Книга - Коса и камень

Коса и камень
Сергей Шевалдин


Родился в СССР и тридцать лет там прожил. Что сказать по этому поводу? Лишь то, что жизнь прожить – не поле обосрать. Об этом и книга. Сборник рассказов и эссе на эту тему. Жестко и звонко, так, как умею.Продолжаю писать в жанре «партизанщины». В этом сборнике более полусотни рассказов. И сразу предупреждаю – некоторые из них уже публиковались на Ridero, например, «Стукачи и палачи». Но, считаю, лишними не будут.Короче, книга о жизни нашей грешной. Книга содержит нецензурную брань.





Коса и камень



Сергей Шевалдин



© Сергей Шевалдин, 2022



ISBN 978-5-0059-1380-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




КОСА И КАМЕНЬ







Рассказы из леса

Предисловие


Все удачные (а потому известные) литературные произведения начинаются примерно так: «Зовите меня Измаил». Или «Степной волк был человек лет пятидесяти». Но лично я на оглушительную известность не претендую.

Просто выставляю ради вашего любопытства несколько десятков рассказов, новелл или там каких-нибудь эссе. Название жанра неважно ибо никому давно уже не нужно. Хоть фельетоном обзови. Будет проще, если «рассказы из леса». Я, к сожалению и грусти, помню еще времена, когда лес был гуще, а партизаны толще. И пусть будет так: некий лесной прохвост и даже таежный проходимец создал какие-то записки. И предложил их благодарному читателю.

Хрен знает, зачем этому читателю записки, но вот они. Они про жизнь нашу суровую и героическую. Главные герои всех этих повествований люди обычные, ни на что не претендующие. Зачастую даже не имеющие возможности на что-то претендовать. По разным причинам, одна из которых Смерть. Все мы умрем, а Бог рассудит. Такова перспектива.




Честь и камень


Вокруг геликоприона столько же тайн, сколько и споров. До сих пор палеонтологи не могут решить, как использовалась челюсть этой рыбы. И обозначить, наконец, что это было за существо: гигантская акула нижнепермских морей или хрящевая химера. Споры идут уже почти полтора века, с тех пор, как Карпинский в 1899 году ее осмотрел и описал.

Окаменелую челюсть геликоприона первым обнаружил и предоставил Карпинскому инспектор народных училищ Красноуфимского уезда Александр Григорьевич Безсонов. Считается, что окаменелость нашли на горе Кашкабаш близ Артинского косного завода при заготовке известняка для изготовления точильных камней.

Но есть у меня существенные сомнения, что первооткрыватель геликоприона именно на горе Кашкабаш. Конечно, гора знаменитая – там в каменоломне добывали и обрабатывали из песчаника точильный камень для производства артинских кос. Причем добывали на промышленном (по тем временам) уровне. И производство точильного камня было поставлено на поток. Соответственно, гору изрыли вдоль и поперек.

Без сомнения, Александр Григорьевич интересовался палеонтологией, и месторождение на Кашкабаше имел возможность изучить. И не раз. Тем более, что камни с флорой и фауной древнего пермского моря встречаются в тех местах достаточно часто. Но почему считать именно Кашкабаш местом первой находки геликоприона?

Вспомним, что у Безсонова было вполне благоустроенное имение в деревне Дружино-Бардым. Поскольку было имение, то, надо полагать, Александр Григорьевич проводил в нем свое свободное от инспекции народных училищ время. Деревенское хозяйство затягивает, потому, стоит считать, проживание в Дружино-Бардыме занимало много времени. Тем более, что судя по описи хозяйства (при передаче имения для организации приюта), дел в деревне хватало. Навряд ли Безсонов содержал штат управляющих и приказчиков, суетиться приходилось самому.

Хозяйство – это всегда заботы, особенно в летнее время. А именно в летнюю пору и возможны палеонтологические экспедиции – затруднительно, знаете ли, из-под снега на Урале камушки добывать выискивать.

Поэтому не грешно и предположить, что Александр Григорьевич известил окрестных мужичков, что его интересуют камни «с рисунками». Награду, возможно, некую обозначил. А мужички и рады стараться. В итоге, нельзя исключить, что знаменитый и уникальный камешек принесли благодарные местные жители «сумасбродному барину».

Но почему именно с Кашкабаша? Конечно, разработки на Кашкабаше в то время шли в основном летом, а некоторые жители Дружино-Бардыма (и окрестных деревень) могли работать на этой каменоломне. Но, напомню, крестьянское лето год кормит. Но Кашкабаш находится за 15 верст от Дружино-Бардыма. Поэтому не особо много дружино-бардымцев могло на добыче точильного камня работать. Своей земли и связанных с ней трудов хватало.

То есть, существует высокая вероятность, что окаменевшую челюсть геликоприона нашли в другом месте, недалеко от Дружино-Бардыма. А отчего бы и нет? Вокруг деревни все те же рифы трехсотмиллионной «нижней перми». Выходов песчаника хватает, чтобы натолкнуться на окаменелые «чудеса» и редкости.

Кстати, татары из села Азигулово, что недалеко от Дружино-Бардыма, пилили для своих надгробий уникальный белый песчаник. И месторождение этого песчаника от Дружино-Бардыма недалече, разве что дорога к нему кустарником заросла. Как и камни уже мхом поросли. Но зона-то та же, рифовая.

Так что не стоит упрямо утверждать, что камень с челюстью геликоприона попал в руки Александру Григорьевичу Безсонову именно с Кашкабаша. Вполне возможно, что привезли мужички этот камень доброму барину с других мест. Более близких к деревне, чем Кашкабаш. И уж после этого Безсонов отправил камень Карпинскому, который и «изобрел» невероятную геликоприон-акулу.

Ничуть не пытаюсь хоть как-то умалить заслуги Александра Григорьевича Безсонова в обнаружении уникальной окаменелости. Нашел, сохранил, передал для дальнейшего изучения. Сделал открытие. С Кашкабаша камень или еще откуда – ну какая разница? Кругом Артинский ярус.

Подробности – не суть. Не главное. Потому что знаю, сколько «красивеньких камушков» с «интересными картинками» зарыто под фундаментами домов и бань в окрестных селах. И на каждый такой камень должен быть свой Безсонов. Наука требует искателей, тем более палеонтология.

Сейчас власти Красноуфимска на основе геликоприона создают городской бренд. Начали со скульптуры на набережной. Хорошо уже то, что вспомнили о Безсонове. Конечно, ученые-палеонтологи о нем никогда и не забывали, зато сами земляки… Дело в том, что никто и не помнит о том, что во время Первой Мировой войны Александр Григорьевич Безсонов совершил благороднейший поступок – передал свое имение для создания сиротского приюта.

Имение Александра Безсонова находилось в 19 километрах от Артинского завода. Местные жители до сих иногда называют эту деревню не только Дружино-Бардым, но и Селянино. Почему так – тоже никто не знает. Живописные и раздольные места, березовая роща и красивый пруд. Нынешние жители Дружино-Бардыма об Александре Григорьевиче Безсонове абсолютно ничего не знают. Ничего о нем не помнят. Иные времена, иные герои…

Тем не менее, Александр Безсонов предложил Земскому собранию принять от него в дар 25 десятин земли с прилагающейся к земле березовой рощей для обустройства приюта. При этом надеялся, что когда-нибудь необходимость в приюте для военных сирот исчезнет, поэтому сразу же предложил использовать свой дар впоследствии для приюта престарелых.

Помимо 25 десятин земли (более 25 гектаров), Безсонов подарил хозяйственные постройки – мельницу, зерносушилку, каретник, конюшню, баню, амбар и два жилых дома. Один из домов был расположен в березовой роще. Достаточно не только для сиротской жизни, но и для воспитания из осиротевших детей достойных и умелых земледельцев.

Дар Безсонова оценивался в 26 тысяч рублей. По нынешним скромным оценкам рубль 1914 (военного!) года по силе и мощи своей покупной стоимости паритетствует 225 рублям, нынешних суровых и героических. Про нынешнюю кадастровую стоимость земли и строений даже и вспоминать не хочется. Благородство бесценно!

Земским Собранием Красноуфимска дар Александра Безсонова не только привествовался, но был поддержан идеей прикупить для сиротсткого приюта дополнительной земли, находящейся во владении башкир. Надеялись на Крестьянский Поземельный банк, «очень отзывчивый в таких случаях». Была даже составлена смета на ремонт и благоустройство имения, немногим более тысячи рублей. Предполагалось даже укрепление берегов пруда.

В то время уездные власти высоко оценили поступок Безсонова и решили назвать его именем проектируемый приют. Ходатайствовали о представлении Александра Григорьевича к высочайшей награде. По понятным причинам приют создать не удалось, а награду Александр Безсонов не получил. Человек служил державе как умел, честно служил. Честь имел.

Сейчас честь не слишком-то востребована. И лишь палеонтологи помнят Безсонова, как энтузиаста, первым обнаружившего загадочного геликоприона. Геликоприон насыщен тайнами и интригами. Можно считать его самой древней загадкой пермских морей.




Солнце и золото


Он умер от чахотки. В Финляндии. Еще до революции. Поэтому на родине о нем никто не знает. И, похоже, знать не хочет. Не до художеств сейчас.



Михаил Демьянов родился в Артях (тогда поселок именовался Артинский завод) в 1873 году. В детстве ярко блеснул талантом рисовальщика, поэтому уже в 19 лет начал учиться у Левитана в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Учился не напрасно – очень впечатляющие пейзажи у него получались.



Как сообщают эксперты по живописи начала прошлого века, Демьянов работал преимущественно как пейзажист, разрабатывал тему лирического пейзажа. Использовал методы и достижения импрессионистов, стремился к этюдности и широкому мазку. Тяготел, короче, к импрессионизму.



Импрессионизм, как вы все знаете, зародился во Франции в конце ХIХ века. Бойкое, живое и веселое направление живописи. Попытка передать реальность через восприятие. Взрыв и полет образа посредством холста и красок.



Примерно то, о чем хотел сказать Уильям Блейк: «Если бы двери восприятия были открыты, то человек увидел бы вещи такими, какие они есть – бесконечными». Но я сейчас не про Doorsи Джима Моррисона, я про Михаила Демьянова. Демьянов стремился к широкому мазку и зову солнца.



Поэтому картины, с которыми он выходил на публику, были очень солнечными. Даже те, в которых он размышлял о старости и бренности сущего.



Творчество Михаила Демьянова шло в гору – С 1903 по 1910 годы продолжал образование в Высшем художественном училище живописи, скульптуры и архитектуры при Императорской Академии художеств в мастерской А. А. Киселёва. В 1910 году за картину «Старые годы» М. А. Демьянову было присвоено звание художника. В том же году получил премию братьев И. И. и С. И. Ендогуровых, присужденную как «достойнейшему из пейзажистов».



Братья Ендогуровы, если кто не помнит, были блестящими русскими пейзажистами конца 19-го века. Особенно славился старший брат Иван. Но и Сергей Ендогуров отлично живописал. И оба брата скончались от туберкулеза. Как впоследствии и Михаил Демьянов.



Но он успел блеснуть перед смертью. Получил премии имени А. И. Куинджи за картины «Последний снег» и «Повеяло весной». За картину «Рим» поощрен премией Императорской Академии художеств в 1912 году. Получил право пенсионерской поездки за границу, которым воспользовался и побывал в лучших картинных галереях Рима, Венеции, Парижа, Амстердама и ряда других европейских городов. путешествуя по Европе создал ряд роскошных солнечных полотен. Вернувшись в Россию, некоторое время жил в Санкт-Петербурге.



Но когда чахотка обострилась, переехал в Финляндию. Там и умер летом 1913 года. Не хватило солнца. Свое солнце он расплескал в своем творчестве. Сорок лет прожил.



И вот к чему я все это? А к тому, что сейчас на исторической родине художника в поселке Арти о Михаиле Демьянове никто не знает. Удивительно, конечно, но не знают даже в наш героический век сурового патриотизма, когда все взгляды обращены в прошлое и ведется скрупулезный подсчет побед. Вероятно, потому, что Михаил Демьянов умер до становления большевизма, да еще и в Финляндии. Негоже, вероятно, про Финляндию вспоминать. Особенно в глухой уральской провинции. Не тот реестр побед.



Вот на эту тему вспомнилась одна забавная и скандальная местечковая история. Арти – поселок небольшой, и люди друг друга знают или, как минимум, узнают. И жил некий ветеран войны П. (фамилию обозначать не буду, потому как родственникам его, вероятно, до сих пор грустно). Был этот ветеран обвешан орденами, даже, помнится, два ордена Славы у него было, чуть ли не Герой Советского Союза.



В конце шестидесятых – начале семидесятых годах прошлого этот ветеран стал непременным участником всех празднеств и событий, особенно он активно бродил по школам и рассказывал школярам о своих великих геройствах. По любому поводу и всякому празднику выступал, даже 8-е Марта под себя подгреб.



Судя по публичным рассказам, так он чуть ли не лично войну выиграл, бил из окопа трехлинейкой «мессеры» в жутких количествах, танки зажигалками поджигал, а рядом с ним, чтоб далеко не ходить, торчали в тех же окопах жуковы-рокоссовские и, подбегая с поклоном, тут же орденами его награждали.



Но к средине семидесятых началась в военкомате ревизия ветеранов, чтоб помимо естественных похвал и почестей, еще и материально их поддерживать. Указание сверху на этот счет поступило. И тут случился кошмарный конфуз – выяснилось, что знатный геройский фронтовик отнюдь даже не совсем уж и фронтовик, а так, «писаришка штабной». И все награды-ордена он себе приписал, пользуясь мелким служебным положением, под дембель, присвоил себе невостребованные реальные подвиги погибших бойцов.



Дело тихо замяли, быстренько под сукно заволокитили, а семья, забрав бывшего геройского деда и папашу, продала дом и уехала от позорища куда подальше. С глаз долой, хотя люди в семье этого странного человека вполне даже хорошие были. Но пришлось им бежать от соседей и мнения общественного. Было время, когда общественное мнение хоть что-нибудь, но значило. Судя по всему, кончилось это варварское время.



И вот какая отсюда мораль? А примитивна – ну, не всяко золото, что блестит… Золото и блеск – это по потребностям и запросам.



Михаил Демьянов успел блеснуть солнцем в своих картинах. Сейчас его полотна хранятся в Русском музее, да и в других музеях-галереях России и мира. Держат их и в частных коллекциях. Каждому свое солнце и золото.




Староверы и реформаторы


История Урала немыслима без истории уральского старообрядчества. На поверхности – громкие купеческие имена староверов, миллионные сделки, независимость от царского правительства и роскошные подарки императорским чиновникам. А рядом – потаенная жизнь по другим законам, по иным правилам, по скрытым от чужого глаза обычаям, жизнь не только укрытых в тайге скитов, но и деревень, сел, городов. Почти триста лет такой жизни создали свою, отличную от общероссийской, культуру, дошедшую до нас лишь в обрывках и пересказах очевидцев.



Императорская династия Романовых для старообрядцев была династией антихриста – раскол, то есть ревизия православной веры, начался практически вскоре после заступления на престол первого Романова, Михаила. Окончательно оперились преобразователи русской церкви при его сыне Алексее да внуке Петре, прозванным Великим. Православные реформаторы настаивали на упрощении обрядов, изменениях в процессе богослужения, новшествах в атрибутике. Предложили так называемое «обливательное крещение», троеперстие и подкорректировали формулировки чина причастия, исповеди и других церковных таинств. По достоинству оценить нововведения под силу лишь богословам, но приверженцы «древлей веры» посчитали реформы ересью. Реформаторы, в свою очередь, назвали еретиками старообрядцев.



В 1666 году при царствовании Алексея Михайловича и в патриаршество Никона случилась одна из масштабнейших трагедий Руси – разделение единого народа на правых и левых. Патриарх Никон на поместном соборе наложил проклятие на сторонников старых церковных устоев, фактически заявив о начале карательных акций против старообрядцев. И нововеры, и староверы считали себя правыми. Но за реформаторами стояло государство.



Результатом церковного спора стала почти столетняя первая необъявленная российская гражданская война: лишь всероссийских бунтов, таких, как восстания Разина и Булавина, «пугачевщина» насчитывается с десяток, а попыток государственного переворота путем, например, стрелецких смут – и того больше. Во всех волнениях активно участвовали староверы. Лишь после подавления пугачевского бунта Екатерина Вторая запретила проклинать старообрядцев, разрешила им строить храмы и отменила грабительские налоги.



Но даже при этих послаблениях до 1905 года старообрядцы в России унижались и преследовались. При этом они составляли элиту тогдашнего «среднего класса»: большая часть купечества, промышленников, а также казаков были приверженцами «древлего благочестия». Отличались не просто грамотностью, а высоким уровнем образования и честностью в делах. Хотя при столь достойных качествах путь в чиновничество для них был заказан.



Перед революцией 1917 года в России насчитывалось около 20 миллионов старообрядцев. После революции эти люди вновь подверглись жестоким репрессиям.



История Екатеринбурга 19-го века богато украшена фамилиями именитых купцов – старообрядцев. Например, Казанцевы – эта элитная династия появилась на Урале с петровских времен. Промышляли торговлей и переработкой сельхозпродукции. Владели речным флотом, бойнями, кирпичной и бумажной фабрикой, салотопенными промыслами. Нынешняя улица розы Люксембург называлась Казанцевской. Десятилетиями возглавляли старообрядческую общину Екатеринбурга, часто занимали выборные должности. Иван Казанцев дважды избирался городским головой. Гавриил Казанцев слыл интеллектуалом, читал сочинения по философии и истории, но стержнем его мировозрения было именно «древлее благочестие».



Яким Рязанов трижды избирался городским головой, два срока был бургомистром. Происходил из семьи, основавшей скит в деревне Шарташ. Основу благосостояния династии Рязановых составляла торговля металлом и скотом, имелись салотопенные, мыловаренные, солодовенные промыслы. Когда Яков Рязанов возглавлял старообрядческую общину, Екатеринбург превратился в раскольничий центр. Рязанов руководил 150-тью тысячами старообрядцев урало-сибирского региона.



В 1824 году этот купец, встретившись с императором Александром Первым, добился разрешения установить запрещенный старообрядческий «осьмиконечный» крест на куполе храма в Екатеринбурге. Одним из первых промышленников России получил разрешение на поиск и разработку россыпного золота. Открыл богатейшие месторождения золота в Западной Сибири.



Золотопромышленник Аникий Рязанов (Яким Рязанов приходился ему дядей) стал купцом 1 гильдии в 30 лет. Дважды избирался городским головой, активно занимался благотворительностью, опекал старообрядческое кладбище и построил на нем богадельню. Но запомнился современникам тем, что устроил потрясающе роскошную свадьбу, женив своего сына на дочери золотопромышленника Тита Зотова. По этому случаю он не только угощал шампанским весь Екатеринбург в течение месяца, но и поливал вином улицы «чтобы не пылили». Шампанское на свадьбу было скуплено по всему Уралу, Тюмени и даже в Казани.



На уральской земле много деревень, обязанных своим возникновением не столько плодородию земель, сколько другим природным богатствам. Староверы – первопроходцы выходили на богатые зверем, рыбой и лесом места, а за ними уже по проторенной дорожке приходили поселяне, обживались, строились, корчевали лес и кормились хоть не густо, но ладно.



По разным оценкам, сегодня на территории Урала осталось не более двадцати тысяч приверженцев нескольких течений старообрядчества. Прежде всего, так сказать, реабилитированные и официально признанные московским патриархатом единоверцы – старообрядцы, исполняющие обряды в своих церквях. У них четыре храма – в Шалинском районе в селах Шамары и Баранче, в Артинском районе в селе Пристань, в Екатеринбурге, возрожденная старообрядческая церковь на берегу Верх- Исетского пруда, строится храм в Русской Тавре в Красноуфимском районе.



Общины этих храмов весьма сплоченные, традиции передаются из поколения в поколение. Строгость во всем – мужчины не курят, спиртное принимают в меру, очень развит культ семьи, обязательно выполнение всех постов. «Брадобритие» отрицается – «сатана боится волоса».



Крестят, трижды окуная новообращенного полностью в купель. Обязательно нагого. Невзирая на возраст. Обращаясь к священнику за благословлением, встают на колени. Во время службы выполняют поклоны также на коленях, опускаясь на специальные коврики – подручники. Постоянных прихожан в уральских единоверческих храмах около 15 тысяч. Именно единоверцев посчитал равноправными в православии столичный патриархат в 1992 году.



Во время службы в храмах мужчины надевают темные кафтаны старого покроя, женщины стоят позади них в сарафанах. Поют службу по крюкам – особым обозначениям старой музыкальной грамоты. Живут по традициям, по скрепам, без скверной гордыни.



Преподобный Нил Сорский: – Побежденный духом гордости сам для себя и бес, и враг и в себе самом же носит готовую для себя погибель.




Сила и совесть


«Украл – молчи, потерял – молчи, нашел – молчи» – таков старинный закон уральских каторжан. А также «закон тайга, прокурор – медведь».

О том, как подобные правила действовали, в свое время очень увлекательно Мамин-Сибиряк описал. А Дмитрий Наркисович неплохо знал обычаи жизни на Урале, где волею исторических обстоятельств сконцентрировались вполне себе маргинальные пассионарии.

Ссыльные, каторжане, переселенцы и старообрядцы. «Ломом перепоясанные», как тогда было принято говорить, и «отмороженные», как нынче подобных людей оценивают. Конкистадоры, как называли таких людей в просвещенной Европе, «жители фронтира», как характеризовали подобных персонажей в не менее просвещенных США. Люди, перемалывающие окружающую среду согласно собственному жизненному укладу. Герои ушедшего времени.

Самоуправство в те времена было нормой, а самосуд – одной из крайних, но вполне приемлемых и нормальныхмер жизнеустройства. О самосудах до сих пор еще ходят легенды. Об одном таком случае и попытаюсь рассказать.

Уральское село Пристань обосновано во второй половине ХVIII века на реке Уфе при устье реки Артя. Поселились здесь старообрядцы, которые занимались строительством барок и выжиганием древесного угля для потребностей Артинского завода. На барках по весне сплавляли заводскую продукцию – поначалу кричное железо, а потом и различные металлические изделия. Древесный уголь был в те времена основой заводской энергетики и опорой производства.

Стоит напомнить, что железное дело на Урале было невозможно без рачительного лесоустройства – в основе тогдашней металлургии был древесный уголь, а окрестные леса были приписаны к заводу, поскольку являлись важнейшим энергоресурсом. В те времена власти к ресурсам относились по-хозяйски. Например, главный лесничий Уральских горных заводов Иван Шульц, первым в России создавший теорию лесоустройства, в 1839 году получил звание генерал-майора. Вполне заслуженно – именно Шульц изобрел и внедрил двуручную зубчатую пилу, что позволило экономить ежегодно свыше шести тысяч саженей дров. До этого новшества заготовка деловой древесины и дров на Урале производилась исключительно с помощью топоров.

Понятно, что барки и уголь были высоко востребованы, а профессии уважаемые. Строители барок – это, прежде всего, умелые плотники. Да и углежоги с топорами обращались ловко – практически весь летний сезон валили лес, свозили его в гурты, а осенью в специальных ямах уголь томили-выжигали. Создать качественный уголь – целая наука, по династии опыт передавался. Как и искусство плотника. Попутно, естественно, жители Пристани занимались сельским хозяйством, охотой и рыболовством. Тем и кормились. Жили справно, но кто пусто, кто и густо. Всяко бывало.

Население Пристани было «древлей веры ревнителями», то есть выдерживало натиск никонианских реформ. При этом гражданские власти и заводское начальство каких-либо заметных репрессий не проявляло. Обострений и конфликтов вокруг вероисповедания не то, чтоб не было, но развитие этой темы не поощрялось. Потому что власти понимали особенности уральского обустройства. Жители села Пристань хозяйствовали общинно – объединяла вера и условия выживания. То есть, крепкие обычаи и жесткие традиции. Во многих семьях до сих пор сохранены старые устои. Такова вера. И не след постороннему в душу старообрядческую лезти. Старообрядцы свои беды и тревоги несут Богу, а отнюдь не властям земным. И вот эти триста лет российской трагедии зря не прошли.

Принято нынче говорить, что, затеяв революцию, Русь упустила свой великодержавный шанс. Но, вернее, я считаю, будет так – свой шанс стать сверхэкономической державой российская империя потеряла в конце девятнадцатого века, когда столичные властные круги впустили в деловой российский мир «зарубежных инвесторов». Иноплеменная братва взятками да искусными интригами потеснила кондовых, истово верящих на слово, промышленников – старообрядцев. А старообрядческий капитал в те времена в России главенствовал. Купцы- кержаки не лебезили перед властью, честь имели, веру блюли и если давали на лапу, то деньгами. Иноземцы давали чиновникам долю в деле. За то царедворцы и царедомочадцы продали страну по дешевке. Потом все, как по Марксу.

Старообрядцы были и есть независимы. А независимость – это право сильных. Они мешали. Мешали их общины, в которых никогда не бросали попавших в беду. Эти общины не только содержали школы, но и в короткий срок могли собрать и передать в доверительное управление крупные суммы денег. Жили откровенным «общаком». Выбирали самых умных и предприимчивых и помогали им, чем могли. Выбившись в люди, те продолжали опираться на общину и возвращали сторицей долги свои перед единоверцами.

Для официальной истории уральское старообрядчество почти сплошное белое пятно. На поверхности – громкие купеческие имена староверов, миллионные сделки, независимость от царского правительства и роскошные подарки императорским чиновникам. А дальше – потаенная жизнь скитов, деревень, сел, городов. Жизнь по другим законам, по иным правилам, по скрытым от чужого глаза обычаям… Почти три века такой жизни создали свою, отличную от общероссийской, культуру. По понятиям жили староверы, по своим понятиям.

И вот Россия, взметнувшаяся экономически под занавес века девятнадцатого, в начале века двадцатого под чутким вниманием Николая Романова начала к вящей радости иноземцев смердеть. Уже в то время случился очередной исход староверов от лукавых никониан и слуг антихриста. На уральской земле много деревень, куда приходили поселяне, обживались, строились, корчевали лес и кормились хоть не густо, но ладно. Умели работать и работы не чурались.

Но вернемся к общине села Пристань. Пристанинцев уважали, при этом за ними укрепилось местечковое прозвище «пристанинские самосуды». Не только потому, что бытовые и межобщинные споры и проблемы пристанинцы умели решать самостоятельно, без суда и следствия, но и оттого, что бытовала одна весьма суровая легенда.

Будто бы во второй половине ХVIIII века произошла весьма мрачная и кровавая история. Поговаривают, что однажды летней ночью шайка бродячих цыган угнала у селян две дюжины лошадей с ночного выпаса. Тревогу поднял пастушок, наблюдавший похищение коней и кобыл с общественного луга. Сообщил хозяевам, а хозяева подняли соседей и устроили погоню. Догнали.

Похитителям удалось увести табун на пять верст от Пристани, уходили по дороге, по которой доставляли с горы Кашкабаш добываемые там и изготавливыемые точильные камни. Шли к броду, по которому можно перейти на противоположную сторону Уфы. НЕ дошли полторы версты, там их и настиглиселяне. Окружили и убили. Без подробностей. Трупы закопали недалеко от болота. Тихо, без разговоров и обсуждений. Вернули лошадей в село, посовещались с общинниками. О случившемся решили молчать.

Можно сколько угодно рассуждать о морали, несоответствия преступления и наказания, пускаться в разговоры про гуманность и прочий либерализм, но стоит задуматься о том, что такое для крестьянина лошадь в те времена. Это не просто скот домашний, но и незаменимый помощник в хозяйстве, залог выживания, гарантия достатка в семье. Похитители попытались обездолить пристанинцев. За что свое и получили.

Власти о случившемся не узнали. В народе, несмотря на осторожную тишину в староверческой пристанинской общине, слух, естественно, разошелся. Не сразу, конечно, но постепенно. С задержкой на годы и на десятилетия. В разных версиях и различных вариациях. Поговаривали даже, что жертвами ночной резни стали не семеро бродяг-конокрадов, а целый цыганский табор, с женщинами и детьми. Но языки по этому поводу не распускали. Вполне вероятно, что и имперская полиция, до которой разговоры докатились, положила информацию под сукно. Скотокрадство тогда не жаловали.

После этого смертоубийства за пристанинцами и закрепилось прозвище «самосуды». Не унизительное, а, скорее, весьма уважительное. Потому что общинники сумели решить сложную проблему самостоятельно, без суда и следствия. Вот такая сумрачная история пейзанского уральского быта.

В 1908 году старообрядческая община Пристани построила храм во имя Введения в Церковь Пресвятыя Богородицы. Поговаривают, что одним из мотивов было и искупление грехов.




Мир и труп


Частенько, раскуривая трубку, ловлю себя на мысли, что спичка – точный и абсолютный символ нашей жизни. Сгореть и погаснуть. Вспыхнуть огоньком и превратиться в уголек.

Считается, что спичка горит 45 секунд – так старшины во флотской учебке сообщали, когда в «зайчики» по ночам играли, «отбой» -«подъем» устраивали. Жизнь человеческая, казалось бы, длится немного дольше, но это с чем сравнивать.

Жизнь иногда бывает героической. Этакой – с огоньком. С придурью какой-нибудь. Или даже подвигом во имя некой великой цели. Если есть еще эта великая цель.

Такое чувство, что эпохе хронически не хватает героев. Героев эпических и реальных. Особенно той эпохе, которую нам в ТВ изображают. Как-то странно – где ж они, пресловутые герои нашего времени? Или все упорно ждут, когда человек помрет (такова специфика наших дней), а потом начнут сообщать о его положительных качествах. И даже отрицательные стороны жизни (а кто не без греха?) старательно популяризировать.

Впрочем, насчет отрицательных сторон идет какая-то зловещая модная истерика. На ТВ-экранах толкутся какие-то бабы и прочие существа, которые заполошно делят наследство свежеумерших героев. Чтоб все поделить и поровну, по справедливости, но чтоб непременно с ТВ экрана и со скандалом. Длиной ДНК меряются. В прежние времена такое мещанством и обывательщиной обзывали. Сейчас время потребления и потреблятства. Потребитель героизирован и массовый. Против массы не попрешь. Масса хочет хавать. Зачем массе герои, массе скидки и халяву подавай. Для того и масс-медиа.

А все началось с ХХI века. А если еще точнее – с Евровидения. Вернее – с некоего певца из нашей державы, на этом действе победившего всех. Всех и каждого, даже трансвеститов. На этом Евровиденьи весьма сомнительные персонажи фигурируют. Он что-то напел и поимел за это победу. Предоставил державе успех, которого катастрофически не хватало. Хваленые и успешные бизнес-тренеры требовали успеха, а успеха не было. И вот счастье привалило, пусть даже на скользких подмостках и подиумах.

Как сейчас помню – все ликовали и восторгались. Что он там пел – сейчас, похоже, уже никто и не насвистит. Но сверху было решено, что народ любит победы. Даже над толерантными секс-меньшинствами. Потому что народ победитель.

С тех пор и пошла эта убогая засада – имитация побед. Потом просто имитация всего. Вообще всего. Чтоб было понятней – даже имитация еды. Наимитировали неизвестно из чего созданное дерьмо под предметы, похожие на еду. Даже хлеб нынче имитируют, какие-то снадобья в него добавляют. Ничтоже сумняшесь эрзац-хлеб делают. Сюрреализм, как говорят французы, особенно в России, которая шестая часть мировой суши. Такова реальность, данная нам нашими властями.

Дерьмо и пальмовое масло не имитируют. Пока еще незачем. Навоз тоже пока еще не имитируют – навоз-то нынче дорог, а огурцы и помидоры имитации не простят. Хотя человеческие фекалии и дерьмо собачье имитируют. Чтоб шутки шутить со всякими друзьями. Эрзац-смех и шутки юмора. Имитация веселья этакая. Простое человеческое счастье не научились еще имитировать. Счастье – это не оргазм.

Но вернемся к спичкам. На днях посетил ближнее сельпо чтобы приобрести хлеба и спичек. Спички, скажу я вам, господа, – необходимейшая вещь в хозяйстве. Мало того, что только спичками можно правильно раскуривать трубку, но еще и добывать огонек, чтобы, к примеру, баньку или самовар разогнать, лучше всего именно спичками. В лесу или прочей там дикой природе спички выручат всегда. Даже свечку зажечь, если электричество по причине очередной местечковой техногенной катастрофы исчезло, лучше спичками. Так надежней.

Неспроста народ в суровые героические времена в первую очередь всегда скупал соль-спички-сахар. Еще керосин и прочую крупу. Все, что можно скупал. Не только потому, что властям изначально не доверяет. Народ никому не доверяет, особо самому себе.

Выяснилось, что спички сейчас стоят четыре рубля. А я уже настолько стар, что помню времена, когда коробок спичек стоил одну копейку. Старость чревата жизненным опытом. Поэтому и не удивился стоимости спичек – чего этим восхищаться, если и гробы заметно вздорожали, и кубометр обрезной доски по цене давно уже превышает пресловутый МРОТ. Потому что в лесах живем.

И это вполне нормально для страны, которая преимущественно занята лишь производством мусора. Согласно великолепной мусорной реформе каждый представитель населения, от сопливого младенца до безутешного старца, обязательно должен создавать 0,8 куб. м. мусора ежемесячно. Чтобы властям удобней было.

Больше от поголовья ничего не требуется. Разве что посещать коворкинги и активно потреблять предлагаемый ассортимент предметов, похожих на еду. Потребление – вот главная жизненная задача современного продвинутого успешного персонажа. Эффективность в потреблении! На этом держава держится.

Но опять вернемся к сельпо и спичкам. – Куда мы идем? – посетовала пожилая продавщица, комментируя стоимость коробка спичек. – Мы идем в светлое будущее, – ответил я ей. – А будущее наше становится все светлее и светлее. Главное – терпение. И впереди будет очень светло.

Очень приятно и высокодуховно, господа, то славное обстоятельство, что население с незаурядной удалью и восхитительным терпением гордится нашей всеобщей культурой, великолепными достижениями и великой историей. «Терпение и труд все перетрут», – гласит народная мудрость. Но так как труд нынче не особо востребован и не слишком уважаем, осталось уповать только на терпение. Терпите да обрящете, мягко говоря.

Даже отечественные классики так считают: «Лентяи не создают историю: они пассивно терпят ее!», отметил Петр Кропоткин, непризнанный гений России, в своей работе «Анархия, её философия, её идеалы». О труде можно уже и не вспоминать. Остался только его труп. Работа ленью заросла.

Урчащая лень и самодовольное потреблятство – вот наш идеал. Поэтому только терпение! Нынче очень гламурно считать себя потерпевшим. Таков удел достойного патерналиста.

Терпилой жить практично, комфортно и уютно. Терпилой жить не запретишь! Владыкой мира будет труп.




Человек и «эпоха Дзинь»


Все, конечно, знают, что подольские ручные швейные машинки всего лишь детище национализированного в 1918 году завода компании «Зингер». С 1931 года они выпускались под маркой «Подольский механический завод».

Качество от национализации не пострадало. Знаю это, потому что сейчас у меня на веранде стоят две такие подольские машинки образца средины прошлого века, абсолютно айдентичные, как сейчас модно говорить. Даже фанерные чехлы-чемонданчики отлично сохранились. Утверждают, что машинки в рабочем состоянии. Не проверял. Потому что шить не хочу и не умею. Еще у меня в виде интерьера ножная подольская машинка конца 80-х годов прошлого века стоит. Ей вообще никогда не пользовались.

Лично по мне, так лучше всего использовать швейные машинки именно как интерьер. Во времена повального гламура и яростного суррогата люди отчего-то считают, что лучше всего установить в комнате пафосную китайскую вазу откровенной «эпохи Дзинь», чем реальный и натуральный предмет с историей. Потому что «так в ТВ демонстрируют». В итоге случайно зашедшему в хату гостю и глаз положить некуда – повсюду однотипный кич пополам с дешевой имитацией. Потому что этим миром правят понты и дизайнеры. Хотя милая подольская машинка вполне бы привнесла в дом этакую пенатскую домашность и позабытое тепло родного очага. Но дизайнерам это не понять – ламинатом крыть удобней. Публика сейчас обожает имитацию и вычурный эрзац.

Подольские машинки стоят у меня на веранде потому, что летом я перетащил их из кладовки, высвободив место для двух двухведерных стеклянных емкостей для создания самогонного сырья. Решил временно сократиться в объемах создания истинно народного напитка, потому и совершил перестановку. В столовую я эти машинки поставь ну никак не могу – там и без того лагушков, ларей, самоваров, сундуков и прочей винтажно-антикварной утвари достаточно, а придумать, куда б еще их пришпандорить, почему-то не получается. Плохо и убого у меня с фантазией: даже изрядную коллекцию пепельниц не смог живописно расквартировать. Потому что пепельница должна работать!

Подольские машинки для меня практически родная история. Дело в том, что в 1941 году на мою историческую родину, в Арти (это Средний Урал, если кто не знает) из Подольска эвакуировали игольное производство. Осенью демонтировали и привезли на станцию Красноуфимск, а оттуда в Арти на лошадях в санях перетащили. Вместе с оборудованием еще полтысячи человек в Артях расселили – специалистов и членов их семей. В декабре 1941 была выпущена первая артинская игла. До сих пор выпускают.

Иглы, конечно, попутно не оснащались подольскими швейными машинками. Но, сами понимаете, куда иголка, туда и нитка, а где нитка, там и машинка. Тем более что в советских семьях подобный агрегат всегда был не только символом достатка, но и надежным рабочим инструментом для получения дополнительного дохода. Достаточно процитировать Викторию Токареву, которая в годы войны как раз жила в Артях – так получилось. Вот строки из рассказа «Когда стало немножко теплее»: «Тетя Ася портниха. Она принимает заказы из соседних поселков и деревень, но берет за работу не деньгами, а продуктами, поэтому у них есть мед и масло. У дяди Леши больной позвоночник, поэтому его не берут на фронт и он живет со своей семьей. Мои родственники живут в каменном доме, когда все живут в деревянных, не воюют, когда идет война, и едят масло, когда все пухнут с голоду. Они никого не обманывают, но все-таки живут не так, как все. И за это я их не люблю». Таковы детские артинские впечатления писательницы. Есть в Артях некие местечковые особенности, чего уж говорить. Но главное точно – навыки портняжества несли в семьи прибыток. Иначе никак – по одежке, как известно, встречают.

Ремесло портного нынче не востребовано – китайская легкая индустрия все прорехи зашивает. Поэтому стрекот швейных машинок можно услышать лишь в жилищах пожилых людей. Когда они штаны внучкам укорачивают. Или в росказнях гламурных блогерш, которые, напившись смузи, про тенденции рассуждают.

В начале нынешнего века мне посчастливилось дружить с Николаем Новиковым, великолепным портным, мастером кожи и джинсы. Коля творил чудеса, несколько раз его за это пытались вытащить в Лондон. Там его талант требовался. Но все попытки удержать Колю в Великобритании заканчивались впустую – то с копом поругается, то еще что-то ему в голову взбредет, поэтому в державу возвращался. Считал себя гордым русско-народным националистом.

На родине надобности в Николае Новикове не было. Практически от слова вообще. Перебивался от заказа к заказу. Хотя заказы зачастую поступали от очень влиятельных и обеспеченных людей. Но на поток свой талант Коля поставить не смог, а, скорее, даже и не хотел. Зато все, что вышло из его рук, уникально и оригинально. Даже очень удобно – до сих пор ношу его куртку из джинсы под М65, штиблеты и ремни, жилеты и косоворотки.

О том, что мастерство бесперспективно, Николай Новиков мне не раз объяснял на пальцах – «китайцы задавят валом». Задавили. Новиков работал только на человека, а не на потребителя. – То, что делается с душой, лишь душой принимается и понимается, – говорил он. – Не вижу смысла перед безликой массой холуйствовать и корячиться. Ради человека работают руками. А для потребителя обычно жопой.

Коля умер десяток лет назад, моментально сгорев от онкологии. В его квартире, она же и мастерская, дислоцировалось десяток ручных подольских машин, каждая из которых была отдельно настроена на кожу разной толщины, джинсу и прочую материю. Была еще парочка машинок «Зингер». Коля считал весь этот портняжный набор отнюдь не раритетом, а боевым рабочим инструментом. Надеждой и опорой в работе по жесткому и крепкому материалу. Качество нынешних машинок со всеми приблудами и вычурностью его не устраивало. Инструмент должен работать – так настаивал Коля.

Куда делась вся эта абсолютно рабочая коллекция машинок Николая Новикова я не знаю. Возможно, наследники сумели удачно пристроить. А то и попросту в металлолом сдали – всякое нынче бывает.

Не лежит у людей душа к реальному антиквариату и добротному винтажу. Добрым русским людям лишь барахло масштабно рекламируемое подавай. «Чтоб все как у людей!».




Кровь и споры


Первое упоминание о династии Шевалдиных обнаружено в переписи 1795 года. В этом документе указывается, что 55-летний Степан Яковлевич Шевалдин вместе с женой Анной Степановной, родившейся в 1742 году, и тремя сыновьями – Кузьмой, Григорием и Клементием – поселился в Артях после перевода с Саткинского завода по решению владельца предприятия купца Кнауфа. На Артинском заводе он занимал должность смотрителя леса – занятие по тем временам очень важное и высокооплачиваемое.

Сыновья Степана Яковлевича обосновались в Артях и на Пристани, где, согласно переписи 1799 года, имели хозяйства – дворы и надворные пристрои. Занимались строительством барок, сплавом леса и кузнечным промыслом. От них пошло весьма разлапистое «родовое древо», в котором Трифон Иванович Шевалдин, родившийся в 1888 году, числится за номером 106.

В династии Шевалдиных были мастеровые, ремесленники, углежоги, купцы и бунтари (в 1834 году внук Степана Яковлевича – Андрей – за участие в заводских беспорядках был сослан в Богословский завод, где вскорости и скончался). В течение века Шевалдины расселились не только в Артях и Пристани, но и окоеме – в Поташке, на выселке Кордон. Жили разномастно – кто пусто, а кто и густо.

Родословная роспись этой династии – типичная история уральских первопоселенцев.

Когда взбурлил ХХ век, Трифон Шевалдин, родившийся в многодетной и обедневшей семье углежога, уже работал подручным в мастерской по изготовлению молотилок. Затем освоил специальность токаря и в 1909 году был призван на воинскую службу. Отслужил срок, вернулся было на родной завод, но тут полыхнула первая мировая. Пошел воевать с германским супостатом.

В окопах не только дослужился до фельдфебеля и получил тяжелое ранение в яростной штыковой атаке на Галицийских полях, но и попал под влияние ленинских агитаторов. Во время февральской революции был назначен во Пскове председателем полкового солдатского комитета. Поэтому, вернувшись в Арти после октябрьского переворота и позорного Брестского мира, был избран членом волостного исполкома.

Впрочем, пожил он в Артях недолго – летом 1918 года после зверского расстрела в Екатеринбурге семьи бывшего императора на Урале начались антибольшевистские волнения. Боевой и организаторский опыт Трифона пригодился – он создал партизанский отряд, во главе которого и двинулся усмирять мятежников. Не стоит напоминать, что идеологические споры сограждан и земляков тогда решались только кровью.

Во время гражданской войны полностью раскрылся и окреп ратный талант Трифона Шевалдина. После того, как его партизанский отряд влился в Красноуфимский полк, входивший в дивизию Блюхера, артинский самородок- военачальник командовал большевистскими подразделениями, участвовавшими в сражениях против знаменитого адмирала Колчака. А затем в Крыму сражался против войск барона Врангеля.

Пришлось ему и руководить красноармейцами во время уничтожения вольной республики землепашцев Гуляй-Поле, воевать против легендарного анархиста-партизана и красного комдива Нестора Махно, получившего из рук вождя мирового пролетариата орден Красного знамени №4 и впоследствии вероломно преданного Иешуа Свердловым и Лейбой Бронштейном по кличке «Троцкий».

За участие в гражданской войне Трифон Шевалдин был награжден двумя боевыми орденами Красного Знамени и именным оружием. Затем получил в Москве военное образование и вместе с Блюхером. Куйбышевым и другими военачальниками в 1925 году отбыл в Китай в качестве военного советника. Помогал братьям-китайцам делать революцию. О китайских делах из архивов:

Военная кампания, имевшая следствием расширение южнокитайской революционной базы и устранение непосредственной угрозы для нее со стороны Чэнь Цзюнмина и его союзников, которые продолжали контролировать значительную часть Гуандуна. Эта официально исполнял обязанности начальника Главного штаба НРА).

Кампания была предпринята для срыва предполагавшегося наступления Чэн Цзюнмина, который к 1 октября занимал восточную часть пров. Гуандун: районы Чаочжоу, Шаньтоу, Цзэяна и выдвинулся на линию Хайфэн, Хэбо, Ухуа. План наступления стал известен в Гуанчжоу. С учетом этого плана (наступление тремя колоннами – двумя на Гуанчжоу, третья – на форт Хумэнь к югу от города; см.: Схему 9) был разработан план кампании. Для участия в ней были выделены следующие силы: 1-й корпус (6 тыс. штыков), 4-й корпус (6 тыс. штыков), Саньшуйская группа (две бригады, 3 тыс. штыков), 1-я отдельная дивизия У Течэна (1500 штыков), 6-й корпус Чэн Цяня (около 6 тыс. штыков) (см.: Схему 10). При командирах всех групп войск, а также некоторых соединений и частей находились советские советники. Поход начался 23 сентября 1925 г.

Кампания проводилась без участия В. К. Блюхера, который в июле выехал в Советский Союз. Ключевым моментом похода китайская историография, прежде всего гоминьдановская, считает штурм крепости Вэйчжоу (Хуэйчжоу) 12—13 октября, в котором непосредственно участвовали 4-й полк 2-й дивизии (советник Шевалдин) и 3-я дивизия 1-го корпуса. По мнению советских советников, захват крепости не имел значения для целей кампании и был излишен. Но штурм крепости, считавшейся неприступной, стал идеей-фикс Чан Кайши, который стремился подтвердить свои претензии на статус первого военачальника Гоминьдана по-настоящему громкой военной победой. Штурмом руководил сам Чан, в операции участвовали советники В. П. Рогачев, А. И. Черепанов, Т. А. Бесчастнов, Г. И. Гилев, Палло, Е. А. Яковлев, Шевалдин. Как отмечал в своем докладе Н. В. Куйбышев, прибывший в Гуанчжоу 29 октября, чтобы занять освобожденный В. К. Блюхером пост главного военного советника, взятие Хуэйчжоу имело сильный резонанс в Гонконге и Чэнь Цзюнмин не получил оттуда обещанной ему помощи.

Вернувшись из Китая спустя два года, продолжал учиться и командовать войсками – дивизией, корпусом, Приволжским и Белорусским военными округами.

В 30-е годы, в пору очередного властного передела, ему удалось выжить, несмотря на дружбу и знакомство со многими армейскими руководителями, уничтоженными сталинскими опричниками. Но, как было принято в то репрессивное время, пришлось расстаться с братом Матвеем, руководившим Челябинским горисполкомом – того взяли в ОГПУ в 1938 году. Тогда же и расстреляли.

В 1940 году Трифон Шевалдин на несколько дней приезжал в Арти, жил на улице имени Розы Люксембург у своего дяди Дмитрия и гостил у родственников на Пристани. В то время он носил звание генерал-лейтенанта. Известно, что тогда, при плотно закрытых дверях и выгнанных на двор семейских, Трифон Иванович обсуждал со своим двоюродным братом Иваном (в свое время служившим у него секретчиком) превратности власти. О чем точно говорили – неизвестно. Двоюродный брат Иван впоследствии более десяти лет провел в лагерях.

В годы Великой Отечественной войны Трифон Шевалдин с июля по сентябрь 1941 года командовал войсками Ленинградского фронта, а затем 8-ой армией. На фронтах – до Победы.

После войны с 1945 по 1948 годы был заместителем легендарного, но в то время опального маршала Жукова, командовавшего в то время Уральским военным округом. За труды ратные награжден двумя орденами Ленина, тремя орденами красного Знамени, орденом Красной звезды, орденом Отечественной войны 1-ой степени, медалью «За оборону Ленинграда» и другими наградами.

Умер в Свердловске в 1954 году. При жизни обходился без особых почестей – власти не простили ему знакомства с Блюхером. Тухачевским и Куйбышевым. Да и совместная служба с «маршалом Победы» не была поводом успешной карьеры. Впрочем. и о роли Жукова во Второй мировой начали вспоминать лишь в 70-е годы прошлого века.

Сейчас прах боевого артинца покоится, слава Богу, в Артях. Несомненно, представитель династии Шевалдиных вписал свою лепту в богатую историю России и принес заслуженную славу родному краю. А России? Кто ж сейчас это оценит…




Любовь и грусть


О нашей жизни собачьей. Марату в январе исполнится восемь лет. Для лабрадора это уже солидный возраст. Мне довелось услышать несколько печальных историй про лабрадоров и других собак подобных пород и габаритов, которые ушли на радугу именно в этом возрасте.

Ушли по разным причинам: у кого сердце не выдержало обычных собачьих забав – слишком активно порезвились, кто-то перекормлен был и мало двигался. Причин много, а результат один.

Причин, чтобы беспокоиться за Марата, достаточно. Прежде всего, он слишком много ест. Даже жрет, честно говоря. Научился «вымораживать» угощение и отказать ему достаточно сложно. Откровенное переедание пытаюсь компенсировать регулярными прогулками – ежедневно километров пять с ним по лесу наматываю.

Зачастую даже не знаю, кто кого выгуливает – я Марата или Марат меня. То, что прогулки с Маратом на меня влияют достаточно благотворно, так в этом я уверен. Без приключений и бодрых эмоций гулять мы попросту не умеем.

А летом собачьи прогулки даже некий прибыток приносят – довольно часто бывает, что ведро добрых грибов попутно собираем. Лес в окоеме пока еще щедрый. Доходит до того, что супруга возмущается оттого, что переработать лесной урожай нет ни сил, ни времени, ни желания. Собирать грибы – сплошное удовольствие, а вот подготовить и заготовить правильно – изрядный труд. Грибы, кстати, очень быстро приедаются.

Попутно я во время прогулки валежник присматриваю – очень полезное дело напилить кубов этак пять падшей березы для разжигания бани. Или из чисто эстетских побуждений обнаружить какую-нибудь живописную корягу. В кулацком хозяйстве все сгодится.

Но продолжим о прогулках с Маратом. В любом случае, занятие это не скушное. Но сейчас вновь стало несколько печальным: дело в том, что у песика с детства побаливает сустав левой передней лапки. И по весне и осени Марат начинает прихрамывать. Лечить, конечно, пробовали, всяческие снадобья и специфические кушанья использовали. Но ежегодно с климатическими обострениями песик начинает на лапу припадать. Приходится сокращать маршрут гуляний и давать Марату отдыхать. Отлеживается он, как правило, по выходу из леса. Лежит на снегу минут десять, а я в это время трубочку спокойно покуриваю. Кто понял жизнь, тот не спешит.

На незалеченную детскую травму Марата, естественно, влияет переедание – очевидно, что диета пошла бы ему на пользу. А вот с диетой как раз самый больной вопрос всей нашей дружной семьи.

Главная беда в том, что Марат лабрадор. А главное для лабрадора – это всегда быть рядом с людьми. Потребность такая. Жить вместе с людьми, радоваться вместе с ними, сопереживать. Быть всегда вместе с хозяевами. Да и понятие «хозяин» для лабрадора вообще, я считаю, не существует. Лабрадоры оперируют таким понятием как «мой любимый человек». И это нужно заслужить.

Заслужить – это не значит холить и подкармливать, это значит честно и всей душой общаться с песиком. Разговаривать с ним почаще, разговаривать точно также, как с добрым человеком. Как с другом. Как с любимой женщиной. Лабрадор живет добрыми эмоциями. Такой он эмоциональный паразит.

Любовь моей супруги к Марату воистину безмерна – «мой дорогой», «мой золотой» и прочие комплименты звучат постоянно. Верочка ласкова и ее очень любят кошки и Марат. И я тоже люблю. Но дело в том, что не может она гулять с Маратом – песик весит три пуда. Столько же, сколько и Верочка. Один рывок поводка – а Марат очень любознателен, потому частенько поводок дергает – сбивает Верочку с ног. Лабрадор весьма мощная собака.

Марата обожают кошки. Проблема наших кошек в то, что благодаря Марату они совершенно не боятся собак. Живут рядом с ним, иной раз даже ходят по нему. Сейчас, например, элегантная юная черная кошечка Габриэль (жена считает, что в честь Коко Шанель свое имя получила, я – что в честь Питера Габриэля из «Genesis»), завела привычку спать у Марата под боком. Марату этакая фамильярность явно не нравится. Но терпит – считает, что существо мелкое и недостаточно разумное.

Дружба с Маратом обоюдна, душевна, настойчива и в чем-то утомительна. Порой даже напрягает. Дело в том, он откровенно скучает без меня. Если я ненадолго уезжаю из дома, то он ложится к воротам и ждет. Ждет, несмотря на дождь и холод. Живет этим ожиданием. Благо, если супруга остается дома и уговаривает Марат зайти в хату.

Мне поневоле пришлось изрядно сократить привычные забавы – на рыбалку стал ездить значительно реже. Выезды на рыбалку оборачивались различными казусами. Как-то осенью уехал с другом, изначально предполагая ночевку. Съездили весьма удачно, я даже вполне трофейного хариуса изловил, но вернувшись через сутки домой понял, насколько катастрофичным было мое отсутствие.

Марат не только настойчиво бдил у входа в ожидании меня, но среди ночи учудил жуть и трепет. Во двор из леса забрел ежик, которому Марат учинил реальный допрос с пристрастием. Яростно рыл вокруг него ямы, громко облаивал, катал по двору, словно мяч. Устроил кошмарную «варфоломеевскую» ночь. Мало того, что Верочка полночи по двору с лопатой бегала, пытаясь ежика от Марата спасти, так еще и соседям бессонницу изладили. Уж слишком гулко и звонко Марат лаял. Хотя лабрадор априори величается «молчаливой собакой» и «добродушнейшим созданием». В любом случае я понял, что мое отсутствие очень чревато. А ежика Марат все же «заиграл», погиб лесной гость.

Лабрадор, несомненно, изначально добрейшая собака без зачатков агрессии. Но пес весьма крупный, потому казусов с ним предостаточно. А еще любознателен до азарта: как-то засунул морду в соседскую подворотню, а там тогда еще проживал старенький азиат. Азиат за морду и ухватил его своей пастью. Захлопнул зубами как крокодил. Жестокая была история, у Марата до сих пор около глаза шрам заметен, до и я руку изрядно травмировал, когда песика вызволял. Ветеринары тогда сказали «Марат сделал наш день!». И не только ветеринары – мне хирурги с большим любопытством руку зашивали.

Как-то так получилось, что именно посредством Марата мне пришлось плотно ознакомиться с современной медициной. Однажды, выгулявши собак, вернулся из леса, заварил кофе в турке, забил трубочку табачком и хотел благостно оттопыриться, как на меня абсолютно неожиданно обрушился жесткий приступ прободной язвы. Были все предпосылки дать дуба и сыграть в ящик, но, благодаря местным хирургам, удалось выжить. Спасли меня добрые люди и св. Ян Андерсон. Но Марат грустно ждал моего возвращения, две недели ждал. Похоже, считал, что именно он во всем виноват.

Скоро вновь пойдем с Маратом и Малым в лес. Природу будем инспектировать, физические нагрузки совершать и физиологические потребности исполнять. Будем жить. Постараемся жить без грусти и подольше. А то всякое в голову приходит.

Вчера во время прогулки лирика Роберта Бернса на меня обрушилась:

В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой.

Это я на прихрамывающую лапку Марата глядел. Мысли всякие размышлял. Но такова лирика шотландская. Лучше б, конечно шотландский Monkey Shoulder. Ибо очень правильный вискарь. Его, кстати, Ян Андерсон очень уважает. А он знает толк в шотландской лирике.




Хоррор и недотыкомка


И о Тургеневе, мягко говоря, Иване Сергеевиче. 170 с лишним лет назад он написал прекрасный рассказ «Бежин луг». И сейчас этот рассказ изучают в российских школах.

Все, конечно, сразу ожидают, что начну рассуждать про об изумительном описании природы и даже, быть может, насчет пресловутых «тургеневских барышнях». Но описания природы и всяких прочих разностей ищите у самого Тургенева, а про барышень… Ну где ж сейчас эту «тургеневскую барышню сыщешь?

Это во времена моей юности «тургеневские барышни» встречались постоянно. По крайней мере мне лично. Были они весьма жеманные и чопорные, но портвейна отведать не отказывались. Так и заявляли: «А белое я не пью!». С придыханием. В те времена (так же как и сейчас времена были суровые и героические, в иных мы не живем!) «белым» считались три или четыре, уж не помню, наименования водки.

Выбор водки был не особо широк, но вкус и цвет единообразен. «Сучок» этакий. Кстати, из-за этого однообразия и завелась стойкая традиция засовывать свежеприобретенную водку в холодильник и даже в морозилку. Если, естественно, холодильник был в наличии. Чтобы холодом вкус посконного русского напитка перебить. Русский, а тем более – уральский, холод всякую тварь исправит. Пьешь, бывало, и ежишься от холодка. Зато душу греет. Не то что сейчас, сейчас даже и греть-то нечего, бездушно все и бездуховно.

Поскольку «белым» считалась водка, то «тургеневские барышни» тех времен пили «красное». «Красным» считалось все, что не водка: и вермут, и портвейн, и плодово-ягодное, и фруктовое, и прочее. Даже сухие вина считались «красным». Вне зависимости от цвета и производителя. Разве что шампанское «красным» не считалось. Не из-за патриотизма и высокой политизированности (шампанское было «советским шампанским»), а из-за шипучести. Все, что шипело – то и было шампанским.

Напившись «красного» «тургеневские барышни» отказывались от своих жизненных принципов и возвращались к обыденности. Оно и к лучшему. Иначе бы последующим поколениям, как говорится, «век воли не видать». Впрочем, воли и до сих пор не видно. Лишнее все это, начальство такого не поощряет.

Потому не будем мусолить и сплетничать про «тургеневских барышень», а перейдем напрямик к рассказу Тургенева «Бежин луг». Не зря ж Тургенев его писал.

Случилось, что очень своевременно побеседовал с пареньком, который как раз этот рассказ и изучал. Вернее, не он изучал, а педагоги требовали от него изучить. Никаких особых претензий к ученику или к рассказу. Претензии, скорее всего, к суете мегаполиса.

Не буду повторяться о коллизиях рассказа – ну, там, как нынче говорят, фолк-пати с элементами трэша. Легкий хоррор и июльский хэллуин, образно говоря. Добро пожаловать в детский Ад, так сказать.

Понятно, что по нынешним просвещенным временам охотника, подглядывающего и подслушивающего детей, обвинили бы как минимум в нарушении правил охоты (дело-то как бы было в июле). А по максимуму раскрутили бы его на всякую безнравственность – вуайеризм и педофилию. А родителей детей, оставленных без присмотра, грозило бы отлучение от родительских прав. Но повезло мужику, легко отскочил. Да и деток без отцовства-материнства не оставили. Потому что описываемые в рассказе дела происходили во времена дикого царизма.

Но вернемся к рассказу, вернее – как его преподают. Неожиданно для себя выяснил, что нынешние ученики не знают, что такое «ночное». И педагоги, похоже, тоже.

Вполне вероятно, педагоги под «ночным» стеснительно и скромно подразумевают близкую им эротику, но отнюдь не выпас лошадей, выгул их на сочной луговой травушке после напряженных деньков русского сенокосного июля. И «ночное» – это такая детская работа, необходимая и уважаемая. Дело нужное, и дети этого дела не чурались.

Нынешним деткам работать запрещено. Или просто не интересно. А еще, не исключаю, что и лошадей-то многие вживую не видели. Потому что давненько лошадей и коровушек повырезали да подъели. Обычная совсем еще недавно сельская животинка стала объектом экзотики. Фоном для удачного сэлфи.

Поэтому упор в расшифровке «нерелевантного месседжа», коим сейчас фактически является «Бежин луг», преподаватели делают на «великий и могучий» язык, на котором рассказ написан. Про труд детей, посильно помогающих родителям вести хозяйство, не упоминается. Не акцентируется этот сомнительный момент.

Да и про особенности сельского хозяйства тоже никто особо не распространяется. Зачем пылкой урбанистической юности это дегенеративное плебейство? Тем более, что детский труд считается формой эксплуатации и признан незаконным.

И это не пробел в образовании, это провал в мировоззрении и крутейший облом по части модного сейчас патриотизма. Слишком далеки все эти истошные высокодуховные патриотизмы от реалий вообще и русской природы в частности.

Как бы то ни было, но «Бежин луг» до сих пор преподается в школе. Не исключен из школьной программы. Учителя рассказывают школьникам об точно и красочно выписанных образах детей, о невероятно сочных прилагательных и метких существительных. Про тот самый «великий и могучий».

Все это изначально однобоко, если педагоги не могут объяснить, какого же черта жестко несовершеннолетние дети делали ночью в местах, где днем Макар телят не пас. Без присмотра родителей! И кто им вообще разрешил работать?!

Приходится упираться в правила и красоты русского языка. Который «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора…».

Такая вот недотыкомка, Иван Сергеевич!




Эволюция и тапки


Тараканы возвращаются. Уже несколько лет в Екатеринбурге панически полыхают сообщения, что тараканы вновь оккупируют многоэтажки. И они, как обычно, практически неистребимы.

Жалобы жильцов и ответственных квартировладельцев на появление тараканов стали обычным явлением. От них, казалось бы, уже начали отвыкать – в начале ХХI века тараканы тихо ушли из мегаполиса невесть куда. Массовый исход тараканов связывали с повальным квартирным ремонтом и использованием современных заведомо химических стройматериалов. Посчитали, что тараканам стало неуютно.

Но сейчас горожане разыскивают заветные карандаши «Машенька» и закупают атакующие насекомых баллончики. Вызванивают фирмы, занимающиеся квартирным обеззараживанием. Возмущаются на торговые центры, где тараканы свободно гуляют, а честного потребителя без QR-кода не впускают. Шокируются витринами сетевых магазинов, где тараканы бродят по предметам, изображающим еду. Топчут имитацию и суррогаты, главное достижение нашей суровой эпохи.

Домашние животные весело играют с тараканами, вылезшими на свой естественный моцион. Жизнь налаживается, жизнь удалась.

Мне доводилось не просто банально бить тараканов тапком, но и наблюдать шуршащий ковер из тараканов, образующийся ночью при включении электричества в неблагополучной квартире вполне адекватной дамы, прежний муж которой был конченым наркоманом. Приходилось любоваться длинными женскими ногами, брыкающимися из опасения, что здоровенный, величиной с кулак пятилетнего пацанчика, мадагаскарский таракан с разбега по кухонному полу заберется на весьма приличные женские конечности. Случалось все это в квартирах, где с тараканами пытались бороться. Но тщетно.

После очередных зачисток, сметая веником на совок трупики падших насекомых (иной раз чуть ли не ведро наполнялось), приходилось лишь надеяться на то, что тараканы испугались и больше не вернутся. Но они возвращались. И будут возвращаться. Тараканы смелые и самоуверенные.

А еще тараканы самодостаточны. И как же иначе, если их эволюция продолжается уже более 300 миллионов лет. Они, если вы помните, гуляли по зарослям гинко в нижней перми, ползали по Артинскому ярусу. Прошли через все катаклизмы, разрухи и неудобицы, пережили геликоприонов, мамонтов и тиранозавров. Несмотря ни на что!

300 миллионов лет – это вам не какие-нибудь очередные перевыборы какого-нибудь либерального парламента. Это такой срок, перед которым даже Великая Октябрьская революция невзрачна как дохлый сперматозоид. И вот против существа, имеющего за своими хитиновыми плечами нескончаемую масштабнейшую генетическую память предков, вы с каким-то сомнительным карандашом «Машенька»…

Гордыня, как известно, великий грех. Не грешно ли человечеству считать себя Вершиной эволюции, когда обычный и невзрачный таракан в лучшем случае считает человека всего лишь удобной и комфортной вершиной своей пищевой цепочки? Нужна невероятная отвага, чтобы бороться с существом, история которого необъятна и неохватна, помахивая каким-то гламурным тапком китайского производства. И отдельно насчет тапочек: это в прежние времена опрометчиво утверждали «кто первый встал – того и тапки!». Нынче все тапки китайские, чужого нам не надо.

Но мы живем в суровые героические времена, господа. И в борьбе обретем мы право свое. Или подтвердим тараканам свои права на сосуществование. Не более.




Крещенье и коса


Крещенье. В этот суровый и героический день, когда все свободолюбивое население державы с шутками и прибаутками весело сигает в ледяную иордань, я натираю поясницу самогоном, настоянном на дохлых пчелах. Можно, конечно, натирать и истошно рекламируемыми актив-гелями, они тоже порой пользительно действуют, но для меня самогон более убедительное средство. Самогон, все-таки. Это звучит более жизнерадостно. Издает запах оптимизма.



Поясницу мне пересекло на днях, что-то там хрустнуло и заскрипело. Не знаю отчего. Или во время прогулки по лесу с собаками неудачно оступился с узенькой тропки, или дровишки слишком размашисто колуном помельчил, то ли переборщил, лопатой размахивая, изобильные снега убирая. Причин может быть много, но результат в пояснице – хрустит спина. Слегка скрючило.



Уверенно скажу, что во времена back in USSR подобной напасти вообще не было. По крайней мере со мной. Энергия, здоровье и тревожная жизнерадостность тогда била ключом. Но даже тогда я в прорубь если и сигал, то только по неосторожности. И выкарабкивался оттуда обязательно с матом.



Даже в детстве. Помню провалился на тонком льду, катаясь на коньках, посреди пруда и очень удачно выполз из полыньи. Потом до хаты с километр с мокрой одежде торопливо бежал и слегка промерз. За что и отхватил от деда, который меня на горячую русскую печку запихивал, завернув в полушубок.



А чтоб специально посреди зимы окунаться в прорубь да еще и добровольно… Это лишь один раз со мной случилось, лет тридцать назад. Как раз в эпоху ликвидации USSR. Тогда среди публики ширилось и расплескивалось какое-то бахвальное свободомыслие и отъявленное духоборство. Бездуховное якобинство, оголтелое варварство и розыск общественно-полезных приключений на свою задницу.



В неисчислимых количествах развелись всякие сектанты – «ивановцы», «моржи» и другие поклонники нетрадиционных оздоровлений. Искали в здоровом теле задорный дух. Одни со счетчиком Гейгера повсеместно бродили и радиацию изучали, другие стали маниакальными психотерапевтами и знатными костоправами, а иные вспомнили об обряде крещенского купания. Насчет православия тогда особо не заморачивались, это позднее подошло. Но прыгать в полынью стало модно.



Тем более, что в наших краях на водоемах в те времена обязательно выпиливались проруби и постоянно очищались от льда. Потому что дамы в этих полыньях полоскали выстиранное белье. Стиральных машин в продвинутом нынешнем исполнении тогда не было, а с водопроводом и до сих пор проблемы существуют. И дамы, провернув белье в круглой центробежной машине «Исеть», в целях экономии, складывали свою стирку в корзины, ставил и на санки и тащили к прорубям, где и прополаскивали. Так было удобней и проще.



Один мой друг детства в те времена работал чистильщиком прорубей. Инструмент у него был – пешня, совковая и снеговая лопаты, топорик и сачок для извлечения-вытаскивания льда. Все это складировалось на сани и он с утра обходил все специально вырубленные полыньи на местном пруду и производил зачистку. Вознаграждался за это вполне приличной зарплатой в поселковом совете.



С утра прогулялся по пруду и весь день свободен. Можно и водку употреблять. Такая экзотическая специальность была, но не знаю, как она официально обозначалась. Сейчас и не узнаешь – помер друг, не дотянув до пенсии. Но должность в любом случае муниципальная, чиновничья. Советник по ледяному походу, вероятно. Кстати, товарищ на ночь в полыньи ловушки -«морды» всегда ставил. Частенько неплохие уловы случались.



И вот в такую полынью как раз перед Крещеньем я и решил запрыгнуть. Чтобы написать об этом репортаж. В местечковой районке тогда работал. Неплохая, кстати, газетка была – в те времена в народе еще теплилась тяга к печатному слову. Решил откликнуться на народные чаяния, одним словом. С соответствующими фотографиями, конечно. Фотограф тогда был попутно и водителем редакционного УАЗика. Поэтому мы договорились с ним, что поутряне он меня заберет из дома с необходимым для грядущего подвига скарбом. А именно с валенками, полушубком, полотенцем, и литром водки.



С водкой, напомню, тогда случилась очередная напряженка. Водку давали по талонам, две бутылки одной персоне на целый месяц. Скорбные были времена, но не для всех. Поскольку талоны на водку печатались в местной типографии, то лично у меня недостатка в них не было. Конечно, на талоны нужно было еще и печать поставить. Но сделать печать, даже липовую, для типографских умельцев проблему не составляло. В прежние времена навыки и умения ценились выше, чем сейчас толерантность и лояльность.



Утром перед прорубным подвигом случился холод – градусов под 25 приморозило. Я уж начал тихо надеяться, что ныряние в ледяную воду перенесется на более благоприятное время, поближе к весне, но водитель-фотограф все-таки завел машину и приехал. Загрузились в авто, кинули на заднее сиденье шубу с валенками, двинулись к полынье. Обсуждали по пути насчет того, как объектив фотоаппарата себя поведет, сдюжит ли холод.



Но приехали на берег, рассупонилися я слегка, полотенце на плечо закинул, фотограф фотоаппарат из-за пазухи вытащил – держал его ближе к телу, что не подмерз. Взяли с собой флакон водки, стакан граненый, ну и про закусь вспомнили. О закуске, конечно, не озаботились. Но водитель вспомнил, что накануне заезжал к теще, а та заботливо выдала ему баночку с неким умопомрачительным хреном. Хрен с этом банкой заночевал в машине и, естественно, замерз. Но банку открыли, ножом отколупнули кусок содержимого размером с полкулака. Откровенного мерзлого, но отгрызть, чтоб закусить можно.



И бегом к проруби. До нее метров полста было. Я, хоть и был налегке – в свитерке и джинсах – ничуть не промерз, пока бежал. Такова сила спорта. Подбежали к проруби, кинули на снег валенки, полотенце да полушубок, экстренно вскрыли флакон водки, а фотограф аппарат подготовил. Я налил чуть ли не полный граненыч да и намахнул единым залпом. Для порядка отгрыз кусок замерзшего хрена – закусывать надо, обычай такой. Пока разжевывал его, скинул с себя штаны-свитерки, глянул на изготовку фотографа и по возможности аккуратно плюхнулся в полынью.



И, как говаривал Иов, «объяли меня воды до души моей». Холодно ничуть не было, даже побарахтался слегка в воде, прежде чем вылезти, тонкий ледок обламывая. Но, пока пытался для фото изобразить какое-то блаженство от пребывания в проруби, почувствовал во рту невероятный прилив адского пламени. Честно говоря, вся пасть горела и пылала. И настолько ядрено все это жгло, что мне было совершенно пофиг и на прорубь, и на всю окружающую среду. Глаза мои на лоб полезли от всей этой невообразимой пикантности.



Выскочил из проруби, начал плеваться и жрать снег. Крыл матом окрестности. Допил флакон водки прямо из горла. Оттого лишь и пришел в себя, влез в валенки и полушубок. Фотограф, поначалу ошалев и ничего не поняв (думал, что у меня от моржевания такой приход случился), начал громко ржать. И пока вез меня до хаты, рассказывал о невероятных кулинарных достоинствах своей тещи. О неизбывной тяги к экспериментам.



Уже дома, в спокойной обстановке, распивая водку, рассказал об этом хрене подробнее. Выдавая зятю гостинец, теща предупредила, что, помимо ядреного хрена, обильно использовала и невероятно могучий перец «огонек», который у нее на кухне в горшке разросся. Жутко жгучий и деть его некуда. Потому и хрен им зарядила. Смесь, как я осознал, случилась живительная. Кстати, потом банка с этим снадобьем долго стояла у меня на окне. Друзья непременно восхищались этим составом, который имел еще и мощные похмелительные эффекты. Пока весь не съели.



Так произошло мое единственное в жизни крещенское купание. Фото, кстати, получилось обыденное и банальное – торчит какой-то идиот в проруби и не более того. Примерно такое же, как нынче все свои подробности выкладывают, докладывая в соцсетях насчет окунания в проруби. Разве что какие-нибудь симпатичные девушки у проруби красуясь, безнадежную фотоскуку могут разбавить.



Поэтому лично я предпочитаю Крещенью летний праздник косарей, Петров день. Тепло, светло, хотя мухи и комары, бывает, и кусают. Зато никакого ледяного изуверства, коса звонко поет и травы аромат блаженный источают. Не зря летом, в июле, князь державу крестил.



Светел тот, кто Петров день празднует. Косари охраняют дорогу в Рай, господа!




Фрэнк и Сьюзи


Нравственность всегда поощряется и высоко востребована. Соответственно, востребована и безнравственность. Потому что иначе трудно востребованную и разрешенную нравственность вычленить. Тем более – злостную аморальность определить.

С утра сегодня прихохатываю после сообщения добродушнейшего Тимура Шаова насчет забавного казуса: " Неделю назад в Норильске одна дама после концерта гневно отчитала меня за то, что я посмел в песне употребить слова «оральный и анальный секс». Я тоже вскипел благородным гневом и возразил, что всё дело в контексте, и в моей песне этому уродливому явлению в эпоху повышенной заразности противопоставляется секс Моральный! Она сказала, что она заслуженный педагог и это безобразие».

Как доказано наукой, подобные безобразия возможны лишь потому, что не хватает четких маркеров, этаких ярко обозначенных границ. И потому все мы живем в пограничном состоянии: здесь мораль, а здесь – или мораль, или отнюдь не мораль. Короче, не хватает экспертов по пограничному состоянию.

Впрочем, за эксперта можно взять и Хулио Кортасара. Это, если кто не знает, латиноамериканский писатель, который создал образ «огромнейшего хронопа. Согласно Кортасару, хроноп – это такая внутренне свободная боевая человеческая единица, пылающая романтизмом, задором, анархией и творчеством. По версии Кортасара таким был Луи Армстронг.

Я считаю, что следующим стал Фрэнк Заппа. Хроноп, Великий и Ужасный. Более Великий и Ужасный, чем Элис Купер или Оззи Осборн. Потому что он умел издеваться. Один альбом «Мы всего лишь здесь за деньгами» с обложкой «а ля Сержант Пеппер» чего стоит. А такого добра Заппа выдал 60 с лишним штук при жизни, и еще штук сорок опосля оной. Умер 4 декабря 1993 года. Кстати, 4 декабря, но только 1971 года, он успешно руководил эвакуацией публики с пожара, эпически зафиксированного в Smoke on the water. Руководил весьма издевательски, но крайне эффективно.

Издеваться – Заппа это умел. Он жил по приколу и издевался над мейнстримом, обыденкой и обязаловкой. Над смыслом жизни, так сказать. Над потреблятством вообще и государством в частности. Над цивилизацией и цивилизованностью. Заппа чувствовал и ведал истинную мелодию Хаоса.

Лу Рид, который из Velvet Underground, называл Заппу посредственностью с огромными комплексами. И это правильно. Не потому правильно, что Лу Рид был видной гей-персоной в американской гей-тусовке, а правильно по сути. Потому что Заппа был Сатиром. Не сатириком, которых развелось и выводится великое множество (востребованное это дело – острословить, холуйствуя по разрешению), а именно Сатиром. Демоном лесов, полей и рек, бухла, пожрать и прочего плодородия. Творцом движухи и неудовлетворенности. Папашей прогресса и Mother of Invention. Короче, тем персонажем, в которых понимали толк древнегреки.

Сатирам не нужно быть гением, гений – это ходульная ипостась бога. Сатиру нужно просто быть. Вовремя. И каждому Сатиру свое время. Время жить над реальностью.

А еще Заппа создал Сьюзи Кримчиз. Для пущей достоверности абсурда. Абсурда всегда не хватает в действительности, и потому было решено, что «было бы лучше взять с собой Сьюзи Кримчиз, которая продемонстрировала бы правдивость такого существа раз и навсегда».

Сьюзи была великолепным фейком. Первым и полновесным фейком, достойным буйного ХХI века. И в этом Заппа глубоко опередил время. Это сейчас, в разнузданную эпоху соцсетей и гаджетов, все отлично понимают, что если любое событие не обвешено фейками, словно новогодняя елочка, то это и не событие вовсе, а очередной указ сверху. Лишь фейк делает скучное унылое бытие звонкой реальностью.

Заппа, конечно же, создал множество фейков. И робота, который «вонючий сукин сын», и тонущую ведьму, которая попросту никому не нужна, и про то, что «не нужно есть желтый снег». Заппа массово плодил фейки, хотя в то время народными массами фейки были еще не востребованы. Но его фейки были искусством, а не имитацией и подделкой.

Заппа задавал ритм жизни. Ритм жизни всегда задают Демоны, Сатиры и Хронопы, а не указания начальства. Начальство создает только стабильность. Стабильностью не живут.

Итак, Фрэнк Заппа умер 4 декабря 1993 года. Потому что Хронопы умирают. Так надо. Но Сьюзи Кримчиз всегда с нами. Фейки навсегда!




Совок и Zappa


И вновь Back in USSR.

Историю эту пересказываю полностью со слов моего доброго друга. Более того – откровенно и полностью цитирую эту историю. Потому что уверен, что товарищ сам никогда не удосужится опубликовать эти душевные воспоминания. Впервые этот рассказ я услышал в краткой и невероятно эмоциональной форме вскоре после события, а сейчас это БОЛЬШОЕ ВИНИЛОВОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ (как обозначил его друг) более систематизировано.

Произошло это в те далекие времена, в 1987 году, когда Артинский завод, отменно тогда выпускавший качественную швейную иглу, решил побрататься с германской фирмой, специализирующейся в те времена на аналогичной продукции. Одним из результатов этой дружбы и стала эта история. Но полностью передаю слово другу:

«И выпал мне случай попасть в служебную командировку в ФРГ.

Это конечно было шоковое развлечение, выбраться из унылого совка в большую бундес_буржуйскую страну в те суровые годы. И как-то так получилось, что вся эта поездка представляла из себя разнокалиберный навороченный трип, в ходе которого была в том числе, естественно, и удовлетворена жажда поиметь новую музыку прямо с прилавка.

Начиналось все сурово. Перед тем как поехать, грозный министерский особист мрачно и строго спросил меня: «А почему не член КПСС???». Я робко потупившись сказал, что, дескать, молодой ещё.

Ну ладно… раз молодой, но в следующий раз, если не вступишь – не выпустим.

Не буду же я рассказывать ему, что пару месяцев назад, посмотрев фильм «Кто-то пролетел над гнездом кукушки» я выбросил в урну рекомендации о поступлении в партию и дипломатично послал заводского парторга вдаль. Таково вот было магическое влияние Милоша Формана. Опять же таки ВОЗДЕЙСТВИЕ.

А Москва поздней осенью погрузилась в такой густой туман, что в 3-х метрах на улице было уже не видно встречных прохожих. Рейс отменили на двое суток. Одновременно позвонили, что у моего шефа умер лучший друг, и он погрузился на эти двое суток в глухой запой, который рикошетом задел и меня.

На третьи сутки тумана едем в Шереметьево. Нас бодро пропускают через границу, а потом снова объявляют задержку рейса. Мы зависаем в зоне между регистрацией и границей, где нет не буфетов, не туалетов. Толпа разнокалиберна и разнонациональна. В основном почему-то пожилые немцы, которые начинают скандалить по поводу отсутствия удобств. Их выпускают обратно. Советским – не положено. Терпите.

Стоим уже много часов. Рядом с нами толчется пара – скромный пожилой мужчина и с ним молодой парень несколько странного вида. Разговорились. Американцы. Мужик – ветеран ВОВ, одессит, эмигрировавший в США еще в 70-е. Живут на Брайтоне. С ним сын. Болтаем за жизнь, сын молчит. Думаю, может уже по-русски не понимает?

Вдруг объявляют – совершил посадку самолет Japan Airlines до Франкфурта, есть свободные места, желающих просим подойти к стойке на посадку. Бодро продвигаемся, впереди американцы, сзади мы. Японские регистраторы отодвигают американцев в сторону, типа сначала желающие из СССР. И тут молодого человека прорывает! Такой изощренный виртуозный и могучий мат я слышал всего два-три раза в жизни. Дяденька тихонько шепчет мне: «вы уж извините его, жизнь у нас такая». Японец не понимая слов, но понимая смысл, краснеет, но решительно отодвигает американцев в сторону и пропускает нас на посадку.

И вот Seven Forty Seven flies us high. Летим в японской роскоши, впереди Германия.

Конечно, в наше время, когда всю музыкальную продукцию можно купить на любом носителе, да и, наконец, и просто скачать, трудно даже представить отсутствие возможностей в 80-е годы для простых уральских парней прикупить правильного музона, да еще и прямо в магазине. Запечатанного! Вот же было магическое слово! Поэтому приключение было большим.

Но, продолжим. Прилетев в Бундесреспублику и получив массу других культурно-шоковых событий, как бытовых, так и производственных, тем не менее, мы активно работали в индустриальных пригородах славного города Аахен. И вдруг, в конце трудовой недели, милейший и харизматичнейший доктор Ланге предложил: «Ребята, а не слетать ли нам на уикенд в Мюнхен?»

Отчего же не слетать, да мы всегда пожалуйста.

И вот в пятницу, после работы, вылетаем из Кёльн-Боннского аэропорта в Мюнхен.

Лететь вроде было около часа, но перед самым Мюнхеном самолет резко накрывает огромная черная гроза. Молнии начали лупить прямо рядом с самолетом. После удара грома крыло самолета взбрыкивало с огромной амплитудой, как крыло сумасшедшей бабочки. Я сидел у окошка и помню, что после второго удара у меня в голове быстро-быстро закрутилась одна мысль. «А что если сейчас это долбанное крыло отвалится, то о чем же надо будет успеть подумать?» В книгах пишут, что там пронеслась в одно мгновение вся жизнь и.т.д, но у меня ничего не проносилось, только вот эта мысль судорожно бегала по кругу. После третьего удара самолет резко ушел в пике, поворачиваю голову направо – в проходе стюардесса с остекленевшими от страха глазами вцепилась обеими руками в свою тележку, а тело её ускорением подняло параллельно салону, талия её висела в воздухе прямо на уровне моей головы. Через минуту самолет выпрямился, стюардесса грохнулась на колени. По радио объявляют, что будем грозу облетать минут 40, в компенсацию за неудобства авиакомпания Люфтганза предлагает всем бесплатные спиртные напитки в неограниченном количестве. Останавливаю все еще крутящуюся проклятую мысль стаканом Bloody Mary. Пассажиры глушат спиртное с полным самозабвением. По выходу в аэропорт персоналу приходится часть пассажиров вытаскивать на ручках, ибо ходить они уже как-то не могут.

Садимся в такси, шеф у меня тоже вмазамши изрядно, на кой-то черт клеится к таксистке, которая, оказывается, изучает русскую литературу в ихнем универе.

Высаживаемся у отеля в самом центре Мюнхена, коллеги после выпитого падают спать, а я иду гулять по вечернему Мюнхену. Моросит дождик, сыро, но тепло. На площади уличный музыкант лабает на баяне меланхоличные мелодии и ритмы, рядом жонглеры бросаются горящими факелами. Народ шумит, бурлит, гуляет. Короче, осенняя идиллия. Разглядываю витрину антикварной лавки, торгуют рисунками Дали, однако. И тут – ВОТ ОНО. Огромный виниловый супермаркет WOM – World Of Music!!!

Поздно, он уже закрыт, но я уже знаю, куда меня ноги понесут завтра.

И наступило утро. А утро в осеннем Мюнхене внезапно наступило тёплое и солнечное. А началось всё со ржачки – приставленный к нам от Министерства ГИП в самолете изрядно намахавшись водочки, ближе к вечеру очухавшись, начал осматриваться в номере отеля. Начал нажимать разные крутые кнопочки и после нажатия одной из них к нему в номер ПОСТУЧАЛИСЬ. Так как отель был люксового класса, он как-то умудрился нажатием кнопки вызвать в номер массажистку! Но он-то решил, что это ПРОВОКАЦИЯ ЗАПАДНЫХ РАЗВЕДОК!!! Еле, говорит, отмазался, не понимая по-немецки ни бельмеса. Впрочем, он также пугался и дёргался, когда мы по-приколу попали, проходя мимо, в Аахене в квартал «красных фонарей».

Естественно день начался с культурной программы – добрый старый Мюнхен, Политехнический музей, шеф, как бывший мотогонщик протестировал самый крутой байк в штаб-квартире BMW, обед на Мюнхенской телебашне, Мюнхенская Пинакотека, где оказалось, что Гойя alive смотрится просто невероятно завораживающе, ну и старые Голландцы, естественно. Прикупил альбомчик даже. Душевные прогулки и всё такое.

Но… вечер близится… коллеги пытаются заманить меня в качестве переводчика по магазинам… я с диким воплем посылаю их вдаль, ведь меня ждёт World Of Music.

В конце онцов убегаю, после помощи шефу купить какую-то золотую хрень для жены. Договариваемся с добрым доктором Ланге об ужине в одном из самых крутых ресторанов в мире Welser Kuche, где мне предстоит встреча с лихими немецкими Meistersingers. Но я об этом еще не знаю и рву пятки в виниловый рай.

И вот оно. Захожу… забегаю в WOM. Огромный магазин, и сразу бросаются в глаза две крупных локации толкающихся около прилавков людей. Подхожу, и, о ужас… первая толпа активно выбирает музыку диско, вторая – аналогичная, даже по прикиду – хэви-металл. Вот тогда я и понял, что эти жанры идентичны.

Но я иду в дальний заброшенный угол магазина и уже по дороге встречаю изрядного размера рекламный стенд фирмы Barking Pumpkin. Просто прижимаю к груди коробочное издание Joe’s Garage.

А дальше… мама дорогая… Peter Hammill, Miles Davis, Lounge Lizards, Frank Zappa, Jan Garbarek… и так далее и далее… мозг выносит, ручонки трясутся в поисках компромисса между ассортиментом и кошельком…

Но в субботу магазины закрываются рано, и меня практически выгоняют, но не без толстого пакета пластинок в руках, естественно. Пакет этот храню до сих пор, как и бОльшую часть пластинок, купленную тогда.

А каким гордым виниловладельцем я прикатил домой… ээээ… ребята, сейчас подобных эмоций уже не может быть, ибо не нужны они никому. Большое виниловое приключение. Позже это повторялось не раз, но таких эмоций уже не было. Я думаю, старые меломаны меня поймут».

Такая вот история. Не считаю нужным украшать ее банальными рассуждениями и прочим словоблудием. Потому что ни убавить, ни прибавить.

Нетипичная история типичного совка. Кто его знает, что на самом деле нам нужно в нашем гардеробе, господа!




Самовар и Апокалипсис


«Я три года отмотал за пластинку Jethro Tull!». Это всего лишь текст частушки времен агонии USSR. Аллегория и аллитерация, конечно. Но лично я реально за это три года отмотал. О чем ничуть и не жалею.

Недавно в гости молодежь понаехала. Соответственно – выпивка с закуской да разговоры с баней. Ну, и в ходе разговоров возникла любопытная тема «Как вы в прежние времена развлекались? За самоваром сидели и водку пили?».

Оригинальный угольный самовар из прошлого века – это не просто очередной замшелый раритет. Это возможность хотя бы временно отключиться от цивилизации и оглядеться вокруг. Устроить некоторую переоценку ценностей, что ли… Сейчас, во времена симулякров и прочих заменителей с заимствованиями и фальсификациями это дорого стоит. Особенно в державе, где свирепствует всего лишь одна дилемма: встать в дерьмо или стать дерьмом. Иного не дано. А вот самовар свободу дает. Свободу от эрзаца. Ту самую пресловутую возможность выбора. Глоток свободы как глоток доброго самогона. Самовар, конечно, это очень милое дело. Очень душевная вещь, но душевна она именно сегодня. Завтра, конечно, будет еще более душевней, потому что сейчас такое не делают. Но зачем же все так утрировать?

И я начал слегка рассказывать про старые добрые времена выживавшего из заидеологизированного ума социализма. Не про тот бред, что жрали пломбир тоннами и докторские батоны вареной колбасы непрерывно пинали, а немного этакой мрачновеселой реальности. Сущий соцреализм, мягко говоря. В частности, про то, какую музыку слушали и как. Как слушали – по нынешним временам это уже само по себе невероятное приключение.

Попутно по ходу своих застольных россказней понял, что практически цитирую страницы своего романа «Артинский ярус». Роман, конечно, постапокалипсический, но какой добрый русский человек не любит апокалипсиса, который удалось пережить?

Чтоб лишний раз в словоблудие не упираться, и здесь эти страницы процитирую: «Если брать за точку отчета в то время как бы новинки, с треском и скрипом звучащие по средам в 21—30 по «Голосу Америки», (а это, помнится, была, к примеру, «Black Dog» от «Led Zeppelin») то лет мне должно было быть тогда 11—12, как-то так. Эта песенка тогда активно крутилась, я по утрам, бредши в школу, я, бывало, напевал «хей, хей, мама…». Немного постарше стал, влился в компанию ценителей зарубежной музыки. Слушали все, что попадется, абсолютно безсистемно. Рассматривали фото исполнителей. Мечтали и наслаждались. А музыка все равно мозги вставила, мировоззрение упорядочила. Чувствовали себя какими-то уникальными.

Результатом такого нарциссизма стала попытка создания школьного ансамбля. Коллектив, как сейчас бы сказали, был откровенной «кавер-группой». Репертуар от «шизгары» до Monkeys, потом даже Bay Сity rollersприхватили. Для начала даже «квартирник» закатили в хате одного из друзей, родители которого выехали работать на севера. Соседи дрожали и ругались! Инструмент был сборно-самодельный, но про это отдельная история. Потом подфартило – в ближнем селе Симинчи в клубе неожиданно оказался никому не нужный набор инструментов, отсутствие соответствующих умельцев и желание директора культурного очага устраивать по субботам веселье. Сошлось все эти интересы в одну кучку. После недолгих переговоров друзья мои посетили село, осмотрели инструмент и решили устраивать провинциальные танцы.

Во второй половине дня грузились на рейсовый автобус, двигающийся в Красноуфимск, перед поездкой закупали крайне дешевое плодово-выгодное вино и впадали в хорошее настроение. Ночью, когда рейсовый автобус возвращался в родные Арти, грузили друг друга в него. В зависимости от состояния мироутворения. Водители к нам привыкли. Началось все, естественно, с битвы с местным народонаселением. Потому что так полагается. Без драки сельском клубе никак нельзя. Потом подружились и совместно пили брагу. Браги всегда хватало. Если не хватало – приносили еще. Очаг культуры к этому располагал. Культура кипела!

Был даже крайне любопытный эпизод с кинематографом. Школьником я был вполне высококультурным человеком, потому часто смотрел кино. И вот как-то в то время порадовали нас фильмом «О, счастливчик». Меня и моих друзей тогда интересовало главное – саундтрек к фильму сделал Аллан Прайс, тот самый, который из легендарной тогда группы «Animals». И мы фильм посмотрели, и фильм был замечательный, а саундтрек, да и всякие сценки с travelling band – восхитительны. Но вот напасть – фильм отчего-то демонстрировали у нас в Артях только один день. Наверное, потому что забугорный и не несущий должной пропаганды строительства коммунизма и прочего здорового образа жизни. Но все таки демонстрирующий гниение запада, пусть даже гротескно и саркастически, но все равно гниение.

Всего один день. А хотелось еще глянуть. И тут совершено неожиданно сложилась правильная ситуация. И вот в очередной приезд в Симинчи, как раз после того, как посмотрели в родном поселке «О, счастливчик!», выяснилось, что пленка с этим фильмом застряла в этой деревне. Население отчего-то не пожелало смотреть этот фильм, а пожелало смотреть индийское кино. А пленка в осталась в клубе. По такому случаю напоили киномеханика, причем поили принесенной им же самим брагой, изъяли у него ключи и отправили его домой. Откатали танцы с обязательной программой «брага-обжиманцы-драка», на ночной рейсовый автобус грузиться не стали, а начали смотреть фильм. Смотрели три раза и до утра, а попутно распивали брагу, заботливо принесенную местной публикой. А потом совершили надругательство – мало того, что переписали на магнитофон саундтрек, но еще и вырезали из бобины с пленкой кадры с песнями, изрядно подсократив фильм. За что, кстати, киномеханику потом дали изряднейший втык начальники-кинематографисты-фильмопоставщики. Но мы был счастливы! Вот таким тернистым путем шла на Седой Урал культура. И хотя классик марксизма-ленинизма утверждал насчет «важнейшим искусством для нас является кино», но это все полная херня. Музыка – вот искусство, которое всех вдохновляет».

Могу, конечно, ко всем вышеизложенным пассажам много еще чего добавить и живописать, но каждому овощу, как уверяют вегетарианцы, своя закусь.

И, по моей личной оценке, именно из-за пристрастия в рок-музыке в итоге получилось так, что я три года отслужил на Тихоокеанском флоте. Даже больше трех лет, еще месяц сверху. Отдавал, так сказать, гражданский долг державе, после чего, считаю, ей уже больше ничего не должен. Это она мне задолжала.

Сейчас СССР – это тоска заветренных иллюзий. Нынче весьма гламурно эксплуатировать совковую тематику. Что и не удивительно – партийный бонзам необходим выпендреж. Иначе народ их не поймет. Партия, по сути, была и осталась одна – большевики, но своевременно мимикрировала под вызовы современности и рассосалась на несколько фракций. Участники этих фракций и тянут на себя лоскутное советское одеяло.

Большевизм, как вы отлично понимаете, отнюдь не идеология, а всего лишь система контроля над ресурсами. А держава до сих пор еще остается достаточно жирным ресурсным государством. И под этим соусом вполне позволительно содержать сразу несколько парламентских партий. Согласно просьбам трудящихся, так сказать.

Чтобы вышеуказанным трудящимся скучно не было, им вбрасывают в голову всяческие забавы. Тоска по СССР – одна из них. Ностальгировать предлагается в разных вариациях.

Для старшего поколения очень хороша сентиментальная тональность о мощи и невероятной крутости канувшего в Лету «супового набора», собранного большевиками из останков царской империи. Это вполне вписывается в естественные возрастные страдания пожилых людей по ушедшей юности и увлекательных ошибках молодости. Есть что вспомнить, есть чем гордиться.

А для среднего поколения, в лучшем случае родившегося в эпоху заката Брежнева, недурно канает социальная тематика и гастрономическая вкусовщина. Отлично ложатся коммунальные удовольствия в виде чуть ли не бесплатной электроэнергии и необременительной квартплаты. Возрождается жанр кухонных околополитических анекдотов, казалось бы окончательно протухший.

Очень симпатичны россказни о массовом и повальном предоставлении квартир. Добавьте к этому «докторскую» колбасу и легендарный пломбир – ну и зачем после всего этого вам обязательный профсоюзный ежегодный отдых в санаториях благодатного юга. Если кратко, то СССР – вот где жизнь удалась!

Отдельно про молодежь. Это фактически четвертое поколение, взращенное при большевизме. Благолепием прошлого уже не проймешь, легендами былого уже не насытишь. Застать страну советов и чудес в реальном существовании не удалось. Остается лишь заслушиваться вздохами очевидцев.

Молодежь клюет из любопытства. Это для нее сама верная приманка. Немного передергиваний и пафосного шарлатанства – и процесс пошел, остается лишь ждать поклевки. В садке появляется модное поветрие. Быть может, даже менее убогое, чем рэперство в штанишках «как будто насрато».

Нынешний пропагандистский образ СССР – набор благостных иллюзий. Жуткого в этом ничего нет да и быть не может. Потому что делается для улучшения благочиния и остального благополучия. И слегка сглаживает потуги рывков, толчков и иных вызовов современности. Создает ощущение душевного комфорта, быть может. Кажется, что не все зря. Хоть что-то, но мерещится.

Так ли иначе, но на публику действует. Остается бурлить и восхищаться – «отлично пущено!». Но стоит обратить внимание, что совковая тематика запущена в двух направлениях: СССР и Back in USSR.

Масштабный посыл про СССР, судя по всему, должен был родить патриотизм. Что в конечном результате выродит эта гора даже и предполагать не хочется, в лучшем случае мышь. Восхищаться салатом из выстраданных достижений и величием культур-мультур, умершими персонами и отмирающими киногероями можно до бесконечности.

Бесконечность начнется тогда, когда наступит усталость от восхищения. А она непременно наступит. Усталость чревата не только разочарованиями с безнадегой, но и апатией. Массовая апатия в условиях, когда «держава требует героев, … рожает дураков», – путь в недотыкомки. Но таков путь большевизма.

Неуклюжие и заполошные манипуляции с СССР-тематикой уже подвели публику к воспоминаниям из 80-х, когда фото известного лидера нации выставлялась на ветровое стекло авто. Эмоциональное «Сталина на них нет!» слышится слишком уж часто. Не за горами и требования к крайне жестким мерам. Стойкий запашок репрессий. А про поощрение стукачества и упоминать не стоит – донос престижен как и прежде.

Направление Back in USSR более перспективно и созидательно, поскольку ориентируется на стремительно уходящие ценности: реальное производство, качество образования, семейные ценности с моральными устоями, мечты про «свободу-равенство-братство» и светлое будущее, которое произойдет в конце концов. Но в действительности и на практике все эти «скелеты из шкапчика» востребованы менее, чем словоблудие успешных бизнес-тренеров.

Понятно, что карта Back in USSR изначально бита – не для того реальный СССР разваливался. Но что за шулер, если у него нет туза в рукаве?

Именно манипулятивным раскладом Back in USSR и оперируют карликоватые партфункционеры, сколачивающие капитал публичных симпатий на социально-либеральном поле. Дело, кстати, выгодное – парламентской партии как минимум полтора рубля из бюджета выплачивают за каждый влюбленный в них голос.

СССР не существует уже 30 лет. Остались фантомные боли, ворчания и стенания по былому государственному укладу. Взамен эксплуатируются добрые воспоминания и позитивные моменты нашей жизни. Но это только наша жизнь, наши переживания и радости.

Если наша былая чисто человеческая и индивидуальная радость эксплуатируется сегодня – значит это кому-то выгодно. Идет торговля иллюзиями. Иллюзия, быть может, и эфемерна, но на каждую вещь находится свой покупатель.




Фейк и самогон


Вот главный вопрос наших суровых и героических будней. Этика и эстетика соцсетей бурлит фейками. В этом нет ничего удивительного и, тем более, ненормального. Скорее, фейк сам по себе норма и необходимость. Оттого что жизнь наша – непрерывный фейк.

Начнем хотя бы с того, что все мы родились во время глобального фейка – строительства светлого будущего. От социализма и до нынешних дней державой правила и упорно рулит пропаганда и агитация. То есть – системная подмена понятий, настоянная на одном непререкаемом принципе «завтра будет лучше чем вчера».

Главное – в это верить. И, словно канувшие в Лету пионеры, быть к этому готовым. Верить и надеяться, поскольку надежда умирает последней. Тем и живем.

Теперь обратим внимание, чем мы живем. А живем мы суррогатами, эрзацами и имитацией. Катаемся в этом как сыр БЗМЖ на пальмовом масле. Рассуждать на эту тему скучно и бесперспективно, так как все мы знаем какими ударными темпами развивается сельхозпроизводство и прочее хозяйство. Масштабы настолько невероятны, что даже хлеб постепенно дорожает. Совместно с прочими предметами, похожими на еду.

Не знаю, как в ваших окоемах, но в нашем сельпо исправно продают крайне загадочный хлеб. Он отличается тем, что в свежем виде весьма вкусный, но стоит ему полежать чуток, часов этак десять, как превращается в невнятную крошащуюся субстанцию. Хотя собаки его едят. Но человек – он то, что он ест, как сообщали древнегреки.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68362777) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.