Книга - Местечко под солнцем

Местечко под солнцем
Галина Полынская


Рассказы о необыкновенном
«Местечко под солнцем» – сборник увлекательных и остроумных рассказов. Что будет, если в институте физики решат доказать существование параллельных миров? Сможет гадалка с приятелем призраком открыть брачное агентство? Поверит ли своим глазам редактор журнала, оказавшись в удивительном, заповедном мире?

Книги Галины Полынской – это всегда непредсказуемые сюжеты и отличный юмор. Её произведения опубликованы в сериях фантастики крупных издательств, а также в журналах «Полдень, XXI век», «Искатель», «Наш современник», «Детективы СМ», «Cosmopolitan». Часть рассказов сборника публикуется впервые.





Галина Полынская

Местечко под солнцем





Принцип вибрации


– Нас всех уволят. Возможно, даже посадят.

Марина подошла к окну, отодвинула в сторону стопку папок с маркировкой «Институт теоретической и экспериментальной физики», и присела на подоконник.

– Чего это посадят, за что? – встрепенулся Костя Ковальчук. Похожий на вечно испуганного грызуна со своими коротенькой серой челочкой, близко посаженными глазами и выступающими передними зубами, он сунул руки в карманы халата и поднял плечи, отчего показалось, что прямо сейчас он выроет нору в бетонном полу и стремительно скроется в ней.

Демонстративно загибая пальцы, Марина взялась перечислять:

– Нецелевое расходование государственных средств, использование приборов института не по назначению…

– Стоп, погодите, – перебил Егор Геннадьевич. – Заведующий лабораторией я, мне и отвечать, вы тут совершенно ни при чем…

– Ну да, мы ж люди подневольные.– С усмешкой Марина посмотрела в окно, затем на собственное отражение поверх летней зелени деревьев.

– Не об этом думать сейчас надо, не об этом! – Егор Геннадьевич принялся ходить от двери к своему столу и обратно. – Возможно, мы прорыв совершили! Вы понимаете, что произошло, или нет? Получается, древние индийцы были правы, говоря о принципе вибрации! Всё в мире есть вибрация! И если создать стоячую волну определенной формы и частоты, то можно выйти в высшие планы Мироздания! Ведь там же по определению должны быть самые высокие частоты! И вот…

– Да, и вот, – вздохнула Марина, прислоняясь затылком к прохладному стеклу. – Вот это вот самое. Мы же на другой результат вроде рассчитывали.

– А тут не угадаешь, – развел руками Егор Геннадьевич, прекратив бегать по лаборатории. – Возможно, колебания наложились друг на друга, возникли ненужные гармоники как по верхнему, так и по нижнему спектру, и нам приоткрылось… приоткрылось…

– Что? – Костя Ковальчук так и стоял – руки в карманах, плечи до ушей, и сверлил начальника взглядом.

– Н-незнаю. – И Егор Геннадьевич снова пошел от стола к двери. – Не исключено, что мы подошли к доказательству существования параллельных измерений. Тоже, знаете ли, величайшее открытие!

– А можно его как-нибудь обратно закрыть, открытие это? – Марина мрачно смотрела на трубу генератора, закрывающего собой стол с измерительными приборами и камерами, которыми они надеялись записать возникающие в пространстве между генераторами миражи, картины высших сфер. – Честно сказать, мне не по себе. Предлагаю сохранить данные эксперимента для личного архива, а от полученного результата как-нибудь избавиться. Тогда и наше дело в тайне останется, и опыты продолжим.

Против всех ожиданий, Егор Геннадьевич не стал возражать, а сходу согласился избавляться. Оставался вопрос – как?

Марина спрыгнула с подоконника, и все втроем они подошли к стоящему между четырех генераторов и двух высокочастотных усилителей деревянному треножнику с вращающейся крышкой-столешницей. В центре столешницы лежало существо, похожее на морскую звезду. Желтовато-белое, сантиметров пятьдесят в диаметре, оно имело широкие, закругленные на концах «лучи» – два внизу, два по бокам и один сверху, что напоминало расположение рук, ног и туловища. На вид существо казалось мягким, плотным и походило на губчатую мякоть белого гриба – гладкое, ровное, и только лишь на верхушке центрального «луча» просматривался небольшой выступающий нарост, отдаленно напоминавший гипсовый профиль человеческого лица.

При ближайшем же рассмотрении стало заметно, что в губчатой мякоти движется жидкость: прозрачная, розоватая, с небольшими интервалами она поднималась до краев крошечных полостей и уходила внутрь.

– Биологам бы показать, – на выдохе произнес Егор Геннадьевич, неотрывно глядя на существо в центре столешницы. Вся его худощавая долговязая фигура выражала напряженную внутреннюю борьбу между нежеланием расставаться с результатом эксперимента и надобностью избавиться от него.

– Тогда можно сразу и на телевидение ехать – никакой тайны не получится, – покачала головой Марина. – Думайте давайте, куда это девать.

– Сжечь, утопить, растворить… – забормотал Костя.

Но каждый из возможных вариантов предполагал контакт с существом, так или иначе его требовалось взять в руки, а этого никто делать не хотел.

– А знаете что! – воскликнул Егор Геннадьевич. – Мы не можем с уверенностью сказать, какая точка стала отправной в момент вращения столешницы: генераторы создают неоднородное электромагнитное поле, в разных точках напряженность разная, и где, в какой конкретно области пространства находится мост в иное измерение или в какое-то другое место, откуда взялось это существо, сейчас мы с точностью не скажем, для этого надо изучить показания приборов. Так давайте попробуем провернуть столешницу в обратную сторону!

– Думаешь, так просто получится? – Марина недоверчиво покосилась на Егора Геннадьевича. – Возьмет и само в доску впитается?

– Впитается – не впитается, но мало ли, вдруг обратно впадёт, откуда выпало. Глупости, конечно, какие-то говорим, но надо же с чего-то начинать.

– Включать? – указал на расставленную вокруг треножника аппаратуру Костя Ковальчук.

Марина с Егором Геннадьевичем переглянулись и синхронно кивнули. Но, прежде чем Костя взялся за генераторы, начальник подошел к треножнику, взялся за край столешницы и крутанул её против часовой стрелки. После отошел в сторону и махнул рукой. Поочередно Ковальчук запустил генераторы с усилителями, и под треск статических разрядов троица стала наблюдать за происходящим.

Перед тем, как существо появилось, на доске сначала возникло влажное пятно, затем лужица розоватой жидкости, из которой оно и «выплыло». Теперь же, на третьем обороте, вокруг звезды снова возникла розоватая лужица, в которую существо и погрузилось. Когда столешница остановилась, на ней не осталось даже пятна.

– Фух! – выдохнула Марина, а Костя бросился выключать аппаратуру. – Отделались!

– И, похоже, выяснили принцип входа и выхода. – Улыбнувшись, Егор Геннадьевич поднял руку, чтобы отбросить волосы со лба, и заметил, что ребро ладони испачкано розоватой жидкостью. – Черт, кажется, я его коснулся, когда вращал доску.

Он шагнул, было, в сторону умывальника, но Марина остановила:

– Погоди! Неизвестно, что попадёт в канализацию и какие могут быть последствия! Вытри сначала хорошенько!

– Да, верно.

Егор Геннадьевич протер руку насухо сначала бумажными салфетками, затем влажными и только после этого тщательно вымыл с мылом.

Использованные салфетки выбрасывать в мусорное ведро тоже не решились. Егор Геннадьевич сунул их в сложенный лист плотной бумаги, убрал в боковой карман сумки и застегнул молнию.

– Сожгу где-нибудь по дороге.

– Где? Домой только к себе не заноси.

– Нет-нет, у меня скверик рядом, там и сожгу, тем более, темно уже будет, никто не заметит.

Расставив аппаратуру по местам, они разобрали треножник со столешницей на части, каждую упаковали в черный пакет и разложили по своим столам, заперев ящики на замки. После вышли из лаборатории и покинули здание института.

Окунувшись в тихий летний вечер, пахнувший разогретым асфальтом и газонной травой, троица перевела дух, испытав явное облегчение. На улице, вне стен лаборатории, произошедшее показалось фантазией, практически не имевшей отношения к реальности. Марина с Костей направились к автомобильной стоянке, а Егор Геннадьевич – к метро (свою машину он пару дней как отдал на техобслуживание).

В это время как раз начал спадать вечерний час пик, удалось даже сесть. Поставив сумку на пол между ног, Егор Геннадьевич откинулся на спинку сидения и уставился в пространство, раз за разом прокручивая в голове детали эксперимента. Цифры приборов, показания датчиков напрочь заслонили перед глазами вагон с пассажирами, и он едва не проехал свою станцию. Опомнился и выскочил из поезда, когда двери закрывались. Это его немного встряхнуло, и к эскалатору мужчина пошел собраннее, стараясь не отвлекаться на посторонние мысли. И уже на движущихся ступеньках он понял, что оставил свою сумку в вагоне.

Перебежав на соседний эскалатор, Егор Геннадьевич бросился вниз, обратно на перрон. Заметавшись по платформе, он, как назло, не мог найти ни одного полицейского, хотя в любое другое время людей в форме встречалось больше, чем нужно.

Наконец попался какой-то рабочий, который не сразу, но все-таки понял, что нужно интеллигентного вида мужчине с обезумевшим взглядом, и проводил его к полицейскому пункту.

Сбивчиво объяснив, что оставил в вагоне сумку с ценными научными материалами, Егор Геннадьевич потребовал немедленно связаться с машинистом поезда и срочно отыскать пропажу. Но с места никто не сорвался – ему лишь выдали телефон стола находок метрополитена, посоветовав успокоиться, ждать и звонить, ведь если в сумке всех ценностей – только научные материалы, её обязательно вернут.

Ничего не оставалось, как идти домой. Впереди были длинные выходные. Егор Геннадьевич собирался ехать за город, на дачу к друзьям, но теперь ни о какой поездке не шло и речи.

Всю пятницу с субботой он провел в обнимку с телефоном, испытывая терпение обладательницы приятного женского голоса другом конце провода. Проникнувшись сочувствием к рассеянному ученому, сотрудница стола находок уверяла, что черная кожаная сумка-портфель на длинном ремне мимо неё не пройдет и она сразу же позвонит, как только сумка обнаружится, но Егор Геннадьевич всё равно продолжал названивать каждые полтора-два часа.

Выпивая крепкий чай кружка за кружкой, Егор Геннадьевич пытался вернуть самообладание и самого же себя убедить, что ровным счетом ничего страшного не произошло: розоватая жидкость впиталась в бумагу, высохла, не оставив следа, и лежит в кармане сумки смятый ком салфеток обыкновенным мусором, – изматывающая тревога все равно не отпускала. Он не знал, даже представления не имел, с чем именно пришлось столкнуться и какие могут быть последствия подобного контакта.

Воскресным утром из стола находок позвонили и попросили приехать. Егор Геннадьевич не помнил, как туда добрался, в настолько взвинченном состоянии он находился к тому моменту. Увидав свою сумку в целости и сохранности, мужчина едва не бросился к ней с порога, но пришлось сделать над собой усилие и сесть заполнять бумаги о возврате имущества. Вписывая в графы бланка свои паспортные данные, он нет-нет да посматривал на сумку, лежащую на столе рядом, вернее, на боковой карман. Он оттопыривался, словно в нём находилась половина грейпфрута.

Наконец все формальности были улажены. Егор Геннадьевич взял сумку и поспешил к выходу, так и не обратив внимания на сотрудницу – милую девушку, всё это время тепло улыбавшуюся ему.

Сумка казалась непомерно тяжелой, а ноги были ватными. Дойдя до ближайшей скамейки на станции, мужчина присел, поставил сумку на колени и какое-то время смотрел на подъезжающие и уходящие поезда, глубоко вдыхая прохладный воздух. Затем собрался с силами, взялся за «собачку» молнии бокового кармана и потянул на себя. Вместо салфеток в плотном листе бумаги в сумке находился предмет, похожий на крупную ракушку-жемчужницу. Створки её были приоткрыты, и сквозь тонкую, прозрачную плёнку слизи смотрел карий человеческий глаз с расширенным черным зрачком.

Глядя в карман, Егор Геннадьевич слушал, как барабанным боем в ушах грохочет пульс, и отчетливо понимал, что этот глаз живой. Живой и тоже смотрит на него…

Проходившая мимо бабулька с сумкой-тележкой ощутимо проехалась по ногам, что вывело его из ступора. Непослушными пальцами застегнув молнию, он встал со скамейки и, крепко держа двумя руками сумку, словно она могла вырваться и убежать, направился к эскалатору.

Двигался Егор Геннадьевич как во сне, всё расплывалось у него перед глазами, и, выйдя из метро, он шагнул на проезжую часть прямиком под колеса автомобиля. Упав на асфальт, мужчина на миг задохнулся от неожиданности, практически не чувствуя боли, затем попытался привстать, отыскивая взглядом свою сумку. От удара она отлетела в сторону, и теперь, за бросившимися к месту аварии прохожими, Егор Геннадьевич не видел, куда именно сумка упала. Кто-то вызвал скорую, полицию, кто-то хватал его за руки, укладывая на дорогу и приговаривая, что не надо двигаться до приезда врачей, но пострадавший упорно пытался вырваться и отыскать свою вещь.

Вдруг краем глаза Егор Геннадьевич заметил, как от толпы отделился прилично одетый мужчина с его сумкой в руке. Небрежно перебросив ремень через плечо, он быстрым легким шагом пошел прочь по тротуару.

Набрав воздуха столько, сколько смог, Егор Геннадьевич закричал:

– Сумка! Он украл мою сумку! Тот мужчина! Остановите его!

Люди закрутили головами, не особо, впрочем, пытаясь понять, на кого он указывает, и вскоре сирена подъехавшей скорой заглушила отчаянные крики.

Пострадавшего увезли, народ стал расходиться, и вскоре ничто уже не напоминало о происшествии, пожалуй, кроме небольшого влажного пятна на асфальте – словно на дорогу с размаху шлепнулся кусок арбуза.

2017г.




Аникеев


Птичий гомон за окном должен был отвлекать, но Аникеев словно нарочно в него вслушивался, разминая пальцами сигарету. Остановившимся глазом он косился на лист бумаги, вставленный в старую печатную машинку. Глаз, желтоватый, как деревенское масло, с острым булавочным зрачком, казалось, еще немного и прожжет маленькое черное пятнышко на бумаге, как солнце через увеличительное стекло. Если бы не пальцы, методично разминавшие сигарету, можно было бы решить, что этот человек непонятного возраста, в тренировочных штанах и майке, с растрепанными серо-седыми волосами, кустистыми бровями, сдвинутыми к переносице, этот человек, так внимательно вслушивающийся в птичий гомон, сидя напротив печатной машинки посреди крошечной кухни, – просто восковая фигура. Инсталляция для будущих поколений. Смотрите, дети, вот так выглядели писатели во времена бумажных книг…

Зазвонил мобильный телефон. Не отводя взгляда от бумажного листа, Аникеев схватил аппарат и точным движением швырнул его за спину, в раскрытое окно.

Зазвонил телефон в комнате. Стиснув зубы, Аникеев продолжал смотреть в лист бумаги.

Замолчал телефон, ожил дверной звонок. Его настырная трель резанула кухонное пространство так, что едва не заглушила птиц. Лицо Аникеева сделалось страшным. Казалось, еще немного и он зарычит. Издаст хриплый животный рык сквозь сжатые зубы.

Смолк звонок. Зазвенели ключи, открывающие дверной замок. В кухню вошли двое: приятный молодой человек в черных брюках и белой рубашке и мужчина среднего возраста в костюме. Не выпуская из поля зрения лист бумаги, Аникеев каким-то образом умудрился посмотреть вторым глазом на вошедших. И молодого человека в очередной раз внутренне передернуло от этого кошмарного двойного взгляда. Всякий раз, когда приходилось ехать за Аникеевым, ему хотелось сказаться больным или вообще уйти со службы.

– Михаил Степанович, – мягко произнес мужчина в костюме, подходя к столу с печатной машинкой, – мы вам никак дозвониться не могли, обеспокоились, как бы чего с вами не случилось…

– Не расположен разговаривать! – процедил Аникеев.

– Мы принесли вам пива с цветочным привкусом, тарань и омара, сваренного с укропом, – сказал молодой человек. – Всё, как вы пожелали.

– Не надо! – гавкнул Аникеев. – Не хочу! Подите вон!

– В машине ледяное шампанское, запотевшая водка, прекрасный коньяк, вина сухие и крепленые… – мягким баритоном принялся перечислять мужчина в костюме.

– Уходите!

Птицы за окном вдруг замолчали. Аникеев коснулся пальцами клавиш машинки и, с усилием нажимая, так, чтобы каждая буква пропечаталась, написал: «Планета Ирумис. Катастрофы не избежать».

– Михаил Степанович, мы же хотим уговорить вас по-хорошему поехать с нами, а то…

– А то – что? – Откинувшись на спинку облезлого деревянного стула с неким облегчением, Аникеев поднес сигарету к сухим губам, и молодой человек прыгнул к нему, щелкая зажигалкой. Глубоко затянувшись, Аникеев выпустил столб дыма прямо в лицо человека в костюме. Тот не поморщился, даже не моргнул, продолжая смотреть на сизое от трехдневной щетины лицо с желтоватыми глазами.



– Мы вынуждены будем применить силу, – смущенно произнес парень, словно извиняясь заранее. – Просто снимем с этого стула, спустим с лестницы, и отвезем в кинозал.

– А я сдохну у вас на руках от инфаркта! – Аникеев оперся руками о край стола и подался вперед, ощерившись в улыбке. – И сразу заголовки: «Известного писателя фантаста убили черные риелторы! Руки тянутся к правительству! Замешано ФСБ! Убили не риелторы, не из-за квартиры, он слишком много знал!..» Дальше продолжать?

– Сейчас еще напомните про своего друга, живущего в Японии, у которого все аудио и видеозаписи всех наших трехлетних разговоров, – мягко улыбнулся мужчина в костюме.

– Вы его нашли? – приподнял лохматую бровь Аникеев.

– Особо и не собирались. Сдается нам…

– …что нет у вас никакого такого друга.

Мужчина вполоборота глянул на парня и тот отошел к дверному проему.

– А если есть? – скаля крупные белые зубы, Аникеев с веселым задором уставился куда-то в переносицу собеседника.

– Михаил Степанович, – терпеливо произнес мужчина, – давайте вы просто скажете, каким образом вам показать запись длинной в минуту и двадцать пять секунд.

– Сюда везите, тут посмотрю. Вместе с тем, кто снял.

– Тот, кто снял сейчас в Токио.

– Вот, заодно и друга моего проведает! – отрезал Аникеев. – Пойдите вон теперь, будьте любезны!

– Без оператора никак?

– Никак! Пусть морской капусты мне захватит. И покажет запись на своей камере.

Незваные гости вышли, запирая за собой дверь на ключ. На лестничной клетке молодой человек перевел дух и произнес:

– Он сожрет нас когда-нибудь, циклоп этот чертов. Борис Борисыч…

– Леша, переварить не сможет, он знает это, потому и не сожрет.

– А этот… оператор из Токио?

– Все нормально, он уже едет.

Они спустились на первый этаж, вышли из подъезда и присели на лавочку.

Птицы снова закричали за окном. Аникеев вынул лист из печатной машинки, аккуратно оторвал полоску со скупым тексом: «Планета Ирумис. Катастрофы не избежать», размял бумагу, скрутил ее в бантик, капнул клеем и подвесил на тонкую резинку.

По карнизу загрохотали когти. Черная птица, похожая на орлана и голубя одновременно, заглянула в окно. Аникеев надел птице на шею резинку с бумажным бантом, и птица немедленно улетела.

Аникеев налил в кружку позавчерашнего чаю, жадно дергая кадыком, допил до капли, поставил кружку в раковину, присел и потрогал пальцами клавиши печатной машинки. Погладил их, закрыл глаза и так и сидел не двигаясь.

Стемнело. К подъезду пятиэтажки подъехала машина. Распахнулась дверь заднего сидения, из салона выпал парень в рубашке, трусах и тапках. Прижимая к груди кофр с аппаратурой, он побежал к подъездной двери, где его и перехватили Борис Борисович и Леша.

– Никаких вопросов, да? Делай все, что он говорит. Молча.

– Да-да, – потряс взлохмаченными кудрями парень. – Я жить буду?

– Если все хорошо пройдет, сегодня же вернешься домой.

Аникеев приподнял веки, когда в замке повернулся ключ. В темную кухню, освещенную лишь размытым светом уличных фонарей, вбежал парень с испуганным лицом, на ходу расстегивая кофр. Вынув камеру, он раскрыл экран, поставил камеру на стол рядом с печатной машинкой и включил воспроизведение. Вслед за ним тенями надвинулись Борис Борисович и Леша. Они встали за спиной Аникеева.

Кусок комнаты, снято на уровне груди, стало быть, скрытая камера находилась в пуговице или галстучной булавке, люди ходят туда-сюда, пару раз в кадр попадают руки и чашки с кофе. Смеются, разговоров не слышно.

– И кто не человек? – тихо произнес Борис Борисович.

– Все, – ответил Аникеев. – Даже обслуга. Все нелюди.

За спиной повисла напряженная тишина. Аникеев обернулся, посмотрел снизу вверх на белую рубашку и сливающийся с темнотой костюм и велел повторить запись в замедленном режиме. Пошли руки, чашки, смех, фрагменты столов, одежды.

– Это Процион-4, – со странной жалостью в голосе проговорил Аникеев, – это мариане, а это – чистый Фобос.

– А обслуга? – не выдержал Леша. – Где вы увидели обслугу и почему решили, что они тоже не люди?

– Сверкающая белизной скатерть. – Аникеев тяжело вздохнул и на ощупь поискал сигаретную пачку на столе. – Это экранирующая поверхность. Для удобства гостей. Не ткань, это металл. Маленькие, но очень широкие чашки с подвижной ручкой, которую можно открепить и приставить к любой стороне питьевого сосуда так, как будет удобно не-человеку. На основании этого, юноша, – Аникеев взял сигарету и принялся разминать ее в пальцах, – я и сделал вывод, что обслуга тоже нелюди. Люди накрыли бы стол иначе. А если им стали бы говорить, как надо сделать, были бы лишние вопросы. И кто-то непременно бы проговорился. Всё?

– Да, спасибо, Михаил Степанович.

Борис Борисович закрыл экран камеры и протянул потерявшемуся в темноте и тишине оператору.

– Может, омара все-таки покушаете? Мы же варили его специально, с укропом.

– Хорошо, – смилостивился Аникеев, – покушаю. Давайте своего омара.

Борис Борисович вынул из нагрудного кармана телефон, отошел чуть в сторону. Леша направился к двери и встал в проеме. В наступившей тишине Аникеев покачивал тапком под столом. Повисев на большом пальце, тапок с грохотом свалился на пол.

В дверь позвонили, Леша пошел открывать. Вернулся он с дымящимся блюдом, на котором лежал украшенный зеленью омар.

– Может, попить что-то еще хотите?

– Уходите уже! – взревел вдруг Аникеев. – У меня творческий вечер через три часа, а я еще трезвый и не спал!

– Вас отвезти? – машинально произнес Леша.

– Всё, уходим-уходим, спасибо за сотрудничество! – Борис Борисович ткнул пальцем в кофр, и оператор торопливо принялся собирать камеру. Он возился, что-то ронял, что-то покатилось под стол, он нагнулся, взял что-то из-под клетчатого тапка и прижал к ладони большим пальцем.

– Все вон, пошли вон! – заорал Аникеев. И даже встал, чтобы шансов задержаться ни у кого не осталось.

Гости поспешили в прихожую, стараясь не наталкиваться на пирамиды пачек с книгами. На вощеных упаковках стояли штампы: «Аникеев Михаил. Фантастика, Городская мистика».

На пороге оператор замешкался и все-таки нарушил правило, он шепнул, выдохнул едва слышно:

– Я ваш фанат!.. И знаю, что все в ваших книжках – правда! У вас есть настоящий доступ к мировой и космической информации!

– Не потеряй карту.

– Ни за что на свете!

Дверь захлопнулась.

Аникеев запер замок изнутри. Долго стоял, вдыхая запах обертки груды книг. Затем прошел на кухню, закрыл окно на оба шпингалета и пошел спать.

2015г.




Брачное агентство «Фараон»


Ночью не спалось. Я то крутилась, то замирала и лежала неподвижно, глядя в потолок. Не спалось и моему коту Фараону. Он ходил по кровати, топтался по мне, снова ходил по кровати, то и дело тяжело, совсем по-человечески вздыхая. Я прекрасно знала, что за печали одолевают моего пушистого друга, и чувствовала себя виноватой перед ним.

Еще затемно я встала и пошла на кухню заварить чаю и положить Фараону чего-нибудь вкусного. В открытое окно огромным фонарем светила полная луна. В рассеянном серебристом свете виднелась полупрозрачная фигура мужчины, одетого по европейской моде восемнадцатого века: узкие штаны, сапоги до колен, рубашка с длинными широкими рукавами. Вытянув ноги, Данте сидел в кресле у окна, смотрел на луну и слушал, как во дворе лаются собаки.

При моем появлении фантом пошевелился и приподнялся со словами:

– Так рано проснулась, миа бэлла?

Он редко обращался ко мне по имени – Полина, в основном звал на свой итальянский манер «моя красотка».

– Не спится, – хмуро ответила я. Завязывая на ходу пояс халата, я подошла к плите и включила конфорку.

– Дурные мысли? – с сочувствием поинтересовался Данте.

– Дурнее некуда.

Всем своим видом я выражала отсутствие желания общаться. Данте это понял и замолчал. Он вообще старался по возможности не привлекать к себе внимание лишний раз, что сделать было не так-то просто. Трудно, однако, не замечать постоянного присутствия в квартире фантома постороннего мужчины, это создавало определенное неудобство.

Данте появился у меня полгода назад волею случая. Вернее, по причине моего совершенно неуместного любопытства, так что даже обвинить в этом я никого, кроме себя, не могла. Разбирая библиотеку, я наткнулась на тетрадь с записями прабабушки. Надо сказать, что по женской линии наш род сплошь состоит из целительниц, ведуний, гадалок и прорицательниц. Заниматься можно было чем угодно, профессию выбирать любую, жить обычной жизнью – вот только способности эти никуда не девались и время от времени добавляли будням красок.

Я хоть и выучилась на журналиста, всё равно пришла к гаданию на картах, что и стало основным моим заработком. О том, чтобы заглядывать в мир призраков и духов, я и не помышляла, пока не нашла старую тетрадку с подробными инструкциями. Большинство записей по сути являлись инструкцией для начинающего медиума, где в подробностях рассказывалось, как открыть коридор между видимым и невидимыми мирами.

Получилось у меня с первого раза, и в приоткрывшийся коридор первым проскользнул Данте. Увидав за ним целую толпу фантомов, коридор я поспешно закрыла, можно даже сказать – заколотила досками из заклинаний. Отправить Данте обратно у меня не получилось, он застрял в моем доме, в нашем мире, и нам пришлось знакомиться, находить общий язык. Судя по его рассказам, родом он был из Италии, жил в Риме, занимался всевозможной коммерцией и жизнь свою, полную славных подвигов и ярких приключений, закончил на виселице в тридцать семь лет, о чем сильно сокрушался. Вернее, жалел он не о самом факте такого финала, а о том, что произошло это событие в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, всего за год до отмены смертной казни в Италии.

Что в россказнях моего необычного квартиранта было правдой, а что вымыслом, я не всегда понимала. Данте частенько путался в деталях, рассказывал каждый раз что-то новенькое, единственное, что оставалось неизменным, – виселица.

Все попытки от него избавиться ни к чему не привели, к тому же Данте явно нравилось такое положение вещей и сам он никуда уходить не собирался. В компании со мною ему было веселее, чего не скажешь обо мне и особенно о моем коте. Вынужденное соседство с призраком доводило обычно спокойного, покладистого питомца до исступления. Я все ждала, когда же Фараон пройдет все этапы: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Но до принятия он все никак не добирался, зависнув где-то между гневом и депрессией.

Взяв коробку с кошачьим кормом, я потрясла ею. Обычно на этот звук Фараон прибегал сразу, но в последнее время приходил неохотно, словно любимая еда ему разонравилась.

Наконец, Фараон явился. Медленно, вдоль стены, кот вошел в кухню, посмотрел в сторону окна, и шерсть его моментально встала дыбом.

– Ты мой хорошенький, ты мой золотой, – засюсюкала я, насыпая корм. – Приятного аппетита, котичек!

Даже не глянув в мою сторону, Фараон проследовал к миске.

Присев с чашкой чая за стол, я стала смотреть в окно сквозь полупрозрачную фигуру в кресле. Даже сейчас понятно, что при жизни Данте был весьма привлекательным мужчиной. Если бы не все эти призрачные обстоятельства, я бы даже обрадовалась такому знакомству, но в подобной ситуации радости нам с Фараоном было маловато. К тому же у меня не было клиентов. То ли люди больше не хотели знать свое будущее – так сильно оно их пугало, – то ли мне просто не везло и народный ручеек пересох именно к моему дому, но за последние два месяца приходило всего три человека. На сегодня еще записывалась одна женщина, а дальше снова тишина и пустота. И без того небольшие финансовые запасы стремительно таяли, надо было срочно искать дополнительный источник дохода.

Одолевающими меня тревогами я поделилась с Данте.

– Хорошо хоть я тебе недорого обхожусь, – ответил он.

Недорого, да, но не совсем бесплатно. Здесь, в мире живых, фантому время от времени требовалась подпитка – чашка крепко соленой или сладкой воды. Полпачки соли или сахара растворялись в холодной воде, суповая тарелка ставилась на подоконнике, и призрак каким-то образом поглощал жидкость. Данте просто сидел в кресле, а вода постепенно испарялась. В течение часа тарелка высыхала, а фантом на какое-то время становился четче и ярче.

– Соль и сахар в магазине бесплатно не дают, – напомнила я.

– Хочешь, чтобы я устроился на работу?

Идея звучала так абсурдно, что я невольно призадумалась: почему бы и нет. Возможно ли каким-то образом извлечь доход из своего квартиранта? Вспышки мгновенного озарения не случилось, но я оставила эту мысль крутиться в голове.

Клиентка явилась к одиннадцати утра. Это оказалась маленькая худенькая женщина лет пятидесяти, похожая на печальную мышь, по имени Наталья. Я проводила ее в библиотеку, где обычно принимала посетителей: стены, закрытые книжными стеллажами, круглый стол с бархатной скатертью, тяжелые портьеры, – атмосфера с порога создавала нужное настроение.

На столе уже лежала колода карт таро. Я предложила Наталье садиться, спросила, не желает ли она чаю или кофе. Женщина отказалась и попросила поскорее приступать к делу. Перемешивая карты, я попросила рассказать, в чем проблема, что именно она желает узнать.

– Хочу знать, осуществится ли моя мечта, – тихим голосом произнесла она, царапая ногтем скатерть. – Всю жизнь я прожила с нелюбимым человеком, год назад развелась. И хочу я снова выйти замуж. За летчика. Мужчина в летной форме – моя мечта.

– Он у вас уже есть, этот орел? – понимающе улыбнулась я. – Хотите узнать, когда отношения придут к свадьбе?

– Нет, в том-то и дело, что мы пока не знакомы. Я хочу узнать, когда мы встретимся и, если возможно, при каких обстоятельствах.

Движения моих рук, перемешивающих карты, невольно замедлились. Пока я думала, что же ответить, из середины книжного стеллажа выглянул Данте и произнес:

– Скажи, что они непременно встретятся. А за дополнительную плату ты ускоришь прекрасное знакомство.

К счастью, ни видеть, ни слышать моего домашнего фантома клиентка не могла, но это было вопиющим нарушением договора: не показываться и не отвлекать во время работы.

– Э-э-э-э… Что ж, давайте посмотрим, – сказала я и начала раскладывать карты.

Хотелось, конечно, надеяться на чудо, но никаких свадебных торжеств с летчиками карты показывать не желали. Выглядывавший из стеллажа Данте повторил:

– Скажи, будет ей летчик. За дополнительную плату.

Я дернула головой, словно отгоняла муху, и фантом скрылся с глаз долой.

Делая вид, что внимательно изучаю расклад, я лихорадочно соображала, как поступить. Работала я всегда честно, клиентов не обманывала, но заманчивая «дополнительная плата» сбила с толку.

Сквозь закрытую дверь в комнату снова заглянул Данте и произнес:

– Только уточни, ей именно летчик нужен? Дельтапланерист не подойдет?

Я снова дернула головой, что походило уже на нервный тик, и откашлялась, понимая, что дальше время тянуть нельзя, пора что-то говорить.

– Вижу, встреча ваша судьбой… – произнесла я и снова замолчала. Что сказать: предназначена или нет?

На этот раз Данте выглянул из стены рядом с окном с вопросом:

– Может, парашютист сгодится?

– Предназначена! – выпалила я, и Наталья испуганно вздрогнула. – Вы обязательно встретитесь! А какого именно летчика вы ждете: военного, гражданского или, может… к примеру… этот человек увлекается парашютным спортом?

На тонких губах Натальи появилась бледная улыбка:

– Гражданского. В молодости знала одного командира пассажирского судна, красавец был мужчина. Вот такого бы мне встретить.

Я понимающе кивнула и уставилась на карты, словно они и впрямь могли показать, где и когда Наталье встретится красавец-командир.

– Скажи, что можешь провести магический ритуал и ускорить встречу, – послышался откуда-то сверху голос Данте. – За дополнительную плату!

– Хорошо, – вздохнула я, поднимая взгляд на клиентку. – Наталья, хотите, я проведу ритуал на вашу встречу? Чтобы вы гарантированно познакомились как можно скорее.

В глазах женщины вспыхнул интерес.

– Очень хочу! – ответила она. – А сколько это будет стоить?

Я замялась, не зная, какую сумму назвать. Снова откуда-то с потолка Данте произнес:

– Хорошую цену называй, чтоб нам с котом на пропитание хватило. Говори, не стесняйся, фирма гарантирует.

Набравшись наглости, я озвучила цену, но чтобы не торговаться с собственной совестью, сказала, что оплата после результата.

Сумма клиентку устроила, и мы договорились созвониться на днях. Наталья расплатилась за сеанс гадания, я проводила ее и вернулась в комнату собрать со стола карты. Данте нигде не было.

– Ну и где ты? – произнесла я в пустоту, и фантом незамедлительно вышел из книжного стеллажа. – Что ты устроил? В какую-то авантюру меня втянул.

– Сама же сказала, деньги нужны. Вот и подзаработаешь.

– Каким образом? – Сложив карты, я убрала колоду в коробку и положила на центр стола. – Ты видел эту женщину. Чтобы такую невесту сосватать хоть за кого-нибудь, не мешает ее для начала в порядок привести. Может, стилиста найти или на телевидение, в программу…

– Не надо никаких стилистов, – перебил Данте. – И так дело сделаем.

– Как ты себе это представляешь? – Меня даже рассердила его самоуверенность. – И где мы ей капитана найдем? Есть специальные сайты знакомств каких-нибудь сбитых летчиков?

– Миа бэлла, я могу заглянуть в любое окно, в каждый закоулок города и его окрестностей, – улыбнулся фантом с легкой грустью.

– Допустим, ты найдешь какого-то неженатого мужчину нужной профессии, но как его заинтересовать нашей невестой? Вот в чем основной вопрос.

– Этот вопрос также позволь решить мне.

– Что ж, хорошо. Надеюсь, ты действительно знаешь, что делаешь. – Я подошла к окну и распахнула его, впуская прохладный весенний воздух в комнату. – Однако я все же настаиваю, что невесту надо каким-то образом привести в порядок. У нее такой тусклый вид, словно она в сундуке хранилась лет десять: лицо серое, прическа негодная, волосенки висят…

– В этом поможет зеркало преображения, – сказал Данте.

– Считаешь, она на себя вообще в зеркало не смотрит, не в курсе, как все плачевно? – взглянула я удивленно на призрачную фигуру, выступавшую из плотных рядов книг.

– Это не простое зеркало. В давние времена такие стекла создавали алхимики, они были редкостью, стоили дорого. Секрет зеркала преображения заключался в том, что человек видел себя таким, каким себя представлял. Многие люди недовольны своей внешностью, в собственном воображении они видят себя иначе. Не подумай, что зеркало показывает совершенно другую картинку, нет. На самом деле для достижения гармонии достаточно порою нескольких штрихов, и отражение их подчеркнет, покажет.

– Надо же. – Я села за стол и, машинально повторяя движения клиентки, стала царапать ногтем скатерть. – Что если человек плохо выглядит, но его все устраивает и меняться он не хочет?

– Его право. Но зеркальный образ, как наваждение, вряд ли оставит в покое. Со временем человек все равно к нему придет.

– Интересно. И где мы возьмем такое чудо-зеркало? Денег на покупку нет, а воровать предметы антиквариата я морально не готова.

– И этот вопрос мы тоже уладим, – рассмеялся Данте. – Я ненадолго отлучусь. Не скучай, миа бэлла. – И растворился в воздухе.

Я немного посидела в тишине, вспомнила, что еще не обедала, да и сам обед не готов, и пошла на кухню.

Не успела я взяться за готовку, как в движение пришел мой кот. Осознав, что в квартире мы одни и ненавистный призрак куда-то, наконец, подевался, Фараон принялся носиться по комнатам, заглядывая во все углы, чтобы удостовериться в этом.

– Он скоро все равно вернется, не радуйся! – крикнула я и добавила тише: – Зачем же я лишаю надежды бедное животное.

Данте вернулся вечером. К этому моменту Фараон успокоился настолько, что развалился посреди комнаты кверху пузом и лежал, раскидав лапы в стороны, в позе лохматой звезды. Увидав фантом, кот издал долгий протяжный крик, словно ему наступили на хвост, но успокаивать питомца было некогда, меня интересовали новости, с которыми вернулся Данте.

С его слов выходило, что раздобыть чудо-зеркало пара пустяков. Одно такое стекло валялось вместе со всяким хламом в гараже-мастерской одного спивающегося художника, устраивавшего там время от времени распродажи.

– За бутылку недорогого крепкого алкоголя ты его заберешь, – закончил свой рассказ Данте.

– Как я его узнаю, зеркало это?

– Я буду с тобой, покажу и дорогу к художнику, и зеркало.

Данте спокойно мог перемещаться по городу, находиться сколько угодно вне стен моего жилища, однако по известным только ему причинам предпочитал сидеть в четырех стенах, поближе к соли и сахару.

– Можем поехать прямо сейчас, – сказал он. – Художник все равно не спит ночами.

Сказано – сделано. Тем более не в моих интересах было затягивать дело, деньги были очень нужны.

В такси я села впереди, Данте возник на заднем сидении, и мы поехали добывать зеркало. Как ни странно, таксист все время то в зеркало смотрел, то головой крутил, то назад поминутно оборачивался, словно ощущал присутствие второго пассажира. Хорошо, что дорога была недолгой. С явным облегчением водитель высадил меня и немедленно умчался прочь.

Невзирая на присутствие Данте, я все равно волновалась, врываясь в дом к незнакомому человеку на ночь глядя с бутылкой коньяка. Но все прошло как по нотам. Уже основательно подвыпивший художник ничуть не удивился такому визиту. Он поздоровался с Данте, обрадовался коньяку, попытался навязать к зеркалу одну из своих картин, но не вышло, и мы быстренько распрощались.

Зеркало оказалось большим, прямоугольным, в простой деревянной раме и достаточно тяжелым. Я с трудом выволокла его к дороге и стала ловить машину.

– Вот видишь, миа бэлла, все просто, – прозвучал над ухом голос Данте.

– Почему ты не сказал, что оно такое здоровенное? Я бы такси не отпускала.

– Поедем лучше на другой машине.

Я вспомнила, как странно вел себя водитель, и кивнула.

Домой мы добрались глухой ночью. Я сразу отнесла зеркало в библиотеку и поставила на пол, прислонив к стене. После тщательно протерла стекло, отошла на шаг и посмотрела на свое отражение.

– Что-то не вижу ничего сверхъестественного, – призналась я. – Мы не ошиблись, это точно зеркало преображения?

– Да. Только его амальгама имеет чуть зеленоватый отблеск. А ты не видишь разницы лишь потому, что нет у тебя конфликта между тобой настоящей и воображаемой.

Никаких зеленоватых отблесков я не замечала, размышлять про внутренние конфликты мешало желание немедленно заснуть, поэтому, поверив Данте на слово, я пошла в кровать.

Казалось, я только закрыла глаза, как меня разбудил вой Фараона. На этот раз кот превзошел сам себя и орал поистине нечеловеческим голосом.

Я подпрыгнула и в ужасе стала озираться. Причина кошачьей истерики стала понятна сразу: в дверном проеме виднелась прихожая, а там – сразу три призрака: Данте, какая-то молодая женщина и девочка лет десяти-двенадцати.

Набросив халат, я выскочила из спальни и захлопнула за собой дверь, чтобы бедный Фараон хоть немного успокоился.

Не дожидаясь вопросов, Данте пояснил, что для ускорения поискового процесса ему понадобятся помощники, вот он и пригласил своих знакомых. Молодую женщину, красивую жгучую брюнетку, звали Бланка, и она была испанкой, сожженной на костре инквизиции за ведьмовство. А девочка по имени Айлу оказалась дочерью алтайского шамана.

– Предупреждать надо, – только и смогла сказать я после пережитого стресса.

Данте заверил, что они скоро уйдут, а мне следует пригласить невесту под любым предлогом. Она должна посмотреться в зеркало преображения, и половина дела, по уверению Данте, будет сделана.

Особый повод для визита придумывать не пришлось: я пригласила Наталью на бесплатный сеанс гадания, который поможет в поиске жениха.

К обеду клиентка приехала. Провожая женщину в библиотеку, я, словно случайно, подвела ее к зеркалу, так и стоявшему на полу у стены. Не знаю, что она там увидела, но это явно было нечто необычное: Наталья замерла у зеркала и с добрую минуту смотрела на свое отражение широко раскрытыми глазами. Затем очнулась и пошла за стол.

Весь сеанс она просидела в задумчивости, я даже не уверена, что невеста меня слушала. Но в этот раз карты действительно показали скорую встречу, так что я гадала больше из своего интереса, чем для клиентки.

Когда она ушла, я походила по комнатам в поисках Данте с его новой компанией, но фантомы отсутствовали. Раздумывая о том, что стремительно втягиваюсь в какую-то сомнительную авантюру, благодаря чему рискую потерять последних клиентов, я решила уделить время своему коту – погладить, поиграть, что угодно, лишь бы улучшить ему настроение. Но кот отверг мои ухаживания. Фараон сказал мне что-то неприятное на своем, кошачьем, и демонстративно ушел спать в шкаф, на полку с одеждой.

Вернулся Данте поздно вечером. Он был один и в хорошем настроении. По его словам, они нашли клиентке жениха и он действительно летчик, только на пенсии. Тот самый мужчина, которого Наталья знала в молодости.

– Он вдовец! – с гордостью за проделанную работу добавил Данте. – Можно организовать свидание хоть завтра!

– Стоп, стоп, стоп! – замахала я руками. – Как вам это удалось, как вы смогли отыскать именно этого мужчину? Она же ничего о нем не говорила, кроме профессии!

– Мы побывали у нее дома, посмотрели письма, фотографии…

– Вы… что? – Я в изумлении уставилась на парившую в воздухе фигуру. – Пробрались в дом к бедной женщине, покопались в ее вещах…

– Не в вещах, в воспоминаниях! – высокопарно воскликнул Данте, воздевая руки к небу. – Главное, мы его нашли, так ведь? И можно назначать романтическую встречу.

Я походила кругами по комнате, собираясь с мыслями, затем сказала:

– Допустим, но как организовать свидание? Никто ведь не должен догадываться, что в этом замешаны посторонние лица. К тому же мужчина, может, и вовсе не хочет ни с кем знакомиться.

– Не хочет – захочет, – как-то легкомысленно ответил Данте. – Ты выбери место, уговори клиентку поехать туда, допустим, просто прогуляться за компанию, кофе выпить, а доставку жениха мы с девочками организуем.

– Да как, как организуете?

– Хорошо, если тебе нужны подробности, слушай. – Данте опустился на пол и тоже стал прохаживаться кругами, заложив руки за спину. – Наверняка ты слышала не раз, как люди говорят, что их так или иначе оберегают умершие родственники, помогают в делах и трудных ситуациях.

Я кивнула.

– Живые не могут слышать наши голоса, – продолжил Данте, – но мы можем их предупреждать, советовать, вести. Мы способны внушать определенные мысли и чувства, и человек подумает, что это он сам так решил. Нет ничего проще посоветовать одинокому мужчине прогуляться в парке хорошим солнечным деньком, посидеть в кафе. Ты только скажи мне, в каком конкретно кафе ему захочется посидеть, и он там будет. Гарантирую.

– Ничего себе. – Я внимательно смотрела на призрачную фигуру, будто только что увидела Данте другими глазами. – Вы способны так сильно влиять на людей?

– Хоть как-то мы должны развлекаться.

Свидание решено было организовать в субботу. Я пригласила Наталью пройтись по ВДНХ и еще раз обсудить наши дела. Клиентка легко согласилась, и мы договорись встретиться у входа. Волнуясь, я приехала раньше. Желающих прогуляться по выставке в погожий выходной день было много. Я крутила головой, высматривая в толпе нашу невесту. Пару раз на глаза попадались бледные, едва различимые в солнечном свете силуэты Бланки и Айлу. Они летали среди людей, то появляясь, то исчезая, будто кружились в танце.

– Здравствуйте! – раздался рядом женский голос, и я едва не вскрикнула от неожиданности. Засмотревшись на игры фантомов, я пропустила свою клиентку и не заметила, как она подошла.

Поначалу я даже не узнала Наталью. Хорошо, что на моём лице были черные очки, они скрыли изумленный взгляд. Женщина удивительно преобразилась. Стрижка, цвет волос, лицо, осанка – всё было другим. Платье ярко-зеленого цвета освежало и молодило Наталью, а туфли на каблуках, маленькая лаковая сумочка дополняли образ элегантной дамы.

– Выглядите великолепно! – воскликнула я.

– Спасибо, – кокетливо улыбнулась она. – Когда я к вам в последний раз приходила, со мной словно какое-то озарение случилось. Вдруг поняла, какой я хочу быть, какой себя ощущаю и что это не так сложно осуществить.

Мы пошли по залитой солнцем аллее мимо павильонов к фонтанам и кафе. Разговор плохо клеился, я волновалась и все время озиралась, выискивая своих призраков, но на глаза теперь не попадались даже девочки.

Неподалеку от фонтана «Каменный цветок» пестрели зонтики летнего кафе. Мы взяли по чашечке кофе, сели за столик, и я сразу увидела его. Мужчина лет шестидесяти в светлой рубашке сидел за дальним столиком один. Вернее, не один, рядом с ним сидел мой Данте.

– Скажи, что тебе надо уходить.

Я опустила взгляд. У нашего столика стояла маленькая Айлу. Я впервые услышала ее голос, до этого дочь алтайского шамана всегда молчала.

– Хорошо, – вслух произнесла я, и Наталья повернулась ко мне:

– Что вы сказали?

– Ничего. – Я достала из сумочки телефон. – Надо же, какая незадача, меня срочно вызывают. Погуляете без меня? Постараюсь поскорее вернуться.

– Погуляю, конечно, такой сегодня день прекрасный. Спасибо, что привели меня сюда.

Наталья с легкой мечтательной улыбкой смотрела на фонтан. Похоже, она так наслаждалась обновленной собою, своим присутствием в этом мире, что компания ей и не требовалась.

Я попрощалась, отошла к фонтану, обошла его вокруг и спряталась за деревьями, так, чтобы хорошо просматривалось кафе. Данте что-то шепнул на ухо мужчине в светлой рубашке, и я затаила дыхание, все еще не веря в успех предприятия.

– Можно уходить, – раздалось за спиной, и я обернулась. Это была Бьянка.

– Пожалуйста, можно не подкрадываться так незаметно? Вы меня пугаете, – попросила я.

Испанская красавица лишь бровью повела, и этот ответ можно было понимать как угодно.

Когда я вновь посмотрела в сторону кафе, то рот мой невольно приоткрылся сам собой от удивления: мужчина в светлой рубашке стоял у столика Натальи и что-то у нее спрашивал.

– Всё, миа бэлла, – произнес голос Данте, – жди теперь звонка от благодарной клиентки. И сумму на счет.

– А как она поймет, что встреча состоялась благодаря мне и не была случайной? – Я наблюдала, как мужчина присаживается за столик рядом с Натальей.

– Сделай пару фотографий. В разговоре подробно опиши кавалера, и станет понятно, что ты все о нем знаешь и волшебным образом сумела организовать свидание.

Я послушно сфотографировала жениха. Затем вышла из своего укрытия и в компании фантомов направилась к выходу с территории ВДНХ. По пути я еще разок обернулась посмотреть. Мужчина и женщина за столиком о чем-то оживленно болтали, улыбаясь друг другу.

Наталья позвонила через три дня и долго благодарила за чудо встречи с любовью своей молодости. И все-то у них закрутилось-завертелось заново. Никаких доказательств моего участия в этом событии ей не потребовалось, она просто перевела мне деньги на счет и пообещала пригласить на свадьбу.

Отложив телефон, я рассеянно смотрела в пространство, пока Данте не вывел меня из задумчивости.

– Ты рада? – спросил он.

– Еще бы. До последнего не верила, что получится. Фантастика…

– Говорил же – ничего сложного. Вполне можешь открывать брачное агентство.

Я уставилась на него, похлопала ресницами и произнесла неуверенно:

– Думаешь?

– Почему нет. Девочки с удовольствием останутся в деле, им понравилось.

– Не слишком это – целое агентство? Мало ли кто придет. Вдруг какой-нибудь мерзавец захочет найти себе спутницу, что тогда прикажешь делать?

– Тогда мы найдем ему какую-нибудь мерзавку, пускай гуляют вместе и не отравляют жизнь хорошим людям, – рассмеялся Данте.

Мне самой стало смешно и действительно захотелось пуститься во все тяжкие.

– Назову брачное агентство в честь тебя – «Данте»!

– Всего семь кругов ада на пути к счастью! – расхохотался фантом. – Не стоит. Назови лучше в честь него, и пусть он будет талисманом твоего агентства. – Данте указал на кота, сидевшего в дверном проеме. Фараон мрачно смотрел на нас, не заходя в комнату. Он ждал, когда мы освободим помещение.

Не без помощи моей призрачной компании я сняла маленький офис в хорошем месте и зарегистрировала брачное агентство «Фараон». Зеркало преображения в новой эффектной раме украсило стену прямо напротив входа, над своим столом я повесила портрет кота, а оставшееся пространство заняла большая доска, на которую я собиралась прикреплять фотографии счастливых молодоженов. Пока что там красовалось лишь фото Натальи в обнимку с ее летчиком, и я особо не надеялась, что следующие снимки появятся на доске скоро. И совершенно напрасно, как выяснилось.

Первыми клиентками стали подруги Натальи, а после народ потоком пошел в агентство – слухи о необыкновенно быстрых результатах разнеслись с ураганной скоростью. Можно сказать, «за тарелку супа» моя фантомная команда сутками кружила по городу. Они заглядывали в окна домов, проезжающие машины, высматривали на улицах и в торговых центрах, собирали информацию не хуже детективов и нашептывали, подсказывали людям пути-дороги, ведущие к их долгожданной яркой, порой запоздалой любви.

На какие только ухищрения не приходилось нам идти, чтобы организовать эти встречи. Порою даже вмешивались в отношения, которые давно себя изжили и теперь отравляли обоих. Тогда мы разлучали людей и направляли к новым горизонтам.

Пару раз мы сталкивались с самыми настоящими криминальными историями, но на что только не пойдешь, чтобы клиент встретился именно со своим человеком. Решали и это.

За полгода брачное агентство «Фараон» соединило почти сотню пар, и незадолго до Нового года я впервые устроила всем нам небольшой отпуск. Мой бедный кот привык за это время к жизни в офисе в качестве талисмана и даже успел поправить нервную систему, общаясь с людьми, купаясь в любви клиентов. В отпуск домой он вернулся в прекрасном расположении духа и даже к Данте с девочками стал относиться снисходительно, временами благосклонно.

Отключив телефон, пару дней я просто наслаждалась тишиной, но однажды вечером мне отчего-то стало так печально. С бокалом вина стояла я у окна и смотрела, как в синем воздухе кружат снежные хлопья. С урчанием о ноги терся Фараон, а я даже не могла склониться, чтобы его погладить. Казалось, если шелохнусь, сразу разрыдаюсь.

– Что с тобой? – прошелестел над ухом голос Данте.

– Думаю о наших клиентах. – Я глубоко вздохнула, прогоняя подступавшие слезы. – Какими грустными и потерянными они приходили, какими счастливыми становились потом. Я тоже хочу быть счастливой! Все никак не решалась стать клиентом нашего агентства: боялась разочароваться, увидав свою половину, не согласиться и уронить репутацию нашей фирмы в собственных глазах. А теперь понимаю, что дальше так нельзя. Не могу больше делать людей счастливыми, если несчастна сама. Мне нужна любовь, Данте, жизненно необходима…

Голос мой сорвался, я всхлипнула и поднесла бокал к губам.

– Боялся, что ты никогда не заговоришь об этом, – расплылся в улыбке Данте. – Есть у тебя какие-то особые пожелания? Каким ты представляешь своего кавалера?

Я обернулась и сквозь слезы посмотрела на него. За время работы агентства Данте стал мне практически родным.

– Если бы я могла встретить кого-то похожего на тебя…

Он даже дослушивать не стал.

– Нет ничего проще! – воскликнул фантом. – Включи компьютер.

Я принесла ноутбук и поставила его на подоконник. Я уже привыкла не задавать лишних вопросов и просто делать то, что говорит мой Данте.

Он велел найти в социальной сети некоего Давида Кавалли. Открыв его страницу и увидев фотографии, я не сдержала изумленного возгласа. С экрана на меня смотрел Данте, но только лет тридцати и современного вида.

– Это мой прямой потомок, – сказал фантом. – Живет в Риме, пока что не женат, но хотел бы поскорей найти себе невесту – мама торопит.

Я хлопала ресницами, не зная, что сказать. Вихрем проносились мысли: как мы встретимся, как поймем друг друга?..

– Как же… – растерянно произнесла я. – Так далеко… А вдруг я ему не понравлюсь? Вдруг у нас ничего не получится? Что мне ему сказать при первой встрече? Как вообще все это произойдет, что мне делать?

– Миа бэлла, – рассмеялся Данте, – успокойся, выпей вина. И предоставь мне решить этот вопрос.

2020г.




Местечко под солнцем


Светлой памяти Е. Е. Чернова посвящается


Даже не знаю, когда впервые возникло ощущение, что больше я не могу написать ни одной хоть чего-нибудь стоящей строчки. Наверняка возникало оно неоднократно, но страшно было осознавать. Разве мог я хоть на миг предположить, что моя Муза, за долгие годы нашего с нею совместного творчества ставшая мне ближе и дороже родных людей, может вот так взять и молча уйти? Возможно, она и шепнула, выдохнула что-то на прощание, а я не услышал.

Долго еще, почти пять лет, я не желал мириться со своим тихим писательским финалом. Храбрился, бодро строчил отвратные рассказы, воодушевленно садился за фундаментальные романы, «острые современные повести», но к четвертой-шестой вымученной главе вынужден был признавать, что эти несчастные строчки, корявые абзацы, плоские персонажи никуда не годятся.

Сидел, часами глядя на свое бессильное, бесполезное творчество, и пытался понять – что же произошло? Почему Она ушла? Столько горя и радости делили мы почти двадцать творческих лет. Не всё между нами бывало гладко, но как искренне, как страстно я Её любил, с каким восторгом благодарил за яркие идеи, живые образы. Может, обидел чем или встретила ветреница другого, моложе, талантливее, и решила не растрачивать на меня свои жемчужные силы? Ответов не нашел. Оставалось лишь слушать гудящую пустоту в душе да пытаться изыскать откуда-нибудь силы, чтобы смириться со своей бедой.

Находиться дома было невыносимо, казалось – квартира выгорела дотла, я почти чувствовал запах гари. Привычные любимые вещи, радовавшие глаз и сердце предметы приобрели уродливые гротескные очертания, будто внезапно оплавились.

На улице становилось ещё хуже. Я задыхался в черно-белом мире, разом утратившем свое разнообразие и краски.

На работе я лез на стенку в своем персональном кабинете. Даже приходила в голову отчаянная мысль уйти с поста главного редактора, бросить журнал, бросить всё, а потом… Вот именно в «потом» я и упирался. Я не знал, даже не представлял, что же «потом», кроме банального – спиться и броситься с балкона в приступе отчаяния. Сколько я таких концов навидался! Каждый раз мысленно крестился и повторял: «Со мной такого не случится, с кем угодно, только не со мной!» И вот теперь я оказался близок к такому же унизительному финалу, и некому было меня поддержать, отговорить, соврать, что всё наладится.

Раньше чудилось, что друзей у меня предостаточно, а тут как пелена с глаз спала. Огляделся по сторонам и… лучше б сердце остановилось. Спросил свою душу, прислушался к ней – к кому она потянется? Кто поможет, поддержит? Кто необходим сейчас? Но душа обиженно молчала, ей больше не о чем было со мной разговаривать.

Жена, видя, что со мной творится неладное, сказала, что всем великим свойственны творческие кризисы, и засобиралась на дачу. В выгоревшей дотла квартире я остался один. Первое время было почти хорошо. Никто не мешал сидеть на балконе, пить разливное мускатное вино из пластиковой бутыли и смотреть, как вдалеке лихорадочно поблескивает истерзанное курортниками море.

Но через пару дней мучения возобновились: от вина разыгралась чудовищная изжога, и я не мог на него смотреть, от еды воротило, да и готовить что-либо не было ни сил, ни желания.

Задернув повсюду шторы, чтобы не видеть этот шумный яркий июль, свежее безоблачное небо, жизнерадостных отдыхающих, я бродил из комнаты в комнату, избегая натыкаться взглядом на собственные отражения в многочисленных зеркалах, развешенных женой по всему дому. Надо же, а прежде и не обращал внимания, сколько зеркал она навесила, даже на кухне! Как я раньше спокойно это выносил? И не раздражало ведь! Снял все, какие мог, и сложил в углу. Не полегчало, теперь стали бесить пустые квадраты на стенах. Ощущая себя старой толстой истеричной развалиной, я стоял посреди комнаты, стиснув зубы, сжав кулаки, и до вздутия вен на лбу желал, чтобы что-нибудь произошло. Всё равно, что.

И оно произошло. В дверь позвонили. Я даже в глазок не посмотрел, мне было безразлично, кто там, и черту бы обрадовался, возможно, даже выплакался бы у него на плече. Но это оказался Лёва Дондерфер – довольно слабая альтернатива черту.

– Старик, отвратно выглядишь! – прозвучало вместо «здрасти». К слову сказать, это было обычным его приветствием ко всем, за исключением женщин. С женщинами дела обстояли еще хуже.

Лёва протиснулся в коридор – огромный, в яркой пестрой рубахе и шортах, невесть как напяленных на слоноподобные телеса, с початой бутылкой пива в одной руке и объемным пакетом в другой. Не обращая на меня внимания, он потопал на кухню. Я пару секунд раздумывал – не уйти ли мне куда-нибудь? Потом все-таки последовал за ним.

На кухне Лёва выгружал из пакета картонную упаковку пива, какую-то рыбу…

– Гарик, – он заглянул в холодильник, – чего пожрать есть?

– Ничего. – Я присел на табурет и закурил.

– Ладно, рыбцом перетопчемся. – Лёва открыл бутылку о бутылку, остальные затолкал в морозилку. – Где твоя «мадам Гончарова»?

– На даче. – Ни с того ни с сего вдруг разболелась голова.

– Мы шашлычат сообразить сегодня собираемся, ты как?

– Без меня, Лёв, – промямлил я, – что-то приболел…

– Хандришь, старик, хандришь… – Он сунул мне в руки бутылку. – Мужской климакс, кризис среднего возраста, это надо пережить. Пей давай.

Я машинально глотнул. Лёва Дондерфер – успешный, по-настоящему, безо всяких реверансов классный художник, – что я мог ему объяснить? Его пухленькая черноглазая Муза, заласканная, прикормленная, наверняка страстно обожающая Лёву со всеми его бесконечными сальностями и двусмысленностями, уверенная, благополучная Муза-мурлыка уж точно не променяет Дондерфера ни на какого другого холстомарателя.

– Игоряша, – он смачно, с хрустом, с вывертом оторвал рыбине голову и швырнул на телепрограмму, лежавшую на кухонном столе, – тебе надо куда-нибудь выбраться, а то совсем сдуреешь со своим климаксом.

– Да с чего ты… – начал закипать я.

– Шторки задернул, телефончик отрубил и вот ещё, – Лёва кивнул на четкие квадраты на обоях вместо зеркал. – Я по случаю домишко приобрел, километров пятьдесят всего от города. Места – сказка, воздух – песня. Тишина, красота, озерцо – идеально, чтобы денек-другой понянчить свою депрессушку. А потом рвануть в ближайший городок, прикупить шашлычат, винца, прихватить загорелую селянку да показать ей, какой у тебя, да-да, у тебя чудесный домик в горах. Придумай себе легенду, другую жизнь, поверь в неё – и не заметишь, как очухаешься. Да вот еще, – из пакета Дондерфер добыл небольшой черный футляр, – приобрел, сам не знаю зачем. Возьмешь с собой, пригодится.

– Что это?

– Карманный компьютер. – Он извлек из чехла плоскую черную коробочку величиной со средний набор женской косметики. – Работает от аккумулятора и от обычных пальчиковых батареек, подсоединен к Интернету, так что будешь кропать шедеврики, валяясь на травке у озерца с селяночкой в обнимку. Годится?

Он смотрел на меня и улыбался. Никогда раньше не видел, чтобы толстые люди так по-мефистофельски улыбались…

Дондерфер умудрился меня уговорить. Остался даже ночевать, что, впрочем, мне, размякшему от теплого пива, а потом от неизвестно откуда взявшейся холодной водки, было практически безразлично.

Проснулись далеко за полдень. Лёва долго вычерчивал маршрут по возникшей из неизвестного пространства карте, что-то втолковывал мне, похмельному и разбитому, заставлял собирать вещи, выталкивал из квартиры… Мне же было самоубийственно тошно.

– Смотри сюда, – Лёва развернул карту на капоте моей дряхлой «Нивы», – здесь сворачиваешь налево и – вверх, дорога паршивая, но где в горах найдешь хорошую? Всё время вверх, там увидишь указатель: «Участки художественного общества “Пастораль”». Мой участок шестой, у озерца. Ключ у охраны возьмешь, я предупрежу. Всё, давай, катись с ветерком.

С этими словами он запихнул меня в машину, швырнул на сидение рядом карту, грохнул дверью и снова улыбнулся своей невыносимой улыбкой.

– Спасибо, – выдавил я и поехал, даже не предложив подвезти его.

И не сожалел. Общество Дондерфера всегда давалось мне с трудом. Не знаю, как это объяснить: вроде бы душа-человек, талант, каких поискать, а выносил я его с тяжестью. Наверное, потому что Лёва всегда был вроде как на ладони, нет, ускользал, подлец, газообразным веществом, и замучаешься ловить его да рассматривать.

Погода хмурилась, небо куксилось. Через час я заметил, что выехал не на то шоссе, пришлось вернуться в город. К этому времени погода испортилась окончательно. Расплакался сентиментальный южный дождик, влажная духота лениво заползла в салон. На автоматизме я выбрался на нужную дорогу, не совсем отдавая себе отчет, зачем я вообще туда еду. Все время хотелось вымыть руки и уснуть в чужом доме под сочувствующими взглядами незнакомых людей…

Дождь усиливался. Я ехал, время от времени бросая взгляд на карту, но мой отъявленный топографический кретинизм вкупе с нежеланием каких-то действий вообще привели к логическому результату – я заблудился. Скорее машинально, нежели действительно пытаясь отыскать участки художников, объездил с десяток горных дорог и воистину козлиных троп, пока не начало смеркаться. Небо разразилось сплошным белым ливнем, таким сильным, что «дворники» работали только для собственного успокоения. Надо было выбираться на трассу и возвращаться домой, да купить по пути вина… белого муската…

Ехал практически вслепую, не боясь, впрочем, врезаться в кого-нибудь – забрался я в такую глухомань, что любую встречную машину посчитал бы за благо, хоть подсказали бы, как выехать на шоссе. И на одной из козлиных троп я застрял. Колеса истерично буксовали, российский джип перестроечного периода потерпел полнейшее фиаско на подраскисшей черноморской земле. Подергавшись в напрасных попытках освободиться, я выключил зажигание и предался меланхолии под издевательский грохот дождя, который отчетливо барабанил по крыше авто: «до-н-де-р-фе-р… до-н-дер…» Под этот перезвук-перестук я незаметно и заснул.

Солнце легонько стукнуло в лобовое стекло и размеренно постучало в ветровое. Я разлепил веки и сквозь беспомощный прищур разглядел свежевымытое утро и чьё-то лицо, замутненное разводами на стеклах. Некто стучал и что-то говорил, совершенно непонятно, что именно. Наконец я догадался открыть дверь и выбраться наружу. После влажной, почти банной духоты салона последождевая свежесть слегка оглушила, захотелось тряхнуть ближайшую древесную ветку – принять душ, а после уже…

– Извините, что разбудил. Можно поинтересоваться?

Я обернулся. Оказалось, лицо за стеклом не было остатками снов. Рядом с моей «Нивой» стоял высокий широкоплечий мужчина, как показалось, в темно-зеленом джинсовом плаще… или пальто.

– Да? – Я хлопал ресницами и дышал, дышал, будто похмелялся.

– Как вы здесь оказались?

– Сам не знаю, заблудился. А где я?

– И давно тут стоите? – отчего-то не ответил на вопрос мужчина. Обойдя машину, он оперся на капот. Рыжеволосый, темноглазый… Какой яркий типаж!

– С вечера. – Я практически воткнулся ногами в землю, в небо головой и начал соображать. – Машина заглохла, я и заснул. Не подскажете, как на шоссе выбраться?

И мы одновременно посмотрели на колеса, утопшие в подсыхающей грязи.

– Я ехал к это… к этим… Ну, где у художников домики, там у друга участок, – зачем-то зачастил я, словно оправдываясь. – Отдохнуть недельку-другую. Я писатель…

«Хорошо хоть про климакс не начал исповедоваться!» – с отчаянной злостью на самого себя подумал я и почувствовал, как сильно проголодался.

Четкие, напряженные черты лица мужчины вдруг смягчились, даже складка меж бровей разгладилась.

– Знаете что, – с дружелюбной улыбкой произнес он, – здесь рядом есть поселок, я там живу и могу проводить вас. Сами видите, машину пока не вытащить. Отдохнете, перекусите, потом придем с подмогой. Как идея?

– Великолепная!

А что я мог сказать? Мне было решительно всё равно куда идти, тем более что к рыжеволосому незнакомцу я отчего-то сразу проникся безоговорочным доверием и симпатией, что тоже списал на разболтанные нервы.

Я забрал вещи, закрыл машину и направился следом за ним. Руки по-прежнему хотелось вымыть… Неужели это и есть нервное расстройство? В последствии мне станет казаться, что в комнате есть кошка и она вот-вот прыгнет мне на спину? Во рту стояла противная сухая горечь, видать, возлияния в одиночестве и с Дондерфером не прошли бесследно для моей многострадальной печени. Казалось, мог бы напиться из любой лужи…

По высыхающей дорожке, сужавшейся в извилистую тропку, я шел следом за рыжеволосым типажом, рассеянно рассматривая его широкую спину. И заметил, что грубая зеленая ткань странно топорщится, из чего сделал вывод, что у незнакомца, должно быть, какая-то серьезная травма спины или врожденное увечье, хотя на обычный горб вроде не походило. Потом моё внимание переключилось на его ноги, вернее, обувь – оригинальные башмаки-мокасины, сплетенные из множества тончайших мягких ремешков светло-бежевого цвета. Судя по всему, обувь была наимягчайшей и удобнейшей, что не могло не вызвать законного чувства зависти у меня, вечно страдающего от мозолей, усталости и судорог.

– Извините, – откашлялся я, поравнявшись с ним, – обувь у вас уж больно замечательная. Привезли откуда-то, или местные умельцы сделали?

– Местные, – с улыбкой ответил он.

– И дорого берут?

– Да нет, для хорошего человека и просто так сделать могут.

– Что вы говорите? – Душа неуклюже подпрыгнула от радости, она, бедолага, тоже порядочно настрадалась от моих ног. – Можно и мне заказать? Заплачу, сколько потребуется! У меня, видите ли, вечная проблема с обувью.

– Конечно, но на это дня три уйдет – не меньше.

– Да я и не тороплюсь никуда. Хотел в поселке художников сидеть, так какая разница где? У вас тут, как посмотрю, природа замечательная. – Мимо проплыл громадный кизиловый куст, полыхающий переспевающими ягодами. Голод очень ободрял на созерцание кустов плодоносящих. – Где-нибудь можно в вашем местечке остановиться на недельку-другую? Я, понимаете ли, писатель…

– Конечно можно! Хотите – прямо у меня и живите. Дом большой, а народу только я да жена с сынишкой.

– Премного благодарен! А водоёмчик в округе какой-нибудь имеется?

– Речка есть и озеро.

– Замечательно! Я, видите ли, главный редактор…

Шли мы долго. Если б не крутая каменистая тропка в две ладони шириной, я уже давно бы разулся и шел в одних носках, еще лучше – босиком. Страшно хотелось пить, и смутно беспокоили воспоминания о «Ниве», оставшейся бог весть как далеко.

– Однако вы забрались! – сопел я, сохраняя остатки достоинства. В отличие от меня, мужчина шёл легко, беззаботно, кажется, не запыхался ничуть. – Как места-то ваши называются?

– Горные… места у нас, – почему-то неопределенно ответил он.

– А звать-то вас как? – Честно признаться, меня почти испугало то, что он не назвал своей деревни или поселка, уж не знаю, куда именно мы шли, но и это я быстренько списал на расшатавшиеся за последнее время нервы.

– Божедар. А вас?

– Игорь Валерьевич… Игорь. Имя у вас какое хорошее и редкое. Далеко еще?

– Почти пришли.

Под это «почти» мы прошли ещё, как мне показалось, километров двадцать, карабкаясь всё выше и выше к горным расщелинам. Тропка так петляла, разветвлялась, закручивалась, что нечего было и надеяться отыскать дорогу назад. Наконец мы вскарабкались на очередную возвышенность, и взору открылась пасторальная картина: зеленая долина с деревушкой, со всех сторон окруженной стройным лесом и горными хребтами.

– О, какая красота! – выдавил я, задыхаясь. – Как вы отсюда в центр попадаете? Или есть другая дорога?

– Да, имеется. Осторожнее, тут спуск крутой.

На мгновение я замер. Аккуратные строения, напоминавшие совхозные, квадратное, явно искусственное озерцо в центре долины, бороздки огородов, лоскутки небольших полей – эта картинка показалась мне смутно знакомой, где-то я уже видел такую композицию, будто мне когда-то снилось это всё… Обдумать мысль я не успел, потому как подвернул ногу и с недостойным жалобным кудахтаньем заторопился вниз.

– Что же вы так! – расстроился Божедар, спускаясь следом. – Я ведь предупреждал, осторожнее!

– Засмотрелся на деревеньку вашу! – С перекошенным лицом я помассировал лодыжку, предвкушая как минимум три хромоногих дня.

– Ничего, сейчас придем домой и всё поправим.

Мы спустились на дорожку, уходящую в лес, и вскоре углубились в прохладную хвойную тень. Средь золотистых стволов красовались добротные рубленые дома, колодцы, беседки…

– Папа!

Навстречу нам несся пацаненок лет четырех-пяти в одних коротеньких шортиках.

– Это мой Дениска, – заулыбался Божедар, хотя мог и не пояснять: рыжий ежик волос да темно-синие глаза – отцовская копия.

Мальчонка принялся крутиться возле нас, повернулся спиной, и я застыл, привалившись к очень кстати подвернувшемуся под бок дереву. На спине пацаненка, там, где у всех людей лопатки, топорщились маленькие, но уже вполне оформившиеся крылышки с перышками светло-бежевого цвета и нежным белым пушком. Большой, указательный и средний пальцы правой руки, как по команде, сами собой соединились в горсть. Крестное знамение получилось корявеньким, возможно, даже обидным для ангела… Божедар поглядел на меня и рассмеялся.

– Ну что вы, – он помог мне отделиться от дерева и, придерживая за плечи, повел к двухэтажному дому, казалось, сделанному из солнечной древесины, – он не ангел, Дёня обычный челоптах. В меня пошел, я тоже челоптах. Надеялся, что в маму уродится, хоть не станет с этими крыльями маяться, но не вышло.

– Челоптах – это как?

Божедар усадил меня на резную скамеечку у крыльца и долгим взглядом посмотрел в прямо глаза.

– Сразу хочу сказать, чтоб потом не было неясностей и недоразумений, – он принялся неторопливо расстегивать пуговицы балахона, – лишних вопросов, вроде: как, почему, откуда копыта растут. Этого у нас тут не любят.

– У кого копыта растут? – Я вытер слабенькие вспотевшие ладони о штаны и сунул руки меж колен, чтобы не мешались.

– У некоторых растут.

– Понял, – кивнул я, – конечно, что же в этом такого?

Божедар снял балахон, аккуратно свернул, положил на скамейку рядом со мной и остался в одних серых штанах свободного кроя. Продолжая внимательно на меня смотреть, мужчина расправил большущие крылья с коричнево-рыжими перьями. Получился звук, будто хозяйка вытряхивает половик с балкона, во все стороны полетели мелкие перышки и пух. Я отчего-то взял и заливисто засмеялся. Тут подбежал пацаненок и схватил со скамейки балахон:

– Пап, домой отнесу, да?

– Ага. А мама где?

– С тетей Мартой за грибами-ягодами пошла.

И с этими словами убежал в дом. Проводив сынишку взглядом, Божедар опустил крылья и спросил:

– Чего курите?

– А? – Я совершенно не понял вопроса.

– Спрашиваю, какие сигареты курите?

Я вытащил из кармана пачку и в полнейшем недоумении уставился на неё.

– Хорошая марка, – одобрил Божедар. – Можно угоститься?

– Что?

– Сигарету, спрашиваю, можно у вас взять?

– Ах, сигарету! – дошло до меня наконец. – Конечно, разумеется, берите!

Я протянул ему и прикурил сам. Божедар присел на корточки и с удовольствием затянулся.

– Никак в себя не приду, – признался я, поглядывая на его крылья. – Это потрясающе, феноменально!

– Ничего особенного, – отмахнулся Божедар, со вкусом выдыхая дым. – Одна проблема от этих крыльев и никакой радости.

– Летать можете? – От табака на голодный желудок я захмелел и даже развеселился.

– Зачем? В принципе могу невысоко, над деревьями, но годы уже, сами понимаете.

– Да уж, – болванчиком закивал я, – годы это та ещё дрянь. А у вас это как, династия?

– Да, по мужской линии в основном передается.

– Необычно, прямо скажем. Изумительная наследственность.

– Вот вы думаете – крылья, замечательно как, красиво, а ведь и в голову не приходит, какая это жуткая морока.

– В чём сложности? Хотите ещё сигарету?

– Спасибо, сначала эту докурю. Смотрите сами: по пояс голым ходить неловко и неудобно: жара, мошки, комары, зимой холодно, а под одеждой они преют. Приходится сидеть на улице, выветриваться, иначе в доме запах, как от старой подмокшей перины. В перьях частенько разная гадость заводится, жене приходится травяным отваром обрабатывать, а сами видите, какие они здоровущие – намучаешься, пока всё промоешь. Спать приходится на животе. Если на спину лечь, так их расправить надо – получается, что мне одному во всей спальне тесно будет. И вообще с крыльями жарко и кожа от пуха чешется – радости мало, поверьте мне. Сейчас вот думаем, пока ости не окрепли, пока мягкие, может, Дёньке купируем их…

– Что вы говорите такое! – взвился я в необычайном душевном состоянии. – Природа или бог, уж не знаю, кто именно, наградили вас мечтою всего человечества: крыльями за спиной, а вы —«купировать»! Как хвост собачий, в самом деле!

– Человечество все время о глупостях мечтает. А пусть попробуют круглогодично в эдаком пальто демисезонном с одной стороны организма ходить, да шашелем всяким, потливостью да опрелостями через это мучаться; и таскать их тяжело, и на погоду ноют, не хуже ревматических суставов. Да что там объяснять, это прочувствовать надо! Давайте вашу сигарету.

Я протянул ему всю пачку с зажигалкой. Тут в окне высветился пацаненок и крикнул:

– Па, мама просила за курой сходить!

– Чего раньше не сказал?

– Забыл!

И скрылся из видимости.

– Ох-хо, – вздохнул Божедар, выпрямляясь. – Что ж, Игорь… Позволите без батюшки?

– Конечно, о чем речь!

– Пройдемся до курятника, заодно и обувь вам закажем.

– Так ваши ботинки из куриной кожи? Ни за что бы не догадался! – Я вскочил со скамейки и устремился за Божедаром, норовя подойти поближе к его рыжеватым крыльям и рассмотреть явление вблизи.

– Потрогать можно?

– Жена сегодня ещё не обрабатывала. Сполоснем травкой, потом трогайте на здоровье.

Неторопливым шагом мы вышли на опушку и устремились в долину. Минут через десять показалась постройка, напоминавшая чистенькую птицеферму с открытым загоном, обнесенным высоким деревянным забором и сверху отчего-то – колючей металлической сеткой.

– Подождите здесь, сейчас вернусь. – Божедар оставил меня у забора и отошел, а я остался изучать окрестности.

В заборе, на уровне моего лица, виднелось окошечко, закрытое деревянной створкой с ручкой-скобой. Я возьми да и открой из любопытства. Гляжу, а на меня в упор, прямо таки вплотную, смотрят два круглых красноватых злобных глаза. Уставились мы друг на друга и глядим. Сердцем понимаю, что от этих глаз хорошего не жди, а сделать чего – не знаю. Пялюсь дурак-дураком… Тут из здания вышел Божедар и увидал меня у оконца.

– Отойдите! – Подбежав, он толкнул меня в плечо. Я отшатнулся, и в тот же миг в оконце выдвинулся громадный клюв и со скрежетом застрял на половине.

– Что ж вы так неосторожно, в самом-то деле! – Божедар с досадой двинул кулаком по клюву, и тот нехотя убрался. После чего Божедар захлопнул створку. – Аккуратнее будьте!

– Что это было? – поинтересовался я, из последних своих сил вспоминая что-то важное.

– Идемте, покажу.

Он повел меня в деревянную постройку, сообщавшуюся с загоном, где нас встретил невысокий юркий господин в голубом халате.

– Розик, – обратился к нему Божедар, – вот, познакомься, писатель. Интересуется твоим хозяйством.

– Значит, это вы недалеко от нас застряли? – заулыбался Розик острыми улыбками. Я не ответил. Я только и мог, что смотреть с раскрытым ртом, как за плотной металлической сеткой, прикрывавшей окна, виднелся загон, кишевший… разрази меня всё и все! – птеродактилями! Зачарованно я наблюдал за их толчеей, отрывочно воспринимая разговоры:

– Розик, только дай потрошеного и покрупнее, сам видишь, у нас гость. Ещё кожа нужна на тапочки.

– Размер снимали?

– Нет, пока к Феофласту не заходили.

– Сначала размеры снимите, а я уж высчитаю количество и выдам, сколько требуется. Цыплят сейчас немного, не сезон, чуть экономить приходится. Какой-то гость у тебя необщительный.

– Он только-только с Большой земли прибыл, не адаптировался еще.

– А, тогда понятно, – улыбнулся Розик, с веселым пониманием глядя на меня.

– Можно присесть куда-нибудь? – Я тихонько икнул и опять подвернул охромевшую ногу.

– Разумеется! – Розик принес небольшой деревянный стульчик, похожий на детский, разве что выгнутой дырки на сидении не хватало. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Я пристроил свой творожно-йогуртовый зад на стульчик и спросил разрешения закурить. На ферме не курили, но для меня сделали исключение. Закурив, я стал смотреть, как за плотной металлической сеткой толкутся рептилии «птерозавры», издававшие то пронзительные вопли, то утробное щелканье. Розик с Божедаром вежливо ожидали, пока я накурюсь и насмотрюсь.

– Это птеродактили, да? – решил я уточнить на всякий случай.

– Пальцекрылы, – с готовностью отозвался Розик, – мы называем их пальцекрылами.

– Это, в общем-то, одно и то же, – широко улыбнулся я, удивительно легким образом поднимаясь со стульчика.

Розик вынес объемный бумажный пакет и вручил Божедару.

– Крупный? – Божедар заглянул внутрь. – Потрошеный?

– Всё как по заказу.

– Спасибо, до свидания.

– Счастливо.

Мы вышли во двор и двинулись в обратный путь. Идти молча было неловко.

– Интересное имя Розик, – сказал я. – Это, видимо, сокращение? Как оно целиком звучит?

– Розмарин, – ответил Божедар и добавил едва ли не шепотом: – Он, наверное, еврей! Хотя это точно не известно. Но пальцекрылы у него всегда отличные, свежие, не придерешься.

– Как все-таки ваше поселение называется?

– Да никак, просто – местечко под солнцем.

– А кроме птер… пальцекрылов каким еще мясом питаетесь? – Я огляделся на всякий случай – не дышит ли в спину какая-нибудь тиранозавричья морда?

– Пальцекрылы наше основное мясо, оно питательное и вкусное. Ещё рыбу ловим. А пальцекрылы, даром что вкусные, жутко подлые и злобные твари, ума не приложу, как Розик с ними управляется, да ещё и в одиночку.

Вскоре мы дошли до дома. Навстречу вышла тоненькая удивительно красивая женщина с иссиня-черными атласными волосами и такой молочно-белой кожей, что казалось, от неё исходит голубоватое лунное сияние.

– Знакомьтесь – Луната, моя жена, – представил Божедар. – Луната, это Игорь, он погостит у нас.

– Здравствуйте, очень рада. – Женщина сверкнула в улыбке идеальными белоснежными зубами. – Скоро обедать будем. Дарик, помоги картошку почистить. А вы проходите в гостиную, отдыхайте.

Меня проводили в просторную замечательно обставленную комнату и усадили за стол у распахнутого окна. Крылатый пострелёнок то и дело прибегал спросить, всё ли у меня хорошо и не надо ли мне чего, пока папа не прикрикнул, чтобы не мешал гостю отдыхать. Подперев ладонью щеку, я стал смотреть в окно, пытаясь отвлечься и подлечить нервы ветерком и птичками.

– День добрый! – В окне возникло лицо портретно красивого длинноволосого блондина. – А хозяева где?

– На кухне хлопочут.

– Я в долину иду. Может, нужны им какие-нибудь продукты?

– Сейчас спрошу. Давайте знакомиться, – я весело поднялся, ощущая себя практически членом чудесного крылато-лунного семейства, обошел стол и протянул через подоконник руку для знакомства. – Иг…

Блондин оказался кентавром. Увидев выражение моего лица, он устроил на подоконнике загорелые мускулистые руки и с улыбкой, медленно, внятно проговорил:

– Успокойтесь, глубоко подышите, а потом ответьте: не надо ли чего-нибудь привезти из долины? А то я, извините, тороплюсь.

Отлично развитый мускулистый торс, загорелая до цвета бронзы кожа, масть гнедая, целиком – покрупнее обыкновенной лошади… Хвост роскошный, и копыта блестят!

– Дядя Рэм пришел! – Из дома выскочил Дениска, бросился к кентавру и запросился к нему на руки. – Дядя Рэм пришел! Мама, папа!

Родители тоже вышли во двор.

– В долину иду, – дядя Рэм кивнул на перекинутые через лошадиную спину матерчатые сумки, соединенные ремнем, – надо вам чего-нибудь захватить?

– Если сыр уже сделали, захвати нам кружок белого, не сильно соленого, – сказала Луната и ушла обратно в дом, следить за едой на плите.

– Кстати, Рэм, познакомься, это Игорь… – Божедар замялся, вспоминая моё отчество.

– Что вы, что вы! – замахал я руками. – Просто Игорь!

– Он писатель и главный редактор, застрял вчера на дороге.

– Так это ваша машина? Надо вытащить?

А я и не знал…

Видя, что толку от меня, как от собеседника, немного, они обсудили плохой урожай грибов, чьих-то внезапно приехавших родственников, камень, позавчера попавший в копыто, линяющие перья, чей-то сад с желтой черешней… Потом кентавр вспомнил, куда и зачем шел, и засобирался в путь.

– Я с дядей Рэмом пойду! – заканючил крутившийся рядом Дениска. – Пап, ну можно?

– Нет, обедать скоро будем. Кстати, как Марта с Никиткой?

– Все хорошо, на ужин вас звали.

– Обязательно придем.

– Пап, я пойду с Никитой играть!

– Поешь, потом поиграешь.

– Ладно, я пошел, вечером ждем всех в гости, – широко улыбнулся Рэм. – До свидания.

– Всего доброго.

Я смотрел ему вслед до тех пор, пока светлый круп с длинным ухоженным хвостом не скрылся из виду, затем опустился обратно на стул, закрыл глаза и помассировал виски.

– Хорошо отдыхаете? – спросил Божедар, заглядывая через окно с улицы.

– Как сказать… – Я шумно вдохнул и шумно выдохнул. – Неплохо в общих чертах. Вы не любите вопросы, это понятно, но я хоть что-то должен понимать. Скажите, объясните, откуда взялся Рэм?

– Не спрашивал, – пожал он плечами. – Когда мы сюда переехали, Рэм с Мартой уже жили тут, а Никитка позже родился.

– Дарик! – донесся из кухни голос Лунаты. – Твоя помощь нужна!

– Иду! – И он поспешил на кухню.

Подкатившая мутноватая хандра сменилась и вовсе ужасным состоянием, это было отчаяние полнейшего ничегонепонимания. Меня охватила острая, сосущая тоска инопланетного одиночества. Наверное, так себя чувствует лунатик на Марсе, на чужом, непонятном Марсе…

– Кушать подано! – В комнату вошла Луната с блюдом, полным овощей и зелени. Следом малыш принес корзинку с лепешками, а глава семейства притащил деревянный поднос, уставленный тарелками и кружками. Передо мной поставили посудинку с румяной жареной картошкой и большой отбивной с аккуратной лужицей соуса.

– Приятного аппетита! – Мне вручили вилку с ножом, подвинули поближе хлеб с зеленью, наполнили кружку золотисто-прозрачным питьём и с улыбками стали ожидать, когда я приступлю к еде. Ничего не оставалось, как отпилить маленький кусочек темного волокнистого мяса, внешне похожего на говядину, и отправить в рот.

– Ну как? – спросила Луната.

– Жестковато немного, – ответил я и неожиданно заплакал. Нервы отказались служить совсем, птеродактиль с жареной картошкой доконали меня.

– Ой, что же вы! – разволновалась Луната. – Давайте наливки вам налью! Дениска, принеси наливку. У нас чудесная наливка, Марта из ежевики делает… Дениска, бегом давай! Никогда не видел, как дядя плачет? А ты тоже хорош! – переключилась она на мужа. – Надо было подготовить человека, объяснить ему что да как, а ты только и делал, что крыльями махал, сов нашелся!

– Сколько раз тебе говорить, не сов, а филин! Нет такого слова – «сов»!

– Ты поучи меня, поучи! И пальцекрыла опять жесткого принес, говорила – смотри, что Розик дает! Опять старого всучил!

– Неправда, старых он шашлычникам на Большую землю продает. Зачем он своим вредить станет?

– Ах, значит, это я готовить не умею!

– Денис, где наливка?!

Я всё никак не мог успокоиться, что-то пытаясь лепетать сквозь рыдания:

– Мне нужны анти…депрес…санты или что там есть от галлю…цина…ций! И-и-к! Я, наверное, у-умер!.. Кры-ы-латые, ке-ен-тавры-ы… Женщи-и-на-а све-е-етится! Вы-ы же све-е-титесь, д-д-а?

– Только в темноте, днем почти не заметно. Ох, да что же делать? – Луната встала из-за стола, подошла ко мне, приобняла за плечи и ласково погладила по голове. – Успокойтесь, миленький вы наш, успокойтесь, хороший.

От этого я вообще завопил сверх всякой меры. Как же давно меня по голове-то не гладили!

– Соседи сбегутся, – расстроился Божедар. Он выплеснул за окно напиток из моей кружки и налил в неё тягучей темной жидкости. – Скажут, гостя мучаем, в самом деле. Пейте же, родимый, пейте! Надо же, как человек-то расстроился, надо же…

Стуча зубами о край кружки, я принялся заглатывать ароматную сладкую наливку.

– Вы покушайте, покушайте, – Луната торопливо нарезала злополучную отбивную на маленькие кусочки, – а то захмелеете на голодный-то желудок. Огурчик берите, лучок… Дарик, одел бы ты хоть рубашку какую, всё уже перьями засорил! Смотри, вон и в тарелку попало!

Давясь и всхлипывая, я кое-как отобедал. Наливка оказалась довольно крепкой и очень вкусной. Закурив, я взял себя в руки, успокоился и принялся извиняться.

– Что вы, что вы! – замахали руками хозяева. Дениска же торопливо доедал, поглядывая в раскрытое окно – ему явно не терпелось улизнуть к приятелям.

– Такое случается с приезжими. – Божедар аппетитно захрустел редиской. – По-разному реагируют, хотя художник, тот совсем не удивился.

– Какой художник?! – поперхнулся я.

– В прошлом году к нам художник-иконописец забрел, Феофластом зовут. Он у нас и портной, и башмачник, всех замечательно одел, обул. Ещё музыкант тут проживает, он к нам с похмеля заблудился, Дмитрий Иванов-Малишицкий, не слышали, нет? Как сюда попал, и сам не знает. Сначала принял Рэма за белую горячку, потом Рэм ему вина холодного вынес, а через полчаса Дима ему уже песни свои пел. В общем, так у нас и остался, через два дома живет. Он еще и на свирели играет. Славный молодой человек, если хотите, познакомлю.

– Да, конечно, а он…

– Такой же, как вы, но сразу освоился. Всё рассуждал поначалу о каких-то Китежах, Шамбалах, Белозерьях-Лукоморьях, а потом спросил, нельзя ли остаться насовсем. А нам жалко, что ли, пускай живет, раз человек хороший. Что тебе, Дениса? – Божедар опустил взгляд на сына, тот стоял рядом и дергал отца за перья. – Гулять? Ну, иди, иди гуляй.

Малец мигом испарился, не забыв вежливо поблагодарить маму за обед. От чего я опять едва не разрыдался сентиментально и решил отвлечься насущными вопросами:

– Вы можете хотя бы предположить, откуда, как явление, мог взяться Рэм, птеродактили, вот это вот… всё такое?

Луната с тревогой во взгляде отметила, что я снова начинаю выходить из берегов, и толкнула мужа в бок.

– Не знаю, правда, не знаю, – молитвенно сложил руки Божедар. – Нас никто не спрашивал, откуда мы такие взялись, чего ж мы будем другим под хвост заглядывать? Разве не все равно кто, откуда, если люди хорошие?

– В общем-то, вы правы, – кивнул я, тихонечко соловея от наливки. – И на что живете тут? Ладно: птичник, огороды, а всё остальное? Откуда средства берете?

– Торгуем, отправляем на Большую землю грибы, ягоды, сувениры для художественных магазинов, плетеные украшения из кожи пальцекрылов. Розик их мясо поставляет как маринованный шашлык для уличных кафе – отлично идет, между прочим, только подавай. А яйца их за страусиные выдаем, рестораны хорошо берут. Феофласт картины рисует. Дима ходит по выходным играть в кафе. Кто-то плетет посуду, кто-то мебелишку мастерит, в общем – не бедствуем, да и запросы у нас невелики.

– Как же вас не обнаружили-то до сих пор? Поселение большое, а о вас не знает никто.

– Высоко забрались, – улыбнулся Божедар. – Да и охраняют нас.

– Кто?

– Так вот, – кивнул Божедар на раскрытое окно.

Над еловыми верхушками распахнулось пронзительно нежное чистое небо с одним лишь странным облачным следом: перистые изгибы удивительным образом походили на громадный отпечаток большого пальца руки…

– Скажите на милость, почему вы решились меня сюда привести? Я же кем угодно мог оказаться.

– Вы когда в машине спали, у вас было несчастное и доброе лицо. Да и вообще я людей сразу чувствую.

– Тук-тук! Я вам сыр принес! – В оконном проеме возник Рэм и протянул пакет с белым полукружьем сыра.

– Спасибо! – Луната подхватила пакет. – Пообедай с нами, Рэмушка.

– Заказы развезти надо. – На его спине висели туго набитые сумки. – Ждать вас вечером?

Хозяева вопросительно поглядели на меня.

– Конечно, конечно! – торопливо закивал я. Не хватало еще нарушать планы таких замечательных людей. – Кто-нибудь придет, или мы просто так, по-семейному посидим?

– Дима собирался подойти, а кто ещё – не знаю. Наверняка о вас уже всем известно, захотят познакомиться. – Улыбка Рэма могла бы улицы освещать заместо фонарей. – Вы надолго к нам?

Хорошо, что Божедар пришел на подмогу моему беспомощному морганию:

– Не известно пока, человек с дороги, отдышаться не успел!

– Извините. – Улыбка кентавра сделалась чуть виноватой, и я подумал, какой он, должно быть, бесподобный чуткий муж… На ум невольно пришла несчастная племянница со своим козлом-алкашом. Нет-нет, Рэм женат, оставим эти мысли!

– Да что вы, – ответил я, – просто сам ещё не определился. Вечером нагрянем обязательно.

– Ждем!

И Рэм ушел.

С каждым глотком наливки я приободрялся и приободрялся, время от времени изрекал всякие неуклюжие глупости, но, по крайней мере, больше не рыдал. И что такого, в самом-то деле? Чего я так расклеился? Бывают же негры, китайцы, индейцы там всякие, почему меня так расстроили челоптахи, кентавры и кто там еще?.. Кстати!

– Божедар, – я закурил, деликатно выпуская дым в окно, – во избежание дальнейших потрясений, не могли бы рассказать хотя бы вкратце, кто еще обитает в вашем благословенном местечке? А то сами понимаете – не ровен час, в обморок брякнусь вместо «здрасьте»! – Опять сморозил я глупость, но сегодня мне, видать, в честь истерики всё прощали и ни на что не обижались.

– Разумеется, сейчас расскажу.

Луната принялась убирать посуду, время от времени ободряюще мне улыбаясь, а Божедар не забывал подливать наливки. Когда супруга ушла на кухню, Божедар шепотом попросил сигарету.

– При ней не хочу, – пояснил он, торопливо прикуривая, – не одобряет.

– Понятно, – заговорщицки подмигнул я. – Какая же она у вас красивая и светится, как лунный камень. Очень, очень эффектно! А если в черное платье одеть да волосы распустить, вот вам и булгаковская Маргарита… У плиты стоит, птеродактилей жарит! Умереть можно от недоумения.

– Наливки подлить?

– Конечно. Себя-то не забывайте.

– Божедар, ты куришь, что ли?! – донеслось из кухни.

– Что ты, дорогая, это Игорь!

Глубоко затянувшись, он с сожалением затушил окурок в небольшой серебряной мисочке, приспособленной под пепельницу, на её боку виднелся царский герб николаевских времен.

– Так кто живет тут… из необычных? – решил я вернуть разговор на интересующую тему. Да и поднапился уже прилично. – Вкусные шашлыки из пальцекрылов?

– Очень, завтра можно организовать вечерком, если хотите.

– А маринуете чем?

– Уксусом.

– Это, конечно, да… Так, а о жителях?

– Такие, как вы сказали, из необычных, в пятом доме живут – Паола с Марком. Паола – пианистка, озерная душа… ну, вы понимаете, а Марк – вампир.

– В смысле?

– Не так чтобы летать и всех кусать, просто так вампир.

– Как просто так?

– Ох, не знаю, как объяснить. Розик сушит кровь пальцекрылов, потом отдает порошком, и Марк его заваривает по утрам, как растворимый кофе.

– Дневной свет нормально переносит?

– А что с ним должно случаться?

– Насколько я знал, вампиры не переносят дневного света и ведут исключительно ночной образ жизни.

– Беллетристика. Еще здесь живет Герман, он русалка.

– В смысле?

– В прямом. Правда, он не русалкой на самом деле называется, но так привычнее звучит. Вообще много кто проживает, да поселенцев с Большой земли семь человек наберется…

А я уже клевал носом, разморенный впечатлениями и наливкой. Смутно помню, как проводил меня хозяин дома в уютную комнатку, уложил на кровать с высокими подушками, и все исчезло, словно некто одним движением стер разноцветную картинку огромным ластиком.

Вечером я оделся парадно. Хоть гардеробец оказался и не богат, но, к счастью, захватил щегольскую пеструю рубашку, привезенную в подарок Дондерфером, кажется, с Гаваев. Надев серые джинсовые брюки, ни разу до этого не надеванные – слишком мальчишескими они мне казались, – да летние дырчатые туфли, я причесался и, чувствуя себя молодым и стильным, вышел из комнатки. Кстати сказать, о комнатке: небольшой, уютной, с окошком, распахнутым в вечернее небо… Надо как-то упросить хозяев, чтобы разрешили мне пожить здесь… подольше!

Луната нарядилась в длинное джинсовое платье. Черные ведьминские кудри были элегантно подобраны и подколоты, открывая тонкую светлую шею и легкий овал лица. Она давно была готова, но Божедар задерживал. Он всё копался, препираясь с ней: муж хотел идти с «крыльями навыпуск», а жена требовала обратного, утверждая, что при такой линьке всё собрание получит свою порцию перьев в тарелки. Пришлось ему надевать просторную, явно домотканую рубаху-балахон с двумя продольными застежками с крупными пуговицами на спине. Дениска, в отличие от папы, пошел с крылышками навыпуск, они задорно топорщились из прорезей оранжевой рубашонки.

Всю дорогу я умилялся, глядя на семейство, не забывая обозревать и живописные окрестности. Ах, как удобно, хорошо и красиво было устроено это заповедное общежитие!

Жилище Рэма оказалось высоким, лишенным каких-либо внутренних перегородок и комнат просторным домом с парой летних навесов-веранд. Встречать нас вышло всё семейство кентавров: уже знакомый мне Рэм с ослепительной улыбкой, Марта – изящная, светленькая, будто выточенная из слоновой кости, и сынишка Никита – симпатичный мальчишка с копной каштановых кудрей, примерно Денискиного возраста. Ребята бурно обрадовались друг другу и тут же сбежали от взрослых.

Я чинно представился Марте, с блаженной улыбкой глядя на нежное создание в необычном сарафанчике, оставлявшем открытыми тонкие, стройные ножки с коричневыми копытцами.

Под ближайшим навесом дымил самодельный мангал, рядом с ним стоял известный мне Розик, а также ещё пара гостей. Божедар повел меня знакомиться. Высокий худощавый молодой мужчина лет тридцати пяти, с волосами до плеч и очочками в тонкой оправе, оказался музыкантом Дмитрием. Квадратный, жилистый, все время улыбающийся Степан являлся, кажется, корейцем, невесть как попавшим в эти края. По-русски он знал слов шесть, кои немедленно мне и перечислил: «Холосё, Пускин, ськоко мозно и купаца буим». Тем не менее меня заверили, что, хоть Степан и не говорит на «великом и могучем», он всё прекрасно понимает и счастливо проживает в сообществе второй год. Третий – наголо бритый юноша с разноцветными чётками, обмотанными вокруг запястья, – звался Кириллом и вероисповедание имел буддистское. Больше пока никто не подошел. Все, кроме Кирилла и Розика, угостились моими сигаретами. При помощи специального приспособления Кирилл свернул себе самодельную папироску, Розик же оказался некурящим.

– Как вам здесь? – поинтересовался Дима. Он ловко устроил сигарету в углу рта и продолжил нанизывать на шампуры крупные куски мяса вперемежку с овощами.

– Неоднозначно, знаете ли, – развел я руками, наблюдая, как Божедар подтаскивает стулья. – Привыкаю постепенно. Вы как себя чувствовали, когда сюда попали?

– Нормально, а что такого? Розик, поищи пластиковую бутыль с дырками, где-то я её оставил.

– Минутку! – Розик живенько снялся со стульчика и скрылся в доме, откуда доносились негромкая музыка и женский смех.

– Пива принести? – предложил Кирилл, аккуратно гася папироску в обрезанной жестяной банке.

– А то! – с воодушевлением ответил Дима.

– Послушайте, – продолжал я гнуть свою линию, – неужели вас совсем ничего не удивило? То есть совсем никто?

– А что такого удивительного? Подайте пепелярку, если не трудно.

Приподнявшись, я протянул ему банку. Божедар вытянул ноги и мечтательно рассматривал первые звезды, лениво отмахиваясь от редких мошек.

– Чему удивляться? – повторил Дмитрий. Закончив нанизывать мясо, он разложил шампуры на мангале. – Скажете, никто никогда не слышал о кентаврах или крылатых людях? Можно говорить, что это сказки, мифы, но ничто на лысом месте-то не произрастает. Что мы, в сущности, вообще знаем о народонаселении нашей планеты? Ничего толкового. Вон, в пампасах чуть ли не небоскребы находят, а кто их построил, какие такие туземцы? Столько на свете уголков, которые цивилизацию эту глупую к себе не пустили и пускать не собираются, у них свое мироисповедание. Так и где же Розик с бутылкой?

– Ро-о-озик! – крикнул Божедар. – Заждались тебя!

– Бегу, бегу! – донеслось из дома, и вскоре он явился с мятой пластиковой бутылкой.

Тут и Кирилл подошел, принес пару бутылок холодного пива. Степан отказался, он снялся с места, покружил и вернулся с какой-то чурочкой. Вытащив из кармана брюк перочинный ножичек, Степан самозабвенно принялся что-то вырезать, а Дима вплотную занялся мясом. Рэм с семейством расположились за специально оборудованными под их физические потребности стойками, мы же пошли к столу и вальяжно развалились в плетеных креслах, дожидаясь пиршества.

Шашлык удался на славу! Сочный, ароматный, словно из молочного поросенка! Немного удивило, что Кирилл уплетал мясо наравне со всеми.

– Разве мясоедение не противоречит вашей религии? – опять полез я, куда меня не просили, и получил неохотный ответ:

– Я задавал этот вопрос своему учителю, спросил, можно ли употреблять в пищу мясо птерозавра. На что он ответил: «На здоровье, если где найдешь».

Буддисту не особо хотелось со мной дискутировать, да и я никак не мог найти общих тем, поэтому просто продолжил трапезу. Под ароматное мясцо с колечками лука и печеными овощами сказочно шло ледяное яблочное вино!

– Кстати, Божедар, – сделав паузу, я закурил, блаженно откидываясь на спинку кресла, – машину-то мою вытаскивайте да продавайте, если колеса в хозяйстве не нужны. Хоть и небольшие, но всё-таки денежки в общую копилку. У меня еще и карманный компьютер, подключенный к Интернету, имеется, сколько-то и за него выручить можно.

– Вы уверены?.. – Вся компания за столом дружно уставилась на меня.

– На двести тридцать процентов, – отмахнулся я.

– Компьютер продавать не станем – полезная вещь, особенно для вас, как для писателя, тем более если к Интернету подключен… Кстати, а что это такое?

Стемнело, у крыльца зажглись медовые фонари. Из маленького магнитофончика в окне мурлыкала музыка, я смотрел на небо и не мог найти ни единого знакомого созвездия.

Ароматное яблочное вино оказалось невероятно коварным – быстро же я захмелел! Я успел продемонстрировать себя истеричной плаксой, не способной наладить контакта ни с одним буддистом, теперь этим милым людям предстоит увидать меня еще и крепко выпившим…

Пьяным я себя не любил и расслабляться предпочитал в одиночестве, потому как стоило мне хорошенько поддать в компании, я впадал в плюшевую сентиментальность и неизбежно принимался вспоминать своё никому, даже мне самому уже не интересное детство.

Ощущая себя отчаянно глупым и некрасивым, я улыбнулся и что-то залепетал насчет «речушки» и «освежиться бы». Первым мою бессвязную просьбу понял кореец Степан. Он заулыбался и закивал:

– Купаца буим, буим!

Но я хотел «купаца» сам, в одиночестве поплескаться в прохладной водичке, засунуть голову в песок, чтобы из нее вышел хмель, как электрический ток из тела. Даже не хотелось, чтобы меня провожали к воде, я был абсолютно твердо, твердо до тупости уверен, что всё уже здесь знаю и не заблужусь.

Мне объяснили дорогу к ближайшему водоему, и я, пошатываясь и заплетаясь, отправился в путь.

Блуждая меж гладких, облитых особо торжественным лунным блеском стволов, я зачем-то пытался размышлять путанными тусклыми урывками. Из головы настырно не выходила Луната с изящно вылепленной, гордо посаженной головкой, увенчанной упрямо кудрявым роскошеством… И я, как мог, гнал всякие, по моему мнению, преступные мысли о жене своего друга!

Луна светила огромным театральным фонарем. Казалось, я нахожусь не на природе, а в помещении, и бреду по изумительно декорированной сцене.

Вскоре деревья расступились и я вышел к озеру почти идеально круглой формы. Слышался корабельный плеск воды – это горная речка торопилась в озеро и так же спешно покидала его, исчезая где-то в полуночной чаще. На озерном берегу виднелась небольшая набережная, мостик со скамеечкой под зонтиком, а над водой, где река вливалась в озеро, дремал домик на сваях. Очарованный до слез этим пейзажем, я спустился по тропинке ближе. Пресыщенная луной горная вода тягучими ртутными струями переливалась с камня на камень. Ни звука, ни птичьего вскрика – только вода, дремотные травы да громадный прожектор луны, неопознанным летающим объектом зависший над озером.

Загипнотизированный серебристым диском, я пошел на мостик, добрался до конца и замер, не дыша. Никогда еще не видел такой луны так близко! Только руку протяни – коснешься чуть шершавой прохладной поверхности и останется на пальцах след белесой пыльцы, как с крыльев бабочки, и запахнет первым снегом. От стеснения в груди замерло дыхание, и мне отчаянно захотелось узнать, а не был ли я в молодости чьей-нибудь первой тайной, отчаянной любовью? Как же потянуло в молодость! Господи, в таком месте и утопиться не страшно, сразу на небо, на Луну попаду…

– Топиться, надеюсь, не собираетесь? – произнес вдруг чей-то голос.

От неожиданности я едва не рухнул в воду. Огляделся, пытаясь понять, откуда прозвучал богатый баритон, которому позавидовал бы любой оперный певец, и на всякий случай отошел от края мостика.

– Здесь я. – Послышался плеск, и я увидел подплывающего к мостику мужчину. Руки явно профессионального спортсмена в два гребка преодолели расстояние и облокотились на деревянный мосток.

Я подошел ближе, зачем-то приседая в приветствии – сказался, видать, эффект неожиданности. Черты лица незнакомца оказались резковатыми, но приятными, волосы темно-русые с проседью, в уголках глаз лучики, на губах усмешка… Он напомнил мне какого-то иностранного киноактера, но откуда же мне было знать, как зовут того актера.

– Простите, если напугал, – он убрал с широкого лба мокрую прядь волос, – мне показалось…

– Что вы, всё в порядке, – рассыпался я каким-то противным старушечьим смешком и принялся икать. Будь проклят алкоголь, даже если он такой холодный и яблочный!

– А, кажется, понял, кто вы такой, – развеселился мой визави. – Вы остановились у Божедара с Лунатой?

– Да, это я. Меня Игорем зовут.

– Рад знакомству. Герман, – протянул мужчина руку. Я присел на корточки и пожал ладонь размером с две моих. – Я-то сначала подумал, что вы пописать с мостика собрались, стояли вы как-то странно, и решил вас немного напугать, что б вы…

– Заодно и покакали? – Я пытался шутить, но икота мешала.

– Ну, не до такой степени, – рассмеялся Герман. – Потом понял, что вы луной любуетесь. Грустно так любуетесь.

– Я напился, – признался я. Опустившись на колени, попытался зачерпнуть воды и не плюхнуться вниз. – Проклятая икота! Понимаете, под птерода…ик!.. теля отменно идет…

– Яблочное вино, – понимающе кивнул Герман. – Есть такой момент. Не мучайтесь, пойдемте в дом, в холодильнике минералка найдется. Ступайте по берегу, увидите мостки, они прямо к двери ведут.

– Спаси… ик!.. бо!

По пути я поминутно сотрясался от икоты. Пробовал задержать дыхание, но не получилось. Как люди так делают, а? Меня едва не стошнило!

Мостки оказались узенькими и хрупкими на вид, правда, с одной стороны имелось перильце. Изобразив перед плескавшимся неподалеку Германом упругую спортивную походку, я пошагал ко входу в дом. Отворив дверь, я бодро заглянул внутрь.

– Постойте на пороге минутку, – неожиданно прозвучал голос Германа откуда-то прямо из-под моих ног, и я невольно попятился. – Сейчас свет включу.

Под потолком вспыхнула трехрожковая люстра «под хрусталь», и я прищурился, зачастив ресницами. Передо мной была комната-студия с большим квадратным отверстием в центре дощатого пола, где колыбельно шумела вода, утратившая свой ртутный блеск в свете псевдохрустальной люстры. С потолка свисали всевозможные приспособления, канаты, над квадратом в полу был натянут гамак, у стены стояла инвалидная коляска. Обстановка простая, но уютная: пластиковая мебель, закуток аккуратной кухни, кожаный диван, пара кресел.

– Располагайтесь! – Герман подплыл к канату, свисавшему к самой воде, ухватился за него и подтянулся, шумно извлекая из воды громадный рыбий хвост. Ловко цепляясь за прочие приспособления, он добрался до инвалидной коляски и уселся в неё. – Сейчас минералочки налью.

Герман подъехал к кухонному закутку, открыл дверцу маленького холодильничка и заглянул внутрь. А я уже и не икал вовсе, я с восторженным изумлением глядел на его хвост. Создавалось ощущение, что это непомерный сазан, но там, где рыба обязана заканчиваться головой с жабрами, она переходила в мускулистый торс с сильными руками, крепкой шеей и лицом с резковатыми улыбчивыми чертами.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/galina-polynskaya/mestechko-pod-solncem/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.