Книга - Научный вклад психологии и авиационной медицины в профессионализм авиаторов

Научный вклад психологии и авиационной медицины в профессионализм авиаторов
Владимир Александрович Пономаренко


В книге собраны избранные труды известного ученого в области профессионального образования, психологии и педагогики опасных профессий, восстановительной медицины и эргономики, заслуженного деятеля науки, доктора медицинских наук, профессора психологии труда, Лауреата премии Правительства РФ в области науки и техники, академика Российской академии образования В. А. Пономаренко. В данную книгу вошли многоаспектные практические научно-публицистические материалы: образовательные курсы по летному труду для летчиков, авиационных врачей и психологов, по социально-психологическим проблемам безопасности полетов в гражданской и государственной авиации, по проблемам воспитания, культуре, духовности с учетом изменившихся социально-экономических условий труда и жизни. Представлено собственное научное видение сущности летной профессии, формирования личности, ее образовательного и культурного уровня, человеческой и профессиональной надежности. Объективно рассматривается роль, место и содержание гуманитарных наук. Изложенные позиции обосновываются уникальными материалами в сочетании со свободным размышлением ученого о состоянии дел в современной авиации. Приведен обзор зарубежных исследований в интересах самолетов 5-го поколения.

Книга предназначена для всей мыслящей Авиации, в том числе и конструкторов авиационной техники. А возможно, и для более широкого круга читателей, ищущих, преобразующих удивительный и праведный мир Авиации.

В формате a4.pdf сохранен издательский макет.





Владимир Пономаренко

Научный вклад психологии и авиационной медицины в профессионализм авиаторов



© Пономаренко В. А., 2017


* * *


Посвящаю Небожителям труд авиационных психологов и врачей







Введение


С детства у нас есть привычка: услышав гул самолетных двигателей, поднять голову и взглядом проводить самолет. Это говорит о том, что, даже плотно войдя в нашу жизнь и быт, авиация продолжает быть для разных людей чем-то волнующим, личным. Волнует, прежде всего, потому, что представляет своего рода символ дерзости и мощи человеческого ума, преодолевшего казавшийся незыблемым порядок вещей и поднявшего в воздух людей и металл. Прогресс техники в этой области оказался огромным. В самолетостроении как нигде мы постоянно ощущаем развитие, движение вперед. Воплощая в себе многие технические идеи, результаты усилий научных и инженерных коллективов, самолеты на наших глазах летают все дальше, выше, быстрее – наперекор стихийным силам природы. Мощь и красота техники – вот что в первую очередь привлекает внимание в авиации.

Но есть и еще одна сторона дела. Где самолет, авиация, там и авиаторы: летчики, курсанты, инструкторы, авиационные инженеры, техники, врачи, связисты, метеорологи. Словом, люди. Разные люди. Не одной техникой живет авиация, но и духом людей, управляющих ею. Какие же особенности присущи этим людям, избравшим себе профессию летать, а среду обитания – небо? Известно, что общественное бытие человека определяет его общественное сознание (К. Маркс). В силу необычности бытия авиаторов, надо думать, и их сознание, и их духовный облик также обладают особыми чертами. Что же волнует этих людей? Чем характерны их дела? Какими заботами они живут? Каковы насущные проблемы авиационной жизни?

В этой книге мы стремимся выявить духовную, нравственную составляющую летного дела. Под нравственностью в данном случае понимаем такие формы общественного сознания, которые, будучи вплетены в работу авиаторов, делают ее духовно осмысленной, основанной на совести, чувстве долга и наших коммунистических идеалах. Дух нашей Советской авиации отличался силой и был высоко ценим народом. Однако это утверждение, само по себе верное, все же слишком общо. Пристальное изучение летных проблем, непосредственное участие в испытательной работе, проведение многих экспериментальных научных исследований в кабине самолета, изучение жизни и труда летчиков, проводимые нами в течение 25 лет, привели нас к убеждению в огромном значении в авиации нравственной составляющей и позволили выделить отдельные ее стороны.




1. Духовные истоки авиации


Выучиться летать трудно, жизнь на это положить надо.

    Полковник С. Анохин, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР

Представим себя на месте человека, которому задают вопрос: «В каких профессиях можно найти одержимых людей?». Наверняка среди других была бы названа летная. И вместе с тем сегодняшняя общественная оценка летной профессии все чаще и чаще сближает ее с житейской практикой: авиация перестала быть уникальной, сегодня – это массовая профессия. Многим кажется, что самолет – это уже не самовыражение человеческого духа, а средство передвижения, обычный, хотя и специфический транспорт. Безусловно, гражданская авиация – это воздушный транспорт, протяженность ее дорог – сотни тысяч километров. Они связывают воздушными трассами более трех тысяч городов и поселков. Наши самолеты летают в 84 страны мира. Без авиации просто не могут обходиться геологи, нефтяники, лесная охрана, рыбный промысел, сельское хозяйство, охрана природы. Достаточно сказать, что только за один год авиация способна перевезти более 100 млн пассажиров, около 3 млн тонн грузов и почты, с ее помощью можно обработать более 90 млн гектаров полей.

Итак, с социальной точки зрения, гражданская авиация – это отрасль народного хозяйства, обеспечивающая его потребности. Известно, что в нашем государстве особую роль играет транспорт, роль и экономическую, и политическую, и, если хотите, психологическую… Транспорт служит коммуникативным средством для развития социалистического характера цивилизации, в самом широком смысле слова.

Наряду с гражданской существует военная авиация, социальная функция которой сводится к самому священному делу – защите воздушных просторов нашей Родины, к защите Отечества. Отсюда берут начало патриотизм, идейная убежденность, цельность мировоззрения, профессиональная направленность военного летчика.

Побудительный мотив к постоянному профессиональному росту, самосовершенствованию качеств воздушного бойца, к самовоспитанию волевых черт характера рождается из тех же моральных источников, что и духовные основы нашего Отечества. Конституционный долг превращается у военного летчика в убеждение, нравственную позицию, что и формирует беспредельную преданность Родине как основу морального духа личности. С точки зрения социально-психологической, для летчика любого рода авиации его труд как в прошлом, так и сегодня, да и в будущем, остается желанной потребностью, воплощением лучших нравственных начал, истоком духовной силы и самого смысла жизни.

В своей профессии военный летчик черпает силы для нравственного и физического совершенства, в ней он видит истоки своих потребностей и будущую реализацию индивидуальных возможностей, в ней формируются конкретные общественные отношения. В этом плане проблема формирования профессионала, его воспитания прямо смыкается с задачами формирования человека коммунистического общества.

Воспитание нового человека, гармонически сочетающего в себе духовные богатства, моральную чистоту и физическое совершенство, является повседневной заботой партии и Советского государства. Профессиональное воспитание нового человека – это наша программная цель.

Исходя из этого, становится очевидным, что в нашем обществе профессионализм выступает как совокупность специальных, личностных, деловых и нравственных качеств. Профессия охватывает и личность человека с его духовным миром, и труд с его общественным предназначением. Человек труда – вот наша общая забота и надежда, человек в труде – вот фокус нашего внимания.

Профессии, как и люди, имеют свое лицо, свой характер, свой престиж. Ф. Энгельс писал о том, что каждая профессия имеет свою мораль. Это указывает на взаимосвязь деловых и нравственных качеств, особенно в тех профессиях, которые требуют максимальной самоотдачи в труде, которые немыслимы без высочайшей ответственности и гражданственности. В ряду таких профессий, безусловно, стоит профессия военного летчика. В ней человек приобретает особое предназначение в реализации усилий большого коллектива; особенности его индивидуальности выступают здесь одновременно и как мера уникальности и сложности данного вида труда, и как мера его общественной полезности. Более чем в других профессиях, смелые действия, волевые поступки становятся здесь закономерным явлением, вытекающим из самой сущности труда летчика.

К настоящему времени много и хорошо написано о героических делах летчиков: в печати широко освещены исторические перелеты через Северный полюс в Америку, полеты на побитие рекордов дальности» высоты и скорости, подвиги летчиков в интернациональных бригадах, их массовый героизм в боях Великой Отечественной ВОЙНЫ. Конечно, авиаторы гордятся тем, что первые Герои Страны Советов – летчики, первые трижды Герои Советского Союза – опять же летчики, первый космонавт – летчик, первым человеком, ступившим на Луну, стал летчик.

Но мы хотим повести речь не столько о героике, сколько о трудной основе профессии летчика, о его личности, моральном и психологическом облике, ибо человек неотделим от своей профессии. Конечно, здесь надо иметь в виду, что не все можно увидеть со стороны, и стоит признать правоту летчиков, считающих, что точка зрения «изнутри» предоставляет больше возможностей. «О летной профессии должны рассказать прежде всего сами летчики (хотя, конечно, не только они одни)»[1 - Галлай М. П. Размышления о летной профессии // С лед в небе. М.: Политиздат, 1976. С. 35.]. По-видимому, во многом оправдана боязнь летчиков быть непонятыми. Антуан де Сент-Экзюпери писал: «Ривьер боялся иных поклонников авиации, они не понимали сокровенного смысла трудной жизни летчиков, их восторги извращали самое существо приключения и принижали людей»[2 - Сент-Экзюпери А. Ночной полет. М.: Правда, 1979. С. 16.]. Но тем не менее попытаемся прикоснуться к мотивам стремления человека в небо.

Термин «авиация», как известно, происходит от слова «авис» – птица. Люди пришли к созданию летательного аппарата от мечты, от чувства разума. Человеку хотелось взлететь не из озорства или простого любопытства, а из-за неиссякаемой потребности к познанию нового. Особенно хочется выделить в этой объективной действительности ее субъективную составляющую, т. е. потребность человека подняться над землей. Это предполагало активизацию наиболее ценного качества человека – его способность к творчеству. Издавна мечту о свободе и лучшем будущем человек связывал с возможностью летать. Овеществление мечты о небе зарождало, формировало облик авиаторов, их волевые и творческие начала в опасном и рискованном деле. Но это была не слепая жертвенность фанатиков, а долг перед человечеством: стремление оправдать его веру в реальность полета человека. Можно сказать, что первый духовный исток авиации заключается в ее народности: существовали народные легенды, вековые мечты о полете, была могучая воздушная стихия, и требовалось покорить ее. Именно в побудительном мотиве превозмочь собственную слабость и религиозные запреты ради высокой цели – раздвинуть горизонты человеческих возможностей и формировалось эмоциональное и волевое начало летчика. Авиатор утверждал себя как выразитель народной идеи: «Человек полетит!». Все это наполняло его душу особым смыслом, так как он был призван служить мечте человечества. И в летчике видели или хотели видеть, прежде всего, благородство и чистоту помыслов.

Интересен такой исторический факт. После 25-летнего пребывания в Шлиссельбургской крепости народоволец Н. А. Морозов, мечтавший все эти годы об авиации, хочет поступить в аэроклуб, именовавшийся тогда «императорским». Он долго не решается это сделать из-за ненавистного слова «императорский». Преодолел он свои колебания исходя из следующих соображений: «После некоторого раздумья я пришел к выводу, что „люди воздуха“, составляющие главный контингент его членов, по самой своей натуре не способны пресмыкаться и я могу, не стыдясь, быть в их среде под каким угодно именем»[3 - Королёва Е., Рудник В. Соперники орлов. Одесса: Маяк, 1971. С. 115.].

Итак, человек свою жизнь в авиации начинал с оценки моральных основ будущей профессии, его личность формировалась дерзкой, решительной, бескомпромиссной, ей были присущи благородные помыслы, сильные страсти и поступки. История воздухоплавания показывает, что люди начали летать еще тогда, когда полет не приносил человеку материальной выгоды, а лишь таил в себе угрозу увечья или гибели. Становление и развитие авиации, постепенное общественное признание лепили фундамент личности летчика.

Когда мы называем народность духовным истоком авиации, то, естественно, подразумеваем общественную потребность в развитии более совершенных средств для достижения стоящих перед обществом целей. Безусловно, интерес к авиации, тем более военной, появился не только из-за сложившихся профессиональных свойств личности пилотов, но и в связи с ростом боевых возможностей самолетов.

Великая Октябрьская социалистическая революция резко повысила социальное значение профессии авиаторов. Революционный народ защищал свое родное Отечество рабочих и крестьян. Полеты на несовершенных летательных аппаратах стали выполнением патриотического долга. Патриотизм летчиков молодой Советской республики не мог остаться незамеченным. Только за 1918–1919 гг. известны более 200 подписанных В. И. Лениным документов, направленных на развитие авиации. Напомним читателю, что к началу Гражданской войны в Советской России было 300 самолетов, в основном аппараты иностранных марок «Фарман», «Моран», «Вуазен», «Ньюпор». Были самолеты и отечественного производства, в частности самолет И. И. Сикорского «Илья Муромец», поднимавший 800 кг бомб; летающие лодки М-5, М-9, сконструированные Д. П. Григоровичем[4 - Развитие авиационной науки и техники в СССР. М.: Наука, 1980.].

10 ноября 1917 г., по указанию В. И. Ленина, с целью руководства авиационными частями, преданными революции, было создано «Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания». 24 мая 1918 г. образовано Главное Управление Рабоче-Крестьянского Военно-Воздушного Флота». В это же время В. И. Ленин отдавал личные распоряжения о финансировании Одесского, Севастопольского, Московского авиационных заводов[5 - Кутахов П. С. Овеянные славой побед // Авиация и космонавтика. 1978. № 5.]. Забота и глубокое понимание роли авиации в деле защиты Отечества вызвали к жизни небывалый патриотический подъем у летного состава в те далекие годы Гражданской войны.

Первый духовный исток авиации приобретал более четкие социальные контуры: он находил свое выражение в действиях патриотов-летчиков, связанных с защитой социалистического Отечества. И в основе всего этого по-прежнему была неистощимая любовь к полету.

«Советская Россия, – писал Герой Гражданской войны летчик Ю. А. Братолюбов, – получит высший класс летчиков из тех, кто любит дело авиации, для кого воздух – родная стихия».

Второй духовный исток авиации мы видим в коллективности усилий людей, посылающих летчика в полет. Как известно, Маркс считал, что личность можно понять лишь при рассмотрении жизни индивида в обществе, т. е. через анализ отношений «индивид – общество». В личности летчика такое ее качество, как целостность, определяется ее направленностью и потребностями. «Сущность человека, – писал Маркс, – не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений»[6 - Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3 т. М.: Госполитиздат, 1970. Т. 1. С. 2.]. С этих позиций мы и рассмотрим второй духовный исток авиации.

Одно из наиболее развитых социальных качеств летчика – это постоянное чувство ответственности за выполнение любого полетного задания. Как это чувство образуется? Оно исходит из глубины общественных отношений в авиационном коллективе. Известно, что в социальной микроструктуре коллектива авиаторов работа каждого из них в конечном счете замыкается на летчике в полете. Инженеры и техники готовят самолет к полету, врачи обеспечивают информацией о состоянии организма, метеорологи – об окружающей среде, связисты обеспечивают связь с пунктами управления, диспетчеры, руководители полетов обеспечивают контроль за воздушным пространством и управлением с земли, аэродромно-технические работники обеспечивают благоприятные условия посадки и т. д.; со всеми этими людьми летчик взаимодействует, ко всем имеет личное отношение и в то же время качество работы всех лиц, обеспечивающих полет, имеет персональное отношение к нему, ибо недостаточный прогноз погоды может создать опасные условия полета, спешка в подготовке самолета к вылету может привести к отказам в воздухе и т. д.

При всем многообразии человеческих связей в летном коллективе всегда сплетены воедино общественная мораль (ты доверяешь людям, помогающим тебе) и индивидуальная мораль (быть достойным доверия, уважения и заботы). С этой общественной связи начинается нравственная сила советского летчика.

Самой системой отношений авиаторов друг к другу строятся прочные основы моральных и нравственных устоев. Ибо у летчика это не просто профессиональное отношение к специалистам, обеспечивающим его, это социальное свойство авиационного коллекции. Летчик не только аккумулирует в себе общую задачу, но и отражает уровень ее решения всем авиационным коллективом, включая и создателей техники. В дружных авиационных коллективах хотя и возникают порой противоречия между специалистами, но они не антагонистичны и, как правило, сглаживаются благодаря единомыслию и общности цели. Кто знает авиацию, тот наверняка поражался тому глубокому взаимопониманию и уважению, которые присущи профессиональной жизни авиаторов. Надо видеть, как провожает техник летчика в полет, надо чувствовать, как он ждет его возвращения. Это духовное единение рождает у настоящего летчика общественное отношение к профессиональной морали: «Сам погибай, но товарища выручай», «Один за всех, все за одного».

Итак, в авиационном коллективе ядро профессиональной морали заключается не только в чувстве долга, интересе, но и в спрессованности результата труда всего коллектива в профессиональную честь и мастерство летчика. Поэтому цель здесь принимается всеми как общая и летчиком – как своя. Именно отсюда проистекают писаные и неписаные моральные законы, устанавливаемые самими членами авиационного коллектива.

Иллюстрацией к сказанному может служить один из эпизодов авиационной жизни. Так случилось, что самолет приземлился в непогоду, да еще с аварийным остатком топлива. Это означало, что летчик имел только одну попытку на посадку. Когда до взлетно-посадочной полосы осталось меньше километра, он доложил, что полосы не видит. Выход один: покинуть самолет. В этот момент руководитель слепой посадки летчик первого класса капитан Ю. Проскуряков, нарушив инструкцию, передал на борт: «Володя, я тебя вижу, идешь отлично, продолжай снижаться». И через несколько секунд: «Ты над полосой, убирай обороты». Впоследствии летчик говорил: «Я поверил Проскурякову, он всегда выручал, это большой авторитет для нас». В свою очередь, Ю. Проскуряков писал в объяснительной записке: «В. Лобанов – хладнокровный летчик, я был уверен в его выдержке и мастерстве, свои действия не считаю авантюрой, так как они были результатом нашей многолетней совместной работы». Оставим в стороне вопрос о том, насколько действия руководителя посадки соответствовали инструкции. Заметим только, что и летчик, и руководитель полета с честью вышли из тяжелого положения потому, что обладали огромным взаимным доверием.

Углубление связи между трудом отдельного человека и трудом коллектива делает персональную ответственность летчика за свои действия в полете еще более значимой всегда, при любых смягчающих и отягчающих обстоятельствах. Он берет на себя груз вины как за свои ошибки, так и за ошибки, рожденные на земле… За этим стоит его великодушие и душевная чистота, правдивость и снисходительность. Даже эти небольшие штрихи приводят к мысли о том, что в летчике концентрируется весь труд, все цели коллектива. Летчик в профессиональной общности авиаторов есть сосредоточение коллективистских начал. Летчику представляется свобода в действиях в воздухе как знак доверия, особо уважительного отношения общества к его личности. В процессе становления его как профессионала свобода тесно смыкается с чувством ответственности, и это служит основанием для самостоятельных, решительных действий.

Летчик несет персональную ответственность за жизнь экипажа, пассажиров, за летательный аппарат. Эта сторона его профессии формирует социально обусловленную ответственность за свои действия. Он обязан сам принять решение в тяжелых условиях, когда под угрозой жизнь экипажа, да и его собственная. В профессии летчика подобная самостоятельность поведения узаконена: ему предоставляется право па окончательное решение. Но как должен быть чист человек, чтобы всегда верно использовать это право распоряжаться своей и чужими судьбами!

Авиаторы могут гордиться тем, что высокий уровень моральных принципов, которые приняты в их коллективе, подтверждается лучшими примерами из истории человеческих отношений. Мы задали военным летчикам вопрос: «Как формируется моральный облик летчика, в чем его нравственные начала?» Приведем ответ летчика первого класса полковника С. Сурменева, в котором отражена суть многих других ответов: «Внешне кажется, что в авиационном коллективе летчик на вершине пирамиды. На самом деле он реализует результат труда тысяч людей. Не ради летчика все это делается. Ему только доверено довести до цели творение рук общества как человеку профессионально подготовленному, реализовать их замысел. И летчик это понимает, он горд этим поручением. И не зазнайство или чувство превосходства развивается этим доверием, а душевная благодарность к людям, доверяющим ему свой коллективный труд. Чувство подотчетности этим людям и своя нужность для них формируют цель и смысл жизни». В этих мыслях и чувствах состоит естественное, сокровенное качество советского человека – преданность коммунистическим идеалам и беззаветная вера. Один из основных среди них: жить и приносить радость другим. Человеколюбие как одна из жизненных заповедей – вот нравственный стержень жизни любого авиационного коллектива.

Третий духовный исток авиации заключается в потребности человека к творчеству. Этот исток требует некоторого философского осмысления, так как он сближается со смыслом жизни в стремлении к реализации духовных сил, в стремлении личности к самовыражению, а тем самым к творческой деятельности. Как глубокомысленно заметил известный летчик Герой Советского Союза М. М. Громов: «Летать! Но во имя чего? Ибо летать, как жить вообще, без большой цели бессмысленно»[7 - Громов М. М. Через всю жизнь // Новый мир. 1977. № 1–3.]. Речь идет о смысле летной жизни, о ее творческом начале, именно творчестве полета, которому люди, путающие понятия творить и вытворять, всегда в качестве альтернативы выдвигают дисциплину. В этой связи стоит рассмотреть наболевший вопрос, который беспокоит воспитателей авиаторов, а именно вопрос о соотношении дисциплины, риска и творчества. Обратимся к некоторым фактам из истории авиации.

Первые полеты задумывали и простые люди, и крупные ученые, и талантливые инженеры. Известно, что первые самолеты конструировали в условиях практически полного недоверия и недоброжелательства официальных лиц. Вспомним А. Ф. Можайского и братьев Райт. И все же они – первые инженеры-летчики-испытатели – решали проблему как научную, ибо в основу проектирования был заложен эксперимент. Давайте вдумаемся, и мы поймем, что реальность полета ее в «утробном периоде» определялась инженерным расчетом конструктора-летчика. Они, наши незабвенные первопроходцы, ценой собственной жизни подтверждали мораль древних мыслителей: «в невежестве и фальшивом знании – источник зла». Тогда безопасность полета была воистину мерилом грамотности, ибо пренебрежение законами полета делало далеко не многочисленные ряды авиаторов на одного конструктора меньше. Пройдя сквозь недоверие, страх, враждебность, сенсационную славу, авиация утверждалась как новая «сверхъестественная» техника, а летный состав как представитель героической профессии. Не случайно первое боевое применение авиации показало, на что способен великий боевой дух летчика, который в значительной мере способствовал боевой результативности авиации.

Высокие морально-боевые качества проявили летчики молодой Советской республики, совершив в годы Гражданской войны более 20 тыс. самолето-вылетов. Хорошо известны успешные действия авиации под Казанью, при разгроме белогвардейской конницы осенью 1919 года на Южном фронте, в боях под Каховкой. Большая заслуга принадлежит авиаторам в разгроме войск Колчака, Деникина, Врангеля, в борьбе с басмачеством.

Большой воспитательной силой, формирующей мотивы к службе в военной авиации, были приказы Реввоенсовета Республики. Приведем одну лишь выдержку из подобного приказа:

«Героическая Красная Армия уничтожила все белогвардейские гнезда, организованные Антантой против трудовой республики. В этой борьбе славное место занимает Красный Воздушный флот Республики, созданный руками авиаработников. Республика знает, какие тяжелые жертвы понес Воздушный Флот за счастье трудящихся, за укрепление революционных завоеваний. Революционный военный Совет Республики, зная, в каких тяжелых условиях приходилось строиться, жить и работать красным летчикам, воздухоплавателям и всем работникам Воздушного Флота, приносит им от лица Республики благодарность за самоотверженную боевую работу и отмечает особые заслуги перед Революцией» (Приказ № 259 от 31 января 1921 г.).

Подобные приказы, несомненно, воспитывали патриотические чувства защитников Родины, которые питали истоки авиации у желающих стать летчиками.

Всякая деятельность, в том числе и летная, начинается с мотива, который выступает как побудительная сила поведения. Побудительным мотивом для летчиков служит страсть к полету, а «ничто великое в мире не совершалось без страстей» (Гегель). В подавляющем большинстве случаев само стремление к полету вызывалось общественными потребностями. Многие помнят призывный клич Родины: «Комсомолец – на самолет!» – и вслед за этим массовый душевный порыв молодежи в авиацию. Все романтики, мечтатели грезили авиацией, всем хотелось проверить и испытать себя. На наш анкетный вопрос о побудительном мотиве стать летчиками мы получили следующие ответы:



«Овладеть серьезной военной специальностью в связи с надвигающейся угрозой войны» (заслуженный летчик-испытатель СССР, генерал-майор авиации С. В. Дедух).

«Повлияли достижения авиации 30-х годов, подвиги наших летчиков на Халхин-Голе и в Испанской войне (заслуженный летчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации С. А. Микоян).

«Общий интерес молодежи к авиации, призыв партии к комсомолу «Комсомолец – на самолет!». На IX съезде ВЛКСМ в январе 1931 г. было принято шефство комсомола над ВВС (заслуженный летчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза, полковник запаса Ю. А. Антипов).


Есть, конечно, и более субъективные обстоятельства, порождающие страсть к полету. Мы не должны забывать, скажем, о такой черте юноши, как честолюбие, как желание превосходить окружающих сверстников, быть среди них самым смелым, победить в себе инстинктивную боязнь, преодолеть себя в борьбе со своими сомнениями. Из этих чувств-кирпичиков начинает складываться характер и личность летчика. Вначале летчик просто наслаждается полетом, он парит над Землей, он может ее «сделать большой и маленькой», он видит Солнце, когда над Землей облака. Он – птица. Этот сплав необычных чувств, возникающих вместе со свободой управления собой в трехмерном пространстве, формирует особое состояние души, которое затем определяет черты его характера. «Чувственное» наслаждение от полетов не покидает летчика и в пору его становления, и в пору профессиональной зрелости. Летчик работает, как художник, и страсть помогает ему творить полет.

Дисциплина летчика, дисциплина полета – это далеко не личное дело. Поэтому следует в психолого-педагогической практике воспитывать такое высокое осознание положения дел, чтобы у летчика стремление совершить полет одновременно выступало бы как закон, определяющий способ и характер действий, которому он должен подчинить свою волю. Желание летать – это необходимость не только для индивида, но и для общества. И вот здесь мы подходим к самим основам дисциплины летчика. Они – в диалектической взаимосвязи свободы и необходимости. Целевая направленность летной жизни превращает свободу в необходимость. Личность летчика может быть охарактеризована словами Э. Канта: «…в личности нет, правда, ничего возвышенного, поскольку она подчинена моральному закону, но в ней есть нечто возвышенное, поскольку она устанавливает этот закон и только потому ему подчиняется»[8 - Кант Э. Сочинения. М., 1968. Т. 4. С. 283.].

Творчество и заключается в развитии и совершенствовании правил. Курсант, летчик, осваивая летные упражнения, создает базу для дальнейшего совершенствования приемов и способов пилотирования, ведения воздушного боя. Нет нужды доказывать роль творчества в боевом полете. Но, когда немецкие летчики кричали: «Ахтунг! В небе Покрышкин», – они ведь предупреждали не только о смелом летчике, они готовились к неожиданным приемам нашего творчески мыслящего аса. В небе Кубани А. И. Покрышкин применил новые тактические приемы в части эшелонирования боевого порядка патрулей по типу «этажерки», разработал прием патрулирования на повышенных скоростях путем пилотирования не на одной высоте, а по вертикальному эллипсу. Это создавало возможность держать в своих руках инициативу за счет тактической формулы «высота – скорость – маневр – огонь». «Надо же было, – писал А. И. Покрышкин, – не „ходить“ над районом, не барражировать, прикрывая собой небо от „юнкерсов“, подставляя себя под трассы „мессершмиттов“, а самим обрушиваться на противника, атаковать вражеские самолеты внезапно, бить наверняка»[9 - Покрышкин А. И. Небо войны. М. Молодая гвардия, 1968. С. 242.]. Показательный пример – боевая жизнь дважды Героя Советского Союза, ныне маршала авиации Н. Скоморохова, который за всю войну не только ни разу не был сбит, но даже не получил ни одной пробоины. Зато сам сбил 46 вражеских самолетов[10 - Скоморохов Н. Боем живет истребитель. М.: Воениздат, 1975.]. Нельзя не вспомнить высказывания Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта авиации, заслуженного летчика-испытателя СССР, летчика космонавта СССР Г. Т. Берегового: «…профессию военного летчика нельзя свести к понятию ремесленничества, когда результат заранее предопределен уровнем навыков, который не предполагает в себе необходимости непрерывного выбора… типовой технологии воздушного боя, к счастью или к сожалению, не существует – летчик должен творчески контролировать обстановку»[11 - Береговой Г. Т. Небо начинается на земле. М.: Молодая гвардия, 1976.].

А вот взгляд на творчество летчика, прославленного аса военных лет, трижды Героя Советского Союза, маршала авиации И. Н. Кожедуба: «Мы часто говорим о том, что в воздушном бою многое зависит от готовности летчика к риску, от смелости, воли к победе. Но рассчитывать только на смелость, бесстрашие и даже на опыт нельзя. Мы все время должны изучать поведение противника, искать новые тактические приемы, быть новаторами»[12 - Кожедуб И. Верность Отчизне. М.: Воениздат, 1975. С. 338.].

Творчество и риск всегда были неотъемлемой частью профессиональной жизни летчика, особенно в боевых условиях. Дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации А. Алелюхин в годы Великой Отечественной войны сбил 57 самолетов противника. Это тысячная часть из тех 57 000 самолетов врага, которые уничтожены в воздушных боях на Советско-Германском фронте. По мнению авиационных специалистов, достаточно было бы всего 1000 летчиков, таких как А. В. Алелюхин, чтобы уничтожить всю фашистскую авиацию. Отсюда выступает ведущая роль творческого мышления военного летчика, без развития которого не может быть настоящей воздушной, тактической и огневой выучки. Творческое мышление не есть альтернатива дисциплине. Эти категории диалектически неразрывны. Поэтому в авиации повседневно и ежечасно утверждался железный порядок, строгая организованность и дисциплина, являющиеся профессиональным фундаментом творчества. Утверждались потому, что в авиации нет мелочей, самого серьезного отношения требует все: и самолет, и обеспечение, и полет, и даже элемент полета.

Организованность и дисциплина в авиации – профессиональная привычка, своеобразный ограничитель в соревнованиях по типу «кто дальше высунется из окошка», без которого нельзя работать.

Естественно, что любое совершенствование боевых приемов всегда сопряжено с определенным риском. Риск существует в любом полете, особенно испытательном. Тем не менее и обычные, и испытательные полеты проводятся регулярно. Благодаря осознанному риску в относительно небольшом числе испытательных полетов обеспечивается существенное уменьшение риска для обычных полетов гражданской и военной авиации. Следовательно, рискуя во имя интересов других, летчик-испытатель обеспечивает безопасность массовых полетов. Таким образом, риск, диктуемый общественным интересом и при наличии потребности, рождает психологическую готовность к подвигу.

Смелые, решительные действия не есть следствие «автоматизма и инстинктов в действиях», т. е. зазубренных правил, а являются творческими, благородными, в высшей степени нравственными поступками: подвиг только тем и отличается от случайности, что он имеет нравственное начало! Творчество летчика не должно пониматься как желание «вытворять». Его надо понимать глубже, увязывая с сущностью летчика как человека, представляя ее не только как набор таких психологических качеств, как память, внимание, координация, эмоциональная устойчивость и пр., и пр. Летчик как личность эмоционален, раним, склонен к художественному восприятию мира, и его человеческая сущность состоит в том, что он побеждает не только воздушную стихию, но и себя, собственные слабости.

Летчику свойственен неистощимый познавательный интерес. Как профессионал он прогрессивен, постоянно осваивает, открывает для себя все новое и новое. Необычная обстановка, в которой работает летчик в полете, требует от него постоянной готовности к неожиданному, т. е. к действиям в нестандартных ситуациях. Отсюда его высокий уровень оперативности мышления, быстроты решений и реакций. Пассажир – в самолете, летчик же – не внутри самолета, а вместе с ним, летчик и самолет – единый организм, и летчик постоянно совершенствует свои знания об этом организме, расширяет его возможности, совершенствует и исследует их. В этом состоит существо его профессиональной культуры. По мере того как формируется профессионал, происходит незаметная метаморфоза: вначале удовольствие от полета, потом работа и только после – удовлетворение от летной работы.

Почему летчик так стремится к творчеству? Да потому, что он ведет образ жизни, который его гораздо чаще других ставит в условия, когда надо если не понять, то задуматься над смыслом жизни, над отношением к миру, к другому человеку, к самому себе.

Третий духовный исток авиаторов – творческое начало летного труда – напоминает нам, что оно является одним из решающих факторов обеспечения безопасности полета. Однако воспитатели летного состава и авиационные командиры всех степеней должны ясно представлять, что безопасность полетов не может быть самоцелью в военной авиации. Безопасность ради чего? Исключить в летной работе опасность – для летчика это нереально. Ибо, как отмечено выше, всегда сохраняется опасность полета, но не фатальность его исхода. Безопасность полета – это нравственная проблема, и разумное ее решение предполагает свободу выбора, творческого решения сложных проблем, возникающих в полете, исключительную активность установки личности летчика на достижение конечного результата полета. Ограничения, упрощения, чрезмерные запреты препятствуют развитию главного – готовности летчика к осознанному риску, к внутренней дисциплине, к творчеству, без чего нет авиации. Десятки тысяч сложнейших непредвиденных неожиданностей в полете закончились благополучно только за счет творческих решений летчиков, по сути составляющих фундамент надежности их действий в особых случаях полета. Да, творчество как стремление, творчество как результат самосовершенствования всегда было, есть и будет духовной основой летной профессии.

В анкете мы задали вопрос: «Что же такое летчик? Его качества являются врожденными или формируются профессией?» Процитируем некоторые ответы.



«Летчик, обученный управлению самолетом или вертолетом, – это, конечно, профессия. Как представитель профессии он может быть очень хорошим, средним или просто бездарным специалистом. В принципе, научить летать можно практически любого здорового человека, но, чтобы стать хорошим летчиком, нужно призвание, страсть, талант. Чкалов, Анисимов, Громов и многие другие были талантами. Что же такое летчик? По-моему, это человек, имеющий способности, склонность к овладению этой профессией; он не сверхчеловек, он обладает многими качествами, которые выделяют его из общей массы. Основные из них – воля, характер, умение пойти на разумный риск. Лично мне привили любовь к нему, научили не бояться риска, сохранять голову в горячих ситуациях. Научили творчески решать сложные полетные ситуации, причем самостоятельно. В этом я вижу путь к становлению личности летчика» (из анкеты летчика 1-го класса полковника запаса В. Л. Хмелевского).

«Нелегко ответить однозначно, что же такое летчик. Это личность изначально или таковым его делает профессия? Я ни в истории авиации, ни в жизни не нашел летчика во всех отношениях безукоризненного. Тем более не достиг этого сам. За все более чем 20 лет летной работы я не помню ни одного полета, которым был бы доволен полностью. Всегда стремился к тому, чтобы до тонкостей, «до косточки» чувствовать самолет, врасти в него. Старался физически впитать в себя самолет, пальцами рук вместо крыльев чувствовать упругую струю воздуха, быть полнейшим хозяином воздушной среды. По моему разумению, летчик (а в это понятие вкладываю не только технику пилотирования, а всего человека, его душу) – это ненасытная жажда к полету, творчество, фанатизм. Под фанатизмом я разумею тончайшую и бескорыстную любовь к своему делу. Можно еще услышать: «Подумаешь – летчик! Петля, штопор». Невольно хочется воскликнуть: «Что ты понимаешь в петле, в штопоре? Не в смысле техники исполнения, а в поэзии полета? Летчик счастлив своей профессией, так как в ней его цель, a остальное как-то не замечается, и то, что со стороны может выглядеть как служебное «невезение», просто воспринимается как огорчительные неприятности. А всякий вечный страх, ожидание несчастья – это, по-моему, для тех, кто, по словам Куприна, «взял да и притворился летчиком» (из анкеты летчика 1-го класса, подполковника запаса И. Теницкого).

«Профессией летчика может овладеть практически любой нормальный психически и физически здоровый человек. Летчик – это отобранный из общей массы человек, обладающий наибольшими возможностями и способностями для выполнения летной работы. В каком бы полете летчик ни находился, он постоянно чувствует на себе взгляд со стороны. Это и радиолокаторы, и радиосвязь, это взгляды своих товарищей по полету и тех, кто остался на земле. Все они, конечно, наблюдают за ним, а он, чувствуя это, хочет показать себя ловким, смелым, находчивым, а полет свой – совершенным, изящным и красивым. Летчик – это чувственная натура. Отстранение от полетов для него трагедия. За допущенную ошибку казнит себя, уединившись от людей. У него нет врагов, обращение со всеми дружелюбное. Все сказанное относится к идеальному летчику, скорее всего к летчику-истребителю. Чтобы заострить внимание на некоторых его качествах, я, возможно, приукрасил его. Далее хочу подчеркнуть, что летчик, кроме того, еще и продукт коллектива. В авиации накоплен огромный опыт и созданы свои традиции. Они были заложены бескорыстными первопроходцами воздухоплавания, преумножены и отцементированы в небе Великой Отечественной войны. Традиции, в первую очередь, обязывают летчика быть честным. Среди летчиков нет людей нечестных, скрытных или хвастунов. Такие в авиации не приживаются. Летчику могут простить ошибку, неумение или дурной характер, но измену товарищу – никогда. Способность пойти на риск и лишения ради товарища, ради общего дела – одно из самых важных качеств летчика. Все наши летчики, Герои Советского, обладали именно такими качествами или благодаря этим качествам они стали Героями» (из анкеты летчика 1-го класса, майора запаса С. С. Иванова).


Мы не напрасно привели ответы летчиков, ушедших в запас. Проникновенность их ответов говорит о том, что хотя они уже в запасе, но духовно по-прежнему находятся в строю и до сих пор сохраняют гордость за свою профессию и причастность к общим задачам военной авиации. Нам представляется, что любой летчик должен ощущать постоянную радость от полета, романтику летной работы, какой бы трудной она ни была, поэзию как компонент летного труда. Именно на этой нравственной основе вырастает влюбленность в летную профессию или, точнее, неистребимая потребность быть сопричастным к делам авиации.

Живет и работает в г. Горьком рабочий Александр Белов. Когда-то по велению сердца пошел он в авиацию. Но случилась авария, он получил увечье и вынужден был оставить летное дело. Прошло 30 лет, а на его столе всегда аккуратно подшитые авиационные журналы. На вопрос, зачем они ему, он ответил: «Понимаете, все может случиться, понадобятся стране бывшие летчики, тогда я педаль наварю, чтобы своей короткой ногой ее достать, и вперед. Вот затем и читаю свои журналы, чтобы не отстать». Тридцать лет человек не летает, но чувство, что он может понадобиться в небе, не покидает его. Тоска по своей профессии – нормальное состояние души бывшего летчика.

Чем прочнее идейная закалка летчика, тем сильнее его патриотические чувства, выше его активность в выполнении профессионального и воинского долга.

Нельзя не вспомнить тяжелые дни нашего Отечества. Скупо и проникновенно вспоминает маршал авиации С. И. Руденко: «Да, чрезвычайно тяжелая была пора… А под Сталинградом что было… Противник рвался вперед, а у нас силы на пределе. Взять хотя бы авиацию: у нас было 40 истребителей против 1000 (!) вражеских. И выдержали, одолели… Потому, что мы – коммунисты. Потому, что мы – советские люди».

Органичное сочетание высоких целей и самоотверженности общественных и личных интересов, беззаветной преданности Родине и настойчивого стремления к совершенствованию профессионального и боевого мастерства – таковы характерные черты советских авиаторов, проистекающие из духовных истоков нашей авиации.




2. Жизнь и судьба в сухом остатке[13 - Пономаренко В. А. Профессия – психолог труда. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007. Сер. «Достижения в психологии».]



Прежде чем оценить пройденный путь, мне бы хотелось сделать некоторые пояснения. Конечно, сегодня трудно воспоминать и тем более комментировать языком подростка счастливо прожитые времена 70-летней давности, которые ныне во многом оклеветаны. Праведный суд еще впереди. Я понимаю свою задачу не в упражнениях в мудрости аксакала, а, скорее, как откровение упростить свой жизненный путь, ибо ее величество судьба была очень благосклонна ко мне и во многом случайность возводила в закономерность. Добрые, умные, светлые люди указывали направление моего выбора и способствовали духовным силам в преодолении зла. Загадку своей судьбы я не разгадал, так как не понял, почему меня так часто прощали и так верили в мою звезду. В моем сущем удача занимала слишком большое место, чтобы все относить на свой счет. Вот если бы я встретил своего ангела-хранителя, было бы в чем исповедоваться. Но автобиография – не та ипостась.

Родился я в г. Мелитополе, но до 1947 г. жил в совхозе без лампочек Ильича и радиоточки. Ходил в школу пешком 6 км. Родители работали в совхозе. Воспитывался мамой, которая большую часть своего времени отдавала работе и общественной деятельности. Она была устремленным организатором, преданным делу человеком. Бесстрашно защищала и отстаивала права товарищей по работе. Свою принадлежность к партии расценивала как долг быть примером в труде, в принципах, в вере, в отношениях к селянам-рабочим. Имела образование 4 класса плюс различные курсы (аграрные, профсоюзные, партийные). В нашей хате (полуземлянке) всегда было людно, весело, оптимистично. Я воспитывался средой, а с 1944 г. – трудом. В то время мы, подростки, до 3–4 месяцев находились в поле с 5 утра до 8 часов вечера на различных работах вместе с женщинами (все мужики были на фронте, возвращались только инвалиды). Видел все: бедность, нищету, изнуряющий труд. Учились, сидя на полу, освещение – фитиль в гильзе от снаряда. Перенес голод, педикулез, холод. Детство было хотя и голодное, но без комплексов. 1942 г. – полгода беспризорного скитания во время оккупации со всеми атрибутами самостоятельного выживания (село Спицевка, Ставропольский край). В 1944 г. вернулись домой. В этих, казалось бы, трудных обстоятельствах были и детские радости: праздники, елки, День Урожая, дни рождения, вера в нашу победу, труд и учеба во имя победы над фашистами. Первая трудовая зарплата, игры, шалости, чтение книг, мечты, похвальные листы. Главное, в 12–14 лет была особого рода взрослость. Жил добром для других и получал от них тепло и ласку. Выжить и остаться хоть маленьким, но человеком помогла ВЕРА, пример старших: «Все для Победы!». В комсомол был принят в 1946 г. (за кусок сала в сельсовете дали справку, что мне 14 лет), номер комсомольского билета – 26300755. Правда, через год пытались исключить: слишком яро боролся с директором школы за правду. В школе руководил драмкружком, мы зарабатывали деньги на питание (бесплатные завтраки). Учился средне, поведение не самое лучшее. Отлично осваивал гуманитарные дисциплины, много читал. В 1950 г. окончил вечернюю школу в г. Мелитополе. Увлекался спортом, имел спортивные разряды. Во Дворце пионеров учился на «артиста», выступал в концертах, на олимпиадах. В городе жил на квартире, мама работала в совхозе, очень обо мне заботилась, отдавала все, что имела, на мое содержание квартирной хозяйке. Питались за одним столом борщом и кашей. И так три года. В школе рабочей молодежи я получил хорошее образование, так как в 1949 г. в результате борьбы с космополитизмом часть лучших учителей из дневных школ переместились в вечернюю школу. Судьба этих людей, достойных звания Учителя, серьезно повлияла на мое мировоззрение и жизненные принципы.

В 1950 г. я выдержал конкурсные экзамены (9 человек на место) во 2-й Медицинский институт им. И. В. Сталина в г. Москве. Был принят на лечебный факультет. До этого не собирался быть врачом. Мечтал быть разведчиком, адвокатом, дипломатом, артистом. Кстати, вначале сдал экзамены во ВГИК, но мама написала пронзительное письмо, все пропитанное слезами. Она умоляла меня не быть артистом, считала, что богемность меня сгубит. И я после двух слезных ночей наступил себе на горло: пришел, забрал документы, поцеловал стены здания ВГИКа, сел в трамвай и стал читать объявления, куда приглашали поступать в вузы. Я понимал, что могу поступить в тот вуз, где нет математики, иностранного языка. Как ни прозаично, но это факт: так я стал студентом медвуза. Учился на стипендию (без троек). По клиническим дисциплинам успешно овладевал знаниями. Больных любил, обладал искусством расспроса истории их болезни, образа жизни, биографии, наследственности и т. д. Во мне интуитивно просыпался психолог, меня интересовали, как теперь я понимаю, «образ болезни и его представленность в сознании больного». Мне удавалось вызывать доверие к себе, а некоторые профессора иногда говорили: «У этого паренька есть дар клинического мышления». Правда, говорили это с удивлением, так как мой внешний вид, поведение, одежда не давали повода к подобного рода высказываниям. Но как бы там ни было, в институте я был приметным и имел приличную кличку «доктор». Выступал в народном театре, и порой с шумным успехом. Жизнь студенческая, особенно в моей группе, была счастливая, творческая, свободная, поднимающая по ступеням самостоятельности и взросления умом и телом. В миру был общественник, когда помогал другим, то чувствовал наслаждение. Очень нуждался в культурном сопровождении, в охранных душевных границах старших. В нашей группе были и взрослые, и участники войны. Т. Полякова, Е. Садикова, Е. Евстратова много внесли в мою душу добродетельности и правил поведения в приличном обществе. Однако жизнь резко изменилась, когда в 1954 г. меня призвали в армию и направили для продолжения учебы на специальный авиационный военный факультет при Саратовском мединституте.

Жизнь военного человека в процессе учебы на факультете у меня не очень складывалась, не видел я в ней своего призвания, свобода не та, а главное – стиль мой был явно избыточный. Но все же, несмотря на солидный стаж на гауптвахте, все экзамены я выдержал на «отлично». Прошел стажировку, добился полетов на истребителе с инструктором Н. В. Барановым, получил от летчиков в подарок 50 плиток шоколада. В 1956 г. прибыл в 382-й истребительный полк ПВО страны (станция Ханкала), где и прослужил с наслаждением 6 лет. За это время меня дважды пытались лишить партбилета за непонимание линии Н. С. Хрущева по отношению к армии, авиации, выраженное публично на партактивах. Одновременно представляли к ордену «Красной Звезды», досрочно – к присвоению воинского звания «майор». Единственному врачу строевого полка дозволили проводить эксперименты в полете на истребителе (учебно-боевом), предоставили возможность подготовить рукопись кандидатской диссертации «Роль личного фактора в аварийных ситуациях с благополучным исходом». Но бдительные силы не поддерживали инициативу моих командиров, и лишь записи в личном деле подтверждали, что за 6 лет в авиации меня по-настоящему воспитали, сформировали, «переиздали» в виде человека, приобщенного к Небу, к Небожителям, к людям, знающим, как, зачем, ради чего нужно рисковать, чтобы жить и творить мир на Земле.

Мое приобщение к науке началось в строевом авиационном полку.

В летной части я быстро вошел в жизнь как участковый, санитарный врач. Уверенно и смело лечил, ставил диагнозы, занимался профилактикой. Набивал шишки, но с опорой на книги, на опыт старших товарищей, особенно врачей А. Л. Алоянца, Н. М. Либмана, Е. Ф. Редькина. Собственное усердие постепенно помогло стать нужным, востребованным специалистом. Однако рабочее время в основном было связано с медицинским обеспечением полетов 8–12 часов 4 раза в неделю. В полетах – здоровые люди. Формально: осмотреть и допустить к полету, быть готовым к оказанию помощи, следить за санитарией, питанием, летной нагрузкой, переносимостью полетов. Ты – обслуга, надсмотрщик, контролер, иногда партнер в «шеш-беш». Твоя востребованность зависела в лучшем случае от личных симпатий или соседских отношений. Отношение к врачу как авиационному специалисту было настороженное и малодоверительное. Это было не по мне. Имея добротную профессиональную подготовку в области авиационной медицины, физиологии, гигиены, частично в области психологии профессионального труда, мне пришлось по-настоящему заняться летной профессией как фактором риска для здоровья, престижа, карьеры, жизни. Начал с изучения летных биографий, служебных характеристик, клинико-психологических наблюдений за летчиками, бесед, изучения их интересов, мотивов, кругозора, привычек, обычаев, неписаных законов. Вникал в мотивы критериев самооценок и отношений летчиков к своим поступкам. Искал свое место в профессиональном обучении, в общении, в планировании полетов, в психофизиологических тренировках и в отдыхе, и развлечениях. Дело сдвинулось: стали больше доверять, но не сильно. Тогда подготовил научную программу психофизиологических исследований причин ненадежных действий. Эту программу утвердил командующий авиацией ПВО. Пройдя все препоны, приступил к участию в полетах на равных. Имел личный позывной (013), спецодежду и место в плановой таблице полетов. Более того, имел право планировать тестовые задания в полете, регистрируя артериальное давление, частоту пульса, время двигательной реакции, время принятия решения, брать интервью в полете, вводить тестовые задачи. Изучал индивидуально-психологические характеристики летчиков полка, оценивал связь ошибок с эргономикой кабин, сложностью заданий, индивидуальными особенностями, оценивал эмоциональную устойчивость. Равноправно участвовал в разборе полетов, готовил аналитические справки по средствам повышения надежности действий в нештатных ситуациях. И все стало на свои места, меня признали своим товарищем и помощником. Но главное – мне открылся новый внутренний мир летчиков, их разнообразные возвышенные формы психических состояний, онтогенез любви к профессии, основания профессионализма, законы взаимоотношений. И я осознал: институтские знания хорошо работали только при оценке воздействия физической среды обитания; информационная среда, духовные составляющие профессионализма, надежностные характеристики личности оставались вне научного познания. Первое открытие, которое меня потрясло: сознание в полете функционирует принципиально иначе, чем на Земле. Значительно изменяется суть когнитивных процессов при оценке пространства и времени, сенсорная сфера нередко формирует иллюзорное отражение перемещения самолета в пространстве, имеет место реальная диссоциация приспособительных и защитных реакций, совершенно новая шкала чувств, прогноз опасностей. Я только догадывался, что профподготовка требует формирования новых функциональных органов и систем. У меня появились основания для крамольной мысли: многие ошибки заложены в технике из-за неучета функционирования сенсомоторных, интеллектуальных процессов в условиях неземной среды обитания. Рождалась не менее крамольная мысль: физиологические реакции не в состоянии описать модель профессионала и, стало быть, не могут выступать в качестве монополиста в стандартизации летных нагрузок. Человек в полете – другой человек! И здесь, в поднебесье, нравственность, честь, достоинство, правдивость, самодостаточность напрямую интегрируют профессиональную надежность в человеческую. Этика, эстетика, красота полета – органические составляющие духа летного труда. Я употребил слово «крамольная мысль» не случайно. Дело в том, что все эти мысли я излагал в статьях, которые отправлял в «Военно-медицинский журнал». Но ответ был один: «Желаем строго следовать руководству по медицинскому обеспечению полетов». Рецензенты были правы: действительно, все эти мысли требовали доказательства, да еще экспериментального. А у меня их не было. Были наблюдения, интуиция, выуженные переживания и мысли летчиков, самоанализ поведения в реальной аварийной обстановке. Анализ предсмертных действий пилотов, радиодокладов за секунды до гибели. Это еще не была наука, но это была, пусть не моя, но школа жизни и смерти, объективно существующая в голове, сердце и душе субъекта летного труда. У меня были и маленькие успехи: я начал разрабатывать «самодельные» психологические тренинги при освоении новых учебно-боевых упражнений, при переучивании на новые типы самолетов. Их признавали и использовали в работе. Ошибок в полетах становилось меньше… Нечаянно материалы, мысли, обобщения переходили в наброски диссертации. На меня обратил внимание А. Г. Шишов (зав. кафедры авиационной медицины в Военно-медицинской академии, врач-летчик), блестящий педагог, выдающийся специалист в области авариологии и человеческого фактора. Он стал моим первым научным руководителем. Его мнение и мнение руководства моего полка сошлось: «Надо Пономаренко послать учиться». К этому времени я попал в опалу, и меня отправляли на Курильские острова. Но командир дивизии М. И. Воронин вызвал, тайно вручил все документы и отправил под видом командировки сдавать экзамены в адъюнктуру, в совершенно неизвестный мне секретный институт под шифром «войсковая часть 64688».

Судьба улыбнулась: в условиях трудной конкуренции не без помощи AT. Шишова и П. К. Исакова я был зачислен. Запоздалые доносы на мою неблагонадежность начальник Института генерал-лейтенант Ю. М. Волынкин во внимание не принял. Спасибо ему. Я стал учиться науке побеждать. В процессе освоения методики научного анализа, обобщения и построения замысла исследования почувствовал потребность в «книжных» знаниях. Надо было снова браться за книги.

На меня оказывали двоякое влияние труды психологов и личности ученых. Первые психологические работы, которые я изучал, были книги и статьи С. Г. Геллерштейна, К. К. Платонова. Они напрямую помогли мне с психологических позиций подойти к исследованию профессиограммы деятельности летных экипажей, особенно умственных действий. Впоследствии было очень полезное личное общение с С. Г. Геллерштейном, и даже вышли наши совместные с ним статьи. Человек он был архиобразованный, с трудной биографией, но добрый, с юмором, настоящий Учитель. Авиационную психологию летного труда с позиции человеческого фактора он постиг глубоко и предельно четко разъяснял. Не любил злоупотреблять терминами, его обобщения были глубокомысленными с большим опережением. Его теоретические работы обогащали живую практику профессиональной подготовки, врачебно-летную экспертизу, дифференциальную психологию, психологический отбор, формирование летных способностей. Он был велик и скромен, доступен и бескорыстен. Для меня он был учителем жизни.

Будучи аспирантом, я посещал лекции А. Шишова, А. Леонтьева, А. Лурия, П. Гальперина, Л. Талызиной, Б. Зейгарник, К. Гуревича, Ф. Ошанина, Б. Ломова, В. Зинченко, В. Небылицына, П. Анохина. Изучал работы Н. Бернштейна, И. Беритова. Наиболее сильное влияние в экспериментальных исследованиях на меня оказали труды А. Леонтьева, Б. Ломова, Д. Ошанина, В. Зинченко, П. Анохина, Б. Теплова, Е. Климова, К. Гуревича, К. Платонова, Ф. Горбова, Ю. Забродина. Книги летчиков А. Маркуши, Г. Берегового, М. Галлая.

Что касается формирования меня как человека, специалиста в области инженерной психологии, то здесь ведущую роль сыграл учитель, наставник, старший товарищ и друг Борис Федорович Ломов. Его образ жизни, научное мировоззрение, позиция человеческого благородства, могучий природный ум и научный талант исследователя-теоретика стали для меня примером. Мы были близки по духу и служили своему Отечеству со всей ответственностью за порученное дело. Он был человеком, который светил в темноте. Наши совместные с ним книги, касающиеся экспериментальной психологии в авиации и космонавтике, психической системы регуляции образной деятельности, проблем активного оператора и др., широко известны как у нас, так и за рубежом.

В области авиационно-космической медицины и психологии моим непосредственным учителем был Анатолий Григорьевич Шишов, который взял шефство надо мной, научил понимать смысл летного труда, дал фундаментальные знания в области безопасности полета, научил, как жить и думать на благо авиации, как продлевать летное долголетие, как внедрять психологические знания в процесс проектирования авиационно-космической техники.

В Институте авиакосмической медицины я начал трудиться в отделе, руководимом врачом-летчиком Владимиром Алексеевичем Поповым. Талантлив, свободен в действиях, творческий по характеру, смелый, он уважал и продуцировал «завиральные» идеи. Будучи в военной организации, он обеспечил мне полную самостоятельность. Создал авторитет перед военным руководством, основал развитую материально-техническую базу (стенды, самолеты, вычислительная техника, математическое моделирование). В. А. Попов обладал исключительной научной интуицией, предвидением и провидением, блестяще проводил научные семинары. Я вырос, «стоя на его плечах», в трудную минуту – за его спиной, в экспериментальном творчестве – с его головой и душой летчика, исключительно рискованного человека. Понять, освоить, научно обеспечить жизнь и эффективность в опасных профессиях без риска и умной головы не удается.

И наконец, мой учитель по жизни, по науке, по духовности, по чести и достоинству, порядочности, культуре – незабвенная Наталья Дмитриевна Завалова. Она была моим менеджером, технологом, учителем начального образования в науке. Учила писать, думать, обучала технологии замысла, обобщений, выводов, обработке, планированию экспериментов, подготовке лекций, докладов, статей. Воспитывала добросовестность, усидчивость, терпение, скромность. Бог приставил ее ко мне. Наш научный тандем был признан всеми в авиации, и мы вместе участвовали в самых высших военных форумах, где она была единственной женщиной. После Платонова именно она несла эстафету авиационной психологии, воспитывая и образовывая авиационных врачей в области психологии летного труда. Помогал ей в моем воспитании Юрий Павлович Доброленский, известный инженерный психолог в авиации, благодаря которому мы многое внедрили в авиационное приборостроение, информационные системы. Подготовленная совместно с ним «Инженерная психология в авиации» и сейчас является настольной книгой в технических вузах.

Позитивное влияние на меня оказывал Всеволод Петрович Кузьмин, прежде всего как ученый. А по большому счету, моими учителями были книги, научные форумы, Общество психологов СССР, любимые летчики, конструкторы авиационной техники. Сотрудники моего отдела, чье мужество в испытательных полетах позволило добыть научный материал, по новизне и глубине далеко оставивший зарубежных исследователей в области инженерной психологии, психофизиологии летного труда, профессионального обучения и безопасности полета. Особое место в моей жизни, в том числе и научной, занимала моя жена Валентина Михайловна, врач по образованию. Она была первым критиком моих опусов. Строго относилась к текстам. Терпеть не могла заумность, наукообразность. Труд в семье, двоих детей взяла на себя. Она была успешным врачом и могла многого достичь, но все отдавала семье, чтобы я мог больше читать, учиться, свободно располагать своим временем. Моя жена Валя по-своему поддерживала меня как человека, причастного к науке, за что я ей бесконечно благодарен.

Подводя итог своей жизни в науке, могу сказать, что не считаю себя основоположником авиационной психологии, скорее являюсь верным продолжателем дел великих предшественников – С. Геллерштейна, К. Платонова, В. Попова, Ф. Горбова и др.

Фундаментальные проблемы связаны с психическими состояниями в неземной среде обитания, структурой, содержанием функциональных расстройств сознания, обусловленных биологическим, физиологическим несовершенством анализаторных систем для отражения времени и пространства на больших скоростях перемещения. Существует потребность в выявлении резервов человеческой психики на бытовых, душевных, духовных уровнях. Необходимо познание смысловых структур, законов происхождения и формирования инсайтов, рождения новых функциональных органов.

Появилась реальная необходимость доказать, что «вещество психическое» пополняется вселенской информацией, в том числе и этико-эстетического порядка. Космический полет пробуждает архетипы памяти тысячелетней давности. Креативное мышление в условиях реальной угрозы жизни особо эффективно только в связке с умной работой органов чувств, которые тоже несут смысловую информацию, создавая предпосылки для наиболее яркого проявления креативных способностей.

Особый научный интерес представляют условия, нарушающие преемственность биологических закономерностей и физиологических функциональных состояний, когда инстинкты не спасают, а ведут к гибели человека в случае опаздывания подстраховочных интеллектуальных действий. Это проблемы, от решения которых зависит жизнь в полете, и решать их может только психология с опорой на биофизические и физические науки.

В своих последних книгах, следуя за В. Шадриковым, В. Зинченко, В. Знаковым, Б. Братусем и др., я попытался привести примеры методологических подходов и конкретных технологий исследования духовных основ надежности в профессиональной деятельности лиц опасной профессии.

Остро встают проблемы угроз технического прогресса здоровью и безопасности в авиации и космонавтике. В будущем при использовании новой техники появятся принципиально новые физические факторы разновекторного воздействия динамических сил, изменяющих само явление «здесь и там», когда психическое отражение может принять патологический характер. Виртуальность как образ может стать реальной угрозой для сознания в виде глубокой дезориентации. Фундаментальность исследования будет затрагивать проблемы деформации гравитационной информационной среды как измененного смыслового окружения неземной среды обитания. Гравитационные поля с мгновенной сменой векторов, несомненно, отрицательно воздействуют на генетические процессы, «мутируя» их структуры. Захлестнувшая наше сознание социальная агрессия дорого обойдется поколению 2020–2030 гг. Авиационно-космическая медицина, психология, биология за последние 10 лет отстали от технического прогресса в авиации на 15–20 лет! Жаль, что догонять будем после поминальных молитв. Технократия убьет в летчике небожителя, превратив его в компьютерный придаток. Но увидят это наяву в 2010–2012 гг. Эти прогнозы я делаю на основе участия в исследованиях в области авиационной и инженерной психологии – психологии человека опасной профессии.

Мои интересы, к сожалению, изменялись в связи с изменениями служебного положения, так как Институт отвечал не за теорию, а за прикладные исследования. Вместе с тем наиболее интересные, в том числе и теоретические, работы были связаны с созданием теории активного оператора с выходом на конкретные конструкторские разработки новых систем сопряженного автоматического управления человека летательными аппаратами. В этом вопросе мы не дали американцам обогнать нас.

Разработка теории «образ полета» как психического регулятора действий вне видимости земной поверхности завершилась выходом на психологические требования к информационной среде, техническим средствам обучения и психофизической подготовке. Теория профессионального здоровья позволила выйти на новые принципы и технологии восстановительного лечения и формирования психофизиологических резервов, обеспечивающих высокий уровень компенсации в интересах адаптации к стресс-факторам. И наконец, теория опасных профессий обосновала систему воспитания, формирования летных способностей, личностных качеств, духовных составляющих профессиональной и человеческой надежности. Сожалею, что мне не позволили углубиться в космическую психологию с целью поиска происхождения сознания далеко за пределами Земли, попробовать отыскать смысловые конструкты высшего сознания в информационных посылах физических волновых сигналов; доказать, что своим специфическим сознанием обладает часть рецепторов, которые и есть резерв адаптации. Некоторые специалисты выступили против изменения методологии изучения человека в космическом полете. Полет проходит в земном доме, лишь выход в открытый космос ближе к истине. Но там просто работа и не до психологии… Измеряется затраченная энергия, а не та, которая приходит извне. А ведь еще в 1928 г. К. Э. Циолковский опубликовал брошюру «Ум и страсти. Воля Вселенной. Неизвестные разумные силы», где говорится: «Космос породил не зло и заблуждение, а разум и счастье сущего… Вселенная так устроена, что не только сама она бессмертна, но бессмертны и части в виде явных блаженных существ».

Космонавт В. Лебедев глубочайшим образом осмыслил роль человека как личности в космосе. Обидно, что космические психологи остались в стенах земного мировоззрения. И многие «прорывные» идеи до сих пор скрыты.

От психологии сегодня ждут того направления обработки сознания, которое в равной степени помогает добру и злу. А психология, как наука человеческой жизни, совести, благочестия, устанавливает наиболее благоприятные векторы нравственного здоровья, грамотные пути познания себя в своих возможностях и ограничениях, открывает человеку его данность и способы ее удержания и развития. Для психолога человек – это дитя планеты, смысл развития которого есть выход за данность, так как он надежда для поддержания Божьего мира, т. е. восходящей гармонии во вселенском масштабе. Человек, пусть еще плохо, но содержит Землю, и это не комплимент, это нам переданный крест. Он гораздо тяжелее и ответственнее, чем нательный. Возвести эту данность наукой психологией в качество сознания и есть предназначение наших трудов.

Человеческий фактор имеет еще одну сторону, почти не тронутую психологами, – духовную. Боимся науку «запачкать» религиозным сознанием. Пусть боятся физики, но психологи – это ведь духособеседники. Они должны использовать все, что укрепляет любовь друг к другу, верность, созидание. А откуда это льется? С Земли, Марса, от Бога – неважно. Человек сам скорректирует. Приведу слова Иисуса Христа: «Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас, так и вы будьте тверды в любви ко Мне, если соблюдаете заповеди Мои: подобно тому, как Я соблюдал заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Моя заповедь такова: любите друг друга так, как я возлюбил вас. Нельзя больше доказать Любови своей к друзьям, как полагая жизнь за них. Вы мне друзья, если исполняете то, что Я заповедаю вам. Я уже не называю вас рабами, я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от отца Моего. Не вы первые (апостолы) вызвали меня на любовь, не вы Меня избрали, а Я избрал вас, чтобы вы шли и приносили плоды» (Иоанн, XV и XVI). В нашем понимании это призыв к сохранению тенденций и святоотеческого изучения. И для научной психологии в области исследования сознания, личности, архетипов памяти, провидения сколько же в этой речи смыслов! Именно смыслов сохранения в себе наследуемого потенциала человечности как истинной сущности цивилизации.

Теперь несколько мыслей по поводу человеческого фактора и аварийности в авиации.

В 1980–2004 гг. во всем мире причиной 14–17 % летных происшествий любых категорий была потеря пространственной ориентировки. Этому способствовал ряд объективных обстоятельств.



1. Увеличение маневренности, глубина автоматизации управления самолетами и высокий уровень автоматизации обработки информации с выдачей бихевиористических решений «увидел – нажал». Психологическая суть: упрощение интеллектуальной деятельности, лоскутное представление о пространстве, исключение анализаторных рецепторов из системы психического контроля и автоматизированных систем безопасности полета.

2. Усиление абстрактности, интеграции, виртуализации представления информации о своем месте в пространстве, перевод знаковой системы на принципы «да – нет». Человек не управляет процессом летания, он за режиссерским пультом, он как бы вне пространства, наблюдатель со стороны.

3. Неполноценная подготовка к полетам в облаках, ночью, в тумане. Все отдано автоматике. В этом случае динамические силы, инерционные силы, воздействуя на вестибулярный аппарат, позные рефлексы, окулогравические, вестибуло-глазные системы создают ложные ощущения вне корригирующего влияния интеллекта.



Конструкторская технократическая мысль до сих пор не в силах понять, что человек в полете не эксплуатирует, а регулирует отношения между внешним и внутренним миром. Он не оператор. Настоящая фундаментальная работа состоит в создании с помощью учета биофизических характеристик угловых линейных ускорений, усилий на органах управления, оценивающих устойчивость и управляемость летательного аппарата с учетом дифференциальных порогов органов чувств и их диапазона устойчивости к дезориентации, создании математической модели (программного продукта), управляющей сохранением зоны устойчивой ориентировки и координации движения. Задача крайне сложная, но решаемая. И второе направление – создание мультисенсорных технических систем обучения на тренажерах, моделирующих наиболее частые иллюзии пространственного положения. Речь идет о формировании различного уровня компенсаторных подстраховочных реакций со стороны анализаторов и психического отражения, организующего устойчивость к дезориентации. Такие работы ведутся. К этой группе относятся и автоматы приведения к горизонту, и более совершенные приборы, индуцирующие пространственное положение. От иллюзий избавиться невозможно, но преодолеть их вполне возможно. Нет социальной потребности, так как причины дезориентации, как правило, отождествляют с ошибкой летчика. В настоящее время подготовлены пособия, готовится выпуск книги, где дана классификация более 600 иллюзий, сформулированы методы подготовки устойчивости к дезориентации. В США для решения этих задач в 2005 г. выделили 300 млн долларов для фундаментальной науки. У нас – ничего!

Говоря об аварийности в авиации, нельзя не затронуть особую проблему, назовем ее проблемой бездуховности. Эта глубокая рана нашего социума принимает свойство раневой инфекции, поражающей психику и душу. В полете общение тела, души и духа человека летающего находит свое проявление в ощущении новой формы свободы парения в трехмерном пространстве, духовного приобщения к бесконечности, вечности бытия, ощущения отпущенной интеллектом на свободу волей, восприятием никогда не виданных на Земле небесных красот. В полете вдохновение становится рабочим состоянием. Дух – это не материальная категория, точно так же как и любовь. Но дух способен обогащать материальный мир, делая человека счастливым, возвышенным, верующим, т. е. целеустремленным. Стало быть, дух несет в себе информацию и энергию. Информационная составляющая духа и есть сущностное привнесение смысла, пришедшего извне. Дух осуществляет высшее предназначение, а именно: вечную связь времени между прошлым и будущим. Дух – это реальный исторический преемственный опыт жизни, трансформированный в ее смысл, психофизически проявляющийся в психическом состоянии одухотворенности, возникающей в процессе осмысления и постижения своего предназначения. Состояние одухотворенности осовествляет наш разум и поступки, раскрепощая их, наделяя свободой для ВЕРЫ, сообщает нам правду о себе, т. е. вводит в состояние откровения, очищает от гордыни. Именно дух учит различать добро и зло. Изучая психическое состояние, его виды и формы в полете, я пришел к мысли, что человеческий дух – это вид возвышенного состояния, которое проявляется не столько в результате прагматических действий, сколько в процессе открывающегося смысла своего жития в Небе. Подчеркиваю: не в самолете, а в Небе.

«Любой полет, – писал летчик Водостаев, – был для меня вдохновением. Постоянно знал, что смертен, но верил в свою причастность к бесконечной вселенной». Вот пример трансформации одухотворенности в веру своей причастности к Творцу. Это принципиальное положение. Ибо для лиц опасной профессии важно уверовать в бессмертность своего духа как воплощение добра. «Духовность в полете проявлялась как приобщение к свободе, познанию нового, я бы сказал, что для моей души даже где-то к вечности», – пишет летчик. Летчикам присущи такие духовные изменения и переживания, как очищение от скверны, обнаружение связи ситуации угрозы жизни с собственным бескультурьем, безответственностью, зазнайством, переоценка возможностей, способность видеть за горизонтом и стать вровень с заоблачной высью. Понимать, ценить свою причастность к бесконечному, ощущать духовную связь с Вселенной как нерукотворным миром. С красоты неземной начинается духовное прозрение о высших творениях и благостях, данных нам свыше.

Духовная культура – это потребность в самосовершенствовании, самоограничении. Природа духа – свобода, культура, стремление быть причастным и утвердиться в вечности. Духовная основа воспитания есть, прежде всего, познание своего «Я», т. е. души, это путь к добру. Люди обретут лик истинного благочестия и должную меру соответствия предназначению «по образу и подобию», когда научатся понимать друг друга в духе. Научные посылы и экспериментальные доказательства сказанного изложены в моих монографиях. На уровне философского осмысления показана связь духовности личности с профессиональной надежностью.

Наши рассуждения о культуре духа дополним словами о месте, где он гнездится – в здоровом теле.

Концепция здоровья здоровых в наиболее совершенном виде сформулирована академиком РАМН А. Н. Разумовым и сегодня признана Минздравом и президентом В. В. Путиным общенациональной концепцией оздоровления всего населения страны. Я принимал участие в ее создании с позиции разработок профессионального здоровья. Речь шла о системной организации мониторинга здоровья, в основе которого выносливость и адаптивность к стрессорам любой природы как профессионально важные качества. Были разработаны методы диагностики психофизиологических резервов, каталог угроз снижения резервов, формы и методы психофизиологических тренировок, восстановления здоровья немедикаментозными методами. Были созданы программные продукты для внедрения их в экспертно-консультативные системы, представлены количественные зависимости между угрозами и видами глубинного исчерпания резервов. Построены алгоритмы для прогноза начала развития профболезни. Разработана система восстановления физического и психического здоровья. Создана диагностическая аппаратура и широкий каталог индивидуальных форм восстановительных процедур, подготовлены новые законодательные акты ответственности работодателей за охрану здоровья работающих. По результатам мониторинга создаются паспорта здоровья, Центры здоровья, многие санатории переводятся в Центры оздоровления здорового человека. Этой работой руководит академик РАМН А. Н. Разумов (мой ученик и блестящий продолжатель дел в области восстановительной медицины и курортологии, шагнувший дальше и глубже и тем самым осчастлививший меня).

Считаю целесообразным расширить круг ученых, внесших наибольший вклад в развитие авиационной психологии.

К ведущим специалистам страны Авиации в области инженерной психологии я отношу: А. Шишова, В. Попова, Н. Завалову, Г. Зараковского, В. Бодрова, В. Лапу, А. Разумова, М. Сильвестрова, В. Давыдова, А. Чунтула, Н. Лемещенко, А. Обознова, С. Айвазяна, В. Сморчкова и др. Их достижения: создали систему научного сопровождения разработки, испытания и внедрения знаний о человеке в проективную эргономику. Разработали и внедрили эргономические и инженерно-психологические стандарты к системам информации, рабочему месту, приборному оборудованию, информационной среде и моторным полям. Подготовили на высоком техническом уровне экспериментальную базу, создали учебные пособия, учебники, справочники, монографии, осуществили подготовку кадров. Как пример, один из результатов: кабины самолетов МиГ-29, Су-27, Ту-160, вертолетов «Акула», Ми-24 признаны одними из лучших и конкурентоспособных на рынках вооружения. Резко (в 2–3 раза) снизились ошибочные действия из-за неучета человеческого фактора при проектировании техники. Процент внедрения инженерно-психологических и эргономических предложений после создания системы эргономического сопровождения увеличился с 5–10 до 60–70 %. Восстановили науку психологию в правах высокоэффективной технологии повышения безопасности полета. Большой вклад внесли в эти достижения В. Давыдов, Ю. Кукушкин, М. Поляков, А. Разумов, Б. Горелов, И. Никитин. Наши руководители – О. Рогозин, Ю. Доброленский, Б. Ломов, В. Зинченко.

Итоги моей работы: я, как смог, не допустил снижения уровня фундаментальных исследований, авторитета ученых среди других НИИ нашего ведомства. Сохранил и обеспечил активную подготовку авиационных научных кадров (защитились более 20 докторов наук и более 80 кандидатов). В мой период эргономика и инженерная психология, психофизиология летного труда, педагогическая психология, системотехника, моделирование, стендовая база заняли одно из ведущих направлений в Военно-воздушных силах. Институт стал научной базой изучения роли человеческого фактора для авиационной промышленности и для Министерства обороны. В методологию научных исследований любых направлений внедрены системный подход, деятельностный принцип, личностно-ориентированная психофизиологическая подготовка; создана информационная база данных, многообразное программное обеспечение исследовательских стендов, количественные критерии деятельности, жизнеобеспечения, безопасности летного труда. Институт был признан ведущим научным учреждением в области авиационной медицины, был лучшим среди институтов данного профиля в Европе. Институт подготовил трех сотрудников для избрания академиками РАМН, одного – членом-корреспондентом РАН и меня – академиком АПН (ныне РАО).

Я доволен, что за годы своей работы никому не закрыл дорогу в большую науку, привил молодежи любовь к эксперименту, к авиации, к творческой инициативе и, как мог, старался помогать в трудные моменты.

Главная ценность моей жизни – в моих учениках.

В. Лапа стал доктором наук, профессором, заслуженным деятелем науки РФ, возглавлял научное Управление.

А. Разумов стал академиком РАМН, возглавляет Российский научный Центр восстановительной медицины и курортологии Минздрава РФ. Автор концепции «Здоровье здоровых».

A. Ворона – доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заместитель начальника Института военной медицины по НИР.

B. Звоников – доктор медицинских наук, профессор, возглавляет научно-практическое направление восстановительной медицины и психофизиологии труда в системе МПС.

А. Обознов – доктор психологических наук, возглавляет лабораторию инженерной психологии в ИП РАН.

A. Чунтул – доктор медицинских наук, заместитель главного конструктора ОКБ им. М. Л. Миля по эргономике.

B. Манихин – кандидат медицинских наук, заместитель начальника ведущего госпиталя МО по реабилитации и восстановлению.

A. Жданов – доктор психологических наук, заведующий кафедрой психологии.

Д. Гандер – доктор психологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник института, специалист в области педагогической психологии, методики летного обучения, создания средств технического обучения.

C. Сытник – доктор медицинских наук, профессор, зам. главного врача Центральной клинической больницы Гражданской авиации.

И. Бобровницкий – доктор медицинских наук, профессор, заместитель по науке в Российском научном центре восстановительной медицины и курортологии Минздрава РФ.

B. Усов – доктор медицинских наук, профессор.

М. Кремень – доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой управления.

Г. Береговой – мой учитель и ученик.

И все вышедшие из нашей с Н. Д. Заваловой школы крупные специалисты, достойные люди, не стыдно за них.

Не скрою своей радости, что многие заслуженные летчики-испытатели, Герои Советского Союза, Российской Федерации, считали меня учителем – В. Меницкий, В. Мигунов, В. Горбунов, В. Кондауров, А. Гарнаев, И. Волк, Р. Таскаев, А. Квочур и др.


* * *

Мне 84. Что пожелать молодым авиационным врачам и психологам, которые идут на смену старшему поколению?

Уважать нас, но самостоятельно идти дальше и выше, соблюдая преемственность, и работать, опережая те события, которые могут навредить человеку Авиации. Путь к успеху – через методологическую образованность, методическое совершенство, умение предвидеть, строить замысел, гипотезу, спланировать эксперимент и обобщить результат. Все это – технологии, но к ним надо добавить любовь, фанатизм, труд, труд и еще раз труд. Вне идеи ученого нет. Прочь зависть, ревность, да здравствует содружество и широкие знания. Талант откроется как отклик на дух познания истины, на добродетельный помысел, на преданность идее, на веру в себя и праведность действий. Учитесь всю жизнь! Честь имею.




Литература


Гуманизм и духовность / Под ред. В. В. Рыжова. Н.-Новогород, 2005.

Зинченко В., Моргунов Е. Человек развивающийся. М., 1994.

Ильичева И. М. Духовная воля как психологическая реальность. Киев, 2005.

Ковалев Б. Смыслы жизни. М., 2001.

Колошенко В. Ангел-спаситель. М., 2000.

Лебедев В. В. Мое измерение. М., 1996.

Мир нерукотворной красоты // Авиация. Человек. Дух. М., 2000.

Проблема психической астенизации в длительном космическом полете / Под ред. В. Мясникова. М., 2000.

Слабодчиков В. И. Реальность субъективного духа (Начало христианской психологии). М.: Наука, 1995.

Смысл жизни и акме: 10 лет поиска. М., 2004.

Феоктистов К. Траектория жизни. М., 2000.

Фромм Э. Душа человека. М., 1994.

Функциональные состояния летчика в экстремальных условиях / Под ред. В. Пономаренко, П. Васильева. М., 1994.

Шадриков В. Д. Духовные способности. М., 1996.

Шадриков В. Д. Происхождение человечности. М., 1999.

Шадриков В. Д. Способности и интеллект человека. М., 2004.




3. Человек летающий


Насилие над волей и свободой человека, над законами природы и общества стало знаком беды на планете Земля. Развивающаяся цивилизация изменила вектор ноосферной природосообразности. Об этом говорит тот факт, что использование технических и интеллектуальных достижений разума в интересах зла и самоуничтожения не случайно. За этим стоит не чья-то шальная воля, а закон эволюции и инволюции человека действующего. Суть закона в том, что в полисистеме «человек – природа» компонент «природа» теряет системообразующее свойство. Человек есть чувственное начало природы, предтеча разумного. Отрыв чувственного от природы в любой исторической эпохе делает разум «бесчувственным», и, соответственно, смысл жизни для человека разумного исходит из доминанты власти и насилия. Вместе с тем онтогенетическому механизму насилия, обусловленного природой в целях выживания, всегда будет противостоять Сущее в человеке. Однако в настоящее время Дух представлен как мираж.

Политическая воля «перманентных революционеров» вынудила психологию, как и другие гуманитарные науки, признать Сущее только лишь в социальном. Отсюда и вся духовность поплыла по течению конъюнктурных утопий. В нашем благополучном плавании в «море страданий» Дух был представлен как мираж. Совестно, но факт: именно глобализация насилия, а не этический протест, породила физическое ощущение Апокалипсиса, заполнила сознание мыслью о причинах сего, вызвав в душе тревогу за будущее поколений. В авиации эта психологическая неуверенность сублимируется в планетарный мотив: мотив духовного единения.

Известно, что культуры, этнические доминанты, традиции не исчезают, а лишь трансформируются в новые знаки, символы (коллективное бессознательное, по Юнгу), преобразуясь в новые эстетические и этические пространства.

Все знают, что в предметном мире без страданий, насилия не обойтись, что пустота страшит и угнетает. А в духовном мире покой, молчание создают гармонию чувств и чистоту помыслов, указывающих человеку, каким он должен быть. В связи со сказанным, психологической науке, т. е. науке о Душе, сам Бог велел включиться в поиски путей, средств, мотивов возвращения людей по эту сторону добра. При этом принципиально важно, не отвергая путь политико-экономической интеграции между странами, культурологической конвергенции политик, религиозной духовности между народами, найти свой научный путь, достойный нашей науки – психологии. Область познания Духа и Души, с нашей точки зрения, должна ограничиться открытием механизмов регуляции действия и противодействия сил в пространственно-силовом поле добра и зла. Берем на себя грех «увидеть» Дух, используя жизненный опыт, эксперименты и наблюдения за жизнью людей в опасной профессии (летчики, космонавты). Опасная профессия всегда сопряжена с мобилизацией духовных сил, нравственным напряжением, доминированием в целеполагании добродетельности.

Итак, рассмотрим психологию Духа человека в небе. Для человека летающего Небо всегда было, есть и будет любовь и Дух. Безусловно, трудно доказать, что Дух человека есть сила небесная, но еще труднее опровергнуть сказанное. Не следует упорствовать в убеждении, что Дух – это что-то не от мира сего. Человеческий Дух – это реальный опыт возвышенного психического состояния, возникающего не столько в результате действия, сколько в процессе достижения смысла своей деятельности. Самое понятие «смысл» включает цель в ее духовном обрамлении. Любой идеальный мир, построенный в нашей голове, не имеет выраженного физического эквивалента, хотя мы его всегда физически ощущаем как чувство переживания. Чувство переживания, в свою очередь, трансформируется в физически ощущаемую душевную боль, прилив крови, учащение сердцебиения и т. д. Вот почему, когда летчика лишают возможности жить с самолетом в небе, то этим самым сначала надламывают его нравственный стержень, смысл созидания и лишь после способствуют утрате профессиональных навыков. Все это говорит о том, что Дух не есть аллегория, мифологема, скорее, это исторический опыт культуры, семьи, общества, этноса, данный нам в чувственных переживаниях по отношению к другим людям, событиям, явлениям.

В Духе представлены как бы две ипостаси: земная и космическая, природная и эфирная. Высшее предназначение Духа заключено во вселенском развитии сущностных сил человека. Для человека летающего высший смысл деятельности, а порой и жизни – в полете, который реализуется в его чувствах свободы. Этим-то и ценен Дух, что он, как родник, капля за каплей наполняет кладезь души такими чувствами, как потребность раскрыть, развить, размыслить свое «Я», как желание найти свое место на небе. И наконец, выйти из своей телесной оболочки, погулять чуточку на воле. Скорость, пространство за пределами Земли, ощущение дыхания гравитации, своей причастности к Вселенной, переживание чувства своего нового «Я»; более свободного, радостного, вольного – все это и есть новый мир пространства Духа, где человек познает сущее. В этой связи уместно вспомнить интересную мысль Н. Бердяева, что знания всегда принудительны, а веру дает свобода. Дело в том, что в полете потребность в духовной поддержке, право на многообразие степеней свободы, выбора решений востребуются самой профессией. Вот тут и приходит на помощь Дух, истинный смысл которого раскрывается не во «впрыскивании» волевого начала, а в открытии правды о себе, о своем моральном и профессиональном «потолке», т. е. в откровении! Эти мгновенные переживания того, чего ты стоишь как личность, и есть духовный процесс очищения от самодовольства, гордыни, осознание своей вины, выхода за пределы своих возможностей. Дух летчика есть реальность, представленная в его жизненном и профессиональном опыте. Но проявляется он не в интеллекте и образованности, а в более глубоком и цельном – любви к полету. Это состояние владеет человеком, жаждущим летать, как дышать, как жить.

Опыт психологического изучения мотивов и поступков покидания самолета в аварийной или катастрофической ситуации наводил на мысль, что именно чувство ответственности и органично присущее летчику творчество заставляло человека идти до конца в борьбе за жизнь только вместе с самолетом. Особенно это характерно для ситуации, которая представлена в сознании как порождение собственной вины. И тогда с позиции земной логики начинаются неразумные действия, когда аварийная ситуация доводится до степени непреодолимости как результат борьбы мотивов. Это действительно редчайшие случаи в авиации, но они приоткрывают некую тайну, когда совесть оценивает уход от решения нравственной дилеммы как предание интересов великой цели Полета.

Опасность барражирует над летчиком, когда он вынужден расстаться с Небом. Это самая мучительная опасность, разъедающая душу. Это особенно характерно для случая, когда наступает состояние излета. Человек чувствует, что ему полет не в радость, он духовно насилует себя, теряет ответственность перед собой, семьей, товарищами, идет в полет как на подневольную работу. В этом состоянии его преследует страх, неуверенность, снятие с себя ответственности за исход полета. Идет распад целостности времени, прошлое верховодит над будущим: человек возвращается назад к оценке правильности своего выбора. Это духовная опасность, ибо она есть трансформация высшего в низшее. Реальность жизни заполняется чувством стыда от схода с дистанции, которое рождает психологическую установку на беспощадность оценки своей личности. И в этом духовная жизнь летчика подтверждает догадку мыслителя о том, что мы правильно видим себя только в минуты стыда. Это и есть утрата идеи, своей сути.

Опасность и есть духовная высота, достигая которую летчик приобретает новые качества, определяющие осознание своей силы, одновременно развивая в себе то, чего не хватает земным людям, – ответственность и способность оценивать результаты своих действий. Ответственность проявляется в умении распорядиться своей свободой. На свободе многих «бес путал». Свобода, пожалуй, единственная из форм насилия, которая, в конечном счете служит добродетелью для человека, охраняя его от поступков за рамками добра. Ведь высшие порывы к работе в зоне повышенного риска могут проявляться в поведении как в положительной, так и отрицательной форме. Философия человека в небе состоит в том, чтобы законы, по которым он летает, были освящены пониманием хотя бы того, что совершенствование для летных экипажей есть путь к духовным высотам, а уж потом к профессиональным. Отсюда и некая смена акцентов при выборе методов «совершенствования психической деятельности».

Духовная основа самовоспитания есть, прежде всего, познание своего второго «Я», которое может быть названо твоим Духом, ибо рождает любовь к полету. Второе «Я» – это воля, но в особом качестве ограничителя собственной свободы, т. е. духовное средство сознательного управления своими чувствами и действиями. Второе «Я» – это осознание своих способностей как путь к добру икак личный знак твоего имени,чем ты должен дорожить не меньше, чем жизнью. Духовная работа над собой, конечно, приведет к способности осознавать такие высшие чувства, как грех и вина. Грех не есть зло. Грех в том, что твой Дух дал злу воспользоваться данной тебе свободой, т. е. поступить неразумно. Не бойтесь познать Дух в себе, ибо он не есть нечто потустороннее. Это более разумное и доброе «Я». Придет время, и люди будут гордиться тем, что именно летчики и космонавты первыми поняли, что есть у каждого Бог в душе, а это все же святее, чем царь в голове.

В настоящее время в интересах глобального преобразования людских сообществ гуманисты ставят новую цель – подчинить технику, экономику, иррациональные социальные силы. Это новая человеческая утопия. Мы хотим сформулировать свою «авиационную» утопию, смысл которой сводится к следующему. Сегодня поднята идея создать истинное гуманистическое общество, тогда почему не увидеть в сообществе летающих людей достойный тому пример. К этому есть некоторые предпосылки. Летчик – это человек в совести, которая его хотя и ведет к жажде власти, но над собой. Его внутреннее «Я», как данная в Духе свобода, воплощается в других людях, его сознание настроено на Вселенскую частоту. Летчик в качестве средства достижения высших целей представляет любовь и жизнелюбие. Самый большой порок в человеке – это гордыня, но и ее многие выдающиеся летчики постоянно усмиряли, исповедуя авиационный нравственный императив: чем выше поднимаемся, тем меньше кажемся мы людям, которые не умеют летать. Это удивительный психологический феномен духовной преемственности. Вот где великое предзнаменование святой обязанности: возвращаясь с неба, обогащать Духом землян! Конечно, это благое пожелание далеко не все способны исполнить. Попытаемся использовать необычный ракурс видения летного труда в целях поиска его духовных свойств, новых качеств сознания, которые не отделяют человека от других миров, а сближают с ними. Какова психология чувств человека, который покоряет пространство?

Прежде всего, авиация придала таким абстрактным категориям, как пространство и время, личностный смысл, так как именно эти категории для человека летающего превращаются в социальную ценность, ибо психологически включены в цель и средство деятельности. Пространство, по мнению летчиков и космонавтов, стало доступным. «В полете, – писал генерал В. Еремин, – рождалось не иллюзорное, а вполне реальное чувство доступности любой точки земной поверхности в заданное время, крылья и мотор изменили реальность». Как видим, психологическая трансформация физической сути пространства для летающего есть интеллектуальный процесс осмысления и самосознания себя как личности, как социальной ценности. Летчики и космонавты очеловечивают Пространство, называя его общим Домом. Пространство и время в полете – это информационная категория, имеющая глубокий социальный смысл: сохранение национальной безопасности страны, устранение причин катастрофических экологических ситуаций, общение планетян и т. д.

Таким образом, саму проблему Пространства мы можем обозначить как новую область исследований механизмов формирования планетарного сознания. Дело в том, что небо едино над планетой. Поэтому авиация и космонавтика помогают человеку любой страны в полете развивать человеческое в себе, обостряя нравственные потребности, понимание себя в другом. Эта профессия может служить способом накопления человеческого капитала, создавать (в понимании Сент-Экзюпери) «планету людей». Нам кажется, что подобный общий взгляд на проблему пространственной ориентировки (и в ее частном виде в авиации) смог бы нас продвинуть в решении сугубо практических задач.

Пора нам вырываться из плена привычных метафизических постулатов и переходить на уровень Вселенского сознания, ибо только тогда мы увидим в многообразии содержания и форм реакций организма и психики свидетельство далекой эволюции.

На этом пути проблема пространственной ориентировки летчика есть исключительный инструмент познания адаптивных возможностей человека. Дело в том, что сам процесс дезориентации, т. е. распад целостности психического отражения себя в пространстве, процесс дезинтеграции сознательного и бессознательного, дисгармонии биологического и социального, раздвоения «Я» и образования «ложного мира» станет ключом к разгадке духовных истоков человека.

Космос дает возможность поставить вопрос о перспективных исследованиях человека как носителя Вселенского сознания и как личности – вместилища Духа. С этой позиции все достижения космической психологии – это не более чем начальный результат, так как моделью была искусственно созданная локальная земная жизнь. В космических полетах живительная связь землян с человеком не прерывалась. Но факт остается фактом: наше научное сознание отдало приоритет биологическому началу в человеке и, соответственно, под эту концепцию выстроило всю программу медико-биологической подготовки профессионалов. Но вместе с тем триумф осознания духовного родства планетян после полета Ю. А. Гагарина позволяет мне высказать ряд суждений.

Космическая эра в жизни землян вызвала к жизни культурологическую концепцию сближения людей вместо их разобщения. Мы не считаем, что дело можно свести к трансформации политических мотивов. Думается, речь должна идти о социальных мутациях сознания. Духовным итогом прорыва человечества в космос является развитие энергетического потенциала культуры нашей планеты, создание реальных предпосылок для нравственного императива, могущего поднять людей до нового уровня осознания Всевышнего разума. Суть этого императива в скачке земного рассудочного разума к Духовному разуму в интересах создания единого поля для человеческого сообщества, познавшего и усилившего смысл жизни как бытия Вселенной. Но для этого в исследованиях человека о космосе необходимо изменить научную парадигму, сместив акцент с земной психологии на космическую. И вновь приходится говорить о методологии. В межпланетарном космическом полете создадутся условия для глубокого снижения воздействия земной среды и, соответственно, условия для более глубокого соприкосновения организма, клетки с космической средой. А это позволит, с одной стороны, определить динамические величины психофизиологических резервов, а с другой – прижизненно сформировать новые структуры, определяющие иные формы организации бытия организма в необычной среде.

Велика роль Космоса и в области формирования планетарного сознания, теологических теорий для интеллектуалов-атеистов и нового нравственного пространства духовного развития землян. В Космосе ключ к открытию и психического кода, который был по неизвестным причинам утрачен, а нам досталась лишь частичка прошлого разума для обслуживания своих витальных, репродуктивных и эгоистических потребностей.

В этой связи психологическая программа исследований в Космосе должна предусматривать, с одной стороны, решение практической задачи в виде создания способов развития новых свойств коммуникативности психики, ее помехоустойчивости, способности через общение с членами экипажа конструировать новую духовную среду обитания, а с другой стороны, обоснование теоретических аспектов установления связей земного человеческого бытия с тайной нашего происхождения. Не менее важна роль Космоса в создании нового планетарного сознания, новых духовных теорий. Человечество нуждается в создании нового нравственного пространства для духовного единения землян.

Человек в Космосе начинает одухотворять пространство. Там, наверху, он осознает Землю как часть своего «Я». Вот где творческое поле для будущих философов. В Космосе взаимопереходы общего в единичное, идеального в материальное столь ощутимы, что позволяют приблизиться к проблеме зарождения общей планетарной души. Следует присмотреться к душевным трансформациям космонавтов, даже кратковременным. Отталкиваясь от этих крупиц озарений, прозрений можно создать программы познания личности, свободы воли и мысли.

Полеты человека в околоземном пространстве впервые создали условия, когда нации, народности и просто личности, живущие на земле, так ощутимо озарились мыслью о единой человеческой душе, а космонавт, получив импульс космического сознания, убедился в том, что не Землею един Человек! Приток вселенского сознания начался, жизнь в Небе существенно преобразила быт в бытие, тем самым открыла дорогу Духу.

Сознание мы всегда рассматривали как отражение и преобразование материального в идеальное и очень боялись представлять его как приемник для связи с информационным миром вне Земли.

Во все века люди стремились переделывать мир, не понимая главного – мир для нас или мы для мира? Но мир – это мы и есть. Таким образом, если переделывать, то себя, а это означает выбор: с кем ты, Человек? От этого выбора будет зависеть успех прорыва в пространство Вселенского сознания. В этой гипотезе меня поддерживает тот факт, что человечество сегодня встало на путь поиска высших ценностей. Рождается потребность в новой Вере!

В свое время В. Вернадский выдвинул гипотезу мироздания. Живое вещество привнесено на Землю из глубин Космоса, причем не в виде молекул, а в форме биологических полей. Поле в физическом смысле представляет часть пространства, в пределах которого действуют различные силы. В мироздании есть две реальности: вещество и поле (А. Эйнштейн). Вещество биосферы находится в двух состояниях: живом и космическом. Они соединены между собой. Космогоническая суть биополя живого вещества представлена человеческим разумом, который и преобразует биосферу в сферу вселенского разума, т. е. в ноосферу. Вещество, время и пространство – это как бы форма Вселенной, а информация и Дух – ее содержание.

Связь энергии космоса с полем живого вещества человека осуществляется через духовность. Отсюда объективизация физического смысла духовных сил. Однако это не помешало Тейяр де Шардену высказать мысль о том, что возникновение жизни есть результат процесса ВЗЛЕТА ДУХА, увенчавшегося появлением человека. По Шардену, материя, т. е. поле, есть матрица духовного начала. Физическая энергия поля Вселенной, по мере ее рассеивания, эволюционно поддерживается духовной энергией. Эта энергия присуща и клетке, и молекуле, а в новой материи эта энергия приобретает форму сознания.

Высшее предназначение живого духовного поля в человеке, по-видимому, в организации и координации равновесного состояния добра. Выводит из этого равновесного состояния энергия зла. Этому способствует Вселенское свойство биополя человека быть всеобщим. Мое «Я» есть также «Я» других людей, это всеобщность (Гегель). Фундаментальным свойством духовного поля является связанность людей в добре и зле. Отсюда я формулирую методологическую, а затем и теоретическую посылку (концепцию) об объективной возможности экстрасенса с помощью своего энергетического поля восстанавливать поле другого человека, потерявшего динамическое равновесие и вышедшего за пределы «духовных законностей» (область зла). Обозначим эту гипотезу-концепцию как «равновесие энергетических полей». Такое равновесие энергетических полей аналогично механизмам духовной организации Вселенной. Поле духа в рамках человеческой субстанции противодействует хаотичности состояний души, выходящих за пределы нравственных границ, т. е. пребыванию их по ту сторону добра. Учитывая всеобщую связь людей в добре и зле, человек способен принять энергию из космоса и передать ее другому, достигая в его душе равновесного состояния. Постулат равновесия энергетических полей рассматривается мною как главное условие выживания человечества. Другими словами, человек в принципе обладает сверхчувствительной способностью перевести хаотичное состояние в равновесное, которое в наибольшей степени отвечает предназначению человека; он может воспроизводить добро и тем самым контролировать зло, хотя может, наоборот, и умножать зло.

Меня заинтересовали эксперименты С. Грофа (в том числе над собой) с позиции регрессии памяти о Космосе. Это выражалось в переживании космического единства, безмятежного вневременного блаженства, переживании Чистого Бытия. Люди, пережившие это состояние, описывали его как бесконечность, утрату своего «Я», расширение сознания, они как бы сами становились сознанием. Они себя ощущали космическими существами, получая заряд мудрости. Дело доходило до состояния экстаза, когда испытуемый обожествлял себя.

Хотим привести оригинальные эксперименты своего коллеги профессора Л. П. Гримака, касающиеся внушения в гипнозе состояния невесомости лицам, которые никогда это ощущение не переживали. Исследования биохимических и вегетативных реакций у человека в состоянии внушенной гиповесомости показали, что развивающиеся при этом функциональные состояния сердечно-сосудистой системы и локомоторной сферы близки тем, которые имеют место в реальных условиях полета. Приведенные выше данные «мучают» меня. Дело в том, что наблюдения за душевными состояниями летчиков и за личными своими переживаниями на высотах более 15 тыс. метров в кабине самолета-истребителя и при изучении расстройств сознания от высотной гипоксии показали, что одним из первых феноменов проявляется «полет души», отчуждение от земного тяготения, чувство блаженства и главное – встречи с другим миром. Я проводил в 1967 г. научный эксперимент над собой с использованием обедненной газовой смеси, т. е. кислородное голодание. В этот момент управлял самолетом-тренажером. Поскольку я был осведомлен, что потеряю сознание, то все свои ощущения диктовал на магнитофон. Кратко опишу это состояние. Никакой эйфории у меня не наступало. Я отчетливо заметил, что мои реакции на изменение параметров полета замедляются (критическая сфера сохранялась). Затем постепенно появилось чувство легкости и медленное удаление от задачи, которую я выполнял. Начиналась трансформация реальности в ареальность: световые иллюзии, пустота, бесконечность, ощущение нового измерения, другого пространства… другой жизни. Потерю сознания не ощутил. В последующем с сотрудниками Института психологии Российской академии наук мы проводили исследования подобного рода.

Обычно изменение сознания имело строго фазовый характер: изменения в эмоционально-волевой сфере (снижение критичности, благодушие), сенсомоторной (двигательная расторможенность, дизартрия речи), далее в психической (заторможенность, отчужденность, судороги, ступор, кома). Но есть и другие проявления, когда реальная действительность не просто уходит, а вытесняется новой в виде сновидений благостного характера. Ощущение высвобождения души появляется, но, к сожалению, физического эквивалента, регистрируемого в нейропсихологических измерениях, нет. Поэтому в этом направлении мы только строим гипотезы. Хотел бы обратить внимание на один странный факт: по мере углубления гипоксии мозга, сфера рефлексии заметно сужается (Т. Ушакова), и в то же время появляется «другое сознание», которое живет в другом мире. Видимо, в этот момент осуществляется информационная связь психического биополя с космическим.

С позиции антропогенеза этот феномен можно расценить как реализацию эволюционного механизма отклика на космический импульс. Приведенные наблюдения наводят на мысль, что человек летающий впитывает космическую энергию, становясь естественным экстрасенсом, даруя окружению частицы поля Вселенной.

Речь идет о создании теории духовной генерации высших целей человечества. Психология способна создать новое научное направление в виде образа Духа человеческого как истока для развития земной жизни и ее ценностей. Дух – это жизненная сила, но не для власти над другими. Дух – это характер, но для смирения, т. е. чтобы смирять свое «Я» с добродетелью. Дух – это достоинство, но готовое к покаянию. Так постепенно мы научно углубимся в субъективный мир человека. Эта задача не только научно-познавательная, но и практическая, ибо от ее решения зависит судьба создания совершенно нового языка, языка сознания, с помощью которого люди обретут дар понимания друг друга в Духе.

Язык сознания – это одновременно способ подключения к биоэнергии Высшего разума. Кто знает, возможно, создав новый язык сознания, психологии, как науке, удастся разработать способ длительно поддерживать в Душе человека общевселенское добро, потенциал которого выше зла. Добро, по мнению просвещенных мыслителей, – это не столько борьба со злом, сколько ограничение зоны его действия. Возможно, стоит решиться расширить проблему психического образа и выйти на исследование образов добра и зла.

Как было сказано выше, вдали от Земли летчики и космонавты отмечают прилив необычной энергии добродетели, чувство свободы души, они ощущают ранее им несвойственное осознание своего второго «Я» и его связь со всеми людьми, а главное – появление любви к человечеству. Это примечательно, что именно в космосе у людей произошел отклик на время прошлого, они открывали для себя, что внутренняя свобода есть средство реализации смысла жизни. Эти факты должны порождать наш научный интерес к энергии Времени и Пространства и способам ее трансформации во Вселенское сознание. Повторяю: к этому есть предпосылка, так как реальное пребывание человека даже в околоземном пространстве способствовало озарению мыслью о единстве человеческих душ.

Осталось «немного»: исследовать вид языка для перевода внечеловеческого сознания в образе духа, осуществляющего добродетельное межчеловеческое общение. Открыть это надо было еще вчера, а сегодня нужда в этом обострилась еще больше. Человеческий мир слишком алогичен и жесток, порой унизительно неразумен. Несмотря на то, что на Земле есть все для природного насыщения человека, все же недостает способности удерживать энергию Духа. Человечество ее не только не удерживает, но и извращает. Видимо, утрачен механизм раскодирования энергетики Разума. Но ес ли есть психическое поле, психический образ, должно быть и психическое вещество. Скорее всего, оно представлено энергией в виде информации, которая пока остается за пределами нашего сознания. Предполагаю, что код расшифровки лежит во Времени, которое не совпадает с циклами земной жизни. Причиной этого несовпадения, скорее всего, является разность мер организованности биополей в духовном и физическом пространствах. Нужен код сведения этих полей. Требуются принципиально новые психолого-теологические парадигмы в интересах Духовного объединения. Пора осознать некие житейские мудрости типа того, что истинная ценность жизни измеряется лишь отсутствием страданий, а не присутствием наслаждений. В частности, достичь уровня познания духовных сил, нравственных начал не только в пространстве истории государств, но и гораздо дальше, за их пределами. Тогда сольются научное и религиозное сознание, которое станет образом-пульсаром субъективного мира человека.

В заключение считаю необходимым привести мнения ученых, летчиков и космонавтов, основанные на пережитом в полете.

Итак, применительно к опасной профессии в данном случае летно-космической, под духовностью условимся понимать особого рода чувственное психическое состояние, которое отражает и включает в себя целостность натуры свободной личности, предуготовленность сознания, культурно-этический код в интересах реализации своих максимальных добродетельных благоверных возможностей.

Дух – это реальный, исторический опыт возвышенного, прежде всего психического состояния души субъекта труда, в постижении смысла жизни в данной профессии. Смысл в данном случае видится как высшая ценность, т. е. святость, которую нельзя изменить и тем более предать. Вочеловечивание смысла полета и есть постижение, проникновение в космогоническую область свободы, эстетического пробуждения чувства красоты, причастности к вечному, к бесконечному Пространству, к появлению вне воли человека повышенной доброты к землянам.

Поэтому не случайно человек в полете ощущает, как просыпается, расширяется его интеллектуальная сфера, сфера повышенной чувствительности, образности воспринимаемого мира, изменяется земное сознание, просыпаются спящие нейронные сети, воспринимающие и передающие в мозг другое видение формы и смысла Пространства и Времени. Пространство осмысляется через личностный смысл. Открывается «непроявленный мир Божественного Разума».



«Бесконечность не есть понятие не идеальное, не материальное, а – живое, которое при этом чувственно воспринимается».

«Не мыслится идея без материи, но и материя без идеи тоже не мыслится».

    О. П. Флоренский

Рождается новое чувствознание, и можно реально осязать смену материального мира на духовный. Процитируем мысли летчика-космонавта, члена-корреспондента РАН В. В. Лебедева, дважды героя СССР:



«У каждого поколения есть свой мир пространства, который представляется в виде оболочки, объем которой соответствует уровню накопленного разума, как наследие всего живого. Мысль проникает в пространство, сжимает его. И сила упругости возвращается назад, при этом оставляя след в материи пространства. В какие-то моменты человек, его внутреннее состояние входит в резонанс с окружающим миром, и тогда проявляются сверхвозможности разума через прорыв оболочки всеобщего разума. В такие моменты человек может ощутить состояние озарения, прилив сверхсил, видение прошлого или грядущего или контакта с разумом себе подобных. Прогресс нас тянет вверх, а общественное сознание удерживает на его витках».


Если бы психологи взялись экспериментально исследовать сознание человека в полете, я не сомневаюсь, что они бы открыли новые законы первичности и вторичности области динамической смены места сознания и материи, определили бы факты формирования понятий в ядре нейрона. Они бы убедились в тупиковом пути технократического подхода замены живой жизни на виртуально-компьютерную. Именно тонкий мир Разума формирует основу передачи мысли на расстоянии, создает предпосылки к озарению, интуиции.

Речь идет о познании тонкого мира, смысла волн физического вакуума, которые являются носителями информации. Вот где наша наука психология выйдет на уровень нанотехнологий, разгадав роль миллионов для земных условий избыточных нейронов. Роль психологии – зажечь в душах Свет.

Уже пробуждаются сомнения, что сознание не только продукт мозга. Чтобы как-то эти «красивости» опустить на грешную землю с помощью хотя бы опосредованных доказательств, послушаем небожителей, открывших нам новый чувственный и переживаемый мир трансформации сознания и чувств. Но вначале мы приведем три цитаты. Выбирайте сами, какая из них поможет нам в этом. Даниил Андреев «Роза мира»:



«Все живое, и человек в том числе, приближается к Богу через три божественных свойства, данных ему: свободу, любовь и Богосотворчество».


Вторая мысль принадлежит Пифагору:



«Человечеству угрожают три вещи: невежество священников, материализм ученых и бесчинство демократов».


Третья мысль принадлежит заслуженному летчику-испытателю Ю. Жучкову:



«…в особо экстремальных ситуациях состояние связки „мозг – тело“ человека начинает жить в другой, запограничной динамической области своего временного пространства, при этом несоизмеримо опережая свой стандартно повседневный ритм мышления и действий. Чем это подпитывается? И ограничено ли это только резервами мозга? Конечно, нет! Человек, особенно в полете, являясь постоянно работающей частичкой Космоса разумного, иногда презрев и сбросив пелену запретов, презрев опасность, начинает активно взаимодействовать с мозгом. Открывая громадным скачком, расширяя человеческие возможности по упражнению, приему и анализу поступающей информации, переходя на режим заблаговременных действий не вдогонку, а навстречу развивающимся опасным событиям. Человек начинает чувствовать работу управляющих сигналов из Космоса Разумного, каналов тонкого мира по причине того, что его приемники перешли на другой режим работы. После пережитого нового состояния у человека ощущается наличие второго Я или же поступление управляющей информации извне. Меняется отношение к своим возможностям восприятия действительности, которые, оказывается, могут быть намного шире привычных горизонтов. Мир, получается, может быть другим. Меняется ритм настроя всей остальной жизни».


Все эти мысли подводят нас к необходимости создания новой философии мировоззрения о человеке летающем.

Зададим вопрос: «Что же открыл человек, оторвавшийся от земли?» Кратко охарактеризую эти открытия.



1. Фундаментальная, надсоциальная, надпрофессиональная особенность в том, что есть разница в Сущем: между оценками полета в смысле производственном и тем содержанием, которое представлено в индивидуальном образе мира человека летающего. Суть разницы – в психологии восприятия. Кто ты? Куда и зачем летишь? Это связано с тем, что у летчика духовный мир заполнен двумя образами: мира земли и мира неба с их смыслами и значениями. Это создает в подсознании особую энергетику противостояния регламентной колее. Все это складируется в сознании.

2. Отсюда же проистекает корпоративность со своей ценностью и уважением иметь право на понимание духовности свободы, понимание своей профессии как счастье, как подарок судьбы, «как то удивительное чувство независимости, свободы, собственной значимости, которое дарит человеку небо» (Антуан де Сент-Экзюпери). Внутри и только внутри корпоративности есть свой кодекс чести, который нередко разделяет понятия морали и нравственности, оставляя первую для Земли, вторую для Неба. Это связано со слишком близким расстоянием между жизнью и смертью, отношением к риску, подвигу, правде, самосознанию, самокритике, очищением совести, восхождением к Истине. Картина образа профессионального мира выступает производной от Сущего в образе мира Небесного, и ее надо представлять перед собой. Очень интересно, что воззрение летчиков на мир близко соответствует тому, что писал Шопенгауэр:

«Моральный закон вполне условен. Есть такой мир и такое воззрение на жизнь, при котором моральный закон лишен высокой силы значения. Этот мир и есть, в с ущнос ти, реальный мир (выделено мною. – В. П.). В отношении к моральности есть уже отрицание этого мира и нашего индивидуума».

3. В летной профессии содержание «образа мира», духовное начало превалирует над профессиональным! Очень характерный штрих – высший духовный смысл, или мироощущение себя в пространстве Вселенной, в восприятии ее бесконечности выступает как психологический дифференциал между оценкой добра и зла. Позволим подчеркнуть, что отношение к риску, подвигу, геройству зиждется на ценности жизни, ибо слишком она хрупка вдали от Земли. Приведем мнение летчиков-профессионалов.

«Постоянное соприкосновение с риском привило более правильный взгляд на то, что есть в жизни мелочь, а что не мелочь. Доброта выражалась в большой терпимости к человеческим свободам» (М. Галлай, Герой Советского Союза).

«Сочетанность трагического и духовного в полете помогла открыть для себя духовную музыку» (Л. Попов, Герой Советского Союза).

«С первых полетов острее стал воспринимать жизнь, ощутил ее быстротечность и хрупкость и понял как-то внутренне, что к ней надо относиться с благоговением» (Г. Катышев).

4. В каждой профессии есть предмет труда. Есть он и у летчиков (перевозка пассажиров и грузов, защита Отечества, разведка, спасение людей и т. д.). И все же есть специфика: предметный образ обогащается трансцендентными чувствами вдохновенной свободы.

«Полеты давали ощущение Вечности и Бесконечности. От этого захватывает дух».

«Любой полет был для меня вдохновением, постоянно знал, что смертен, но верил в свою причастность к бесконечной Вселенной».

«Я благодарен Небу, что оно дает мне чувство свободного парения души».

5. Профессиональный мир небожителей, их внутренний мир, образ своего «Я» имманентно включает в себя универсальные мироощущения причастности к космическому бытию.

«В воздухе почувствовал психическое отличие жизни в небе, увидел новое Пространство, осознал ранее неощущаемую Свободу, духовно прочувствовал более глубокое мироощущение третьего измерения, задыхающейся радости от реализации затаенной мечты: „Я могу! Я летаю!“» (В. Новиков).

«Ты и машина, а кругом небо. И только оно держит вас в своей власти. И никого над вами, кроме Бога. Спустя все годы, не летая, по свободе, которую дарует полет, я тосковал долго и трудно» (А. Маркуша).

«Мне часто не хочется возвращаться из полета, – пишет летчик-испытатель Н. Григорьев. – Только в полете у меня зримо проявляется духовность, думаю из-за приобщения к пространству, свободе, познанию нового, а для моей души даже где-то к вечности».

«Там рассеются страхи и чудом
Перемены свершатся с судьбой:
Я очищусь, воскресну и буду
Ладить с миром и ладить с собой»

    (С. Кричевский, космонавт-исследователь).
За всем этим стоит культура, нравственность, духовность, этика – одним словом, духовная субстанция в виде доверия людьми своей жизни в полете. «Я» и «Ты» в духовных слоях сознания выступают механизмом очищения «ЭГО».

Красота, будучи эстетической категорией, напрямую включена в этическое поле личности, это буфер от стресса, который гармонизирует душевные состояния. Процитирую летчиков.



«Полет, как слитность с пространством и красотой, одаривает тебя неописуемыми ракурсами смены тени и света, игры красок. Земля сверху не статична, она дышит, живет заснеженными вершинами, огнями городов, светлячками деревень. Этот заряд прекрасного поднимает настроение после полета и находит отклик в трепетной душе. Наблюдая в разных состояниях Землю, Небо и Светила, становишься эстетически богаче и тоньше, чувствуешь Божий мир» (А. Синицын).

«Увидев небесную красоту нерукотворного мира, проникся мыслью о том, что, видимо, человек, не понимающий и не умеющий любить Природу, теряет значительную часть того, что мы понимаем под словами человеческое счастье, теряет то, что порождает в нас доброту. Меня посетило откровение: чудесность мироздания делает нас участливыми ко всему живому на земле» (М. Колошенко).

«Для меня Авиация – это проявление жизни Неба во мне» (А. Зизико).


Джим Ирвин – пилот лунного модуля космического корабля «Апполон-15» – пробыл на поверхности Луны 67 часов (!):



«Наш разум был в состоянии гигантского напряжения, работал в максимальном режиме. А души наши замерли: они понимали, что этот полет приближает их к вселенскому космическому состоянию, а в этом состоянии они смогут лучше понять великую тайну жизни и цели человека… На Земле мы не видим всю картину Вселенной, а только ее крошечный кусочек возле нас…»


Краткий итог о профессии:



– психология труда – это генератор мотивов самосовершенствования, самодостаточности, достоинства, отношения к профессии;

– единицей поведения выступает познавательная проба как дар природы «выходить познающему из себя»;

– креативность позволяет предугадывать опасность и порождать «боковое мышление», инсайтность, смысловые действия в процессе принятия решения на расширение границ риска;

– метафизичность, надежность действий профессионала определяется предшествующей созидательной жизнью.

«Летное дело чистит наше нутро. В духе несется к нам готовое наперед решение ценой своей жизни спасти людей от падающего вместе с тобой самолета – отвернуть, довернуть, дотянуть» (А. Зизико).


Общий вывод: «Человек летающий отобран Природой, пробужден Духом, социально предназначен быть созидательным. Он обречен и обручен Небом любовью к полетам. Он на земле лишь существует, а живет в Небе» (Г. Береговой, В. Пономаренко).

Считаю полезным сказать несколько слов о свободе, так как этому понятию в психологии труда уделяется явно недостаточное внимание.

И вот ряд ответов летчиков на этот вопрос о чувстве свободы. Эти ответы довольно разных личностей читается как единый текст.



«Духовность в полете проявляется как ощущение приобщения к пространству, свободе, познанию нового, я бы сказал для моей души даже где-то к вечности» (заслуженный летчик-испытатель В. Селиванов).

«В полете ты свободен, но поэтому нельзя лгать даже самому себе, будешь наказан. И в этом великий этический смысл летной профессии. Человек отвечает за свои поступки САМ и немедленно» (заслуженный военный летчик, полковник А. Сеньков).

«Свобода породила необходимость возрастающей требовательности к себе» (заслуженный штурман-испытатель, Герой России Л. С. Попов).

«Только в полете я получаю удовольствие от чувства парения, свободы во всем окружающем меня пространстве, легкость души. Я благодарен небу, что оно дает мне это свободное парение души» (военный летчик-испытатель Н. Григорьев).


Только в случае наличия в человеке заданности жить свободным он реализует свой смысл жизни.

Чем глубже человек уходит вовнутрь, тем более он расширяется и обретает естественную и необходимую связь со всеми остальными людьми, со всей мировой жизнью в целом. И эта способность человека, в данном случае летчика, крайне ценная, так как из глубин своей души он извлекает новое знание, более того, знание неземное.

Приведем еще пример перестройки сознания летчика в полете как профессии, избранной на всю жизнь.

Из письма летчика А. Зизико:



«Из летного опыта я вывел объективно существующий закон летной жизни: потребность постоянного преодоления себя, самосовершенствования. Ты просто должен, просто не можешь не стремиться поднимать всего себя на высоту. Осознание себя и есть эффект самоочищения небесной средой. Законы полетной среды заставляют уходить из индивида плохое и злое».


Вот вам живой пример «выхода познающего из себя». Именно духовные силы берут начало в природосообразности предназначения человека, реализуясь при этом в смысле отбираемых ценностей. Именно эти ценности в случае опасности дают о себе знать, когда нужно проявить свою человеческую и профессиональную надежность, порядочность, совестливость.

Не в кабине сермяжная правда профессионализма, в кабине лицо специалиста, а профессионализм – это вторая ступень летчика-небожителя, это Небо, из него приходит Дух. Прекрасно эти мысли выразил летчик А. Зизико. Цитируем:



«Летное дело чистит наше нутро. И это не наша заслуга, это проявление жизни Неба в тебе. Вот где зарождается готовность, наперед уже принятое решение: своей жизнью спасти людей от падающего самолета».


Глубоко прав великий Л. Н. Толстой в призыве к самосовершенствованию. Нервом самосовершенствования и развития является все же, извините за прямоту нутро человеческое, анатомическая суть которого ясна. А духовная?..

Вот почему гуманистической парадигмой XXI века станет (обязательно станет!) психология Духа и Души. Считаю пророческими мысли К. Юнга: «…духовная нужда привела в наше время к „открытию“ психологии. На сегодня нам уже не обойтись без науки о душе». Видимо, мыслители были правы, когда считали, что в душевной жизни не меньше достоверности о мире, чем в знаниях о его физическом аналоге.

Космонавтика продолжала развиваться. Появились космические станции, длительные полеты, новые прожекты полетов автоматических станций к дальним планетам. Идеи профессора В. И. Яздовского и его сотрудников активно использовались в ГНИИИА и КМ. К сожалению, научные программы все больше исповедовали технократический подход. Медико-биологические вопросы, особенно психологические, касались лишь одного: выживания, психофизиологического отбора и профессиональных тренировок. Была затоплена станция «МИР», уничтожен «Буран». Американская станция стала для нас больше прибежищем и коммерцией в знак благодарности за доставку грузов и международных экипажей. Министерство обороны не уразумело ущерба научной и экономической полезности своих станций, оборонного значения, аполитичности своих решений, особенно отказа от ЦПК. Экспериментальная, научно-практическая база, методики, разработки профессиональной подготовки, методология медико-биологического контроля и защиты оказались не нужны МО России. Роскосмос, новый хозяин, старается, беспокоится, пытается сохранить и развивать ракетно-космическую тематику, главным образом, в технико-экономическом прорывном аспекте. А ведь миллиардной стоимости опыт ГНИИИА и КМ, ЦПК, ИМБП требует своей мощной финансовой поддержки.

Конечно, Российская академии наук, благодаря усилиям вице-президента РАН А. И. Григорьева, взяла под крыло ИМБП, и там продолжают, даже при жалком финансировании, наращивать знания для обеспечения полетов человека к дальним планетам и безопасности на американской станции. Но нужны и новые идеи мировоззренческого уровня. Нам не продвинуться без исследований стержневой темы личности человека, его психической и духовной сферы, его потребности познания себя во Вселенском пространстве, своих новых резервов для освоения неземного перемещения со скоростью света.

Нужна новая мотивация, новая душа, новый дух. Необходимо познание истоков религиозного сознания в части человеколюбия, самооценки, свободы, принятия условий переформирования социума, образов восприятия, трансформации чувств в регуляцию сверхсознания.

Та цивилизация, которая сейчас существует в России, изменяет код жизнеустойчивости православной культуры, извращает тысячелетние ценности человека и неба. Либерализация, в том виде, в котором мы ее видим, вытравливает чисто человеческий облик. А ведь космическое сознание включает в себя единение людей вокруг общечеловеческих вызовов, вокруг общечеловеческих задач. С огромным почитанием хочу привести мнения о будущей космонавтике трех человек: Владимира Солнцева, директора завода космических двигателей, т. е. инженера; член-корреспондента РАН, летчика-космонавта, дважды Героя Советского Союза В. В. Лебедева и космонавта-испытателя С. Жукова. Ведь эти концепции в проектах будущего космонавтики в свое время формировал В. И. Яздовский. Вот как представляет социопсихологические основы будущей космонавтики В. Солнцев:



«Нужны новые умы, которые будут создавать новое поколение космической техники. Поэтому наша стратегия связана с космосом будущего, с космосом двадцатого, тридцатого, сорокового года. Дальше ведь Луна, Марс, Венера, Сатурн. Мы сегодня должны осмыслить: какие двигатели помчат ракеты в эти галактики, на каких носителях будет осуществляться дальнейший штурм человеком космоса… Я считаю, что люди, создающие космические аппараты, работающие в космосе и во имя космоса, – это особая, если угодно, раса. Эта каста обладает огромным потенциалом, особой этикой, целеустремлением и волей, она в состоянии изменить климат во всей стране, вернуть обществу утраченные им представления и задачи. В недрах этой касты сберегается нравственность, сберегаются идеалы. И люди космической отрасли, не побоюсь это сказать, в каком-то смысле являются лучшими людьми, цветом нации. Неодухотворенное железо, из которого создаются великолепные машины, никогда не улетит в небо, если к нему не прикоснутся одухотворенные люди. Люди передают свою душу железу. И оно становится одухотворенным, живым, крылатым.

…человек не может состоять только из одних мыслей, он не исчерпывается интересом машинным. Человек – это душа, это душевные переживания, душевная тайна. Космос – это бездонная чаша. Быть может, края ее сделаны из драгоценных металлических сплавов, но в глубине ее таится бесконечный космический дух»[14 - Интервью-беседа А. Проханова с В. В. Солнцевым // Завтра. 2012. № 17.].


А ведь это золотые мысли о наших героях – С. П. Королёве, В. И. Яздовском.

В. В. Лебедев, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза, член-корреспондент РАН:



«Давно уже возникла необходимость взглянуть на Миссию человека в космосе с позиции современного уровня развития техники и научно, философски обосновать ее теми задачами, решение которых доступно только ему. Успехи пилотируемых полетов продолжали оценивать не достигнутыми результатами научных исследований, а по факту выполнения полета без происшествий за счет своевременного ремонта и профилактики корабля и станции. Завороженные успехами космической техники, о предназначении человека в космосе так и не задумались. Человек оказался встроенным в космическую технику без глубокого обоснования, зачем он там нужен. Должен оцениваться интерес к человеку, его индивидуальности, что его туда привело, чем заслужил право оказаться в столь необычной среде. Ведь ему открывается мир, недоступный другим, поэтому привлекает его творческий поиск в познании этого мира с множеством загадок и проблем, чтобы людям стало понятно, есть ли перспектива движения человечества в космос или это просто фантазия. Без творческой одержимости космические полеты, тем более такие как на Марс, теряют всякий смысл, а посылать туда людей за тем, чтобы восхищать и поражать человечество мужеством выживания, – бессмысленная задача. Космос не место для выяснения отношений, он должен служить только гуманным целям: улучшению возможности связи, навигации, размещению солнечных электростанций, промышленных установок для получения лекарств и различных материалов со свойствами, недостижимыми на земле, освещению заполярных районов, развитию туризма, образования, помощи в оздоровлении людей в условиях невесомости. И конечно, космос – это дорога в мир фундаментальных исследований, открывающих простор для совместной работы ученых разных стран. Сегодня нет прорывных проектов, понятных обществу. Во многом это связано с некомпетентностью власти, которой не по силам созидательные дела, потому что она не выросла с народом на трудностях в решении проблем страны. Мы потеряли свою перспективу в космонавтике, нет уже одержимых идей освоения космоса, подвижников, уничтожен плодородный слой, из которого они поднимались»[15 - Уходящая романтика космоса // Советская Россия. 2012. № 49. 12 мая.].


Вот оно, пронзительно-творческое мышление, гражданское мужество, органический патриотизм, святость любви к правде, к созиданию.



«Людям пора отойти от идеи покорения космоса. Следует ему соответствовать. Необходимо глубоко изучать феномены сознания человека летающего, его взаимодействие с окружающей средой. Исследовать свойство сознания человека летающего в состоянии измененного сознания при возникновении иллюзий (с. 279). Длительные пилотируемые полеты в целях исследования и освоения Луны, Марса, расселения вне Земли будут сопровождаться трансформацией сознания человека под воздействием окружающей среды. Летно-космическая практика тем более приводит к Богу. Летчики-космонавты религиозны в высоком смысле. Этому их учит риск и опыт неба»[16 - Жуков С. Стать космонавтом. М.: РТСофт, 2011.].


Прекрасную книгу-летопись о подготовке к полету в космос опубликовал С. Жуков. Все приведенные мысли умных людей не могут оставить нас равнодушными. Я, их единомышленник, еще в 1993 г. опубликовал книгу «Страна Авиация: черное и белое», а в ней главу «Есть ли Бог в душе летчика?». Издательство РАН было крайне удивлено моим богоискательством. Но не было никакого богоискательства, был психологический анализ влияния Неба (ноосферы) на сознание летчиков-испытателей, на их внутренний духовный мир, на формирование их одухотворенности как реализация добра, укрепление совести. «Небо чистит нутро», – писал мне летчик А. Зизико. Приятно, что в братстве летающих людей, конструирующих летательные аппараты, в том числе и ракеты, формируется созидательный ум. Нет, не пропала наша страна. Дело и мысли нашего космического Апостола Владимира Ивановича Яздовского не пропали. Эстафетная небесная палочка принята академиком РАН А. И. Григорьевым, академиком РАМН А. Н. Разумовым, академиком РАМН И. Б. Ушаковым и всеми высококвалифицированными мыслителями-психологами ЦПК – И. Б. Богдашевским, И. Б. Соловьевой и, конечно, космонавтами В. В. Лебедевым, А. А. Леоновым, Гречко, С. В. Кричевским, В. В. Поляковым, И. П. Волком, Б. Волыновым, С. Жуковым, Ю. Усачевым и др.

Из песни слов не выкинешь: «…на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы». Мы, авиационные и космические медики, гордимся, что и наш Учитель, Гражданин Советского Союза, профессор Владимир Иванович Яздовский оставил для нас планетарный след, коему мы будем следовать во славу своему Христианскому Отечеству.

Из книги писателя В. Крупина, статья «Душа у Вселенной православная»[17 - Современник. 2012. № 4.]:



«У славян высшая ценность – порядочность и жертвенность» (с. 242).

«Западом наказал нас Господь, – писал святитель Феофан Затворник».

«Вот и нам приходит, – писал Феофан Затворник, – приходит срок вступать в открытую полемику с Западом. Самообольщенная уверенность не дает им внимать Истине» (с. 248).


Как видите, полеты в космос, полеты в околоземном пространстве всех видов авиации и космических кораблей рождают смыслообразующую ценность – Богосотворчество любви к человечеству. Аминь.




4. Психологические составляющие духовности и культуры – фундамент безопасности человека летающего[18 - Независимое военное обозрение. 16–22 октября 2015 г. № 38.]


Для отстаивания позиций психологии о творческой, созидательной роли духовности и культуры нужна опора на государственную совесть, на наш базовый авиационный профессиональный Дух и самодостаточность авиационных руководителей. Как говорит генерал армии П. С. Дейнекин: «Настало время видеть и говорить правду».

Не стоит сомневаться в том, что нас, как ветеранов, так и находящихся в строю, тревожит философский вопрос: почему человеческий фактор в авиации, как главный ресурс реализации безопасности полетов, увеличивающий экономический потенциал нашей страны, оберегающий Отечество, нередко приобретает свойства универсального виновника, и прежде всего со стороны летного состава?

В этой связи возрастает духовно-нравственная потребность понять, почему в нестандартных ситуациях, при дефиците времени летчики не имеют должной правовой защиты для принятия решения, исходя из видимой им реальной обстановки, не имеют права на свободу выбора, прогноза, поставив себя не впереди самолета, а сзади, в режиме предугадываемого развертывания экстремальных событий. Вот почему, когда наши педагоги, инструктора, ученые осмелеют и поймут роль не только внешней обстановки, строгих алгоритмов, но и познают внутренний мир летчика, его опору на корпоративную среду, на оценку смысла жизни, тогда они и оценят глубину использования духовных способностей.

Сегодняшняя цивилизация крайне нуждается в раскрытии психологии жизни летчика, его духовного мировоззрения. Доминирование технократической идеологии, коммерциализации в сочетании с новой философией управления ЛА «электронным летчиком» потенциально увеличивает вероятность угроз безопасности полета.

Это проявляется в потенциальном снижении не просто уровня надежности ЧФ[19 - ЧФ – человеческий фактор.], а личности летчика, его мироощущения смысла своей поднебесной жизни. Ученые, психологи, психофизиологи, опытные пилоты на себе чувствуют утрату использования природных свойств летных способностей, волевых качеств, синергетического взаимодействия в экипаже.

Летный инструктор в начале обучения (переучивания) не может не заметить, как базовое фундаментальное свойство мышления: предвидение, прогнозирование – постепенно подменяется роботизированными решениями вне собственного осмысления ситуации личностью.

Извращается общественная и профессионально-социальная среда, особенно на чартерных рейсах. Да и в авиакомпаниях во многом деконструируется летная корпоративность и индивидуальность.

Эти психологические факторы трансформируют индивидуальность в индивидуализм, который занижает социальный, душевный, патриотический, психоэмоциональный облик летчика-профессионала.

Этим самым я хочу подчеркнуть острую нужду в переосмыслении системы образования, воспитания духовно-нравственной основы Человека летающего. Исходя из этих посылов, считаю, что в процессе образовательного преподавания стержнем должен быть отечественный менталитет, исторический опыт профподготовки, особенно в той части, которая касается личностных и духовных ценностей летных сообществ.

Человеческий фактор в отечественной авиации – это не только знания, навыки, умения, это развитие личности, ее право выбора свободы, формирование психологической установки на то, что полет – это творческая деятельность, омытая высокой нравственной культурой духа, нацеленного на защиту благополучия пассажиров, их веры в экипаж.

Научно-практический труд сотрудников Государственного научно-исследовательского испытательного института авиакосмической медицины и психологии убеждает в необходимости существенно преобразить методологию процесса преподавания. Вначале надо изучить и познать сущее, заложенное в личности человека летающего, а затем функции, состояния, операциональный состав действий.

С этой целью остановлюсь на духовных и личностных ценностях летных сообществ. К ним я отношу жизнестойкую мотивированность на полет как смысл жизни, несущий в себе спасение, любовь, свободу, красоту, радость и счастье от тех чувств, которых не дает даже Земля.

Сегодня летное сообщество существенно изменилось, атомизировалось, скукожилась область душевных качеств, профессиональные особенности управления ЛА в определенной степени следуют законам поведения робота. А это значит, что человек летающий теряет свой небесно-летный ресурс, т. е. профессионализм, особенно необходимый для преодоления экстремальных ситуаций.

Поэтому мы, психологи, считаем, что методология профессионализма в России должна обогащать, одухотворять человеческий ресурс человека летающего, защищать его право на субъектность, самодостаточность, инициативность, право на альтернативный выбор решения в экстремальной обстановке. Воспитательная работа должна, прежде всего, быть нацелена на сохранение и развитие корпоративности. В отечественную авиацию должна возвратиться акцентуация на летную корпоративность, т. е. коллектив, который несет в себе критическую оценку профессионализма, признание роли «неписаных законов» в нестандартных ситуациях. Корпоративность формирует не только потребительские ценности, но и нравственные. В частности, это выражается в презрении к лживости, трусости, расхлябанности, хвастовству. Корпоративность формирует мотив поклонения мастерам летного дела, гражданскому и профессиональному мужеству, добродетельному сопереживанию успехам товарищей и поддержку в случае неудач и невезения. Вот почему в мировоззренческом статусе главная задача сводится к формированию профессионально-личностных ценностей.

Приведем их краткий перечень:

– взятие ответственности на себя, особенно со стороны КВС[20 - КВС – командир воздушного судна.];

– самодостаточность, воля к преодолениям, опирающаяся на интеллект, а не на амбиции;

– способность к осознанному риску как психологической готовности к выбору альтернативных решений, диктуемых конкретной летной или социальной ситуацией. Риск как решение – это не только оперативное действие, но и поступок, обогащающий профессиональную и человеческую надежность. Риск – это умственный прогноз и оценка его последствий;

– истинный профессионал-инструктор, преподаватель CRM способен формировать ценность эстетических сторон профессионального труда.



Наука только подходит к изучению «второго Я» летчика, его способности к восприятию информации от нерукотворного мира, принятия решения во временно-пространственные отрезки, недоступные обычному человеку на Земле. Летчик, когда он на границе жизни и смерти, способен действовать во временных рамках от 0,1 до 0,3 с.

Преподаватели авиационных учебных центров (АУЦ) должны глубже изучить психологию второго «Я». Характер проявления подсознания и сверхсознания. Это поможет более точно расследовать причины поведения в аварийных ситуациях. Не что сделал и даже не как, а почему?

Откровенно говоря, специалистам служб безопасности полета на всех уровнях стоит более глубоко, более откровенно, более ответственно раскрывать анатомию социально-психологических причин новых угроз безопасности полета, проистекающих из особенностей модернизации новой техники, далеко не полной согласованности человеко-машинных интерфейсов, зрительно-моторных полей информации, загрузки внимания, состояния эргономического контроля на испытаниях. Наступила нужда провести педагогический и летно-методический анализ демографической ситуации, состояния профессионального здоровья и индивидуально-психологических особенностей нового поколения летчиков, а также состояния образования, методологии профподготовки. И наконец-то надо обратить внимание на духовность авиаторов.

Духовность человека в России всегда органически входила в менталитет, образ мышления, мировоззрение православно мыслящих русских людей.

Известный русский философ Иван Ильин писал: «Человеческая духовность и вырастающая из нее внутренняя и внешняя культура создают высший смысл, честь и достоинство человека». В нынешние времена, когда мы столкнулись с разрывом культур, с дезинтеграцией менталитета поколений, с деформацией нравственных ценностей и при выборе цели жизни, духовность возвращается из забытья и приобретает консолидирующее свойство.

Это свойство способствует связи времен между прошлым и будущим, т. е. реанимирует традиции как в процессе отбора наиболее устойчивых человеческих ценностей, так и в области общения, понимания, единства целей в достижении как личных, так и общественных благ.

Дух, если его понимать как исторически преемственный опыт жизни, душевно проявляется в состоянии одухотворенности. Одухотворенность возникает в процессе постижения смысла жизни, своего предназначения, дает правду о себе, вводит в состояние откровения. Именно Дух гармонизирует психическую деятельность, учит нравственному различию добра от зла. А для летчика главное то, что Дух утверждает в человеке самодостаточную и самобытную личность.

Практически, дух летчика как профессионала представлен в его любви к Небу. Это особое, возвышенное психическое состояние, в процессе которого открывается смысл своего жития в Небе, причастности к Вселенной. «Любой полет, – писал строевой летчик Водостоев, – был для меня вдохновением. Постоянно знал, что смертен, но верил в свою причастность к бесконечной Вселенной».

Раньше стеснялись писать о своих чувствах, все вкладывалось в один рефрен – долг, должен! А ведь долг порождается совестью, одухотворяется такой ценностью личности, как ответственность. Энергетика в чувстве должна удерживаться смыслом профессии и ее мотивами. И я бы никогда не затронул эту тему, тем более что 18 лет пролетал в качестве члена экипажа, выполняя сугубо прагматические задачи в области научного исследования и познания надежности человеческого фактора за счет повышения качества эргономики кабин летательных аппаратов. Именно летчики, а не церковь вывели меня на дорогу познания внутреннего мира их души, а не только тела с его болячками. Медицина в полете изучает влияние перегрузок, гипоксии, перепады давления, вибрации, шумы и проч. Все это надо, ибо только так возможно разработать требования к средствам жизнеобеспечения. А ведь в полете еще есть и Дух!

Для убедительности процитирую летчиков:



«Полеты давали ощущение вечности, более того – приобщения к вечности бытия, от этого захватывало Дух».






Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/v-a-ponomarenko/nauchnyy-vklad-psihologii-i-aviacionnoy-mediciny-v-profess/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Сноски





1


Галлай М. П. Размышления о летной профессии // С лед в небе. М.: Политиздат, 1976. С. 35.




2


Сент-Экзюпери А. Ночной полет. М.: Правда, 1979. С. 16.




3


Королёва Е., Рудник В. Соперники орлов. Одесса: Маяк, 1971. С. 115.




4


Развитие авиационной науки и техники в СССР. М.: Наука, 1980.




5


Кутахов П. С. Овеянные славой побед // Авиация и космонавтика. 1978. № 5.




6


Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3 т. М.: Госполитиздат, 1970. Т. 1. С. 2.




7


Громов М. М. Через всю жизнь // Новый мир. 1977. № 1–3.




8


Кант Э. Сочинения. М., 1968. Т. 4. С. 283.




9


Покрышкин А. И. Небо войны. М. Молодая гвардия, 1968. С. 242.




10


Скоморохов Н. Боем живет истребитель. М.: Воениздат, 1975.




11


Береговой Г. Т. Небо начинается на земле. М.: Молодая гвардия, 1976.




12


Кожедуб И. Верность Отчизне. М.: Воениздат, 1975. С. 338.




13


Пономаренко В. А. Профессия – психолог труда. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007. Сер. «Достижения в психологии».




14


Интервью-беседа А. Проханова с В. В. Солнцевым // Завтра. 2012. № 17.




15


Уходящая романтика космоса // Советская Россия. 2012. № 49. 12 мая.




16


Жуков С. Стать космонавтом. М.: РТСофт, 2011.




17


Современник. 2012. № 4.




18


Независимое военное обозрение. 16–22 октября 2015 г. № 38.




19


ЧФ – человеческий фактор.




20


КВС – командир воздушного судна.