Книга - Циферблат

Циферблат
Анастасия Климова


В жизни шестиклассника Димы наступает настоящая "чёрная полоса" – его буквально преследуют неприятности. Разбитый телефон уже не починить, зачет по истории заканчивается позором, а травма не даёт принять участие в важном футбольном матче. Всё меняет маленькая монета, найденная во время прогулки в парке. С ней Дима может перемещаться во времени и проживать дни снова и снова, пока они не станут идеальными. Теперь он может переписать сложную контрольную, пробить еще раз важный пенальти и легко завоевать расположение самой красивой девочки в классе. Но есть ли у этого волшебства предел? И все ли ошибки можно исправить?





Анастасия Климова

Циферблат





1


– Мальчики, вы меня очень выручили, спасибо огромное! Концерт вам непременно понравится! – Эмма Владимировна покрепче схватила огромную сумку со сложными, не поддающимися расшифровке узорами (кто-то однажды говорил, что там нарисованы птицы, но я никогда не мог их толком разглядеть) и помчалась в сторону учительской.

С тех пор прошёл уже час. Или даже полтора. Я не запомнил точно время. Я знал только, что количество исполненных номеров уже давно перевалило за десяток. И вот теперь какой-то седовласый дедушка долго устраивается на сцене с балалайкой и широко улыбается. Кажется, готово. Взмахнул рукой…

– Пошли отсюда, – Мишка схватил меня за рукав. – Я ещё поиграть, между прочим, хотел. У меня в семь часов блокировка на компе включится.

Я удивлённо поднял брови, а сам полез в карман за смартфоном.

– Да мама поставила… Чтоб я вовремя делал уроки. Так мы идём?

17:13. И три сообщения от мамы. Сестра останется одна на продлёнке и точно расстроится. Будет смотреть на меня грустными-прегрустными глазами и вызывать чувство вины. А я очень не люблю это чувство. Оно какое-то давящее. Как будто хочет пригвоздить тебя к земле.

Как назло, мы зачем-то сели в самой середине, да ещё и в седьмом ряду, не так уж далеко от сцены. Песня дедушки никак не хотела заканчиваться, будто не имела конца и была написана в те времена, когда у людей было очень много времени, а все страдания рода человеческого изливались в длинных сагах. Просто от скуки. От нечего делать. Мне бы даже для того, чтобы всё это разучить, было времени жалко. А дедушка этот прямо светился от счастья. Может, очень хотел выступить.

Пока актовый зал дружно хлопал, мы протиснулись к выходу и, высматривая учителей, выскользнули за дверь. Кажется, нас заметил только информатик, но ему всегда всё равно. Обожаю учителей, которым всё равно. Только на них этот мир ещё и держится.

На первом этаже скучал Никитка: то и дело поправлял очки и листал какую-то толстенную книгу. Видно было, что книгу он уже прочёл несколько раз от корки до корки, выучил каждый абзац наизусть, ничего нового для себя не почерпнул и страдает от отсутствия новых знаний. Увидев нас, он захлопнул том и вскочил.

– А чего вы тут так поздно?

Мы с Мишкой влетели в раздевалку и принялись на ходу переобуваться.

– Шли мы, значит, домой, – Мишка балансировал на одной ноге, помогая себе руками, – а потом встретили Эмму Владимировну. И узнали, что сегодня у нас проходит благотворительный концерт. Какие-то таланты со всего района приехали в нашу школу, чтобы показывать своё творчество. Пришлось на это творчество смотреть.

Я громко засмеялся.

– А потом прошёл час. И два. И три. А талантов всё не было. И творчества не было. И мы поняли, что ещё десять минут и мы будем горько сожалеть, что растратили свою жизнь так бездарно и глупо.

Я поднял голову и встретился с Мишкой глазами. Потом мы посмотрели на Никитку. А потом все втроём засмеялись. И смеялись минуты две, пока, застегнув куртки и хлопнув карточками по турникетам, не вывалились на улицу.

Никитку мы оставили у ворот – мама должна была приехать с минуты на минуту, чтобы везти его на какой-то очередной умный фестиваль. Иногда мне кажется, что из него мог бы получиться отличный парень, если бы он прогнал из своего бытия это страшное слово – «наука».

Я снова вытащил телефон. 17:30. Сестра меня убьёт.

– Давай бегом? – я повернулся к Мишке. – Надо через парк и к 77-й. А потом уже домой. А то Маринка заждалась, наверное. Ей же тоже домой хочется.

Мишка кивнул, и мы побежали.

В городе начинался апрель. Входил в свои весенние права и каждый день убирал с улиц всё больше зимнего и ненужного. Солнце уже грело, кое-где была видна зелёная трава, и было так здорово понимать, что приходит тепло. И что май впереди. И лето впереди. И вот сейчас ещё немного, и можно будет бегать в футболке.

Мы промчались по скользкой дорожке, я чуть не споткнулся, но вовремя переместил вес на другую ногу. Рюкзак мешал и бил по плечу. Мишка начинал пыхтеть – с его весом непросто перемещаться так же быстро, как я. Хотя виду он никогда не подаёт.

Мне нравится наш район – это настоящая Москва. Не какие-то спальные районы с одинаковыми домами серого цвета, а здания, каждое из которых не похоже на соседнее. И узкие улочки. И дух старины. И много ещё такого, что нужно просто чувствовать. Просто хватать на бегу и жадно впитывать. Город куда-то несётся, и ты несёшься вместе с ним. И получается, что вместе. В одном направлении.

– Дима-а…

Мишка странно это крикнул, громко, пронзительно. И визгливо как-то. Я сначала не понял даже зачем. А потом в одну секунду повернул голову направо и увидел этот несчастный велосипед. И большую красную куртку. И глаза, такие круглые, испуганные.

Мишка затормозить успел, а я нет. Шарахнулся вправо, ударился спиной о стену. Показалось даже, что посыпались какие-то камни. И всё равно увернуться не смог – царапнуло по ноге, так больно, что визжать захотелось. А потом был звук чего-то падающего. И звон. Как будто хрустнула ваза.

Я мотал головой секунды две. Мишка за это время уже успел развить активную деятельность.

– Пацан, ты больной? Ты куда вообще едешь? Дорожка с другой стороны! Слабо там, не знаю, по сторонам смотреть?

Я сел и осторожно положил руку на колено. Опускать взгляд не хотелось. Стянул с плеча рюкзак – спина вроде цела. По крайней мере, пошевелиться могу.

– Встаёшь или как? – Мишка пыхтел на весь переулок. – Нет, ну надо же! Шли себе люди и шли, по своим делам. А тут ты. С ума сойти!

Я встал, потом медленно опустился на корточки, подходить к ним не хотелось. Голова гудела, и мир стал почему-то нечётким. Нет, с глазами всё было хорошо, просто этот переулок из знакомого и изученного вдоль и поперёк превратился во что-то непонятное. Неоформленное. Чужое.

– И хорошо, если сломал, уроком будет, – раскатистый бас звенел уже у меня над ухом. – Димка, ты как?

Я кивнул. Да хорошо всё.

Мальчишку я так и не рассмотрел как следует – красная куртка ещё пометалась около больших чёрных колёс, потом подняла велосипед за руль и скрылась за углом, испуганно оглядываясь на нас.

Я сделал усилие и отнял ладонь. Джинсы порваны. Да так, как будто кто-то резал острым ножом. Под ними царапина. Огромная. На ладони остался тёмный след от крови. А ведь через неделю снова начинаются футбольные тренировки. И как я буду играть? Почему-то эта мысль показалась сейчас очень важной.

Я попробовал встать. Вроде ничего не сломано. Нога болела, конечно. Теперь скорость меня как пешехода, вероятно, снизится в разы. Мишка пошутил бы как-то так.

– Ничего себе! Ты видел? – Мишка метнулся куда-то вправо.

Я повернулся к нему и увидел то, что всё это время какой-то тревогой грызло изнутри. Папин смартфон. Точнее, то, что от него осталось после падения и встречи с какой-то острой железкой. Может, с велосипедом, восстановить подробности приключений пятиминутной давности я почему-то не мог.

Мишка присел возле того, что раньше было телефоном.

– Знатно его… А если попробовать включить?

Он осторожно потрогал осколки.

– Нет, мертвец он. И ремонтировать дороже, чем новый покупать… Так всегда.

До школы мы ковыляли ещё минут тридцать. Я приноровился шагать так, чтобы болело как можно меньше, но скорости это не прибавило. На первом этаже сидела расстроенная Маринка и ковыряла пальцем жвачку, прилепленную к стулу.

– А я маме скажу, что ты опять за мной не зашёл. Это потому, что ты никогда ничего не планируешь. Нам сегодня Елена Владимировна рассказывала про распорядок дня. Вот если его нарисовать и учиться по нему, то ничего такого не будет.

– Маринка, это скучно, – Мишка улыбнулся, понимая, что мне отвечать сейчас совсем не хочется. – Тот, кто живёт по распорядку, бесцельно гробит лучшие дни своей жизни. А жизнь у тебя одна, между прочим, – он нахлобучил ей на голову кепку.

Ко мне домой мы шли вместе – Мишка жил на соседней улице и считал, что сделать лишнюю тысячу шагов крайне полезно. Мне поэтому и было с ним всегда хорошо – в трудную минуту он оставался рядом до последнего. Маринка бежала впереди и старалась не наступать на маленькие замёрзшие лужицы.

– И как он выскочил… – Мишка задумчиво потёр пальцем лоб. – Всё ж было хорошо. Шли себе и шли. Просто разорвал своими колёсами всю линейность выстроенного дальше вечера. А я хотел ещё поиграть. Не у себя, так к тебе зайти. Но не пойду.

– Да уж, – я остановился у подъезда. – Лучше не стоит.




2


– Итак, что мы имеем, – папа опустился на стул и отодвинул в сторону сахарницу. – Я дал тебе телефон, чтобы ты мог делать фотографии для школьного проекта.

Мама пристально рассматривала коленку, от ваты шёл неприятный резкий запах.

– Так? – папа сцепил пальцы. Костяшки побелели. – Мне нужен какой-то ответ.

Я кивнул. Поднимать голову не хотелось. Смотреть на ногу, впрочем, тоже. Рана неприятно саднила, хотелось зажмуриться и перенестись куда-то очень далеко. За тридевять земель.

– Ты этот телефон разбил. Не знаю, что там у тебя произошло, но восстановлению он явно не подлежит.

Сквозь коленку прошла острая боль, я ойкнул. Мама принялась дуть на больное место.

– Игорь, ладно тебе. Случилось и случилось. Всё бывает. Жалко, что новый. Но что тут поделаешь…

Я наконец поднял голову и посмотрел на папу. Брови нахмурены, на лбу проступила суровая жилка. Я редко видел его таким и знал, что ничего хорошего не последует.

– Он взрослый человек, а взрослые люди отвечают за свои поступки. И стараются сделать так, чтобы ничего подобного не случалось.

Я не выдержал и вскочил.

– Не всегда и не все поступки зависят от нас! Я не мог знать, что там поедет этот велосипед! И вообще… это не я, это просто что-то вмешалось. То, что от меня не зависит.

Коленка снова противно заныла. На глазах выступили слёзы. Папа смотрел на меня с состраданием и одновременно сурово, и от этого было вдвойне неприятно.

– И кто же, интересно, вмешался? Вселенная? Судьба? Кто? А может быть, нужно быть внимательнее и не носиться по улицам? Вот куда ты спешил?

Я молчал, снова глядя в пол. Никогда не замечал до этого, что на линолеуме очень странный рисунок. Как будто развели краску и принялись водить в разные стороны, создавая случайный узор. А в одном месте этот узор не совпадал. Отличался от других.

– Я спешил, чтобы забрать Маринку. И в том, что я задержался, тоже виноват не я.

– Всё, хватит, – папа медленно поднялся, опираясь кулаками о стол. – Больше никаких телефонов, чтобы узнавать время, возьмёшь мои старые часы. Интернета больше тоже не будет. Для учёбы в том числе. Выкручивайся как хочешь.

Он ушёл, сел в зале и принялся листать какую-то книгу. Я стоял и рассматривал линолеум.

– Он отойдёт, – мама положила мне руку на плечо. – Просто это был очень дорогой подарок. И постарайся в следующий раз поаккуратнее, пожалуйста.

Я высвободил руку. Это ясное дело, что в следующий аккуратнее.

***

– Это называется «роковое стечение обстоятельств», – Мишка вгрызся в яблоко с таких хрустом, что казалось, будто челюсть не выдержит. – Или «принцип домино». Цепочка событий, каждое из которых повлекло за собой следующее.

Я лениво оттолкнулся здоровой ногой. Веревки натянулись, дощечка ушла назад.

– Давай восстановим цепочку событий. Помнишь, куда мы пошли после уроков?

Я кивнул.

– Правильно, к историку. За тетрадями. Так вот, если бы мы с тобой не задержались у Викторовича, чтобы узнать оценки, мы бы не встретили завуча. А может, вообще бы пошли по другой лестнице. Могли же мы пойти по другой? Могли. А пошли по этой. И вот встретили Эмму. Если бы ей не надо было позарез, чтобы мы пошли на этот концерт, мы бы не задержались на час. Если бы не стали смотреть до конца того дедушку, вышли бы на пять минут раньше. Если бы не болтали с Никиткой, тоже вышли бы на пять минут раньше. И не встретили бы того велосипедиста.

Наступило молчание. Я повернул голову и увидел, что Мишка победно смотрит на меня, довольный своим расследованием.

– Это всё так, – я отпустил ноги и начал качаться, еле-еле, просто чтобы не чувствовать земли, – но что со всем этим теперь делать?

Мишка пожал плечами.

– Ничего. Машину времени же пока не изобрели.

Мы ещё помолчали. Мишка болтал ногами и мучил огрызок.

– Понимаешь, – я остановил качели, – там были мамины фотографии. Она не успела скопировать. И теперь они все пропали.

– И ничего нельзя сделать? – огрызок прицельно полетел в урну.

– Говорят, что нет, – я пожал плечами. – Это больше всего бесит в жизни. Что очень часто больше вообще ничего нельзя сделать.

– Ничего, это же пройдёт, – Соколов поднялся и отряхнул куртку. – Через месяц снова сможешь играть. Правда, без тебя им пока будет туго. Ты хороший нападающий.

Я пристально посмотрел на него.

– Это всё, что ты можешь сказать?

Мишка задумался.

– Пошли. Холодно.

***

Маринка делала уроки. Методично разложила вокруг себя какие-то тетрадки и старательно, высунув язык, выводила что-то простым карандашом. Иногда поднимала голову, сверялась с учебником, а потом продолжала рисовать. Я присмотрелся. У неё даже ручки лежали ровно – одна к другой. Как по линейке.

Я закинул руки за голову и лег на подушку. У меня никогда не получится стать правильным. Я всегда живу какими-то эмоциями. Можно, конечно, наверное, расписать свой день по часам. В 8:04 выходить из дома. В 8:25 приходить в школу. Но как это уберёт с моего пути случайных велосипедистов?

Я поднял руку и посмотрел на запястье. Чтобы я окончательно не потерялся во времени и пространстве, папа отдал мне свои старые часы, большие, с огромным серебряным браслетом. Что с ними делать? И зачем вообще люди отмеряют время? Чтобы вечно опаздывать?

Без компьютера было тяжело. Я попробовал немного почитать книжку, но слова не хотели складываться и составлять в голове полноценную картинку. Я ещё раз посмотрел на часы и выяснил, что прошло всего десять минут. Интересно, а если бы я тогда увидел того парня и вовремя остановился, что бы сейчас было? Пошли бы с Мишкой в кино? Или рубились бы по сетке? Или писали сообщения друг другу? И телефон был бы жив. И мама довольна. И не вздыхала бы, высыпая макароны в кастрюлю. И папа не дулся бы, и можно было бы поехать с ним за город в выходные. А про футбольный матч я вообще молчу. Из-за какой-то нелепой вещи жизнь поменялась. Из-за колеса и одной царапины.

Через два часа нужно было собираться и выходить – мы ехали в гости к тёте, которая жила на другом конце города. А завтра нужно было сдавать зачёт по истории – я, по настоянию мамы, ходил на дополнительные занятия к нашему историку, Викторовичу. Всего было десять вопросов, из них я выучил только восемь. Учить остальные не хотелось. Я посмотрел на полку с книжками и вздохнул. Можно, конечно, взять учебник с собой и почитать в дороге. Запихнуть его в сумку. А если в метро будет много людей?

Я снял с полки книгу и повертел в руках. Тяжёлая. Да и не смогу я ни в дороге, ни в гостях ничего читать. Там будет шумно, все будут смеяться, шутить, танцевать. Как-нибудь на перемене прочту. Или встану утром пораньше.

Из учебника выпал двойной листок – моя домашняя работа. Евгений Викторович всё время придумывал какие-то конспекты, рефераты и ещё кучу всего, в чём я так и не мог разобраться. И зачем так усложнять школьникам жизнь?

Я занул листок в книгу и поставил обратно. Сегодня лучше отдохнуть.

Нога, почувствовав, что о ней вспомнили, противно заныла. Я понял, что лежать больше не могу. Вскочил и подошёл к Маринке.

– Тебе помочь с уроками?




3


– Дима, быстрее, пожалуйста, мне нужно посуду мыть, – мама металась по кухне с косметичкой в руках. – Почему ты всё время копаешься?

Я быстро проглотил остатки омлета и залпом выпил чай. Горло неприятно обожгло. Наше утро всегда превращалось в бесконечную гонку, в которой никогда не было победителей, но зачастую встречались проигравшие. Те, кто опоздал, в школу или на работу.

Маринка сидела в прихожей, причесанная и одетая, и, казалось, являлась островком спокойствия в буйном море утренней квартиры.

Я натянул джинсы, застегнул рубашку и схватил рюкзак. Сгрёб со стола тетрадь по истории, учебник по английскому и кое-как запихнул внутрь. На секунду задумался, что бы взять ещё. На полке над столом грустил учебник по истории Древнего мира, который я вчера так и не взял с собой. Я поразмыслил немного и решил, что всё равно уже не смогу ничего прочитать. А знать восемь вопросов из десяти очень даже неплохо.

– Мы выходим! – я подумал, что не знаю, откуда у папы такой громкий голос. Иногда мне кажется, что я не всё знаю о его работе.

Из подъезда мы выбежали на пятнадцать минут позже обычного.

***

– Ну что, господа, вы не устали? – Евгений Викторович добродушно оглядел парты и погладил бороду. – Я понимаю, что у нас дополнительные занятия и вы оставили часть своих сил на основных уроках, но что поделаешь, на сегодня запланирован зачёт. Надеюсь, все готовы? Соколов?

Мишка захлопнул учебник и ободряюще посмотрел на меня. Не знаю, откуда у него было столько сил, у меня ещё после контрольной по математике жутко разболелась голова.

Курс назывался «Океан истории», и инициатива пойти туда принадлежала как раз Мишке. Мне в сентябре было решительно всё равно, где проводить седьмой урок. А потом мой лучший друг случайно рассказал об этих занятиях маме, и у меня не осталось совершенно никакого выбора. За год я как-то привык к бесконечным событиям, фактам и датам, но к таким «взрослым» вещам, как зачёты, коллоквиумы и рефераты, приноровиться не мог. Евгений Викторович преподавал в педагогическом университете и считал, что шестиклассники не должны ничем отличаться от студентов, разве что «глубиной постижения материала». Мы и занимались в школе очень редко – чаще ходили в гуманитарный корпус и сидели там на жёстких скамьях.

В этой четверти мы занимались философией. Слушали о том, как древние греки и римляне пытались объяснить себе устройство этого непростого мира.

– Давайте по очереди, – Викторович оглядел класс. – Смелее. Мы всё это проходили и знаем. Ну, Сутейкин, например.

Пока Никитка радостно бормотал себе под нос (кажется, он ходил на все дополнительные занятия, на которые было возможно), я листал учебник, силясь понять, как сделать так, чтобы мне не попались последние вопросы. Выходило, что у меня довольно большие шансы – не могу же я быть таким невезучим?

– Кузнецов, вы следующий.

Я нехотя поплелся к первой парте, чувствуя на себе взгляд Мишки. Нам можно вообще ничего друг другу не говорить, мы всё понимаем без слов. Это высшая степень слияния душ, я так это называю.

У самого первого ряда я понял, что у меня трясутся колени. Из-за всех этих переживаний готов я был плохо, спорить с этим было бесполезно. Оставалось надеяться на везение.

– Ну-с, – Евгений Викторович погладил подбородок, – вы, насколько я помню, посещали не все занятия.

Я оглянулся на Мишку. Тот соединил ладони и потряс ими в воздухе, подбадривая меня.

– Я болел, – к лицу прилила краска.

– Ну, надеюсь, что всё уже хорошо, – историк улыбнулся. – Вы расскажите-ка мне про стоицизм. Что это за философия такая?

По затылку прокатилась горячая волна, затем спустилась ниже, рухнула куда-то в живот и принялась мучить меня изнутри. Метаться по телу. Затем часть этой волны, как и положено, ушла в пятки, но другая часть осталась. Сделала голос трясущимся и каким-то не моим. Десятый вопрос. Десятый…

– Это… это философия древних греков, – захотелось провалиться под землю. И больше никогда не восставать. Или сквозь землю… А какая, в сущности, разница?

Евгений Викторович задумчиво кивнул.

– Мы всю прошлую четверть проходили древних греков. Хотелось бы немного поподробнее. Так сказать, понять, что стоит за этим названием.

Я молчал. Да, это была та самая последняя тема, до которой я добраться не смог, а на занятии меня не было. В голове не возникало ни одного предложения. Может, имело смысл начать говорить какой-то связный текст, но ничего не выходило. Странно, я всегда думал, что у меня в голове роятся идеи и фразы, а сейчас в ней было странно пусто. И гулко. Я как будто смотрел на себя со стороны и понимал, что этому мальчику сегодня уже не выкрутиться.

– Допустим вот что, – Евгений Викторович взял со стола линейку. – С вами случилась какая-то неприятность. Наступила в жизни некая чёрная полоса. И так невмоготу, что вы волей-неволей взываете ко всем богам и спрашиваете, за что же эти неприятности с вами случились и как вновь вернуть ощущение того, что всё хорошо. Или, скажем, вы родились рабом и знаете, что до конца жизни будете служить не слишком доброму господину и терпеть одни унижения. Или, скажем, вы не можете видеться с лучшим другом… Есть у вас такой?

Я повернул голову и посмотрел на Мишку. Тот задумчиво грыз карандаш и читал какой-то параграф.

– Е.. есть.

– Отлично. Так вот, вы, ввиду неких обстоятельств, не можете видеться. И быть счастливым не можете. И вы очень сильно по этому поводу переживаете. Так вот, представьте, что вы стоик. Как вы будете мыслить?

– Это тяжело, – выдохнул я.

– Что тяжело?

– Не видеться.

Евгений Викторович улыбнулся.

– Молодой человек…

– А вообще… я считаю, – выпалил я неожиданно сам для себя, – что всегда нужно бороться. И рабу бороться. И господина этого… наказать.

– Однако, – историк неожиданно посерьёзнел и покачал головой. – И как же мы его будем наказывать?

Я набрал воздуха и выпалил:

– Восстать и свергнуть!

Евгений Викторович присвистнул.

– Нет, история, разумеется, знает множество подобных примеров. И борьба – это порой очень даже хорошо. Но я всё же хотел поговорить с вами, так сказать, в контексте именно стоицизма. Бывают такие моменты, когда вы не можете ничего изменить вокруг себя. Бывают же?

Я кивнул.

– Так вот, человечество уже давно задавалось логичным вопросом, что в таких случаях следует делать. Ведь человек привык, как это ни печально, всё контролировать. Держать в своих руках. Вам же приятно утром вставать и знать, что вы точно понимаете, что сегодня произойдёт?

Я снова кивнул.

– Но, как говорится, человек только предполагает. Бывало в вашей жизни такое, что все планы рушились мгновенно и ничего было уже не спасти?

– Конечно! – подо мной загремел стул. Гул в классе стих.

– Вот для этого и родилась философия – для того, чтобы человек мог объяснить себе происхождение вещей и найти из любой ситуации выход. Хотя бы даже и умозрительный. У стоиков, например, есть совершенно точный комментарий к нашему с вами разговору. И я настоятельно рекомендую вам с ним ознакомиться. Пока что дела у вас идут не очень, – Евгений Викторович взял со стола огромную бутылку и открутил крышечку, – но не всё потеряно. Покажите ваш конспект шестой главы учебника, пожалуйста.

Я машинально повернулся к парте и только потом осознал, что это бессмысленно.

В горле снова появился тот самый ком. Очевидно, поднялся вверх, из живота. Я мгновенно перенёсся в нашу квартиру и увидел со стороны, как я собираю рюкзак и смотрю на учебник на полке. А в нём лежит… двойной листок с заданием.

– Э… понимаете, у меня нет с собой этой работы. Я подумал, что это нужно к следующему занятию, а не к зачёту…

– Это правильно, – согласился Евгений Викторович. – Но вам это сейчас очень бы помогло. А так… так вынужден поставить прямо в электронный журнал двойку. Родители зайдут туда сегодня?

Я судорожно сглотнул.

– Зайдут. Но… Может быть, я…

– Замечательно. Жду вас с рассказом о стоиках.

Я поднялся на ватных ногах и схватил ручку. Двойка по истории – это последний камень в и без того чудесную гору проступков этой недели.

– Да, молодой человек, – Евгений Викторович посмотрел на меня поверх очков. – Даю небольшую подсказку для подготовки. Как мы уже выяснили, обстоятельства жизненные бывают двух видов: те, что мы можем изменить, и те, что не можем. Двойку сейчас исправить вы не можете. Зато можете подготовиться. Советую подумать об этом.

Я кивнул и поплёлся к своей парте.




4


– Ты создал неправильное энергетическое поле, – Мишка пнул ботинком пустую банку. Та с грохотом покатилась по мокрому тротуару. – У тебя одна за другой идут неприятности.

Я молча сжимал лямку рюкзака и впечатывал шаги в асфальт с такой силой, что он должен был хотя бы в одном месте уже треснуть. Но почему-то выдерживал. Может, потому, что я сильно хромал, хотя нога болела не так уж сильно.

– Понимаешь, это дело одной минуты… Взять с собой учебник. Я же на него смотрел. Просто изменить одну минуту, одно движение – положить учебник. И домашка эта… то же самое. Просто два раза одно и то же.

Мишка хмыкнул.

– Машина времени – сомнительное в плане перспектив изобретение. Я думаю, человечество будет биться над этим ещё не один десяток лет.

– Спасибо, поддержал, – я вздохнул. – Меня четвертуют за ещё одну двойку. Ты же знаешь, как мама хочет, чтобы я ходил на эти занятия. А ещё я постоянно рассказываю, как там хорошо и как я отвечаю абсолютно на все вопросы.

Мы свернули в парк.

– Пойдём на детскую площадку, посидим? Дождя вроде нет, – я с надеждой уставился на Соколова. Одному быть сейчас совсем не хотелось. А тем более идти домой и делать уроки. После сегодняшнего дня их вообще больше не хотелось делать. Никогда.

– Не, – Мишка помотал головой. – У меня же бокс. Сегодня четверг.

Тут я окончательно понял, что всё против меня. И сопротивляться этому бесполезно. Это нужно просто принять как данность. Радостная и беззаботная жизнь кончилась. Может, вместе с ней и детство. А что, все же взрослеют по-разному. Почему нельзя после трагических жизненных событий взять и повзрослеть в шестом классе?

Я дошёл с Мишкой до спортзала, проводил будущего боксёра взглядом, немного побродил вокруг, наблюдая, как народ стекается из окрестных школ в секции с сумками на плечах. Вспомнил о предстоящих футбольных тренировках и, вздохнув, решил вернуться в парк. Показываться на глаза маме не хотелось.

Я нашёл в кошельке мятую бумажку, купил бутылку газировки и устроился на скамейке около пруда. По воде били крыльями две утки. Интересно, все птицы уже вернулись или эти первые? И зачем лететь туда, где холодно?

Я открутил крышку и вдруг почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. На соседней скамейке сидел сгорбленный старичок. К спинке была прислонена палка с чёрным набалдашником. Даже после того, как я поднял голову, старичок не перестал меня рассматривать. У него были узкие глаза, и он щурил их, потому что мы оба сидели лицом к солнцу.

Через минуту мне надоело за ним наблюдать. Я поставил бутылку рядом и потянулся за рюкзаком. Кажется, где-то в его дебрях у меня был детектив: может, удастся прочесть пару строчек.

В маленьком кармашке рука нащупала что-то твёрдое. А, папины часы. Мне же было велено обучаться планированию и следить за временем. А толку, если весь мир против тебя?

Я вытащил браслет. Видно было, что часы носили уже довольно долго, но смотрелись они здорово – стало жалко, что я не привык надевать что-то на руку. 16:50. А сбоку сегодняшнее число – 7-е. То есть седьмое апреля.

Я вытащил книгу и долистал до закладки. Нужно попробовать сосредоточиться и забыть о превратностях судьбы. И вообще, да ну её, эту судьбу. От неё одни расстройства.

– Сева, не надо, это чужое!

Я сначала ничего даже не заподозрил. Подумал, что мама просто ругается на ребёнка. Подумаешь, в парках такое сплошь и рядом. И только потом понял, что пришла беда. Когда какой-то светловолосый карапуз, подкравшийся так бесшумно, что я его совершенно не слышал, опрокинул мою бутылку с газировкой.

На меня.

И на рюкзак. Мой рюкзак.

Ну, вы знаете, как это бывает. Небольшой тёмный фонтанчик, и после этого везде море. На джинсах море. Страницы книги начинают медленно темнеть и становятся тоньше. Что-то попало в рюкзак, и понятно, что там тетради. Без обложек, я их никогда не надеваю.

Я вскочил и принялся вытряхивать рюкзак. Карапуз вылил из бутылки всё содержимое, радостно вскрикнул и бросил ненужный теперь пластик в кусты. В этот момент и подоспела мама.

– Извините, пожалуйста! Он не нарочно!

Конечно, не нарочно. А как же может быть ещё. Других вариантов у меня и не было. Только что теперь делать с результатом?

Джинсы противно липли к ногам. Я долго не мог сообразить, что взять сначала, потом решил, что это не имеет значения, и принялся рассматривать книжку. Ничего утешительного. Вряд ли кто-то из библиотекарей обладает настолько плохим зрением, чтобы не заметить, что страницы купали в химических соединениях.

Я достал из рюкзака тетради. Так и есть – досталось именно русскому языку. Той самой тетради, которую мне завтра нужно сдавать на проверку. Замечательно. Потрясающе. Удивительно.

Я сел обратно на скамейку и обхватил руками голову. Хотелось к кому-то обратиться, но неясно было, к кому именно. К небесам? Ко Вселенной? К солнцу?

Я поискал глазами маму с карапузом, но их уже и след простыл. Да и что я им скажу? Моя жизнь и так испорчена, а вы испортили её ещё больше? Можно подумать, их это как-то растрогает.

Перебирая вещи, я опять наткнулся на часы. 16:56. Вот почему машину времени до сих пор не придумали? Было бы сейчас 16:49. Целая минута, чтобы всё исправить. Целая, и в то же время всего лишь минута. Неужели Вселенной жалко?

Старичок поднялся, схватил палку и лёгкой, пружинящей походкой направился в мою сторону. Я очень удивился, зачем ему при таких здоровых ногах палка, но долго об этом не раздумывал – сейчас были другие заботы. За джинсы мама, может быть, и не убьёт. Футболка, может быть, тоже отстирается. А как быть с русским языком?

Рядом со мной что-то звякнуло. Я проводил удаляющуюся спину старичка, потом перевёл взгляд вниз и увидел небольшую монету. Кажется, на ней были выгравированы песочные часы.

Я нагнулся и перевернул монету. На обратной стороне была какая-то надпись латинскими буквами. Такого языка я не знал.

Машинально зажав кругляшок в ладони, я принялся рассматривать тетради. Как назло, новых среди них не было. Неужели придётся всё переписывать?

16:58. Вот было бы сейчас 16:49. 7-е апреля, понедельник, 16:49. Неужели так трудно хотя бы один раз в жизни?

Я бросил рюкзак и закрыл глаза. Монета приятно холодила руку. Ну почему всё против меня? Почему кому-то везёт? Почему Никитка и Мишка сдали сегодня этот дурацкий зачёт, а я нет? И почему Мишка сейчас придёт после бокса и будет играть, а я всю ночь буду переписывать тетрадь по русскому?

Послышался едва заметный треск – как будто стрелка часов куда-то сдвинулась. Я снял с руки браслет, чтобы убрать его, и чуть не задел раскрытую бутылку. Стоп. Откуда здесь ещё одна газировка?

Я удивлённо взял в руки бутылку. Крышка лежала рядом. Вдалеке гулял тот самый карапуз – гонялся за голубем.

Я схватил браслет.

16:49.

Повинуясь какому-то инстинкту, я быстро закрутил крышку и поставил бутылку под скамейку.

– Сева, не надо, та скамейка занята!

Через полминуты ко мне нёсся довольный карапуз. Добежав до меня, он несильно стукнулся о деревяшки, ойкнул, развернулся и зашагал обратно к маме.

Я опустил дрожащую руку в рюкзак.

Сухо.




5


Усидеть на месте было тяжело. Я вскочил и принялся бегать по комнате, постоянно переворачивая монету в ладони. Через десять минут она стала влажной и скользкой. Большим пальцем я тёр песочные часы и пытался сопоставить хотя бы какие-то факты.

Больше всего хотелось, конечно, позвонить Мишке и всё ему рассказать, но тот ещё не вернулся с тренировки. Поэтому разбираться со странным происшествием мне пришлось в одиночку.

Я снова сел за стол и вырвал из тетради двойной листок. Взял ручку и, пососав немного кончик, попытался нарисовать схему произошедшего.

В истории участвовал один странный старичок с палочкой, который зачем-то сел рядом и наблюдал за мной. Судя по тому, что никого больше рядом не было, это он подкинул мне монету. Или просто обронил… Может, стоило его догнать и вернуть пропажу?

С другой стороны, я ведь сидел в парке ещё долго – минут двадцать точно. Смотрел на чудесным образом спасённые тетрадки, нетронутую книгу и пытался понять, что к чему. За это время он мог бы уже понять, что потерял ценную для него вещь, и вернуться. Но я сгорбленной фигуры с тростью больше не видел. Стало быть, либо это была не его вещь, либо она не была для него особенно дорога.

Теперь о том, что это за монета… Может быть, дело вовсе не в ней? Может, я просто уснул, и этот карапуз мне приснился? Бывают же такие вещие сны. Или он просто бегал рядом, а мой уставший после приключений и невзгод мозг всё это зафиксировал. И предупредил: бутылка может и опрокинуться.

А если предположить, что это действительно какое-то волшебство. Я подумал о том, что нужно вернуть время, и стрелки на часах сами собой перевелись. Примерно минут на семь назад. Я задумал точное время, и оно наступило! И у меня получилось избежать неприятностей. На чём бы попробовать, чтобы убедиться…

Я снова встал и заходил по комнате, выбирая взглядом подходящую вещь. Да вот хотя бы тетрадь по математике. Она всё равно закончилась, поэтому жалко не будет.

Я отложил монету, крепко взял обложку и разорвал напополам. Затем оторвал несколько листов и разделил их на части. Получившуюся гору бросил на диван и, довольный своими трудами, отошёл в сторону.

Папины часы по-прежнему были на руке. 18:01.

Я крепко зажмурился и представил перед собой ярко-красные цифры. 17:48. Пусть теперь будет 17:48.

Для верности постоял так с полминуты. Потом открыл глаза.

Разорванная тетрадь осталась на своём месте.

От досады я стукнул кулаком по столу. Нет, в моей жизни никогда не будет ничего волшебного и фантастического. Будут только неприятности.

Я сложил мусор в пакет и поставил в угол комнаты. И пожалуйста. Тогда лягу и буду грустить. И даже к истории готовиться не буду. Всё равно мне больше не повезёт и не попадётся ничего хорошего.

С кухни послышался грохот, потом крик Маринки. Я машинально схватил монету, вскочил и бросился вон из комнаты.

– Ты чего?

Сестра плакала над крупными осколками.

– Я чашку разбила. Ту, свою, с кошками…

Я сел на корточки.

– Не поранилась?

– Нет. Но мама меня всё равно убьёт. Да и не в маме дело… Мне её Анька подарила.

– Какая Анька? – я полез за веником.

– Подруга моя. Она в прошлом году уехала.

– Ну, уехала и уехала, – я приладил совок и принялся оглядывать пол, определяя, где ещё могут быть осколки. – Это же просто вещь. Вы можете переписываться.

Маринка всхлипнула.

– Я её обидела, и она не разговаривает. И вообще… Ты не понимаешь.

Я покачал головой. Обидела. Тоже мне, проблемы у детей. Мне бы такие трудности.

Я аккуратно собрал осколки и выкинул в ведро. В это время позвонили в дверь.

– Это мама! – Маринка, размазывая слёзы по щекам, побежала в коридор открывать.

Я вернулся в комнату и сел на диван. Монета всё ещё была зажата в кулаке.

Ну, 18:01. Сегодня. Понедельник, 7-е апреля.

Ничего не произошло. Мир не перевернулся, сумерки за окном не стали днём или ночью.

Я вздохнул и убрал монету.

– Мам!

Из коридора веяло странной тишиной. Обычно мама приносила большие сумки с продуктами, начинала их разбирать и заводила болтовню с Маринкой. А у той всегда находилась масса новостей. Это мне рассказывать было нечего, кроме моих трагических приключений. Сестра отличалась большим везением и умением за день пережить столько, что хватило бы на десять жизней.

Я вышел из комнаты и добрёл до кухни. Маринка старательно мыла что-то под краном, надув губы.

– А где мама? – я подошёл ближе.

– Не пришла ещё, – Маринка шмыгнула носом.

– А кто тогда…

Тут я увидел на столе огромную кружку с улыбающейся кошкой, задравшей хвост.

– Стой. – Я аккуратно тронул её за плечо, – а это что за кружка?

– Какая разница, – Маринка закрыла кран и недовольно посмотрела на меня. – Подарок.

– Это Аньки? Которая уехала?

Маринка побледнела.

– Ну да, а ты откуда знаешь?

Я схватил кружку.

– Слушай, а давай я помою? Помогу тебе. Я аккуратно, я не разобью, я тебе обещаю…

В этот момент раздался звонок в дверь.

***

– Ну? – я потряс Никитку за плечо. – Что там?

– Сейчас, – он задумчиво потёр нос и защёлкал мышкой. – «Alea jacta est». Это латынь. «Жребий брошен» – о бесповоротном решении, о шаге, не допускающем отступления, возврата к прошлому.

Я сел на стул рядом.

– Ничего не понимаю.

– А откуда у тебя эта фраза?

Мы сидели в пустом кабинете информатики и пропускали обед, но в меня сейчас не лезло ничего. А Никитка и так постоянно голодал. Может, поэтому и учился так хорошо.

– Так… в книге прочитал.

– И там не было перевода? Ну, получается, нашли. Интересно.

– Что? – я придвинулся поближе.

– Эту фразу произнес Юлий Цезарь при переходе реки Рубикон. Это означало, что пути назад нет.

Такие подробности меня уже мало интересовали. Я схватил со стола бумажку.

– Никитка, ты друг. Настоящий. Мерси.

Я подумал, что надо будет рассказать Мишке, и срочно. Как назло, он в тот день заболел – написал, что подхватил какую-то простуду.

На английский я примчался последним, все уже сидели на своих местах, а Алла Эдуардовна открыла на доске какую-то презентацию.

– Кузнецов, вам требуется особое приглашение? Звонок, кажется, уже был.

Я тихо извинился и сел за парту. Соседний стул расстраивал пустотой. Я бросил взгляд на часы – 12:13. Всё-таки удобная это вещь. Ещё бы научиться не опаздывать.

Алла Эдуардовна поправила пиджак и встала рядом с первой партой.

– Дома я просила вас перевести текст о драматурге Уильяме Шекспире. Все справились с заданием?

Повисла гробовая тишина. Кто-то принялся листать учебник.

– Надеюсь, что все.

Алла Эдуардовна была молодым специалистом и пришла в школу всего полгода назад, но умела подбавить в голос такие ледяные ноты, что всем без исключения становилось не по себе. При этом она ещё и была невероятно красивой, и каждый раз становилось стыдно, если ответил что-то не так.

– Тогда я попрошу вас закрыть учебники и ответить на мой первый вопрос. В каком городе родился Шекспир?

По классу прокатилось гробовое молчание. Я тихонько ковырял уголок учебника и старался не смотреть в сторону доски. Ясное дело, после вчерашних эпохальных событий никаких текстов я не переводил. Зато я спас любимую вещь моей сестры. Не важнее ли это в жизни?

– Кузнецов, давай ты. Раз у тебя трудности с тем, чтобы вовремя приходить на урок, искупи хорошим ответом.

Я медленно поднялся.

– Э… в Лондоне?

Это был не единственный город в Великобритании, который я знал: ещё были Манчестер, Ливерпуль… Но почему-то в тот момент на ум пришёл только Лондон. Вот так бывает – мозг просто отключается и больше работать не желает. Неприятная штука, надо сказать.

– Потрясающе, Кузнецов. А где же, в таком случае, находился театр, в котором драматург работал?

Я покосился на пустой стул рядом. Очень не хватало Мишки. Он бы сейчас точно что-то подсказал. По части подсказок он вообще был мастером – мог даже с помощью пальцев изобразить верный ответ.

Я молчал. Можно было что-то придумать, наверное, но не хотелось.

– Замечательно. Тебе даже по-русски сказать нечего, что нам делать с английским? Света, давай ты.

Света Павленкова, самая главная отличница в параллели, вскочила и бойко отрапортовала биографию Шекспира. Я сунул руку в карман и нащупал монету. Вот я дурак!

12:12. Закрыть глаза. Вот, кажется…

С минуту я наслаждался абсолютной темнотой. И почему-то был на сто процентов уверен, что сейчас всё получится.

Я открыл глаза. Алла Эдуардовна смотрела на меня с изумлением.

– Кузнецов, спать нужно дома. На английском стоит заниматься другими вещами. Давай начнём с тебя. В каком городе…

Я вскочил и, не дожидаясь вопроса, бойко отрапортовал:

– Уильям Шекспир родился в 1564-м году в городе Стратфорд на Эйвоне. В 20 лет он уехал в Лондон, работал в различных театрах, потом примкнул к труппе, которая стала основой театра «Глобус». Это один из старейших театров Лондона и важная достопримечательность города.

Алла Эдуардовна вздохнула.

– Молодец, Кузнецов. А так сразу и не скажешь. Ладно, перейдём к новой теме.

Англичанка покачала головой и села за ноутбук. Я смотрел на неё и улыбался.

Работает.

Я могу возвращаться назад.




6


К Мишке я мчался на всех парах, монета лежала в кармане, тщательно застёгнутом на молнию (я проверил три раза). По пути захотелось свернуть в парк и проверить, нет ли там моего старичка, но я так торопился, что пробежал мимо. В следующий раз. И потом, вдруг он попросит вернуть потерю? А я так не хочу. Мне нужнее.

Нога ещё болела, поэтому через две улицы я перешёл на шаг. К подъезду мишкиного дома я добрёл уже еле-еле. Рюкзак почему-то казался сделанным из кирпичей, а голова заполнилась непонятным туманом. Всё-таки школьников очень сильно нагружают. Нельзя так издеваться над растущими организмами.

Дверь открыла Мишкина мама – Татьяна Сергеевна. Она широко улыбнулась и протянула мне старые тапки.

– Подожди, пожалуйста, немножко, я его разбужу. Температура только утром спала, Миша задремал.

Я прошёл в гостиную и устроился около большого цветка. Края листьев были неровными, будто их кто-то долго и старательно кусал. Я пристроил рядом рюкзак и вытащил монету. Сквозь стекло пробивалось яркое весеннее солнце, и контур песочных часов вырисовывался отчётливее. Подумать только, машина времени всё-таки существует. А Мишка говорил, что нет… Интересно, что он теперь скажет?

Я ещё повертел монету в руках. А вдруг Мишке это не понравится? Или он… захочет забрать её себе? Она же ведь наверняка работает для всех, не только для тех, кого зовут Дима и кто учится в шестом классе. И как тогда быть? Оба будем прыгать через время?

А если он скажет, что так неправильно? Что её нужно выбросить или найти того старичка и отдать ему? Мишка может, он слишком добрый и правильный. Наверняка он решит, что всё это нечестно и пользоваться таким волшебством нельзя. И как тогда быть?

В коридоре послышались шаги. Татьяна Сергеевна заглянула в дверь.

– Дим, проходи, только, пожалуйста, недолго. Ему ещё горло полоскать.

Я прошёл в Мишкину комнату. Тот сидел на кровати с огромным шарфом на шее и улыбался.

– Привет! Рад тебя видеть.

Я пристроился рядом.

– Тут дико скучно. Смотрел ролики, но мама потом отобрала ноутбук. Читать тяжело – голова болит. В общем, я безумно рад, что ты пришёл. Какие новости?

Я внимательно посмотрел на Мишку. Нет, наверное, не стоит.

– Помнишь, ты говорил про машину времени? Я вот тут тоже подумал, что было бы неплохо. Я почему простыл – в расстёгнутой куртке на прошлой неделе выбежал. Думал, что уже тепло. А оказалось, что заболел. И мечтал целый день, чтобы раз – и переиграть. Ну, выйти на улицу одетым. А потом понял, что не бывает так и всё зачем-то нужно.

Я пожал плечами.

– В смысле нужно?

– А ко мне брат завтра приезжает, в гости. Так я бы с ним только после школы мог увидеться, а теперь мы несколько дней будем вместе. Получается, в том, что я заболел, есть что-то хорошее. Правда, здорово?

Он прямо светился от счастья. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что может прямо сейчас отменить свою болезнь? С другой стороны, на каких временных промежутках эта штука работает, я пока точно не знал.

Нет, решил я, в другой раз. Пока пусть это останется моей маленькой тайной.

***

Носить сокровенное знание в себе было тяжело. Оно рвалось наружу и требовало выхода. Я попробовал записать свои ощущения в блокнот, но легче от этого не стало. Тогда я решил задействовать проверенный способ – зайти в кабинет русского языка.

Я распахнул дверь и перелетел через порог.

– Анастасия Вячеславовна, здравствуйте!

Русичка печатала что-то на компьютере. Она подняла глаза и улыбнулась.

– Дима, проходи. Как дела?

– Я могу управлять временем! – я сел за первую парту и кинул рюкзак на пол.

– Правда? – Анастасия Вячеславовна удивлённо вскинула брови. – Это как – замедлять и ускорять?

– Нет, это возвращаться в прошлое и изменять его, – я схватил со стола ручку с колпачком в виде ёжика. – А вы бы хотели так?

Учительница щёлкнула в последний раз по клавишам и закрыла ноутбук.

– Не уверена, что хотела бы. Скорее бы даже не хотела.

– Почему?

Анастасии Вячеславовне можно было всегда рассказать что угодно – она с удовольствием слушала и обязательно, поразмыслив немного, отвечала. Если нужен был совет, я всегда приходил к ней, если случалось что-то необычное – тоже. Это началось ещё в пятом классе, мне тогда было очень тяжело привыкнуть ко всему новому, а кабинет русского почему-то показался самым безопасным местом. Я всегда любил сочинять и что-то писать. И дверь всегда была открыта. Не то что в других кабинетах, куда на перемене заходить не разрешали.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64477906) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.