Книга - Борьба за Красный Петроград

Борьба за Красный Петроград
Николай Арсеньевич Корнатовский


Окаянные дни (Вече)
Борьба за Петроград велась на всем протяжении Гражданской войны в России и сопровождалась сложными политическими маневрами со стороны всех ее участников. Формально война и началась с похода войск Краснова на столицу осенью 1917 года, хотя можно принять за начальный момент всероссийской междоусобицы мятеж Корнилова и связанные с ним действия 3-го конного корпуса генерала Крымова. За этими первыми столкновениями последовали два наступления белой Северо-Западной армии и интервентов в 1919 году, а завершилась петроградская эпопея Кронштадтским мятежом 1921 года. В работе известного историка Н. А. Корнатовского (1902–1977), впервые вышедшей в 1929 г., содержится наиболее полное описание событий, происходивших в Петрограде и вокруг него в послереволюционные годы.





Николай Арсеньевич Корнатовский

Борьба за Красный Петроград





От автора


В истории Октябрьской революции и Гражданской войны в России Петроград занимает исключительное место. Первый коллективный боец в дни великого Октября – Петроград приобрел себе славу и первого героического города в годы тяжелой, изнурительной Гражданской войны.

В фокусе ожесточенной борьбы за Петроград символически отразились начало и конец классового поединка в России.

Корниловское наступление на Петроград в августе – сентябре 1917 г., явившееся походом буржуазно-помещичьей контрреволюции против революционного пролетариата России, знаменовало собой начало кровопролитной Гражданской войны. Это наступление было ликвидировано прежде, чем смогло вылиться в определенные реальные формы. Последняя попытка Белой гвардии завладеть Петроградом в октябре 1919 г., совпавшая по времени с переходом в решительное наступление на Москву южной контрреволюции, была уже, по существу, агонией белого дела, ее предсмертными судорогами и увенчалась победой пролетарской революции.

Непосредственно на Петроградском фронте была одержана победа не столько над отечественной контрреволюцией, сколько над вдохновлявшей ее мировой буржуазией. Империалистическая политика стран – победительниц в мировой войне получила серьезный удар на северо-западе России – удар, предвосхитивший победу Советов на всех фронтах Гражданской войны.

В условиях величайших сдвигов в великой классовой борьбе все попытки класса эксплуататоров подавить Республику Советов были обречены на неуспех. Поднимавшиеся в процессе длительной борьбы на высшую ступень самосознания многомиллионные массы трудящихся России свидетельствовали об исторической неизбежности полной гибели отечественной контрреволюции.

Вооруженные силы российской буржуазии независимо от образа своих действий обретали только свою конечную политическую гибель. Пассивность этих сил ускоряла момент гибели. Боевая активность их только отодвигала срок роковой развязки.

Помощь мирового капитала в силу своих собственных противоречий также способствовала только продлению жизни контрреволюционных очагов России.

Контрреволюция самим ходом событий вынуждалась на энергичные военные действия. В расширении зоны своих действий она находила только временные стимулы для продолжения борьбы. Искусственно навязываемый ею политический и экономический режим встречал сразу же сопротивление, центростремительные силы неумолимым законом истории переключались на центробежные. Мыльный пузырь контрреволюции надувался до своих крайних пределов, создавал причудливые миражи, веселил вдохновителей Белого движения, требовал от них еще больших потуг, а затем тихо лопался. Боевые успехи русских белогвардейцев, приносившие временное поражение силам революции, объективно способствовали усилению рядов борющегося пролетариата, помогали более тесному объединению трудящихся масс вокруг Коммунистической партии и ее боевых лозунгов. В дни своих неудач и поражений Красная армия черпала и выковывала свою силу, опираясь на широкие рабоче-крестьянские массы России. Русская контрреволюция, наоборот, не имела никакой поддержки в многомиллионных народных массах, не могла извлечь оттуда никаких жизненных соков и под ударами Красной армии лишалась той чисто механической спайки, которая временно поддерживала белогвардейский организм.

Красная армия была мечом в руках победившего класса, которым наносились смертельные удары по телу контрреволюции, по ее внешнему физическому покрову. Внутреннее же разложение и подтачивание белогвардейского организма было прямым следствием великих исторических событий в России. Красная армия своими искусными действиями должна была только ускорить процесс распада, разбить последние скрепы, сдерживавшие белые воинские части.

Таким образом, победы над восточной, южной и северо-западной контрреволюцией в 1919 г. «далеко не были победами военными, они были победой, которую одерживала диктатура рабочего класса» (В. И. Ленин).

В свете этой основной точки зрения и изложены в настоящей книге события от момента зарождения русского белогвардейского очага на северо-западе России и до его полной ликвидации.

Чрезвычайная разбросанность первоисточников по многочисленным архивам, их неупорядоченность и, наконец, недостаточность сохранившихся материалов не дали возможности осветить более полно события, связанные с обороной Петрограда. Родина великого Октября, неисчерпаемый пролетарский резервуар революционной энергии – Петроград ждет еще капитальной, многотомной работы, чтобы более подробно рассказать в ней всему миру о его героическом недавнем прошлом.

В настоящую книгу наряду с новыми главами вошли статьи автора, опубликованные в журнале «Красная летопись» (№ 2/26-4/31 за 1928 и 1929 гг.), переработанные и значительно дополненные.




Глава 1


С первых же дней после Октябрьской революции советское правительство стремилось всеми доступными ему способами окончательно вывести трудящееся население России из мировой империалистической войны. Вставшие в порядок молодой Советской республики задачи колоссальной важности и гигантского масштаба настоятельно требовали достаточного времени для перестройки в основном всех элементов народного хозяйства и государственного аппарата. Одной из первостепенных задач, не допускавших промедления, было создание вооруженной силы Страны Советов. Для этого необходимо было выиграть время ценой хотя бы максимальных уступок. Чем скорее была бы осознана эта историческая необходимость, тем медленнее развязывались бы руки внутренней и внешней контрреволюции, всей своей деятельностью стремившейся как можно скорее потушить очаг международной революции.

Ход событий показал, что излишний революционный оптимизм, не основанный на конкретных данных и не учитывавший возможностей врага в лице вооруженной силы государств центрального блока, действовавших в мировую войну, помешал распространению лозунгов и идей Октябрьской революции на окраинах России.

Германия двинула в пределы Советской республики свои войска и этим своим актом ознаменовала начало вмешательства во внутренние дела Советской России, поставив под величайшую угрозу даже существование Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

Заключенный 3 марта 1918 г. Брест-Литовский мирный договор явился запоздалым актом и принес в силу этого гораздо больше осложнений и трудностей для Советской России, чем это могло бы быть при более раннем оформлении мирных взаимоотношений.

Однако и Брест-Литовский договор с точки зрения его исторического удельного веса послужил на пользу Советскому государству, сумевшему сохранить в основном свой организм, хотя и ценой потери отдельных территориальных частей. Гениальная политика В. И. Ленина в этом отношении дала классический пример маневрирования в силу объективной необходимости через ряд величайших трудностей для сохранения первого в мире рабоче-крестьянского государства. Под ударами революционной волны в Германии Брест-Литовский договор в ноябре 1918 г. был превращен в простую, потерявшую свою юридическую силу бумажку.

Германия весной 1918 г. своими вооруженными силами продвинулась на северо-западе России до линии Нарва – Псков и этим самым на некоторое время придала Петроградскому фронту характер пассивного и второстепенного, заставив российскую контрреволюцию антантовской ориентации искать для приложения своих сил другие районы Советской России.

Наиболее ярые сторонники наступления на Петроград германских войск, возглавляемые принцем Леопольдом Баварским, генералами М. Гофманом и Э. Людендорфом, принимали все меры к расширению своей оккупационной зоны и входили с этой целью в переговоры с представителями русской буржуазии и свергнутой династии. Однако неосуществление этих планов, хотя и вызвавших со стороны советской власти принятие срочных мер к обороне Петрограда, нисколько не изменило второстепенного характера Северо-Западного советского фронта.

Петроград, всемерно подтачиваемый изнутри многочисленными белогвардейскими организациями в 1918 г., все же не привлекал такого внимания, какое уделялось организациями Москве, северу, востоку и югу России. Попытки контрреволюционных восстаний в Петрограде, частично проявлявшиеся в 1918 г., носили местный и эпизодический характер, не имея под собой строго выработанного в широком масштабе плана, тесно увязанного с такого же рода движениями в других районах.

Германские оккупационные войска с начала своего вторжения в пределы Советской России и до конца своего пребывания на этой территории объективно сослужили роль заслона для Петрограда от какой-либо другой внешней вооруженной силы, заслона, стабилизировавшегося на линии, идущей от Финского залива, – устье реки Наровы, по реке Нарове, восточному берегу Чудского и Псковского озер, западнее ст. Торошино, ст. Карамышево и далее на г. Себеж (исключая его).

Эта внешняя вооруженная сила, враждебная диктатуре пролетариата, сослужила, однако, сама того не сознавая, некоторую услугу Советской республике. Под угрозой германского наступления многие контрреволюционные антантофильские русские организации вынуждены были перенести центр тяжести своей подрывной работы в другие районы.

Сами же австро-германские оккупационные войска, распространившиеся с весны 1918 г. на территории Украины, Крыма, Прибалтики и юга Финляндии, были настолько заняты своими непосредственными делами по выкачке продовольственных запасов из Украины и по удушению рабочей революции в Финляндии, в частности, что уделять сколько-нибудь большее внимание северо-западу Советской России не было не только общего, но и германским правительством одобренного стремления и материальных к этому возможностей. Кроме того, империалистическая война, требовавшая все новых и свежих пополнений, исключала возможность усиления германских войск на подступах к Петрограду за счет ослабления их Западного фронта.

С другой стороны, в занятии Петроградского района Германия не могла быть тесно заинтересована, так как это означало бы усиление ее вмешательства во внутренние дела Советской России, что не входило в то время в задачу германского правительства. Отсутствие серьезных экономических мотивов, вполне достаточной вооруженной силы для захвата и удержания Петроградского района заставляло германское правительство трезво смотреть на этот вопрос, чреватый большими последствиями для самой Германии.

С таким положением не хотели, однако, примириться некоторые наиболее крупные представители германского милитаризма. В деле захвата Петрограда, общее политическое и стратегическое значение которого расценивалось ими по достоинству, они хотели найти реальную поддержку в русских белогвардейских формированиях германской ориентации.

Внешняя политика стран Антанты в так называемом русском вопросе в начале 1918 г. обусловливалась экономическими и военно-стратегическими мотивами. Она принимала характер не столько активной борьбы с советской властью, сколько стремилась создать необходимые условия для организации вооруженного отпора возможному дальнейшему расширению влияния на Россию со стороны Германии.

Однако заключение советским правительством Брест-Литовского мирного договора заставило Антанту сосредоточить большее внимание на политической стороне развертывавшихся в России событий.

Глубокий национальный политический смысл этого договора заключался не столько в том, что было прекращено состояние войны между Советской Россией и капиталистической Германией, сколько в окончательном и решительном освобождении Советской России из антантовских сетей.

С марта 1918 г. политика Антанты по «русскому вопросу», в которой преобладали тогда тенденции французского империализма, взяла в основном ставку на подрыв мощи Советской республики изнутри, комбинируя подготовлявшиеся контрреволюционные восстания внутри Советской республики с открытым вооруженным вмешательством интервентов во внутренние дела Советской России.

Прокатившиеся в 1918 г. на территории Советской республики восстания чехословаков, левых эсеров в Москве, савинковской организации «Союза защиты родины и свободы» в Ярославле, Рыбинске и Муроме, наконец, высадка союзнических десантов в Мурманске и Архангельске были результатом совместных действий конспиративно функционировавших в советском тылу контрреволюционных организаций и групп с представителями Антанты.

С северо-западного района Советской России внимание внутренней контрреволюции было поневоле отвлечено вследствие непосредственной близости к этому району внешней, враждебной не только Советскому государству, но и антантофильским белогвардейским организациям, вооруженной силы Германии. В этом районе ведение борьбы на два фронта – и против Германии, и против власти Советов – пока имело меньше всего шансов на успех. Упомянутые же выше контрреволюционные восстания, морально и материально поддержанные Антантой, имели своей конечной целью именно борьбу на два фронта, причем успех в борьбе с Советами должен был обусловить и предрешить результат борьбы с Германией. Антанта и шедшая у нее на поводу внутренняя российская контрреволюция, как «демократического» умонастроения, так и торгово-промышленная, и аристократия своей борьбе с центральным европейским блоком соподчиняли борьбу с советской властью.

В этом совмещении двух серьезнейших целей, из которых вторая являлась наиболее труднодостижимой, кроется причина неуспеха планов Антанты в середине 1918 г. Советы не были ликвидированы, и Антанта не в силах была восстановить противогерманский Восточный фронт, распавшийся в процессе революционных событий в России.

Таким образом, как политика Германии, так и политика Антанты по отношению к Советской республике осенью 1918 г. способствовали некоторому относительному затишью на северо-западе Советской России, где в то время власть Советов, пользуясь создавшейся политической ситуацией, принимала героические меры по закреплению побед Октябрьской революции и оказывала посильную помощь другим участкам и районам Советской России.

Российская контрреволюция в лице ее наиболее видных и авторитетных представителей с первых дней победы пролетариата свои надежды возлагала на политически отсталые окраины России, концентрируя там офицерские кадры и подготовляя материальную базу для будущих широких формирований. Первыми контрреволюционными очагами явились Дон и Оренбургская губерния, где разворачивались внутренние силы контрреволюции под знаменем самостийного движения с целью изолировать эти районы от остальной части Советской республики. Это контрреволюционное движение, питавшееся исключительно политическими вожделениями кулацко-казачьей верхушки, приобрело с самого начала местный характер, не претендуя на выполнение общероссийских функций.

Но помимо этого местного самостоятельного движения, направленного по руслу самостийности и сепаратизма, контрреволюционный очаг на Дону включал в себя и другую, несколько чужеродную силу – в лице офицерских кадров, стекавшихся сюда со всех районов Советской республики и являвшихся борцами за воссоздание единой, великой и неделимой России. Носители этих идей нашли себе приют с конца 1917 г. на территории донского казачества и получили возможность формировать белогвардейские части под лозунгом борьбы с Советами в общероссийском масштабе. До образования летом 1918 г. в результате восстания чехословаков Восточного фронта идея свержения советской власти на территории всей России получила конкретные формы только на Дону. С образованием же Восточного фронта многие «государственномыслящие» элементы буржуазии стали обращать внимание и на восток Советской России для организации и там государственного аппарата для борьбы под знаком «единой, великой и неделимой».

До середины лета 1918 г. белогвардейские офицерские формирования на Дону являлись монопольным и самостоятельным творчеством представителей царского генералитета и крупных торгово-промышленных кругов России.

Дальнейшие перспективы первоначальных белогвардейских общероссийских формирований на Дону очень хорошо определены были в директиве одного из виднейших представителей царского генералитета – генерала М. В. Алексеева от 8 (21) ноября 1917 г. Она была адресована на имя генерала М. К. Дидерихса, работавшего в то время в Могилеве – в Ставке.

Генерал М. В. Алексеев писал:

«Приехал в Новочеркасск, имея в виду не только найти временный приют, но и начать работу, если только это окажется возможным… Юго-восточный угол России – район относительного спокойствия и сравнительного государственного порядка и устойчивости; здесь нет анархии, даже резко выраженной классовой борьбы, кроме – в известной мере – угольного и рудного участков. Здесь естественные большие богатства, необходимые всей России; на Кубани и Тереке хороший урожай… Как от масляной капли начнет распространяться пятно желаемого содержания и ценности… Из этой цитадели должна затем начаться борьба за экономическое спасение наше от немца, при участии капитала англо-американского. Под покровом силы промышленно-экономической и порядка здесь именно создать сильную власть, сначала местного значения, а затем общегосударственного…

…Пользуясь видимой недосягаемостью и безопасностью, приступить к формированию реальной, прочной, хотя и небольшой силы, вооруженной для будущей активной политики. Элементы имеются: много офицеров, часть юнкеров и гардемаринов из разгромленных училищ… наконец, добровольцы… Вот схема начинающейся работы…

Военные наличные силы казачьего союза действительно ничтожны и едва удовлетворяют местным потребностям (угольно-рудный район Ростов, жел. – дор.). С ними на внешние предприятия идти, конечно, нельзя»[1 - Везде в неоговоренных случаях курсив в цитатах наш. – Н. К.].

Исходя из этих общих предпосылок, генерал М. В. Алексеев давал ряд конкретных указаний, как обеспечить формирование белой армии на Дону. К числу их относятся: необходимость организации тайных военно-политических отделений в таких крупных городах, как Петрограде, Москве, Киеве, Харькове, с целью шпионажа, вербовки и переотправки на Дон всех контрреволюционных элементов; обеспечение этих организаций оружием и патронами; переброска с фронта под всяким благовидным предлогом сохранившихся частей, военного имущества и пр.; дать наряд главному артиллерийскому управлению на отправку в Новочеркасский артиллерийский склад до 30 000 винтовок на первое время[2 - В октябре 1917 г. Главное артиллерийское управление «своим попечением» направило в Новочеркасский артиллерийский склад 10 000 винтовок из Петрограда и 12 800 винтовок из Москвы. Как первая, так и вторая партия оружия по назначению не дошли. Поэтому генерал М. В. Алексеев предлагал вновь дать наряд, значительно его увеличив – до 30 000 винтовок, и то на первое время.]; из пределов Донской области обеспечить удаление «совершенно большевистских» частей посредством расформирования их или отправления безоружными на фронт и т. д.

Полная осведомленность этого представителя царского генералитета в военных делах давала ему возможность еще более конкретизировать отдельные задачи, как, например: «Георгиевский запасный полк, формировавшийся в Киеве, распался, но офицерский состав с ничтожным числом солдат прибыл сюда. Он послужит кадром… Узаконьте формирование такового, якобы запасного полка в Ставрополе – и формирование крупной части обеспечено».

Ставился генералом Алексеевым вопрос и о переговорах с представителями чехословацких войск, которые, по его мнению, должны были охотно связать свою судьбу с деятелями «спасения» России.

Наметив таким образом ясную перспективу для Белого движения, генерал М. В. Алексеев свое директивное письмо заканчивает следующими словами:

«…Слабых мест у нас много, а средств мало. Давайте группировать средства главным образом на юго-восток, проявим всю энергию, стойкость… Вооружимся мужеством, терпением, спокойствием сбора сил и выжидания. Погибнуть мы всегда успеем, но раньше нужно сделать все достижимое, чтобы и гибнуть со спокойной совестью»[3 - Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1926. Т. 1. С. 77–82.В этих последних заключительных словах генерала нельзя не отметить некоторой доли сомнения в своих начинаниях; ясная перспектива, нарисованная им, дала под конец основательную трещину. Фантазия, пленившая его в кабинете, должна была уступить хотя и незначительное, но все же заключительное место для соображений практического характера.Несколько позже, 9 февраля (27 января) 1918 г., генерал М. В. Алексеев в своем обращении во французскую миссию в г. Киеве вынужден был подтвердить свое заключение из цитированного выше письма от 8(21) ноября 1917 г. Он писал: «Идеи большевизма нашли приверженцев среди широкой массы казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории, ради спасения своего достояния. Они глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых классов – буржуазии и интеллигенции, а не против области, где сохранился порядок, где есть хлеб, уголь, железо, нефть» (Владимирова В. Год службы «социалистов» капиталистам: Очерки по истории контрреволюции в 1918 г./ Под ред. Я. А. Яковлева. М.: Госиздат, 1927. С. 141).].

Эта директива генерала М. В. Алексеева характерна в том отношении, что буржуазно-помещичья контрреволюция с первых же дней победы пролетариата решила сосредоточиться на юго-восточной окраине России, надеясь оттуда в дальнейшем повести борьбу с пролетарской революцией в широком масштабе.

Целый ряд контрреволюционных группировок, действовавших конспиративно внутри Советской республики, в своей повседневной практической деятельности имел в виду оказание всемерной помощи этому контрреволюционному очагу отечественной буржуазии.

Зависимость российской буржуазии от англо-французского капитала, обусловившая в конечном счете выступление России в мировой войне на стороне Антанты, должна была определить политическую ориентацию как белогвардейских добровольческих формирований на Дону, так и тех организаций, которые всеми силами старались подорвать крепость Советов изнутри и оказывать соответствующую поддержку Дону.

Под знаком ориентации на Антанту и вела борьбу с революцией внутренняя отечественная белогвардейщина.

Однако провал всех антантовских иллюзий на скорую ликвидацию советской власти весной и летом 1918 г. временно усилил другое течение в стане действовавшей внутри Советской республики контрреволюции. Эта группа все надежды возлагала на Германию, хотя и задыхавшуюся в тисках всепожирающих фронтов мировой войны, но все же представлявшую из себя реальную и грозную силу на востоке. С занятием Украины австро-германскими войсками идеологи кулацко-казачьего Дона, как генерал П. Н. Краснов и др., решили немедленно принять германскую ориентацию и тем самым вошли в противоречие с Добровольческой армией генералов М. В. Алексеева и А. И. Деникина.

Стремление опереться на Германию было продиктовано самим положением Дона летом и осенью 1918 г. и по своему характеру не выходило из рамок союза буржуазной кайзеровской Германии с кулацко-казачьими самостийниками Дона.

Другое проявление германского влияния, имевшее место в отношении действующих внутри Советской России контрреволюционных организаций, в основном монархического направления, носило характер более широкого русско-германского буржуазного блока, преследовавшего цели ликвидации Советов в целом.

Таким образом, помимо сотрудничества германской буржуазии с донским кулачеством, сотрудничества, имевшего чисто местное значение, был налажен контакт между германской и частью российской буржуазии.

В среде некоторых организаций, ориентировавшихся в общем на Германию, не было, однако, полного единства взглядов. Германофильские группировки внутри Советской республики не располагали, естественно, своей собственной территориальной зоной. В их среде происходили внутренние трения в смысле оформления своих политических симпатий.

Образовавшаяся в марте 1918 г. внутри Советской республики контрреволюционная группировка, впоследствии получившая название «Правого центра», и была одной из тех организаций, которые, не отвергая окончательно мысли об Антанте, придерживались германофильского направления.

В «Правый центр» входили представители от Совета общественных деятелей (возникшего еще при Керенском в августе 1917 г.), от партии к.-д., от Торгово-промышленного комитета, Союза земельных собственников и от крайних правых. Такие лица, как Д. М. Щепкин, С. М. Леонтьев, Н. И. Астров, С. А. Морозова, А. И. Бурышкин, М. М. Федоров, А. В. Кривошеин (бывш. царский министр), В. И. Гурко, Л. Л. Кисловский, П. Б. Струве, Г. Н. и Е. Н. Трубецкие и др., были активными членами организации; А. В. Кривошеину, В. И. Гурко и С. М. Леонтьеву принадлежала доминирующая роль. «Правый центр» в поисках наилучшего выхода из создавшейся политической обстановки в России в 1918 г. хотя и придерживался в своем большинстве летом 1918 г. германской ориентации, но вел одновременно переговоры и с представителями Антанты.

Проводники германской внешней политики и выразители настроений германской буржуазии, сознавая свою относительную слабость и невозможность непосредственного вооруженного вмешательства в дела неоккупированной их войсками советской территории, придавали большое значение деятельности внутренней русской белогвардейщины. При этих условиях нетрудно было представителям Германии завязать чисто деловые переговоры и установить тесные связи с «Правым центром».

Переговоры немцев начались с петроградской группой политических деятелей умеренно правого направления в лице В. Ф. Тренева и барона Б. Э. Нольде. Когда об этих переговорах был информирован «Правый центр» в Москве, то и там всплыл вопрос о возможности сговориться с немцами для скорейшей ликвидации советской власти. Некоторые члены «Правого центра», в том числе бывший обер-прокурор Синода в кабинете С. Ю. Витте – князь А. Д. Оболенский, были уполномочены вести переговоры с различными немецкими представителями.

Результатом этих связей было то, что немцы все же уклонились от активного вмешательства и ограничились обещанием только косвенной поддержки[4 - Владимирова В. Указ. соч. С. 234–237.].

Переговоры с немцами вели не только представители «Правого центра». Немецкий генерал барон Кольмар фон дер Гольц в своих мемуарах говорит, что в июне 1918 г. в Финляндии у него начались переговоры с представителями русских правых группировок, бывшим товарищем председателя 3-й и 4-й Государственных дум князем В. М. Волконским, бывшим премьером царского правительства А. Ф. Треневым и бывшим великим князем Кириллом Владимировичем Романовым. Целью этих переговоров было установление тесных взаимоотношений русских монархических групп с представителями Германской империи на предмет совместной согласованной борьбы с пролетарской революцией в России, начало которой (борьбы) должно было положить наступление германских войск на Петроград. Наступление на Петроград намечалось главным германским командованием на август 1918 г., и только переговоры советского правительства с Германией, закончившиеся подписанием 27 августа 1918 г. навязанного Германией шантажистского дополнительного к Брест-Литовскому договору «соглашения», ликвидировали опасность Петрограду со стороны немецких армий.

Германской ориентации придерживалась еще одна организация, существовавшая нелегально в Петрограде.

В этой организации, именовавшейся «Великой единой Россией», принимали деятельное участие морской офицер лейтенант В. В. Дидерихс, С. А. Бутвиловский, фон Коттен, Бутвель, Эльснер – начальник строевого отдела штаба флота и другие. Структура этой организации была довольно оригинальна. Лейтенант В. В. Дидерихс, игравший в то время руководящую роль в организации «Великой единой России», получил от германских властей задание организовать сеть трудовых артелей и различных коммерческих предприятий, с помощью которых достигались бы две задачи: 1) обеспечение организации денежными средствами и 2) подбор «подходящих» лиц. Под флагом этих по внешности аполитичных предприятий группировался соответствующий контингент представителей русско-помещичьей контрреволюции. С. А. Бутвиловский вел деловые переговоры с представителями купеческого мира, намечал подряды, заказы и прочее. Организация старалась всемерно использовать всякую возможность устроить своих людей на командные должности в Красную армию, на службу в военные и советские учреждения. Однако самым характерным, определяющим, пожалуй, степень серьезности всех начинаний организации «Великой единой России», было внешнее поведение ее организаторов, обусловленное наличием в их руках крупных денежных сумм, немецкое происхождение которых знали немногие. Одна из контрреволюционных деятельниц так отзывалась об этой организации: «Началась наивная и неумелая лепка карточного домика контрреволюции».

Связь организации «Великая единая Россия» с Германией проходила по линии Берлин – Варшава – Псков – Петроград. Организация имела своих курьеров, ездивших с различными поручениями из Петрограда в Псков и обратно, переходя по пути демаркационную советско-германскую линию в районе Пскова.

Эта организация, по крайней мере в лице ее отдельных, но наиболее авторитетных членов, в процессе своей повседневной контрреволюционной деятельности осознала вскоре тщету своих усилий и необходимость перейти к более серьезному делу – формированию белогвардейских военных отрядов вне пределов Советской республики. С. А. Бутвиловский, исходя из этих соображений, в конце 1918 г. предпринял шаги по формированию так называемой Северной армии в Пскове под прикрытием войск оккупантов. По этому поводу велась усиленная переписка с Псковом, которая не могла не повлиять на последовавшее вскоре решение германского главного командования на востоке – предоставить все возможное, вплоть до оказания материальной поддержки, для успешной организации белогвардейской русской армии на северо-западе России. По мнению организации «Великая единая Россия», занятие Петрограда не требовало предварительного и длительного сосредоточения крупных вооруженных сил.

Наконец, в Петрограде помимо указанных германофильских контрреволюционных групп в 1918 г. существовали гвардейская офицерская организация и так называемая монархическая партия Н. Е. Маркова 2-го. Гвардейская офицерская организация объединяла гвардейских офицеров старой армии и делилась в начале 1918 г. на две группы: первая – офицеры гвардейской пехоты и полевой артиллерии, вторая – офицеры гвардейской кавалерии и конной артиллерии. Во главе каждой группы стояли ответственные руководители: в первой – генерал Гольштер, во второй – генерал Е. А. Арсеньев; в распоряжении этих генералов для текущей организационной работы находились секретари-полковники (у генерала Арсеньева – полковник барон Таубе).

Группа устраивала общие собрания, на которых вырабатывалась линия поведения офицеров, находившихся на советской территории. С момента организации в начале 1918 года 1-го корпуса Красной армии гвардейская организация решила принять активное участие в этих советских формированиях, преследуя цель организованной измены на фронте, куда предполагалось бросить красноармейские части. Общий план предусматривал необходимость предварительно договориться с германским военным командованием и состоял в том, что германские войска и части 1-го советского корпуса совместно займут Петроград и восстановят монархию в России, Россия заключит сепаратный мир с Германией и до конца мировой войны будет соблюдать дружественный нейтралитет в отношении срединной коалиции. Этот план действий получил полное одобрение от бывшего великого князя Павла Александровича, который выразил желание стать при необходимости во главе корпуса и временного русского правления.

Приведение плана заговорщиков в исполнение лежало в обязанности одного из активных деятелей гвардейской офицерской организации – ротмистра л. – гв. Кирасирского полка фон Розенберга, который занял пост начальника оперативного отдела штаба 1-го корпуса и временно, до выступления частей корпуса на фронт, должен был руководить отделом формирования.

Теснейший контакт гвардейская офицерская организация поддерживала с монархической партией Н. Е. Маркова 2-го, в состав которой входили сенатор С. С. Андреевский, Панютин, Волков, полковник л. – гв. Семеновского полка А. Ф. Штейн и другие. Обе эти организации руководились непосредственно Н. Е. Марковым 2-м и генералом Н. Н. Юденичем[5 - Авалов П. М. В борьбе с большевизмом. Глюкштадт; Гамбург: Изд-во И. И. Августина, 1925. С. 36, 37, 76.].

Однако этот план гвардейских заговорщиков не был выполнен вследствие того, что формируемый 1-й корпус Красной армии, несмотря на наличие в нем старых офицерских кадров, был вполне надежной вооруженной силой пролетарской революции и по составу бойцов не мог способствовать широкому плану измены. Вскоре органами советской власти были арестованы руководители пехотной и кавалерийской групп гвардейской офицерской организации. Вся работа членов организации после этого должна была сосредоточиться исключительно на белогвардейских российских формированиях за пределами Советской республики.

Такова была деятельность контрреволюционных организаций в Петрограде, ориентировавшихся как частично, так и целиком на Германию[6 - В Петрограде в различные периоды 1918 г. существовали еще и другие контрреволюционные группы и организации германофильского направления, не говоря уже об организациях антантовской ориентации. Однако чрезвычайная организационная пестрота, являвшаяся характерной чертой деятельности русской контрреволюции в целом в течение 1918 г., не дает возможности с абсолютной точностью определить степень организационной самостоятельности и цельности различных групп и организаций. Даже работники белого стана не всегда разбирались и разбираются в том организационном многообразии, которое имело место в 1918 г. внутри Советской республики.].

Итак, в Петрограде помимо различных контрреволюционных групп, субсидировавшихся представителями Антанты и связанных с ее агентами, проявляли активную деятельность и другие группировки, преимущественно монархического толка, ориентировавшиеся на Германию. И в то время как первые центр своего внимания переносили из Петрограда на другие районы России, интересовавшие их патронов, т. е. свою повседневную работу подчиняли не столько своим собственным интересам, сколько интересам союзников, вторые – в сферу активных действий как своих, так и вооруженных сил Германии включали в первую очередь северо-западный район Советской России с ее мощным пролетарским революционным центром Петроградом.

Такое своеобразное положение северо-западной окраины Советской республики в 1918 г. в конечном итоге обусловливалось, с одной стороны, отсутствием давления на нее вооруженных сил Антанты вследствие территориальной дальности Петрограда от районов России, попавших в сферу союзнической интервенции (Мурманск, а затем Архангельск), и с другой – господством в то время Германии в Прибалтике и наличием на непосредственных подступах к Петрограду германских войск.

Один из бывших активных деятелей белого стана, сторонник ориентации на Антанту В. И. Игнатьев по поводу деятельности контрреволюционных организаций в Петрограде писал:

«Петроград кишел всякими организациями, поставившими своей задачей борьбу с большевиками, организациями, в своем большинстве питающимися из одного и того же союзнического кармана и, несмотря на общность непосредственной цели – сломить большевиков, – ненавидящими друг друга, не верящими друг другу, готовыми при первом стремлении к дальнейшему строительству России, которую каждая организация понимала по-своему, перегрызть друг другу горло, – что потом и случилось»[7 - Игнатьев В. И. Некоторые факты и итоги 4 лет гражданской войны (1917–1921 гг.), часть 1 – «Октябрь 1917 г. – август 1919 г., Петроград, Вологда, Архангельск» (личные воспоминания). Пг.: Госиздат, 1922. С. 19.].

В отношении Петрограда необходимо констатировать, что эта взаимная вражда между контрреволюционными организациями осложнялась более глубокими противоречиями, коренившимися в вопросах внешней ориентации. Колеблющаяся, выжидательная тактика некоторых организаций в смысле окончательного определения линии своей внешней политики была только одной из форм приспособления различных контрреволюционных группировок к условиям жизни. Эта приспособляемость тормозила своевременную выработку собственных программ по устроению белой России, почему не всегда возможно точно определить социальную природу их разногласий. Споры о военной диктатуре или директории отражали лишь взгляды двух полюсов внутренней контрреволюции – мелкобуржуазного и буржуазно-помещичьего и являлись одной, хотя и весьма характерной, но далеко не решающей стороной этих трений. Вопросы внешней политики были стержнем политической платформы различных групп российской контрреволюции, который определял основное направление их внутренней политики.

Русские белогвардейские организации в Петрограде, ориентировавшиеся на Германию, были поставлены в гораздо лучшее положение, чем сторонники Антанты. Они имели возможность завязать тесные взаимоотношения с представителями германских оккупационных войск, чтобы в дальнейшем приступить уже к непосредственной реализации своей политической программы и активным действиям на северо-западной территории Советской России. Сторонники Антанты были тесно связаны с англо-французами и должны были содействовать осуществлению планов своих хозяев, т. е., по условиям того времени, не обращать особого и серьезного внимания на Петроградский район. Сторонников Германии интересовали, конечно, вопросы военного характера, именно то, о чем неоднократно писал в Псков один из активных деятелей организации «Единая великая Россия» – С. А. Бутвиловский.

Близость к Петрограду оккупированных Германией русских областей – части Витебской и Псковской губерний, Лифляндии и Эстляндии – «невольно» наводила на мысль о создании там русской белогвардейской армии.

В этом отношении для германофильской русской контрреволюции представлялась реальная возможность формировать добровольческие белогвардейские силы на северо-западе России под защитой германских штыков.




Глава 2


Конкретные практические шаги в деле формирования Северной армии были сделаны представителями германского военного командования. Поставив перед собой довольно широкие задачи по созданию двух русских армий на Украине, оккупированной германскими войсками, командование последних считало необходимым немедленно приступить к таким формированиям и на оккупированной части северо-запада России.

Для выяснения всех вопросов в связи с организацией Северной армии, равно как и для налаживания связей с русскими монархическими организациями, главное германское командование специально уполномочило гауптмана (капитана) Э. Последний вскоре в разговоре с представителем русских монархических организаций ротмистром фон Розенбергом в помещении прибалтийской миссии при германском генеральном консульстве в Петрограде изложил основные задачи предполагавшегося формирования Северной армии. Они сводились к активным военным действиям в направлении на Петроград и Москву, к занятию этих городов и свержению советской власти. Ротмистр фон Розенберг о своей беседе решил немедленно информировать гвардейскую офицерскую организацию, а через нее и Н. Е. Маркова 2-го. Вслед за тем группа офицеров, в числе которой были полковник барон Таубе, полковник л. – гв. Семеновского полка А. Ф. Штейн и некий полковник Р., одобрив предложения немецкого офицера и констатировав полное совпадение этих германских предложений со своими намерениями, решила в свою очередь поставить обо всем в известность Н. Е. Маркова 2-го и генерала Н. Н. Юденича. Полное одобрение всем предложениям немецкого командования было дано и этими двумя шефами контрреволюционных организаций. После полученного таким образом полного одобрения своих планов германский уполномоченный гауптман Э. имел в Петрограде совещание с русскими полковниками Штейном и Р., на котором были намечены следующие условия формирования добровольческой армии на северо-западе России:

1) Русская добровольческая армия должна формироваться по соглашению с императорским германским правительством;

2) местом формирования должны послужить оккупированные германскими войсками русские области, причем желательными являются районы городов Двинск – Вильна или Валк – Вольмар – Венден;

3) формирование армии должно производиться в одном из указанных районов, под прикрытием германских оккупационных войск;

4) армия должна будет комплектоваться: а) местными русскими офицерами и добровольцами, б) переправленными при помощи германцев из Петербурга офицерами и добровольцами, причем многие из них предварительно должны быть освобождены из тюрьмы, в) русскими военнопленными, находящимися в лагерях Германии;

5) командующим армией, с диктаторскими полномочиями, должен быть назначен русский генерал с популярным боевым именем, причем желательно было бы назначение генерала Юденича, генерала Гурко или генерала графа Келлера;

6) денежные средства на содержание армии должны выдаваться заимообразно германским правительством русскому государству;

7) все необходимое для формирования армии, как-то: вооружение, обмундирование, снаряжение и продовольствие, должно отпускаться германскими военными властями русскому командованию;

8) в одном из городов оккупированной области перед началом формирования должен быть созван Русский монархический съезд, имеющий своей задачей выделить из своего состава Временное правительство России;

9) армия по окончании формирования должна быть приведена к присяге законному царю и Русскому государству;

10) задачи армии: а) наступление на Петербург и свержение большевизма, б) поддержание законной власти, в) водворение порядка во всей России;

11) все установления политического характера должны быть выяснены на Монархическом съезде и утверждены избранным Временным правительством;

12) германские войска участия в подавлении большевизма не принимают, но следуют за армией для поддержания внутреннего порядка и престижа власти[8 - Командование австро-германских оккупационных войск, исходя из далеких перспектив, поставило перед собою цель создать на русской территории две русские армии, назначение которых должно было определяться германофильской ориентацией их офицерского кадра. Первая, так называемая «Южная», армия с разрешения атамана войска Донского генерала П. Н. Краснова должна была формироваться в Богучарском и Новохоперском уездах Воронежской губернии. При полной поддержке германских военных властей в течение трех месяцев лета 1918 г. на территории Украины было открыто 25 вербовочных бюро, которые дали к августу 1918 г. до 16 000 добровольцев, из коих 30 % составляли офицеры. В августе было закончено формирование 1-й дивизии Южной армии (начальник дивизии – генерал Семенов), после чего было приступлено к формированию 2-й дивизии (начальник дивизии – генерал Джонсон) в районе станции Миллерово. Однако последовавшие вскоре революционные события в Германии и уход оккупантов из Украины не дали возможности закончить формирование 2-й дивизии. Сформированные части по приказу генерала Краснова от 14 ноября 1918 г. были влиты под названием Воронежского и Астраханского корпусов в новую Южную армию (командующий армией – генерал Н. И. Иванов), оперировавшую совместно с донским казачеством против советских войск.Вторая, так называемая «Астраханская», армия комплектовалась из астраханских казаков и калмыков также при помощи немцев. В Киеве было центральное вербовочное бюро этой армии, во главе которого был поставлен полковник Тундутов и в качестве политического руководителя – Иван Добрынский. Немцы отпускали деньги и снабжение. К августу армия насчитывала 3000 добровольцев (командир – генерал Павлов). В сентябре 1918 г. Астраханская армия перешла в подчинение генералу Краснову и потеряла свое самостоятельное политическое значение.].

Эти условия были устно переданы гауптману Э., который отправился в г. Ковно для представления их германскому главному военному командованию.

Ротмистру фон Розенбергу от имени гвардейской офицерской и монархической организаций было поручено отправиться в Псков и приняться за организацию прочной связи с Петроградом, начать подготовку всего необходимого для приема прибывающих офицеров, установить контакт с местными политическими и общественными деятелями и ознакомиться с местными условиями жизни, настроением русских офицеров, интеллигенции, городского населения и крестьян.

К моменту приезда Розенберга в Пскове жило много офицеров, значительная часть которых была захвачена спекулятивной горячкой, контрабандными делами и т. п. Наиболее воинственные элементы из находившихся в Пскове офицеров поспешили еще раньше оставить город и уехать на юг России, оставшиеся же в скором времени от поиска заработка перешли к широким поискам наживы и увязли в захватившей своими щупальцами весь город спекуляции.

Городская интеллигенция в лице чиновников, педагогов, врачей, большого количества адвокатов, враждебная вообще диктатуре пролетариата, не отличалась тогда особыми качествами настоящего российского патриота. Безволие, мягкотелость и, наконец, простое проявление трусости были отличительными чертами псковской интеллигенции. Разговоры с этой частью населения об организации вооруженной борьбы с большевизмом хотя и принимали характер вполне сочувственной беседы, однако ничего реального на первое время не давали. Наиболее организованной частью населения Пскова было вообще купечество, но и оно вследствие закрытия некоторых старинных фирм было представлено новым поколением небольшой ценности в патриотическом отношении и не желавшим сразу принять непосредственное участие в формировании Северной армии. Даже впоследствии, когда формирование белой вооруженной силы стало фактом и проводилось через специально созданные русские вербовочные бюро, помощь городской буржуазии, таких, например, ее представителей, как миллионер П. Д. Батов и купец И. И. Жиглевич, по мнению самих деятельных участников формирования, была далеко не достаточна[9 - Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 60, 61. Совещание это происходило, по-видимому, в августе 1918 г. Подлинные фамилии «гауптмана Э.» и «полковника Р.» у Авалова не приводятся.].

Настроение рабочих города и крестьянства по району отмечалось опять-таки самими творцами белой армии в следующих знаменательных выражениях:

«…Что же касается рабочего класса и крестьянства, то оно в большинстве тяготело к большевикам, в которых видело освободителей от германской оккупации, мешавшей им грабить помещиков»[10 - Смирнов К. К. Начало Сев. – зап. армии // Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1927. Т. 1. С. 114, 123.].

В Пскове Розенберг завязал связь с бывшими членами Государственной думы Г. М. Дерюгиным, Н. Н. Лавриновским, А. П. Горскиным и местным общественным деятелем Б. Б. Линде. На первом же совещании было постановлено, что руководство политической и общественной стороной предпринимаемого дела будет осуществляться указанными лицами, а военную и административную работу должен был по-прежнему выполнять ротмистр Розенберг.

Со стороны германского командования миссия Розенберга встретила полное сочувствие. Германским пограничным войскам было отдано приказание пропускать через границу русских офицеров, следующих из Советской России, по заранее установленному паролю: «Nordabschnitt» («северный отрез»), который был сообщен конспиративным контрреволюционным организациям в Петрограде.

К числу таких организаций принадлежала «Великая единая Россия», которая поддерживала постоянную связь с формирующейся в Пскове Северной армией через курьера, некоего Шуберта. При его посредстве велись переговоры с официальным представителем «Правого центра» Винтер-Свистуновым, по чему следует заключить, что в то время и «Правый центр» не был в стороне от практического содействия белым формированиям в Пскове[11 - Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 66.].

Для приема прибывших русских офицеров при штабе 6-й германской запасной дивизии в Пскове было создано русское комендантское управление, во главе которого стал ротмистр Каширский со своим адъютантом штаб-ротмистром Петровым. Сюда направлялись все офицеры, перешедшие демаркационную линию. Они получали удостоверения на право жительства в городе и ношения офицерской формы. Вскоре было открыто общежитие для офицеров и было разрешено пользоваться германским гарнизонным офицерским собранием, где можно было получать дешевый завтрак и обед.

15 сентября 1918 г. в Псков вернулся гауптман Э. и сообщил, что главное германское командование на востоке принимает условия формирования русской армии на северо-западе России, но требует созыва в Пскове монархического съезда, который должен со своей стороны подтвердить желательность германской помощи. Расходы по организации такого съезда немцы брали на себя.

Для созыва съезда в Пскове в Киев срочно выехала делегация в составе Г. М. Дерюгина, Н. Н. Лавриновского, А. П. Горскина и капитана фон Дитмара. С той же целью были командированы отдельные лица в Петроград и Москву. В частности, в Петроград поехал бывший «губернатор Г.», которого германцы переправили через границу как своего курьера. В белогвардейском стане началось оживление. Вслед за делегацией, выехавшей в Киев, к генералу графу Ф. А. Келлеру были командированы ротмистр 16-го гусарского Иркутского полка А. К. Гершельман и обер-лейтенант фон Гаммерштейн, которые должны были информировать Келлера и просить его принять командование над добровольческой армией, формировавшейся в Пскове.

Однако дело со съездом не ладилось. Вскоре из Киева прибыл один из делегатов – А. П. Горскин и сообщил, что в качестве политического центра, где намечается план дальнейших действий, является г. Киев и что только там может решиться судьба России, почему вопросы формирования русской добровольческой армии на севере его и делегацию больше не интересуют. «Все будет уже закончено, когда вы только начнете», – закончил свою информацию А. П. Горскин.

Прибывшие же из Киева Гершельман и Гаммерштейн сообщили, что офицерство, живущее в Киеве, сочувственно отнеслось к идее формирования добровольческой русской армии на северо-западе и что почти все гвардейские офицеры изъявили безоговорочное свое желание вступить в ряды Северной армии, операции которой будут направлены на Петроград.

Выяснив окончательно невозможность быстрого созыва монархического съезда в Пскове, инициаторы создания добровольческой армии обратились к главному германскому военному командованию в Ковно с просьбой не обусловливать формирование армии созывом монархического съезда в Пскове.

В ответ на это 9 октября 1918 г. из Ковно от имени главного военного германского командования на востоке прибыла в Псков военная германская комиссия, которой были даны исчерпывающие инструкции о деталях формирования русской белой армии на северо-западе.

10 октября 1918 г. утром состоялось первое военное русско-германское совещание, на котором с германской стороны присутствовали Генерального штаба майор фон Клейст, майор фон Тресков, обер-лейтенант фон Гаммерштейн и в качестве переводчика лейтенант Ниман; с русской стороны – ротмистр фон Розенберг, ротмистр Гершельман, капитан Тарановский и Б. Б. Линде. На этом заседании было постановлено немедленно приступить к формированию добровольческой армии, для чего привлечь к работе русских офицеров Генерального штаба, из числа которых были указаны генерал-майоры: Б. С. Малявин (Псков), А. Е. Вандам (Ревель), П. Н. Симанский (имение у г. Острова). Генерал Малявин сразу же изъявил свое желание, и следующее вечернее заседание прошло под его председательством. К генералу Вандаму в Ревель была послана особая делегация в составе полковника барона Вольфа, Радко-Дмитриева (сына генерала) и Пешехонова.

На первом заседании были выработаны нормы денежного, провиантского и других видов довольствия, разграничены сферы деятельности русской и германской контрразведок. Было учреждено русское агитационное бюро. По городу с 10 октября стали распространяться листовки с объявлением от имени русской белой армии.

На последующих четырех заседаниях русско-германской комиссии были выработаны окончательные условия формирования русской северо-западной добровольческой армии, которая была названа Северной армией. Условия сводились к следующему:

1) Русская добровольческая Северная армия по соглашению с императорским германским правительством и при посредстве главного военного германского командования на востоке начинает свое формирование 10 октября 1918 г.

2) Районом формирования указанной армии назначаются оккупированные части Псковской и Витебской губерний – с городами Псков, Остров, Изборск, Режица и Двинск.

3) Формирование армии будет происходить в названном районе под прикрытием германских оккупационных войск.

4) Армия будет комплектоваться: а) местными русскими офицерами и добровольцами; б) таковыми же перебежчиками из Советской России; в) таковыми же других оккупированных германцами русских областей; г) таковыми же военнопленными, находящимися в Германии, причем вербовка последних будет произведена специально командируемой для этой цели в Германию комиссией из русских офицеров.

5) Командующим армией, с диктаторскими полномочиями, назначается русский генерал с популярным боевым именем, желательно при согласии генерала Юденича, генерала Гурко или генерала графа Келлера.

6) Денежные средства на содержание армии отпускаются германским правительством заимообразно Русскому государству и направляются через главное военное германское командование в русское полевое казначейство при армии, откуда расходуются на общих основаниях.

7) Вооружение, снаряжение, шанцевый инструмент, обмундирование, продовольствие и технические средства даются германским правительством через главное военное германское командование таковому же русскому, причем обмундирование и вооружение, по возможности русского образца и в размере, потребном для формирования не менее одного корпуса, силой в две пехотные дивизии, согласно германским штатам, с отдельной бригадой кавалерии, соответствующей артиллерией, вспомогательными частями (инженерными, саперными, авиационными, автомобильными, мотоциклетными, велосипедными, телефонными, телеграфными и железнодорожными и всеми техническими средствами).

8) Армия по окончании формирования приводится к присяге законному царю и Русскому государству.

9) На формирование армии дается срок не менее двух с половиною месяцев, после чего армия должна быть в боевой готовности.

10) По сформировании армии германские войска отходят на новую демаркационную линию и сдают старую русским.

11) За месяц перед своим отходом германские военные и гражданские власти сдают все управление армейским районом таковым же русским властям.

12) При армии остаются для связи три германских офицера, из которых один Генерального штаба.

13) Германские войска при наступлении не участвуют в подавлении большевизма, но следуют за армией для поддержания внутреннего порядка и престижа власти.

14) После занятия Петербурга объявляется военная диктатура, причем диктатором будет командующий Северной армией.

15) Задачи армии: а) защита указанного выше армейского района от большевистского нашествия; б) движение вперед для взятия Петербурга и свержения большевистского правительства; в) водворение порядка во всей России и поддержка законного русского правительства[12 - Лацис М. Я. (Судрабс). Два года борьбы на внутреннем фронте (популярный обзор двухгодичной деятельности чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности). М.: Госиздат, 1920. С. 30, 31.].

При сравнении этих условий формирования Северной армии с теми, которые были предварительно выработаны на совещании германского уполномоченного гауптмана Э. с русскими полковниками А. Ф. Штейном и Р., видно, что особых принципиальных изменений внесено не было. Имеющиеся поправки и дополнения только уточняли и конкретизировали те положения, которые в протоколах предварительных совещаний были зафиксированы в общей форме. Новым в этих окончательных условиях формирования белой армии является, с одной стороны, изменение района формирования, в сторону его приближения к демаркационной советско-германской линии на северо-западе России, с другой – отказ германского военного командования от требования созвать монархический съезд.

На совещаниях военной комиссии германское командование вновь подтвердило свою готовность оказать материальную поддержку русским белогвардейцам. На одном из заседаний комиссии было сообщено, что немцы отпускают в распоряжение Северной армии 150 миллионов рублей марок, вооружение, снабжение и обмундирование на 50 000 чел., 500 пулеметов, 36 легких полевых 3-дюймовых пушек, 24 тяжелых пушки и разного рода технические средства[13 - Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 70, 71.]. Все это военное имущество предполагалось сосредоточить в специально устроенных складах и магазинах в г. Изборске.

По вопросу о месте расположения добровольческих отрядов и штаба Северной армии было предложено со стороны Розенберга в качестве такого пункта избрать не Псков, а, например, г. Режицу, как находившийся в более глубоком тылу. Однако такое предложение встретило серьезный отпор германских представителей. Авалов по этому поводу пишет:

«…Германский уполномоченный, майор фон Тресков, был против помещения штаба армии в Режице, потому что при таком положении Курляндия, естественно, должна была бы быть базой для русской добровольческой армии, а это… совершенно не устраивало Германию»[14 - В книге М. Г. Баха. «Политико-экономические взаимоотношения между СССР и Прибалтикой за десять лет, 1917–1927 гг.». М.: Изд. Комм. академии, 1928 г., встречается (стр. 22) ошибочное указание на то, что все обещанное германским командованием вооружение было полностью выдано русским белогвардейцам. На самом деле за все время совместной работы германское командование предоставило в распоряжение Северного корпуса немного более 3 миллионов марок, 8 тысяч винтовок, из которых ? негодных, 6 легких и 24 тяжелых орудия, совершенно не пригодных для боевого использования (см.: Родзянко А. П. Воспоминания о Северо-Западной армии. Берлин: об-во «Аресса», 1921. Приложение 5).].

Таким образом, уже здесь, при обсуждении всех вопросов, связанных с формированием Северной армии, представителями одной стороны была вскрыта определенная тенденция германской военщины сохранить свое влияние на Прибалтику. Помогая русским белогвардейцам, представители германского милитаризма преследовали исключительно империалистические цели Германии и только под этим углом зрения принимали непосредственное участие в формировании русской белой армии. Всем своим дальнейшим поведением и боевой активностью Северная армия должна была способствовать реализации этих тенденций германского империализма.

12 октября из Ревеля приехал генерал А. Е. Вандам. Он с одобрения членов военной комиссии принял диктаторские полномочия и вступил во временное командование отдельным Псковским добровольческим корпусом, который должен был послужить первой боевой единицей Северной армии. Вскоре был сформирован и штаб корпуса, к которому «для связи» были прикомандированы германские офицеры: Генерального штаба майор фон Клейст, обер-лейтенант фон Гаммерштейн, обер-лейтенант Хольц (по хозяйственной части) и лейтенант Ниман (в качестве переводчика).

Штаб корпуса был сконструирован в составе: начальника штаба – Генерального штаба генерал-майора Б. С. Малявина, двух штаб-офицеров для поручения – полковника барона Вольфа и ротмистра Гершельмана, обер-квартирмейстера – причисленного к Генеральному штабу, гвардии ротмистра фон Розенберга, дежурного штаб-офицера – подполковника Гильберта, заведующих артиллерийской частью – подполковника Р., инженерной – подполковника Розанова, интендантской – генерал-майора Львова, санитарной – доктора Сергеева, полевого корпусного казначея – Молоховского и для поручений по гражданской части – Б. Б. Линде.

Отделу обер-квартирмейстера было поручено руководство вербовочным делом. В Пскове было открыто главное вербовочное бюро, во главе которого стал недавно прибывший из Москвы ротмистр Гоштовт. Это бюро было разделено на два отделения. Первое ведало приемом офицеров, второе – рядовых добровольцев.

Во главе контрразведки корпуса был поставлен ротмистр Тарановский.

Вспомогательные вербовочные бюро были открыты в городах: Острове, Режице, Двинске, Дриссе, Валке, Юрьеве, Ревеле, Нарве, Риге, Митаве, Либаве. Начальником всех вербовочных бюро в Прибалтийском крае был назначен ротмистр фон Адлерберг.

Кроме организации вербовочных бюро в вышеуказанных городах, были командированы в Вильно, Ковно и Гродно на короткий срок офицеры в тех же целях вербовки добровольцев. Совершенно конспиративно проходила вербовка в Северную армию и на территории Советской Республики, где в этом отношении соответствующую помощь оказывали различные сотрудники германских миссий[15 - Авалов П. Указ. соч. С. 72.].

В течение первой вербовочной недели общее количество записавшихся добровольцев превышало 1500 чел., причем офицерство составляло 30–40 % общего числа[16 - Авалов П. Указ. соч. С. 73.].

Немецкие власти в это время аккуратно выполняли свои обещания, беспрепятственно выдавали продовольствие и некоторые денежные суммы. Все это способствовало делу формирования и давало возможность штабу белогвардейского корпуса начать разбивку добровольцев по частям. К 18 октября было решено, что корпус будет иметь три полка – один в Пскове, второй в Острове и третий в Режице. На пост командиров полков были намечены кандидаты – полковники Лебедев, Казимирский и Клесинский. Формирование артиллерии было поручено полковнику К. К. Смирнову. Окончательное решение этих вопросов последовало на устроенном 21 октября в германском офицерском казино в Пскове первом военном совещании чинов корпуса. Присутствовали генерал-майор Вандам, генерал-майор Малявин, дежурный генерал полковник Гильберт, армейский инженер подполковник Розанов, инспектор артиллерии подполковник Борден фон Борделиус, генерал-майор Никифоров, командиры 1-го Псковского и 2-го Островского полков и командир артиллерийского дивизиона.

На этом совещании было уже окончательно решено формировать пока одну стрелковую дивизию в составе Псковского, Островского и Режицкого полков, приступить к формированию инженерной роты и создать 2-батарейную артиллерийскую часть, присвоив ей наименование артиллерийского полка. Начальником 1-й стрелковой дивизии был назначен генерал-майор Никифоров.

Совещание постановило сохранить сеть вербовочных бюро, присвоив их заведующим функции воинских начальников. В числе прочих вопросов члены совещания должны были установить форму одежды для формирующихся частей Северной армии, и после длительных дебатов все пришли к выводу сохранить старую форму российской армии.

В конце совещания строевые начальники обратились к генерал-майору Вандаму с пожеланием, чтобы армия была строго регулярной, чтобы она избегала партизанщины и т. п. Это пожелание вызвало резкую критику начальника штаба корпуса генерал-майора Малявина, командующий же корпусом по этому серьезному вопросу своего мнения не высказал. В связи с этим у самих участников совещания, преимущественно строевых офицеров, сложилось впечатление, что штаб корпуса не имеет установившейся единой точки зрения и ясной линии своего дальнейшего поведения. Это обстоятельство в дальнейшем создало не вполне здоровую обстановку для планомерной работы русских белогвардейцев и заставило вскоре начальника дивизии генерала Никифорова передать командование генерал-майору Симанскому, а самому уйти в отставку.

К концу октября 1918 г. 1-я стрелковая дивизия состояла из 3 полков двухбатальонного состава, численность полка доходила до 500 человек. Полки получили наименование в зависимости от места их формирования. Таким образом, в 1-ю стрелковую добровольческую дивизию входили: 1-й стрелковый добровольческий Псковский полк с командиром полка полковником Лебедевым; 2-й стрелковый добровольческий Островский полк с командиром полка полковником К. К. Дзерожинским; 3-й стрелковый добровольческий Режицкий полк с командиром полка полковником Г. Г. фон Нефом и две легкие полевые батареи по 4 орудия в каждой.

Кроме этого, по частной инициативе были сформированы: отряд внешней охраны г. Пскова в 200 человек под командой капитана Мякоша; конный партизанский отряд в г. Острове в 150 коней под командой полковника А. В. Бибикова и партизанский отряд полковника Афанасьева численностью до 150 чел. в г. Режице.

Следовательно, общая численность белых формирований Северной армии к концу октября 1918 г. несколько превышала 2000 чел. и являлась результатом проведенной вербовочной кампании в целом ряде городов, находившихся в пределах оккупированной Германией территории. Но в скором времени рамки белогвардейских формирований расширились в связи с увеличением в некотором смысле самой территории, в пределах которой происходила вербовка добровольцев в белую армию.

Лозунги вооруженной борьбы с Советами нашли своих сторонников не только в пределах оккупированной германскими войсками зоны, но и за ее пределами – на территории Советской республики. В этом отношении с конца октября 1918 г. произошли события, которые способствовали этому процессу в более широком размере. Дело в том, что вместе с формированием Северной армии просачивание отдельных антисоветских элементов через демаркационную линию, из Советской России в Псков, к концу октября 1918 г. сменилось групповым переходом. Такие групповые переходы были, по существу, изменой и предательством.

К числу явлений такого порядка осенью 1918 г. относятся переход на сторону белых 26 октября одного эскадрона 3-го Петроградского кавалерийского полка 3-й Петроградской дивизии под командованием бывшего подъесаула Пермыкина, 28 октября трех судов Чудской озерной флотилии под командованием начальника флотилии, бывшего капитана 2-го ранга Д. Д. Нелидова и, наконец, в начале ноября остальных эскадронов 3-го Петроградского кавалерийского полка во главе с самим командиром полка, бывшим ротмистром С. Н. Булак-Балаховичем.

Измена Б. С. Пермыкина, С. Н. Булак-Балаховича и Д. Д. Нелидова была проведена ими очень искусно. Представители советского командования и некоторые местные советские партийные организации были поставлены в чрезвычайно затруднительное положение, которое усугублялось еще тем обстоятельством, что под рукой не было достаточной по количеству и вполне надежной вооруженной силы, чтобы воспрепятствовать осуществлению контрреволюционного плана. Относительно же того, что такой план у С. Булак-Балаховича был, местные работники не раз предупреждали свой непосредственный центр.

Процесс формирования 3-го Петроградского кавалерийского полка 3-й Петроградской дивизии, а ранее – 1-го Лужского партизанского конного полка 4-й Петроградской дивизии был настолько показателен в смысле наличия у его организатора С. Булак-Балаховича каких-то своих тайных планов, что все отрицательные стороны этого формирования возбуждали сразу же проявление к ним некоторого любопытства и внимания. Лужская уездная партийная организация не раз ставила перед собой этот вопрос, но, однако, предпринять какой-либо определенный шаг была не в состоянии. С. Булак-Балахович формировал свой полк по специальному разрешению председателя Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкого и не подлежал контролю военного комиссара. Несмотря на попытки местных советских властей пополнить это формирование членами РКП(б), С. Н. Булак-Балахович продолжал свою ответственную работу вполне самостоятельно и бесконтрольно и сознательно не допускал в свой полк ни одного партийного работника.

В начале своего формирования 1-й Лужский партизанский конный полк Булак-Балаховича воскрешал традиции пунинского партизанского отряда старой армии[17 - Смирнов К. К. Начало Сев. – зап. армии // Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1927. Т. 1.] и впредь, до благоприятно сложившейся обстановки, был как бы попутчиком создававшейся Рабоче-крестьянской Красной армии.

Имея в качестве кадра формирования остатки пунинского отряда, С. Булак-Балаховичу оставалось только использовать трудную для Советской республики обстановку 1918 г., пополнить свой отряд людьми и лошадьми для того, чтобы быть менее зависимым от высшего советского военного командования и более самостоятельным в деле выполнения своих планов. Он вербовал в свой полк лиц с определенной служебной репутацией и, не гнушаясь, зачислял на службу людей с уголовным прошлым. Первые, составляя командный кадр полка, должны были соответственным образом удовлетворять потребности и запросы партизан, втягивать их в целый ряд преступлений, чтобы тверже и надежнее держать их в своих руках.

Навербованный таким способом личный состав полка, достигший к осени 1918 г. 1000 человек, стал возбуждать законные подозрения у местных советских, партийных и военных работников. Но эти подозрения с чрезвычайной медлительностью оформлялись, а тем временем С. Булак-Балахович со своим полком был призван к подавлению целого ряда антисоветских восстаний и сбору оружия в районе Гдова – Луги. Эту карательную миссию балаховцы выполняли с большим рвением и усердием, не разбираясь в истинных причинах того или иного восстания и обрушивая меч своего военного правосудия на всякого, независимо от его социального происхождения. Особое внимание при этом в смысле меры наказания уделялось беднейшим слоям крестьянства. Все эти действия (контрибуции, конфискации, порки, насилия) проводились именем советской власти и, естественно, в скором времени дали соответствующие плоды. Антисоветские восстания отнюдь не уменьшались, а, наоборот, имели чрезвычайно опасную тенденцию к расширению. Целый поток жалоб на безобразное поведение балаховцев сопутствовал их возвращению после ликвидации антисоветского восстания в каком-нибудь районе.

Особое карательное усердие Булак-Балаховича преследовало определенную цель.

Еще в начале формирования белой армии в Псков был послан делегат Булак-Балаховича[18 - При штабе 12-й русской армии был партизанский отряд под командой Лунина; С. Булак-Балахович в этом отряде числился командиром эскадрона. После убийства немцами Лунина около местечка Пундер, в районе Риги, в командование партизанским отрядом вступил С. Булак-Балахович. После демобилизации старой армии С. Булак-Балахович с остатками своего отряда прибыл в г. Лугу и был причислен к 4-й Петроградской дивизии, начальником которой был Кеппен (штаб 3-й Петроградской дивизии в августе 1918 г. находился еще в г. Гатчина).], который заявил там представителям русских белогвардейцев, что Булак-Балахович не замедлит перейти на сторону белых при условии дальнейшего развертывания их формирований[19 - П. Авалов в книге «В борьбе с большевизмом» на стр. 75 приводит рассказ ротмистра фон Розенберга, в котором последний говорит, что в середине октября 1918 г. в Псков от имени Булак-Балаховича прибыли поручики Видякин и Пермыкин, первый из которых имел целью информировать русских белогвардейцев о планах Булак-Балаховича.].

Связь С. Булак-Балаховича с белой армией была, конечно, выражением его классовых чувств и симпатий. Ему пришлось теперь лишь ускорить выполнение давно задуманного плана из боязни быть привлеченным советской властью к ответственности за вышеприведенные насилия. До тех пор пока на северо-западе России не было организованной русской контрреволюции и пока до ноября 1918 г. единственным врагом на этом участке был внешний враг России в империалистическую войну – германская оккупационная армия, группа офицеров с С. Булак-Балаховичем во главе, скрывая свое настоящее лицо, вынуждена была работать с советской властью. Но как только на политической арене борьбы появилась российская внутренняя контрреволюция, хотя и не располагавшая еще значительной вооруженной силой и питавшаяся подачками со стороны, политическая ориентация этой группы офицеров, своеобразных попутчиков, не замедлила выявиться в своем полном и ярком свете.

Относительно тайных намерений и планов С. Булак-Балаховича дает полное представление следующий любопытный документ, являвшийся формально рапортом начальника особого отделения на имя начальника разведывательного бюро штаба Псковского добровольческого корпуса:

«Доношу, что по прибытия в г. Псков мною с ведома немецкого командования были начаты переговоры о переходе особого конного полка на оккупированную территорию для дальнейшей отправки в Южную армию. По возникновении формирования Северной армии вопрос об особом конном полку приобрел более значительное и местное значение. Командиром полка ротмистром Станиславом Балаховичем было собрано 16 октября совещание в Елизаровском монастыре, на котором присутствовал, кроме офицеров полка, начальник Чудской озерной флотилии капитан 2 ранга Нелидов. На совещании офицерами был принципиально решен вопрос о переходе полка и Чудской флотилии на сторону Северной армии.

Для выяснения деталей 17 числа по просьбе ротмистра Балаховича и приказанию вашему мною было устроено свидание с помощником командира особого конного полка штаб-ротмистром Иосифом Балаховичем и командиром 1-го эскадрона Пермыкиным.

Свиданием были выработаны следующие постановления:

1) полк и Чудская озерная флотилия в полном составе переходят на сторону Северной армии;

2) в случае сохранения обстановки в Лужско-Гдовском районе полк может взять Лугу и Гдов со всеми складами и пресечь связь телеграфную и железнодорожную с Петроградом;

3) поднять крестьян в этом районе и получить от них лошадей и людей;

4) на случай изменения обстановки в невыгодную для полка сторону полк выходит в нейтральную зону и высылает офицера в штаб, в г. Псков;

5) полк принимает все меры к получению запасов обмундирования и недостающих лошадей до 1 ноября;

6) о каждом изменении в обстановке ротмистр Балахович ставит в известность штаб в г. Пскове;

7) к 1 ноября полк должен быть готов к исполнению приказаний, посланных из штаба за три дня перед выполнением их;

8) для пользы дела, сообразуясь с существующими взаимоотношениями солдат и офицеров полка и их подбором, ротмистр Балахович остается командиром полка и офицеры на своих местах по назначению командира полка;

9) для сохранения конского состава полка, по примеру казачьих и партизанских частей, лошади составляют собственность офицеров и солдат полка, на коих они обязаны продолжать службу в армии.

Одновременно с командированием штаб-ротмистра Пермыкина на остров Талабск[20 - Маргулиес М. С. Год интервенции. Изд-во И. Гржебина. Кн. 2. 1923. С. 197.] ротмистру Балаховичу мною было послано предупреждение – в случае приказания производить обстрел неверный, что было им и исполнено»[21 - По-видимому, здесь речь идет о старшем Пермыкине – Борисе, который, по словам ротмистра фон Розенберга, прибыл вместе с поручиком Видякиным в середине октября 1918 г. в Псков. Штаб-ротмистр, а по рассказу фон Розенберга поручик Борис Пермыкин, очевидно, получил какое-то специальное задание и ездил на Талабские острова.].

Настоящий документ приподнимает завесу над действительной политикой и деятельностью С. Булак-Балаховича и его компании. Еще не имея полной уверенности в том, что на северо-западе России будет создан какой-нибудь белогвардейский очаг, способный развернуть свою работу, и не желая, по-видимому, работать в тесном, непосредственном контакте с немецкими войсками (такая возможность у него была и раньше, чем воспользовался, например, начальник Чудской озерной флотилии), С. Булак-Балахович задумывался над перспективой переброски своего полка на Южный фронт, в так называемую Южную армию. К ее формированию было приступлено по инициативе опять-таки оккупантов, но из этого, в общем, ничего не вышло. Только после того, как стало известно о формировании Северной армии в Пскове, Булак-Балахович имел возможность начать переговоры с представителями российской контрреволюции на северо-западе России. Своей своевременной осведомленностью о том, что делается за демаркационной линией, и в особенности в г. Пскове, Булак-Балахович был обязан контрразведке штаба 4-й Петроградской дивизии в лице начальника ее – Гришина и помощника последнего – Михайлова, с которыми Булак-Балахович держал тесную связь в то время, когда его полк числился в составе 4-й Петроградской дивизии. Начать переговоры с представителями Северной армии в Пскове для Булак-Балаховича не составляло большого труда, так как его один эскадрон под командой Пермыкина в октябре 1918 г. был призван охранять советскую границу в районе г. Пскова и был расположен в Елиазаровском монастыре.

Свою предательскую работу Булак-Балахович вел в высшей степени конспиративно, всеми мерами стараясь лишний раз показать, что он предан советской власти. В августе – сентябре 1918 г. Булак-Балахович поехал подавлять кулацкое восстание в районе станции Новоселье и, вернувшись оттуда в пьяном состоянии, в штабе 4-й Петроградской дивизии говорил: «Теперь-то, наверно, не будут сомневаться в том, что я сторонник советского строя». После этой своей поездки Булак-Балахович возбудил ходатайство об отправке остальных эскадронов полка на фронт. В данном случае Булак-Балахович, очевидно не имея уверенности в том, что переход его полка в г. Псков произойдет без серьезных осложнений, требовал переброски всего полка на фронт. Одновременно же с этим свое пребывание в районе г. Луги Булак-Балахович хотел в конечном итоге использовать для поднятия массового антисоветского восстания среди местного населения, захватить в свои руки Гдов и Лугу, т. е. выполнить § 2 и 3 договора, заключенного 17 октября 1918 года.

К 25 октября 1918 г. дислокация 3-го Петроградского кавалерийского полка была следующей: 1-й эскадрон полка стоял в Елиазаровском монастыре, 2-й – на станции Струги Белые и 3-й – у мыза Новая; штаб полка находился в г. Луге. Численность полка равнялась 1121 чел., из коих командного состава было 38 чел., строевых солдат 883 и нестроевых 200. В полку было 600 винтовок, 4 пулемета, 8 ружей-пулеметов и два 3-дюймовых орудия. Лошадей верховых числилось 471, обозных 102 и для артиллерийской запряжки – 28[22 - Антипов Н. К. // «Петроградская правда». 1919. № 11.].

Срок готовности полка к переходу на сторону белых был обусловлен по договору 1 ноября 1918 г. (§ 7). Однако этот пункт договора не был в точности соблюден. По невыясненным пока причинам[23 - Ленинградское архивное бюро, архив Красной армии (ЛАВ, АКА), ф. № 145, дело по описи № 24, л. 74.В полку всего было 4 эскадрона, причем расположение последнего, 4-го эскадрона к 25 октября не отмечено; в сведениях на 12 октября говорится, что 1-й и 4-й эскадроны были расположены в районе ст. Торошино, а 3-й эскадрон в Ямбурге. В это время комиссаром полка числился Кузьмичев.Командование 3-й Петроградской дивизии, в состав которой входил 3-й Петроградский кавалерийский полк, в октябре 1918 г. состояло из начальника дивизии – Н. Иванова, начальника штаба дивизии – Плющевского-Плющика и военных комиссаров Даумана и Петерсона.] 1-й эскадрон 3-го Петроградского кавалерийского полка, расположенный в Елиазаровском монастыре, под командованием Пермыкина 26 октября 1918 г. снялся с места стоянки и взял направление на г. Псков. Личный состав эскадрона ничего не знал о предполагавшемся переходе демаркационной линии, но был информирован таким образом, что эскадрон якобы получил приказ перейти в наступление. Эскадрон Пермыкина, благополучно миновав красноармейский кордон у ст. Торошино и выйдя в район действий Северной армии и оккупационных войск, был обезоружен, бойцы эскадрона арестованы, доставлены в Псков и заключены в здании бывшей Псковской каторжной тюрьмы. Через четыре дня арестованные были освобождены и пошли на укомплектование частей Северной армии.

Желая и на этот раз искуснее обвести советское командование и выиграть время, создав все необходимые условия для измены, Пермыкин за несколько часов до снятия с места своего эскадрона послал следующую телеграмму на ст. Торошино:

«Сегодня день великого завоевания народа[24 - Я. Ф. Фабрициус и Травинский в статье «Две измены», помещенной в 1-м томе «Гражданская война, 1918–1921», изд. «Военный вестник», М., 1928 г. С. 253, пишут, что измена Пермыкина явилась результатом происшедшего в Елиазаровском монастыре убийства Пермыкиным одного коммуниста, прибывшего в эскадрон для ведения партийно-политической работы. Между прочим, не соответствующим действительности является утверждение вышеуказанных авторов в той же статье, на стр. 252, о том, что Пермыкин – командир 1-го эскадрона 3-го Петроградского кавалерийского полка (а не «1-го Лужского партизанского конного полка») – был родным братом генерала Пермыкина, якобы работавшего в то время совместно с немцами в Пскове. Совместно с Булак-Балаховичем служили два родных брата Пермыкина, оба бывшие офицеры, из коих старший, Борис, был в чине штаб-ротмистра, младший – подъесаула. Пермыкины находились в родственных связях с действительно работавшим в то время в Пскове, занимавшим пост командующего отдельным Псковским добровольческим корпусом, генералом А. Е. Вандамом. Старший Пермыкин состоял для поручений при Булак-Балаховиче, а младший – командовал 1-м эскадроном полка. Борис Пермыкин впоследствии был произведен в полковники, а в конце августа 1919 г. – в генерал-майоры.]. Мы, Красная армия и кавалерия, приветствуем своего политического комиссара и друга тов. Фабрициуса, которого поздравляем с праздником годовщины, и хотим со своей стороны победить или умереть за свободу дорогой нам родины под вашим руководством. Кричим в честь вас громкое дружеское „ура“ свободы. Командир 1-го эскадрона Пермыкин»[25 - Первая годовщина Октябрьской революции, считая по старому стилю.].

После получения точных сведений об измене эскадрона Пермыкина к Я. Ф. Фабрициусу на ст. Торошино был вызван младший брат Станислава Булак-Балаховича – Иосиф Булак-Балахович, который, с видимым удивлением узнав об измене, стал заверять Фабрициуса и других в абсолютной преданности своей и брата советской власти и обещал в подтверждение своих слов доказать это на фронте. Когда на ст. Торошино прибыл Станислав Булак-Балахович, то он также не преминул воспользоваться нерешительностью представителей советской власти и в беседе с ними дал клятву отомстить Пермыкину.

Спустя два дня после измены Пермыкина, 28 октября 1918 г., на сторону белых перешел начальник Чудской озерной флотилии бывший капитан 2-го ранга Д. Д. Нелидов.

Чудская озерная флотилия в 1918 г. переживала период неопределенности и всяких неожиданностей в связи с частыми переменами на сухопутном Северо-Западном фронте. Но все же после обсуждения в соответствующих штабах было решено флотилию не расформировывать, а дать ей задание по несению сторожевой службы на границе.

20 апреля 1918 г. был издан приказ, по которому предписывалось Чудскую озерную флотилию содержать в составе пароходов: 1) «Народник»; 2) «Президент»; 3) «Ольга»; 4) «София» и 5) «Дельфин» и катеров: 1) «Ермака», 2) «Мотылек» и 7 малых моторных катеров. Личный состав всей флотилии по штатам определялся в 186 чел.[26 - «Спутник большевика» – орган Псковского губ. комитета ВКП(б), октябрь-ноябрь, № 10–11 (62–63). Псков, 1926 г., статья В. Дроздова – «Балахович в Пскове».Согласно местной сводке агентурных сведений на 4 ноября 1918 г., «отряд» Пермыкина при переходе к белым насчитывал 400 чел., 2 орудия и 8 пулеметов (Псковское архивное бюро (ПАБ), фонд губисполкома, № 68, по описи № 9, дело № 3, л. 11).]

Пароходы для флотилии были приобретены в начале военных действий от частных лиц, часть из них у представителя юрьевской буржуазии – Р. Г. Брока. Еще летом 1918 г. Брок прислал начальнику флотилии письмо с требованием вернуть его пароходы, угрожая в противном случае давлением немецкой вооруженной силы. Чудская озерная флотилия была подчинена непосредственно морскому Генеральному штабу, что вызывало ряд трений в штабах сухопутных частей Красной армии. Помимо этого, еще летом 1918 г. были получены сведения, компрометирующие и просто изобличающие предательскую роль командующего флотилией Д. Д. Нелидова. 2 июня 1918 г. военный комиссар Гдовского района Я. Ф. Фабрициус доносил народному комиссару по военным делам, что, по сообщению двух бежавших из германского плена сухопутных офицеров, в г. Пернове русский флотский офицер «продавал военные секреты немцам». Считая, что речь идет о начальнике Чудской озерной флотилии Д. Д. Нелидове, Фабрициус ходатайствовал о подчинении ему флотилии. Результатом этого ходатайства было длительное расследование, которое так и не закончилось, так как Нелидов постарался гарантировать себя от возможных последствий начавшегося расследования.

Связавшись с Булак-Балаховичем и представителем Северной армии, Д. Д. Нелидов должен был передать белым суда флотилии одновременно с изменой полка С. Булак-Балаховича, но, очевидно, события заставили его уйти в Псков раньше.

Имея поддержку некоторой части команды флотилии, Д. Д. Нелидов, собрав суда флотилии в базу Раскопель, 28 октября 1918 г. приказал готовиться к походу. Три парохода, вооруженные 75-миллиметровой артиллерией – «Президент», «Дельфин» и «Народник», – исполнили приказание и на другой день с Д. Д. Нелидовым прибыли в г. Псков. Один из оставшихся пароходов пытался было воспрепятствовать этому замыслу, открыл стрельбу по уходившим пароходам, но реальных результатов не достиг. В свою очередь и Д. Д. Нелидов не пытался приводить его в повиновение.

Придя в г. Псков, пароходы поступили в распоряжение командовавшего белогвардейским добровольческим корпусом и в дальнейшем принимали деятельное участие в набегах на советские берега и в занятии Талабских островов посредством высадки там десанта[27 - Центральный военно-политический архив при Военно-политической академии РККА им. Н. Г. Толмачева (ЦВПА при ВПАТ), д. № 79, л. 7, из доклада военного комиссара Лужского дивизионного района от 19 мая 1918 г. за № 919.].

Измена Б. С. Пермыкина и Д. Д. Нелидова, казалось бы, должна была привлечь к себе усиленное внимание советских органов власти и усилить бдительность по отношению ко всем частям Красной армии на Петроградском фронте и не допустить возможного продолжения перехода на сторону белых.

Однако, к величайшему сожалению, не было предпринято всего того, что могло бы хоть в какой-нибудь степени помешать выполнению С. Булак-Балаховичем своего плана[28 - Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах. Т. 2, часть 2-я – Озерные и речные флотилии (север и северо-запад). Изд-во Исторического отдела оперативного управления штаба РККФ. Ленинград, 1926. С. 131–119. Эпизод с изменой Д. Д. Нелидова иначе описывается в статье Я. Ф. Фабрициуса и Травинского «Две измены», помещенной в книге «Гражданская война. 1918–1921 гг.», т. I – «Боевая жизнь Красной армии». М.: Военный вестник, 1927. С. 248, 249.Фабрициус и Травинский пишут, что Д. Д. Нелидов увел с собой не 3, а 4 парохода, причем коммунисты из команды 4-го парохода, пытавшиеся сопротивляться и воспрепятствовать уходу остальных трех пароходов, были перебиты изменниками, а пароход уведен в Псков. Дальше они говорят, что вместе с Нелидовым изменил и комиссар флотилии Морозов. Дальше авторы утверждают, что после занятия Пскова Красной армией «два вооруженных парохода нелидовской эскадры были с боем захвачены нашим доблестным 49-м Гдовским полком на реке Великой, а с двумя другими пароходами изменники Нелидов и Морозов удрали в Юрьев и потопили их перед взятием города нашими частями» (стр. 249).Эта статья по своим эгоцентрическим устремлениям вообще неприятно поражает читателя, поэтому мы предпочли ей тот источник, на который сделана ссылка и который составлялся исключительно на основании изучения и использования сохранившихся архивных материалов о Чудской озерной флотилии. Там определенно говорится, какие пароходы были уведены Нелидовым и какова была их дальнейшая судьба. Относительно измены комиссара Чудской флотилии Морозова, то и этот источник подтверждает факт его измены, но происшедшей только не в конце октября 1918 г., а в мае 1919 г.].

С. Булак-Балахович в это время стал стягивать в район ст. Струги Белые части своего полка. Оттуда же он, по-видимому, приступил к распространению напечатанных в типографии в большом количестве экземпляров антисоветского воззвания к местному населению следующего содержания:

«Братья крестьяне!

По вашему призыву я, батька Балахович, встал во главе крестьянских отрядов. Я, находясь в среде большевиков, служил родине, а не жидовской своре, против которой я создал мощный боевой отряд. Нет сил смотреть на то, что творится кругом: крестьянство разоряется, церкви, святыни поруганы, вместо мира и хлеба кругом царит братоубийственная война, дикий произвол и голод. Из школ выброшены иконы, и детей с малых лет хотят воспитать в хулиганстве; сыновей наших силой оружия заставляют идти в армию и вместе с наемными китайцами гонят убивать своих же русских людей.

Час расплаты близок. Гнев народный растет. Целые области освобождены уже от своры международных преступников. Все страны мира идут против них.

Братья, я слышу ваши желания, и я иду на помощь вам, обездоленным, разоренным.

Объявляю беспощадную партизанскую войну насильникам.

Смерть всем посягнувшим на веру и церковь православную, смерть комиссарам, смерть красноармейцам, поднявшим ружье против своих же русских людей. Никто не спасется. С белым знаменем вперед, с верой в Бога и свое правое дело, я иду со своими орлами-партизанами и зову всех к себе, кто знает и помнит батьку Балаховича и верит ему. Пусть красноармейцы, в ком не убита совесть, бесстрашно идут ко мне, мы вместе будем свершать великое дело – освобождение родины.

Братья, не давайте сыновей в солдаты, отбирайте у большевиков оружие и вооружайтесь сами, не давайте ни хлеба, ни сена, взрывайте мосты, ловите и убивайте комиссаров.

Все к оружию, смело вперед, не бойтесь, среди Красной армии много наших честных хороших людей, которые перейдут в наши ряды. Я дам вам оружие, дам храбрых начальников. Тысячи ваших крестьян идут со мной; нет силы, которая сможет сломить эту великую народную крестьянскую армию.

Атаман крестьянских партизанских отрядов батька Балахович»[29 - Фабрициус и Травинский в статье «Две измены» утверждают, что на следующий день после измены Пермыкина, т. е. 27 октября 1918 г., в распоряжение Фабрициуса прибыл отряд под командой Травинского общей численностью до 700 штыков, 160 сабель, при 4 орудиях и нескольких пулеметах. Часть этого отряда в тот же день была отправлена для усиления охраны демаркационной полосы, другая оставлена на ст. Торошино в качестве «ударного кулака».Если это утверждение соответствует действительности, то оно только еще больше заостряет вполне естественный и законный вопрос – почему же не было принято решительных мер для предотвращения измены при наличии «ударного кулака» на ст. Торошино и почему не были арестованы братья Балаховичи, прибывшие на ст. Торошино «через день» после сосредоточения там некоторой вооруженной силы, как следует это из изложения самих авторов. Ведь необходимость ареста Балаховичей давно была осознана как будто бы местными работниками, и вопрос упирался только в недостаток сил.].

Этот документ, явившийся началом открытого восстания С. Булак-Балаховича против советской власти, ничем особенным не отличается от подобного же рода белогвардейской «литературы», издававшейся на других участках Гражданской войны в России, если не уделять особого внимания тому обстоятельству, что Булак-Балахович в своей антисоветской деятельности пытался опереться на широкие крестьянские массы. Пытаясь всеми доступными ему мерами еще за время службы в рядах Красной армии создать предпосылки для массового стихийного восстания крестьянства, С. Булак-Балахович хотел сразу же стать на твердую почву и придать своей борьбе с Советами широкий масштаб. Однако этот курс на крестьянство ничего существенного Булак-Балаховичу не дал, никакого массового антисоветского крестьянского восстания он поднять не мог, хотя и создал для этого целый ряд предпосылок своей карательной политикой. Крестьянство в своей массе осталось равнодушным к призывам «батьки» и не дало ему твердой социальной опоры.

С. Булак-Балахович вынужден был бросить мысль о захвате г. Луги и Гдова, свои расчеты на крестьянство и перейти в день первой годовщины Октябрьской революции на сторону формировавшейся в Пскове Северной армии. Полк С. Булак-Балаховича, подтянутый им к станции Струги Белые, в ночь с 5 на 6 ноября 1918 г. двинулся по направлению к станции Торошино, но затем, желая, очевидно, избежать встречи с красноармейскими частями, расположенными на станции, не доходя до нее, повернул в сторону станции Карамышево, в районе которой и перешел демаркационную линию.

Когда были получены на ст. Торошино сведения о движении балаховцев на Торошино, то было решено, несмотря на незначительность сил, оказать им вооруженное сопротивление. В это же время зашевелились белогвардейцы и со стороны г. Пскова, поэтому все, что могло быть поставлено под ружье на ст. Торошино, было мобилизовано и находилось в боевой готовности. Незначительный отряд коммунистов в 30–40 чел., считая и женщин, взял на себя обязанность по несению службы охранения.

На ст. Торошино тогда было около роты пехоты вместе с красноармейцами караульной роты и эскадрон кавалерии. Эскадрон кавалерии был двинут навстречу балаховцам, но последние уклонились от Торошино на 20–30 километров в сторону ст. Карамышево, где и перешли к белым[30 - Антипов Н. К. // «Петроградская правда». 1919. № 11, 16 января.].

Свой путь балаховцы ознаменовали пожарами, грабежами, порками, насилованием женщин и т. п.[31 - Фабрициус и Травинский в уже упоминавшейся выше их статье пишут, что для преследования Булак-Балаховича из состава частей Псковского боевого участка было брошено два эскадрона под командой Григорчука, которые настигли балаховцев в нейтральной зоне и вернули обратно до двух сотен, а третья сотня вскоре сама без лошадей вернулась из Пскова обратно на советскую сторону. Согласно архивным материалам, один эскадрон 3-го Петроградского кавалерийского полка под командой Аксакова силой в 160 чел. при 2 пулеметах в ночь с 5 на 6 ноября выступил из района ст. Струги Белые в направлении шоссе Порхов – Псков и 7 ноября утром, выйдя к деревне Дубоновичи, перешел затем демаркационную линию. Пойманные балаховцы ссылались на то, что Аксаков их спровоцировал и вел по распоряжению Булак-Балаховича на ст. Торошино (ПАБ, фонд губисполкома № 68, по описи № 10, дело № 4, л. 92).]. Балаховщина, как синоним партизанщины, авантюризма и предательства, была спутницей советской власти в дни ее колоссального напряжения, в период серьезнейших и труднейших в истории революции событий внутреннего и международного значения. По мере организации центрального управления, насыщения частей Красной армии коммунистами, введения строжайшей революционной дисциплины – изживала себя партизанщина, уступая место регулярным боевым единицам вооруженной силы социалистической революции.

Вся эта история измены Б. С. Пермыкина, С. Н. Булак-Балаховича и Д. Д. Нелидова изложена исключительно на основании воспоминаний живых свидетелей ее (воспоминания В. Дроздова, М. П. Громова, Я. Фабрициуса и Травинского, статья «Чудская озерная военная флотилия 1918–1919 гг.», помещенная в труде «Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах», том 2, часть 2-я – «Озерные и речные флотилии (север и северо-запад)», изданная историческим отделом оперативного управления штаба РККФ Л., 1926 г., и статья Н. К. Антипова о деятельности Петроградской чрезвычайной комиссии, опубликованная в «Петроградской правде», № 11 от 16 января 1919 г.). Исключение только представляют три документа, из которых два были приведены в статье Н. Антипова и один – в статье В. Дроздова.

Все указанные источники, за исключением, конечно, документов, не дают полного, ясного и единого представления об измене. Каждое воспоминание, как опубликованное, так и не опубликованное, дает различное освещение фактам. Поэтому мы в своем описании истории предательства вышеуказанных лиц исходили исключительно из необходимости дать наиболее верную картину событий, используя для этого наиболее подтверждающиеся в различных воспоминаниях или поддающиеся логическому обоснованию данные фактического порядка.

Более широкому освещению событий 1918 г. вообще и измене на северо-западе Советской России в частности будет посвящена специальная работа автора, которая по мере ее выполнения будет опубликовываться на страницах журнала «Красная летопись».

Значение этих измен на северо-западе Советской республики было оценено самими белогвардейцами. П. М. Авалов по этому поводу пишет:

«Эти два перехода от большевиков сильно подняли дух корпуса, так как этот факт подавал надежду, что и в дальнейшем такие переходы будут иметь место и корпус, таким образом, быстро увеличит свой наличный состав.

С прибытием этих частей общая численность корпуса достигала уже 3500 человек.

Этот период, т. е. конец октября, можно назвать расцветом формирования корпуса; и настроение, а также и обстановка – все улучшались, давая радужные надежды на будущее»[32 - Материалы Псковской истпарткомиссии, дело № 7, воспоминания М. П. Громова, и «Спутник большевика» – орган Псковского губ. комитета ВКП(б), октябрь – ноябрь, № 10–11 (62–63), Псков, 1926 г., статья В. Дроздова «Балахович в Пскове».].

О поведении прибывших в Псков балаховцев один из белогвардейских очевидцев говорит следующее:

«Люди его (С. Булак-Балаховича) отряда принесли из Совдепии крупные суммы денег, которые тотчас же золотым потоком потекли в карманы псковских рестораторов. Над Псковом стоял дым коромыслом, улицы, особенно по вечерам, были полны компаниями балаховских молодцов, пьяными голосами дико оравших на улицах песни»[33 - Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 76. Данные Авалова о численности корпуса к концу 1918 г. сильно преувеличены; при сопоставлении данных из различных белогвардейских источников напрашивается общая цифра в 2000 человек с возможными незначительными отклонениями как в сторону уменьшения, так и в сторону увеличения.].

В первых числах ноября в Псков из Петрограда прибыли члены монархической организации Маркова 2-го во главе с сенатором Андреевским, Панютиным и Волковым, которые от имени своей партии и от имени генерала Юденича передали благодарность инициатору белых формирований в Пскове ротмистру фон Розенбергу. Одновременно прибыли из Петрограда полковник л. – гв. Семеновского полка А. Ф. Штейн, капитан 2 ранга П. К. Столица, штаб-ротмистр Андреевский 1-й, Андреевский 2-й и князь А. Д. Оболенский.

Все эти лица получили возможность непосредственно ознакомиться с формированиями и принять в них активное участие. Для налаживания более широких связей представители монархической организации Н. Е. Маркова 2-го вскоре из Пскова выехали в Гельсингфорс.

Успешная вообще деятельность организаторов Северной армии в Пскове, вылившаяся в форме создания отдельного Псковского добровольческого корпуса, дала возможность белым добровольцам начать с начала ноября 1918 г. боевые действия на советской территории.

Первый набег был произведен по реке Великой к Псковскому озеру, в результате которого было «ликвидировано несколько комиссаров» и взяты трофеи – один пулемет и несколько винтовок. Вторая операция была произведена островскими добровольцами, которая прошла также удачно для белых. Более значительная операция была предпринята на Талабские острова, заселенные, в общем, антисоветски настроенными рыбаками. О мотивах, побудивших предпринять этот набег, один из белогвардейцев пишет: «Острова представляли для нас интерес, так как открывалась возможность снабжения Пскова рыбой, в которой город сильно нуждался»[34 - Смирнов К. К. Начало Северо-Западной армии // Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1927. Т. 1.].

Проведению этой операции помогли пять военных пароходов, в числе которых были и три парохода Чудской озерной флотилии, вооруженные артиллерией. Получив оружие от немцев, белогвардейцы в составе 30 человек, преимущественно офицеров, при двух пулеметах, под командованием ротмистра Б. Пермыкина направились на Талабские острова. Эта операция прошла также вполне успешно, так как была поддержана населением островов. Вернувшись в Псков, пароходы привезли несколько человек пленных, два орудия и большое количество снарядов[35 - Там же.].

Дальнейшему развитию успехов и продолжению тесного содружества русских белогвардейцев с оккупантами был положен предел вспыхнувшей в ноябре 1918 г. революцией в Германии.




Глава 3


В начале ноября 1918 г. произошло резкое изменение общей политической обстановки в Европе, которое видоизменило характер внешнего окружения РСФСР и способствовало мирному продолжению того революционного процесса в России, который искусственно был задержан вторжением в Прибалтику и на Украину австро-германских войск.

Германия была истощена годами мировой империалистической войны. В ноябре 1918 г. под влиянием Октябрьской революции она превратилась в арену крупных внутренних революционных событий. Трудящиеся массы Германии, переносившие все трудности империалистической бойни, дали классический образец массового революционного действия.

1 ноября 1918 г. началось восстание германских матросов в крепости Киль, к 5 ноября движение перекинулось в Берлин и другие города, принимая форму всеобщей забастовки и рабочих демонстраций. 9 ноября Вильгельм II был принужден отречься от престола и бежал в Голландию. Того же числа Карл Либкнехт провозгласил Социалистическую республику в Германии. Бурно и быстро проходили события. Однако дальнейший ход германских событий пошел не по социалистическому пути; власть была взята шейдемановцами и независимыми социал-демократами. Истинные вожди германского пролетариата – Карл Либкнехт и Роза Люксембург – были убиты по прямому приказу шейдемановцев.

Несмотря на свою социальную сущность, германская революция все же сыграла решающую роль, изменив внешнее враждебное окружение Советской России. После подписанного 11 ноября 1918 г. перемирия между Антантой и Германией Антанта получила доступ в Черное и Балтийское моря, а следовательно и возможность воздействия на ход Гражданской войны в Советской России. Последовавший вскоре отход австро-германских оккупантов поставил перед Антантой всерьез вопрос об обеспечении за собой тех обширных территорий России, которые после ухода немцев были вновь включены в сферу бурного революционного процесса.

В связи с такой общеполитической переменой произошла соответствующая переоценка взглядов и убеждений в лагере российской контрреволюции. Германофильское направление отдельных группировок теряло своих сторонников и приверженцев, переходивших на сторону Антанты. Поражение Германии в мировой войне усилило антантовские позиции на западе Европы, создало безусловный приоритет Антанты в лагере русской контрреволюции, как имевшей свою территорию, так и пребывавшей под охраной германских оккупантов.

Конец мировой войны развязал пути антантовской внешней политики, активизировал западную границу Советской республики, определил политическую ориентацию русских контрреволюционных организаций, действовавших внутри Советской республики и русских белых армий, оперировавших на окраинах России.

На северо-западе России также произошло изменение военно-политической обстановки, которое не могло не сказаться на положении формировавшейся в Пскове Северной армии.

Находившиеся в Пскове части 5-й германской запасной дивизии под влиянием революционных событий в Германии стали быстро разлагаться, терять обычную воинскую дисциплину и требовать немедленного увода их на родину. Наряду со штабом дивизии действовал возникший дивизионный солдатский совет, который должен был выполнять все требования солдатской массы. Командование дивизии, как и командование отдельных частей, потеряло свое значение, и все приказы выполнялись после того, как получали соответствующую санкцию солдатских советов. Были даже попытки со стороны солдатских масс перейти к агрессивным действиям в отношении своих офицеров, но акты подобного характера быстро пресекались членами солдатских советов, которые по своим политическим взглядам стали на путь соглашательства, имея в этом поддержку и со стороны высших солдатских революционных органов.

Соглашательские социал-демократические тенденции, которые были близки солдатским руководителям, позволили все же созданным советам встать на путь доброжелательного отношения к Советской России. Такая позиция, естественно, была проявлением не столько искренних симпатий к русскому пролетариату, сколько некоторым осознанием своей прежней роли оккупантов и результатом предвидения возможных последствий от немедленного перехода частей Красной армии в наступление. Подтверждением этого служат те общие основные задачи, поставленные перед собой революционными солдатскими органами австро-германских оккупационных войск, которые сводились к тому, чтобы лучше организовать очищение оккупированных территорий, наладить правильную отправку военных частей в Германию и противодействовать предполагавшемуся наступлению советских красноармейских войск до окончательной эвакуации с русской территории.

Солдатский совет 5-й германской запасной дивизии, выполняя эти общие директивы своих высших инстанций, вмешивался также в дела русских белогвардейских формирований в Пскове. Однако соглашательская роль этих советов сказалась и здесь, так как фактического противодействия дальнейшим псковским формированиям оказано ими не было. Так, например, 15 ноября дивизионный совет по своей инициативе задержал очередной отпуск денег, ассигнованных на нужды Северной армии, но затем все же их выдал по назначению. В связи с такой денежной заминкой штаб Псковского добровольческого корпуса решил выпустить в обращение свои кредитные билеты областного Псковского казначейства за подписью генерала А. Е. Вандама (так называемые «вандамки») на сумму в 5 миллионов рублей в купюрах по 50 руб. Обеспечением этих денежных знаков служило все достояние Псковской области. Выпущенные кредитные билеты открыли широкое поле деятельности для некоторых категорий офицеров и чиновников корпуса, которые своими денежными операциями вызвали сильное недовольство жителей г. Пскова.

Сведения о революции в Германии и о предстоящем уходе немцев неофициально циркулировали среди населения Пскова и всего района оккупации. Это вредило белому делу, и поэтому штаб корпуса опубликовал специальное обращение к «русским людям». В этой листовке прямо заявлялось, что «близок час, когда германские войска оставят занимаемые ими области», и в заключение говорилось:

«…Сбросьте свою растерянность, свое уныние, вспомните, что вы граждане России, и идите сюда, в Псков. Здесь, под сенью Святой Троицы, положено начало создания Северной армии, которая должна не только защищать Псковскую область, но и водворить в России правовой порядок и законность, обеспечить право всех на жизнь и спокойный труд…

Существование этой армии обеспечено оружием, хлебом, деньгами и военным довольствием. На наш призыв уже откликнулись те, которым дорога Россия. Идите сюда и доведите армию до грозной силы…

Запись принимается в Пскове, Георгиевская ул., здание мужской гимназии; в Острове, Режице и Двинске»[36 - Смирнов К. К. Указ. соч.П. Авалов в книге «В борьбе с большевизмом», стр. 78, эту операцию на Талабские острова описывает иначе. В набеге, по его словам, участвовало около 15 человек под командой поручика Пермыкина, которые использовали для набега один пароход Чудской озерной флотилии. «Захват островов произошел без затруднений и был, собственно, произведен самими местными крестьянами, которые, вооружившись привезенным оружием, образовали сейчас же небольшой отряд под командой поручика Пермыкина и его помощников. Комиссары почти все были арестованы и повешены, после чего все население, могущее носить оружие, пожелало вступить в ряды Псковского добровольческого корпуса и у поручика Пермыкина образовалась весьма значительная добровольческая часть силою до одного батальона пехоты».].

Несмотря, однако, на усиленную агитационную деятельность, формирование армии фактически прекратилось. В штабе добровольческого Псковского корпуса в свою очередь происходили внутренние трения, закончившиеся некоторой пертурбацией в руководящем составе. Такое явление было результатом усиленных гласных разговоров псковских офицеров, в особенности балаховской группы, о несоответствии своему назначению командующего корпусом генерала Вандама, кандидатом в преемники которому выдвигался С. Н. Булак-Балахович. Перемена командующего, хотя и предполагалось произвести ее насильственным путем, произошла в нормальных условиях, так как генерал Вандам сам, в силу обстоятельств, отказался от командования и на свое место назначил командира 3-го Режицкого стрелкового добровольческого полка полковника Г. Г. фон Нефа. Начальником штаба корпуса вместо также ушедшего генерала Б. С. Малявина был назначен ротмистр фон Розенберг.

Ко времени такой перемены в штабе корпуса из Киева были получены сведения, что генерал граф Ф. А. Келлер согласился принять командование Северной армией и в скором времени намеревается приехать в Псков. Решение генерала Келлера возглавить Северную армию было санкционировано генералом А. И. Деникиным, который 15 ноября получил соответствующий телеграфный запрос от Келлера. Последний запрашивал:

«Признаете ли вы меня командующим Северной Псковской монархической армией, или мне следует сдать эту должность? Если признаете, то с какими полномочиями? Необходимо разрешение принять меры к охране разграбляемых в Малороссии военных складов, воспользоваться украинскими кадрами и продолжать формирование, для чего необходим немедленный отпуск денег, которые можно добыть в украинском правительстве»[37 - Псковский музей революции.].

Генерал А. И. Деникин, несмотря на то что «первые шаги нового командующего, политическое окружение и декларативные заявления его вызвали некоторое смущение», ответил официальным согласием.

Со своей стороны Келлер, учитывая общую политическую обстановку, поручил генералу А. Н. Розеншильду фон Паулину отправиться в Яссы, где ходатайствовать перед представителями Антанты об оказании материальной помощи. Придавая огромное значение Прибалтийскому району и операционным направлениям Ревель – Петроград и Либава – Петроград, Келлер считал абсолютно необходимым немедленное занятие флотом Антанты Ревеля и Либавы, отпуск широких кредитов и передачу оккупантами русских складов в Пскове, Двинске, Вильне и других городах Северной армии.

Такие шаги Келлера были прямо противоположны тем принципам, на основании которых строилась Северная армия и которые обязывали весь офицерский состав и в особенности штаб корпуса строго придерживаться и следовать ориентации на Германию. Крупные революционные события в Германии и конец мировой войны обусловили такую переориентацию даже самого генерала Келлера, который считался русскими германофилами искренним апологетом Германии[38 - Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин: Слово, 1925. Т. 4. С. 20, 21.].

Для гражданского управления районом расположения Северной армии в Киеве при Келлере был сконструирован Совет обороны Северо-Западной области, в состав которого вошли и те лица, которые в свое время были посланы из Пскова в Киев по делам созыва монархического съезда в Пскове, т. е. Г. М. Дерюгин, Н. Н. Лавриновский, А. П. Горскин и, дополнительно, сенатор Н. И. Туган-Барановский и Ветчинкин. Эти лица часто забывали свои прямые функции и принимали живейшее участие в местных киевских делах. Одной из сторон их деятельности в Киеве было частое посещение вербовочного бюро Южной армии, где они просили добровольцев, желающих поехать на северо-запад России, отправлять в Северную армию. Согласно такой просьбе в Псков вскоре были переброшены: так называемый Волынский стрелковый добровольческий полк в 150 человек под командой Генерального штаба подполковника Ветренко и так называемый Ярославский пехотный полк силой в 50 человек. Совет обороны Северо-Западной области под предлогом организации в Киеве вербовочных бюро Северной армии затребовал из Пскова 300 000 рублей-марок. Деньги эти были высланы и переданы члену Совета А. П. Горскину, но никаких бюро, несмотря на это, в Киеве открыто не было.

Одновременно со спокойной работой Совета обороны Северо-Западной области и генерала Келлера в Киеве в Пскове события шли своим чередом, с каждым днем ухудшая общее положение.

18 ноября вступивший во временное командование отдельным Псковским добровольческим корпусом полковник Г. Г. фон Неф объявил весь район формирования Северной армии (Псковский, Островский и Режицкий уезды) на осадном положении[39 - На основании такой уверенности в политических взглядах генерала Келлера впоследствии, после его расстрела петлюровцами в Киеве, организатор русских военнопленных в Германии в лагере Зальцведель и белогвардейцев в Прибалтике, ставший к осени 1919 г. командующим русско-немецкой западной армией полковник П. М. Авалов в составе своей армии имел особый добровольческий корпус, носивший имя генерала Келлера.Келлер с октября 1918 г. примыкал к крайним правым и работал вместе с В. М. Пуришкевичем, П. П. Скоропадским и др.].

19 ноября ушел домой походным порядком 108-й германский артиллерийский полк, следуя распоряжению солдатского совета 5-й германской запасной дивизии[40 - «Псковская газета». 1918. № 97.].

Разложение германских частей приняло сразу серьезный и грозный характер. Германские солдаты самостоятельно уезжали на родину. К 21 ноября все пограничные германские войска отошли в глубь района.

В связи с этим русскими белогвардейцами было решено изменить принцип комплектования своих частей и от добровольческого метода перейти к принудительному.

21 ноября начальник гарнизона г. Острова полковник К. К. Дзерожинский объявил мобилизацию населения для формирования местной дружины с целью самообороны. Для проведения мобилизации по уезду и для поддержания угодного для белых порядка были высланы вооруженные отряды[41 - Смирнов К. К. Указ. соч.].

Последующие дни, с 22 по 25 ноября, были тревожными для белого Пскова. В эти дни усиленно работал солдатский комитет 5-й германской запасной дивизии, который ставил целый ряд формальных препятствий русским белогвардейцам и лишал всякого веса успокоительные заверения германского командования.

В эти дни распространялись слухи, что в Ревель и Либаву прибыла английская эскадра, и только впоследствии выяснилась неверность этих сведений, так как английская эскадра в то время находилась в Скагерракском проливе и занималась вылавливанием мин.

Эти сведения дали некоторые перспективы русским белогвардейцам и несколько прояснили ту чрезвычайно серьезную обстановку, в которой пребывала Северная армия.

П. М. Авалов пишет: «Обстановка складывалась так, что, конечно, и думать было нечего продолжать формирование корпуса на прежних основаниях, и надо было бы ликвидировать все дело, если бы не было надежды продолжать его при помощи союзников…

Корпус положительно висел в воздухе и был окружен со всех сторон революционным элементом»[42 - «Моя газета». 1918. № 104.].

В поисках выхода из создавшегося положения штаб Псковского добровольческого корпуса после получения сведений о прибытии англичан не замедлил выслать специальную делегацию во главе с полковником фон Ваалем и подполковником бароном Розеном в Ревель и Либаву для представления англичанам доклада о положении Северной армии и с просьбой оказать немедленную помощь.

Таким образом, уже здесь, еще до момента оставления г. Пскова германскими войсками и русскими белогвардейцами, последними были приняты все меры к тому, чтобы под влиянием сложившихся обстоятельств стать на путь быстрой переориентации с Германии на Антанту.

Вскоре из Пскова для Острова и Режицы была затребована вооруженная помощь, так как в тех уездах начались мелкие боевые столкновения белых добровольцев с красноармейскими частями и местными революционно настроенными элементами из населения.

Ввиду недостатка сил и невозможности оборонять весь район формирования Северной армии штаб корпуса решил сконцентрировать все свои части на фронте Псков – Остров, для чего 3-й Режицкий добровольческий полк из Режицы был переведен в Остров.

После принятия решения о сокращении линии обороны общая боевая численность Северной армии, вернее отдельного Псковского добровольческого корпуса, равнялась 1800 чел., при 1600 штыках, 200 саблях и 12 орудиях.

Расположение частей корпуса было таковым: в Пскове стояли 1-й Псковский стрелковый добровольческий полк численностью около 250 штыков; 63-й Волынский пехотный полк – около 250 штыков; отряд внешней охраны – около 200 штыков; команда бронепоезда, которого в действительности не было, – около 100 штыков; Псковский артиллерийский полк – 8 орудий; отряд С. Н. Булак-Балаховича – 200 сабель при 2 орудиях. В Острове находился 2-й Островский добровольческий полк численностью около 300 штыков и переведенный туда 3-й Режицкий добровольческий полк – около 200 штыков. В Режице оставался партизанский отряд полковника Афанасьева – около 150 штыков. Наконец, на Талибских островах располагался отряд пехоты – около 150 штыков при 2 орудиях[43 - Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 83, 84.].

Общее состояние корпуса было таково, что пехота была не обучена, на 75 % без шинелей, на 50 % – босая. Артиллерия не имела лошадей, бронепоезд отсутствовал. Таков был результат 45-дневного (с 10 октября по 24 ноября) периода формирования белой армии.

24 ноября штаб Псковского добровольческого корпуса получил сведения о концентрации крупных красноармейских сил для наступления на Псков, которое, по данным белой разведки, было намечено на 26 ноября.

По приказанию командующего корпусом 25 ноября состоялось высшее военное совещание, на котором присутствовали командующий Псковским корпусом, начальник штаба, командиры отдельных частей, начальник штаба 5-й германской запасной дивизии гауптман Визе и германские офицеры, состоявшие для связи при штабе корпуса. На этом совещании начальник штаба корпуса ротмистр фон Розенберг информировал собравшихся о полученных штабом сведениях относительно группировки частей Красной армии и их предстоящем наступлении на Псков и предлагал перебросить тылы частей за реку Великую.

Начальник штаба 5-й германской дивизии гауптман Визе считал неправдоподобными сведения о готовившемся наступлении частей Красной армии, и вследствие такой точки зрения германского командования совещание решило оставить все части, обозы и имущество в Пскове на прежних местах и не переводить их за реку Великую. Но в целях предосторожности были намечены следующие меры:

«1) Немедленно выслать отряд в 150 человек под командою капитана Клевана в направлении на ст. Торошино, по шоссе через село Черняковцы, где будто бы уже происходила выгрузка бронированных автомобилей. Отряду было поставлено задачей произвести рекогносцировку в указанном направлении и в случае сосредоточения большевиков в нейтральной зоне взорвать железнодорожный мост между ст. Торошино и г. Псковом, испортить в нескольких местах шоссе и, преградив тем самым движение блиндированного поезда и бронированных автомобилей, задерживать наступление противника до прибытия наших главных сил;

2) на другой день, т. е. 26 ноября, в 6 ч. утра выступали главные силы в составе: 1-го добровольческого стрелкового Псковского полка, Волынского добровольческого стрелкового полка, отряда внешней охраны г. Пскова, особого конного отряда ротмистра Булак-Балаховича и др. – всего силой около 600 человек пехоты, 360 всадников, 8 пулеметов и 2 полевых орудий, под общею командою командира Волынского полка Генерального штаба подполковника Ветренко. Главным силам было приказано достигнуть селения Кресты, что в четырех верстах юго-восточнее г. Пскова, и, сосредоточившись там, ждать выяснения дальнейшей обстановки;





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/nikolay-kornatovskiy/borba-za-krasnyy-petrograd-49225235/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Везде в неоговоренных случаях курсив в цитатах наш. – Н. К.




2


В октябре 1917 г. Главное артиллерийское управление «своим попечением» направило в Новочеркасский артиллерийский склад 10 000 винтовок из Петрограда и 12 800 винтовок из Москвы. Как первая, так и вторая партия оружия по назначению не дошли. Поэтому генерал М. В. Алексеев предлагал вновь дать наряд, значительно его увеличив – до 30 000 винтовок, и то на первое время.




3


Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1926. Т. 1. С. 77–82.

В этих последних заключительных словах генерала нельзя не отметить некоторой доли сомнения в своих начинаниях; ясная перспектива, нарисованная им, дала под конец основательную трещину. Фантазия, пленившая его в кабинете, должна была уступить хотя и незначительное, но все же заключительное место для соображений практического характера.

Несколько позже, 9 февраля (27 января) 1918 г., генерал М. В. Алексеев в своем обращении во французскую миссию в г. Киеве вынужден был подтвердить свое заключение из цитированного выше письма от 8(21) ноября 1917 г. Он писал: «Идеи большевизма нашли приверженцев среди широкой массы казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории, ради спасения своего достояния. Они глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых классов – буржуазии и интеллигенции, а не против области, где сохранился порядок, где есть хлеб, уголь, железо, нефть» (Владимирова В. Год службы «социалистов» капиталистам: Очерки по истории контрреволюции в 1918 г./ Под ред. Я. А. Яковлева. М.: Госиздат, 1927. С. 141).




4


Владимирова В. Указ. соч. С. 234–237.




5


Авалов П. М. В борьбе с большевизмом. Глюкштадт; Гамбург: Изд-во И. И. Августина, 1925. С. 36, 37, 76.




6


В Петрограде в различные периоды 1918 г. существовали еще и другие контрреволюционные группы и организации германофильского направления, не говоря уже об организациях антантовской ориентации. Однако чрезвычайная организационная пестрота, являвшаяся характерной чертой деятельности русской контрреволюции в целом в течение 1918 г., не дает возможности с абсолютной точностью определить степень организационной самостоятельности и цельности различных групп и организаций. Даже работники белого стана не всегда разбирались и разбираются в том организационном многообразии, которое имело место в 1918 г. внутри Советской республики.




7


Игнатьев В. И. Некоторые факты и итоги 4 лет гражданской войны (1917–1921 гг.), часть 1 – «Октябрь 1917 г. – август 1919 г., Петроград, Вологда, Архангельск» (личные воспоминания). Пг.: Госиздат, 1922. С. 19.




8


Командование австро-германских оккупационных войск, исходя из далеких перспектив, поставило перед собою цель создать на русской территории две русские армии, назначение которых должно было определяться германофильской ориентацией их офицерского кадра. Первая, так называемая «Южная», армия с разрешения атамана войска Донского генерала П. Н. Краснова должна была формироваться в Богучарском и Новохоперском уездах Воронежской губернии. При полной поддержке германских военных властей в течение трех месяцев лета 1918 г. на территории Украины было открыто 25 вербовочных бюро, которые дали к августу 1918 г. до 16 000 добровольцев, из коих 30 % составляли офицеры. В августе было закончено формирование 1-й дивизии Южной армии (начальник дивизии – генерал Семенов), после чего было приступлено к формированию 2-й дивизии (начальник дивизии – генерал Джонсон) в районе станции Миллерово. Однако последовавшие вскоре революционные события в Германии и уход оккупантов из Украины не дали возможности закончить формирование 2-й дивизии. Сформированные части по приказу генерала Краснова от 14 ноября 1918 г. были влиты под названием Воронежского и Астраханского корпусов в новую Южную армию (командующий армией – генерал Н. И. Иванов), оперировавшую совместно с донским казачеством против советских войск.

Вторая, так называемая «Астраханская», армия комплектовалась из астраханских казаков и калмыков также при помощи немцев. В Киеве было центральное вербовочное бюро этой армии, во главе которого был поставлен полковник Тундутов и в качестве политического руководителя – Иван Добрынский. Немцы отпускали деньги и снабжение. К августу армия насчитывала 3000 добровольцев (командир – генерал Павлов). В сентябре 1918 г. Астраханская армия перешла в подчинение генералу Краснову и потеряла свое самостоятельное политическое значение.




9


Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 60, 61. Совещание это происходило, по-видимому, в августе 1918 г. Подлинные фамилии «гауптмана Э.» и «полковника Р.» у Авалова не приводятся.




10


Смирнов К. К. Начало Сев. – зап. армии // Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1927. Т. 1. С. 114, 123.




11


Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 66.




12


Лацис М. Я. (Судрабс). Два года борьбы на внутреннем фронте (популярный обзор двухгодичной деятельности чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности). М.: Госиздат, 1920. С. 30, 31.




13


Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 70, 71.




14


В книге М. Г. Баха. «Политико-экономические взаимоотношения между СССР и Прибалтикой за десять лет, 1917–1927 гг.». М.: Изд. Комм. академии, 1928 г., встречается (стр. 22) ошибочное указание на то, что все обещанное германским командованием вооружение было полностью выдано русским белогвардейцам. На самом деле за все время совместной работы германское командование предоставило в распоряжение Северного корпуса немного более 3 миллионов марок, 8 тысяч винтовок, из которых ? негодных, 6 легких и 24 тяжелых орудия, совершенно не пригодных для боевого использования (см.: Родзянко А. П. Воспоминания о Северо-Западной армии. Берлин: об-во «Аресса», 1921. Приложение 5).




15


Авалов П. Указ. соч. С. 72.




16


Авалов П. Указ. соч. С. 73.




17


Смирнов К. К. Начало Сев. – зап. армии // Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1927. Т. 1.




18


При штабе 12-й русской армии был партизанский отряд под командой Лунина; С. Булак-Балахович в этом отряде числился командиром эскадрона. После убийства немцами Лунина около местечка Пундер, в районе Риги, в командование партизанским отрядом вступил С. Булак-Балахович. После демобилизации старой армии С. Булак-Балахович с остатками своего отряда прибыл в г. Лугу и был причислен к 4-й Петроградской дивизии, начальником которой был Кеппен (штаб 3-й Петроградской дивизии в августе 1918 г. находился еще в г. Гатчина).




19


П. Авалов в книге «В борьбе с большевизмом» на стр. 75 приводит рассказ ротмистра фон Розенберга, в котором последний говорит, что в середине октября 1918 г. в Псков от имени Булак-Балаховича прибыли поручики Видякин и Пермыкин, первый из которых имел целью информировать русских белогвардейцев о планах Булак-Балаховича.




20


Маргулиес М. С. Год интервенции. Изд-во И. Гржебина. Кн. 2. 1923. С. 197.




21


По-видимому, здесь речь идет о старшем Пермыкине – Борисе, который, по словам ротмистра фон Розенберга, прибыл вместе с поручиком Видякиным в середине октября 1918 г. в Псков. Штаб-ротмистр, а по рассказу фон Розенберга поручик Борис Пермыкин, очевидно, получил какое-то специальное задание и ездил на Талабские острова.




22


Антипов Н. К. // «Петроградская правда». 1919. № 11.




23


Ленинградское архивное бюро, архив Красной армии (ЛАВ, АКА), ф. № 145, дело по описи № 24, л. 74.

В полку всего было 4 эскадрона, причем расположение последнего, 4-го эскадрона к 25 октября не отмечено; в сведениях на 12 октября говорится, что 1-й и 4-й эскадроны были расположены в районе ст. Торошино, а 3-й эскадрон в Ямбурге. В это время комиссаром полка числился Кузьмичев.

Командование 3-й Петроградской дивизии, в состав которой входил 3-й Петроградский кавалерийский полк, в октябре 1918 г. состояло из начальника дивизии – Н. Иванова, начальника штаба дивизии – Плющевского-Плющика и военных комиссаров Даумана и Петерсона.




24


Я. Ф. Фабрициус и Травинский в статье «Две измены», помещенной в 1-м томе «Гражданская война, 1918–1921», изд. «Военный вестник», М., 1928 г. С. 253, пишут, что измена Пермыкина явилась результатом происшедшего в Елиазаровском монастыре убийства Пермыкиным одного коммуниста, прибывшего в эскадрон для ведения партийно-политической работы. Между прочим, не соответствующим действительности является утверждение вышеуказанных авторов в той же статье, на стр. 252, о том, что Пермыкин – командир 1-го эскадрона 3-го Петроградского кавалерийского полка (а не «1-го Лужского партизанского конного полка») – был родным братом генерала Пермыкина, якобы работавшего в то время совместно с немцами в Пскове. Совместно с Булак-Балаховичем служили два родных брата Пермыкина, оба бывшие офицеры, из коих старший, Борис, был в чине штаб-ротмистра, младший – подъесаула. Пермыкины находились в родственных связях с действительно работавшим в то время в Пскове, занимавшим пост командующего отдельным Псковским добровольческим корпусом, генералом А. Е. Вандамом. Старший Пермыкин состоял для поручений при Булак-Балаховиче, а младший – командовал 1-м эскадроном полка. Борис Пермыкин впоследствии был произведен в полковники, а в конце августа 1919 г. – в генерал-майоры.




25


Первая годовщина Октябрьской революции, считая по старому стилю.




26


«Спутник большевика» – орган Псковского губ. комитета ВКП(б), октябрь-ноябрь, № 10–11 (62–63). Псков, 1926 г., статья В. Дроздова – «Балахович в Пскове».

Согласно местной сводке агентурных сведений на 4 ноября 1918 г., «отряд» Пермыкина при переходе к белым насчитывал 400 чел., 2 орудия и 8 пулеметов (Псковское архивное бюро (ПАБ), фонд губисполкома, № 68, по описи № 9, дело № 3, л. 11).




27


Центральный военно-политический архив при Военно-политической академии РККА им. Н. Г. Толмачева (ЦВПА при ВПАТ), д. № 79, л. 7, из доклада военного комиссара Лужского дивизионного района от 19 мая 1918 г. за № 919.




28


Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах. Т. 2, часть 2-я – Озерные и речные флотилии (север и северо-запад). Изд-во Исторического отдела оперативного управления штаба РККФ. Ленинград, 1926. С. 131–119. Эпизод с изменой Д. Д. Нелидова иначе описывается в статье Я. Ф. Фабрициуса и Травинского «Две измены», помещенной в книге «Гражданская война. 1918–1921 гг.», т. I – «Боевая жизнь Красной армии». М.: Военный вестник, 1927. С. 248, 249.

Фабрициус и Травинский пишут, что Д. Д. Нелидов увел с собой не 3, а 4 парохода, причем коммунисты из команды 4-го парохода, пытавшиеся сопротивляться и воспрепятствовать уходу остальных трех пароходов, были перебиты изменниками, а пароход уведен в Псков. Дальше они говорят, что вместе с Нелидовым изменил и комиссар флотилии Морозов. Дальше авторы утверждают, что после занятия Пскова Красной армией «два вооруженных парохода нелидовской эскадры были с боем захвачены нашим доблестным 49-м Гдовским полком на реке Великой, а с двумя другими пароходами изменники Нелидов и Морозов удрали в Юрьев и потопили их перед взятием города нашими частями» (стр. 249).

Эта статья по своим эгоцентрическим устремлениям вообще неприятно поражает читателя, поэтому мы предпочли ей тот источник, на который сделана ссылка и который составлялся исключительно на основании изучения и использования сохранившихся архивных материалов о Чудской озерной флотилии. Там определенно говорится, какие пароходы были уведены Нелидовым и какова была их дальнейшая судьба. Относительно измены комиссара Чудской флотилии Морозова, то и этот источник подтверждает факт его измены, но происшедшей только не в конце октября 1918 г., а в мае 1919 г.




29


Фабрициус и Травинский в статье «Две измены» утверждают, что на следующий день после измены Пермыкина, т. е. 27 октября 1918 г., в распоряжение Фабрициуса прибыл отряд под командой Травинского общей численностью до 700 штыков, 160 сабель, при 4 орудиях и нескольких пулеметах. Часть этого отряда в тот же день была отправлена для усиления охраны демаркационной полосы, другая оставлена на ст. Торошино в качестве «ударного кулака».

Если это утверждение соответствует действительности, то оно только еще больше заостряет вполне естественный и законный вопрос – почему же не было принято решительных мер для предотвращения измены при наличии «ударного кулака» на ст. Торошино и почему не были арестованы братья Балаховичи, прибывшие на ст. Торошино «через день» после сосредоточения там некоторой вооруженной силы, как следует это из изложения самих авторов. Ведь необходимость ареста Балаховичей давно была осознана как будто бы местными работниками, и вопрос упирался только в недостаток сил.




30


Антипов Н. К. // «Петроградская правда». 1919. № 11, 16 января.




31


Фабрициус и Травинский в уже упоминавшейся выше их статье пишут, что для преследования Булак-Балаховича из состава частей Псковского боевого участка было брошено два эскадрона под командой Григорчука, которые настигли балаховцев в нейтральной зоне и вернули обратно до двух сотен, а третья сотня вскоре сама без лошадей вернулась из Пскова обратно на советскую сторону. Согласно архивным материалам, один эскадрон 3-го Петроградского кавалерийского полка под командой Аксакова силой в 160 чел. при 2 пулеметах в ночь с 5 на 6 ноября выступил из района ст. Струги Белые в направлении шоссе Порхов – Псков и 7 ноября утром, выйдя к деревне Дубоновичи, перешел затем демаркационную линию. Пойманные балаховцы ссылались на то, что Аксаков их спровоцировал и вел по распоряжению Булак-Балаховича на ст. Торошино (ПАБ, фонд губисполкома № 68, по описи № 10, дело № 4, л. 92).




32


Материалы Псковской истпарткомиссии, дело № 7, воспоминания М. П. Громова, и «Спутник большевика» – орган Псковского губ. комитета ВКП(б), октябрь – ноябрь, № 10–11 (62–63), Псков, 1926 г., статья В. Дроздова «Балахович в Пскове».




33


Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 76. Данные Авалова о численности корпуса к концу 1918 г. сильно преувеличены; при сопоставлении данных из различных белогвардейских источников напрашивается общая цифра в 2000 человек с возможными незначительными отклонениями как в сторону уменьшения, так и в сторону увеличения.




34


Смирнов К. К. Начало Северо-Западной армии // Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1927. Т. 1.




35


Там же.




36


Смирнов К. К. Указ. соч.

П. Авалов в книге «В борьбе с большевизмом», стр. 78, эту операцию на Талабские острова описывает иначе. В набеге, по его словам, участвовало около 15 человек под командой поручика Пермыкина, которые использовали для набега один пароход Чудской озерной флотилии. «Захват островов произошел без затруднений и был, собственно, произведен самими местными крестьянами, которые, вооружившись привезенным оружием, образовали сейчас же небольшой отряд под командой поручика Пермыкина и его помощников. Комиссары почти все были арестованы и повешены, после чего все население, могущее носить оружие, пожелало вступить в ряды Псковского добровольческого корпуса и у поручика Пермыкина образовалась весьма значительная добровольческая часть силою до одного батальона пехоты».




37


Псковский музей революции.




38


Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин: Слово, 1925. Т. 4. С. 20, 21.




39


На основании такой уверенности в политических взглядах генерала Келлера впоследствии, после его расстрела петлюровцами в Киеве, организатор русских военнопленных в Германии в лагере Зальцведель и белогвардейцев в Прибалтике, ставший к осени 1919 г. командующим русско-немецкой западной армией полковник П. М. Авалов в составе своей армии имел особый добровольческий корпус, носивший имя генерала Келлера.

Келлер с октября 1918 г. примыкал к крайним правым и работал вместе с В. М. Пуришкевичем, П. П. Скоропадским и др.




40


«Псковская газета». 1918. № 97.




41


Смирнов К. К. Указ. соч.




42


«Моя газета». 1918. № 104.




43


Авалов П. В борьбе с большевизмом. С. 83, 84.