Книга - Техника акварели
Техника акварели
Максим Анатольевич Волчкевич
Максим Волчкевич не только музыкант и композитор, он еще и прекрасный поэт – так мастерски он владеем словом, так цепко примечает детали, так чутко, нетривиально мыслит. Его песни порою рождаются одновременно со стихами, но чаще – спустя некоторое время. Как и всякий поэт, Макс живет в очарованном мире. Мир этот гармоничен, даже, в некотором смысле, идилличен – ничего уродливого он не приемлет. Во времена, когда от художника ждут изображения хаоса и бессмысленности жизни, такая позиция принципиальна. Потому что красота – не убежище от экзистенциального страха. Красота – это, прежде всего, ответственность. Григорий Кружков
Максим Волчкевич
Техника акварели
Составление: А. Волчкевич
Рисунки: А. Вайнер
© Волчкевич М., 2020
Издательство «Перо», 2020.
* * *
Моей жене, Анастасии.
I
Садовник
Садовник лестницу приставил и, на куст
взобравшись, розу ножницами срезал —
и изучал механику цветка.
А в это время за его спиной
стояла нимфа, яблоко кусая.
На ветке дуба чижик щебетал,
когда она смешинкой подавилась,
но, испугавшись, спряталась за ствол.
Садовник оглянулся – никого:
трава не смята, лестница в порядке,
и не спеша затылок почесал.
Не надо удивляться ничему —
ведь в жизни может всякое случится
с любым из нас. Тем более в одно
прекрасное и солнечное утро.
АКВАРЕЛЬ
Солнечный зайчик на полке,
мыслей шарманка сломалась —
утром в ушко от иголки
видится каждая малость.
Тени сквозь ситечко льются,
небо подернуто дымкой —
день высыхает на блюдце
переводною картинкой.
Скажете, так не бывает?
Просто балкон занавешен.
Лето стремительно тает,
словно тарелка черешен.
Как на открытой странице,
в красках сырых и цветенье,
мир еще весь на границе
яркого света и тени.
Чашка горячего кофе,
полная ваза ромашек.
Чей-то немыслимый профиль
быстрый ведет карандашик…
Только не делайте шага
к той белоснежной постели —
это простая бумага,
техника акварели.
Стихотворение
Вот виноградина: она
прозрачна, хорошо видна.
На ней есть матовость, какую
я поцелую.
Лежит на блюде белом гроздь,
она просвечена насквозь —
хвала стихотворенью!
Оно само, как виноград
без кости, чистый рафинад.
Но – с изумрудной тенью.
Зимняя чашка
Бывает день из мира неземного,
в конце зимы, – похожий на предмет
тончайшего фарфора голубого,
где каждый палец виден на просвет.
Он изнутри сиянием пронизан
от холода, оставшегося в ней,
как чашка из разбитого сервиза —
прекрасная и полная теней.
Открой буфет высокий и певучий,
и этот день поставь перед собой,
и поверни, чтоб видно было лучше
со стороны – какой он голубой.
Уже февраль, весна не за горами.
Недолго нам осталось коченеть —
вот так сидеть пустыми вечерами
и ложечкою чайною звенеть.
Тема сквозняка
Тающий сахар света
в ложке потемок – это
снадобье для зимы,
наступающей тьмы.
Тихо звенит посуда
времени – и отсюда,
кажется мне, слышней,
кто играет на ней.
Среди стаканов, вилок
флейту пустых бутылок
пробует ветер – тот,
что не знает пустот.
Посередине мира
от водки ли, от кефира
появляется вдруг
шероховатый звук.
Вот он растет – и быстро
горлышками регистра
пробегает легко
скисшее молоко.
По стенкам пушистой пыли
до последней бутыли,
в коей ничего нет, —
срывается на фальцет.
Зубья и шестеренки
играющий на гребенке
перебирает: там
та-ра-рам.
Лестницы потайные,
шатуны часовые —
механический мрак
вторят ему: тик-так.
Ночь, как язык, немеет,
музыка цепенеет,
ключ открывает дом —
никого за столом.
Офелия
Пусть ночь кругом тиха, темна,
за светляком плывет луна —
свечой внутри освещена,
речной водой окружена.
Пусть мне безумье суждено,
ромашки, клевер – все равно
к себе зовет меня оно,
как стебель лилию на дно.
Ступай за ним, тянись, плыви
на огонек своей любви…
Скажи ему, что я живу —
могу держаться на плаву.
Тебя в кольце из плавунцов
несет река – в воде лицо
среди цветов и диких трав
плывет, тобой быть перестав.
Там ил речной тягуч, глубок,
над головой зеленый дрок.
А песню держит между строк
последний воздуха глоток.
Репейник
Кипы зелени и кроны,
обмелевшие пруды,
теплый дух и цвет зеленый
взбаламученной воды.
Лучше места не бывает —
на подгнившие мостки
только ряска набегает
да качает поплавки.
Здесь на выжженном суглинке
одуванчиковый пух,
и выходит из травинки
вместо курицы петух.
Человек стоит трехтонный
с кепкой вечною в руке,
и буфет пристанционный
на обеденном замке.
Там встают не слишком рано
и живут до похорон,
из граненого стакана
пьют державный самогон.
С буквы пишутся заглавной
слово «хлеб» и слово «труд».
Климат там неблагодарный:
что посеют – не пожнут.
Не упомнить то, что было,
стало в памяти светло —
мусор к берегу прибило,
стрекозиное крыло.
Память – мусор тот же самый,
прицепившийся репей:
как на снимке, папа с мамой,
леска, банка для червей.
Это смерть пришла? – Ну что вы,
просто детская рука
ящик тронула почтовый,
дотянулась до звонка.
Нас с тобою здесь не знают —
мы пойдем как грибники
по дороге, где гоняют
бабочек грузовики.
Симфония дождя
Она войдет немного погодя,
окно откроет сердцу и молитве —
и зазвучит симфония дождя
прекрасная, как роза на пюпитре.
О, сколько в ней хрустальных голосов,
высоких нот и восхищенных взоров!
Ей шум понятен лиственных лесов
и глубина готических соборов.
В ее подвалах столько тишины,
что кажутся бессвязным бормотаньем
слова людей, которые смешны
перед ее порывистым дыханьем.
Шквал налетит – по крыше жестяной
пройдет горохом ледяного града
и окружит волшебною стеной
сияющего водопада.
Он будет истончаться и редеть
при свете дня, на тысячу особых
порвется нитей, но не разглядеть
в нем лишних нот – скрипичных и басовых.
Не разобрать: во сне иль наяву
ты это видишь, слышишь, осязаешь.
Но вдруг блеснет, как солнце сквозь листву,
мелодия – и ты ее узнаешь!
И пелена спадет – откроет лес
просветы между мокрыми стволами,
и в них нахлынет синева небес…
Как это будет – не сказать словами!
А по листам пройдет творенья дрожь,
подаст свой голос птица. И в ответе
за этот мир сегодня будет дождь —
он спас его от засухи и смерти!
Море
Средь флейт земных всегда в миноре,
земным неведомо богам,
ты вновь подкатываешь, море,
к моим ногам.
Твой счет у времени огромен,
ты отступаешь налегке,
смывая город, что построен
был на песке.
Пусть ключ единственный потонет
к твоим симфониям, но лишь
морская раковина помнит
как ты шумишь.
И чайки не летят за теми,
кто канул, не достигнув дна,
туда, где музыка и темень
и глубина.
Но с новой силой на рассвете
влечешь ты парус рыбака,
когда подует свежий ветер
с материка.
И волн свободных с облаками
не остановишь на бегу —
так чист простор и гладок камень
на берегу.
Романс о цветах
Вот красный цвет – в нем розы разворот
подобен ране, он в душе цветет
и сердце манит, словно мотылька,
в воронку страсти, в глубину цветка.
Кто в мякоть сокровенную проник,
им обладал, кто к ране той приник —
тот не напился, сколько б он ни пил,
но лишь любовью крылья опалил.
Вот синий цвет, небесный, голубой —
в нем тайна примирения с собой.
В нем есть покой и холод, но сперва
всего другого – только синева.
Она сквозит в исписанных листах,
в словах высоких, полевых цветах…
Она близка, как небо на горе —
в ней бездны цвет на утренней заре.
Спроси, зачем на свете мы живем…
Вот черный цвет – и нет оттенков в нем.
То мрака знак, могилы и конца,
он – царь теней, и нет на нем лица.
Так бархат черный послан в этот мир:
на нем прекрасней роза и сапфир,
любовь живая или красота.
Покуда смерть – последняя черта.
Два мира
Сегодня я гулял по лесу
и видел, как стояли сосны
кирпично-красные; стрекозы
носились в воздухе нагретом,
как механические эльфы:
то на кору садились цепко,
то вдруг взлетали, превращаясь
в набор отдельных плоскостей.
Что делать! мир членистоногий
от силы солнечной зависит,
как все растительное царство:
чем ярче воздух раскаленный,
тем стебель слаще, и кислее
яд муравьиного укуса;
тем тоньше аромат цветочный
прохладным вечером, богаче
узор на крыльях драгоценных
летучих гусениц… Однако,
как хорошо, что сотворен он
в миниатюре: на ладони
жук умещается рогатый,
кузнечик, мыслящий ногами,
и даже бабочка, подобно
открытой книге. Невозможно
принять гигантских насекомых:
тогда бы против нашей воли
они селились с человеком
и отвращение внушали.
Мы ненавидим тех, кто с нами
живет, кто кров и хлеб наш делит:
мух, что на сахар белоснежный
садятся черными ногами,
и хитроумных тараканов,
от наказания бегущих, —
они нам равно неприятны.
Два мира, столь различных между
собой, как наш – и насекомых,
не существуют вместе: сколько б
мы ни приписывали разум
стручку гороховому или
нежно-зеленой балеринке —
для нас личинки и стрекозы
едва ль ожившие растенья.
Вот если мысленно мы с ними
вдруг поменялись бы местами,
когда бы вместо великанов
вдруг оказались муравьями —
скорей всего…
Насыщение
В конце стола, у бездны на краю,
душа моя, я сладкое люблю:
плоть рыхлую у испеченной сдобы,
как тело коронованной особы.
Ведь не секрет – мучное мне вредит…
Но лишь цукат его опередит.
Какая легкость в булочке, заметь!
Она уже не в силах располнеть
и больше стать от воздуха и крема,
а все растет… Какая это тема!
Но миг прошел – бедняжку не вернуть.
И насладившись, хочется зевнуть.
Так мир устроен, и не надо слов.
Опять объелся дедушка Крылов.
Простим ему необходимый отдых,
стул отодвинем – больше он не съест.
А коль в партере нам не хватит мест,
не будем строги – постоим в проходах.
Персидская сирень
Я бражником порхаю
сегодня целый день
и нюхаю, вдыхаю
персидскую сирень!
Она крупна, лилова,
рассыпчата на взгляд,
и я даю вам слово —
вкусней, чем рафинад!
Есть тайная наука
менять цвета, места,
быть легким, как шкатулка,
в которой пустота.
Цеди ее по капле
с друзьями во дворе,
стань дымкою на Капри
и мухой в янтаре.
Клади на эту прелесть,
пока не слишком пьян,
в лучах весенних греясь,
ты «рыбу» и «баян».
И в назиданье внукам
сыграй в немом кино,
где падают со стуком
все кости домино.
Степь на закате
Ты запомнишь травинку заката
между шпал почерневших, где зной
пахнет углем, как щебнем лопата,
и не движется воздух земной.
Впереди огонек светофора
задрожит на свободном пути.
И до станции будет не скоро —
все равно до утра не дойти.
Солнце сядет – и с насыпи пыльной,
где вьюнок под ногами цветет,
ты увидишь, как месяц старинный
над притихшею степью встает,
как трава между рельсов, услышишь,
неподвижно звенит от цикад.
И поймешь, ничего не попишешь,
где кончается этот закат.
Это будет дорожка на склоне
или, может, вершина холма,
но ее не касаются кони
в темноте – они сходят с ума.
Это будет окрашенный светом
безымянный участок степной,
где становится каждый поэтом.
Но обходят его стороной.
И тогда это самое место,
на котором кончалась земля,
вдруг уйдет, как вершина оркестра
или тонущего корабля.
Ничего не останется, кроме
того краешка вечности, где
алый отблеск лежал на соломе
вместе с ночью. И верил звезде.
«Насыпь железной дороги…»
Насыпь железной дороги
тронута акварелью —
на километре утра
облачко иван-чая
«Живи легко…»
Живи легко, испытывая радость
созвучий тех, что смерти не слышны, —
из стебелька высасывая сладость
и музыку творя из тишины.
Не прекословь. И, сам того не чая,
в обыденности к Богу прикоснись —
великое пройди, не замечая,
и малости ничтожной поклонись.
II
Выпал снег
Выпал снег. Будто снят с пялец
кружевной покров толщиной в палец.
Все покрылось снегом: свекла, брюква.
Хорошо видна на белом каждая буква.
Ртуть упала в градуснике. Cтало слышно,
как ворона каркает, чтоб не вышло:
пистолеты заряжать пора, опробовать в деле…
Выпал снег, белый, как на дуэли.
Впрочем, можно различить больше:
звон буфета, серебряных ложек тоньше,
запах свежей газеты, пение за окном синицы,
шорох переворачиваемой страницы.
Стало быть, зима. Тишина в мире,
соль и скатерть чистые на столе в трактире.
Всадник не скачет, не скрипят дроги —
белый снег лежит на большой дороге.
Стало быть, зима. Не чета брезгать
чаем с рафинадом и каток резать,
кренделя выписывать, скакать фертом;
марочку отпаривать над конвертом.
Знать ответ пришел не гадан, не прошен —
все белым-бело, мундир запорошен.
Вам письмо, минхерц: расплылся синим
штемпель на конверте – письмо из России.
Стало быть, зима: далеко видно,
слышно хорошо, никому не обидно.
Выпал первый снег, принесли почту —
вот случилось оно что… Вот что.
Черное на белом
Зима, деревья, черный карандаш
отточенный, почтовая бумага
без подписи – слуга покорный Ваш
по белизне еще не сделал шага.
Как полотенце вафельное, чист
снег выпавший. Холодный без перчаток
металл ограды обнажает лист
нерукописный – каждый отпечаток.
Железный почерк, тонкое литье
поэзии – но для запоминанья
непостижимо существо твое,
и не расставить знаков препинанья.
Скользит перо. На завитке ворот
задержится, не требуя почтенья.
И только смысл ускользает от
внимательного взгляда, от прочтенья.
Ночь в телескопе
Кто поведал человеку
эту истину, мой друг:
снег – движение молекул…
Броун или Левенгук?
Тут вопрос, конечно, спорный,
не разгадывай его —
ночь в трубе твоей подзорной,
снег, и больше ничего.
Где светила и планеты?
Не отыщешь ни одной.
Только снег вверху – и это
так красиво, Боже мой!
В стеклах чистых, окулярах
и биноклях всех мастей
он для маленьких и старых
радость сыплет из горстей.
Изучает повсеместно
это каждый звездочет,
но доподлинно известно
только то, что снег идет.
А куда – никто не знает…
Да и нам не повезло.
Ночь снежинки сосчитает
и забудет их число.
Мартовские каникулы
Последний наст ломается печеньем
под каблуками. Как стакан вина,
прозрачен воздух. Отблеском вечерним
в природе отстоялась глубина.
Свой карандашик легкость очинила:
в воде проточной отразился лес,
и облаков летучие чернила
повисли в невесомости небес.
Прислушайся: во флигеле поместья
запел скворец, а в ельнике – ручей.
И даже в Вене первый капельмейстер
бренчит сегодня связкою ключей.
На пол дубовый сыплются монеты —
одна из них упала на ребро
и выкатилась в двери кабинета,
по лестницам роняя серебро.
Взяв чистый лист на уличной скамейке,
и нацепив железные очки,
слепая ночь наносит по линейке
скрипичные и нотные крючки.
Еще в чехлах стоят виолончели,
еще смычки не плавят канифоль,
но взяв аккорд, исполненный значенья,
уже настройщик пробует бемоль.
Еще шестки готовятся к апрелю —
в руках тесак, за ухом карандаш.
Но смазанный небесной акварелью,
уже кларнет насвистывает марш!
Спешит весна и каждой нотой вторит
еще нестройным птичьим голосам,
чтоб, встав за пульт лесных консерваторий,
концерт начать по солнечным часам!
Весна в Швейцарии
Наверху воздух чище, а снег белее.
Как затянувшаяся весна
в горах Швейцарии медленно, еле-еле
вечерняя распускается голубизна.
Наступают сумерки. За гардиной
оживают тени, на циферблат
часов набегает облако – и в гостиной
цветочный распространяется аромат.
Так с холода пахнут фиалки —
охапкою из корзинки
цветочницы у отеля. Фарфоровой белизной
так смешивают оттенки —
и кажется, по старинке,
в маленьком тихом городе пахнет весной.
Но ты зажигаешь лампу, из сумрачных помещений
вступаешь в окружность света, не замечая, как
тьма открывает шлюзы, спускается из ущелий,
и заливает площадь черный стерильный мрак.
Гаснут витрины улицы.
От спячки дневной очнувшись,
старики спускаются к ужину: кому-то еще нужны
их разговоры, ворчание. А земля, повернувшись,
тебе открывает сторону, полную тишины.
Апрель
Дырявым известен карманом,
трамвайным звонком знаменит,
апрель по замызганным рамам
легчайшей монетой звенит.
Прозрачна луна на ущербе,
бульвар первым пухом одет,
и птичий пронзительный щебет
на вешней замешен воде.
Портфель твой, случайный прохожий,
(он мне почему-то знаком!)
скрипит крокодиловой кожей
и новеньким блещет замком.
Смотри же: по проволке с током
скользнет за троллейбус звезда,
труба загремит водостоком
и выплюнет косточку льда.
А ночь, за ограды цепляясь,
по следу бежит колеса,
и голуби, в лужах купаясь,
мешают с землей небеса.
Утро
Ты проснешься – по телу мурашки
пробегут, и весенняя дрожь
заберется за ворот рубашки.
Подоконники выскоблит дождь.
Будут сумерки в тюлевых складках,
воробьиная рань на часах —
будет утренний холод в лопатках,
будет сырость в твоих волосах.
Будет косточку в мякоти нежной
лета ночь отделять языком
от несмелой любви безнадежной,
горьким вскормленной молоком
одуванчиков, слез непролитых
и пригоршней воды питьевой,
что дождем на ладонях открытых
остается – и свежей землей.
На той улице умалишенной,
в том дожде наша юность видна,
как начало поэмы сожженной
у открытого в небо окна.
И наверно об этом не стоит
говорить – просто станет светлей
в твоей комнате, чисто отмоет
утро белое в чашке твоей.
Иголка
Что ты вышивала рукою
по чистой канве языка,
за ниткой следя голубою,
распускающей облака?
Однажды, не занята делом,
сидела среди тишины —
и крестик остался на белом
батисте с другой стороны.
Быть может, за это мгновенье,
которому имени нет,
мы грусти немой дуновенье
меняем на солнечный свет —
чему-то, не ведая сами,
находим единственный звук.
И, тайны коснувшись перстами,
иголку роняем из рук.
Весенний день
Вот человек, идущий мне навстречу:
на нем пальто без пуговицы, день
сегодня теплый – теплый и весенний.
Как хорошо: он точно обо мне
не думает – в глазах его далеких
я отражаюсь, словно облака,
деревья или птицы на деревьях.
Что означает странный этот взгляд?
Работу мысли он не означает,
поскольку тот, кто мыслит, на одном
всегда сосредоточится предмете.
А здесь другое: птицы, облака…
Но если так, прохожему на миг
дано себя в глазах его увидеть
и различить на яблоке глазном
весь этот мир – далекий и прекрасный.
Бричка
Едет бричка по чистой дороге —
птицы свищут, не видно людей.
Мягкой пылью ложится под ноги
путь, которому нет лошадей.
В стороне от иных развлечений,
лесом, полем, неведомо как —
то нырнет она в ельник вечерний,
то сквозной пролетит березняк.
Погадает кощей на ромашке,
захохочет на кладбище бес.
В чистой шелковой, белой рубашке
едет барин – и слушает лес.
Сколько жизни прошло в разговорах,
сколько спето, а выпито сколь?
Невесома, легка на рессорах,
бричка мчится – кататься изволь.
По дороге, по женушке милой, —
то за счастьем, а то при деньгах
кто плетется, кто едет с повинной,
а кого поведут в кандалах.
Кто умрет или душу погубит,
до конца лепестки оборвет.
Погадай-ка мне: любит, не любит —
разве знает он, сколько живет?
Облако над холмом
Посмотри на белое облако в яркий солнечный день:
оно на ладони ветра маневрирует в синеве,
бежит через холм цветущий прохладная его тень,
когда, запрокинув голову, на нем ты лежишь в траве.
Рядом десяток кузнечиков вонзают в июльский зной
смычки, канифоля крылышки где-то в своем паху,
и лишь кучевое облако, плывущее над тобой,
кажется ослепительным, прекрасным – там, наверху.
Посередине жизни ты лежишь на спине,
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/maksim-volchkevich/tehnika-akvareli/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
- Жанр: Русская поэзия, Стихи и поэзия
- Теги: сборники стихотворений, современная русская поэзия, Лирическая поэзия
- Язык: Книги на русском языке
- Объём: 80 стр. 43 иллюстрации
- Дата написания: 2020
- Возрастные ограничения: 16+
- ISBN: 978-5-00171-268-8
- Дата выхода книги: 01 сентября 2020
- Версия: 📚 Электронная книга
Максим Волчкевич не только музыкант и композитор, он еще и прекрасный поэт – так мастерски он владеем словом, так цепко примечает детали, так чутко, нетривиально мыслит.
Его песни порою рождаются одновременно со стихами, но чаще – спустя некоторое время. Как и всякий поэт, Макс живет в очарованном мире. Мир этот гармоничен, даже, в некотором смысле, идилличен – ничего уродливого он не приемлет.
Во времена, когда от художника ждут изображения хаоса и бессмысленности жизни, такая позиция принципиальна. Потому что красота – не убежище от экзистенциального страха. Красота – это, прежде всего, ответственность.
Григорий Кружков
Как скачать книгу - "Техника акварели" в fb2, ePub, txt и других форматах?
- Нажмите на кнопку "полная версия" справа от обложки книги на версии сайта для ПК или под обложкой на мобюильной версии сайта
Полная версия книги
- Купите книгу на литресе по кнопке со скриншота
Если книга "Техника акварели" доступна в бесплатно то будет вот такая кнопка - Выполните вход в личный кабинет на сайте ЛитРес с вашим логином и паролем.
- В правом верхнем углу сайта нажмите «Мои книги» и перейдите в подраздел «Мои».
- Нажмите на обложку книги -"Техника акварели", чтобы скачать книгу для телефона или на ПК.
В разделе «Скачать в виде файла» нажмите на нужный вам формат файла:
Для чтения на телефоне подойдут следующие форматы (при клике на формат вы можете сразу скачать бесплатно фрагмент книги "Техника акварели" для ознакомления):
- FB2 - Для телефонов, планшетов на Android, электронных книг (кроме Kindle) и других программ
- EPUB - подходит для устройств на ios (iPhone, iPad, Mac) и большинства приложений для чтения
Для чтения на компьютере подходят форматы:
- TXT - можно открыть на любом компьютере в текстовом редакторе
- RTF - также можно открыть на любом ПК
- A4 PDF - открывается в программе Adobe Reader
Другие форматы:
- Сохраните файл на свой компьютер или телефоне.
Видео по теме - ANA| Урок Рисования: 10 АКВАРЕЛЬНЫХ ТЕХНИК И ПРИЕМОВ| 10 Watercolor techniques