Книга - Буддистский монастырь Тхеравада. Монах Джару Ван Со

Буддистский монастырь Тхеравада. Монах Джарувансо
Evgenii Shan


Хотите узнать, как протекает жизнь монахов в обычном традиционном буддистском монастыре?Книга является продолжением романа «Моя тайская жена (Сибирь+Исан) о жизни рядового фаранга в Таиланде, а также, отчасти, повести «Отшельник и странник» о буддистской философии. Фото автора.





Буддистский монастырь Тхеравада

Монах Джарувансо



Evgenii Shan



Корректор Л. И. Юськив



© Evgenii Shan, 2024



ISBN 978-5-0056-1344-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




вместо предисловия


Для большинства ценность буддизма заключается в его морально-нравственном аспекте. Для некоторых, ищущих смысл жизни, буддизм является ответом на многие вопросы бытия. Для самих тайцев монашество – обычная традиция, и только немногие монахи углубляются в познание мира, первопричин всего сущего, что происходит. Чаще всего, такие искатели пришли к буддизму осознанно…

…

После бурного в международных отношениях правления Рамы II буддизм стал испытывать на себе влияние ислама с одной стороны, с другой стороны, буддистское монашество жило в традициях индуизма, присущего буддизму кхмеров, с его сословиями и условностями разделения на касты. Принц Чао Фа Ной (младший), который вынуждено ушел в монастырь и более тридцати лет посвятивший изучению философии буддизма. После того, как он стал королём Сиама Рамой IV Монгут весь монашеский устав был приведён в соответствие с Дхамма-виная. Мудрое решение освободить буддизм от сословий и кастовых привилегий дало возможность каждому тайцу пройти по пути Будды в познании себя. Монашество перестало быть одним из богатых сословий Сиамского общества, а буддистские монастыри перестали быть крупными землевладельцами.

По моим наблюдениям (это только моё мнение, и оно может быть оспорено), такие реформы еще более соответствуют философии Будды, когда каждый может (что и является одним из основных постулатов) найти в себе будду, достичь просветления и попытаться достичь нирваны. Традиционного многовекового авторитета буддистских монахов это не ослабило, но теперь давало возможность практически каждому испытать на себе «правильный» образ жизни и, хоть на время, обрести привилегии «небожителя». Именно так в упрощенном взгляде крестьянина видится буддистский монах, последователь Будды. Возможность попытаться жить в соответствии с канонами и… получить от этого определённые привилегии и уважение.

Да, именно так, буддистский монах – наследник учения Сидтхарха Гаутама Будды, а значит, чуть ли не принц по крови от своего Учителя и человек, стоящий на ступени выше простого мирянина. Это мнение тайского общества, и я не берусь его оспаривать. Тем более, что сам многократно убедился в таком отношении к любому монаху.

…

Монаху ежедневно делают подношения пищей. А кладут на пинтабате в чашу то, что самим нравится. Никто не относится к этому, как к некой обязанности и не кладёт абы что. Кладут изредка и небольшую сумму на «прочие расходы».

И это ничем не напоминает российскую офисную игру в «день рождение» – типа «сегодня ты именинник, мы тебе собираем денежку, завтра он, послезавтра я».



вставки в виде цитат взяты из моих статей по теме и являются как бы отзвуками «прошлой» жизни. В тексте книги они показаны курсивом.





Возвращение в обитель


Мартовская погода в Таиланде выдалась такой знойной, что приехавшая на неделю дочь изнывала от каждого солнечного луча. Вансо, уже привыкшей к почти экваториальному климату, иногда не замечал, что надо спрятаться в тень, на что ему было указано. Он только рассмеялся. Недельное общение с дочерью и племянницами скрасило эти дни, но всё чаще приходило ощущение чего-то, что возвращало мысли к монастырю. Приехал с традиционными подарками на будда-день в монастырь, он был встречен так радушно и радостно, что такие мысли укрепились окончательно. Поговорил с ачжаном, поговорил со старыми знакомыми монахами и вернулся в своё кондо. Но решение уже созрело. Работа гидом по историческим местам и буддистским монастырям приносило удовлетворения всё меньше. Вансо скучал по монастырю и монашескому образу жизни, по молчаливым соратникам и строгому распорядку дня. Где-то ему попалась выдержка —

«Если вы буддист, то одиночество – предвестие мудрости, вам следует к нему стремиться. Для духовных людей очень важно испытать одиночество. Однажды бодхисаттва пришёл к Будде. Об этом говорится в сутре Праджняпарамиты. Бодхисаттва пожаловался Будде: „Мне так грустно, я печалюсь, что вся жизнь так бессмысленна, меня это ранит!“ Будда ответил: „Это благородное достижение, ты смог почувствовать печаль потому, что накопил огромное количество заслуг. Если бы ты их не накопил, то отвлёкся бы на все сансарные вещи и думал, что это настоящая жизнь. А потом ты однажды сказал бы себе: „Стоп, все девяносто девять лет…“ Но было бы уже поздно.“ Дзонгсар Кхьенце Ринпоче»

Такое одиночество в монастыре сохранялось, оно было под защитой сангхи. Каждый был, согласно винайя, отшельником, и каждый делал одно дело, жили в одном месте и практиковали. В миру одиночество отдавало пустотой. Работа давала забыться, приносила доход, на который можно жить, но интерес к ней падал. Среди туристов редко попадались искренне заинтересованные в истории Сиама или в традиционном буддизме. Ежедневные или почти ежедневные поездки на экскурсии, занимающие весь день, не утомляли так сильно, как утомляло ничегонеделание в дни свободные. При уходе из монастыря, настоятель традиционно привёл его к «пяти ограничениям», но жизнь складывалась так, что Вансо утвердился в «восьми ограничениях», и обещание вернуться в монастырь сделалось лишь вопросом времени. Он также брил голову на каждый будда-день, также ставил цветы и воду статуэткам Будды на импровизированном алтаре, также старался избегать ненужных соблазнов. Последней каплей, наверное, оказалось возвращение кота в монастырь. После ухода Вансо в мир, его сиамский кот Белый тоже ушёл-пропал в неизвестном направлении. И вот, в одно из посещений Вансо увидел своего любимца, который опасливо косился на гражданское одеяние хозяина. Он вернулся! Собаки сразу поняли, что одежда ничего не значит, а кошки доверяли только монашеской мантии. Одна только Буся без промедления бросилась к нему и стала тереться об ноги.

Надо возвращаться, мне тут рады, я тут нужен…

Постриг вновь уже был обставлен меньшей помпой, чем в первый раз. Монахи инесколько, поручившихся за фаранга, мирян. Трёхдневное пребывание в качестве упасака было просто формальностью, чтоб наладить быт. Кути было нетронутым, таким каким оставил. Даже сухие плоды медицинских целей, даже остаток сигаретных гильз…, всё было на месте. Уходя, он отдал два комплекта ключей старшему монаху. Оставив один себе. Те комплекты оказались утерянными, а свой пригодился. Вансо не рассчитывал, что кути не будет заселено, но, очевидно, ачжан решил по-своему. Ведь договорённость возвращения к «кхао панса» была, а причин не верить монаху-фарангу не было. Вансо вернулся домой. Чаша-бат сиротливо дожидалось рядом с алтарём в красном углу. Комплект одежды с первого пострига хранился в рундучке, всегда с собой.

Прошлое пришлось сдать, теперь новый комплект одежды, новая чаша, новый талопат, даже сумка новая. Вансо смотрел на новую чашу-бат. Красивая, из черного металла, как с тефлоновым покрытием, сверху оплётка, которая раньше была только у старых монахов. И он отчётливо понимал – теперь эта чашу с ним на всю оставшуюся жизнь. Жизнь теперь разделилась на «до» и «после». Если в первый раз решение уйти в монастырь было отчасти спонтанным, то теперь это было осознанное решение. И… в те разы, на выездах в город вспоминались места, пути, районы города. «здесь мы бывали с Риндой, здесь мы проезжали, здесь я каждый день возвращался с работы на мотосае, здесь впервые попал в аварию, а Ринда меня отхаживала в маленькой фельдшерской комнатке…». Теперь, при первом же выезде таких мыслей и ассоциаций не возникало. Всё это оказалось в прошлом, как обрезало. Наверное, в тот раз подсознательно была мысль, что по истечении отмеренных «панса» он вернётся в мир. Сейчас в мир уже не вернётся, не собирается. Монах Джару Вансо стал устраивать свой быт, теперь уже надолго…

На удивление, молитвы быстро все вспомнились, а сам распорядок быта оказался комфортнее, чем в миру. Наверное, стоило окунуться в мир на несколько месяцев, чтоб оценить всё происходящее, и чтоб понять «что нужно именно тебе и зачем».




Монастырь. Уход


Коньки крыш и фронтоны строений монастыря своей белой ажурной лепниной сливались с облаками и казались их продолжением на Земле. Он лежал на тонкой подстилке и смотрел через окно на глубокое небо с плывущими белыми кучами. Сердце сжималось от неотвратимости принятого решения. Уйти в монастырь монахом, такая идея в его мозгу родилась давно, еще в России, но она была спрятана далеко в уголке сознания и вышла наружу только сейчас. Сейчас, когда сложности быта при локдауне дали себя знать со всей остротой – потеря работы и заканчивающиеся сбережения заставили вернуться к ней.

– Неужели это и есть моя давняя мечта? – усмехнулся грустно, – когда я гадал в новый год на И-Цзин, мне это и было предсказано через три месяца. Вот оно что…

Первый месяц даже не получалось обследовать всю территорию, не до того… реалии новой жизни легли на плечи грузом новых забот и обязанностей. Да, обязанности молодого монаха надо было ввести в привычку. Только спустя некоторое время монастырь открывался ему по частям.

…

Строения монастыря располагались по периметру территории. В центре большая красивая чеди (ступа), наверное, самая красивая в Паттайе, а может даже во всей провинции. За чеди, по ходу от монастырских ворот, располагается вихарна – главное здание для молитв всех приходящих. Чуть в сторонке, как бы образуя площадь, большая общая сала, куда собираются прихожане на Будда-день или по другим торжественным поводам. Далее на этой «площади» небольшой навес сала, под которым чаще всего и проводят время монахи. Просто там удачно продувается ветерком. Главное здание – убосот (храм) на удивление оказался небольшим, и расположен чуть в сторонке. В дальнем углу монастыря за убосот, несколько отдельных кути домиками между высокими деревьями и зарослями бамбука. В другой стороне, в углу, кладбище с маленькими ступами. На краю кладбища крематорий и сала для поминаний, в которую приходят люди на церемонии кремации и монахи, чтоб читать отходные молитвы. Труб крематория две, вернее, два крематория – большой, который стоит отдельно, и маленький, который является как бы продолжением поминальной сала. Самое большое здание – общая сала. Общежитий с кути монахов два. Постарше, та что рядом с маленькой любимой всеми сала, крохотным магазинчиком, продающим курево и ледяную кока-колу. За этим зданием – кути настоятеля. В самом дальнем углу, но ближнем к воротам и дороге, опять общежитие, в котором и поселился новый послушник-упасака Шан. Если смотреть сверху, то эти три здания с одинаковыми острыми крышами, расположены в ряд и даже высотой одинаковы. Хотя монашеские имеют два этажа, а кути настоятеля одноэтажное с мансардой.

…



Жена отнеслась к идее ухода в монахи сдержанно. Если в первый год супружеской жизни, она опасалась такого, то теперь понимала, другого пути по выходу из финансового кризиса нет. Для Шана теперь, по прошествии нескольких лет, такой уход тоже не казался лёгким, хотя и недавний недельный ретрит помог успокоиться от потери стабильного заработка. Возраст, когда-то намеченный им для ухода в монахи, наступил тоже незаметно и неотвратимо. Тот монастырь, который так полюбился ему, был в часе езды на мотоцикле от дома, совсем в стороне, хоть и в людном месте. На воскресенье наметили съездить туда и поговорить с Луанг По о пострижении. Но в этот день жена вдруг стала отказываться.

– Ты съезди сам, я женщина, я не могу разговаривать с монахом так, как необходимо, открыто. Съезди в монастырь, где был тан Питер. Там тебя все знают. Поговори сам.

Монахи в маленькой сале, в самом деле, встретили его добродушно, как старого знакомого. Спросил где ачжан, указали пальцем, закивали. Тот тое уже не как стороннего встретил, указал на стул против себя.

– Ачжан, могу я прийти в монастырь?

– Сколько ты хочешь быть монахом? Год, два?

– Не знаю. Три месяца, пансу, год, может два… сколько смогу. Не знаю.

– Понимаю, – Луанг По вынес несколько печатных листков, – как выучишь это, так приходи, У тебя есть деньги?

– Нидной (немного).

– Ничего. У меня есть, – настоятель улыбнулся.

– Я смогу выучить это за три недели, – выучивать четыре печатных листа на пали не показалось слишком трудным.

Вернулся домой, зажёг благовония и принялся читать. Почти все казалось удобоваримым, кроме нескольких длинных слов. Жена озвучила их, и дело пошло. Иногда казалось, что выучить невозможно, иногда казалось, что все идёт ладно, ритмичные слова укладывались в мозгу сами. Утром при медитации, вечером перед сном. Иногда днём, превозмогая лень и расслабленность, читал, читал, читал… Когда удавалось без запинки читать, записывал этот кусок на диктофон и прокручивал перед сном еще раз, но такой метод почему-то больше раздражал. Хотя, возможно, и давал свои плоды.

Через три недели, уже вместе с женой, приехали в монастырь снова. Ачжан, улыбаясь, объяснял важность точного повторения формул «укаса», жена кивала, сложив руки в вай, потом перевела всё, хоть и сам Шан понял разговор. Через неделю, когда захочешь, можно приезжать. Настоятель повёл Шана в угол монастыря, к воротам, но за деревьями, показал двухэтажное здание общежития.

– Будешь жить сначала там, потом там, – неопределённо махнул рукой в сторону убосот.

– Сатху, я прийду через неделю.

Буддистским монахом в Таиланде, действительно, может стать каждый по своему желанию, но… одного просто желания далеко не достаточно. Тайская сангха достаточно настороженно относится к туристам-буддистам, и «рукоположение в монахи» проводит не так часто, как расписывают блогеры. Конечно, существуют ретритные центры, которые учат основам буддистской медитации и основам философии, через такой ретрит в своё время проходил и я. Существует ответвление-секта Дхаммакайя, которая собирает в «монахи» большое количество и иностранцев, и тайцев. Большое количество тайцев не означает подавляющее большинство. Подавляющее большинство к дхаммакайя относятся настороженно. Есть монастыри-медитационные центры Тхеравада, Лесной Сангхи, одной и признанных школ старого буддизма. Но пострижение в монахи в таких центрах не является посвящением в буддистские монахи в том смысле, который в него вкладывают сами тайские монахи и тайское население. Хотя оговорюсь, тайцы к иностранцам, желающим прикоснуться к буддизму, относятся очень доброжелательно. В тайской традиции это называется «упасака» – человек следующий за учением Будды.

Такая настороженность к пострижению иностранца, да и тайца, основывается на величайшем уважении к буддистскому монаху (как бы это ни пытались оспорить «продвинутые» экспаты). Авторитет монаха в стране очень высок, а его положение в обществе никем не оспаривается. Еще надо заслужить такой статус, хотя он отчасти основывается на традиции, авторитетах прошлых и нынешних патриархов. Конечно, уважение, не только тайцев, объясняется еще и теми ограничениями, которые берут на себя монахи. Как сказал один мой товарищ алтаец в далекой юности – «вот же какая разница поразительная между босым буддистским монахом и православным священников на новом джипе».

До самого пострижения упасака-послушник некоторое время, от недели до двух, помогает монахам в монастыре, следует пяти заповедям неукоснительно и… учит буддистские тексты. Надо сказать, само «прошение о рукоположении» тоже довольно длинный документ на пали, который иностранцу сложно сразу выучить наизусть. А ритуал рукоположения требует именно устного прочтения обращения к старшим монахам и ломпо. Но зато весь ритуал обставлен торжественно и «по-настоящему», чтоб никто не сомневался в серьёзности мероприятия. В случае с тайцами. присутствуют все родственники. Они обязательно сделают подношение – тамбун. Для тайской семьи пострижение в монахи одного из членов – важное событие и для всех большоt достоинство, честь. Плюс к карме, как говорится.

И каждое утро на сбор пожертвований и благословение жителей на день грядущй. По дорогам, улицам, рынкам босым в любую погоду…




Послушник


Ринда весь день провела с мужем, озабоченная, пытающаяся иногда улыбаться. Заехали в спецмагазинчик и купили дополнительно белый костюм послушника к имеющимся двум парам белых туристических штанов и рубашек.

– У меня есть хороший матрасик, хочешь? – грустно спросила она.

– Не, тирак, не надо.

– А подушку?

– Тирак, монах не должен иметь много вещей.

– Но кто тебе там даст что-то, чтоб спать… Через три месяца снимут локдаун и ты сможешь опять работать.

– Нет, я хочу пробыть монахом пансу. Мне надо подумать и разобраться в себе. Что в жизни я делал хорошо, а что неправильно.

– Ок, – кивнула она. Они поехали в монастырь.

Ачжан[1 - словарь некоторых терминов, понятий дан в конце книги] принял обыденно и спокойно. Сразу повел и показал на второй этаж, стоящего в сторонке общежития. Поднялись на второй этаж, открыли крайнюю комнату-кути. Пыльно и пусто. В углу встроенный в стену шкаф с какими-то чужими вещами культовыми, статуэтки Будды и пара небольших сосудов под прах, маленькие чеди… В углу грязный столик со статуэткой Будды и чашкой с песком для благовонных палочек – ту.

– У меня есть свои Будды, можно? Вот старинный из Аютхайя.

– Из Аютхайя?! Да, можно. Теперь это твоя комната, – ачжан указал на подстилку, лежащую на двух тонких циновках, пару плоских маленьких подушек, и ушёл.

Шан сходил вниз, нашёл швабру и ведро, вымыл пол в кути, и выставил глиняного аютийского Будду на столик. Рядом с ним красного из Бангкока чуть поменьше.

– Ещё чего-нибудь надо? Чашки, ложки, кружку?

– Есть уже. Надо столик.

Ачжан сходил в соседнюю комнату и указал на такой же столик, как у Шана в кути. Потом еще принёс откуда-то стул.

– Сатху, – Шан сложил ладони у лба, – я уже вымыл тут.

На этажи появились два каких-то парнишки и пара монахов которые стали прибираться в соседних комнатах и вымыли пол во внешней галерее. На Шана обращали внимание только вскользь, он не был новичком или незнакомцем. Шан сходил к сала, где Ринда терпеливо сидела и ждала его.

– Вентилятор есть, подушка есть, матрасик есть…

– Ты не взял вешалки, как будешь сушить бельё? – Ринда спокойно смотрела на него расширившимися глазами, – тебе надо что-нибудь еще?

– Ничего. Тут, наверное, всё есть. Езжай, тирак.

– Когда назначат буат-подстриг ты обязательно сообщи мне. Мама хочет тоже приехать из Нонг-Кхай, и Эппн, и кхун Тот.

– Ладно, конечно…

Именно уход от повседневных забот и обязанностей и является принципом п огружения в понимание мира… Но мало кто знает, какие жесткие ограничения накладывает монашеская мантия на обычного человека, привыкшего к комфорту бытия. Даже служба в армии, которая сейчас всего один год в России, ужасает молодых призывников так, что они согласны на все, лишь бы не оказаться оторванными от своего привычного жизненного уклада. Уход в монахи тем более серьёзная проблема для них могла бы оказаться.

Пример. Знакомая тайская семья. Муж, жена, трое ребятишек погодки. Младшие близнецы. Один из близняшек родился очень слабеньким, так отец поклялся, если выживет, уйду на три месяца в монахи. Парнишка поправился, растёт, но неожиданно в три годика опять заболел. Мать попеняла отцу, не выполнил де обет. И только это заставило его постричься-таки на три месяца в монастырь. А вы говорите, легко…

Подъём в 4 утра, душ и без всякого кофе и сигареты, поход за пожертвованиями и только после этого завтрак. Утренний чантинг и приборка… В армии – подъём попозже, в 6 часов, после утренней физзарядки и краткой заправки постели – завтрак.

После завтрака мелкие работы по уборке территории монастыря, а также своего кути. Урок, что даст старший монах новичку в изучении текстов и молитв исполнять нужно обязательно до обеденного времени. Так что «ничего не поделать» не удастся. Свободное «личное время» после обеда, который, кстати, используется не всеми монахами. Уважаемые монахи вне зависимости от возраста, принявшие на себя повышенные обеты, едят только один раз в день утром. Но нас пока это не касается. После полудня буддистскому монаху ничего есть не полагается, можно только пить и употреблять жидкую пищу, типа молока, сметаны или йогурта.

В дни праздников свободного времени практически нет, так как надо участвовать в ритуалах, принимать пожертвования от мирян, благославлять их по случаю праздника. В 18 часов вечерний чантинг, который длится не менее полутора часов. Распевать мантры и гимны обязан каждый монах, при чем, наизусть (подглядывать в книгу можно), а затем недолгая вечерняя медитация вместе с желающими посетителями. Отбой в 21 час по монастырскому колоколу. И сон до такого же удара в колокол в 4 утра. Каждый день, изо дня в день, отрешение от мирского, изучение философии, заучивание молитв, медитация. Если монахов приглашают на какие-то торжественные (или печальные) события, тоже обязательно участвовать. Хотя за это и деньги жертвуют понемногу… Это заработок.

Вообще, монах – это работа. Работа духовная, работа над собой, работа для окружающих, как пример и как способ исполнения ритуалов к богам, «должен же кто-то помолиться о благе» от имени каждого суеверного жителя королевства. А ещё способ решения проблем личного характера, когда уже другого выхода из ситуации не просматривается…

Таиланд – страна улыбок и желтых одеяний. Но монахи улыбаются в миру крайне редко и уж ни в коем случае не женщинам. Ограничения в быту поначалу не кажутся излишне жесткими, но это только кажется. Комфорт минимальный и привычки необходимо менять почти кардинально. Тем более, молодым людям, которые привыкли к непринуждённому общению с противоположным полом. А ежедневные несложные обязанности нужно и выполнять ежедневно…

Для пострижения требуется определенная подготовка, когда «просьба о рукоположении» должна читаться на пали наизусть. Принятие десяти обетов повторить за наставником и от всего сердца, дабы самому себе отсечь сомнения. А ежеутренние пешие прогулки в любую погоду? Не знаю, как для фарангов, но для тайца, привыкшего за 100 метров в магазин ездить на мотобайке – испытание.

И что можно сказать о современном монашестве в тайском буддизме… традиции буддизма в стране очень сильны, и часто, в монахи молодые люди уходят по вежливому настоянию родителей. Но есть и несколько других причин… Некоторые молодые люди таким образом «косят» от армии. Некоторые периодом в монашестве пытаются осознать свое место в мире чисто из меркантильных побуждений – присмотреться. Бывают случаи до сих пор – монастырь предоставляет возможность заочного образования молодым монахам. Ну и… карьера буддистского монаха высокого ранга тоже один из путей становления в этой жизни, вспомните христианские семинарии и бурсы.

Для Шана период бездействия по основной работе и экономические трудности – возможность осуществить давно планируемое глубокое погружение в буддизм и себя…

…

Эти правила не относятся к пяти моральным нормам буддизма или восьми заповедям йогов напрямую. Эти правила построения жизни в социальном плане передал арахатам сам Будда при создании сангхи. При постриге правила монашеской жизни Оввадапатимокха диктует настоятель монастыря молодому монаху, а тот, повторяя их, принимает установленный Буддой образ жизни..

Терпение и прощение есть высший аскетизм

Постигшие говорят, что Ниббана является наивысшей ценностью, Не отшельник тот, кто вредит другому, Досаждающий другому не аскет, Не делание всякого зла – Панатипата Принятие благотворного- очищение своего ума, Избегание оскорблений и причинения вреда, Умеренность в еде, жизнь в уединении – приверженность возвышенному

Эти принципы перекликаются с Пятью запретами, остальные должны интерпретироваться самим монахом, его наставником, моральными принципами уединения и воздержания от любых крайностей и излишеств… Но даёт обеты монах вполне конкретные и их тоже десять. У меня на запоминание этих обетов, почему-то, ушло очень много времени. Наверное, потому что пали – язык древний и построением даже от современного тайского отличается существенно, неожиданные сочетания звуков.

В реальности все это выливается в медитациях, ежедневном обходе населения, воздержание от неправедных речей в отношении других монахов и буддистских доктрин. Быт тоже полностью подчинен этим правилам – не украшать себя даже буддистскими медальонами, не спать на высоком ложе, а на полу, не есть ничего после полудня… Ест монах только то, что ему пожертвуют на утреннем бинтабате. Хотя, конечно, тайцы монахам подают, как себе, но мясное и рыбное довольно редко. Чаще всего это рисовый суп, суп из овощей, яйца изредка и еще реже курицу. В овощах, фруктах, молочных продуктах недостатка нет, но без «разносолов». В Лаосе монахам подают почти один только рис. В северных и восточных провинциях так же. Мой друг монах рассказывал, что когда он был рукоположен в одном исанском монастыре, то долгое время ходил полуголодный. Рис и «к рису», а то что к рису очень и очень острое. Падек на основе мелкой рыбёшки с огромным количеством специй – обычная еда сельских жителей, то и монахам достаётся. И конечно, никакого алкоголя…

Женщины чаще мужчин посещают монастыри, но общение с монахами весьма сдержанное. Монаху нельзя даже прикасаться к женщине, даже брать у неё что-то из рук. Этим, кстати, объясняется и строгий дресс-код для посещения храмов. Прикрытые колени и плечи не станут для монаха лишним искушением, а ведь среди них очень много молодых мужчин…

Монах, согласно правилам, не должен управлять автотранспортными средствами, да и передвигаться на них только в случае крайней необходимости. И уж никак не на утреннем сборе подношений. Обувь легкую носить можно, но утром только босым. татуировки полученные до пострига никак не влияют на уважение к личности, а вот во время монашества это может быть отнесено к украшательству. Да и реальный буддизм дистанцируется от шаманских культов, хотя и не отрицает существование различных духов и элементалей.

Курение не запрещено. Не запрещены и гаджеты, но настоятель и старшие монахи следят, чтоб этим не увлекались. Скука должна заполняться медитациями и изучением философии. А иначе смысл в отрыве от семьи и общества? Те, кто живут в монастырях ни один год, находят себе занятия по чтению и разговорам. По тайскому обычаю зависают в телефонах… Поэтому выезды на какие-нибудь мероприятия по освещению домов и компаний свадьбы и похороны воспринимаются, и как развлечение, и как возможность хоть как-то разнообразить обстановку… Тайцы настолько углублены в религиозность буддизма, что им просто необходимы посредники в общении с Буддой. И необходимо, что б кто-то философские истины преподнес, иначе Учение станет простым религиозным суеверием.

Среди современных тайских монахов очень много людей действительно образованных, и очень уравновешанных. Буддизм накладывает свой заметный отпечаток. А среди тех, кто пришёл на три месяца, такое жизненное спокойствие дает направление к правильному поведению, хотя знания философии уже гораздо ниже. Но сам факт попытки самоорганизоваться для жителя Таиланда с его «сабай-сабай» ох как важны, и не могут не вызывать уважения… Минимум бытовых проблем и бытовых обязанностей, минимум удобств.

…заинтересовала иерархия внутри монастырского сообщества. Старший всегда может указать младшему, что надо сделать, поработать. Почти как в армии. До пострига – карантин, потом Рукоположение, как принятие Присяги. Прожил пансу, как сержантскую нашивку получл. Прожил до следующего поста, уже к старшинским обязанностям и правам допущен…

В кути в шкафу было одеяло, на подобии махровой простыни коричневого цвета. Шан устроился и вытащил немногие вещи. На столик поставил электрочайник, чашку под кофе с блюдцем и ложкой. Вот и всё, что взято из «гражданской» жизни. Теперь надо становится монахом. Небольшой чемодан, собранный на аварийный случай, служил сразу и рундучком, и письменным столом. В нём джинсы, рубашка, сандалии, главное – все документы и планшет для связи с внешним миром. Хотя связь через интернет была проблематична, оплачен он не был…

Туалет на улице, несколько комнат в отдельном маленьком строении рядом с общежитием. Кхон нам – комната воды – совмещённый туалет и душ в тайском стиле, бочка воды и черпак для обливания. Рядом с общежитием, вернее, под одной крышей и кухня в тайском стиле – бетонный стол с раковиной и водопроводом. Тут же две стиральных машины, автомат, как был у них с Риндой, и обычная стиралка с центрифугой.

…






чеди



Первую ночь спалось плохо. Близость трассы Сукхумвита вызывало опасения в том, что будет шумно, как когда-то в их двухэтажной квартире на Нонкет-Яй. Заранее прикрыл ставни, а на перпендикулярной стене окна открыл пошире. Но вот тонкая подстилка для сна из войлока на жёстких циновках не могла смягчить лежанку. На утро берцовые кости болели с обеих сторон. Даже прошлый опыт сна на таких же лежанках не помогал. Вторая проблема – Шан замерз под утро так, что пришлось в темноте нащупать сброшенную одежду и прикрыться ею. Наудачу в шкафу нашлось второе одеяло, и он подстелили его снизу монашеской подстилки, на следующую ночь спать было удобнее.

– Старый совсем, – усмехнулся, кровь не греет.

Хотя это водилось за ним и ранее, не любил сибирский человек холода, и даже сильно включенный вентилятор мешал, не говоря уже о кондиционере. Отсутствие такового в кути совсем не беспокоило, хотя в полдень воздух накалялся до невозможности, а тело покрывалось липким потом. Работы по уборке территории от опадающих листьев только усиливали потоотделение. Открытая галерея продуваться ветерком начинала только когда, солнце заходило с другой стороны здания и клонилось к закату.

В каждом монастыре свой устав и распорядок. В Ват Кратинрай первым делом выход на сбор подаяний – пинтабат, затем завтрак и утренний чантинг. После него обязательные работы по подметанию. Вот это практикуется везде. Очевидно, традиция буддистская передаётся при учебе в академии для старших монахов-настоятелей. Распорядок же медитаций, чантингов разный. Привычка старая Шана не давала спать дольше четырёх утра, а потому, индивидуальная медитация в ночи будет не лишней. На пинтабат с пхра Ог, которого ему в старшие назначили, только в шесть.

Плестись сзади монаха с несколькими монашескими сумками на плече, босиком уже не в новинку. А возвращаться вообще вольготно, подвозят на машине. Путь до поселочка коттеджей не близкий, а назад с грузом подаяния, тем более. Послушник завтракает у себя в кути, выбрав себе из положенных в бат продуктов и на утро, и на обед. Монахи по звуку гонга в своей столовой. И не опоздать на утреннюю молитву в семь тридцать, после которой уборка. Интенсивность такой жизни с утра не давала Шану задумываться о том, что теперь ему предстоит год не менее. А после подметания и сбора листьев перерыв до обеда очень короткий.

Создаётся такое впечатление, что весь монастырь только и ждал Шана, чтоб листья убрать. Довольно большие кучки, сметаемые тайскими метлами из тонких прутьев, приходится грузить на тележку и вывозить в яму для сжигания за большой сала. Через пару дней в пару к Шану прибыл еще один упасака. Таец парнишка лет 25 с круглыми щеками и отвисающим животиком. Пумпуй. Кхун Бок оказался более сведущ в монастырских делах, поскольку в детстве уже был нэнь – молодым монахом, но в данном случае, пока, не в курсе здешних порядков.

Шан вздохнул, взял метёлку и не спеша пошёл к дальнему участку монастырского сада, к раскидистому кэшью. Бок уже активно ширикал по бетону в центре около чеди, изображая усердие на глазах у ачжана. Приборка теперь стала делиться еще и на утреннюю и вечернюю. Старшие монахи в вечернем променаде участвовали редко, только при большом листопаде, зато ачжан низменно с метлой работал вокруг своего главного кути, а порой и углублялся в сад, стараясь облагородить молодые деревья, подкормить недавно посаженные пальмы и обрезать ветви у старых стволов. Удивительно, но работал он каждый день.

В России листопад начинается осенью с холодами, в Таиланде – весной с наступлением жары. Конечно, не такой глобальный, всё-таки вечнозелёные растения, но и они начинают сбрасывать лишнюю листву, даже тонкие веточки, менять на свежую при наступлении дождливых дней.

А поскольку листопад растянутый, то и уборка опавшей листвы может растянуться на неопределённый период, мести монастырь можно каждый день… Сколько жил здесь, всё время удивлялся, как можно местными метлами из упругих прутьев навести чистоту на участке. Листья упираются напору прутиков, вцепляются в почву и асфальт и не поддаются. Иной раз можно вокруг всю пыль вымести до камушков, а лист, как лежал, так и лежит. Только теперь, когда Шан вплотную занялся ежедневной уборкой листьев, понял принцип!!! Уборка листвы для местных преследует совсем другие цели. Это не наведение чистоты, а больше определённый ритуал и физические упражнения… особенно в монастыре. Здесь этим ритуалом занимаются дважды в день, и порядок, на удивление, наводится вполне приличный. Листья сгребаются в кучи или к стволам деревьев – мульчирование для сохранения влаги после полива. Да, и приходится поливать, особенно молодые деревца…

Ачжан вызвал обоих упасака к себе и сказал, что постриг будут принимать вместе.

– Вы должны вместе читать прошение к рукоположению «Укаса», в один голос. Тренируйтесь, чтоб не сбиваться и чтоб было красиво.

Теперь надо каждый день тренировать взаимодействие в чтении, в декламации текста на пали, который уже был выучен. Но дело усложнялось тем, что Шан его выучил так, как ему это прочиталось. В тайском варианте связки слов в предложения и фразы звучали немного по-другому. Но это быстро было исправлено.

Бок освоился быстро, и как это присуще многим тайцам, почувствовал себя главным в паре претендентов на монашеский постриг. Сразу начал командовать не только при чтении текстов, но и на работах, и даже в бытовых вопросах вёл себя со старшинским высокомерием. Шан смотрел на это с иронией. Привычно дело, когда таец не может просто предполагать, что фаранг знает о буддизме не меньше, а то и больше. Похожее отношение было и со стороны старших монахов, но скоро сошло на нет в беседах. Шан свободно апеллировал к философским понятиям и упоминал знаменитых монахов Сиама. Достаточный возраст для опыта жизни здесь тоже играл свою роль. Но всё-таки иногда командирские замашки Бока раздражали, и в очередной раз, когда он скомандовал притащить короб под собранныt листья, Шан спокойно ответил, не переставая мести.

– Ты не говори, ты сделай, сынок. Притащи сам, видишь, я занят.

…

Первый ван пхра – Будда день, когда монахи не выходят за подаянием, а миряне сами собираются в монастырской сала, чтоб позавтракать и помолиться вместе с монашеским собранием, выдался солнечным и людным. Воскресенье к тому располагало.






большая сала



Чаши-баты монахов выставлены в ряд на столе в прихожей-кухне. По звуку гонга монахи направляются по боковой лестнице. Шан и Бок в конце вереницы. Миряне, которые ещё не в зале сала, сложив руки в вай, уважительно кляняются. Монахи на подиум, послушники рядом с подиумом внизу рядом. Монахи поднимаются на подиум, послушники остаются внизу, но рядом. Поклон статуе Будды и начинается традиционный чантинг. Мантры знакомые всем, но при мирянах начинает обращения к буддистским святыням читать кто-то из гражданских. Только потом Шан познакомился и со строителем бирманцем, и со старым столяром, который ранее жил монахом, и с гражданским на элитном авто, который изредка, но с полным правом, появляется в монастыре на общих собраниях.

После распевов монахами и благодарной мантры в адрес собравшихся, той же что и на пинтабате, монахам заносят их чаши с рисом, подают на циновки каб-кхао (к рису), начинается трапеза. Заносить чаши, наполненные рисом, прежде всего предоставляется право послушникам, за ними завсегдатаи. Может и кто-нибудь из присутствующих, их желание в этом не ограничивается. Циновки заставлены чашками с едой, каждый выбирает себе по вкусу. В тарелки накладывается рис, сверху то, что к рису. Едят не спеша, пробуют несколько блюд. Попробовать всё принесённое иногда сложно, но это считается вежливым жестом к жертвователям. После насыщения чашки, почти и не опустошённые, передаются обратно в зал. Часть складывается в бат, сверху на рис. Это на обед. Остальное разбирается мирянами для продолжения завтрака. А монахам на циновки передают какие-нибудь сладости и десерт.

Шан с Боком в металлические трёхярусные судочки – пинто накладывают и себе на сейчас и на потом. После окончания завтрака опять мантры и всем чинно расходятся. Теперь можно в кути. Позавтракать там спокойно, но нет… еще ведь следует приборка территории. Но, как правило, не более получаса. Монастырь затихает до недалёкого уже обеда.

…

Радостно завыли собаки под удары в гонг-барабан, звуки которого разносятся далеко, хоть и глухо. Одиннадцать часов, время обеда. После полудня уже есть что-либо монахам не положено. Не положено и послушнику, готовящемуся к постригу – буат. Шану это не впервой, а вот толстенький Бок виновато прячет глаза, задумал что-то. Скорее всего, его организм не выдерживает, и он ужинает в тиши своего кути. Живут все поодиночке. Дхамма-виная требует уединения монаху для достижения сатори – просветления. И это правильно.

Шан был сыт и доволен. Впервые за несколько последних месяцев, пока он жил в одиночестве, чувство сытости было не просто от наполненного желудка, а именно удовлетворением чувства голода вкусной пищей. Как вкусно пахнет горячий свежесвареный рис, бульон с овощами, тыквой мара, которая нафарширована мясом, или суп из морепродуктов. Обязательно какая-нибудь сладость, пусть хоть и на тайский манер. Коробочка тетрапак с молоком, которое чаще всего имеет добавки для вкуса, любимое тайской детворой. После обеда клонит в сон, весь монастырь затихает. Питаться после полудня запрещает виная, а потому и мероприятия редки до самого вечернего сбора в храме на молитву и медитацию.

…

Приходится только удивляться, что послушник после таких активных изменений и работ в монастыре не падал вечером замертво на подстилку. Чантинг, повторяемых мантр за монахами на вечерней молитве, возбуждал сердце, и даже получасовая медитация, следующая за молитвами, не могла успокоить его. Шан не засыпал сразу, а утром просыпался задолго до звука колокола в будильнике…






вихарна




Медитация и чантинг


Знаменитый Палийский канон – Типитака Такая книга есть в каждом монастыре. Это основная и полная версия, в её первоначальном виде. С комментариями же Типитака составлена более 30 книгами и занимает целый шкаф.

Написан «Канон» на языке пали, древнем не менее, чем санскрит, который не имел письменности. Тайская письменность была изобретена позднее «откровений Будды своим ученикам» и передавалась устно. Письменность, по утверждениям тайцев была создана легендарным князем Сукхотая Рамой Кхамкентом, но исторические исследования говорят, что тайский алфавит был придуман во времена его отца МахаТхамараджи. Зато первый письменный документ Рамы Кхамкента 1380 года известен. Как вы заметили, слова в тексте разделены пробелами, обычным способом. Европейцы, живущие в Таиланде долгое время, знают, что и в учебниках для младших школьников пробелы в предложениях присутствуют… а вот в газетах, да и в других письменах, их нет. Пробелы только между предложениями, фразами, законченными смысловыми словосочетаниями. В чем же дело? Мне показалось, именно в буддизме, а точнее – в манере распевать мантры при чантинге.

Если кто присутствовал на молитвах-службах в буддистских монастырях, заметили, как сложно повторять за монахами мантры. Ещё сложнее для непривычного человека, читать эти же мантры по книге молитв. В книге, как и в палийском каноне, слова на пали разделены пробелами, а читаются они без внимания на эти разделения. Немудрено. Ведь понимание пали доступно не всем монахам, что уж говорить о мирянах. Только общие положения, знакомые термины йоги, индуизма, буддизма…

Известная каноническая фраза «Намо таса бхагавато арахато самма самбудхаса» читается в каждом монастыре по-своему, и даже в разных мантрах по-разному. Как пример – «Намота сабахагаватоарахато саммасампуд..» и без перерыва опять «…дтхасанамота са бхагаватоарахатосамма сампуд дха саа…».








Еще одно наблюдение в чтении мантр отличительное от устной тайской речи – все знают, как тайцы не любят произносить букву «Р» картавя её или вообще произнося как «Л». Так вот, при чтении мантр по книге, очень часто написанное «Л» читают, как «Р». Поразительно. Но это продиктовано правилами декламации, чтоб не нарушать стройность распева. Вообще, декламация-распевание мантр поначалу кажется бесполезным, бессмысленным делом, не имеющим к «истинному буддизму» никакого отношения. Это не так. Декламация хором, в определённом ритме и по определённым правилам завораживает, помогает лучше войти в состояние некой медитации. Особенно, если ты сам читаешь вместе со всеми. Перерывы в фразах продиктованы только дыханием, на сколько хватает духу произносить. Кстати, в академии буддизма этому учат специально. Не формулам, а умению на одном дыхании произносить много слитных звуков. А вот потом уже, каждый монах, окончивший академию и получивший определённый статус, уже сам строит свои «напевы».



Это только мои мысли по опыту чтения мантр, и отчасти, «Типитаки». Возможно, они ошибочны, судить об этом лингвистам. А возможно такое написание продиктовано особенностями тонового языка, когда слово, в отрыве от других, может означать разные понятия или не означать вовсе ничего. Кстати, Типитака переводится, как Три корзины (мудрости). И звука «Р» в названии не присутствует, хотя многие начинают произносить «Трипитака», что в принципе тоже верно. В санскрите есть слово «Три», а на пали это «Тии».

Через недолгое время после пострижения и уроков по буддистской философии, преподаваемых двум молодым монахам самим ачжаном. Почему самим? позже узнаем. Настоятель говорил на английском с таким же успехом, как и Шан на тайском, то есть через пень колоду, но для взаимного понимания этого вполне хватало. Так вот, через какое-то время зашёл разговор о языке Пали.

– Ты хочешь изучать Пбали? – спросил ачжан Вансо.– Нет, – засмущался тот, – это тяжело. Нет базиса, если бы я хорошо знал тайский… Может позже, через год.

Бок с удовольствием удалялся некоторые дни на уроки древнего языка в ближний монастырь Нонкет Ной, который оказывается был головным в округе. Это освобождало его от вечерних работ по уборке территории и поднимало в собственных глазах. А через месяц на эти курсы нужно было набрать группу. Ачжан, съездив на уроки, на вечерней молитве разразился длинным монологом о важности такого обучения и о недопустимости ленности в данном вопросе. Молодого монаха-фаранга периодически волновал этот вопрос тоже. Он спрашивал у старых обитателей, знают ли они пали, но многие отнекивались. Вечером после монолога ачжана Вансо решил поговорить. Случай выдался удачный. Ломпо стоял и любовался на раненую пальму, которую они с Вансо общими усилиями пытались реанимировать.– Ачжан, действительно пали так важен?

– Ты хочешь изучать Пбали?

– Нет, сложно. Я считаю на данный момент более важным соблюдение всех норм Винаи и медитацию.

– Да, ты прав. Лучше учи тайский и медитируй. Медитация – основное в буддизме. Я бы тоже не изучал бпали, но старшие монахи наверху требуют знания его для настоятелей.

Они еще долго беседовали о медитации и её видах, перешли на другие темы. А фаранг лишний раз убедился, что утверждения некоторыми товарищами околобуддистами, что они изучали пали, граничат с хвастовством и откровенной ложью. Для этого нужны достаточно высокие лингвистические способности и громадное желание.

Мантры, тексты молитв постепенно входили в сознание. Ежедневные повторы были и своеобразным тренингом перед ритуалами, и уроками. Вансо уже неосознанно напевал их про себя или в полголоса. Вместо привычных песен…

– Ё со бхагава арахан тамма сам будтоо… есса бгавато…




РУКОПОЛОЖЕНИЕ, ПОСТРИГ


Рукоположение, постриг, буат

По настоятельной просьбе Ринды, день пострига был назначен на субботу. За неделю до этого она позвонила Шану, а вернее Шан сам написал ей СМСку, о назначении мероприятия на понедельник.

– Тирак, я же работаю. И все наши работают, а им еще надо добраться из Нонг-Кхай сюда. Ченья, попроси у ачжана телефон, я с ним сама поговорю, объясню.

Понимание, что это важно для семьи, что это большая «заслуга» для всех родственников была у каждого тайца, но послушник не был уверен в корректности такой просьбы. Но ничего не поделаешь, надо просить, перед женой он так же как бы был в долгу, моральном. Но ачжан отнёсся к этому с пониманием и написал на клочке бумаги номер своего телефона. Вечером Ринда переговорила с ним и постриг был назначен на субботу. Таким образом он всё оттягивался и оттягивался. Шан пробыл послушником уже почти месяц.

– Из Нонг-Кхай приедут в пятницу вечером, а в субботу с утра будут делать «тамбун», мама хочет накормить всех.

…

Пятница вечер – время для бритья головы. Немногие родственники обоих послушников собрались к четырём часам у маленькой салы в ожидании. Послушники в белом и чистом смущённо озирались по сторонам. Старшие родственники уселись на стульях, перед ними расстелена циновка. Шан и Бок приклонили колени перед своей роднёй, как бы прощаясь. В руки им дали чаши с большим листом лотоса и единственным цветком. Постриг начался. Один из старших монахов намочил голову Шана и приступил с бритвой. Знакомая всем «безопасная бритва» была приготовлена по-своему – нижняя планка станка, та что делает её безопасной, была убрана. Лезвие с хрустом прошло по голове. Волосы падали на лист лотоса, а монах привычно продолжал работу. Быстро и без эмоций, на всё бритьё ушло не более пяти минут на каждого послушника. Волосы заворачиваются в лист и укладываются под самым старым баньяном монастыря, тем, что растёт в самом глухом углу, в начале ряда похоронных ступ. Упасака Шан умер для мира…

Раннее утро без похода на пинтабат. Убосот сверкает в лучах восхода золотом и чистотой. Ещё за два дня до этого упасака больше часа драили все уступы окон, загаженные голубями, выщипывали травку вокруг здания, мыли крыльцо и ступеньки, плитку, вымостившую небольшой дворик. Народу собирается порядочно, все одеты празднично, многие в национальном. Мама Ринды, две тётки, младший дядька и еще родня собрались в кучку, пошли к ачжану. Шан тоже подошёл, надо заполнить анкету, и в анкете должны быть еще и «поручители» из близких родственников.

Возле маленькой салы стол с угощениями и большая кастрюля горячего тёок. Мать постаралась сварить свой фирменный рисовый суп, давно ни ел Шан его таким вкусным. Подходит время ритуала… Два громадных красивых зонта, золотой и красный, впереди чаши с монашескими атрибутами и одеждой для новых монахов. Процессия двинулась в сторону убосот. На упасака белые накидки, и головы их сверкают свежим бритьём. Шан косым взглядом следит за происходящим, чтоб вовремя увидеть знаки старшего монаха. Монахи остальные уже собрались около входа в Храм рукоположения. Именно так переводится с пали «Убосот». Но вновь принимаемые во главе процессии подходят к крыльцу не сразу. Три круга вокруг храма под крики собравшихся. Крики точно такие же, как на давней свадьбе. Всё действие какое-то нереальное и мистическое. Народ радуется. Монахи радуются, еще со вчера они были в благодушном настроении, и для них это праздник тоже. За день каждый своим долгом считал проэкзаменовать послушников на знание формул ритуала, и все оставались довольными. Среди собравшихся компания знакомых лиц из квартала, куда Шан ходит за подаянием. Они ему машут уже как старые знакомые.

Поднялись на крыльцо и послушникам дают подносы с мелкими денежками, завернутыми в цветные бумажки, как конфеты. Горстями их в толпу, и присутствующие радостно бросаются их подбирать. Конечно, это не деньги в материальном понимании, это талисман от нового монаха на дельнейшее финансовое благополучие. Вообще, весь ритуал для народа имеет ярко выраженный мистический волшебный характер. При обходе храма под восторженные крики и подвывания раздаются пожелания всем здоровья, благополучия и… скорейшего окончания «ковида». Все участники ритуала чувствуют себя и причастными, и находящимися в каком-то особом магическом поле. Обретение новых заступников перед небесами.

Монахи поднимают послушников, чтоб те могли дотронутся до верхней притолоки двери, и вносят в храм. На подиуме уже сидит группа монахов, почти все монастырские во главе с настоятелем. В самом центре сидит толстый и довольный декан провинции. Он и будет принимать клятвы от молодых монахов, он и будет проводить само рукоположение. Оба упасака на коленях подползают ближе и по знаку начинают декламировать в унисон «Прошение!.

– Укаса вантами панте аппан аппаратам камата ме панте…[2 - десять абетов даны в приложении]

Декан серьёзно кивает и вставляет фразы, положенные по сценарию. Декламация продолжается просьбой о прибежище, а затем, снимаются белые рубахи, накидки, и на принимаемых надевается монашеская односторонняя безрукавка. Теперь надо отойти к двери и стоять там в ожидании «вопросов» от монахов. Два монаха, сопровождающие декана по ритуалу низкими голосами читают магические формулы и периодически задают известные вопросы, на что следуют так же известные ответы. Один из них – новое имя.

– ДжаруВанСо…, – теперь он зовётся так, нет больше Шана надолго.

Ритуал рукоположения совершён. Теперь декан делает наставления, на которые надо ответить специальными формулами и надевает на новых братьев ремень чаши для подаяний. Всё. Выйти и одеть монашескую мантию уже не проблема. Монахи подхватывают, помогают, всё происходит быстро. Возвращаются уже новые члены сангхи монастыря Кратинрай для общей молитвы вместе со старыми монахами, настоятелем, деканом и всеми присутствующими мирянами.

Ещё один обход вокруг храма уже в качестве монахов даёт неожиданное финансовое подкрепление. В новую монашескую сумку миряне кладут купюры, самые разные суммы. Это тоже залог непосредственного участия и залог того, что новый монах будет твоей опорой в духовном мире.

– Теперь я и не смогу быстро расстричься. Столько народу надеется на меня, – подумал ДжаруВанСо про себя.

Все тонкости ритуала можно почувствовать самому, а лучше участвовать в нем не на первых ролях. ДжаруВанСо еще ни раз будет участником и помощником молодым послушникам. А пока, он в смятении нащупывал в сумке купюры, смущенно улыбался. Ринда строго хмурила брови и сзади шепотком подсказывала.

– Не делай вай. Ты теперь монах, ты теперь выше мирян, не должен никому делать вай, кроме Будды.

Все участники с улыбками фотографируют и просят сфотографироваться с ними. Такой ажиотаж не только по случаю пострижения фаранга в монахи. Это идущая из глубины веков традиция буддизма, что поднявшийся на одну ступеньку выше человек, протянет руку помощи и остальным. После этого праздничный обед, когда монахов кормят миряне, а мирян родственники новых монахов. Последний раз молодые монахи приносят чаши с рисом и предлагают монахам. Конечно, в первую очередь настоятелю и старшим. А затем… затем присоединятся к общему монастырскому столу.

Ринда не подходит близко, блюдёт монашескую винаю. Она принесла новые шлёпанцы для него. Старые, еще купленные в путешествии по Лаосу, порвались. И это тоже знак, что он оставил прошлую жизнь. Попрощались взглядами. Джару ван со поставил выписанные с Лазада шлёпанцы, но слишком яркие, на землю.

– Это Пыму. Он любил мои тапочки одевать каждый раз. – улыбнулся ей.

– Кап кхун каа макк макк.




Кошки и прочая живность



Он свесил голову вниз с края крыши и тоскливо наблюдал за петухами и единственной курицей, гулявшими внизу. Белый молодой кот вообще отличался независимым нравом и склонностью к путешествиям, даже как-то пытался увязаться с монахами на пинтабат утром. Подолгу шлялся где-то по территории и даже к ужину приходил не всегда. Что привлекло его на крыше неизвестно. Может охотничий инстинкт в погоне за птичками, а может желание посчитаться с одним петухом, который любил кукарекать вечером с этого карниза. Вообще, отношения с петухами у него не складывались. То те по переменке пытались клюнуть его, когда он подходил к чашке с рисом, выложенным монахом при мытье бата – чаши для подаяния, то его начинало возмущать, когда какой-нибудь петух активно раскидывал листья с землёй возле стволов деревьев, нарушая чистоту и идиллию только что подметённого двора. Вобщем, глупые птицы…






как слазить то?



Кот периодически усаживался на самом краю карниза и принимался мявкать, стараясь привлечь к себе внимание. Орать громко и просить помощи ему не позволяла врождённая гордость и свободолюбие. Потом он отходил от своего обзорного пункта, исследовал крышу и пытался устроиться под карнизом второй крыши. Надо знать устройство кровли в тайских строениях. Они состоят из двух уровней, один, нижний, пологий, второй с крутыми скатами стоит на нижнем. Удобно спрятаться под карнизом верхнего и гулять по пологому скату нижнего, ветерок обдувает, обзор отличный. Один недостаток – сюда никто не приносит еды. Проорав весь вечер, он устроился на ночь под карнизом, а наутро, когда все монахи шли на чантинг в убосот, уселся на краю и ненавязчиво дал о себе знать. Люди немного посмеялись и указали ему на рядом стоящее дерево, которое протянуло толстую ветку к самому краю кровли. Кот посчитал такой путь слишком рискованным и отложил спуск на неопределённое время. Он опять улёгся и свесил голову вниз. Куры внимания на него не обращали, но плацдарм он занял, и склочный петух остался без любимого места.

Когда в полдень по небу заходили тучи и стал накрапывать дождь, убежище уже совсем показалось ему некомфортным, и он решился на прыжок. Поорав пару минут для солидности, кот зажмурился и прыгнул. Жмуриться было не надо, за ветку уцепились только передние лапы, а всё тело повисло, как бельё на верёвке. Подтянуться не составляло труда, но ветка качнулась, и тонкая кора дерева оказалась проборозженной когтями, не удержала… Кот отряхнулся и хотел было прыгнуть на собравшихся вокруг пернатых конкурентов, но раздумал и пошёл искать, кто б накормил.

– Миша, иди сюда, – позвал Вансо, – кот с видимым удовольствием запрыгал по лестнице вверх на второй этаж к нему.

В монастырях кошек можно увидеть часто. Хотя не все из них сиамские, есть рыжие, пятнистые, с зелёными глазами. Часто попадается обычная кошка, а хвост поломанный… как один из признаков сиамца. Знаете же легенду, откуда такой хвост у сиамской кошки? То, что они были единственными друзьями сиамских принцесс, враньё. Сиамские девушки в древности имели права гораздо более широкие в общении, чем их европейские товарки, но… Одна принцесса любила играть со своей кошечкой и часто нанизывала ей на хвостик свои колечки и перстни. Кольца, естественно спадали, так принцесса взяла и завязала узелком кончик хвоста. Смешно, наивно, но привлекательно. Но так или иначе, сиамские кошки были дворцовой породой. Не зря в Россию они попали, как подарок Рамы V Николаю II во время первого визита короля Сиама в Петербург.

Теперь «дворцовая знать» перебралась в монастыри… В монастырях кошки живут свободно, не боясь собак, так как буддистская мораль не даёт возможности псам их трогать. Шутка. Но между кланами кошек строгое разделение территорий, сам видел, как чужаков гоняют. Кстати, собаки помогают в этом, но не рьяно. Кошки первыми начинают выяснять отношения по территории с чужой, а потом уж вступают и псы. Монахи пресекают такие столкновения, но тоже легко, с известной долей иронии.

У нас тут целая семейка с явными признаками сиамской породы. Удалась только младшая дочь, остальные унаследовали только цвет глаз – небесно-голубой…

Вообще, вид у монастырских кошек, как и у собак, не лучше, чем у уличных, но всегда сытые и под защитой.






утром после ночной драки



Собаки – неотъемлемая часть каждого монастыря. Пользуясь покровительством всех людей Таиланда, на монастырском дворе они находят не только пищу, но и как бы обретают хозяев. Чувствуют себя вольготно, участвуют в жизни монастыря, а некоторые даже пытаются во время чантинга поприсутствовать не извне, а внутри. За что бывают изгнаны, но если сделать это осторожно, то монахам бывает не до них, а значит, полное участие в молитвенном процессе обеспечено.

Обычно, тайские собаки гладкошерстные, оно и понятно при такой жаре. Но встречаются и лохматые, им особенно тяжело. К концу жаркого периода появляются расчесы и лишаи. От жары и насекомых их ничто не может спасти, кроме человеческого ухода. Тан Ог лохматого старого пса постоянно мыл с шампунем, мазал расцарапанную кожу какой-то мазью и йодином. Тем более было жалко, когда этот старый пёс вдруг решил перейти оживлённую трассу и был сбит машиной. Такие трагедии совсем не редкость здесь. Собаки и кошки настолько уверены в своей неприкосновенности, что теряют бдительность, а скоростные трассы и невнимательность водителей завершает дело.

Хуже дело обстоит в период, когда какая-нибудь сучка вдруг решает, что пора замуж. Разборки собак не знают времени суток и почтений друг к другу. Собаки с разных локаций, а живут они только у своего общежития, где кормят, сбиваются в толпу вожделенных кавалеров, и это продолжается пару недель. Спать мешают.

Отдельный рассказ о еще одних полноправных обитателей монастырского двора – курах. Эти тоже мешают спать по утрам, но уже привычно. Даже будильник могут заменить. Начинают кукарекать около четырёх утра, когда Вансо уже просыпается для медитации…




Куриная эпопея


На семь петухов в хозяйстве всего одна курочка. Петухи, как петухи, даже с бойцовскими данными – длинные ноги и крепкая шея. А курочка маленькая, чуть больше рябчика, расцветка такая же серенькая. Один петух считает себя её мужем, остальные пытаются устроиться на должность любовников. Сама курочка принимает внимание, как должное. Однажды в маленькой беседке-сала монах нашёл небольшое яичко, чуть больше голубиного. Снесла на столике. Через пару недель, когда строительство навеса под монастырский минивэн было закончено, и машина встала на своё место, курочка избрала крышку радиатора для своего насеста. Каждое утро яичко на дворниках. Попытки согнать предпринимались неактивно – буддизм, а вот попытки переселить наседку были предприняты сразу же. На дереве Плюмерии, где ночевала большая часть куриного общества, была привязана корзина с сухими листьями.

Вансо направлялся на вечернюю молитву и подошёл к минивэну. Курочка чуть распушила перья, чтоб казаться больше и значительнее, сердито что-то закукала.

– Я тебя ночью переселю, – пообщал ей монах, на что курица только скептически сверкнула глазом.

После чантинга, по темноте, когда куры уже не видят, монах аккуратно подхватил курицу, прижав крылья, и перенёс в корзинку на дереве. Та что-то там пошуршала и затихла. На утро, направляясь на пинта бат, монахи опять увидели свежее яичко на стеклоочистителях минивэна и курицу гуляющую по саду.

– Надо её посадить в корзину и сделать крышку, хоть на денёк, – подумал Вансо, вспоминая, как тётя Галя садила курицу на яйца в деревне.

Но курица никак не собиралась переселяться, и поймать её стало труднее. Водитель микроавтобуса решил не терпеть такого издевательства над техникой и стал парковаться задним ходом. Курицу это не смутило, теперь её место было не на капоте, а на самой крыше. Достать оттуда птицу уже проблематично. Даже пробовали закинуть ей туда корзину, чтоб яйца не скатывались, но она проигнорировала такие попытки.

Стоит сказать, что курочка была особой своенравной, и как это полагается в Таиланде, верховодила всей стаей. Вансо не раз наблюдал, как она, распушив крылья, гоняет петухов, когда те слишком настойчивы в своих ухаживаниях. Монах сходил под баньян, где скопилось много мелких сухих семян-крылаток. Они помягче будут, чем шуршащие листья, устроил гнездо получше. Но курицу поймать не смог. На следующие дни она оставила свои попытки нестись на крыше и ночевала неизвестно где. Разрешилась ситуация сама. Курочка оценила всё-таки мягкую подстилку в гнезде. Яичко, маленькое и беленькое, засияло между листьев и вороха крылаток. Вроде всё наладилось, курочка стала нести яйца в корзинку на дереве, не столь часто, но этого от неё и не требовалось. Но…

Следующим эксцессом оказалось противостояние кур с собаками, а отнюдь не с котами. В соседнем старом общежитии подрос молодой пёс, которому было очень уж интересно забавляться с петухами. Возможно, они сами его спровоцировали на такие опасные игры. Один петух не выдержав натиска пустился наутёк, что и раззадорило собаку. В одно прекрасное утро нашли этого петуха потрёпанным и неживым недалеко от чеди. Монахов такое положение дел не устраивало, но не пойман не вор. Пёс же осмелел, поняв, что куриц гонять можно. Пару раз Вансо ругался на него, но тот только весело вилял хвостом. Когда же ему по спине попало метёлкой, он был сильно удивлён. Но воспринял это, как очередную игру со стороны человека.








Через пару дней Вансо услышал истеричное кудахтанье, а он как раз собирался идти мести двор. Молодой пёс с азартом гонял уже курицу вокруг молодого баньяна. Монах заругался и курица, до этого избегавшая общения с людьми, спряталась у него под ногами. Пёс получил крепко по голове метлой. С тех пор, одно только упоминание о жестких прутьях было достаточно чтобы у пса сразу находились неотложные дела в другом краю монастыря.




Прочие обитатели


Тропики есть тропики, и даже там где живут люди скученно, всё равно появляется всякая живность из джунглей – змеи, сколопендры, скорпионы. А уж муравьи и осы с пчелами вообще постоянные соседи. Как только Вансо заселился в своё кути, сразу заметил, что все ставни на окнах в сотах. Сначала не придал этому значения, пчёл он не боялся. даже когда укусили пару раз при попытке приоткрыть окно так, как хотелось. Но когда активность семей начала зашкаливать и они стали строить домики над дверью, в галерее у окна и опять укусили, пришлось принимать меры. Вансо купил самый дешёвый репеллент и брызнул на самых назойливых – семья решила убраться. Несколько раз возвращались на строительство, но получив отпор, оставили свои притязания на территорию монаха. В самом же кути, если пчела залетала, монах осторожно ловил её и бережно выносил на свежий воздух. Непричинение зла живому – требование не только монашеских правил, но и уже осознанная позиция. Слишком много он в жизни пострелял по живым существам.

Муравьи, которые досаждают всем тайцам в домах, не обошли и монастырь. Кроме постоянных экспедиций этих мельчайших насекомых в кути за остатками съестного (вот почему и нельзя хранить продукты), они селятся везде. При утренней уборке территории Вансо часто попадал на их дорожки, и от их укусов долго чесались ноги. Даже больнее, чем рыжие крупные муравьи, которые тоже попадаются. Мелкие роют норки между тротуарной плиткой, а их дальние походы хорошо видны по целым канавам в песке, выбитым постоянно снующими работниками.

Ночные верещания летучих мышей тоже в диковинку с непривычки. Крупная, не меньше голубя, такая страшилка для девушек, прилетает в начале ночи и виснет на дереве рядом с общежитием. Отдохнув, улетает и возвращается вновь. Полёты заканчиваются под утро, когда звучит колокол. Рассмотреть хорошо монаху её не удавалось ни разу, хотя и света фонарика мышь не боится, но защитная тёмная окраска как бы сливается с ночным небом и можно видеть только обводы фигуры со сложенными крыльями, как тень.

Змей живых еще ни разу не появлялось, но в маленькой сала висит пятиметровая шкура питона, пойманного здесь. Собаки иногда обнаруживают ползучих тварей в ближайших зарослях травы и кустов и мигом расправляются. Ну а кобр здесь не бывает, те живут ближе к рисовым полям, где есть лягушки. В монастыре же Вансо оказался в ночной тишине без лягушечьего пения в дождливые периоды, что уже хорошо.

Приблудилась взрослая макака в начале лета. Довольно крупный самец сначала наведывался изредка к кухне большой салы, где в ван пхра раскладывают в монашеские чаши рис и распаковывают другие подношения по мискам. Но постепенно его визиты стали постоянными, не смотря на неудовольствие местных собак. Устроившись на козырьке крыши общежития, макак высматривал что-нибудь съестное. При чём, аппетиты у него были довольно изысканные. В один из дней Ог позвал Вансо, обезьяна сидела на козырьке туалета с явным намерением достать связку полузрелых бананов, сорванных в саду недавно. Вансо взял бананы и закинул их ближе к макаке на крышу. Тот выбрал себе парочку зрелых, съел и отправился восвояси. Как оказалось, скрылся ненадолго. Шипение кошек вызвало желание посмотреть, что происходит. А макак сидел рядом с мусорным баком, разбирая выброшенные упаковки. Испугавшись монаха, прыгнул на край пластикового бака, от чего тот с грохотом перевернулся и покатился вниз. А незваный гость выбрал себе запаянный пакетик с кетчупом KFC и тут же удалился.

Судя по привычкам и ухваткам, обезьян имел опыт общения с людьми. Может даже когда-то жил у человека. Иначе как объяснить, что взрослая обезьяна живёт почти в городе, вдали от джунглей и без сородичей.






незваный гость




Ван пхра – Будда день в монастыре


Первый настоящий Ван пхра – Будда день в качестве полноправного монаха для Вансо начался с небольшого недоразумения. С вечера барабан предупредил всё население монастыря и окрестностей о предстоящем. В будда-день монахи не ходят на пинта бат, миряне сами приходят для того, что бы устроить монашескую трапезу и позавтракать вместе. Утренние удары в барабан в пять утра возвестили подъём. Монахи выползали из своих кути, шевелились неспешно и, еще в темноте, шаркали прутьями метел по бетону и земле. К семи часам надо в полном парадном обмундировании быть в сала. Кое-как уложив на плечах сложенный тибон и подпоясавшись, Вансо захватил вымытый с вечера бат, направился к месту общего сбора. Но оказалось, что поставить чашу на стол в ряд с другими нужно было рано утром. Сейчас, при зрителях местных это делать уже нельзя. Пришлось вернуть в кути «кормилицу» и идти в сала без надежды набрать еды на обед.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/evgenii-shan/buddistskiy-monastyr-theravada-monah-dzharuvanso-67243467/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


словарь некоторых терминов, понятий дан в конце книги




2


десять абетов даны в приложении