Книга - Детство, опаленное войной. Воспоминания малолетних узников

Детство, опаленное войной. Воспоминания малолетних узников
Оксана Владимировна Тарабановская

Оксана Владимировна Тарабановская


Издание представляет собой воспоминания малолетних узников фашизма, записанные сотрудниками Центральной библиотеки города Красноармейска Московской области. Дети и война, казалось бы, эти понятия не совместимы. Но, чествуя ветеранов Великой Отечественной войны, вспоминая с благодарностью их ратные и трудовые подвиги, мы обязательно вспоминаем и тех, кто все ужасы и тяготы войны познал еще ребенком. Война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство. В книге рассказывается не только о тяжелых годах плена, но и том, как сложились жизни этих людей после войны.






И ужасы минувшей той войны

Знакомы мне не только понаслышке:

Кромешный ад, испытанный детьми,

Об этом не прочтешь ни в какой книжке…

Л.Ф.Князева

От составителей

Издание представляет собой воспоминания малолетних узников фашизма, записанные сотрудниками Центральной библиотеки города Красноармейска.

Дети и война, казалось бы, эти понятия не совместимы. Но, чествуя ветеранов Великой Отечественной войны, вспоминая с благодарностью их ратные и трудовые подвиги, мы обязательно вспоминаем и тех, кто все ужасы и тяготы войны познал еще ребенком. Война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство.

И сейчас, чтобы понять, как это было, стоит почитать воспоминания людей, которые, будучи детьми, прошли концлагеря.

Мы решили рассказать не только о тяжелых годах плена, но и том, как сложились судьбы этих людей после войны. Они жили или живут рядом с нами, храня свои жизненные истории глубоко в сердце. И лишь изредка, со слезами на глазах и трепетом в голосе, позволяют коснуться такой страшной темы как война и плен.

Эти воспоминания очень яркие и эмоциональные, видимо, потому что они принадлежат девочкам. Они в разном возрасте встретили войну, кто-то совсем крохой, кто-то подростком, но в памяти по сей день сохранились пережитые эмоции.

В изложенных воспоминаниях поражает огромная воля к жизни. Несмотря на ужасы, перенесенные в детстве, они выросли достойными людьми, прожили прекрасную жизнь, вырастили и воспитали детей, внуков, правнуков.

С каждым годом свидетелей того жуткого времени становиться все меньше, поэтому их воспоминания особенно важны и дороги для нас и для будущих поколений.



Воспоминания Столяровой Лилии Алексеевны










Столярова Лилия Алексеевна



Прежде чем начать писать свои детские воспоминания о войне скажу, что нет ничего страшнее войны и плена. На войне смерть подстерегает человека ежеминутно, ежечасно, а в плену человек лишен свободы, лишен права выбирать себе жизнь, живет в условиях, которые созданы для пленных.

Когда началась война, мне было пять лет. Жили мы на станции Синезерки Московско-Киевской железной дороги Брянской области. Стройных воспоминаний о тех первых днях войны у меня нет, помню только, что мы из своего дома, который стоял на окраине посёлка, переехали к своим родственникам ближе к центру и жили с ними. Нас у мамы было двое – я и старшая сестра. Отец был на фронте.










Отец, Столяров Алексей Гаврилович. 1930-е



Мой отец, Алексей Гаврилович Столяров (1901-1985) родился в с. Ревны и происходил из семьи крестьян, но в роду были плотники и столяры. Когда в 1861г. крестьян отпустили на свободу, моему деду, Гавриле Тимофеевичу, дали фамилию Столяров, как и всем мужчинам с той стороны улицы, где традиционно жили люди этой профессии. Отец одно время занимался перевозом людей из села в город Синезерки, потом стал работать продавцом. С мамой познакомился уже в 30-е годы. Когда семья выросла, отец снял целую усадьбу с домом, строением для скота, садом и огородом. В этой усадьбе я и выросла. Когда началась война, папа с первых дней ушел на фронт. Вернулся он домой с войны уже в 1946г. С 1952 г. отец с мамой и старшей сестрой переехали в поселок Навля Брянской обл.













Мама, Столярова Анастасия Эдуардовна. 1930-е



Моя мать, Анастасия Эдуардовна Столярова (1905-1989), родилась в с. Шушуево, ныне Брянской обл. Происходила она из семьи служащих. Отец ее, Густав Адольфович Бантле (?-1916), был польским дворянином и служил управляющим при Великом князе Константине, брате Николая II. Моя бабка, Марфа Ивановна Кузнецова (1877 г.р.) также работала в имении Великого князя. Там ее и встретил Бантле. У бабушки от него родилось 10 детей. Зарегистрировать брак Великий князь не разрешил, и дети носили фамилию матери. Три брата мамы стали военными, прошли через ГУЛАГ, но быстро вернулись. Мужья двух старших сестер были репрессированы и расстреляны.

Начало войны у меня ассоциируется с ночными бомбёжками. Очень скоро поселок стали бомбить. Помню, как однажды бомба во время очередного налёта разорвалась недалеко от нашего дома. Казалось, что земля улетает из-под ног, было невыносимо жутко. Я в этот момент стояла возле своего дома. После взрыва в испуге ничего не соображая, убежала прочь, подальше от дома. Помню только, как мама меня догнала и взяла на руки, а я плакала.

Ночные бомбёжки врезались в память. Взрослые выводили нас из дома в кромешной тьме и вели в заросли кустов в овраг. Сидя у мамы на коленях, я видела, как летели самолеты с огнями в сторону Киева. Им никто не препятствовал. Говорили, что деревни немцы не бомбят, и мама перебралась с нами в деревню Кольцовка к своим знакомым. Жили мы с семьей хозяйки какое-то время, она нас кормила, т. к. у мамы ничего не было. У хозяйки было четверо детей. После войны мы узнали, что семья эта была расстреляна немцами, в живых осталось только два мальчика. Расстреляны за то, что отец ушел в партизаны.

В Кольцовке мы и увидели немцев. Все вышли на улицу, у всех было смятение, я это хорошо помню, так как говорили, что немцы страшные, нелюди, как звери, и вот сейчас они появятся возле наших домов на дороге! Когда появилась движущаяся моторизованная колонна возле близлежащих домов, мы увидели надвигающееся на нас что-то серое, в касках. Стало как-то жутко от того, что нам некуда спрятаться. Позже к нам пришел немецкий офицер и сказал взрослым, чтобы все разъехались по своим домам. Мы снова приехали в поселок. Но это был уже поселок, занятый немцами, здесь установился их порядок со всеми строгостями и комендантским часом. Впервые в жизни увидела повешенного человека. Заставляли сидеть и смотреть всех. Немцы говорили, что это партизан, т. е. бойтесь и не поддерживайте их. А о партизанах стали говорить уже после зимы 1942 года. Помню, как стали бомбить Брянск, а станция Синезерки находилась от Брянска всего в 40 километрах.

Мы как-то пережили суровую зиму 1941-1942 гг., а в августе 1942 года нас погрузили в обыкновенные товарные вагоны, чтобы везти в Германию. Помню, когда мама мне сказала, что нас увезут в Германию, у меня внутри что-то оборвалось, возникло чувство, как при сдаче экзаменов. Это я помню до сих пор, и даже помню место, где мама мне об этом сказала. Как ехали, я не помню, так как вагоны были закрыты и никаких впечатлений не осталось. В Минске нас несколько дней продержали под открытым небом, дети были предоставлены самим себе, а маму уводили доить коров, которых немцы везли из России в Германию. Минск был пустой, это запомнилось по тому, что очень хотелось есть, но попросить было не у кого. Дома были забиты, в садах ничего не росло, хорошо помню вишневые деревья.

Лагерь, в котором мы прожили с конца 1942 года до веселого мая 1945 года, был трудовым, не концентрационным. Жили в нем только женщины с малолетними детьми. Находился лагерь на окраине города Шонберга, это в Западной Германии. Лагерь был обнесен колючей проволокой. За лагерем начиналось чем-то засеянное поле. Все женщины трудились на тяжелых работах на железной дороге. Помню, как очень рано их строили в колонну, перед нами ходил комендант лагеря и, ругаясь по-немецки (я уже знала это ругательство, оно по-русски переводится как: «будьте вы прокляты русские свиньи», и «русские – говно»), что-то через переводчика говорил им. Я это запомнила потому, что колонна строилась перед нашим бараком, и я из окна осторожно наблюдала, глядя в сплошную темноту.

Выходить на улицу было нельзя, да и страшно. Оставались дети одни весь день, мама приезжала поздно вечером. Так и виделись с ней рано утром и поздно вечером. Ждать ее было приятно, мама была моим единственным утешением и моим счастьем. Поэтому я хочу пожелать, чтобы мамы, имея маленьких детей, никогда не расставались с ними, потому что без матери маленький ребенок несчастен, беззащитен и одинок. Нас из лагеря первые два года не отпускали, сидели мы зимой в бараках, а летом могли играть возле барака, но все время помнили, что за нами наблюдает строгий и страшный комендант, одетый в форму СС. Время от времени он выходил из своего строения с широкими стеклянными окнами в сопровождении переводчицы и собаки, проходил по лагерю.

Кормили нас в столовой, за обедом ходили по звонкому удару в рельс. Кормили баландой из тертой нечищеной картошки, заправленной мукой. Баланда была синеватого цвета. Я очень долго не могла без тошноты есть эту еду, так как еще в России однажды увидела мертвого новорожденного ребенка. Мы его нашли завернутого в пеленки, присыпанного землей, после того как уехала довольно большая группа женщин, которых угоняли в Германию, и они отдыхали за колючей проволокой недалеко от нашего дома. Говорили, что их гнали на верную смерть, так как деревня их имела связь с партизанами. Таких групп, состоящих из одних женщин и детей, через наш поселок проходило две. Не допускалось никакой связи с ними. Было страшно за них, но сделать ничего было нельзя.

Чем еще кормили не запомнилось, но по воскресеньям наши матери не работали, нас всех кормили в столовой, то есть мы не несли баланду в барак, а садились за стол и нам давали гуляш, наверно с картошкой, уже не помню. Хлеб был с опилками, так говорили взрослые, но мне он, наверное, нравился. Все мы после войны были дистрофиками третьей степени. Я об этом знала, и всегда старалась съесть определенную порцию и больше не есть, а то могла съедать много пищи и все равно чувствовала голод. К счастью, с годами организм восстановился.

Два раза на территорию лагеря привозили кучу одежды и обуви. Разрешали что-то выбрать для себя. Перевозчики говорили: немецкий народ делится с вами своей одеждой и обувью! Вначале люди верили и удивлялись, что немцы помогают пленным, но потом стали доходить слухи, что это одежда и обувь людей, которых уже не было в живых.

Детей, которым исполнялось 10 лет, увозили к бауру (помещику) на сельскохозяйственные работы. Сестра моя тоже в скором времени уже с нами не жила. Приезжала иногда и, помню, привозила с собой стопку бутербродов, но уже заплесневелых. Собирала для нас с мамой, а хранить было негде. В нашем бараке жило пять семей, было шесть детей. Потом осталась только я одна, а всех забрали работать к помещику. Когда дети приезжали повидаться с родителями, они привозили какие-то сведения о положении на фронте. Я так думаю потому, что взрослые что-то говорили об этом. Комендант пристально следил за тем, чтобы мы были лишены всякой информации о положении на фронте. В барак приносили газету, где говорили, что от нас наше правительство отказалось, нас ждет неминуемая расправа, русские солдаты жестоки и всех нас перестреляют, если придут. Взрослые не верили ничему, и нам, детям, было спокойнее. Говорили обо всем очень тихо, мама говорила только на ухо. От взрослых детей я слышала и запомнила некоторые песни, которые я потом узнала, вернее, услышала их мелодию, уже в России. Слова этих песен были совсем другие, например слова к песне «Солдатский вальс» в исполнении Утесова были такие:





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=57478611) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.