Книга - Приключения полосатого крошки

Приключения полосатого крошки
Олег Сергеевич Шишибаров


Эта история о приключениях тигрёнка Барсеньки, слона Нука и ёжика Бобо, которые на белоснежной яхте «Леда», отправляются на поиски Чёртовых куличек, по заданию Географического общества. Впереди их ждут удивительные события: поединок со Змеем Горынычем, встреча с пиратами, знакомство с бабой Ягой, которой предстоит сделать выбор между двумя женихами, и многие, многие другие. И, если вы готовы, усаживайтесь по-удобнее в кресло, открывайте книгу и – отправляйтесь в путь!




Средь мирских забот и суеты,

Где мелькают дни, дороги, лица,

Сядешь в кресло, с толстой книгой, ты,

Чтобы в сказку тихо погрузиться.



Пусть сиянье угольных зарниц

В очаге тихонько догорает:

Этот вечер с шелестом страниц

Ветер странствий с нами скоротает.



Там железный рыцарь, со щитом

И мечом, встречает нас при входе,

И под сумрак арки мы войдем

И по сонным улочкам побродим.



Вот фонарщик с лестницей своей

От столба к столбу шагает гулко,

Чтоб зажечь гирлянды фонарей

В стареньких булыжных переулках.



А к нему садятся на сюртук

И на шляпу эльфы с мотыльками:

Зажигай скорее, милый друг,

Фонари чудесными огнями!



Вот, покинув облачную мель,

Месяц, зарумянившись, играет,

И опять волшебная свирель

Маленьких танцовщиц собирает.



Фейерверк волшебных огоньков

Будет петь, кружиться и смеяться,

И на старой башенке часов

Стрелки поцелуются в двенадцать.



А в мансарде юный трубадур

Звонкий смех принцессы вспоминает,

И перо плетет стихов ажур,

И свеча росой медовой тает.



Но принцесса сладко спит пока,

И молчат под кружевом алькова

Два резных хрустальных башмачка:

Завтра, завтра на свиданье снова…



Лишь грустит лампадка в тишине,

И порой вздыхает о сонете

Брошенный букетик на окне —

Колокольчики с росой столетий.



Там река порой уносит прочь,

Словно письма, листья старых кленов,

И чугунный мост из ночи в ночь

Ждет случайных встречных и влюбленных.



И фонтан на площади Цветов

Совершает вечную работу:

Оплетает сумрак вязью строф,

Погружая фонари в дремоту.



Но какой же им чудесный сон

Из глубин веков столетних снится:

Карнавал иль колокольный звон?

Или, может, им, как нам, не спится?



Эта сказка магией своей

Так пленяет сердце и тревожит…

Жаль, что жить нельзя остаться в ней.

Можно лишь… побыть ее прохожим.




глава 1




Молоденький Месяц играл на свирели, глядя, как голубые, желтые, красные Звездочки сверкали, сплетаясь и расплетаясь, словно волшебное ожерелье, и рассыпались по небу, исполняя зажигательный танец. Сердитая толстопузая Тучка остановилась неподалеку и, что-то проворчав, поплыла дальше. Наконец танцовщицы закончили выступление. Некоторые собирались в созвездия и оживленно беседовали, в то время как другие расходились по своим одиноким домикам. Юный музыкант со свирелью поклонился и медленно уплыл за кулисы.

Легонько заиграла мелодия в луковице часов небесного служителя, напоминая о том, что пора менять декорации, и, с трудом поднявшись со стула, седой старик перекрыл бархатный занавес ночи синим полупрозрачным пологом рассвета.

Звездочки заснули, но одна из них, затаившись возле кулисы, с любопытством поглядывала на землю.

Предутренний антракт вот-вот должен был закончиться: Ветерок, утомленный ночными приключениями, прилег отдохнуть, а Дождик последний раз пробежался по рампе, освежая землю. Тишина и покой окутали природу, и лишь редкие звуки придавали миру глубину и вещественность.








Желтый кирпичный домик под черепичной крышей, в котором жил тигренок Барсенька, еще спал, и только дверной Серебряный колокольчик зорко смотрел на восток. Сцена опустела, и мир замер в ожидании следующего действия. Царевна Солнышко проснулась в своей деревянной резной кроватке, и, взглянув на будильник, со всех ног помчалась в гримерную. Здесь она прошлась черепаховой расческой по непокорным рыжим кудряшкам, прыснула из фигурного парфюмерного флакончика на макушку и, подхватив корзинку с вышиванием, показалась из-за кулис. Медленно поднимаясь по ступеням небесной арки, конопатая засоня с любопытством рассматривала раскинувшийся под ней живописный пейзаж: маленькую рощу, желтый кирпичный домик и ухабистую дорогу, по которой ослик Гучо медленно тащил почтовый дилижанс со спящей совой Жулей на козлах. Царевна Солнышко замерла и открыла от удивления рот.

Гучо то и дело беззаботно останавливался, глазел по сторонам и, объедая придорожные кустики, тащил скрипучий дилижанс дальше.

Наконец Гучо поравнялся с желтым кирпичным домиком, повернул голову к дверям и крикнул:

– Почта!

Но на его сиплый призыв никто не отозвался. Гучо подождал, фыркнул и принялся радостно повторять:

– Почта! Почта! Почта!

Сова Жуля встрепенулась, широко раскрыла глаза и заворчала:

– Что такое?! Что такое?!

– Нету, – весело сообщил Гучо и снова фыркнул.

Сова исчезла в глубинах дилижанса, но через минуту уже выпорхнула наружу, уселась на почтовый ящик, стоящий возле дороги на столбике, и опустила письмо в щель. Затем она написала записку:



Барсенька!

Загляни в ящик.

Телеграфовна



После этого сова прилепила записку к ящику, вспорхнула на козлы дилижанса, закрыла глаза, и ослик вновь потащил скрипучую колымагу дальше.

Через полчаса тигренок Барсенька вернулся с прогулки, прочитал записку на почтовом ящике и, вытащив письмо, запрыгал от радости на одной ножке.

Барсеньке совсем недавно исполнился год, поэтому прыгать на одной ножке он мог сколько угодно, не стесняясь возраста.

Это был чудесный полосатый крошка, с мягкими плюшевыми ушами и блестящим пятнышком света на носу. Воспитанием полосатого крошки занимался слон Нук, старый профессор ботаники и путешественник, который жил неподалеку. История появления полосатого крошки у профессора представляет некоторый интерес для читателя, поэтому мы приведем ее здесь.

Однажды под вечер, возвращаясь из далекого путешествия, Нук заметил у обочины лесной дороги маленького тигренка. Профессор осторожно приблизился к полосатому комочку – и тот немедленно вцепился острыми коготками в ногу профессора, издавая тоненькие пронзительные вопли. Нук догадался, что тигренок голоден, вынул из саквояжа кусок сыра и протянул полосатому крошке. Громко рыча, тигренок мгновенно расправился с сыром, широко зевнул и тут же заснул. Профессор постоял, озадаченно огляделся по сторонам, но дорога была пуста: никто не искал маленькое создание, никто не бегал, причитая от горя.

Тогда Нук обдумал сложившееся положение, положил спящего тигренка в свой котелок и отправился домой.

После некоторых раздумий профессор подал объявление в газету, с тревогой ожидая новостей. Однако время шло, а о пропаже никто не заявлял. Профессор постепенно успокоился, назвал тигренка Барсенькой, и впервые в жизни приступил к воспитанию. Нук старался незаметно прививать своему воспитаннику хорошие манеры, приучать к классической музыке и много времени посвящал чтению и арифметике.

Однако надо заметить, что процесс воспитания в первую очередь нелегко давался самому профессору, ибо воспитанник был гораздо настойчивее своего воспитателя. Тигренок был очень впечатлительный и добрый, но настроение у него менялось, как цветные стеклышки в калейдоскопе. Когда полосатому крошке было весело – все вещи приобретали какой-то радостный апельсиновый оттенок, и Барсенька смеялся, и без умолку трещал, подпрыгивая от нетерпения. Но совершенно неожиданно радость застилал синий туман задумчивости, сменявшийся ледяным фиолетовым молчанием. Он ни с кем не разговаривал. Однако это проходило, и радость вновь появлялась на горизонте. Он подолгу беседовал с профессором и внимательно его слушал. Но иногда, Барсеньке становилось грустно, и он снова смотрел на мир через голубоватые хрусталики инея.

Сам профессор был достаточно уравновешен, и никак не мог объяснить себе такие резкие перемены настроения в характере тигренка. Но может быть из-за этого, Нук души не чаял в Барсеньке.

Тигренка вечно обуревали новые идеи и фантазии, и, кроме того, он требовал ежедневных писем от профессора.

Однако шло время, и Барсенька подрастал. Через несколько месяцев полосатый крошка заявил воспитателю, что хочет иметь собственный домик с почтовым ящиком. Две недели со стороны тигренка продолжались просьбы, мольбы и требования за завтраком, обедом и ужином с постукиванием деревянной ложкой по столу. Нук пытался отговорить своего воспитанника, но тот был неумолим. В конце концов, профессор сдался, однако поставил непременное условие, что Барсенька каждое утро будет завтракать у него.

Вскоре поблизости был приобретен желтый кирпичный домик, в котором Барсенька торжественно поселился. Новоселье отметили вдвоем.

После новоселья Барсенька тут же предался одному из своих любимых увлечений – чтению книг, которыми был завален старый шкаф.

Однако большинство книг начинается со скучных резиновых предисловий или сонных биографий авторов, поэтому Барсенька начал читать книги с одиннадцатой страницы, чтобы сразу же окунаться в гущу событий, пока жар познания еще не остыл.

Это обстоятельство очень сблизило Барсеньку с Корнеем Ивановичем Чуковским, который не раз говаривал:

– Десять страниц всякий легко напишет, а вот одиннадцатую…

Впрочем, на этом сближение и закончилось: дальше двенадцатой страницы Барсенька редко заглядывал, так как чаще всего читал перед сном и, одолев одиннадцатую страницу, закрывал книгу со словами:

– Я выиграл минуточку отдыха!

После этого полосатый крошка принимался поглаживать ножкой прикроватный коврик, стараясь задирать ее, как можно выше, мечтательно приговаривая:

– Я – балерина…

А на следующий день полосатому крошке уже хотелось почитать что-нибудь новенькое.

Еще одним увлечением Барсеньки была утренняя гимнастика. Недаром полосатый крошка любил повторять:

– В здоровом теле – здоровый вкус!

После зарядки тигренок умывался и отправлялся на завтрак к Нуку.

Так как Барсенька много времени проводил один и, несмотря на постоянные напоминания Нука по телефону, совершенно забывал профессорские наставления, то последний составил памятные плакаты, а полосатый крошка развесил их по всему домику.

Над кухонным столом красовался такой плакат:



Мой фрукты и овощи перед едой!



Под этой надписью расположились два румяных яблока: на одном из них беспечно прогуливались толстенькие солидные микробы, а на другом – хватаясь за голову, эти же микробы, испуганно убегали от тугой водяной струи, бьющей из крана.

Возле этого плаката висел еще один, но уже Барсенькиного сочинения:



Ешь все, что найдешь в буфете!



Под этой надписью Барсенька приклеил вырезанную из журнала таксу, худую и длинную, как скамейка.

Над изголовьем кровати, возле окна, висел плакат, составленный в форме нежного нянюшкиного напоминания:



Уже поздно, пора спать!



Здесь был изображен Месяц, осторожно высыпающий звезды из лукошка, словно цветные камешки, а в самом уголке плаката стоял Нуковский будильник со стрелками, указывающими десять часов.

Однако самое строгое послание красовалось на входной двери:



Барсенька!

Не забудь запереть на ночь дверь, а то придет Бука!



Сама Бука, – маленькая, лохматая, с кривыми ручками и ножками, в коротком треугольном платьице, – злобно вытаращив глаза, поглядывала с плаката на тигренка.

Однако двери Барсенька никогда не запирал, так как знал, что Буки не живут на свете. А если и живут, то он с любой из них с удовольствием познакомится.

Аппетит у полосатого крошки был превосходный, и, когда профессора не было рядом, тигренок во время еды частенько повторял слова своего наставника:

– Кушай, Барсенька, поправляйся!

После завтрака у Нука, тигренок обычно отправлялся на прогулку. На одной из них он услышал разговор двух крольчих о том, что тарелки бьются к счастью. Полосатый крошка тут же прибежал в свой желтый домик и перебил все тарелки. Три дня тянулись в томительном ожидании, однако неслыханное счастье свалилось, видимо, на чью-то другую голову.

Тогда тигренок пошел «методом от противного»: он встал утром не с той лапы, отказался от завтрака (чем совершенно огорчил Нука) и, прибежав домой после прогулки, высыпал на стол целую пачку соли. Однако и на сей раз ничего не случилось.

Тогда Барсенька продолжил эксперимент: он приколотил на домик новый номерок с цифрой «13» и попросил незнакомого черного кота перейти ему дорогу. Когда и на этот раз ничего не произошло, тигренок разочаровался не только в методах от противного, но и вообще в дурных приметах.

Однако душа Барсеньки не успокоилась, и он решил испытать «методы от приятного», которых существует великое множество.

Основное положение этих методов гласит: лучше больше, чем меньше.

Покопавшись во множестве, Барсенька извлек самый приятный из этих методов – сладости.

Тигренок притащил с кухни мешок с конфетами и приступил к испытанию: он ел, ел и ел, и к вечеру вся комната была устлана конфетными фантиками, словно лес осенними листьями. Ночью Барсеньке стало дурно. Он позвонил Нуку и тот немедленно примчался к пострадавшему.

Нужно было срочно разыскать другую, более безобидную приятность. И Барсенька ее нашел – это вежливость. Он стал всем улыбаться и говорить «доброе утро», «приятного аппетита», «всего хорошего» и «заходите непременно». Однако через несколько дней Барсенька так устал, что перестал здороваться даже со знакомыми.

Однажды в полдень, слоняясь по комнате в поисках новых приятностей, Барсенька неожиданно заметил радиолу. Цветные обложки пластинок тут же привлекли его внимание. Полосатый крошка выбрал орган и с головой погрузился в могучую мелодию фуги. Он размахивал лапами, ритмично шевелил ушами и что-то мурлыкал себе под нос. Когда музыка закончилась, полосатый крошка поставил пластинку со скрипкой, потом флейтой и кларнетом.

Венцом музыкального половодья стала симфоническая зарисовка, которую тигренок продирижировал от начала до конца и был свеж, как цирковой акробат после разминки. В наступившей тишине полосатый крошка торжественно объявил:

– Я – дирижер симфонического оркестра!

В эту минуту в открытое окошко заглянул Нук и, поздравив своего воспитанника с новой должностью, сообщил, что завтра, они отправляются в экспедицию на Чертовы кулички по заданию Географического общества. Сегодня вечером, ежик Бобо, капитан и старый друг профессора, приведет свою любимицу, белоснежную яхту «Леда», к нашей пристани.

– Мы что, отправляемся в кругосветное путешествие?! – запрыгнув на подоконник и широко раскрыв глаза, спросил полосатый крошка.

– Совершенно верно, – подтвердил Нук, с любовью поглаживая тигренка хоботом по макушке.

– И я увижу море?

– Конечно.

– Настоящее? – уточнил тигренок.

–Настоящее,– подтвердил Нук – и море, и острова с кокосовыми пальмами, и далекие неведомые страны…

– Я буду плавать на ките, и ловить в ладоши струйки его фонтана… – мечтательно начал тигренок, облизнув блестящее пятнышко света на носу.

– Не знаю, – с сомнением протянул Нук, – если кит позволит. Вообще, Барсенька, в путешествии тебе придется соблюдать некоторую дисциплину, чтобы наша экспедиция смогла выполнить возложенную на нее задачу. А сейчас, Барсенька, я должен идти заканчивать сборы. Ты тоже собери необходимое. И прошу, в семь часов ко мне на ужин. Без опозданий. Сегодня ты познакомишься с моим старым другом, капитаном Бобо, и я думаю, он тебе очень понравится.

Нук ушел. Барсенька попытался заняться сборами, но мысли о путешествии кружились в его голове, как потревоженный пчелиный рой. Тогда тигренок вытащил из ящика письменного стола ластик, альбом и коробку цветных карандашей, которые Нук подарил ему на день рождения, и вдохновенно взялся за работу.

Через час рисунок был готов: Царевна Солнышко улыбалась, обнажая единственный молочный зуб, по голубому небу плыли облака, словно пушистые комочки ваты, а морские волны были так лихо закручены, словно только что прошли химическую завивку. В завершение художественного замысла, Песчаный берег был густо усеян карандашными точками.

Рисунок был почти безупречен, но несколько пустоват. Тигренок почесал карандашом макушку и принялся рисовать дружную семью: папу-осьминога в солнцезащитных очках, загорающего на песке с маленьким осьминожеком, который лепил песочные куличики. Полосатый крошка облизывал пятнышко света на носу и тихонечко урчал, с любовью начинающего художника стачивая ластик.

Когда рисунок был закончен, Барсенька окинул его строгим критическим взглядом:

– Я – настоящий художник!

Тигренок скрутил в трубочку рисунок, посмотрел в дырочку, потом сунул его под мышку и отправился к Нуку.



***



Старый профессор жил неподалеку от Барсеньки, сразу же за перелеском, на берегу широкой реки, у пристани. Центральная часть Нуковского жилища, представляющая гостиную, была отделена гранитным парапетом от крутого берега, на котором расположился причал. В центре гостиной росла высокая финиковая пальма с жестяным флюгером на вершине, а под ней расположился складной походный столик с начищенным медным кофейником. С левой стороны от пальмы, если смотреть на реку, стоял буфет с посудой, а с правой – дубовый шкаф со стеклянными дверями и ореховая конторка под полосатой маркизой. Чуть поодаль на тумбочке размещался светящийся в темноте огромный глобус. Рядом на двух столбах висел гамак для Барсеньки.

Прихожую, обращенную к дороге, ограничивали лакированное трюмо и гардеробная вешалка, на которой висели терракотовый саквояж, дорожный зонт и котелок хозяина.

Неподалеку зеленел ботанический сад, разделенный профессором на три участка: в первом Нук выращивал огородные растения, во втором ухаживал за саженцами экспериментальных деревьев, а в третьем высаживал семена растений, присылаемые ему иностранными корреспондентами.

С раннего утра, накормив Барсеньку, Нук занимался ботаническим садом: поливал огород, осматривал молодые саженцы, пикировал и рыхлил землю в семенных ящиках. По вечерам профессор перебирал семена, выбирая сор и отбирая поврежденные, а иногда рассматривал под микроскопом подкрашенные срезы, а потом заносил результаты в толстый журнал наблюдений.

Профессор тщательно следил за своими зелеными питомцами, за их ростом и приживаемостью и писал монографию «Новые виды растений». Кроме того, Нук собирал гербарий, которым (в душе) немножко гордился.

Все свои богатства профессор хранил в дубовом шкафу-хранилище, к которому относился как к святыне. Здесь царили безукоризненный порядок и чистота: на верхней полке располагался научный инструментарий, на средней – различные коробочки с семенами, а на нижней – гербарий.

Нук принимал участие в ежегодных ботанических выставках и не раз получал именные грамоты, которые красовались за стеклами шкафа.



***










Бобо и Нук уже несколько минут беседовали за столом, когда примчавшийся Барсенька, выронив в прихожей рисунок, бросился к гранитному парапету, восхищенно разглядывая белоснежную яхту с изогнутой лебединой шеей, которая стояла на якоре у причала. Однако через минуту полосатый крошка уже оказался возле профессора и, сияя от счастья, раскачивал ногу профессора, не в силах сдержать восторга:

– Это мой кораблик, да, Нук, да?

– Конечно, твой, – подтвердил ежик Бобо, с интересом разглядывая сияющего тигренка.

– Неужели ты забыл, что сначала нужно поздороваться?– укоризненно посмотрев на своего воспитанника, произнес Нук. – Это капитан Бобо, о котором я тебе рассказывал.

– Привет! – беспечно произнес тигренок, отцепляясь от ноги воспитателя, и подойдя к Бобо, сообщил:

– А я нарисовал море!

– Великолепно, – улыбнувшись, ответил Бобо.

Полосатый крошка сбегал в прихожую, подобрал рисунок и положил его на стол перед капитаном.

– Ого! – похвалил Бобо, разглядывая осьминогов. – Такая чудесная семья. Особенно мне нравятся папины очки.

– Рисунок хорош, – поддержал старого друга профессор, – но вообще… Ты знаешь, Барсенька, осьминоги обитают в морских глубинах и никогда не выходят на берег.

– Почему? – уставился на профессора тигренок.

– Потому что море – их биологическая среда обитания, – пояснил Нук. – А прямые лучи солнца губительны для них. На берегу осьминоги высохнут.

– Пожалуй, вы правы, профессор, – согласился Бобо.

– Это ваши высохнут! – отрезал полосатый крошка. – А мои нет. Они резиновые!

Бобо улыбнулся. Ему очень понравился этот непосредственный полосатый крошка.

– Хорошо-хорошо. Садись ужинать, – сказал Нук и поставил перед Барсенькой тарелку.

– А я завтра поплыву в далекие страны, – загадочно сообщил гостю полосатый крошка.

Бобо с интересом посмотрел на Барсеньку, и в его глазах мелькнула какая-то грустинка.

– Ты не переживай, – успокоил его тигренок, – мы тебя тоже возьмем!

– Для начала попробуем вот это, – говорил Нук, разливая по тарелкам фасолевый суп.

– Давненько не пробовали мы ваши произведения, – ответил Бобо, с наслаждением приступая к еде, и после первой же ложки невольно восхитился:

– Мне кажется, маэстро, что с годами ваше мастерство становится еще утонченнее!

Барсенька, занятый творческими размышлениями, ел молча. Друзья обсуждали детали путешествия.

– А сейчас… – загадочно произнес Нук, – попробуем французский королевский салат…

Профессор разложил содержимое широкого блюда по тарелкам, и Бобо проглотил первую ложку.

– Да это не просто салат, – смакуя содержимое, произнес Бобо, – это целая овощная симфония! Но я чувствую здесь особую пронзительную ноту. Что это, дорогой маэстро?

– Французский лук, – мечтательно пояснил профессор. – Этот сорт я вывел в прошлом году и назвал его «сентиментальная кокетка». Согласитесь, в нем есть некоторое очарование…

– Весьма, весьма пикантно! – восхищенно произнес Бобо, вытирая салфеткой набежавшую слезу.

После ужина профессор убрал со стола, а Барсенька отправился на вечернюю прогулку.

Бобо раскурил трубку, а Нук, вынув из буфета несколько священных мешочков с кофе, приступил к священнодействию приготовления.

– Надеюсь, маэстро, вы закончили сборы, – спросил Бобо, наблюдая, как профессор крутит ручку кофейной мельницы.

– Почти все готово, – ответил Нук. – Завтра соберем кое-какие мелочи и можно отправляться в дорогу.

– Надеюсь, документы из Географического общества вы получили?

– Еще на прошлой неделе.

– Ну что ж, – вздохнул Бобо, – команда собрана: юнга, кок, и капитан у нас имеются. Значит, мы можем смело отправляться в экспедицию!

– В самом деле, – произнёс Нук, наливая в кофейник воды. – Я даже об этом не подумал…

– А как ваше здоровье? – спросил Бобо, пуская колечки дыма. – Вы писали, что есть некоторые проблемы.

– Немного беспокоит сердце, – ответил Нук, – но в целом врачи не находят ничего серьезного.

– Говорят, что в медицине главное – вовремя поставить диагноз, – задумчиво произнес Бобо, – а все остальное… хотя я, как простой смертный, не возражал бы против выздоровления.

Сумерки сгущались. Нук зажег торшер и разлил готовый кофе по чашкам. Старые друзья, смакуя ароматный напиток, продолжали беседу. Бобо рассказывал другу о горячих спорах в Географическом обществе, которые вызвало открытие Южного полюса, о новых навигационных приборах и морских картах, а Нук внимательно слушал, задумчиво поглядывая на «Леду».

Неугомонные сверчки стрекотали в траве, вполне довольные своим маленьким незыблемым миром.

Полосатый крошка вернулся с прогулки, вытащил из книжного шкафа книгу «Мойдодыр» и улегся в гамак. Однако через несколько минут тигренок уже крепко спал.



За Закатом следом,

Летний Вечер стих,

И темнело Небо

В мушках золотых.



Месяц, словно в неге,

Нежно дул в свирель,

И кружилась в небе

Звездная метель.



Ветерок немножко

С набережной дул,

И тигренок крошка

В гамаке заснул.



И могло ж присниться

Полосатому,

Что Мечта Жар-птицей

Прилетит к нему.



Он с прогулки сразу

В домик побежал,

И цветов охапку

По пути нарвал.



Все прибрал примерно,

Час прождал, другой:

"Может ей неверно

Адрес дали мой?"



А пока наш крошка

У окошка ждал,

Мимо по дорожке

Дождик пробежал.



Солнышку меж Тучек

Бантик распустил,

И упавший Лучик

Радугу пустил.



Заплясал бесенок,

Словно на мосту,

И узнал тигренок

В ней свою Мечту!



Он кричал ей с крыши,

Тыча в небо нос,

Только Дождь не слышал

И Мечту унес.



И тигренок крошка

Понял всю тщету:

Что нельзя в ладошке

Подержать Мечту,



Покусать за ушко,

Сказку рассказав,

Прятать под подушкой

Или приласкав,



Покормить из блюдца,

Пуговку пришить…

Можно лишь коснуться

Краешком души.



***



Королевич Лето стоял на балконе хрустального замка Разлуки и, положив ладони на перила, вспоминал прошлое. Оказавшись здесь, в обители Разлуки, не по собственной воле, он только сейчас понял, как сильно любит свою русоволосую Осень и как безумно скучает по ней.

Темные силуэты гор, выступающие на фоне звездного неба, окружали хрустальный замок со всех сторон, но Королевич не видел их. Перед его глазами возникали полотна, созданные там, за дальними далями, когда он, беспечно закинув ящик с красками и кистями на ремне за плечо, отправлялся в путь. Где только он не был! Королевич бродил по лугам, берегам маленьких рек с кустистыми берегами, и еловым перелескам. Он забирался в самые глухие уголки лесной чащи, подолгу сидел возле какого-нибудь маленького лесного озера, заросшего кувшинками и лилиями, а затем вновь отправлялся в дорогу.

Сколько полотен он тогда создал: предрассветная дымка с рекой, нежный утренник над широким, покрытым росой лугом или сливочно-малиновая зорька над березовой рощей – и это были только первые зарисовки!

Где бы ни проходил Королевич, повсюду трепет и восхищение встречали его, а малиновые кусты не сводили глаз с его расшитого золотом синего камзола. И лишь мухоморы, сухие, сморщенные старики, поглядывая из-под пятнистых шляп, поглаживая ажурные воротнички, недовольно ворчали:

– И надоть яму чудесить…

Порой где-нибудь на пригорке Королевич любовался одинокой грустной рябинкой, а потом, повесив камзол на ближайший куст, подсаживал к поникшей бесприданнице молодой крепкий дубок.

А когда Царевна Солнышко, забыв обо всем на свете, нещадно палила землю своими лучами, уткнувшись в занимательную книжку, Королевич пускал по небу великолепные флотилии кучевых облаков или, зазвав босоногий Дождик, выписывал такой высоченный радужный мост, что дух захватывало!

Но если становилось совсем душно, Королевич призывал Грозу. И тогда, уличающие друг друга в измене Гром и Молния, не замечая ничего вокруг, поднимали такой грохот, что казалось, вот-вот расколют яблоко Земли до сердцевины.

А какие ночи сочинял Королевич…

По одному его мановению Месяц прикладывал к губам перламутровую свирель, и Звезды, сцепившись лучиками, танцующей огненной змейкой извивались на небе.

Но время шло, и Королевич стал ощущать какую-то пустоту и одиночество. Он замолкал на несколько дней, грустил, и чудесные кисти подолгу не вынимались из ящика. В такие дни лишь длинные серые ливни заполняли опустевшую сцену мира.

Но Королевич не знал, что в эту поэму, которую он с таким вдохновением сочинял, уже осторожно вошла русоволосая Осень.

Они встретились у ручья на рассвете, взглянули в глаза друг другу, – и между ними вспыхнула любовь. Королевич взял русоволосую красавицу за руку, путано заговорил о ее глазах, не в силах отвести взгляда. Она не смутилась, лишь слегка откинула длинные волосы, каскадом спадающие ей на плечи, улыбнулась, и они медленно пошли вдоль берега ручья.

Начались встречи. Сначала тайные, но через некоторое время уже почти открыто, у всех на виду.

О них заговорили:

– Чтобы Лето да Осень вместе… Негоже это…

Любопытные колючие глаза повсюду следили за влюбленными, и они стали уединяться в глухих местах.

Сообщили владыке Дворца времени, и между ним и Королевичем, состоялся суровый разговор.

Однако Королевич не внял увещеваниям, и встречи продолжались. Влюбленные бродили в лесах, сидели у заброшенных озер и не могли насмотреться друг на друга и наговориться. Им казалось, что они всегда знали друг друга, но не виделись целую вечность.

В одну из таких прогулок завистливая Разлука, хозяйка Хрустального замка, увидела молодого Королевича – и сон бежал от нее. Она отчаянно влюбилась.

Несколько раз Королевич получал любовные записки от Разлуки, но ни словом не обмолвился об этом Осени. Как ни заманивала, ни зазывала Разлука, Королевич Лето молчал.








И вот однажды, когда Королевич ожидал возле ручья, а Осень уже спешила к нему, протягивая руки, налетели черные вороны, стражи Разлуки, подхватили Королевича и прямо на глазах обезумевшей Осени унесли его за дальние дали, за высокие горы – в Хрустальный замок Разлуки.

До глубокой ночи Осень просидела у ручья, проливая потоки слез и в отчаянии заламывая руки.

А под утро, постарев на несколько лет, Осень медленно вернулась во Дворец времени. И не было покоя ее удрученному сердцу.

Дни летели за днями, а Королевич не появлялся. Осень ждала. Ждала, что пройдет час, пройдет день – и ненаглядный возлюбленный вернется, но никто не возвращался.

Как потерянная, бродила Осень по Дворцу времени, где по вечерам в зловещей тишине коридоров шептались тени, холодные змеи слухов скользили по лестницам, просачивались в замочные скважины дверей и расползались по темным углам.

– К Разлуке ушел… И то сказать, такие хрустальные хоромы…

Но Осень словно оглохла.

Ей подкинули записку, что Королевич живет за дальними далями, за высокими горами, в Хрустальном замке Разлуки, а по ночам ее ложе греет.

Осень прочитала, вспыхнула и в клочья порвала записку:

– Не верю!

Старик-отец, простуженный Октябрь, узнав о несчастье дочери, чуть не слег.

И тогда Осень сама отправилась в путь. Она шла, не разбирая дороги, через березовые рощи и сосновые перелески, луга и равнины, и ночлегом ей служила лишь охапка пожелтевших листьев или одинокий стог сена. Порой она долго не могла уснуть, глядя на звезды или прислушиваясь к шороху дождя.

А утром ее встречали серый глухой рассвет, предутренняя дрожь деревьев, лужи и небо за заколоченными ставнями мира, которые некому открыть. И как стенало сердце Осени от этих влажных, продрогших утренников!

Холод терзал ее, тоска иссушала сердце, но она продолжала идти. Ведь любящий живет только одной минутой – минутой встречи – и готов заплатить за эту минуту своей жизнью!

Улетающие лебеди уносили на крыльях ее надежду, и златокудрые Клены бессильно протягивали к ней свои ветви, показывая, что и у них ничего не осталось, все потеряно, и вернуть невозможно. Верните! Верните…

Осень бросалась к Ветру, но тот, сторонясь ее безумных глаз, ускользал прочь.

И тогда она шла, шла и шла, и, казалось, не будет конца ее пути.

Но синие горы, словно стена, преградили ей путь. Она попыталась преодолеть их, но чуть не погибла в бездонном ущелье.

И тогда Осень повернула обратно.

Худая и бледная, она предстала перед отцом: что произошло с ней?! Несчастный Октябрь, глядя на дочь, сходил с ума от горя. Кто-то заходил к нему в кабинет, кто-то подносил на подпись бумаги, и старик слепой рукой ставил под ними подпись.

Но мрачные тучи слухов сгущались, глухо ворчали и молодой секретарь, претендующий на место старика, с каждым днем обращался с ним все небрежнее.

Наконец Октябрь решился и отправился с прошением к самому Владыке, но получил отказ.

– Родная моя… доченька… – потерянно бормотал старик, возвращаясь обратно и натыкаясь на все углы и двери.

Но вскоре румяный Ноябрь вступил в должность – и старика отправили на покой.




глава 2




Ранним утром «Леда» вышла в открытое море, и голубой флаг, уныло пофыркивающий всю ночь, теперь трепетал и рвался вперед, указывая ей путь. «Леда» смотрела, как тают небесные золотинки, и думалось ей, быть может, о неведомых морях и таинственных океанах. И в этот предрассветный час, глядя на изящный изгиб ее лебединой шеи, хотелось верить, что коралловый трезубец Посейдона и Великое братство семижильных вихрей минуют ее.

Фланелевая синева неба поблекла, и вскоре из-за кулис показалась Царевна Солнышко. С недоумением оглядевшись вокруг, конопатая засоня зачерпнула ладошками воду и, плеснув себе в мордашку, тоненько взвизгнула. Щеки ее тут же зарумянились, а в глазах появились игривые огоньки.

Путешественники занимались своими делами: Бобо, простоявший у штурвала все утро, теперь зафиксировал его и отправился измерять лаглинем скорость «Леды», а Нук хлопотал возле кофейника.

– Девятый час, – спохватился профессор, глянув на будильник, – пора будить Барсеньку.

Нук повернулся к каюте тигренка, возле которой уже висел на шнуре Серебряный колокольчик, а на дверях красовался новый почтовый ящик, но в это мгновение дверь с треском распахнулась, и взъерошенный полосатый крошка пулей промчался под ногами профессора. Юный художник оббежал палубу, вернулся и резко остановился возле профессора.

– Доброе утро, Барсенька! – широко улыбнулся Нук.

– Так это и есть море? – не отвечая на приветствие, спросил тигренок, указывая лапой на волны.

– Конечно, – ответил счастливый Нук.

– Почему же ты мне ничего не сказал! – забарабанил Барсенька лапами по могучей ноге профессора.

– Чего не сказал? – переспросил Нук, с которого медленно сходила улыбка.

– Так оно же огромное! – воскликнул полосатый крошка. – А если бы я умер?!

– От чего?! – спросил совершенно сбитый с толку Нук.

– От неожиданности! – теряя терпение, пояснил тигренок. – Я пошел в каюту, а ты постучи и предупреди меня, понял?

Полосатый крошка захлопнул дверь каюты и улегся под одеяло.

Нук постоял некоторое время, переступил с ноги на ногу, и позвонил в Серебряный колокольчик.

– Да-да! – отозвался тигренок.

– Барсенька… – нерешительно заговорил профессор, приоткрыв дверь и не зная с чего начать. – Мы уже в море. Если хочешь, ты можешь его посмотреть. Мне кажется, оно очень большое…

– Не большое, а огромное, – поправил его полосатый крошка.

– Я бы даже сказал… бесконечное… – проявил художественное мышление Нук.

– Бесконечное! – эхом отозвался полосатый крошка и, выскочив на палубу, уперся грудью в леер.

Юный художник обводил горизонт широко раскрытыми глазами, надеясь увидеть края, но, сколько он ни вглядывался, повсюду было море.

За завтраком Барсенька подробно расспрашивал Бобо о его жизни, открытиях и дружбе с Нуком. После этого тигренок целый день просидел на самой верхней рее грот-мачты, о чем-то размышляя. Бобо и Нук, занятые работой, старались не мешать его раздумьям.

Все объяснилось после ужина. Бобо курил трубку, а Нук полоскал тарелки.

– Значит, вы с Бобо друзья, – утверждая, произнес юный художник. – А как же я?

Он смотрел профессору прямо в глаза.

– Барсенька… – опешил Нук, чуть не выронив тарелку. – Ты же самое дорогое, что у меня есть…

– А мне так не надо! – отрезал тигренок. – Мне надо, чтобы вы вступили в мою компанию! Ведь я теперь остался один. А кто меня будет любить и беречь?

– Конечно, мы! – поддержал профессора Бобо. – Когда надо вступать?

– Можно прямо сейчас.

– Барсенька! – поднимаясь, торжественно произнес Бобо. – Мы с Нуком просим тебя принять нас в свою дружную компанию. Мы обещаем всегда любить и беречь тебя!

– И каждый день писать письма, – подсказал сияющий полосатый крошка.

– Непременно, – подтвердил Нук.

Глядя на улыбающегося полосатого крошку, Бобо вспомнил о подарке, о котором за всеми хлопотами отплытия совершенно забыл.

– Барсенька, – загадочным голосом произнес Бобо, – а ведь у меня есть для тебя подарок…

– Для меня? – не поверил тигренок.

– Конечно, – подтвердил Бобо. – Побудь здесь, я сейчас принесу.

Но полосатый крошка остановил его:

– Подожди, я же должен сначала привыкнуть…

Несколько минут Барсенька ходил по палубе, счастливо вздыхая, а потом осторожно спросил у Бобо, не в силах сдержать восторга:

– Большой подарок?

– Что ты! – наученный горьким опытом профессора ответил Бобо. – Если бы он был большой, я бы предупредил тебя заранее.

– Маленький… – упавшим голосом произнес полосатый крошка и отвернулся. – Тогда мне не надо!

– Почему?! – удивился в свою очередь Бобо.

Барсенька обернулся:

– Я знаю, что такое маленький. Это значит – все равно не хватит!

– Давай я принесу, – предложил Бобо, – а ты закрой глаза и посмотришь.

Барсенька согласился и крепко зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел перед собой пачку цветных фломастеров и красочный альбом для рисования.

– Это все мне? – выдохнул полосатый крошка.

– Тебе, – подтвердил Бобо. – Должны же мы с Нуком сделать скромный взнос в твою компанию…

Тигренок умчался в каюту. Там он разложил свои сокровища на столе и стал внимательно разглядывать фломастеры. Больше всех ему понравился желтый. Барсенька достал его и понюхал:

– Совсем новенький!

Полосатый крошка раскрыл альбом и тут же приступил к работе. Он нарисовал Солнышко, море, затем «Леду», похожую на утку, Бобо у штурвала и Нука. Все было очень художественно и красиво, кроме Ежика, который напоминал шарик репейника, но Барсенька был все равно счастлив.

Вечером «Леда» встала на якорь. Друзья поужинали и долго беседовали, а Барсенька, едва проглотив несколько ложек гречневой каши, умчался в каюту.

Вскоре Бобо пожелал профессору спокойной ночи и отправился зажигать сигнальные фонари, а Нук включил лампу под навесом и углубился в «Энциклопедию растений».

Убаюканная волнами, «Леда» медленно погружалась в сон, а обиженный Дождик плакал и плакал всю ночь, и полосатый крошка, тайком выходивший на палубу, никак не мог понять, из-за чего можно так долго расстраиваться. Заснул юный художник уже в предутрие.



***



Проснувшаяся «Леда» поглядывала на небо, где Царевна Солнышко, с розовым бантом в волосах, рисовала облачко-лошадку. Затем конопатая засоня высунула кончик языка и задумалась:

– Что бы еще такое нарисовать?

Полосатый крошка, который без труда ответил бы на этот вопрос, еще сладко спал в своей каюте.

Выспавшийся профессор с удовольствием умылся и, полный оптимизма, направился к каюте тигренка. Он позвонил в Серебряный колокольчик, но, не дождавшись ответа, заглянул внутрь и обнаружил своего воспитанника под одеялом. На столе в полном беспорядке лежали фломастеры, книги и раскрытый альбом.

– Доброе утро, Барсенька! – осторожно произнес профессор.

Полосатый крошка высунул голову из-под подушки, широко зевнул и спросил:

– Уже пора вставать?

– Давно пора! – бодро ответил Нук и добавил. – Ты только посмотри, какое сегодня чудесное утро и ни одного облачка!

– И ты меня из-за этого разбудил?! – возмутился тигренок и снова накрылся одеялом.

Через час Нук с трудом добился своего. Полосатый крошка, которого профессор решил приучать в экспедиции к строгому режиму, отправился завтракать.

После завтрака полосатый крошка по составленному Нуком расписанию отправился драить палубу. Широко зевая, юный художник опускал привязанное на веревке ведро за борт, набирал воды, и выплескивал на палубу. Затем Барсенька принялся гонять воду по всей палубе. Впрочем, иногда полосатый юнга ставил одну лапу на швабру и катался на ней, как на самокате. Накатавшись, Барсенька с чувством выполненного долга повесил на место инвентарь и гордо отправился в каюту.

Бобо, склонившись над картой, занимался прокладкой курса. Он сверял по секстанту направление, подсчитывал расстояние, пройденное «Ледой», и чертил линию, соединяющую точки маршрута. От этого занятия его оторвал Барсенька, сообщивший, что ему пора заниматься плаванием. Но Бобо возразил, что этого не следует делать, так как открытое море не место для развлечений, плавать на море можно только вблизи берега.

Барсенька выслушал ответ и молча удалился.

Бобо снова углубился в расчеты, но вскоре до него донесся отчаянный крик профессора:

– Барсенька за бортом!

Бобо примчался к Нуку, стоящему возле правого борта. Взглянув на море, капитан увидел юнгу, энергично плывущего за «Ледой». Однако силы соревнующихся были неравны, и полосатый крошка медленно отставал.

– Как он там оказался? – спросил Бобо.

– Спустился по канату, – ответил Нук и указал на стойку леера, к которой был привязан конец.

Бобо бросился к мачте, чтобы убрать паруса, а Нук следил за тигренком. «Леда» значительно замедлила ход, но в эту минуту Нук заметил стаю акул, стремительно приближающихся к полосатому крошке.

– Акулы! – ужаснулся Нук и, не раздумывая, бросился в воду.

Бобо, стоя на рее, заметил несколько зубастых хищниц, приближающихся к тигренку. Мысли в голове Бобо кружились без остановки: что делать?! Что делать?! Что делать?! Бобо, словно заклинило, и он никак не мог принять нужного решения.

Профессор быстро приближался к Барсеньке, но зубастые хищницы уже окружили полосатого крошку, постепенно сжимая смертельное кольцо. Одна из хищниц заметила Нука и, сменив направление, метнулась к профессору.

Бобо бросился к пушке и, прицелившись, выстрелил. Акула исчезла под водой и вскоре всплыла с распоротым брюхом.

Тем временем Нук ворвался в опасное кольцо акул и, схватив Барсеньку, высоко поднял его над головой. Профессор старался держать в поле зрения всех хищниц, но одна из них неизменно оставалась вне поля его зрения.

Бобо тщательно прицелился, чтобы сделать новый выстрел, но малейшее отклонение снаряда могло ранить самого Нука. Не раздумывая больше ни секунды, Бобо схватил со стола нож и прыгнул за борт.

Мраморная акула, оказавшись за спиной Нука, поднырнула и, словно пилой, полоснула ногу профессора. Нук с силой ударил в воду бивнем, но акула уже ускользнула.

В эту минуту из воды вынырнул голубой дельфин и на большой скорости протаранил носом мраморную хищницу. Затем он плавно развернулся и кинулся на другую акулу. Остальные бросились наутек, но не тут-то было: голубой дельфин, словно гарпун, легко настигал хищниц и брал их на таран.

– Мы победили! – радостно сообщил Барсенька, когда подплывший Бобо забрался на Нука.

– Великолепно, – ответил запыхавшийся ежик, отряхивая воду.

Когда вернулись на «Леду», Бобо внимательно осмотрел ногу профессора и тщательно обработал зеленкой рану. Затем Бобо достал кетгут и принялся зашивать рваные края раны. Барсенька молча наблюдал.

Бобо взглянул на тигренка и серьезно сказал:

– Видишь, Барсенька, чем иногда заканчиваются необдуманные решения… А если бы эта акула полоснула тебя? Да мы с Нуком сошли бы с ума…

Только теперь Барсенька осознал, какую боль причинил другу. Обняв здоровую ногу профессора, полосатый крошка спросил с глубоким участием:

– Тебе очень больно?

– Пустяк, – ответил Нук, который от волнения почти не ощущал боли. – Морская вода очень целебна, поэтому моя рана быстро заживет. Существует даже такая наука – талассотерапия. Она основана на лечении морской водой. Так что не нужно беспокоиться.

Однако Бобо, закончивший зашивать рану, не разделял профессорских иллюзий.

– Лишь бы не было заражения, – подумал Бобо.

– Я старый путешественник, – продолжал успокаивать Барсеньку Нук,– и на мне все быстро заживает.

Решено было бросить якорь. Бобо отнес аптечку и занялся парусами, а Нук, отправив Барсеньку отдыхать, углубился в «Энциклопедию растений». Однако прошел час, а профессор никак не мог сосредоточиться: переживания за Барсеньку и ноющая рана то и дело отвлекали его.

После ужина, немного побеседовав, разошлись: Бобо занял место у штурвала (ему предстояло ночное дежурство), Барсенька – в свою каюту, а Нук, принявший обезболивающее, – под навес, где попытался уснуть. Однако прошло два часа, а сон не приходил.

Полосатый крошка, проскользнувший под навес, вскарабкался на Нука и свернулся калачиком.

– Барсенька, что ты? – негромко спросил Нук.

Но полосатый крошка молчал. И тогда Нук понял все без слов.

– Да мне совершенно не больно, – пытался успокоить полосатого крошку Нук.

Но Барсенька не отзывался. И лишь одна слезинка скатилась с носа тигренка и упала на спину профессора.

На следующий день, когда Бобо отсыпался, а Нук стоял на штурвале, до него донесся радостный крик полосатого крошки:

– Плыви сюда!

Нук оглянулся и увидел голубого дельфина, плывущего на небольшом расстоянии от «Леды». Это был тот самый дельфин, отбивший нападение акул, Нук узнал его по цвету и спинному плавнику. Голубой дельфин набирал скорость, выныривал из воды и, сделав плавную дугу, вновь исчезал в море.

Барсенька сбегал в каюту, принес мячик и бросил его дельфину. Тот стал ловко подбрасывать игрушку, ударяя то носом, то хвостом, то кругами гоня его перед собой. Наконец неутомимый циркач поднял мячик на кончик носа, подержал его несколько секунд, и закончил свое блестящее выступление, приветственно махнув хвостом. Барсенька радостно захлопал в ладоши, а дельфин, подхватив игрушку зубами, подплыл к борту яхты.

– Да… – протянул тигренок, – а как же я заберу его у тебя?

Однако юного художника тут же осенила блестящая мысль: он принес корзинку и, привязав к ней веревочку, опустил ее за борт. Словно догадавшись, чего от него хотят, дельфин опустил мячик в корзинку, и Барсенька поднял ее обратно. Голубой дельфин сделал прощальный круг, последний раз подпрыгнул в воздух и умчался вдаль.

– Завтра приплывай! – кричал ему вслед тигренок, махая лапой. – Я тоже приду!

Барсенька был так счастлив, что, прибежав к Нуку, принялся трясти его здоровую ногу:

– Ты видел?! Ты видел?!

– Видел, – ответил Нук, нежно поглаживая тигренка по макушке.

– Теперь это мой дельфин. Да, Нук, да?

– Конечно, твой! Ведь он так спешил тебе на помощь…

В эту ночь на «Леде» все уснули счастливые.



***



А на следующий вечер случилось вот что.

Нук, после ужина углубившийся в журнал наблюдений, очнулся от того, что резкий ветер свистел и выл в снастях. Нук направился к капитанскому мостику, где Бобо едва удерживал штурвал.

– Похоже, начинается шторм? – спросил Нук.

Бобо, вглядываясь вперед, кивнул.

Небо заволокли темные тучи, волны становились все выше, и видимость резко ухудшилась.

Нук отправился к Барсеньке, чтобы узнать его самочувствие. Но едва профессор открыл дверь каюты, как резкий порыв ветра с грохотом захлопнул ее обратно. Полосатый крошка прилип носом к иллюминатору, махая лапой, что у него все в порядке.

Профессор кивнул головой и отправился обратно на капитанский мостик, но в эту минуту его окатило такой волной, что он покачнулся. И хотя Нук не раз бывал в подобных переделках, непонятная тревога закралась к нему в сердце. Он подошел к Бобо, не в силах ничем помочь своему другу, и молча осматривался вокруг: на море профессор ощущал себя каким-то беспомощным.

А шторм, тем временем чувствуя себя царем стихий, разошелся вовсю: он свистел в снастях, хохотал, рвал паруса и ревел, как дикарь. Волны швыряли «Леду» из стороны в сторону, но она летела, словно стрела, пронзая одну волну за другой.

Несколько часов борьба шла не на жизнь, а на смерть.

Шторм усилил натиск, но «Леда» отчаянно сопротивлялась: канаты лопались, как нитки, один угол паруса сорвался и трепетал, словно раненое крыло. Нук бросился к нему, схватил танцующий угол паруса и попытался удержать его на рее, но тот через секунду снова вырвался на свободу. Оставив бесплодные попытки, профессор вернулся к капитанскому мостику. Он хотел заменить друга, но тот, словно окаменев, мертвой хваткой вцепился в штурвал.

Огромные волны прокатывались через палубу, окатывая Бобо и Нука, сметая все на своем пути.

Время шло, а «Леда» не сдавалась.

И тогда шторм рассвирепел не на шутку: вздыбив со дна седых могучих великанш, он яростно бросил их на отважную гордячку. «Леда» попыталась отклониться, но седая громадная матрона подхватила ее, словно перышко, и швырнула в сторону. Раздался глухой удар, «Леду» накренило, и лавина воды, пронесшаяся над палубой, смыла в море отважного капитана.

Бобо чуть не захлебнулся, но неимоверным усилием вынырнул на поверхность. Дико ревел ветер, Бобо куда-то несло – и вода, везде была вода. Бобо то всплывал наверх, едва успевая глотнуть воздуха, то вновь погружался в морские глубины. Ежик наглотался воды, грудь ему сдавило, он задыхался, и его швыряло, словно щепку, но отважный капитан продолжал плыть.

И вдруг, в этой сумасшедшей бездне, нога Бобо почувствовала что-то твердое: – это был камень!

Бобо рванулся вперед, пытаясь опереться на его ускользающую поверхность, но отхлынувшая назад волна тут же унесла его обратно в море. Он отчаянно боролся, то чувствуя под ногами песок и камни, то вновь теряя их. Собрав последние силы, Бобо побежал вперед и оказался на песчаном гребне. Здесь волны были гораздо слабее, и хотя они перехлестывали через песчаную косу, но уже не могли унести Бобо в море. Отдышавшись, капитан дождался удобного момента и помчался дальше.

Вскоре он достиг берега, добрался до ближайшего камня, больно ударился об него ногой, и свалился без сил. Через несколько минут, немного придя в себя, отважный капитан поднялся, и попытался осмотреть местность, но вокруг стояла почти непроницаемая темнота. Тогда Бобо ощупал валун, прилег и провалился в глубокий сон.



***



Тем временем Нук, совершенно оглушенный бешеным ревом волн и диким свистом ветра, неожиданно увидел перед собой штурвал, и обомлел: Бобо исчез!

Профессор, в голове которого что-то зазвенело, ринулся на поиски. Он метался по палубе, тыкаясь во все углы и закоулки, но, сколько Нук не осматривал яхту, Бобо нигде не было. И тогда страшная догадка поразила Нука: Бобо смыло за борт!

Между тем, словно насладившись местью и добившись своего, шторм медленно утихал. Обессилевший Нук, вернувшийся к Барсенькиной каюте, застыл, пораженный горем, не в силах вымолвить ни слова. Полосатый крошка распахнул дверь и, бросившись к другу, крепко вцепился ему в ногу. Нук понимал, что нужно сообщить Барсеньке о случившемся, но у него в горле стоял такой комок, что он едва мог сглотнуть.

Через несколько минут профессор с трудом произнес:

– Барсенька, иди в каюту и ложись. Я буду здесь, так что ни за что не переживай…

Почувствовав необычную интонацию в голосе друга, полосатый крошка ни о чем не стал спрашивать и, забравшись в койку, тут же уснул. Уставший Нук тоже погрузился в какое-то мутное забытье.




глава 3




Полосатый крошка проснулся на рассвете, вышел из каюты и огляделся вокруг: конопатая Царевна Солнышко сидела на первой ступеньке неба и вышивала цветочек, а под ней синее-синее море игриво плескалось вдоль полосы песчаного берега, заросшего лохматыми кокосовыми пальмами. Конус высокой горы, выступающий из-за верхушек пальм, доходил почти до середины неба.

Спящий Нук, словно вырезанный из камня, так и стоял у каюты. Барсенька зачарованно окинул взглядом пальмы и вдруг заметил на одном из прибрежных валунов Бобо. Полосатый крошка невольно вскрикнул и бросился к Нуку.

– Бобо! Там Бобо! – закричал тигренок, в волнении раскачивая ногу профессора.

Нук ожил, зашевелился, повернул голову, вгляделся в берег и широко раскрыл глаза от удивления: действительно, на валуне лежал Бобо!

Барсенька снова крикнул и замахал лапами. Словно что-то почувствовав, Бобо тут же поднялся на ноги, осмотрелся кругом, заметил «Леду» и махнул в ответ. Нук поднял хобот вверх, радостно затрубил, и Бобо ответил, но до друзей донесся лишь слабый отголосок. Обезумев от счастья, профессор подхватил Барсеньку и, прыгнув в воду, быстро поплыл к берегу.

Через несколько минут друзья кинулись навстречу друг другу.

После радостных объятий Бобо рассказал о случившемся, и друзья поделились впечатлениями о прошедшей безумной ночи. Путешественники немного пришли в себя, а потом, стоя почти у кромки воды, стали внимательно рассматривать положение «Леды». Она оказалась зажатой между двух громадных валунов, но – на первый взгляд – была в относительном порядке.

Путешественники решили вернуться, позавтракать и приступить к серьезному обследованию яхты, но в этот момент профессору на голову упало что-то твердое. Нук поднял голову и увидел на самой верхушке пальмы, среди широких зеленых листьев, полосатого крошку.

– Я сейчас! – сообщил тигренок. – Только скину еще несколько кокосов!

Через минуту юный художник спустился и радостно бросился к Нуку:

– Посмотри, сколько у меня кокосов! Это все я сбросил!

Полосатый крошка схватил первый попавшийся орех, валявшийся на песке, зачарованно покрутил его и попытался разгрызть.

– Подожди, Барсенька, – спокойно произнес Нук, – надо делать не так.

– А как?

– Посмотри внимательно, – терпеливо объяснял Нук, – видишь, у каждого ореха есть три пятнышка?

– Угу! – ответил тигренок, покрутив кокос.

– Одно из этих пятен представляет собой кожуру. Ее нужно проткнуть и тогда можно пить молоко.

Барсенька нетерпеливо потыкал когтем пятна ореха, проткнул дырочку, и с замиранием сердца приник к ореху. Однако через несколько секунд полосатый крошка разочарованно отбросил кокос, и требовательно обратился к Нуку:

– Где молоко?! Ты же мне обещал…

Профессор подобрал орех оранжевого цвета и протянул его полосатому крошке со словами:

– Нужно брать вот такие, более светлые. Они еще не совсем зрелые, и в них будет много молока. Держи!

Барсенька взял кокос, проткнул одно из пятен и приник к ореху. В Глазах тигренка появились лучики счастья, он отлепился от ореха, и перевел дух. Затем тигренок тут же подобрал два оранжевых ореха, проткнул в них дырочки и предложил друзьям:

– Пейте скорее!

Пока Нук и Бобо пробовали кокосы, Барсенька расколол о камень свой орех, вытащил оттуда содержимое и принялся его жевать. Однако он тут же выплюнул его на песок со словами:

– Мочалка какая-то!..

– Это не мочалка, а копра, – пояснил Нук. – Обычно ее добавляют в кондитерские изделия, и иногда сушат. Из высушенной копры добывают растительное масло, а из скорлупы кокоса жители многих островов делают игрушки или пуговицы.

– Я тоже сделаю тебе пуговицы, – пообещал тигренок, собирая орехи в кучу. Затем путешественники погрузили их на Нука и отправились к яхте.

После завтрака Бобо совершил несколько подводных погружений, чтобы уяснить себе положение «Леды», застрявшей между валунами. Выяснилось, что серьезных повреждений нет: если подтолкнуть ее в нужном направлении, она спокойно освободится без повреждений. Тогда за дело взялся Нук: он погрузился в море и, осторожно подталкивая бивнями «Леду» под самое днище, вытолкнул ее, наконец, из опасного каменного капкана. Капитан Бобо направил освобожденную любимицу в ближайшую уютную бухточку, и профессор заработал вымбовкой, опуская якорь. Цепь заскользила и вскоре «Леда» уже прочно стояла на якоре.

Ночь провели спокойно, сменяя друг друга на вахте, а к полудню следующего дня решили провести небольшую разведывательную экспедицию на остров, и заодно пополнить запасы свежей воды. Обитателей на берегу не было видно, но на всякий случай взяли кое-какое оружие.

Нук, нагруженный пустыми бочками, подплыл к берегу, и через минуту путешественники скрылись в зарослях густой растительности.

– Судя по карте, мы находимся в открытом море, – говорил Бобо, осматривая остров в подзорную трубу, – но поскольку под нами суша, значит, это остров. Интересно, обитаем он или нет?..

– Скорее всего, это остров вулканического происхождения, – произнес Нук, указывая хоботом на конусообразную гору, поднимающуюся почти до середины неба, – посмотрите на нее, Бобо.

– Мы приплыли, мы приплыли, – трещал Барсенька, расхаживая по спине Нука с фломастером и глазея по сторонам.

– Ого! Какие тут попугаи! Мы первые открыли этот остров, да, Нук, да?

– Конечно, – ответил Нук, разглядывая заросли тропических растений.

– Я знаю, здесь гномы живут, – таинственным голосом сообщил полосатый крошка. – Я с ними обязательно познакомлюсь, да, Нук, да?

– Барсенька, ты же знаешь, что гномы бывают только в сказках, а в жизни их, скорее всего, нет, – разглядывая яркий цветок, ответил Нук.

– Что значит, нет?!– возмутился тигренок. – Если я хочу, они появятся!

Вскоре путешественники углубились в глухие цветущие заросли, и головокружительные ароматы магнолии, жасмина и сандалового дерева, окружили их со всех сторон. Нук опустил на землю Бобо и Барсеньку, которые разбрелись в поисках родника, а сам, с глубоким трепетом остановился, рассматривая причудливое ползучее растение с удивительными фиолетовыми цветами, опутывающее сосновый ствол. Бобо двинулся вперед, а Барсенька отклонился в сторону, мелькая между кустов. Огибая очередное дерево, капитан Бобо шагнул вперед, когда огромная кобра, медленно поднявшись из травы, угрожающе зашипела, раздувая капюшон. Бобо отступил и мгновенно выхватил из-за пояса шпагу. Кобра глухо шипела и раскачивалась из стороны в сторону, словно в магической полудреме. Бобо, не раз сталкивавшийся со змеями, спокойно выжидал, нацелив острие шпаги в голову гада, однако полосатый крошка, неожиданно вынырнувший из кустов, мгновенно метнулся к кобре – и шипящие соперники покатились по траве. Бобо попробовал вмешаться, но тела борющихся так тесно сплелись, что любой неосторожный удар шпаги мог ранить и тигренка. Однако полосатый крошка ничуть не растерялся, прижал кобру к земле, и, резким движением повернув ей голову, сломал ей шейные позвонки.

Услышав какую-то возню, профессор поспешил к друзьям, и они уставились на бездыханного гада.

– Барсенька, ну зачем ты полез?! – облегченно выдохнул Нук. – Это же королевская кобра или гамадриад, одна из самых крупных и ядовитых змей в мире. А если бы она тебя укусила?

– Меня?! – удивленно переспросил тигренок.

– Конечно, тебя.

– Никогда! – отрезал тигренок.

– Укусы такой кобры чаще всего заканчиваются смертельным исходом, – глухо сообщил Нук и вздохнул.

– Да не переживай ты так, – успокаивал его тигренок, – Я же всегда буду с тобой!

Путешественники собрались идти дальше, но Барсенька, ухватив змею за хвост, принялся сматывать ее кольцами и укладывать их друг на друга, словно бухту каната.

– Ты хочешь соорудить ей мемориальный памятник? – поинтересовался Бобо.

– Нет! Мы заберем ее с собой, – радостно пояснил тигренок.

– Зачем? – спросил заинтригованный Бобо.

– Чтобы рисовать, – ответил довольный полосатый крошка. – Сначала я нарисую ее сам, а потом научу вас. Это будет ваше наглядное пособие…

– Барсенька! – строго произнес Нук. – Посмотри, какие вокруг красивые цветы, какие деревья! Неужели тебе нечего рисовать?

– А я хочу – рисовать кобру! – упрямо заявил тигренок. – И вы – тоже.

Но на этот раз профессор был неумолим.

– Мы оставим ее здесь, – сухо произнес Нук.

– Хорошо, – охотно согласился полосатый крошка, – тогда я остаюсь, и буду рисовать ее! Дай мне альбом и фломастеры!

Бобо что-то шепнул на ухо профессору, тот молча вытащил из кармана саквояжа Барсенькины художественные принадлежности, и протянул их тигренку. Барсенька размотал кобру и тут же принялся за работу.

Бобо, поднятый Нуком наверх, осмотрелся вокруг и громко объявил:

– А мы пока обследуем остров и познакомимся с местными достопримечательностями. Кстати, на таких тропических островах частенько разгуливает лохматая Бука, хватает доверчивых художников, и сует их в мешок. Я много раз читал об этом в записках старых путешественников.

– В мешок?! Подозрительно переспросил тигренок, взглянув одним глазом на Нука.

– В мешок! – подтвердил Нук. – Большой, темный и пыльный.

– Враки! – отрезал полосатый крошка и вытащил из пачки новый фломастер.

Профессор двинулся в путь, продолжая вполглаза следить за тигренком, который пристально посмотрел вслед друзьям, сделал несколько шагов вслед, остановился, и решительно вернулся к кобре. Однако не прошло и минуты, как полосатый крошка догнал друзей и весело взобрался на спину профессора.

– Рисунок уже готов? – поинтересовался Бобо, раскуривая трубку.

– Не совсем, – пояснил полосатый крошка. – Я дорисую ее на обратном пути.

– А мы вернемся? – наивно спросил Бобо.

– Конечно, – беззаботно ответил тигренок, – Я положил возле нее твой компас.

Пришлось, действительно, вернуться, пока путешественники ушли недалеко, забрать необходимый компас, и дать твердое обещание Барсеньке, порисовать кобру на обратном пути. После этого путешественники отправились дальше.

Вскоре местность изменилась, и Нук очутился среди небольших горных нагромождений, заросших кустами и деревьями. Он легко забирался вверх в надежде заметить какую-нибудь речушку или родник. Преодолев очередной подъем, путешественники остановились на небольшой площадке, чтобы передохнуть, и полосатый крошка спрыгнул на землю. Пока Бобо и Нук осматривались, глазастый Барсенька обнаружил пещеру в скале и незаметно скользнул внутрь.

Освещенные светом нескольких лампад, стены пещеры были украшены самоцветами, в центре красовалось солнце, а прямо под ним расположился маленький каменный алтарь. Полосатый крошка, стоя возле мраморной колонны, с замиранием сердца разглядывал таинственную пещеру и вдруг заметил справа от себя седого бородатого гнома, в красном колпаке и бархатной курточке.

– Вы гном?! – с удивлением спросил тигренок, оглядывая странного старика.

Незнакомец медленно кивнул головой. Впрочем, тигренок и сам видел, что перед ним гном.

В эту минуту у входа пещеры появились Нук и Бобо.

– А ты говорил, что гномов не бывает на свете! – укорил полосатый крошка своего друга, указывая на старика. – Значит, ты меня обманул?

– Никто вас не обманывал, – вступился за Нука старик. – Просто гномов осталось так мало на свете, и они так редко выходят на поверхность, что многие считают нас несуществующими.

Путешественники представились. Старика звали Пекко. Бобо и Нук стали расспрашивать старика о предназначении пещеры, с интересом разглядывая ее убранство. Выяснилось, что это священный храм гномов, перед которым они каждое утро встречают восход солнца. Бобо высказал пожелание поприсутствовать на данной церемонии, если гномы не будут возражать.

– Конечно, приходите, мы всегда рады гостям, – ответил Пекко. – Только будьте осторожны, сюда в последнее время частенько прилетает Змей Горыныч и нападает на гномов…

– Горыныч?! – переспросил удивленный Нук.

Пекко кивнул головой.

– Может быть, вы расскажете немного об острове и его обитателях, чтобы нам иметь некоторое представление, – предложил Бобо. – Дело в том, что нашу яхту вчерашним штормом прибило к берегу и зажало между прибрежных валунов. К счастью, она в полном порядке, так что мы можем провести здесь некоторое время, обследовать ваш великолепный остров для Географического общества, поскольку мы являемся его экспедицией, и познакомиться с местными жителями. Я капитан нашей экспедиции, это мой друг и помощник, профессор Нук, а это наш юнга, Барсенька. Наша экспедиция отправлена Географическим обществом на поиски Чертовых куличек. И, поскольку мы уже оказались на вашем чудесном острове…

– Мы будем признательны вам за любую информацию, – добавил Нук, – и постараемся не причинять никаких неприятностей местным жителям.

Старый гном заговорил, и друзья погрузились в его рассказ.

Остров, на котором оказались наши путешественники, по форме действительно напоминал черепаху, перетаскивающую на своем панцире небольшую гору из одной точки океана в другую.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=39950949) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.