Книга - Жаба

Жаба
Александр Феликсович Борун


Если бы злодеям удалось их злое дело, получился бы роман про попаданца, а так – извините. Скорее уж этот рассказ можно принять за начало стандартного романа про магическую академию, во время обучения в которой все обстоятельства, описанные здесь, окажутся на заднем плане – в качестве мотивировочных для главного героя. Хотя, впрочем, вроде бы стандартными романы про магические академии стали позже 1991 года, нет?





Александр Борун

Жаба



Привал. Совсем разучился ходить по горам после двухлетнего перерыва! Стараясь угнаться за дядей Рибдом, я стал спотыкаться всё чаще.

Кажется, тётя Мея заметила, что я падаю с ног, и уговорила дядю сделать привал. Сама она легкая, стройная, прыгает по камням, как горная Артемида (я в книге читал). Но тут сделала вид, что устала.

Дядя Рибд – тот вообще никогда не устает. Если бы даже я сказал ему, что больше не могу, он бы только начал надо мной издеваться. Он говорит, что хочет сделать из меня настоящего мужчину, но я ему не верю. То он устраивает поход за походом, то, когда я только-только начал за ним поспевать, бросает их совсем… Хотя насчет настоящего мужчины я и до того не верил.

Он и сам-то какой-то ненастоящий. Высокий, худой как скелет. И лицом похож на скелет, так череп кожей обтянут. Только возле рта и на лбу застывшие складки кожи, которые, если бы не были такими неподвижными, обозначали бы улыбку, а так выражение лица только ещё более никакое делается. Шагает себе вверх по камням как по ровному месту, равномерно переставляя ноги, с болтающимися руками. Жутко холодный ветер рвёт его чёрное одеяние, а он его не замечает, словно у него кости из свинца. И не только кости. Его лицо какого-то серого цвета, совершенно неподвижное, тоже вполне могло бы быть из свинца. Только когда он говорит, чуть приоткрывается щель рта, и всё. Правда, если бы, например, Мастер Скала, если бы oн, конечно, и вправду был, отливал дядю из свинца, непонятно, как он мог бы выбрать такое неприятное выражение для его лица.. И душа у него свинцовая – если вообще есть. Нет, дядя Рибд мне никогда не нравился. Хотя мне всегда казалось, что для меня же было бы лучше изображать это, но я не могу себя заставить. Я могу быть только вежливым. Я бы, может, был иногда и невежливым, но я его боюсь. Впрочем, если бы я его поцеловал, он бы удивился, возмутился, и наказал бы меня, наверное.

Тётя Мея – совсем другое дело. Она хоть иногда на вопросы отвечает. Правда, она не знает, сколько я ещё и подслушиваю. Как-то я подслушал, как дядя Рибд выговаривал ей за то, что она рискует ко мне привязаться душой. Кажется, ей это тоже казалось очень опасным. Почему? Об этом я стараюсь не думать. Они иногда так страшно говорят обо мне между собой какими-то зловещими намёками, так что лучше бы и не слышать.

Но и полезного можно услышать много. Вот, например, предсказания. Удивительно, как мало нужно знать про что-то происходящее, чтобы правильно предсказать, чем дело кончится, чем сердце успокоится. Про сегодняшний поход я для себя уже вычислил. Дело кончится тем, что ветка, разветвившаяся надвое, срастётся, рукава реки сольются, и на оставшемся острове сердце успокоится – если он всплывёт… И вот так всегда с пророчествами. Они всегда оказываются верными, только вот понять их можно только тогда, когда они уже исполнились. А дядя и тётя меня не учат.

В книгах у детей бывают папа и мама, а у кого нет, тот бедный, у него мало еды и одежды, и все плохие и обижают его. У меня не так. Иногда я даже надеюсь потихоньку, что дядя Рибд и тётя Мея – это на самом деле папа и мама, но они пока притворяются, что это не они, чтобы лучше меня воспитывать, а если я себя буду правильно вести, они всё расскажут. Особенно про тётю надеюсь. Сперва, когда я был маленький, я даже хотел вырасти и жениться на ней. Особенно, помню, мне нравилось, что у неё длинные чёрные шелковистые волосы. Теперь-то я не обращаю внимания на такие мелочи. Но если в конце концов окажется, что они только опекуны (так это называется в книжках), и если нам суждено расстаться, я попрошу у тёти Меи на память прядку её волос.

А иногда и она такая недобрая, что я надеюсь, что мои папа и мама в какой-нибудь опасной и очень долгой экспедиции, и могут не вернуться, поэтому мне про них ничего не говорят, но и называться папой и мамой не хотят, потому что они могут и вернуться. И тогда я начинаю представлять себе, как они возвращаются, и я рассказываю им, какие дядя Рибд и тётя Мея злые… Нет, не рассказываю, а проявляю редкостное благородство, главное, чтобы меня от них забрали.

Тётя Мея, по моему, нарочно заставляет себя быть злой. Зачем? Стоит только начать раздумывать, вопросов делается только больше. Что связывает тётю с дядей? Какая-то ужасная тайна, и, наверное, эта тайна связана с моим предназначением. Они не говорят, к чему меня готовят, но это что-то величественное, с чем у них связаны большие надежды. Оно оправдает тот душевный дискомфорт, который они, особенно тётя Мея, вынуждены испытывать, воспитывая меня так, как, для этого необходимо. А что это за предназначение?

Но я помню, как случайно подслушал: дядя Рибд предложил тёте руку и сердце, а она ему отказала. Так что в одном доме они живут только из-за меня.

Всё, привал окончен, и опять дядина чёрная спина впереди. Ему и посох-то, по-моему, ни к чему, он его просто несёт.

Под ногами камни, камни, камни. Ничего не растёт на этой горе Гоболин. Это первая гора, которая мне не нравится. Вообще мне в горах хорошо. Там просторно. Всё равно не с кем поговорить, но это становится как бы нормальным, что ли. Не знаю, как это получается, но в горах как будто легче дышать.

Но Гоболин – неприятная гора. У неё какой-то предательский характер. Вот только что я выбрал из нескольких камней самый плоский, чтобы поставить ногу, а он повернулся, и я чуть не упал. А ведь я видел: он не шелохнулся, когда на него наступал свинцовый дядя Рибд! И ветер не просто дует неровно – он как будто специально старается пихнуть туда, куда сам наклонишься, чтобы не дать встать на следующий камень, или, наоборот, заставить сильно по нему топнуть, чтобы он стронулся с места.

Я понял, почему дядя Рибд не качается! То есть, он качается, но его ноги совершенно ровно переступают, сгибаясь и выпрямляясь. Он предвидит все порывы этого подлого ветра и наклоняется в другую сторону заранее! Может, он даже видит, как они приближаются? Но как? Интересно, неужели я тоже когда-нибудь так научусь? Пока мне с этим ветром приходится несладко.

Только дядя, с его мерзким и зловещим характером мог выбрать для похода гору Гоболин. Все камни либо чёрные, либо зелёные, каждый по отделъности даже красив, я сперва хотел на обратном пути захватить парочку, на книжную полку, пока не понял, что они выглядели бы как ненастоящие. Как покрашенные, что ли. Слишком ровный цвет, без всяких полосок, крапинок и пятнышек.

Но когда этих камней много, они ещё хуже. От чёрно-зелёного мелькания перед глазами через несколько шагов начинает тошнить. А смотреть нужно внимательно, чёрный камень может оказаться, наоборот, ямой между зелёными, только что я чуть не вывихнул ногу, попавшись в такую.

А как только приостановишься и начнёшь рассеянным взглядом рассматривать весь склон целиком, вместо облегчения для уставших глаз получается одно расстройство: зелёный и чёрный сливаются в какой-то отвратительный тусклый цвет, наводящий беспросветную тоску.

Кажется, на дядю такие вещи не действую совсем. Или, может быть, даже хуже, именно такой пейзаж ему нравится? Он бы, наверное, с удовольствием носил одежду такого цвета.

А тётечка, гляжу, тоже приуныла, и тоже скрывает это от дяди. Конечно, если небо сделано из тумана того же грязно-зелёного цвета, и всё ниже и ниже нависает над головой. Кажется, как будто наверху болото, и внизу болото, и они вот-вот захлопнутся, как огромная пасть, и мы захлебнемся в тине. Нет, это вовсе не шутка. Головой я понимаю, что этого не случится, но всё равно как-то неуютно.

А дядя Рибд всё топает вверх но склону. А небо всё ниже. Вот, сейчас…

Перед дядей Рибдом оказалась большая каменная ступень, он поднялся на неё, вошел в туман и сразу исчез, как будто головой вперед нырнул в болото.

Я подошел к этому месту и осторожно сунул голову в туман. Стало темно, как ночью. Нет, не темно, но ничего, кроме болотного цвета, не видно, как будто глаза завязаны. Тускло-зелёной тряпкой. И ничего не слышно. Исчез вой ветра, хотя ветер по-прежнему дул в лицо так, что хотелось отвернуться. Так иногда бывает во сне.

– Ой! – сказал я. Нет, себя я слышал. Я нашарил рядом с собой камень, вытянул руку вперёд и отпустил его. Стука не было. Сразу мне стало казаться, что я стою на краю бездонной пропасти, скрытой туманом. Я оцепенел. Это было как в кошмаре. И тут на меня сзади кто-то напал, и хотел столкнуть туда, в пропасть, и я чуть не ударил его посохом куда попало, но это была тётя Мея, которая не толкнула, а, наоборот, дёрнула меня за плечо, и я так вылетел назад из тумана, что проскочил мимо неё.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-borun-31930891/zhaba/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.