Книга - Угрюм. Книга первая

Угрюм. Книга первая
Александр Щербаков


Настоящее – лишь момент, который уже стал прошлым. А что известно тебе о прошлом?Это история становления героя от первых его дней до последних.Повествование в этой книге начнётся с лета 5350-го, от той самой великой превеликой стужи! И да, именно современность мнима, а история – реальна.Добро пожаловать в новую реальность.





Угрюм. Книга первая



Александр Щербаков



© Александр Щербаков, 2023



ISBN 978-5-0059-4769-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-4770-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Предисловие



Настоящее – лишь момент, который уже стал прошлым.


А что известно тебе о прошлом? Ну наверное события произошедшие в прошлом веке ещё более или менее не вызывают вопросов, но если капнуть за две сотни лет…, а если за пять? Что было за шесть столетий от этого дня? Некий Рюрик был призван в древнюю Русь дабы «ей владети…»

Вообще, как известно история, ну очень не точная наука.

Я, признаться, ни разу не историк, да и писака я не самый продвинутый, к сожалению ещё и могу допустить пунктуационные и орфографические ошибки, за что мне, разумеется дико стыдно, но сочинительство влечёт меня с давних пор, и теперь я твёрдо решил отобразить фантазии в письме.

Но я отвлекся. Книга эта – псевдо-историческое Русское боевое фэнтези, о том, что очень гипотетически могло быть. А кто его знает, что там было? А может и могло? А может так оно и есть…

На чём я остановился? На том, что на самом деле нет четкого понимания что же там было пять, шесть сотен столетий тому назад. Есть разумеется определенное понимание, летописи, артефакты, а возможно ли представить поминутно день простого древнерусского мужика того времени?

Вот проснулся он значит в избе два на два метра, заросший и вонючий. Позавтракал репой, пошёл пахать землю деревянным плугом, впряженным в коняшку, или на медведя отправился с рогатиной. Или например живёт он в тереме двухэтажном с двадцатью женами, каждой из которых что-то надо, а он такой: «Цыц бабы!» и на кому-нибудь по щам.

Ну представить примерно можно. А раньше того что? А как жил тот же мужик тысячу лет тому? Вроде как примерно тоже самое, только был ещё лохмаче и тупее, но на медведя с рогатиной определённо ходил, а может на мамонта. Ах да и беспрестанно воевал и воевал, что можно понять, так как у кого-то другого двадцати баб нету, а любви тоже хочется, вот он и претендует на «сладкое» место.

А что там было две тысячи лет тому назад? Христа распяли римляне ходившие в шлемах и медных нагрудниках непонятно, как выкованных. А что там на пространстве, что стало Русью? Только мамонты и папонты. Есть ещё альтернативные различные версии, очень интересные, но ещё менее достоверные, чем официальные.

Но и не об этом мысль моя. Размышляем дальше, а вот что там было в десятом веке до нашей эры? Вроде как обезьяны с палками учились разговаривать и рисовать на стенах любимой пещеры. Ну положим и так.

Не буду дальше ссылаться на данные «альтернативщиков», но ход мыслей таких людей более состоятелен, что ни говори. Почему в школах не изучают это непонятное «Сотворение Мира в Звёздном Храме»? Известно же доподлинно, что нынешнее летоисчисление ввёл Петр первый, а до того пользовались вот тем, непонятно кем и как рассчитанным.

Просто забиваешь в «викепедии» и бац: сейчас идёт Лето 7526 от Сотворения Мира в Звёздном Храме,

«Сотворение Мира в Звёздном Храме – это заключение мирного договора между Великой Расой (древними славянами) и Великим Драконом (древними китайцами) в день Осеннего равноденствия или в первый день первого месяца Лета 5500 от Великой Стужи (великого похолодания)».

Что? Какой ещё нахрен стужи? Всемирное похолодание? Метеорит врезался в землю? Ядерная война?

Вот Вам и поле для написания любой истории. Ещё одна альтернатива альтернативной.

Значит так и будет. Повествование в этой книге начнётся с лета пять тысяч тристопятидесятого от той самой великой, превеликой стужи!

Вот так может и потомки, через тысячу лет, придумают и про нас, что-то подобное, ведь если поразмыслить начинаешь понимать, именно современность мнима, а история – реальна. История реальна настолько, насколько мы можем сделать её реальной.

Добро пожаловать в мною придуманную новую реальность.



***




Пролог


События описываемые в этой книге начали происходить, как писалось выше более семи с половиной тысячелетий назад, но возможен вариант, что эти события вообще ещё не произошли, или происходят прямо сейчас, но в какой-то другой реальности.



***



Вначале был хаос. Хаос в отдельно взятом пространстве, почти бесконечном, с точки зрения простого человеческого разума. Хаос мчался в нескончаемом пространстве космоса, вращался, сталкивался, распадался и соединялся воедино миллионы лет вокруг новорожденной звезды – пространственного тела, с неиссякаемой энергией, невозможной, для осознания человеком, ведь его десяти жизней не хватит, чтобы объять титанический океан необузданной энергии. Безграничная вселенная плазмы и огня, и имя ему было не одно, но множество: Сварог, Хорс, Ярило, Даждьбог, Ра, Аполлон, Митра, Тонатиу… или же Солнце, но никто ещё не знал его имени, огромный шар бесконечной вселенной, вселенной Правь, движущейся в другой вселенной на немыслимой скорости, был бесконечно одинок. Энергия формировалась в узлы, выпускала и принимала импульсы. Импульсы принимали определенную форму, становясь чем-то вроде нейронных связей в мозгу, только невероятно огромном мозгу, способном мыслить и чувствовать, а ещё способным рождать целые миры.

Волей зарождающейся, мимолётной мысли, из хаоса вокруг сформировались тела. Малые и большие, и огромные, но по сравнению с Солнцем ничтожнее мошки. Тогда направило Солнце поток энергии к каждому телу и стало наблюдать… наблюдать, как из мира Правь, что был его сознанием, проявляется Явь.



Энергия наполнила собой небеса и воду, пока здесь больше ничего не было. Но вот, наполненное энергией пространство небес дрогнуло, родился Перун – даже не зачаток крупицы разума, а в миллионы и миллионы меньшая сущность, отделившиеся от бесконечности извне, стало нескончаемым здесь, заполнив собой всё пространство, названное воздухом, от водной глади и до границы с ничем.

И грянул раскатистый гром, что был слышен (если бы кто-то мог слышать), по всему миру, который объял собой Перун.

И вдруг посыпались снопы длинных, изогнутых молний.

Ниже Перуна, в бескрайней водной глади, наполняющей мир и зовущеюся Волыня, потоки энергий, уловив гром и молнии Перуна, рванули навстречу. Покрывающая весь созданный мир гладь вод закипела, пар смешался в тяжёлые облака, затем в тучи, что проливным дождём сливались снова с океаном Волыни. И с потоками воды, почти разумными, смешалась энергия неба, вспышками молний, ветрами, сынами Перуна – стрибогами…

И очень похоже на то, что это был первейший любовный акт, первейшие таинство, венчающие Перуна и Волынью, небо и гладь морскую. И продолжалось это долго, сотни тысяч лет, и не кончалось, и повторялось снова и снова. И тогда произошло рождение от небес и воды. И от неживого, в том виде, в котором это понимает человек, ещё через сотни тысяч лет родилось живое, бесконечно малое и ничтожное живое.

Живое опустилось вниз, в самую глубину вод и столкнулось с твердью на дне, разрушилась, так явилась смерть. И Солнце пронзило Волынью и поток энергии сотряс твердь на дне. И было так ещё миллион лет, на поверхности кипящих вод рождалось живое и опускаясь к тверди, и умирало, и смерть обрела форму, обрела энергию и назвалась Мара. И пространство мира, что из живого превращался в неживой преображалось, питаемое энергией гибели, в ещё один мир, внутри миров. То зарождалась Навь

Твердь на дне будоражилась от энергии внутри и взрывалась потоком крови земли, и наполнялась кровь земли песчинками умирающей жизни, и поднималась они вверх к Перуну. И наполнились воды тысячами существ, которые стали питаться песчинками умирающей жизни, и существа развивались укрепляя мир Явь, данный Даждьбогом, и существа пожирали других, укрепляя мир Навь, где хозяйничала Мара. Энергия Яви и Нави затем вновь переливалась в Правь, а оттуда по-новой. Круг замкнулся, колесо завращалось. Сварог смотрел на это и мыслил, и мысли его поражали движение.

Наступил тот миг, когда над поверхностью бурлящих вод, поднялась из глубин твердь – земля и звалась она Мокошь. И рождала Мокошь живых существ сотнями и тысячами, и животные с земли спускались в воды, и животные из вод поднимались на твердь. А твердь наполнялась растениями, коими была полна и вода.

И всё живое дышало едино, и травы, и водоросли, и насекомые, и рептилии, и птицы и рыбы. И родилась на землях Мокоши, омываемых водами Волыньи, под небом Перуна в мире Солнца-Сворога – Лада.

И родила Лада великанов-титанов, воздвигших горы, протоптавшие русла рек, разделившие целые континенты. Но не было у великанов тех любви и сострадания, коим была преисполнена Лада. Тогда, по воле Лады, Перун поверг великанов и они покинув мир Явь, сохранились, впрочем, в Нави, где стал править всемирный Ящер – порождение самых ужасных помыслов, первейший слуга Мары.

Обратилась Лада птицей Сва и облетела мир, зверей многих и рыб и любых тварей и стала вдыхать в них любовь, но не коснулась любовь тварей земных. Но от дыхания Лады разродился Род – созданный в любви. И, по воле Сварога, пошёл от-Рода первый прачеловек и имя ему было – Орий. И стал Орий хозяином мира Явь, потому, как обладал состраданием, любовью и пытливым разумом. По образу мышления от Рода, от Лады, от Мокошь, от Перуна… и изначально от самого Сварога! И сказал Сварог, что это хорошо.




Глава I


Годовит.



Лето 5350 от великой стужи.


Годовит уже давно жил один. Здесь, на землях белых вод, в благословенном предгорье – Шира, что недалеко от Алатайских гор. Он нашёл своё место, став хозяином этого небольшого мирка. Мира, что лежал вокруг на три дня пути, потому, как на эти самые три дня пути здесь не было ни одного, ни человека, ни другого разумного, ни даже вездесущего. Здесь была лишь его земля – Годовита.

Чело-век – это оболочка (чело), оболочка, в среднем рассчитанная на определённое время своего функционирования (век). Изначально век человека длился порядка тысячелетия, чтобы иметь возможность за это время, как можно больше продлить Род, путём рождения себе подобных. Постепенно век сокращался, населения становилось больше и жили уже пять сотен годин, затем четыре… и так пока век не остановился примерно на сотни лет и зим.

А вот в этих землях воздух дышал особой волшебой воды рек Белвх вод. Здесь жили не те, кого звали человеки, здесь люди жили до двух, а то и трёх сотен лет.

Конечно это, также распространялось и на Годовита – уроженца здешних мест.

Годовит был силен и статен в свои шестьдесят пять зим, и в шестьдесят четыре лета, соответственно. И абсолютно большую часть лет своих Годовит был воином, и воином не простым. Воин белой расы, воин Тархтарии, державы, что брала своё начало от великого мужа – Тархитая, что был одним из первых людей, того, кто был сыном Рода и Лады, Мокоши и Перуна, и в изначалее сыном Бога Богов – Сварога.



Князь белых вод, великий и справедливый защитник границ Тартхтарии – Джунар, поддерживал порядок малыми отрядами, коих было не менее двадцати. В составе каждого не меньше трёх сотен ратников, под правлением прославленных героев. Мир был шаткий, угроза с Юго-Востока напоминала о себе всё чаще. И однажды, в лето пять тысяч двести девяностое, старые вороги вновь перешли на границы земель, что охватывали Полмира.

Годовит тогда разменял свои первые двадцать зим и в дом его семьи, которая жила тогда недалече от столицы земель белых вод – городе Хубилые, пришли ратники и призвали сыновей Рогмита, коих было трое (Годовит был средним), на ратное дело, стоять супротив драконьего воинства.

Так и ушел Годовит на подвиги ратные, что с переменным успехом случались то у воинов белой расы, то у воинов дракона.

Рекрутов в славное Руссинийское войско (что звалось так, от имени государя всех земель, что на Полмира – Русиглава), под началом князя Джунара, собралось более пяти тысяч, все были сильны и отважны, многие владели скрытыми силами (маг-ли воевать с магией), но не многие ещё умели их применять. Они были вооружены тяжелыми мечами, копьями, палицами и боевыми топорами, почти две тысячи на огромных боевых конях, тысяча на гигантских мамонтах, девять сотен лучников и большая тьма пеших…

Годовит стал мечником. Он был облачен в кожаный доспех, за спиной его был деревянный щит и торба с провиантом, его руки сжимали рукоять.

И была война, и не было в ней никому пощады. Войска белых вод оттеснили катанских воинов (драконье воинство) на их земли. Все приграничные города и крепости были сожжены, Годовит потерял счёт десяткам, а то и сотням, убитых им людей, среди которых, кроме воинов, тяжким бременем на его душу легли старики, женщины и даже несколько детей. Но Годовит не зачерствел духом, он закалился в битвах, как хороший клинок, забыв любые проявления милосердия и жалости, взамен приобретя крепкую руку, быстрый ум и верных соратников, ничем не отличавшихся от него.

Расклад сил резко поменялся на седьмой год войны. В лето пять тысяч тристо тринадцатое от великой стужи, в помощь катанскому воинству подоспели драконьи генералы, непобедимые, неубиваемые, каждый верхом на страшном летающем змие (драконе). Один такой генерал, а каждый из них при этом вел за собой пять сотен воинов, стоил сотни, а то и две Тархтариев (воинов Полмира) и было тех генералов тридцать.



Отряды белой расы были отброшены назад, но смогли ещё около года держать драконьи когорты на приграничных территориях, пока орды Руссинии собирались близ державной столицы Белых вод. Война увязла на этих землях на целые семь зим, а потом состоялось грандиозное сражение, больше похожее на гнев богов, чем битву людей. Столица была разрушена, от громадных городских стен, в семь десятков саженей высотой, остались руины. От горизонта, до горизонта и на день пути в обе стороны осталась выжженная земля. Тут и там лежали трупы воинов белой расы и воинов дракона. Два огромных войска полегли под стенами Хубилая, объятых гневом и магией. Война сошла на нет, просто некому стало воевать. Остатки армий разбрелись каждая в свою сторону, зализывать раны, чтобы вновь, лет через сто встретится в непримиримом бою.

Князь Джунар, пропал, был ли убит, или похищен, неизвестно. В этой бойне он потерял единственную жену, юную Хайнэ, которая к тому же носила под сердцем первого наследника князя и хана. Джунар был уже не молод, но крепок, как столетний дуб, ему и было уже немногим больше сотни лет, а вот наследников ещё не было. Предыдущая жена, так и не подарила державному защитнику сына, скончалась почти полвека назад от неизвестной болезни. Долго горевал князь Джунар, пока не встретил красавицу Хайнэ, а потом в разгар войны узнал, что она понесла. Правитель был полон надежд, видя какие силы поддержки подошли к городу, от его ставленника над всей Полмирой – Русиглава. Объединенная армия насчитывала больше сотен тысяч ратников, князь ждал неминуемой и окончательной победы в войне с драконьем воинством, грезил, что земли Тархтарии великой, неминуемо разрастутся до немыслимых размеров и он с гордостью передаст их своему будущему сыну. Но всё переменилось, столица разбита, добрая часть земель Белых вод сожжены. Что стало с женой князя никто не узнал, она просто пропала, растворилась, как дым над полем битвы. Джунар ни с кем ни говорил, приказы не давал, а потом вовсе исчез, как и исчезли семь шаманов, коих он приблизил к себе в последнии дни войны.



Тогда все покидали приграничные земли, люди искали новой жизни в других Тархтариях. Оставались лишь единицы, вот Годовит остался на родине.

Он все потерял в этой войне, родных, друзей, соратников – никого не осталось. А что осталось воину, так это усталость от прожитых сражений, где навсегда вели свой бой его братья, его друзья, его соратники.

Годовит вернулся туда, где был когда-то его дом. Теперь об этом мало что напоминало. Ближайшее поселение, в шесть домов, что было всего в пяти перелётах стрелы от родового гнезда Годовита было сожжено, вытоптано ногами и лапами, так, что не было даже намека на существовавшую там когда-то жизнь. Та же участь постигла и старый дом воина. Он узнал место, где прошло его детство, юность, где он становился мужчиной, лишь по скале, с двумя вершинами, на одной из которых росла кривая сосна, да обгоревшему пяти вековому дубу, который посадил, вроде как дед Годовита. Здесь воин построил свой новый простецкий дом-шалаш, выложил в нем каменный очаг, огородил высоким частоколом, от ночных хищников.

И всё-таки было тут хорошо и спокойно, через тройку лет развелось столько дичи, что Годовиту стоило только выйти за частокол, чтобы сразу обеспечить себя пропитанием на три дня вперёд. Лес разросся и благоухал, поляна перед домом заросла высокой огненной травой, а там за поляной был крутой берег чистейшей реки.

В двух днях пути на юго-востоке от своего пристанища, Годовит неожиданно обнаружил поселение из пяти дворов, как оказалось там жили его дальние родственники по матери, а ещё восточнее, на пол дня пути стояло ещё четыре двора, того же рода. Теперь, когда становилось совсем тошно от одиночества, что было хоть и довольно редко, можно было отправится погостить, пообщаться, да обменяться какими нибудь бытовыми мелочами. Так раз в пару месяцев Годовит наведывался к родственникам, а в начале осени они вместе собирали пару обозов провианта (излишки собранного урожая, меха, шкуры, грибы, шишки…) и отправлялись торговать в городище, что осталось на месте разрушенного Хубилая.

Ко всему прочему у родственников (были они от рода Стана, стало быть становцы), были и девки незамужние, одну Годовит приметил, звали её Айя, красива была и характер ладный, но было ей уже двадцать пять зим, а потому считалась, что она в девках засиделась и слишком мало женихов было в этих землях (один приходился на десять девчонок), да всё равно выгодная партия, что ни на есть. Но свататься Годовит ещё не спешил, решив, что Айя от него никуда уже не денется, а начинать семью стоит ни с дома-шалаша, а с родового гнезда, к строительству которого мужчина приступил, планируя закончить стройку и завести семью с Айей, лета через два – три.

Лета сменили Зимы и возвращались на круг.

От становцев Годовит узнал, что у них имеется ещё одна непростая соседка. В трёх днях пути на север от дома война, в ложбинке меж двух гор, спряталась небольшая избушка, также обнесенная частоколом, где жила самая настоящая ведьма. В довоенные годы ве?дущие матери не были редкостью, они врачевали, принимали роды, знали когда лучше садить урожай и когда лучше собрать. Были они сведущи и в магии, в невидимой энергии, в силе крови, разбирались в мирах яви и нави, разговаривали с духами. Лучше них в этих вопросах были наверное лишь ведуны – колдуны (маги-могуны). Правда Годовит мало, что знал о последних, а вот пару ведьм, одна из которых была молода и прекрасна (это было ещё до войны), а вторая вытащила его прямиком из мира Нави, после страшного ранения, знавал.

А ещё военные генералы и почти все члены правящей знати владели боевой кровной магиец, могу?щей пробить практически любую волшебу, сама ей тоже являясь. И говорили, хоть Годовит и не знал достоверно, что и правитель Белых вод князь и хан, как и князья других земель белой расы, и великий государь всех земель Полмира – Рассинии, богоподобный, непобедимый Русиглав, все они были и воинами боевой кровной магии, и ведуны, что делало их духовную и телесную мощь невероятно огромной.

Познакомится с ведьмой – соседкой Годовит надумал как-то в середине зимы, когда дел было немного, а времени свободного напротив, достаточно. И вот три дня двигаясь строго на север воин нашел, описанную ему становцами долину, между двух сопок. Но присутствие жилья Годовит не обнаружил. Весь день он обследовал долину, передвигался по снегу человек довольно скоро на широких, смазанных жиром лыжах, но странное дело, никаких следов ни то, что жилища, даже зверя, не было.

– Как же так? Где тут ошибка? Что это вообще за место такое? – вопрошал Годовит в пустоту, и вдруг обернувшись застыл каменным изваянием.

Мужчина увидел прямо за спиной старенькую избушку, с покосившейся трубой, стоящую на высоких деревянных сваях, обнесённую частоколом, на который были нанизаны высохшие черепа. Черепа были весьма разнообразные, как волчьи и лисьи, так и медвежьи, и даже пара – тройка человеческих. А перед частоколом стояла старуха, чей возраст уже невозможно было угадать, одета в легкий полушубок, из шкур серых лисиц, растрепанные седые, белые, как всё вокруг окружавший снег, волосы, стянутые грязной косынкой на макушке. Огромная родинка на крючковатом носу и пронизывающий взгляд, взгляд серо – голубых глаз, затуманенных бельмом. Сухие узкие губы, жуткая, почти полностью беззубая улыбка.

– Когойто мне бес сегодня принёс?

– Ранешне духа белой расы видам не видала, слыхом не слыхала, … и вот опять…

Слова ведьмы походили на карканье вороны.

– А ну к, погодь, а не ты ли добрый молодец сосед мой новый? – старуха театрально прищурила левый глаз и одарила воина улыбкой, при этом вытащив кончик тёмно-бордового языка наружу.

– Ка-аак? Где? Не было ж, я пять раз проезжал по месту этому, … и не было…, – выдавил из себя Годовит, затем наконец мужчина собрал разлетевшиеся мысли и сбиваясь заговорил.

– Твоя правда ведьма, сосед, кличут Годовитом, я, это, пришёл значит познакомится, а то негоже…

– Гоже, не гоже, на говно похоже. Да не пужайся воин Годовит. Кличат меня бабой Йогушай, а ты воин пришёл, так заходь, неча возле ворот мне тут ауру портить.



Странное дело, но за частоколом вроде и зимы не было никакой. Росла мелкая, пожухлая трава, какие-то плодовые деревца со скрюченными листьями и засохшими плодами. В избе обстановка бедненькая, посреди стояла большая каменная закопченная печь, вдоль стен, под потолком висело куча разнообразных высушенных трав, слева от печи занавеска из грязной тряпицы, за которой располагалась постель, справа стоял широкий, неотесанный, грубо сколоченный стол, а за столом с очень серьёзным видом сидела чумазая девчонка годков четырёх.

Смотрела она на мужчину, очень странно, казалось, несмотря на свои года, она видела воина насквозь, прочла за мгновение его судьбу, его прошлое и будущие. Вдруг из её ясных зеленых глаз потекли два маленьких ручейка, при этом выражение лица никак не поменялось.



– Олейка, давай ка тащи щи на стол, видишь гость у нас с дороги дальней, воин воинства Джунара! Это вам не в тапки гадить.

Девчёнка тут же, на ходу кулачком смахнув слёзки, побежала маленькими ножками к печи и стала стаскивать на стол крынки, да миски, гостя кормить.

– Внучка моя, хоть не родная, но любимая, – «прокрехтела» старуха, – отец её в войне с аримиями ранен был тяжко, врачевала я его без малого лет пять, а как чадо родилось у них с супружнецей, так он в мир духов ушёл, а через год и мать Олейкину позвал. Так, что сирота она, одна одинёшенька осталась, а я её приютила, своему ремеслу учить буду, а то помру в пустую.



Годовит наелся у Йогуши от души. Бабуля закрепила это хмельным кваском, да с беседой задушевной (умела она врачевать не только телесные раны, но и те, что на душе оставались), умыла, залатала потрепанные вещи, спать уложила на перину мягкую. Так ощутил Годовит, словно к родной бабке он гостить пришел, даже жаль было расставаться с такой душевной старушкой. Но пора и честь знать. Обещав теперь наведываться иногда, да на помощь его надеятся, Годовит раскланялся.

– Эх, хороший ты мужик, будь я века на три моложе, так к себе в кровать затащила бы, – разулыбалась Йогуша, – а ты сюда не торопись, успеется, придёт время в скорости, будешь бежать сюда, как никогда не бежал, а пока жди весны. Та девушка, на которую ты глаз положил ждёт тебя, ждёт сватовства твоего. Она примет в конце концов ребёнка с солнечными волосами.

А теперь ступай с Родом, ни о чем более не спрашивай, потом всё поймёшь. Мы с внучкой ждём Вас.



На том они и простились. Пока Годовит шел до своего жилья слова ведьмы всё крутились у него в голове, да в толк их всё никак не мог взять, так что решил в конце концов не думать о них более до пары.



Теплая зима, мягко перешла в солнечную весну, снег быстро растаял, вылезла травушка, на деревьях набухали почки, зверья в лесах ещё прибыло.

Годовит стал много чаще наведываться к снановцам, точнее, конечно к Айе. Теперь они с ней стали помолвлены и решили, что за лето Годовит достроит дом, обустроит его, дабы встретить будущую хозяйку, как на то положено. Свадьбу решено было сыграть в начале осени, после сбора урожая, на новый круг года, в день осеннего равноденствия.



Как-то, когда Годовит гостил у становцев, из похода вернулся младший внук Стана – Ермолай, брат Иримия – отца Айи. Рассказал о том, что идут слухи, что великий владыка Рассинии – Русиглав, что правил без малого уже семь десятков годин, захворал шибко, что уже года три, как болеет он, а за трон белой расы споры идут и отголоски об распрях этих, уже и до Хубилая дошли. Что понятно, у Белых вод, как сгинул князь Джунар власти то и не было. Огромные территории, от границы с драконьем землями на Юге, Юго-Востоке, до границ с Тархтарией Аркаимской на Севере, Северо-западе, с Кирополем и Гардикой на Востоке и с поясом Земным, тобиш большим камнем на западе. без правителя на «месте» с трудом контролировались властью всей Рассинии. А с учётом того, что все семь сыновей государя Русиглава погибли, остались лишь две снохи овдовевшие, да совсем малая внучка, то тот, кто нынче встанет во главе Белых вод, столица которого, после разрушения восточных городов, переехала в небольшой город на холодной реке – Табул, станет вернее всего, в будущем, владыкой всех земель белой расы, занимающих пол мира, то есть станет государем Полмира, равный почти Богам и чтимый Богами.

Но у всех, кто искал эту возможность, стать новым князем в Хубилае, была существенная загвоздка. Хватало тут с лихвой могучих витязей, батыров – бахадуров и выбрать из них сильнейшего было чрезвычайно трудно, требовались года, десятилетия, прежде чем кто-либо сможет доказать своё право зваться князем рубежным, а столько времени престол белой расы точно ждать не станет, там начнутся свои битвы за власть. Был хрупкий шанс отыскать Джунара великого, который официально был ещё здесь правитель, просить уговорами, забрать добром, или взять силой, меч крови – безоговорочный символ правителя Беловодья, но ни Джунара, ни магического меча никто найти не мог. Вот и стали совершаться набеги разномастных головорезов, на все подряд селения, а, как правило нигде ничего не найдя, начинали заниматься просто грабежами и насилием. Уже были упоминания о нескольких селениях, жителей которых вырезали подчистую, добро разграбили, а дома и стены окружные снесли до основания.

– Не ровен час и наши жалкие уделы они найдут…

– Найдут, отбиваться будем, – парировал Годовит, – я не сдамся без бою.



***



Лето в ту годину не задалось. Хоть наступило рано, да прохладное оно было, дожди через день, да через два. Стройка дома Годовита, так успешно начатая раньше, теперь совсем медленно продвигалась. Охота стала тяжелее, по размытым ливнями тропам. Оставался, впрочем, ещё вид промысла, который Годовит любил – рыбалка.

Тут и от дома далеко ходить не надо было, и рыбы было полно в реке, и любил её воин, за уши не оттянешь.

Так и началась наша история, о которой речь пойдёт, а что раньше было то ещё не сказ, а присказка.




Глава II


Дитя.



Лето 5351 от великой стужи.


С первыми лучами солнца, скудно пробивающимися, сквозь тяжелые тучи, проснулся Годовит. Встал, умылся колодезной водой, постоял немного под мелким дождичком, позавтракал, чем Род послал, набросил на плечи волчевку, взял снасти и отправился на реку.

Лёгкий ветер слегка трепал его волнистые, тёмно-каштановые волосы, чуть задетые сединой, обветренную кожу приятно холодили редкие капли начинающегося дождичка.

Рыбалка шла хорошо, не зря обряд Волыньи провёл, да заговор прочитал. До обеда наловил семь здоровенных хариусов. Дождь стал усиливаться, но решив, что домой все равно не охота, мужчина пошел вдоль берега, в поисках укромного места, под кронами деревьев, чтоб так не промокать. Вскоре такое место, как раз и нашлось. У небольшой заводи, заросшей камышом, на обрывистом бережку, под широкими еловыми лапами воин и разместился. Это место он знал давно, всё тут было налажено. Параллельно с рыбалкой, развел костерок, да зажарил парочку рыбёх пожирнее.

Млея, после сытного обеда, мужчина глядел на реку меж камышами и вдруг. Вдруг взгляд зацепился за странную болотную кочку. Да нет точно не кочку, это что-то имело очевидно все признаки людского изделия. Это определённо бочка! Бочка, частично покрытая мхом, да речной травой.

«Если бочка, то там может быть, что-то ценное» – рассудил Годовит, «да и просто бочка в хозяйстве не лишняя, починю, подлатаю».

Резво спрыгнув в воду, подняв ил и речной песок, он схватил бочку, и вытянул её на берег.

Нет, не простая бочка то была. Сделана из хорошего дерева, такие только в очень богатых семьях делались. Просмоленная очень качественно, судя по характерному звуку, внутрь вода не попадала и там явно что-то находилось.

Вынув из за пояса широкий охотничий нож, в две ладони длиной, Годовит ловко вскрыл крышку. Вокруг разнёсся неприятный запах. Мужчина заглянул внутрь и обомлел.

Среди странной серо-зелёной плесени, обосновавшийся в бочке, виднелась человеческая голова. Определённо там был человек, ну когда-то был, теперь это была мумия.

Вдруг, Годовит себе не поверил сначала, из глубины бочки послышался слабый вздох. Не медля более, преодолев замешательство и некую брезгливость, он вынул на поверхность всё содержимое сосуда.

Это была мумия женщины, богатой, наверняка очень знатной женщины, судя по ещё не прохудившимся сильно одеяниям. Воин знал, что узоры на одежде мумии, были не абы там какие, а точно принадлежали дому правителя Белых вод. Именно такие узоры были на стягах под которыми воевал он.

В бочке женщина сидела в позе эмбриона (по-другому бы наверное и не вышло), но что она держала в руках ужаснула бывалого вояку.

Это был новорожденный. С такой же иссохшей, как у матери серо-чернильной, растрескавшейся кожей, в теле казалось нет уже и капли воды. Пуповина не была перерезана, не засохла, а казалось, что чтобы младенец не отправился сразу к праотцам, она непостижимым образом передавала ему свои жизненные соки, через пуповину, даже после родов.

Ещё в той бочке находился внушительный и тяжёлый берестяной туес, изучая этот прижмёт, мужчина вновь удивился, там находился меч и меч не простой. Попробовал он взять его за рукоять, как руку неестественно свило.

– Что за проделки Ящера?!

– Это как же получается? Княжна Хайне? Не может быть, а ребёнок… выходит наследник князя…

Мужчина прикидывал в уме: " сейчас лето пять тысяч триста пятьдесят первое, в лето пять тысяч триста тридцать восьмое разрушили Хубилай и пропали князь и княжна… получается… двенадцать… тринадцать годин… тринадцать лет и зим минуло. Вот оно как. А княжна выходит прямо в бочке и родила… Во дела…»



Годовит решил, что вздох, что до того ему послышался, то ему померещилось, но когда он разглядывал необычную находку в туясе, вздох вновь повторился и это дышал… ребенок!!! Но как такое может быть?! Тринадцать лет! Может это… что это может быть?

Очень и очень аккуратно мужчина разомкнул ледяные объятья матери и взял младенца в руки. Почти такой же ледяной, как и женщина, уж не кажется ему всё-таки, может видение какое? И тут Годовит ощутил слабую, почти истлевшую искру, даже искорку, а младенец сделал короткий, совсем незаметный вдох, свой третий вдох в жизни.

Живой.

– Он ЖИВОЙ! – это всё о чём мог думать теперь, всё, что мог сказать Годовит. Мысли в голове метались, словно взбесившиеся, испуганные зайцы. Достав с пояса бурдюк с водой, он окропил им невесомое тельце, влага тут же впиталась в тело, как в губку, не оставив следа.

– Но… что же делать теперь? – Ребёнок жив, но настолько близкое к смерти живое существо Годовиту видеть не приходилось даже на войне.

«Согреть, его, дать ещё немного влаги этому тельцу, нужно отнести его туда, где ему смогут помочь… нужно бежать …, как никогда не бежал… старуха Йогуша!!!»

Тельце, наскоро спеленав в свою же волчёвку, смочив иссохшие чёрные губы ребёнка водой, он положил свёрток у догорающего костерка. Берестяной туес, перевязав жгутом из пеньки, повесил за спину. Ножом, здесь же на берегу вырыл небольшую яму, где и захоронил женщину, время понапрасну стараясь не тратить.

На виднокрае виднелись тяжёлые грозовые тучи, поднялся сильный ветер, нещадно гнущий деревья, грозя вот вот обломить, в воздухе запахло дождём. А Годовит бежал, проламываясь сквозь кусты, перепрыгивая огромные поваленные деревья и глубокие овраги. Свёрток крепко прижимал к могучей волосатой груди, за спиной болтался тяжелый туес.

Трое суток пути, от жилища воина до долины, где жила ведьма, а ещё найти там нужно эту странную избу, сокрытую от всех странными чарами. А выживет ли младенец, или он не младенец?… Через каждую версту Годовиту хотелось остановится и проверить, а жив ли ещё дитя, но на это требовалось время, драгоценное время.

Мужчина преодолел путь к середине второго дня. Он ни на миг не остановился, ни спал и ни ел, ни обращая внимание на страшный ливень, на ветер и размытую тропу, бежал напрямик, не замечая ни преград, ни шнырявших то тут, то там хищников.



Избу старухи воин увидел сразу, как зашёл в долину, стало быть от него она больше не скрывалась. Ведьма уже ждала. Ни слова ни спросив, бережно приняла в руки свёрток с младенцем и побежала с ним в избу. До темна окуривала тельце разными травами, поливала его зельями и кровью зверей. Как наступила ночь, отправилась с ним в баню и пробыла там до утра, а Годовит, как присел на лавку у стены, так и уснул, забылся глубоким беспробудным сном, лишь к вечеру следующего дня Йогуша сама разбудила его.

– Как ребёнок? Он жив? Ты сможешь ему помочь?

– Уже помогла, – улыбнулась старуха.

– Иди, глянь.

Посреди комнаты стояла (откуда только взялась) детская люлька. Заглянув туда, Годовит вновь удивился. Он принёс в дом ведьмы иссохший почти трупик, почерневший и невесомый, а в люльке лежал младенец, мало чем напоминавший его, иссохшая кожа почти вся слезла, уступив место новой, розовой, ребра и позвоночник, чуть обросли жирком и уже не казалось, что они прорвут кожицу, на голове, за место бесформенной каросты, пробился пушок ярко-русых волос. Малыш мирно спал, чуть слышно сопя. Эта картина не могла ни трогать душу, глаза Годовита заблестели…

– Ну буде воин, держи вот крынку, там за избой сарайка стоит, две козы у меня там, черная и белая. Молока надои так, чтобы ровно пополам в крынке получилось от одной и другой, – старуха говорила устало, её немного покачивала и выглядела она ещё старее, чем прежде. Не просто дались и ей последние сутки.



Так пошли день за днём, каждый день старуха что-то шептала над люлькой, трясла травами, поила заговоренным молоком, на ночь вновь шла с ребёнком в баню, до утра, а утром Йогуша и ребенок отсыпались до обеда, чтобы потом опять всё повторить.

Пятилетняя Олейка, мыла, убирала, готовила обеды, Годовит ходил за дичью, колол дрова, следил за козами, топил баню, все были при деле.

На пятый день младенец впервые открыл глаза и заплакал, на шестой стал сам сосать бурдюк с молоком, на девятый день стал держать голову, а на десятый уже садился сам. А когда минул месяц ребенок встал на ноги и сделал свой первый шаг, и сказал первое слово.



Годовит так и хотел оставить дитя на воспитание ведьме, но та не соглашалась ни в какую.

– Вот уж нет, гость дорогой, ещё пара дней пройдёт и забирай ты своего горемычного мальчёнку – горюна и скатертью вам дорога до вашего дома. Навещать меня навещайте и Олейка будет рада общению с дитятей, но жить тут ему негоже, – рассудила Йогуша.

И когда минуло два дня, отправился Годовит домой, с новоиспеченный сыном. Дорога назад не была сложной.



Годовит сидел перед поляной у своего дома, заросшей угрюм-травой, по цвету точно волнистые волосы мальчугана, который неуверенно шагал средь растений.

– Сына, а как же тебя звать то будем? Горюн – дитя, в угрюм-траве…, а точно ж, Угрюм, Угрюмом ты будешь, значит с огнём в душе, вот и волосики у тебя на солнце так и горят светом, светлый малыш.

Ребёнок улыбнулся и что-то радостно заагукал.

– Стало быть нравится тебе такое имя Угрюм, ну и славно, вот и ладно!



Так Угрюм получил своё имя.



***



Стал теперь Годовит родитель, непривычно и хлопотно, но втянулся, справил сынку одежёнеу из шкурок зверей, следил простенькие игрушки. Малец был рад.

Через месяцок сходили они к Становцам, те конечно удивились новому маленькому соседу. Годовит рассказал свою историю, как удивительно нашёлся ребёнок в пустой бочке, на реке. Про свои догадки, о том, что это за ребёнок и что нашёл он в бочке вместе с ним мужчина предпочёл не говорить.

Айя вот только была недовольна, поняла она так, что где то была у Годовита ещё женщина, от неё и сын, а сама либо померла при родах, либо умом тронулась, раз в жены брать не стал её. Но даже злясь на неудавшегося жениха, она не могла не умиляться на мальчишку, как и все. Ребёнок был такой открытый, такой солнечный, такой улыбчивый и смышленый, что располагал к себе каждого.

Дни стали холоднее, ещё дождливие, пришла осень и новый круг года. Свадьба Годовита и Айи так и не состоялась, но девушка остыла от надуманной обиды и даже готова была поверить в небывалую историю, рассказанную женихом о ребёнке из бочки. Теперь и она наведывалась в гости к Годовиту с сынишкой, помогала по хозяйству, пока мужчина готовился к переезду на зиму в так до конца не достроенный дом.

Пришла зима, в этих краях она была не суровая, большие морозы редко когда захаживали, земля глубоко не промерзала. Зато наметало много белого пушистого снега.

Днями Годовит охотился, приходил к вечеру, Угрюм оставался один, ждал родителя с нетерпением, просился на охоту с отцом, но тот резонно говорил, что рановато.

Вечерами мужчина рассказывал ребёнку о жизни своей, а также всего бескрайнего мира, мира о котором ведал сам Годовит. Тот меч, что лежал в бочке, Годовит теперь точно вспомнил его, это был меч рубежного князя-хана, справедливого Джунара, меч крови – символ правителя Тархтарии, наследие белой расы. Слышал Годовит как-то, что это был меч прародителя и основателя великих земель, проотца народов – Тархитая. Мужчине довелось видеть это оружие однажды, когда шёл в первых рядах армии Белых вод, по левую руку самого Джунара в битве, в высоких горах Вайли. Тогда Белая раса была разбита, отряды понесли крупные потери, в итоге ратники отступали браня драконье воинство и эти горы.

Слышал Годовит и про то, что князь его Джунар, вовсе был прямым наследником крови и сам должен был встать во главе Полмира, но после внутриродовых расприй, после смерти своего отца – белого государя-царя Могана светлого, Джунар ушёл сюда, на землю Белых вод, стеречь рубежи родины, а на при-стол сел его двоюродный брат Русиглав. Много было несогласных тогда, пришлось Русиглаву и Джунару огнём и мечём принуждать народы к послушанию. Почти вся Тархтарии приняла государя Русиглава, анклавом остался лишь древний Архаизм. Джунар же вернулся в Хубилай, князем земель белых вод, правил, как мог мудро и справедливо, платил десятину от казны, государю Русиглаву, да всё поглядывал на пределы драконьих, катанских земель.



Время шло, Угрюм рос быстро, набираясь сил и ума. Уже к трём своим зимам он был наравне с пятилетними детьми из селения Становцев.

Селение то разрослось, решили они все семьи Становцев, что жили раньше поодаль вместе соединить, да за три года ещё таковых прибавилось, так что по-сёлок состоял уже из двенадцати дворов и два ещё застраивались.

Поначалу, раз в месяц Годовит с Угрюмом навещали селение дальних родственников, показывая ребёнку, как и другие живут. Обычно гостили там дня два – три, но больше Угрюму нравилось гостить у бабушки Йогуши и её внучки Олейки, с последней он был ровно на одной волне, понимали друг друга, несмотря, что Угрюм на пять лет младше. Гостили они у ведьмы порой и седмицу.



Вот так, долго ли скоро, на пороге было пятое лето мальчишки, он окреп и вытянулся, смышленый не по годам упросил Годовита ходить с ним на охоту и домой возвращался не чувствуя ног от усталости. Большой дом они с отцом достроили, Угрюм старался быть во всём полезным, всюду нужным. В начале лета он с Годовитом и семейством Становцев съездил в поселение оставшиеся на месте разбитой столицы, ныне именуемое Старый Хубилай.

Всё там мальцу было удивительно, особенно торг! Столько людей мальчишка ещё не видел, тем более в одном месте. По этим краям шёл путь из больших степей, прямо в Аркаим, а оттуда в Московию.

Разрушенный город, медленно, но верно возрождался, управлял здесь всем теперь совет старейшин, как в селениях.

Годовит смотрел на развалины оставшиеся от несокрушимой, как раньше считалось, городской стены, наполовину рухнувший роскошный дворец и примыкающие к нему, когда-то крепкие, как слово князя, каменные и бревенчатые терема, от которых остались лишь венцы, да камни. Сердце война, всякий раз оказываясь здесь сжималось в тоске. Здесь жило когда-то больше тридцати тысяч люда, жили богато, жили ладно и весело… Теперь не многим больше тысячи можно было насчитать, вместе со стариками и малышней.

К разрушенному дворцу привёл Годовит названного сына и поведал тому, кто его истинный отец, что за кровь бежит в нём, что за несокрушимая сила таится внутри – сила Рода, что зародилось самим Перуном и Мокошью, по задумке Бога богов Сварога, переданная Ладе и Роду, что слепили первых людей. И почувствовал Годовит ту крохотную искру, что ощутил в Угрюме при первой их встрече, тогда эту кроху почти и невозможно было воспринять, но здесь на руинах родового гнезда искра вновь зажглась. Дух преисполнился величием, глаза сверкали, так долго стояли мужчина и мальчик, на руинах прошлого, и говорили, и слушали.



Завершив уже торговаться на торге, переночевав на постоялом дворе Старой Хамбалы, компания начала обратный путь. Удивительно, но прошлым вечером вернувшись от руин дворца, Угрюм оставшись один, возле места их ночлега успел подраться с местной шпаной и это была его первая драка.

Пацанов было трое, от семи до девяти годов, Угрюм им чем то не угодил, они принялись его дразнить, да шпынять. Завязалась драка, необычно, но пятилетний малыш дал отпор, хоть получил разбитую губу, синяк под глазом и глубокую царапину на левой руке. Годовит глянул на сына и пришёл к одному выводу, пора учится, учится быть воином!



Теперь, после возвращения домой и на долгое время, распорядок дня Угрюма был такой:

– Подъем за час до рассвета;

– Умывание ледяной водой из колодца (в любое время года);

– Завтрак (самый сытный приём пищи за день);

– Тренировка (она была самая разная, от физических упражнений, кулачного боя, фехтования и до стрельбы из лука);

– Время охоты и обучение охотничьему промыслу;

– Приготовление пищи и обед, он же ужин;

– Обучение азам этикета, грамоте, военного дела, устройству мира и пантеону богов (в рамках знаний учителя);

– Сон.



***



Угрюм вскоре привык к таким нагрузкам и в целом всё ему нравилось. Особенно он был увлечен мечом.

Меч крови оказался очень непростым артефактом. Годовит помнил, как ещё только обнаружив его, примеряя к своей руке, вдруг мышцы свело, а ладонь обожгло невидимым огнём, как оказалось, лишь прямые потомки линии крови могли удержать меч. Когда мужчина рассказал, что знал Угрюму и передал сыну это грозное оружие, мальчишка, не слушая отца тут же ухватился за рукоять и… меч принял юного хозяина. Ладони не обожгло, напротив, Угрюм ощутил, что как будто сросся с металлом, почувствовал часть мощной силы в клинике, которая разлилась по всему телу и странную неведомую прежде весёлую злость, злость какую испытывает истинный воин в смертельном бою.

Однажды Годовит, предложил Угрюму пофехтовать этим мечом, о чём немедленно пожалел. На самом деле мужчина решил, что не сможет малец даже поднять увесистый меч, но как только начался спарринг, пусть учебный, меч в руках мальчишки зажил своей жизнью, причем с немалыми усилиями и потерями Угрюм смог его вернуть в берестяные ножны. Итог спарринга был не утешительный у Годовита зияла глубокая, ровная рана на бедре, которая потом долго заживала. С этих пор вели тренировки только деревянными мечами. «Нужно учится самому владеть мечем, нежели меч будет владеть тобой»: повторял Годовит. Так ещё в плотный график было добавлено время на общение с мечом, Угрюму необходимо было почувствовать клинок, приручить, заставить его работать вместе.

За пол года у Угрюма стало понемногу получаться договориться с оружием, но до приручение клинка говорить пока было рано.

Порой, когда отец уже засыпал, малец выходил во двор, вставал на колени, ложил перед собой меч и просто глядел на него. Иногда Угрюму казалось, что они действительно общаются и он слышал, что говорил ему клинок. Так в созерцании меча бывало, что и ночь проходила, и не сомкнув глаз Угрюм приступал к расписанию нового дня.

Но, чтобы не было, никогда и ни при каких обстоятельствах Угрюм не позволял себе дать слабину, жаловаться на невзгоды, или тем более лить слёзы. Нет, уже тогда проявлялась его несгибаемая воля.



Однажды на охоте Угрюм с Годовитом наткнулись на тяжело раненную пещерную волчицу (эти звери почти в два раза были крупнее обычных собратьев), по видимому пострадала она в схватке с другим пещерным волком, или пещерным бером (высотой последнии достигали размером в три человеческих роста среднего мужчины, а весили, как некрупные мамонты, имели гигантские когти, каждый размером в половину меча Угрюма и обладали запредельной силой). Годовит волчицу всё же добил, поняв что необратимо повреждены внутренние органы и нужно остановить мучения зверя.

А у волчицы остался выводок волчат, один волк и две его сестры – волчицы. Щенки были слабы, видно не ели уже очень давно и Угрюм упросил отца забрать их себе. Щенки – волчицы не были в восторге, несмотря на то, что Угрюм постоянно таскал им молоко и куски мяса. Но когда, седмицы две спусти волчата окрепли, отыскали брешь в частоколе, две юные волчицы сбежали, а Годовит признав на это их право искать и догонять их не стал. Самый крепкий волчонок, впрочем, остался. Очень скоро сдружились они с мальцом, понимая друг друга без лишних слов.

Волченок был действительно крепок, быстр, смел. За его чёрную, густую шерсть Угрюм назвал его Мраком.

Очень их характеры были схожи, оба несгибаемые, оба волевые, оба упрямые. А ещё их глаза, странные глаза были у волченка, синии. Такие же синии, как ясное небо, глаза были и у Угрюма. Они смотрели друг на друга и во многом видели себя. Так мальчишка и щенок стали совсем неразлучны. Всюду были вместе, вместе просыпались (несмотря на первоначальные возражения Годовита, волчёнок отказывался спать отдельно от своего юного хозяина, только возле постели Угрюма, уволившись на постеленные на полу шкуры он успокаивался, иначе ночью никто и заснуть бы не смог), вместе умывались и завтракали, и занимались тренировками вместе, и конечно вместе охотились.

А на следующий год, Годовит и Айя всё же свадьбу сыграли. Без гуляний и гостей старейшина Становцев скрепил их семейные узы и у Угрюма теперь появилась мать.

Устоявшийся уклад мужчин Айя по началу упорно старалась переменить, не нравился девушке и вечно бегающий под ногами черный волчёнок, который рос в прямом смысле по дням и в холке уже почти сравнялся со стоявшим во весь рост Угрюмом. Они постоянно что-то переворачивали и ломали, когда были в доме, а Айя, в свою очередь ругала их на чем свет стоит. Однако ни мытьём, так катанием но и новая мать примирилась с порядками в некогда мужском доме и общий язык все члены новой семьи всё-таки нашли.

Угрюм был рад появлению в их доме женщины, был рад её порой строгости, а порой нежности, ласковому слову и тому как иногда Айя трепала его густую светло-русую, солнечную шевелюру.

И по большому счету парнишка был стастлив, со всеми графиками, обязанностями, предназначениями и прочем, он был в тоже время беззаботен и весел, и счастлив, и любим.

Но время шло и как-то незаметно минула восьмая зима Угрюма. Он заметнее окреп, вытянулся, нарастил немного мышц, пронзительный взгляд синих глаз стал ещё пронзительнее, движения стали точнее, а голова смышленее.

С мечом крови обращаться стало проще, лишённый боёв он не рвался из рук, ни пугал сумасшедшей энергией, но и не ржавел и не тупился.

С Айей Угрюм сблизился ещё больше, она полюбила его и приняла, как сына, а он постепенно стал звать её мамой. Айя также учила мальчёнку, какие есть травы, как их использовать, какие лечат, какие убивают, какие помогают (Айя, в свою очередь, знала это всё от своей бабки, а та от своей…). Долгими зимними вечерами семейство вело длинные беседы, о жизни, о том что было когда-то, что может статься.

Годовит рассказал однажды, что прослышал, мол возвращают традицию становления из мальчика мужчины (он сам в свои годы это проходил). Всех пацанов селения, готовых пройти обряд (возрастом от четырнадцати до семнадцати прожитых зим), после предварительной месячной специальной подготовки и ночи у ведунского костра отправляли одних в лес. Мальчик должен был найти зверя, волка, рысь, шерстистоо носорога, редко встречались и те, кто вдвоем, втроем, ходили на Бера, или саблезуба, в честной схватке нужно было не струсить, убить зверя, или обратить его в бегство (второе ни очень приветствовалось). Мальчишки или возвращались в селение мужчинами, с новым ожерельем из когтей, клыков хищника, а то и с метровым рогом, или оставались в лесу навсегда. Ежели парень всё же возвращался, но без победы, его должны прогнать, как ни на что не годного.

И Годовит проходил этот ретуал, и вернулся тогда с победой, на его шее висела верёвка, с двумя волчьими клыками.

– Конечно это был не пещерный волк, как Мрак, но противник был достойный, – рассказывал мужчина, демонстрируя до сих пор висящий на шее оберег, где, помимо прочего, красовались пожелтевшие от времени клыки.



От Становцев они узнали, что на весеннее равноденствие трое становских парней, у которых шла шестнадцатая зима, будут проходить обряд – испытание…

– И я готов пройти, – заявил Угрюм.

– Ну нет друже, тебе только десятая зима идёт, хоть ты у нас и крепок, но такое рано.

– Всё равно дазволь! Я не подведу! – не унимался малец.

– Опасно это, к тому же тут у нас такие звери есть, что и десяток взрослых мужчин порвут, давай хоть четырнадцатого лета твоего дождёмся, – уговаривал Годовит.

– Считаешь, что я ещё не достаточно крепок, отец?!

В конце концов, после недели убеждений и договорённости, что меч крови Угрюм с собой возьмёт (хоть в деле испытает), Годовит уступил, хоть и пожалел уже через час, но мужское слово не пустой звук и по размытым весенним тропам отец с сыном отправились к соседнему селению, для

участия в испытании. Айя очень этому сопротивлялась, но не уступить в итоге мужу она не могла.



Когда парочка прибыла к становскому двору, Становцы решили, что гости пришли понаблюдать за действом, но никак уж не ожидали, что Угрюм собрался принимать в нём участие. Но и они тоже в итоге уступили. Так, как мальчишке не было ещё четырнадцати зим, то выгнать его, в случае поражения нельзя (и не хотел никто выгонять смышленого паренька). Бегает Угрюм быстро, края эти знает отлично, так что унести свою молодую задницу сможет. Да к тому же негативный опыт, тоже опыт и проиграв малой должен свой, ни по годам крутой нрав, поубавить, так пусть участвует.



Близился день обряда – испытания, всю последнюю седмицу Угрюма готовили, ночевали они, с отцом в доме, где раньше жила Айя, а той самой лицезреть обряд строго запрещалось.




Глава III


Зверь.



Лето 5361 от великой стужи.


И вот настал канун весеннего равноденствия.

Угрюм волновался, но, раз он становился мужчиной, волнение требовалось перебороть. Другу волку, строго наказал, не следовать за ним сейчас:

– Ты взрослый молодой матерый зверь, тебе никто не указ, ты клыками вырвал своё право быть хозяином округи, позволь и мне теперь самому отстоять себя, доказать сородичам, тебе и себе, что я не слабак, что не зря бежит в моих венах древняя кровь правителей!

И волк всё понял и принял.

Меч крови, Угрюму казалось, брать не честно, но отец настоял действовать по договорённости, убедил, что настоящий воин обязан иметь козырь в рукаве, должен руководствоваться разумом и точным расчётом, но не гордостью. Угрюм в этот момент подумал об ущелье, что, как раз было в том лесу, где мальчуганы готовились пройти своё испытание. Ущелье вобщем было, конечно чуть в стороне и для прохождения испытания не требовалось идти именно в него, а точнее не следовало даже, учитывая, что зверь, что там обитал не выпустил из ущелья пока никого. За последний год туда ушли двое из Становцев и оба не вернулись. Чем не шанс испытать настоящую мощь меча, ну а если встретит обычного волка, или Бера, то воспользуется охотничьим тесаком Годовита (который он передал, для испытания сыну) и копьём с острым медным наконечником.

Так экиперовавшись, закинув за спину туес, с тяжёлым «секретным» оружием, Угрюм вышел из селения.



С началом сумерек четверо парней собрались у большого костра на поляне за селением, рядом с идолом Велеса – Бога зверей. Угрюм, не смотря на свои лета, мало чем уступал остальной троице, немного ниже ростом, чуть уже в плечах, ещё высокий не «сломанный» голос, совсем моложавое личико, с ясными, как безоблачное полуденное небо, глазами и копна густых ярко русых, солнечных волос. Но та воля, что от него исходила не давала повода усомниться, что он готов к испытанию наверное даже больше остальных.

К костру подошел старейшина, по совместительству бравший на себя звание и обязанности ведуна, старший сын главы рода селения Стана (ныне уже покойного) – Станослав. В руках держал здоровенную чашу с зельем, запах от которого обжигал за версту.

До темноты они глядели в огонь и пили поочерёдно из чаши огненную жидкость, обжигая нутро. Когда стемнело Станослав стал нараспев читать заговоры и наговоры, торопился, ночь была совсем коротка, а до наступления первого света на виднокрае нужно было успеть всё прочитать. Бросал в огонь щепотки странных трав, о которых впрочем Айя рассказывала сыну.

Скоро дурман овладел четырьмя юнцами и Угрюмом в частности.

Перед глазами мальчишки поплыли мутные образы, разрывая постепенно связь с реальностью. Образы, то расплывались, то объединялись в какие-то видения, чтобы через пару ударов сердца, опять растворится. Окружающие звуки пропали, запахи притупилась, весь мир менял очертания.

Слова Станослава были уже где-то совсем далеко, но вдруг его образ, немолодого седовласого мужчины с шрамом на лице, облаченного в шкуру Бера, возник прям перед глазами Угрюма.

– Что ты удумал малец? Вижу в ущелье собрался! … Забудь… На север, всего в пяти верстах есть логово серого волка, а в десяти верстах на северо-западе в пещере живёт рысь. Пойди туда, а про ущелье и не думай! Клыки… Пасть… Кровь… Беда… Даже дюжена мужей не одолеет того зверя, сгинешь…

Доводы были резонны, но не для сына Годовита, он всё уже решил. Образ старейшины растаял.



На плечо мальчика, вдруг мягко опустилась огромная рука.

– Ты правильно размыслил сын, наследники истинной крови должны жертвовать собой ради других и побеждать, ради мира! И меч мой взял ты верно, хорошо, что послушал Годовита. Другое оружие и не возьмёт того Саблизуба, что живёт в ущелье.



– Отец? Это правда ты? – Угрюм не мог не узнать сейчас своего родного отца Джунара, хоть и не видел его никогда.

– Я, конечно я. Я очень рад наконец увидеть тебя, жаль, что не раньше… – рубежный князь улыбнулся, а может и нет, но мальчишке, так показалось. Образ был размыт, невозможно было выхватить ни одной детали, но ощущалось огромное единение с ним, хотелось забыть всё и прижаться к могучей груди.

– Как, скажи, как вышло, что меня с матерью отправили в бочке по реке много лет назад? Почему я выжил? Почему ты… скажи отец ты умер, или…

– Я люблю тебя сын, ты достоин! – образ стал размываться.

Угрюм пытался удержать видение, но неумолимый первый луч появился на виднокрае и мальчишки, как по команде открыли глаза, в которых, у каждого горели огни.

– Ступайте юнцы и возвращайтесь мужчинами, – сказал Станослав, провожая их с поляны в лес. И они пошли.

Старшим среди них был внук самого Станослава – Шантим.

– Сейчас по тропе будем двигаться на север, там как раз наткнемся на волчью стаю, – говорил он, – там две взрослых волчицы, молодой двухгодовалый волк и годовалый, как раз тебе Угрюм…

Но Угрюм был не согласен с предложенным планом.

– Нет Шантим, вы идите на север, у меня тут свой путь, – ответил синеглазый паренёк с копной светло русых волос.

Шантим хотел возразить, образумить младшего товарища, но того и след уже простыл.

– Он на восток рванул, там же ущелье, – сказал второй из парней.



***



Раннее утро, после такой короткой ночи, первыми лучами пробивающимися сквозь непроницаемый мрак ущелья разбудило огромного белого тигра с гигантскими (как двуручные мечи) клыками, не умещающиеся в пасти. Вставать зверю со своего ложа пока ужасно не хотелось. Ещё не переварен молодой олень, которого он проглотил накануне.

Но что-то потревожило хищника, или кто-то.

– Кто посмел, кто смеет так опрометчиво сюда приближаться?

Ноздри тигра расширились:

– Опять кто-то из человеков решил стать завтраком саюлезуба! Как же глупы эти приматы на двух лапах. Никто кроме них по доброй воле сюда не идёт, ощущая мой дух далеко за границей логова.

Саблезуб четко учуял, как за пару верст от ущелья по земле ступают ноги маленького человека. Зверь поднялся и в несколько быстрых прыжков занял выжидательную позицию на тёмном выступе отвесной стены, на высоте в четыре человеческих роста. Глаза хищника отлично видели в темноте ущелья, ноздри уверенно ловили запах.

Вскоре хищник уже увидел неуверенно шедшего по дну мрачного ущелья пришельца. Зверь недовольно фыркнул, «совсем мелкий завтрак, предыдущие были на треть крупнее, ну чтож, проглотит и такого»…



Ступив в темноту ущелья Угрюм почувствовал, как его резко обдало сыростью и холодом, а ещё интуиция завопила о страшной опасности, да так что волосы на голове зашевелились. Охотничий тесак он быстро повесил на ремень, туес с мечом раскрыл и расположил так, чтобы в любой момент можно было выхватить клинок, копьё крепко сжал двумя руками выставив перед собой. Ещё шаг и паренька погладила непроницаемая тьма. Чувство смертельной опасности буквально взвыло, повинуясь мгновенному позыву Угрюм направил копьё вверх и в тот же миг почувствовал, как смертельно быстро сверху на него спускался жар и смрад огромного тела. Копьё шло навстречу чему-то огромному и в следующий момент его выбило из рук, плечо и грудь полоснул громадный кинжал-коготь. Перенёк отлетел в сторону, схватившись за порезанное плечо и нащупал, что надетая на голое тело, крепкая, как броня, волчевка разодрана почти пополам.

Малец рванул вперёд, в кромешной тьме, одновременно сбрасывая с себя остатки волчёвки и туеса, всё лишнее прочь. Сжав в ладони рукоять меча истинной крови, он ощутил резкий прилив сил, меч, заждавшийся битвы, ликовал, готовый поразить любого противника. Ещё шаг, но вдруг нога парнишки зацепилась за какую то корягу под ногами и он полетел во тьму. В тоже время облако белёсого жара и смрада пронеслось мимо, на расстоянии в пол ладони над головой. Меч крутанулся в руке, развернув всё тело и прежде чем упасть на каменное дно ущелья малец ударил клинком в белое марево.

Раздался ужасный рёв, каменная крошка с грохотом посыпалась со стен ущелья. Саблезуб впервые за многие годы своей жизни был не то что удивлен – поражен. Со времен, как он вырос из котёнка ему всего пару раз встречался противник, который был определенно опасен и первый раз это был его же сородич, с которым они бились за привлекательную самку, а второй раз – древний пещерный бер – мастодонт. Но что случилось сейчас понять тигр не мог никак, человечешка, букашка, которого можно раздавить даже не прилагая усилий, вдруг дважды увернулся от его ударов и перерубил ему, королевскому саблезубому тигру, потомку крови первых тигров, перерубил хвост! Хвост! Позор! Пополам!

Пока зверь пребывал в некотором ступоре, человек вскочил на ноги и бросился назад, туда откуда зашел в ущелье и где брезжил неясный утренний свет. Всё же, как бы ни был готов боец к поединку, но драться вслепую против противника, который относительно не плохо ориентировался во мраке было не разумно.

Бежал Угрюм на пределе всех своих сил и расстояние в общем совсем небольшое нужно было преодолеть до выхода, но не успел. В последний момент ощутив смертельную опасность он прыгнул вперёд развернув корпус и ощутил удар могучий лапы, который всёже опять прошел вскользь, но кожа на левом боку оказалась вспорота и полилась кровь. Угрюм опять падал, но руку, с зажатой в ладони рукояти меча, в последний момент резко вывернуло и он удержал таки равновесие.

Они находились друг от друга на расстоянии руки, теперь Угрюм видел саблезуба во всей красе, никак не ожидая, что зверь настолько огромный и мощный. Саблезуб нанёс ещё удар лапой, удар, который вряд ли бы успел увидеть просто человек, удар в который тигр вложил страшную силу, который должен был просто перерубить мальчишку пополам, но… Лапа не достигнув цели задралась кверху, тигр гулко рыкнул и вдруг рухнул на землю, из левого глаза торчал острый клинок меча, который пробив глазное яблоко и мелкие кости черепа врубился в мозг парализовав противника. В следующий миг зверь испустил дух.



Бой окончился быстро, но все силы Угрюма были истрачены, он не в состоянии сделать ещё шага упал на поверженного противника. Вспоминая что-то, чему учил его о ранениях Годовит, парень сдавил кровоточащую рану на боку и в следующие мгновение провалился в черную бездну собственного сознания.

Очнулся он резко, его морозило, а бок жгло, будто углями, в голове звенели противные колокольчики. На выходе из ущелья сгущались сумерки, видно весь день так он пролежал. Необходимо было согреться и срочно что-нибудь поесть. Насобирал вокруг сухих веток, вынул из за поясного мешочка два камушка, выбил искры на пучок сухой травы, разжёг костёр. Подумав, освежевал тушу тигра, что оказалось совсем не просто, шкура у зверя была хоть и мягкая, но удивительно прочная, а густой мех не упрощал задачу. Все же справившись, с помощью того же верного меча, отрезал два добрых ломтя с бедра и обжарил их на костре, попутно осмотрел свою рану. Могло быть и хуже, вроде органы не задеты. Потом неспешно ел мясо, чувствуя, как сила наполняет его. Недалеко обнаружил ручеёк с холодной родниковой водой, долго пил, аж зубы свело.

– А жизнь то налаживается, правда тигруня?! – произнес малец, подражая тону Годовита, а потом принялся сдирать шкуру. Хоть процесс был не простой и со шкурой Угрюм провозился весь следующий день, но оно того стоило. Всю шкуру перенёк конечно не снял, но то, что получилось сгодилось бы хоть на одеяло, хоть на шубу. Накинув трофей на плечи, спрятав привязь с мечом в глубине новых одежд (туес был сломан окончательно), передохнув немного, Угрюм отправился назад, хвалится добычей.

Идти пришлось не быстро, а точнее раз в пять медленнее, чем добирался до ущелья. Пришёл он к становцам уже только к вечеру, к слову остальные парни вернулись ещё вчера сутра, повесив клыки обыкновенных волков на шеи.



То, что мальчишка, проживший лишь десять зим победил саблезуба (это ещё Угрюм смолчал, что тот был потомком крови первых тигров, что значило – королевский), было невероятно, никто до сих пор о таком даже не слышал. Сам мальчуган, сослался на невероятное везение и не более. Только Годовит всё понимал, заметив выпирающую слегка из шкуры тигра на плечах Угрюма, рукоять.



Так что из дома уходили мужчина с мальчиком, а возвращалось уже двое мужчин. По дороге Угрюм подробно рассказал отцу свою встречу с саблезубом, Годовит уточнял подробности, хмурился, комментировал, а в конце признался, что гордится своим сыном! Единственное, о чём умолчал Угрюм, это о видении в котором ему явился родной отец.

Они шли домой, вокруг шумело молодой листвой зелёное море леса, о том, что восемнадцать годин назад здесь была уничтожительная война почти ничего не напоминало. Под ногами то тут, то там бежали задорные ручьи, в зарослях бродила разномастная дичь, пели удивительные песни не менее удивительные птицы, по небу спокойно и величаво двигались белые облака-горы, но на виднокрае, где-то далеко – далеко вновь сгущалась тьма грозных тучь, сверкали всполохи молний. Ощущение неотвратимой беды преследовало Годовита в последнее время и как бы он это не скрывал, передавалось это чувство и Угрюму.




Глава IV


Каан.



Лето 5362 от великой стужи.


По широкой, вымощенной булыжниками дороге, ведущей к северным вратам града именуемого Тара, неспешно и гордо шёл молодой мужчина, на вид разменявший примерно тридцатое, тридцать пятое лето (на деле его возраст переводил за пять десятков зим). Высокого роста (на три головы выше среднего мужчины), шириной под стать, обнажен по пояс, мышцы, как корни векового дуба, кожа выжженная жарким солнцем и обветренная ледяными метелями. На ногах одеты грубые кожаные штаны и высокие сапоги с мехом наружу. За спиной на привязи находился исполинский двусторонний обоюдоострый топор на длинном древке – лабрис. Волосы тёмно-русые, отливающие медью, были перехвачены на лбу широкой стальной полосой, на лице густая рыжая коротко стриженная борода. В карих глазах, с зелёными всполохами, любому виделась лишь ненависть и жажда битвы. По всему телу красовались завитые тату символы, разной формы, цвета, давности нанесения, даже на лбу, из под обруча можно было рассмотреть рисунок ни то звезды, ни то шара с иглами.

За спиной мужчины молча двигалась сотня титанических воинов, каждый ростом как и их предводитель, в непроницаемо – черных доспехах, с рогатыми шлемами на головах, на поясе у каждого чёрные ножны с мечом, в руках каждый сжимал чёрное древко копья. Если бы кто-то рискнул подойти ближе к этой сотне, то увидел бы, что на них вовсе не доспехи одеты, это была их кожа, крепостью не уступающая ни каленому железу, ни заговоренному камню. По этой коже-броне проходило множество тончайших красных линий и чем жарче вокруг становилось тем эти нити становились шире и излучали странную паническую энергию животного страха. На голове не было шлемов, а небольшие рога, напоминающие рога быка, росли из головы, в запавших глазницах у каждого горело пламя..

Сотня остановилась перед вратами на расстоянии чуть меньшим, чем перелёт стрелы. Обнажённый до пояса предводитель продолжил движение к вратам, на стене, по краям оных, собралось уже около такой же сотни охраны. Среди стражи, показался их предводитель воевода Маул бесстрашный.

– Эй чужак, кто таков? Ужель с сотней головорезов собрался на весь город напасть? – голос воеводы звучал мощно и сухо.

– Ты глаза то разуй, пёс цепной!!! – выплевывая слова, как стрелы, произнёс пришлый, – Наследник рода расы перед тобой, склонись и открывай врата перед господином!

Маул, на миг стушевался, а ведь взаправду не узнал, да и как узнать? Почитай четверть века, с гаком уж минуло, как был изгнан этот наследник, тогда это был очень холерный, изнеженный жизнью молодой человек, с гладкой кожей, с гладко бритыми щеками и ровно обрезанными волосами, в дорогих одеждах. Аристократ, смевший бросить вызов Русиглаву. Тогда он утверждал, что пришло его время сесть на при-стол, пора правителю, даже не второй линии крови, уступить своё право. Но вмешался Джунар, князь, чьё право на власть было бесспорно. Вызов, что Каан бросил Русиглаву, принял наследник истинной крови, что уступил трон господина земель белой расы и всей Тархтарии, что охватывала полмира, потому Полмира, своему троюродному старшему и мудрому брату. Поединок Джунар выиграл легко, своего двоюродного племянника Каана не судил строго, а изгнал и велел не возвращается на Полмира никогда, если дорога жизнь. Но вот теперь Каан вернулся, готовый вновь сразится.

– Прошу простить меня, бывший наследник, – покорно склонил голову воевода, – и впрямь не признал, но, прости ты меня собаку, ведь изгнан ты, посмеешь ли вновь войти в эти врата?

– Я чувствую, даже здесь, смрад из твоего поганого рта, – пришелец сильнее злился и недобрая кровь заставила лицо раскраснеться, – Уж не считаешь ли ты, что Я – великий Каан, буду стоять здесь, пред вратами разъясняясь с тобой, жалкий червь!!!

В то время, как произносились последние слова, створки врат качнулись и стали медленно отворяется. Каан, в нетерпении дёрнул одну, а была створка шириной с двух мамонтов и в высоту в трёх, створка со скрипом перекосилась, и верхняя петля державшая её, вдруг обломилась. У ратников на стенах округлились глаза, что за мощь такая? Пришелец вошёл внутрь, бросив испепеляющий взгляд на воеводу.

– С тобой я ещё буду говорить, но другим языком, а теперь прикажи везти меня к Русиглаву, желаю слово держать с владыкой земель белой расы.



Двое подручных, из числа личных помощников воеводы, отправились сопровождать наследника во дворец.



Русиглав был уже очень стар, почитай трёхсот девятую годину разменял. Время не щадит ни правителей, ни рабов, и вот владыку постигла неизвестная хворь. Лучшие врачеватели – ведуны, из разных районов Тархтарий, мудрецы из Архаима, закленатели из Хамбалы, врачеватели из Московии, ведуны из Кирополя, были срочно направлены в стольный город, однако хворь, что называлась старость, одолеть никто ни смог. Лицо правителя осунулось, нос заострился, постоянный кашель докучал. Подниматься без посторонней помощи он уже не мог.



Владыка очень удивился, как и все тут, возвращению Каана, он помнил при каких обстоятельствах наследник покинул эти края.

Правитель приказал немедленно его одеть и усадить на трон в головном зале дворца. Только он там расположился, в двери вошел, в сопровождении стражи Каан.

– Приветствую владыку земель белой расы великого и могучего Русиглава арийского! Я пришел сюда слово с тобой держать. – громогласный голос разлетелся по залу, заставляя присутствующих ощутить мощь пришельца.

– Приветствую и тебя дальний мой родственник, сказывай слово своё, мне говорить не с руки, – голос владыки с каждым произнесённым предложением звучал всё тише.

– Чтож, слушай владыка, в землях белой расы, от ледяного моря, до границ с драконьим царством, от крепости Астраханьской и до земель огненных Тендука, всюду расприи, нет там правящей длани твоей. Ханы-князья Сантии и Харатьи, Пермии и Грустины, не желают знать более единой власти твоей, имени твоего. Белые воды, после войны с Катанской державой без правителя, лишь под управой местных родов, которые не могут даже прекратить разбои творящиеся то в одном, то другом селении. Великий Архаим, вообще твою руку не принимает, после смерти Могана, два столетия назад, там управляются старейшины, которые и сами не прочь престол Полмира подмять.

– Слова твои правильны, мой родственник, но не хочешь ли ты мне сказать, что мне следует передать тебе владычество над землями расы нашей?

– Это и говорю тебе владыка! Или ты знаешь другого наследника трона? Скоро ты подохнешь и я не хотел бы грызца с каждой шавкой, что захочет занять трон, лучше я сам займу его сейчас!



Слова Каана были резонны и своевольны, его тон был нахален, слишком самоуверен.



– Сейчас времена тяжелые, прав ты Каан, но и твоя власть не гарантия лучшей жизни. Ты прав, власти нет единой в землях наших, я не в силах держать её, а наследника уже не сыщется, но кто есть ты? Я тебя помню самовлюбленным, ленивым, алчным… почитай четверть века назад ты бросил вызов истинному владыке земель Тархтарии – справедливому Джунару! Это он своей волей усадил меня на трон Руссинии, после объединения всех шести Тархтарий, не пожелав самолично блюсти мир и год за годом сплачивать народы воедино. Ты должен понять Каан, что моё правление – это ни выполнение каждой моей прихоти, ни возлежание с любой понравившейся мне девицей, ни купание в злате и шелках, но каждодневная работа по сплачению и примирению во всём подданных мне людей, чтобы каждый люд, в любом конце наших земель жил в безопасности, знал, что тех, кто не соблюдает коны, ведущие из по-кон, кто супротив их, то есть не по за-кону, того ждёт кара моя, но кто за-кон, того ждёт благодать моя. А ещё с соседними державами нужно уметь держать мир, ну или войну держать, с этим сам Джунар занимался, да вот, как знаешь, почти уж, как двадцать зим назад не преуспел. Ты этих забот хочешь дорогой Каан? И я, и ты, как когда-то и Джунар знаем, что ты желаешь лишь полного себе подчинения, ты утопишь земли в крови, потому не благословляю я тебя на царствие. Прошу, именем Рода тебя – уходи., – вся эта тирада далась Русиглаву невероятно трудно, болезнь брала своё, последние слова он произнёс хриплым шепотом.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68766963) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.