Книга - Лишь в Ростове я дома

Лишь в Ростове я дома
Михаил Алексеевич Годов


Эта книга – объяснение в любви родному городу, Ростову-на-Дону, и ростовчанам.

Мне хотелось, чтобы образ города получился таким, какой он есть, без грима: многоликим, гостеприимным, с неунывающим, искромётным, азартным, полным самобытного юмора характером!

То есть южной, донской столицы, со своим, ростовским «Бродвеем», с яркой красотой «ростовских мадонн», с неповторимостью «ростовского говорка», с крутым авторитетом «Ростова-папы», чьим законнорождённым сыном я являюсь и чем горжусь.



Издание второе, дополненное





Михаил Годов

Лишь в Ростове я дома

(Издание второе – дополненное)



© Годов М. А., 2021


* * *


Автор выражает сердечную благодарность Елене Парамоновой за помощь в публикации этой книги.







Предисловие автора







Эта книга – объяснение в любви родному городу, Ростову-на-Дону, и ростовчанам.

Мне хотелось, чтобы образ города получился таким, какой он есть, без грима: многоликим, гостеприимным, с неунывающим, искромётным, азартным, полным самобытного юмора характером!

То есть южной, донской столицы, со своим, ростовским «Бродвеем», с яркой красотой «ростовских мадонн», с неповторимостью «ростовского говорка», с крутым авторитетом «Ростова-папы», чьим законнорождённым сыном я являюсь и чем горжусь.



    Михаил Годов




Вместо рецензии от земляка, друга и собрата «по перу»


Дорогой Михаил!

Наконец-то я встретил человека-поэта, беззаветно влюблённого в город, где он сделал первые шаги, «строкой и сердцем» воспевающего каждую улицу, каждый двор и Дон-батюшку!

Ты – настоящий сын знаменитого города! Спасибо тебе!



    Аршак Тер-Маркарьян,
    коренной ростовчанин и москвич «со стажем», поэт, очеркист, журналист




Строкой и сердцем я с Ростовом!

(Стихи о Ростове)





«Всюду жизнь: и в глухой деревушке…»


Всюду жизнь: и в глухой деревушке
В три хромых, окосевших избы,
В Заполярье, в Париже и Кушке, —
Всюду ткёт жизнь пряжу судьбы.

И везде эти травы и птицы.
И повсюду леса и поля.
Почему же в разлуке нам снится
Только наша, родная земля?

Почему этот клён под окошком
Мне дороже магнолий в цвету
И соседская чёрная кошка
Воплощает и дом, и мечту?




«Ночь. Звёзды. Музыка. Река…»


Ночь. Звёзды. Музыка. Река…
Бурун клокочет за кормою.
И вечность кажется близка,
И небо манит глубиною.

Наш теплоход, как чёлн, плывёт,
И в волосах играет ветер.
И сердце радостно поёт,
И мы беспечны, словно дети.

И беды наши позади,
И впереди ещё так много…
И скроет толщею воды
Сомненья наши и тревоги.

А впереди мерцает свет
И ждёт нас пристань, как награда.
Но не растает пенный след,
А в душу хлынет звездопадом!




«Зима в Ростове: слякоть, гололёд…»


Зима в Ростове: слякоть, гололёд;
То оттепель, а то опять морозы…
Её капризам я теряю счёт,
И вводят в заблуждение прогнозы.
Ещё с утра был дождь: сплошной потоп,
А среди дня завьюжили метели!
На месте лужи вырос вдруг сугроб,
А завтра, может, зазвенят капели…




«Соборная площадь. Базар и собор…»


Соборная площадь. Базар и собор…
В чём тайна такого соседства?
Ведут они вновь утомительный спор?
А может, друзья они с детства.

Ведь, если задуматься, славный дуэт.
В нём жизнь, словно в капле водицы.
На рынке для тела найдётся обед,
А в храме душа причастится.

Иконные лики и лица старух
И святость – соседка юродства.
И реет над ними Божественный дух,
Миря красоту и уродство.

И вновь очищается чья-то душа
От слёз, от проклятий и стона.
Все звуки иные в округе глуша,
Плывут колокольные звоны…




«Опять восточные ветра…»


Опять восточные ветра
Несут на город пыль степную.
Опять восточные ветра…
С досады их в сердцах кляну я.

А пыль несётся вдоль дорог
И вдоль по улицам клубится.
А пыль летит из-под сапог
И в щели всё спешит забиться,

И запорошила глаза,
И на зубах хрустит со скрипом…
И гнутся кроны, как лоза.
А ветер дальше мчит со всхлипом.

И задирает баловник
Девчонкам юбочек подолы,
И чёлки им растреплет вмиг,
И вновь своё продолжит соло.

И что-то дрогнет вновь во мне,
И улетучится досада.
И пыль осядет вся на дне.
И я пойму… всё то, что надо.




«Ростов шестидесятых…»


Ростов шестидесятых
Футбольным «болен» бумом.
Ростов шестидесятых
Прёт на трибуны буром!

Бурлят на поле страсти:
«Куда ты бьёшь, «мазила»?!»
И даже «пол прекрасный» кричал:
«Судью – на мыло!»

Назавтра возле парка
«Брехаловка» гудела!
Как матч футбольный, жарко
В нас жизнь тогда кипела…




«Отец художник был от Бога…»


Отец художник был от Бога.
Я многим, видимо, в отца.
Мне от него досталось много
Не в плане схожести лица,

А в смысле творческого пыла
И вдохновения и мук…
Ведь мною движет та же сила.
Я заключён всё в тот же круг.

И мной владеют те же чувства
И поклонение красоте.
Я, как и он, молюсь искусству,
Служу Божественной мечте.




«В разрывах небо. Самолёт…»


В разрывах небо. Самолёт —
Горящий хищный зверь железный.
И с парашютом вниз пилот
Летит в спасительную бездну.

Кисть, словно скульптора резец,
Быть не могла точней и строже.
На той картине – мой отец…
И рисовал её он тоже.




«В розетку вновь втыкаю штекер…»


В розетку вновь втыкаю штекер —
И вспышка яркая в мозгу:
Навстречу мчится студебекер
Ко мне по памяти мосту.
Какой водила бесшабашный!
И что там ждёт его в конце?
Но тот рисунок карандашный
Опять напомнил об отце…




«На танцплощадке в парке Горького…»


На танцплощадке в парке Горького
Народ «кучкуется» в углах.
На танцплощадке в парке Горького
Был не в почёте Иоганн Бах.

И сам я им не увлекался,
С искусством фуги не знаком.
В девчонок ветреных влюблялся
Тогда от мамы я тайком.

И помню, как после танцулек
Я брёл с «Нахаловки» домой
С наградой – первым поцелуем,
Шестнадцать стукнуло весной…




«В Старочеркасск плывёт „Ракета”…»


В Старочеркасск плывёт «Ракета»…
А может, это «Метеор»?..
Незабываемое лето:
С далёким прошлым разговор…

Мы жили в маленьких палатках,
Раскинув их на берегу…
Как поцелуи были сладки!
Как звёзды, счесть их не могу…

И кожа цвета шоколадки,
И южной ночи лунный фон…
И жар любовной лихорадки
Водой не мог умерить Дон!




«Живу с любимою женой…»


Живу с любимою женой
В зелёном Северном массиве:
Родной очаг и кров здесь мой,
И потому он всех красивей!

Хоть всюду тот же трафарет
И ширпотреб архитектуры.
Но то, что чувствует поэт,
Таит души клавиатура.

Из каждой клавиши её
За нотой ноту извлекаю:
И снова в будней бытиё
Любви мелодию вплетаю…




«Наш дворик на Большой Садовой…»


Наш дворик на Большой Садовой,
Между Газетным и Большим…
Я говорю с тобой по новой,
Воспоминаньем пьяный в дым.

Всё тот же домик двухэтажный.
Подъезд. И наши три окна…
Такой же, тихий и отважный,
Ты пережил все времена.

Ты столько лет родным был кровом.
Ты дал мечтам моим приют.
Все были живы и здоровы,
Семейный ты берёг уют.

Хотя «частичные» удобства
Нам отравляли скромный быт,
Но был ты полон благородства,
Гостеприимен и открыт.

Былое заключая в раму,
Храню картины прежних дней.
В далёком детстве снова мама
Меня встречает у дверей…




«Порхает гимнастка под куполом цирка…»


Порхает гимнастка под куполом цирка.
Глаза у мальчишки восторгом сияют.
В брезентовой стенке проделана дырка,
И он через дырку за ней наблюдает.

Был цирк «Шапито» прямо рядом со школой.
Нам в детстве везло – вот такие приколы.
Мы прямо с уроков в тот цирк убегали,
Ведь цирку мечты мы свои доверяли…

Во времени в прошлое сделана дырка,
И память меня в эти дни увлекает.
Порхает гимнастка под куполом цирка.
Глаза у мальчишки восторгом сияют…




«Глаза размером в пол-лица…»


Глаза размером в пол-лица,
А в них – сердечность и участие.
Я понимаю, мам, отца:
Он в жёны брал сплошное счастье.

Когда он в госпиталь попал
И ты, как врач, его лечила,
В твоих глазах он вмиг пропал…
А ты за что его любила?

А впрочем, это не секрет:
Художник, ставший вдруг героем, —
Почти шекспировский сюжет!
Я вам завидую обоим…




«Я – плод родительской любви…»


Я – плод родительской любви,
В любви зачатый и рождённый.
Я – плод родительской любви,
К любви навек приговорённый.

Ведь в жилах кровь отца течёт,
А он любил безумно маму.
В игре на чёт или нечет
Мне выпал жребий тот же самый.

Ей с фронта каждый день писал
Отец в любви признаний ворох
И бесконечно был ей дорог,
Петрарка был их идеал.

Большое счастье им досталось,
Но с ним не сладили сердца.
Лет через шесть они расстались.
А я… я вырос без отца…




«Мой прадед с величием Бога…»


Мой прадед с величием Бога
С портрета в глаза мне глядит.
Не хватит метафор и слога,
И рифм ограничен кредит,

Чтоб выразить всё, что во взоре:
Как он в своей скорби велик!
Какое вселенское горе
В нём высветил времени лик!

И болью искривлены губы,
В чертах – вековая тоска,
Морщины изрезали грубо
Лицо от виска до виска.

И красок повыцвело масло,
Соскобы, как шрамы, видны,
Но виден в картине той мастер:
Отец… а портрет дней войны…




«Мой дед – профессор и жуир…»


Мой дед – профессор и жуир,
Светило нашей медицины
И дев мечтательных кумир —
Он идеалом слыл мужчины.

Недаром бабушка моя
В него без памяти влюбилась.
Но их прекрасная семья
До срока вдребезги разбилась.

Но в этой жизни непростой,
Где чувство призрачно и хрупко,
Она осталась однолюбкой…
А дед женился на другой.




«ЦГБ – ростовская больница…»


ЦГБ – ростовская больница,
Здесь «пахала» мама тридцать лет
(Тридцать два, чтоб не оговориться)
И была большой авторитет!

И лечила «язвы тел» рентгеном,
И лечила души добротой…
И во мне её прижились гены,
Хоть избрал я путь совсем иной.

По стопам твоим, как ты хотела,
Не пошёл я и не стал врачом.
Но врачую душу я и тело
Безыскусным, искренним стихом.




«Меняет город прежнее лицо…»


Меняет город прежнее лицо.
Не узнаю я старого Ростова.
Всё чаще слышу «крепкое» словцо,
Всё реже слышу ласковое слово.

Скупают город прямо на корню,
И правят бал воры и нувориши.
И на Большой Садовой «авеню»
У старых зданий тихо «едут крыши».

«Бистро» и «маркет», «казино», «бутик» —
Рябит в глазах от импортных словечек.
Попал в опалу наш родной язык.
Он в услужении у заморской речи…

Самодовольство сытое витрин
Заворожит бездомного калеку…
А вдруг возьмёт он в руки карабин
И у гранаты молча дёрнет чеку?..




«В природе вновь сплошная кутерьма…»


В природе вновь сплошная кутерьма —
Мы из зимы шагнули сразу в лето.
Что бы о том сказал Прутков Козьма?
А я в любви всегда ищу ответа.

Изменчив ты, как женщина, Ростов,
И резковат порою, как мужчина,
Не признаёшь в любви полутонов
И не привык дружить наполовину.

Хоть буйный нрав с годами поостыл,
Ты повзрослел и чуть остепенился.
Тебя таким когда-то полюбил.
Такой, как есть, ты в сердце уместился.




«На Ворошиловском мосту…»


На Ворошиловском мосту
Расположились рыболовы.
На Ворошиловском мосту
Проблематичные уловы.

Поток машин впритирку мчит,
Чадит, гудит и оглушает,
И плавно Дон внизу бежит,
Рыбак, гляжу я, дело знает.

Держа удилище, как флаг,
И, как ребёнок, веря в чудо,
Он ворожит себе, как маг,
Стоит, застыв, как белый Будда.




«Цветут ростовские каштаны…»


Цветут ростовские каштаны.
Их свечи нежно розовеют.
И, как от сладкого дурмана,
Моя душа от счастья млеет,

И погружается в нирвану
По всем канонам аюрведы,
И поглощает жадно прану
Взамен привычного обеда.

Валторны, скрипки, барабаны
В ней ни на миг не умолкают…
Цветут ростовские каштаны,
Цветеньем жизни потакают.




«На Театральной бьют фонтаны…»


На Театральной бьют фонтаны,
Как колокольчики звенят.
И труд свой скромный неустанно
Они, как таинство, творят.

Подобьем лёгким водопада
В прохожих капельки летят.
Воды весёлая ламбада,
Ажурных струй мажорный лад.

И театра Горького громада —
Напротив стелы силуэт,
И женщин летние наряды,
И солнца нестерпимый свет…




«Едва отшумели в Ростове метели…»


Едва отшумели в Ростове метели,
И солнце пригрело, и лужи блестят…
Коты прилетели… Коты прилетели!
На дереве кошки, как птицы, сидят!
Гляжу и глазам в изумлении не верю,
Ведь в рот я спиртного ни капли не брал.
Грачи? Нет, коты! Я на ощупь проверю…
Неужто Саврасов в картине соврал?..




«Пахнет в доме пирогами…»


Пахнет в доме пирогами,
Пахнет праздничным обедом,
Снова слышу голос мамин…
Как давно он мне неведом!
Я забыл, какой любовью
В нашем доме всё дышало…
Пишет время послесловие…
Жизнь нельзя начать сначала.




«Сугробы. Сугробы. Сугробы…»


Сугробы. Сугробы. Сугробы…
Весь город в январском снегу.
Снег высшей, проверенной пробы
Зима намела нам в пургу.

И чист он, кристально сверкает,
Я глаз отвести не могу:
На солнце лежит и не тает.
Те зимы в душе берегу,

Как самую светлую память
О маме, о юных годах…
Она обжигает, как пламень,
И тает, как снег на губах…




«Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо…»


Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо…
Скрипка. Божественный гений Сен-Санса…
И на глазах моей бабушки слёзы,
От этой музыки бабушка в трансе.

Жизни российской суровая проза:
«Вихри враждебные», голод, война…
Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо…
Что в этой музыке слышит она?

Радость и скорбь. Взор. Скульптурная поза…
В прошлом остались Париж и весна.
Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо!
Выпита жизнь, как бутылка вина…




«Чайковский. Первый фортепианный…»


Чайковский. Первый фортепианный.
Аккордов мощных наваждение!
И жизни вкус медово-пряный.
Души святое пробуждение.
И красок буйство с переливом
Из клавиш Рихтер извлекает…
И образ мамы лейтмотивом
В любви крещендо вырастает!




Темерничка


Темерничка, Темерничка,
Полноводный Темерник…
Это с прошлым перекличка.
Здесь Донской Ростов воздвиг.

Проезжала мимо бричка,
Казаков скакал отряд,
И промчалась электричка —
Дни и годы мельтешат.

Поиссякла та водичка —
В ней лишь тина, смрад и яд.
Темерничка, Темерничка,
Кто в тех бедах виноват?

Обнищание, обезличка,
Душ трагический распад…
Темерничке, Темерничке
Снится парусный фрегат…




«Облака отразились в реке…»


Облака отразились в реке,
Или в небе река отразилась,
И синеет лесок вдалеке,
К Дону с нежностью ива склонилась.
Тишина и покой неземной
В пряном воздухе густо разлиты.
И восторг в моём сердце такой,
Словно вышла из вод Афродита…




«Какое буйное цветение…»


Какое буйное цветение:
Апрель безумствует в саду!
Для глаз и сердца наслаждение,
В себя никак я не приду!

Жерделы, яблони и груши,
Черешня, вишня, абрикос…
Едва ль в Эдеме было лучше:
Их аромат нежнее роз!

Вновь бело-розовое в моде,
Затмила зелень изумруд!
И жизни я слагаю оды:
В любови к ней ищу приют…




Я уехал по-английски…


Я уехал по-английски, не прощаясь,
И за это перед всеми горько каюсь.
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый…

Я уехал по-английски, не прощаясь.
Жить в разлуке я прилежно обучаюсь.
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый.

Я уехал по-английски, не прощаясь,
И с друзьями я годами не общаюсь.
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый.

Я уехал – и предстало вдруг без грима:
Я оставил всё, что дорого, любимо!
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый.

Я уехал по-английски, не прощаясь,
Но бессонными ночами возвращаюсь
В те края, где дом оставил я родимый,
И бредут устало мысли-пилигримы…




Строкой и сердцем я с Ростовом!


«Ничто не ново под луной»,
Да и под солнцем всё не ново.
Но вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»

Брожу по Мюнхену порой
И восхищаюсь Веной снова,
Но вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»

Не властно время надо мной,
Хоть тяжелы его оковы.
Но вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»

Нет, видно, нужно мне домой,
Успеть хотя бы до «Покрова»,
Ведь вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»




Я – ростовчанин коренной!

(Песни о Ростове)





Лишь в Ростове я дома! (Песня)


Отчалит от причала теплоход,
И я на город взгляд прощальный кину,





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/mihail-godov/lish-v-rostove-ya-doma/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.