Книга - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IV. Казанская духовная академия начала XX века

«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IV. Казанская духовная академия начала XX века
Василий Алексеевич Игнатьев

Виталий Георгиевич Бояршинов


Воспоминания уральского преподавателя и бытописателя Василия Алексеевича Игнатьева (1887-1971) в 10 частях. В 4-й части автор рассказывает о Казанской духовной академии начала XX века, учебном процессе и преподавателях, досуге и быте учащихся.




Предисловие к Части

IV

.

Четвёртая часть воспоминаний В. А. Игнатьева посвящена Казанской духовной академии в начале XX века.

Казанская духовная академия являлась одной из четырёх духовных академий – высших православных духовно-учебных заведений Российской империи. Она располагалась в г. Казани и существовала в 1797-1818 и 1842-1921 годах.

Казанская духовная академия занималась подготовкой будущих архиереев Русской Православной церкви, а также преподавателей духовно-учебных заведений, её студентами становились лучшие выпускники духовных семинарий. Она была центром научной деятельности в разных направлениях – богословие, философия, церковная история, филология, языковедение и т. д. В ней работали многие видные учёные – богословы, философы, историки, языковеды, филологи, востоковеды и др., сформировались многие научные школы. Важнейшей её особенностью было миссионерское отделение, где преподавались восточные языки, этнография, история ислама и ламаизма, история распространения христианства на Востоке, миссионерская педагогика. Более 100 выпускников Казанской духовной академии были архиереями и играли важную роль в истории Русской Православной церкви.

В 1843-1849 гг. по проекту архитектора А. И. Песке[1 - Песке Александр Иванович (1810-?) – архитектор. С 1836 архитектор Петергофского дворцового правления. Академик архитектуры 1841 г. В 1843 г. направлен в Казань в Строительную Комиссию по восстановлению города после пожара 1842 г. В 1846-1856 гг. Казанский городской архитектор.] для Казанской духовной академии был обустроен особый загородный квартал на Арском поле. Главный трёхэтажный корпус размещался в саду и выходил северным фасадом на Сибирский тракт (ныне ул. Ершова) и отделялся от него металлической оградой по кирпичным столбам. С восточной и западной сторон от главного корпуса на углах Сибирского тракта с улицами Академической (ныне Вишневского) и Госпитальной (ныне Чехова) находились два флигеля, построенные в 1849 г. для квартир наставников. В 1887-1889 гг. главный корпус и флигеля были расширены и здание из прямоугольного стало П-образным.

В 1917 г. Казанская духовная академия была выселена Временным правительством из своего здания, которое заняли эвакуированный кадетский корпус и военный госпиталь.[2 - С 1920-х гг. бывшее здание Казанской духовной академии занимали разные медицинские учреждения. В настоящее время здание по адресу ул. Ершова, 2 занимает Университетская клиника Казанского федерального университета.]

В 1917-1918 гг. занятия студентов проводились в других помещениях, в основном, в здании Казанской духовной семинарии.[3 - В настоящее время здание по адресу ул. Кремлёвская, 4 занимает институт геологии и нефтегазовых технологий Казанского федерального университета.] Была попытка преобразовать академию в богословский факультет Казанского университета.

В 1918-1921 гг. Казанская духовная академия продолжала свою деятельность подпольно на квартирах преподавателей и в монастырях Казани, где селились студенты. В 1921 г. за нарушение декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» был арестован весь преподавательский состав, приговорённый к 1 году заключения в лагерь условно.

Основные документы по истории Казанской духовной академии хранятся в Национальном архиве Республики Татарстан, ряд документов хранится в Российском государственном историческом архиве.

Историю Казанской духовной академии писали известные историки XIX-начала XX веков: Благовещенский А. А.[4 - Благовещенский Александр Афанасьевич (1847-1894) – сын священнослужителя Ярославской губернии. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1871 г. Преподаватель греческого языка Казанской духовной семинарии с 1871 г. Воспитатель и учитель русского языка в 1-й С.-Петербургской военной гимназии с 1873 г. Окончил С.-Петербургский археологический институт в 1880 г. Секретарь С.-Петербургской академии художеств с 1883 г. Русский историк. Автор «Истории старой Казанской духовной академии, 1797-1818» (Казань, 1875), «Истории Казанской духовной семинарии за XVIII-XIX столетия» (Казань, 1883).], Можаровский А. Ф.[5 - Можаровский Аполлон Фёдорович (1841-1900) – сын дьячка Свияжского уезда Казанской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1866 г. Преподаватель богословских наук и гражданской истории Казанской духовной семинарии с 1866 г. Преподаватель Нижегородской духовной семинарии с 1873 г. Магистр богословия 1881 г. Русский историк, магистр богословия Казанской духовной академии. («Старая Казанская академия» («Чтения Московского общества истории и древностей», 1877).], Знаменский П. В.[6 - Знаменский Пётр Васильевич (1836-1917) – сын диакона г. Нижнего Новогорода. Магистр богословия Казанской духовной академии 1860 г. Преподаватель логики и философии Самарской духовной семинарии с 1860 г. Доцент кафедры математики Казанской духовной академии с 1861 г., кафедры русской церовной исории с 1862 г. Библиотекарь Казанской духовной семинарии с 1865 г. Экстраординарный профессор Казанской духовной академии с 1866 г., ординарный профессор с 1868 г. Доктор церковной истории 1873 г. Помощник ректора Казанской духовной академии по церковно-историческому отделению. Почётный член Императорской академии наук по отделению русского языка и словесности с 1892 г. Автор «Истории Казанской Духовной Академии за первый (дореформенный) период её существования (1842-1870 годы)» (Вып. 1-3. Казань, 1891-1892).], Терновский С. А.[7 - Терновский Сергей Алексеевич (1847-1916) – сын священника г. Москвы. Кандидат богословия Киевской духовной академии 1871 г., магистр богословия 1873 г. Доктор церковной истории. Профессор кафедры еврейского языка и Библейской археологии. Автор «Исторической записки о состоянии Казанской духовной академии после ее преобразования, 1870-1892». (Казань, 1892).], Харлампович К. В.[8 - Харлампович Константин Васильевич (1870-1932) – сын священника Гродненской губернии. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1894 г. Преподаватель латинского языка в Казанской духовной академии в 1895-1914 гг. Магистр богословия 1899 г. Приват-доцент Казанского университета с 1900 г., профессор кафедры истории Русской церкви с 1909 г. Доктор церковной истории 1914 г. Член-корреспондент С.-Петербургской Академии наук с 1916 г. Автор статьи «Казанская духовная академия (1842-1907): исторический очерк» // Православная богословская энциклопедия. 1907. Т. 8. Cтб. 702-854.]

В настоящее время историей Казанской духовной академии и её отдельных научных школ занимаются многие научные работники, преподаватели, аспиранты и студенты университетов и семинарий.[9 - См. Журавский А. В., к. и. н., диссертация «Казанская духовная академия на переломе эпох, 1884-1921 гг.» (1999); Липаков Е. В. (1959-2012), к. и. н., ст. «Казанская духовная академия» // Татарская энциклопедия. Казань, 2006. Т. 3.; «Казанская духовная семинария: исторический очерк» (Казань, 2007).]

Из неопубликованных мемуарных источников преподавателей Казанской духовной академии известны «Очерки из жизни русских епископов» Смирнова А. В.[10 - Смирнов Александр Васильевич (1857-1933) – Кандидат богословия Казанской духовной академии 1884 г., магистр богословия 1888 г., доктор богословия 1900 г. Священник с 1884 г. Доцент кафедры педагогики и пастырского богословия Казанской духовной академии с 1891 г. Протоиерей, экстраординарный профессор Казанской духовной академии и профессор богословия Казанского университета с 1896 г. Депутат IV Государственной думы от Казанской губернии с 1912 г. Профессор кафедры православного богословия С.-Петербургского университета в 1915-1918 гг. Духовный писатель.], которые содержат сведения о викарных епископах – ректорах Казанской духовной академии.

Бывший студент Казанской духовной академии курса 1909-1913 гг. В. А. Игнатьев в рамках своего литературного творчества в мемуарном жанре в конце 1960 г. составил очерк «Учение П. А. Иконникова в Казанской духовной академии», который вошёл в состав его автобиографических очерков «Петя Иконников».[11 - Автобиографические очерки В. А. Игнатьева «Петя Иконников» (сентябрь 1960-январь 1961 г.). (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723).] Одновременно по инициативе И. С. Богословского им были составлены «Очерки по истории Казанской духовной академии».[12 - Очерки В. А. Игнатьева по истории Казанской духовной академии: о профессорах и преподавателях, студенчестве, предметах, преподаваемых в академии и др. (декабрь 1960 г.). (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721).] Позднее, в 1965 г. по инициативе В. П. Бирюкова для Уральского архива литературы и искусства им были составлены очерки «Казанская духовная академия (описание и преподавательский состав)».[13 - ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401, 402.] Подробнее о формировании коллекций мемуаров В. А. Игнатьева см. в ст. «В. А. Игнатьев и его воспоминания» в Части I. «Семейная хроника Игнатьевых».

В. А. Игнатьев оказался, пожалуй, единственным автором, кто в советское время, находясь внутри страны, сделал попытку систематизировать свои знания о непопулярной тогда теме истории духовного образования перед Октябрьской революцией в форме трилогии. В письме И. С. Богословскому он отмечал: «Как Вы думаете насчёт «Трилогии»: «Духовная школа перед Окт[ябрьской] Революцией»: а) Кам[ышловское] дух[овное] училище, б) Пермская дух[овная] сем[инария], в) Казанская дух[овная] ак[адемия]? В эту тему нужно вложить всё, что относится к этому – не распыляя. … Что со всем этим делать? Я как-то по этому поводу разговаривал с Целестином Андр[еевичем] Киселёвым.[14 - Киселёв Целлестин Андреевич (1893-1971) – сын священника Шадринского уезда. Окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1907 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1913 г. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1917 г. Окончил С.-Петербургский археологический институт в 1917 г. и Московский государственный университет в 1931 г. Преподаватель Свердловского педагогического института в 1944-1957 гг.] Он мне сказал: «Всё это будет брошено в печку!» (sic!!). Прав он или нет?»[15 - Письмо В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 07 апреля 1963 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 94).]

Противоположный отзыв о своих воспоминаниях В. А. Игнатьев получил от В. П. Бирюкова: «Благодаря твоим очеркам я имею довольно хорошее представление о духовно-академическом ученье, в частности, о том, что оно заставляло студентов много заниматься самостоятельно и одновременно много писать, как, вероятно, нигде больше в старой высшей школе. Невольно приходится сравнивать получаемую теперь «рукописную» квалификацию в вузах и прежде в духовных академиях, – не в пользу первых. Подозреваю, однако, что и над духовными академиками ты стоишь выше в этом, «рукописном» отношении, головой. Даже убеждён в этом».[16 - Письмо В. П. Бирюкова В. А. Игнатьеву от 31 декабря 1964 г. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 414. Л. 6).] В своём обзорном очерке «Бытописатель В. А. Игнатьев и его рукописи» В. П. Бирюков предложил издать его воспоминания о Казанской духовной академии отдельной книгой: «Бурсу мы знаем по очеркам Помяловского, семинарию – по воспоминаниям Воронского[17 - Воронский Александр Константинович (1884-1937) – революционер-большевик, писатель, литературный критик, теоретик искусства. Обучался в Тамбовской духовной семинарии в 1900-1905 гг., исключён за участие в революционной деятельности. Автор автобиографической повести «За живой и мёртвой водой. Воспоминания» (1927).] и других, а духовную академию пока никто ещё не описывал так подробно и интересно, как уралец В. А. Игнатьев, – на целых 244-х рукописных страницах ученических тетрадей».

Несмотря на то, что автор погрузился в воспоминания спустя полвека после того как вышел из духовно-учебных заведений, его очерки, хоть и субъективные, содержат многие достоверные сведения по их истории, недоступные в официальных источниках, а главное, передают ощущения человека, который, пройдя полный курс обучения в старой духовной школе конца синодального периода в истории Русской Православной церкви, не был намерен свою дальнейшую жизнь связывать с церковной деятельностью.

В своих воспоминаниях, относящихся по времени к окончанию Пермской духовной семинарии и перед поступлением в Казанскую духовную академию, он выразил свои мысли на будущее в начале очерка «Учение П. А. Иконникова в Казанской духовной академии». Из них следует, что он, поступая в академию, пошёл по стопам своего старшего брата Алексея, ставшего магистром богословия Казанской духовной академии за научную работу по описанию древних крюковых нот Соловецкого монастыря. Только Василий Алексеевич был светским студентом, а Алексей Алексеевич – студентом из «белого духовенства». В других воспоминаниях он признаётся: «Я оказался на распутье, но не имел возможности выбора будущего по своему желанию за отсутствием средств и поступил учиться в духовную академию, где представлялась возможность учиться на «казённый счёт», но в душе имел намерение продвигаться к своей идее – стать певцом, так сказать, окольным путём».[18 - Из очерка «Об «очарованной» душе и неосуществлённой мечте…» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 412. Л. 51-52).] Казанская духовная академия первоначально предоставляла возможность обучаться бесплатно детям священноцерковнослужителей, которые окончили семинарию по 1-му разряду. Как он пишет в своих воспоминаниях, таковых – светских студентов – было большинство, и они и «определяли физиономию» старой академии. В. А. Игнатьев был из тех выходцев из духовного сословия, которые не разделяли взгляды своих отцов, не пользовавшихся к началу XX века, в большинстве своём, уважением в обществе, и недовольные своим материальным положением, были озабочены поиском возможностей для светской службы.

Время обучения В. А. Игнатьева в Казанской духовной академии пришлось на период после отмены автономии духовно-учебных заведений, действовавшей временно после революции 1905 г., и введения нового Устава духовных академий 1910 г. с изменениями 1911 г. Согласно новому Уставу духовные академии являлись «закрытыми высшими церковными училищами», готовившими «христиански-просвещённых деятелей» для служения «предпочтительно в священном сане». В академический курс было введено «воспитание в учащихся любви к Святой Церкви и её установлениям и преданности Престолу и Отечеству». Новый устав был направлен на ограждение студентов от идей революционного свободомыслия. Также происходило постепенное замещение в академиях заслуженных светских профессоров лицами в духовном сане, в т. ч. представителями учёного монашества, что нашло отражение в воспоминаниях В. А. Игнатьева. Таким образом, он поступил в Казанскую духовную академию уже критически настроенным ко всей системе духовно-учебных заведений конца синодального периода в истории Русской Православной церкви.

Революционные события 1917 года явились катастрофой для духовного образования в России, но кризис его был заметен ещё задолго до этого. Митрополит Антоний (Храповицкий)[19 - Антоний (Храповицкий) (1863-1936) – сын дворянина Новгородской губернии. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1885 г., магистр богословия 1888 г. В 1890-1895 гг. ректор Московской духовной академии, в 1895-1900 гг. ректор Казанской духовной академии. Епископ с 1897 г., архиепископ с 1906 г., митрополит с 1918 г. Богослов, философ. Один из организаторов Союза русского народа. Основатель и глава Русской Православной Церкви заграницей в 1920-1936 гг.] очень критически мыслил о тогдашнем устройстве духовно-учебных заведений. «Он был из тех архиереев, которые давали самую мрачную характеристику всей системы духовного образования Русской Православной Церкви: «Строй духовно-учебных заведений, как унаследованный из мира западных еретиков, приводит дело Духовной школы до крайнего безобразия». Передавая слова неназванного им архиерея, он писал: «Должно всю ее разогнать, разломать, вырыть фундамент семинарских и академических зданий и взамен прежних на новом месте выстроить новые и наполнить их новыми людьми». … Архиепископ Волынский Антоний предлагал сократить в академических программах преподавание богословских систем и расширить изучение Священного Писания и Святых отцов: «Система православного богословия есть ещё нечто искомое, – писал он, – и потому должно тщательно изучать его источники, а не списывать системы с учений еретических, как это делается у нас уже 200 лет».[20 - Цыпин Владислав Александрович, прот. История Русской Церкви (Синодальный период). Глава 4.] Он подчеркивал общественную миссию Церкви и развивал целую систему пастырского душепопечения, которое было бы приближено к интересам жизни и к интеллектуальному уровню общества. «Его прямота, граничащая с резкостью, на многих, особенно на инакомыслящих, производила крайне отрицательное впечатление».[21 - Мануил (Лемешевский), митроп. Русские православные иерархи. 992-1892: Биографический словарь. М., 2002-2004.]

В автобиографических очерках В. А. Игнатьева имеется эпизод с описанием сложного душевного кризиса, пережитого им в начале обучения в академии – мысли о самоубийстве на фоне неожиданной смерти знакомого студента академии.

Вспоминая академию, В. А. Игнатьев отмечает её особенность в том, что по сравнению с другими академиями, она не располагалась в лавре или монастыре, а находилась обособленно от них, но в ней было сильно влияние монашеской среды, особенно архиепископа Антония. Автор пренебрежительно относится к преподавателям и студентам из «чёрного духовенства» – монахам и монашествующим, многие из которых впоследствии приняли мученический венец, о чём он и не знал, особенно к преподавателю по аскетике иеромонаху Афанасию (Малинину). Автор прошёл мимо таких духовных наставников казанских академиков как старец Гавриил (Зырянов)[22 - Гавриил (Зырянов) (1844-1915) – преподобный Русской Православной церкви. Архимандрит Седмиезерной пустыни около г. Казани, почитаемый духовный старец и наставник многих преподавателей и студентов Казанской духовной академии.] и был подвержен влиянию атеистической пропаганды.

Отучившись в духовной школе, В. А. Игнатьев был обязан, как пользовавшийся содержанием за счёт духовно-учебного капитала, отслужить в духовном ведомстве 6,5 лет или же уплатить 1088,20 руб. долга.[23 - Диплом В. А. Игнатьева, кандидата богословия Казанской духовной академии (1913 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 420. Л. 2 об.).] Таких денег у него, естественно, не было, более того, не было и желания первоначально работать духовном ведомстве. «В начале июня 1913 года я закончил учение в Императорской Казанской духовной академии со званием кандидата богословия. Закончен был длинный путь обучения в духовных учебных заведениях, начатый ещё в 1897 г. в Камышловском дух[овном] училище. Пятнадцать лет учения и жизни в общежитии! И вот я вышел в жизнь. За всё время моего учения в духовных школах у меня не было мысли пойти в священники, а при окончании академии даже мысли о работе в духовных учебных заведениях. Такова была моя реакция на происхождение из семьи дьячка. Сколько приходилось видеть унизительного в положении русского духовенства! Отсюда и родилась мысль: бежать, бежать из него, куда представится для этого возможность. В академии у меня окончательно созрела мысль – идти работать по линии Министерства народного просвещения».[24 - Из очерка «Годы работы в Бугурусланском реальном училище» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 399. Л. 17-18).]

Певцом Игнатьев так и не стал, и поработать по линии Министерства народного просвещения ему удалось только один год. Начало первой мировой войны и желание выбраться из «глухой провинции» заставили его вернуться в духовное ведомство, а ещё через 3 года произошла Октябрьская революция. Позднее он был свидетелем «обновленческой лихорадки» в жизни Церкви и «хождения по мукам» своих братьев-священников.[25 - Игнатьев Александр Алексеевич (1875-1920) – священник, расстрелян без суда в 1920 г.; Игнатьев Алексей Алексеевич (1879-1937) – протоиерей, в 1922 г. перешёл в «обновленчество», затем отказался от священного сана, репрессирован в 1937 г.; Игнатьев Иван Алексеевич (1885-1955) – образования не получил, стал священником в Тобольской епархии, в начале 1920-х гг. перешёл в «обновленчество» и вторично женился, затем отказался от священного сана, занимался сельским хозяйством.О братьях Александре, Алексее и Иване см. отдельные очерки в Части I. Семейная хроника Игнатьевых.] Он даёт порой жестокие характеристики ректорам и некоторым преподавателям, осуждая «казённое православие», но о самой академии, в итоге, отзывается с благодарностью за полученные им навыки в настойчивом и инициативном труде, за возможности развиваться и работать над собой.

Хотя его воспоминания крайне субъективны и не раскрывают полностью историю Казанской духовной академии начала XX века, но содержат описание расположения академических зданий, библиотеки, учебного корпуса, многие неизвестные моменты и события. Как и в предыдущих воспоминаниях о Камышловском духовном училище и Пермской духовной семинарии В. А. Игнатьев не смог писать только о себе, а оставил интересные личностные характеристики преподавателей и студентов академии, в т. ч. иностранных. Автор сделал попытку спустя полвека систематизировать свои знания о профессорах (как по отдельности, так и в целом в рамках корпорации), об условиях обучения и быта в академии.[26 - К рукописным очеркам автор прикрепил небольшие фотографии некоторых преподавателей.]

В состав четвёртой части включены очерки автора, находящиеся в «пермской» и «свердловской» коллекциях его воспоминаний, посвящённых Казанской духовной академии. При выборе очерков из двух коллекций учитывалась полнота изложения материала в них, дополнительные или уточняющие сведения приводятся в постраничных сносках, что отражает особенности той или иной коллекции. В состав публикации включен очерк «Учение П. А. Иконникова в Казанской духовной академии» из автобиографических очерков автора в «пермской коллекции» его воспоминаний, отсутствующий в «свердловской коллекции».

При подготовке публикации составлялись биографические справки на участников событий, упоминаемых в текстах, использовались списки служащих и студентов Казанской духовной академии, статьи из «Православной энциклопедии».

Частично воспоминания В. А. Игнатьева о Казанской духовной академии встречаются также в очерках о брате Алексее Алексеевиче Игнатьеве в Части I. «Семейная хроника Игнатьевых», протоиерее Тихоне Петровиче Андриевском, Николае Николаевиче Мавровском, Сергее Степановиче Богословском и Владимире Петровиче Козельском в Части III. «Пермская духовная семинария начала XX века».

В четвёртой части представлены фотографии старой Казани в почтовых открытках (здания и учреждения, учебные заведения); фотографии внешнего вида Казанской духовной академии; чертежи планов усадьбы и внутренних помещений академии, составленные самим автором; фотографии внутренних помещений академии; портреты ректоров, инспекторов и преподавателей, которым посвящены отдельные очерки; групповые фотографии студентов-выпускников 1913 г. (без автора); фотографии автора в форме студента академии и его диплом об её окончании; портреты выпускников академии 1913 г.




Очерки по истории Казанской духовной академии



декабрь 1960 г.



Казанская духовная академия, её внешний

status



quo



ante

[27 - statusquoante – по-латински положение дел, которое было раньше.]

Академия была расположена в северо-восточной окраине города, известной под названием Арского поля.[28 - Арское поле – площадь к востоку от Казанского кремля, которую в настоящее время занимают улица Николая Ершова и Парк культуры и отдыха им. Горького.] Неподалёку от неё находились два важных городских коммунальных учреждения, противоположных по своему назначению: городское кладбище и место для общегородских гуляний, известное под громким названием «Швейцария».[29 - В Казани имелись два замечательных места для общегородских гуляний, известных как «Русская Швейцария» и «Немецкая Швейцария».] Вблизи академии были расположены также трамвайные гаражи. Трамвай в Казани был предприятием, принадлежащим бельгийскому анонимному обществу, акционером которого состоял и бельгийский король.[30 - Анонимное Бельгийское общество конно-железных дорог в Казани, осуществившее ввод в эксплуатацию электрического трамвая в Казани.] Городское кладбище было и теперь является местом вечного упокоения знаменитого математика Н. И. Лобачевского.[31 - Лобачевский Николай Иванович (1792-1856) – русский математик, деятель университетского образования и народного просвещения.] «Швейцария» – место гуляния горожан – очень красивый парк, который террасой спускался к Казанке, речке прославленной в известной студенческой песне:

«Там, где тинный Булак со Казанкой рекой

словно братец с сестрой обнимаются, -

Варлаамий святой, с золотой головой,

сверху глядя на них улыбается».[32 - Старая песня казанских студентов.]

Гуля[ющие] в «Швейцарии» кульминационной точки своей достигали в Троицу и Духов день, когда некоторые горожане раскидывали здесь шатры и безвыходно пребывали в них в течение двух, а иногда и трёх дней. Оркестр духовых инструментов здесь по вечерам играл весной, летом и осенью и услаждал студентов вальсами «Берёзка», «Над волнами», «Дунайские волны», «На сопках Манчжурии» и др.

В 1908 г. на площади «Швейцарии» была организована сельскохозяйственная выставка[33 - Имеется в виду международная выставка мелкой промышленности, профессионального образования, сельского хозяйства с отделами крупной промышленности и противопожарного дела, которая проходила в Казани с 4 июня по 4 сентября 1909 года в саду Русская Швейцария, ныне Парк им. М. Горького.], на которой красовалась громадная бутылка-ресторан, которая и по окончании выставки осталась украшением этой местности и постоянным напоминанием о том, чтобы не забывали люди о существовании на свете Александровского пива.[34 - От имени виноторговцев Александровых, которым в Казани принадлежало несколько пивоваренных заводов.] Арское поле играло большую роль в истории Казани во время пугачёвщины, так что академия была расположена на важном историческом участке города.

Все другие академии – Киевская, Петербургская и Московская – расположены были при монастырях-лаврах[35 - В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор указывает: «Петербургская при Александро-Невской лавре, Московская – при Троице-Сергиевой лавре, Киевская – при Киево-Печерской лавре и Казанская – сама по себе, без присоединения её к какому-либо монастырю. Вследствие этого у Казанской академии был и отличный внешний вид от других академий: те входили в ансамбль других монастырских строений, а Казанская академия имела свой независимый от других строений внешний вид: она строилась по плану, подсказанному только целями, ради которых она появилась на свет Божий как независимое учебное учреждение» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 2-3.], а Казанская не была связана с монастырями и представляла в этом отношении самостоятельную обособленную общину, подчинённую, правда, надзору Казанского архиепископа.

Территория академии занимала правильный четырёхугольник, квартал, ограниченный строениями и кирпичной стеной.

Постройки на территории были расположены симметрично по следующему плану:

План.[36 - См. вкладку с фотоиллюстрациями.]

Дорога, по которой шло движение мимо академии, и на которой был трамвай, проходила по северной стороне территории академии. На эту линию выходили боковые стороны зданий: на западе – библиотека – двухэтажное здание, а на востоке тоже двухэтажное здание, в котором был двухсветный актовый зал, канцелярия, квартира эконома и покои ректора академии. Оба эти здания были обращены фасадом внутрь двора. Между этими зданиями у западного были ворота и проезд, а далее сквер со звонницей. Главный корпус был расположен внутри двора, а за ним сад, а к западной стене прилегала баня, служебные постройки и больница.

[Скверик со звонницей]

Сквер перед главным корпусом был густо засажен деревьями (дубки, клёны) и кустами сирени. Весной это было место соловьиных концертов, и во время экзаменов, перефразируя известную песню Соловьева-Седова[37 - Соловьёв-Седой Василий Павлович (1907-1979) – советский русский композитор.] «Соловьи, соловьи» можно было бы сказать: «Соловьи, соловьи, не тревожьте студентов: пускай студенты готовятся к экзаменам». Этот же скверик немного защищал главный корпус от грома, оркестра, который несся со стороны «Швейцарии».

[Учебный корпус]

Главный корпус имел четыре этажа, но нижний был уже подвальным помещением и здание имело вид трёхэтажного здания. В подвальном этаже были расположены: кухня, столярная мастерская и жилища «малых сих», т. е. разного обслуживающего люда. Здесь же была центр[альная] система отопления.

На втором, по существу на первом этаже были расположены комнаты следующего назначения. У самого входа по обе стороны от лестницы от подвального этажа были отгорожены две каморки – для швейцаров без дверей. В левом крыле по северной стороне вдоль коридора были расположены квартиры инспектора и пом[ощника] инспектора; по южной стороне – две комнаты учительской и профессорской, проход на лестницу и приёмная комната студентов.[38 - В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Самой интересной комнатой на этом этаже была приёмная студентов. В ней стоял рояль, гарнитур мягкой мебели, стулья, стол с бархатной скатертью. На стенах повсюду были развешаны групповые карточки с окончивших академию за несколько лет, так что комната являлась своеобразным «пантеоном». Здесь студенты принимали своих гостей. Здесь же любители сольного пения упражнялись в своём искусстве» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 7-8.] Вдоль правого крыла – комнаты монахов, в том числе комната для богословского кружка и, так называемая «Нитрийская пустынь» (молельня), раздевальня (выделена) и квартиры второго пом[ощника] инспектора. По южной стороне – комнатка студентов (рабочая), в которой обычно стремились поселиться студенты, рассчитывающие на приём частых гостей, проход на лестницу и столовая с буфетом. В средине этажа лестница на следующий этаж.

На этом этаже [втором – ред.] по северной стороне в средине была расположена церковь[39 - Церковь Михаила Архангела (домовая) при Казанской духовной академии.], а к ней как продолжение по коридору справа примыкали две аудитории, а слева – студенческая читальня.

По южной стороне вправо была расположена аудитория, проход на лестницу и студенческая рабочая комната; влево – аудитория, проход на лестницу и две студенческих рабочих комнаты.[40 - В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Аудитории были небольшие с расчётом на 30-35-40 слушателей. В них стояли кафедры и парты. Рабочие комнаты были ещё по одной на первом и третьем этажах (см. планы №№ 2, 3 и 4). Он были рассчитаны на 12-15-20 и больше человек в зависимости от величины их. В них стояли большие столы для работы сидя и конторки для работы стоя» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 8-9.] У проходов на лестницу на этом этаже с той и другой стороны проходов было расположено по комнатке, которые обычно выбирали себе любители уединения – картёжники, любители посещения вечеров и пр. На верхнем этаже по северной стороне были расположены: слева спальня, верхняя часть церкви (её второй этаж), одна рабочая студенческая комната, кладовая и комната для выдачи белья; по южной стороне – спальни и умывальник. Уборные были при лестницах. Здание имело центральное отопление и электрическое освящение. Если принять во внимание, что студентов было примерно 110-120 человек, то нужно признать здание просторным и удобным. Рабочие студенческие комнаты имели просторные столы, индивидуальные этажерки, с покатыми крышками для работы стоя и лампочками при каждой этажерке. В комнатах было достаточное количество стульев.

В спальнях у кроватей стояли табуреты. По ночам еженедельно чистилась обувь и по заявкам разглаживалась верхняя одежда.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 77 об.-81.

Библиотека.

Двухэтажное каменное здание с двухсветным читальным залом в южной части его и хорами по стенам на уровне второго этажа – она была главным богатством академии, её гордостью и единственным оправданием для многих студентов за их четырёхлетнее пребывание [в] академии. Четыре раза в году на первых трёх курсах студенты писали сочинения, и это значило: четыре раза в месяц в обязательном порядке нужно было направляться в библиотеку и нагружаться необходимыми научными материалами. Во время же выполнения кандидатской работы связь с библиотекой удесятерялась.

Главным богатством библиотеки были рукописи Соловецкого монастыря, а среди них целая библиотека крюковых нот. Кроме того, в ней были ценные уникальные издания русские и иностранные по истории церквей восточных и западных на греческом и латинском языках. Академия вела широкую переписку с научно-религиозными учреждениями – академиями, университетскими богословскими факультетами. Все эти материалы поступали в фонд библиотеки.

Здесь работали два старца, исходившие библиотеку не меньше путешествия пешком в Палестину. У них был образцовый порядок, а в читальном зале соблюдалась абсолютная тишина.[41 - Последним библиотекарем Казанской духовной академии был Фёдор Иванович Троицкий (?-1924), занимавший эту должность с 1879 г.Уникальный фонд библиотеки академии в 1920-х гг. был рассредоточен по отдельным хранилищам. В 1997 г. значительная часть фонда библиотеки из научной библиотеки Казанского университета была передана библиотеке Казанского духовного училища, преобразованного в воссозданную Казанскую духовную семинарию в 1998 г.Соловецкая библиотека в настоящее время хранится в Российской национальной библиотеке в г. Москве.]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 4-6.

Сад.

Значительную часть площади академии занимал сад, а между учебным корпусом и им, а также по бокам корпуса был двор. На дворе разгуливал одинокий журавлик…

Сад был гордостью студентов. В нём были дубы и клёны. Почти посередине проходила широкая аллея, которая делила его почти на две равные части. В жаркие дни в аллее можно было отдыхать в тени. Сад был густой, с зарослями, что придавало ему красоту девственной природы. Влево от аллеи, почти у самого конца её, была лужайка, которая летом покрывалась цветами, а зимой на ней устраивался каток. На катке иногда завязывались знакомства с барышнями, живущими вблизи академии и охотно посещавшими его.

В саду, влево от аллеи, находилась больница: двухэтажное красное здание, как видно, выстроенное много позднее учебного корпуса.

С трёх сторон: восточной, западной и южной академическая площадь была ограждена каменной стеной.

Трамвай проходил по северной стороне площади академии и, поворачивая вправо, проходил по восточному её краю.[42 - В советское время сад был застроен. В настоящее время здесь медицинские учреждения, небольшая часть старого парка сохранилась только на участке больницы № 2.]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 9-11.



[Административный и педагогический состав]




Административно-хозяйственные органы академии



По уставу академий ректорами в них являлись духовные лица в чине архиереев. Обычно эти архиереи являлись викариями, т. е. помощниками главных архиереев той или иной епархии. Архиерей – ректор Казанской дух[овной] академии был епископ Чистопольский. Кроме ректора второй персоной с административными функциями был инспектор академии. Коллегиальным органом был Совет и Правление академии. У последнего были хозяйственные функции контроля за ведением хозяйства. Непосредственные хозяйственные функции осуществлял эконом. При Совете академии был секретарь. Все важнейшие действия академического начальства санкционировались главой епархии – архиепископом Казанским.

Членами Совета и Правления Академии были: профессор Виктор Несмелов, профессор В[асилий] Нарбеков, профессор П[авел] Пономарёв.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 20-22.




Ректоры академии



Епископ Алексий [(Дородницын)]

[43 - Алексий (Дородницын) (1859-1919) – сын дьячка Екатеринославской губернии. Кандидат богословия Московской духовной академии 1885 г., магистр богословия 1891 г. В 1905-1912 гг. епископ Чистопольский, 1-й викарий Казанской епархии и ректор Казанской духовной академии.]

Он был в возрасте между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. Несчастьем его была большая тучность.[44 - В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Он, например, с усилием поднимался на второй этаж академии, где была академическая церковь, страдая от одышки» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 35.] Это «качество» человека, неприятное для лиц гражданских, было сугубо неприятным для духовного лица. Сколько бы врачи ни утверждали, что это – болезнь и тем самым как-бы призывали к снисходительности к людям этого склада, у «простых» людей всё равно всегда было подозрение, что эти «больные» на самом деле жрецы мамоны, т. е. любители покушать. А когда такие размышления направлялись в адрес кого-либо из монашествующих лиц, то возникало подозрение, не нарушает ли это лицо своего обета при пострижении в монахи – не вкушать мясного. Такое подозрение существовало и в отношении епископа Алексия: передавали, что где-то кому-то удалось подсмотреть, что он вкушал вместо карася порося.

Епископ был высокого роста. На лице у него была слабая растительность: борода имела вид вехотки. Лицо, как это бывает обычно у тучных людей, было обрюзгшим и, когда епископ надевал на голову бархатную скуфейку, он походил на картину И. Е. Репина «Протодиакон».

Епископ не чуждался женского общества и во время разного рода общественных собраний – коллоквиумов, лекций и пр., его можно было видеть беседующим и смеющимся в обществе дам, которых злые языки называли «жёнами-мироносицами».

У него был хороший голос, удивительно сохранивший свою свежесть до старости. Когда он во время литургии выходил на амвон со свечами в руках и обращаясь к молящимся, произносил: «Призри с небес, Боже, и виждь и посети виноград сей, его же насади десница Твоя», голос его звучал, как у Леонида Виталиевича Собинова[45 - Собинов Леонид Витальевич (1872-1934) – русский оперный певец (лирический тенор).] – нежно и задушевно. Отсюда, вероятно, и шла молва, что епископ когда-то даже готовился в оперные певцы, но произошла какая-то душевная трагедия вроде неудавшейся любви, и он круто спланировал в монахи.[46 - В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автор дополняет: «У певцов такие резкие повороты бывают. Известно, например, что итальянский баритон, кумир петербургского высшего общества, баритон баритонов, или иначе король баритонов Баттистини ушёл на склоне лет в монахи. Разница в данном случае лишь в том, что епископ Алексий это сделал antefactum, а Баттистини postfactum» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 56 об.-57.Баттистини Маттиа (1856-1928) – итальянский оперный певец (баритон), мастер бельканто.]

Епископ любил пение и приходил иногда на спевки академического хора, причём давал советы, как лучше исполнить ту или иную музыкальную фразу. Опять-таки и в этом случае злые языки преследовали его: рассказывали, что когда хор исполнял концерт Бортнянского «Тебе Бога хвалим», то епископ дал указание – акцентировать слова «девического чрева», в чём усмотрел не остывшую ещё в его душе склонность к греховной мысли.

Во время рождественских каникул оставшиеся в академии студенты обычно устраивал ёлку для детей технических служащих, при этом бывали и маленькие концерты. Епископ приходил всегда на ёлку и особенно любил слушать концерты, может быть, вспоминая своё прошлое, когда он тоже выступал в них. …

Есть пословица: «Не бывать бы счастью да несчастье помогло». В жизни епископа произошла большая перемена в соответствии с этой пословицей. Когда был убит Столыпин, то в дворянском собрании служили панихиду, на которой епископ произнёс велеречивое слово, что было излюбленной формой его ораторского искусства. Он назвал Столыпина вторым Сусаниным.[47 - Сусанин Иван (?-1613) – русский национальный герой, прославившийся за спасение родоначальника династии Романовых Михаила Романова от польско-литовского отряда во время русско-польской войны 1609-1618 гг.] Речь его получила широкий резонанс в «верхах», и вскоре он получил назначение епископом в Саратов. Фортуна ему улыбнулась, но он ясно понимал, что там его ждёт тяжёлая действительность и что там, как он сам выражался, «будет жарко». Саратов и Царицын в те времена стяжали себе печальную славу черносотенных мест, и это было результатом деятельности Саратовского архиерея Гермогена и царицынского иеромонаха Илиодора.[48 - Гермоген (Долганов) (1858-1918) – в 1903-1912 гг. епископ Саратовский, в 1917-1918 гг. епископ Тобольский. Один из самых консервативных русских архиереев начала XX века. Поддерживал деятельность черносотенного иеромонаха-авантюриста Илиодора (Труфанова), который первоначально поддерживался церковными и светскими властями, видевшими в нём успешного антиреволюционного пропагандиста. Но затем они дистанцировались от его демагогии (позднее Илиодор снял сан и объявил о разрыве с церковью). Гермоген же остался союзником Илиодора вплоть до сложения им сана. Был в конфликте с Григорием Распутиным, которого первоначально поддерживал. Убит большевиками. Священномученик Русской Православной Церкви.] В конце концов, создавшийся здесь гнойник больше терпеть было нельзя, и Гермогена убрали в Тобольск, а на его место назначили – Алексия. Алексий уезжал в Саратов с неспокойной душой и по пути заехал в один из глухих монастырей Приволжья за молитвами старцев.[49 - В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «… отправляясь к месту новой работы, решил заехать в Нилову пустынь, чтобы укрепить свой дух в общении со старцами-подвижниками» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37.]

[[50 - В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Ректор академии по своему положению был далёк от студентов и не врывался непосредственно в жизнь студентов; это не было законом, но по отношению к еп[ископу] Алексию это было так» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 58.]]

Епископ Алексий не читал в академии лекций, и в этом отношении про него можно сказать, что он прошёл мимо академии: она была только «полустанком» на его пути.[51 - В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автор указывает: «Какой же след своей деятельности в академии оставил еп[ископ] Алексий? При нём в основном была перестройка академии на новый «лад» в сторону реакции и чистка рядов профессуры» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37.] Как сложилась жизнь его после Октября, история об этом умалчивает.[52 - Епископ Алексий (Дородницын) (1859-1919) – в 1912-1914 гг. епископ Саратовский, в 1914-1917 гг. – епископ Владимирский. В 1917 г. уволен на покой по требованию съезда духовенства и мирян за «деспотическое» управление и грубое обращение с духовенством, а также в связи с обвинениями в близости к Г. Е. Распутину. Пытался захватить церковную власть в Киеве и объявить автокефалию на Украине. В 1918 г. за непослушание священноначалию и нарушение канонов был извержен из сана Всеукраинским церковным собором.]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 23-30.


Епископ Анастасий [(Александров)]

[53 - Анастасий (Александров) (1861-1918) – сын священника Казанской губернии. Кандидат историко-филологических наук Казанского университета 1883 г., магистр сравнительного языковедения Дерптского университета 1886 г. Профессор Казанского университета, декан историко-филологического факультета Казанского университета в 1905-1911 гг. Иеромонах с 1910 г., архимандрит с 1911 г., инспектор Казанской духовной академии в 1911-1912 гг. Профессор кафедры славянских и румынской церквей, затем кафедры церковно-славянского и русского языков и палеографии. В 1912-1913 гг. епископ Чистопольский, второй викарий Казанской епархии и ректор Казанской духовной академии, в 1913-1918 гг. епископ Ямбургский, викарий С.-Петербургской епархии и ректор С.-Петербургской духовной академии. Учёный-славист.]

С ним произошла странная, загадочная для казанцев и так и не разгаданная вполне история. Как это могло случиться, что профессор университета, доктор филологических наук, наконец, отец семейства, оставил всё это и ушёл в монахи? Знали это, конечно, те, кто увлекал его на эту стезю, но для постороннего глаза это было непонятно, если не сказать, дико. Впрочем, в ту пору бурной реакции, которую уготовил Пётр Аркадиевич Столыпин, и когда вызревало течение «смены вех» – всё могло явиться на белый свет, так сказать, законно, в силу известных исторических условий.[54 - В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Как могло случиться такое обстоятельство? Для ответа на этот вопрос необходимо припомнить некоторые явления общественной жизни в России после революции 1905 г., а именно из жизни русской интеллигенции. Революция 1905 г. и последовавшая за ней реакция были чем-то вроде землетрясения с замирающими последовательно толчками. Это «землетрясение» вызвало «смятение» в умах «многих во Израиле» в том числе и в тех кругах, которые, казалось бы, должны быть более устойчивыми, как, например, в кругах служителей культа. Между тем и здесь «лёд тронулся». К общему соблазну по России разъезжал «снявший рясу» Григорий Спиридонович Петров и читал лекции. Выступал с литературным творчеством некий иеромонах Михаил, который, в самых лирических тонах, например, раскрывал тезис: «будета два вплоть едину». Все поражались, откуда это он знает? Наделал много шуму другой иеромонах, который по окончании православной дух[овной] академии «шатнулся» в «древлее благочестие» – в старообрядчество. На фоне общего смятения умов возникло богоискательство, которому, как известно, отдал дань такой корифей марксизма как А. В. Луна[ча]рский, за что ему крепко «влетело» от В. И. Ленина. На вершине государства – в Петербурге – составился даже кружок из видных «князей церкви» и головки мыслителей-философов, типа известного тогда писателя Мережковского. Там проходили горячие дискуссии, причём «новаторы» в философии выдвинули новый тезис о «граде Божием» в виде триады, в которой вся мировая история представлялась в таком виде: «Ветхий Завет» – это было Царство Бога-Отца, «Новый Завет» – это Царство Бога-сына, и, наконец, наступит третье Царство Бога-Духа Святого, и ему «не будет конца» – рай. Вот насколько было сильным «смятение умов» в то время. Это было в Петербурге, на вершине государства, где было больше «ищущих», «взыскующих града Господня», но они были и в Казани. В кругу их и оказался Александр Иванович Александров. Мы теперь знаем, что когда в 1917 г. последовали ещё более сильные толчки, то подобную метаморфозу совершили и такие мыслители, как [С. Н.] Булгаков и А. И. Введенский. Конечно, у Александра Ивановича к этому добавлялись, может быть, и другие мотивы, вытекающие из эгоистических соображений», но об этом можно только гадать: «чужая душа, – как сказал И. С. Тургенев, – потёмки» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37 об.-39.Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941) – русский писатель, религиозный философ и общественный деятель.Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) – русский философ, богослов, священник.Введенский Александр Иванович (1856-1925) – русский философ, психолог, председатель С.-Петербургского философского общества.]

Он связал свою судьбу с Казанской дух[овной] академией. Мы, студенты этой академии, в мундире его уже не видали, а сразу, по возвращении с летних каникул в 1911 г., встретились с ним, когда на голове его был клобук, а одет он был в монашеское одеяние. Он был в чине архимандрита и был у нас инспектором. Он был невысокого роста, сухощавый. Голова у него была по отношению к корпусу не пропорционально большой, широкий лоб. Когда он надевал клобук, то голова казалась ещё больше. У него была небольшая бородка и тощие усы. Он не был представительным монахом. Он был очень подвижной, что не гармонировало с его тяжёлым монашеским одеянием. В этом одеянии он казался, как в футляре. У него был жизнерадостный вид. К студентам он относился приветливо. Казалось, что он старался убедить всех, что он вовсе не инспектор и просит и не считать его таковым. Было заметно, что он ещё не привык «править» службу», что у него получается это угловато, а когда нужно было ему петь вместе с другими, то он просто терялся и делал только вид, что он принимает участие в пении.[55 - В очерке «Епископ Анастасия» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Но его ни разу не видали поющим за богослужением и, по-видимому, он вообще не умел петь тех церковных песнопений, которые с детства привыкли петь выходцы из духовной среды и которые были и любимой стихией монахов и монашествующих лиц. Его не слыхали произносящим проповедь» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 39 об.-40.] Рассказывали, что когда ему подавали кадило, то он, очевидно, забывался, и у него с языка срывалось что-то вроде «merci». Он старался подчеркнуть, что бдительно относится к своему служебному делу. Так, однажды к нему приходил знакомый по прежней работе ксён[д]з, и об этой встрече он так рассказывал студентам: «Я показал ему нашу церковь, но в алтарь не пустил».[56 - Там же автор упоминает, что у Анастасия служил келейником поляк и что он сам прекрасно говорил по-польски.]

Когда епископ Алексий был назначен в Саратов, то архимандрит Анастасий произведён был в епископы.[57 - В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Вот почему сейчас же после его пострижения в монахи началось головокружительное продвижение его по иерархической лестнице. Не успели студенты академии ещё приглядеться к нему в его штатском виде, как он предстал перед ними в виде архимандрита Анастасия и в должности инспектора академии. Прошло немного времени, и он предстал пред ними уже в сане епископа и в должности ректора академии. То, что обычно проходят люди в таком положении, т. е. от архимандрита до епископа, за десять лет, он перешагнул за год» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 39-39 об.Там же: «Бросились искать аналогии в русской художественной литературе. Прикинули: может быть, «О[тец] Сергий» Л. Н. Толстого? Но нет: другая обстановка, среда и эпоха. И, наконец, успокоились на том, что признали событие, хотя экстраординарным, но совершившимся и, значит, законным, признанным de facto» // Там же. Л. 58 об.-59.]

Как относились к нему монахи? Они ликовали. Ещё бы, им удалось «заполучить» в свои ряды такую рыбину. Ему было присвоено учёное звание доктора богословия в прибавку к званию доктора филологических наук. Любопытно было наблюдать его в городе, когда он проезжал по нему на паре вороных в открытой пролётке в клобуке и монашеском облачении. Ему встречались многие знакомые, и он то и дело поворачивался то в ту, то в другую сторону и благословлял их. На Грузинской улице он проезжал мимо своего дома. Что он думал при этом?

Когда праздновали в 1912 г. юбилей Ломоносову, было устроено по этому поводу торжественное собрание в актовом зале академии, и он произнёс слово «Певцу на лире вдохновенной». Это «слово» было потом отпечатано в «Трудах Казанской дух[овной] академии» и было единственным свидетельством его участия в этих «Трудах».

Весной 1913 г. ректоры всех четырёх академий были вызваны на приём к Николаю II, и академиям было присвоено название «императорских». С некоторым подобострастием он рассказывал об этой встрече. Между прочим, он говорил, что Николай у каждого из них спрашивал, сколько студентов в каждой академии, и когда один из них назвал неточную цифру, а приблизительную, он заметил, что это произвело на Николая неприятное впечатление и «поэтому я, – так он сказал буквально – когда его величество спросил меня, наугад назвал количество, хотя знал только приблизительно».

Весной того же года в Казань приезжала сестра императрицы Елизавета Фёдоровна, вдова убитого [великого] князя Сергея Александровича, дяди царя. Она посетила академию, и по поводу пребывания её в академии епископ Анастасий служил молебен.[58 - Великая княгиня Елизавета Фёдоровна прибыла в Казань 19 апреля/2 мая 1913 г.В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Она была в сопровождении графини Зубовой. Одеты они были в одеяние общины, организованной Е. Ф.» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 41.Имеется в виду Марфо-Мариинская обитель милосердия.] Он вёл себя при этом унизительно: когда Елизавета подходила ко кресту и целовала ему руку, он … целовал её руку!! Это была отвратительная картина.[59 - В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора указанный эпизод замазан чёрной краской.Из письма В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 31 марта 1964 г.: «Дорогой Иван Степанович! В мемуарах, вероятно, есть жестокие места, как, например, об Алексее, Анастасии и пр. Я думаю, что можно стерилизовать, но из ансамбля не выбрасывать. Если у меня есть ошибки – прошу Вас исправить. Всё не нужное изъять и сжечь» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 108-108 об.]

Вскоре епископ Анастасий был переведён в Петербургскую академию. Это было, очевидно, результатом его встречи с [великой] княгиней Елизаветой Фёдоровной.[60 - В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Вскоре епископ Анастасий переведён был на должность ректора Петербургской дух[овной] академии, где и умер от туберкулёза» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 41-41 об.]

[[61 - Там же: «Он читал лекции по истории русского раскола. Читал он явно без «живинки»: толи ему уже в университете «набило оскомину», толи потому, что он считал всё это излишним для студентов академии, и «души» не было. Наконец, второпях при переезде на другое место назначения он не прочитал написанную по его предмету единственную кандидатскую работу, а ведь, потеснивши своё время, мог бы это сделать. Нет! Наука у него была уже в отчуждении» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 40 об.В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Лично у автора сего осталась претензия е епископу: ему он писал кандидатскую работу. А он в спешке переехать на новую работу – ректором Петербургской академии – не счёл нужным прочитать работу, а передоверил чтение её другому лицу – иеромонаху Афанасию, который усмотрел в авторе работу соперника и не смог сделать объективной оценки» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 120.]]

Будучи монахом, епископ Анастасий, в мире Александр Иванович Александров, не терял связь с университетом. Был момент, когда он заменял ректора университета, и все официальные документы того времени подписывались так: «За директора университета… такой-то». Не терял он связи и со знакомыми по учебному Казанскому округу.

Что же всё-таки случилось с ним? Ответ может быть только один: он был бесхарактерный человек и стал жертвой тонкого шантажа ловких дельцов из монашеского мира, действовавших с чисто иезуитской манерой влияния на слабохарактерных людей.[62 - В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Может быть, епископ Анастасий был скромнее, чем он показался окружавшим его людям, которые старались угождать ему, питать его честолюбие. Один из студентов Петербургской академии, учившийся в ней во время ректорства еп[ископа] Анастасия вспоминал, что в академию тогда приезжал некий старец-подвижник, перед которым епископ благоговел, почтительно целовал у него руку. Не есть ли это порыв мистика? Во всяком случае, он был оригинальным монахом, чуждым некоторых черт, которые были не у пришедших к сей юдоли со стороны, а так сказать, у доморощенных» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 59-59 об.Согласно «Православной энциклопедии», краткое ректорство епископа Анастасия, близкого к академической и университетской среде, сопровождалось полезными в учебном и административном отношении новациями и было благожелательно воспринято академической корпорацией и студенчеством. («Казанская духовная академия» // «Православная энциклопедия». Т. 29. С. 117-134).После епископа Анастасия последним ректором Казанской духовной академии в 1913-1917 гг. был епископ Анатолий (Грисюк) (1880-1938) – кандидат богословия Киевской духовной академии 1904 г. Иеродиакон с 1903 г., иеромонах с 1904 г. И. д. доцента кафедры общей церковной истории Киевской духовной академии с 1905 г., кафедры истории древней церкви с 1910 г. Магистр богословия 1911 г. Архимандрит с 1911 г. Экстраординарный профессор Киевской духовной академии в 1912 г. Инспектор и экстраординарный профессор Московской духовной академии с 1912 г. Архиепископ с 1928 г., митрополит с 1932 г. Священномученик Русской Православной церкви.]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 31-38.




Инспекторы академии





Протоиерей Николай Петрович Виноградов


Студенты его между собой называли Николаем Петровичем.[63 - Виноградов Николай Петрович (1852-1928) – сын священника Вятской губернии. Протоиерей. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1880 г. Преподаватель латинского языка в Нижегородском духовном училище с 1880 г. Приват-доцент Казанской духовной академии, преподаватель кафедры латинского языка и латинской словесности с 1881 г., и. о. доцента с 1884 г. Священник с 1883 г. Магистр богословия 1887 г. Протоиерей с 1894 г. Инспектор Казанской духовной академии в 1894-1911 гг. Экстраординарный профессор кафедры латинского языка с 1908 г. Инициатор создания и руководитель Казанских Высших женских богословских курсов с 1911 г. Благочинный церквей при Казанских духовно-учебных заведениях с 1912 г. В 1913-1914 гг. читал в Казанской духовной академии лекции на вакантной кафедре лаинского языка. Читал лекции студентам частным образом на квартирах после 1919 г. В 1921 г. проходил по групповому делу преподавателей Казанской духовной академии. Состоял в числе преподавателей учрежденного в ноябре1921 г. Богословского института в Казани, просуществовавшего до 1923 г.] Он был инспектором академии и не был инспектором в том же смысле, как поётся в песне: «песня слышится и не слышится». Официально по номенклатуре профессий академических должностных лиц он значился инспектором, но по натуре он просто был «никакой» инспектор. У него не было для этого никаких специфических данных и именно «по этому самому» он был самым подходящим для студентов инспектором, не в смысле их эгоистических, так сказать, «классовых» соображений, а по существу – a principio[64 - in principio – по-латински в начале.], потому что какой же может быть инспектор и для чего юношам в 20-25 лет, которым даже для обслуживания себя по академической линии разрешалось иметь своего студента – декана. Но так уж повелось, чтобы был инспектор, и Н. П. был таковым.[65 - В очерке «Протоиерей Николай Петрович Виноградов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «На него и не смотрели, как на инспектора и благодушно называли его не отцом протоиереем, а Николаем Петровичем» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 39-40.]

Он был воплощённой добротой. Есть такие лица (facies) у людей, в выражениях которых как бы застыла доброта, и ни как нельзя иначе представить это лицо, скажем, злым, рассерженным. Такое именно лицо было у Н. П. За его очками в золотой оправе виднелись всегда добрые, ласковые улыбающиеся глаза. У него была «аксаковская» бородка с загибом внизу к шее, и весь его облик – спокойный, благодушный чем-то напоминал портрет Сергея Тимофеевича Аксакова[66 - Аксаков Сергей Тимофеевич (1791-1859) – русский писатель, чиновник и общественный деятель, литературный и театральный критик, мемуарист, автор книг о рыбалке и охоте.], конечно, в пределе верхней части бюста. В его отношениях к студентам проявлялась та черта человека, которая именуется «важеватостью» – степенством, деликатностью, изысканной внимательностью. Он в отношениях к студентам никогда не применял сентенций, оговорок, замечаний, нравоучений, каковые черты и относятся к образу инспектора. Только раз он позволил отклониться от этой нормы своих отношений. Это было в день смерти Л. Н. Толстого в 1910 г. Заметив возбуждение студентов, он сказал: «Не вздумайте служить панихиду!» Задумавшись и вздохнув, он добавил: «Погиб, погиб!» Он хотел сказать, что Толстой погиб, не воссоединившись с православной церковью.[67 - Деятельность Л. Н. Толстого в 1901 г. была публично осуждена Русской Православной Церковью, а сам писатель объявлен находящимся вне церкви до раскаяния.]

Н. П. читал лекции по истории римской литературы и вёл практические занятия по латинскому языку. Его лекции, конечно, вследствие малого количества отведённых часов были элементарными – конспективным изложением лекций профессора Казанского университета [Д. И.] Нагуевского[68 - Нагуевский Дарий Ильич (1845-1918) – русский филолог, профессор римской словесности.], а для практических упражнений в лат[инском] яз[ыке] студенты делали переводы из Лактанция.[69 - Лактанций Луций Цецилий Фирмиан (около 250-около 325) – древнеримский ритор из Африки, принявший в 303 г. христианскую веру.] Н. П. имел звание доцента.

Н. П. с супругой были бездетными. Его супруга – маленькая подвижная старушка, всегда аккуратно, можно сказать, изящно одетая, с аккуратной причёской, всегда собранная была единственной представительницей «прекрасного пола» в стенах академии, с которой студентам приходилось, причём изредка, встречаться на лестнице при входе на первый этаж. Говорят, что у супругов, которые долго живут вместе, и морщины в одном и том же месте на лице, и лица в конце концов становятся похожими. У супругов Виноградовых морщин не было заметно, но лица: смотришь на Н. П., а видишь его супругу, смотришь на неё, а видишь Н. П. Бессмертные Филемон и Бавкида! Как-то в Казани затеяли сорганизовать женские богословские курсы. Всё результат богоискательства. Как говорили, первой записалась супруга Н. П. Искали даже практическую установку для этих курсов, и профессор по каноническому праву Бердников указал на институт существовавших когда-то диаконисс.

Н. П. всем своим существом – поведением, преподаванием и пр. символизировал старую академию – до её реорганизации в 1908 г….

Мы привыкли видеть Н. П. выходящим из его квартиры, но когда в августе 1910 г. дверь квартиры открылась, мы уже не увидели Н. П.: из квартиры вышел архимандрит Гурий.[70 - Между протоиереем Н. П. Виноградовым и архимандритом Гурием инспектором Казанской духовной академии с июля 1911 г. по февраль 1912 г. был ещё архимандрит Анастасий (Александров).]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 45 об.-48.




Архимандрит Гурий [(Степанов)]


Архимандрит Гурий[71 - Гурий (Степанов) (1880-1937) – сын отставного унтер-офицера. Окончил Казанскую духовную семинарию в 1902 г. Иеродиакон с 1905 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1906 г. Иеромонах с 1906 г. И. д. доцента кафедры калмыцкого языка с 1906 г. Магистр богословия 1909 г. Экстраординарный профессор кафедры миссионерских предметов 1910 г. Архимандрит и инспектор Казанской духовной академии с 1912 г. Ординарный профессор кафедры миссионерских предметов с 1916 г.] в сане иеромонаха был оставлен при академии для работы на миссионерском отделении, а потом назначен инспектором её, академии в 1911-м году.[72 - Архимандрит Гурий был назначен инспектором Казанской духовной академии 26 мая 1912 г.] Он представлял из себя наиболее одиозную личность среди академических монахов, соединив в своём лице наиболее отрицательные черты монаха. Самый наружный вид его не привлекал к себе: его крадущаяся походка свидетельствовала о том, что в нём сидел соглядатай, своеобразный тип детектива в монашеском одеянии. В глазах его всегда светилась заведомая недоверчивость и неприязнь к тем, кто были не монахи. Рыжая борода его позволяла предполагать об его дальнем родстве с происходящими из «колена данова». У него была отвратительная, гнусная черта женоненавистничества. Эту черту его скоро подметили студенты, изобразили её и вставили в виде куплета в традиционно исполняемую ими за обедом в день престольного праздника 8-го ноября («Михайлов день») песню «Ро?сти, ро?сти, моя калинушка»:

«Наш инспектор всё сквозь землю видит –

Женщин ненавидит».

Эта отвратительная монашеская черта, как пластырь, прилипала к другим участникам академического богословского объединения, кружка, светским студентам, и по ней безошибочно можно было определить, что «владелец» ею был когда-то участником этого объединения.…

У архимандрита Гурия была ещё отвратительная монашеская черта – завлекать в монахи. Стоило ему только заметить, что кто-то из студентов стал задумчив, он уже тут как тут, и из Григория Малинина, глядь, получается Гервасий.[73 - Гервасий (Малинин) – иеромонах. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1913 г.] Особенно этой «болезнью» постригать в монахи, как известно, страдал владыка Антоний Храповицкий, архиепископ Волынский (недруги его называли «Вавилонский»). В Казанской академии был студент – иеродиакон монах болгарин – и черноокий красавец Вениамин[74 - Вениамин (Салабашев) – иеромонах. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1913 г.], которого Антоний постриг в монахи в возрасте 20-21 года. Гурий был достойным подражателем дела архиепископа Антония Храповицкого.[75 - В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Он был не просто монах-подвижник или вернее сказать не монах-подвижник, а агент монашества, агитатор за монашество. У него был острый, намётанный в этом отношении глаз. … У архимандрита Гурия всегда были резервы кандидатов, и он знал, что рано или поздно они постригутся в монахи» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 60.]

В день престольного праздника (8-го ноября) архимандрит Гурий однажды произносил проповедь. Он рисовал мистическую картину неба, нечто вроде народа, в центре которого находится Саваоф, а около него всё воинство: ангелы, архангелы, архистратиги, херувимы и серафимы. Проповедник ставил себе задачу: охарактеризовать роль архангела Михаила среди «воинства небесного». В проповеди не было ничего такого, что бы воздействовало на чувства слушателей, связывало как-то с жизнью. Схоластика и сушь! В этом сказался весь духовный склад архимандрита Гурия.

Он был назначен на смену протоиерея Николай Петровича Виноградова, и его назначение имело целью дальнейшую перестройку академии в направлении насаждения в ней монашества.[76 - Архимандрит Гурий (Степанов) пользовался среди студентов большим авторитетом, его называли душой казанского академического иночества. Доктор церковной истории 1916 г. Член Священного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 годов по избранию от монашествующих. Епископ с 1920 г., архиепископ с 1924 г. Духовный писатель, лингвист-монголовед. Расстрелян в 1937 г. Священномученик Русской Православной Церкви зарубежом.]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 42-43 об.




Виктор Иванович Несмелов



Мой бывший учитель по Пермской духовной семинарии, в своё время окончивший Московскую духовную академию, получив от меня сообщение о том, что я кончил Казанскую духовную академию, писал мне: «Каждая из бывших наших академий имела каких-либо замечательных людей, которые прославили её своей научной деятельностью». В Казанской дух[овной] академии в числе таковых он назвал имя Виктора Ивановича Несмелова.[77 - Несмелов Виктор Иванович (1863-1937) – сын священника Саратовской губернии. Окончил Саратовскую духовную семинарию в 1883 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1887 г., магистр богословия 1888 г. Доцент Казанской духовной академии с 1888 г. Профессор кафедры метафизики в 1898-1919 гг. Русский философ и богослов, автор трудов по философской антропологии, в т. ч. фундаментального труда «Наука о человеке» (Казань, 1905), состоящего из 2-х томов: 1. «Опыт психологической истории и критики основных вопросов жизни» и 2. «Метафизика жизни и христианское откровение».] И это было правдой. Имя доктора богословия В. И. Несмелова было широко известно не только среди людей, так или иначе связанных с Казанской дух[овной] академией, учившихся в ней, или работавших в ней, но и среди широких кругов деятелей науки в государственном масштабе, а также вообще среди людей, интересующихся богословскими науками. Ещё до поступления в Казанскую дух[овную] академию мы знали, что среди профессоров её есть знаменитый учёный муж – философ. Пропагандистами такой славы Виктора Ивановича были в первую очередь его ученики. Так, указанный выше мною мой б[ывший] учитель по Пермской д[уховной] семинарии, а в настоящее время профессор Педагогической академии, академик Василий Яковлевич Струминский сообщал мне, что о Викторе Ивановиче ему восторженно рассказывал один из выпускников Казанской академии, с которым он соприкасался по работе. Гораздо авторитетнее о Викторе Ивановиче были отзывы широко известных у нас, в России, учёных людей, как, например, профессора А. И. Введенского, который считал В. И. выдающимся мыслителем.

Популярный экстраординарный профессор Казанской дух[овной] академии Константин Григорьевич Григорьев в своих лекциях по так называемого апологетическому богословию при освещении темы «Доказательства бытия Божия» указывал на Виктора Ивановича, как на философа, сформулировавшего, так называемое онтологическое доказательство бытия Божия. Широкую славу философа-мыслителя В. И. принесло его двухтомное сочинение «Наука о человеке», за что ему и было присвоено учёное звание доктора богословия. Уже самое название этого произведения – «Наука о человеке» – выделяло его из ряда других богословских сочинений, обычно связанных с какими-либо историческими событиями или с разработкой религиозных вопросов и переносило в область философии. Главным же отличием его от других богословских сочинений было то, что оно явилось плодом глубоких, самобытных философских размышлений автора, созданием новой концепции философской мысли, а сам автор его проявил себя оригинальным мыслителем. Вот почему, когда в 1911 г. была выпущена в свет популярная философско-богословская библиотечка, то в неё введены были некоторые разделы из «Науки о человеке».[78 - В очерке «Виктор Иванович Несмелов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Исходной точкой для своей философии он взял сократовское изречение ????? ??????? – «познай самого себя» и на нём, как на фундаменте, он и строил свою систему» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 35.]

Виктор Иванович среди профессоров, докторов богословия, представлял из себя деятеля своеобразного, редкого по профилю науки его.

Виктор Иванович читал нам лекции по двум философским дисциплинам: логике и систематической философии, иначе именуемой – метафизикой. Последняя – систематическая философия – и представляла собой изложение основных тезисов философии Виктора Ивановича. Нужно сказать, что эта дисциплина была для студентов самым трудно воспринимаемым предметом, благодаря глубокому анализу, на котором построена эта наука, она как бы разлагала мозг на его составные элементы. Она требовала от изучающего её способности к самому мудрёному абстрагированию, что для некоторых студентов представляло трудно преодолимое обстоятельство. Нужно к этому же добавить, что Виктор Иванович читал лекции очень тихим голосом и весьма «мудрёным» языком, своеобразным «несмеловским». В. Я. Струминский, о котором упомянуто выше, в своем письме автору сего, между прочим, отметил, что его знакомый по совместной работе, б[ывший] студент Казанской дух[овной] академии Преображенский, поклонник В. И. Несмелова, «старался подражать своему учителю в языке».[79 - Там же: «Науку, которую он преподавал, официально называли «систематической философией», а студенты именовали её короче – «метафизикой», называть же её следовало бы «философией Виктора Ивановича Несмелова». Эта наука должна была являться мировоззрением окончившего академию человека. Вся она была построена на абстрактном анализе в сущности простых положений человеческой мысли, выраженной в разных идеалистических философских течениях, но облечена в такую мудрёную словесную форму, что казалась откровением высокого ума. Когда Виктор Иванович читал лекцию, то казалось, что он «вещал»: взгляд его был направлен на аудиторию, а устремлён был куда-то внутрь, и лектор походил на греческую пифию, раскрывавшую картину её видения. Он говорил тихо, голосом, шедшим откуда-то изнутри; своим анализом он, казалось, стремился разложить мозги своих слушателей, и его было трудно слушать, а ещё труднее понимать. Слушаешь и напрягаешь мысль для того, чтобы за канвой его мудрёных слов увидеть простую истину, где-то уже раньше услышанную или вычитанную в книге. В лекциях по логике он, в сущности, излагал истины, усвоенные нами ещё в семинарии из учебника Светилина, но он окружил их таким частоколом словесной шелухи, что они казались откровением. У него были поклонники, которые усваивали его манеру говорить мудрёно, сами в своей педагогической деятельности применяли эту манеру, и в них всегда по ней (манере) можно было разгадать поклонников Виктора Ивановича. В своей научной работе – «Наука о человеке» и в лекциях Виктор Иванович проводил мысль, что вера, как известное психологическое состояние, является врождённым элементом человеческого сознания и человеческой души, а христианство наиболее полным раскрытием этого свойства человеческой души. Такая философия была, конечно, «на потребу» духовной высшей школе и служила щитом от развивающегося атеизма» // Там же. Л. 35-38.]

Курс систематической философии читался на третьем курсе и в сознании студентов преломлялся как своего рода «днепровские пороги». Считалось, что кто «их «благополучно миновал, то обеспечил себе благополучное окончание академии, но бывали и жертвы. В академии вообще жертвы экзаменов были явлением исключительным, и если с кем-либо то случалось, то он попадал в категорию людей, о которых принято говорить: «это тот, который…» К тому же для жертв экзаменов были поставлены «драконовы условия исправления допущенного «греха»: они могли пересдать экзамен только перед получением диплома, и это было «conditio, sine qua non» – условием без которого диплом не выдавался.[80 - В очерке «Виктор Иванович Несмелов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Страх перед экзаменом побуждал искать средства для защиты и в порядке покаяния нужно сказать, что шпаргалки особенно тщательно готовились к этим экзаменам» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 41.]

Кроме лекций, студенты ещё проходили семинары по предмету. Семинары были построены следующим образом: В. И. давал кому-либо из студентов проштудировать какой-либо учебник по философии, или раздел его и представить на семинар критическую оценку изученного материала. Задача эта была не из лёгких, но она позволяла профессору уже до экзамена изучить каждого студента со стороны философских его «возможностей». Для студентов же это, а именно оценка их рефератов на семинарах, давала возможность взвесить свои силы на случай выбора предмета, по которому он возьмёт тему для своей кандидатской работы. Считалось смелым, но рискованным, зато почётным делом взять тему для «кандидатки» у Виктора Ивановича, а удачный дебют на семинаре поощрял на этот риск.

Все мы, кто «по слухам», ещё до поступления в академию «знакомились» с ним «заочно» в силу закона «большое представлять большим», думали, что мы встретим его «большим», солидным, величественным, выделяющимся наружно среди других профессоров, но ошибались в своих предположениях. Правильным было только последнее, т. е. что он выделялся среди профессоров, но как раз наоборот – не солидностью, а своей тщедушной комплекцией. Поэтому, очевидно, у него и голос был тихий, глухой. Образно о нём можно было сказать: «скудельный сосуд» с бесценным содержимым.

[[81 - Там же автор добавляет: «Виктор Иванович имел очень непрезентабельный вид: низкого роста, худощавый, ходил как-то бочком. В царские дни, когда все профессора, доктора богословия являлись на молебен в орденах и лентах, он, гордость академии, казался среди них «скудельным сосудом» среди величественных сосудов» // Там же. Л. 41.]]

Виктор Иванович был из той же семинарии, в которой когда-то учился Н. Г. Чернышевский. Так получались люди c contrario.[82 - сontrario – по-латински наоборот.]

Виктор Иванович был семейным человеком без всякого отклонения от нормы, его сын гимназист, зело озорной, был «завсегдатаем» студенческого катка.[83 - В очерке «Виктор Иванович Несмелов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Виктор Иванович был женат и имел семью. Он жил вблизи академии, и сын его – гимназист приходил часто в академический парк. Мальчик подавал надежды превратиться в бездельника и шалопая. В этом было что-то роковое, что часто от умных отцов происходили совсем не умные дети» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 41-42.]

После революции, как передавали. В. И. работал где-то в канцелярии по линии «входящих» и «исходящих» бумаг.[84 - Там же: «Шла молва, что после Октябрьской революции Виктору Ивановичу было предложено читать лекции по философии в университете, конечно, при условии «перевоплощения», но он отказался и работал в каком-то учреждении письмоводителем» // Там же. Л. 42.]

Sic transit gloria mundi!

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 15-18.




Василий Андреевич Нарбеков



Профессор, статский советник, доктор богословия Василий Андреевич Нарбеков[85 - Нарбеков Василий Андреевич (1862-1932) – сын псаломщика Владимирской губернии. Окончил Владимирскую духовную семинарию в 1883 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1887 г. Преподаватель Священного Писания в Полтавской духовной семинарии с 1888 г. И. д. доцента кафедры литургики и археологии Казанской духовной академии с 1889 г. Магистр богословия 1890 г. Доцент кафедры церковного права с 1891 г. Экстраординарный профессор с 1897 г. Доктор церковного права 1899 г. Доктор богословия 1900 г. Ординарный профессор кафедры церковной археологии и литургики с 1902 г., кафедры церковной археологии в связи с историей христианского искусства с 1914 г. Профессор Казанского Северо-Восточного Археологического и Этнографического института с 1919 г. В 1921 г. проходил по групповому делу преподавателей Казанской духовной академии.] читал нам лекции по церковной археологии. Этот предмет в отличие от других был единственным, где лекции сопровождались наглядными пособиями – различными альбомами, фотоснимками и картинами. Это был, так сказать, наш «голодный паёк» на потребность видеть то, что мы изучали. Отсюда понятен наш интерес к этому предмету. К сожалению, часов на предмет отведено было немного, и естественно курс был элементарным. При всём том мы получили знакомство со многими прежде незнакомыми нам понятиями, предметами и вещами, как, например, колоннами различных стилей, капителями, фресками, устройством базилик, надгробий. Мы познакомились с различными стилями архитектуры, со знаменитыми архитектурными памятниками, как за границей, так и в России. Мы познакомились с биографиями знаменитых архитекторов и т. д.

Конечно, В. А. не использовал всех, имеющихся в его распоряжении, возможностей. Как, например, можно было бы познакомить студентов с архитектурными памятниками в самой Казани, а этого не было сделано. Единственным, но едва ли убедительным, соображением в оправдание профессора можно указать разве на то, что лекции ему приходилось читать в горячую пору на четвёртом курсе, когда студенты заняты были писанием своих «кандидаток» и нужно было беречь их время.

Для общей же характеристики профессора нужно сказать, что он как-то неприступно держался в отношениях к студентам. В этом, вернее, была причина того, о чём речь шла выше.[86 - В очерке «Василий Андреевич Нарбеков» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Он был женат на дочери попечителя учебного округа, имел свой особняк и превратился в своеобразный тип профессора-сибарита» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 33.]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 11-12.




Павел Петрович Пономарев



П. П. Пономарёв[87 - Пономарёв Павел Петрович (1872-?) – окончил Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1893 г. с определением к поступлению в академию. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1897 г. И. д. доцента с 1898 г. Магистр богословия 1899 г. Доцент с 1900 г. Помощник инспектора с 1904 г. Доктор богословия 1909 г. Экстраординарный профессор в 1909 г. Ординарный профессор догматического богословия с 1909 г.] поступил в Казанскую духовную академию по окончании курса обучения в Пермской духовной семинарии в 1894 году. Когда мы поступили в 1909 г. в Казанскую академию, он был уже в возрасте 35-36 лет, имел учёную степень доктора богословия, звание профессора, был членом правления академии и по совместительству занимал должность помощника инспектора. Последняя его должность вызывала у нас всегда недоумённый вопрос: почему он взял на себя такие обязанности, будучи на вершине положения в академии? Чем привлекала его эта должность – наблюдать за «детьми» в возрасте от 20 до 25 лет? Лекции по догматическому богословию П. П. читал на третьем курсе и, следовательно, в течение двух первых лет обучения в академии мы имели с ним соприкосновение по административной линии.

Говорят, что «глаза [–] зеркало души человека», но это суждение можно расширить и сказать, что вообще и весь наружный облик человека в какой-то степени отражает его внутренний мир. Правда, бывает и так, что ни наружный вид, ни внутренний мир кого-либо ничего не говорят о человеке, и про такого человека говорят, что он человек-сфинкс. Речь эта клонится к тому, что, очевидно, не лишне описать наружность П. П., поскольку она является типичной для обрисовки его характера. Мы встретили П. П. в расцвете его физических сил. Высокого роста и крепкого сложения, он имел несколько грубоватые черты лица: лоб сильно нависал на глаза, нос в верхней части был вдавлен, а в нижней, наоборот, приподнят и приплюснут (курносый); на голове шевелюра тёмно-русых волос, на подбородке – жидкая растительность волос. Что сказать о глазах? Встречаются яркие характеристики глаз у людей; например, все, кому приходилось видеть Победоносцева, говорили в один голос о его глазах и взгляде: «взгляд холодный-холодный». Кажется, у Чехова или у Салтыкова-Щедрина встречается такое выражение: «глаза выцветшие, как у солёной щуки». Нет необходимости и повода для подобной характеристики глаз П. П., но можно сказать, что глаза его никогда и ничего не говорили. Мы никогда не видели его улыбки, как иногда бывает: увидишь улыбку человека, сразу откроется его душа, и думаешь: этот человек, вероятно, добряк. Мы никогда не видели раздражения или злого выражения в его глазах, как это иногда бывает: посмотришь на такового человека и невольно возникает вывод о нём: этот человек, вероятно, злюка. Мы, можно сказать, никогда не слышали его голоса. А ведь были случаи, когда он мог бы подойти и поговорить не скажем «по душам», а просто по-человечески. Взять, например, известие о смерти Л. Н. Толстого. Неужели он не видел возбуждения студентов? Неужели он не мог подойти и поговорить? Нет, это не входило в его обязанности. Или ещё возьмём такой случай, когда, казалось, Валаамова ослица заговорила бы, но он был нем. Студенты устроили забастовку в знак протеста по случаю недовольства питанием: объявили, громко говоря, голодовку, т. е. не стали выходить в столовую на обед и ужин. По существу это была чистая глупость, но правление академии объявило всех студентов уволенными из академии и предложило всем снова подавать заявления о зачислении с признанием «повинной». П. П. поручено было собирать эти заявления, и он их собирал, причём не говорил ни слова: ни за, ни против. Эпическое спокойствие! Ничто – ни голос, ни взгляд, ни вообще манера поведения – не выражали его отношения к этому факту. На посту пом[ощника] инспектора мы его видели в двух случаях: во время богослужений он стоял у задней двери, ведущей в церковь, через которую студенты входили в церковь и неподалёку от которой становились в свободном расположении, а не в рядах. Он стоял, казалось, безучастно ко всему окружающему. Молился? Не было заметно никаких внешних признаков этого. Следил ли он за студентами? Опять-таки, не было заметно этого. Когда нужно было за всенощной пойти к иконе или кресту, он шёл во главе студентов, становился потом на своё место у двери, а в конце богослужения молча уходил в свою квартиру. Он являлся в столовую на обед и ужин для наблюдения, молча стоял у последнего стола и давал звонки к началу и концу обеда и ужина. И это было всё, в чём видимо, зримо проявлялась его деятельность на посту помощника инспектора. Может быть, в этом именно и проявлялась особая мудрость П. П. – существовать в виде некоего символа власти.

На третьем курсе мы слушали лекции П. П. по «догматике». Догматическое богословие – метафизика богословских наук, – вероятно, самая трудная богословская наука. В основу его именно положен знаменитый тезис Августина[88 - Аврелий Августин (Блаженный Августин) (354-430) – христианский богослов и философ, один из Отцов христианской церкви.]: «Credo quia absurdum est».[89 - Credoquiaabsurdumest – по-латински «Я считаю, что это неразумно».] Как эту науку преподнести юношам в возрасте 23-24 лет, уже с критически настроенным мышлением, так, чтобы затушевать absurdum и утвердить credo? Очевидно, только так, чтобы было горение credo, т. е. горячая убеждённость в предметах и положениях веры. Вот как, например, это выглядело в проповеди инспектора академии архимандрита Гурия в день 8-го ноября, в престольный праздник академии.[90 - Имеется в виду престольный праздник домовой церкви Михаила Архангела при Казанской духовной академии.] Он говорил об архистратиге Михаиле и воинстве небесном в таких конкретизированных образах как будто изображал абстрагированную им картину Бородинского сражения с построенными на нём флешами. Вот это сила веры! Или как, например, иеромонах Иона[91 - Иона (Покровский Владимир Ильич) (1888-1925) – из крестьян Козельского уезда Калужской губернии. Окончил Калужскую духовную семинарию в 1909 г. Иеромонах с 1912 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1914 г. Игумен с 1919 г. Главный священник Оренбургской армии атамана Дутова. Архимандрит с 1922 г. Епископ Тянцзиньский, викарий Пекинской епархии в 1922-1925 гг. Святитель и чудотворец Русской Православной Церкви.] в проповеди о тяжести войны утешал слушателей скорбью по этому поводу Богородицы. Он говорил: «А вы думаете легко ей, нашей матушке, видеть эти людские страдания»? Вот это сила веры! Когда протопоп Аввакум[92 - Аввакум Петрович (1620-1682) – русский церковный и общественный деятель XVII века, автор многочисленных полемических сочинений, священномученик и исповедник в старообрядчестве.], как он описывает в своем «Житии» изгонял бесов, то он верил в то, что есть бесы, он конкретно представлял их существование. Это и есть то, что выражено в словах Филаретова катехизиса: «вера есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых, т. е. уверенность в невидимом как-бы в видимом, в желаемом и ожидаемом как бы в настоящем». Нужно гореть верой, чтобы вопреки всякому absurdum доказать троичность божества. Было ли это в распоряжении и на вооружении у П. П.? Теперь, когда прошло много времени от «тех времён» и когда в памяти перебираешь лекции своих бывших профессоров, то если ничего не можешь вспомнить о содержании этих лекций, то, по крайней мере, вспомнишь о внешнем виде их на кафедре, о манере речи, манерах держаться на лекции. О Павле же Петровиче вспоминаешь только: вот он стоит у дверей в церкви или в столовой и… больше ничего память не сохранила; всё слилось только в этих образах.

Когда осенью 1908 г. мы приехали в академию, то узнали, что он женился на дочери протоиерея Екатерининской церкви Сердобольского.[93 - Сердобольский Николай Александрович (1856-?) – протоиерей. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1882 г.] И первый вопрос у нас возник такой: как это случилось? Не сделался ли он «жертвой случая»? В самом деле, нам приходилось встречать некоторых наших профессоров в театре, так сказать, в «свете», или видеть в женском обществе, но П. П. никогда и нигде ни в чём подобном не видели. Кроме того, привыкши видеть замкнутым, persona «an sich»[94 - persona «ansich» – по-немецки личность сама по себе.], засохшим на своем «догматизме», мы прямо не могли себе представить его мужем и думали: «уж не оказался ли он в роли Каренина?» Но нет, Сердобольская не могла быть «Анной» уже потому одному, что брак был, очевидно, по французскому образцу: жениху сорок, а невесте 22-23 г.

На этом, кажется, и можно было бы закончить повесть о Павле Петровиче, если бы имя его не стало часто упоминаться в связи с новой обстановкой в жизни, с коренной переменой её после Октябрьской Революции. Слух прошёл, что П. П. перестроился в новых условиях на преподавание марксизма. Шутка это, притом злая, над ним и над новой действительностью или, правда? Впрочем, в данном случае нам важно не это, а то, какой же взгляд выражен по этому поводу на П. П. Где основания в прошлом П. П. для этой шутки или подлинной действительности? Как он мог, по представлению кого-то, спланировать с богословского «догматизма» на марксизм? Не значило ли бы это снять один мундир и надеть другой? Или: не значило ли бы это уподобиться сосуду, из которого вылили одно содержимое, скажем – вино, и влили другое, скажем – керосин. Но судить так о П. П. значило бы представлять его некой формой человека. Допустимо ли это, такое суждение о человеке вообще? Какое заключение можно сделать о нём на основании изложенного выше?

Был ли он карьеристом? По-видимому, да, а если, правда, что он так спланировал свою жизнь, то, несомненно – да! Молчалин новой формации.[95 - Персонаж стихотворной комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».] Чем можно объяснить его отчуждённость, замкнутость? Некоторую долю нужно отнести на счёт происхождения: северянин, о чём свидетельствовала и его грубо, топорно созданная наружность, но главное – гордое сознание учёного – доктора богословия. То, что он работал пом[ощником] инспектора нужно объяснить стяжательностью. Среди профессоров – докторов богословия – он был самым молодым. Он, между прочим, входил в комиссию профессоров, которой поручено было рассмотреть различные работы Антония Волынского – речи, проповеди и пр. – на предмет присуждения ему какой-то учёной степени. Вероятно, комиссия не успела это сделать ввиду революции. Если же она это сделала[96 - Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) был удостоен степени доктора богословия ещё в 1911 г.], то можно не сомневаться, что П. П. в этом случае выполнял роль Молчалина.[97 - После революции 1917 г. П. П. Пономарёв был профессором на рабфаке Политехнического института, преподавателем на 1-х пехотных красноармейских курсах, на общеобразовательных курсах для взрослых. Работал инструктором политики экономического кружка на 16-ых пехотных курсах по подготовке ударной группы политработников. Проходил по групповому делу преподавателей Казанской духовной академии в 1921 г. Дальнейших сведений нет.]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 2-6 об.




Николай Иванович Ивановский



Профессор, действительный статский советник, доктор богословия – таким был Николай Иванович Ивановский[98 - Ивановский Николай Иванович (1840-1913) – сын священника Архангельской губернии. Окончил Архангельскую духовную семинарию в 1861 г. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1865 г., магистр богословия Казанской духовной академии 1867 г. Экстраординарный профессор кафедры исории и обличения раскола с 1869 г. Доктор богословия 1883 г. Ординарный профессор с 1883 г.], когда он читал нам лекции в Казанской духовной академии по истории и обличению русского раскола и рационалистических сект. Он был лектором и создателем своей науки, единственной науки в академии, которая перекликается с нашим временем по линии борьбы с сектантами. На лекциях Н. И. легко можно было заметить, что значит, когда они строятся на основании живого жизненного материала, а не абстрактных построений мысли, во-первых, и человеком на основании его жизненного опыта, во-вторых.

Ему было около семидесяти лет, и черты некоторой дряхлости уже заметны были и в его облике – небрежность в отдельных аксессуарах лица (небрежный пух на голове, не собранный хотя бы в какое-либо подобие причёски) и некоторая неаккуратность в одежде, но живости его речи мог бы позавидовать любой молодой лектор. Он собственно не читал лекцию, а увлекательно рассказывал о том, как он создавал свою науку, о своём опыте по изучению раскола и сектантства. Он ходил взад и вперёд по аудитории, причём походка его была уже не безупречная – не твёрдая и не устойчивая и вёл разговор о величайшей трагедии в русской истории, когда люди одного и того же социального положения, живущие в одних и тех материальных условиях, разделились на два лагеря, враждуя друг с другом, считая инакомыслящих «греховными», зачумлёнными. В некоторых случаях он вёл рассказ с применением особого диалекта – жаргона описываемых им типов людей, и казалось, что слушатели конкретно их, этих людей, видели перед собой. Например, он так художественно описывал Рогожское кладбище в Москве[99 - Рогожское кладбище – духовный центр старообрядчества Белокриницкого согласия.] и главу его Ковылина[100 - Ковылин Илья Алексеевич (1731-1809) – московский купец, старообрядец, основатель Московского Преображенского кладбища.], с какой старообрядческие секты описаны [П. И.] Мельниковым-Печерским в его произведениях «В лесах» и «На горах». Нам, уральцам, эти картины памятны по рассказам Д. Н. Мамина-Сибиряка.

Н. И. рисовал нам старообрядческое движение с момента зарождения его, в период разветвления на разные «толки»: беспоповцы, австрийское священство и различные промежуточные явления их – увлекательно, на основании собственного наблюдения и изучения, рассказывал он о различных сектантах: молоканах, духоборах, скопцах, дырниках, о сектах, возникших на почве своеобразных условий жизни русских тёмных людей; рассказывал о сектах, возникших под влиянием различных западных течений: о штундистах, штундо-баптистах, баптистах и др.

Ни у кого из профессоров на их лекциях не было такого случая, чтобы студенты задавали лектору вопросы и чтобы лекция приобрела характер хотя-бы небольшого диалога, а у Н. И. такие случаи бывали. Если при посещении оперы «Хованщина» М. И. Мусоргского образы выведенных в ней персонажей казались уже знакомыми, то это нужно отнести к тому, что они уже раньше ярко были изображены на лекциях-рассказах Н. И. В этом отношении он чем-то напоминал известного историка В. О. Ключевского, на лекциях которого, как передавали, прошлая Русь оживала в таких образах.[101 - В очерке «Николай Иванович Ивановский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Было бы ошибочно представлять лекции Николая Ивановича как собрание только общих рассказов-анекдотов о раскольниках. В начале них он делал глубокий анализ исторических событий, породивших это своеобразное течение в русской истории» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 106 об.]

Н. И. оставил после себя учёный труд, который являлся уникальным руководством для преподавателей раскола и обличения его в дух[овных] семинариях.[102 - «Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола. Часть I. История раскола» (Казань, 1886; 2 изд. 1887), часть II и III – «Обличение раскола с присовокуплением сведений о сектах рационалистических и мистических» (Казань 1887; 2 изд. 1888).] Н. И. был родоначальником многих Ивановских, прославившихся на разных поприщах дореволюционной и после-революционной России.[103 - В очерке «Николай Иванович Ивановский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «У Николая Ивановича была семья, и фамилия «Ивановский» не раз встречалась нам в жизни, когда шла речь о каком-либо видном деятеле» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. С. 107.]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 53-54 об.




Алексей Александрович Царевский



Первая встреча моя с профессором Казанской духовной академии, доктором богословия, статским советником Алексеем Александровичем Царевским произошла за год до поступления в академию, в 1908 г. при необычных обстоятельствах и в необычной обстановке. Дело было в Перми. Я встречал брата, студента академии, на пристани (это было в начале июня), и мы с пристани направлялись с ним в старый пермский вокзал (Пермь I). У входа в вокзал мы встретили солидного мужчину, пожилого возраста, «джельтмена» одетого, в обществе двух дам, причём, как мне показалось, изысканно предупредительного по отношению к дамам. Брат с ним поздоровался, и он ответил на его приветствие изысканно вежливо. Естественно, меня заинтересовал вопрос: «Кто же он», и как знаком ему брат. Не дожидаясь моего вопроса на этот счёт, брат сказал: «Это профессор Казанской духовной академии Царевский». Я описал картину этой встречи для того, чтобы в дальнейшем не описывать некоторых характерных черт профессора А. А. Царевского.

Трудно было определить возраст А. А. Высокого роста, крепкого сложения, стройный, подвижный – он, очевидно, казался намного моложе своих лет. Ни в густых волосах, ни в пышной бороде его не было никаких признаков седины. У него была чисто военная выправка, что его очень ярко выделяло среди других профессоров.[104 - В очерке «Алексей Александрович Царевский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «В отличие от других профессоров, он носил фрак» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 109.] Он входил всегда в аудиторию стремительно, бодро, с приветствием «здравствуйте, господа», садился на стул, чуть облокотясь на кафедру, вынимал свой конспект и читал лекцию. Он при этом, если можно так выразиться, «полу читал» и «полу говорил», но производил впечатление не читающего, а говорящего, произносящего речь человека. У него была прекрасная дикция, образная речь. Он был оратор, и это опять-таки резко выделяло его из ряда других профессоров. Естественно, всё это импонировало студентам, и он был у них в числе уважаемых и почитаемых профессоров.

Он читал нам два курса: курс иностранной литературы на первом курсе и курс русской литературы на втором курсе. Нужно заметить, что в академии были два основных отделения – словесное и историческое. Таким образом, история литературы нам преподносилась в качестве факультетского предмета. Нужно сразу оговориться, что на общем фоне богословских наук факультетские предметы – как литературы, так и история – располагали незначительным бюджетным временем и преподносились поэтому в некоторых разделах как «взгляд и нечто», правда, студенты имели возможность приватно, в порядке личной инициативы углубиться в их изучение: в их распоряжении была прекрасная библиотека и, кроме того, им предоставлялось право брать для своих кандидатских работ темы по литературе и истории, что давало возможность для специализации по этим предметам.

Курс иностранной литературы А. А. читал вместо заболевшего и вскоре умершего профессора Алексея Васильевича Попова[105 - Попов Алексей Васильевич (1856-1909) – сын священника Вятской губернии. Окончил Вятскую духовную семинарию в 1878 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1882 г. Преподаватель латинского языка в Вятской духовной семинарии с 1882 г. Помощник ректора Казанской духовной академии с 1883 г. Магистр богословия 1883 г. Доцент кафедры пастырского богословия и педагогики с 1884 г., кафедры теории словесности и истории иностранных литератур с 1890 г. Экстраординарный профессор с 1895 г. Доктор богословия 1903 г. Ординарный профессор с 1904 г. Автор фундаментального исследования об акафистах.], так сказать, не по своей специальности, хотя и смежной с ней. Это, очевидно, в какой-то степени ограничивало его лекторские возможности. Что касается метода анализа и характеристики литературных произведений, то они были сугубо, можно сказать сильнее, голо эстетическими, без всякого приложения социологического разбора и оценки. В курс входили английская, немецкая и французская классические литературы. Из испанской литературы говорилось только о Сервантесе. Конечно, куцо, но, как говорится, «по одёжке и протягивает ножки»: отводилось мало часов на курс.[106 - В очерке «Алексей Александрович Царевский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Из иностранных писателей отмечено было творчество: Теккерея, Мильтона, Шекспира, Диккенса (Англия); Рабле, Шатобриана, Руссо, Мольера (Франция), Сервантеса (Испания), Шиллера и Гёте (Германия), Данте, Боккачио (Италия). Даже в таком виде, если можно так выразиться, в виде «сухого пайка», иностранная литература предстала перед нами в виде некоего «откровения» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 113.]

Читая лекции по истории русской литературы, А. А. входил в свою родную «стихию». Читал он эти лекции не бесстрастно, а сквозь призму своего политического мировоззрения, правда, не оформленного по какой-либо программе, но остановившегося где-то около славянофильства, т. е. консервативного. Это мировоззрение А. А. проявлялось и в его лекциях, но особенно обнаруживалось при защите одним из окончивших академию выпускников её … Дьяконовым[107 - Возможно, Дьяконов Димитрий Константинович – кандидат богословия Казанской духовной академии 1905 г.], представившим диссертацию по истории русской церкви на соискание учёной степени магистра богословия. На диспуте при защите этой диссертации … Дьяконовым А. А. выступал в роли второго оппонента, а первым был профессор [Ф. В.] Благовидов[108 - Благовидов Фёдор Васильевич (1865-?) – окончил Симбирскую духовную семинарию в 1885 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1889 г. Преподаватель гражданской истории в Владимирской духовной семинарии с 1890 г. Магистр богословия 1892 г. Доцент кафедры гражданской истории Казанской духовной академии с 1892 г. Экстраординарный профессор с 1899 г. Доктор церковной истории 1901 г. Ординарный профессор с 1908 г. Историк Русской Православной Церкви, придерживался либерально-критических взглядов, уволен из Казанской духовной академии в 1909 г. Директор Тифлисских высших женских курсов с 1911 г.], который читал тогда лекции по истории русской церкви и у которого слушал курс по этому предмету … Дьяконов. Оппоненты – Царевский и Благовидов по мировоззрениям отличались, как «волна и камень»: у одного был сильный крен в сторону консерватизма (Царевский), а у другого в такой же степени в сторону либерализма; один (Царевский) «обвинял» претендента на учёную степень в либерализме, а другой (Благовидов) – в консерватизме. Ученый Совет разделился «на ся», и разгорелись страсти, но по большинству голосов Дьяконову присуждена была учёная степень магистра богословия – случай этот был беспрецедентным в истории академии, и за него именно профессору Царевскому студенты присвоили наименование ретрограда.

А. А. читал лекции, тщательно обходя всякие подводные рифы, т. е. обходя то, что стояло в противоречии с его мировоззрением. Как указано было выше, метод оценки произведений был у него сугубо эстетический. В основном всем классикам русской литературы уделено было внимание в лекциях А. А. Не преминул он остановиться и на писателях-славянофилах. С особой симпатией А. А. отозвался о И. А. Гончарове, причём рассказал о том, как он «имел счастье» видеть его на курорте в Либаве. Закончил свои лекции А. А. словами: «А дальше в нашей литературе пошло уже нечто «максимально-горькое»… Знал ли тогда А. А., что Максим Горький, будучи ещё Алёшей Пешковым, посещал академию: приносил из пекарни булки для студентов??? А по времени это могло совпасть с пребыванием его в академии в качестве студента.[109 - В очерке «Алексей Александрович Царевский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Сказал он это с сокрушением сердечным, и в этом, как в капле воды, он отразился весь в своём консервативном облачении» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 113.]

Несмотря на то, что А. А. был ещё крепким и бодрым, он уже готовил себе преемника и оставил в аспирантуре б[ывшего] выпускника Пермской духовной семинарии Александра Малинина, талантливость которого ещё в семинарии приравнивалась к понятию о вундеркинде. Его и «облюбовал» на смену себе А. А., но с Малининым неожиданно для А. А. произошла метаморфоза: уехал он в Москву или Ленинград на лето Малининым Александром, встретился, как передавали с архиепископом Антонинем Волынским, а возвратился иеромонахом Афанасием. А. А. был огорчён такой метаморфозой и поделился своим «горем» со студентами: «Вот – сказал он, – я его готовил на смену себе, а он…»

А. А. работал ещё преподавателем юнкерского училища в Кремле. Не отсюда ли у него была чисто военная выправка? Всю жизнь прожил одиноким. Жил в номерах «пассажа».[110 - Имеется в виду Александровский пассаж в Казани.]

Его учёная работа была о Посошкове.[111 - Посошков Иван Тихонович (1652-1726) – первый русский экономист-теоретик, также публицист, предприниматель и изобретатель.]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 25-28 об.





Павел Александрович Юнгеров

[112 - Юнгеров Павел Александрович (1856-1921) – сын священника Самарской губернии. Окончил Самарскую духовную семинарию в 1875 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1879 г., магистр богословия 1880 г., доктор богословия 1897 г. Преподаватель Священного Писания Ветхого Завета Казанской духовной академии. Русский православный библеист и богослов, переводчик ветхозаветных книг.]

Он первым из прославленных профессоров Казанской духовной академии предстал перед нами на первой же лекции, которую мы слушали в начале нового учебного года. Первая лекция и первый раз в жизни! Легко можно представить то душевное напряжение и волнение, которые владели нами в этот момент. И вот вошёл в аудиторию старичок, в возрасте между шестьюдесятью и семьюдесятью годами, старичок на пороге уже перехода к дряхлости, но не поддающийся ещё ей, из тех старичков, о которых говорят: он «засахарился», т. е. навсегда остался в неизменной виде, как засахаренный фрукт. Он был невысокого роста, немного ссутулившийся. На голове у него была чуть-чуть прикрытая редкими волосами лысина, на лбу, над самым носом – родинка, похожая на кнопку; кстати сказать, такая же родинка, но больше, скорее уже похожая на шишку, была и у нашего семинарского преподавателя Библии Алексея Ивановича Дергачёва[113 - См. в Части III. Пермская духовная семинария начала XX века.], и мы считали её, шишку, признаком богословской направленности ума своего учителя. Седая бородка Павла Александровича была аккуратно подстрижена в кружок, что давало повод думать, что он следил за своей внешностью. Одет он был в пиджак казённого образца, в каких мы привыкли видеть своих семинарских учителей, но нашивки на пиджаке указывали, что профессор имел чин действительного статского советника. Во всей фигуре Павла Александровича проглядывала аккуратность чиновника: в одежде, в походке – медлительной, но ровной, но взгляд его был уже тусклым, проглядывала усталость, и казалось, что на своих плечах он нёс тяжёлый груз науки, которой он отдал всю свою жизнь.

Не пускаясь ни в какие лирические вступления по поводу начала своих лекций и по поводу первой встречи со студентами, что делали некоторые другие профессора, больше из молодых, он поднялся на кафедру, положил перед собой тетрадку и начал читать лекцию. Читал он монотонно, тусклым голосом, не отрываясь от тетради. Пробил звонок, он встал, сложил свою тетрадку в боковой карман тужурка, сделал некое подобие поклона и ровным спокойным шагом вышел из аудитории. И это было то, что в течение года в определённые дни нам преподносил Павел Александрович. Уже после первой лекции П. А. нам стало ясно, что нас в течение года ждёт что-то безнадёжно скучное, а наш инстинкт самосохранения направлял нашу мысль на поиски выхода из создавшегося положения. Выходом из положения было то, что в академии было принято абсолютно свободное посещение лекций: считалось, что двое присутствующих на лекции студентов составляют кворум, при наличии которого лекция может состояться. Это был спасительный выход для нас, и мы не замедлили им воспользоваться. Кстати сказать, что этим выходом из положения студенты пользовались по целому ряду дисциплин, и было это, так сказать, в порядке вещей: к этому «приобыкли» и некоторые профессора, в том числе и Павел Александрович. Этим, очевидно, и нужно объяснить некоторую «сухость» его первой лекции – отсутствие всяких лирических выступлений, потому что он знал, что его лекции в дальнейшем будут посещаться только двумя «присяжными» студентами, а для этого нет необходимости «расходоваться» ещё на какие-то вступления или объяснения.

Павел Александрович Юнгеров читал нам лекции по «Введению в круг богословских наук» – «по Священному Писанию Ветхого Завета. Его научная дисциплина стояла первой в дипломе оканчивающих академию и значилась в разделе «наук общеобязательных». Это было финалом нашего продолжительного шествия по изучению Ветхого Завета, заключительным аккордом изучения. В сельской школе ещё мы учили десять заповедей Моисея. В первом классе духовного училища учили Историю Ветхого Завета: странствования евреев, «избранного Иеговой народа» по пути в Палестину, их пребывание в пленах – египетском, вавилонском и пр., египетские казни, еврейских правителей – судей, царей, их пророков. В семинарии четыре года изучали Библию, начиная с «Пятикнижия» Моисея и кончая пророками. Заучивали наизусть целые главы из этих книг и, так называемые, «мессианские места». И вот нам предлагалось снова погрузиться в изучение Ветхого Завета, но в форме «Введения в круг богословских наук». Что разумеется под этим несколько «угловатым» названием этой богословской науки? Основной целью этой дисциплины являлось доказать историческую подлинность библейских «творений», подлинность авторов, которым приписывались эти книги, обрисовать обстановку, при которой созданы были эти «творения» и доказать подлинность и сохранность текстов.[114 - В очерке «Павел Александрович Юнгеров» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «В задачу его науки входило доказать подлинность, историческую достоверность входящих в Библию книг, историческую достоверность авторов этих книг, время их жизни и обстоятельства написания книг. В его задачу также входило доказать сохранность текстов этих книг в их первоначальной редакции и на языке оригинала их. Он должен был разъяснить некоторые туманные места в текстах на [церковно-]славянском языке, например, таких, как «крик веселящихся нееласса, егда победит асида и несса» и пр. В случае расхождения в понимании того или иного текста, ему надлежало проанализировать различные точки зрения и установить единую, приемлемую для принятой концепции библейских толкований в духе христианства. По существу каждая отдельная книга Библии являлась для него материалом для отдельного научного трактата» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 33 об.-34.Правильно: «Крило веселя?щихся нееласса, аще зачнетъ Аси?да и несса?» В переводе: «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» (Книга Иова, 39:13)] Этому посвятил Павел Александрович свою жизнь, и этот труд его был заключён в два объёмистых тома его научных изысканий с названием науки, которую он нам читал.[115 - «Частное историко-критическое введение в Священные Ветхозаветные книги» в 2-х частях (Казань, 1907).] Эти книги отразили его научный путь: от кандидата к доктору богословия. В своей области он был учёнейшим мужем. Знаток семи или восьми иностранных языков, которыми он пользовался для своих научных трудов, в том числе древнееврейского языка, он изучил громадную литературу, относящуюся к его предмету, в том числе труды знаменитых талмудистов. Стоит только просмотреть в его книгах многочисленные ссылки на труды последних, чтобы понять какой колоссальный груз самых разнообразных научных сочинений прошёл через его руки и был переварен его мозгом. Нет! Не только казалось, как выше уже отмечено, что Павел Александрович «нёс на своих плечах тяжёлый груз науки»; он нёс этот груз и на самом деле, и это было видно и по его фигуре, как-бы сжавшейся прижатой как-бы к земле, и по всем его манерам держаться в обществе и студентов, и профессоров.

Молодёжь всегда остаётся верной своей пылкой фантазии и стремлению мыслить образно. Видя Павла Александровича «человеком не от мира сего», грубо выражаясь, высохшей мумией, мы старались представить его молодым и не оторванным ещё от всего «житейского», в частности в качестве семьянина. Среди студентов на этот счёт бытовала молва, что он был в своё время женат, но пережил трагедию в семейной жизни, подобную трагедии Каренина в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина»: его покинула жена. Разлад с женой у него нарастал постепенно, по мере того, как он больше и больше погружался в свою науку и отходил от элементарных событий жизни и требований к нему как живому существу. Жена в сущности оказалась обречённой на одиночество и поставила перед ним дилемму: или-или. Постановку этой дилеммы молва облекла в такую форму, что будто бы благоверная, когда Павел Александрович делал обзор книг пророков, заявила ему: «или Амос, или – я», и когда последовал ответ – «Амос», – покинула его. Может быть, это и не так произошло, но факт остаётся фактом: жена действительно «во время оно» покинула Павла Александровича.

Может быть, по аналогии с этим происшествием наша фантазия давала нам повод представлять и несчастного Каренина похожим на Павла Александровича, правда, при допущении у него больших и оттопыренных ушей. Был и ещё один вариант метаморфозы его: стоило надеть на него одежду странника, и возникал образ Луки из драмы А. М. Горького «На дне».

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 52-63.




Михаил Иванович Богословский



Профессор, доктор богословия, действительный статский советник, Михаил Иванович Богословский[116 - Богословский Михаил Иванович (1844-1915) – сын пономаря Тамбовской губернии. Окончил Тамбовскую духовную семинарию в 1866 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1870 г. Преподаватель Тамбовской духовной семинарии. Помощник библиотекаря Казанской духовной академии с 1870 г. Магистр богословия 1871 г. Доцент кафедры Священного Писания Нового Завета с 1871 г. Экстраординарный профессор с 1886 г. Доктор богословия 1895 г. Ординарный профессор с 1895 г. Русский духовный писатель, богослов.] был напарником Павла Александровича Юнгерова поскольку он читал лекции тоже по Священному Писанию, и продолжателем его дела, поскольку он читал лекции по Священному Писанию Нового Завета, а Павел Александрович – Ветхого Завета.

Михаил Иванович тоже завершал длинный путь изучения Священной Истории Нового Завета, подводил его, так сказать, под цоколь, подобно Павлу Александровичу, который то же выполнял по отношению к Ветхому Завету. Ещё в сельской школе ученики усваивали рассказы из Священной Истории применительно к тому, или иному двунадесятому празднику и заучивали тропари к этим праздникам. Во втором классе духовного училища они изучали Священную Историю Нового Завета в системе по учебнику. В семинарии в V кл[ассе] изучали Евангелие и в VI кл[ассе] апостольские послания. В академии ставилась задача углубить эти знания и привести их в соответствие с тем уровнем, который предъявлялся в просвещённый век к богослову высшей марки.

У Михаила Ивановича была та же забота, что и Павла Александровича, доказать подлинность священных книг Нового Завета, доказать подлинность принадлежности их тем авторам, которым они приписывались ортодоксальной традицией; доказать, что они были написаны именно в то время, которое указывала эта последняя, т. е. традиция. На пути ортодоксального освещения евангельских событий у Михаила Ивановича больше, чем у Павла Александровича Юнгерова, встречалось противников, которых ему нужно было сокрушить, раскритиковать, таких, как, например, Ренан, Штраус и др. В какой степени ему это удавалось, об этом речь будет ниже.

Михаил Иванович был, вероятно, ровесником Павла Александровича. Одновременно они начинали свою учёную карьеру, в ногу шли по пути роста, и почти одновременно вышли на линию докторов богословия. Докторская работа Михаила Ивановича, в которой изложена была в системе его наука, наука о Евангелии учёного богослова-ортодокса была выпущена в свет особым, более изящным, чем другие аналогичные работы, изданием.[117 - Богословский М. И. «Детство Господа нашего Иисуса Христа и Его Предтечи, по Евангелиям святых Апостолов Матфея и Луки: Историко-экзегетическое исследование». – Казань: Типо-лит. Имп. ун-та, 1893. – 459, 11 с.]

Михаил Иванович был невысокого роста, крепкого сложения. У него была пышная шевелюра седых волос, не послушная, не поддающаяся постоянной укладке, крупные черты лица. Особенностью лица являлась сильно припухшая, мясистая с сизым оттенком левая бровь, о происхождении которой знал, очевидно, только он один.[118 - В очерке «Михаил Иванович Богословский» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Одна из бровей у него была припухшей, вроде шишки, что студенты почему-то относили к признакам его богословского ума, а шишку называли «богословской» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 8.] Главной же особенностью всего его облика была не пропорционально по отношению к корпусу большая голова, что делало его похожим на гнома и, особенно в те моменты, когда он являлся в академию в своём полном чиновничьем облачении в мундире статского советника при шпаге и с Андреевской лентой, рассекающей его корпус по диагонали на перевес.[119 - Там же: «Длинная, седая и пышная борода, из тех, что у псалмопевца Давида названы красноречивыми словами – «брада аароня», еще больше подчеркивала величину головы его» // Там же. Л. 8.]

Он был по натуре добрейшим человеком, из тех, у кого доброта характера светится в глазах, слышится в голосе и кажется, что излучается от всего их организма.[120 - Там же: «Всякое проявление злости, желчи ему было, так сказать, физически противопоказано, так как в этих случаях он производил курьёзное впечатление, такое, когда такое состояние человека определялось меткими летучими словами: «не из тучи гром», или «буря в стакане воды»…Взгляд у него был спокойный и приветливый. Он был из тех старых людей, о которых говорят: «он благообразный старичок». Его лицо излучало спокойствие и было не лишено своеобразной красоты именно в состоянии спокойствия, но при малейшем отступлении от этого, при появлении признаков недовольства, злости, оно искажалось, гармоническое сочетание отдельных элементов его становилось нарушенным, а если к этому ещё присоединялся злобный тон его голоса, тоже не соответствующий по силе ни его росту, ни общей его консистенции, он выглядел не столько гневным, сколько просто смешным. В этом именно смысле и сказано выше о нём, что проявление злости было для него физически противопоказано» // Там же. Л. 7-7 об., 8-8 об.] Мы знали, что у него довольно большая семья, что он прекрасный семьянин, и это сознание как-то больше роднило его с нами и нам казалось, что в его отношениях к нам проглядывало тоже что-то отеческое. В том отношении он был ближе к нам, чем П. А. Юнгеров.[121 - Там же: «Чтобы запечатлеть образ М. И., один из студентов, самобытный скульптор, сделал статуэтку из гипса, с удивительно точной передачей особенностей его лица, и от имени студентов в знак уважения и благодарности преподнёс ему в день его рождения» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 8 об.-9.]

В отличие от последнего, он не читал лекции по тетрадке, а произносил в форме живой речи и при том, не сидя на кафедре, а расхаживая по аудитории, что импонировало нам. Иногда он пытался при критике своих идейных врагов – Ренана, Штрауса и пр., принять позу строго[го] изобличителя, позу Савонаролы, но это явно не удавалось ему: всякое отступление его от обычного благодушного тона речи, от благодушного выражения его лица было просто ему противопоказано – было отступлением от его природы. Он сам это, очевидно, сознавал и в такие моменты обращался к аудитории лицом, на котором можно было прочитать просьбу поддержать его критику. В числе врагов Михаила Ивановича значился и Л. Н. Толстой. О нём он выражался так: «Ведь вот Лев Николаевич – великий писатель, а взялся ревизовать Евангелие, кромсать его по своему вкусу и создавать своё Евангелие». Он явно старался смягчить свою критику Толстого, высказаться, так сказать, прикровенно, приближаясь к «эзоповскому языку». Только однажды он не сдержался и выступил против Толстого с открытым забралом. При изложении истории брака в Кане Галилейской, на котором, как говорится в Евангелии, присутствовал Христос со своей Матерью и своим присутствием, так сказать, освятил его, Михаил Иванович сделал экскурс в сочинение апостола Павла, где говорится о тайне брака: «Тайна сия велика есть, аз же глаголю во Христа и во церковь». После этого он перешёл к одному высказыванию Толстого на брак, явно отдающему сильно крайним ригоризмом, а именно, когда он высказал мысль о том, что супружеские отношения в браке, освящённые церковью, если они не сопровождаются деторождением, являются одной из форм разврата. В большом волнении и запальчиво Михаил Иванович сказал по этому поводу в адрес Толстого: «Хорошо ему об этом так толковать, когда ему исполнилось восемьдесят лет!» Старик был просто смешон в этот момент, забыв, очевидно, что сам-то он был по возрасту на уровне Толстого.[122 - В очерке «Михаил Иванович Богословский» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Особое внимание М. И. уделил опыту «переложения» Евангелия на свой манер Л. Н. Толстым, причём говорил об этом страстно, взволнованно. К счастью М. И. нужно сказать, что он, очевидно, ничего не знал о «Гаврилиаде» А. С. Пушкина и не дожил до «Евангелия» Демьяна Бедного» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 9 об.-10.«Гаврилиада» – поэма раннего А. С. Пушкина, пародийно-романтически обыгрывающая сюжет Евангелия о Благовещении Пресвятой Богородицы; главный персонаж – архангел Гавриил.Бедный Демьян (1883-1945) – русский советский писатель, поэт, публицист и общественный деятель. Автор поэмы «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», написанной в глумливо-издевательской манере.]

Но однажды нам удалось видеть Михаила Ивановича в позе громовержца Юпитера, и он не был смешным, а страшным в своём гневе и обличительной речи. Дело было в начале весны: с крыши здания сбрасывали снег, и молодой крестьянский парень, не снабжённый верёвкой, сорвался с крыши и разбился на смерть у самых ног Михаила Ивановича, подходящего к зданию академии. Весь бледный и потрясённый нервно, Михаил Иванович тут же, у входа в академию произнёс речь перед сбежавшимися на происшествие студентами. Он был неузнаваем в своём гневе и походил на разъярённого льва, готового ринуться на свою жертву, на виновника этого происшествия – коменданта здания.

Позволительно ли ученику фамильярно отзываться о своём учителе? Или конкретнее: позволительно ли студентам фамильярно отзываться о своём профессоре да ещё таком маститом, каким был Михаил Иванович? Конечно, всякий человек ответил на этот вопрос принципиально: нет, не позволительно. И это будет принципиально правильно, но в жизни бывает столько различных коллизий во взаимоотношениях между людьми, что принципиальное суждение отступает в угоду житейскому суждению, не теряя при этом своего морального значения, когда фамильярное высказывание о ком-либо теряет этот свой тон и приобретает выражение задушевного отношения к кому-либо. Студенты между собой называли Михаила Ивановича иногда Мишей. Не обычно? Да, не обычно! Говорилось это в обиду? Нет, не в обиду! Наоборот: для выражения уважения и любви к Михаилу Ивановичу. Что это отдавало какими-то патриархальными отношениями – вот это правильно, но сама жизнь иногда преподносила нам, студентам, иногда такие патриархальные картины, которые подсказывали и патриархальные отношения. В Казани в зимнее время распространённым видом транспорта был «барабус» – ро?звальни с подушкой для пассажира, садившегося спиной к кучеру-татарину, который, стоя на ногах, подгонял своего конягу кнутом и мчал пассажира с одного конца города на другой за пятак. Часто можно было наблюдать, как к академии на «барабусе» подъезжал Михаил Иванович. Это была умилительная картина, по поводу которой у кого-либо срывалась с языка фраза: «Приехал наш Миша!» И в голосе говорившего чувствовалась теплота его отношения к своему маститому профессору. Кто решился бы осудить этого «грешника» в данном житейском случае за его вольное отношение к имени своего профессора?!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=53415966) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Песке Александр Иванович (1810-?) – архитектор. С 1836 архитектор Петергофского дворцового правления. Академик архитектуры 1841 г. В 1843 г. направлен в Казань в Строительную Комиссию по восстановлению города после пожара 1842 г. В 1846-1856 гг. Казанский городской архитектор.




2


С 1920-х гг. бывшее здание Казанской духовной академии занимали разные медицинские учреждения. В настоящее время здание по адресу ул. Ершова, 2 занимает Университетская клиника Казанского федерального университета.




3


В настоящее время здание по адресу ул. Кремлёвская, 4 занимает институт геологии и нефтегазовых технологий Казанского федерального университета.




4


Благовещенский Александр Афанасьевич (1847-1894) – сын священнослужителя Ярославской губернии. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1871 г. Преподаватель греческого языка Казанской духовной семинарии с 1871 г. Воспитатель и учитель русского языка в 1-й С.-Петербургской военной гимназии с 1873 г. Окончил С.-Петербургский археологический институт в 1880 г. Секретарь С.-Петербургской академии художеств с 1883 г. Русский историк. Автор «Истории старой Казанской духовной академии, 1797-1818» (Казань, 1875), «Истории Казанской духовной семинарии за XVIII-XIX столетия» (Казань, 1883).




5


Можаровский Аполлон Фёдорович (1841-1900) – сын дьячка Свияжского уезда Казанской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1866 г. Преподаватель богословских наук и гражданской истории Казанской духовной семинарии с 1866 г. Преподаватель Нижегородской духовной семинарии с 1873 г. Магистр богословия 1881 г. Русский историк, магистр богословия Казанской духовной академии. («Старая Казанская академия» («Чтения Московского общества истории и древностей», 1877).




6


Знаменский Пётр Васильевич (1836-1917) – сын диакона г. Нижнего Новогорода. Магистр богословия Казанской духовной академии 1860 г. Преподаватель логики и философии Самарской духовной семинарии с 1860 г. Доцент кафедры математики Казанской духовной академии с 1861 г., кафедры русской церовной исории с 1862 г. Библиотекарь Казанской духовной семинарии с 1865 г. Экстраординарный профессор Казанской духовной академии с 1866 г., ординарный профессор с 1868 г. Доктор церковной истории 1873 г. Помощник ректора Казанской духовной академии по церковно-историческому отделению. Почётный член Императорской академии наук по отделению русского языка и словесности с 1892 г. Автор «Истории Казанской Духовной Академии за первый (дореформенный) период её существования (1842-1870 годы)» (Вып. 1-3. Казань, 1891-1892).




7


Терновский Сергей Алексеевич (1847-1916) – сын священника г. Москвы. Кандидат богословия Киевской духовной академии 1871 г., магистр богословия 1873 г. Доктор церковной истории. Профессор кафедры еврейского языка и Библейской археологии. Автор «Исторической записки о состоянии Казанской духовной академии после ее преобразования, 1870-1892». (Казань, 1892).




8


Харлампович Константин Васильевич (1870-1932) – сын священника Гродненской губернии. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1894 г. Преподаватель латинского языка в Казанской духовной академии в 1895-1914 гг. Магистр богословия 1899 г. Приват-доцент Казанского университета с 1900 г., профессор кафедры истории Русской церкви с 1909 г. Доктор церковной истории 1914 г. Член-корреспондент С.-Петербургской Академии наук с 1916 г. Автор статьи «Казанская духовная академия (1842-1907): исторический очерк» // Православная богословская энциклопедия. 1907. Т. 8. Cтб. 702-854.




9


См. Журавский А. В., к. и. н., диссертация «Казанская духовная академия на переломе эпох, 1884-1921 гг.» (1999); Липаков Е. В. (1959-2012), к. и. н., ст. «Казанская духовная академия» // Татарская энциклопедия. Казань, 2006. Т. 3.; «Казанская духовная семинария: исторический очерк» (Казань, 2007).




10


Смирнов Александр Васильевич (1857-1933) – Кандидат богословия Казанской духовной академии 1884 г., магистр богословия 1888 г., доктор богословия 1900 г. Священник с 1884 г. Доцент кафедры педагогики и пастырского богословия Казанской духовной академии с 1891 г. Протоиерей, экстраординарный профессор Казанской духовной академии и профессор богословия Казанского университета с 1896 г. Депутат IV Государственной думы от Казанской губернии с 1912 г. Профессор кафедры православного богословия С.-Петербургского университета в 1915-1918 гг. Духовный писатель.




11


Автобиографические очерки В. А. Игнатьева «Петя Иконников» (сентябрь 1960-январь 1961 г.). (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723).




12


Очерки В. А. Игнатьева по истории Казанской духовной академии: о профессорах и преподавателях, студенчестве, предметах, преподаваемых в академии и др. (декабрь 1960 г.). (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721).




13


ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401, 402.




14


Киселёв Целлестин Андреевич (1893-1971) – сын священника Шадринского уезда. Окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1907 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1913 г. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1917 г. Окончил С.-Петербургский археологический институт в 1917 г. и Московский государственный университет в 1931 г. Преподаватель Свердловского педагогического института в 1944-1957 гг.




15


Письмо В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 07 апреля 1963 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 94).




16


Письмо В. П. Бирюкова В. А. Игнатьеву от 31 декабря 1964 г. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 414. Л. 6).




17


Воронский Александр Константинович (1884-1937) – революционер-большевик, писатель, литературный критик, теоретик искусства. Обучался в Тамбовской духовной семинарии в 1900-1905 гг., исключён за участие в революционной деятельности. Автор автобиографической повести «За живой и мёртвой водой. Воспоминания» (1927).




18


Из очерка «Об «очарованной» душе и неосуществлённой мечте…» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 412. Л. 51-52).




19


Антоний (Храповицкий) (1863-1936) – сын дворянина Новгородской губернии. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1885 г., магистр богословия 1888 г. В 1890-1895 гг. ректор Московской духовной академии, в 1895-1900 гг. ректор Казанской духовной академии. Епископ с 1897 г., архиепископ с 1906 г., митрополит с 1918 г. Богослов, философ. Один из организаторов Союза русского народа. Основатель и глава Русской Православной Церкви заграницей в 1920-1936 гг.




20


Цыпин Владислав Александрович, прот. История Русской Церкви (Синодальный период). Глава 4.




21


Мануил (Лемешевский), митроп. Русские православные иерархи. 992-1892: Биографический словарь. М., 2002-2004.




22


Гавриил (Зырянов) (1844-1915) – преподобный Русской Православной церкви. Архимандрит Седмиезерной пустыни около г. Казани, почитаемый духовный старец и наставник многих преподавателей и студентов Казанской духовной академии.




23


Диплом В. А. Игнатьева, кандидата богословия Казанской духовной академии (1913 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 420. Л. 2 об.).




24


Из очерка «Годы работы в Бугурусланском реальном училище» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 399. Л. 17-18).




25


Игнатьев Александр Алексеевич (1875-1920) – священник, расстрелян без суда в 1920 г.; Игнатьев Алексей Алексеевич (1879-1937) – протоиерей, в 1922 г. перешёл в «обновленчество», затем отказался от священного сана, репрессирован в 1937 г.; Игнатьев Иван Алексеевич (1885-1955) – образования не получил, стал священником в Тобольской епархии, в начале 1920-х гг. перешёл в «обновленчество» и вторично женился, затем отказался от священного сана, занимался сельским хозяйством.

О братьях Александре, Алексее и Иване см. отдельные очерки в Части I. Семейная хроника Игнатьевых.




26


К рукописным очеркам автор прикрепил небольшие фотографии некоторых преподавателей.




27


statusquoante – по-латински положение дел, которое было раньше.




28


Арское поле – площадь к востоку от Казанского кремля, которую в настоящее время занимают улица Николая Ершова и Парк культуры и отдыха им. Горького.




29


В Казани имелись два замечательных места для общегородских гуляний, известных как «Русская Швейцария» и «Немецкая Швейцария».




30


Анонимное Бельгийское общество конно-железных дорог в Казани, осуществившее ввод в эксплуатацию электрического трамвая в Казани.




31


Лобачевский Николай Иванович (1792-1856) – русский математик, деятель университетского образования и народного просвещения.




32


Старая песня казанских студентов.




33


Имеется в виду международная выставка мелкой промышленности, профессионального образования, сельского хозяйства с отделами крупной промышленности и противопожарного дела, которая проходила в Казани с 4 июня по 4 сентября 1909 года в саду Русская Швейцария, ныне Парк им. М. Горького.




34


От имени виноторговцев Александровых, которым в Казани принадлежало несколько пивоваренных заводов.




35


В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор указывает: «Петербургская при Александро-Невской лавре, Московская – при Троице-Сергиевой лавре, Киевская – при Киево-Печерской лавре и Казанская – сама по себе, без присоединения её к какому-либо монастырю. Вследствие этого у Казанской академии был и отличный внешний вид от других академий: те входили в ансамбль других монастырских строений, а Казанская академия имела свой независимый от других строений внешний вид: она строилась по плану, подсказанному только целями, ради которых она появилась на свет Божий как независимое учебное учреждение» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 2-3.




36


См. вкладку с фотоиллюстрациями.




37


Соловьёв-Седой Василий Павлович (1907-1979) – советский русский композитор.




38


В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Самой интересной комнатой на этом этаже была приёмная студентов. В ней стоял рояль, гарнитур мягкой мебели, стулья, стол с бархатной скатертью. На стенах повсюду были развешаны групповые карточки с окончивших академию за несколько лет, так что комната являлась своеобразным «пантеоном». Здесь студенты принимали своих гостей. Здесь же любители сольного пения упражнялись в своём искусстве» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 7-8.




39


Церковь Михаила Архангела (домовая) при Казанской духовной академии.




40


В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Аудитории были небольшие с расчётом на 30-35-40 слушателей. В них стояли кафедры и парты. Рабочие комнаты были ещё по одной на первом и третьем этажах (см. планы №№ 2, 3 и 4). Он были рассчитаны на 12-15-20 и больше человек в зависимости от величины их. В них стояли большие столы для работы сидя и конторки для работы стоя» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 8-9.




41


Последним библиотекарем Казанской духовной академии был Фёдор Иванович Троицкий (?-1924), занимавший эту должность с 1879 г.

Уникальный фонд библиотеки академии в 1920-х гг. был рассредоточен по отдельным хранилищам. В 1997 г. значительная часть фонда библиотеки из научной библиотеки Казанского университета была передана библиотеке Казанского духовного училища, преобразованного в воссозданную Казанскую духовную семинарию в 1998 г.

Соловецкая библиотека в настоящее время хранится в Российской национальной библиотеке в г. Москве.




42


В советское время сад был застроен. В настоящее время здесь медицинские учреждения, небольшая часть старого парка сохранилась только на участке больницы № 2.




43


Алексий (Дородницын) (1859-1919) – сын дьячка Екатеринославской губернии. Кандидат богословия Московской духовной академии 1885 г., магистр богословия 1891 г. В 1905-1912 гг. епископ Чистопольский, 1-й викарий Казанской епархии и ректор Казанской духовной академии.




44


В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Он, например, с усилием поднимался на второй этаж академии, где была академическая церковь, страдая от одышки» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 35.




45


Собинов Леонид Витальевич (1872-1934) – русский оперный певец (лирический тенор).




46


В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автор дополняет: «У певцов такие резкие повороты бывают. Известно, например, что итальянский баритон, кумир петербургского высшего общества, баритон баритонов, или иначе король баритонов Баттистини ушёл на склоне лет в монахи. Разница в данном случае лишь в том, что епископ Алексий это сделал antefactum, а Баттистини postfactum» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 56 об.-57.

Баттистини Маттиа (1856-1928) – итальянский оперный певец (баритон), мастер бельканто.




47


Сусанин Иван (?-1613) – русский национальный герой, прославившийся за спасение родоначальника династии Романовых Михаила Романова от польско-литовского отряда во время русско-польской войны 1609-1618 гг.




48


Гермоген (Долганов) (1858-1918) – в 1903-1912 гг. епископ Саратовский, в 1917-1918 гг. епископ Тобольский. Один из самых консервативных русских архиереев начала XX века. Поддерживал деятельность черносотенного иеромонаха-авантюриста Илиодора (Труфанова), который первоначально поддерживался церковными и светскими властями, видевшими в нём успешного антиреволюционного пропагандиста. Но затем они дистанцировались от его демагогии (позднее Илиодор снял сан и объявил о разрыве с церковью). Гермоген же остался союзником Илиодора вплоть до сложения им сана. Был в конфликте с Григорием Распутиным, которого первоначально поддерживал. Убит большевиками. Священномученик Русской Православной Церкви.




49


В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «… отправляясь к месту новой работы, решил заехать в Нилову пустынь, чтобы укрепить свой дух в общении со старцами-подвижниками» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37.




50


В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Ректор академии по своему положению был далёк от студентов и не врывался непосредственно в жизнь студентов; это не было законом, но по отношению к еп[ископу] Алексию это было так» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 58.




51


В очерке «Епископ Алексий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автор указывает: «Какой же след своей деятельности в академии оставил еп[ископ] Алексий? При нём в основном была перестройка академии на новый «лад» в сторону реакции и чистка рядов профессуры» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37.




52


Епископ Алексий (Дородницын) (1859-1919) – в 1912-1914 гг. епископ Саратовский, в 1914-1917 гг. – епископ Владимирский. В 1917 г. уволен на покой по требованию съезда духовенства и мирян за «деспотическое» управление и грубое обращение с духовенством, а также в связи с обвинениями в близости к Г. Е. Распутину. Пытался захватить церковную власть в Киеве и объявить автокефалию на Украине. В 1918 г. за непослушание священноначалию и нарушение канонов был извержен из сана Всеукраинским церковным собором.




53


Анастасий (Александров) (1861-1918) – сын священника Казанской губернии. Кандидат историко-филологических наук Казанского университета 1883 г., магистр сравнительного языковедения Дерптского университета 1886 г. Профессор Казанского университета, декан историко-филологического факультета Казанского университета в 1905-1911 гг. Иеромонах с 1910 г., архимандрит с 1911 г., инспектор Казанской духовной академии в 1911-1912 гг. Профессор кафедры славянских и румынской церквей, затем кафедры церковно-славянского и русского языков и палеографии. В 1912-1913 гг. епископ Чистопольский, второй викарий Казанской епархии и ректор Казанской духовной академии, в 1913-1918 гг. епископ Ямбургский, викарий С.-Петербургской епархии и ректор С.-Петербургской духовной академии. Учёный-славист.




54


В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Как могло случиться такое обстоятельство? Для ответа на этот вопрос необходимо припомнить некоторые явления общественной жизни в России после революции 1905 г., а именно из жизни русской интеллигенции. Революция 1905 г. и последовавшая за ней реакция были чем-то вроде землетрясения с замирающими последовательно толчками. Это «землетрясение» вызвало «смятение» в умах «многих во Израиле» в том числе и в тех кругах, которые, казалось бы, должны быть более устойчивыми, как, например, в кругах служителей культа. Между тем и здесь «лёд тронулся». К общему соблазну по России разъезжал «снявший рясу» Григорий Спиридонович Петров и читал лекции. Выступал с литературным творчеством некий иеромонах Михаил, который, в самых лирических тонах, например, раскрывал тезис: «будета два вплоть едину». Все поражались, откуда это он знает? Наделал много шуму другой иеромонах, который по окончании православной дух[овной] академии «шатнулся» в «древлее благочестие» – в старообрядчество. На фоне общего смятения умов возникло богоискательство, которому, как известно, отдал дань такой корифей марксизма как А. В. Луна[ча]рский, за что ему крепко «влетело» от В. И. Ленина. На вершине государства – в Петербурге – составился даже кружок из видных «князей церкви» и головки мыслителей-философов, типа известного тогда писателя Мережковского. Там проходили горячие дискуссии, причём «новаторы» в философии выдвинули новый тезис о «граде Божием» в виде триады, в которой вся мировая история представлялась в таком виде: «Ветхий Завет» – это было Царство Бога-Отца, «Новый Завет» – это Царство Бога-сына, и, наконец, наступит третье Царство Бога-Духа Святого, и ему «не будет конца» – рай. Вот насколько было сильным «смятение умов» в то время. Это было в Петербурге, на вершине государства, где было больше «ищущих», «взыскующих града Господня», но они были и в Казани. В кругу их и оказался Александр Иванович Александров. Мы теперь знаем, что когда в 1917 г. последовали ещё более сильные толчки, то подобную метаморфозу совершили и такие мыслители, как [С. Н.] Булгаков и А. И. Введенский. Конечно, у Александра Ивановича к этому добавлялись, может быть, и другие мотивы, вытекающие из эгоистических соображений», но об этом можно только гадать: «чужая душа, – как сказал И. С. Тургенев, – потёмки» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37 об.-39.

Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941) – русский писатель, религиозный философ и общественный деятель.

Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) – русский философ, богослов, священник.

Введенский Александр Иванович (1856-1925) – русский философ, психолог, председатель С.-Петербургского философского общества.




55


В очерке «Епископ Анастасия» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Но его ни разу не видали поющим за богослужением и, по-видимому, он вообще не умел петь тех церковных песнопений, которые с детства привыкли петь выходцы из духовной среды и которые были и любимой стихией монахов и монашествующих лиц. Его не слыхали произносящим проповедь» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 39 об.-40.




56


Там же автор упоминает, что у Анастасия служил келейником поляк и что он сам прекрасно говорил по-польски.




57


В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Вот почему сейчас же после его пострижения в монахи началось головокружительное продвижение его по иерархической лестнице. Не успели студенты академии ещё приглядеться к нему в его штатском виде, как он предстал перед ними в виде архимандрита Анастасия и в должности инспектора академии. Прошло немного времени, и он предстал пред ними уже в сане епископа и в должности ректора академии. То, что обычно проходят люди в таком положении, т. е. от архимандрита до епископа, за десять лет, он перешагнул за год» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 39-39 об.

Там же: «Бросились искать аналогии в русской художественной литературе. Прикинули: может быть, «О[тец] Сергий» Л. Н. Толстого? Но нет: другая обстановка, среда и эпоха. И, наконец, успокоились на том, что признали событие, хотя экстраординарным, но совершившимся и, значит, законным, признанным de facto» // Там же. Л. 58 об.-59.




58


Великая княгиня Елизавета Фёдоровна прибыла в Казань 19 апреля/2 мая 1913 г.

В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Она была в сопровождении графини Зубовой. Одеты они были в одеяние общины, организованной Е. Ф.» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 41.

Имеется в виду Марфо-Мариинская обитель милосердия.




59


В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора указанный эпизод замазан чёрной краской.

Из письма В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 31 марта 1964 г.: «Дорогой Иван Степанович! В мемуарах, вероятно, есть жестокие места, как, например, об Алексее, Анастасии и пр. Я думаю, что можно стерилизовать, но из ансамбля не выбрасывать. Если у меня есть ошибки – прошу Вас исправить. Всё не нужное изъять и сжечь» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 108-108 об.




60


В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Вскоре епископ Анастасий переведён был на должность ректора Петербургской дух[овной] академии, где и умер от туберкулёза» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 41-41 об.




61


Там же: «Он читал лекции по истории русского раскола. Читал он явно без «живинки»: толи ему уже в университете «набило оскомину», толи потому, что он считал всё это излишним для студентов академии, и «души» не было. Наконец, второпях при переезде на другое место назначения он не прочитал написанную по его предмету единственную кандидатскую работу, а ведь, потеснивши своё время, мог бы это сделать. Нет! Наука у него была уже в отчуждении» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 40 об.

В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Лично у автора сего осталась претензия е епископу: ему он писал кандидатскую работу. А он в спешке переехать на новую работу – ректором Петербургской академии – не счёл нужным прочитать работу, а передоверил чтение её другому лицу – иеромонаху Афанасию, который усмотрел в авторе работу соперника и не смог сделать объективной оценки» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 120.




62


В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Может быть, епископ Анастасий был скромнее, чем он показался окружавшим его людям, которые старались угождать ему, питать его честолюбие. Один из студентов Петербургской академии, учившийся в ней во время ректорства еп[ископа] Анастасия вспоминал, что в академию тогда приезжал некий старец-подвижник, перед которым епископ благоговел, почтительно целовал у него руку. Не есть ли это порыв мистика? Во всяком случае, он был оригинальным монахом, чуждым некоторых черт, которые были не у пришедших к сей юдоли со стороны, а так сказать, у доморощенных» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 59-59 об.

Согласно «Православной энциклопедии», краткое ректорство епископа Анастасия, близкого к академической и университетской среде, сопровождалось полезными в учебном и административном отношении новациями и было благожелательно воспринято академической корпорацией и студенчеством. («Казанская духовная академия» // «Православная энциклопедия». Т. 29. С. 117-134).

После епископа Анастасия последним ректором Казанской духовной академии в 1913-1917 гг. был епископ Анатолий (Грисюк) (1880-1938) – кандидат богословия Киевской духовной академии 1904 г. Иеродиакон с 1903 г., иеромонах с 1904 г. И. д. доцента кафедры общей церковной истории Киевской духовной академии с 1905 г., кафедры истории древней церкви с 1910 г. Магистр богословия 1911 г. Архимандрит с 1911 г. Экстраординарный профессор Киевской духовной академии в 1912 г. Инспектор и экстраординарный профессор Московской духовной академии с 1912 г. Архиепископ с 1928 г., митрополит с 1932 г. Священномученик Русской Православной церкви.




63


Виноградов Николай Петрович (1852-1928) – сын священника Вятской губернии. Протоиерей. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1880 г. Преподаватель латинского языка в Нижегородском духовном училище с 1880 г. Приват-доцент Казанской духовной академии, преподаватель кафедры латинского языка и латинской словесности с 1881 г., и. о. доцента с 1884 г. Священник с 1883 г. Магистр богословия 1887 г. Протоиерей с 1894 г. Инспектор Казанской духовной академии в 1894-1911 гг. Экстраординарный профессор кафедры латинского языка с 1908 г. Инициатор создания и руководитель Казанских Высших женских богословских курсов с 1911 г. Благочинный церквей при Казанских духовно-учебных заведениях с 1912 г. В 1913-1914 гг. читал в Казанской духовной академии лекции на вакантной кафедре лаинского языка. Читал лекции студентам частным образом на квартирах после 1919 г. В 1921 г. проходил по групповому делу преподавателей Казанской духовной академии. Состоял в числе преподавателей учрежденного в ноябре1921 г. Богословского института в Казани, просуществовавшего до 1923 г.




64


in principio – по-латински в начале.




65


В очерке «Протоиерей Николай Петрович Виноградов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «На него и не смотрели, как на инспектора и благодушно называли его не отцом протоиереем, а Николаем Петровичем» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 39-40.




66


Аксаков Сергей Тимофеевич (1791-1859) – русский писатель, чиновник и общественный деятель, литературный и театральный критик, мемуарист, автор книг о рыбалке и охоте.




67


Деятельность Л. Н. Толстого в 1901 г. была публично осуждена Русской Православной Церковью, а сам писатель объявлен находящимся вне церкви до раскаяния.




68


Нагуевский Дарий Ильич (1845-1918) – русский филолог, профессор римской словесности.




69


Лактанций Луций Цецилий Фирмиан (около 250-около 325) – древнеримский ритор из Африки, принявший в 303 г. христианскую веру.




70


Между протоиереем Н. П. Виноградовым и архимандритом Гурием инспектором Казанской духовной академии с июля 1911 г. по февраль 1912 г. был ещё архимандрит Анастасий (Александров).




71


Гурий (Степанов) (1880-1937) – сын отставного унтер-офицера. Окончил Казанскую духовную семинарию в 1902 г. Иеродиакон с 1905 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1906 г. Иеромонах с 1906 г. И. д. доцента кафедры калмыцкого языка с 1906 г. Магистр богословия 1909 г. Экстраординарный профессор кафедры миссионерских предметов 1910 г. Архимандрит и инспектор Казанской духовной академии с 1912 г. Ординарный профессор кафедры миссионерских предметов с 1916 г.




72


Архимандрит Гурий был назначен инспектором Казанской духовной академии 26 мая 1912 г.




73


Гервасий (Малинин) – иеромонах. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1913 г.




74


Вениамин (Салабашев) – иеромонах. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1913 г.




75


В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Он был не просто монах-подвижник или вернее сказать не монах-подвижник, а агент монашества, агитатор за монашество. У него был острый, намётанный в этом отношении глаз. … У архимандрита Гурия всегда были резервы кандидатов, и он знал, что рано или поздно они постригутся в монахи» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 60.




76


Архимандрит Гурий (Степанов) пользовался среди студентов большим авторитетом, его называли душой казанского академического иночества. Доктор церковной истории 1916 г. Член Священного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 годов по избранию от монашествующих. Епископ с 1920 г., архиепископ с 1924 г. Духовный писатель, лингвист-монголовед. Расстрелян в 1937 г. Священномученик Русской Православной Церкви зарубежом.




77


Несмелов Виктор Иванович (1863-1937) – сын священника Саратовской губернии. Окончил Саратовскую духовную семинарию в 1883 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1887 г., магистр богословия 1888 г. Доцент Казанской духовной академии с 1888 г. Профессор кафедры метафизики в 1898-1919 гг. Русский философ и богослов, автор трудов по философской антропологии, в т. ч. фундаментального труда «Наука о человеке» (Казань, 1905), состоящего из 2-х томов: 1. «Опыт психологической истории и критики основных вопросов жизни» и 2. «Метафизика жизни и христианское откровение».




78


В очерке «Виктор Иванович Несмелов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Исходной точкой для своей философии он взял сократовское изречение ????? ??????? – «познай самого себя» и на нём, как на фундаменте, он и строил свою систему» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 35.




79


Там же: «Науку, которую он преподавал, официально называли «систематической философией», а студенты именовали её короче – «метафизикой», называть же её следовало бы «философией Виктора Ивановича Несмелова». Эта наука должна была являться мировоззрением окончившего академию человека. Вся она была построена на абстрактном анализе в сущности простых положений человеческой мысли, выраженной в разных идеалистических философских течениях, но облечена в такую мудрёную словесную форму, что казалась откровением высокого ума. Когда Виктор Иванович читал лекцию, то казалось, что он «вещал»: взгляд его был направлен на аудиторию, а устремлён был куда-то внутрь, и лектор походил на греческую пифию, раскрывавшую картину её видения. Он говорил тихо, голосом, шедшим откуда-то изнутри; своим анализом он, казалось, стремился разложить мозги своих слушателей, и его было трудно слушать, а ещё труднее понимать. Слушаешь и напрягаешь мысль для того, чтобы за канвой его мудрёных слов увидеть простую истину, где-то уже раньше услышанную или вычитанную в книге. В лекциях по логике он, в сущности, излагал истины, усвоенные нами ещё в семинарии из учебника Светилина, но он окружил их таким частоколом словесной шелухи, что они казались откровением. У него были поклонники, которые усваивали его манеру говорить мудрёно, сами в своей педагогической деятельности применяли эту манеру, и в них всегда по ней (манере) можно было разгадать поклонников Виктора Ивановича. В своей научной работе – «Наука о человеке» и в лекциях Виктор Иванович проводил мысль, что вера, как известное психологическое состояние, является врождённым элементом человеческого сознания и человеческой души, а христианство наиболее полным раскрытием этого свойства человеческой души. Такая философия была, конечно, «на потребу» духовной высшей школе и служила щитом от развивающегося атеизма» // Там же. Л. 35-38.




80


В очерке «Виктор Иванович Несмелов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Страх перед экзаменом побуждал искать средства для защиты и в порядке покаяния нужно сказать, что шпаргалки особенно тщательно готовились к этим экзаменам» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 41.




81


Там же автор добавляет: «Виктор Иванович имел очень непрезентабельный вид: низкого роста, худощавый, ходил как-то бочком. В царские дни, когда все профессора, доктора богословия являлись на молебен в орденах и лентах, он, гордость академии, казался среди них «скудельным сосудом» среди величественных сосудов» // Там же. Л. 41.




82


сontrario – по-латински наоборот.




83


В очерке «Виктор Иванович Несмелов» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Виктор Иванович был женат и имел семью. Он жил вблизи академии, и сын его – гимназист приходил часто в академический парк. Мальчик подавал надежды превратиться в бездельника и шалопая. В этом было что-то роковое, что часто от умных отцов происходили совсем не умные дети» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 41-42.




84


Там же: «Шла молва, что после Октябрьской революции Виктору Ивановичу было предложено читать лекции по философии в университете, конечно, при условии «перевоплощения», но он отказался и работал в каком-то учреждении письмоводителем» // Там же. Л. 42.




85


Нарбеков Василий Андреевич (1862-1932) – сын псаломщика Владимирской губернии. Окончил Владимирскую духовную семинарию в 1883 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1887 г. Преподаватель Священного Писания в Полтавской духовной семинарии с 1888 г. И. д. доцента кафедры литургики и археологии Казанской духовной академии с 1889 г. Магистр богословия 1890 г. Доцент кафедры церковного права с 1891 г. Экстраординарный профессор с 1897 г. Доктор церковного права 1899 г. Доктор богословия 1900 г. Ординарный профессор кафедры церковной археологии и литургики с 1902 г., кафедры церковной археологии в связи с историей христианского искусства с 1914 г. Профессор Казанского Северо-Восточного Археологического и Этнографического института с 1919 г. В 1921 г. проходил по групповому делу преподавателей Казанской духовной академии.




86


В очерке «Василий Андреевич Нарбеков» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Он был женат на дочери попечителя учебного округа, имел свой особняк и превратился в своеобразный тип профессора-сибарита» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 33.




87


Пономарёв Павел Петрович (1872-?) – окончил Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1893 г. с определением к поступлению в академию. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1897 г. И. д. доцента с 1898 г. Магистр богословия 1899 г. Доцент с 1900 г. Помощник инспектора с 1904 г. Доктор богословия 1909 г. Экстраординарный профессор в 1909 г. Ординарный профессор догматического богословия с 1909 г.




88


Аврелий Августин (Блаженный Августин) (354-430) – христианский богослов и философ, один из Отцов христианской церкви.




89


Credoquiaabsurdumest – по-латински «Я считаю, что это неразумно».




90


Имеется в виду престольный праздник домовой церкви Михаила Архангела при Казанской духовной академии.




91


Иона (Покровский Владимир Ильич) (1888-1925) – из крестьян Козельского уезда Калужской губернии. Окончил Калужскую духовную семинарию в 1909 г. Иеромонах с 1912 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1914 г. Игумен с 1919 г. Главный священник Оренбургской армии атамана Дутова. Архимандрит с 1922 г. Епископ Тянцзиньский, викарий Пекинской епархии в 1922-1925 гг. Святитель и чудотворец Русской Православной Церкви.




92


Аввакум Петрович (1620-1682) – русский церковный и общественный деятель XVII века, автор многочисленных полемических сочинений, священномученик и исповедник в старообрядчестве.




93


Сердобольский Николай Александрович (1856-?) – протоиерей. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1882 г.




94


persona «ansich» – по-немецки личность сама по себе.




95


Персонаж стихотворной комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».




96


Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) был удостоен степени доктора богословия ещё в 1911 г.




97


После революции 1917 г. П. П. Пономарёв был профессором на рабфаке Политехнического института, преподавателем на 1-х пехотных красноармейских курсах, на общеобразовательных курсах для взрослых. Работал инструктором политики экономического кружка на 16-ых пехотных курсах по подготовке ударной группы политработников. Проходил по групповому делу преподавателей Казанской духовной академии в 1921 г. Дальнейших сведений нет.




98


Ивановский Николай Иванович (1840-1913) – сын священника Архангельской губернии. Окончил Архангельскую духовную семинарию в 1861 г. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1865 г., магистр богословия Казанской духовной академии 1867 г. Экстраординарный профессор кафедры исории и обличения раскола с 1869 г. Доктор богословия 1883 г. Ординарный профессор с 1883 г.




99


Рогожское кладбище – духовный центр старообрядчества Белокриницкого согласия.




100


Ковылин Илья Алексеевич (1731-1809) – московский купец, старообрядец, основатель Московского Преображенского кладбища.




101


В очерке «Николай Иванович Ивановский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Было бы ошибочно представлять лекции Николая Ивановича как собрание только общих рассказов-анекдотов о раскольниках. В начале них он делал глубокий анализ исторических событий, породивших это своеобразное течение в русской истории» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 106 об.




102


«Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола. Часть I. История раскола» (Казань, 1886; 2 изд. 1887), часть II и III – «Обличение раскола с присовокуплением сведений о сектах рационалистических и мистических» (Казань 1887; 2 изд. 1888).




103


В очерке «Николай Иванович Ивановский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «У Николая Ивановича была семья, и фамилия «Ивановский» не раз встречалась нам в жизни, когда шла речь о каком-либо видном деятеле» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. С. 107.




104


В очерке «Алексей Александрович Царевский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «В отличие от других профессоров, он носил фрак» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 109.




105


Попов Алексей Васильевич (1856-1909) – сын священника Вятской губернии. Окончил Вятскую духовную семинарию в 1878 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1882 г. Преподаватель латинского языка в Вятской духовной семинарии с 1882 г. Помощник ректора Казанской духовной академии с 1883 г. Магистр богословия 1883 г. Доцент кафедры пастырского богословия и педагогики с 1884 г., кафедры теории словесности и истории иностранных литератур с 1890 г. Экстраординарный профессор с 1895 г. Доктор богословия 1903 г. Ординарный профессор с 1904 г. Автор фундаментального исследования об акафистах.




106


В очерке «Алексей Александрович Царевский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Из иностранных писателей отмечено было творчество: Теккерея, Мильтона, Шекспира, Диккенса (Англия); Рабле, Шатобриана, Руссо, Мольера (Франция), Сервантеса (Испания), Шиллера и Гёте (Германия), Данте, Боккачио (Италия). Даже в таком виде, если можно так выразиться, в виде «сухого пайка», иностранная литература предстала перед нами в виде некоего «откровения» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 113.




107


Возможно, Дьяконов Димитрий Константинович – кандидат богословия Казанской духовной академии 1905 г.




108


Благовидов Фёдор Васильевич (1865-?) – окончил Симбирскую духовную семинарию в 1885 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1889 г. Преподаватель гражданской истории в Владимирской духовной семинарии с 1890 г. Магистр богословия 1892 г. Доцент кафедры гражданской истории Казанской духовной академии с 1892 г. Экстраординарный профессор с 1899 г. Доктор церковной истории 1901 г. Ординарный профессор с 1908 г. Историк Русской Православной Церкви, придерживался либерально-критических взглядов, уволен из Казанской духовной академии в 1909 г. Директор Тифлисских высших женских курсов с 1911 г.




109


В очерке «Алексей Александрович Царевский» в составе очерков «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Сказал он это с сокрушением сердечным, и в этом, как в капле воды, он отразился весь в своём консервативном облачении» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 113.




110


Имеется в виду Александровский пассаж в Казани.




111


Посошков Иван Тихонович (1652-1726) – первый русский экономист-теоретик, также публицист, предприниматель и изобретатель.




112


Юнгеров Павел Александрович (1856-1921) – сын священника Самарской губернии. Окончил Самарскую духовную семинарию в 1875 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1879 г., магистр богословия 1880 г., доктор богословия 1897 г. Преподаватель Священного Писания Ветхого Завета Казанской духовной академии. Русский православный библеист и богослов, переводчик ветхозаветных книг.




113


См. в Части III. Пермская духовная семинария начала XX века.




114


В очерке «Павел Александрович Юнгеров» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «В задачу его науки входило доказать подлинность, историческую достоверность входящих в Библию книг, историческую достоверность авторов этих книг, время их жизни и обстоятельства написания книг. В его задачу также входило доказать сохранность текстов этих книг в их первоначальной редакции и на языке оригинала их. Он должен был разъяснить некоторые туманные места в текстах на [церковно-]славянском языке, например, таких, как «крик веселящихся нееласса, егда победит асида и несса» и пр. В случае расхождения в понимании того или иного текста, ему надлежало проанализировать различные точки зрения и установить единую, приемлемую для принятой концепции библейских толкований в духе христианства. По существу каждая отдельная книга Библии являлась для него материалом для отдельного научного трактата» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 33 об.-34.

Правильно: «Крило веселя?щихся нееласса, аще зачнетъ Аси?да и несса?» В переводе: «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» (Книга Иова, 39:13)




115


«Частное историко-критическое введение в Священные Ветхозаветные книги» в 2-х частях (Казань, 1907).




116


Богословский Михаил Иванович (1844-1915) – сын пономаря Тамбовской губернии. Окончил Тамбовскую духовную семинарию в 1866 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1870 г. Преподаватель Тамбовской духовной семинарии. Помощник библиотекаря Казанской духовной академии с 1870 г. Магистр богословия 1871 г. Доцент кафедры Священного Писания Нового Завета с 1871 г. Экстраординарный профессор с 1886 г. Доктор богословия 1895 г. Ординарный профессор с 1895 г. Русский духовный писатель, богослов.




117


Богословский М. И. «Детство Господа нашего Иисуса Христа и Его Предтечи, по Евангелиям святых Апостолов Матфея и Луки: Историко-экзегетическое исследование». – Казань: Типо-лит. Имп. ун-та, 1893. – 459, 11 с.




118


В очерке «Михаил Иванович Богословский» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Одна из бровей у него была припухшей, вроде шишки, что студенты почему-то относили к признакам его богословского ума, а шишку называли «богословской» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 8.




119


Там же: «Длинная, седая и пышная борода, из тех, что у псалмопевца Давида названы красноречивыми словами – «брада аароня», еще больше подчеркивала величину головы его» // Там же. Л. 8.




120


Там же: «Всякое проявление злости, желчи ему было, так сказать, физически противопоказано, так как в этих случаях он производил курьёзное впечатление, такое, когда такое состояние человека определялось меткими летучими словами: «не из тучи гром», или «буря в стакане воды»…

Взгляд у него был спокойный и приветливый. Он был из тех старых людей, о которых говорят: «он благообразный старичок». Его лицо излучало спокойствие и было не лишено своеобразной красоты именно в состоянии спокойствия, но при малейшем отступлении от этого, при появлении признаков недовольства, злости, оно искажалось, гармоническое сочетание отдельных элементов его становилось нарушенным, а если к этому ещё присоединялся злобный тон его голоса, тоже не соответствующий по силе ни его росту, ни общей его консистенции, он выглядел не столько гневным, сколько просто смешным. В этом именно смысле и сказано выше о нём, что проявление злости было для него физически противопоказано» // Там же. Л. 7-7 об., 8-8 об.




121


Там же: «Чтобы запечатлеть образ М. И., один из студентов, самобытный скульптор, сделал статуэтку из гипса, с удивительно точной передачей особенностей его лица, и от имени студентов в знак уважения и благодарности преподнёс ему в день его рождения» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 8 об.-9.




122


В очерке «Михаил Иванович Богословский» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Особое внимание М. И. уделил опыту «переложения» Евангелия на свой манер Л. Н. Толстым, причём говорил об этом страстно, взволнованно. К счастью М. И. нужно сказать, что он, очевидно, ничего не знал о «Гаврилиаде» А. С. Пушкина и не дожил до «Евангелия» Демьяна Бедного» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 9 об.-10.

«Гаврилиада» – поэма раннего А. С. Пушкина, пародийно-романтически обыгрывающая сюжет Евангелия о Благовещении Пресвятой Богородицы; главный персонаж – архангел Гавриил.

Бедный Демьян (1883-1945) – русский советский писатель, поэт, публицист и общественный деятель. Автор поэмы «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», написанной в глумливо-издевательской манере.