Книга - Веселов

Веселов
Иван Лягоскин


Книга о людях, о простых людях, которых очень много в нашей стране и которые живут с надеждой в сердце. Эта книга о друзьях, о верных друзьях и их подругах. Это книга о любви. Книга о счастье, когда кажется, что оно невозможно. Ведь человек счастлив тогда, когда он сам решит, что он счастлив.





Веселов



Иван Лягоскин



© Иван Лягоскин, 2021



ISBN 978-5-4493-3699-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




1


Большую часть жизни он прожил вдали от семьи: родителей, брата и сестер. Именно в этот период формировался его характер. Он делал все что хотел, но мало что делал вне моральных принципов, которые сам в себе сформировал. Долгое время ни с кем не встречался, все искал свою любовь, свое счастье. И возможно, следуя сложившемуся положению, можно было, взглянув на него, сказать – странный парень…

Душа его была чиста, а поступки часто сложные и витиеватые. Трудно было понять, что происходит в нем, он это делает исходя из своих принципов, или все время борется с собой.

Веселов долгое время не был дома. Когда приехал, его встретили родители, находившиеся в самом рассвете сил, который может наступать после того как выходишь на пенсию и начинаешь заниматься тем, чем мечтал заняться всю свою жизнь. И вот, наконец, такой момент для них настал – пенсия пришла…

Отец, продолжатель своего отца, имел огород и часто, летом, его можно было увидеть, как он на корточках колдовал над каким-либо кустиком полезной зелени. Мать, всегда, находила себе занятие по хозяйству: то приготовит что-то вкусное, то обсудит со своими подругами политическую обстановку в стране, то съездит в магазин в ближайший город и прикупит лишнюю пластиковую коробку, мотивируя необходимостью упразднить и каталогизировать разные вещи. Хотя после таких манипуляций убранную вещь найти становилось практически невозможно.

При первой встрече родственники не узнали Максима, да собственно, как узнать, когда его лицо сияло особой свежестью познания, было своеобразно. Мимолетно синие круги под глазами напоминали о былых ночных похождениях, поиска приключений и головокружительных увлечений.

Приехал он утром, всю ночь не спал и был очень голоден. Веселов вошел в дверь калитки, и пес, который мирно спал на солнце, вдруг неистово залаял, словно вошел чужой.

В его густых, темно-каштановых, доставшихся по наследству от матери волосах, уже нежной бахромой вились седые локоны, которые придавали ему мужскую зрелость. Он был среднего роста, чаще улыбался, чем грустил, от того в уголках глаз сформировались мелкие морщинки. Не было в его худощавом лице ни капли злорадства, усталости и волнения. Да и восторг, с которым его встретила мать, передался ему.

Он поздоровался с отцом, как здороваются равные партнеры, отец хотел его обнять, но как-то неловко остановился, совершая захватническое движение. Тем и закончилась встреча.

Все пошли на кухню. Мать суетилась, готовя стол, отец молча смотрел, решая, стоит ли выставить ради гостя приготовленное им вино или повременить. Молчание нарушила мама, задавая в этом случае банальные вопросы: как доехал, как жил все это время, и, спросив, почему так долго не приезжал, вдруг всплакнула, мысленно перенеслась в глубокое детство Веселова, когда этот маленький мальчик был таким веселым заводилой в местном дворе.

Отпивая из рюмки домашнее вино, Веселов, посматривал на родителей и все молчал, заменяя рассказом своей биографии прослушиванием жизнеописания всех свои родственников, которыми почивала его мать.

Лишь спустя минут сорок после начала застолья Веслов проговорил, что сегодня он очень устал и ляжет спать, а завтра все им расскажет.

Родители переглянулись, и поняли, что Веселов, сын Веселовых Петра Аркадьевича и Марии Владимировны, что-то хочет сказать им важное, и для этого ему нужно набраться сил.

На следующее утро Веселов встал очень рано, ну как рано, по меркам среднестатистического городского пижона в семь тридцать. Отец его уже был на ногах и копошился в огороде. Мать что-то готовила на кухне. Он встал, пошел в ванную, умылся и, глядя в зеркало, подумал, было бы неплохо съездить в соседний город постричься.

Выходя из ванной, его встретила сестра, она загадочно улыбнулась и спросила, чем он накануне занимался, что проспал почти сутки?

Веселов улыбнулся.

– После расскажу – ответил он.

– Привет, сынок! – поприветствовала его мама, когда он зашел на кухню.

– Привет, мам.

– Что будешь есть? Есть гренки, рисовая каша или мед с творогом.

– Какой богатый выбор, мам – ответил Веселов.

– Ну, мне же приходится готовить для всех, – сказала Мария Владимировна.

– Вижу мам, хорошо же, что я не был дома, тебе меньше забот на кухне. – Впервые пошутил Веселов.

– Да уж, вот только я бы лучше лишнее блюдо приготовила, лишь бы ты был рядом. – Ответила мать.

– Мам, я не думаю, что это хорошо, когда дети, взрослые дети, живут вместе с родителями, таких у нас называют «маменькими» сынками. По-моему, если мне не изменяет память, ты сама мне такое говорила, – с улыбкой на лице сказал Веселов.

– Все вы Веселовы одинаковы, лишь бы перечить матери.

– Мама, ну что же ты обижаешься? Я же шучу.

В это время на кухню зашла сестра Веселова. Лена промолчала, хотя по ее виду ей хотелось бы вставить пару своих девичье-деревенских фраз.

Веселов сел за стул и попросил маму налить чай и подать рисовую кашу.

Пока Мария Владимировна готовила, Лена внимательно смотрела на Веселова и молчала. Веселову показалось, что она, красивая деревенская девушка, страдает тут в деревне, хотя, может ему это видится. Это всего лишь сказывается усталость, после недосыпа из-за ночных гуляний с подругами.

Когда завтрак кончился, Мария Владимировна ласково и нежно погладила Веселова по голове и сказала:

– Ну, расскажи, как ты там жил, что делал?

– Что делал? – переспросил Веселов, улыбаясь, – что ж… много ел, кутил и спал, много книжек прочитал, путешествовал по миру, не женился и не спился, – отшутился Веселов.

Сначала Веселову показалось, что многое может умолчать о себе, но вдруг что-то нашло на него, и он решил все рассказать о своей холостяцкой жизни. Он рассказывал, мягко акцентируя внимание на персоналиях, лишь иногда прерывал рассказ, чтобы отпить чай из кружки.

…Помните, когда я отправился учиться в аспирантуру? Так вот там я познакомился с очень хорошими людьми. Среди них не было серых личностей. Большинство излучали некую ауру добропорядочности и уважения к окружающим…

Рассказывая о себе, Веселов, чаще улыбался, вспоминая давно минувшее время.

…В одной лаборатории я познакомился с Романом. Этот человек обладает незаурядными способностями притягивать к себе людей. Он невысокого роста, широкоплечий. Его широкое лицо украшал не менее широкий нос – картошкой. Было у него прозвище – «Рязань».

«Рязань» был родом из Вологодской области и часто травил байки о жизни деревенской, как он ходил на рыбалку и как ему потом доставалось от матери. Его все любили, особенно женский пол. Тетушки, научные сотрудницы, часто подкармливали его всякой снедью, от чего за его одинокую аспирантскую жизнь он набрал солидный вес.

«Рязань» жил скромно в общежитии, принадлежавшее местному колледжу при одном заводе, и имел широкие знакомства среди подающих надежды охламонов и высокообразованных, не по средствам имеющих нарядам и не светским поведением, выдающих себя за дочерей какого-либо олигарха студенток.

Роман просыпался поздно, поскольку не очень любил рано ложиться, да и, собственно, учеба в аспирантуре не подразумевала для него какой-либо график. Так он думал.

Просыпаясь утром и совершая свой туалет в общественной ванной комнате, располагающейся на этаже, «Рязань» готовил себе омлет, он очень любил омлет, и вообще яйца, а так же и все блюда, приготовленные из яиц.

В очередной раз, готовя омлет на кухне, к нему подошла комендант общежития и, не поздоровавшись, спросила:

– Когда ты будешь дежурить? Такого беспорядка я нигде не видела. Сколько аспирантиков было на моем веку, и ни один не был так неряшлив как ты, Роман.

Комендантша, Лидия Романовна, всегда называла «Рязань» – Романом. Наверное, видя «Рязань», перед ее взором вставал ее многоуважаемый отец.

Это статная женщина обладала незаурядной способностью найти самое плохое в человеке, найти ту самую червоточину, которую, каждый порядочный человек пытается скрыть.

Лидия «Рентгеновна», как ее все называли, и каждый раз извинялись, когда комендантша поправляла их, не оставляла надежду «Рязани» спокойно пожарить свой завтрак и уйти вкусить его в свою комнату.

– Лидия «Рентгеновна», простите, Романовна, я обязательно сегодня уберусь на кухне, как приду с работы.

– Зная тебя, Роман, ты вряд ли сдержишь слово. – Ответила «Рентгеновна».

– Даю слово, – парировал «Рязань».

– Роман, ты постоянно даешь слово, но никогда не сдерживаешь его, – продолжала сопротивляться «Рентгеновна».

– Лидия «Рентгеновна», простите, Романовна, боюсь, Вы ошибаетесь, помните, как я вам обещал, что помогу принести и собрать мебель? Я же сдержал обещание. – Ехидно спросил «Рязань».

– Да, ты собрал мебель, но спустя месяц после того, как ее привезли, – не унималась «Рентгеновна».

– Но и заплатили вы мне вместо обещанной тысячи рублей всего пятьсот и спустя два месяца после того как я вам собрал мебель.

– Я думаю… – начала «Рентгеновна».

«Рязань», слушая ее, думал, когда же она уйдет, так донимали ее воспоминания. И ему повезло, на кухню зашла «Синие перчатки». Так звалась местная уборщица, «воспитавшая» не одно поколение обормотов и отличников в предметах, не касающихся реальной жизни.

«Синие перчатки» – одинокая женщина лет пятидесяти, а может больше или меньше. Трудно сказать, сколько ей было лет, она была моложава и любила крепкое словцо, которым она с энтузиазмом осыпала местных обитателей. Прозвище «Синие перчатки» она получила за каждодневную носку синих хозяйственных перчаток. Кто-то говорил, что она брезгует дотрагиваться до всего, чего коснулись жители этой богадельни.

«Синие перчатки», увидев «Рентгеновну», любезно поздоровалась и, справившись о ее самочувствии, начала следующий диалог, свидетелем которого стал «Рязань».

– Лидия Романовна, вчера Валера из триста двенадцатой комнаты подкинул шнурки в кастрюлю, в которой варились макароны, девочкам из триста тринадцатой комнаты.

– Это Лизе и Марине? – спросила «Рентгеновна».

– Да, именно им, Ваше преосвященство, – чуть было не вставила «Синие перчатки».

– А откуда вы узнали, что это свинство совершил Валера?

– Ну как же? Валера давно неравнодушен к Лизе и к тому же у него папа продавец обуви, – щурясь, отвечала «Синие перчатки».

– Какая дедукция! – со смехом сказал «Рязань».

– Если он подкидывает шнурки в лапшу, значит он сын продавца обуви? – глубже вклинивался в разговор «Рязань».

– Следуя вашей логике, мой папа должен работать на птицефабрике, раз сейчас я жарю омлет, так? – спросил «Рязань».

– Правда, почему он? – проснулась от дремоты «Рентгеновна».

– Потому что наши бедные студенты вряд ли будут покупать шнурки, чтобы потом их выкинуть. Ну, или точнее сказать, подбросить в лапшу. А у Валеры со шнурками проблем нет, его папа же торгует обувью. – Высказала свое предположение «Мисс Марпл».

– Ну, наличие папы – «короля обуви», вовсе не указатель того, что Валера может совершить такой вопиющий поступок. – Сказала «Рентгеновна».

Этот разговор начинал нравиться «Рязани», и он подкидывал новые версии в топку дедуктивного костра «Синих перчаток».

– А что если это сделал не Валера из триста двенадцатой комнаты, а Сережа из триста восемнадцатой?

– А почему он? – Вместе спросили две «мисс Марпл».

– Ну, потому что его отец врач.

– И, какая в этом связь? – с интересом спросила «Рентгеновна».

– Связь прямая. Сережа умный паренек, и, я уверен, что он читал книги по медицине и, наверняка, знает о глистах.

– Так, продолжай, – сказала «Рентгеновна».

– Подкинув шнурки в кастрюлю, кстати, какого цвета были шнурки?

– Белые, – ответила «Синие перчатки».

– Так вот, подкинув шнурки, он имитировал аскарид в кастрюле. – Заключил «Рязань».

– Что, что? – переспросила «Синие перчатки».

– Не может быть! – Воскликнула «Рентгеновна».

– Более того, представьте картину. Достают макароны из кастрюли, а там белые шнурки с железными пистончиками. От варки в воде они разбухли, стали еще белее и наваристые. Мне кажется, от наличия шнурков макароны стали только еще вкуснее. Даже приправ не нужно. – Возбуждал свой аппетит «Рязань».

– Весьма красноречиво описал, – похвалила «Рентгеновна».

– Я думаю, что этого не может быть. – Парировала «Синие перчатки».

– Вы правы. – Ответил «Рязань».

– Более правдоподобно, что шнурки подбросил Аркадий из триста двадцатой комнаты. – Сказал «Рязань», выключая конфорку.

– А он – то, почему?

– Посудите сами, – держа в правой руке вилку, а в левой сковородку, – продолжал «Рязань» – Аркадий скрытный парень, трудно вступает в знакомства с новыми людьми. Аркадию нравится Марина, но она ему отказала в дружбе, и для него это был удар. Он почти неделю не показывался на кухне, ничего не готовил.

– Развели «шуры -муры», – позавидовала «Синие перчатки».

– Вам этого не понять, – поддела ее «Рентгеновна».

– А откуда, интересно, Аркадий взял шнурки? Неужели специально купил? – вслух размышляла «Рентгеновна».

– Можно повесить объявление о найденных шнурках и пропажа найдется. – Предложила «Синие перчатки».

– Займитесь этим, посмотрим, чем закончится эта история. – Сказала «Рентгеновна».

Но до объявления дело не дошло, а как выяснилось позже, шнурки никто специально не подкидывал, они упали в кастрюлю с веревки, что была натянута над плитой и использовалась для сушки белья.

«Рязань», придя с леса, помыл кроссовки и постирал шнурки. Кроссовки поставил сушиться на батарею, а шнурки повесил. Утром, забрав кроссовки, он, не найдя шнурки, которые в это время путешествовали по канализации вместе с макаронами, вдел новые и отправился на кухню готовить омлет. Тут то он и узнал о судьбе пропажи. Но никому не сказал, а решил разыграть «Рентгеновну» и любительницу детективов – «Синие перчатки».




2


Приехав в институт, где «Рязань» учился в аспирантуре, его встретила научный сотрудник из лаборатории тонкого синтеза – Тонечка. Тонечка обладала типичной внешностью ученой женщины – одинока, большие очки в роговой оправе, которые она часто поправляла, заодно почесывая верхушку носа. Тонкие русые волосы, которые она заплетала в жиденькую косу, обрамляла привезенная из Туапсе заколка, напоминающая осьминога. Тоня очень любила свою работу, она ее любила даже больше тортов, конфет и пряников, которые она потребляла в больших количествах при частых чайных церемониях в промежутках между очередными открытиями.

Тонины родители, уважаемые и известные по многочисленным закрытым публикациям в местных сборниках, с малых лет прививали любовь к науке. Работали ее родители в одной лаборатории, так что вся жизнь их проходила друг перед другом.

– Даже не знаю, возможно ли такое? – Спрашивал себя «Рязань».

Тоня, увидев «Рязань», пригласила его попить чай. Чаще всего «Рязань» отказывался, вернее делал вид что отказывается…

– Разве что в этот раз, – отмахивался «Рязань».

Он не мог пропустить утреннюю сводку новостей. И независимо от того, был он сыт или нет, после своего утреннего завтрака он любил попить чай с очередным кулинарным творением Тони.

Церемония чаепития в научном учреждении, где существовал «Рязань» – это особый ритуал.

Утро начиналось с установки чайника на плиту. Чайник кто-то принес из дома. Возможно, до этого он прожил у кого-то на даче или собирался отправиться туда, но его вовремя перехвалили и привезли отслуживать свой срок в НИИ. На старый фанерный стол выкладывали из своих пакетиков съестное научные сотрудницы, выставляли чашки и засыпали в заварочный чайник порцию рассыпного чая.

Чаще в научном учреждении больше работает именно женщин, то ли это из-за особенностей демографической ситуации в стране, то ли из-за того, что женщины научные – сотрудники более усидчивые, а может и потому, что отучившись, молодые люди стараются сделать себе административную карьеру, а не научную. И весь тот рутинный труд, являющийся основой какого либо открытия, лежит на хрупких женских плечах. Именно они «тянут лямку», а мужчины – научные сотрудники – лишь пользуются результатами и приходят на помощь в конце пути, когда нужно проанализировать и вписать свою фамилию в очередной печатный труд. – Так размышлял «Рязань».

Сотрудники редко себя баловали хорошим чаем, главное, чтобы было много и дешево. В ожидании чая Полина Кузьминична – «Госдеп», старший научный сотрудник, худосочная женщина, любившая поучать молодежь, и относившаяся ко всем молодым сотрудникам с материнской опекой, преподнесла очередную сплетню, полученную от достоверного источника:

– Роман, мне сказали, что ты получил десять тысяч рублей зарплату. Ты молодец, поздравляю тебя, – с ехидством сказала «Госдеп».

В такие минуты, при анализе чужих зарплат нежная материнская опека Полины Кузьминичны заканчивалась, и на волю выходила все ее лицемерное естество.

– Полина Кузьминична, наверное, вы в семье финансовый директор. – Пошутил «Рязань».

– Я не только финансовый директор, но и директор по маркетингу и развитию бизнеса, – сведущая в современных должностях парировала «Госдеп».

– У вас есть все задатки для этого, Полина Кузьминична! Я бы даже сказал, что ваши связи в высших эшелонах бухгалтерской власти в это раз, собственно, как и в предыдущие разы, позволяют вам владеть конфиденциальной информацией, – продолжал «Рязань».

Но, принимая во внимание тот факт, что все сотрудники нашего НИИ, в том числе и Вы, Полина Кузьминична, подписали приказ о коммерческой тайне, в котором сказано, что данные о заработной плате Работников, выплатах в денежном выражении, суммах премиальных выплат, а также проекты изменений окладов составляют конфиденциальную информацию и за разглашение указанных сведений возможно применение дисциплинарного взыскания, то я имею право пожаловаться на Вас директору института.

«Госдеп», понимая, что над ней начинают «сгущаться тучи», решила сменить тему:

– Какие успехи по диссертации? Закончил писать литературный обзор?

– Полина Кузьминична, вы истинный дипломат! – Не унимался «Рязань».

– Я думаю, вам это неинтересно, – с улыбкой сказал «Рязань» и вышел из чайной комнаты со своей чашкой.

В это время закипел чайник, и, сняв его с плиты, Тоня, присутствовавшая при этом диалоге, налила крутой кипяток в заварочный.

– Полина Кузьминична, вы бы поменьше вмешивались в чужие дела, некрасиво вы поступили с Романом.

– А чего я такого спросила? Ну, спросила о зарплате, разве это плохо? Роман хороший сотрудник и может хорошо зарабатывать, – лицемерила «Госдеп».

«Рязань» пришел, налил чай и сел за стол. Он задумался. Сотрудники начали вести разговор.

– Вчера моя дочь купила новый телефон за двадцать тысяч. В телефоне есть много функций. Он способен делать качественные фотографии, можно слушать музыку.

– Пока есть дочери, как у вас Полина Кузьминична, у продавцов телефонов будет работа. – Очнулся «Рязань».

– Да, моя дочь покупает все самое качественное, – продолжала хвалиться «Госдеп».

– Вот только зачем вашей дочери, студентке первого курса, такой дорогой телефон? – Спросил «Рязань».

– Я и моя дочь покупаем только все дорогое и качественное, – тотчас произнесла заученную фразу «миллионщица».

Тоня присела со своей чашкой и внимательно посмотрела на «Рязань». Она сидела неподвижно и всеми фибрами своего тела втягивала разговор, проходивший между «Госдепом» и «Рязанью».

– А если честно, – начала «Госдеп», – денег не хватает ни на что. Покупаем всякую ерунду, то дорогие телефоны, то журналы, и так продолжается изо дня в день…

Практически каждый день сотрудников этого НИИ начинается с утреннего чаепития с печеньем и пирожными с кремом из «жалоб на жизнь». Большинство сотрудников только и описывали все то худшее, что произошло с ними за предыдущий день. Сетовали на свою жизнь, приправляя свои «блюда» россказнями и завистливыми рассказами о своих знакомых. Каждый надеялся на жалость от собеседника, каждый внутри радовался, если вдруг у собеседника происходило что-то ужасное. Все жили по принципу: пусть будет плохо, а если у меня плохо, то у соседа должно быть еще хуже, а от этого мне будет хорошо.

Тоня поставила на стол пакетик с пирожными, приготовленными ее собственными руками и сказала:

– Угощайтесь.

«Рязань», любитель халявного сладкого, накинулся на пирожное и, откусывая кусочек, вдруг сморщился и стал в руку выплевывать едва пережеванное пирожное.

Тоня бледнела от ужаса. Ее кулинарное искусство было оценено по высшей отметке, с разницей лишь в том, что она получила высший отрицательный балл.

Как выяснилось, в крем пирожного был замешан не на варенье, а на томатной пасте с перцем – чили. Начинку случайно перепутала подслеповатая Тоня, когда готовила его накануне.

И эта история могла иметь продолжение, рассказывал «Рязань» Веселову, если бы в это время не зашел я.

– Веселов, – почему-то по фамилии представился я.

«Рязань», понимая, что наконец-то в лаборатории появится особь мужского пола и будет о чем поговорить, улыбнулся.

Знакомство прошло гладко, благо кроме Тониных пирожных были засохшие пряники «Госдепа», которые в ее семье не доели, а, как известно, на работе голодные аспиранты все съедят…

Разговор начался обо мне. Мне пришлось фильтровано рассказать о своей жизни, понимая, что в женском коллективе лучше сразу рассказать, чем потом от третьих лиц узнавать что-то новое о своей биографии и открывать новые страницы фантастической саги.




3


Было около семи вечера. Солнце еще светило ярко и по-летнему пригревало. В этот день «Рязань» и Веселов решили сходить на пикник, познакомиться с местными лесными достопримечательностями. Громкое слово в аспирантском обиходе, правдивее сказать – попить пиво, пожарить сосиски и поваляться на траве.

Придя на луг, «Рязань» и Веселов начали разводить костер. Два веселых аспиранта с разницей в год и по-деревенски пронырливые, успели ухватить пару березовых дровишек у какого-то заботливого хозяина, мимо дома которого они проходили.

– Откуда ты? – начал разговор «Рязань», собирая костер.

– Я же сегодня все рассказал, – ответил ему Веселов.

– Ах, да, наверное, это я для приличия задал этот вопрос.

На улице было хорошо. Веселов наблюдал за «Рязанью». Судя по его виду ему было легко и радостно. Он предвкушал, как будет есть жареные шпикачики со смесью кетчупа и майонеза, закусывать это зеленью и периодически сцеживать пиво. Идиллия эта обрамлялась прекрасной погодой, солнцем, голубым небом и лесом.

Костер уже бушевал, и самое время было подготавливать колбаски для жарки. «Рязань» наживил шпикачики на импровизированный вертел из веточки и стал жарить, постепенно вращая. Умиротворение, с которым он это делал, перенимал и Веселов. Было как-то радостно наблюдать за счастливым человеком. От этого и сам становишься счастливым.

Пока продолжалась жарка, «Рязань» рассказал историю из своего детства.

– Случилось это, когда мне было лет пять, я еще не ходил в школу, а в детсаду долго не задерживался и чтобы мои родители работали, было принято решение отправить меня к бабушке в соседнюю деревню. Так я стал сиротой, – улыбаясь, говорил «Рязань».

– А почему ты долго не задерживался в детсаду? – спросил Веселов, отпивая пиво.

– Я был слишком непоседливым и заводилой, мог поднять ораву мальчиков и расправиться с завтраком или обедом весьма непритязательным способом. Очень часто мы устраивали бои кашей или картофельным пюре – стенка на стенку. Набирая ложку каши, метали в соседей. Зачастую доставалось не мне или другим заводилам, а тем, кто случайно попадался на глаза воспитательницам, во время ответного броска очередной порции утреннего варева. Как будто провидение защищала меня – дерзкого мальчонку от гнева детсадовских мучителей, заставлявших есть отвратительную манную или иную кашу. Хотя, вспоминая эту кашу, надо отдать должное поварам, они варили ее на молоке, настоящем коровьем, и не жалели сливочного масла. Масло таяло, растекаясь по каше отвратительным желтым пятном.

– Признаться, я любил кашу с вареньем, а не маслом, – мечтательно сказал «Рязань».

– Такое ощущение, что ты ностальгируешь по своему детству. – Сказал Веселов.

– Возможно, но я думаю, что все хорошее впереди, – улыбаясь, ответил «Рязань».

– Конечно, катапультирование каши в соседей или на стены не повод выгнать меня из сада, – продолжал «Рязань», – я думаю, отношение моих родителей друг с другом более веская причина моего перехода в заботливые руки бабушки. Дело в том, что мои родители слишком правильные. Они много читали, у нас была целая библиотека дома. Мама работала в библиотеке, – рассказывал «Рязань», отправляя свой взгляд куда-то далеко – далеко.

– Именно поэтому у вас целая библиотека дома? – подшутил Веселов.

– Да, филиал городской, – очнулся «Рязань».

– Мама с папой заказывали книги почтой, целыми собраниями сочинений, зачастую отдавая за них половину зарплаты. Книги с нетерпением ждали и после перечитывались по нескольку раз. Потом, спустя некоторое время, мама относила в дар в библиотеку. На этом фоне разгорался скандал. Папа не всегда поддерживал такое транжирство.

– Почему? Хотя, понимаю.

– У папы коллекционирование в крови, он собирал все, что мог. Монеты, марки, книги, этикетки со спичечных коробок, даже пачки сигарет, – ответил «Рязань».

– Должно быть, ваша квартира была похожа на краеведческий музей, – предположил Веселов.

– Нет, наша квартира похожа на логово хомяков, всего навалом, – ответил «Рязань».

– А причина, по которой твои родители «избавились» от тебя? Судя по тому, что ты рассказываешь, ты рос в тепличных условиях.

– О, сейчас расскажу, – ответил «Рязань».

Живя с родителями, мне пророчили медицинское поприще. Поскольку в нашей семье со стороны отца все мужчины были врачами или фельдшерами, мое будущее было уже расписано заранее. Отец пропадал на работе большую часть времени. Он был хирургом, отличным хирургом, и как большинство одаренных людей, начинал «скатываться по наклонной». Периодически он пил.

Вообще в России, говорят, две беды: дураки и дороги. Я бы выделил еще одну – алкоголизм. Часто он приходил под утро с дежурства, проведя часов пятнадцать за хирургическим столом. Он, хотя и без сил, не мог заснуть. Чтобы уснуть, он принимал на грудь не одну стопочку. И так не могло продолжаться вечно…

Мама часто с ним ругалась, я попадал по горячую руку, почему-то под горячую руку мамы. Папа меня никогда не бил. В период опьянения он еще больше проявлял отцовскую любовь.

– Ты знаешь, есть три сорта людей, – отвлекся «Рязань».

– Есть люди злые, но когда они выпьют, становятся ангелами. А есть противоположности – добрейшие трезвенники, после алкогольного опьянения, снимая свою маску, становятся дураками и злыднями.

– Интересная теория, – ответил Веселов.

– А к какой категории ты относишься? – спросил Веселов.

– К третьему сорту – ненавидящих алкоголь, – с улыбкой сказал «Рязань».

– Да? А сейчас ты же пьешь пиво, – не унимался Веселов.

– Если бы ты был внимательный, то заметил, что я пью безалкогольное пиво, – оправдался «Рязань».

– Хорошо, значит, пьянство отца привело к тому, что тебя отправили к бабушке? – спросил Веселов.

– Нет, дело в том, что моего папу перевели работать в другой город и пока он жил в общежитии и договаривался о квартире, меня перевезли к бабушке.

– А как же мама?

– Мама поехала с ним, она же жена «декабриста», – улыбаясь, ответил «Рязань».

– Почему «декабриста»?

– Потому что папу перевели в другой город в декабре.

– Странно, что врача перевели в другой город. Я думал, распределение закончилось с развалом СССР.

– Перевели, потому что мой отец был военным хирургом. – Пояснил «Рязань».

– И когда ваша семья воссоединилась? – Спросил Веселов.

– Она не воссоединилась, – грустно ответил «Рязань».

– Мои родители погибли.

– Соболезную.

– Спасибо, но прошло много времени и сейчас я уже рассказываю эту историю о том, как геройски ушли из жизни мои родители.

– Да? Мне расскажешь? – Спросил Веселов.

– Хорошо.

После переезда в город N…, живя в общежитии, мои родители искали квартиру или домик для воссоединения семьи. Папа бросил пить, как мне потом сказали, а мама научилась готовить хороший борщ и перестала относить книги в библиотеку, – подшутил «Рязань».

Дом они вскоре нашли на краю города. Это был небольшой деревянный домик с маленьким садом. За забором в лесу был пруд, который использовался исключительно для полива огорода. Пруд был глубокий, более четырех метров, и питался холодными ключами, бьющими из под земли. Вода в летний период нагревалась только на поверхности, в глубине же оставалась ледяной. В нем никто не купался, все боялись. Для полива бывшие хозяева нагревали воду в бочках, которые стояли возле забора.

Одним летним воскресным днем мама готовила свой любимый борщ, а папа читал местную газету. Вдруг мама услышала отчаянные вопли, доносившиеся от места расположения пруда. Мама крикнула папе, что в пруду что-то происходит и попросила проверить. Отец отложил газету и в домашнем халате пошел посмотреть, куда его отправила жена. Придя на пруд, он увидел, что в пруду барахтается мальчишка лет пяти – шести. Отец не снимая халат, сиганул в пруд и поплыл к парню. Таща его за волосы к берегу, отец зацепился подолом халата за корягу и начал плыть на одном месте. Парень в шоковом состоянии начал карабкаться на отца, и в период этой борьбы у отца случился инсульт, он начал тонуть, парень не мог дальше двигаться от усталости. Оба пошли ко дну. Но потом, собравшись с силами, парень начал грести и выплыл. Случилось какое-то чудо, паренек поплыл к берегу.

Прибежав к пруду, мама увидела папины тапочки и, осознав, что случилось, побежала звать помощь. Спустя двадцать минут приехала скорая помощь, полиция и водолазы. Отца достали, но спасти не удалось.

– А кто был этот паренек? – спросил Веселов.

– Соседский мальчик, – ответил «Рязань».

– Потом он рассказал, что один плавал на своем плоту и, поскользнувшись на мокром дереве, падая, ударился головой о плот. Очнулся он в воде и стал тонуть.

– Он не умел плавать?

– Уверял, что умел, я думаю, это просто был страх и шоковое состояние, – ответил «Рязань».

– Ну а почему мама тебя не забрала к себе? – спросил Веселов.

– Я приехал к ней потом. Она начала встречаться с другим мужчиной. Тот не любил детей и мама, как мне рассказала бабушка, попросила ее оставить меня у себя.

– Как-то не по-людски, – сказал Веселов.

– Я не могу ее судить, она же моя мать.

– Да, ты прав, и я не могу осуждать, прости – извинился Веселов.

– Конечно, извини меня, но если быть точным, ты сказал, что твои родители погибли. Однако судя по твоему рассказу, мама жива. Почему ты сказал, что оба твоих родителей погибли? – Спросил с недоумением Веселов.

– Мама недолго прожила после смерти отца. Однажды, гуляя по лесу с моим отчимом, мама упала в обморок. Обморок продолжался минут пять. Отчим попытался ее оживить и после того, как принес домой вызвал скорую помощь. В больнице у мамы диагностировали рак головного мозга. Мама прожила после этого полгода. Свое тело она завещала сотрудникам медицинской академии.

– Я думал, сейчас так не поступают. – Сказал Веселов.

– Но она так поступила в память об отце, – сказал «Рязань». Так говорили на ее похоронах.

– Грустное у тебя детство, – сказал Веселов.

– Да, не среднестатистическое, – ответил «Рязань, отхлебывая из бутылки свое безалкогольное пиво.

– И как тебе жилось все эти годы?

– Признаться, честно, я не имею права жаловаться, у меня была отличная бабушка, которая играла роль папы и мамы в одном лице. Однажды ее вызвали на школьное собрание. Придя домой, она мне рассказала, что ее попросили повлиять на меня, поскольку я с друзьями катаюсь на закорках у девчонок старших классов. Возможно, началось раннее половое созревание, – передала бабушка слова директора школы. На что моя геройская бабушка ответила – раз молодухи разрешают, пусть катается. А на счет пола, вы пол в школе давно не красили, хотя ежемесячно просите денег на ремонт. Так что пол в школе давно созрел.

Я начал смеяться над бабулей. Так просто она закрыла тему. Скорее всего, интеллигентные учителя не стали ей объяснять мотивацию моего поведения.

– А поведение определялось именно созреванием? – С ехидством спросил Веселов.

– Нет, в школе я не любил женский пол и относился к ним как к мальчикам, только с косичками.

– Странный!

– Да не особо.

День подходил к концу, солнце садилось, костер догорал, сосиски были съедены, а пиво допито. Повеяло тихой и мягкой прохладой и казалось, что весь лес начинает выдыхать то коротко, а то протяжно. Трава плясала свои танцы под аккомпанемент музыки ветра. Из леса доносилась трель неизвестных птиц. Прислушиваясь к этому лесному концерту, Веселов спросил у «Рязани»:

– Почему ты пошел в аспирантуру?

– Я хочу быть начальником. – Коротко ответил «Рязань».

– У тебя большие шансы, – взбодрил его Веселов.

– Спасибо, почему ты так думаешь?

– Ты умеешь говорить, умеешь рассказывать и заинтересовать людей.

Я где-то читал, что лидер должен уметь говорить. Если он не умеет говорить, он не сможет сделать карьеры.

– Я знаю, кто это сказал, это сказал Наполеон – ответил возбужденно «Рязань».

– Я читал книгу высказываний Наполеона и припоминается, что именно эту фразу у него видел, – продолжил «Рязань».

– Отличная память. Наверное, нам пора собираться, – сказал Веселов.

– Пожалуй, ты прав.

Друзья затушили костер «по-пионерски», предварительно сожгли весь мусор, который мог гореть. Собрали все свои вещи и пошли в общежитие.

По дороге Веселов думал о том, как ему повезло, что его родители живы и здоровы. Веселов жалел «Рязань» за его сиротство, хотя тот никогда не показывал свою слабость и не жаловался на свою судьбу. Этот человек был действительно сильным и уверенным в себе, он шел с оптимизмом к своей цели и выдерживал все испытания, которые наваливались на него.

Иногда Веселов завидовал его оптимизму, его силе, но эта зависть была добрая.




4


Друзья пошли в общежитие. Проходя мимо магазина, «Рязань» вспомнил, что ему нужно купить батон. Он вошел в магазин. Веселов остался ждать его на улице. Навстречу Веселову шел мужик, который был одет по-мещански.

Старая, но чистая зелена фланелевая рубашка, на локтях имела стёртости, которые появились, судя по всему, давно, ибо цвет локтевых оттянутых мешков, явно превосходивших толщину рукава, приобрели уже салатовый оттенок. Рубашка была навыпуск, не застёгнутая на верхние пуговицы. Из неприкрытой части груди выглядывала натуральная «шерстяная подкладка», которая явно свидетельствовала о правдивости теории Дарвина про происхождение видов. Мужик был одет в синие, растянутые на коленях джинсы. На правой штанине, чуть ниже колена, зияла небольшая дыра. Обут был последний представитель австралопитеков в сандалии фирмы «Коламбия», из отверстий которых, выглядывали цвета ржавчины носки. Подойдя ближе, Веселов почувствовал сильный запах перегара, который испускал этот модник.

Веселов достал сотовый телефон и, взглянув на него, убедился, что его батарея села.

– Извините.., – решил справиться о времени у почитателя современного стиля «кэжуал» Веселов.

– Ладно, не извиняйся. Проехали, – ответил мужик и пошел дальше.

Веселов опешил от ответа и стоял с открытым ртом, пока не вышел «Рязань». Он вышел с уже надкусанным батоном.

Закрой рот и проглоти слюни, – сказал, улыбаясь, «Рязань», – я угощу тебя батоном, я не жадный.

– Спасибо.

Они пошли дальше. Когда пред ними показалось крыльцо общежития, «Рязанью» было съедено уже полбатона. Веселов и «Рязань» вошли в холл, и их встретила сторожиха.

Сторожиха была женщиной в пенсионном возрасте, мудрость прожитых лет дополнял лишний вес. Весила она навскидку центнера полтора. Жидкие волосы, которые, следуя пенсионной моде, окрашивала в красно-фиолетовый цвет, были собраны в пучок «а – ля 70-е» на затылке. Свои толстые руки она, сидя за столом, располагавшимся перед входом, часто ставила на край столешницы, упираясь в нее, как будто готовилась отжиматься. За такую позу и привычку кричать, а крик ее напоминал лай, местный бомонд ее называл ласково – «Бульдожка».

«Бульдожка» встретила «Рязань» ласково, пролаяв:

– Че так поздно?

– Уже девять часов, я дверь собиралась закрывать, – продолжала вопить сторожиха.

– Я встречался с другом, – начал оправдываться «Рязань».

– Очередной наркоман, наверное, твой друг, раз не знает когда нужно приходить в общежитие, – не успокаивалась она.

– Я так не думаю, Софья Григорьевна, он положительный молодой человек, с золотой медалью окончил школу и красным дипломом институт, – начал свой панегирик «Рязань».

– Знаю я таких отличников, – вопила «Бульдожка» – сначала по блату получит медаль в школе, потом родители заплатят за красный диплом, и жизнь удалась. И такие отличники, – указывая пальцем на «Рязань», продолжила она, – неприспособленные к жизни без поддержки родителей, чаще становятся наркоманами.

– У вас есть пример? – начинал затягивать разговор «Рязань».

– Да сколько угодно, – ответила «Бульдожка».

– Сын соседа моего знакомого, того, который приходит к нам чинить розетки – наркоман, – сказала женщина с собачьим именем.

– Электрика дяди Славы? – спросил «Рязань».

– Какой он тебе дядя Слава? Вячеслав Михайлович, – приподнимаясь со стула, прокричала сторожиха.

– Да, извините, – сказал «Рязань».

– Его фамилия, случайно, не Потемкин?

– Да, – успокоившись, сказала сторожиха.

– Вот оно что, – тихо и задумчиво произнес «Рязань».

– Софья Григорьевна, можно мой друг, кстати, которого вы назвали наркоманом, забежит на пару минут ко мне в комнату, нам нужно обговорить статью, – спросил «Рязань», кладя на стол бакшиш в виде плитки шоколада.

«Бульдожка» оценивающе осмотрела Веселова и, опустив свой взгляд на предложенную взятку, не смогла отказать:

– Только ненадолго.

– Ровно в десять мой друг уйдет, – ответил «Рязань».

– Здравствуйте, – впервые произнес слово Веселов.

– Здрасте, – прищурив взгляд, прошипела сторожиха.

Веселов и «Рязань» стали подниматься по лестнице. Новый знакомый жил на втором этаже. Отворяя комнату, Веселов почувствовал странный сладковато-кислый запах. Такой запах имел французский сыр «Понт – Левек».

– Странно пахнет, – сказал Веселов «Рязани».

– Да? А я не чувствую.

«Рязань» жил один в комнате. Большая роскошь, учитывая, что проблемы с жилплощадью у НИИ существовали давно.

– Как ты уговорил комендантшу выделить тебе отдельную комнату? – Спросил Веселов.

– Я оказываю «Рентгеновне» определенные услуги, – улыбаясь, ответил «Рязань».

– Да ладно?

– Ну, это не такие услуги, о которых ты подумал, – быстро оправдался он.

– Я уже грешным делом подумал, что ты мне поведаешь очередную сенсацию, – сказал Веселов.

– Историю я расскажу, но попозже, – ответил «Рязань», скидывая ветровку на кровать.

Комната была старая, оклеена выцветшими обоями, которые у потолка уже отходили. А чтобы они окончательно не упали, будущий кандидат наук прибил их гвоздями.

На стене были пару плакатов репродукций известных картин. Но самыми примечательными были карта Советского союза во всю стену и висевший на противоположной стене, как бы разглядывая результат своей деятельности, портрет Ленина.

«Рязань», не сняв обувь, завалился на кровать и, смотря на портрет Ленина, начал цитировать стих:

Это Ленин на портрете
В рамке зелени густой.
Был он лучше всех на свете -
И великий, и простой…

На октябрьский праздник, дедушка сосед,
Подарил мне в рамке – Ленина портрет,
Я этим подарком, очень дорожу,
И всегда с любовью на него гляжу,
С ним веду беседу я наедине,
Ленин и сегодня улыбнется мне.

– Браво, – зааплодировал Веселов.

– Сам сочинил?

– Нет, воспоминания с детства.

Веселов стоял у порога и продолжал рассматривать комнату. В комнате был старый письменный стол, на котором стоял монитор, системный блок и большие колонки. Кроме оргтехники, на столе лежали грязные ложка, вилка и нож. На клавиатуре неудобно располагалась грязная тарелка. Кроме стола в комнате был шифоньер, двери которого были открыты. В шифоньере висел весь гардероб «Рязани»: зимнее пальто, несколько брюк, пару курток и рубашек. На полках скомкано валялись свитера, толстовки и майки. Лишь один костюм был помещен в целлофановый портплед.

Заметив остановившийся взгляд Веселова на портпледе Рязань сказал:

– Там мой единственный костюм, это подарок бабушки на выпускной после института. Я его очень берегу и надеваю его редко. В последний раз надевал на защиту темы диссертации.

– Вот как? – промычал Веселов.

Кроме стола в комнате было три тумбочки и три стула. На каждом стуле были навалены разные книги. На тумбочках, посуда. Вся комната напоминала какое-то логово.

– Словно логово хомяка, – улыбнувшись, сказал Веселов.

– Ты вспомнил мой рассказ о моем детстве? – спросил «Рязань».

– Да, действительно. – вскрикнул Веселов.

– Ты, знаешь, я на подсознательном уровне сравнил твою комнату, и первое что мне пришло в голову – это логово хомяка.

– Послушай, а чем так пахнет? – Вспомнив о навязчивом запахе, спросил Веселов.

– М, возможно это от моей стиральной машины, – ответил «Рязань», который встал с кровати, и достал из под нее ведро.

Запах усилился. Веселов увидел эмалированное ведро, в котором плавало что-то из одежды. Поверх этой одежды, которая уже всплыла, образовалась грязная пленка серо-зеленого цвета с ужасным запахом.

– Это мой новый метод стирки, – начал пояснение «Рязань, – я кидаю грязную одежду в ведро, заливаю кипятком и оставляю на неделю – полторы под кроватью. В этом субстрате, – так назвал это месиво «Рязань» – начинают делиться бактерии, которые своими ферментами разрушают органическую грязь. Запах, конечно, не очень, но потом стирать значительно проще, – резюмировал «светило».

– А ты не пытался просто стирать в машинке? – спросил Веселов.

– У меня ее нет, – ответил «Рязань», – а ручную стирку я не уважаю, у меня нежные ладони.

– Тебе следует запатентовать этот способ. – посмеялся Веселов.

– Обязательно, – уже серьезно ответил «Рязань».

– Послушай, почему тебя так заинтересовал тот наркоман, о котором рассказывала ваша сторожиха? – спросил Веселов.

– Я с ним жил пару недель, когда только поступил в аспирантуру, – ответил «Рязань».

– Кстати, хочешь чего-нибудь выпить? Безалкогольное, конечно.

– Пожалуй, от воды не откажусь, – ответил Веселов.

– Уже страдаешь от похмелья? – спросил «Рязань» с улыбкой.

– Нет еще, просто жажда, – оправдывался Веселов.

«Рязань» поднялся с кровати и, подойдя к столу, налил Веселову воды из бутылки. Затем налил себе, попил и начал свой рассказ.

– Я приехал сюда первого декабря 20.. года. Меня поселили в эту комнату. Со мной соседствовал один паренек. Назовем его Петр. Петя был старше меня на год-два. Как сейчас помню, Петя произвел на меня приятное впечатление. Высокого роста парень с темно-русыми волосами. Был худощав и немного сутулился. Свои шикарные волосы он зачесывал назад, но посредине формировал ровный пробор, как у гангстеров начала XX века. Мне кажется, ему очень нравилось амплуа гангстера, и он носил тонкие усики над верхней губой. Хотя эти усики были малозаметными. Одевался он хорошо, и, следуя своему стилю, чаще носил брюки, полосатую рубашку и жилетку от костюма – тройки. Иногда я задавался вопросом, откуда у этого аспиранта второго курса столько денег для покупки хороших шмоток. Позже я узнал, что его мама работала в швейном ателье и могла сшить для него любой костюм.

– Я живо представил твоего соседа, – бросил реплику Веселов.

– Петя был красив, но труслив, – продолжил «Рязань», – после одиннадцати он боялся, что его заметят долго сидящим в туалете. У нас же работает «Бульдожка»…

– Весьма странный тип, – добавил Веселов.

Да, но странность его заключалась в том, что он пробовал наркотики и где он находил на них деньги, были для меня загадкой. И эта загадка так и осталась для меня неразгаданной, поскольку прожив со мной всего пару недель, он съехал.

Однажды с Петей приключилась такая история. Я пришел с работы поздно вечером, перекусил и, умывшись, завалился спать. В два часа ночи вваливается Петя с каким-то парнем, сначала они вели себя тихо.

– Знаешь, как говорят шепотом пьяные люди? – спросил «Рязань».

– Представляю. – ответил Веселов.

Парни начали разговаривать о своих похождениях к девчонкам, о своих подвигах на этом поприще. И вдруг мой сожитель сказал:

– У меня есть кое-что.

– Ты все-таки купил? – Спросил незнакомец.

– Да, только попробовать, – ответил Петя.

– Тогда может, разведем и попробуем, – предложил незнакомец.

– Давай! – Ответил Петя.

Они начали возиться, пару раз роняли ложки и вилки. Самое любопытное, что они не включали общий свет, а воспользовавшись ночником, проводили все свои подготовительные работы.

– А кто там спит? – спросил незнакомец.

– А, это Роман, аспирант, – ответил Петя.

– Может, и его разбудим? – спросил незнакомец.

– Не, у меня мало, – отговорил Петя.

Я лежал на кровати с головой накрытой одеялом. Признаться честно, весь трясся от страха, потому что начал понимать, о чем идет речь.

– Ну что, колись, – предложил мой сожитель, – не бойся, я проверялся, у меня ВИЧ отрицательная проба.

Тут в моем подсознании что-то перевернулось, я сжался как эмбрион и ждал чего-то худшего.

– Давай все-таки оставим Роману, – предложил Петя, – он вроде бы нормальный парень, смотри, даже нам молоко купил.

Я еще больше стал трястись от страха, не дай Бог кольнут меня своей гадостью, – думал я. Не доверял я уверениям Пети о его отрицательном результате исследований на ВИЧ и тем более тому незнакомцу, который с ночным визитом посетил нашу берлогу.

Я начал припоминать, что же за молоко купил и никак не мог вспомнить. Хотя, возможно, от страха я мог и забыть. Мои соседи замолчали и, судя по всему, завалились спать.

Утром я увидел такую картину. Два великовозрастных болвана валялись, прижавшись, друг к другу на кровати.

– Но у тебя сейчас только одна кровать? – Спросил Веселов.

– Действительно, раньше было три, но после того как Петю выселили, я договорился с комендантшей «Рентгеновной», и две вынес.

Так вот, – продолжил «Рязань» – эти два наркоши кольнули себе раствор хлорида натрия, ампулу, которого я обнаружил валявшуюся на полу. По-видимому, сильно пьяным, им какой-то умник продал раствор соли, написав на ампуле маркером – морфий.

Я смеялся до упаду, особенно когда обнаружил в железной кружке, которую мы использовали для кипячения воды и заваривания чая, два сантиметра соли. Эти дуралеи приняли соль в целлофановом пакете за молоко и насыпали в кружку, воспевая при этом мою доброту. В алкогольном опьянении, не разобравшись, начали разливать остатки воды из этой железной кружки в свои стаканы. Я представить себе не могу, как это пить такую воду, равноценно, наверное, хлебнуть из моря.

«Рязань» продолжал смеяться, показывая знаменитую железную кружку. Литровая кружка темно зеленого цвета с выгоревшей эмалью на дне, которая присутствовала при такой комедии.

– Хватит орать, всем спать! – громогласно прокричала сторожиха за дверью.

Спустя мгновенье она открыла дверь и посмотрела, чем мы занимаемся.

– Как бесцеремонно, – начал «Рязань» – Софья Григорьевна, нужно стучать, прежде чем открывать дверь. Это же не этично, вдруг я обнажен.

– Да что я не видела! – С бахвальством ответила «Бульдожка».

– Возможно, за свою долгую жизнь вы повидали много, но, азы этикета так и не приобрели, – громко ответил «Рязань».

– Спать ложитесь, а ты молодой человек? Что-то я тебя не помню, ты кто? – Спросила сторожиха.

– Это мой приятель, он в десять уйдет, как мы с вами и договаривались, – ответил «Рязань».

– Ах, да, – закрывая дверь, ответила «Бульдожка».

– Что это у вас за порядки? – Спросил Веселов.

– Да, я уже привык, – ответил «Рязань» – у нас здесь как концлагерь. Как дежурит «Бульдожка», проходят такие проверки. Самое любопытное, она заглядывает в каждую комнату и неистово орет, чтобы ложились спать, и, даже если ты уже спишь, она уложит тебя своим лаем. Но если ты, вдруг, закроешь дверь на замок и выключишь свет, будет барабанить по двери, пока ты ей не откроешь, и она не убедится, что в комнате все на месте.

– Материнская забота, – с улыбкой сказал Веселов.

– Нет, любопытство и нереализованные лидерские качества. – прервал Веселова «Рязань».

– А как ты избавился от горе-наркоши? – Спросил Веселов.

– М. «Бульдожка» помогла – ответил «Рязань».

По непонятным мне причинам, но на следующее утро, после инцидента, когда я совершал утренний туалет, «Бульдожка» прошлась по комнатам, и застала туже картину, что и я. То ли провидение было на моей стороне, то ли я понравился «Бульдожке», но использованный шприц и разбитая ампула с раствором соли, была приписана именно моему сожителю и его товарищу.

Петю выгнали в тот же день, а поскольку ампула была не с наркотиком, дело замяли.

– Интересная история. Но, наверное, мне пора собираться. – сказал Веселов.

– Давай я тебя провожу, а то у наших сторожей есть привычка запирать дверь на замок, – сказал «Рязань».

– Завтра увидимся!

– Счастливо!

Идя домой, Веселов размышлял о хорошем стечении обстоятельств, которые складывались вокруг «Рязани». Обернись все иначе, найденная ампула была бы с морфином, «Рязань» жил там дольше, а Петя был бы его другом, или отсутствовала у «Бульдожки» симпатия к нему, то, возможно, возникли бы неприятности. Иногда мы не ожидаем, откуда придет горе, и кто этому горю поможет, внешне агрессивно настроенный человек, который может стать другом или ласковый и любящий друг, который впоследствии станет врагом. Все сложно…




5


Веселов закончил рассказ и посмотрел на мать. Она была серьезная, но ощущалось, что вся внутри она кипит. Она сопереживала вместе с Веселовым и на себе примеряла все то, что пережил ее сын за это время.

Зашел отец, он принес охапку зелени и положил на мойку. На кухне приятно запахло укропом.

– Вот, к обеду, – сказал отец.

– Как спалось, сынок? – спросил отец у Веселова.

– Замечательно, так хорошо я спал, когда учился в Италии, – ответил Веселов.

– Видишь, дорогая, жизнь в нашем доме ничуть не уступает жизни в Италии, – с гордостью обратился Петр Аркадьевич к Марии Владимировне.

– Да, ты прав, – с некоторой долей иронии ответила Мария Владимировна.

– О чем ты рассказывал, сынок? – спросил Веселова отец.

– Да все о моем друге Романе, с которым я познакомился в аспирантуре, – ответил Веселов.

– Ну, продолжай, – сказал, улыбаясь, Петр Аркадьевич.

– А хорошо у вас тут! – мечтательно сказал Веселов.

– Недурно… – сдержанно ответила Мария Владимировна.

– Да… – подтвердил Петр Аркадьевич.

Им было очень приятно, что сын похвалил дом и огород, с которыми они сжились, как с родными милыми существами.

Веселов посмотрел на них и задумчиво сказал:

– Мне вас очень не хватало, честно, не лукавлю.

Родители Веселова переглянулись и улыбнулись друг другу. Аура улыбок заполнила всю кухню, и как зевота, передавалась от одного к другому, и Веселов еще раз поддержал их искренней улыбкой.

– Почему ты нам так редко звонил? – Спросил Петр Аркадьевич Веселова младшего.

– Я не хотел вас беспокоить, – ответил Веселов, – если я не звонил, значит у меня все в порядке.

– Смотрю я на тебя, – с досадой сказала мать Веселова, – и в детстве ты был слишком независимым, да и теперь, судя по всему, мало изменился…

Веселов улыбался. Он знал, что мать лишь дразнит его, а сама хочет жалости и понимания с его стороны.

– Ну, теперь, я точно изменился, – сказал Веселов, поднимаясь со стола.

Он взял тарелку и ложку и пошел к раковине. Сначала хотел оставить их, но потом машинально открыл кран и начал мыть посуду. Родители переглянулись, мать удивленно сказала:

– Да, ты действительно изменился…

– Я очень рад, что радую тебя, мама, – сказал Веселов.

– Мы с папой тоже очень рады, что ты все-таки понял, что пока мы живы и у тебя нет семьи, твой дом и семья здесь. – ответила Мария Владимировна.

– Мне бы хотелось, чтобы вы дольше оставались моей семьей. – сказал Веселов.

– Но, тебе, когда-нибудь нужно будет взять ответственность за другого человека и создать свою семью. – сказал Петр Аркадьевич.

– Да, я знаю, – ответил Веселов, оборачиваясь к столу.

Веселов оглядел кухню. Кухня была большая и очень светлая. На кухне было два больших окна и днем включать электрическое освещение не было нужды. Оштукатуренные стены кухни были окрашены в светло голубой, почти небесный цвет. Потолок был деревянный, собран из доски-вагонки, окрашен прозрачным лаком, не закрашивающий фактуру древесины. На потолке висела неказистая люстра с тремя рожками. Окна прикрывали светло-синие с большими желтыми цветами занавеси, которые были аккуратно собраны и распускались лишь в вечернее время.

Посредине комнаты стоял большой деревянный стол, за которым собиралась вся семья. На столе, покрытом яркой клеенчатой скатертью, всегда стояла вазочка с пучком высушенных овсяных колосьев – талисманом плодородия и богатства. Кроме вазочки на столе находились перечно-солевой набор и подставка с бумажными салфетками.

Кухня была чистая, за чистотой пристально следили мать и младшая сестра Веселова.

– Рассказал бы еще, что-нибудь, – обратилась к Веселову Лена.

Веселов обернул голову к сестре и спросил:

– Где ты вчера была?

– Ходила гулять с подругой.

– А «Рязань», так ты его называл, – спросила сестра – хороший человек?

– Да, он замечательный, несмотря на все то, что с ним происходило. Иногда я поражался, каким оптимизмом он решает возникшие проблемы. Он не увиливает от них, а медленно, с настойчивостью бульдога, идет вперед. Мне бы такую стойкость, – задумчиво сказал Веселов.

– Тебе грех жаловаться, – сказала Мария Владимировна.

– Я и не жалуюсь, – ответил Веселов.

– Спасибо, мам, вкусная была каша, – опомнился Веселов.

– На здоровье. Помоги отцу в огороде, – обратилась к Веселову Мария Владимировна.

– Хорошо.

Веселовы вышли на улицу. Стояла хорошая летняя погода. На небе ни облачка. Солнце светило ярко и уже припекало. Иногда легкий ветерок нарушал покой. Временами тишина сменялась рокотом машин, которые проезжали за забором.

Дом Веселовых располагался на углу новой улицы. С одной стороны забор подходил к проселочному шоссе и пространство между шоссе и забором сторожили давно высаженные в ряд осины, которые чередовались с рябинами. С другой стороны, где были ворота и калитка, между забором и дорогой росли старой посадки рябины. Таким образом, с двух сторон дом был защищен деревьями.

С двух других, деревьев не было и за забором начиналось поле. Участки уже были проданы, но пока соседи не соизволили заложить фундамент будущих родовых гнезд.

Сам дом был каменным, построенным из красного кирпича. Одноэтажное строение, имело большую мансарду, в которой располагались три комнаты. Крыша была крыта красной метало – черепицей. На одном из фронтонов качался по ветру флюгер в виде петуха, показывающий направление ветра. Дом был произведением рук Веселова старшего, он сам его спроектировал, сам построил, когда ему уже было за пятьдесят. А теперь, на пенсии продолжает поддерживать дом и облагораживать высаженный им небольшой сад.

Все в доме и саду было по-хозяйски. Хозяйственная постройка, в которой Веселов старший хранил инструмент. Была баня, в которой каждый выходной согревали тело и душу семья Веселовых, был и курятник, в котором жили не больше десятка кур, приносившие ежедневно свежие яйца. У Веселовых была и своя скважина, воду из которой пила вся семья, а часто набирали бутыли и «городские родственники».

– Как же здесь хорошо. Все здесь к месту. – Оглядываясь по сторонам, сказал отцу Веселов младший.

– Да, в этот дом я вложил все свои силы и душу, – ответил Петр Аркадьевич. Отец похлопал сына по плечу и спросил:

– Не зря я ввязался в эту авантюру?

– Конечно не зря. Ты, пап, молодец! – ответил Веселов младший.

– Послушай, сынок. У каждого человека должно быть увлечение, хобби. Это то, чем он любит заниматься, на что не жалко потратить время и от чего у человека поднимается настроение. Такое увлечение должно быть обязательно иначе ты пропадешь. Увлечение позволяет забыться в трудную минуту, дает возможность совершенствоваться в этом направлении и силы что-то делать, когда их совершенно нет. Я люблю свой дом, это мое увлечение, и все что с ним связано, дает мне силы жить и радоваться жизни. Я настоятельно тебе советую найти увлечение, до того как ты пойдешь на пенсию и останешься без работы. Поверь, оно поможет.

– Ты прав, – сказал Веселов младший – я обязательно воспользуюсь твоим советом!

Отец похлопал Веселова по плечу, и они пошли вглубь сада, чтобы убрать тяжелые доски, которые Веселов старший купил для починки крыши у сарая.




6


Вечером семью Веселовых навестил друг Максима – Сергей. В это время Максим сидел на лавке во дворе и размышлял. Все домочадцы занимались своими делами, так что Веселов пребывал в одиночестве.

Сергей был школьным другом, который первый пришел навестить своего товарища, когда узнал, что последний приехал к родителям.

Сергей был полным молодым человеком, но его полнота не мешала ему быть быстрым и активным. Полнота усугублялась любовью Сергея к пиву. Он брил голову и никогда не носил головной убор, даже зимой, когда температура опускалась ниже двадцати, а то и тридцати градусов по Цельсию. Как он терпел жуткий холод, была очередная загадка для Веселова.

Веселов подшучивал над ним:

– У тебя как у моржа даже на макушке слой сала, который греет тебя в морозы.

– Завидовать – грешно! – Тут же отвечал Сергей.

Сергей Крутицкий любил темные джинсы и кожаную «куртку – косуху», которую он носил поверх безупречно белой футболки с надписью «Бык». Обувался он в кожные сапоги, дополнительным атрибутом которых были металлические пластинки, прибитые к каблукам. Сергей, идя по асфальту, весело цокал ими словно подкованный жеребец.

Несмотря на свой лихой вид, Сергей, занимал пост врача в местной больнице и был очень хорошим специалистом.

Веселов поприветствовал Крутицкого, они пожали руки. Собака во дворе лишь один раз гавкнула для приличия.

– Странно, на тебя даже не полаял, как следует, наверное, ты частый гость здесь? – предложил Веселов.

– Да, пес меня знает, особенно в последнее время мне часто приходится посещать ваш дом из-за болезни твоей мамы. – ответил Крутицкий.

– М. Из-за высокого давления? – спросил Веселов.

– Да, твоя мама страдает от гипертонии. – ответил Сергей.

– Как ты поживаешь? – спросил Сергей Веселова.

– В общем-то, неплохо.

– Ты давно здесь не был.

– Да, почти пять лет.

– Где ты все это время был?

– В разных местах, пошли, прогуляемся.

– Подожди, я справлюсь о здоровье у Марии Владимировны.

Крутицкий зашел в дом и буквально через десять минут вышел на улицу.

– Сегодня давление почти в норме, – сказал «Эскулап».

– А ты спец! – подшутил Веселов.

Друзья вышли за калитку. Крутицкий цокал по асфальту, а Веселов в своих мокасинах шел мягко и бесшумно.

– Тебе не жарко, в твоей куртке? – оглядываясь на Крутицкого, спросил Веселов.

– Нет, мне комфортно, но спасибо за беспокойство, – ответил Сергей.

– Так все же, чем ты занимался? – вновь спросил Крутицкий.

– Я больше учился, чем отдыхал. Учился в России, а на последнем курсе аспирантуры выиграл стипендию и поехал учиться в Италию. Это были мои лучшие дни. – ответил Веселов.

– Чем тебе запомнилась Италия?

– Я не буду тебе рассказывать о природе и достопримечательностях, об этом ты можешь прочитать в интернете. Мне больше всего запомнились те люди, с которыми я познакомился, подружился или встретился и расстался. Удивительные истории, которые со мной проходили, запомнились мне на всю жизнь.

Стипендию я выиграл, можно сказать легко. Ты, знаешь, за год до стипендии, я побывал в Австрии в качестве туриста. Гуляя по городу я забрел в какой-то двор, в котором был луг. Этот ухоженный луг был расположен перед зданием Венского Университета. Озелененная площадка была большой, и на ней мирно сидели или валялись молодые люди. Они ели свои ланчи или читали книги и журналы, а некоторые просто спали на траве под большими столетними дубами. Я присел на траву и достал из рюкзака заранее заготовленный мной молочный напиток, похожий на наш кефир, и булочку. Медленно жуя булочку и отпивая из бумажного пакета свой кефир, я размышлял о том, как бы мне хотелось вот так же поучиться в каком-нибудь «заморском» университете. Так же как эти молодые люди валяться на чистой траве и ждать очередную лекцию, также беззаботно есть свой сэндвич или пиццу.

И мое желание сбылось. Буквально через год я направил свой запрос на возможность участвовать в розыгрыше стипендий на обучение в Итальянском университете города Турина. Я заполнил анкету, написал просительное письмо, пояснив, зачем мне нужен этот курс, как он повлияет на мое будущее, и приложил к этим документам два рекомендательных письма.

Спустя три месяца, мои документы рассмотрели, но прислали отказ, так как мою анкету не нашли в списке. Я перестал думать уже об этой поездке, выполнял свою аспирантскую работу и готовился к защите диссертации.

Спустя еще два месяца мне прислали «гневное» письмо с просьбой пояснить, почему я не отвечаю на письма. Я был шокирован этим, принимая во внимание тот факт, что никаких писем до этого я не получал. Я объяснился с координатором и справился о том, почему вдруг они вспомнили обо мне. Мне ответили что, моя анкета прилипла к другой анкете, девятой по счету и вместо меня пригласили того, кто шел под номером одиннадцать. А всего на этот курс было разыграно десять стипендий и только десять счастливчиков посетят Италию и будут там обучаться в течение года.

Спустя время подняли все анкеты, и оказалось, что я выиграл право на обучение, так как был десятым. Они мне сообщили, но чтобы не обидеть участника номер одиннадцать, которому тоже уже отправили приглашение, решили, что в этот раз обучение пройдут одиннадцать человек.

– Тебе повезло – сказал Сергей.

– Да, ты прав, моя мечта начинала обретать черты.

Я прилетел во Францию, где нас встречали координаторы. После сбора нам выдали материалы и сказали, что мы должны самостоятельно поехать Турин. Большинству студентам были выданы банковские карты, на которую будут перечислять стипендию, а мою, банковские работники, которые координировали финансовую часть этого проекта, забыли в офисе. Но, вежливые клерки сказали, что они по почте перешлют мне мою карту, я лишь должен по приезду и заселению в общежитие написать им почтовый адрес.

– А у тебя были деньги? Как ты жил? На что купил билет до Турина? – Без остановки задавал вопросы Крутицкий.

– Да, я взял с собой двести евро, – ответил Веселов.

– Двести евро, и на сколько дней их тебе хватило?

– Честно? На два, – с улыбкой ответил Веселов.

– Расскажи подробнее.

– Билет в Турин я купил на скоростной поезд TGV за семьдесят евро, – продолжил Веселов.

По приезду в Турин, со мной связалась одна сотрудница из моей будущей лаборатории. Эта девушка заставила меня ждать ее на железнодорожном вокзале более четырех часов.

Когда в девять вечера она пришла на вокзал, я обомлел. Она была очень красива! Высокая, худощавая с богатой шевелюрой иссиня – черных, вьющихся от природы волос. Тонкие руки заканчивались длинными тонкими пальцами, на правом безымянном девушка носила золотое колечко. Одета она была в голубые джинсы, которые подчеркивали ее привлекательные округлые бедра, и светлую майку, на фоне которой ярко выделялась ее смуглая кожа. Красавица была обута в белые кроссовки, на вид старые, но чистые. Девушка мексиканского происхождения с белозубой улыбкой встретила меня!

– Вот это да! – воскликнул Сергей.

– Да, – мечтательно ответил Веселов. – Жаль, что она пришла не одна, а с каким-то парнем, позже я узнал, что это ее ухажёр.

– Ванесса. – представилась мне девушка.

– Максим, Макс – представился я.

Ванесса познакомила меня с Фредерико, и пока она покупала себе кофе в железнодорожном автомате, этот обладатель «Мисс Вселенная» объяснял мне на карте как добраться до общежития. Спустя несколько минут он покинул нас, позже я узнал, что Фредерико работает в фирме по обслуживанию телефонов и сегодня у него ночное дежурство.

Подойдя к нам, после совершения покупки добрая Ванесса предложила проводить меня в общежитие. Я не стал ей отказывать.

– Ты же знаешь, я добрый, и не могу отказать ни одной даме! – посмеялся Веселов.

– Да, «Ловелас», знаю! – ответил Крутицкий.

Влюбленные поцеловались и стали прощаться. Фредерико ушел на противоположную сторону дороги, на остановку, откуда должен был отправиться на работу.

Уже вдвоем мы поехали на трамвае в общежитие.

Старенькие трамвайчики в Турине, оранжевого цвета с круглыми деревянными сиденьями, обслуживают кольцевой маршрут. Мы сели именно в такой. Ванесса села, а я доблестно охранял ее покой, встав около нее. Доехали до конечной остановки быстро. Дальше нужно было идти пешком, так как в нужное нам направление трамваи и автобусы не ходили. Мы подошли к указанному Фредерико на карте адресу. Оказалось, что общежитие – это бывшие домики, построенные для участников Олимпиады, которая проходила в Турине в 2006 году.

На стойке регистрации меня записали и предложили внести оплату за месяц и залоговую стоимость в размере аренды за еще один месяц. В итоге с меня, буржуи, запросили пятьсот шестьдесят евро.

От такой цифры у меня кое-что поджалось, учитывая, что банковский счет не превышал ста тридцати евро наличными и примерно двумястами евро на моей зарплатной карте. Я спросил о возможности дробного внесения оплаты за жилье, на что мальчик-подобная девица, стоявшая во главе рецепшен, категорично отказала мне.

Находившаяся в стороне Ванесса, добрейший души человек, не долго думая, предложила воспользоваться ее квартирой, пока я не получу стипендиальную карту.

Опять же я не мог ей отказать!

Мы поехали обратно. Добравшись до проспекта Виторио Эмануэло II на автобусе, продолжили путь пешком до улицы Конфиенза, на которой снимала квартиру Ванесса.

Ванесса открыла дверь в общий двор. Мы вошли. Двор представлял из себя «колодец», в котором было несколько дверей в разные квартиры. Причем, поскольку дом был двухэтажный, у каждого, из живущих, на втором этаже имелся балкон. Удивительно, но чтобы попасть в квартиры на втором этаже необходимо было подняться по железной лестнице, которые располагались во дворе. Посреди двора росло больше дерево, вокруг которого стояли столики, за ними любили сидеть и есть свои макароны болонезе местные жители.

Было жарко, окна и стеклянные двери всех квартир были распахнуты, лишь плотные занавеси разных расцветок защищали интимную обстановку в квартире от любопытных глаз соседей.

Из разных дверей доносилась итальянская речь, в одной – спор, возможно, выясняли отношения муж и жена, из другой был слышан голос диктора, вещающего о новостях по телевизору, а из третьей, доносился детский плачь.

Мы подняли на второй этаж. Ванесса ключом открыла дверь, и, войдя в квартиру, пригласила меня. Я внес свою сумку и осмотрелся. Квартира – апартаменты четырехугольной формы, была небольшая. У одной стены располагался разложенный диван, который был покрыт белым пододеяльником. Подушек было две, они были большими, перьевыми. Скрашивали эту белизну постельного комплекта светло – зеленого цвета наволочки. Я думал, что только в России люди перемешиваю комплекты постельного белья.

Посредине комнаты – небольшой круглый стол с деревянной столешницей и металлическими ножками. На столе лежали несколько журналов, и стояла пустая дешевая пластмассовая ваза. Вокруг стола – три стула с твердыми деревянными сиденьями. Судя по дизайну, стол и стулья составляли единый мебельный комплект, который бережно хранился хозяином квартиры, а теперь и Ванессой. С другой стороны находилась импровизированная кухня.

Кухонный гарнитур представлял собой множество открытых полочек, которые были заставлены различными сыпучими, долго хранящимися продуктами: макаронами, спагетти, фасолью и прочим. Столешница гарнитура была из толстой фанеры, густо пролакированная вишневого цвета лаком. Кухонная плита, чистая, покрытая белой эмалью, была электрическая. На одной из конфорок стоял старый красный чайник. В раковине лежала толстая сковородка, но она была чистая, просто была оставлена там, наверное, для того, чтобы стекла вода.

У противоположной от стеклянной двери стены стоял большой комод.

Потолки были высокие, над ним, ближе к комоду была выделена площадка – большая подвесная полка, взобраться на которую можно по твердо прикрепленной лестнице. Скорее всего, арендодатель жил в этой квартире не один и на этой импровизированной полке была оборудована детская комната, в которой могли спать дети.

Ванесса там хранила свои вещи и иногда взбиралась туда просто полежать.

Судя по обстановке в квартире давно не жили.

Я спросил у Ванессы о туалетной комнате, и она указала мне на дверь в стене, схожую по дизайну с дверью комода. В туалетной комнате был унитаз, маленькая раковина и душевая кабинка, представляющая из огороженной мелкой, разного цвета плиткой – мозаикой поддона и нерегулируемой лейкой, труба, которой торчала из потолка. Из-за высоко расположенной лейки необходимо было плотно занавешивать душевую кабинку, а поскольку длина клеенчатой занавески была более двух метров и найти в магазине ее проблематично, Ванесса, попросила меня быть аккуратным и не порвать занавесь при использовании.

Показав квартиру, Ванесса начала собираться. Она уложила в пакет какие-то свои вещи и отдала мне ключ.

– Сколько я могу здесь жить? – спросил я Ванессу.

– Можешь жить до тех пор пока ты не получишь свою банковскую карту, – ответила она мне.

– Я здесь давно не живу. Я живу с Фредерико и надеюсь, следующей весной мы поженимся.

– Я очень рад за вас.

– Спасибо, тебе Ванесса за то, что ты меня приютила и помогла. Без твоей помощи я бы пропал или пришлось мне ночевать на вокзале.

– И еще, все продукты, которые здесь есть ты можешь готовить и есть.

Мы обменялись номерами телефонов. Ванесса посоветовала мне компанию «Водафон», где я бы мог купить новую симкарту для телефона с демократичным тарифом, вместо российской. На карте она мне указала место, где находится офис компании и другие полезные адреса – супермаркета, почты и прочих.

Уходя, мы с Ванессой договорились встретиться на следующий день. Новые знакомые решили мне показать Турин.

– Ты знаешь, тебе так повезло? – сказал Сергей – я всегда удивлялся твоей дипломатичности. Ты поехал в неизвестный город, познакомился там с девушкой, ее парень отпустил ее одну с тобой, она, совершенно не зная тебя, поселила в свою квартиру.

– Это только начало! – ответил Веселов, – самое интересное я сейчас расскажу.

Ты в одном прав, тогда мне действительно повезло, и мои дипломатические способности сыграли свою роль.

То стечение обстоятельств, которое тогда сложилось, а именно поездка в Италию обучаться, встреча с добрыми людьми, которые мне помогли, до сих пор меня удивляет.

Когда ушла Ванесса, я принял душ, переоделся и начал разбирать свои вещи.

– Ты знаешь, какой бы я не был уставший, – обратился Веселов к Крутицкому – мое любопытство перебороло меня, и я залез на эту детскую полку и осмотрелся. Там было много всяких журналов и книг. Разные вещи Ванессы были разбросаны.

– Ты копошился в нижнем белье Ванессы? – с ухмылкой спросил Сергей.

– Нет, там было кое что более интересное, чем тряпье Ванессы, – ответил Веселов.

Там были книги на разных языках, и среди них я обнаружил и на русском. Русский экземпляр произведения Л. Н. Толстова – «Анна Каренина».

– Ну и ладно, что же в этом удивительно? – спросил Крутицкий.

– Ничего особенного, если бы большинство книг не были изданы в начале двадцатого века.

– То есть, по сути, ты заглянул в антикварную лавку? – продолжал задавать вопросы Крутицкий.

– Именно, и самая старая книга, это книга Гетте – «Фауст». Она была издана в 1836 году на языке оригинала.

– Любопытно, надеюсь, ты ее забрал?

– Нет, у меня не было такого желания, это, во-первых! Во-вторых, было бы очень аморально воровать что-то из дома добродетели. И, в-третьих, я не так воспитан. Мне вдруг стало стыдно, что я вообще полез на эту полку.

– Мне бы не было стыдно, – сказал Крутицкий. – Более того, я бы забрал эту книгу, а может быть и еще какую-нибудь.

– Книги, находившиеся в квартире Ванессы, меня больше заинтриговали тем, что они были на разных языках, в том числе и на русском.

– Ты не находишь это странным, учитывая, что Ванесса училась по направленности – материаловедение, а не филологии. И более всего меня мучил вопрос, а знает ли она русский язык или нет. Все время общения с ней мы разговаривали на английском, и я даже не пытался спросить, знает ли она русский или нет. Порой, когда я искал в сознании необходимое английское слово, вставлял в разговор с Ванессой русские фразы. Но не заметил, что она как-то реагировала на них. Поэтому я был уверен, что она не знает русского.

– Интрига за интригой, – прервал Сергей.

В этот момент друзья подошли к центру поселка, туда, где собиралась молодежь. Однако центр пустовал, так как были дневные часы воскресного дня.

– Может по баночке пива? – предложил Сергей Максиму.

– Днем пьют либо дегенераты, либо аристократы, – сказал Веселов.

– Либо Крутицкий, – добавил Сергей.

– Не часто ли ты пьешь? – спросил Веселов.

– Нет, в последнее время я стал пить гораздо меньше, у меня же появилась девушка, да и я понял, что пить – вредно, – ответил любитель пива. Выпьем только за встречу, поговорим и разойдемся, – улыбнувшись, сказал Крутицкий.

– Хорошо.

Друзья купили по баночке пива и уселись на скамейке. Веселов продолжил свой рассказ.

– На следующее утро я проснулся рано. Часов в семь. Был понедельник и я, сварив макароны, которые любезно мне разрешила брать Ванесса, с удовольствием их съел. Вскипятив воду, я заварил какой-то чай прямо в кружку, который тоже взял с полки ангела – Ванессы. После завтрака осмотрел свои вещи, разобрал сумку и стал собираться на прогулку.

Мне хотелось поскорее посмотреть город, но вначале я должен был купить симкарту.

– Послушай, а как же твоя учеба? Ты же приехал не на курорт, а учиться? – спросил Крутицкий, делая глоток из банки.

– Да, я приехал учиться, – ответил Веселов, – но моя учеба должна была начаться не в сентябре, а в октябре. Опять же какой-то бюрократ из организаторов, ошибся и сделал мне приглашение на сентябрь, вместо октября. И стипендию они мне начислили с сентября, а курсы должны были стартовать в октябре. Узнал я об этом от Ванессы, возможно именно поэтому ее прислали встретить меня и прояснить ситуацию.

– Получается, у тебя был целый месяц «Туринских каникул»? – спросил Сергей.

– Да, выходит, что так, но каникул без денег! – улыбаясь, ответил Веселов.

– Любопытно, как ты выживал весь этот месяц? – высказался Крутицкий.

Веселов сделал глоток и продолжил рассказывать свои приключения на чужбине.

– На улицу я вышел с хорошим настроением, когда осознал, что происходит – месяц каникул в красивейшем городе это стоило того, чтобы меньше есть и не тратиться на всякую ерунду в виде новых шмоток и сувениров. Погода стояла прекрасная, ярко светило солнце, на небе ни облачка. Я оделся по-простецки. Джинсы и серая льняная рубашка, с собой я захватил рюкзак, в котором находились нетбук, карта города и движения общественного транспорта, а также бутылка с остатками воды, которую я приобрел на вокзале, пока ждал Ванессу. В кармане Джинс лежал мой кошелек с остатками денег.

Я поехал в центр по координации и адаптации студентов. Там узнал расписание встреч, которые планировались провести для таких приезжих студентов как я. На встречах должны были рассказать о правилах жизни студенческого сообщества, о мероприятиях и скидках на них, об особенностях учебы и приобретения проездных билетов для студентов, бесплатных курсах итальянского.

Я записался на эти встречи и справился о временной регистрации. Оказалось, что мне необходимо получить «пермит де седжерман»

Следущий мой поход был на почту. Там заполнил необходимые анкеты и отправил свои документы по нужному адресу. Кроме этого, мне необходимо было сходить на собеседование к какому-то чиновнику и заполнить анкету. За все это удовольствие я заплатил около ста двадцати евро. В итоге у меня на руках оставалось только десять европейских «рублев». – резюмировал Веселов.

– И как ты жил? – спросил Крутицкий.

Не особо нуждался, но и не шиковал. На оставшиеся деньги, за десять евро, я купил симкарту. Связался с Ванессой, и мы договорились о встрече в шесть часов вечера возле Королевского дворца в Турине.

Пришел к месту заранее. Вообще я понял, что передвигаться по городу лучше пешком, так больше увидишь и поймешь о жизни местного населения.

Королевский дворец в Турине располагается на отдельной Королевской площади (Пьяцца Реале). Рядом с ней находится еще одна площадь города – Пьяцца Кастелло.

Дворец возведен в XVII веке по велению вдовы какого-то герцога. Любопытно, что денег у этой вдовы было «куры не клюют» и поэтому в его проектировании и строительстве принимали участие славные итальянские зодчие – Филиппо Юварра и Гуарино Гуарини.

– Я ни разу не слышал о них, – сказал Сергей.

– Я сомневаюсь, что у медиков есть курс Итальянской архитектуры XVII века, – с сарказмом ответил Веселов.

Мы встретились с Ванессой в шесть вечера около конного памятника рыцарю Италии. Этот памятник был возведен в память об итальянских героях-кавалеристах, принимавших участие в Первой мировой войне. Денег на эту статую выделило Министерство Обороны Италии. Как мне рассказала Ванесса – рядом с этим памятником, есть лужайка, которую очень облюбовали местные бродяги из собачьего семейства, поэтому она не советовала сидеть на траве.

– А почему ты должен был сидеть на траве?

– Видишь, ли, заботливые итальянцы для привлечения молодых «повес» распространили вай-фай сеть, так что Королевская площадь пользовалась особой популярностью, и многие пижоны, любители поваляться на травке, рыская по вселенной интернета, не зная тайны королевского луга, вляпывались в кучи, любезно оставленные в качестве удобрения.

– Ха-ха-ха, наверное, и ты был помечен «божьей карой»! – засмеялся Крутицкий.

– Да, чего греха таить, я тоже был обласкан теплотой и гостеприимством луга Королевской площади. Хотя лугом называть было бы неправильно, – добавил Веселов.

На Королевской площади есть бронзовая ограда, которая проходит между двумя статуями – статуей Касторо и статуей Поллукса. Говорят, что это граница между черной и белой магии.

– Ты веришь в эту чушь?

– Нет, просто рассказываю тебе, как мне кажется, любопытные вещи.

Сам дворец, – продолжил Веселов, – относительно простенький и строгий снаружи, зато внутри, блистает роскошью.

В интернете я прочитал, что специально для этой королевской резиденции была построена капелла Святой плащаницы, в которой хранилась знаменитая Туринская плащаница.

– Я слышал о ней, говорят это выдумки. После анализа плащаницы было доказано, что она пятнадцатого или шестнадцатого века. Какого-то богатея избили и обернули льняной тканью, а потом выдали за святыню, – добавил местный светила древностей.

– Не берусь ничего утверждать, я тоже слышал эту теорию, однако Туринцы верят в оригинальность плащаницы, и делаю деньги на ней, привлекая туристов. – Ответил Веселов.

На площади часто выступают арлекины, практически каждые выходные. Стоят неподвижно живые «каменные», ряженные в наряды современников герцога, в честь которого построили этот дворец, артисты, и глазами, полных надежд, просят милостыню. Они очень обижаются, если ты вдруг сфотографировал их или сфотографировался с ними и не отблагодарил европейской денежкой.

В одной части Королевского дворца располагается музей оружия и доспехов, в который я, к своему сожалению, так и не сходил. Ванесса очень рекомендовала мне посетить Королевскую библиотеку, в ней собраны рисунки, рукописи и старинные фолианты. Но самой ценной достопримечательностью является знаменитый автопортрет Леонардо да Винчи.

– А Фредерико не пришел на встречу? – перебил Веселова Крутицкий.

– Нет, к счастью, его не было. – ответил Веселов задумчиво.

– И ты решил не упускать момента… – стукнув локтем друга в бок, сказал Крутицкий.

– Боюсь разочаровать тебя, но в этот момент я мало задумывался о том, как приударить за Ванессой, меня беспокоило отсутствие денег, – улыбнулся Веселов.

Недолго размышляя, я сделал над собой усилие и попросил взаймы сто евро. Ванесса с пониманием посмотрела на меня и спросила:

– А ста евро хватит? Когда перешлют тебе твою банковскую карту?

Я ответил, что не знаю и увеличил свой долг перед ней еще на пятьдесят евро.

Она без промедления вытащила кошелек из своего рюкзака и выдала мне три пятидесятиевровые банкноты.

Я попросил Ванессу написать точный почтовый адрес квартиры, которую я сейчас занимаю. Она его написала на листочке. Листочек с адресом она передала мне, и я отправил его в кошелек, где уже покоился долг перед Ванессой.

– Ты и сейчас ночью выуживаешь этот листочек, и глядя на него грезишь воспоминаниями о Ванессе?

– Нет, я выкинул его.

Ванесса предложила пройтись. Я согласился. Пока мы гуляли по площади, я справился о Фредерико. Оказалось, что парень Ванессы выходец из Испании и уже два года работает в Турине. Они познакомились в Музее Королевского дворца.

– Я не очень смущаю тебя этой встречей? – спросил я Ванессу.

– Нет, нисколько, мы с Фредерико верим друг другу, сегодня он не смог прийти, потому что освободится только после девяти вечера, – ответила она.

Мы шли рядом, минули площадь, зашли на соседнюю улицу.

– Это пешеходная улица, на которой располагается мое любимое кафе – мороженое, – сказала Ванесса.

– В Турине самое вкусное мороженное и горячий шоколад, – добавила она.

– А как же бельгийский или швейцарский шоколад? – спросил я Ванессу.

– Они тоже вкусные, но самый вкусный – это Туринский!

– Ты еще не пробовал? – спросила меня Ванесса.

– Нет, не представилось, – ответил я.

– Пойдем, я угощу тебя, – сказала Ванесса и потянула меня за рукав.

Я не стал сопротивляться, единственное, на что указала мне моя новая подруга: каждый платит сам за себя.

Сначала меня это обескуражило, потому что хоть деньги у меня и были, и пусть они находили в моем кошельке, но формально – это деньги Ванессы. А она просит заплатить каждый за себя. Фактически, она платит за нас. В любом случае, если бы я заплатил за нас обоих, я вернул бы полную сумму долга, который взял взаймы у Ванессы. Но я не стал спорить с ней.

Мы купили мороженое, я выбрал фисташковое, моя спутница – клубничное. По два небольших шарика в вафельном стаканчике мы несли в руках, периодически лакомясь и ведя беседу.

Ванесса рассказала мне о своем детстве, о том, что она одиннадцатый ребенок в семье из тринадцати. Что ее родители – фермеры, и она единственная из тринадцати детей семьи Кастильо, выигрывавшая стипендию на обучение в Итальянском университете, и уже четыре года одна живет в Турине. Она редко летает в Мексику к родителям, последний раз была год назад на Рождественские каникулы. Своим родителям и многочисленным братьям и сестрам она привезла шоколад в виде башни Моле Антонеллиана.

– Моле Антонелла?

– Нет, Моле Антонеллиана.

Башня Моле Антонеллиана – высокая башня-шпиль в Турине. Ее начали строить по заказу еврейской общины, которые хотели возвести в Турине молельный дом со школой. Строительство поручили некому Алессандро Антонелли, в честь которого и названа башня. Пройдоха Антонелли внес в проект ряд изменений, из-за которых высота дома значительно увеличилась. Это привело к подорожанию и увеличению сроков строительства.

– А я все думал, у кого наши строители научились? – засмеялся Крутицкий.

Конечно, братьев наших, евреев это не устроило, и они отказались платить за стройку. Долгострой продолжался несколько лет. Администрация города выкупила у еврейской общины здание, предложив им другой участок. Чтобы как-то обосновать траты, власти решили посвятить гигантскую башню первому королю объединенной Италии Виктору Эммануилу II. Позвали Сашку Антонелло руководить, но старый, девяностолетний прожект-менеджер не дожил всего один год до окончания строительства. Первоначально здесь был музей Рисорджименто, а сейчас музей кинематографии.

– А как выглядит эта башня? – Спросил Крутицкий.

– Моле Антонеллиана – это высокое, квадратное у основания сооружение, над которым возвышается купол. Над ним обустроили небольшую комнату с колонами. Вспомнил, ее ты можешь увидеть на двухцентовой монете. – ответил Веселов.

Занятно, что 1953 году сильный ветер повалил почти пятидесятиметровый купол башни, и восемь лет шел ремонт, прежде чем башня приняла первоначальный вид.

Ванесса попросила рассказать о себе. Я рассказал ей.

– А ты рассказал, что у тебя есть крутой друг Серега? – спросил Крутицкий.

– Конечно, еще я ей рассказал, что твоя лысина светится на солнце, словно прожектор и смотреть на тебя в солнечный день нужно лишь через затемненные очки, – подшутил Веселов.

– Ты мне просто завидуешь, так как у меня хватило духу обрить мои шикарные волосы, а у тебя нет, – пытался подразнить Веселова Крутицкий.

– Я тебе больше скажу, мне незачем было обривать голову, ибо я не болел стригущим лишаем, как ты. И, после этого ты стал бриться, я прав? Котиков любишь? – спросил Веселов.

– Откуда ты знаешь? – спросил Крутицкий.

– Мне мама рассказала.

– М, но надеюсь, ты никому не расскажешь? – со смущением спросил Крутицкий.

– Конечно, нет, ты же мой друг. – ответил Веселов.

Мы гуляли с Ванессой часа два, она рассказывала мне о Турине, о моей будущей руководительнице и попросила, чтобы я ее навестил. Я дал обещание, что непременно ее завтра навещу.

У Ванессы зазвонил телефон, и она начала отвечать по-испански. Я понял, что ей позвонил Фредерико.

– Ванесса – полиглот? – спросил Крутицкий, – Сколько языков она знает?

– Получается английский, испанский, итальянский – ответил Веселов.

– Скорее всего, и русский, ну или изучала его, – предложил Сергей.

– Я тоже склонялся к этой мысли, особенно после находки книг в ее квартире, но не был окончательно уверен. – ответил Веселов.

Ванесса попрощалась со мной и предложила еще раз встретиться в конце этой или на следующей неделе. Мы расстались на трамвайной остановке, она поехала в одну сторону, а я в другую.

Так закончилось мое первое знакомство с Турином, которое оказалось весьма прибыльным. – улыбнувшись, закончил Веселов.

– А как ты сообщил о своем местопребывании банку. – спросил Крутицкий.

На следующий день, я вновь пришел на Королевскую площадь и, используя халявный вай-фай, написал координатору свой почтовый адрес.

Ежедневно я ходил на Королевскую площадь, чтобы пользоваться бесплатным вай-фаем, ежедневно я исследовал новые «вии» (улицы) и открывал что-то новое для себя. И ежедневно с утра и после возвращения с прогулки я заглядывал в почтовый ящик в надежде, что мне пришлют заветное письмо с моей банковской картой.

Так прошло две недели, они пролетели как скоростной поезд TGV. Но каждый день был для меня сказкой. Мой день, после завтрака начинался с изучения английского языка, я выбрал такую стратегию: переписывал и заучивал слова из английского словаря с картинками. С понедельника по пятницу я ежедневно учил новые слова, а выходные дни посвящал повторению этих слов. Ко всему прочему, я всегда носил с собой словарь и, гуляя по городу, сам себе рассказывал на английском языке все то, что вижу.

После английского, я ходил гулять по городу, особое удовольствие мне доставляло забрести утром на рынок, где продавали свежие фрукты и овощи. Я не отказывал себе в покупке понравившегося мне персика или яблока.

Деньги, выданные взаймы Ванессой, быстро кончались, поскольку я позволял себе побродить по музеям и пару раз сходил в кафе. В течение этих двух недель мы с Ванессой не встречались, она, по ее словам, была занята. Я все ждал свое письмо, но оно не приходило.

К концу второй недели, после отправки моего адреса координатору я узнал, что моя карта была отправлена по указанному адресу уже неделю назад. Я начал волноваться, поскольку расстояние между Турином и Греноблем не более 300 км и мне казалось, что семь дней это много для доставки письма.

На следующее утро я отправился на центральную почту. Стоя на входе, перед электронной очередью, я выбирал среди списка функционала этого заведения, то направление, которое было бы более подходящим для решения вопроса о пропаже моего письма. Долго думая я все-таки остановился на бандеролях и ценных посылках.

Ожидая своей очереди, я наблюдал за людьми. Людей было много, люд был разным. Кто-то плакал, судя по всему от счастья, и целовал письмо. Казалось бы, в наш XXI век, когда бумажные письма ушли в прошлое и все используют смски, электронную почту или сотовые телефоны, бумажные письма – это пережиток. Но именно они более чувственные, именно они связывают искренние чувства людей, и все, кто их получает, получает привет из прошлого.

Кто-то безучастно сидел на лавке и, листая бесплатно предложенный журнал, ожидал своей очереди. А одна пара молодоженов, как я узнал, подавали свое заявление на вступление в брак, которое они отправляли по почте.

Просигналил мой номер на табло с указанием окошка, к которому я должен был подойти. Я подошел к стойке, поздоровался по-английски и работник почты, женщина, судя по выражению ее лица, не говорившая на этом международном языке, встала и позвала молодого человека. Паренек ответил мне приветствием на английском. Я кратко рассказал о своей проблеме, он внес данные в компьютер и сказал, что мое письмо было отправлено обратно, поскольку почтальон, придя по адресу, не обнаружил мою фамилию на почтовом ящике. Он, недолго думая, отправил письмо на адрес отправителя. Я узнал, что письмо шло всего два дня и в итоге оно уже дважды побывало в Турине и сейчас вновь оказалось на распределительном центре в Гренобле.

Тем же днем я отправился в общежитие и попросил написать мне адрес. Я был уверен, что в этом случае письмо придет именно на адрес, а почтальон не будет искать лично адресата. Договорившись с сотрудником на стойке регистрации, я переслал новый адрес координатору курсов.

В течение последующих четырех дней я ежедневно приходил в общежитие и справлялся о своем письме.

Наконец оно пришло. На рецепшен меня попросили доказательства моей личности, на что я им представил свой паспорт.

– И сколько дней ты прожил практически без денег? – Спросил Крутицкий.

– Пять дней.

– Что же ты ел?

– Все, что было в квартире Ванессы. Но, когда у меня были деньги, я заранее купил несколько пачек молока и через день покупал хлеб. Так что последние дни я жил на хлебе и молоке. – Похвалился Веселов.

Через день после получения банковской карты я переехал в общежитие.

Общежитие представляло собой однокомнатную квартиру с большой спальной комнатой, где располагались две кровати и шифоньер. Помимо жилой комнаты была большая кухня и отдельная ванная комната с совмещенным туалетом. Меня поселили одного. Свои вещи я разложил в шифоньер, научился пользоваться электрической плитой, которая имела особенность выключаться при установке двух кастрюль на большие конфорки. В общем, начал обживаться…

– Ты что, не вернул долг Ванессе? – спросил Крутицкий.

– Конечно, вернул, как ты мог такое обо мне подумать? – Удивленно спросил Веселов.

На следующий день, после заселения в общежитие я созвонился с Ванессой и попросил назначить мне встречу. Мы договорились встретиться на виа Рома (улице Рима) около магазина Zara.

В семь часов вечера я пришел на встречу, неся сто пятьдесят евро долга и еще несколько десятков евро, так как хотел отблагодарить Ванессу, пригласив ее в кафе. Ждать на одном месте я не стал, а начал прогуливался по улице, глазея на витрины фешенебельных магазинов, которые повсеместно были здесь представлены.

Подойдя к одному из магазинов, я заметил, что перед витриной сидел бездомный в окружении пяти собак. Перед каждым псом и бездомным, стояла своя индивидуальная баночка из под йогурта, в которую кидали монетки сердобольные прохожие. Я тоже кинул пару монет в одну из баночек, на что услышал по-русски:

– Нужно каждому положить по монетке, не выделять никого.

– Откуда вы узнали, что я говорю по-русски, спросил я бездомного.

– Ты матерился, по-русски, глядя на витрину с часами. – с серьезным лицом ответил бездомный.

Я засмеялся и подбросил по монетке в каждую баночку.

– И вам нравится эта работа? – спросил я бездомного.

– Работа не хуже мытья туалетов, – ответил мне мой привередливый знакомый.

– Не могу судить, – ответил я и сделал шаг в сторону.

Разговор наш окончился, и я последовал к месту встречи. Шагая по улице, я размышлял о том, как он решился на такую работу, что подвигло его на праздное времяпрепровождение. Я не заметил, что он был инвалидом, хотя, может, я ошибаюсь. Не мне судить…

Ванесса пришла одна. Как всегда прекрасно выглядела. Все те же голубые джинсы, поменялась лишь майка на блузку, поверх которой надела вельветовый пиджак. Волосы она собрала в толстый пучок и закрепила красной резинкой. Кроссовки она поменяла на невысокие кожаные ковбойские сапоги. Мы поздоровались, и я отдал ей долг и ключи от ее квартиры.

– Звучит, как фраза из «Золотого теленка»… – усмехнулся Крутицкий.

Ванесса поблагодарила, и сказал, что хочет мне что-то показать.

– Ванесса, – обратился я к ней – Я хотел бы тебя пригласить в кафе.

– Хорошо, но каждый платит сам за себя! – ответила девушка.

Я начал сопротивляться, но тогда Ванесса сказала, что не примет мое приглашение и не пойдет со мной в кафе.

Я согласился с ее условиями.

Мы пошли, я рассказал ей о встрече с бездомным и его собаках, о том, что устроился в общежитие и пока живу один. Расспросила меня о встрече с руководительницей и сказала, что я произвел приятное впечатление на Софию Кальцони.

Мы пришли на площадь Святого Джованни, Ванесса повела меня в Собор Иоанна Крестителя.

Фасад Собора, который был выполнен из белого мрамора, украшен рельефами, – щурясь от воспоминаний, говорил Веселов, – на центральной, более высокой части здания имелся треугольный фронтон, по бокам два выделенных фронтона заканчиваются завитками, маскирующими скаты крыши. Парадная лестница ведёт во внутреннюю часть церкви. Я сфотографировал Собор на телефон.

Мы вошли внутрь, Ванесса, подошла к сосуду с освещенной водой, расположенному перед выходом, окунула пальцы и перекрестилась. Я наблюдал за ней со стороны. Она, опустив голову начала молиться про себя.

Я отошел в сторону и чтобы не беспокоить ее своим присутствием решил осмотреть Собор. Обойдя его по периметру, я подошел к Ванессе.

Она закончила молитву и двинулась к выходу. Я последовал за ней. Выходя из Собора, она сказала, что в этом соборе находится Туринская Плащаница.

– Да, сказал я ей, – я видел то место, где она находится. Там установлено ограждение, и подойти к ней близко не было возможности. Но я рассмотрел увеличенную фотографию на стене.

– Как ты думаешь, она настоящая? – спросила меня Ванесса.

– Не знаю, я читал кое-что о ней, и читал разные гипотезы о подлинности Плащаницы, но до сих пор не утвердился, подлинная она или нет, – ответил я.

– Ты веришь в Бога? – спросила меня Ванесса.

– Да! – автоматически ответил я.

– А ты веришь в Бога? – Спросил Крутицкий.

– Все что со мной происходило за последние несколько лет, кроме как чудом назвать нельзя, – ответил Веселов.

Ванесса указала мне рукой на выход. Мы вышли. Шли мы не долго, я по привычке рассматривал здания на улицах, Ванесса, что-то рассказывала. Я был невнимательным в тот период, и многое, о чем мне говорила моя подруга, ускользало от меня. Часто переспрашивал и получал ответ, Ванесса с терпением отвечала на мои вопросы.

Мы пришли на улицу Дей Миль, где располагалось Кафе Антико. Расположились на улице, и сделали заказ. Я неизменно заказал фисташковое мороженное, а моя спутница – пирожное и банановое мороженное. Нам сразу принесли воду в стеклянном графине и через минут десять наш заказ.

Пока мы ели, Ванесса рассказала, что она решила продолжить обучение и получить степень доктора философии, мне посоветовала больше путешествовать, пока я молод, и учить итальянский язык. Я улыбнулся, поскольку изучение итальянского языка, не входило в мои планы. Да, месяц итальянского языка входило в условия моего обучения в Италии, но я знал, что одолею лишь элементарный уровень.

Съев свое мороженное и пирожное, Ванесса посмотрела на меня. Я старался, есть как можно медленней, чтобы выйти из стола последним. Она, поднялась и сказала, что ей необходимо отлучиться. Я только и ждал этого момента…

Покончив с последним кусочком любимого десерта, я попросил счет. Понимающий официант быстро справился с работой, за что получил пять евро чаевых.

Когда Ванесса вернулась, я уже стоял, и ждал ее у двери. Она удивленно подошла ко мне и сухо поблагодарила. Но я не был обижен на нее, более того, я радовался тому, что хоть так смог отблагодарить этого «Туринского ангела», что был послан мне в трудную минуту.

– Да…, хорошая история. – сказал Сергей.

– Ты еще встречался с ней?

– Да, но только один раз. Мы периодически переписывались, но я не искал специально встречи с ней, так как не хотел обижать ни ее, ни Фредерико.

– А причем здесь Фридерико?

– Ну, притом, что она его очень любила, и, учитывая, что они уже запланировали свою жизнь, свое будущее, с моей стороны было бы негуманно разбивать их «хрустальную мечту» быть вместе.

– А ты гуманист!

– Отчасти, я больше человек, который старается быть добрым по отношению к добрым людям.

– Эта твоя философия жизни?

– Думаю да. У меня в жизни было больше позитивного, чем негативного и я не тренировал себя для борьбы со злом.

– А если, вдруг встретишься со злом, ты станешь злым?

– Полагаю, сначала попробую по-доброму подружиться со злом, как бы нейтрализовать его, а дальше как получится…

– Сколько ты провел в Италии?

– Четыре месяца.

– Все время в Турине?

– Большую часть да. Видишь ли, в сентябре, когда я приехал в Турин, у меня было много свободного времени, но не было денег. А с октября по декабрь, у меня были деньги, но не было времени, так как я учился.

– Так и в жизни, сначала у тебя есть силы и время, но нет денег, потом – нет времени, но есть деньги, а дальше нет сил. А в России, у пенсионеров еще и денег нет…

– Ты прав.

– Чем тебе еще запомнился Турин?

Знакомством с Бобаком.

– Бобак? Кто это? – спросил Крутицкий.

– О, это личность!

– В один из осенних, солнечных дней я возвращался с прогулки. Захожу в квартирку…

– Какую квартирку?

– Ну, в свое общежитие.

– Я думал, ты опять вернулся в квартиру Ванессы.

– Нет. Я же говорил, что общежитие было похоже на однокомнатную квартиру.

– Аааа…

– Захожу в квартиру, а там чужая обувь. Я удивился. Осмотрелся. В коридоре на вешалке висели темно-синяя куртка с капюшоном, такая, как носят «гопники», и джинсы. На обувной полке стояла пара белых кроссовок Адидас. И первая мысль, какая мне пришла в голову – со мной будет жить русский парень.

Мои догадки подтверждались, когда я зашел на кухню и открыл холодильник, чтобы заложить продукты. В холодильнике, на свободной полке стояли упаковка с баночным пивом и пачка свиных сосисок.

Гурман, подумал я. Разложив продукты, я пошел в ванную. Там я увидел шампунь «Хенд анд Шолдерс» и кусок обычного мыла. Кроме этих туалетных принадлежностей на полке стояли в отдельном стакане зубная щетка и паста «Колгейт». Еще я заметил бритву «Жилет» и кассету с запасными лезвиями. Все это хозяйство находилось с левой стороны полки, а мои туалетные принадлежности с правой. У меня создалось впечатление, что это зеркальное отражение моих принадлежностей, с разницей в цвете зубной щетки.

Умывшись, я начал готовить щи. Не знаю почему, но мне очень захотелось приготовить именно это блюдо. Щи я готовил из свинины, наваристые и густые.

– Сейчас, рассказываю тебе и мне вдруг есть захотелось, – отвлекся Веселов.

– Я приготовил свое варево и решил немного подождать, вдруг мой новый сожитель придет, и за знакомство вместе поедим. Ждать пришлось не долго.

Через полчаса, я услышал звук поворачивающего ключа в двери. Я оставался на месте. В дверь вошел невысокий паренек, возрастом лет двадцать пять – двадцать восемь. Темноволосый, с ярко выраженными восточными чертами лица. Крупный нос и прижатые уши, карие глаза. Под нижней губой восточный человек носил уголок темных волос, «а ля испаньёла».

– Бобак, – представился мне мой новый сожитель.

– Макс. Мы пожали друг другу руки.

Бобак был одет в толстовку с капюшоном серого цвета фирмы Адидас. Джинсы были темно-зеленого цвета и неизменные кроссовки той же фирмы. Кроссовки он снял аккуратно, было это уважение к чистоте пола или к своей обуви, я не знаю. Но, я почему-то склонился ко второй версии.

Бобак улыбнулся, и, сняв свою кофту, пошел в ванную.

Спустя несколько минут «друг с востока» вошел на кухню. Я предложил ему поесть. Осознавая, что он может быть мусульманином, я его предупредил, что я сварил исконно русское блюдо под названием – щи, и бульон готовил на свинине.

– Я, как истинный мусульманин, ем все! – ответил мой новый друг. – По поводу нашего знакомства, могу предложить распить по баночке пива. – продолжил весельчак.

– Я не против, – сказал я ему.

После того, как щи были разлиты по тарелкам, мой новый друг открыл по банке пива и спросил:

– Тебе в стакан налить, или из банки будешь пить?

– В стакан, если не трудно.

– Аристократ выискался! – вызывающе сказал Крутицкий.

– Я не люблю лизать грязные банки, а Бобак не помыл их, – оправдался Веселов.

– А, действительно, – добавил Крутицкий.

Мы начали свой обед. Бобак похвалил мои щи и сказал, что такой суп он никогда не ел. Поблагодарив его, я попросил его рассказать о себе.

Задумавшись Бобак начал повествование.

Приехал он из Ирака. И уже более 2 лет учился в Турине. Он писал свою диссертацию на тему: «Новые материалы для изготовления рессор и амортизаторов». Его жена осталась в Ираке и живет с его родителями.

– Ты женат? А почему жену не перевез? – спросил я.

– У меня не было денег. Но, надеюсь, следующей осенью моя жена приедет сюда. Сейчас она учится на курсах медсестры и проходит обучение итальянскому.

– А как вы общаетесь? Я слышал, что у вас проблемы с интернетом.

– Да, это так. Я ей звоню дважды в неделю по понедельникам и пятницам. А в остальные дни пиво пью, – подшутил Бобак.

– Я впервые встречаюсь с таким мусульманином, – улыбаясь, сказал я.

– Каким?

– Который пьет алкогольные напитки и ест свинину.

– Таких полно. Как только праведный мусульманин уезжает из страны, он меняется – он ест отбивные из свинины, пьет пиво или вино и ходит к женщинам.

– Ну, на счет женщин я тебя не спрашивал. – засмеялся я.

– Я это к тому, что не стоит ставить клише на людях. Не думаю, что поедание свинины как-то усилит мою ненависть к другим людям. Вообще я не воинственный и мне не особо хочется брать в руки нож или автомат и идти убивать людей. По мне лучше попить пиво и поесть гамбургер. Более того, я считаю, что религия – это инструмент для сдерживания человека, когда он пытается совершить плохой поступок, но зачастую религия играет противоположную роль – ограничивает научный прогресс, развитие человека. Религия должна помогать людям становиться лучше. А у нас часто прикрываясь религией, совершают ужасные вещи!

– А твои родители знают твое отношение ко всему этому?

– Они не ругают меня, они мудрые люди, понимают, что запретить мне не могут, да и я не перехожу границы, не афиширую об этом. По крайней мере, соседи моих родителей не знают, что я ем и что пью. Более того, большинство людей, переезжая в другое место, особенно если они малочисленны, приспосабливаются к окружающей действительности. И лишь, в том случае, если переезжает целые поселения с устоявшимися канонами и традициями продолжают эти традиции блюсти. У меня друг, он из Индии, большой любитель стейков из мраморной аргентинской говядины.

– Гурман…

– Я думаю, он начал есть говядину, поскольку поел впервые, когда был один. Если бы среди его друзей были индусы, а не мы, они бы солидарно не ели говядину. А в случае Винофа, он оказался один среди коровоедов.

– Весьма ценное замечание.

– А где ты до этого жил? – Спросил я его.

– Снимал квартирку, за 120 евро в месяц, но нас попросили выселиться, хозяин квартиры выставил ее на продажу. Как только найду новую дешевую квартиру, сразу съеду. Я здесь только на месяц- другой.

– Ты работаешь? – спросил меня Бобак.

– Здесь, нет. Я здесь учусь, я выиграл стипендию на обучение и теперь наслаждаюсь итальянской жизнью – «дольче вита», – ответил я.

– А ты?

– Нет, я не работаю, и стипендии у меня нет. Я учусь бесплатно, периодически подрабатываю в кафе, но это непостоянные заработки. Мне жена деньги пересылает, чтобы я учился.

– Тебе повезло с женой…

– Да, она у меня хорошая.

– А как же вы будете здесь жить, если она переедет в Турин?

– Она пойдет работать медсестрой, для этого ей нужен итальянский.

– Хорошо ты все спланировал! – посмеялся я над ним.

– Да, так вышло. Чтобы продвинуться по карьерной лестнице в Ираке, мне нужен диплом «пиэйчджи».

– То есть после защиты диссертации ты вернешься в Ирак?

– Мне бы не очень хотелось.

– Почему?

– Маленькая зарплата и мне не нравится в Ираке, лучше в Италии или в Австралию поехать.

– Побывать в Австралии тоже моя мечта.

– Так побывай. Там уважают умных людей независимо от вероисповедания и расы.

– Я не уверен, думаю, австралийцам надоели приезжие, поэтому они отстреливают лодки, прибывающие к их берегам с Юго-Восточной Азии.

– Я ничего не слышал об этом. Я уверен, что человека с мозгами везде примут.

– Тогда твоя теория не подтверждается на примере твоей страны.

– Я бы не хотел сейчас дискутировать о политике в Ираке, но те ограничения, которые наложили на нас США, существенно повлияло на нашу экономику.

– Да, ты прав. Не будем вдаваться в подробности.

– У тебя есть братья – сестры? – спросил я Бобака.

– Да, у меня брат и две сестры.

– А у тебя?

– Тоже не один у родителей, и, так же как и у тебя, брат и две сестры.

– Ты, знаешь, что я заметил? Сегодня утром, когда вселился в эту комнату и стал выкладывать туалетные принадлежности, я увидел, что они у нас похожи, лишь цвет зубной щетки отличается.

– Да, я это тоже заметил.

– Так вот, я подумал, может быть, мой сосед тоже из Ирака, хотя по бритве и зубной пасте глупо делать вывод. – грустно улыбнувшись, сказал Бобак.

Я понял, что зря коснулся темы семьи, мне показалось, что он заскучал по семье и жене. Чтобы не нагнетать обстановку, я решил переменить тему разговора.

– Я же в свою очередь подумал, что ты из России. Ты, знаешь, у нас в России есть группа молодых людей, которые предпочитают носить одежду фирмы Адидас и фуражки. А еще они любят собираться группой и грызть подсолнечные семена. Мы называем их, я не знаю как это по-английски. По-русски – гопники.

– Гопники, гопники, – дважды повторил Бобак.

– И чем они плохи?

– Я не сказал, что они плохи, просто есть несколько атрибутов, которые присущи им, это семечки, штаны и кроссовки фирмы Адидас, и фуражка. И когда сегодня, я увидел твою одежду, которая висела на вешалке и твои кроссовки, я решил, что ты гопник из России.

– Весьма плох, твой дедуктивный метод. – указал мне Бобак.

– Но у меня вместо семян подсолнечника пиво и сосиски.

– Да, но ты уже вдаешься в подробности, к тому же, гопники, тоже большие любители пива.

– Тогда логичность твоих умозаключений не вызывает сомнений.

– Спасибо, мой восточный друг.

– Де рьен. – ответил Бобак.

– Ты знаешь французский?

– Лишь пару слов.

Мы закончили с очередной банкой пива и мой друг, решил сходить навестить своего товарища, который также жил в этом кампусе. Я решил, что после отдыха пойду в спортзал.

Спортзал располагался рядом с моим корпусом, и мне оставалось лишь выйти из здания и пройтись двадцать метров, чтобы попасть в зал с тренажерами.

В тот день в зале было мало людей, две девчушки и один «бич», парень, который работал на снаряде ради взглядов тех девушек, что крутили педали на велотренажере.

Горячий, худощавый испанский мачо, весь напрягся и с жестоким взглядом посмотрел на меня, когда я вошел в зал. Было ощущение, что я забрел курятник, и недовольный петух начал защищать своих кур.

Избрав дипломатическую тактику, ибо я в тот момент был еще добр, я стал разминаться, повернувшись спиной к остальным, любителям спорта. «Мачо» что-то бормотал и периодически посмеивался. Его поддерживали обе особы, которые участвовали в «Тур де Франс». Не обращая на них внимания, я подошел к свободной скамье для жима лежа.

Пока я готовил штангу, убирая лишние блины с грифа, боковым зрением я заметил, что мои сокамерники не зря хохотали надо мной. Дело в том, что мой вид вызывал явно жгучий хохот, а люди, наблюдавшие за мной, были людьми воспитанными, ибо не показывали на меня пальцами, а лишь периодически хохотали.

Оказалось, что, во-первых, у меня были разного цвета носки, во-вторых, моя футболка была заправлена в нижнее белье, которое словно ремень выделялось на фоне серых шорт, а в третьих, футболка была в пятнах, оставшихся после поедания щей. Иными словами, я выглядел как бомж, который умыкнул у кого-то пляжную одежду. Не хватало лишь сандалий.

– Но как ты не заметил, что надел разного цвета носки? – спросил Крутицкий.

– Может, был пьян, я не помню.

– Уверен лишь в одном, независимо от своего вида, с невозмутимым спокойствием я прозанимался полтора часа и с таким же видом встречал очередного спортсмена, который приходил в зал. И с тем же невозмутимым видом я выполнял какие-то упражнения, вызывая хохот у окружающих.

– Видно тебя сильно «торкнуло», раз ты не обращал ни никого внимание. – предложил Сергей.

– Да, мне было все равно. Пиво было особое. – с улыбкой ответил Веселов.

Этим же вечером, Бобак, с другом Хасаном, решили сходить в бар. По-видимому, ему не хватило… Я отказался от похода, и после узнал, что правильно сделал. То, что с ним случилось в эту ночь достойно отдельного рассказа.

Веселов с Крутицким допили свое пиво. День близился к концу. На улицу начало выползать «будущее России».




7


– Давай завтра вечером встретимся и продолжим, – предложил Крутицкий.

– Не имею никаких аргументов, которые бы поставили под сомнение возможность исполнения твоей просьбы. – с улыбкой ответил Веселов.

– Заметано, тогда завтра часов в семь здесь.

– Хорошо, до завтра.

Друзья разошлись. По дороге Веселов встретил группу людей, и негромко поздоровался. Один из весельчаков громко сказал:

– Побывал в Америке, зазнался, теперь и не здоровается.

– Я поздоровался, ты просто постарел и не слышишь! – ответил Веселов.

Подходя к молодым людям, Веселов проговорил:

– Во-первых, не в Америке, а в Европе, а во-вторых, тебе лишь бы к кому-нибудь пристать, гопник ты эдакий, – смеясь, отвечал Веселов.

– Ну вот опять она на разговоры нарывается, – ответил весельчак.

– А тебе лишь бы повод был.

– Как жизнь, Макс. Где ты сейчас обитаешь?

– Сейчас? Пока у родителей, а так ищу работу.

– Приходи к нам на завод, будешь моим помощником.

– Семки подавать? – спросил Веселов.

Остальные ребята засмеялись. Веселов поздоровался за руки с каждым и решил уже идти, как один из группы спросил:

– Ты знаешь, что толстяк Круцицкий ухлестывает за твоей сестрой?

– Нет, он мне ничего не рассказывал об этом. – сказал удивленно Веселов.

– Имей ввиду, если он ее обидит, я лично ему хорошую взбучку устрою!

– Ну, теперь у меня больше нет повода беспокоиться о судьбе Лены, коль скоро у нее есть такие защитники. Спасибо.

Веселов попрощался с компанией и пошел домой.

Дома его встретила Мария Владимировна и, справившись о делах, предложила поужинать.

– Пока не хочу.

– А что ты ел?

– Мы с Сергеем выпили по бутылочке пива и перекусили чипсами.

– Ты стал выпивохой?

– Нет, ма, я не пью. Да и я вырос уже, и у меня нет ни малейшего желания самоутвердиться за счет показательного алкогольного опьянения.

– Это хорошо, сынок! – ответила Мария Владимировна, вытирая руки о фартук.

– Тогда я пойду, прогуляюсь, а ты, если захочешь поужинать, картошка на плите.

– Хорошо, ма.

Мария Владимировна вышла на улицу. Максим наблюдал в окно как его мать, медленно вышла за калитку и исчезла из вида. Он думал о том, как быстро бежит время, как изменились его родители. Все изменилось.

Веселов зашел в гостинную. Там на диване лежал его отец. Отец дремал под новостную передачу «Время».

– Привет, па.

– А, это ты? Один или с Сергеем пришел?

– Один. А что, он часто к нам приходит?

– Если считать те дни, которые он посещает мать, то каждый день.

– Да? Зачастил. А с чем это связано?

– Мне кажется из-за Лены.

– А ты, что по этому поводу думаешь?

– Я его давно знаю, но не думаю, что он пара ей. Он часто пьет, мне это не нравится.

– Он молод, еще может измениться.

Отец присел на диван, и внимательно посмотрев на Максима, спросил:

– А ты как часто пьешь пиво?

– Очень редко, правильнее сказать, что не пью.

– В твоем возрасте я тоже бывало пил пиво, тогда пиво было качественное и вкусное. Сейчас оно уже не то, а может быть, я постарел и как все старики критикую все новое. Каждый человек пытается свою прошлую, прожитую жизнь представить как что-то необыкновенное, красочное и лучшее. Память человека так устроена, что он забывает многое плохое и, помня о хорошем, говорит, что раньше было лучше. Так все пожилые говорят, так все старики думают.

– Ты еще не стар, по – крайней мере, мне приятнее говорить с тобой, нежели с ровесниками.

– У тебя искаженное представление о жизни, ты не похож на современных молодых людей. Большинство твоих ровесников пытаются учить стариков и думают, что они правы.

– Ну, я просто умнее многих моих ровесников.

– И скромностью тебя мы не обделили, – с сарказмом сказал Петр Аркадьевич.

– Па, ты всегда для меня был примером.

– Я рад, что оправдал свои же надежды.

– Пап, а почему ты против, чтобы Сергей встречался с Леной?

– Мне кажется, что он плохо начинает, я не хотел бы, чтобы Лена была несчастна. Сергей – хирург, хороший врач, но его отношение к праздности и отдыху не по душе мне.

– В любом случае выбор за Леной.

– Вот поэтому, я бы хотел, чтобы ты поговорил с ней и образумил, прежде чем она сделает неправильный шаг. Меня она не слушает, а ты для нее авторитет.

– Да…, ты задал мне задачку с двумя неизвестными. Мало того, что Сергей мне друг, так ко всему прочему он закомплексован, а ты хочешь, чтобы я его разрушил его надежды на счастливую жизнь.

– Что же ты хочешь, чтобы твоя сестра была женой алкоголика?





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=37395490) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.