нужна была чужая заграница —

Он пройтиться хотел по ничейной земле.

Почему же нельзя? Ведь земля-то – ничья,

Ведь она – нейтральная!..



А на нейтральной полосе – цветы

Необычайной красоты!



1965




Марш студентов-физиков


Тропы еще в антимир не протоптаны, —

Но как на фронте держись ты!

Бомбардируем мы ядра протонами,

Значит, мы – антиллеристы.



Нам тайны нераскрытые раскрыть пора —

Лежат без пользы тайны, как в копилке, —

Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра —

На волю пустим джинна из бутылки!



Тесно сплотились коварные атомы —

Ну-ка, попробуй прорвись ты!

Живо по коням – в погоню за квантами!

Значит, мы – кванталлеристы.



Нам тайны нераскрытые раскрыть пора —

Лежат без пользы тайны, как в копилке, —

Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра —

На волю пустим джинна из бутылки!



Пусть не поймаешь нейтрино за бороду

И не посадишь в пробирку, —

Но было бы здорово, чтоб Понтекорво

Взял его крепче за шкирку.



Нам тайны нераскрытые раскрыть пора —

Лежат без пользы тайны, как в копилке, —

Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра —

На волю пустим джинна из бутылки!



Жидкие, твердые, газообразные —

Просто, понятно, вольготно!

А с этою плазмой дойдешь до маразма, и

Это довольно почетно.



Нам тайны нераскрытые раскрыть пора —

Лежат без пользы тайны, как в копилке, —

Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра —

На волю пустим джинна из бутылки!



Молодо-зелено. Древность – в историю!

Дряхлость – в архивах пылиться!

Даешь эту общую эту теорию

Элементарных частиц нам!



Нам тайны нераскрытые раскрыть пора —

Лежат без пользы тайны, как в копилке, —

Мы тайны эти скоро вырвем у ядра —

И вволю выпьем джина из бутылки!



1964




Высота


Вцепились они в высоту как в свое.

Огонь минометный, шквальный…

А мы всё лезли толпой на нее,

Как на буфет вокзальный.



И крики «ура» застывали во рту,

Когда мы пули глотали.

Семь раз занимали мы ту высоту —

Семь раз мы ее оставляли.



И снова в атаку не хочется всем,

Земля – как горелая каша…

В восьмой раз возьмем мы ее насовсем —

Свое возьмем, кровное, наше!



А можно ее стороной обойти, —

И что мы к ней прицепились?!

Но, видно, уж точно – все судьбы-пути

На этой высотке скрестились.



1965




Перед выездом в загранку…


Перед выездом в загранку

Заполняешь кучу бланков —

Это еще не беда, —

Но в составе делегаций

С вами ездит личность в штатском

Просто завсегда.



А за месяц до вояжа

Инструктаж проходишь даже —

Как там проводить все дни:

Чтоб поменьше безобразий,

А потусторонних связей

Чтобы – ни-ни-ни!



…Личность в штатском —

парень рыжий —

Мне представился в Париже:

«Будем с вами жить, я – Никодим.

Вел нагрузки, жил в Бобруйске,

Папа – русский, сам я – русский,

Даже не судим».



Исполнительный на редкость,

Соблюдал свою секретность

И во всем старался мне помочь:

Он теперь по роду службы

Дорожил моею дружбой

Просто день и ночь.



На экскурсию по Риму

Я решил – без Никодиму:

Он всю ночь писал – и вот уснул, —

Но личность в штатском, оказалось,

Раньше боксом увлекалась,

Так что – не рискнул.



Со мной он завтракал, обедал,

Он везде – за мною следом, —

Будто у него нет дел.

Я однажды для порядку

Заглянул в его тетрадку —

Просто обалдел!



Он писал – такая стерьва! —

Что в Париже я на мэра

С кулаками нападал,

Что я к женщинам несдержан

И влияниям подвержен

Будто Запада…



Значит, личность может даже

Заподозрить в шпионаже!..

Вы прикиньте – что тогда?

Это значит – не увижу

Я ни Риму, ни Парижу

Больше никогда!..



1965




Есть на земле предостаточно рас…


Есть на земле предостаточно рас

Просто цветная палитра, —

Воздуху каждый вдыхает за раз

Два с половиною литра!



Если так дальше, то – полный привет —

Скоро конец нашей эры:

Эти китайцы за несколько лет

Землю лишат атмосферы!



Сон мне тут снился неделю подряд —

Сон с пробужденьем кошмарным:

Будто – я в дом, а на кухне сидят

Мао Цзэдун с Ли Сын Маном!



И что – разделился наш маленький шар

На три огромные части:

Нас – миллиард, их – миллиард,

А остальное – китайцы.



И что – подают мне какой-то листок:

На, мол, подписывай – ну же, —

Очень нам нужен ваш Дальний Восток —

Ох как ужасно нам нужен!..



Только об этом я сне вспоминал,

Только о нем я и думал, —

Я сослуживца недавно назвал

Мао – простите – Цзэдуном!



Но вскорости мы на Луну полетим, —

И что нам с Америкой драться:

Левую – нам, правую – им,

А остальное – китайцам.



1965




Песня о сентиментальном боксере


Удар, удар… Еще удар…

Опять удар – и вот

Борис Буткеев (Краснодар)

Проводит апперкот.



Вот он прижал меня в углу,

Вот я едва ушел…

Вот апперкот – я на полу,

И мне нехорошо!



И думал Буткеев, мне челюсть кроша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!



При счете семь я всё лежу —

Рыдают землячки.

Встаю, ныряю, ухожу —

И мне идут очки.



Неправда, будто бы к концу

Я силы берегу, —

Бить человека по лицу

Я с детства не могу.



Но думал Буткеев, мне ребра круша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!



В трибунах свист, в трибунах вой:

«Ату его, он трус!»

Буткеев лезет в ближний бой —

А я к канатам жмусь.



Но он пролез – он сибиряк,

Настырные они, —

И я сказал ему: «Чудак!

Устал ведь – отдохни!»



Но он не услышал – он думал, дыша,

Что жить хорошо и жизнь хороша!



А он всё бьет – здоровый, черт! —

Я вижу – быть беде.

Ведь бокс не драка – это спорт

Отважных и т. д.



Вот он ударил – раз, два, три —

И… сам лишился сил, —

Мне руку поднял рефери?,

Которой я не бил.



Лежал он и думал, что жизнь хороша.

Кому хороша, а кому – ни шиша!



1966




Песня о конькобежце на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную


Десять тысяч – и всего один забег

остался.

В это время наш Бескудников Олег

зазнался:

Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил —

и сгинул.

Вот наш тренер мне тогда и предложил:

беги, мол.



Я ж на длинной на дистанции помру —

не охну, —

Пробегу, быть может, только первый круг —

и сдохну!

Но сурово эдак тренер мне: мол, надо,

Федя, —

Главное дело – чтобы воля, говорит, была

к победе.



Воля волей, если сил невпроворот, —

а я увлекся:

Я на десять тыщ рванул как на пятьсот —

и спёкся!

Подвела меня – ведь я предупреждал! —

дыхалка:

Пробежал всего два круга – и упал, —

а жалко!



И наш тренер, экс- и вице-чемпион

ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион —

иуда!

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски

по банке —

А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!»



Жалко тренера – он тренер неплохой, —

ну Бог с ним!

Я ведь нынче занимаюся борьбой

и боксом, —

Не имею больше я на счет на свой

сомнений:

Все вдруг стали очень вежливы со мной,

и – тренер…



1966




Прощание с горами


В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы – просто некуда деться! —

И спускаемся вниз с покоренных вершин,

Оставляя в горах свое сердце.



Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.



Кто захочет в беде оставаться один,

Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?!

Но спускаемся мы с покоренных вершин, —

Что же делать – и боги спускались на землю.



Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.



Сколько слов и надежд, сколько песен и тем

Горы будят у нас – и зовут нас остаться! —

Но спускаемся мы – кто на год, кто совсем, —

Потому что всегда мы должны возвращаться.



Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых никто не бывал!



1966




Песня о друге


Если друг

оказался вдруг

И не друг, и не враг,

а так;

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош, —

Парня в горы тяни —

рискни! —

Не бросай одного

его:

Пусть он в связке в одной

с тобой

Там поймешь, кто такой.

Если парень в горах —

не ах,

Если сразу раскис —

и вниз,

Шаг ступил на ледник —

и сник,

Оступился – и в крик, —

Значит, рядом с тобой —

чужой,

Ты его не брани —

гони:

Вверх таких не берут

и тут

Про таких не поют.

Если ж он не скулил,

не ныл,

Пусть он хмур был и зол,

но шел,

А когда ты упал

со скал,

Он стонал,

но держал;

Если шел он с тобой

как в бой,

На вершине стоял – хмельной, —

Значит, как на себя самого

Положись на него!



1966




Здесь вам не равнина


Здесь вам не равнина, здесь климат иной —

Идут лавины одна за одной,

И здесь за камнепадом ревет камнепад, —

И можно свернуть, обрыв обогнуть, —

Но мы выбираем трудный путь,

Опасный, как военная тропа.



Кто здесь не бывал, кто не рисковал —

Тот сам себя не испытал,

Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:

Внизу не встретишь, как ни тянись,

За всю свою счастливую жизнь

Десятой доли таких красот и чудес.



Нет алых роз и траурных лент,

И не похож на монумент

Тот камень, что покой тебе подарил, —

Как Вечным огнем, сверкает днем

Вершина изумрудным льдом —

Которую ты так и не покорил.



И пусть говорят, да, пусть говорят,

Но – нет, никто не гибнет зря!

Так лучше – чем от водки и от простуд.

Другие придут, сменив уют

На риск и непомерный труд, —

Пройдут тобой не пройденный маршрут.



Отвесные стены… А ну – не зевай!

Ты здесь на везение не уповай —

В горах ненадежны ни камень, ни лед, ни скала,

Надеемся только на крепость рук,

На руки друга и вбитый крюк —

И молимся, чтобы страховка не подвела.



Мы рубим ступени… Ни шагу назад!

И от напряженья колени дрожат,

И сердце готово к вершине бежать из груди.

Весь мир на ладони – ты счастлив и нем

И только немного завидуешь тем,

Другим – у которых вершина еще впереди.



1966




Военная песня


Мерцал закат, как сталь клинка.

Свою добычу смерть считала…

Бой будет завтра, а пока

Взвод зарывался в облака

И уходил по перевалу.



Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!



А до войны – вот этот склон

Немецкий парень брал с тобою,

Он падал вниз, но был спасен, —

А вот сейчас, быть может, он

Свой автомат готовит к бою.



Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!



Ты снова здесь, ты собран весь —

Ты ждешь заветного сигнала.

И парень тот – он тоже здесь,

Среди стрелков из «Эдельвейс», —

Их надо сбросить с перевала!



Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!



Взвод лезет вверх, а у реки —

Тот, с кем ходил ты раньше в паре.

Мы ждем атаки до тоски,

А вот альпийские стрелки

Сегодня что-то не в ударе…



Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!



1966




Скалолазка


Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? —

А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —

Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…»

Рассмеялась ты – и взяла с собой.



И с тех пор ты стала близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя, —

Первый раз меня из трещины вытаскивая,

Улыбалась ты, скалолазка моя!



А потом за эти проклятые трещины,

Когда ужин твой я нахваливал,

Получил я две короткие затрещины —

Но не обиделся, а приговаривал:



«Ох, какая же ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!..»

Каждый раз меня по трещинам выискивая,

Ты бранила меня, альпинистка моя!



А потом на каждом нашем восхождении —

Ну почему ты ко мне недоверчивая?! —

Страховала ты меня с наслаждением,

Альпинистка моя гуттаперчевая!



Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!

Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,

Ты ругала меня, скалолазка моя.



За тобой тянулся из последней силы я —

До тебя уже мне рукой подать, —

Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!»

Тут сорвался вниз, но успел сказать:



«Ох, какая же ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя скалоласковая!..»

Мы теперь с тобою одной веревкой связаны,

Стали оба мы скалолазами!



1966




Она была в Париже


[1 - Эта песня посвящена Ларисе Лужиной.]

Наверно, я погиб: глаза закрою – вижу.

Наверно, я погиб: робею, а потом —

Куда мне до нее – она была в Париже,

И я вчера узнал – не только в ём одном!



Какие песни пел я ей про Север дальний! —

Я думал: вот чуть-чуть – и будем мы на ты, —

Но я напрасно пел о полосе нейтральной —

Ей глубоко плевать, какие там цветы.



Я спел тогда еще – я думал, это ближе —

«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»…

Но что ей до меня – она была в Париже, —

Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!



Я бросил свой завод – хоть, в общем, был не вправе, —

Засел за словари на совесть и на страх…

Но что ей от того – она уже в Варшаве, —

Мы снова говорим на разных языках…



Приедет – я скажу по-польски: «Прошу, пани,

Прими таким как есть, не буду больше петь…»

Но что ей до меня – она уже в Иране, —

Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!



Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —

Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..

Кто раньше с нею был и тот, кто будет после, —

Пусть пробуют они – я лучше пережду!



1966




Услышьте нас на суше





Гололед


Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Будто нет ни весны, ни лета —

В саван белый одета планета —

Люди, падая, бьются об лед.



Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Гололед, гололед, гололед —

Целый год напролет, целый год.



Даже если всю Землю – в облет,

Не касаясь планеты ногами, —

Не один, так другой упадет

На поверхность, а там – гололед! —

И затопчут его сапогами.



Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Гололед, гололед, гололед —

Целый год напролет, целый год.



Только – лед, словно зеркало, лед,

Но на детский каток не похоже, —

Может – зверь не упавши пройдет…

Гололед! – и двуногий встает

На четыре конечности тоже.



Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Гололед, гололед, гололед —

Целый год напролет, целый год.



Зима 1966/67, ред. <1973>




Песня о новом времени


Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, —

Значит, скоро и нам – уходить и прощаться без слов.

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,

Неизвестно к какому концу унося седоков.

Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!

И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.

Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,

На скаку не заметив, что рядом – товарищей нет.

И еще будем долго огни принимать за пожары мы,

Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,

О войне будут детские игры с названьями старыми,

И людей будем долго делить на своих и врагов.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,

И когда наши кони устанут под нами скакать,

И когда наши девушки сменят шинели на платьица, —

Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!..



<1966 или 1967>




Случай в ресторане


В ресторане по стенкам висят тут и там —

«Три медведя», «Заколотый витязь»…

За столом одиноко сидит капитан.

«Разрешите?» – спросил я. «Садитесь!



…Закури!» – «Извините, «Казбек» не курю…»

«Ладно, выпей, – давай-ка посуду!..

Да пока принесут… Пей, кому говорю!

Будь здоров!» – «Обязательно буду!»



«Ну так что же, – сказал, захмелев, капитан, —

Водку пьешь ты красиво, однако.

А видал ты вблизи пулемет или танк?

А ходил ли ты, скажем, в атаку?



В сорок третьем под Курском я был старшиной, —

За моею спиной – такое…

Много всякого, брат, за моею спиной,

Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!»



Он ругался и пил, он спросил про отца,

И кричал он, уставясь на блюдо:

«Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —

А ты жизнь прожигаешь, иуда!



А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!

А ты водку тут хлещешь со мною!..»

Я сидел, как в окопе под Курской дугой —

Там, где был капитан старшиною.



Он всё больше хмелел, я – за ним по пятам, —

Только в самом конце разговора

Я обидел его – я сказал: «Капитан,

Никогда ты не будешь майором!..»



1967




Два письма


I

Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!

Во первы?х строках письма шлю тебе привет.

Вот вернешься ты, боюсь, занятой, нарядный —

Не заглянешь и домой – сразу в сельсовет.



Как уехал ты – я в крик, – бабы прибежали:

«Ой, разлуки, – говорят, – ей не перенесть».

Так скучала за тобой, что меня держали, —

Хоть причина не скучать очень даже есть.



Тута Пашка приходил – кум твой окаянный, —

Еле-еле не далась – даже щас дрожу.

Он три дня уж, почитай, ходит злой и пьяный —

Перед тем как приставать, пьет для куражу.



Ты, болтают, получил премию большую;

Будто Борька, наш бугай, – первый чемпион…

К злыдню этому быку я тебя ревную

И люблю тебя сильней, нежели чем он.



Ты приснился мне во сне – пьяный, злой, угрюмый, —

Если думаешь чего – так не мучь себя:

С агрономом я прошлась, – только ты не думай —

Говорили мы весь час только про тебя.



Я-то ладно, а вот ты – страшно за тебя-то:

Тут недавно приезжал очень важный чин, —

Так в столице, говорит, всякие развраты,

Да и женщин, говорит, больше, чем мужчин.



Ты уж, Коля, там не пей – потерпи до дому, —

Дома можешь хоть чего: можешь – хоть в запой!

Мне не надо никого – даже агроному, —

Хоть культурный человек – не сравню с тобой.



Наш амбар в дожди течет – прохудился, верно, —

Без тебя невмоготу – кто создаст уют?!

Хоть какой, но приезжай – жду тебя безмерно!

Если можешь, напиши – что там продают.



1967



II

Не пиши мне про любовь – не поверю я:

Мне вот тут уже дела твои прошлые.

Слушай лучше: тут – с лавсаном материя, —

Если хочешь, я куплю – вещь хорошая.



Водки я пока не пил— ну ни стопочки!

Экономлю и не ем даже супу я, —

Потому что я куплю тебе кофточку,

Потому что я люблю тебя, глупая.



Был в балете, – мужики девок лапают.

Девки – все как на подбор – в белых тапочках.

Вот пишу, а слезы душат и капают:

Не давай себя хватать, моя лапочка!



Наш бугай – один из первых на выставке.

А сперва кричали – будто бракованный, —

Но очухались – и вот дали приз таки:

Весь в медалях он лежит, запакованный.



Председателю скажи, пусть избу мою

Кроют нынче же и пусть травку выкосют, —

А не то я тёлок крыть – не подумаю:

Рекордсмена портить мне – на-кось, выкуси!



Пусть починют наш амбар – ведь не гнить зерну!

Будет Пашка приставать – с им как с предателем!

С агрономом не гуляй – ноги выдерну, —

Можешь раза два пройтись с председателем.



До свидания, я – в ГУМ, за покупками:

Это – вроде наш лабаз, но – со стеклами…

Ты мне можешь надоесть с полушубками,

В сером платьице с узорами блеклыми.



…Тут стоит культурный парк по-над речкою,

В ем гуляю – и плюю только в урны я.

Но ты, конечно, не поймешь – там, за печкою,

Потому – ты темнота некультурная.



1966




Песня о вещей Кассандре


Долго Троя в положении осадном

Оставалась неприступною твердыней,

Но троянцы не поверили Кассандре, —

Троя, может быть, стояла б и поныне.



Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.



И в ночь, когда из чрева лошади на Трою

Спустилась смерть, как и положено, крылата,

Над избиваемой безумною толпою

Кто-то крикнул: «Это ведьма виновата!»



Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.



И в эту ночь, и в эту смерть, и в эту смуту,

Когда сбылись все предсказания на славу,

Толпа нашла бы подходящую минуту,

Чтоб учинить свою привычную расправу.



Без устали безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.



Конец простой – хоть не обычный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, —

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.



Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.



1967




Корабли постоят – и ложатся на курс…


Корабли постоят – и ложатся на курс, —

Но они возвращаются сквозь непогоды…

Не пройдет и полгода – и я появлюсь, —

Чтобы снова уйти на полгода.



Возвращаются все – кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все – кроме тех, кто нужней, —

Я не верю судьбе, а себе – еще меньше.



Но мне хочется верить, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в делах —

Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в мечтах,

Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.



<1967>




Спасите наши души


Уходим под воду

В нейтральной воде.

Мы можем по году

Плевать на погоду, —

А если накроют —

Локаторы взвоют

О нашей беде.



Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше, —

И ужас режет души

Напополам…



И рвутся аорты,

Но наверх – не сметь!

Там слева по борту,

Там справа по борту,

Там прямо по ходу —

Мешает проходу

Рогатая смерть!



Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше, —

И ужас режет души

Напополам…



Но здесь мы – на воле, —

Ведь это наш мир!

Свихнулись мы, что ли, —

Всплывать в минном поле!

«А ну, без истерик!

Мы врежемся в берег», —

Сказал командир.



Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше, —

И ужас режет души

Напополам…



Всплывем на рассвете —

Приказ есть приказ!

Погибнуть во цвете —

Уж лучше при свете!

Наш путь не отмечен…

Нам нечем… Нам нечем!..

Но помните нас!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vladimir-vysockiy/stihotvoreniya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Эта песня посвящена Ларисе Лужиной.