Книга - Как держава с державой: политика межличностных отношений

Как держава с державой: политика межличностных отношений
Алишер Амануллаевич Файзуллаев


Эта книга посвящена политике людей в их повседневной жизни, политике межличностных отношений. Политиками оказываются домохозяйки, решающие свои бытовые проблемы, секретарши, пытающиеся построить хорошие рабочие отношения со своими начальниками, менеджеры, занимающиеся подбором кадров, чиновники, вовлеченные в бюрократические игры, общественные фигуры, «звезды», порой ненавидящие друг друга, но вынужденные демонстрировать взаимную симпатию.

Жанр этой книги сочетает в себе и аналитику ученого-психолога, и рассуждения политолога, и советы консультанта-практика, и путевые заметки писателя, и размышления о «вечных» вопросах, и бытовые зарисовки. Разговор о феномене власти в повседневной жизни сопровождается авторскими рассказами-притчами.

Книга предназначена для читателей, интересующихся проблемами власти и межличностного влияния.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.





Алишер Файзуллаев

Как держава с державой: политика межличностных отношений





Вступительное слово



Я только что вернулся с вечерней прогулки, и со мной как-то необычно поздоровалась соседка. Ну, мало ли что? Тем не менее я задумался над этим. Что же могло случиться? Может быть, у соседки был какой-то особый разговор с моей супругой? Или она что-то хотела сообщить мне, но не решилась? Возможно, мне стоило расспросить ее, как дела? И мужа ее давно не видел… Эпизод, в общем, не такой уж значительный, но есть о чем поразмыслить… А сколько в жизни каждого человека, а также групп, компаний, организаций, сообществ, наций, государств действительно проблемных и жизненно важных ситуаций!

Существуют, конечно, приятные и желанные ситуации, но большинство из нас чаще всего попадает в какие-то обстоятельства, которые требуют решения и осмысления. Бывают неприятные ситуации, которые мы не хотели бы вновь испытать. Например, недавно мне пришлось несколько часов ждать свой багаж в аэропорту, и я не желал бы опять пережить тот опыт. Для меня, как и для многих других людей, могут быть и ситуации, в которых я никогда не оказывался и не дай бог, чтобы оказался. Не буду заикаться о них, хотя такие ситуации тоже требуют осмысления.

Вместе с тем обыденная жизнь, рутинные дела и отношения могут привести к снижению чувствительности человека к более или менее повторяющимся ситуациям. У некоторых людей вся жизнь превращается в нудную цепь однообразных ситуаций. Что может помочь по-новому взглянуть на мир, открывать в нем новые грани, цвета?

Например, путешествие, смена обстановки. Дело в том, что путешествие – это познание мира, возможность увидеть все свежим взглядом, который в обычной обстановке у человека нередко притупляется. В нестандартных условиях обостряются и политические инстинкты личности – иначе можно попасть впросак, остаться на обочине. Порой путешествие не обходится без приключений. Дома все как-то налажено, а в ходе поездок человек меньше может контролировать свое окружение – вот и ждут его «сюрпризы».

Я включил в эту книгу рассказы о различных бытовых ситуациях, в которые попадал в ходе своих путешествий. Они правдивы в той мере, в какой могут быть правдивы истории, воспроизводимые через много лет по памяти. Но главное, ситуации, в которые мы попадаем, никогда не поздно переосмысливать. Эта способность позволяет нам бесконечно расширять наше смысловое поле и отношения с окружающим миром.

Судьба человека складывается из многих ситуаций, частью которых он оказывается. Даже самая счастливая жизнь, как правило, не является исполнением всех надежд. Но человек способен жить в ладу с важнейшими событиями своей жизни. Этого можно достичь не путем пассивного приспособления к судьбе, но посредством ее активного осмысления.

По словам Уинстона Черчилля, политика – почти такая же страшная вещь, как война, однако в политике, в отличие от войны, человек может быть убит много раз. Но, значит, в политической действительности люди могут возрождать себя. И относится это не только к «большой» политике, но и к повседневной, бытовой, проявляемой главным образом в человеческих взаимоотношениях. Осмысление и переосмысление жизненных ситуаций – это одна из форм построения, развития и корректировки социальных и политических отношений человека.

Рассмотрение феномена политики в контексте индивидуального бытия и межличностных отношений открывает новые возможности для судьботворчества. Ведь каждый человек, как правило, тянет за собой массу житейского багажа, и «переупаковав» его часть, он может и значительно облегчить свою ношу, и гораздо лучшим способом использовать ее.




Рассказ о благотворительности


В начале девяностых годов прошлого века я недели две прожил в доме одной своей знакомой в Нью-Йорке. Она была благочестивой и довольно состоятельной женщиной предпенсионного возраста и работала в крупной компании управленческим консультантом. Она рассказала, что каждое воскресенье вместе со своими приятелями занимается благотворительностью и пригласила меня присоединиться к ним. Я с удовольствием согласился.

Встав рано и выпив, как было принято в этом доме, вместо завтрака по стакану апельсинового сока, мы выехали из дома в семь. Приехали в какое-то здание в пригороде Нью-Йорка. Около восьми утра нас, добровольцев, собралось человек двенадцать. Судя по внешности и манерам, это были люди с достатком. Добровольная помощь нуждающимся считается благородным делом и довольно широко распространена среди американцев со средним и более высоким доходом.

Нашей задачей было накормить бездомных, безработных и всех нуждающихся бесплатным воскресным обедом. Начали с уборки помещения, похожего на спортивный зал. Затем привезли столы и стулья, кухонные и столовые принадлежности, еду. Мы работали усердно, без перерыва, без лишних разговоров. Всех сближало ощущение высокой миссии. Единственной моей проблемой было то, что я проголодался.

Часам к двенадцати приготовления завершились. У здания стали выстраиваться в очередь те, кому предназначалась еда. Многие из них были одеты в лохмотья и выглядели, мягко говоря, неважно. Судя по всему, эти люди приходили сюда каждое воскресенье.

Наконец в двенадцать тридцать мы запустили первую партию в помещение. Наши клиенты садились за столы, а мы приносили им на подносах еду, напитки и десерт. Качество еды, похоже, было приличное, по крайней мере я, испытывая все возрастающее чувство голода, не отказался бы попробовать то, что раздавал. Но увы, нам было не до этого: люди шли и шли, и их еле успевали обслуживать.

Было ровно два часа, когда я все-таки решил обратиться к одному парню – китайцу или корейцу американского происхождения, с которым уже успел переброситься парой слов:

– Давай мы тоже пообедаем, а то я сильно проголодался!

До сих пор помню тот жесткий и уничижительный взгляд, которым я был удостоен за свои слова.

– Мы сюда пришли не для того, чтобы есть, а для того, чтобы накормить нуждающихся! – услышал я. Мой собеседник вдруг напомнил мне красного комиссара времен великого голода. Эх, если бы он знал, что я тогда нуждался в обеде не меньше тех, кого мы кормили!

Что поделаешь, благотворительность – так благотворительность. И я, несмотря на все растущий голод и усталость, продолжил свои героические усилия по разносу пищи.

– Эй, сюда! Давай мне еще одну порцию бифштекса, да побольше картошки! – крикнул мне один бездомный в рваном свитере, вытирая свои сопли.

Не успел я принести спецзаказ, как тут же услышал другой возглас, обращенный ко мне:

– Кофе! Быстро! – какой-то бородатый старик в грязной кепке требовал добавки, еще не допив свой кофе в бумажном стакане.

Я сам ужасно хотел кофе, но, подавив свои чувства, побежал исполнять желание клиента.

Было три часа, когда я не вытерпел: взяв в руки поднос, я решительно подошел к раздаче и попросил еду для себя.

– А у нас ничего не осталось, – раздалось в ответ.

Клиенты разошлись, и мы стали убирать помещение, выносить мусор и отправлять обратно привезенные столы, стулья и другие вещи. К пяти часам вечера работа была завершена. Посмотрев на коллег-волонтеров, я заметил, что они были довольны, шутили, смеялись. По традиции, они собирались идти в ресторан и пригласили меня присоединиться. Я усомнился, что это мне будет по карману, но на всякий случай спросил, что за ресторан. Услышав название, я понял, что речь идет о дорогом нью-йоркском ресторане, где ужин обошелся бы мне минимум в сто долларов.

– Эх, как жаль, что у меня назначена встреча в другом месте, а то ведь я давно хотел побывать там, – заверил я своих новых приятелей.

Они, со своей стороны, высказали сожаление и надежду увидеть меня в следующее воскресенье.

Доехав до центра Нью-Йорка, мы сердечно попрощались: они двинулись в сторону ресторана, а я – к ближайшему киоску, чтобы купить на доллар пакет картофельных чипсов на ужин.



Тогда мне казалось, что среди всех персонажей этой истории я оказался самым невезучим: бездомные получили качественный бесплатный обед, состоятельные добровольцы – свое удовлетворение от общественно-полезной деятельности, ощущения исполненного долга и последовавшего за тем совместного ужина в эксклюзивном ресторане, а я, хотя и узнал любопытный для меня аспект американской жизни, чертовски устал от не шибко интересного труда в течение целого дня, да и замучился от голода. Однако теперь, по прошествии времени, я считаю, что тогда мне очень повезло: я понимаю, что действительно помогал нуждающимся. Конечно, было бы лучше, если бы в той ситуации я смог проявить большую терпимость и меньшую раздражительность, восприняв ее как отличный шанс для саморазвития, тренировки внутренней дисциплины и духовного роста. Но ведь жизнь не прекращает предоставлять каждому человеку шансы для самосовершенствования. Как говорил Ницше, то, что не убивает нас, делает нас сильнее. По крайней мере, может сделать…



Ситуационное озарение: каждый эпизод прожитой жизни содержит в себе урок, который можно осмыслять в течение всей последующей жизни.




Введение в частную политику



Обычно мы привыкли рассуждать о политике в контексте государственных и общественных дел, борьбы за власть в стране, распределения властных полномочий в государстве, работы органов управления, формирования и изменения международных отношений и системы безопасности. Но политика присутствует и в частной жизни каждого из нас, поскольку человеку приходится быть политиком во многих бытовых ситуациях, в своих отношениях с окружающими людьми.

Общественной политикой занимаются общественные деятели, с государственной политикой имеют дело государственные мужи, международная политика является сферой деятельности дипломатов, а частная политика – это удел каждого человека. Подобно герою Мольера, который не подозревал, что разговаривает прозой, многие люди даже не догадываются, что вовлечены в частную политическую активность. Между тем человек является Homo politicus не только в общественной и международной жизни, но и в жизни частной, обыденной, повседневной.

В толково-словообразовательном словаре русского языка Т. Ф. Ефремовой слово «политика» в переносном и разговорном значении обозначается как «образ действий, направленных на достижение чего-то, поведение, определяющее отношения с людьми». Как видно, в данном значении понятие политики употребляется в контексте как стремления к достижению, так и человеческих отношений. Эти два свойства политики – целеполагание и социальные отношения – вполне могут выступить в одной связке, еще более подчеркивая главный смысл индивидуальной политики: стремление к личной цели посредством управления человеческими отношениями, или – управление человеческими отношениями для достижения собственной цели.

Приведу два простых примера. Первый связан с попыткой поступления в Оксфордский университет сына моего приятеля. Колледж, куда собирался поступать молодой человек, устраивал дни открытых дверей, во время которых абитуриенты и их родители имели возможность побеседовать с преподавателями университета, ответственными за набор студентов. Приятель, который очень хотел, чтобы его сына приняли в Оксфорд, пошел вместе с ним на эту встречу. Он слышал, что от произведенного впечатления зависит многое, поэтому тщательно подготовился. Преподаватель, пригласивший их на беседу в небольшую комнату, стал задавать различные вопросы молодому человеку. Желая направить беседу в нужное русло, отец пару раз попытался вмешаться в разговор, однако преподаватель весьма сурово посмотрел на него, как бы давая понять, что ему важна беседа с сыном, а не с отцом. Потом были экзамены, второе собеседование сына с тем же преподавателем-экзаменатором, уже наедине, и в конце концов результат: молодой человек не прошел конкурса, хотя был весьма близок к цели.

Приятель мне рассказывал, что потом нередко задумывался о том, что, возможно, поступил неправильно, явившись на первое собеседование вместе с сыном и попытавшись вмешаться в разговор. При поступлении в Оксфорд произвести на преподавателя благоприятное впечатление – значит уже сделать полдела, и теперь моему приятелю стало казаться, что его поведение в той ситуации никак не помогло сыну в этом.

Отсюда вопросы, относящиеся к сфере частной политики: как надо было себя вести отцу, каким образом он мог помочь сыну поступить в этот престижный университет, какую стратегию поведения ему следовало выработать и реализовать? Может быть, стоило попытаться найти какого-нибудь общего знакомого, или вообще не явиться на собеседование сына, или сказать пару добрых слов в адрес колледжа? Конечно, в конце концов все зависит от мотивации, подготовленности и способностей самого поступающего, но тем не менее отец как важнейший стратег семейной политики в той ситуации тоже играл заметную роль. Он мог предложить разные пути достижения поставленной цели, проявив при этом понимание ситуации и находчивость.

Второй пример я взял из своего пребывания на отдыхе в Анталии. Я оказался свидетелем того, как две семьи, прибывшие утром на отдых на побережье Средиземного моря, с удивлением узнали, что в гостинице им отводятся не семейные апартаменты с двумя комнатами и четырьмя кроватями, за что они уже заплатили, а обычные однокомнатные номера с двумя кроватями. Главы обеих семей – они же главные семейные политики и стратеги – тут же стали возмущаться, требуя того, что им полагалось. Но администратор гостиницы был непреклонен и утверждал, что может переселить гостей лишь завтра или послезавтра, а пока готов дополнительно поставить в предлагаемые номера еще по две кровати. Тут отец одного из семейств начал повышать голос, угрожать и настойчиво требовать свой семейный номер. Глава второй семьи также не бездействовал: он стал звонить каким-то своим знакомым, важным людям, чтобы решить возникшую проблему. Первая семья получила требуемый номер после обеда, а вторая – к вечеру. Но стоило им это больших нервов и усилий, день отдыха был потерян.

Теперь вопросы из области частной политики: правильно ли вели себя обе семьи? В какой степени они сориентировались в ситуации? Может быть, чтобы быстрее получить заветные номера, им стоило быть мягче, покладистее, или наоборот – вести себя еще более агрессивно? А может, надо было сразу воспользоваться предложенными номерами и, не теряя дня отдыха, пойти купаться на море и заняться другими развлечениями, чтобы на следующий день спокойно переселиться в семейные апартаменты? Или еще до вылета в Анталию проверить наличие правильной брони и номеров в гостинице?

Как в первом, так и во втором примере мы видим, что люди имели определенные цели, но сталкивались с препятствиями. И у них был выбор средств достижения своих целей: они могли пойти на ложь, использовать намеки, вежливо сказать о своих намерениях, начать разговор издалека или сразу приступить к цели, максимально продемонстрировать уважение к собеседнику или остаться подчеркнуто нейтральными и т. д. и т. п. Люди, попадая в проблемную ситуацию, не ведут себя одинаково. Одни могут проявить импульсивность, другие – расчетливость, из этих последних кто-то рассчитывает свои действия на два шага вперед, а еще кто-то – на десять шагов. Некоторые все время попадают в неожиданные для них ситуации, а некоторые – сами планомерно создают те ситуации, в которых потом оказываются. Часто мы видим, что наши желания не совпадают с желаниями окружающих людей или противоречат им. Бывает, что вечером жена хочет пойти в оперу или на концерт, а мужу гораздо интереснее побывать на соревновании штангистов. И что делать: вместе идти в оперу или на тяжелую атлетику, или же она отправится в концертный зал, а он – на соревнования, или, может, оба останутся дома? Если в прошлый раз в аналогичной ситуации уступил муж, должна ли теперь уступить жена? Но если она уступит, то как поведет себя муж в следующей схожей ситуации? Решая подобные житейские проблемы, люди оказываются в роли своего рода политиков, которые, вырабатывая линию своего поведения, должны учитывать многие факторы. Среди них – потребности, интересы, цели, ресурсы, степень свободы, настроения, сложившиеся отношения вовлеченных в данную ситуацию людей и т. д. Такая частная политика зачастую не выходит за рамки небольшой квартиры или остается в сфере отношений между двумя лицами, но она реальна и связана с властью и влиянием в межличностных отношениях.

Политическая деятельность связана с обладанием властью или ее распределением. Нередко это борьба за власть, порой – непростые усилия по дележу или распоряжению своей долей власти. Власть является сущностью, целью и даже инструментом политики. Ситуацию можно назвать политической, когда затрагиваются интересы личности. Политическая ситуация – это всегда и проблемная ситуация, то есть та, в которой человеку надо выработать определенную линию поведения, принять решение, как строить отношения с окружением.

Вот еще пример, вернее, описание жизненной ситуации одной женщины. Ей пятьдесят три, у нее муж и двое детей, и она – заведующая отделом в государственном учреждении. На работе вроде все спокойно, есть интересные дела, но и забот, как и везде, хватает. Вместе с тем в управлении, куда входит ее отдел, образовались какие-то группировки с конфликтующими интересами, каждая из которых старается перетянуть ее на свою сторону. Поэтому все время приходится иметь дело со скрытыми мотивами и тайными действиями коллег, думать над последствиями своих отношений с ними. Недавно начальник управления намекнул, что готов ходатайствовать о повышении ее зарплаты при условии, что она возьмет к себе помощником сына какого-то знакомого. Но она уже знает таких протеже, проходила эту невеселую и обременительную школу. Поэтому говорить «да» не хочется, а если сказать «нет» – появятся осложнения с начальником. С другой стороны, высокая зарплата перед пенсией ей не помешала бы. Начальник и так не очень ее жалует, так как она ведет себя довольно самостоятельно. Как-то подвыпивший коллега из другого отдела разоткровенничался, что начальник управления хотел бы, чтобы она ушла с работы, и даже инициировал недавно проверку ее отдела. Вот, значит, откуда шла та проверка! Это был не первый случай, когда ее хотели подставить. Она бы и ушла с работы, но куда? Кто ее в таком возрасте возьмет? И вот приходится балансировать между самостоятельностью и терпением, улыбаясь начальнику и одновременно презирая его. Иногда притворяться получается, а порой она выдает себя с головой. Она чувствует, что политик из нее – так себе.

Дом – это, конечно, спасение. Здесь можно расслабиться, быть собой, не думать о впечатлении, которое она производит на окружающих. Хотя – как сказать. И в семье есть частная политика, взаимоотношения между домашними тоже полны открытых и скрытых мотивов, сотканы из мыслей, интересов и действий его обитателей. Вот ее муж, с которым она познакомилась еще в студенческие годы. Он теперь, с одной стороны, очень родной для нее человек, но с другой – совсем чужой. В последнее время замкнулся, перестал уделять ей и детям должное внимание. Редко когда ей удается поговорить с ним по душам. Чтобы не раздражать его, она тщательно подбирает слова, старается быть деликатной, но это мало помогает. Может быть, у него появилась другая женщина? Вряд ли: ее интуиция и наблюдательность этого не подтверждают. Но муж явно отдаляется от нее, и с этим надо что-то делать.

И сын, женившись, все более уходит в свой собственный мир. Она стала замечать, что сына иногда раздражают ее слова, хотя он старается этого не показывать. Ей неприятно видеть, как сын пляшет под дудку невестки, и она с болью чувствует, что он все меньше считается с родной матерью. Надо будет откровенно поговорить с ним об этом. А дочь все еще близка к ней, но стала хитро манипулировать родителями, скрывать что-то. Выросла, какие-то странные подруги появились. Нужно поинтересоваться их семьями, родителями.

Бывает, конечно, что все домашние, собравшись вместе, ведут себя естественно, искренне, без всякой политики и задних мыслей… Порой она подолгу рассматривает старые семейные фотографии, напоминающие о чудесных моментах. Теперь таких моментов все меньше и меньше. Ныне она все чаще вынуждена выстраивать свои отношения с близкими людьми, то есть быть настоящим домашним политиком. Она чувствует, что ситуация дома меняется и ей следует что-то делать, предпринимать какие-то новые шаги. Она задумывается над тем, как контролировать домашнюю ситуацию, как восстановить былую гармонию в семье. Иногда советуется со старой подругой, у которой не меньше проблем, чем у нее самой.

Таково краткое описание весьма ординарной бытовой ситуации, увиденной глазами одной женщины. Но если посмотреть на эту ситуацию с позиций каждого из членов ее семьи, все будет гораздо сложнее. Мужу кажется, что жена перестала понимать и поддерживать его: ему не нравится, что она так много думает о своей работе и все меньше заботится о семье. Сын недоволен тем настороженным вниманием, которое оказывают его жене в семье родителей. Ему представляется, что родители недооценивают его супругу, и он считает такое отношение с их стороны несправедливым. Дочь чувствует себя обделенной – все ее сверстницы одеваются современно, красиво, а родителям наплевать на ее потребности. Внутри семьи наблюдается сложная динамика отношений, попыток повлиять друг на друга или избежать влияния других на себя. Дом, семья становятся настоящей ареной частнополитических интересов и действий. Если к этому добавить работу, досуг, отношения с соседями и прочие сферы жизни, где тоже полно непростых взаимоотношений между действующими и наблюдающими лицами, то можно только подивиться сложности открывающейся картины. Каждый чего-то хочет от других, и все хотят чего-то от каждого; мало кому удается сойти с орбиты взаимных интересов и влияний.

По существу, значительная часть мировой художественной литературы, произведений для театра и кино, да и вообще искусства в целом освещает область человеческих взаимоотношений – то, как люди влияют друг на друга или стараются избавиться от такого влияния. Похождения Дон Кихота или Д'Артаньяна, жизнь героев кинокартин «Служебный роман» или «Крестный отец» почти целиком состоят из частнополитических эпизодов. Преступления и интриги, которые распутывал Шерлок Холмс, сплошь замешаны на взаимоотношениях людей, а эпопею Бальзака смело можно назвать не «человеческой», а «частнополитической комедией».

Человек за рулем стремительно мчащегося автомобиля вынужден все время быть техническим и дорожным экспертом: следить за тем, исправна ли машина, что показывают ее приборы, нет ли на пути светофора, какие впереди имеются дорожные знаки, нет ли повреждений на самой дороге и т. п. Но как только водитель замечает, что его «тормозит» сотрудник дорожной полиции, он тут же становится еще и частным политиком – он вынужден начать «выстраивать» свои возможные действия и отношения с инспектором: что тот может сказать или предпринять, как ему ответить, стоит ли останавливаться или можно увильнуть?..

Обычно под политикой понимают особый вид деятельности по руководству и управлению, присущий лишь избранным и власть имущим, или феномен, имеющий место на уровне столкновения интересов таких больших социальных групп, как нации или государства. На самом деле политика всегда имеет место там, где присутствует человек со своими интересами. Поскольку интересы есть у каждого и далеко не всегда они совпадают с интересами других, то люди вынуждены искать возможности, чтобы не оказаться на обочине жизни. Это и является причиной возникновения политических отношений между индивидами. Политические отношения – это отношения власти, влияния и контроля. В контексте политических отношений человек пытается добиться господствующего положения и контроля над поведением другого. Как ни парадоксально, иногда это удается путем подчинения. Подобные межличностные отношения проявляются в специфическом типе поведения: политическом поведении индивида. Такой тип поведения целенаправлен и имеет внутренний план (в особых случаях говорят и о «задней мысли»). Попросту говоря, политика, даже в быту, требует расчетливости.

Частная, или межличностная, политика – это способ реализации личных интересов посредством управления отношениями власти и влияния между людьми, или, проще говоря, отстаивание интересов посредством межличностного влияния. Даже Маугли, оказавшись в джунглях, должен был выстраивать линию своего поведения – свою частную политику – в отношениях с животными и людьми с учетом сложившейся ситуации и интересов сторон. И в джунглях, и в городах, и в селах ресурсы благополучия обитателей ограничены. Но если два хищных животных в лесу могут выяснить свои отношения просто и естественно, без видимой для человека политики, то люди, выясняя отношения, вынуждены считаться с весьма сложными социальными нормами, ценностями и условностями, а также с последствиями своих и чужих действий. От этого некоторые индивиды не становятся менее хищными, однако человеческое хищничество, каким бы неприглядным оно ни было, – это уже более «утонченное» по своей природе явление, чем звериное хищничество. Подумать только, какая потрясающая красота формы присуща страшным продуктам человеческой мысли – саблям, пистолетам, винтовкам, бомбам, пушкам, самолетам-истребителям, ракетам и другим рукотворным орудиям смерти!

Общеизвестно, что «места под солнцем» хватает не всем, однако, оказавшись на припеке, многие тут же начинают искать тенечек – где тоже, увы, бывает тесновато. Что же делать? Неужели человек обречен на бесконечное мелкополитическое копошение, крайнюю форму которого называют крысиной возней, или все-таки в своей частнополитической борьбе он может быть благородным джентльменом или рыцарем или даже может стать выше всякой частной политики? Вопрос стоит того, чтобы попытаться разобраться в нем.




Рассказ об улыбке в Мертвом море


Накануне поездки на Мертвое море нас предупредили: завтра с утра не следует бриться. Оказывается, концентрация солей в море так высока, что бритая кожа будет сильно раздражаться и человек почувствует себя почти как под воздействием щелочи. Посоветовали также надеть какие-нибудь старые плавки, потому что после купания в Мертвом море они распадутся, как будто побывав в щелочном растворе. Но самое главное – надо беречь глаза.

Отправка из иерусалимской гостиницы назначена на 7 утра. Без пяти семь в мою комнату прибегает встревоженный приятель: он забыл о наставлении местных сопровождающих и побрился! Что же теперь делать? Товарища по поездке оставлять в беде не хотелось, и мы, все пятеро членов группы, решили в знак солидарности тоже побриться. Ну, постараемся не опускать лицо в воду. А уж если страдать – так всем!

Мертвое море – чудо природы. В нем нельзя утонуть, но можно лежать как на мягком матраце. Его воды считаются целебными, и сюда приезжают люди из многих стран, чтобы исцелить свои болячки. Особой популярностью пользуется грязь Мертвого моря.

Мы с опаской вошли в воду Сначала я, как и все, держал голову высоко над водой, но вскоре понял, что плавать в море, даже Мертвом, и при этом умудриться сохранить лицо сухим – дело мертвое.

Брызги стали колоть мне щеки и подбородок. Была не была: нырнул. Ох, как зажгло! Мне даже показалось, что кожа лица не то что покраснела, но получила ожог третьей степени. Однако, будучи инициатором коллективного бритья, я не хотел выдавать свои ощущения. И улыбнулся самой широкой улыбкой, на какую был способен.

Приятели, недоверчиво посмотрев на меня, также решили поплавать нормально, не вытягивая шеи из воды. Смотрю: через несколько минут все улыбаются, будто вода Мертвого моря не обжигала лица, а наоборот – ласкала. Но ни слова об ощущениях.

– Надо беречь глаза! – напомнил я, поглаживая пылающее лицо.

– Да, это самое главное, – согласились все.

Потом мы стали обмазывать черной грязью тела и лица, и нам оставалось лишь громко смеяться…



Ситуационное озарение: профессиональные политики могут позволить себе заниматься своим ремеслом лишь в рабочее время, а все остальные люди вынуждены иметь дело с политикой постоянно.




Социальная среда и частная жизнь



Общество – естественная среда обитания человека, и, живя в нем, люди вступают в социальные отношения между собой, проявляют социальное поведение. Выдающийся немецкий социолог Макс Вебер социальным отношением называл «поведение нескольких людей, соотнесенное по своему смыслу друг с другом и ориентирующееся на это».

Мы можем говорить о широком разнообразии социального поведения людей, например, о публичной речи, рекламной деятельности, покаянии на собрании, одобрении или осуждении чьего-то поступка, проявлении агрессии по отношению к кому-то, объяснении в любви, помощи терпящему бедствие, сочувствии слабому, улыбке незнакомцу, попрошайничестве, сексуальном домогательстве, воровстве, обмане и т. п. По большому счету всякое поведение человека является социальным, ибо оно так или иначе всегда связано с другими людьми. Но в более узком значении этого понятия социальным является поведение индивида, которое влияет или может повлиять на другое лицо. Чтение газеты у себя в кабинете – это не социальное поведение. Но чтение газеты во время совещания – да. Индивид, ищущий в ванной комнате свою зубную щетку, демонстрирует социальное поведение лишь в очень широком смысле. Но если этот человек, ища зубную щетку, злится на кого-то, кто, по его мнению, виноват в пропаже, в его поведении более отчетливо появляются социальные компоненты. И уж явственно социальным становится поведение этого индивида, когда по поводу исчезновения зубной щетки он, скажем, начинает выяснять отношения с женой.

Включенность человека в социальные отношения не мешает ему иметь частную жизнь, личное отношение к миру и индивидуальное поведение. Конечно, в определенном смысле трудно провести четкую грань между индивидуальным и общественным, поскольку социальные отношения пронизывают индивидуальное сознание и быт каждого человека. Ницше писал:



Того эгоизма, который ограничился бы самим собой и не выходил бы за пределы отдельной личности, не существует, следовательно, вовсе нет… «дозволенного» «морально-индифферентного» эгоизма… Свое «я» всегда поощряется за счет другого; «жизнь живет всегда на средства другой жизни», кто этого не понимает, тот не сделал по отношению к себе даже первого шага к честности.


Тем не менее индивид обладает определенной степенью обособленности, независимости и свободы. Частное лицо может иметь свою частную жизнь, частный капитал, частную собственность, частную компанию, частное мнение и частное отношение к жизни. Опять же понятие «частный» мы должны применять с определенными уточнениями. Дело в том, что чья-то частная жизнь может затрагивать интересы других лиц, частный капитал – стать объектом внимания правоохранительных органов, частная собственность – оказаться предметом спора между наследниками, частная компания – трансформироваться в публичную, частное мнение – отражать общественные установки, частное отношение к жизни – вызывать неприязнь у окружающих. Частное, конечно, принадлежит отдельному индивиду, но границы этого частного зачастую весьма размыты. Есть страны, где частная жизнь индивидов защищена законодательством, однако, в силу некоторой неопределенности частной сферы, существуют многие лазейки, позволяющие нередко обходить законы. Фотографировать то, что вы хотите, – ваше личное право, но и выбор, быть или не быть сфотографированным вами, – такое же личное право человека.

Признание и уважение частной жизни иногда порождает парадоксы. Помню, когда-то, когда я жил в студенческом общежитии одного американского университета, тамошняя администрация сделала мне замечание по поводу моего будильника. Оказывается, соседи жаловались, что им мешает его звонок. В ответ я сказал, что пользуюсь будильником в собственной комнате и, вспомнив о трепетном отношении американцев к приватности, добавил, что никто не вправе вмешиваться в мою частную жизнь. Но администратор возразил: когда частная жизнь одного человека производит шум, нарушающий частную жизнь других людей, она уже перестает быть частной… Границы частной жизни наиболее четко определены именно там, где ее больше всего уважают. А там, где отношение к ней наплевательское, человек, особенно если он находится на верхних ступеньках социальной иерархии, зачастую волен делать все, что ему заблагорассудится, совсем не считаясь с частным мнением и личной жизнью других.

Но зададимся вопросом: у всех ли на самом деле есть частная жизнь? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Личная жизнь, по-видимому, в той или иной степени есть у всех. Но «частная жизнь» как понятие, как некая реальность обозначена не во всех языках или выражена в разной степени. Так, для американца «private life» («частная жизнь») – это столь же очевидная реальность, как автомобиль или яблоко. Это понятие имеет даже более четкое содержание, чем понятие «personal life» («личная жизнь»). В быту американец больше ссылается на свою частную, а не на личную жизнь, в психологическом и правовом плане второе для него более аморфно, чем первое. Я заметил и другой парадокс в отношении американцев к своей частной жизни: с одной стороны, они строго соблюдают ненарушимость ее границ, а с другой – могут выставлять на всеобщее обозрение все ее детали (что нередко можно видеть в телешоу). Возможно, так происходит потому, что это их частная жизнь и они вправе делать с ней все, что пожелают.

В русском языке между понятиями «частная жизнь» и «личная жизнь» особой разницы нет, поэтому они, как правило, являются синонимами. Понятия частной жизни, частной собственности, частной компании и т. п. все больше проникают в современный русский язык и российское общественное сознание, но их социальный статус еще далек от статуса их американских или западноевропейских собратьев. Возможно, с дальнейшим утверждением и расширением частной собственности люди будут усматривать в понятии «частная жизнь» более позитивный смысл.

А вот многие народы вообще не используют или мало употребляют понятия частной жизни. Например, в узбекском языке достаточно четко обозначено понятие «шахсий хаёт», то есть личная жизнь. Но для этого языка несколько чуждо понятие «хусусий хаёт», то есть частная жизнь. «Хусусий мулк» («частная собственность»), «хусусий корхона» («частное предприятие») – пожалуйста, эти понятия в ходу, но не режущее слух «хусусий хаёт» (частная жизнь).

Означает ли это, что у народов, в языке которых отсутствует или весьма нечетко выражено понятие «частная жизнь», нет и собственно частной жизни? В том понимании, в каком она существует, скажем, у американцев, – нет. Коллективизм как особенность культуры предполагает высокую степень ориентированности поведения индивида на социум и общественного контроля над жизнью индивидов, в то время как индивидуализм как культурная норма, характерная для многих западных стран, позволяет отдельным лицам вести себя более независимо по отношению к обществу. Вместе с тем открытое проявление индивидуализма приводит к возникновению скрытых форм коллективизма, а явный коллективизм порождает неявные формы индивидуализма. Поэтому в коллективистском обществе, в отличие от индивидуалистического, частная жизнь человека становится действительно частной. Такой частной, что многие даже не догадываются о ее существовании.

Мы привыкли выделять в нашей жизни различные области, например, профессиональную, общественную, семейную и личную. Наше бытие будто состоит из разных сфер, иногда тесно взаимосвязанных или даже взаимопроникающих, а порой – слабо или совершенно не связанных между собой. Бывает, человек говорит окружающим: «Не вмешивайтесь в мою личную жизнь!» Порой это срабатывает: люди, уважая частную жизнь других, стараются особо не лезть туда. Но так бывает не всегда. Частная жизнь, особенно публичных фигур, знаменитостей и авторитетных людей, очень притягивает, завораживает. Немало людей наслаждается, читая чужие письма, заглядывая в замочную скважину соседа, рассматривая пикантные фотографии известных лиц, снятые папарацци. В связи с этим частная жизнь нередко оказывается зоной, требующей ограждения и защиты.

В данном случае речь, конечно, идет о защите собственной частной жизни. Люди не хотят, чтобы другие «совали свой нос» в их частную жизнь, но, как уже было сказано, многие не прочь сделать это по отношению к другим. Убежденность в праве на неприкосновенность своей частной жизни уживается в людях с потребностью быть в курсе личной жизни других. Любое вмешательство в чужую частную жизнь, даже продиктованное собственными частными соображениями, – это попытка оказать на нее влияние, а значит, попытка определенного контроля над ней. Целенаправленно действуя друг на друга, частные лица вступают в сферу частной политики.

Среди всего разнообразия индивидуального поведения человека мы можем выделить политическое поведение. Политические отношения – это тип социальных отношений, а политическое поведение является типом социального поведения индивида. Политическое поведение, как уже отмечено, касается отношений власти, влияния и контроля, устанавливающихся между людьми. Поскольку всякое социальное поведение индивида может оказать влияние на других лиц, оно по большому счету всегда является политическим поведением. Можно сказать и по-другому: в любом социальном поведении человека есть политический аспект. Но в более узком плане, в собственном значении этого понятия, под политическим поведением индивида мы подразумеваем такое поведение, которое, будучи осознанным и целенаправленным, обращено на обладание властью (на ее укрепление, расширение, распределение), а тем самым – на влияние и контроль над людьми и ситуацией. Невзначай произнесенное слово может обрадовать или обидеть другого человека. Но поскольку это не осознанное и не целенаправленное поведение, то оно не является политическим в собственном смысле этого слова. А если человек, преследуя свои цели, воздействует на другое лицо заранее обдуманным словом, то мы с полным основанием можем говорить, что он выступает как политик.

Обыденная жизнь человека насыщена политическими деяниями и событиями – не обязательно государственными, но частными. Частная политика одних будет затрагивать лишь отношения между отдельными индивидами, а у других эта сфера может охватить массы людей, интересы групп или даже целых стран. Скажем, была ли ситуация Карибского кризиса в октябре 1962 г., когда СССР и США чуть не начали ядерную войну, исключительно государственным делом для Никиты Хрущева и Джона Кеннеди? Нет, конечно, эта ситуация была для них и глубоко личной. Оба выступали не только как лидеры сверхдержав, вовлеченные в политическое и чуть ли не активное военное противостояние, но и как личности, вынужденные решать свои сугубо индивидуальные, частные политические задачи. Карибский кризис мог укрепить их позиции в собственной стране и мире в целом, но мог и существенно их ослабить. Конечно, и Хрущев и Кеннеди тогда в первую очередь думали о судьбах своей страны и мира, то есть были вовлечены в государственную политику. Но, как показывают исследования, в той ситуации каждый из них был озабочен и тем, как сложится его собственная судьба в случае неэффективного руководства. Известно, что, выполняя свои задачи, Хрущев в Политбюро и Кеннеди в Исполкоме[1 - Для решения проблем, связанных с Карибским кризисом, президент Джон Кеннеди создал Исполнительный комитет Совета по национальной безопасности (Executive Committee of the National Security Council) в составе 14 человек, куда входили высшие должностные лица правительства, руководители военных, разведывательных и дипломатических ведомств. Этот комитет получил известность как ExComm – Исполком.] вели сложные маневры: для них политика на уровне государства и на уровне индивида сомкнулись, образовав единую политику. Как государственные политики оба лидера выдержали испытание, предотвратив ядерное столкновение между двумя державами, но как политики частные они тогда понесли урон, вызвав недовольство «ястребов» в своем окружении и воинствующих элементов в более широких кругах. Некоторые аналитики даже определенным образом связывают последующее смещение Хрущева и убийство Кеннеди с тем, как они вели себя в ходе Карибского кризиса. Вот вам и возможные последствия взаимовлияния государственной и частной политики.

А сколько людей используют свое служебное положение в личных интересах! Злоупотребление служебным положением и коррупция – это тоже проявления своего рода частной политики людей, наложивших лапу на политику государства или организации. Напротив, правитель, живущий в нищете, олицетворял бы собой крайнюю форму идеи бескорыстного служения народу. Но этого, как правило, не бывает. Такого не было даже у большевистских руководителей.

Политик, преследующий общественные цели, ведет себя как общественный политик. Но если при этом он действует и в личных интересах, то одновременно он выступает и как частный политик. А может ли он по-настоящему следовать общественным интересам, если не принимает их как личные? Вряд ли. В социальной жизни людей общественно значимые цели неэффективны, если они одновременно не являются и личностно значимыми, а личностно значимые цели особенно действенны, если они одновременно представляют и общественный интерес. Это, конечно, не исключает возможности несовпадения личных и общественных интересов и, соответственно, частной и общественной политики. Тут-то и возникает возможность злоупотребления властью.




Рассказ о стрелковом искусстве


В Анталии, вокруг главного бассейна туркомплекса, где мы отдыхали, ежедневно проводились различные игры и соревнования. Я лежал и загорал, когда ко мне подошел местный массовик-затейник и пригласил принять участие в соревнованиях по стрельбе из «воздушки», то есть пневматического ружья. Я согласился и оказался среди двадцати или тридцати отдыхающих, которых разбили на две команды.

Выстроившись в два ряда, мы по очереди начали стрелять по мишеням, расположенным метрах в десяти от нас. Один за другим все участники турнира делали по три выстрела. Максимальное число очков при каждом попадании – 10.

Не знаю, как получилось, но после трех выстрелов я набрал 30 очков и показал лучший результат. Честно говоря, и сам был удивлен, поскольку последний раз «воздушку» держал в руках лет тридцать пять назад.

После того как соревнования закончились, ко мне подошел массовик.

– Вы солдат? – спросил он.

– Нет, – удивился я.

– Офицер, значит, – уверенно произнес он.

– Да нет же.

– Гхм, спецслужба? – понизил он голос и оглянулся по сторонам.

– Этого еще не хватало!

– Тогда инструктор по стрельбе? – не унимался массовик.

– Да хватит вам строить догадки. Профессор я, – говорю ему. – Преподаю в университете.

– Но вы же тридцать очков выбили! Исключительный результат.

– Так я же кружку пива до этого выпил, – попытался объяснить я.

Вечером, когда все собрались в амфитеатре в ожидании какого-то концерта, на сцену вышли массовики, чтобы рассказать об итогах дня и планах на завтра.

– Сегодняшний турнир стрелков с абсолютным результатом выиграл наш уважаемый профессор стрельбы из Ташкента! – вдруг слышу объявление. – Давайте похлопаем настоящему профессионалу, передающему свое боевое мастерство молодому поколению!

Вокруг все указывают на меня и аплодируют. Мне ничего не оставалось делать, кроме как поприветствовать народ.

На следующий день я сам записался на турнир стрелков, чтобы поверить, действительно ли могу хорошо стрелять. Люди оглядывались на меня, говорили «мастер», «чемпион» и «профессионал». Но как я ни старался, из трех выстрелов смог набрать всего девять очков: 4, 2, 3. После соревнования вновь подошел массовик.

– Я теперь по-настоящему поверил, что вы – профессионал. Вы же специально промахивались, чтобы дать возможность другим, а? Проверяли небось! – он восторженно смотрел на меня.

– Да, от вас ничего не скроешь! – воскликнул я, поняв, что спорить с ним бесполезно.

Я еще несколько дней участвовал в турнире стрелков и, несмотря на свои усилия, больше восемнадцати очков не набрал. Тем не менее все опасались меня как соперника и продолжали называть «мастером». А в последний день пребывания в туркомплексе администрация даже подарила мне игрушечную винтовку.



Ситуационное озарение: обществу легче поверить в очевидность невероятного, чем в вероятность неочевидного.




Политическое животное



Аристотель назвал человека политическим животным. Это определение, на мой взгляд, предполагает, что человек по своей натуре политичен, и все, что он думает или делает, является частью политики или имеет к ней отношение. Аристотель, правда, анализировал политику, связанную с государством и общественным устройством. Но его идея, как мне представляется, напрямую относится и к политической активности индивидов в обыденной жизни – частной или индивидуальной политике.

Главной ареной частной политики являются межличностные отношения, поскольку обыденная политическая деятельность индивида представляет собой поведение, цель которого – оказать влияние на других ради собственного блага. Правда, между частной и общественной политикой не всегда можно провести четкую грань: они с легкостью могут переходить одна в другую или взаимно поддерживаться, а также одновременно быть и той и другой. Редкий общественный политик забывает о своем персональном благе, и поиск индивидуальной выгоды порой приводит человека к вершинам общественной или государственной власти. Хорошо, если человеку удается не злоупотреблять властью и не стать коррумпированным частным политиком. А когда «частный политик» является одновременно и публичной фигурой, то его личные дела, например развод с женой, могут превратиться в политику публичную. Очевидно, что свой вклад в дело переноса частнополитических деяний известных людей в сферу общественной морали и политики вносит желтая пресса.

Три фактора побуждают людей становиться частными политиками: наличие личных интересов, ограниченность ресурсов и свобода воли. Конечно, все эти факторы могут возникнуть и проявиться лишь в социальной среде, ибо человек – существо социальное. Пока у него есть частные интересы, которые сталкиваются с интересами других лиц, пока ресурсы, благодаря которым могут удовлетворяться его интересы, ограничены и пока он может выбирать, как ему действовать в той или иной значимой ситуации, человек будет вести себя как частный политик.

Любая частнополитическая ситуация в принципе является проблемной, ибо в ней есть элементы конфликта и она требует принятия решения. Проблема вытекает из необходимости реализации интереса (удовлетворение потребности, ублажение прихоти, достижение цели), конфликт содержится в борьбе за ограниченные ресурсы, принятие решения является следствием свободы воли. Эти три фактора и создают политическую среду, где обитают индивиды – частные политики.

Политика, как мы уже говорили, не обязательно бывает большой, она может быть и малой. Даже мелочной. Более века назад Михаил Салтыков-Щедрин в своей замечательной книге «Мелочи жизни» утверждал, что «в основе современной жизни лежит почти исключительно мелочь»:



Ах, эти мелочи! Как чесоточный зудень, впиваются они в организм человека, и точат, и жгут его. Сколько всевозможных «союзов» опутало человека со всех сторон; сколько каждый индивидуум ухитряется придумать лично для себя всяких стеснений! И всему этому, и пришедшему извне, и придуманному ради удовлетворения личной мнительности, он обязывается послужить, то есть отдать всю свою жизнь. Нет места для работы здоровой мысли, нет свободной минуты для плодотворного труда! Мелочи, мелочи, мелочи – заполонили всю жизнь.


С тех пор мало что изменилось. Поражает, как часто близкие люди – родственники, соседи, друзья – портят отношения из-за мелочей. Какое огромное место занимают всякого рода мелочи в жизни человека, или каким мелочным может быть весьма крупный общественный деятель или выдающийся человек! Мелочи жизни – это большое поле частной политики. Но, конечно, все в этом мире относительно. Пустяк с точки зрения одного человека может оказаться далеко не мелочью с позиции другого. Однажды я изумился, увидев, как искренне был взволнован мой знакомый – малоизвестный писатель – вниманием к нему литератора, известного чуть более. Это, конечно, было субъективным восприятием поведения знакомого, поскольку я очень мало знал о внутреннем мире, творчестве и взаимоотношениях этих людей. Возможно, тогда я что-то упустил, что-то значимое, по крайней мере значимое для одного из них. Но можно сказать, что для многих людей их реальная частная политика и есть сфера самой насущной и тем самым «большой политики», хотя со стороны все это может показаться сущим пустяком.

Есть выражение «маленький человек». В художественной литературе этот тип представлен образами ординарных, ничем особо не примечательных людей, живущих обыденностью. Таких людей описывал Салтыков-Щедрин в «Мелочах жизни», такой человек является главным персонажем многих рассказов Гоголя и Чехова. Если допустить существование «маленького» человека, то вполне логично говорить и о человеке «большом», то есть значительном, живущем крупными заботами и делами, совершающем важные поступки. Но дело в том, что даже самые большие, важные, великие люди имеют свой «миниатюрный» мир, «мелкие» заботы, «маленькие» проблемы, «малюсенькие» забавы, «крохотные» прихоти. Субъективные масштабы слов, взятых мною в кавычки, для этих людей могут быть огромными, вселенскими. Какой-нибудь царь, падишах или генеральный секретарь мог уничтожить человека, одобрить или отвергнуть крупную сделку, создать или расформировать государственный орган сугубо из личной блажи или по капризу любовницы. Вот и получается, что «большие» и «маленькие» миры, дела и люди – это категории относительные.

Многие государственные мужи, высоко поднявшиеся по лестнице власти, признавали, что самое трудное на этом пути – не сражения на поле битвы высокой политики, а способность выживать, умение взять верх в мелкополитической возне с себе подобными властолюбивыми существами, играть в бюрократические игры, выходить сухим из воды, преодолевать сопротивление завистников и недоброжелателей. Но это, полагаю, лишь полуправда – по крайней мере, для немалого числа политиков. А правда заключается в том, что «подставы» совершают и они сами. Многие из них, чтобы выжить и быть успешными в политической среде, не только защищаются, но и нападают. И не всегда открыто и дозволенными приемами. В «скрытом плане» у политика могут быть и темные стороны.

Обычно великие государственные деятели – это личности, способные не только ставить высокие цели и вести людей за собой, но и «толкаться в толпе», преодолевать повседневные и «свалившиеся как снег на голову» трудности, чутко улавливать настроения окружающих и находить общий язык с разными индивидами. Тот, кто не приспособлен к обыденным реалиям, редко пробивается к вершинам большой политики. Многие политические лидеры прошлого и современности прошли самую суровую школу жизни – и это не случайно: как известно, одни от трудностей ломаются, а другие становятся крепче.

Если человек по своей натуре политичен и для него совершенно естествен поиск власти и влияния, в том числе для удовлетворения повседневных нужд, то напрашивается вопрос о том, в какой мере ему изначально присущ эгоизм. Сторонники признания эгоистичности человеческого существа ссылаются на то, что любой индивид вынужден защищать себя и делать все возможное, чтобы обеспечивать свое благополучие. Это необходимое условие для выживания не только индивида, но и человеческого рода в целом, поскольку нежизнеспособность отдельного человека означает нежизнеспособность всего человечества. А как же альтруизм? – могут спросить противники подобного подхода. Ведь человеку присущ и альтруизм, не так ли? Могут ли люди выжить без оказания помощи друг другу и не обязано ли человечество своим прогрессом многим альтруистам, совершившим великие деяния совершенно безвозмездно? Да, говорят первые, но и альтруизм можно рассматривать как вид эгоизма: мол, в конце концов, человек поступает альтруистично лишь потому, что ему это или выгодно, или нравится. Бывает, что люди делают добро, чтобы очиститься от грехов, попасть в рай, умилостивить бога – опять ради себя. Ответ на вопрос, лежит ли за любым альтруистическим поступком поиск личного блага, во многом зависит от понимания самих понятий эгоизма и альтруизма, но ясно одно: в любых, даже самых благородных действиях человека при желании можно усмотреть направленность на удовлетворение его личных интересов. В конце концов, многие общественные благодетели, совершая благородные поступки, получали от этого удовольствие или моральное удовлетворение, а значит, при этом у них были определенные личные интересы или мотивы.

Может, человек политичен по обстоятельствам, а не по рождению? И может, это жизненные условия заставляют его заниматься политикой – поиском личной власти и влияния в том или ином виде? И изменись обстоятельства, человек стал бы менее политичным или совсем неполитичным существом? Кто знает, кто знает… Сейчас же политика даже в быту требует усилий, сноровки, умения, хитрости. Политик, который уступает своему оппоненту, плохой политик. Он теряет уважение других и, главное, самоуважение. Успех, победа, признание – вот что нужно политику. Чтобы добиться успеха, политик делает все, что в его силах. Как говорится, победителей не судят (а если даже судят, то по иным меркам). Или – после меня хоть потоп. На худой конец – собака лает, а караван идет.

Хотя натура человека может быть изначально политичной, требования реальной жизненной политики могут изменять эту натуру в том плане, что человек становится… еще более политичным и, кажется, менее гуманным. Какая же это гуманность, если ставится вопрос: ты или тебя? Ведь суть политики на индивидуальном уровне – это защищать и продвигать свои интересы, которые, как правило, не совпадают с интересами других. Пожалуй, «как правило» – мягко сказано: свои интересы всегда противоречат интересам других, хотя в некоторых аспектах могут и совпадать. Но, увы, в этом мире место под солнцем есть не для всех. Вон там, на улице, где кишмя кишат машины, только что освободилось место для парковки автомобиля. Понаблюдаем, кто окажется владельцем заветного пятачка. Сразу три водителя захотели занять это солнечное местечко, но досталось оно лишь одному. Он и есть победитель, лучший среди них политик, стратег и тактик. Но жизнь ведь не исчерпывается этим эпизодом, и наш блестящий политик сейчас пойдет к себе в офис или домой, где его ждут новые, еще более сложные политические баталии. И кто знает, окажется ли он опять на белом коне?

Помню, когда мы все жили еще в Советском Союзе, то и дело приходилось или самому становиться частью банальных очередей в магазинах, или видеть толпы сограждан, пытающихся пробиться к какому-либо дефицитному товару. Многие из них, конечно, представляли собой закаленных политиков повседневности, но лучшими политиками были те, кто имел соответствующих знакомых или другие ресурсы, позволяющие обходить или укорачивать очереди. Видными политиками обыденности были и продавцы, товароведы, их начальники, знакомые, члены семей – все, кто имел специфические пути доступа к благам. Чем больше был дефицит, тем более рьяной становилась бытовая политическая борьба. А звезды частной политики наподобие великого комбинатора Остапа Бендера – ведь это таланты, которые в иных условиях могли бы стать и крупными общественными и государственными деятелями.

Но частной политики хватает в жизни каждого человека и без дефицита. В определенном отношении в бездефицитных условиях она даже «набирает обороты», становясь при этом утонченнее, изощреннее. Я знал человека, который никогда не повышал голоса, неизменно был учтив, внешне являлся воплощением интеллигентности и великодушия, но при этом всегда был вовлечен в скрытые политические игры и вредил многим людям, которые даже не подозревали о том, что стали жертвой продуманной тщательно засекреченной частной политики. Возможно, его обыденная политическая активность помогала его пищеварению, а может, доставляла ему эстетическое удовольствие. Как бы то ни было, он, имея сволочную натуру, был «блестящим» частным политиком, и редко кто догадывался о его темных помыслах и деяниях. Словом, своего рода местный макиавеллист – культурный и рафинированный интриган.

Определенная, самая элементарная политика, некая политическая борьба существует и у животных, живущих в сообществах. Возьмем, к примеру, соперничество самцов за самок или за территорию. Чем не своего рода политическая ситуация? Грубая сила, конечно, важна, но не менее важны сноровка, хитрость, расчетливость, учет ситуации, складывающихся отношений в стаде, в лесу или где-то еще. Даже комар, пытающийся укусить спящего человека, должен проявить стратегическое и тактическое мастерство – иначе его может ожидать простой, но смертельный шлепок. При чем тут политика? – спросит кто-то. А при том, что любое взаимодействие двух и более целеустремленных субъектов, которые располагают хоть какой-то степенью свободы, следует рассматривать как политическую в принципе ситуацию. Мотылек, летящий к горящей лампочке, – не политик. Но комар, который может выбрать свою жертву, место и время нападения – это уже своего рода политик. Конечно, комариной политике далеко до людской – зачастую более кровожадной, но тем не менее у насекомых тоже есть некая политика. Чем выше животные стоят на эволюционной лестнице, тем больше между ними «политических отношений», то есть отношений власти и влияния, выстроенных на свободе выбора и расчете. Организованности в муравейнике или пчелином рое может быть больше, чем в стаде львов или обезьян. Однако обезьяны и львы являются более зрелыми «политическими существами» по сравнению с пчелами и муравьями, поскольку у них больше индивидуальных целей и степени свободы, а тем самым необходимости в более сложных способах осуществления взаимного влияния и учета возможных вариантов действий другой стороны.

Возвращаясь к человеческой политике, стоит отметить, что одними из первых подлинных политиков были наши пещерные предки. Кто какой угол пещеры займет, кто с кем будет спать, кто пойдет на охоту, а кто будет делить шкуру убитого медведя – все это было предметом настоящей политики. Но делить шкуру убитого медведя могли, в принципе, все, а вот действительно большой политикой был дележ шкуры еще не убитого медведя. В таком сложном деле могли преуспеть лишь избранные – те, кто были способны заранее рассчитывать не только свои, но и чужие шаги. Еще тогда обозначилась одна из основных черт политика – расчетливость.

С развитием способностей и умений первобытных людей, с усложнением их социальной жизни происходило и их совершенствование как политических существ. Появились вещи, идеи и чувства, о которых не стоило говорить вслух. Среди них – зависть к власти. Политики были вынуждены действовать более завуалированным образом. Маневр стал неотъемлемой чертой политического поведения. Вождю надо было не только быть главным, но добиться признания окружающими своего главенства. На политические реалии стали оказывать влияние такие вещи, как право, мораль, этические нормы, нравственность. Одновременно люди изощрились в одолении правовых и моральных ограничений. Только умелое реагирование на ситуации уже не обеспечивало политический успех: чтобы оказаться на высоте, необходимо было создавать ситуации. А для этого требовалось не просто знать своих друзей и врагов, но и прогнозировать их поведение в определенных ситуациях. Будущее стало занимать большое место в жизни политиков. Для них организация жизни по принципу «здесь и теперь» окончательно уступила место принципу «там и тогда». Все большее значение начало играть разделение политического труда, то есть умение людей помогать друг другу в достижении своих целей. Способность создавать союзы превратилась в одно из главных умений политиков. Но при этом возрастала цена осторожности: сегодняшний союзник завтра может оказаться врагом. Словом, везде и во всем надо было рассчитывать, рассчитывать, рассчитывать…

Представьте себе человека, который все время что-то рассчитывает. Ужас! Когда же он расслабится, станет естественным, самим собой? А может, расчет и есть естественное состояние для него, если он – «политическое животное»? Ведь он всегда должен быть готов к борьбе, к тому, что рядом окажутся еще более хитрые и расчетливые политики. Вот ваш извечный оппонент, исконный недоброжелатель, сегодня вдруг оказывает вам добрую услугу. К чему бы это, как понимать его поступок? Предложение мира или хитрый расчет, начало скрытой и многоходовой комбинации, подвох? А как теперь себя с ним вести – делать вид, будто ничего не случилось, выказать любезность или выяснить отношения? Постоянная готовность к борьбе не может не создавать внутреннего напряжения, не правда ли? А может, так и должно быть? Может, это создает мотивацию, движет прогресс?

Джеймс Бьюджентал, один из самых авторитетных современных психологов, отмечал, что человек не должен ничего делать с собой, чтобы быть тем, кем он хочет быть; вместо этого он должен просто быть по-настоящему самим собой и как можно более широко осознавать свое бытие. Бьюджентал признает: сделать это лишь на словах – просто, а на деле – невероятно трудно, поскольку широкое осознание своего бытия и того, каким хочет быть человек, означает процесс изменения. Я вполне согласен с Бьюдженталом. Но что если наша глубинная сущность требует от нас быть лучше, сильнее, умнее, удачливее, счастливее, чем мы есть, – ведь налицо жесткая конкуренция с другими? То есть если вполне политические требования выдвигаются нашим же «нутром»? Человек может и не выполнять подобные требования, ведь он свободен отказаться от подчинения внутреннему давлению. Действительно, требования к человеку делать что-то могут возникнуть только тогда, когда у него есть какая-то степень свободы действий и, соответственно, он может поступать по-своему.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66174116) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Для решения проблем, связанных с Карибским кризисом, президент Джон Кеннеди создал Исполнительный комитет Совета по национальной безопасности (Executive Committee of the National Security Council) в составе 14 человек, куда входили высшие должностные лица правительства, руководители военных, разведывательных и дипломатических ведомств. Этот комитет получил известность как ExComm – Исполком.