Книга - Фонарь, который всегда светил

Фонарь, который всегда светил
Надежда Тонконюх


Сказки и истории, которые слушали мы в детстве на ночь, при свете тёплых оранжевых ламп-светлячков, накладывались одна на другую, как по спирали. Каждый виток – новая история с жемчужиной-мудростью, обещанием, что все неприятности временные, а за каждым испытанием прячется награда.Тот уют и тёплый свет из детства сияет теперь путеводным маяком и во взрослой жизни. Вдохновляет на создание своего волшебного фонаря, который будет светить всегда. Помогает увидеть в простых жизненных событиях моменты волшебства и чуда, которые складываются в разные рассказы, сказки, легенды…У меня был свой собственный фонарь, который всегда исправно светил, будто волшебный. Он и стал прообразом рассказа, а затем – и целой книги.





Надежда Тонконюх

Фонарь, который всегда светил


Посвящается моим родителям, которые дарили в моём детстве калейдоскоп волшебных историй, родителям, которые верят в мой "фонарь" и говорят: "Свети!"…



Посвящается моим друзьям, которые в трудную минуту предлагали настолько неожиданные и верные решения, что мне оставалось только удивлённо хлопать глазами.

Благодарю вас за советы и за ваше "Н-ну? И скоро ли книга??"



Отдельная благодарность и низкий поклон Даше Снурниковой, Художнику, который сердцем смог увидеть Ту Самую обложку, и воплотить её в жизнь!



Ребят, благодаря всем вам эта книга увидела свет! Благодарю вас за то, что вы есть!



С любовью, Надежда Тонконюх





Человек в фетровой шляпе


Он стоял на обочине дороги и смотрел вдаль.

Это был человек в фетровой шляпе. Его печальные глаза были переполнены болью. По щекам, обжигая, словно серная кислота, катились слёзы …. Как он мог так поступить? Почему он был настолько невнимателен?

Человеку в фетровой шляпе было больно и грустно. Он знал, что не имел права так поступать. Он зазевался, промахнулся…. Он сегодня просто никого не уберёг.




Вёсла и волны


Над морем сияло тихое безмятежное солнце. Берег был похож на светлый край мечты. Но всё же, что-то настораживало мореплавателей – они сушили вёсла на этом солнце. Быть может, последнем в их жизни….

Ты меня слушаешь? О да… я помню эти времена. Тогда мои длинные чёрные волосы трепал ветер, а волны от зависти кидали мне в лицо морскую соль. Наверное, это было самое лучшее время. Тогда мир был другим. Согласие и уважение царили в нём.

Сейчас же.… Погляди! Старые рыбаки сидят в грязных кабаках, проигрывая всё, до последнего гроша. Серость и грязь царят здесь, блуждая среди людских душ, заманивая блеском, фальшью, мишурой… Никто не подаст руки, а только озлобленно поглядит в сторону павшего.

Но я уже ухожу. Ухожу туда, где помнят этот мир таким, какой он был многие века назад. Не держи меня, мальчик. Для меня было счастьем поведать тебе про былые времена. Да, все мы были когда-то людьми, не принявшими вовремя РЕШЕНИЕ, – крылья седой чайки встрепенулись последний раз. Она лежала на руках у ребёнка, израненная, но счастливая. Счастливая потому, что передала ему Самое Важное: “над морем сияло тихое безмятежное солнце. Берег был похож на светлый край мечты…” Но только в этой истории вёсла и утомлённые волны издавали приятный тихий плеск.




Маска


Человек шёл медленно по улице, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. Почему в этом мире так много призраков? Кругом маски, маски, маски….. Они везде, куда ни глянь. Даже твой самый преданный друг никогда не снимает с себя этой ужасной вещи, за которой прячется его истинное лицо.

Каждый создаёт маску сам, зная, ЧТО будет сокрыто. Не ведая, каким получится этот предмет. Многогранность пугает и отталкивает, притягивая к “хамелеону” таких же “мастеров”.

Разве что у него самого «маска бесстрастия». И лишь для того, чтобы никто не узнал то, что мучает и жжёт его сердце, обливая ядом душу.



Тихо капает время со старых крыш, проливаясь на искусственные лица, не прожигая, а только на миг, делая прозрачным лёгкий воск, открывая невиданное доселе НЕЧТО. Ужасное или трагичное. Ведь те, прячется за этой хрупкой бронёй, глубоко несчастные люди.

Человек остановился и сорвал со своего лица маску. Серебряные осколки брызнули во все стороны – он наступил на неё ногой. Чтобы её уже никто не смог надеть. Никогда.




Нога (шутка)


Я лежу в кровати и думаю: до чего же прекрасен мир! Какие хорошие на свете люди! Мои родственники и мои друзья, мои знакомые, и даже мои домашние животные….

Все они самые лучшие в мире! Ни у кого на свете нет таких, как они!

Ни один человек на Земле не может похвастаться тем, что у него есть такой замечательный старый будильник, и тем, что у него есть наилюбимейшие носки в жёлтую полоску с дырой на большом пальце.…А я могу! Кто ещё может радостно воскликнуть: “какие у меня дивные прыщи на носу!”?

Ни один человек не может добавить, что у него самые торчащие на планете! Кто кроме меня может гордиться страхом перед стоматологами и пиявками? А кто ж ещё может заявить, что сморкается громче всех и от сильного смеха начинает дико икать? Кто с радостным нетерпением ожидает новые кнопки на стуле или скамье?

Да я, конечно! Я-а-а!! Но… Представляете что будет, если я встану с левой ноги?…




Мысль


Микеланджело говорил, что создаёт произведения Искусства, взяв кусок мрамора, и отсекая всё лишнее. А критика подобна острому, но верному инструменту, помогающему в непростой задаче – создавать Настоящие произведения искусства.




Ангел-утешитель


Извините меня. Простите мне моё любопытство, но…. О чём вы думаете? Тссс…. Не говорите – я коснусь рукою вашей головы и узнаю все ваши тайные помыслы. О-о-о, да! Они весьма благородны! искренне рада за вас. Продолжайте в том же духе, и вас тогда ждёт большой успех.

А что у вас на уме?.... что-о-о-о-о?! Да о чём вы думаете?!!! Какой ужас! Построить своё счастье на руинах желаний другого! Вы…вы… жестокий бессердечный человек!

Ах, какой печальный взор…. Что за дума тяготит ваше сознание? Ага-а, понимаю – любовь. Подождите , наверное, я смогу вас обрадовать. Да-да, она вас любит и надеется на ваше взаимное чувство. Вы – счастливый человек!

Так-так. Что такое? Что плачем? Даже во сне ваши горячие, как пламя, слёзы для вас тревожная мука. Уже всё хорошо, не волнуйтесь, с вашей сестрой всё отлично. Она почти здорова и может ходить.

Даже на больших расстояниях я могу видеть мысли.

Н-нда… Нелегко быть сестрой милосердия…




Хрустальная туфелька


Хрустальная туфелька упала на ступеньки и запрыгала по ним, словно не могла поверить в свою свободу. Дзвень! Дзвень! Дзвень! Золушка о ней не вспомнит больше никогда.

По ступенькам звенел радостный голосок туфельки. Главное не попасть сейчас в ни в чьи руки. Дзвень!!! ДЗЗЗВЕНЬ!!!!

Туфелька упала вниз, на блестящий паркет, и разбилась вдребезги, радуясь своей безграничной свободе!




Стрела


Стрела прошлых воспоминаний больно пронзила душу остриём. Человек вскочил с кровати, схватившись за грудь, за то место, где, наверное, была душа. Но стрела воспоминаний коварна – души в груди уже не было. Человек застонал и ничком упал на пол; он потерял самое дорогое!!!




Почему осенью льёт так часто дождь


Осенний лист кружился в воздухе, напоминая своим видом о том, что когда-нибудь кончается ВСЁ. Радость и счастье, горе и жизнь, болезни и исцеления…ВСЁ кончается. ВСЕГДА. Наступает лишь безграничная осень…

Лист упал, вяло, поприветствовав своих братьев, которые тоже упали вниз. Полил сильный дождь с хмурого неба. Это работа у дождя такая: часто, очень часто лить слёзы; оплакивать упавшие на сырую землю осенние листья. Никто не будет делать это за него…




Портрет в лучах…


Голубое море печальных глаз освещается внутренним величественным спокойствием солнечных бликов-искорок души, – способных подарить миг радости и счастья тому, кто хоть раз решится заглянуть в их бездонную синеву. С волной густых …каштановых волос играет ветер, стараясь спрятать в их … своё дыхание навсегда. Лицо ласкает мерцающие лучи небесных улыбок заката.

Умиротворённым величием глядишь ты на меня с портрета, автора которого ты никогда не узнаешь. Не сразу можно заметить, как ты поворачиваешь ключ зажигания, стараясь поскорее умчаться в бесконечную даль дорог.

Яркие краски не потускнеют на этой картине.

Я касаюсь, рамы и посылаю тебе воздушный поцелуй. Солнце уже ушло из моей комнаты, и свежая краска медленно высыхает на кисточке, дрогнувшей в моей руке – радио снова ожило.

Ночь принесла прохладу, сияние звёзд, мерцание пыли на подоконнике таинственным серебром и – Луну…

Портрет я не заканчиваю. Специально.




Факт


В какой-то книге давно-давно было написано, что мир держится на «трёх китах». Я согласна с этим: только благодаря Надежде, Вере и Любви наш мир ещё существует.




Модница


Как вам кажется, имеют ли звери тягу к украшениям? Причём серебряным? Не знаю, как ваши, а мои – да. Особенно лайка Ата. Она всегда старается зубами стянуть с моей руки кольцо (ну или браслет с запястья, это ещё лучше). Конечно, это звучит фантастично, но дело всё в том, что Ате подобное уже однажды удалось. Не могу сказать, умеют ли звери улыбаться, но уверена, что если б умели, то выглядели именно так: довольная сморщенная в странной гримасе рожа, хитрющие горящие глаза, при этом невинный взгляд и озорно виляющий хвост.

Да, кольцо я у собаки отобрала, но теперь, когда я её жалею и треплю по холке, всегда гляжу в оба – вдруг ей ещё что-нибудь понравится…




Законы мироздания


Я хочу выпить этот город без остатка, как полную чашу густого ароматного напитка. Поглотить эти звёзды фонарей, захрустеть ароматным песком набережной. Он сладок, как тысячи засахаренных лепестков роз. Ещё – закат и рассвет. Да-а.… Тогда облака подобны густым взбитым сливкам, которые можно слизывать прямо с неба, не боясь обжечься о Солнце – оно ещё не в зените.

Дороги похожи на яркие следы времени. Время особенно приятно пить. Но его бывает так мало. Потому это вечное лакомство становится столь притягательным для таких, как я.

Следы тех, кто пришёл по этой дороге, надо вдыхать, ибо несравненный аромат странствий – их исток.

Поглотить. Выпить без остатка. Спрятать в себе и не давать никому. Здесь всё моё: мой мир, мой город, моя Земля. Я царствую над всем этим. В МЕНЯ вливается энергия всех миров, и я отдаю всё обратно. Не сразу, но ОТДАЮ. Много таких планет – миллиарды, сотни миллиардов. Но когда-нибудь всё же образуются сверхновые …

Я пью миры, алкая времени, находясь в неутолимой Жажде. И Вселенная имя мне.




Зловредный дух


Она была на кухне и с таким аппетитом ела овсяную кашу, чавкая смачно на весь дом, что даже я, не любительница овсянки, с удовольствием отведала бы пару ложек. Наверное, чужой пример заразителен.

Собака, не допуская к священной миске кота, продолжала уплетать кушанье за обе щёки. Точнее, Симка тогда была ещё не совсем СОБАКОЙ, а всего трёхмесячным щенком… но в разных съедобностях разбиралась получше любого гурмана…

Через пять минут миска опустела и псинка, смачно рыгнув, направилась в зал, шевеля толстеньким упитанным… гм, тем самым местом, у которого есть хвост.

В зале висело любимое собачкино покрывало, о которое она с малых лет наловчилась вытирать свою грязную хитрую рожу после каждой трапезы. До появления щенка в нашем доме, я думала, что подобное бывает лишь в романах Д. Донцовой.

Умильно зевнув, Симона устроилась спать на любимом лежбище кота, который, презрительно взглянув на творящийся беспредел, сердито запрыгнул на печку. Но сладко всхрапнуть собаке была не судьба! Не то мой сиамский кот Харитоха наслал на неё заклятье, не то каша была слишком «музыкальной», но, так или иначе, раздался характерный послеобеденный звук: «пу-у-урдр!!!»

Собака открыла один глаз и осмотрелась, желая порвать нарушителя её царского покоя, «как Тузик грелку». «Пр-дрп-др-дрп!», – сказали из-под хвоста. Симка понюхала источник звука и отчаянно чихнула – не всегда своё «добро» пахнет малиной.

“Пурд-пр-р…”, – снова раздался наглый звук. На этот раз Симка самоотверженно начала облаивать “врага”. Но достать его было не так-то просто – изрекающий страшные звуки Некто, сидел под хвостом. Под её собственным хвостом! – всё время оказываясь в стороне от острых пёсьих зубов. “Рргау!” – сердито объявила Симулька, напрягая все мышцы живота (это должно напугать!). “Пу-ру-удпр!” – ответила «злая сила» из-под хвоста. Ну, это ни в какие ворота! Собака закружилась, стараясь схватить наглого перд… миль пардон, персонального врага. Дос-тать! Из-под хвоста – ДОС-ТАТЬ!!! Р-Р-Р!!! И – страшный грохот, затем – недовольный визг. Что же… подушка не может лежать на кровати неподвижно, когда её топчут щенячьими лапами.

“Гау-гау-р-гав!” – сообщила Симка подушке. Видимо, на человеческом языке это значит…гм, вобщем, непечатные значения некоторых прилагательных.

Кот довольно наблюдал за изгнанием «злого духа» с печки (всегда надо иметь запасное пристанище), собака обиженно жаловалась кому-то под кроватью на свою горькую долю, а я побежала за бумагой и ручкой.




Сон…


Стена. Высокая и неприступная. Для меня. Мне сейчас словно пять лет, хотя это совсем не так… Я иду вдоль стены, выше которой только могучие зеленые тополя. Я знаю, что впереди будет арка. Вот она. Мощная и старая, как этот древний камень. Могут ли камни тлеть?…Не знаю, но сейчас меня волнует другое – где тот измученный жизнью человек в набедренной одной повязке, схватившийся за живот? Он всегда здесь стоит, держа на холодной каменной голове вазу. Не думаю, что в ней когда-нибудь начнут распускаться бутоны. Они тоже из камня. Живой здесь лишь мох.… И тот человек, к которому я пришла.

– Здравствуй! – вот он! Человек, похожий на Мефистофеля, чьи смольно-чёрные волосы, спадают тёплой блестящей волной ниже плеч. Гораздо ниже. Хочется провести по ним рукой и вдохнуть их запах. Я знаю, что почувствует мой размечтавшийся нос. Но не хочу испытывать судьбу снова. Так трудно будет потом оторваться от запаха вечных снегов и начать снова думать, как прежде, не летая в облаках.

В физиогномике тип его лица охарактеризовали б как «дерево»…Видеть надо, как стальные глаза изучают каждый уголок мира и останавливаются ВДРУГ. Ни с того, ни с сего. Просто останавливаются и тайно засыпают. Кажется, будто в этот миг жизнь останавливается в человеке, подчиняющим себе ВРЕМЯ.

– Эта твоя работа? – киваю на статую, наводящую боль.

– Как хочешь… – тихо огибает меня, останавливаясь за спиной, и стремительно ловит сильной рукой падающий листок.

– Если ты создал эту статую, то – плохая работа. Зачем она тебе…? – я внимательно гляжу в высокие кроны деревьев.

– Зачем?.. И, правда.… Но, может, если не будет этого несчастного, ты больше не придешь сюда, – кладет руку мне на плечо. Зачем?!!! Брызги цветов и запахов врываются в меня. Свет!!! Везде свет! Он повсюду и его оттенки различны! Свет бьёт из моих глаз, вылетает из губ и шепчу одно лишь имя.

“Зачем ты это сделал?!” – проносится в моей голове мысль-вихрь, и тут же я оборачиваюсь, глядя в ясные глаза виновника безумства цветов и красок. Обвиваю руками его шею, и наши губы сливаются в страстном поцелуе, долгожданном и насыщенном электрическими разрядами счастья. Вокруг – мягкая невесомость.… Это будет длиться ровно десять часов…

Потому что именно так сон приходит ко мне, смежая мои усталые веки.

А вы как ощущаете его приближение?




В глубинах зеркальных миров


– Простите, но вы утонули там, где только что собирался это сделать я, – хмурое, озадаченное лицо глядело сквозь мутную воду. Со дна же всё выглядело намного проще и спокойнее; даже солнце не било так ярко в глаза.

– Не понимаю… – строй пузырьков метнулся вверх, где-то над водой послышалось насмешливое кваканье.

К лягушкам и пиявкам он привык. Выработал какое-то “полуспокойствие” и к серым странным существам, ползающим неподалёку.… Но чтобы кто-то заявлял о занятом (правда, мысленно занятом) месте?! Такого ещё не было. И как вообще возможен их разговор?! Слышит ли тот, стоящий на верху, его бессвязные речи? Наверное, слышит, ведь прикасается же к тусклой воде и начинает вновь что-то бормотать. «Мо…ё!..Мо…».

Надоело!!! Он поднял руку, и нарушитель покоя отскочил метров на пять в сторону. Вот так-то…

Человек перестал думать о всякой чепухе и принялся мыть мутное зеркало. Чтобы его отражение не утонуло за толщей грязи и пыли в глубинах зеркальных миров.




Тени


Маски и люди сливались воедино на адском карнавале жизни. Чёрные тени кружили рядом, сея запах мёртвых цветов. Кто был тот, создавший всех и протрубивший в хриплый рог победу? Vae victis! Нет никаких других миров, есть только этот, где всё не взаправду. Ложь царит вокруг, мерцая радугой лиц, масок, сменяющих друг друга в лихой пляске дня и его круговерти.

Фейерверки масок, летящих в небесную высь, но возвращающихся оттуда пеплом…. Быть может, всему виной сам человек, идущий в никуда и видящий перед собой лишь мираж?

Кто мы все, лгущие сами себе и верящие в свою же ложь, живущие в ней и пестрящие яркостью мыльного пузыря. Хлопок – и нет никого.… Лишь маленькие брызги, всё ещё отражающие в себе радугу…

Да, мы тянемся к прекрасному. Но кто мы, глядящие невидимыми глазами в никуда? ЛЮДИ? ЗВЕРИ? – ТЕНИ! Всего лишь тени среди таких же тусклых и мрачных теней.




Край Вселенной


– Привет, а я сегодня собираюсь шить рюкзак. Большой, чёрный, кожаный. Ещё вставки надо сделать металлические…

Смотрит на меня. Хитро улыбается. Ну что я ему скажу? Сегодня же пятница. А по пятницам у нас «заседания». Дин долго не мог привыкнуть к этому слову и произносил как-то по-своему, растягивая «а». Но не манерно, как делали бы это другие, а с особенной серьёзной комичностью, отчего хотелось смеяться и также, как он, искрить глазами.

В руках – неизменные кленовые листья. Да – а! Знает, что я люблю именно этот букет осеннего золота. Подарите мне розы и девять кленовых листков. Увидите, чему я радуюсь больше.

Синие джинсы снова порваны – если Дин когда-нибудь войдёт в мой дом через дверь, а не, как обычно, в окно, забираясь по ржавой водосточной трубе, то, наверное, пойдет снег… или польётся дождь из мелких монет.

Стоит и молчит. Угу, я всегда первой начинаю что-нибудь говорить.

– Привет, – он хитро улыбнулся. – Ты знаешь, Вселенная имеет край… Я сегодня в этом лично хотел убедиться, но… вдруг подумал… что… нечестно было бы молчать.

Я тереблю край его жилетки, сшитой почти как у кузнеца 18 века, и смотрю в сияющие его тёмные глаза.

– У Вселенной есть край? Интересно…тогда, может быть, ты мне его покажешь?

Дин ерошит свои волосы, которые после этого торчат во все стороны. Наверное, сейчас скажет ещё что-нибудь необычное.




Живые мысли


Помогите! Спасите! Дайте высказаться! Во мне кипят бури эмоций. Шквал! Девятый вал, понимаете?! А вы не слышите! Как можно! Я ничего не могу с собою поделать: мне надо высказаться. Хоть как-нибудь проявить свои чувства! Дайте я закричу! Тише, послушайте! А-А-А!

Как легко, как свободно и непринужденно чувствуешь себя, выплеснув лишние мысли… Постойте, не расслабляйтесь – мне еще когда-нибудь надо будет что-то сказать!




Слеза


Слеза осторожно поцеловала щеки, укусила солеными зубами подбородок и тихо, почти незаметно, упала на ковер. Потом она аккуратно вжалась в его мягкий ворс, словно боялась чего-то.

Слеза боялась сама себя: она заставила страдать человека, родившись на свет. Рядом несмело приземлилась другая слеза и опасливо прижалась к своей подруге. Они винили себя в чем-то. В чем? Увы, нам, людям, этого не понять.




Оптимистка


Я иду высоко-высоко, перепрыгивая с облака одного на другое, и гляжу на мир сквозь розовые очки. Это очень удобно: очки защищают глаза от внешнего серо-угрюмого мира, мутно взирающего на нас. И не страшно, что “розовые очки всегда бьются стёклами внутрь”: у меня их – полный комод!

За моей спиной два белых сильных крыла – они не дадут мне разбиться, если я упаду.

Я радостно напеваю какую-то песню (похоже, что “от улыбки”), но мне важны не слова, а – мотив, исходящий из сердца.

На небе что-то сияет. Такое яркое и теплое; щекочет изредка, а поцелуйчик его – это веснушка.

Я касаюсь солнца рукой, не боясь обжечься, и лихо съезжаю с радуги, понимая, что все это – сон.

Я не унываю – хорошие сны приходят к добрым людям!




Звёзды


Отчего-то я знаю, что можно достать звезды руками (много раз пыталась), но в последний момент, взлетая, я отдергиваю ладонь, которая тянется к звездочке – незачем трогать яркие снежинки космоса! – они не для нас! Лучше любоваться ими издали, ведь так разочароваться гораздо сложнее.




Экспромт


Мир зарождался заново. Очередное поколение амёб уже заняло своё место в зрительном зале театра под названием ЖИЗНЬ. Гул не прекращался долгое время – обсуждалось очередное светское событие – премьера спектакля. Никто не знал ни сюжета, ни актёров, ни автора пьесы… и уж тем более её режиссёра – все предвкушали.

Но погашенный свет создал идеальную тишину. Колыхание воздуха, даже едва замеченное, непременно разносилось и передавалось другим зрителям, очень похожих на амёб…

Никто не знал, что спектакль был чистой воды экспромт. Кроме меня, ведь это мои мысли играли ВЕДУЩИЕ роли на бумаге – сцене для тех, кто это прочтёт.




Откуда берутся тапки? (быль)


Валерка опять крутился на стуле, при этом успевая отъезжать от одной стены к другой. Что в какой-то мере бесило Майора. Нет, если бы комната была чуть просторней, проблема исчезла б, как и появилась. Но дело было в том, что «кабинет», как его называл сам Майор, не только был его собственностью, но и имел весьма маленькую площадь. А как вы хотели? – чердак…

Именно поэтому, когда один из моих старших друзей снова с шумом проскользил мимо носа Майора (читайте – Бориса), чуть не сбив с ног, зелёные глаза с явным неодобрением прожигали офисный стул.

Валерка приподнял бровь и удивлённо воззрился на Бориса. Чего мол, ты?

Здесь позволю себе небольшое отступление, заявив, что Валерка, которого все зовут Воландом по вполне понятной причине (выражению его лица), старше всех в нашем гм…. «буйном коллективе». Но, несмотря на это, иногда он позволяет себе таа-акие выкидоны…! Что-то вроде этого. Взжж! Бендд!!! Взжж!!!

– Сколько можно? – наконец сказал Бор, отрываясь от какого-то чертежа – он тоже о чём-то думал. Кисточка в его руке была полна оранжевой акварельной краски.

– Гм !… – раздалось из-за угла шкафа, куда улетела ручка Валерки. – Это мне, может, помогает сосредоточиться! Я стихи пишу!

Если он так ловит вдохновение, переливающееся волнами мыслей по комнате, то для Бориса важна абсолютная тишина.

Ах, о чём это я? Да-да, снова препирательство по поводу катаний. Лично меня это не раздражает, особенно когда ни о чём не думаю, и гляжу в окно со второго этажа…

– Бе-бе-бе! – Валерий скорчил смешную гримасу, отчего стал похож на мою рыжую хомячку Машку, жившую у меня два года назад. Э-эх, жаль, фотоаппарата нет под рукой! Щёлкнула бы пару кадров в свой альбом.

Валеркинс пару раз крутанулся на стуле, но с такой мощью, что старая конструкция не выдержала, и мой друг, подпрыгнув в воздухе, полетел вперёд головой по курсу «стул-софа». Но летел не только он, оброненные им в воздухе тапки также разлетелись, кто, вернее, что куда…. И один ощутимо припечатал Борьку по затылку, успев пролить на проект банку с остатками акварельной воды.

– Ах ты га-ад! – взвился Бор и, сняв свой шлёпанец, запустил им в Валерку. Что тут началось! Дикий хохот, беззлобная ругань, крики, швыряние тапками. Причём в ход пошли ещё и пара подушек с испорченным напрочь проектом какого-то фантастического здания.

Часа полтора мы швырялись друг в друга подушками, тапками и всем, что попадалось под руку…

…Отдыхая от “ратных дел”, мы одновременно собирали разбросанные где попало письменные принадлежности, подушки. Во время вынужденной уборки откопали под софой старую кепку Бориса и, не отряхнув от пыли, надели ему на голову, думая, что тот вновь начнёт швыряться тапками. Но он просто снял её с головы. Повертел в руках. И повесил на самое видное место в своём «кабинете», как напоминание о том, что даже от серьёзной работы надо отвлечься и повеселиться. Просто так. От души.

А тапки у нас с тех пор любимые предметы для швыряния.

( P. S. наши все тапки и шлёпанцы исключительно мягкого образца!!! Никто не пострадал :-) )




Большая перемена


Человек шёл, смеясь и шатаясь. Но какой-то неестественный смех, полный боли, раздирающий душу, вырывался из его горла.

Аллея янтарно-жёлтых деревьев бросала идущему листья в лицо. А он всё смеялся. И стальной блеск его глаз сочетался с ядовито-солёными слезами. Если бы кто-то смог попробовать его настроение на вкус, то непременно бы почувствовал на языке горечь и кислоту.

– Солнце вышло из-за туч!!!

Нету в мире пя-ятен!…

От него шарахались прохожие; а человек, вдруг перестав смеяться, воздел руки к небу и, глядя влажными от слёз глазами на пылающее солнце, истерически крикнул:

– Господи, хорошо-то как!

Потом быстро пошёл вглубь парка с гулко бьющимся в груди сердцем, сел скамейку и зарыдал.

Зазвонил в кармане телефон. Но его хозяин схватил техническую необходимость и швырнул в дымящийся паром пруд. Долго смотрел человек на расходящиеся круги по воде, видя и замечая то, что чувствует не каждый.

Зашумевший ветер пригнал тучи. Вокруг всё потемнело, и полил сильнейший дождь, хлеща каплями по лицу.

Человека на скамье уже не было. Он никуда не уходил. Просто исчез. В никуда. Поскольку не был человеком, но демоном, ощутившим сладость любви и понимания.




Монах с зелёными глазами (из дневника)


Если в жизни нет приключений,

значит, надо их найти

(из рекламы)

Не помню, чтобы потом кто-то радостно рассказывал о происшедшем, поскольку как приключение было “ещё то”, но, думаю, узнать, что же всё-таки было на самом деле, хотелось многим.

В одиннадцать лет моим любимым занятием было просто гулять в летнюю пору на улице, до полуночи.

Ночь тихо слизывала чёрным липким языком остатки солнечных лучей на горизонте, радостно сияя тысячами глаз-звёзд. Крался по болоту туман, щекоча своим присутствием пятки Тайге и нервы случайным одиноким путникам.

В поле, находившимся перед лесом (это всё в метрах десяти от нашего дома), шумно галдели кузнечики, прыгая на зелёных травинках. От того казалось, что трава шевелится сама себе, словно шерсть гигантского создания.

Родители ушли в гости, поэтому меня и N. беспокоила мысль РАЗВЕДКИ. Какая же разведка днём?! Местность, хоть и знакомая, ночью приобретает особую таинственность и многогранность. Да и потом… шарить лучом фонаря в темноте, выхватывая светом невидимые до этого очертания, было настолько увлекательно, что лес подходил для этих «секретных операций» как нельзя лучше. А если учесть, что несколько часов назад N. зарыл «клад» под одним из камней у старой берёзы, дело обретало ещё больше таинственности.

Тихо переговариваясь в ночном тумане, шли мы, сверяясь с картой, нами же и нарисованной, вглубь леса. Точнее, не в самую его непролазную чащу, но близко к этому. Кузнечики возмущённо стрекотали и разлетались под нашими ногами в разные стороны. N. что-то подписывал на карте огрызком карандаша и хмурил брови, находя неточности.

Простор, даже укутанный местами в туман, завораживал своим видом. Луна тусклой расплавленной монетой светила нам в спину, поэтому в фонарях пока не было необходимости. Вдруг N. резко остановился, и я, доставая по его просьбе какую-то мелочь из рюкзака, впечаталась ему в спину.

– Ты чего? – больше всего в тот момент мне хотелось задать другой, вопрос, пожёстче и понеприличнее. Но нечто странное завладело и моим вниманием.

– Слышишь? – голос у N. был каким-то не его: сдавленным и хриплым. Так, наверное, спрашивают у врача о своём душевном здоровье, беспокоясь о худшем.

– Да ничего я не слышу, – буркнула я, повертев головой. Широкое поле мы почти прошли. Оставалась незначительная часть пути до заветного леса. – Ничего, – повторила я и со страхом поняла смысл своих слов.

Тишина была абсолютная, словно кто-то резко выключил звук у нас в голове. Орущие кузнечики внезапно смолкли. Навалилась тягостное чувство тревоги, смешенное с первобытным страхом и смутными суеверными отголосками. N. настороженно огляделся. Наверное, тоже ощутил этот липкий пристальный взгляд, словно на нас, как на блошек, через лупу жадно разглядывал какой-то недоброжелательных намерений субъект.

Вдруг N. тихо пискнул, заметив что-то в глубине леса.

– Не смотри туда, – он постарался развернуть меня лицом к себе и не дать оглянуться через плечо.

Но всем известное чувство любопытства пересилило все инстинкты. И, несмотря на то, что N. был старше меня на два года, а, значит, и сильнее во всех смыслах этого слова, мне удалось извернуться и посмотреть ТУДА.

Как позже рассказывал мой друг, печально улыбаясь – “я тебя предупреждал” – глаза мои были чуть меньше спутниковой тарелки каждый (впрочем, его тоже).

Из темноты на нас надвигалась ФИГУРА, прячась под сенью летних ветвей. ЭТО было в чёрном балахоне, который скрывал всё.

Единственное, что мы могли увидеть – глаза, с мерзкой ехидцей глядящие из-под капюшона.

Рост идущего превышал нормальный раза в полтора, а глаза; больше похожие на два остроугольных треугольника, светились зелёным светом. Мягким и нежным. Но от этого становилось ещё мерзопакостнее на душе.

Не мигая, глаза без зрачков смотрели на нас с почти трёхметровой высоты. Рослое НЕЧТО выплывало из тёмного лесного пространства, словно несло за собой ночь. Чуть дрогнули эти РУКИ, напрягаясь в плечах и ОНО шумно выдохнуло.

Но, может и другой издало звук. Точно сказать ни я, ни N. не берёмся, ибо в этот момент два вопля огласили пространство и мы – их издавшие – чесанули ко мне домой «роняя тапки» и перелетая кочки в один прыжок.

Открыв дверь, мы пулей залетели в комнату и заперлись на крючок. Ошалевшие от такого «вихря» собаки даже не успели гавкнуть, не то, что вылезти из будки.

А мы, стуча зубами, сидели уже в платяном шкафу. Прошло, наверное, около получаса, прежде чем N. вылез из убежища и закрыл шторы в доме. Это был храбрый поступок после того, что мы увидели.

Насколько мне известно, к домам МОНАХ (так мы прозвали странное создание в капюшоне) не подходил. Но тогда нам хватило и того, что он БЫЛ в лесу. В том самом лесу, где несколько часов назад мы весело смеялись, играя с солнцем в прядки! Да, в том лесу, где N. зарыл свой «клад»!!!

Через полгода, уже в мае N. пошёл туда, где по идее должен быть камень. Но никакого валуна у старой берёзы, а, тем более, «зарытого имущества» мой друг не нашёл. С ним я не ходила, но камня и правда нет, как впрочем, и зарытого под ним пакета из-под молока, в котором должны были лежать шесть медных монет. А берёза там растёт и поныне, но N. не очень охотно говорит о случившемся, зная, что МОНАХ не мог быть проявлением чей-то дурной и неудачной шутки….

Кузнечики также весело галдят наперебой на этом поле кочек, но, замолкая, заставляют задуматься – не вышел ли снова из лесу МОНАХ С ЗЕЛЁНЫМИ ГЛАЗАМИ….




Возвращение в прошлое


Ветер грозно бился в окно и на небе сгущались лохмато-угрюмые тучи. Летняя пыль разлеталась по сухой глинистой дороге, плавно змеившейся средь леса; дорога эта иногда касалась ржавым боком покосившихся заборов, что верно несли службу по охране огородов от посягательств разного четвероногого зверья.

Из шумевшего изумрудного леса вышел высокий худой человек. Устало осмотрелся и, блаженно улыбнувшись, присел на старый потрескавшийся валун.

Тёмный дорожный плащ незнакомца порядком истрепался, а широкополая шляпа непонятного цвета была покрыта нездешней серой пылью.

Откуда пришёл неизвестный, оставалось загадкой; только его теплые светлые глаза говорили о том, что он совсем не против обо всём этом кому-нибудь рассказать. Нашёлся б благодарный слушатель.

Возраст путника скрывался в его таинственных добрых чертах лица, словно человек оказался ВНЕ ВРЕМЕНИ. Но ему было не больше пятидесяти лет. Это смело мог бы утверждать каждый, кто припомнил бы встречу с пришедшим.

На груди его висел странный предмет, не похожий ни на один из отличительных знаков, которые носили волхвы или знахари. Неведомый знак. Недосягаемый. Но загляните в свою душу, вспомните, что рассказывали вам в детстве. И тогда вы непременно увидите ЕГО – Сказителя. Эти добрые спокойные глаза, мудрую улыбку, дорожный плащ, запылившейся от долгих странствий…. Попросите его РАССКАЗАТЬ. Он о многом поведает вам, сидя на тёмном сером камне, глядя куда-то вдаль, словно там играет и переливается звуками понятная только ему музыка. Отпустите своё сознание – и вы тоже её услышите. Потому, что этот незнакомец – Сказитель, загадочный странник, согревающий усталую душу ласковым теплом.

Не бойтесь быть самими собой. Не бойтесь быть НАСТОЯЩИМИ, ибо только мы сами закрываем дорогу ТУДА, где мечты превращаются в реальность – дорогу в детство, в мир, куда можно вернуться. Всегда. Благодаря Памяти. Дайте Сказителю руку, и ОН проведёт вас, убаюкивая спокойствием и миром того времени, когда мы были ещё детьми.




Самый удачный кадр


День плавно перетекал в вечер, сглаживая палящие лучи солнца благодатным дыханием ветра, вплетавшимся в Валеркины волосы.

Сам Валерка уже с минуту сидел неподвижно на своём байке, щуря пронзительно голубые глаза на закатное солнце. Впервые на нём не было солнечных очков, скрывающих благородные черты лица и оттенки настроения.

Вид моего друга был до того умиротворённым, что руки сами потянулись… к фотоаппарату! – не каждый раз можно «поймать» отличный “живой” кадр, когда человек не позирует перед объективом, а просто думает о своём.

Сам Валерка даже не пошевелился (обычно, это ему не свойственно….)

– К чему останавливать время? – голос был слегка сонным, но его обладатель сегодня спать и не собирался. Наоборот – гонять всю ночь на запредельной скорости было в его планах. Недаром же байк сияет, словно Валерий перебрал и начистил до блеска все мельчайшие детали….

– Закат, – голос стал мечтательным, что вполне соответствовало выражению глаз и лица гонщика.

На заправке не было никаких клиентов, кроме нас, и поэтому можно наслаждаться тишиной, предвкушая поездку, мечтать о чём-то своём….

Косуха, надетая по случаю такого вечера, отбрасывала заклёпками стальные отблески на асфальт. Неизменные кожаные штаны, сидящие как влитые, визуально слились в одно целое с чёрными полуботинками, на которых искусно изображённое пламя лизало обувь от “носов” до самой пятки.

Впрочем, одеты мы были с Валеркой почти одинаково, и, если кто-то захотел найти между нами отличия… не обнаружил бы более десяти.

Но, прежде всего на сегодня я была ПАССАЖИРОМ, что мне не всегда нравится. Нестись в безоглядную даль сквозь коридор стройных деревьев, шурша и щекоча шинами серый асфальт и получать «трёпку ветром», как сказал мой друг, лучше всего сидя за рулём.

И вот, впервые клубы дыма достанутся НЕ МНЕ!

Валерка, наверное, уловил мой взгляд, потому что хитро и в то же время обезоруживающе улыбнулся.

Щёлкнула кнопка. Блеснула ярко и погасла искра-вспышка в цифровом фотоаппарате.

Я улыбнулась в ответ – это был самый удачный кадр за сегодняшний день!




Не ожидай и не проси


Была зима… До того белоснежная и вьюжная, что хотелось как можно чаще разжигать камин, сидеть и смотреть как яркие тёплые огненные руки, жарко обнимают поленья, стискивая их до треска и хруста. Сидеть, не оборачиваясь на мутное из-за снежной крупы окно.

Наверное, за этим окном было красиво и ветрено. Белые замёрзшие капельки танцевали в вихре метели, на что-то надеясь. Быть может, на то, что не упадут на землю, не превратятся в утрамбованный сапогами и шипами безжизненный слой, посыпанный солью, галькой и ещё Бог знает чем, только бы не было гололёда.

Человек не разжигал старый камин. Именно потому, что ему это очень хотелось сделать. Он глядел на то, как беснуются снежинки в затуманенном зимнем вечере. Сидел и думал.

Перед глазами на уровне потолка опять замерцала розоватая горошина света, больше похожая на искру, чем на маленького светлячка. ЧТО это было, выяснять не хотелось. Но ОНО теперь появлялось всегда в одно и, то, же время и мерцало до утра.

Может, раньше бы человек удивился, испугался и даже, наверное, обратился к врачу-офтальмологу…Но сейчас мерцающая розовая искра под потолком выглядела настолько буднично, что даже не хотелось обращать на неё никакого внимания. Просто сидеть и смотреть, как бьются об стекло снежинки, как воет за окном одинокий ветер, безумно веселящийся при каждом смахивании снежного пуха с крыш и ветвей. Просто сидеть. И смотреть. Не ожидая ничего. Не прося ни о чём. В Новогоднюю волшебную ночь.




Ворона (сказка)


Это случилось во времена, когда Солнце подолгу говорило с Луной, а люди понимали язык зверей и птиц.

Вороны тогда были белы, как не тающий снег на горных вершинах и красивые их голоса звучали в зелёных лесах.

Всё это было. Всё это правда, как то, что я вижу тебя, а ты видишь меня.

В ту далёкую пору сидел у огня человек, мешая горячую кашу в глиняном горшке. У очага летала ворона со своим сыном. Эти птицы испокон веков жили с людьми, давая советы и питаясь остатками с человеческого стола.

Разговорился хозяин с птицей. Поведал ей о многих своих делах. Но не сошлись во мнениях представители птичьего рода и людского: кто же лучше из них поёт. Заспорили.

Долго пытались доказать друг другу, кто прав. А воронёнок подлетал всё ближе и ближе к очагу.

Решив узнать, что в горшке, птенец подпорхнул слишком близко. Но не успел понять он, что случилось, как мгновенно обгорели его перья. И с криком отчаянья воронёнок упал в огонь.

Очнулись от своего спора человек и ворона. Да только нет никого. Горько заплакали они и стали, причитая, молиться богам.

Грянул гром. Свирепо сверкнула молния и голос пророкотал:

– Твой сын БУДЕТ жить на этой Земле, но отныне весь ваш род птичий чёрного станет цвета – в знак траура, и того, что ОБОЖЖЁН был птенец в пламени. Отныне цвет обгоревших перьев, неповинного ни в чём птенца, которого не смогли вы спасти, будете носить все вы до самой смерти. А ты, человек, разучишься понимать язык зверей и птиц. Дабы не спорить с ними ни о чём. Не навлекать на их семьи новые беды.

Зарыдала ворона во весь голос, обнимая возвращённого сына, да так и охрипла. Не смогла больше она петь, радуя остальных птиц и зверей сладкозвучными трелями. Запомнила из человеческой речи только одно слово: “Как?!”

Горестно повторяют его потомки той птицы в наши дни, завидуя другим пернатым, которые могут похвастаться и голосом, и оперением.

Иногда, в назидание, появляются на свет вороны белого цвета. Но от зависти и скорби по утраченному, этих птиц не могут принять сородичи в свою стаю – гонят прочь альбиносов, крича им вслед: «Как?! Ка-арк?!»

Не любит человек воронье карканье, гневится. А отчего – сам не знает.

Но всё это было. Давно было…

Это правда, как и то, что я вижу тебя, а ты видишь меня. Спи. И помни главное – ГОРДЫНЯ наша погибель.




Бобр (сказка)


Жил на свете зверь, который любил над всеми смеяться. Увидит Белку – смеётся:

– Ка-акой у тебя хвост лохматый-то! И-и!! То ли дело мой! Гладкий! Блестящий! Плоский!

Много зверей не любило его за то, что этот выскочка скалил в их строну свои оранжевые острые зубы. Давал он всем прозвища, а ему никто придумать не мог. Ни у кого не получалось!

Шёл однажды насмешник через лес и увидел в луже Кабана, который избавлялся в грязи от паразитов, грызущих его день ото дня.

– Ну и грязный же ты!! Толи дело я – в воде сижу, из воды выхожу. Всегда красив. Шерсть блестит. Глаза горят…

Но не окончил ехидный зверь свою речь, как поскользнулся на жидкой глине, и, перебирая перепончатыми лапами, плюхнулся в бурую жижу.

– Так тебе и надо!! – хрюкнул Кабан. – Вот и оставайся БУБР`ОМ. Коричневым, как эта глина. Чтоб неповадно было над другими смеяться.

Сказал так Кабан, вылез из лужи и пошёл на поляну греть толстые бока.

Вылез и знаменитый насмешник над всем лесом. Увидели его белки, закричали:

– Бу-рый! Бурыыый!!! Шерсть – то твоя бу-ра-я!!! Бобё-ёр ты теперь!!! Бо-бё-ёр!

Испугался Бобёр. Подбежал к плотине – и вправду шерсть стала коричневой. БУРОЙ!!! Стал он отмываться от грязи. Мылся – мылся. Мылся – мылся… да не выходит ничего – шерсть блестит, а цвет так и остался коричневым.

Решил тогда Бобёр дом в воде строить. Чтобы можно было нырнуть – домой чистым прийти. Вынырнуть – не грех и на глаза другим зверям показаться.

***

С тех пор и зовут его Бобром, потому, что он цвета бурого, коричневого.

Но сколько бы ни жили потомки того насмешливого зверя в близи воды, так и остались они тёмного цвета. Наверное, уже и не помнят, почему так сложилось. А Мать-Природа никогда не забывает. Ни о чём…




Этюд в коричневых тонах


Размышлять было практически не о чем… Но в то же время в голове, наседая одна на другую, копошились тёмно-коричневые мысли, похожие на… на то, что издревле известно своей непривлекательностью.

На ушах красивым узором расположилась навешанная кем-то лапша, сияя своей новизной. Старая и засохшая же, под тяжестью собственного груза давно свалилась вниз, как и полагается в таких случаях, благодаря закону тяготения.

Интересно, если бы в жизни нашей планеты была невесомость, неужели бы всё великолепии лжи и коварства летало б вот так – рядом, а не втаптывалось другими эмоциями в грязь и соль Земли?

Человек хмыкнул. Задумался. Мысли стали приобретать более светлые оттенки. Появилось желание включить телевизор. Рука сама потянулась к пульту и замерла на полпути. “Не на-а-адо! – сказал сам себе человек, – Сегодня содержание горшка и телевизора примерно одинаково. Только в последнем видимость лучше. Быть может, из-за отсутствия запаха”. Разглядывать одно и то же, но под разным углом не хотелось.

Из окна виднелись старые липы, на ветвях которых бесстыже расселась весна, обнажившись и подкупая зелёной натурой сонных прохожих. “Совсем как энти вон!” – пробурчал человек, мрачно глядя на диван. Кот, уловив его взгляд, спрятался тут же за шторой. “Хозяин, тебе нельзя нервничать!”, – бегущей строкой читалось в глазах запаниковавшего животного.

Да, собственно, что происходит в этом мире? Из-под серого, видавшего виды грязного свитера вылезла такого же цвета мышь и нагло принялась за недоеденный обед. Кот ещё сильнее вжался в батарею, дрожа за шторой и тем самым обнаруживая своё присутствие. Ловить мышей было в его компетенции, но брезгливость к обитателям помойки у кота-дворянина не прошла ещё с тех самых пор, пока он жил во дворе котёнком и питался тем же, что и они.

Однако благодетель-хозяин, подобравший лохматого на помойке, не считал своего приёмыша чистюлей, от чего и бесился. Но сейчас всё было по-другому: мышь бесстыже доедала на столе засохший бутерброд, оставленный, видимо, “на чёрный день”, то есть ночь, и делала это совершенно безнаказанно.

Сегодня хозяина бутерброда, телевизора и кота занимали известные “глобальные вопросы”. Не то, чтобы очень, но … он всегда интересовался чёрным юмором. Хотя бы потому, что предлагали его настырно и бесплатно.

Тонны красивой, но, увы, невкусной лапши, качались на ушах, вызывая смех: мужик боялся щекотки.




Горячий чай (быль)


Эта история имела реальное время и место, только объяснения не нашёл ей никто по сей день. Возможно, кто-то сталкивался с подобными вещами сам, а может, даже знает, как разгадать непонятное. Впрочем, помимо нерешённой загадки, она обладает мягкими уютными воспоминаниями, которые мне всегда напоминают о зиме…

Случилось это перед Рождеством, как раз в то время, когда обезумевшие пушистые тучи в порыве радости и дикого неземного веселья выбрасывали тонны мягкого снега, больше похожего на гусиный пух, высыпавшийся из порванных подушек. Именно в такое время приятно навещать старых друзей, чтобы в приятной компании вспомнить пережитое вместе и весело посмеяться.

Борис сидел дома и снова пытался загрызть карандаш и, в то же время, – нарисовать праздничный плакат, дабы привлечь радость и счастье в год Собаки домой. Наверное, дверной звонок отвлёк от этого важного мероприятия как раз во время: у моего друга торчал в зубах уже маленький огрызок карандаша, а значительная «источенная» часть валялась мелкой крошкой на пушистом зелёном ковре.

На улице было довольно холодно, и я, пока добралась до уютного двухэтажного дома, успела порядком замерзнуть…но, стоя на пороге, я не могла не улыбнуться, глядя, как Бор перекидывает остаток карандаша во рту, словно заправский курильщик «бычок» сигареты.

– Айс!? – хитро улыбнулся Борис, закрывая за мной дверь. В его голосе была теплота и забота, не дающая обидеться на фразу из затёртого рекламного ролика. – Я сейчас сгоняю за чайником!

Мой друг метнулся в свой кабинет, который был и залом, и спальней и гостиной и мастерской по совместительству, ухитрившись сбить по дороге подставку для зонтов. К слову сказать, в ней зонтов-то ни разу не наблюдалось, зато подставка служила хранилищем разного рода чертежей, которые Борис, по прозвищу Майор, коллекционировал чуть ли не с детства.

Торжественно доставив чайник, хозяин дома попытался его включить. Не тут то было – свет отключили. Видимо, снова где-то порвались от снега провода. Других источников тепла в доме не наблюдалось…

– Холодный ай после прогулки на холоде, – Майор скептически осмотрел неработающий агрегат.

Я улыбнулась:

– Но не от нас всё зависит. Давай лучше растворимый чай насыплем!

Борис извлёк из буфета чашки, разлил по ним холодную воду, продолжая мрачно коситься на забастовавший чайник. Если б тот мог, наверняка покраснел бы под суровым взглядом Майора (не зря его так прозвали). Но либо у чайника была спокойная совесть, либо он искренне винил во всём сеть… так или иначе, всё было спокойно до того момента, когда Борис решил проверить уже растворившийся чай «на сахар», мощно отхлебнув из чашки. Он выпучил глаза, открыл рот, закашлялся и замотал головой. Чашка выпала у него из рук. Кинувшись на выручку, я не заметила, как падающая посудина коснулась моих ладоней. Настал мой черёд взвизгнуть от боли и удивиться: из чашки ШЁЛ ПАР!!! Остатки чая были горячими, словно их только что заварили кипятком (которого и в помине не было).

– Т-ты… Видела?… Я. Н-н-ничего. Не делал, – проговорил Борис, всё ещё упираясь ладонями в пол, а взглядом – в упавшую чашку.

– Я-а т-тоже… – видимо, мои глаза были размеров с тарелку.


* * *

Мы долгое время обследовали всю кухню, проверяя все возможные версии, придумывая и отрабатывая множество вариантов, но так и не выяснили, отчего вода стала такой горячей. Никакие приборы на тот момент не могли это сделать: в кухне был один лишь чайник. Ни один из нас не стал бы разыгрывать другого таким сомнительным образом. Я такими вещами не шутила и не собираюсь шутить никогда: розыгрыши должны быть только безобидными. Не стал бы и Борис – потому, что мистификация не его любимая тема для сюрпризов. Стоило взглянуть на нас обоих, чтобы убедиться в нашем общем и искреннем удивлении, к которому подмешивалось едкое чувство холодного страха.

Эту историю вспоминаем мы до сих пор, пытаясь доискаться до истины. Но безуспешно. Не то это были чьи-то мистические козни, не то подарок от Деда Мороза в холодный зимний день…




Эксперимент


Эта история произошла с папиным знакомым – заядлым рыбаком и балагуром.

Поздно вечером, когда солнце посылало прощальный привет, прежде чем уйти за горизонт, клёв на речке отчего-то был не совсем удачным, и папин знакомый (назовём его условно дядей Васей) начал скучать. Хитро блуждающий взгляд наткнулся через пару минут на шевелящийся комочек. Подойдя поближе, дядя Вася заметил копошащуюся в траве лягушку. В голове хитро блеснула мысль…

Неслышно ступая, весёлый рыбак прокрался к банке с червяками и, взяв одного, также тихо пошёл обратно к лягушке, которая умильно подставила блестящую мордашку тёплому летнему ветерку.

– Мужш-ш-шики!!! – не то пошептал, не то прошипел дядя Вася, держа возле носа лягушки червяка. Эту «рыбку» ему сейчас хотелось испугать меньше всего.

Друзья обернулись на зов и тихо захихикали. Всем троим стало интересно – съест ли лягушка червяка, столь любезно (пре)доставленного ей на ужин? По-идее – да. Это ж будет повкуснее худосочных комаров…

Через полчаса неподвижного созерцания «лесной царевны», начались подшучивания. Мол, зря ты, Вася, это затеял. «Ничего у тебя не выйдет», и так далее.

Василий, как-то незаметно для себя, увлёкся разговором о том, что де раньше ловил “во-о-от таку-у-ую рыбу”, и вроде совсем забыл о лягушке и червяке, невольно участвующем в этом садистском эксперименте.

В самый разгар спора о мормышках и «естественных природных наживках» раздалось громкое «ЧЧММАВК!!!!!» и лягушка, заглотив червяка, повисла на пальцах исследователя, который от неожиданности завопил благим матом и подпрыгнул метра на полтора.

Земноводное, шлёпнувшись в воду, и обиженно поплыло к другому берегу, надеясь видимо на то, что таких бескультурных подношений там не будет; а дядя Вася после этого случая, долго не хотел ни над кем подшучивать. Даже над такими существами, как лягушки, у которых в отличие от людей, наверное, нет «задних» мыслей.




Страшная сказка


Тёмной-тёмной ночью из старого престарого портрета глядит человек. Долго и старательно смотрит он на то, что может увидеть со СВОЕЙ стороны. Его внимательные глаза запоминают каждое твоё движение. А как только пробьют часы двенадцать раз, он вытягивает из картины свои длинные сильные руки. Потом – лениво потягивается и зевает. В этот момент его можно сфотографировать. Это у тебя обязательно получится, если только человек не обернётся и не утащит тебя за раму картины вместе с фотоаппаратом. Говорят легенды, что он обладает невероятной силой подчинять других своим взглядом и отдавать мысленно самые разные приказы.

Но вот человек откидывает со лба волосы и, перешагивая раму картины, выходит прочь из комнаты. Прогуляться по улице. И кто ему попадается на пути, тот непременно оборачивается ему во след. Но не надо этого делать – он видит всё, и если не испугаешься ты его взгляда, тогда он протянет тебе руку в знак приветствия и поведёт за собой.

Нельзя оборачиваться назад, когда идёшь с ним рядом, иначе захватят в плен злые силы, что гибели твоему спутнику желают.

Одет человек во всё чёрное и только на челе его блестит серебряный обруч. Не спрашивай его об этом – почешет нос да не ответит. Плащ развевается на ветру и оттого кажется, летит человек над землёй. Кто увидел это, считается самым удачливым, ибо только услышавший голос этого человека считается познавшим Истину.

Но никто пока не нашёл в себе силы пройти с ним по дороге до конца, и ответить на все его вопросы так, чтобы он понял тебя. Потому что этот человек есть ты сам, глядящий на себя со стороны.




Тётя Тото


Этим днём Дашке было особенно неспокойно. Игрушки валились из рук, чай, сам собой, проливался из чашки, хотелось одновременно сидеть и бежать. Но Дашку заставили съесть манную кашу.

А всё потому, что днём приезжала на поезде тётя Тото, и её надо было идти встречать вместе с мамой на станцию. Мама говорила, что свою сестру не видела больше пяти лет, и, возможно, та сильно изменилась. Дашка же беспокоилась, что если они опоздают к приезду тёти или, вдруг, та не узнает их?

А ещё у неё имя странное такое – Тото. Наверное, она француженка! Мама говорила, что у французов всегда ставят ударение на последний слог.

– Мама, а тёте не будет у нас скучно в гостях? – Дашка пыталась понять, насколько приедет родственница, и чем они будут заниматься, пока мама уедет по работе в другой город. А ещё было жутко интересно, как же выглядит тётя?

– Нууу, ты же ей покажешь свои любимые места, и сводишь на речку покупаться? М? – мама внимательно посмотрела в глаза девочке. Та чуть приотстала на шаг и потянула потную ладошку на себя. Но мамина крепкая рука нежно держала Дашкину, чтобы дочь не упала.

– Мне хочется, чтобы лето мы провели вместе! – засопела Дашка и поджала губы.

– И проведём, – улыбнулась мама, – как только я приеду, сразу пойдём, накупим мороженого и будем купаться на речке все дни!

– Обещаешь? – пробубнила Дашка и пнула сандаликом серый камешек.

– Честное пионерское! – мама приложила ладонь ко лбу, словно ей нужен был козырёк от тени. Дашка кивнула.

Когда мама так говорила, обычно всё сбывалось, поэтому ныть и жаловаться на тяжёлую судьбу не следовало. Оставалось только как-то продержаться эти две недели. Быть может, стоит прочитать “Трёх мушкетёров”, тогда мама быстрее приедет, а Дашка похвастается, какие интересные фамилии она нашла ещё, с ударением на последний слог.

Большой синий поезд сердито загудел и замер. На станцию, спрятанную среди ивовых деревьев, никто не выходил. Дашка внимательно ходила по тёмному щебню, делая вид, что её совсем не интересуют ни большие, пропахшие дёгтем вагоны, ни железные колёса, ни пассажиры, которые занимались в маленьких купе какими-то своими таинственными делами.

Наверное, у всех путешественников есть какие-то особые, интересные, тайны. Они делают что-то такое, чего неведомо тем, кто остаётся дома, под уютным пледом. Путешественники всегда преодолевают опасности, их ждут приключения, а в конце – обязательно будет награда.

– … я думала, что кто-то позаботится о моём багаже! – раздался низкий голос. Дашка вздрогнула и обернулась.

Из вагона выходила высокая, очень высокая дама. На пышной груди её красовалась ярко алая брошь, размером с яблоко. В сильных руках женщины висели по две больших коричневых сумки с раздутыми боками. На каждой из них были мелкие иностранные буквы и цветочки то в кругляшке, то – без. Дашка пыталась понять, что там написано, но сумки свирепо качались, а в школу Дашка ещё не ходила, и это затрудняло понимание.

– Антонина! Очень рада тебя видеть! – мама приобняла гостью за широкие плечи, которые из-за пиджака казались просто огромными.

– Милая Ниночка, не коверкай моё имя, пожалуйста, – пробасила та, изобразив у маминой щеки поцелуй. – Сколько раз вас всех надо просить: Тото! Моё имя Тото, и никак иначе.

– З-здравствуйте, тётя … Тото, – пискнула Дашка, проглотив ком в горле. Она ещё никогда не видела, чтобы человека звали не его именем.

Тётя широко улыбнулась и попыталась погладить девочку по голове, но тяжёлая сумка не дала этого сделать – боднула Дашку под коленки. Девочка вздрогнула, но продолжала смотреть на гостью с большим интересом.

Высокая, больше похожая на мужчину, с тёмными волосами до плеч и прямой чёлкой, тётя Тото широко шагала в своих туфлях на каблуках, которые казались Дашке настоящими лодками. Возможно, такие же туфли носила и Пеппи Длинный-Чулок. Это вселило в Дашку надежду на то, что с тётей они подружатся. Но вот откуда у неё такое странное имя?

Дашка знала сказку Волкова про Изумрудный город. Мама часто читала на ночь из большой зелёной книги с золотым переплётом разные приключения Элли и её друзей. Девочка помнила, как звали храброго пёсика отважной путешественницы, и потому, подбежав, спросила:

– Тётя Тото, а вы, наверное, очень-очень любите собак?

Высокая гостья остановилась, вопросительно подняла бровь, пожала плечами, а потом снова принялась идти широкими шагами и громко сопеть.

– Деточка, нет. Они громко лают, постоянно линяют, а ещё несут в дом всякую гадость! Прямо на белые ковры. И прекрати так глупо улыбаться, когда говоришь со взрослыми – это невежливо, Дюша!

– Меня зовут Даша! – щёки девочки покраснели.

– Пустяки. Пока ты девочка, тебя можно звать как угодно, а вот взрослой даме уже именоваться как попало нельзя! “Моё имя – моё племя!”. Запомни это, когда вырастешь, – тётя широко взмахнула рукой, но тяжесть сумок заставила её идти прямо и не делать резких движений.

– Я бы хотела, чтобы меня звали Марго, – прошептала девочка, отворачиваясь, чтобы её никто не услышал. Но мама догнала её с тётей именно в этот момент.

– Тебя не могут звать Марго, ты же Дашенька! – она улыбнулась и прижала дочь к себе.

– Я в этом уже не уверена, – тихо буркнула та.

Птицы приветливо пели, травы пахли зноем и зеленью, изумрудные деревья роняли солнечный свет между листьев, высоко в небе не было ни облачка… Но Дашке эта дорога казалась самой длинной из всех. И не было уверенности, что тётя Тото полюбит речку или пруд с лягушатами. Оставалось только молча идти вперёд и вспоминать, где же лежат “Три мушкетёра”.




Карамельное солнце лисиц


Карамельное солнце в ладонях… Тихо тянется сладкий закат… Словно прозрачный леденец, опускается за зелёный бархат холмов солнечный луч. Мне довелось слышать одну историю… Когда-то очень давно. Хочу проверить, так ли это.

Под стрёкот взволнованных моими шагами кузнечиков, отплывает вместе с солнцем по озеру день. Здесь – островок тишины. Лёгкое покрывало умиротворения, под которое так необходимо нырять. Ветер теперь нежно гладит по щекам и, порывами налетая, пытается обнять меня. Треплет волосы, дёргает за высокий «хвостик», что-то весело шумит рядом.

Когда-то я пришла сюда первый раз. После той истории с волком. И поняла, ЧТО мне на самом деле было нужно.

Я бы осталась здесь надолго и зимой. Обязательно – с фонарём, из тех, что ковали из крепкого железа в семнадцатом веке по особому заказу или распоряжению. В витражных стеклах такого фонаря жёлтая свеча весело бы пощелкивала острым язычком, как в те давние времена, позволяя любоваться сквозь стекло на укрытые зимним пухом холмы. На тонкие пальцы деревьев, выглядывающие из снежной муфты. Словно изящные пальцы пианистки… балерины … разворачивающиеся в танце на ветру, словно прозрачный цветок лотоса в прохладной воде…

При свете Путеводного фонаря гул ветра можно было бы принять за восторженный шум толпы.

Но сейчас мой фонарь – солнце. Я не в руках его «держу», но на ладонях, словно остывающий уголёк в матушкиной печи… Пламя всё краснеет. Я слышу не треск свечи, вместо этого – голоса кузнечиков и тихий пересвист сусликов. Так свистит ветер февральскими вечерами. И не понятно: суслики ли подражают ветру, или он сам, копируя их свист, тоскует о лете.

О лете я скучаю часто. Но – не свищу. Вместо этого, вспоминая тёплые дни и моменты (о, как здорово, когда они совпадают!), я начинаю тихо мурлыкать. Не то просто песенки, не то – по-кошачьи бархатно. Хотя для меня ещё это непривычно. Но, говорят, этому быстро учишься. Посмотрим.

Иногда мне нечего бывает выплеснуть в Мир: нет эмоции, нет мотива, а, значит, нет и песни. Вот тогда я боюсь. Боюсь, что меня не стало, а я и не знаю об этом. Боюсь, что не замечу, как управление примет автопилот. И вряд ли тогда добрый Крёстный сможет разобраться в тонком механизме автомата. Боюсь стать просто игрушкой, которую так и поставят на полку жизни за ненадобностью, и будут иногда доставать из кладовой воспоминаний, любуясь мегабайтами приятных моментов. Ведь они – всегда лёгкие, эти мегабайты. Боюсь, и я лёгкая тоже.

Чтобы внезапно не разлететься на крошки осколков, поранив чем-нибудь острым чужую память, мне необходимо приходить сюда. На холмы. Залезать под одеяло запахов и умиротворённости, выглядывать из этой уютной норки, и пропитываться ароматным покоем…

Иногда, в эту норку людидобрые пытаются просунуть вкусняшки. То, что им кажется наслаждением. Навязать его, как ошейник и приручить меня тем самым к себе! Да не нужна мне здесь ваша еда! В моей норе умиротворения и медитации! Вы что, и сами в своей постели едите!? Тьфу, хоть плакат вешай «НЕ КОРМИТЬ!». Как в зоопарке.

У меня другая, недостижимая пока мечта… я хочу лизнуть Солнце! Мне кажется, что оно сделает меня ещё рыжее и, возможно (на что я надеюсь), мои глаза начнут светиться в темноте. Сами! Тогда зимой мне не придётся обжигаться о верх фонаря и подолгу вынюхивать в воздухе нужные запахи. Тогда я наконец-то взмахну хвостом и, уже не заметая следов, помчусь, освещая себе путь, вдаль, ища того волка, который в тайне слизнул серебряный блин луны с поверхности озера…

Взмахну хвостом и понесусь, намурлыкивая не то весёлый мотивчик, не то по-кошачьи бархатно песню, которую напевала мне бабушка у колыбели. Несмотря на то, что лисам это не свойственно. Но ничего, когда-нибудь и у меня вырастет девятый хвост. И я смогу спокойно оборачиваться то человеком, то зверем. И никогда больше не испугаюсь неведомых превращений.

А пока мои рыжие волосы трепещут пожаром на игривом ветру.




доГ йывоН


Алиса сидела, забравшись с ногами, в большом синем кресле и читала сказки. Губы её были плотно сжаты, а на щеках виднелись солёные дорожки недавних слёз. До нового года оставалось совсем немного, но ей так и не позволили взять ни мандаринку с праздничного стола, ни шоколадную конфету, ни даже заглянуть в комнату и одним глазком увидеть королеву сегодняшнего вечера – Ёлку! Опять надо было всё делать кагданада и ни минутой позже. А всё потому, что ты ребёнок. Надоело!

Девочка спрыгнула на пол, звонко ударив каблучками по паркету.

– Ах, до чего же противные все эти взрослые! Неужели нельзя, чтобы новый год хоть раз был наоборот?! Почему детям всегда разрешается лишь молчать, сидеть, ждать и слушаться?!

Она побежала в гостиную, сердито щёлкая каблучками. Ёще немного, и сноп искр вылетал бы из-под её серебристых туфелек.

– Я хочу новый год наоборот! – воскликнула она гневно, косички на её спине зашевелились как змеи, – Я так хочу! Хочу! – и в этот момент обо что-то споткнулась и влетела в большой проём, ввиде старинной рамы.

Несмотря на сильную боль в коленке, Алиса старалась не плакать. Во-первых, в семилетнем возрасте это уже как-то неприлично, а во-вторых: что же подумают хозяева этого странного места, если она разрыдается у них в гостях?

В большом праздничном зале стоял огромный треугольный стол со множеством разных блюд. Возле камина, из которого текла вода, стояло нечто, отдалённо похожее на чёрную ёлку, украшенную паутиной и камешками. Вместо снежинок на окнах были развешаны яркие язычки пламени, вырезанные из цветной бумаги синего цвета.

«Ну, хоть свечи у них нормальные», – подумала девочка, подходя ближе к высокому столу. Однако это были не свечи: на толстых прямых веточках сидели оранжевые бабочки и помахивали светящимися крыльями, отчего создавался эффект живого пламени.

С опаской выглянув в окно, Алиса увидела странное существо, слепленное из грязи. Грязевик стоял, помахивая проволочными ручками, улыбаясь выщербленным ртом из ореховых скорлупок.

– Тебе нравится, детка? – промурлыкал позади женский голос. Алиса, вскрикнув, подпрыгнула.

Женщина укоризненно покачала головой и достала из складок серого платья маленький цилиндр. Она поднесла его к лицу девочки, дёрнула за ленточку, и цилиндр зашипел, поглощая весь шум вокруг. На мгновение стало так тихо, словно все звуки были съедены этим странным предметом.

– Это тихушка. Мы её используем, чтобы никто не услышал нас раньше времени, – женщина прошептала, но её голос всё равно казался громовым раскатом в этом зале.

– Как же ты сюда попала? – спросила она, наклонив голову набок, отчего стала похожа на птицу.

– Я упала сюда… – прошептала Алиса, ища глазами дверь.

– Ах, во-о-от оно что. Упа-а-ала. Не часто нам приходится здесь видеть таких послушных детей. Сюда попадают лишь самые достойные. Ты проголодалась? Выбери себе кушанье. Ну же. Смелей. И можешь есть руками, – она пошевелила длинными узловатыми пальцами, похожими на лапки паука.

Алиса с сомнением подошла к столу. Вместо горячего шоколада из фонтанчика щедро лился горчичный раствор. Пироги нестерпимо пахли редькой и хреном. Гора леденцов в тарелках явно была от кашля. Вместо засахаренных яблок возвышалась горы сушёных помидоров.

– Может, желаешь лимонаду? – заботливая хозяйка подала резиновый кувшин с очень узким горлом.

Алиса отшатнулась – из сосуда остро пахло чесночной выжимкой.

– Я так и думала, что тебе он понравится, – с улыбкой кивнула женщина и налила странную жидкость в газетный кулёчек.

Девочка вытаращила глаза.

– М-м-м… мне… пожалуй… пора. Большое спасибо. Г… где… у вас тут дверь?

– Дверь!? – изумилась женщина, – У нас нет здесь никаких дверей! Это обратный мир. Здесь не дарят подарки, а отбирают. На праздник надевают самую худшую одежду. Здесь часы сначала бьют «двенадцать», потом «одиннадцать» и так до часу… Здесь не бывает снега, только грязь летит сверху комками. А песни здесь не поют, а чертят в воздухе пальцами.

Она взмахнула рукой, и зелёные искры посыпались с кончиков пальцев, отражаясь в глазах женщины. Искры складывались в картины, потом вновь распадались и, наконец, угасали.

Девочка выглянула в окно. В тусклом свете луны была видна коричневая фигура из трёх больших шаров, поставленных друг на друга. В самом верхнем шаре грязевика виднелся кусочек камня, отдалённо напоминавший морковку. Вместо глаз глупо таращились две старые пуговицы…

– А… а кто же тогда вы? – не удержалась Алиса, с трудом отвернувшись от завораживающего и одновременно жуткого зрелища.



– Я? Дед Мороз, конечно! Это мир изнанки, не забыла? Сюда попадают дети для того, чтобы получить самый главный подарок, открыть который можно лишь повзрослев…

От такого у девочки закружилась голова, душная комната превратилась в набор коричневых и серых линий. Алисе казалось, что вихрь поднял её над землёй, закружил, завьюжил.



– Снег!! Холодный снег! – улыбнулась Алиса. И открыла глаза. Ветер отворил окно и набросал ей на голову снежных хрустящих хлопьев. Впереди был чудесный праздник!

Алиса тщательно оделась, обняла маму и выбежала во двор – слепить самого настоящего, холодного и белого снеговика.




Конкурс “Лучший дневник”


Здравствуйте, разные уважаемые жюри!

Посылаю Вам свой дневник, на участие в конкурсе “Дневник года”. А вместе с дневником шлю это письмо. Заранее, так сказать, рекламирую.

Мой дневник имеет некоторые положительные и некоторые отрицательные качества.

Ну, во-первых, я по нему занимался весь год, и он не новый. Во-вторых, когда у Тузика чесались зубы, он его погрыз. Вовка из пятого подъезда швырнул в меня бомбочкой и попал в дневник. На перемене, перед уроком физики, пацаны поставили его между двумя шарами электрофорной машины. Дневник пробило “молнией”.

Потом сестра пролила на него свои духи “Красная Москва”, и некоторые оценки “потекли”. А потом я разделывал на нём рыбу, и после этого кот Васька сжевал первую страницу.

Положительные качества моего дневника такие. У Тузика дневник был вовремя отнят, и большая часть дневника осталась. Бомбочка Вовки “пробила” только обложку документа. “Молния” от электрофорной машины сделала дыру в “корешке” и дневник не очень пострадал. После “Красной Москвы” “потекли” только “двойки” (т.к. их Марья Ивановна ставила фломастером). Единицы же остались (Иван Петрович ставил их чернилами 60-х годов, которые взял у своей мамы. Он делал это для того, чтоб я не смог эти “колы” стереть и исправить на “четыре”. Так как если я это сделаю, будет заметен другой цвет пасты).

А у кота Васьки дневник я отнял, но от первой страницы ничего не осталось. Так это же не беда – я на всех страницах дневника писал своё имя, фамилию, домашний адрес и телефон. Там записаны ещё координаты Машки Грушевой. Жуткой всезнайки.

Правда, когда я ей звоню, она посылает меня в баню (или в душ, зависит от настроения): видимо через телефон видит, что я грязный.

Я вот правильно всё делаю, а на меня почему-то сердятся.

Написал я сочинение про Плюшкина, а там фраза: “Плюшкин ложил у себя в углу кучу, и каждый день туда подкладывал”, трижды перечёркнута фломастером Марьи Ивановны. Ну разве я виноват в том, что как раз перед тем, как написать мне эту фразу Колька Петров стукнул меня своим бутербродом.

Ну, я половину откусил; а пока жевал, забыл, что хотел написать. Тут звонок, Марья Ивановна тетради собирает. Ну что мне делать?! Написал, что первое мне в голову пришло, и сдал тетрадку.

Разве я знал, что мне надо было вместо “ложил”, написать “наклал”?

В следующий раз буду умнее – буду писать сочинение только на уроке математики. А чтобы Иван Петрович не догадался, чем я занимаюсь, я буду вместо букв писать цифры (а-1; б-2; в-3; г-4 и т.д.). Правда, я знаю алфавит только до буквы “м”. Ну… ничего как-нибудь справлюсь.

А пока дорогие судьи примите, пожалуйста, мой дневник на конкурс “Самые жуткие дневники года”.



P.S.

Совсем забыл – в моём дневнике живёт паук. Так что, пожалуйста, не испугайте. (А то Марья Ивановна до обморока его довела). Чтобы вы не очень испугались, я ту сторону “корешка”, где живёт паук, залепил жвачкой, а в противоположную сторону я затолкаю это письмо!

С уважением, ученик 6го класса Чижиков Костя.




Логика Серой кошки


Серая кошка сидела на дереве и хитро щурилась в сторону мальчишек. ”Хм, – думала она. – Лето, на солнце греться надо. А они-то, фии…в воду лезут. Ладно, мой хозяин – грязный, хуже некуда, так хоть помоется. Ну а эти что в воду лезут? Хмм…, глупые!

Да, людям плохо, при помощи слюны (как мы, кошки) умываться они не могут. Еду покупают за какие-то бумажки и железки. Нет бы охотились! Мышей ловили.

Да, я, правда, слышала, как Главная Хозяйка в мае говорила своему сыну (моему Человеку), что он “обленился, мышей не ловит”. Вот за то, что он хоть немного пытался делать такие полезные вещи (охотится за мышами) за это я его и уважаю. А ещё он рыбачит мм-м-м! Я с ним вместе на рыбалку хожу. Он сидит, приговаривает:”Ловись, рыбка, большая-пребольшая”. Я же тихо шепчу:”Маленькая ловись, маленькая”.

Почему? Ну какие ж вы “умные”, однако, раз не догадались. Маленькую он мне отдаст!

Ну вот, кажется мой Человек вымылся. (Фи, полотенцем вытирается. Языком надо!).

Ну что, пошли, чудо ты моё бесшёрстное?

На рыбалку собрался? Ты мне рыбу должен отдать самую большую! Я тебя караулила, чтобы ты не утонул.

Взял меня на руки…. Ох, до чего же ты добр! Хорошо, можешь дать мне рыбку поменьше. И не забудь угостить ухою!

Эх, рыбаки, как же вы без нас, без кошек-то обходились?”




Покупки в Центральном парке


Да, девочка, я тебя слушаю. Чего? Вот этот чёрный с серебряными буковками воздушный шарик? Хорошо…. Но не слишком ли он мрачен для тебя? Ведь судьба может быть такой же…Ну, ладно, бери. Не буду я спорить с тобою.

Девушка! Чем расстроены? Возьмите воздушный шарик – мигом поднимется настроение. Какой вам? Жёлтый, зелёный, пурпурный? Чёрный??!?! Опять!? Ну не натыкайтесь вы на ту же ошибку! Нет-нет, я не спорю. Берите…

Женщина! Купите шарик. Воздушный! Отлично поднимает настроение! Вам заправить каким газом? О-о-о шарики у меня в большом количестве – выбирайте. Чёрный… Вам надуть? Нет?… До встречи…

Бабушка… О! Воздушный шарик?! Для внучки? Что это у вас в руке? Это мне что-то смутно напоминает. Да-да-да…. Черный шарик с серебряной надписью. Но он же сейчас просто тряпка. Он лопнул, когда вы его надували? Что же… мне очень жаль, такое случается. Нет, простите, я не могу вам его заменить – все шарики уже раскупили. Но когда вы пришли ко мне девочкой, у вас был очень богатый выбор.




Цель


Для всего нужна своя особенная цель. А то появился в глуши и считаешь себя гением. Не прав ты, ой не прав. Ну так…. Стоп… послушай, думаешь твоя музыка нравится вон той кучерявой барышне? Нет, конечно! Видишь, какую кислую физиономию сквасила. Просто ей противно. Зря ты на неё обраща… Не обращаешь? Молодец! Так и надо! А мне – то уж подумалось Бог весть что. Вон из её окружения злобно скалятся в твою сторону. Знаешь, почему? Мхе! Не скажу – дурно на тебя повлияет сказанное. Нет? Уверен? Да ты просто лучше её “подопечных”.

А во-о-он та барышня с зелёными глазами просто боготворит тебя. Просит у тебя ЗЕМНОЙ музыки. Нет! Унеси её в заоблачные дали, творец! Пусть она увидит мир ТВОИМИ глазами. Пусть узнает, какую ты платишь цену за розовые очки. Тогда в её душе родится истинная награда для тебя – слёзы. Изумрудные глаза засияют в радостном блеске. Ты подаришь ей свои самые дорогие иллюзии, сливаясь с которыми она будет счастлива. Твори, навевай, действуй! Ставь перед собою цель – добиться слёз у своих слушателей. Если твоя музыка несёт печаль, пусть льются слёзы горечи, если радость – пусть люди плачут от счастья, если ты хочешь внести смешинку – пусть люди смеются до слез.

Придерживайся этой цели, Маэстро…




Объявление


Ветер безжалостно сорвал остатки объявления. На клочке бумаги было написано нетвёрдой детской рукою: “…потерялся …онок”. Кто этот “…онок”? Котёнок? Лисёнок? Или, может быть собачонок? “Волосы светло-русые, глаза голубые …” О, ужас!!! Это же … ребенок! Нет ни котят, ни лисят, ни тем более, собачат со светло – русыми волосами. Быть может, незадачливый автор не уследил за своим братом или сестрой? И решил таким образом исправить ситуацию? Неизвестно. Но дело в том, что непогода кружила остатки объявления… в ДУШЕ голубоглазого мальчишки со светлыми волосами.

Куда он шёл? Домой? Нет. Он шёл, куда глаза глядят. Дома у него не было, и в тоже время он был. Это, смотря с какой стороны глядеть на сей факт. Вот кто у него на свете был – это вредная тётка и глупый дядька. Это были единственные родственники мальчишки. Причём самые вредные.

Мальчик сел на тротуар и заплакал. Ноги у него озябли, влетая в один карман и со свистом выпархивая из другого. Домой идти нельзя – там непременно накажут за потерянные деньги на хлеб ….

Мальчишка, рыдая, встал и, медленно перебирая ногами, побрёл опять туда, куда глаза глядят. А в его душе завывал ветер, пронося мимо равнодушных людей крик о помощи, точнее, его эхо – клочок объявления, написанный нетвёрдой детской рукою.

Если вы увидите того мальчугана, не гоните его от себя, просто скажите ему: “НЕ ОТЧАИВАЙСЯ!”




Дискотека в пустоте


Пустые пластиковые пакеты спешили в никуда, просто подметая пыльный асфальт. В вихре танцев пустых пакетов неистово буйствовал другой мусор, веселясь в свете неоновых вывесок. Какой-нибудь пакет падал в лужу, намокал и тонул. Другие попадали под колёса автомобилей и тоже претерпевали гибельные изменения. А третьи благополучно достигали канализации и спокойно доживали свою жизнь там, в серости, вечном душном мраке и унынии.

Они были так похожи на подростков, потерявших смысл жизни.




Затерянные письма


Точки …точки…листы, смятые конверты… чьи-то письма.… Откуда они? Я же никому не писала, и никто мне не посылал столько листочков, исписанных чьим-то почерком, похожим на арабский. Откуда они? Из какой дали столько много маленьких бумажных голубков в синюю клеточку? Двери какой темницы открылись, выпустив их на свободу? Вот один … нет, тысяча один, тысяча два… тысяча триста пятьдесят восемь… зачем они летят сюда? Это же НЕ МОИ!? Ах, спасибо тому, кто никогда не посылал мне столько писем, в которых я могла бы запутаться, как в сугробах у ног властной метели. Спасибо за то, что мне никогда не приходилось читать все эти листочки, украдкой утирая слёзы. Благодарю – ведь не радовалась Я этим исписанным прямоугольничкам, не перечитывала их много-много раз!!! Спасибо!!! Спасибо! Спасибо. Спасибо …спа-си-бо… Они. Не. Мои. Просто стая цветных конвертов сбилась с курса.

А как жаль, что они наконец-то нашли своего адресата…




Летающие тарелки


Вовочка с гордым видом вышел во двор, с какой-то коробкой подмышкой. Коробка была длинная и узкая, и сразу привлекла внимание ребят . Вовочку мигом окружила галдящая толпа детей.

– Что это? Откуда? Куда? Зачем? – сыпались на Вовочку вопросы.

Он, ничего не отвечая, раскрыл коробку и вытащил нечто, похожее на длинный калейдоскоп, к которому был с помощью проводков приделан пульт от телевизора.

Агрегат стоял на трёх ножках.

– Это тирлескоп! – важно объявил Вовочка. – Сам изобрёл! – и важно выпятил живот.

По кругу ребят прошелестели звуки “ах” и “ох”, и ”ого” и “ну ничего себе” и так далее.

– Он что, даже летающую тарелку поможет увидеть? – спросил мальчик в очках.

– А то, – подтвердил “изобретатель”. – В основе этого прибора заложены гиперболические рододендроны, – важно произнёс Вовочка.

– А вот и неправда! – заявила девочка , похожая на зайца (у неё сильно выдавались вперёд резцы). – Рододендрон – это растение, а гипербола-преувеличение. Энциклопедии читать надо!

Тут прибежал тот самый мальчишка постарше, который спрашивал про “тарелки”; он что-то прятал за спиной.

– Погляди-ка в свой “умноскоп”. Может, увидишь чего? – предложил он.

Вовочка с гордым видом подставил глаз к “прибору” и начал нажимать кнопки пульта, подозрительно похожие на старый калькулятор.

– Сейчас настроим на нужную частоту-у… – объявил он хихикающей публике. – О-О-ООО!!!! Поглядите!! Глядите!!!! Глядите сюда!! Это же ИНОПЛАНЕТНЫЙ КОРАБЛЬ!!!!!! – восторженно завопил Вовочка.

Его удивлённые вскрики заглушил громовой хохот ребят. Оказывается, мальчишка притащил удочку, на леске которой закрепил металлическую пластинку.

– Срочно побегу за фотоаппаратом, – прокричал Вовочка, топоча по лестнице.

Вихрем, пролетая мимо бабушек, он услышал, что они говорили о том, что их телевизоры стали вдруг переключаться с канала на канал, и остановились на НТВ. Видимо, и впрямь инопланетяне прилетали”, – подумал Вовочка, как угорелый взбегая вверх по ступенькам.




Взаимопонимание


Чего ты боишься: грёз или того, что они СБУДУТСЯ? Того, что они станут явью?

Тише, не говори ничего. Я итак слышу грустный шёпот твоей души. Ты боишься, что воздушные замки, став настоящими, потеряют всю свою прелесть.

Что ж…. Я тебя понимаю. Ведь ты же – моё отражение.




Последний барс


– Когда-то давным-давно здесь были чистые и мягкие снега, – седой ирбис устало склонил огромную голову. – Но человек осмелился швырнуть перчатку в святой лик самой Природы. Печаль всегда приходит вслед за гордыней. И теперь мир почти опустошён…. С цветов срываются и летят прочь белые лепестки, а мне кажется, что это седеет моя шерсть. Не солнце затмили дымы пожарищ, а глаза мои, слезящиеся не то от его едкости, не то от обиды. Вы думаете, мы не умеем плакать?....

Седой матёрый кот печаль но поскрёб лапой обгоревшую ель, ту самую, что когда-то была необхватной и щекотала верхушкой облака. Ту, что когда-то давала приют многим и по коре которой барс, совсем котёнком, пытался забраться вверх.

– Нет. Не умеем мы плакать. Наверное, это самое тяжёлое для нас испытание, ибо сердце не выдерживает этой боли. Боли за леса, за нас, за прежний цветущий мир. Всё так изменилось…. Наверное, навсегда.

Измученное дымом солнце заглянуло в почти закрывшиеся глаза барса. Его морда покоилась на грязно-сером снегу, а кончик великолепного хвоста слегка шевельнулся, будто прощаясь…


* * *

Ирбис чувствовал, что летит к свету, к солнцу и звёздам, которые сейчас так близки и ещё более прекрасны, чем на Земле. Усталость и боль от старых ран отступили. Пришло время спокойствия и гармонии. Седой житель тайги знал, что вернётся опять туда, где родился и вырос. Но только уже в образе лесного духа – вечного стража тайги. Будет беречь покой родных мест и дарить потерянный свет тем, у кого душа чиста, а помыслы велики.

Теперь он – Страж в ночи. Последний из своего великого рода Хранителей снегов.




Грустная история о собаке


(легенда по мотивам стихотворения С. А. Есенина)

“…и покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег…”

С. А. Есенин



…Пум сидел на холодном снегу. Его сердце разрывалось от боли…

Лес шумел своими почти прозрачными от холода ветвями. Полукруглая Луна отражалась в далёком озере.

– Куда ты, хозяин?! – пролаял Пум, глядя на уходящего по тропинке человека.

Но человек не обращал на него никакого внимания.

– Помнишь, как ты кидал мне палку, а я за нею бегал? – прокричал пёс, еле успевая за человеком.

– Прочь, – сказал человек.

– Хозяин, хозяин…

Пум вертелся у ног человека.

– Убирайся вон! – гаркнул мужчина, сел в автомобиль и уехал.

Пум сел на тропинку и жалобно заскулил, но потом, собравшись с силами бросился вслед за машиной.

Почему хозяин, ЕГО хозяин бросил его? Может, он пошутил?..

Скоро верный пёс выбился из сил. Его лапы жутко болели.

“Нет, нет, – думал Пум. – За ним, за хозяином.”

Он подгонял себя этой мыслью до тех пор, пока мог бежать. Вдруг лапы его подкосились, он закрутился на гладком льду и поехал неведомо куда, потеряв совсем из виду серую “Волгу” хозяина.

Пум упал и больно ударился. ”Как же так? – думал он. – Хозяин меня разлюбил? Он не хочет больше видеть меня? Я ему не нравлюсь? Я стал стар? Но когда ему меня принесли, хозяин был в восторге…”

Вы знаете, что собаки плачут? Да, да, они плачут, но тихо, так, чтоб никто не видел. Забившись в тесный уголок, когда она несчастна, собака начинает плакать.

Но она никогда не плачет перед хозяином. ”Хозяину надо быть весёлым другом. А какой я друг, если я не виляю хвостом и не лаю радостно, при появлении хозяина? – считает собака.

Пум плакал. Слёзы текли из его глаз, тёплыми каплями падая на нос.

Пум скулил; но этот скулёж походил на рыдания. Слёзы Пума смешались со снежинками, которые падали с неба из свинцовых туч.

Пуму казалось, что никого на свете он не любил так, как любил своего хозяина. Душа пса разрывалась на части.

– Постой! Не уходи! Дай мне побыть с тобой ещё немного! – лаял Пум, сам не зная кому.

Отчаянье охватило Пума. Из леса он выбежал на дорогу, но вокруг тоже лес. “Почему я не орёл и не могу разбиться о скалы?”

Нет, стоп…впереди сиял какой-то огонёк! Пум пошёл на свет…

Его лапы резал наст, который, разламываясь под собачьими лапами, впивался в подушечки, словно раскалённое железо, обжигая их холодом.

Огонёк… отблеск костра? Луч фонарика? Мираж?

Лапы Пума почувствовали что-то совершенно гладкое. Лёд! А на нём, словно на гигантском зеркале отображено небо.

Но, что это? Кажется прорубь…

Пум потрогал ЭТО лапой – мокро.

“Вот! Я быстрее переплыву реку напрямик! Успею ещё догнать…” – подумал он и бросился в воду…



Пум открыл глаза.

Весна…пахнет цветами.…Светит веснушчатое солнце…. Радостно бегают дети на поляне среди цветов и берёз.… О чём-то говорят взрослые… У облаков какой-то золотистый свет, словно каждое облачко-барашек изнутри подсвечивает рыжее солнышко.

К изумлённому Пуму подбежала неземной красоты маленькая девочка, над головой которой что-то сияло.

– Ты ангел? – спросил Пум.

– Да, – ответила девочка. Её белокурые кудряшки коснулись носа Пума. – А как тебя зовут? – спросила в свою очередь она.

– Пум, – молвил пёс; а сам подумал, что прежде он не мог так свободно разговаривать с Человеком.

– Теперь это твой дом, – девочка обвела вокруг рукой. – А там такие же ребята как ты, – девочка кивнула головой в сторону примятой травы, на которой отдыхали собаки разных пород.

– Я попал в пёсий Рай? – изумился Пум.

– Да-да! – девочка мелодично засмеялась и побежала к другим детям. За спиной у девочки были белые крылышки…

Пум вздохнул и впервые ощутил, какой великолепный аромат исходил от цветов.

За свою преданность к своим хозяевам все псы попадают в Рай…




Прогулка под дождём


Настурция шла под проливным дождем…. Летние капли беспощадно стучали по рукам, ногам, били в лицо. Гулять в ливень, когда все спрятались в домах, очень удобно: не видишь никого. Никто тебя не спросит: “Эй, Настурция, тебе нужно удобрение, а? А то мы сейчас свинарник только что вычистили!”. Это обожали говорить ей сверстники. Они считали, что донимать девушку очень смешно.

Впрочем, это были существа, рожденные от людей, но руководимые лишь звериными инстинктами: крепко спать и сладко есть, ну и так по мелочам.

У Настурции, конечно, была подруга, но.… Слишком много этих НО. Кора была лишь ее тенью, ни больше, ни меньше. Советовалась ли Настурция с нею? А кто советуется с тенью? С тем же успехом можно беседовать со стенкой, шкафом или кошкой. И, пожалуй, кошка смогла бы дать Настурции более дельный совет.

Им обеим было не с кем пообщаться, они просто были изгоями.… Вот и познакомились. На безрыбье и рак рыба.

Настурция подставила лицо ливню. Это замечательное время, когда идет дождь! Никто не видит слез, боли на лице. А если и видит, то принимает слезы за дождинки; новые гримасы от душевных болей – за недовольство по причине дождя. А все-таки интересно, что скрывается за этой пеленой? Быть может, тайна?

Вот настигают новые капли ливневого потока. Бежать ли от этого? Нет! А зачем? Лучше просто идти в никуда… без цели…

Настурция вдохнула полной грудью, словно этот воздух был самым великим чудом. Ее зеленые глаза озорно сверкнули, словно вспышка молнии, а белокурые волосы наполнились сиянием солнца.




Пашкины сокровища счастья


Пашка шел, мурлыкая от удовольствия себе под нос веселую песенку. Ну, во-первых, он счастливо избежал «лечения травами» (крапивой по ягодицам) от своей бабушки за две испорченные грядки и его просто заперли в чулан, из которого он вылез. Во – вторых, в том же чулане он изловил толстую крысу, которая сейчас вырывалась из двух скрепленных железных ситечек. И, наконец, он нашел сокровище: фосфорные шарики, светившиеся в темноте зеленым светом. Их было пять штук. Что же, отличное начало дня!

Пашка взобрался на дерево, подобно мартышке и свесился оттуда самым неподобающим образом. Ну, где это видано, чтобы пацан висел на высоченном тополе, держась лишь левой ногой? Но это так и было, а остальные существенно важные части его мальчишеского тела свисали, как лианы. (Если только можно себе вообразить лиану в кроссовке, шортах и футболке).

Мимо дерева весело проскакала маленькая девчонка, и Пашка закудахтал от удовольствия: вот если б выпала из «клетки» его крыса на эту прЫнцессу? Но тут же он поругал себя за эту мысль, потому что у него была совесть. Да, она у него была. Эта яркая, мудрая, загадочная…. Большинство людей лишены совести; или они слышать голос её могут лишь после дурного поступка. А вот у Пашки наоборот: он слышит её голос перед дурным поступком и, даже при мысли о нём. И поэтому Пашка очень редко страдал. Да он и вообще не страдал по-страшному; всегда мог сидеть в отличие от своих друзей. Но сейчас он был по-настоящему счастлив. Сидя на дереве, теперь уже в обыкновенной позе, мальчишка изучал свои сокровища.

О, что это были за сокровища! Прекрасная чудо – ракушка, которую если приложить к уху, слышно как вздыхает море, маленькая статуэтка слоника, который совсем как настоящий, только крошечный, сидящий в паровозике. Пашка часто пытался разъединить слоника и паровозик, но это ему не удавалось. Он достал из второго кармана рыже-чёрных шорт свое третье сокровище – свирель и тихо заиграл на ней, вслушиваясь в музыку. Птицы вторили Пашке, и он вполне чувствовал себя счастливым.




Одиночество


Тс-с-с! Тихо! Не говори ничего. Слышишь, идет дождь? Да – да, именно идёт, стуча каблучками: клок-клок-клок. БАМ! Бам! Б-б-ам-барр-ра-бам-бар-а-бам! Ага, это он – стучит в дверь. Ты ведь ему откроешь, правда? Дождь принесёт с собой одиночество. Знаешь, какое это блаженство быть в одиночестве? А я знаю. Это горькая радость, которая уносит тебя на волнах невыплаканных слёз. Никто тебя не осудит за любовь к одиночеству. Это замечательный плод жизни, который созревает когда рано, когда поздно, а когда в самый раз. Вот у меня этот плод созрел вроде бы и рано – в детстве – а вроде бы и в самый раз.

У меня просто не было тех, с кем можно общаться, играть, радоваться …. Интересно, правда? Но я хочу поблагодарить тех друзей, которые не были со мной, тех людей, кто помог мне остаться наедине с собою. Это так хорошо! Блаженно растянувшись в кусте терновника можно подумать обо всём. Ну что же ты так охаешь? Зачем прерываешь меня? Колючки… подумаешь колючки! Раны-то заживут, а вот раны души нет. Знаешь сколько на моей душе ран и шрамов? Конечно, болят. И не просто болят, а кровоточат… и раны, и шрамы… от этих ран я просыпаюсь ночью и плачу; плачу за каждого и за всех вместе. Ведь кто-то же должен за всех поплакать! Вот и дождь плачет – он смывает соль с чужих ран, лечит души всех, кто жаждет этого. Не надо мне ничего лечить – этот дождь смывает раны с многих, а с некоторых нет. Вот бегут, бегут эти “некоторые” за дождем, а он просит подождать, ведь многих ему надо утешить: вдову, сироту…

Хм, кто – я? Ты думаешь, я знаю ответ на этот вопрос? Пожалуйста, не задавай его больше мне – я не знаю и не хочу знать ответ. Так будет уже не интересно. Все надо узнавать потихоньку, постепенно, терзаться сомнениями. Тогда эти крупицы знания будут особенно ценны. А сразу вмиг все узнавать нельзя – можно просто не понять всего и лишиться разума. Да мало ли что может случиться!

Не унывай, не надо! Я поплачу за тебя, и тебе будет легче. Ну, вот видишь, сразу тебе полегчало. За меня не волнуйся – призвание у моей души такое – страдать. Да что же ты, в самом деле! Я знаю, что такое радость и счастье, но не могу я там долго находиться – скучно мне, я могу погибнуть. Почему у тебя одни вопросы? Но это хорошо, значит, я тебе нравлюсь, и моя судьба тебе небезразлична. Только, я прошу тебя, перестань страдать. Тебе еще рано брать такую непосильную тяжесть на свои хрупкие детские плечики. Всему свое время!

Что? Да, я плачу… “плачу всухую”. Ведь всухую можно не только проигрывать. А потом я тихо смеюсь,… ты не веришь мне?! Но это правда!!! Я радуюсь за тех, кому стало лучше, за тех, кому мне удалось помочь. Это чем-то похоже на жизнь алоэ – оно отдает тебе свои листья и сок, когда ты обожжешься; и если ты ранишься часто, оно радуется, что может помочь тебе, даже если и придется отдать за тебя жизнь. Всю жизнь на излечение твоих ран! Но доброе растение умирает, радуясь, что может помочь тебе и что страдания его не напрасны.

Ну, что ж до встречи. Ну и что, если она и будет самой долгой, там, во вселенной! Мы ведь встретимся, обещаю! А я отправляюсь узнавать – кто же я? Буду узнавать осторожно, постепенно, буду терзаться сомнениями. И буду отдыхать я только в терновых кустах – так удобнее, так привычнее.

Знаешь что еще? Не поранься о шипы терновника, собирая мои слезы, очень тебя прошу! Ведь если это случится, я буду очень сильно страдать.

Впусти капли дождя к себе, они омоют твои розовые щечки от слезинок, расскажут об одиночестве… ты только обо мне не терзайся, не беспокойся: я же обещаю тебе – мы свидимся!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/nadezhda-tonkonuh-30751523/fonar-kotoryy-vsegda-svetil/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.