Книга - Страна мечты

Страна мечты
Анна Аравина


Доводилось ли вам мечтать о другом мире, полном красоты и романтики? А, может быть, вы желали бы богатства или власти? Задумывались ли вы, что будет с вами, воплотись ваши мечты в реальность? В романе Анны Аравиной вы найдёте не только интригующий сюжет, ярких неординарных героев, увлекательные истории любви и ненависти, но и, возможно, ответы на эти и иные вопросы.





Страна мечты



Анна Аравина



© Анна Аравина, 2021



ISBN 978-5-0053-4448-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero





Страна мечты велика. На этой карте вы сможете увидеть лишь то, что упоминается в книге.




Часть 1. ИНЫЕ



В городе ходит очень странный слух,
Что всё это наяву…
Что всё это наяву…
Из песни «Марко Поло»




Глава 1. Аника


Из песни «Марко Поло»




Глава 1. Аника


На душе было сыро и холодно, несмотря на весело играющие в витражах солнечные лучи. Аника зябко поёжилась и плотнее стянула плечи тонкой шалью. Прислушиваясь к звуку собственных мерных шагов, она прошлась по комнате. Её взгляд на секунду задержался на копии портрета на стене, написанного более десяти лет назад, и остановился на отражении в большом зеркале туалетного трюмо: женщина невольно заметила, что почти не изменилась. Она выглядела столь же молодо, пепельные волосы забраны вверх в такой же несложной причёске, и среди них сверкала та же маленькая диадема. Те же кольца власти на тонких белоснежных пальцах: на одной руке – инкрустированная бирюзой печатка с гербом страны, на другой – большой синий камень в тяжёлой золотой оправе. Даже фоном служили те же узорчатые обои. Цвет поменяло лишь платье. Царица боялась чёрного, но и избегала всех ярких и светлых оттенков, следовательно, голубой шёлк сменил тёмно-синий бархат, скромным украшением которому служила цветная брошь в виде маленького букета цветов. В результате, серо-голубые глаза её величества, сиявшие с картины веселым васильковым блеском, в зеркале казались тёмными и глубокими, как незамерзающая вода в реке в зимний ненастный день. Разительную перемену легко можно было обнаружить в уголках губ – задорно поднятые вверх на художественном полотне, и давно и устойчиво принявшие направление вниз – у отражения, они так кардинально меняли выражение лица, что при первом беглом взгляде на портрет и женщину можно было не понять, что это образ одного и того же человека.

Аника вспомнила, что оригинал картины большего формата висит в главной галерее королевского дворца Роскии. «Как давно я там не была, – подумала она. – Да и зачем мне там быть? Роск умер. Ощущение, что я тоже…» Мурашки вновь пробежали по её телу, бархат и батист не спасали.

Лёгкий стук в тяжёлую резную дверь нарушил звенящую тишину. Еле слышно прошуршав юбкой, в комнату проскользнула Милси и, остановившись у порога, склонилась в глубоком реверансе.

– Да? – произнесла царица, показывая, что готова выслушать свою камеристку.

– Господин канцлер, ваше величество, – только и сказала та.

– Хорошо. Я его жду.

Служанка скрылась столь же тихо, как и вошла, а её место у двери в поклоне занял высокий сухощавый человек средних лет, одетый дорого, но не ярко – с должной скромностью государственного служащего.

– Добрый день, Свэг! – поприветствовала его Аника и чуть повела рукой, дабы он выпрямился и приблизился. Канцлер подошёл, держа перед собой папку, из которой тут же достал и выложил на небольшое бюро у окна несколько бумаг.

– Решения суда, ваше величество, на утверждение.

Царица глянула на листы.

– Что там?

– Несколько коммерческих тяжб, два случая воровства…

– Воровство?

Аника перебирала бумаги, ставя на них свою подпись.

– Эмигранты, ваше величество. Один – ламаск, второй – галиец.

– На Остров?

– Ламаску присудили исправительные, позволив остаться на материке, за незначительностью кражи. Но…

– Хорошо-хорошо, – поспешила перебить служащего царица. – Я доверяю решению суда. И Вам, Свэг.

Лёгкое движение её губ, отдалённо напоминающее улыбку, и доброжелательный взгляд на канцлера на минуту смягчили выражение лица женщины.

Аника продолжила подписывать, пока дело не дошло до последнего листа.

– Необычное дело, ваше величество, – предупредительно доложил Свэг.

Царица вопросительно посмотрела на канцлера.

– Музыканта осудили за пение неподобающих песен.

Аника удивлённо вскинула брови.

– Что значит «неподобающих», господин канцлер?

– Неприятного для наших граждан содержания, – несколько замялся государственный муж, отвечая.

– Объяснитесь, Свэг.

– Решили, что его песни направлены против Вас, ваше величество. Это столь дико для нашей страны, Вы же понимаете… Люди пожаловались городскому главе, а он задержал музыканта и отдал под суд.

Держа неподписанный лист, Аника присела в кресло и опустила глаза, канцлер умолк и ждал.

– Я хочу видеть этого человека, – спустя минуту, произнесла она. – Приведите ко мне осуждённого, я поговорю с ним внизу, в каминной.

– Слушаю, ваше величество, – поклонился Свэг, собрал подписанные бумаги и с поклоном удалился.



***



Музыкант выглядел, как обычный житель страны – простая рубашка, штаны, сандалии и лёгкая короткая жилетка, отделанная узорчатой тесьмой, прикрывали его тело, светлые прямые волосы спадали на плечи. Кожа его была смугла от загара, но лицо казалось бледным. Недельная щетина покрывала щёки и подбородок. Он стоял, не поднимая глаз, и держал в одной руке небольшую гитару. Пальцы судорожно сжали гриф, и музыкальный инструмент еле заметно дрожал в такт руке.

– Спойте нам, Рэй! Вас же так зовут? – произнесла сидевшая в кресле напротив певца на противоположном конце залы царица, потратив на разглядывание внешности осуждённого с минуту.

Тот вздрогнул и, наконец, решился поднять глаза на повелительницу.

– Что прикажете спеть, ваше величество? – неуверенно спросил он.

– Одну из тех песен, благодаря которым, Вы оказались под судом, а теперь здесь, – холодно, но без злости ответила та.

Рэй переступил с ноги на ногу, поднял гитару, робко пробежал пальцами по её струнам, но, услышав их звон, словно осмелел и тихим, но уверенным голосом запел:



Государыня, помнишь ли как строили дом?

Всем он был хорош, но пустой.

Столько лет шили по снегу серебром,

Боялись прикоснуть кислотой…

Столько лет пели до седьмых петухов,

Пели, но боялись сказать…[1 - Из песни Б. Гребенщикова]



– Стойте! Прекратите! – вдруг резко оборвала пение Аника. – Дальше мы будем разговаривать с менестрелем наедине. Оставьте нас.

На лице присутствовавшего в зале Свэга отразились тревога и замешательство, но, видя решительный настрой своей госпожи, он перечить не посмел. Дав знак страже выполнять волю её величества, канцлер с поклоном удалился.

– Где Вы слышали эту песню? – обратилась царица к певцу, когда двери за ушедшими захлопнулись.

– Я сочинил её сам, ваше величество.

– Лжёшь!

Аника быстро встала с кресла и на некоторое время повернулась к певцу спиной, сделав несколько шагов по комнате, потом развернулась к нему снова.

– Так, где же и когда Вы слышали эту песню? – настойчиво повторила она.

– Похоже, там же, где и Вы, ваше величество, – ответил менестрель.

– Но… как же?

Женщина еще немного прошлась по зале, удивлённо взглядывая на Рэя, потом вновь вернулась в кресло. Она изумлённо развела руками, потом, будто без сил, оперлась ими на подлокотники, нервно хохотнула.

– Не понимаю!.. Зачем? Вы пришли в этот мир, чтобы петь чужие песни, выдавая их за свои? Вы этого так сильно желали?!

Певец отрицательно мотнул головой, тряхнув давно не расчёсанными волосами.

– У меня есть и свои песни. Я спел то, что пришло в голову. По случаю…

– Но Вы могли это делать и там, – возразила Аника.

– Да, конечно.

– Но в чём же тогда дело?

– Это трудно объяснить и, боюсь, ещё труднее понять… Как видите, не король, не принц… Ваше величество, я хотел бродить по свету, где не пропали романтика, волшебство, где живут боги! Я хотел найти самую счастливую страну и складывать счастливые песни для её жителей. Мне казалось, я нашёл такой край. Еще несколько лет назад я думал, моя мечта осуществилась – ведь не было земли более радостной, чем Раёк. Здесь даже канцлер играл на губной гармошке, а царица танцевала на бочке с виноградом!

Музыкант говорил с горячностью человека, убеждённого в правоте.

– Вы помните? – спросила Аника, и глаза её подёрнулись печальной дымкой.

– Да. Но, ваше величество, что случилось? Вы оставили свой народ. Вы создали из себя идола! Они молятся на Вас, и видят своё благополучие лишь в этих молитвах, и только ими теперь и заняты да ищут всё вокруг Ваших врагов! Что Вы делаете, ваше величество?!

– Я ничего не делаю, менестрель.

– Да, и рушите этим всё, что было создано прежде! Верните людям прежнюю государыню – счастливую царицу счастливой страны! Они в Ваших руках! Ваши подданные растерянны…

Музыкант прервал свою речь, заметив, как царица дрогнула, будто её укололи, но тут же ещё более гордо вздёрнула подбородок и выпрямила спину.

– Нет, Рэй. Я не могу, – сказала она спокойно и твёрдо. – Пусть народ сам позаботится о своём счастье. Я создала достаточные условия. Они в состоянии танцевать, веселиться, жить без меня. Я – всего лишь атрибут их славы, символ государства. Этого довольно. А Вы – позаботьтесь о себе. Измените репертуар, Рэй, и я отменю приговор. Оставайтесь при дворе, я с удовольствием послушаю Ваши песни: Вы хорошо поёте.

– Вам недостаточно хвалебных од Велена, ваше величество? – певец с сомнением покачал головой. – Я не буду петь то, чего не чувствую. Я не предам свою мечту. Как жаль, что Вы предали свою!

– Это мечта предала меня, – ответила Аника и зябко передёрнула плечами, а потом холодно продолжила. – Мы утверждаем решение суда. Вы изгнаны. У Вас есть сорок восемь часов, чтобы покинуть государство. Идите, менестрель!



***



Прошло несколько дней, как музыкант покинул Раёк. Царица сидела в своей опочивальне, устремив взор на не растопленный камин. За окном расцветала весна, вечер был тёплый, но Аника скучала по каминному огню зимних дней. Пламя не только согревало. Если на него смотреть, получалось ни о чём не думать. А сейчас мысли громоздились на воспоминания, умножая и без того неизбывную гнетущую тоску, к которой, после беседы с менестрелем, почему-то добавились и приступы непонятной тревоги. «Счастливая царица счастливой страны…» Её сердце вновь сжалось, дрожь пробежала по телу до кончиков холодных пальцев. «Может быть, всё же, приказать растопить? – подумала женщина. – Нет. Решат, что я больна, поднимут суету, приведут врача… Я стала идолом, он прав. Только жаль, что невозможно стать деревянным или каменным изваянием для самой себя, чтобы ничего не чувствовать, чтобы внутри – глухая пустота…» Очередная волна грусти нахлынула и захлестнула её разум, будто желая потопить, наконец, упрямицу. «Поплакать бы!» – Аника знала, что за несколько лет слёзы вытекли из её глаз безвозвратно, но несбыточное желание, тем не менее, часто посещало ум. В такие минуты становилось невозможным спокойно сидеть. Царица встала и, разделяя каблуками туфелек на интервалы вечернюю тишину, прошлась по комнате.

Была уже почти ночь, когда устав от бессмысленного хождения по спальне, женщина вновь опустилась в кресло. Аника собиралась позвонить горничной, чтобы та помогла ей приготовиться ко сну, но услышала тихий стук, исходивший от окна. Опочивальня царицы находилась на третьем этаже резиденции и высоко от земли. Аника прислушалась. Шум повторился. Несомненно, с внешней стороны в стекло стучали. Женщина вздрогнула и, подбежав к нему, распахнула створки. На подоконник тут же взгромоздился мальчик лет десяти.

– Привет, богоизбранная! – провозгласил он весело. – Я к тебе с посланием.

– Пак! Неожиданно… – проговорила царица, посторонившись вглубь комнаты.

– Что-то ты мне как будто не рада? – заметил, улыбаясь, мальчуган и состроил обиженную рожицу. – А я, между прочим, не ко всем вот так в гости залетаю!

– Здравствуй, Пак! Я уж и не знаю, радоваться мне или огорчаться твоему визиту. Я могу лишь сказать, что удивлена внезапно оказанной чести, – задумчиво ответила Аника, но капля иронии, помимо воли, проскользнула в её последних словах.

– Честь – вот именно! – заметил паренёк и, горделиво задрав подбородок, продемонстрировал свой профиль на фоне звёздного неба. – Собственно, я ненадолго: только передать, что Он ждёт тебя.

– Как… ждёт? – губы царицы задрожали, она оперлась о спинку кресла, рядом с которым стояла.

– Как-как? Ждёт, у себя. Так и велел передать.

Аника вдруг улыбнулась и, заметно успокоившись, села в кресло.

– А… Так это очередная твоя шутка, бог-насмешник!

– С чего это ты так решила?

Было похоже, что, на сей раз, Пака слова царицы несколько задели, но он мгновенно успокоился.

– Как хочешь, впрочем! Я свою миссию выполнил. А ты сама решай!

Он повернулся к Анике спиной и, оторвавшись от подоконника, вылетел наружу, взмыв в воздух, словно птица.

– Пак! Погоди! – бросилась к оконному проёму взволнованная женщина. – Скажи, зачем?!

Но божок только помахал ей с большой высоты, и если бы не было так темно, царица увидела бы, что он ещё и показал ей язык.



***



Государыня не стала звать горничную. В конце концов, когда-то она обходилась без неё. Просто потом время остановилось. Жить, меряя его своими шагами по залам резиденций, утренними и вечерними ритуалами – это был единственный способ ощущать, что оно, вообще, есть. Если становилось темно, царица знала – минуты проходят, день заканчивается, надо звать служанку, потом стараться спать. Теперь же Аника забеспокоилась: что-то произошло. Как будто кто-то взялся за ржавое колесо ходиков и с трудом сдвинул его, механизм со скрежетом поддался, стрелки дрогнули… Но часы слишком долго стояли без движения, они не затикали, а снова встали. Тем не менее, рывок был, позиция стрелок изменилась – этого было достаточно, чтобы царицу залихорадило. Она скинула платье, сломала причёску, растрепав волосы, и бросилась в неразобранную постель, зарывшись под покрывала и одеяла, как напуганный зверь забивается в нору.

Она думала и думала, думала и думала… Вопрос был один, ответов – только два, но как же сложно решить такую простую задачу! Одно воспоминание, как назло, вставало перед её мысленным взором с настойчивостью следователя, пытающего обвиняемого. Она, девочка, стоит в лесу, среди деревьев, рядом человек – обычный мужчина, одетый в чёрное, но со странным золотым обручем на голове. «Веришь ли ты мне?» – задаёт он вопрос. Она видит его тёмные, как глухая безлунная ночь, глаза, устремлённые прямо в её сознание, и слышит собственный тонкий голос: «Верю!»

Аника металась по постели, будто в бреду. Да и не безумие ли это – всё, что с ней произошло? Она исщипала себе всю кожу на руках, но каждый раз было больно. Ей ничего не оставалось, как решать, правду или ложь сказал Пак. Разум её всеми силами сопротивлялся верить. Потому что, если он не солгал… Она почувствовала в самой глубине сердца иссохшееся затерявшееся зерно, которое считала давно истлевшим, рассыпавшимся в прах. Внезапно, оно оказалось целым. Слова Пака словно оросили семя водой, и женщина ощутила его невероятную тяжесть. И подневольно она следила, как сквозь сухую, истрескавшуюся почву её души пробивается маленький, но мощный зелёный росток надежды. Она отказывалась, отказывалась верить. Ей хотелось вырвать этот зародыш, раздавить его, если б она могла… Царице стало жарко, она сбросила с себя все одеяла, взметнулась с постели, бросилась к окну, вновь растворила его и встала перед ним на колени, молитвенно сложив руки на подоконнике. Мысли её кричали, а губы прошептали: «Ответь мне! Я прошу, ты же можешь, ответь!!!» И всем своим существом, натянутым как струна в одну мысль, явственно, так, что ей показалось – сдвинулись стены, услышала Его голос: «Приходи!» Аника содрогнулась, комната исказила свои очертания, и женщина впала в темноту бесчувственности.



***



Очнувшейся Анике на мгновение представилось, будто она – ещё ребёнок, и лежит на своей кровати рядом со стенкой с ободранными и истёртыми обоями, в которых она и сама, порой, украдкой любила перед сном выковыривать дырочки; в окна стандартной городской квартиры льётся тихий пасмурный свет, а где-то рядом есть мама, с присущими только ей, исходящими волнами ласки, тепла и заботы. Женщине внезапно так захотелось вернуться в детство, что, когда она открыла глаза и увидела склонившиеся над ней испуганные лица горничной и доктора, а над ними роскошную ткань балдахина, на минуту резко возненавидела своих подданных, но, опомнившись, взяла себя в руки и сделала попытку улыбнуться.

Горничная облегчённо глубоко вздохнула, а врач спросил:

– Как Вы себя чувствуете, ваше величество?

– Всё хорошо, Грэд, – ответила царица.

– Как же Вы нас напугали, ваше величество! – заохала приближённая служанка, и слёзы пережитого волнения потекли из её глаз. – Я осмелилась зайти к Вам, когда стало уже совсем поздно, а Вы меня не позвали, и увидела Вас лежащую на полу, без чувств, у открытого окна, а постель была вся разбросана по комнате. Как же так, ваше величество? Вам сделалось дурно? Что случилось?

– Да, было слегка душно, я упала в обморок. Ничего страшного, Милси, я же сказала.

Государыня слегка приподнялась, и камеристка тут же услужливо подбила ей под голову подушку. Теперь Аника увидела стоявших чуть в стороне от кровати, встревоженных Свэга и фрейлину – баронессу Лору.

– Спасибо, Милси! – поблагодарила царица, а служанка прильнула к её руке, которую правительница позволила поцеловать.

– И Вас благодарим за заботу, Грэд, – обратилась государыня к доктору. – Я чувствую себя хорошо, Вы можете больше не волноваться. Ступайте к себе!

– Ваше величество, – вежливо возразил Грэд, – я, всё же, осмелюсь предложить Вам более глубокий осмотр. Иногда обморок является признаком серьёзного заболевания, с моей стороны было бы преступно игнорировать данный факт.

Царица понимала, что отказ вызовет слишком много тревоги в её окружении, поэтому неохотно, но согласилась.

После осмотра, на котором врач отметил лишь учащённый пульс и рекомендовал усиленный отдых, государыня соизволила остаться в комнате наедине с Милси.

Она встала с постели, умылась, горничная помогла царице одеться и причесала её.

– Милси, – обратилась Аника к служанке после. – Мне нужно уехать. Соберите некоторые мои вещи: я скажу, какие, и позовите сюда канцлера, но, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы никто не знал о моих приготовлениях.

– Как же так, ваше величество?! – ахнула служанка. – Вы же только что оправились от обморока! Куда же Вы?

Она кинулась перед царицей на колени, умоляя одуматься, но Аника ответила:

– Мне было видение, Милси. Нельзя перечить воле богов. Мне необходимо уехать.

Горничная с сомнением посмотрела на царицу, но тут же изумлённо воскликнула:

– Ваше величество! Ваш сапфировый перстень! Он светится!

Милси всегда была убеждена в особом, связанном с божественными силами, могуществе своей госпожи, но такое проявление чуда видела впервые. Государыня посмотрела на камень – тот словно полыхал синим огнём, но её это не удивило.

– Значит, я попаду туда, куда мне нужно.




Глава 2. Ольва


Как долго продолжался кошмар, Ольва не помнила: она перестала различать времена суток. Лодку бросало из стороны в сторону, волны не утихали ни на минуту; ледяной ветер пронизывал тело; небо монотонно меняло цвета: свинцовый, кровавый, чёрный, а потом – в обратном порядке. Брызги холодной солёной воды жгли кожу. Кости и застывшие мышцы ломило, желудок вывернулся наизнанку, голова раскалывалась. Тошнота поселилась в каждой клеточке тела и везде вокруг. Желание теперь было лишь одно – выключить все органы чувств, забыться. Иногда это получалось: сон приходил неожиданно, проваливая её в вязкую темноту, но тем ужасней каждый раз бывало пробуждение, когда сильная волна бесцеремонно окатывала девушку, возвращая к действительности.

Когда Ольва открывала глаза, она иногда видела свою проводницу. Эта женщина с невыразительным бледным лицом, смешивающимся с фоном неба, сидела позади и с невероятным упорством грызла солёные галеты, вытаскивая их из жестяной банки. Пару раз она предложила их страдалице, но та отказалась. Никаких иных проявлений участия к себе девушка не заметила, поэтому спутница представлялась Ольве скорее деталью тусклого пейзажа, нежели человеком.

В какой-то момент девушка, находящаяся в беспокойном полузабытьи, всё же, ощутила, что судёнышко под ней пошло ровнее, ветер слегка стих, и она, наконец, погрузилась в спокойный сон, показавшийся ей минутным.

Проснувшись, Ольва испугалась. Прямо над ней возвышалась огромная скала коричневого камня. Девушка, преодолевая боль, пошевелила затёкшей шеей и попробовала поднять голову, чтобы оглядеться. Нависшая над лодкой скала находилась по левому борту и представлялась бесконечной, справа она омывалась лентой серо-голубого неба и моря. Аника, её проводница, уже не полагалась на волю провидения, а взяла в руки вёсла и гребла вдоль скалы. Видно, её движения и разбудили измученную Ольву.

Та начала приподниматься, но голова закружилась, и боль пронзила тело, она слабо охнула и снова опустилась на дно.

– Плохо? – взглянула на неё Аника и кинула девушке свернутый грубый плащ, который сняла с себя ещё раньше, оставшись в лёгкой блузе, кожаных брюках и высоких сапогах: – На! Положи под голову, будет легче.

Ольва не успела поймать брошенную вещь, и комок ткани упал на неё с тяжестью камня. Она кое-как ослабшими руками подгребла его под себя и вновь закрыла глаза. Кровь потихоньку отхлынула от макушки, стало полегче дышать. «Как эта женщина умудрилась остаться бодрой в таком аду?» – подумалось Ольве, но после всего, что случилось, мысль должного изумления не вызвала. Здесь всё должно быть иначе, и было – иначе, только совсем не так. Совсем не так.

Несмотря на худшие ожидания девушки, скоро нависающая над ними стена закончилась, и взору открылся пологий берег и бухта, с другой стороны так же закрытая голой скалой. В бухте стоял корабль со спущенными парусами. Аника направила лодку к берегу, на котором Ольва различила хижину и несколько человек, уже, по всей видимости, их заметивших, и спешивших навстречу. Двое мужчин молча вошли в воду, насколько было возможно, и руками вытянули судёнышко на берег. Аника бросила вёсла, встряхнула уставшие руки, размяла ноги и самостоятельно выбралась из лодки.

– Помогите ей! – бросила она одному из них, высокому здоровяку с окладистой тёмной бородой и густой шевелюрой. Тот встал на дно одной ногой и протянул руки к полусидящей девушке. Ольва, смутившись, поспешила подняться сама, но сказалась слабость и, ойкнув, она вынуждена была опереться о подставленные ей руки. Бородач деликатно подождал, пока она немного придёт в себя, а потом, осторожно приобняв её за плечи, вывел на землю, усеянную влажной галькой. Неожиданно для себя, Ольва почувствовала, что ей приятно это прикосновение: в мужчине чувствовалась недюжинная сила, сочетавшаяся с осторожностью в движениях, как будто он боялся повредить чем-то хрупкой девушке. Ноги её тряслись, земля плыла перед глазами, Ольва покрепче оперлась о мужскую руку и с благодарностью взглянула на своего помощника. Тот понял её взгляд и ответил, слегка наклонив голову. Ольва улыбнулась.

– Спасибо! – сказала она.

Мужчина опять слегка поклонился.

– Он не может говорить, – сказала ей Аника. – Дирс немой. И Вансет тоже.

Она кивнула в сторону второго мужчины, тоже высокого, но худого, успевшего подать женщине невероятно глубокого цвета синий бархатный плащ, окутавший Анику с головы до ног. Дул ветер, было холодно. Ольве стало не по себе.

– Но они прекрасно слышат. Так что поблагодарить всегда уместно, – прочитала в глазах Ольвы жалость её спутница и обратилась к мужчинам: – Благодарим вас! Мы отплывем через полчаса.

Вансет и Дирс склонились в поклоне до земли.

– Следуйте за мной, Ольва! – Аника развернулась и пошла к хижине. Её яркий плащ резко выделялся на фоне унылого коричневого пейзажа.

Как в море всё казалось серым, на этом берегу всё было коричневым: скалы, галька, земля, деревья с редкими жухлыми листьями, одежда людей, небольшой группкой столпившихся около хижины, сам бревенчатый дом, пропитанный морской сыростью. Даже человеческие лица имели коричневый оттенок. Ольва, еле перебирая ногами, пошатываясь, зашла в дом вслед за Аникой. За ними в лачугу прошла одна лишь женщина, остальные остались на улице. Аника приблизилась к небольшой глиняной печке, поднесла к ней руки и попросила незнакомку принести воды для умывания и молока с хлебом.

– Вам надо поесть, – обратилась она к Ольве. – Нам ещё две недели плыть по морю. Вряд ли морская болезнь Вас отпустит, но, всё же, в каюте корабля значительно комфортнее, чем на дне лодки.

Ольва присела на деревянную скамью и прислонилась спиной к стене: ей было нехорошо. Слабость мелкой дрожью бродила по телу. Представить ещё полмесяца пытки она не могла.

– А можно остаться здесь, хотя бы ненадолго? – спросила она.

– На Острове Каторжников? Нет, исключено: я не могу оставить Вас здесь одну, а задерживаться тут я не собираюсь. Я спешу, и здесь нет условий для размещения моих людей, и провизии не хватит. Еду сюда доставляют с материка, тут почти ничего не растёт. Отнимать у людей последний кусок, пусть даже и у преступников, было бы жестоко. Вам придется потерпеть.

Ольва внезапно поняла, как злобно, как издевательски над ней пошутили! Ради чего она оставила свою прошлую жизнь?! Ради острова каторжников, морской болезни? Чего-чего, а серости и неблагополучия в её жизни и раньше хватало. Бессильная злость всколыхнула её тело судорогой, она согнулась пополам, застонала, и слёзы непослушно потекли по щекам.

– Я… Я… – она хотела сказать: «Я хочу умереть», но всхлипы помешали говорить, ей не хватало воздуха, она зарыдала – безудержно, против воли, заходясь в плаче до боли в груди.

В хижину зашла женщина, ходившая за водой. Она поставила ведро на стол, стоявший рядом со скамьёй, положила холщовое полотенце и с любопытством посмотрела на Ольву, но, поймав на себе строгий взгляд Аники, тут же вышла вновь, вернулась с кувшином молока и половиной кругляша ржаного хлеба, неловко поклонилась и ретировалась за дверь.

– Рождаться всегда тяжело, – сухо заметила Аника, глядя на заходившуюся в плаче юную подопечную, и принялась умываться.



***



Плач продолжался около часа. Обессилившую Ольву на руках доставил на корабль Дирс. Девушка прижалась к мощному телу мужчины, уткнувшись носом в его кожаную куртку, и, теряя слёзы, решила не думать. Мыслительный процесс сейчас был для неё слишком сложным и мучительным делом. Ольва решила просто существовать: довериться немому Дирсу, и пусть он несёт её, куда хочет. Спрашивать, всё равно, бесполезно. Бороться с судьбой, которая так ей и не покорилась, бессмысленно. Где-то в глубине души всё ещё копошился гнев, вызванный горечью обмана, но сил разжечь его не хватало.

Дирс занёс её в небольшую каюту, уютно отделанную деревом, аккуратно посадил на мягкое кресло, привинченное к полу, снял с кровати покрывало, расправил постель, сиявшую белоснежной чистотой и манящую пуховым одеялом, и вышел. Ольва, не раздумывая, скинула плащ и, оставшись в своём спортивном костюме, упала в кровать, свернулась калачиком, закуталась в одеяло, смяла головой подушку, устраиваясь поудобнее, и провалилась в сон.

Проснулась оттого, что стало жарко и захотелось пить. Сумерки, царившие в каюте, плавно сливали контуры вещей в одну успокаивающую картину, делая на вид все окружающие предметы мягкими и бесплотными. Приподнявшись на постели, с радостным удивлением Ольва обнаружила, что дурнота пропала. Голова ещё сильно кружилась, но захотелось есть. Покачиваясь от слабости и небольшой качки, она подошла к креслу, на котором оставила плащ, оделась и, приоткрыв дверь, выглянула из каюты. Она увидела недлинный коридор, в который с противоположных сторон выходило по две двери, один конец терялся в темноте, а второй, ближний к Ольве, заканчивался лесенкой. От лестницы веяло прохладой. Девушка вышла из каюты, тихо прикрыла за собой дверь и взобралась по ступенькам. Она попала на палубу. В лицо дунул ветер, но уже не холодный и пронизывающий, а свежий и лёгкий. Заметно потеплело. Небо серело сумерками: непонятно – вечерними или утренними. Было тихо, девушка слышала лишь плеск волн, людей на палубе она не увидела. Ольве захотелось подойти поближе к корме, посмотреть на воду. Она сделала шаг, и тут же рябь испуга пробежала по её телу, она вскрикнула – сзади кто-то тронул её за плечо. Она обернулась – большой тенью перед ней стоял Дирс. Страх отступил.

– Что вы хотите? – и тут же, спохватившись, что на такой вопрос ответа быть не может, она спросила: – Вам что-то нужно?

Уголки губ у Дирса шевельнулись. Ольва уловила подобие улыбки. Он покачал головой из стороны в сторону, как бы говоря «нет», а потом просто спокойно стоял и смотрел на неё. Молчание тяготило.

– Я не понимаю… – сказала она с маленькой толикой раздражения в голосе. – Вы что-то хотите от меня?

Дирс качнул головой, показывая «да». А потом указал рукой в сторону лестницы, по которой Ольва только что вышла на палубу.

– Что там? – Ольва напряжённо пыталась сообразить, что ему надо. – Мне нужно туда пойти?

Мужчина слегка поклонился. Ольва поняла этот знак, как согласие.

– Ну, хорошо, – сказала Ольва, поколебавшись. Ничего не зная об этом мире, она благоразумно решила не противоречить. Дирс пошёл за ней. Как только она оказалась в коридоре, тот обогнал её и распахнул дверь каюты, в которой она спала. В помещении никого не было. Ольва вошла внутрь, но мужчина, на сей раз, не последовал за ней. Он остался в коридоре и закрыл дверь с наружной стороны.

«Так, я ещё и пленница», – подумала Ольва. Она уже так устала огорчаться, что мысль её даже позабавила. Она немного посмеялась над собой, а потом ей вдруг стало страшно. До этого Ольва никогда не испытывала такого горького страха, смешанного с чувствами отчаяния и одиночества. Девушка съёжилась, села на кровать и сидела так, пока в каюте не стало совсем светло.



***



– Доброе утро! Как вы себя чувствуете? – осведомилась Аника. – Впрочем, мне доложили, что уже достаточно хорошо, чтобы совершать променады.

Когда та вошла, Ольва узнала её не сразу. На вошедшей было тёмно-синее бархатное платье длиной до пола, с узкими длинными рукавами и высоким воротом. Светлые волосы причудливыми локонами были забраны наверх, глаза слегка подведены. Выглядела она роскошно и приобрела те черты, которых Ольва до сих пор не замечала. Аника была не так, чтобы красива, но мила лицом, стройна и грациозна в движениях. Однако её холодность и высокомерие, по-прежнему, отталкивали.

Ольва не стала затруднять себя ответом, ей не хотелось говорить. Впрочем, Аника, похоже, и не ожидала что-либо услышать, она продолжила:

– Вам надо привести себя в порядок: сейчас Вам принесут умыться и поесть, но вставать с постели я бы не рекомендовала, прежде надо окрепнуть, тем более, что погода может измениться.

– Я что, в плену?! – резко и громко, неожиданно для себя самой, спросила Ольва. В её голосе прозвучало столько горечи и обиды, что Аника, уже собиравшаяся уйти, остановилась, повернулась к девушке и пристально посмотрела на неё. Взгляд был столь внимательный, что Ольве стало немного не по себе: она поёжилась.

– Все мы в какой-то мере в плену, – вдруг сказала женщина.

Для девушки эти слова прозвучали неожиданным откровением. Она с ошеломляющей отчётливостью поняла, в какой ловушке оказалась. Если бы Ольва была в состоянии, то рассмеялась бы своей прежней слепоте, своей детской наивности, откровенной глупости, до того все было просто и ясно, лежало на самой поверхности, стоило только пошире окинуть взглядом.

В устремлённых на неё широко раскрытых заплаканных глазах, Аника увидела взгляд ребенка, который проиграл в интересную игру, ещё толком не успев начать играть.

– Я велела Дирсу присматривать за Вами, а он воспринял это слишком буквально. Но его можно понять: с самого начала Вы ведёте себя неадекватно, мало ли что можете натворить? А он отвечает за Вас передо мной. Да и прогулки по палубе в спортивном костюме, где Вас может увидеть вся команда, породит слишком много сплетен, а может быть, даже и страхов: Вы очень необычно выглядите для этого мира, – смягчилась Аника.

Но Ольву эти простые объяснения уже не могли успокоить, они только больше раздразнили её взвинченные нервы.

– Нет!!! – закричала та и ударила кулаком по подушке. – Неправда!!! Не может такого быть! Я сделала это не напрасно! Мне обещали! Он мне обещал!!! Обманщики, шарлатаны, него… – захлебнулась Ольва в слезах и повалилась животом на подушку, из которой во время этой тирады выбила чуть ли не весь пух.

В дверь заглянул встревоженный Дирс, но Аника жестом руки велела ему убраться. Она спокойно села на кресло, скинув с него брошенный Ольвой плащ, и подождала, когда девушка перестанет что-то неразборчиво бормотать в подушку, а всхлипы станут потише.

Потом спросила:

– А чего Вы, собственно, хотели? Зачем Вы решили посетить этот мир? Чего Вы ждали?

Ольву ещё трясло, но слёзы от бессилия быстро высохли. Она услышала вопросы Аники. Девушка осторожно, поверх подушки, покосилась на сидевшую напротив кровати спутницу: издевается она или спрашивает серьёзно? Женщина спокойно ждала ответа: в глазах её не было ни ехидства, ни иронии, скорее любопытство, но оно не раздражало. Ольве давно уже хотелось выплеснуть кому-нибудь наболевшее, конечно, при других обстоятельствах, она ни за что бы не выбрала для этого Анику, но та сама вызывала её на откровенный разговор, а больше вокруг несчастной никого не было, не считая немого Дирса, к которому девушка уже успела охладеть. Ольва поняла, что немой охранник отнёсся к ней так бережно только потому, что воспринимал её скорее как некий экзотический предмет, который ему велели беречь, нежели как человека. Она ответила:

– Красоты.

Брови Аники поползли вверх.

– Любопытно-любопытно… – произнесла она, с видимым интересом глядя на Ольву. – Какой именно? Или – чей?

Девушке послышалась издёвка, нехотя и раздражённо она ответила:

– Всех, а точнее, я просто хочу, чтобы меня окружала красота. Чтобы в мире было много ярких красок… Там, где я жила до сих пор, был только серый: скучный, обыденный мир – жизнь словно в чёрно-белом телевизоре, серые коробки домов, серый асфальт и грязь, грязь и мусор… И никуда от этого не деться. Ведь даже в искусстве, даже и там – на картинах – консервные банки! И люди – соответствующие – полно уродов: нравственных и физических, но самое главное, основная масса людей – серая, сплошная, что называется, среднестатистическая: ни полёта мысли, ни высоких стремлений – поесть бы, да попить, да родить себе подобных… А я хочу: чтобы было благородство: и в словах, и в делах, и в манерах. И чтобы мысли не только о насущном, но и о вечном. Красивые люди, красивые вещи, природа, искусство – всё!

К концу своей маленькой речи Ольва заволновалась: голос её задрожал.

– Я хочу, чтобы меня окружала красота: во всём… Но меня обманули, – сникшим тоном подвела итог Ольва. – И зачем? Решили просто так надо мной поиздеваться? Вполне в духе мироздания…

Последние слова девушка произнесла, хлюпая носом и быстро моргая глазами, сдерживая вновь подступившие слёзы. Пока она говорила, с усилием подбирая слова, чтобы высказать свою мысль так, как ей думалось, как хотела, чтобы её поняли, она не обращала внимания на собеседницу, и только теперь подняла на неё взгляд. Выражение лица женщины изменилось: смягчилось, стало задумчивым и несколько отрешённым. В уголках её рта играла полуулыбка: что она значила, было не понятно – то ли сожаление, то ли сочувствие, то ли ухмылка. И внезапным контрастом прозвучали её слова:

– Теперь я понимаю, почему Властитель препоручил Вас мне. Ещё одна игрушка… Вы получите то, о чём мечтали. Будут и красивые люди, и вещи, и природа, и архитектура… Вот, только замечать или не замечать в них красивые черты будет зависеть только от Вас: сможете разглядеть – так увидите, а нет – … -Аника развела руками, как бы говоря: «на нет – и спроса нет». – Грязи и страданий везде предостаточно. Впрочем, не пугайтесь, Ваша дальнейшая жизнь будет достаточно приукрашена дорогими безделушками.

Аника поднялась с кресла, отмечая тем самым конец разговора, но перед порогом остановилась.

– Если Вы обещаете мне быть благоразумной и не выходить на палубу, я не стану Вас запирать, – обернулась она к Ольве.

Девушка подумала, что у неё, в любом случае, нет выбора, и вопрос глуп. Она согласно кивнула, и её проводница вышла из каюты, просто прикрыв дверь.



***



Обещание, данное своей спутнице, Ольве оказалось выполнить легко: к вечеру того же дня у неё начался жар со всеми признаками простуды. И хотя она не жаловалась, Дирс, заметивший, как к ужину покраснели щёки девушки и нездорово заблестели её глаза, сообщил о своём наблюдении Анике, и та зашла к больной. Женщина бесцеремонно пощупала лоб Ольвы, приказала показать язык и горло, потом принесла несколько склянок и дала указания, сколько, когда и как применять находящиеся в них лекарства. Одно из них она заставила выпить девушку сразу. Оно было столь горьким, что Ольву чуть, было, не стошнило, но лекарша так резко прикрикнула на свою пациентку, что у той от испуга пропали всякие позывы к рвоте. Убедившись, что Дирс всё понял, Аника покинула каюту.

Время на корабле Ольва провела на границе яви и бреда: перед её мысленным взором то вставали картинки из прошлого, то бушевал океан, то потолок каюты, мелькали лица Дирса и Аники. Больная полностью отдалась в руки последних: глотала, что они подносили к её рту, давала себя щупать, прослушивать ритм сердца. Стыд отступает перед болезнью. Ей казалось, что она вот-вот умрёт: а раз так, то какая разница?

Тем не менее, однажды, после неожиданно долгого и глубокого сна, Ольве стало настолько легче, что она попросила Дирса дать ей что-нибудь поесть. Её неустанный сторож сразу принёс тарелку обычной каши, которую изголодавшаяся больная съела с большим аппетитом. После данного нехитрого обеда, девушка снова уснула и, проснувшись, почувствовала себя настолько бодрой, что одарила этот мир улыбкой. Охранник увидел и улыбнулся в ответ.

Вскоре явилась и Аника.

– Вижу, что Вам значительно лучше, – вместо приветствия произнесла она. – Это кстати. Мы скоро сойдём на берег. Там Вы увидите других людей, но общаться Вам следует пока только со мной, Дирсом, Вансетом и Кэном, которому я Вас представлю тут же по прибытии. Кэн Вас поймёт, а Дирс и Вансет предупреждены, что Вы – несколько необычный человек, плохо воспитаны и тому подобное…

В довершение фразы женщина неопределённо махнула рукой.

«Плохо воспитаны!» – Ольва чуть не поперхнулась сухарем, который в тот момент грызла. «На себя бы посмотрела», – подумала девушка про Анику. Ещё ей хотелось заметить, что «общаться» с Вансетом и Дирсом немного затруднительно: обратная связь существует лишь в виде невнятных кивков головы, но не стала, так как последний в это время принёс ей воды. Даже если у неё «плохо с воспитанием», Ольва решила, что нетактично при немом упоминать о его изъяне.

– Вам надо привести себя в порядок: Вы плохо выглядите, – продолжила Аника. – Платья нам сейчас взять негде, Вы просто получше закутаетесь в плащ, но надо хотя бы причесаться.

«Неплохо бы на этот случай иметь хотя бы зеркало и расчёску», – подумала Ольва, что и высказала вслух.

– Да, конечно… – неожиданно задумчиво и рассеянно ответила Аника. – И вот ещё что: Вам следует именовать меня «ваше величество».

На сей раз Ольва, действительно, поперхнулась, а точнее – захлебнулась водой, которую пила. Она мучительно закашлялась. Аника объяснила:

– Я – царица маленького государства на юге, а всех монархов именуют «ваше величество». Вы же, с этих пор, – моя фрейлина, графиня, и Вас будут именовать «ваше сиятельство».

– Ой, – ойкнула Ольва.

– Да, привыкайте. Уверена, Ваша прекрасная родословная уже отражена во всех скрижалях этого мира.



***



Причёска, в просторечии именуемая «хвост», которую сделала себе Ольва, Анику не устроила.

– Не годится, – категорично заявила она. – Нужно переделать.

– Единственное, что ещё можно сделать с моими волосами, – не менее уверенно ответила Ольва, – заплести косу, но кос я не люблю.

– Хорошо, – вздохнула Аника. – На время возьму на себя обязанности Вашей горничной. И не забывайте всё время договаривать «ваше величество»!

Она закрыла дверь изнутри на ключ и подошла к новоявленной графине, которая сидела в кресле перед зеркалом, установленном на столе, и «любовалась» своим измождённым отражением. Ольва всегда была сухощавого телосложения, а сейчас похудела ещё больше: щёки впали до неприличия, лицо было бледным, осунувшимся, под глазами синели круги. Сил что-то переделывать на голове у неё не было, она и так с трудом расчесала свою длинную, спутавшуюся после долгого лежания, шевелюру. И всё же, царица запросто снова распустила Ольве волосы и провела по ним рукой, видимо, задумавшись, что с ними можно сделать. От этого лёгкого движения у девушки по спине пробежали мурашки, непроизвольно она чуть отшатнулась в сторону.

– Не бойся, – удивлённо подняв брови, сказала Аника. – Я аккуратно.

Женщина мягко, но уверенно взяла одной рукой волосы Ольвы в охапку, а другой начала их расчесывать, пытаясь сообразить, как их уложить. Девушка не ответила: она отшатнулась не от страха, наоборот – она не ожидала почувствовать приятное. У неё внутри всё съёжилось от удовольствия: она уже и забыла, как это здорово, когда кто-нибудь ласково трогает волосы, гладит по голове. Особенно странным это казалось здесь: в столь неуютном и чужом мире. Ольва закрыла глаза.

Аника вошла в азарт, ей стало интересно, что же у неё получится. Несколько раз она пыталась свернуть волосы жгутом, но светлые и прямые они вновь рассыпались веером. В конце концов, Аника победила, захватив их большой заколкой на макушке. Вставив несколько шпилек, она закрепила конструкцию и скомандовала:

– Открывайте глаза!

Ольва послушно посмотрелась в зеркало. «Ничего так, скромненько, но со вкусом», – подумала она, разглядывая простой, собственно говоря, пучок, идущий от затылка к макушке. Заколка, правда, была красивая. «Под золото», – подумала Ольва, о чём тут же и сказала Анике: после нескольких приятных минут захотелось пообщаться, сказать что-то доброе.

– Да, она мне тоже нравится, хотя я её редко ношу: она золотая, а мне больше нравится серебро. Теперь она Ваша, графиня, – ответила Аника. – Но мне пора сделать несколько распоряжений перед тем, как сойдём на берег, будьте готовы: закутайтесь в плащ.

Царица вышла из каюты. Ольва же осталась сидеть, переваривая только что услышанное: у неё на голове был весьма солидный кусочек драгоценного металла. То, что девушка узнала за последние часы от своей спутницы, всколыхнуло её ум и взбудоражило воображение. Как ни старалась она не думать о будущем, которое поспешила определить обманчивым, в голову лезли самые разные вопросы, и фантазия по привычке рисовала яркие и радужные картинки. «Надо же! – подумала Ольва, пытаясь прогнать очередную счастливую мысль. – Какое это неистребимое чувство – человеческая надежда. Стоит лишь случиться малюсенькому удовольствию длиною в секунду, поймать на лету случайно брошенное доброе слово, и оно овладевает человеком полностью; уже и не думается ни о чём больше, как только о хорошем. Или это не у всех так, а только у меня? Да, наверное, я – неизлечимая дура! И всё же: что же это за государство, которым правит Аника? И сколько там подданных? Быть может, четыре человека, включая меня, царицу и Дирса с Вансетом? Да… А золото, что у меня на голове? Оно здесь, возможно, ничего не стоит? И всё-таки?..»

И, всё-таки, Ольва понимала, что жизнь начала меняться. Хуже того, что с ней уже случилось, она не предполагала, поэтому перемены могли пойти только в одну сторону – лучшую.



***



В сопровождении Дирса, второй раз за путешествие, она поднялась на палубу. Яркий свет солнца с непривычки резанул по глазам. Ольва зажмурилась на минуту, поморгала и только тогда заметила, что корабль вошёл в устье реки: и с той, и с другой стороны мимо проплывал берег, густо заросший лесом. Несмотря на солнце, дул сильный ветер, и девушке было прохладно, хотя она с ног до головы закуталась в тяжёлую шерстяную накидку, больше напоминавшую грубое одеяло. Тут же на палубе она увидела Анику в том же плаще небесного цвета, но на фоне яркого солнечного дня его оттенок казался вполне естественным и не бросался в глаза так, как недавно на злополучном острове. Царица слегка повернула к ней лицо, но тут же вновь отвернулась.

Ольва растерялась и осталась стоять, где остановилась. Дирс, следовавший за ней, склонился в глубоком поклоне, предназначавшемся, по всей видимости, царице. Девушка поняла свою оплошность и склонилась тоже, однако так неловко, что чуть не упала.

Тем не менее, её величество слегка кивнула в ответ, и сделала жест рукой, подзывая к себе девушку. Та, неуверенно оглянувшись по сторонам, подошла.

– Вы звали меня, ваше величество? – спросила Ольва.

– Да, графиня. Но запомните: никогда не начинайте разговор со мной первой. Дождитесь, когда Вам позволят говорить. Полностью забудьте о прежней жизни, никогда её не упоминайте. Здесь многое не так: вам многому придётся научиться и забыть большую часть того, чему Вы учились раньше. Вы читали сказки, исторические романы?

– Да, ваше величество.

– Так ориентируйтесь на них и на фантазию. В конце концов, это же мир Вашей мечты.

Ольва заметила, что на последних словах царица как будто вздрогнула, и девушка вновь испытала неприятное чувство подвоха, но спустя секунду засомневалась: возможно, ей показалось. Она вопросительно посмотрела на женщину. Но та уже разглядывала берег, подойдя ближе к борту.



***



С корабля они пересели на большую лодку и ещё несколько часов плыли вдоль реки вверх по течению. От сильного ветра пассажирок укрывал навес с занавесями из плотной суровой ткани. За это время Аника не проронила ни слова, задумавшись в мягком кресле, установленном там специально для неё, и Ольве не оставалось ничего, как молча предаваться своим переживаниям и сомнениям.

Уже в сумерках лодка, наконец, пристала к деревянной пристани, ярко освещённой факелами. Вансет вышел из лодки первым и помог выйти дамам, Дирс и матросы замыкали шествие. Впереди на берегу стояла карета, запряжённая четвёркой лошадей: их встречали. От кареты отделилась фигура мужчины, и, приблизившись на некоторое расстояние, встречающий поклонился прибывшим, затем вновь пошёл им навстречу. Аника шепнула девушке: «Держитесь с левой стороны и чуть позади меня». Ольва послушалась, её глаза уже слипались; от волнений, долгой дороги и слабости она сильно устала, ей хотелось только одного – поскорее лечь спать. Она механически шла за царицей, которая внезапно остановилась, и девушка чуть, было, не налетела на неё, но всё же вовремя затормозила и сразу же отошла на пару шагов на положенное место. Незнакомец в широком лёгком плаще и широкополой шляпе снова поклонился. Аника протянула ему руку.

– Счастлив приветствовать Вас, ваше величество! – мужчина поднёс к своим губам кисть Аники и, выпрямившись, поинтересовался: – Надеюсь, долгая дорога не слишком утомила ваше величество?

– Здравствуйте, герцог! – усталым и несколько небрежным тоном поздоровалась Аника. – Признаюсь, дорога была утомительной, но это неважно. Главное, мы добрались достаточно быстро. Позвольте Вам представить: Ольва, графиня и наша фрейлина. Ольва, подойдите!

Аника нетерпеливо махнула в сторону девушки рукой. Та подошла, подняла глаза и… замерла: никогда раньше она не видела столь красивого человека. Мужчина с приветливым любопытством смотрел прямо на неё, в его больших тёмных глазах играли отблески факелов, и Ольве показалось, что в видимом ею облике есть что-то сверхчеловеческое. Она смутилась и опустила голову. В один миг она забыла про голод и усталость, но ощутила вдруг нелепость своего наряда и измождённый вид. Ольва не увидела, а скорее почувствовала, как герцог слегка поклонился ей в знак приветствия.

– Наш давний и преданный друг – герцог Кэн, – представила его царица, но так как фрейлина не прореагировала, слегка раздражённо добавила, обратившись к встречающему. – Ваша светлость, я прошу Вас не обращать внимания на невежливое поведение графини, она плохо пока знает этикет и, к тому же, не здорова.

– Понимаю, ваше величество, – мягко откликнулся герцог. – Прошу Вас и Ваших спутников оказать мне честь и посетить мой дом.

– С удовольствием, – откликнулась Аника, и герцог жестом пригласил дам пройти к карете. Обмотав плащом руку, он подал её царице, чтобы помочь сесть в экипаж. Аника ловко забралась внутрь, Ольва же занервничала и замялась: в своём тяжёлом до пола одеянии она и так еле переставляла ноги, а забраться на подножку ей было тем более трудно, ибо она боялась, что полы плаща раскроются, и обнаружится её спортивный костюм.

– Ольва, скорее! – капризным тоном позвала Аника из глубины кареты, потом выглянула и обратилась к герцогу. – Пожалуйста, оставьте условности, помогите графине, у неё очень неудобная одежда.

Герцог улыбнулся. У девушки от этой лучезарной улыбки ещё сильнее закружилась голова, и она чуть не потеряла сознание, когда красавец подошёл к ней и, легко подхватив на руки, усадил на мягкие подушки сиденья внутри кареты напротив Аники. Сам он не сел, а, закрыв дверцу снаружи, крикнул: «Трогай!», и экипаж дёрнулся и покатился в ночь.

– Ольва, когда Вас представляют кому-нибудь, нужно, по крайней мере, поклониться, – удостоила замечанием царица свою новую фрейлину.



***



Карета подкатила к подъезду большого дома, из окон которого струился яркий свет. Герцог, обогнавший экипаж, скача верхом на лошади, встретил дам на пороге. Поднявшись по широкой лестнице, все разбрелись по отведённым им богатым покоям. Только сейчас, когда одна из служанок провела Ольву в предназначенную ей спальню и, осведомившись, ничего ли госпоже графине больше не нужно, оставила её одну, девушка начала приходить в себя. Уставшая, она плохо соображала, но, оглядываясь вокруг, видела белые стены с карнизами, отделанными позолотой, высокие потолки, украшенные лепниной, тлеющие угли в огромном камине, широкую кровать с богатым бельём… Предметы кричали о роскоши и довольстве. Она будто пребывала во сне, и боялась, что, проснувшись, всё опять окажется плохо. Ольва разулась, и чтобы хоть как-то ощутить реальность кажущегося таким обманчивым нового мира, прошлась по пушистому ковру, расстеленному на полу, утопив голые ступни в его мягком ворсе, потом прикоснулась руками к гладкому шёлку постели, и, внезапно решившись, перестала мучить себя вопросами и, раздевшись, окунулась в пушистую перину и забылась долгим сном.



***



Девушка спала так, как, бывало, спала дома после продолжительной болезни, и поэтому, когда проснулась, некоторое время не могла сообразить, где она. Наконец, вспомнив, что она теперь – графиня, слегка занервничала. Однако теперь её волнение было, скорее, приятным – она предвкушала новую жизнь, хотя побаивалась, что не сумеет вписаться в неё. Ольва дала себе установку, что сделает всё, чтобы этот мир её принял.

Ещё лёжа в постели, она рассмотрела комнату. Через большие окна в спальню струился яркий свет солнца, и прекрасно освещал обстановку. Всё находилось на прежних местах, как и вечером. Изменилась лишь пара деталей: на резном деревянном стуле с бархатной мягкой обивкой, куда вчера девушка бросила свою одежду, ни плаща, ни спортивного костюма уже не было, а висело серое платье. А на туалетном столике, изысканно отделанном самоцветами, в фарфоровой вазе стоял свежий букет роз. Ольва встала, кружилась голова. Сделав несколько шагов, девушка потихоньку восстановила равновесие. В комнате было прохладно, камин, по всей видимости, уже давно потух. Юная фрейлина подумала примерить платье, но заметила в углу комнаты нишу с умывальником и сооружением, напоминавшем унитаз. Девушка по достоинству оценила данные удобства, так как на корабле приходилось пользоваться примитивным набором из кувшина, тазика и простого ночного горшка. Закончив туалетные процедуры, Ольва надела платье. Оно было длиной до пола и немного широковато в талии, а спереди – от шеи до пояса – застёгивалось на десяток мелких пуговиц: девушка несколько раз смачно выругалась, прежде чем продела их в соответствующие петельки. Поглядев в зеркало, висевшее над туалетным столиком, ей стало грустно: в таком унылом простом наряде хозяин дома вряд ли сможет оценить её красоту, да и кто-либо другой тоже. Она прошлась по комнате в поисках туфель, но вот незадача: кроссовок уже не было, но и взамен ничего не появилось. Не босиком же ходить? Сев на край кровати, новоиспечённая графиня собралась обдумать создавшееся положение, но в дверь тихонько постучали, и пока кто-то медленно и тихо открывал её с той стороны, сердце Ольвы успело ойкнуть в груди и убежать в пятки.

В комнату, тихо ступая, вошла та же женщина средних лет, которая вечером проводила девушку в эти покои. Из-за тёмно-коричневого длинного платья и белого передника она напомнила девушке великовозрастную школьницу. Служанка боязливо взглянула на Ольву, быстро опустила глаза и, сделав реверанс, спросила: не угодно ли её сиятельству сделать причёску? Графине было угодно, и она ограничилась простым словом «да», памятуя о наставлениях Аники поменьше разговаривать с неизвестными. Горничная придвинула кресло к зеркалу и, девушка быстро села в него.

Когда через два часа, после тщательного мытья, просушки несколькими полотенцами, расчесывания, завивки, выравнивания концов и прочих подобных процедур, причёска, наконец, была готова, графиня ахнула: её голова никогда прежде не выглядела столь изящно, несмотря на осунувшееся и похудевшее лицо. Впрочем, его тоже попробовали привести в порядок, смазав каким-то кремом и попудрив, но усталость не так-то легко скрыть.

– Ваше сиятельство довольны? – поинтересовалась служанка.

– Да, спасибо, – поблагодарила Ольва, а потом спохватилась – уместно ли говорить прислуге «спасибо» – и покосилась на женщину. Удивления со стороны той она не почувствовала. Тогда новоявленная графиня успокоилась и продемонстрировала служанке свои обнажённые ступни, слегка приподняв подол платья.

– О, ваше сиятельство, – взволновано произнесла горничная. – Ваши туфли вот-вот будут готовы. Я принесу их буквально через минуту. А пока не желает ли госпожа графиня позавтракать?

«Ещё как желает!!! Ещё со вчерашнего обеда на корабле», – подумала Ольва и утвердительно кивнула. Женщина, поклонившись, быстренько выскользнула за дверь, и графиня вновь осталась наедине со своими мыслями. Она подошла к окну и отодвинула полупрозрачную занавеску. Вздох восторга вырвался у неё из груди: она увидела подёрнутый лёгкой зелёной дымкой весенний сад с заботливо подстриженными деревьями и кустарником, множеством свежих разбитых клумб, заманчивыми дорожками, вымощенными камнем; вдали, на горизонте, красовались густо покрытые хвойным лесом склоны гор – и надо всем этим великолепием простиралось удивительной голубизны необъятное небо. Ольве очень захотелось попасть на улицу, она решила выйти сразу, как только позавтракает, и будет, во что обуться. Радость, наконец, разлилась по её телу, заставив сердце трепетать, а кровь бежать быстрее.




Глава 3. Кэн


Герцог не стал сразу ложиться. Он решил подождать, не захочет ли Аника выплеснуть свои впечатления прямо с порога, но прошёл уже почти час, а она не появилась. «Значит, сильно устала, – решил он. – Похоже, разговоры будут утром». Он даже не предполагал избежать сцен, понимая её отчаяние от впустую прошедшего путешествия, и их оттягивание слегка раздражало его. «Как это всё нудно… – поморщившись, размышлял он, укладываясь-таки в постель. – Жалко её. И на что она надеялась? Завтра, наверняка, будут слёзы. Он, безусловно, – бог, но и в его руках, по-моему, чудеса существенно ограничены… Что это за девчушка, которую он ей навязал?» Кэн усмехнулся, вспомнив взволнованный нелепый вид Ольвы и растерянный и наивный взгляд её серых глаз. «Впрочем, мы, наверное, выглядели не лучше, – решил он, засыпая. – Неоперившийся птенец. Интересно, какая из неё получится птичка?»



***



«Спит без задних ног», – улыбнулся его светлость получившемуся каламбуру, когда утром ему доложили, что сумели, не разбудив, снять мерку с ножки графини.

– Как дела с портнихой? – осведомился он, и узнал, что, как и было велено, за ней в посёлок отправились ещё ночью, и при хорошем раскладе, к обеду она будет уже в поместье.

– Её величество проснулись, – доложили ему.

Мужчина вздохнул.

– Передайте, что я приглашаю её спуститься в малую гостиную, и подайте туда кофе, – распорядился он. Герцог осмотрел себя в зеркало – как всякий красавец, он имел привычку тщательно следить за своей внешностью – и остался доволен. Ярко коричневый, под цвет его блестящих тёмно-каштановых волос, длинный бархатный жилет, богато расшитый золотом, того же оттенка штаны, более светлые высокие сапоги из мягкой кожи, под жилетом – тонкая белоснежная рубашка с широким отложным воротником: всё было модно и отлично сидело на подтянутой фигуре, не склонного к полноте, молодого ещё человека. Внутренне собравшись всеми силами противостоять унынию Аники, он решительным лёгким шагом вошёл в назначенную им для встречи комнату.

Через некоторое время, мягко ступая по коврам, заглушавшим стук каблучков, там появилась царица – бледная, с измождённым лицом, она кивнула герцогу и опустилась в кресло рядом с уставленным предметами кофейного сервиза столиком.

– Ваше величество, кофе? – предложил Кэн, поздоровавшись.

– Да, будет очень кстати, – отозвалась Аника.

Пока слуги разливали горячий напиток, сохранялось молчание, и как только всё было готово, герцог отпустил их, оставшись с царицей наедине.

– Кэн, что мне делать? – взмолилась женщина. Её лицо скривилось гримасой боли, а руки задрожали, и, не в силах держать, она поставила звенящую о блюдечко чашку на стол.

Это был риторический вопрос, и мужчина тепло спросил:

– Вы плохо спали, ваше величество?

– Я совсем не спала. Что мне делать, Кэн?!

Герцог думал не долго:

– Готовиться к войне.

– Что? – Аника подняла на него глаза, не понимая.

– Ты слышала, что Айма казнила последнего смутьяна? Очередь за тобой.

– Да при чём тут Айма?! – раздосадовано вскрикнула женщина и ткнула кулачком себя в грудь. – Мне, мне что делать?!

Наконец, слёзы потекли из её глаз, и Кэн, ожидавший этого момента ещё с вечера, возвёл очи горе, и несколько раз глубоко вздохнул. Потом встал и подошёл к согнувшейся под гнётом плача царице, присел перед ней на корточки, взяв её ладошки в свои, и, сочувственно заглядывая ей в глаза, стал тихонько приговаривать:

– Ну, что ты, что ты… Перестань… Перестань…

И тут, словно спиной, почувствовал, что они в комнате не одни. Повернув лицо в сторону дверей, он увидел на пороге разинувшую от удивления рот Ольву, и не успел сделать знак, чтобы та тихонько вышла, как девушку заметила и Аника.

– Ольва, Вы всегда шляетесь, где попало, и входите без стука?! Выйдите вон!!! – взвизгнула царица, поспешно отвернув заплаканное лицо и протирая салфеткой глаза.

Ошеломлённая девушка замешкалась, и царица возопила:

– Кэн, убери её!!! Убери её отсюда немедленно!!!

Но герцогу не пришлось ничего делать, так как до фрейлины, наконец, дошло, что от неё требовалось, и, испуганная и оскорблённая, она выскочила из гостиной, прикрыв за собой дверь.

– Ну, успокойся, успокойся… – терпеливо обратился Кэн к вздрагивающей женщине. – Прости, я ненадолго.

И, оставив Анику, вышел вслед за графиней. Он смиренно принял на сегодня роль утешителя и миротворца.



***



Далеко ему ходить не пришлось. Ольва сидела на диванчике буквально за углом, в холле, куда выходил коридор, идущий из малой и большой гостиных и кабинета герцога. Увидев хлюпающее от обиды носом создание в сером платье не по размеру, с зарёванными глазами и надутыми губками, Кэн невольно улыбнулся. Девушка заметила это, и надулась ещё больше, хотя ей и польстило, что герцог разыскал её.

– Доброе утро, графиня! – примирительным тоном обратился к ней тот. – Её величество несколько не в духе сегодня, но прошу Вас, не обращайте внимания, это пройдёт. Вот увидите, она успокоится, и всё это забудется.

– Я же не знала, – начала тут же оправдываться Ольва. – Я заблудилась. Я не знала, куда идти. Тут же много коридоров и кругом: двери, двери, двери… А спросить не у кого, я бы спросила…

– Я отпустил большую часть слуг на сегодня. Её величество решила, что так будет лучше, и она права: Вы ещё не привыкли… – герцог не сразу сумел подобрать слова и сделал паузу, – к нашим условиям, к здешнему стилю жизни.

– Да, я понимаю. И, всё-таки… Вот Вы же понимаете, что я не хотела, я случайно…

Герцог участливо покивал головой.

– Я хотела попасть в сад. Он у Вас такой красивый!

Кэн снова улыбнулся – так искренне прозвучало восхищение. Улыбка у него была особенная – лучезарная, от неё будто становилось светлее и исходило тепло, девушка помимо воли на мгновение залюбовалась, но, поняв, что герцог наблюдает за ней, смутилась и опустила взгляд в пол.

– Я бы с удовольствием проводил Вас туда и погулял бы вместе с Вами, но мне следует вернуться к её величеству. Вы – добрая девушка, и, конечно же, не станете досадовать на меня за это. Не стоит оставлять надолго человека наедине со своими мыслями, когда у него столь взвинчены нервы.

– Разумеется, – согласилась Ольва.– У неё неприятности?

– Да, неприятности… – усмехнулся герцог.

Девушке не понравилась эта ухмылка. «У них что, так принято: смеяться, когда человеку плохо?» – подумала она.

– А что случилось? – тем не менее, не замедлила поинтересоваться она.

– Ей лучше самой об этом не вспоминать, – ушёл от ответа мужчина и продолжил: – Если Вы пойдёте в дверь налево и пройдете по коридору до конца, никуда не сворачивая, Вы выйдете прямо в сад.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарила Ольва и встала.

– Только за ограду— ни ногой! – добавил герцог с улыбкой, и глаза его лукаво блеснули. – Места здесь дикие…

– По-моему, дикая здесь только я, – вздохнула его собеседница, на что тот лишь вновь ободряюще улыбнулся.



***



Вернувшись в малую гостиную, Кэн с удовлетворением отметил, что её величество нашла в себе силы остановить бивший её озноб, и слёзы высохли. Она грустно посмотрела на вошедшего и, отведя взгляд в сторону, спросила:

– Ты нашел её?

– Всё хорошо, не беспокойся.

Аника благодарно кивнула головой.

– Спасибо!

– Не стоит. Тебе лучше?

– Да, спасибо. Ты извини меня, я сорвалась. Знаешь, ты мне очень помог: я ведь давно мечтала поплакать, а у меня всё не получалось…

– Желание покричать, похоже, ты тоже давно не реализовывала, – пошутил герцог.

– Да, – улыбнулась царица, но улыбка была печальна – не улыбка, а лишь её тень.

Они помолчали.

– Ты, на самом деле, так рассчитывала на эту поездку? – спросил герцог, но тут же оборвал себя: – Прости, это глупый вопрос.

– Ничего. Не будем об этом. Но ответь мне: я, действительно, не знаю, что мне теперь делать. Я просила вернуть меня обратно…

Вальяжно раскинувшийся, было, в широком кресле, Кэн привстал, услышав последние слова.

– Зачем?!

– Я не знаю. Я не знаю, что мне тут делать.

– А что тебе делать там?! – красавец в волнении тряхнул аккуратно зачёсанными назад каштановыми кудрями, и они рассыпались, свесившись на лоб. – О, боги мои! Ты с ума сошла!

– У меня нет сил. Пойми!

– Но откуда вдруг такое желание? Это глупо, в конце концов! Что же Он ответил?

– Ты видишь – я здесь, – сникшим голосом отозвалась Аника.

Герцог встал и, пройдясь по комнате, перевёл дух.

– Мне придется пройти свой путь до конца, – продолжила царица.

– И это правильно, – словно убеждая себя самого, подтвердил Кэн и, нахмурившись, потёр лоб пальцами. – Каждому нужно пройти свой путь, иначе какой в этом смысл: сойти с дистанции, сдаться. Всё потерять, ничего не приобретя?.. Это самоубийство! Слышишь?!

Его передёрнуло, он посмотрел на собеседницу. Та сидела на своём кресле с гордой монаршей осанкой, но остановившийся на кофейнике её взгляд был полон такой тоски, что герцог, испугавшись, быстро заговорил снова, стараясь расшевелить её мысли, отвлечь:

– Ты спрашиваешь, что тебе делать? Так я тебе уже ответил: править! Как только ты умеешь – мудро, артистично, играючи! Аника, над твоей страной угроза войны! А ты сидишь и смотришь в этот дурацкий чайник!!!

Мужчина внезапно схватил кофейник и со всей силы грохнул его об угол мраморного камина. Фарфор разбился вдребезги, коричневая жидкость разбрызгалась и потекла по белому камню тонкими кривыми ручейками. Женщина вздрогнула.

– Зачем ты…? Что ты говоришь? Какая война?

– Айма подавила восстание и казнила Брига. Это последний её серьёзный внутренний враг. Подумай, против кого она повернёт свои войска теперь?!

– Почему я об этом не знаю? Мне не сообщили.

– Уволь свой кабинет министров.

– Когда это случилось?

– Неделю назад.

– А… – механически протянула Аника, словно находясь в забытьи. – Они не знают, где я.

– Тем не менее, Свэг нашелся, куда доставить твои платья.

– Я велела держать связь через тебя.

– И мои люди сообщили мне о событиях в Ламаске быстрее, хотя твоих это должно было бы волновать больше.

– Не думаю, – отмахнулась царица. – Найдётся другой Бриг…

– Не найдётся. Казни идут по всей стране. Она уничтожила всех, кто мог ещё поднять против неё голос. Народ трепещет при её имени, её боятся больше, чем огня. Аника, проснись! Ты же знаешь, как она ненавидит тебя! Это твоя голова – следующая на очереди!

Но женщину пылкая речь собеседника как будто не впечатлила. Она сидела всё в той же позе с потухшим взглядом и ничего не ответила.

– Она камня на камне в твоей стране не оставит!!! Раёк вновь превратится в кровавую пустыню! – закричал Кэн, но, вдруг успокоившись, резко сменил тон и, пожав плечами, невозмутимым голосом сказал: – Конечно, какая разница? Раз царевич пропал, пусть и другие дети пропадают. Пусть их убивают, продают в рабство, убивают их родителей…

– Герцог! – внезапно закричала царица, вскинув голову. – Вы забываетесь!!!

Её губы задрожали от гнева, дыхание стало тяжёлым, она встала с кресла и, сверкнув глазами в сторону мужчины, отвернулась от него и величественной поступью вышла из гостиной.

Кэн проводил её взглядом. Теперь его душа была спокойна: он нашёл нужные слова.



***



Анику била изнутри крупная дрожь. Она прошла в свои покои и рухнула на стул, не имея сил стоять. «Как он посмел? Как смел? – мысленно возмущалась она, и очередная судорога перехватила её дыхание. – Сказать…» Но разум был упрям, он твердил ей, что герцог прав. Она запустила дела, лишь создавая видимость своей заинтересованности. Никто не решался нарушить её покой, потревожить её горе. Аника погрузилась в свою печаль полностью, закуталась в неё, словно в кокон, которому никогда не суждено произвести на свет бабочку. Как в капсуле, она жила в своей тоске, не видя впереди ничего, кроме естественного конца. Всё, что существовало вокруг, давно жило, развивалось, строилось помимо её воли, вне пределов её разума, и она охотно позволяла не занимать этим своё сознание. Слова Кэна, как раскалённая игла, пронзили грубую закосневшую оболочку. Она вновь почувствовала невыносимую боль, от которой и случился припадок гнева, но смысл сказанного достаточно впился в ум, чтобы агрессия на обидчика постепенно уступила место осознанному страху. Царица понимала всю степень своей ответственности: она сама возложила её на себя вместе с короной. Не принять всерьёз мнение Кэна она не могла – совесть и природная доброта заговорили в ней. Затихнув, женщина задумалась, анализируя все известные ей обстоятельства, и вздрогнула от воспоминания – менестрель! Он обвинял её в предательстве. Она чуть не крикнула, сердце сжалось в груди, Аника бросилась к окну, распахнула створки и опустилась на колени, прислонив тяжёлый, словно наполненный горячим металлом, лоб к холодному мрамору подоконника. «Властитель! – взмолилась она.– Я виновата, не погуби безвинных! Не дай Айме разрушить всё, что построено! Помоги защитить мой народ! Будь со мной! Не оставь своим расположением! Пусть удача пребудет со мной: от этого так много зависит! Я приложу все силы, всё умение, не допусти той бездны ужаса, которую ещё можно предотвратить… Властитель, я была горда без меры. Но я очнулась. Помоги!» Вложив в мольбу все свои чувства, всё свое существо, царица воспрянула, неожиданно почувствовав прилив сил. Страх колотился в её сознании, пробуждая жажду действий. Она встала с колен, лихорадочно обдумывая, что можно предпринять, и возможные цепочки развития событий, как сквозь распахнутое окно взгляд её зацепился за серую фигурку, мелькнувшую вдали среди садовых насаждений. Дом стоял на возвышении, со второго этажа видно было далеко. «Ольва!» – вспомнила царица о юной навязанной ей фрейлине и выбежала в коридор, чтобы найти Кэна.



***



– Кэн, прикажи разыскать её немедленно, пусть возвращается в дом! – с порога крикнула Аника, застав того в его кабинете, раскинувшимся в огромном мягком кресле с курительной трубкой во рту и разглядывающим образцы ткани, ворохом лежащие перед ним на столе. – Она может потеряться!

Мужчина, взглянув на взволнованную гостью, спокойно пыхнул трубкой и беспечно ответил:

– Пусть гуляет, куда она денется? Я ей сказал, чтобы не выходила за ограждения.

– Она ушла очень далеко, я видела из окна. Уйдёт в парк, а оттуда в лес, как её потом искать? Верни её!

Аника прошла в кабинет и уселась на свободное кресло напротив герцога, требовательно посмотрев ему прямо в глаза.

– Ой, ну хорошо… – согласился тот, бросив очередной рассматриваемый клочок материи на стол, и протянул руку, дабы позвонить в тяжёлый серебряный колокольчик: – С чего ты вдруг так забеспокоилась об этой крохе?

– Властитель поручил мне заботиться о ней, и на моём месте было бы крайне глупо не делать этого.

– Как ты думаешь, зачем?

– Откуда ж мне знать? Кто скажет? Богам не свойственно отвечать на вопросы, они лишь их задают, – ответила царица.

Постучавшись, вошёл лакей.

– Потрудитесь найти графиню, она прогуливается по саду, и передайте ей, что мы просим её вернуться в дом: её величество желает её видеть, – распорядился хозяин усадьбы.

– О, нет, – перебила Аника. – Не видеть. Пусть возвращается, и будет в своей комнате. Мы сами зайдём к ней, позже.

Слуга поклонился, но не вышел сразу, а спросил:

– Могу ли я доложить его светлости…

Кэн вздёрнул красивую бровь:

– Да?

– Портниха приехала.

– Вот и прекрасно, – заметила её величество. – Пусть занимаются.

– Выполняйте, – отпустил герцог слугу.

Когда тот вышел, Аника произнесла:

– Кэн, прости меня!

– Ты всё ещё не отучилась просить прощения? – весело поинтересовался герцог, вновь принимаясь за прерванное занятие.

– Я была резка, – продолжила женщина. – И признаю свою неправоту. Скажи, давно ли ты получил сведения о Бриге?

Из-за куска ткани мужчина бросил на Анику быстрый довольный взгляд и помял лоскуток в пальцах, проверяя на мягкость.

– За день до вашего прибытия.

– Стало быть, его ещё не казнили?

– Нет, казнь, наверняка, уже состоялась: гонцы больше двух недель были в пути.

– Тем не менее, время ещё есть, – задумавшись, произнесла царица. – Страна обескровлена, войскам нужен отдых, она не двинется сразу. К тому же она не вступит в бой, пока не заручится поддержкой хотя бы одного из соседних королей. Впрочем, моя позиция в настоящий момент в этом плане чрезвычайно слаба…

– Именно, – поддакнул Кэн, внезапно посерьёзнев, и, отложив трубку и лоскуты, наклонился к ней через стол: – Ты совсем забросила внешнюю политику. Кто, кто тебе сейчас поможет? У тебя уже нет былого влияния. И кто будет противиться действиям Аймы? Да никто! Зачем королеве Ламаски чья-то поддержка? Чуть подкормит войска, и – вперёд!

И герцог махнул рукой, словно отдал приказ войскам наступать. Анику передёрнуло от этого жеста.

– Она не осмелится пойти против Лучии.

– Где – ты, а где – Лучия? – спросил мужчина, как будто его собеседница сморозила несусветную глупость. – Да и какое дело до тебя Лучии? Она знать ничего не знает! А Блэст, этот продавец титулов, будет только рад тебя потопить.

– Ну, уж нет! – воскликнула царица, и, всё же, в голосе её зазвучало сомнение. – А память об отце? А договор? А мнение приближённых, в конце концов?!

– Роска давно нет, Аника. А что такое память? Лишь призрак… Договор можно заключить и с Аймой, а из преданных тебе людей при дворе никого не осталось.

– Как? – побледнела та. – А граф Лесов? А барон Ранса?

– Ранса умер! Ещё в прошлом году! Как ты могла не знать?! – возмущённо вскричал герцог.

– Властитель мой! Свэг скрыл от меня… – простонала Аника. – Побоялся меня огорчить.

Кэн осуждающе покачал головой, и встал с кресла.

– Граф Лесов отстранён от двора.

Царица поняла, что сегодня обречена принимать удары один за другим, но это уже не могло сломить её духа.

– Не Лучия! – взбудоражено произнесла она, рассуждая. – Блэст! Это он. Но за что?

– Провинился в чём-то, я не знаю… – пройдясь по кабинету и, уже успокоившись, ответил Кэн. Он снова сел за стол, плеснув в стеклянные золочёные кубки пахучей и крепкой настойки из красующегося на отполированной дубовой столешнице графина, и протянул один из бокалов Анике.

– Дело не в этом, ты же понимаешь. Граф – типичная продажная шкура. Ты сама предложила мне воспользоваться его услугами, чтобы купить титул. Кстати, до сих пор не понимаю, зачем я тебя послушал. Такие деньги – на ветер!

– Нет, вот увидишь, титул тебе ещё очень пригодится! – сказала царица, но по её лицу было видно, что мысль её напряжённо работает, и думает она совсем о другом.

– И зачем? Чтобы в случае чего, меня казнили не через повешенье, как простолюдина, а осчастливили отрублением головы? Заметь, веревка может оборваться, а вот топор не промахнётся!

– Не ехидничай, – перебила его собеседница.– Титул в этом мире необходим, он даёт массу возможностей.

– Пока он полезен лишь одним: облегчает наше общение. Но, принимая во внимание его редкость, можно было бы и обойтись. К тому же родовитое дворянство, в любом случае, не примет меня. Для них я, всё равно, остаюсь плебеем, хотя и с гербом на карете.

– Примут, у тебя не просто герб, у тебя ещё и деньги, – возразила Аника.

– Вот! – поднял вверх руку Кэн, выставив указательный палец, украшенный драгоценной печаткой. – Золото – это другое дело, это то, что двигает миром.

– И всё же без титула оно значит не так много, – оборвала царица. – Я наслышана о твоей денежной философии, можешь не развивать. А где сейчас граф Лесов?

– У себя в поместье, насколько я знаю.

– То есть его можно вернуть, – заметила Аника. – А регента – долой!

И царица провела в воздухе рукой, точно легко отодвинула мешающуюся на пути лёгкую занавесь.

– И каким образом? – поинтересовался, изогнув чёткую линию одной из бровей, герцог.

Её величество пожала окутанными кружевом плечами:

– Есть тысяча и один способ. Мне нужно лишь навестить Лучию. Королеве больше двадцати, она совершеннолетняя – это я уж точно знаю, я отправляла ей поздравление и подарки к столь знаменательному событию – тут Свэг постарался мне напомнить. Мне немедленно следует посетить Королевск!

Женщина сказала это так, и в её облике было столько властности, ясного ума и несгибаемой воли, что Кэн с восхищением увидел в ней ту государыню, образ которой, как казалось, давно канул в Лету.

– Теперь я узнаю тебя, Аника! Слава Властителю и всем богам, – откликнулся герцог и, радостно сверкнув карими глазами, опорожнил свой кубок.

– Слава богам, – печальным эхом отозвалась царица, уголки её губ дрогнули в попытке улыбнуться, и она сделала глоток обжигающего горло напитка.



***



Ольва долго гуляла по чистым, вымощенным камнем дорожкам большого сада. Погода заметно улучшилась по сравнению со вчерашним днем: солнце пригревало, слабый ветер ласкал кожу, и даже без плаща ей было хорошо. Природа, вобрав в себя соки ушедшей зимы, уверенно стремилась к лету. Девушка с восхищением останавливалась у каждой клумбы, у каждого диковинного дерева, сидела на скамейках и шла дальше… Глаза вбирали в себя увиденное, как губка впитывает воду, питая сердце живительной радостью. Голова её кружилась, но она связывала это уже не с болезнью и слабостью, а со слишком яркими впечатлениями, которые трудно сразу ощутить до конца, прочувствовать так, чтобы наполнить ими память. Сначала она старалась запомнить каждый хрупкий цветок, причудливым ярким пятном выделявшийся среди молодой зелени, но потом поняла, что её старания тщётны: их было слишком много. В итоге она расслаблено бродила по саду, отдыхая и наслаждаясь. Все её мысли и переживания о будущем временно куда-то ушли, и лишь одно неприятное ощущение слегка будоражило сознание: воспоминание о недавно увиденной сцене – стоящий на коленях герцог перед плачущей царицей. Обида на грубость Аники уже улеглась, девушка рассудила, что такая гордая и самолюбивая женщина, какой ей представлялась государыня, не могла иначе прореагировать на то, что кто-то подсмотрел ее слёзы. Тем не менее, герцогу позволялось их видеть, и более того – утешать. «Они не просто друзья», – сделала вывод Ольва, и невольная зависть, как заноза, уколола ей сердце. Девушка пыталась забыть о происшедшем. Дойдя до забора в одном из уголков сада, она обнаружила калитку, выходящую в лес, но выйти за ограждённую территорию побоялась. К этому времени она уже устала и решила вернуться обратно в дом. Пройдя полпути, она увидела ту же горничную, которая делала ей прическу. Женщина бежала навстречу, а, завидев её, остановилась. Когда Ольва приблизилась, та, присев в реверансе, сообщила, что его светлость просит госпожу графиню пройти к себе в опочивальню, так как приехала модистка, и ждёт её сиятельство, дабы снять мерки для пошива гардероба. Вспомнив, что на ней надето, юная графиня безотлагательно приняла приглашение.



***



Снятием мерок портниха не ограничилась: она приехала с несколькими частично сшитыми нарядами и теперь старалась подогнать заготовки под фигуру графини. Ольве пришлось долго стоять с приподнятыми вверх руками, пока её обнажённое тело использовали как манекен для пошива одежды, и, хотя она готова была много выдержать ради красоты, в конце концов, она так устала, что взмолилась о пощаде. Модистка тут же собрала все нитки-иголки-отрезы и с поклонами удалилась, и Ольва рухнула в кресло, чтобы дать мышцам хотя бы немножко расслабиться. Но через минуту в дверь постучали, и девушка кинулась к своему мышиного цвета платью, успев им лишь прикрыться, но не надеть. С некоторым облегчением графиня увидела, что это всего лишь горничная. С поклоном на вытянутых руках она подала ей белоснежную тончайшую сорочку с узкими лямочками и пышной пеной кружев на длинном подоле.

– От её величества, – кратко пояснила служанка.

Ольва благодарно приняла подарок: шерстяное платье неприятно касалось голого тела, и бельё было очень кстати. «Удивительно, что Аника подумала об этом! – размышляла девушка, одеваясь. – Может быть, хочет сгладить в моей памяти свой припадок? Подлизывается?» Она с удовольствием отметила, что хотя сорочка была ей слегка великовата, она не только приятно защищала нежную кожу от соприкосновения с грубым сукном, но и придавала некоторую пышность платью, отчего то смотрелось на хрупкой фигуре девушки лучше.

– Ваше сиятельство, уже скоро три часа, Вас будут ждать к обеду. Разрешите, я поправлю Вам причёску, – сообщила служанка.

– Разве мне не принесут его сюда? – удивилась Ольва.

– Его светлость приглашает Вас спуститься в столовую.

Графиня вздохнула, поняв, что расслабиться ей сейчас никак не удастся, но не согласиться не представлялось возможным. Она покорно подставила горничной голову, а потом проследовала за ней в столовую, где уже находился герцог, а сразу же за ней появилась и Аника.

Посреди залы стоял большой вытянутый прямоугольником стол, накрытый белоснежной скатертью и сервированный многочисленными столовыми приборами из хрусталя, стекла, серебра и фарфора.

– Прошу оказать мне честь… – и герцог изящным движением руки в сочетании с лёгким поклоном пригласил дам садиться за стол.

Царица и хозяин дома сели во главе стола, на противоположных его концах, Аника указала Ольве на стул сбоку, недалеко от себя.

– Мы будем обедать сегодня по-простому, без лишних церемоний, как пожелали Вы, ваше величество, – и герцог не преминул улыбнуться при этих словах царице, которая вежливо улыбнулась в ответ. – Так что прошу вас: не стесняйтесь, чувствуйте себя свободно.

Хотя он говорил, смотря при этом на противоположный конец стола, Ольва поняла, что последние слова предназначались, всё же, ей.

В этот момент незнакомый молчаливый слуга вкатил сервировочный столик. На нём стояла большая фарфоровая супница. Лакей стал разливать из неё что-то по тарелкам, в первую очередь остановившись рядом с царицей. Ольва вспомнила известную по фантастическо-приключенческо-историческим романам, которых прочитала тонны, и таким же фильмам нелепую ловушку, в которую обычно попадают современные герои, оказавшиеся по каким-либо причинам на званых обедах у королей, а именно: воду для мытья рук они принимают за суп. Графиня решила посмотреть, что будут делать царица и герцог, но они, подождав, когда лакей заполнит тарелку Ольве, взялись за бокалы, которые к этому времени уже сверкали тёмно-рубиновым напитком.

– За здоровье вашего величества! – провозгласил тост герцог и осушил бокал до дна.

Графиня подняла бокал, пригубила немного и почувствовала сильный терпкий вкус вина. Наверное, оно было очень хорошим, но у девушки был небогатый опыт распития спиртного, так что определить степень своего счастья в данной ситуации она не могла. Продолжив наблюдения за сотрапезниками, Ольва поняла: в тарелке – бульон. Ольва нагнулась над кушаньем, но тут же ощутила, как вино, даже в столь малом количестве ударило ей в голову. Ей пришлось сосредоточиться, чтобы попасть ложкой в рот. Съев немного, девушка почувствовала на себе пристальный взгляд. Оглянувшись, она убедилась, что на неё задумчиво смотрит царица.

– Не смущайтесь, графиня, – произнесла та, заметив, что фрейлина отложила прибор и перестала есть. – Обедайте спокойно.

После этих слов её величество и сама вновь принялась за еду, но девушке уже было не по себе. «Смотрит на меня, как на медведя в цирке!» – недовольно подумала она. Ольва чувствовала, что, несмотря на все предпринятые усилия, выглядит тускло и нелепо по сравнению с царицей, сменившей утренний воздушный сиреневый наряд на роскошное красное платье из узорчатого атласа. Более того, ей не хватало ни той величественной осанки, ни тех манер, коими в совершенстве владела Аника. Девушка искоса взглянула на герцога: тот периодически поглядывал то на одну, то на другую даму, то на снующего вокруг стола слугу. Никаких особых эмоций у него на лице графиня не обнаружила, и это её чуть успокоило.

При перемене блюда на жаркое, её величество вновь подала голос:

– Мы попрощаемся с Вашим гостеприимным домом завтра утром, дорогой герцог. Портниха к утру сошьёт графине два дорожных платья, остальное, прошу Вас, пошлите за нами вслед.

Его светлость удивлённо приподнял бровь.

– Не беспокойтесь, ваше величество, конечно. Но Вы намерены взять с собой графиню в Королевск? Так быстро?

– Вы же понимаете, Кэн, – спокойно ответила Аника. – Медлить нельзя.

– Но… Не лучше ли оставить Ольву здесь?

Последнее предложение вызвало у девушки смешанные чувства. Во-первых, её участь решали, её не спросив, во-вторых, она почувствовала, что боится остаться с герцогом наедине, в-третьих, она не понимала, чем вызваны слова Кэна…

Аника метнула на герцога внимательный взгляд и ответила:

– Это было бы неприлично. К тому же, Властитель поручил её именно моим заботам, а не Вашим, и я намерена в точности следовать Его желанию.

– Да… Но, ваше величество, как Вы себе это представляете? – мужчина в изумлении развёл руками, откинувшись от стола на высокую спинку стула, на котором сидел. – Разве возможно сейчас представить графиню ко двору Лучии? Вы же намерены быть там?

– Нет, безусловно, это не возможно. Нам с Ольвой придётся расстаться в Королевске, а, может быть, даже раньше, чтобы не терять время, – и Аника повернула голову в сторону не на шутку встревоженной Ольвы: – Не переживайте, графиня, мы отправим Вас в Раёк, в нашу резиденцию, под охраной Дирса и Вансета: будьте уверены, Вы с ними не пропадёте.

– Простите, ваше величество, но я категорически протестую! – заявил герцог. Голос его был непривычно серьёзен и строг. – Ровно тогда, когда Вы должны уделить особое внимание своей безопасности, Вы собираетесь отдалить от себя личных телохранителей!

– У нас нет иного выхода, – заметила царица. – Доверить Ольву кому-нибудь другому я не могу: они хотя бы привыкли к её особенности. А появиться с ней при дворе королевы – тем более: она ничего не умеет, ни к чему не привыкла, её сочтут за сумасшедшую.

Девушке не нравилась перспектива остаться наедине с немыми телохранителями не меньше, чем с герцогом; находиться рядом с Аникой ей казалось намного надёжнее, и она брякнула, защищаясь:

– Ну и что же! Зато сумасшедшим позволяется такое, что другим не простительно!

Сидевшие за столом, оба сразу, как по команде, уставились на неё. Графиня засмущалась и, вспомнив, добавила:

– Ваше величество…

А потом подумала и спросила:

– Или здесь принято сразу сажать душевнобольных в клетку?

Внезапно герцог расхохотался.

– Нет, Ольва, посадить Вас в клетку смогут только по нашему высочайшему указу, – заверила Аника фрейлину, а потом, всё так же пристально глядя на неё и слегка покачав головой, как будто соглашаясь сама с собой, произнесла: – А ведь это мысль! Вы вовсе не глупы, графиня!

Такая похвала задела девушку. «С чего она решила, что я – дура? – обиделась она. – Вот так пооткровенничаешь с человеком, изольёшь ему душу, и внезапно оказываешься в его глазах идиоткой!» А Кэн, отсмеявшись, весело сказал Анике:

– А мы-то думали, зачем Он дал её Вам на попечение?



***



После обеда все разошлись по своим делам. Аника заняла кабинет герцога, чтобы написать письма. Его светлость должен был принять каких-то людей, и посоветовал Ольве, чтобы та случайно не столкнулась с ними, провести время до вечера в своей комнате и хорошенько отдохнуть, так как на следующий день им с царицей предстояло отправиться в дальнюю и долгую дорогу.

Девушка поднималась к себе в комнату в глубокой задумчивости. За обедом она узнала много, но не достаточно. В голове никак не могли ужиться мысли и чувства – слишком противоречивые и неопределённые. В своих представлениях Ольва привыкла делить людей на две категории: «плохих» и «хороших». С первыми в своей прошлой жизни она всячески старалась избегать встреч, а так как к таковым она относила абсолютное большинство, и исключить их полностью из жизни не было никакой возможности, то главной стратегией её поведения до сих пор оставалось сведение общения с ними до минимума. Она терпеть не могла своих одноклассников, соседей, продавцов в магазинах, бабулек, с завидным постоянством сидящих на лавочках вдоль подъездов, большую часть родственников, практически всех учителей и просто прохожих на улице… Все эти люди провинились лишь в одном – они были «как все». Иначе как о «серой массе», Ольва о них не думала. «Хороших» было мало: всех их девушка могла пересчитать по пальцам. Отличались они тем, что более или менее соответствовали представлениям Ольвы об идеальном человеке, а именно: красота физическая непременно должна была сочетаться в них с отличным воспитанием, художественным вкусом, талантами, умом, образованием и прочими достоинствами, обычно характеризующими положительных героев в литературе неглубоких жанров. Как правило, близко таких людей Ольва не знала, она могла лишь со стороны судить, что вот эта личность, должно быть, обладает всеми нужными качествами, потому что она «сделала то-то», «посмотрела так-то», «сказала следующее»…

В новом мире ей это пока не удавалось. И герцог, и Аника производили впечатление людей умных. Кэн был безупречно красив, царица обладала отменным вкусом в одежде и грациозностью. Оба представлялись Ольве людьми незаурядными, но, тем не менее, она никак не могла вынести своё суждение о них. Её смущали их взаимоотношения, и она никак не могла определить их отношение к ней. В результате, девушке оставалось лишь надеяться, что в ближайшем будущем всё как-нибудь прояснится, она сумеет выработать определённое мнение о каждом и, соответственно, решить, искать их дружбы или нет. В любом случае, в настоящий момент ей было ясно лишь одно – пока ей следует стараться держаться рядом с Аникой.

Скучающей в одиночестве Ольве оставалось лишь скинуть неудобное платье, юркнуть в мягкую уютную постель и в мыслях, полных тревоги и надежд, уснуть.

Проснувшись на закате, девушка увидела, что в спальне произошли перемены. Недалеко от ярко пылающего камина стояло что-то отдалённо напоминающее ванну: с высокой спинкой и зачем-то опущенной в воду периной. Рядом стояла большая ёмкость с горячей водой и горничная, которая держала в руках кувшин.

– Не угодно ли госпоже графине принять ванну? – после поклона безмятежно спросила она, стоя прямо, как хорошо вымуштрованный часовой.

Ольва утвердительно кивнула в ответ, хотя было совершенно ясно, что вопрос задан просто из вежливости, так как для процедуры всё было готово. Графиня ещё при примерке поняла, что стесняться слуг здесь не принято. Вздохнув, Ольва скинула сорочку, мысленно уговаривая себя, что в этом нет ничего особенного и, покраснев, как можно быстрее юркнула в ванну. Вода закрыла её лишь до груди, но, всё же, девушка уже не чувствовала себя столь обнажённой. Горничная старательно полила кусок фланели пахнущей цветами мыльной жидкостью. Ольва закрыла глаза, чтобы прочувствовать всю нежность и уют тёплой воды в хорошо прогретой комнате. Перина оказалось очень удобной. Девушка почувствовала прикосновение к шее: это служанка тихонько начала проводить по ней мочалкой. Слегка вздрогнув от первого прикосновения, Ольва снова опустила веки, позволив той продолжать, ибо женщина делала это столь бережно, что графиня опять почувствовала себя хрупкой экзотической вещицей, обращаться с которой необходимо трепетно и аккуратно. На сей раз, ей это понравилось. Ольва совершенно расслабилась, забыв все тревоги прошедшего дня. Головная боль ушла, и думать, вообще, не хотелось.

Вымыв госпожу с головы до пят, служанка помогла графине выбраться из ванны на пушистый ковер, длинные ворсинки которого ласково обхватили обнажённые мокрые ступни. Промокнув тело одним полотенцем и умело завернув длинные волосы девушки в другое, горничная мягко растерла её кожу каким-то душистым маслом и помогла надеть длинную батистовую рубашку. Потом, усадив в кресло, расчесала и просушила волосы, привела в порядок ногти. Ольва наслаждалась. Она чувствовала разливающуюся по её телу негу, и перед её мысленным взором цвёл залитый солнцем сад, сияло яркое спокойное небо, переливались хрусталь и позолота, блестели карие глаза герцога, виделся изящный силуэт Аники… Картинки были так ярки и прекрасны, что сидя в удобном мягком кресле, Ольва неожиданно ощутила счастье.



***



– Ты звала меня? – герцог вошёл в свой кабинет, где за его письменным столом расположилась Аника.

– Да. Ты закончил свои дела?

– И твои тоже. Кроме гонцов, я отправил людей проверить, нет ли завалов в горах.

– В горах?

– Я советую ехать горной дорогой, она вся под моим контролем. Леса, при всём моём уважении к графу, опасны неприятными встречами.

– Что ж, чем меньше населённых пунктов на пути, тем лучше – тем внезапней будет моё появление в Королевске. Важно успеть не дать Блэсту подготовиться.

Герцог слегка усмехнулся:

– Для него это будет неприятный сюрприз.

– Ты тоже думаешь, что он спелся с Аймой?

– Это очевидно.

– К сожалению, и я, и Свэг, эту очевидность не заметили… Спасибо, что ты сказал!

– На здоровье. Кстати, что ты хочешь на ужин?

– Всё равно. И… если можно, подай графине еду в её комнату. Скажи, что я устала и не буду ужинать, или ещё что-нибудь… Придумай. При всём добром отношении, мне пока тяжело её видеть.

– Ничего не надо придумывать, я велел приготовить ей ванну. После неё ужин в постель будет совершенно естественным.

– Спасибо тебе! – Аника благодарно протянула руку Кэну. Тот в ответ слегка сжал ей пальцы.

– Не за что! Ты знаешь, я безумно испугался сегодня. Представил, что остался здесь без тебя… Это страшно.

Аника подняла на Кэна глаза. В них герцог прочёл вопрос.

– Мне ведь не с кем даже будет поговорить так, чтобы меня поняли. Мы же тут оторвыши, интеллектуальные изгои. Кому и как я смогу излить душу, если захочу, а тебя не будет? Поэтому, если не сможешь победить – беги, спасайся! Обещай мне, что не взойдешь на эшафот, что не будешь рисковать!

Аника опустила взгляд и с грустной улыбкой отрицательно покачала головой.

– Я не могу обещать, но я постараюсь. Мне теперь себя не жалко. Я измучилась, надежда умерла. Долг свой перед людьми и богами я исполню, насколько это будет в моих силах. А ты давно уже справляешься и без меня, и найдёшь себе другого собеседника, если захочешь. Какие интеллектуальные преимущества? В чём они? Наша особенность лишь в том, что Властитель позволил воплотить нам детские наивные мечты – одной дал власть, другому – богатство, но что из того? Разве это прибавило нам интеллекта? Да и счастья дало немного…

– Я не про то… – возразил герцог, удобно развалившись в кресле напротив собеседницы. – Дело не в силе нашего разума или научных знаний, а в том, что мы ведаем, куда лежит путь. Мы несём в себе опыт человечества, историю, которая здесь ещё не случилась. Ты развиваешь и строишь то, в чём другие сомневаются, или что, вообще, не замечают. Они ищут, бросают на полпути, возвращаются, идут не туда, плутают, ходят кругами, ты же бежишь по прямой. Благодаря этому, ты так быстро возвела такое государство, что все лишь ахнули!

Аника задумчиво слушала Кэна, усмехнувшись на последних словах.

– Вот и проверим в Королевске: ахнули ли? Или никому это не интересно.

– Знаешь, я не удивлюсь, если они не оценят твоих успехов, – кивнул Кэн. – Поэтому я и говорю – нас не поймут, и ни с кем ты не сможешь быть откровенной, как только с равным. Так останься! Не губи себя. Хотя бы ради меня. И не мучь себя больше – чудес не бывает.

– И это говоришь ты? Мне? Чудес не бывает?

Кэн мотнул головой:

– То, что с нами произошло, разве чудо? Деньги, корона – разве это так уж невозможно? Всё это вполне материально. Чудо – это из другой области. Что-то высшее, что-то из сферы духа… Как вдохнуть в камень жизнь… А наше чудо слишком напоминает эксперимент. Неизвестно – чей, неизвестно для чего, но вполне реальный. Как если бы ты взяла в лесу ёжика и перенесла бы его жить в дом и смотрела – как ему?

Царица тихонько, с сомнением, засмеялась.

– Ты упустил одну деталь, Кэн: ёжик никого об этом не просил, и даже если мечтал, я не смогла бы прочесть его мысли, как Властитель читает наши.

– Разве это что-то меняет?

– Только одно: нам некого винить.

Ирония, то и дело мелькавшая до этого во взгляде герцога, пропала. Нахмурившись, он сдвинул красивые брови и задумался. На некоторое время настала тишина. Аника встала из-за стола и подошла поближе к разогретому камину, обхватив замерзшие полуоголённые плечи руками.

– Ловко! – ухмыльнувшись, внезапно громко сказал мужчина, словно ответил своим мыслям.

Женщина вздрогнула и повернулась к нему.

– Ты всё ещё полагаешь, что с тобой сыграли злую шутку? А я – так нет…

– А что? Что? – воскликнул тот.

– Не знаю. Мне уже не под силу – думать, – откликнулась Аника, и слеза тихо покатилась по её щеке: – Я столько размышляла эти годы, что сломала о данный вопрос свой ум. Мы не узнаем, мы не в состоянии. Как мы можем понять, что и зачем Он делает, если даже не знаем, кто Он? А мы?… Мы даже толком не знаем, кто мы, и что с нами происходит… Моя надежда умерла не оттого, что я не верю в чудеса, просто истёк её срок годности. У всего есть срок – у человека, у государства, у целого мира, что уж говорить о надежде? Что было, то прошло. Назад пути нет. Ничего не изменится. Мы можем лишь достойно завершить свой путь и постараться облегчить его другим.

Слеза на щеке царицы высохла, она вернулась на покинутое кресло, её плечи распрямились. Кэн задумчиво смотрел на неё.

– Ты это сможешь, – уверенно сказал он. – Только не торопись. Не торопись завершать: ты ещё очень долго сможешь облегчать жизнь другим. Мне, например.

Слегка улыбнувшись, Аника взглянула на собеседника.

– Ты всегда был эгоистом.

– Да! – весело ответил тот, и лучезарная улыбка вернулась на его лицо.




Часть 2. СРАЖЕНИЕ ЗА МИР



Пусть шпионы королевы
Пуще роз цветут в кустах,
Не отступит самый верный
Истинной любви монарх.
Из песни «Марко Поло».




Глава 1. Путь


Проснулась Ольва от настойчиво бубнившего голоса служанки:

– Ваше сиятельство, пора! Её величество ждут!

Вставать не хотелось, так уютно и спокойно было в тёплой постели. Глаза закрывались сами собой, а чтобы их открыть, приходилось делать усилие, сравнимое с подниманием тяжёлой гири. Тем не менее, вспомнив, как много интересного должно ждать её в новой жизни, девушка быстренько поднялась с кровати, помотав вскружившейся от резкого подъёма головой и сбросив с себя сонливость, как лёгкое одеяло.

Она умылась, оделась в поданное горничной тёплое тёмно-зелёное платье с длинными рукавами и закрытым воротом, которое село по её фигуре, как влитое, и отдала под умелые руки служанки свои непослушные волосы. Та ловко скрутила и забрала шпильками длинные пряди в причёску, и предложила Ольве надеть маленькую шляпку с узкими полями в тон наряду. Сверху на платье полагался еще мягкий на ощупь, но плотный широкий плащ. Оглядев себя в зеркало с головы до пят, графиня пришла к выводу, что одета, как подобает её статусу и предстоящей дороге: удобно, практично и со вкусом. Она улыбнулась своему отражению, и, довольная, выпила поднесённый ей стакан молока, после чего спустилась в сопровождении горничной вниз.

Там она увидела ожидавшую её Анику. Царица была уже полностью готова к отъезду и расхаживала из стороны в сторону, рядом стоял герцог. Ольва сделала попытку поприветствовать присутствующих реверансом.

– Доброе утро, графиня! Не до церемоний, – кивнула её величество Ольве. – Вперёд!

Все вышли на улицу, где уже ожидала карета.

– Прощайте, ваша светлость, – с грустной улыбкой сказала Аника, повернувшись к герцогу и подав ему руку. – Если даст Властитель, ещё увидимся. Спасибо за радушный приём!

Ольва, неожиданно для себя обнаружила, что взгляд царицы может быть тёплым и добрым. Именно так она смотрела в эту минуту на мужчину.

– Не за что, ваше величество, – в тон ей ответил Кэн. – Вы же знаете, что принимать Вас у себя – для меня большая честь. И не только честь… Это – радость. Я уверен, что мы увидимся с Вами снова. Властитель всегда покровительствовал Вам, как царице: я надеюсь, Он не оставит Вас и впредь…

Аника отрицательно покачала головой:

– Я давно уже думаю иначе.

– Нет, не оставил. Если бы оставил, Он бы про Вас просто забыл. А это – не так…

Аника помолчала, опустив веки, а потом сказала:

– Я уже боюсь слишком верить во что-либо, ваша светлость, и, тем не менее – спасибо! Силы и разум меня пока не покинули, а раз так, я собираюсь, прежде всего, полагаться на них. Счастливо оставаться, герцог!

Она повернулась и пошла к распахнутой перед ней Вансетом дверце кареты.

– Счастливого пути! – сказал Кэн и поспешил вслед за ней, чтобы помочь подняться в экипаж.

– Ольва! – позвала царица, устроившись в экипаже.

Герцог помог подняться и девушке, ласково ей улыбнувшись и попрощавшись.

Вансет захлопнул за дамами дверцу, и Кэн отошёл. Он склонил голову, слуги согнулись в глубоком поклоне, охранники вспрыгнули верхом на коней, и карета в сопровождении двух десятков всадников тронулась в путь.



***



Приютившись в углу кареты рядом с сидевшей с противоположной стороны Аникой, Ольва взглянула на царицу. Та сидела в своём углу кареты и, придерживая тонкой рукой, туго обтянутой перчаткой, краешек бархатной занавески, смотрела сквозь оконце экипажа на мелькающие за ним сосны. Она застыла в этой позе и дышала так тихо, что стала похожа на изваяние. Черты лица Аники были неправильны, но и в её движениях, и в неподвижности было столько красивых форм, что вольно-невольно, графиня любовалась ею. Засмотрелась и сейчас. Но тут же одёрнула себя, стоило лишь женщине шевельнуть рукой и прислониться головой к мягкой обивке каретной стенки. Ольва заметила, что царица не рассматривала пейзажи за окном, её взгляд был устремлен не на деревья, он всего лишь скользил по ним. В то же время в нём не было равнодушия уставшего или скучающего человека. Взгляд был озабоченным, напряжённым, думающим. Ольва догадывалась, что существует какая-то проблема, посвящать в которую её никто не собирается. Графиня приуныла. Ей уже не хотелось, просто полагаясь на судьбу, быть наблюдателем и незаинтересованным оценщиком происходящего. Она желала активных действий, чтобы скорее освоить новое пространство и время, сулящее ей немало удовольствий и радостей. Она хотела включиться в жизнь, быть участником игры. Но царица молчала, а первой нарушить тишину Ольва не решалась. «Ничего, у меня всё впереди. Я ещё успею разобраться, что к чему – стоит лишь набраться немного терпения. По-хорошему, надо бы добиться расположения Аники. Даже если я ей не нравлюсь, она говорила, что ответственна за меня перед Властителем, поэтому так или иначе зла мне не причинит. Но не хотелось бы стать лишь оберегаемой от невзгод дурочкой. Роль фрейлины, которой доверяют, гораздо интереснее», – мысленно рассуждала девушка.

Карета гладко катила по мощёной камнем дороге, лишь изредка вздрагивая на рессорах. Мерный стук копыт успокаивал и постепенно вгонял рано разбуженную девушку в дрёму. Мысли Ольвы непроизвольно сменились свежими воспоминаниями о расцветающем саде, голубом небе, роскошных апартаментах, тлеющих в камине углях… Тревога отступила и дала простор оптимистичным грёзам…



***



Экипаж неожиданно несколько раз резко тряхнуло, и Ольва проснулась. Она не помнила, как задремала, и теперь не знала, сколько времени они провели в пути и где находятся сейчас. Ещё мутными ото сна глазами она бросила взгляд в окошко кареты: всё тот же густой, тёмный лес напирал толстыми ветками на узкую дорогу. Но теперь он поднимался вверх по каменистым склонам и кое-где перемежался голыми каменными глыбами. Девушка поняла, что они достигли отрогов гор, вершины которых были видны из герцогской усадьбы. Дорога, судя по тому, как трясло карету, изменилась. Ольва бросила взгляд на Анику. Та сидела, мерно покачиваясь в такт экипажу, полуприкрыв глаза и не обращая внимания на спутницу, всё думала о чём-то. Рядом с ней на сиденье лежал небольшой тёмный томик в бархатном переплёте: похоже, пока девушка спала, царица читала. Юная фрейлина вздохнула. Ей было скучно, и стало укачивать. Она снова закрыла глаза и попыталась заснуть, но Ольва уже достаточно выспалась, и сон не шёл. Девушка вновь посмотрела на Анику и заняла свои мысли тем, что же представляет из себя эта женщина? Для глубоких выводов, однако, знаний не хватало. Несмотря на то, что они провели вместе уже достаточно много времени, царица оставалась загадкой. Невозможно было определить, например, добрая она или злая? А этот вопрос был для Ольвы приоритетным. Герои в книжках всегда делятся на плохих и хороших, даже если это с первого взгляда и не понятно – так учили в школе, и девушка переносила это правило на жизнь. Вздохнув ещё раз, Ольва отвела глаза. Она рассмотрела внутреннюю обивку экипажа, юбку своего нового платья, туфли, вновь выглянула в окошко, попробовала сосредоточиться на пейзаже, но деревья, камни и небо словно подменяли друг друга, оставляя вид почти неизменным… Девушке уже хотелось есть и пить, но царица будто не замечала ни времени, ни голода, ни жажды, и лишь изредка меняла позу. Ольва, от нечего делать, попыталась что-нибудь нафантазировать, но богатое на выдумки сознание, так часто выручавшее её в прежней жизни, попав в этот мир, забарахлило, и после нескольких неудачных попыток развить в своей голове какую-нибудь занимательную историю, девушка сдалась. Она снова стала смотреть в окно, но в желудке у неё уже так бурлило, а во рту так пересохло, и ей стало столь жаль себя, что ненароком в её голову вползли, как ядовитые змеи, мысли, порождающие обиду. «Могла бы и догадаться, как мне скучно и тошно, – думала она про Анику. – Она-то тут – хозяйка. Могла бы и поинтересоваться, как я себя чувствую. Как можно быть такой равнодушной?! Хотя бы пару слов сказала со мной… Так ведь нет, молчит, как истукан! И видите ли, мне нельзя заговаривать первой… Ну раз так, должна же она понимать, что я, может быть, сказать что-то хочу, но не могу! Она обо мне вроде как заботиться должна… Как же! Только о себе и думает! Возможно, ей кажется, что это ниже её достоинства? Фу, ты – ну, ты…» В конце концов, Ольва так накрутила себя, что нос её зашмыгал, а из глаз потекли слёзки.

– Что случилось? – Аника вздрогнула на своём месте, будто проснулась. – Что с Вами, Ольва?

Девушка, услышав долгожданный вопрос, разрыдалась.

– Да что такое с Вами?! Вам плохо?

Царица дёрнула за шнурок, болтающийся у неё под рукой на стенке кареты, и экипаж медленно остановился. Ольва, пытаясь вытереть слёзы, размазала их ладонями по щекам и покраснела, как помидор. Ей стало стыдно за свою несдержанность, но сейчас уже деваться было некуда, и она прощебетала:

– Я очень хочу пить… ваше величество.

В глазах женщины мелькнуло удивление, и внезапно она засмеялась.

– Почему же Вы не сказали? – мягко спросила царица, хохотнув.

В это время в оконце мелькнуло встревоженное лицо Вансета, и Ольва поторопилась спрятать от него заплаканное лицо, а Аника сделала телохранителю знак рукой, чтобы тот не волновался и отъехал, а после достала из корзины, спрятанной у неё под сиденьем, флягу с водой и, отвинтив крышку, протянула её девушке. Та судорожно отпила несколько глотков, пытаясь успокоиться.

– Так почему же? – вновь задала вопрос женщина, не дождавшись ответа.

– Вы же сами говорили, что я не могу начинать разговор первой… – не сумев избавиться от обиды в голосе, ответила Ольва.

Аника заглянула своей фрейлине в глаза так, что той сделалось неловко, и Ольва поспешно отвела взгляд.

– Но мы тут наедине, – сказала царица, неожиданно ласково для девушки. – Когда мы один на один, можно и заговорить. Да и в другой ситуации, фрейлине допускается обратиться, просто нужно извиниться и спросить разрешения… Да элементарно кашлянуть, чтобы привлечь внимание.

«Да, кашлянешь тут, – промолчав, подумала надувшаяся графиня. – Ты всё равно ничего не услышишь… Сидишь, словно и нет тебя тут».

– Сколько Вам лет, Ольва? – задала совершенно нелогичный, на взгляд девушки, вопрос Аника.

– Шестнадцать, – шмыгнула носом фрейлина. Но как Ольва ни была обижена, она заметила, как дрогнули веки царицы, будто та что-то вспомнила, или её ум посетила какая-то важная мысль.

– Если хотите, пока мы стоим, выйдите – разомните ноги, – чуть помолчав, предложила Аника. – Но не долго, минут пять. Через полчаса мы должны достигнуть места, где можно будет немного отдохнуть и пообедать, а потом нужно снова отправиться в путь.

Девушка глянула сквозь окошко на дорогу. Крутая каменная насыпь показалась ей не лучшим местом для прогулки.

– Я в состоянии потерпеть полчаса, ваше величество, – отказалась она.

Царица дёрнула за шнурок, послышался крик кучера – «Гэй, гэй!», карета тронулась, набирая скорость.

– У нас неотложные дипломатические дела в Королевске, – пояснила Аника заметно успокоившейся спутнице. – Это столица Роскии. Поэтому нам придется ехать даже ночью, не обессудьте, графиня. Но я надеюсь, что все эти неудобства ненадолго, и Вы вскоре найдёте ту жизнь, которую искали.

Ольва уже пожалела, что побоялась остаться у герцога, её покоробило от слов царицы, и, осмелев, она тут же высказала:

– Вы надеетесь, ваше величество? Разве не от Вас это зависит? Вы же – царица!

Аника вновь пристально посмотрела на свою подопечную, но, на сей раз, девушку это не смутило. В Ольве заговорило раздражение: она устала от долгих переживаний, сомнений, физических мук. В гостях у Кэна она получила небольшую передышку и окунулась, наконец, в то великолепие, о котором так мечтала, но всё начиналось снова…

– В этом мире много государств, и, соответственно, много правителей, – ни капли не разозлившись, спокойно ответила женщина. – Я – лишь одна из них, и не самая могущественная. Например, королевство Лучии – гораздо больше и сильнее моего.

– Тогда я не понимаю, – растерянно произнесла Ольва. – Почему Властитель поручил меня именно Вашим заботам?

– Кто знает?.. – чуть пожала плечами её величество, и взгляд её стал рассеянным и остановился на мелькавших за окошком ёлках. – Возможно, потому, что я попала в этот мир так же, как и Вы. Мне проще понять Вас, а Вам легче общаться со мной, чем с местными. К тому же, Раёк – очень красивая страна…

– Как и я?! – девушка почему-то не предполагала подобного, хотя, если задуматься, это становилось очевидным, и она спросила. – А много нас тут… таких?

– Я не знаю. Я могу поручиться лишь за себя, за Вас и за Кэна, и… за ещё одного человека, – добавила Аника, вспомнив изгнанного музыканта, и тень печали и тревоги отразилась на её лице, но усилием воли царица прогнала всплывший из памяти образ.

– В любом случае, пока Вы – моя фрейлина, и Вам придется следовать за мной, делать, что я скажу, – твёрдо сказала она и, прищурившись, с иронией добавила. – И не дерзить при этом, а то казню. На это у меня есть все права.

Юная графиня поняла, что последнее сказано, скорее, в шутку, чем всерьёз, и, тем не менее, её передёрнуло от испуга. Состроив обиженное личико, она искоса глянула на Анику, но благоразумно умолкла, подумав: «Куда я попала? Во что я вляпалась?!.. А, всё-таки, как же здесь интересно!!!»



***



Ехали почти без остановок, спали на ходу, полусидя, укрывшись шерстяными одеялами и обложившись маленькими подушками. Но теперь Аника периодически удостаивала свою фрейлину беседой и давала ей уроки правильного поведения.

Иногда царица задавала вопросы:

– Вы владеете каким-нибудь музыкальным инструментом?

Ольва не владела.

– Вы поёте?

Девушка не знала.

– Какой вид искусств предпочитаете?

Кино. Аника нахмурилась:

– Такого понятия здесь не существует. Допустим, театр.

Допустим. И ещё литература.

– Литература? Прекрасно! Что именно?

Историко-приключенческая. Её величество хмыкнула.

– Вышиваете, вяжете?

Нет.

Между подобными короткими тестами и назиданиями, как правильно стоять, сидеть, есть, пить, ходить и так далее, Ольва пыталась выяснить что-нибудь о цели их визита в Королевск, но её величество отделывалась только одной фразой – «поймёте, когда приедем».

Однажды царица вытащила из своего маленького саквояжа пожелтевший свиток и дала его своей подопечной:

– Это Ваша родословная Ольва. Вы должны её выучить наизусть. Повторяйте имена Ваших предков утром, днём и вечером, как заклинание. Вам простят любое незнание, но если Вы забудете или переврёте данные имена – Вас не поймут. И берегите Ваше генеалогическое древо – это важный документ.

Когда, наконец, они миновали горы, и с отрогов перед ними распростёрлась зелёная долина, поросшая мелким кустарником и кое-где пересечённая перелесками, они остановились в небольшой одиноко стоящей сторожке, где Анику ждал гонец с какими-то бумагами, которые она незамедлительно стала читать. Стало ещё теплее, солнце всё реже пряталось за облаками, Ольва забыла о плаще, и даже в платье из плотной шерстяной материи днём ей становилось жарко. Юная фрейлина уже так привыкла трястись в карете, что теперь ей казалось – земля покачивается под ногами, тем не менее, ходить по траве было столь приятно, что девушка отказалась от гостеприимства хозяина сторожки и бродила по окрестностям всё время, пока царица была занята. За графиней по пятам следовал Дирс, но она уже не замечала его молчаливого внимания. Она вдыхала чистый горный воздух, и ей казалось, что никогда она не дышала так глубоко, рассматривала не столь яркие, как в саду у герцога, но ароматные цветы и травы, глядела в огромное чистое небо с тёмным силуэтом парящей где-то на невероятной высоте большой птицы, и тоска пути, которому она уже не ждала конца, отступила. Она перестала тревожиться, но вновь начала мечтать. Невзначай, горы давили на неё громадами вершин, глыбами скал и глубиной ущелий, которые, несмотря на удобство кареты, так или иначе ей приходилось видеть. Ольве казалось, что по равнине путь будет проще, и вот-вот они достигнут Королевска, в который так торопилась Аника.

Но ожидания не оправдались. Там же, у сторожки, дамы распрощались с частью сопровождавших их людей. Большая часть всадников повернула обратно, гонец и с ним ещё один из спутников ускакали вперёд, а сопровождать дам осталось несколько человек, включая Вансета и Дирса.

– Нам нужно явиться в Королевск неожиданно, – пояснила её величество, – а невозможно проехать незаметно такой толпой. И хотя тут, вдоль болот, дорога малолюдная, лучше ограничить количество охранников. Так мы сойдем за простых дворянок, следующих из Королевства Трёх Королей. Здесь как раз проходит путь из Эскеля и северных графств в Столетск и Выходск.

Данные географические подробности мало что объяснили фрейлине, но её взволновало не это, а таинственность, которой царица окружила их путешествие. Но так как на предыдущие похожие вопросы ответов не последовало, то Ольва не стала пытаться задавать новые.

Более того, передвигаться пришлось значительно медленнее. Долина, открывшаяся взорам, оказалась большим болотом, дорога, проходившая мимо топей, была большей частью вязкой от влажной грязи и неровной, пару раз карета застревала, а однажды ей потребовался даже небольшой ремонт. Ольва чуть не заплакала, увидев, что подол её прекрасного дорожного платья весь заляпался грязью на вынужденной стоянке.

– Не спешите переодеваться, графиня, – остановила её Аника, когда девушка потянулась к саквояжу, куда перед отъездом из дома герцога служанка упаковала запасной, более лёгкий, наряд. – Наши туалеты, скорее всего, будут ещё ни раз забрызганы, пока мы не выберемся на сухой тракт. Поберегите второе платье, иначе Вам не во что будет переодеться после.

Ольва вздохнула, но совета послушалась. Грязь неприятными сгустками засохла на юбке.

Утомлённые переездом через болотистую местность, путешественники на четвёртые сутки выехали на широкую наезженную сухую дорогу, но хлынул дождь, грунт размыло – и сложности начались снова.

– Хорошо, что дождь застал нас здесь, а не на болоте, – утешила фрейлину Аника. Графиня покрылась мурашками, стоило ей представить, как они недавно рисковали.

– Здесь дороги не те, что во владениях Кэна, там они вымощены камнем и за ними следят, как и в Райке, он знает преимущества быстрого передвижения, – со вздохом пояснила царица. – И в целом, его герцогство – оазис цивилизации по сравнению даже с центром Роскии. Скоро Вы в этом убедитесь.

У графини не было такого желания. Ей уже давно хотелось обратно, в уютную резиденцию герцога.



***



Но всё когда-нибудь заканчивается. Погода наладилась. Подошла к завершению и долгая сложная дорога. На закате карета с Аникой и Ольвой, окружённая несколькими всадниками вкатилась в Столетск – крупный город, стоящий на противоположном от столицы Роскии берегу огромного Королевского озера. Из окошка фрейлина успела увидеть лишь низкие каменные дома, заборы, над которыми сетью нависали узловатые ветви деревьев и фигуры людей, преимущественно плохо и бедно одетых. В порту их ждало маленькое торговое судно под флагом Райка – царства Аники – наискось разделённое пополам полотнище: ярко-голубого и зелёного цвета с серебряной короной в центре. Надвинув капюшоны плащей на головы так, чтобы скрыть лица, дамы ступили на борт. Ольва заметила, что её спутница с облегчением перевела дыхание, едва они оказались в тесной капитанской каюте, специально для них освобождённой. Графиня решила, что главные испытания позади, и это её немного успокоило. Поужинав, уже в сумерках, девушка вслед за царицей вышла на палубу. Солнце, низко опустившееся над гладью озера, больше походившего на море, поливало серо-сиреневые облака и серебряную воду золотыми бликами и дорожками, по главной из которых плавно двигалось их судно. Казалось, они плыли прямо в закат. Затянутый в тёмный бархат и воздушную ткань вуали, полностью закрывавшей лицо, неподвижный стройный силуэт царицы в ореоле растекающегося по небу золота выглядел украшавшей горизонт драгоценной камеей, и снова девушка нежданно обнаружила красоту этого мира. Она почти не дышала, боясь спугнуть прекрасное мгновение, лишь чувствовала, как прохладный воздух ласково обвивает открытую кожу лица, и смотрела, смотрела… Пока Аника не шевельнулась и не повернулась в её сторону.

– Идёмте спать, Ольва, – позвала царица. – Нам предстоят трудные дни.




Глава 2. Королевск. Начало


Ночь и почти весь следующий день путешественники пробыли на корабле. Ольва маялась в тесной каюте не меньше, чем в карете. Заметив это, царица предложила ей выйти на палубу, но сама не пошла.

– Матросы не в курсе, кого они везут в Королевск, об этом знает лишь капитан. Было бы крайне не желательно, чтобы меня узнали. Идите, проветритесь одна, графиня.

Слова царицы резанули слух Ольвы: девушка не понимала, к чему Анике соблюдать тайну перед своими же подданными. Может быть, она сомневается в их преданности? Возможно, её не любят, как правительницу? Но и на сей раз, она не стала задавать вопросов, а молча вышла из каюты, надеясь, что время разрешит её сомнения.

Она подошла ближе к борту, чтобы полюбоваться на воду. Впереди уже показалась тёмная полоска берега, были слышны крики чаек, небо заволокло облаками, и его светлый серый цвет передавался воде, лёгкой пеной соприкасающейся со скользившим по ней судном. Сзади послышалось покашливание. Девушка обернулась.

– Простите за то, что осмелился нарушить Ваш покой, ваше сиятельство, – смутившись молчанием графини, с поклоном произнёс пожилой мужчина, в котором Ольва узнала капитана. – Прошу Вас, позвольте узнать, всё ли в порядке? Всё ли устраивает Вас и… Вашу высокочтимую спутницу?

– О да, спасибо! – ответила девушка, постаравшись вежливо улыбнуться и тут же задумавшись, следовало ли это делать? Она взглянула на неслышной тенью маячившего тут же Дирса, но тот остался невозмутим, да и капитан, довольно улыбнувшись, будто его похвалили, спокойно откланялся и поднялся к штурвалу. «Фу, кажется, не оплошала», – с облегчением подумала Ольва. Она ещё немного походила по палубе и вернулась в каюту.



***



К вечеру корабль прибыл в шумный торговый порт Королевска. С него начали сгружать какие-то тюки, а чуть позже сошли и Аника со своей фрейлиной, замотавшись в плащи с головы до ног; уселись в нанятую Дирсом закрытую карету и покатили в город. Экипаж остановился у небольшого каменного здания, выходившего фасадом в малюсенький садик, окружённый глухим высоким забором. Вансет распахнул дверцу кареты и дамы проскользнули в открытую калитку, которую тут же закрыли вошедшие за ними телохранители царицы, и проследовали в дом, где, в ярко освещённой передней с плотно закрытыми ставнями окнами, перед вошедшими в глубоком реверансе склонилась молодая тёмноволосая женщина в богатом розовом платье и две женщины постарше, одетые значительно скромнее. «Вероятно, её прислуга», – подумала о последних Ольва и не ошиблась.

– Добрый вечер, баронесса! Какое счастье, что я позволила Вам сопровождать меня и ждать здесь, в Королевске! Вы не представляете, какая это удача! Вы мне очень здесь сейчас нужны! – по-деловому, с порога обратилась царица к даме в розовом, сбросив плащ и вуаль на тут же подставленные руки одной из служанок, и, стянув с правой руки перчатку, протянула баронессе ладонь. Та, быстро приблизившись, упала на колени и поцеловала оголённую кисть Аники, внезапно залившись слезами.

– Полно, Лора, полно! – мягко высвободила руку её величество и прошла вперёд, к узкой лестнице, ведущей во второй этаж, но обернулась на слова баронессы:

– Простите, ваше величество! – утирая слёзы тонким батистовым платочком, проговорила та. – Я так волновалась, так ждала! Ваше возвращение – это такая радость для всех нас! Я молила богов каждый день!

– Спасибо, Лора! Но прошу Вас, как и прежде, пока держать наш приезд в секрете, – ласково улыбнувшись, ответила царица и, посмотрев на новую фрейлину, всё ещё топтавшуюся у дверей и запутавшуюся в завязках плаща, продолжила: – И да, познакомьтесь, графиня Ольва, моя новая фрейлина. Она не получила должного воспитания, прожив доселе в глуши северных лесов всю свою жизнь, но, благо, мы нашли её, и теперь она должна получить всё, чего была лишена в детстве, как, увы, и многие наши соотечественники. Поэтому прошу отнестись со снисхождением к её несколько диким замашкам, баронесса, и поправлять в соответствии с этикетом по мере возможности.

Девушка, которую так нелицеприятно, на её взгляд, представили, посмотрела на Лору, и на мгновение ей показалось, что та была неприятно ошеломлена новым знакомством, но тут же скрыла эмоции, смиренно опустив длинные ресницы.

– С удовольствием, ваше величество, – отозвалась Лора и, сделав лёгкий книксен, обратилась к Ольве. – Приятно познакомиться, графиня!

– Благодарю, мне тоже, баронесса, – как могла, расшаркалась та в ответ.

– Ольва, – в свою очередь обратилась к девушке Аника. – Как Вы уже поняли, её милость, баронесса Лора – моя фрейлина и статс-дама. Впрочем, до сих пор – единственная моя придворная дама. Прошу любить и жаловать!

– Да, ваше величество, – откликнулась графиня, не зная, что ещё нужно говорить в подобных случаях, и раздумывая об удивительной немногочисленности царского двора, по крайней мере – женской его части.

Царица повернулась к лестнице и стала подниматься, баронесса поспешила следом за ней, а за той – одна из служанок, вторая же подошла к Ольве.

– Разрешите, я Вам помогу, ваше сиятельство, – учтиво предложила она и, ловко распутав шнурки, сняла с графини плащ.

– Прошу Вас, госпожа, – вежливо поклонившись, продолжила она и проводила девушку в одну из комнат наверху – ярко освещённую, с маленькими диванчиками и столиками.

– Простите, ваше сиятельство, Ваша комната будет вот-вот готова. Будьте так добры, обождите здесь.

Её сиятельство согласно кивнула, и горничная вышла, вернувшись через десять минут. За этот промежуток времени Ольва успела рассмотреть гостиную. Небольшой камин из-за тёплого времени года был не растоплен, на нем красовалась пара ваз со свежесрезанными цветами, на столиках неровными стопками лежали книги – все на непонятных языках, некоторые – с неразрезанными страницами, в углу стоял инструмент, напоминавший клавесин, на одном из диванов покоилась мандолина. Тёмные портьеры полностью закрывали окна. Мягкий свет свечей и пушистый ковёр добавляли в интерьер уюта и романтики, хотя помещение было значительно меньше, нежели любая из комнат в огромном герцогском доме. Обстановка располагала, но девушка не спешила радоваться: вдруг эта передышка – на пять минут, и царицу вновь понесёт куда-нибудь?

В ещё меньшей по размеру спальне, спешно подготовленной служанкой для нежданной гостьи, стояла небольшая кровать, туалетный столик, пара мягких пуфов и шкаф, но и такое аскетичное убранство устроило Ольву после, казавшихся уже бессчётными, дней, проведённых в каютах и каретах. Девушка лишь успела снять с головы шляпку, как горничная принесла ей от Аники платье, чтобы переодеться к ужину. Наряд вновь был с чужого плеча, широковат, и нелюбимого девушкой красного цвета, но остаться в дорожном костюме, видимо, было неприлично, поэтому графиня смиренно одела предложенное. Она еле ногами передвигала от усталости, но умылась и прошла в столовую, где был уже накрыт к ужину стол. Баронесса, будучи там, слегка ей улыбнулась, а, спустя несколько секунд, в столовой появилась Аника. Лора склонилась в глубоком реверансе, Ольва взяла с неё пример. Царица одобрительно кивнула и села во главе стола, фрейлины расселись по сторонам.

Служанки только разнесли еду, как её величество начала задавать вопросы, обращаясь к статс-даме, а Ольва лишь жевала и слушала:

– Я надеюсь, баронесса, Вы выезжали, пока я отсутствовала?

– Да, ваше величество, чтобы унять снедавшие меня волнение и тревогу…

– О чем говорят в городе, Лора? Что волнует людей? Какие песни поют, какие памфлеты сочиняют? Расскажите все самые свежие новости.

Баронесса на мгновение задумалась.

– В культурной среде много говорят о переводе стихов Веллена, Каннар перевёл их на роскийский и весьма достойно, сборник набирает популярность.

– «Серебряная Змейка»?

– Да, ваше величество.

– Это неплохо. Что ещё?

– Театральные постановки в Королевском театре весьма любимы публикой, сам граф Блэст часто посещает их.

– Граф сделался театралом? С каких это пор? Королева любит театр?

– Нет, как раз её там давно не видели. Поговаривают, Тсонс категорически против.

– О! Узнаю герцогиню. Но почему Лучия слушает её?

– Тсонс воспитывала королеву, а сейчас носит титул статс-дамы, – пожала плечами Лора.

– Странно, Блэст уже потерял влияние?

– Я бы так не сказала. Политику вершит он. Герцогиня, безусловно, не любит его, но у неё не хватает ни ума, ни сторонников, чтобы спихнуть его с поста, а графа её присутствие рядом с королевой ничуть не затрудняет.

– Ещё бы! – усмехнулась царица. – Такая дура и ханжа в статс-дамах – да это для него подарок судьбы! Но почему королева её терпит? Впрочем, это вопрос не к Вам, выясним. Я так понимаю, что развлечения во дворе не поддерживаются?

– Именно, ваше величество.

– Но кто-то держит салоны в городе?

– Безусловно. Например, салон супруги нашего посла очень популярен. В нём собираются все самые прогрессивно настроенные роскийцы.

– А, так вот чем занимается господин посол вместо внешней политики, – ехидно заметила царица.

– О нет, ваше величество, только его супруга! Госпожа Тог успешно распространяет нашу культуру, разве это плохо?

– Чем же тогда увлечён сам господин Тог?

– Садоводством, – со смешинкой в голосе ответила баронесса. – Он пытается приспособить апельсиновые и персиковые деревья к местному климату.

– Понятно теперь, почему я так и не узнала от него ни о смерти барона Ранса, ни о высылке графа Лесов, – жёстко произнесла царица.

Её собеседница побледнела, но дрогнувшим голосом ответила:

– Вы не справедливы к господину Тогу, ваше величество. О смерти барона он сообщал…

– В таком случае, почему я узнаю об этом год спустя и не от своих подданных?! – не скрывая своего гнева и в упор глядя на Лору, спросила Аника.

Даже Ольва испугалась тона царицы, хотя она не имела к происходящему никакого отношения, на баронессу же было жалко смотреть – она вся съёжилась под взглядом государыни, но, тем не менее, собравшись с духом, пролепетала:

– Мы с господином канцлером подумали, что подобная новость плохо отразится на Вашем… самочувствии, ваше величество… Ваше величество! Прошу Вас, смилуйтесь! Простите меня!

Баронесса сползла со стула, упав на колени перед своей госпожой, и склонила голову. Видно было, как дрожат её руки, а по щеке катится слеза.

– Сядьте, баронесса, – выдержав паузу, сжалилась Аника и продолжила, внушительно отчеканивая слова: – Мы Вас прощаем, но на будущее прошу запомнить, что ни Вас, ни господина канцлера мы не уполномочивали заботиться ни о нашем здоровье, ни о нашем настроении. Скрывать от нас информацию – преступно по отношению к государству, какая бы она ни была. Впредь мы этого не потерпим!

Баронесса вернулась на место за столом, но её ещё трясло, она не решалась поднять взгляд и лишь произнесла:

– Да, ваше величество!

– Тогда скажите, что за история с высылкой графа Лесов?

– Не могу знать, ваше величество. Об этом господин Тог не рассказывал, а меня в то время ещё не было в Королевске. Ходит слух, что причиной послужила его ссора с герцогиней.

– Что ж, спросим об этом у самого господина посла. Завтра, как только мы отдохнём, Вы, Лора, отправитесь в посольство и привезёте сюда Тога, ничего не сообщая ему о нас. После мы все отправимся ко двору. Баронесса, я также прошу Вас найти портниху, которая могла бы быстро подогнать одно из моих платьев под фигуру графини. Её гардероб, скорее всего, ещё не успеют подвезти.

– Всё будет сделано, ваше величество, – обещала баронесса, бросив из-под ресниц взгляд на Ольву. Как бы ни одолевала ту сонливость, девушка его перехватила. «Хм, – подумала новая фрейлина. – С этой Лорой надо держать ухо востро!»

– Вот и хорошо, – спокойно произнесла царица и вернулась к расспросу: – Так кто же ещё организует вечера в городе? Из местных?

– Графиня Чендж и Нонс.

– А, Чендж, – улыбнулась государыня. – Конечно же! Милейшая женщина! А Нонс – кто это? Не знаю такой.

– Графство Нонс учредил Блэст не так давно. За особые заслуги перед государством.

– Это какие же заслуги? Ах, да! Вспомнила. Это же Нонс ухитрился разорить большую часть купцов юга и передать деньги в казну?

– Совершенно верно, ваше величество, – смогла улыбнуться Лора. – Он был наместником в Богатенске и Польске.

– А теперь его супруга приобщается к культуре, как мило! Что ещё нового?

– Графиня Бэлл в Королевске. Я встретила её на днях.

– Бэлл! Вот это, действительно, приятная новость!

Впервые, пожалуй, за всё время знакомства Ольва увидела на лице царицы искреннюю радость, которая сопроводила её последнее восклицание. Просияло и лицо баронессы – наконец, она смогла угодить своей госпоже.

– Мы бы с удовольствием с ней пообщались, но… позже, – заметила государыня. – Но мы всё о дворянстве, а что народ?

– Ничего особенного, ваше величество. Всё так же поют песню про одинокого Вилла, сочувствуют галийцам… Ходит анекдот про Блэста, который накормил их шишками.

– Что за анекдот?

– Говорят, Гал попросил пшеницы, а первый министр спросил его посла: «Зачем Вам пшеница? Нет хлеба, так ешьте овощи», на что посол ответил, что в этом году в Галии уродились разве лишь шишки в сосновых лесах». «Так пусть ваши повара придумают, как употреблять их в пищу!» – якобы сказал на это Блэст. А на следующий день посол Галии прислал ему корзину шишек с пожеланием приятного аппетита.

– Бедный Гал! Зачем он так верен своим принципам? Обратись он к нам, мы бы ему помогли, – задумавшись, произнесла Аника и отставила допитый бокал вина: – Что ж, сейчас поздно, пора отдыхать. Приятных снов, дамы!

Аника встала и направилась в приготовленную ей опочивальню. Вслед за ней пошла в свою комнатку и Ольва. Без сил упав на кровать, сквозь наплывающие сны она думала о том, что услышала за столом, пытаясь построить из своих небогатых знаний об этом мире хотя какую-нибудь систему…



***



Сны были сплошь несуразные. Ольва всё лазила по каким-то высоким то ли полуразрушенным, то ли недостроенным тёмным зданиям посреди соснового леса, всё с кем-то объяснялась, что-то доказывала, и от ночи у неё, в результате, остался невеселый осадок, что цели она так и не достигла. Но, сбросив остатки дрёмы, она встала, и в свете солнечного луча, проскользнувшего в комнату сквозь щели между закрытыми ставнями, самостоятельно умылась и оделась. Причёску же делать не решилась, и дёрнула шнурок колокольчика, на который предупредительно вечером ей указала служанка.

Но к удивлению фрейлины, вместо пожилой женщины, прислуживавшей ей вчера, в комнату вошла девушка, ещё более юная, чем она сама, почти ребёнок, с золотистыми пушистыми волосами, собранными на затылке в пучок, но непослушно выбивавшимися завитушками из строгой причёски, одетая, как, видимо, и положено было здесь горничным, в строгое серое платье. Она спешно приблизилась, остановившись на почтительном расстоянии от графини и присев на несколько секунд в глубоком поклоне. Лицо девочки не отличалось ничем особенным, кроме огромных голубых глаз, взглянувших на Ольву столь робко и одновременно столь доверчиво, что сразу вызвало в душе придворной дамы симпатию.

– Доброе утро! – после некоторого замешательства поприветствовала графиня вошедшую. – Вы служите у баронессы и пришли мне помочь?

– Если Вам угодно, ваше сиятельство, – с приседанием и слегка дрожащим голосом ответила голубоглазка. – Только я служу не у баронессы, а у Вас. Её величество так пожелала. Она сказала, если Вы будете не против, и если я справлюсь. Я – не опытная пока служанка, но я закончила школу горничных госпожи Милси с самыми лучшими рекомендациями.

Девочка так волновалась, что к концу речи стала запинаться и от этого ещё больше смутилась, покраснев до кончиков ушей. Ольве стало жаль её, и она поспешила утешить:

– Конечно, мне угодно, и, конечно, Вы справитесь!

Графиня одарила девочку доброй улыбкой и уселась на пуф перед зеркалом.

– Тем более, – заметила фрейлина царицы. – Мне очень легко угодить. Я росла, вообще, без слуг, так что…

И Ольва сделала жест рукой, долженствующий означать: «и сами понимаете».

– О да, – серьёзно с сочувствием ответила юная служанка. – Я слышала о Вашей горькой судьбе, госпожа.

«М-да… – подумала графиня. – Что-то теперь мне уже не кажется, что судьба моя была так уж горька…», а вслух сказала:

– Сделайте мне, пожалуйста, причёску, а то мне самой неловко… Как Вас зовут?

– Шейла, с Вашего позволения. И Вам не нужно больше делать себе прически, я о Вас позабочусь, госпожа… Если Вам угодно.

– Хорошо-хорошо, – согласилась Ольва и с готовностью предоставила себя заботам своей личной горничной.



***



Шейла сообщила своей госпоже, что её величество желала видеть графиню, как только та приведёт себя в порядок и позавтракает. Завтрак горничная накрыла Ольве там же, в отведённой ей комнате, и, поев, фрейлина отправилась в гостиную, где в то время находилась царица. Девушка струхнула, и, двигаясь по коридору, она походила на свою горничную, несколько минут назад трепетавшую при разговоре с госпожой. Хотя она уже немало времени провела рядом с Аникой и немного привыкла к ней, но теперь Ольва почувствовала, что их общение переходило на иной, официальный уровень, и графиня прекрасно помнила, как царица отчитала вчера баронессу, не сообщившую ей о смерти какого-то барона, и как последняя ползала на коленях… Поэтому её сердце ёкнуло, и новая фрейлина собрала всю свою волю в кулак, постучав в дверь гостиной. Войдя, графиня увидела сидящую царицу, Лору и стоявшего перед ними какого-то полноватого господина добродушной наружности, но с серьёзностью во взгляде и красным лицом.

– А, Ольва! Наконец-то Вы встали, доброго дня! – поприветствовала Аника вошедшую, когда та склонилась в неумелом реверансе. – Проходите, мы хотим, чтобы Вы слышали, о чём говорим. Присаживайтесь.

Девушка села на свободный диванчик.

– Позвольте Вам представить, графиня, господин Тог, посол Райка в Роскии, – продолжила государыня, и мужчина учтиво поклонился Ольве. Девушка сочла, что уместно кивнуть ему в ответ.

– Её сиятельство, графиня Ольва, наша новая фрейлина, – закончила церемонию знакомства царица и вернулась к прерванной беседе: – Итак, господин Тог, Вы утверждаете, что неофициальных переговоров между дворами Ламаски и Роскии не велось, но мы не уверены, смогли ли Вы рассмотреть их за своими персиковыми деревьями…

При этом едком замечании посол покраснел ещё больше, и девушка поняла, что недавно над ним пронеслась гроза величественного гнева.

– Поэтому нам придётся выяснять это самим. Дамы, – обратилась Аника к фрейлинам. – Прошу Вас внимательно следить за всем, что будет происходить сегодня при королевском дворе, прежде всего – за эмоциями придворных. С Лучией и Блэстом мы разберёмся сами.

– Господин посол, я надеюсь, первостепенная Ваша задача на сегодня Вам ясна, – снова перенесла своё внимание на мужчину царица.

Тог поспешил согласно поклониться.

– В таком случае, если всё готово, отправляемся во дворец, только переоденемся. Благо, мы нашли своё старое голубое платье, как нельзя лучше подходящее для данного визита, это свяжет нас в сознании людей с легендарными событиями прошлого. Вам, Ольва, мы тоже подобрали наряд, полагаем, он Вам подойдёт.

Аника встала, заканчивая разговор, все поднялись следом за ней.

– Прошу прощения, ваше величество, следует ли мне послать в посольство за каретой? – вежливо осведомился Тог.

– Нет, господин посол, мы отправимся пешком.

– Пешком?! – мужчина так удивился, что Ольве показалось, брови его вспрыгнули над глазами. – Простите, ваше величество, но как?..

– Вот так, – усмехнулась Аника. – Не нужно кареты.

И повернувшись к изумлённой свите спиной, вышла из гостиной.



***



Переодеваясь, Ольва волновалась больше прежнего. Ей уже не хотелось так резко вступать в игру, но она понимала, что сейчас поздно что бы то ни было менять и о чём-то жалеть. Одев прекрасное светло-серое платье с пышной юбкой, переданное ей, как и прежний наряд, царицей, но, на сей раз, подогнанный под фигуру новой фрейлины, и, пройдясь перед большим зеркалом, она выяснила, что не умеет это носить. Изящный во всех отношениях туалет шёл ей, как корове – седло. С завистью она вспомнила горделивую осанку Аники, её летящую походку и грациозно-безупречные свободные движения. Графиня попыталась выпрямиться, вытянув, насколько могла, позвоночник вверх и развернув плечи. Получилось, как у солдата: руки – по швам, движения – скованные, словно в шинели. Разнервничавшись, она даже прикрикнула на Шейлу, которая не так быстро, как хотелось госпоже, расправляла локоны графини. Но, заметив, как вздрогнула служанка, и какой испуг мелькнул во взгляде девочки, раскаялась. «Как можно обидеть такую беззащитную мышь? – подумала Ольва. – Похоже, я перенимаю повадки её величества. Ужасно!» И она подумала об иронии царицы – нанять такую же неоперившуюся служанку, как и госпожа.

Когда Шейла трясущимся пальцами, наконец, приладила последний локон в причёске фрейлины, переделанной на более торжественную, как и полагалось случаю, в комнату вдруг вошёл сам объект размышлений графини. Юная горничная склонилась перед царицей в три погибели, и по мановению руки последней удалилась. В цвета летней небесной голубизны лёгком пышном платье из воздушной материи, государыня казалась моложе.

– Наденьте эти украшения, Ольва, – Аника протянула девушке бархатный мешочек, откуда та извлекла изумительной красоты ожерелье и серьги со светло-зелёными камнями. – На придворной даме обязательно должны быть драгоценности на дворцовом приёме.

– Спасибо, ваше величество! – поблагодарила фрейлина и сразу вставила в уши серьги, а вот замок ожерелья не поддался и с третьей попытки.

– Давайте, я Вам помогу, – предложила женщина и, подойдя, ловко защёлкнула застёжку. Потом отошла на несколько шагов, критически осмотрев графиню с ног до головы. Не проявив никаких эмоций от увиденного, она сказала серьёзно:

– Это очень важный для нас всех визит, графиня. Для всей нашей страны. У Вас же свежий взгляд, не замутнённый ни знаниями об этом мире, ни его предрассудками. Прошу Вас – старайтесь молчать, пусть лучше подумают, что Вы – немая, но много слушайте и смотрите. Даю Вам ещё пару минут на подготовку и спускайтесь на первый этаж, к выходу.

– Я постараюсь не подвести Вас, ваше величество, – внезапно для себя пообещала Ольва.

Аника чуть удивлённо внимательно глянула на девушку и улыбнулась – по-доброму, без тени усмешки.

– Хорошо, Ольва. Я Вам верю, – и протянула ей свою правую руку ладонью вниз. Графиня изумлённо осознала, что ей не остаётся ничего, как поцеловать подставленную кисть. Девушка наклонилась и слегка прикоснулась к ней губами. Аника кивнула, восприняв это, как должное, и вышла в коридор, а Ольва опустилась на пуф. Её собственное поведение преподнесло ей сюрприз: как так вышло, что она, по сути, присягнула на верность? Продалась за побрякушки? Поддалась массовой истерии, копируя поведение баронессы и посла? Понятно, что волею Властителя она стала подданной Аники, но от неё вовсе не требовали никаких обещаний. Что произошло?

Что бы не случилось, девушке это не понравилось. Она привыкла жить разумно, по заранее продуманному сценарию. В её прошлом один день был почти во всём похож на другой, и она могла с большой точностью предсказать все свои слова и поступки. Теперь она не была уверена ни в чём: безусловно, это казалось ей волнующим, но подобные эмоциональные порывы – это уже слишком! Потерять контроль над собой казалось катастрофой. Ольва решила, что сказываются последствия нервного перенапряжения – всё вокруг было ново и непривычно. «Тем более, надо держать себя в руках и быть постоянно начеку», – подумала юная графиня.

Но времени было мало. Робко постучав в дверь, Шейла доложила Ольве, что её ждут внизу. Фрейлина встала и, подобрав пышную юбку лёгкого платья, спустилась к выходу, где уже стояли все, кто был в гостиной, плюс Вансет, Дирс и ещё двое мужчин из сопровождавшей путешественников охраны.

Аника обвела взором свою свиту, словно убеждаясь, что все готовы, и Ольва почувствовала: несмотря на гордый вид и спокойное выражение лица, царица переживает. Государыня опустила глаза в пол, а через минуту, сосредоточившись и собравшись с духом, будто акробат перед решающим прыжком, произнесла:

– Да пребудет с нами Властитель! Да пребудут с нами боги!

Свита полностью разделяла её настроение. Девушке стало страшно. Неожиданно Аника повернула не к входным дверям, а в противоположную сторону, открыв небольшую дверь под лестницей. Помещение оказалось большой кладовой, откуда все спустились ещё ниже в винный погреб. Вансет и Дирс зажгли и несли факелы. В дальнем углу подвала царица остановилась и велела Вансету светить на стену. Она нажала на один из камней кладки, стена перед ней сдвинулась вглубь и в сторону, открыв проход в тёмное пространство коридора.

– Боги мои! Тайный ход! – еле слышно шепнул стоящий рядом с Ольвой господин Тог, и, окинув взглядом лица остальных людей, графиня поняла, что ни он и никто из них ранее не знали о существовании данного пути.

– Да, – услышала его в тишине подвала царица. – Пусть сюрприз будет настоящим. Дамы, рекомендую тщательнее подобрать юбки, проходом давно не пользовались, наверняка, на полу много пыли.

Первым в подземный коридор вступил Вансет, освещая путь шедшей за ним Анике. За её величеством шли посол, Лора и графиня. Дирс с факелом и два охранника, имён которых Ольва не знала, замыкали шествие. В каменном переходе не было ничего устрашающего – ни летучих мышей, ни свисающих цепей, ни истлевающих костей – ничего, чем обычно украшают подобные места авторы приключенческих и мистических романов, только тьма и блики огня и теней на старых крепких сводах, но графиню трясло от страха, и путь этот в спёртом воздухе подземелья казался ей длинней, чем недавняя дорога по горам и болотам. Наконец, идущие впереди замедлили ход – перед ними оказалась круто уходящая вверх витая лестница. Начиная подъём по высоким ступенькам, девушка не совладала с длинной юбкой и, споткнувшись, чуть не упала на поднимающегося позади неё охранника. Тот остановился, но Ольва посторонилась и тихо попросила его идти вперёд. Он не посмел прекословить. Пропустив и следующего за ним мужчину, юная графиня дождалась Дирса. Немой страж всё понял без слов и с готовностью подал ей для опоры свободную руку. Не стесняясь его так, как других, девушка задрала юбку почти до колен и, крепко ухватившись за подставленный локоть, продолжила подъём. Тем не менее, спираль лестницы была слишком высока, и к её вершине у Ольвы так закружилась голова, что охраннику пришлось обхватить зашатавшуюся девушку и, прижав к себе, практически донести её до каморки, к которой их вывел путь, и где Аника, приложив палец к губам, приказала всем молчать. С помощью факела Вансета она отыскала на стене рычаг и, ухватившись за него, жестом велела потушить огни. Через минуту полной темноты, за которую юная графиня успела так испугаться, что сразу двумя руками вцепилась в Дирса, через открывшийся проём в стене в помещение, где столпились царица и её свита, хлынул яркий дневной свет. Вансет и государыня ступили в светлый прогал, за ними последовали остальные. Ольва, устыдившись своего поведения, отпрянула от бородача, на что тот и бровью не повёл.

Дождавшись, когда все вышли в картинную галерею королевского дворца, Аника, загородившись Вансетом, словно ширмой, нажала на какую-то точку на стене, после чего проём закрылся, будто его и не было вовсе. Ольва оглянулась и изумилась, заметив тут же, среди многочисленных портретов, украшавших стены, картину, изображавшую правительницу Райка в том же голубом наряде, в каком она сейчас уверенно двинулась к выходу из галереи. Но ни останавливаться, ни спрашивать было некогда: нужно было поспевать за государыней.




Глава 3. Королевский двор


Сосредоточенная на цели визита и погружённая в свои мысли, Аника не заметила, как перед ней склонились две мужские фигуры, стоявшие у неглубокой оконной ниши, а потому частично загороженные портьерой и выступом стены. Не придали им значения и царские телохранители, так как приветствовавшие её величество ни на шаг не приблизились к государыне. Только баронесса разглядела знакомую внешность у одного из них, но не стала привлекать внимание к данному факту, лишь слегка кивнув головой в знак приветствия знакомцу. Графиня же, спеша за Аникой, была поглощена восстановлением своего физического и душевного равновесия. Ольва уже не думала о том, сутулы ли её плечи: главное теперь было – успевать за всеми и не упасть на потеху публике, запутавшись в длинном подоле.

Царица уверенно вышла из галереи, поднялась по пустой лестнице и прошла несколько дворцовых зал, пока не остановилась перед внезапно загородившем ей путь королевским стражником. Ольва, не успевшая прервать движение, наткнулась на баронессу и слегка толкнула её. Лицо статс-дамы исказила брезгливая и раздражённая гримаса, и графиня поспешила отойти и встать поближе к Дирсу.

– Простите, госпожа, но туда нельзя без особого приглашения. Оно у Вас есть? – учтиво, но твёрдо произнёс молодой человек, охранявший королевские покои.

Аника внезапно засмеялась.

– Вот так… – сказала она. – Стоит отсутствовать несколько лет, и нас уже никто не помнит и не узнаёт.

Господин Тог, розовый от волнения, тут же покраснел ещё больше и слегка выступил вперёд:

– Как Вы смеете, лейтенант?! С кем Вы разговариваете?!

Бдительный страж чуть смутился, но, всё же, горделиво вздёрнул голову:

– Я требую лишь то, что положено Правилами.

– Боюсь, Вы плохо их знаете, – мягко упрекнула его Аника. – А ещё не удосужились рассмотреть портреты в королевской галерее…

– Ваше величество! Какая счастливая неожиданность! – раздался вдруг возглас, и все повернулись к издавшему его человеку, только что вышедшему из боковой дверки в зале. Это был пожилой мужчина, одетый почти так же, как и молодой офицер. Он склонился в глубоком поклоне, и Аника, улыбнувшись, сделала шаг ему навстречу:

– Добрый день, дорогой капитан! Вы ещё на службе? Как хорошо! Рады Вас видеть!

– Безмерно счастлив лицезреть ваше величество в добром здравии, – ещё раз поклонившись, ответил тот. – Лейтенант, отправляйтесь в офицерскую, Вы будете наказаны! Её величество, царица Райка, имеет право посещать дворец в любое время.

Молодой человек, понявший свою ошибку, отошёл в сторону и поклонился. Ольва заметила, как в глазах его мелькнуло острое любопытство.

– И дворец, и королеву, – поправила Аника со спокойной улыбкой и обмахнулась веером. – Как Ваши дети, капитан?

– Спасибо, Ваше величество! Оболтусы выросли, – с солдафонской прямотой ответил тот и поспешил закрыть тему, с поклоном сделав пригласительный жест в сторону освободившегося от лейтенанта прохода, прикрытого теперь лишь тяжёлым бархатным полотном: – Прошу Вас, ваше величество!

Царица не стала задерживаться и прошла в королевские покои мимо господина Тога, торопливо приподнявшего перед ней занавесь, но и там натолкнулась на препятствие в виде затянутой под самый подбородок в тяжёлую парчу незнакомой придворной дамы. Та, было, попыталась объяснить, что её величество никого не ждёт, а следовательно, и не принимает.

– Да что такое! – возмутилась царица, капризно поджав губы. – Господин Тог, кто это?

И Аника сложенным веером указала на «парчовую» даму.

– Графиня Нонс, ваше величество, – отрапортовал посол и тут же, возвысив голос, внушительно сообщил фрейлине Лучии, которая, услышав титул, удивлённо приподняла брови. – Её величество, царица Райка, Аника к её величеству королеве!

– О! Ваше величество! – воскликнула другая молодая женщина, появившаяся из-за двери, ведущей в следующие комнаты, и тут же присевшая в глубоком реверансе. – Какая радость, что нить судьбы вновь привела Вас к нам!

– Чендж! Графиня, счастливы видеть! – улыбнулась ей Аника. – Вы совсем не изменились, всё столь же милы!

– Благодарю Вас, ваше величество! Вы так добры! Моя королева послала меня узнать, что тут за шум. С Вашего позволения поспешу обрадовать её прекрасной новостью, – приятно улыбаясь, ответила та, и Ольве показалось, что искренне.

– К чему эти церемонии, графиня? Мы сами станем приятным сюрпризом, – ответила царица и спокойно прошла мимо склонившейся Чендж в дверной проём, из которого та только что вышла. Все участники сцены поочередно последовали за ней. При этом Нонс, как заметила Ольва, недовольно сжала губы.



***



Юную фрейлину дёрнула за руку Лора, та, спохватившись, увидела, как все чуть ли не распростёрлись ниц перед тёмным силуэтом сидевшей спиной к окну девушки в тяжёлом, усыпанном драгоценными каменьями платье. Даже Аника сделала лёгкий изящный реверанс, и Ольва, как могла, глубоко поклонилась, пошатнувшись, но удержавшись на ногах. Похвалив себя за устойчивость и облегчённо выдохнув, она выпрямилась и огляделась.

– Доброго дня и счастливой судьбы, ваше величество! – поприветствовала царица королеву. Та, подняв глаза, узнала Анику и встала навстречу, отойдя от оконного проёма, оказавшись белокурой тёмноглазой красавицей с правильными чертами лица и бледной кожей.

– Счастливой судьбы, ваше величество! – эхом отозвалась та, и в тонком голосе её прозвучало напряжение.

– Простите за столь неожиданное появление. Мы желали удивить и порадовать Вас, но боюсь, мы слишком долго отсутствовали, и впечатление произвели, скорее, ошеломляющее, нежели доброе. И, тем не менее, поверьте, прежде всего, нам хотелось выразить Вам своё почтение. Как же Вы похожи на великого короля – Вашего отца! Как выросли и похорошели!

С этими словами царственная женщина подошла к Лучии и вгляделась в её лицо. Глаза Аники источали ласку и восхищение. «Гм, – хмыкнула про себя Ольва. – Да эта королева, похоже, не старше меня…».

– Благодарю Вас, ваше величество, – ответила коронованная девушка, скромно отведя взгляд. – Мы, конечно же, не могли забыть Вас и рады Вашему приезду, и изумлены лишь его внезапностью. Вы давно не оказывали нам чести.

Вежливым жестом она пригласила Анику садиться на роскошное кресло, которое уже успели принести и поставить лакеи, и вернулась на своё прежнее место у окна. Царица воспользовалась приглашением и продолжила:

– Принимаю Ваш упрёк и прошу прощения, ваше величество. Увы, мы слишком погрузились в государственные хлопоты: нелегко восстановить страну из руин… Не скрою, те же заботы и привели нас вновь в Королевск, и мы счастливы, что ваше величество оказывает нам милость помнить нас и привилегии, дарованные нам Великим Роском, хотя и прискорбно сознавать, что далеко не все Ваши подданные обладают столь же хорошей памятью.

Лучия, опустившая, было, взгляд, при последних словах гостьи тут же посмотрела прямо на неё, а потом обвела им всех присутствовавших придворных дам, словно вопрошая: «Кто посмел?»

– Но то не стоит Вашего гнева, – внезапно оборвала немую сцену Аника, весело улыбнувшись и обмахнувшись раскрытым веером. – Мы сами виноваты, так долго не навещали Вас: традиции умирают, если их не поддерживать. Полагаем, герцогиня согласится с нами. Не правда ли, ваше высочество?

Царица слегка повела головой в сторону пожилой полной женщины, восседавшей на диванчике недалеко от правительницы Роскии. На герцогине был столь же тяжёлый, украшенный множеством драгоценностей наряд, как и на её королеве, но их блеск не спасал впечатления. Оно было удручающим: расплывшееся в морщинах блёклое лицо с тусклыми глазами и впавшим ртом, толстые скрюченные пальцы рук…

– Тут и спорить не о чем, ваше величество, – прошамкала та, покосившись на Нонс, которая зло стрельнула глазами в ответ. – Так называемое «новое» дворянство только и делает, что позорит нашу страну! Я всегда говорила и не устаю повторять это! Но кто ж слушает…

– О, Тсонс, – засмеялась царица. – Нам всем следует поучиться у Вас постоянству воззрений! Но, ваше высочество, подумайте, что же делать её величеству, как не приближать к себе новых людей, раз старые ссорятся, ругаются, буквально изживают друг друга?

Тсонс вытаращила на Анику глаза, силясь понять, к чему она клонит, королева же, внимательно следившая за происходящим, спросила прямо:

– Позвольте узнать, что Вы имеете в виду, ваше величество?

– До нас дошел слух, что самого преданного и близкого подданного Вашего отца – графа Лесов удалили ото двора? – с очаровательным спокойствием ответила царица Райка. – Мы в недоумении: что мог такого натворить человек, вошедший в историю, как соратник Великого короля во всех его победах и мирных делах, что ему нет прощения?

Ольва, до сих пор незаметно переминающаяся с ноги на ногу и думающая лишь о том, когда же им предложат сесть – ведь сидели в зале только три беседующие женщины, оторвалась от своих невесёлых мыслей, ощутив, что разговор, бывший скучным и натянутым, обретает черты словесной битвы. По крайней мере, на герцогиню вопрос подействовал наглядно: лицо её побагровело, и она шумно запыхтела, как будто взбиралась на гору. Лучия потупила взор и, чуть поколебавшись, ответила:

– То было для нас трудным решением. Вы правы, ваше величество, граф был не просто соратником, но и другом нашего покойного отца. Однако, возможно, именно это, а точнее – его особенное положение при дворе привело к тому, что он стал позволять себе недозволенное.

– Что ж, такое случается, – внезапно согласилась Аника. – Хотя сколько мы знали его сиятельство, он всегда был образцом благородства. И всё же, Вы верно заметили, власть сродни всякой высоте: часто приводит к головокружению. К чему же она привела в данном случае?

– Нам не хотелось бы озвучивать все подробности, ваше величество, – промолвила королева. – Могут быть вновь задеты чувства высокородной дамы, присутствующей здесь, но в двух словах: он жестоко оскорбил её.

– О! – произнесла царица, словно удивившись. – Не стану тогда спрашивать о деталях, уточню лишь одну: я уверена, что граф никак не мог посягнуть на чувства той, которую в детстве называл солнышком Роскии и носил на руках, не правда ли, ваше величество?

Лучия прикрыла глаза, но не сумела спрятать мягкую улыбку.

– Что ходить кругом да около? – внезапно пробасила герцогиня. – Он покусился на мою честь!

Ольва не сдержалась и прыснула смехом, правда, вовремя спохватилась, заметив, как искусно другие придворные дамы скрыли улыбки под веерами, и в результате у неё вышло что-то вроде «гы-гы-гым». На дебютантку обратили бы больше внимания, если бы Лора тут же не заслонила её собой, а Аника в то же время не продолжила беседу, чем привлекла к себе весь интерес:

– Вот как! Сожалею, ваше высочество. Но не могу поддержать в желании быть безжалостной по отношению к оскорбителю. Благородным людям, особенно дамам, более пристало проявлять душевную щедрость и прощать, нежели мстить. Достоинство дворянина, по нашим представлениям, прежде всего, в том, чтобы охранять честь монарха и действовать на благо ему и государству, и лишь во вторую очередь думать о собственных чувствах. Лишать корону столь верного слуги, ставшего символом преданности, – шаг безрассудный и, без сомнения, вредный. Не было ли способа наказать его как-то иначе? Заставить покаяться, просить прощения?

– Мы давали ему такую возможность, ваше величество, – подала голос Лучия, защищая шумно дышащую родственницу. – Но граф не счёл нужным ею воспользоваться.

– Аника. Прошу Вас, ваше величество, зовите меня по имени, нам было бы это приятно, – обратилась та к королеве и продолжила: – Не похоже на его сиятельство, но раз он так изменился…

– В таком случае и Вы, Аника, можете звать нас по имени, – ответствовала её величество.

– Благодарю, ваше величество! О, простите, Лучия, – просияв широкой улыбкой, поправилась царица. – И вот какая нам пришла мысль: быть может, теперь, спустя столько времени, пробыв безвыездно в своём глухом имении, граф Лесов осознал свою вину и стоит позвать его и спросить? Строгость, справедливость и великодушие отличали Вашего великого отца, и данный шаг мог бы показать всем, что Вы мудро следуете по его стопам к собственному ещё большему могуществу и славе. Что же касается сего зазнавшегося дворянина, мы уверены, что, будучи человеком, посвятившим себя служению роскийской короне да и – что там говорить – попросту любящему Вас, он, наверняка, пойдет теперь на любые жертвы, лишь бы вернуть Вашу милость!

– Тсонс, – продолжила Аника, вежливо чуть повернувшись к герцогине, видя, что королева, сомневаясь, посмотрела на обиженную, – чего бы Вы желали от его сиятельства, дабы в Ваше сердце вернулось милосердие?

Нахохлившаяся старушка от слов царицы словно обмякла, багровая краска сошла с её широкого лица, грудь её уже не колыхалась от гнева. Создавалось впечатление, что она вот-вот заплачет – то ли от жалости к себе, то ли от восхищения перед широтой собственной души, которую она собралась проявить.

– Пусть этот негодник просит у меня прощения на коленях. У меня и у моего сына. В присутствии её величества королевы. Знаете, ваше величество, – ответила её высочество Анике. – Я считаю, что обидеть родную тётю королевы и её кузена, это в некоторой степени, и задеть честь её величества.

– В некоторой степени, – повторила царица и вздохнула. – Если бы люди были идеальны, милосердие нам было бы ни к чему. Но даже небесные светила подвержены затмениям, что же говорить о разуме человека, перегревшегося в лучах королевской милости?

– Да будет так! – твёрдо произнесла Лучия. – Пусть пошлют за графом!

– О, ваше величество! Позвольте мне выполнить эту благую миссию! Да ниспошлет Вам Властитель счастливое правление! – взмолилась Чендж, милое лицо которой просияло радостью, и Ольва решила, что не зря эта дама сразу показалась ей симпатичной.

Не успела королева ответить, как вмешалась Нонс:

– К чему Вам утруждать себя, графиня, когда существуют королевские гонцы? Разрешите, ваше величество, я отдам от Вашего имени приказ?

– Да, графиня, пожалуйста, – ответила Лучия Нонс, и добавила огорчённой таким проявлением заботы просившей: – Мы понимаем Ваше нетерпение, Чендж, но королевские вестники быстрее справятся с возвращением Вашего батюшки. А Вы лучше споёте нам сегодня вечером, нам следует достойно развлечь гостей. Вы же задержитесь у нас, ваше величество?.. Аника? Графиня хорошо поёт.

– С удовольствием, Лучия. К тому же, мы ещё не обсудили с Вами то, что собирались. Но посмотрите, какая прекрасная погода за окном! Стоит ли сидеть в духоте? – и царица вновь обмахнулась веером. – Весна создана для прогулок. Не выйти ли нам в сад? Когда-то мы собственноручно посадили тут розы. Нам было бы любопытно увидеть, растут ли они?

– Графиня, – обратилась королева к Чендж. – Велите разыскать главного садовника, возможно, её величество захочет его о чём-нибудь спросить.

Она вежливо улыбнулась царице, а придворная дама с поклоном отошла к двери, чтобы дать указания лакеям. Лучия встала, и Аника поднялась вслед за ней.

– Но ваше величество! – вдруг забрюзжала Тсонс. – Прошу меня простить, но гулять в полдень, под открытым солнцем – это же вредно!

– Герцогиня, солнышко теперь едва греет, а ветерок приятно освежает, – с лёгкой улыбкой возразила царица. – Сидеть в духоте гораздо вреднее. К тому же в саду, наверное, можно найти тень?

– Не переживайте, ваше высочество, – поддержала юная королева. – Наши гости привыкли к солнцу, и нам оно тоже не повредит, мы его любим.

– Конечно, у Вас же такое солнечное имя! – ласково подхватила слова её величества Аника, обратившись к ней.

Очевидно, что Лучие был приятен этот комплимент:

– Да, и поэтому наш сад устроен почти без тени: мы любим открытые пространства. Но там много цветников. Надеюсь, Вам, Аника, понравится. А Вы, тётушка, можете остаться здесь, если пожелаете.

Герцогиня с досадой скривила губы:

– Статс-дама должна следовать за своей королевой, и я последую за Вами, ваше величество.

С помощью двух слуг она тяжело поднялась, и все двинулись к выходу.



***



Двери перед королевой и царицей распахивались, словно по волшебству. Пройдя несколько зал, спустившись по широченной каменной лестнице, вся процессия вышла, наконец, из дворца в сад, который в данном случае представлял огромное открытое пространство, красующееся замысловатыми линиями ровно и низко подстриженного кустарника и большими клумбами геометрических форм с цветами, рассаженными строго по их расцветкам. Обернувшись, Ольва смогла оценить и масштабы дворца. Громоздкое четырёхэтажное здание серого камня смотрелось бы уныло, если бы не высокие стрельчатые оконные проёмы, круглые башенки по углам и крыльцо внушительных размеров со множеством скульптур, возвышающихся над резными перилами.

– Графиня, это неприлично! – прошипел рядом голос Лоры, и девушке, почувствовавшей, было, себя туристом, пришлось опустить высоко задранную голову и взглянуть на статс-даму, которая, как ни в чём не бывало, уже прошла мимо, присоединившись к кому-то из придворных королевы. «Ой, ну, фу-ты-ну-ты…» – мысленно передразнила Ольва баронессу, но не придумала ничего больше, а, вздохнув, побрела по саду, рассматривая цветы, стараясь не разевать рот и не путаться в юбке. Некоторое время ей это удавалось, пока мимо неё не прошмыгнул высокий седой мужчина средних лет – так быстро, что она чуть не потеряла равновесие. Девушка не видела его в покоях королевы, она запомнила бы его из-за полностью чёрной одежды странного кроя, отличавшегося и от одежд мужской части свиты Аники, и от формы дворцовой стражи. Он торопился к двум дамам, наделённым властью, ушедшим далеко вперёд, и казалось, не замечал ничего вокруг. Но не успела Ольва оправиться и послать ему вослед безмолвное ругательство, как увидела, что наперерез спешащему вышел посол Райка и с радостной улыбкой преградил ему путь. За то время, что Тог вежливо расшаркивался с «чёрным» господином, юная фрейлина царицы успела подойти ближе.

– Рад, рад господин посол, но мне следует приветствовать её величество царицу… – молвил торопливый человек, пытаясь обойти заградившего ему путь.

– О, уверяю, её величество будет счастлива видеть Вас, граф, – по-прежнему, не давая собеседнику пройти, затараторил Тог. – Её величество соскучились по всему королевскому двору. Признаюсь, даже для меня её решение навестить сегодня королеву было неожиданным. Могу лишь предположить, как обрадовались Вы, ваше сиятельство. Прямо, как в старые добрые времена…

Тог повернулся, взглянув в сторону венценосных особ, давно оторвавшихся ото всех и беседующих лишь между собой, и взял графа за локоть, доверительно наклонившись к нему.

– Даже платье надели старое. Говорили, хотят выглядеть, как при жизни покойного короля, – посол слегка отклонился от Блэста, кинув на него многозначительный взгляд, будто хотел удостовериться, что слова произвели должное впечатление, но руку с локтя собеседника не убрал.

– Это всё очень трогательно, господин Тог, – заметил тот с любезной улыбкой, мягким настойчивым движением высвободив руку, – но мне давно уже следовало выразить своё почтение их величествам.

– Да-да, конечно, – тем не менее, не отстал от возобновившего свой путь графа дипломат. – Но, прежде, я считаю своим долгом предупредить, что наибольшую радость вызовет у царицы весть, что Роския признала правительство Вольных Стрелков…

– Ни в коем случае! – категорично заявил Блэст, остановившись. – Королева никогда не признает этих смутьянов! Истинная власть принадлежит королю Викдаулу…

– Королю без короны и трона? – возразил посол Райка. Он обежал остановившегося и вновь встал прямо перед ним.

– Официально никто не лишал короля привилегий, его власть – от богов, и её величество Лучия уже выразила Вам своё мнение на этот счёт, – резко ответил граф, решительно шагнув вперед, так что Тог был вынужден попятиться, но с дороги не свернул и шёл теперь впереди Блэста, но задом-наперёд.

«Точно рак, – подумала Ольва. – И так же раскраснелся, как будто его сварили». Девушке было тяжко в длинном платье со множеством юбок, но ей было так любопытно происходящее, что графиня шла за говорившими, забыв обо всём, словно кино смотрела. Однако следующие слова господина Тога заглушил женский голос, раздавшийся с другой стороны, но так близко, что девушка вздрогнула:

– Нас не представили, но Вы, вероятно, из свиты царицы Аники? Графиня Чендж, – представилась женщина и сделала реверанс. Ольва, повернув голову вправо, убедилась, что это, действительно, была уже запомнившаяся ей высокородная дама, и в панике стала искать глазами Лору. Но баронесса была далеко, и привлечь её внимание оказалось невозможным: свита разбрелась по саду, кто куда, группами по два-три человека. Поблизости, кроме удалявшихся в сторону коронованных особ двух политических деятелей, лишь маячил Дирс, но что от него толку в таком случае? Делать было нечего, следовало выпутываться самой.

– Графиня Ольва, – сказала она и, как смогла, сделала книксен.

Реакцией фрейлины королевы на сей неловкий жест было, скорее, добродушное удивление, мелькнувшее в глазах, нежели презрение или брезгливость.

– Вы, похоже, впервые здесь? – и приняв молчание девушки за согласие, Чендж, изящно обмахиваясь веером, стала задавать вопросы один за другим: – Как Вам Королевск? Говорят, Раёк стал очень красив? А Южный дворец – невиданной доселе архитектуры? Он полностью из белого мрамора, да? А, правда, над Храмом Властителя никогда не идёт дождь, а колонны так велики, что уходят за облака?

Ольва понимала, что на всё это что-то следует отвечать: показаться при королевском дворе немой, как рекомендовала царица, ей не хотелось. Она вспомнила, что и у неё на поясе на длинном шнурке висит такая штука, как веер, и, подтянув его, раскрыла и помахала на себя. Возможно, получилось это у неё не так красиво, но зато девушка потянула время, соображая, что же сказать. И тут она вспомнила, как Аника представила её баронессе.

– Простите, графиня, – наконец, заговорила девушка. – Я еще не была в Райке. Видите ли, я росла вдали от родной земли, в глухих лесах, поэтому не могу рассказать Вам ничего об её красотах. А Королевск… О!

И Ольва мимикой постаралась выразить невероятное восхищение, какое приличествует человеку из деревни, внезапно попавшему в столицу. На лице её собеседницы отразилось ещё большее любопытство:

– Ах, вот оно что! Да, я слышала, что, хотя и прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как царица взошла на престол (ох, и как же ей удаётся выглядеть столь молодо?), а далеко не все райковцы вернулись в страну – так их разнесло по свету. Куда же попала ваша семья во времена Больших битв?

Юная графиня сильнее замахала веером. Теперь она пожалела, что не молчала… А Чендж ждала ответа. Ольва беспомощно оглянулась и вздохнула.

– Знаете, это далеко отсюда… На севере… Такое глухое место, что его название вряд ли Вам знакомо…

– И, всё-таки?

Чендж собиралась ещё что-то сказать, но увидела, как к ним приближается Нонс, и замолчала. «Как кстати иногда бывают нам враги!» – подумала Ольва, и тут же задумалась, а почему она решила, что эта, утянутая в платье, как в скафандр, женщина, ей непременно – враг? «Она плохо встретила царицу», – мелькнула мысль в её голове, но раздумывать дольше не было возможности.

– Её величество, царица Райка, зовёт Вас к себе, графиня, дабы представить королеве и двору, – вымолвила Нонс, приблизившись.

Окинув надменным взглядом Чендж, она добавила:

– Слава богам и Властителю, не все ещё попирают дворянский кодекс и общаются, будучи не представленными.

Сказав это, графиня тут же повернулась и пошла к их величествам, но нарочито громкий голос собеседницы Ольвы, по-видимому, достиг слуха Нонс – девушке показалось, что вытянутая струной спина этой женщины дрогнула, когда Чендж произнесла:

– Фи! Не обращайте, пожалуйста, внимания, графиня. Видите ли, её сиятельство так недавно стали носить этот титул, что теперь изо всех сил стараются доказать свой аристократизм!



***



Выйдя за дубовые парадные двери дворца, Аника восхищённо воскликнула:

– Какой изумительный огромный сад!

Лучия улыбнулась.

– Вы тоже любите цветы, ваше величество?

– О да! Но Раёк – маленькое государство, и мы не можем позволить себе занимать под цветники такие большие территории, – улыбнулась в ответ царица. – А здесь можно заблудиться! Раньше и тут сад был меньше, и совсем иной. Позвольте, я постараюсь вспомнить, где же мой розовый куст?

В глазах Аники блеснул огонёк азарта, она будто помолодела и напрочь забыла про официальный тон. Царица быстро пошла вперёд, рассматривая клумбы и приговаривая:

– Тут? Нет… Не тут… Возможно, там?

Лучия невольно пошла за ней, изумившись внезапной весёлости этой, во всех отношениях необычной женщины. Её детские воспоминания о царице были довольно смутны и вызывали весьма противоречивые чувства. Лишь в одном королева была уверена: Аника здесь неспроста, ей что-то нужно. Будучи неопытной в государственных делах, она решила быть очень и очень осторожной со знаменитой любимицей своего отца.

А царица, уведя таким образом Лучию подальше от отставших придворных, вдруг сказала:

– А, быть может, его уже давно нет, этого куста?

– Нет-нет, не может такого быть, – ответила коронованная девушка. – Мы трепетно относимся к памятным вещам, и его не должны были трогать. Сейчас придёт господин Тель, и мы всё выясним.

И Лучия тревожно оглянулась, не идёт ли уже садовник.

– Не переживайте, ваше величество, – ласково успокоила её Аника.– Это, по сути, такая мелочь! Если захотите, мы всегда можем посадить новый. Сад стал не узнаваем, Вы, похоже, сами занимаетесь его планировкой, Лучия?

– Да, мне это нравится. Но Вы не правы, говоря, что посаженные Вами розы ничего не значат. Если разрушать традиции, можно и вовсе забыть о своих исторических корнях.

– Похоже, Вы, Лучия, – сторонница взглядов герцогини, – мягко возразила царица.– Но вот Ваш отец никогда не боялся быть новатором, и даже ввёл свой стиль в одежде: облегчённый и удобный.

И Аника, будто в доказательство, весело крутанулась на сто восемьдесят градусов, продемонстрировав своё воздушное голубое платье.

– И, глядя на обновлённый сад, я, было, подумала, что Вы – в него, – добавила женщина.

Лучия вздёрнула подбородок и неожиданно рассердилась:

– Если бы мы не чтили традиций, ваше величество, мы бы не приняли Вас сегодня, ибо нам не следовало бы общаться с теми, кто поддержал переворот и смуту!

– Переворот? Смуту? – повторила Аника, и она серьёзно и внимательно посмотрела королеве прямо в глаза. – Могу ли я просить объяснений? Что Вы имеете в виду, ваше величество?

Юная правительница чуть дрогнула под пристальным взглядом Аники, но тут же совладала с собой и твёрдо ответила:

– Разве Вы не принимали посла смутьянов – Стрелков, возомнивших себя вольными?

– Совершенно верно, мы приняли их посла. Но разве это значит – поддержать переворот? Мы не давали им ни оружия, ни денег, не кормили с наших рук и никаким иным образом не участвовали в этом безобразии, но, приняв их представителя, не дали беспорядкам продолжиться. Более того, тем самым мы выторговали жизнь этому бесхарактерному глупцу, который виноват абсолютно во всём, что произошло с ним и его страной, – королю Викдаулу, а также его семье. Можно ли вообразить, до какого состояния он довел подданных, чтобы сами же дворяне – оплот монархии, свергли его с трона и собрали парламент? Даже Вашим безумным соседям – трём королям это до сих пор не удавалось! Мы оказали честь господину Ликусу общаться с нами, решив, что так Стрелки будут иметь возможность видеть нашу силу и почитать нашу власть, как и власть остальных западных монархов, дабы вольнодумие – вещь чрезвычайно заразная – не распространилось дальше реки Олень. Более того, мы считаем, что если Вы, Лучия, примете их посла, то сможете договориться с ними о возвращении короля, а не только восстановить порядок, как сделали это мы.

Королева задумалась.

– Вы утверждаете, ваше величество, – обратилась она к Анике через минуту, – что в настоящий момент беспорядков в стране Вольных Стрелков уже нет? Нам докладывали о многих убитых дворянах… И разве королю Викдаулу не удалось бежать самому?

– Без жертв, конечно, не обошлось, – грустно согласилась царица. – В таких ситуациях, увы, всегда проливается кровь. Нескольких наиболее ретивых приверженцев трона, действительно, убили. Короля же взяли под стражу, его собирались торжественно судить, а потом казнить. Но я потребовала заменить казнь на отречение от престола его и его наследников и высылку из страны, его препроводили в изгнание под конвоем, и теперь он живёт и здравствует у Трёх Королей. Господин Ликус может подтвердить Вам мои слова. Но никаких иных беспорядков, кроме обычных драк в парламенте, в стране уже нет. Более того, наши торговые отношения приобрели такой размах, что дают основания полагать о значительном улучшении дел в стране Вольных Стрелков.

– Но разве торговая изоляция – не лучшее средство вернуть Викдаула на трон?

– Нет, ваше величество. Во-первых, ресурсы страны огромны, даже закрывшись от остального мира, они бы достаточно долго жили за их счёт, чтобы забыть о монархии, во-вторых, это умножило бы контрабанду и укрепило бы положение султана и пиратов в южных морях, в-третьих, Ромбу всё равно, с кем торговать, и изоляция была бы не полной, не надо также забывать о востоке… И, наконец, всё это вместе сильно ударило бы по экономике Райка, о чем мы, согласитесь, не могли не думать. А как отразилось неприятие Галом новой власти Вольных Стрелков на его несчастном народе, Вы можете наблюдать в полной мере уже сейчас.

– Причём тут засуха в Галии?

– Притом, что король Гал, отказавшись от хлеба мятежников и нашей помощи, рискует получить революцию прямо у себя под носом.

– Невозможно, – возразила Лучия.– Галийцы любят своего короля.

– Разумеется, они не Стрелки, и готовы терпеть. Но, ваше величество, знаете ли Вы, что делает с людьми голод? Голодный человек забывает обо всём, у него в голове остаётся только одна мысль – «хлеба!» Гал серьёзно болен, только этим я могу объяснить такую недальновидную политику. Он не понимает, или от него скрывают масштабы катастрофы.

– Он обращался к нам, но в наших южных землях тоже был неурожай. Возможно, новый посев исправит ситуацию.

– В Роскии – да, но не в Галии. У них нечего сеять, а скоро будет и некому.

– Однако, Аника, вы обрисовали всё в таких чёрных красках! – с нотой сомнения в голосе протянула юная королева.

– Я – не художник, Лучия, – отчеканила царица. – Чтобы убедиться в моих словах, достаточно проехаться по Галии. А можно и не ездить никуда, а просто послушать, какие песни распевает Ваш народ.

– Мой народ?

– Ваши подданные сочувствуют галийцам. Здесь как раз уместно вспомнить об исторической дружбе двух больших наций.

Лучия замолчала, опустив глаза, и Аника поняла, что королева пытается соединить услышанное сейчас со своими прежними представлениями. Через некоторое время Лучия спросила:

– Так Вы полагаете, нам следует убедить Гала принять помощь мятежников?

– Прежде всего, я рекомендовала бы отказаться от данного слова – «мятежники», заменив его на… «парламентарии», например. И если Вы не хотите общаться с тем же господином Ликусом, можно принять у себя парламентариев из аристократов и поговорить с ними о возвращении некоторых привилегий короля. Вернуть ему всю полноту власти было бы неразумно, он глуп и упрям, это приведёт к новым бедствиям да на это никто и не согласится, но создать что-то вроде видимости его управления – можно. Необходимо лишь начать переговоры.

– Что ж, Ваши доводы весомы Аника, тем более, что Вас уже ничто не заставит, как мы понимаем, прекратить торговые отношения со Стрелками, – и Лучия улыбнулась, давая понять, что раскусила выгоду царицы в данном вопросе. – И если есть способ восстановить монархию в государстве Стрелков ко всеобщему для всех удовлетворению и миру, мы готовы принять их посла.

– Ваше величество! Ваше величество! – на расстоянии нескольких шагов остановился и отвесил поклоны первый министр королевства граф Блэст, из-за спины которого вышел и предстал перед коронованными особами и господин Тог.

– Позвольте засвидетельствовать Вам свою радость! – продолжил граф, обращаясь к Анике. – Простите, что не раньше, Вы так неожиданно нас осчастливили!

И еле уловимый сарказм проблеснул в его глазах и словах.

– Мы уверены, Вы очень спешили, Блэст! Не стоит извиняться, – вежливо улыбнулась ему царица, чуть выделив интонацией «очень», и Тог еле сдержал ехидный смешок, сделав вид, что слегка закашлялся. Министр, бросив быстрый взгляд в сторону посла Райка, тут же вновь обратил всё своё внимание на царицу, ибо та протянула ему в знак особого расположения руку. Блэст принял оказанную честь, склонившись и слегка коснувшись лбом царской кисти.

– Граф, мы посылали не за Вами, а за садовником, – внезапно резко заметила Лучия. – Но и Вы здесь весьма кстати. Потрудитесь организовать праздничный приём в честь нашей высокой гостьи и не забудьте пригласить на него посла Галии, мы желаем говорить с ним.

Блэст почтительно склонил голову.

– Если граф Корэлл хоть сколько-нибудь разделит Вашу тревогу, Аника, – продолжила королева, обратившись к царице. – Мы примем Ликуса.

Услышав последние слова, Блэст вздрогнул и поднял на Лучию недоумённый взгляд. Юная королева оставалась спокойной.

– Ваше величество, на это я могу сказать лишь одно: Вы переняли от отца не только красоту, но и мудрость, – ответила царица. – Но, быть может, стоит поберечь чувства герцогини, и пригласить представительство от дворян?

– Зачем так усложнять? – отказалась королева. – Господин Ликус – официальный представитель, раз имеет грамоту от парламента. Тётушка же переносит общение с господином Тогом, хотя и он – не аристократ.

– О, господин Тог – уже без пяти минут дворянин. Мы обещали ему за хорошую службу титул, и непременно сдержим слово, – улыбнулась Аника своему послу, потом же грустно развела руками: – Что поделать? В Райке так мало осталось аристократии… Приходится создавать заново. О, да! Как же мы могли забыть? Мы же должны представить Вам нашу новую придворную даму. Позвольте её пригласить, ваше величество?

– Её позовут, – и Лучия кивнула подошедшей вслед за Блэстом и послом, но стоящей чуть поодаль, графине Нонс.



***



К тому времени, когда Ольва вслед за Нонс приблизилась к царице и королеве, вокруг последних уже собрались почти все придворные, вышедшие с ними на прогулку. Одновременно обливающиеся потом слуги приволокли и торжественно поставили рядом паланкин с дородной герцогиней. Та охала, отдувалась и обмахивалась огромным веером так, как будто это она тащила на себе лакеев, а не наоборот. Лицо её вновь побагровело и приобрело страдальческое выражение, но никто не обратил на неё внимания, ибо все взгляды теперь были прикованы к новой фрейлине царицы – дикой и неуклюжей, но с длиннющей, уходящей вглубь веков, родословной, в связи с чем, как поняла Ольва, ей можно было простить остальные недостатки. Даже Тсонс, услышав из уст Аники имена предков графини, изволила милостиво взглянуть на девушку, несмотря на своё недомогание.

– Вы видите, ваше величество, как трудно восстановление государственности на разорённой войнами земле, даже при том, что, хвала богам, и вечная благодарность Вашему великому отцу, условия – самые благоприятные, – продолжила Аника, обращаясь к королеве. – Мы ежедневно молим Властителя о сохранении мира на землях Запада, и надеемся, и Вы, Лучия, радеете о том же.

– Безусловно, – задумчиво откликнулась та.

– Стоит ли так беспокоиться, Вам, ваше величество, об этом? – вдруг подал голос Блэст, обращаясь к царице. – Вы построили богам такой Храм, что они, наверняка, защитят Ваше государство от любой напасти!

– Было бы слишком самонадеянно думать, что богам так нужен Храм, – возразила Аника.

– Но тогда, простите, ваше величество, за вопрос, зачем же было строить столь огромное ненужное никому сооружение? – спросил главный министр королевы, и Ольва подумала, что он ей не нравится – вид его выражал исключительную почтительность, голос был слащав, но во всём этом чувствовалась подспудная издёвка.

– Почему же – никому? Храм необходим не богам, – со спокойной улыбкой на лице ответствовала царица. – Он нужен людям, чтобы они помнили о своём месте в этом мире, и не забывались.

На последнем слове она сделала небольшое ударение и чуть повела кончиком веера в сторону любопытного графа, и хотя движение было мимолетным, все поняли, кого, прежде всего, она имеет в виду. Были придворные, которые не смогли сдержать улыбок, а герцогиня, не смущаясь, довольно раскряхтелась и громогласно поддержала:

– Вы правы, ваше величество! Некоторые люди сделались совершенно наглыми последнее время! Раздают привилегии и титулы направо и налево, налево и направо!

– О, здесь мы не видим особой беды, – отозвалась Аника. – Были бы титулы заслуженны, и награждались бы достойные.

Герцогиня хотела что-то возразить, но, наконец-то, пробрался сквозь группу придворных и предстал перед королевой запыхавшийся садовник. Раскланявшись, он повел их величеств и их свиты к легендарным цветам.

– О, как разрослись! – Аника кинулась к большому старому зелёному кусту, который только-только начал набирать бутоны. – Да-да, это было именно тут!

Царица огляделась вокруг, видимо, вспоминая прошлое, взволнованно обошла клумбу, смахнула батистовым носовым платочком блеснувшую в уголке глаза слезу.

– У их величества столько воспоминаний, столько воспоминаний! Столько чувств! Не послать ли за нюхательной солью? – съязвил граф Блэст, когда царица остановилась с противоположной от него и королевы стороны клумбы и наклонилась над первым приоткрывшимся цветком, чтобы уловить его аромат.

– Граф, мы, кажется, просили Вас заняться организацией торжественного приёма! – осадила его королева, бросив на него уничижительный взгляд через плечо.

Блэст слегка приподнял брови, но тут же поклонился и направился к зданию дворца. Ольва, однако, успела заметить, как на лице его проблеснула злость.



***



Поблагодарив Лучию за прогулку, царица и её свита, выехали с территории дворца в каретах, присланных из посольства, условившись вернуться на королевский вечер через пару часов. Ольва к тому времени уже еле стояла на ногах, и плюхнулась на мягкое сиденье роскошного экипажа рядом с Лорой так, как уставший мужик кидает на телегу последний из многих мешков с только что выкопанной им картошкой. Баронесса аж подпрыгнула, и в негодовании отодвинулась, вытащив из-под графини часть своей юбки. Новая фрейлина не обратила внимания на такие мелочи. Она полностью откинулась на спинку каретного диванчика и прислонилась головой к стенке, обитой мягкой тканью. Ноги её гудели, спина, наконец-то, привычно согнулась, плечи опустились вниз, и она полагала, что на торжественную часть развернувшейся драмы царица её не возьмёт, как не способную соблюдать этикет. Но надежда рассыпалась в прах сразу же по прибытии в посольство, занимавшее большой двухэтажный особняк из светлого камня с широким подъездом. Со стороны переднего фасада здание было обрамлено ухоженным палисадником, в котором расположились скамейки, клумбы, и пара фонтанчиков, и огорожено от остального мира высокой узорной оградой из камня и металла. Тут было бы так приятно отдохнуть…

– Дамы, через полтора часа нам нужно быть в самом лучшем виде. Отдыхайте, переодевайтесь, и прошу ко мне! – распорядилась царица, переступив порог резиденции.

Ольва хотела было заикнуться, как это возможно – отдохнуть за такой короткий срок, но в результате произнесла лишь: «А, ээ…», так как глянула на окружающих и поняла, насколько это неуместно. Баронесса лишь склонилась в послушном поклоне, и графиня последовала её примеру.

– И ещё, Лора, найдите Бэлл, мне желательно поговорить с ней до нашего отъезда во дворец.

– Да, ваше величество!

– Господин Тог, Вы дали знать Ликусу?

– Да, ваше величество.

– Мы встретимся с ним сразу, как он появится, доложите нам.

– Да, ваше величество.

– Милси ещё не прибыла? – спросила Аника вышедшую встречать их жену посла – моложавую пухленькую женщину приятной наружности.

– Нет, ваше величество. Но прибыл гардероб графини.

– Что ж, хотя бы это хорошо…

После данного замечания царица дала всем возможность разойтись по отведённым им покоям и заняться своими делами.



***



В помещении, предназначенном новой фрейлине, её уже ждала Шейла, готовая кинуться исполнять все распоряжения графини. «Как это, всё-таки, приятно!» – подумала Ольва и со стоном – «Я с ног валюсь!» – упала в мягкое кресло. Горничная сразу стянула с госпожи туфельки и слегка помассировала ей ступни. «А так, пожалуй, можно жить, – подумала новоиспечённая придворная дама. – И даже хорошо жить!»

– Шейла, а поесть чего-нибудь можно?

– Конечно, ваше сиятельство! Что угодно?

– Ой, да всё равно… Булок каких-нибудь, колбасы, я не знаю… Что есть?

– Сию минуту всё будет, госпожа.

И Шейла выбежала из апартаментов графини, а Ольва осмотрелась. Небольшая гостиная была отделана в светлых пастельных тонах и вмещала соразмерный камин, несколько кресел, небольшой диванчик с раскиданными по нему расшитыми думочками, круглый столик и бюро. Окна были не столь большие, как во дворце герцога или королевы, но давали достаточно света. В нескольких вазах стояли свежесрезанные цветы. Босиком по мягкому ковру девушка прошла в смежную комнату. Это была спальня – в том же стиле и примерно тех же размеров. Наряду с кроватью и туалетным столиком, куда Шейла уже успела расставить всякие мелочи, как расчески, крема, шпильки и тому подобное, здесь стоял огромный платяной шкаф. Вспомнив, что сказала госпожа Тог, Ольва решила проверить его содержимое. «Мои платья?», – выдохнула девушка в восторге, распахнув его дверцы, села в кресло и несколько минут глубоко дышала, закрыв лицо руками. Она боялась, что заплачет. Ольва вдруг поняла, что жизнь, о которой она столько мечтала, всё-таки, состоится. И мысль эта кружила голову и стесняла дыхание. Она встала и подошла к шкафу: провела рукой по нарядам, почувствовав прикосновение к легчайшему прохладному шёлку, нежному мягкому бархату, тонкой тёплой шерсти и шершавому кружеву, вдохнула аромат чистоты и свежести, исходивший от новых вещей, и легла на заправленную цветным вышитым покрывалом кровать. Она, всё-таки, заплакала. Слёзы потекли сами: без надрыва, почти беззвучно. Ольва не пыталась их вытирать, размазывая по щекам, как делала обычно, она была им рада – это выливалась переполнявшая её радость. Она была тем сильнее, что случилась неожиданно.

– Ваше сиятельство! Госпожа! Всё готово, – прозвенел голосок вернувшейся Шейлы. Горничная заглянула в спальню и испугалась:

– Что случилась, ваше сиятельство? Что-то не так?

– Нет-нет, всё в порядке, – забеспокоившись, что выглядит глупо, Ольва села на кровати. – Дайте мне носовой платок, пожалуйста!

– Он у Вас на поясе, в сумочке, госпожа!

– Ах, да! – графиня мысленно упрекнула себя за невнимательность к деталям, достала тоненький, отделанный кружевом, платочек и стала вытирать лицо.

– Госпожа, позвольте мне, – робко попросила Шейла. Ольва удивлённо посмотрела на служанку, а та, воспользовавшись моментом, взяла у неё платок и аккуратно, еле касаясь кожи, промокнула им её лицо.

– А то останутся красные пятна, а Вам скоро к её величеству, – объяснила горничная.

– Ах, Шейла, Вы правы, – фрейлина царицы поняла, что снова попала впросак. «До полного счастья мне ещё много чему следует научиться, – подумала она. – Так что плакать – не только глупо, но и преждевременно». Девушка взбодрилась и встала.

– Простите, ваше сиятельство, – извинилась служанка.

– За что? Вы – умничка, Шейла, – искренне похвалила Ольва.

– И, всё же, я, наверное, что-то сделала не так…

Тревога всё не сходила с лица девочки.

– Да нет же! Всё хорошо. Меня просто переполнили чувства. Знаете, её величество так добра ко мне, – ляпнула графиня, стараясь быть понятной служанке и успокоить её.

И добилась успеха. Личико Шейлы просияло. «О, сработало!» – взяла на заметку Ольва и попросила:

– Помогите мне, пожалуйста, избавиться от этого платья. Хочу немного расслабиться за обедом. Вы же принесли мне еду сюда?

– Да, ваше сиятельство!

И через пару минут юная фрейлина уже сидела за столиком, сервированным фарфором и серебром в широком удобном домашнем платье из тонкого прохладного шёлка, не уступающем, пожалуй, нарядам её величества, ела вкуснейшую колбасу со свежайшим хлебом, пила ароматный кофе со сливками, и думала: «Вот она – жизнь! И как она прекрасна!»




Глава 4. Королевский приём


Горничные делали Анике причёску, когда доложили о приходе посла Вольных Стрелков – Ликуса.

– Пригласите! – сказала царица, не тронувшись с места перед зеркалом.

– Господин Ликус, прошу Вас, без особых церемоний, – Аника указала опешевшему от столь неформального приёма высокому жилистому мужчине средних лет на стул недалеко от себя, и, поклонившись, тот присел на его краешек. – У нас очень мало времени. Мы отправляемся сейчас во дворец и, возможно, будем вести переговоры о Вашей встрече с королевой. Вы же давно добиваетесь этого, верно?

– Вы знаете, ваше величество, – вежливо подтвердил тот.

– Нам необходимо понимать, если мы организуем Вашу встречу с её величеством Лучией, что, несомненно, даст Вам пропуск и к другим королевским дворам Запада, Ваше правительство готово ли будет подписать с нами договор о военном союзе? Я полагаю, Вы понимаете, какое именно государство нас тревожит…

Ликус опустил на минуту взгляд в пол, затем вновь поднял свои умные глаза на царицу и ответил:

– Да, но нас беспокоит Эльг, ваше величество!

– В каком смысле?

– Они прекратили поставки оружия.

– Давно? – встревожилась Аника.

– Месяца два как… Понимаете, ваше величество, мы бы с удовольствием подписали с Райком договор о военном сотрудничестве, но, боюсь, воевать нам будет нечем.

Аника мановением руки отпустила служанок.

– Эту проблему можно будет решить, – чуть задумавшись, произнесла царица.– Только не спрашивайте меня, пожалуйста, как. Раёк до сих пор выполнял все соглашения, поэтому пока прошу принять Вас мои слова на веру. Если вы подпишете договор, вам будет, чем воевать.

– Король Банров примет нас?

– Нет, такого обещания мы Вам дать не можем. Но разве Вам принципиально, от кого пойдут поставки?

– Важно лишь качество.

– Оно будет. Или Вы считаете, что я позволю вам воевать с Аймой деревянными палками?

Посол улыбнулся.

– Так Вы согласны, господин Ликус?

– Да. Мне следует подписать бумагу?

– Не стоит. Мы доверяем Вам, – с этими словами Аника поднялась, и посол Вольных Стрелков сразу же встал вслед за ней и, почтительно раскланявшись, удалился.

– Одеваться! – приказала царица вернувшимся горничным, и не успела она сменить туалет, как доложили о приезде Бэлл.



***



– Ваше величество! Да хранит Вас Властитель Судеб! – присела в глубоком поклоне стройная невысокая молодая ещё женщина, и карие глаза её сверкнули игривым блеском, а лицо озарила кокетливая улыбка.

– Бэлл! Как мы рады! Баронесса – молодец, что сумела отыскать Вас так быстро!

– Она прислала посыльного ещё с утра, и я только ждала случая иметь счастье видеть Вас, ваше величество!

– О, это было несколько неблагоразумно с её стороны, но, слава богам, всё обошлось, и никто заранее не узнал о нашем приезде.

– Не переживайте, ваше величество, мне лишь шепнули, чтобы я ждала приглашения в посольство Райка, и я смекнула – то не просто так. А весть о Вашем таинственном появлении во дворце только час, как достигла моего слуха.

– Бэлл! – рассмеялась её величество. – Вы не изменились! У Вас самые быстрые вестники на всём Западе и самые чуткие ушки!

– Могу ли я принять Ваши слова за похвалу, ваше величество? – довольно откликнулась графиня, присев в лёгком реверансе благодарности.

– Разумеется! – весело ответила царица, но, сев сама и пригласив сесть гостью, перешла на более серьёзный тон. – Послушайте, графиня, я бы хотела узнать, Вы же общаетесь с Корэллом?

– Да, ваше величество! – с готовностью подтвердила её собеседница.

– Насколько сильно тревожит графа голод в стране?

– О! Он сильно тревожит всех нас. Страшно подумать! В Якрине уже начались волнения.

– Вот как? Почему об этом не знают?

– Граф получил депешу от принца лишь этой ночью.

– Что он намерен делать?

– Вновь будет добиваться аудиенции у королевы.

– Не нужно, его сегодня пригласят, – сказала Аника.

– О, несомненно, благодаря Вам, ваше величество! – с лукавством во взгляде заметила Бэлл. – Корэлл будет несказанно рад!

– А что? Разве королева отказывала ему во встречах?

– Я так понимаю, вопрос о подобных аудиенциях в компетенции первого министра, а он не склонен принимать одного и того же человека по одному и тому же вопросу неоднократно. Он заявил недавно, что королева принимает решения раз и навсегда, и не стоит её беспокоить понапрасну.

– Какое опрометчивое заявление!

– Безусловно, ваше величество! Но никто не ожидал здесь Вашего приезда, столь счастливого для нас! – премило улыбнулась собеседница царицы.

– Для нас? – переспросила Аника.

– Для всех галийцев, для графа Лесов и некоторых других роскийцев, а для меня – так умопомрачительная радость, ваше величество! – и графиня почтительно склонила голову, озорно сверкнув глазами.

Царица тихо засмеялась.

– Бэлл… Вы абсолютно не изменились! Как Вам удаётся всегда попадать в самую гущу событий?

– Легко! Я всегда там, где самые важные люди, ваше величество.

– Прекрасно! Мы обязательно ещё с Вами поболтаем, графиня, а теперь мы спешим на приём Лучии.

Гостья, откланявшись, выпорхнула из апартаментов царицы, у которых в тот момент уже собрались Лора, Ольва, господин Тог с супругой и прочие члены царской свиты. Бэлл обменялась приветствиями с баронессой и посольской четой, сверкнула любопытным взором в сторону новой придворной дамы, и уехала.



***



Ольва, чувствуя ответственность момента, доверилась в выборе наряда своей горничной. Шейла, от напряжения сморщив веснушчатый носик, смотрела некоторое время на платья, но не решилась сделать выбор сама, а сбегала посовещаться к госпоже Тог. В результате, та пришла, восторженно ахнула, заглянув в гардероб, и, послала служанку узнать, во что будет одета её величество. Выяснив, что царица намеревается быть в тёмно-красном, без сомнений указала на тёмно-зелёный наряд из бархата и серебряного кружева, и, извинившись, убежала наряжаться сама. Когда графиня была готова и глянула на себя в большое зеркало, её плечи невольно развернулись сами собой, спина выпрямилась, а живот втянулся. Она подумала, что выглядит богаче и красивее всех придворных дам королевы вместе взятых: тонкий бархат плотно облегал узкую талию, юбка пышными фалдами падала вниз, приоткрывая нижнюю – из салатового атласа, пояс сверкал, расшитый серебром, серебряное кружево частой сетью прикрывало оголённые плечи, строгая причёска, валиком обрамлявшая бледное лицо, внешне делала девушку чуть старше, слегка подведённые глаза казались больше и зеленели, как камни в серьгах.

– Хорошо ли, ваше сиятельство? – спросила, обеспокоенная молчанием госпожи, Шейла.

– Чудесно! – ответила графиня и подумала: «Эх, если б я ещё умела ходить, как полагается!»

Столкнувшись в помещении перед комнатами царицы с баронессой, Ольва не замедлила сравнить её платье со своим и осталась довольна. Туалет Лоры был сшит из персикового атласа, был иного кроя и, хотя очень шел последней к лицу, выглядел несколько скромнее. Правда, в ушах её милости переливались лучами такие серьги, каким можно было позавидовать. Госпожа Тог была одета в тон своему мужу – в синее с белым кружевом, и хотя и на ней были украшения, графиня поняла, что в соответствии со статусом, ей следовало выглядеть не столь пышно, как фрейлинам. Зато на груди её супруга красовалась золотая цепь с массивной подвеской, означавшей, по всей видимости, символ его особого положения посла. Из дверей, ведущих в апартаменты царицы, вышла тёмноволосая богато одетая маленькая женщина. «Это что ещё за „птица“?» – подумала Ольва про Бэлл, но посольский лакей сообщил, что её величество желает видеть господина Тога и придворных дам, и девушка тут же про всё забыла, так как увидела Анику и невольно согнулась в поклоне. Графиня поняла, что было бы неестественно не кланяться такому великолепию. Насыщенный красный цвет плотного атласа перекликался в наряде царицы с золотым кружевом тончайшей работы, оплетавшим блестящими узорами её руки и плечи. Отделанные позолотой тонкие и пышные оборки нижних юбок выплывали из-под верхней ткани платья при движении. В ушах золотыми виньетками под стать кружеву вились длинные серьги с жемчугом и сапфирами, подчеркивающие глубокую синеву глаз. В высокой прическе блистала золотом и драгоценными камнями корона. «Разве можно ей не служить и не слушать её?» – восхищенно подумала юная фрейлина.

Её величество окинула взглядом туалет Ольвы.

– Хорошо, – вынесла удовлетворительный вердикт царица. – А теперь – к делу.

– Господин Тог, вы удачно выполнили первое поручение, мы довольны, – обратилась Аника к послу, который молча благодарно поклонился. – Теперь Вам, напротив, не следует обращать внимания на графа Блэста, но не отходить от нас и ловить каждое наше слово, особенно это касается бесед с королевой и послом Галии. Мы скажем много нового для Вас, и важно не потерять нить. Скорость, молниеносность решений – наш самый главный козырь, и его нельзя потерять. Учтите, ждать распоряжений каждую минуту должны не менее двадцати посыльных.

– Слушаюсь, ваше величество. Позвольте отдать распоряжения сию же минуту.

– Вы должны были отдать их ещё раньше, господин посол! – отчеканила государыня. – Позволяю.

Сконфуженный последним замечанием, мужчина вышел.

– Лора, Вы – оплот культуры и науки Райка, так продемонстрируйте их во всём блеске, но проявите чувство меры. Не следует оглушать, но удивить. Мы отобрали лучшие вина, сладости, ткани, кружево, украшения и книги в подарок королеве, можно и нужно коснуться этой темы. Надеюсь, Вы помните, что королева любит музыку?

– Да, ваше величество, – сделала реверанс баронесса.

– А теперь прошу Вас, оставьте нас наедине с графиней, – внезапно сказала царица.

Лишь дрогнувшие густые ресницы Лоры выдали её волнение, когда она услышала последнюю фразу. Баронесса и госпожа Тог послушно склонились и удалились.

– Итак, я жду Ваших впечатлений об увиденном, Ольва, – сказала Аника. – Только очень быстро, нельзя опоздать.

– Ваше величество, – вспомнила графиня. – Чендж пыталась выяснить, откуда Вы меня привезли.

– С какой целью?

– Думаю, просто от любопытства, но мне надо же что-то отвечать. Я сказала – с севера, но она хотела знать название места.

– Говорите, с предгорий Священных гор, из Королевства Трёх Королей. У истоков реки Эскель. Места там глухие, никто не станет выяснять. Вы выпутались?

– Случай помог. Наш разговор прервали.

– Хорошо. Ещё какие-нибудь проблемы?

– Нет.

– Тогда ответьте на мой вопрос: что Вы думаете о дворе Лучии? Кратко.

– Несколько группировок, которые враждуют. По крайней мере, две, – соображая на ходу, что от неё хочет услышать царица, стала перечислять Ольва. – Первый министр был очень зол на Вас.

– Это очевидно, – усмехнулась Аника. – Что-то ещё?

– Лучия тоже была сердита на него.

– Вот как? – встрепенулась её величество. – Почему Вы так думаете?

– Когда Вы расчувствовались у клумбы, ну… – Ольва замялась, так как побоялась, что Анику обидит неудачно подобранное слово, ведь чувства могли быть и искренними.

– И? Ну, говорите же! – нетерпеливо потребовала Аника.

– Он предложил принести нюхательную соль, а королева цыкнула на него, отправив готовить торжество.

– Прекрасно! Первый министр делал одну ошибку за другой, мы застали его врасплох, – по лицу царицы пробежала недобрая улыбка, видя которую фрейлина непроизвольно поёжилась. – Но теперь он уже, наверняка, подготовился… Ольва, Вы – молодец! Смотрите в оба! Обращайте внимание на мелочи. Все будут заняты, и в данном смысле я рассчитываю на Вас.

– Да, ваше величество, – скромно ответила графиня и даже сделала книксен.

Аника одобрительно улыбнулась и направилась к дверям. Ольва последовала за ней, подумав: «Странно… Я уже переняла манеры Лоры?»



***



Не только царица пыталась продемонстрировать богатство, королевский двор стремился к тому не меньше. Наряды дам и кавалеров ослепительно сверкали драгоценностями. И на каждом из придворных королевы их было в два, а то и в три раза больше, чем на фрейлинах царицы. Но Ольва заметила, что ткани, из которых были сшиты пышные туалеты богатых роскийцев, были значительно тяжелее, а сами наряды – не удобны, единообразного кроя и закрыты до самого подбородка. Придворные Аники двигались быстрее и грациознее, и от того выглядели изящнее и раскованнее. И ещё, юная графиня пришла к выводу, что драгоценное кружево, оплетавшее плечи царицы и её собственные, были до сих пор вещью не виданной, и вызвали фурор.

После пения труб и громкого оглашения её имени, Аника в сопровождении своей свиты и лакеев, нёсших сундуки и корзины с подарками, вошла в главный зал дворца, где ей навстречу поднялась Лучия. Все, кроме монархов, и охраны, стоявшей в дверях навытяжку, склонились в глубоком поклоне.

Обменявшись официальными приветствиями с царицей, Лучия вновь заняла место на троне, а Аника села подле неё на высокое роскошное кресло, господин Тог встал за креслом царицы, место за троном королевы занял граф Блэст. Чести сидеть в присутствии монархов удостоилась лишь герцогиня Тсонс. Остальные стояли вдоль стен огромной залы. Лакеи стали подносить к трону и показывать дары Райка королеве, а придворные и приглашённые старались не пропустить зрелища и шептались, обмениваясь мнениями. Ольва, как фрейлина царицы, стояла не далеко от трона и, благодаря этому, хорошо видела и слышала всё, что происходило между коронованными особами.

Сласти и вина были приняты Лучией с вежливостью, не более, но ткани и кружева, похоже, вызвали настоящее восхищение.

– Какое тонкое полотно! – восторженно произнесла королева, пощупав поднесённый ей кусок материи.

– Да, мы приказали нашим мастерам придумать ткань – тонкую, как южный шёлк, но из местного сырья, и они справились, как видите, с задачей. Мы уделяем много времени созданию удобных и красивых вещей, и даже создали специальную академию для этого, – ответила Аника.

– А какие краски! Ваши мастера просто волшебники! – восхищённо выдохнула Лучия, но потом слово опомнилась и строго сказала: – Благодарим, ваше величество! А что там?

И она указала на последний сундучок, оставшийся не открытым.

– Книги, ваше величество. Мы полагаем, в Вашей библиотеке ещё нет новинок, выпущенных нашими издательствами?

– Боюсь, что так, – откликнулась юная королева и искоса глянула на Тсонс. – Мы не предполагали, что в Райке печатают так много книг.

– Знания делают нас богаче: и в прямом, и в переносном смысле. Отчего же не распространять их? – улыбнулась Аника.

– Хм! – громко хмыкнула со своего места герцогиня, поджав губы.

– Вы не согласны с нами, ваше высочество? – любезно поинтересовалась царица.

– Осмелюсь сказать, да. Не вижу никакого прока от нашего университета, одни расходы! Тратят на этих балбесов деньги, а в результате они умеют лишь заковыристые любовные записки писать, чтобы девиц соблазнять, и больше толку от их грамотности никакого. Учёность нужна только министрам. Остальным достаточно знать этикет и генеалогию – для поддержания порядка.

– Уж не потому ли обижена Ваша тетушка на графа Лесов, что получила от него записку и не смогла её разобрать? – загородив рот веером, шепнула Аника Лучии, и последняя не сумела сдержаться, весело хохотнув.

– Герцогиня, мы, безусловно, уважаем Ваше мнение, но поверьте, без определённого уровня знаний невозможно создать новые уникальные товары, как те ткани, например, – отняв веер от лица и указав на сундуки с материей, серьёзно и во всеуслышание сказала царица. – Посему мы считаем и возможным, и полезным развивать науку и ремёсла.

– Вы правы, ваше величество, – сказала Лучия. – Благодарим Вас за щедрость, мы обязательно ознакомимся со всеми изданиями, что Вы нам подарили. А теперь мы приглашаем Вас развлечься искусством наших подданных. Мы надеемся, наши музыканты не хуже райковских сумеют усладить Ваш слух.

– Мы уверены в этом, ваше величество! – ответила Аника.

– Ваше величество, – обратилась к Лучии Тсонс, – следует ли огласить остальных приглашённых?

– Разумеется, – согласилась королева.

Герцогиня слегка кивнула кому-то, и вновь зазвучали трубы, и залу наполнил громкий голос:

– Его высочество, наследный принц Эльга, Банров!

Ольве показалось, что Аника дрогнула, когда услышала это имя, но, взглянув на неё снова, она подумала, что ошиблась: царица спокойно вежливо улыбалась.

Придворные расступились, и к трону подошёл высокий статный человек. Приблизившись, он с достоинством поклонился сначала королеве, потом – царице. Мужчина средних лет, принц был по-своему красив – густые чёрные, как крыло ворона, волосы были зачесаны назад, тёмные глаза блестели из-под таких же чёрных, вразлёт, бровей, выступающий вперёд гладко выбритый подбородок придавал его гордому облику ещё более надменный вид, и, в результате, резкие черты его лица графине не понравились.

– Рады приветствовать Вас, ваше высочество! Надеюсь, Вам не будет у нас скучно сегодня, – сказала Лучия на его приветствие.

– Такого и раньше никогда не было, и не может быть, ваше величество! – ответил Банров.

– Мы надеемся, Ваш отец, король Банров, здоров? – вежливо осведомилась царица.

– Если б было иначе, мой долг был бы – находиться рядом с ним, ваше величество, – откликнулся принц на вопрос Аники. – Но, благодаря богам, я имею счастье быть здесь и беседовать с Вами.

И говоривший слегка улыбнулся, что при холодном выражении его лица, выглядело, скорее, усмешкой, и заглянул царице прямо в глаза, на что та и бровью не повела. Взгляд этот длился лишь пару секунд, принц снова поклонился и отошёл от трона, так как вновь загудели трубы, и объявили следующего приглашённого:

– Посол его величества короля Галии Гала, его сиятельство, граф Корэлл!

Пока граф шёл к трону, Аника негромко спросила у Лучии:

– Принц гостит в Королевске?

– Да, довольно давно, но прежде он не баловал нас своими визитами, а сегодня выразил желание быть. Невозможно отказать наследнику трона, – ответила девушка, внимательно взглянув на спросившую. А та уже смотрела на Корэлла, невысокого мужчину в возрасте, с залысиной и маленьким хвостиком сзади из оставшихся волос. Ольве такая прическа у представителей сильного пола всегда казалась нелепостью, но, приглядевшись, графиня решила, что впечатление граф производит довольно приятное, благодаря серьёзному и доброжелательному выражению лица, испещрённого морщинками.

– Дозволит ли ваше величество обратиться к ней по делам королевства Галии? – обратился посол к королеве после обязательных приветствий.

– Да, граф, мы выслушаем Вас, но позже. Прежде мы хотели бы развлечь наших высоких гостей, в честь которых устроили приём. Надеюсь, этот вечер будет приятен нам всем, – ответствовала Лучия.

Коронованные особы встали, герцогиня, кряхтя, тоже поднялась и склонилась с другими придворными в поклоне. Официальная часть приёма на этом закончилась, и лакеи распахнули двери в соседние залы, где были накрыты столики с угощениями, и в нише расположились музыканты.



***



Когда королева и царица устроились на отведённые им роскошные кресла в центре залы, а придворные и приглашённые расселись согласно статусу и везению, музыканты начали играть. Рядом с их величествами оказались, как и следовало ожидать, послы Райка и Галии, первый министр королевы и статс-дамы. Принц Эльга устроился чуть в стороне вместе с сопровождавшими его двумя дворянами. Ольва же оказалась на изрядном расстоянии от Аники и расстроилась, поняв, что из-за музыки не услышит, что та говорит. Вздохнув, она приняла судьбу, как есть, стала рассматривать других участников действия, и с радостью убедилась, что Дирс снова оказался недалеко от неё. Ольва подумала: в крайнем случае, он сумеет дать ей знать, если что-то пойдёт не так. На соседнее кресло справа красивый светловолосый и голубоглазый молодой человек усадил такую же голубоглазую с великолепным золотым цветом волос девушку, сам же остался стоять рядом. Далеко не все в зале сидели, многие мужчины стояли или осторожно перемещались по зале, как и снующие туда-сюда слуги в богатых расшитых ливреях, разносящие бокалы с напитками и какие-то закуски. Один из лакеев подскочил и к Ольве. Та скосила глаза на Дирса. Телохранитель царицы тихонько отрицательно покачал головой. «Благодарю, нет!» – отказалась от угощения неопытная фрейлина. Её соседка взяла бокал с вином, пригубила. «По-моему, днём я видела её в свите королевы», – попыталась вспомнить Ольва какие-то подробности, но не смогла. Графиня заметила, что между Аникой и королевой завязалась беседа, и все, кто был вокруг, вскоре обратились в слух. Тем не менее, слова долетали лишь до самого ближайшего окружения, и хотя придворные перешептывались, передавая друг другу отдельные фразы королевских особ, понять, что бы то ни было, девушка не могла. Слева от Ольвы встали двое мужчин, одетых богато, но не столь щедро усыпанные драгоценностями, как роскийские придворные, и если бы не тяжёлые ткани, меха и кожа, из которых были сшиты их одежды, девушка могла бы принять их за райковцев. Тот, что стоял дальше от неё, тихо сказал:

– Великолепна!

– Вы о королеве? – спросил тот, что стоял ближе и почти полностью загораживал собой второго.

– Я о царице.

– О да! – весело произнёс второй – невысокий, средних лет и сложения обладатель вьющихся распущенных волос до плеч. – А как она вошла сегодня сюда, словно с картины сошла, а?! Всё же, Бенк – преискусный художник… Блэст уже распорядился закрыть галерею, якобы на ремонт. Теперь он там камушек за камушком всю стену переберёт, чтобы найти тайный ход, о котором он – первый министр королевства – не знал!

Говоривший тряхнул кудрявыми волосами и засмеялся, вскоре продолжив:

– Но, всё же, я немного не понимаю… Как она решилась на подобную авантюру? Так подчеркнуть свои, хм, необычно близкие отношения с покойным королем? Уму не постижимо!

– Перестаньте сплетничать, маркиз! – посоветовал его собеседник, и неожиданно перешёл на какой-то тарабарский язык, в котором Ольва, разумеется, не разобрала ни слова. Иностранцы ещё немного поговорили между собой и куда-то ушли, а девушка с ужасом поняла, что и ей… нужно выйти. Она представления не имела, что делать, и решила терпеть… Но чем больше старалась не думать об этом, тем больше мучалась и, в конце концов, встала и, как могла быстро, подошла к своему немому стражу.

– Дирс, мне срочно, срочно… – девушка прикинула, кто мог бы помочь ей сейчас, и нашлась, – нужна госпожа Тог! Очень, очень нужна!

Она вложила в мольбу столько эмоций, что мужчина не стал сомневаться, а с высоты своего роста окинул взглядом толпящихся в зале людей и у противоположной стены заметил синее платье супруги посла. Дирс осторожно взял фрейлину царицы под руку и повел её в нужном направлении, аккуратно обходя присутствующих и держась ближе к стенам, чтобы не привлекать внимания.

– Могу ли я отвлечь Вас, госпожа Тог, на минуточку, – Ольва увела женщину подальше от её собеседников и шёпотом изложила свою проблему.

– О! Этому можно помочь. Идёмте, ваше сиятельство! – и жена посла уверенно пошла к одному из выходов из залы, а графиня – за ней.



***



– Известная мелодия, нам уже доводилось слышать её здесь когда-то, – произнесла Аника, когда музыканты по позволению королевы начали играть.

– Да, это старинная песня. Говорят, она нравилась нашей матушке, – ответила Лучия.

– К сожалению, я не могу ни подтвердить этого, ни опровергнуть, – откликнулась царица, приняв слова королевы за вопрос. – Мы прибыли в Королевск, когда её уже не было, увы.

Аника заметила, как странно взглянула на неё Лучия при последних словах, и поспешила уйти от скользкой темы:

– А есть ли новые музыкальные сочинения, которые не оставляют Вас равнодушной, ваше величество?

– Да, господин Руц пишет вполне сносные пьесы. Некоторые будут сегодня исполнять, и у Вас, ваше величество, будет возможность оценить их. Но мы подумали, Вам будет приятно вспомнить прошлое, как и сегодня днем.

– Конечно, ваше величество, – подтвердила царица. – Вы же понимаете, что я не могу относиться к воспоминаниям о Королевске как-то иначе… Но я уже прожила долгую жизнь, мне под стать вспоминать и печалиться, а Вы – так молоды! Вам должно быть интересно всё новое, необычное – такое же юное, как Вы!

Лучия на мгновение опустила взгляд в пол, и ответила:

– Мы интересуемся и свежими веяниями в искусстве, но предпочитаем, всё же, классику. Мы считаем, что у истории нам есть, чему учиться, а лучшие образцы искусства прошлого – пример для подражания.

– Несомненно, ваше величество, – любезно согласилась её собеседница. – Но одно только подражание великим не может обеспечить успеха ни в искусстве, ни в других сферах. Жизнь течёт, невозможно не меняться вместе с ней. Властитель не повторяет ниспосланных судеб, каждая – уникальна. Ваше имя будет вписано в историю, но то уже будет новая, иная страница.

– Ваше величество, нас не покидает ощущение, что Вы говорите сейчас не столько о музыке, сколько о нашей внешней политике, – отозвалась Лучия.

– От Вас ничего не скроешь, ваше величество, – прожурчала лёгким смехом Аника. – Да, нас волнует эта тема. И, всё же, удивительно, как Вы держитесь за прошлое, когда впереди у Вас так много будущего! Но нам это на руку…

Царица лукаво улыбнулась. Однако бледное лицо Лучии оставалось столь же холодным, а глаза – столь же печальными, как обычно.

– Что ж, раз нас всех так беспокоит положение в Галии… – произнесла королева и громко обратилась к Корэллу: – Граф! Расскажите нам, не улучшилась ли ситуация в королевстве?

– Ваше величество, – с готовностью строго ответил посол,–  она только ухудшилась. И ухудшается с каждым часом. Начались беспорядки. В Якрине были поджоги и погромы.

Брови Лучии дрогнули. А герцогиня шумно задышала и запричитала: «Ужас! Ужас! Куда катится мир?»

– Мы пока справились, – поспешил утешить юную королеву Корэлл. – Но, ваше величество, без Вашей помощи нам никак не обойтись. Если армия начинает голодать, она может обернуть оружие…

– Ваше сиятельство, почему же, получив отказ от нас, Вы не обратились к другим монархам?

– Король Банров нам также отказал, – мрачно ответил посол Галии, при этом в его выражении лица читалось – «не стоило и спрашивать, никто и не надеялся». – В Ламаске лишь недавно подавили мятеж Брига, королеве не до нас.

– А что же – её величество, царица Райка? – не пожалела графа Лучия, вежливо улыбнувшись Анике.

Его сиятельство помрачнел ещё больше.

– Простите, ваше величество, – дипломат слегка поклонился царице, – но я вынужден сказать, как есть. Король Гал посчитал невозможным обратиться к Вам, так как не доволен отношениями Райка с самопровозглашённым правительством, так называемых, Вольных Стрелков.

– Не могли бы Вы, ваше сиятельство, уточнить, что конкретно не нравится Вашему государю в данных отношениях? – вступила в разговор царица.

Граф задумался на минуту, а потом ответил просто:

– Их наличие, ваше величество.

– И только поэтому он готов пожертвовать собственной короной?

Корэлл нервно сглотнул, поправил жёсткий воротник своего богатого наряда и сказал:

– Мы надеемся, что до этого не дойдёт…

Минута молчания повисла среди беседующих, и тут встал и подал голос Блэст:

– Какие жертвы?! Прошу прощения, ваше величество, – обратился он к королеве, – но её величество, царица Аника, просто нагнетает обстановку, хотя всем очевидно – стоит повесить пару мятежников и накормить армию – всё будет в порядке. А торговля с правительством бунтовщиков, только укрепляет их позиции, подогревает вредные настроения в народе и подстрекает к новым мятежам. Все монархи Запада отказались вести какие-либо переговоры с правительством смутьянов, а её величество поставило торговые интересы Райка выше правопорядка, и предала нас! Или это не предательство памяти Вашего великого отца?

Первый министр закончил свою речь на возвышенной патетической ноте и, довольный, огляделся, какое впечатление произвел. Герцогиня готова была рукоплескать. Корэлл сидел с каменным лицом. Лучия в задумчивости смотрела на царицу. Аника же подняла голову ещё выше и отчеканила с нескрываемой насмешкой:

– Граф Блэст, уж не причисляете ли Вы и себя к тем монархам, о которых так пламенно сейчас говорили?

Министр, глядевший победителем, слегка осекся, но ему на помощь пришла Лучия:

– Его сиятельство имеет право говорить от нашего лица.

Аника любезно кивнула королеве и продолжила:

– Да, мы привыкли думать собственным умом, и не считаться ни с чьим мнением, если полагаем его ошибочным. Как, впрочем, и Великий Роск. Ведь были люди, которые и его обвиняли в предательстве дела своего отца, развале Империи, и я даже могу назвать этих людей.

Аника чуть наклонилась в сторону герцогини, и все поняли, кого она подразумевает, её высочество запыхтела, готовая кинуться в словесный бой, но царица не дала ей такой возможности, вновь заговорив:

– Но не было бы мудрых решений, и кто знает? Весьма вероятно, что весь Запад до сих пор полыхал бы войнами. И уж если мы сегодня так много вспоминаем историю, почему бы не вспомнить и иной факт: Роск не принял власть королевы Аймы, так как сомневался в её законных правах на престол, он не принял её грамоту и не подал ей руки. Но почему-то теперь все принимают её послов, и никто не считает это предательством памяти Великого короля.

На этих репликах лицо Корэлла просветлело, стало очевидным, что он готов поддержать говорившую.

– Ваше величество, простите, но Вы передёргиваете! – чуть ли не взвизгнул первый министр. – Королева Айма никогда не покушалась на устои монархии, она сама – монарх! А Викдаула свергли простолюдины!

– Тем хуже для него! – вспыхнула Аника. – Так бездарно он сумел потерять корону! Однако сложно назвать чернью маркиза Ситгула и барона Мула, перешедших на сторону восставших и теперь заседающих в парламенте.

– Мы можем назвать и иных аристократов, называющих себя Вольными Стрелками, если позволите, ваше величество, – поспешил добавить господин Тог.

– Не стоит, – откликнулась царица. – Названные имена достаточно известны знатокам дворянских домов, не правда ли, герцогиня? Не Вы ли с радостью принимали у себя маркиза?

– Но, ваше величество, тогда он ещё не был смутьяном. Кто ж мог предположить? – часто задышала герцогиня, оправдываясь.

– Вы правы, ваше высочество, – внезапно поддакнула ей Аника. – Тогда никто не мог и подумать, что Викдаул, взойдя на трон, превратит корону в посмешище и так опозорит свою власть, что его подданные отрекутся от него! Он – предатель монархии! А мы выторговали жизнь этому несчастному глупцу, потому что иначе у Викдаульских Стрелков никогда уже не было бы законной власти, ибо не осталось бы законных наследников.

– Это, безусловно, разумный акт милосердия, – взяла слово Лучия, и все взгляды обернулись к ней. – И мы понимаем и принимаем Ваши мотивы в переговорах с парламентом, ваше величество, и потому не берёмся более Вас осуждать.

Королева сказала это и посмотрела на своего первого министра так твёрдо, что тому ничего не оставалось сделать, как склонить голову в знак подчинения её воле.

– Но нам следует подумать о более насущных вопросах, а именно, как поддержать в трудной ситуации короля Гала? Ваше величество, Вы готовы оказать помощь Галии? – спросила Лучия царицу.

– Да, ваше величество, но, боюсь, её будет не достаточно. Раёк – сытая, но маленькая страна, накормить всё соседнее королевство нам не по силам. Мы можем дать лишь столько хлеба, чтобы некоторое время продержалась армия, и немного зерна на посев.

– Что ж, это уже немало, – заметила королева и обратилась к Корэллу. – Ваше сиятельство, так Вы примите помощь от её величества?

Видно было, что, будь на то воля посла, он тут же ответил бы «да», но он вынужден был лишь сдержанно сказать:

– К сожалению, нам не были даны такие полномочия, ваше величество. Но мы теперь же доложим о Вашем предложении в Столин, и уверены, что получим согласие.

– Граф, – обратилась к нему Аника. – А не полагаете ли Вы, что за то время, пока Вы будете ожидать решения короля, не произойдут события, подобные тем, что уже имели место быть в Якрине?

Корэлл сглотнул, ничего не ответив.

– Ваше величество, мы полагаем, необходимо поступить следующим образом, – царица обернулась к королеве. – Его сиятельство имеет полномочия просить о помощи Вас, Вы же имеете право обратиться к нам, а мы – откликнуться. Таким образом, король Гал примет помощь из Ваших рук, граф не превысит своих полномочий и не нужно будет рисковать и терять время.

Впервые за всё время беседы на лице Лучии промелькнула не натянутая улыбка вежливости, а – настоящая, живая.

– Мы с Вами согласны, ваше величество. А Вы, ваше сиятельство? – спросила королева посла Галии.

– Ваше величество, разве я могу возразить? Я преклоняю голову перед мудростью двух великих правительниц Запада.

И граф встал и торжественно поклонился сначала Лучии, а потом Анике.

– Господин Тог? – произнесла царица.

– Я услышал Вас, ваше величество, – тут же отозвался посол Райка. – Распоряжение уже отдано, а протоколы на подпись подадут через несколько минут.

Царица улыбнулась.

– Протоколы? Теперь? Здесь? – возмутился Блэст. – На праздничном приёме?

– Почему же нет, ваше сиятельство? – возразила царица. – Коли тут решаются столь важные вопросы? К тому же, осмелюсь напомнить, что мы решили лишь малую толику проблемы.

– Да, ваше величество, мы помним, – снова взяла слово королева. – И мы подпишем протокол. Но, чтобы решить вопрос до конца, необходимо собрать государственный совет с представителями заинтересованных сторон и пригласить представителя Вольных Стрелков.

– Ваше величество, простите моё недоумение, но к чему приглашать Ликуса? – запротестовал её первый министр.

– У Вас есть иные варианты побороть голод в Галии? Где Вы предлагаете взять нужное количество хлеба? – спросила его Лучия. – Мы с удовольствием Вас выслушаем.

– У нас, в Роскии. Мы сделаем это своими силами, – вдруг ответил Блэст.

Корэлла аж передёрнуло от этих слов, и он одарил первого министра суровым и продолжительным взглядом. Тот, однако, не смутился.

– Теперь, когда часть помощи уже оказана, благодаря её величеству, – Блэст любезно поклонился Анике и продолжил объяснения: – Нам хватит ресурсов, чтобы собрать оставшуюся.

– По лесам собирать будете? – неожиданно резко спросила царица.

Граф повел шеей, не понимая:

– Простите, ваше величество?

– Мы спрашиваем: шишками оказывать помощь станете?

Корэлл не выдержал и засмеялся, прикрыв рот ладонью.

– Шишками? Почему? – не поняла Лучия и нахмурилась, видя реакцию окружающих придворных. Многие из тех, кто был близко от беседующих, заулыбались, дамы спрятались за веерами, чтобы не выдать свой смех, а принц Эльга, внимательно прислушивавшийся и следивший со своего места за происходящим, откровенно развеселился, не стесняясь.

– Её величество забавляют анекдоты, слагаемые чернью, – с желчью в голосе пояснил королеве её первый министр.

– Вы правы, граф, – подхватила Аника брошеную словесную перчатку. – Мы уважаем фольклор: он отражает все настроения народа.

– Быть может, стоит тогда приказать музыкантам сыграть про одинокого Вилла, чтобы угодить Вашему столь практичному вкусу, ваше величество? – не сдавался Блэст.

– Не нужно, граф. Эта старая песня наведет на нас тоску. Нам больше нравятся свежие анекдоты про Вас. Они куда веселей! – отпарировала царица.

Первый министр понял, что проиграл эту маленькую дуэль, и, чтобы не загубить главное дело, с ноткой горечи засмеялся.

– Да, что могут ещё выдумать неблагодарные людишки, как не хохотать над тем, кто заботится о них ежечасно, – философски заключил он, обведя взглядом придворных, которые поспешили принять серьёзный сочувственный вид, и, обернувшись к королеве, заверил её: – Мы найдем хлеб, ваше величество!

– И, всё же, хорошо ли Вы посчитали, ваше сиятельство, совпадают ли Ваши возможности с потребностями галийцев? – засомневалась Аника. – Ведь нашей помощи хватит максимум на пару недель.

– Мы полагаем, ваше величество, – ответила за министра Лучия. – За две недели мы получим ответ на данный вопрос.

– Две недели – это слишком долго, – как бы в задумчивости отрицательно качнула головой Аника. – Столько может плыть корабль от Стрелков до Столина. А нужно же ещё договориться, чтобы он выплыл.

– Соглашусь с Вами, – ответила королева, но царица почувствовала, что Лучия сделала это не слишком охотно.

– Даю Вам сутки, граф, чтобы Вы предоставили нам подсчёты и доложили о ситуации, – приняла решение юная королева и предложила царице: – Мы приглашаем Вас задержаться в Королевске, пока все вопросы не будут разрешены, ваше величество. А чтобы Вам не было скучно, устроим завтра в Вашу честь бал.

– О, благодарю Вас, ваше величество! – сделала вид, что приятно впечатлена, Аника. – Мы уже и не помним, когда танцевали последний раз. Тем более, здесь!

«Бал! Бал!» – словно эхо, пробежало по зале перешёптывание обрадованных дам.

– А теперь, быть может, послушаем графиню Чендж, ваше величество? – предложила Лучия.

– С удовольствием! – откликнулась царица.



***



Пройдя через несколько коридоров и коридорчиков, госпожа Тог привела Ольву в помещение, предназначенное для отдыха и переодевания приглашённых дам, и оставила там, обещав, что подождёт её за дверью. «Ох, как же это всё неудобно! – простонала юная графиня, увидев „удобства“ в виде горшков. – Как в детском саду! Только платье на мне вовсе не детское!» Но деваться было некуда.

Приведя себя в порядок, фрейлина вышла из комнаты, но супруги посла там уже почему-то не было. Вероятно, девушка слишком долго возилась, и госпожа Тог, не дождавшись, ушла. Ольва побрела наугад, пытаясь вспомнить дорогу, но вскоре поняла, что идёт куда-то не туда. Пошла обратно, но заблудилась – столько во дворце было похожих закоулков и дверей… И, как назло, – ни одной живой души! В отчаянии графиня готова была сесть посреди очередного коридора и зареветь, как услышала доносящиеся откуда-то голоса. Девушка остановилась, прислушалась. Звуки доносились из-за плохо прикрытой двери. Она подошла поближе и узнала голос – это, несомненно, была Нонс. Ольва собралась уже открыть дверь и просить о помощи, но дух авантюризма перевесил глас разума – она затаила дыхание и, убедившись, что за ней никто не наблюдает, подслушала разговор:

– Крэнс, премьер-министр интересуется, отчего Вы не на приёме?

– У меня болит голова.

– Вот как? Почему же статс-дама не знает об этом?

– Я отпросилась у её величества.

– Вот как?

– Я не обязана отчитываться ни Вам, ни Вашему драгоценному первому министру, Нонс! Я служу королеве и только ей!

– При Вашем нынешнем положении, Крэнс, я вела бы себя поскромнее и была бы посговорчивее.

– Оставьте Ваши советы при себе, графиня, я в них не нуждаюсь!

– Ха! Посмотрим, долго ли продержится Ваша спесь, учитывая, как отличился Ваш отец!

– Он лишь выполнял свой долг, и вам, графиня, этого, конечно же, не понять.

– Как хотите, Крэнс. Моё дело – предупредить и передать пожелания его сиятельства.

Ольва услышала шуршание юбки и метнулась от двери, едва успев спрятаться за ближайшим углом стены. Нонс, прямая, как шест, вышла в коридор и пошла в противоположную от спрятавшейся девушки сторону. Фрейлина царицы перевела дух. «Ух, ты! – подумала она. – Какие тут страсти бушуют! Враг Нонс, по идее, – наш друг. Пойду-ка, прикинусь дурочкой и познакомлюсь». Она слегка стукнула в дверь и со словами «Есть ли тут кто-нибудь?» вошла в комнату.

На диванчике перед потухшим камином полусидела-полулежала молодая женщина в свободном домашнем платье, подобном тем, в которые с утра облекалась царица. Она обладала красивым овалом лица с правильными чертами и небольшими карими глазами. Пышные её каштановые локоны были взбиты в аккуратную причёску, на руках Крэнс держала и поглаживала пушистую кошку.

– Графиня? – узнала женщина в вошедшей представленную недавно королевскому двору фрейлину.

– Да, – Ольва приветливо улыбнулась и сделала неуклюжий лёгкий реверанс, так как была не уверена, следует ли его, вообще, делать в подобных случаях. – Не знаю, принято ли это? Возможно ли обратиться к Вам, если мы не представлены?

– Графиня Крэнс, – вежливо кивнула ей сидящая.

– Очень приятно! Я впервые во дворце и заблудилась. Шла-шла… А тут все словно вымерли, и спросить не у кого, как в пустыне… Вы не могли бы проводить меня до залы, где проходит приём?

Заметив, что по лицу Крэнс будто тень пробежала на последних словах, Ольва тут же исправилась:

– Или хотя бы схему нарисовать? Или объяснить, как дойти?

Лицо сидящей женщины прояснилось, она улыбнулась.

– Я, к сожалению, не смогу сама проводить Вас, графиня. Мне не здоровится, кружится голова. Но я позвоню служанке, она проводит. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она показала на один из стульев, стоящих тут же – напротив дивана, и, протянув руку к маленькому столику, взяла с него колокольчик и позвонила.

– Спасибо! – поблагодарила Ольва и села. – Какая милая кошечка у Вас!

– Это кот, – поправила Крэнс. – Вас не раздражает присутствие животных?

– Нет, нисколько, – Ольва, не зная, как поддержать беседу, взяла веер и начала обмахиваться. – Душновато здесь…

– Да, но здесь всегда такая атмосфера. Как же я завидую Вам, графиня!

– Мне? – Ольва сказала бы про себя в этот момент, что «чуть со стула не свалилась».

– Да, Вам. Луга, леса, горы – Вы жили так привольно! И никаких премьер-министров вокруг, статс-дам… Я бы с удовольствием уехала в наш старый замок, но мой отец – комендант королевского дворца, и я вынуждена была быть при нём и стать фрейлиной… Как бы я хотела, чтобы его отослали, как графа Лесов! Но его никогда не отпустят.

– Почему? – наивно спросила Ольва.

Её собеседница грустно рассмеялась и сказала:

– Видно, что Вы не жили при дворе… По долгу службы он знает все тайны этого здания. Таких людей никогда не отпускают. Они либо живут тут, либо… не живут.

Ольве показалось, что в комнате, действительно, очень душно. Она быстрее замахала веером.

– Что же служанка не идёт? – Крэнс снова позвонила в колокольчик. – Приезд царицы всех ошеломил, похоже, даже слуг.

– А! – вдруг догадалась Ольва и посочувствовала. – Вашему отцу, наверное, не сладко пришлось? Он, вероятно, не знал о существовании хода, и ему поставили в вину…

– Он знал.

Вот тут Ольва, действительно, чуть не упала со стула, она сложила веер и вытаращила глаза.

– Такие вещи полагается знать только коменданту и членам королевской семьи, а граф Блэст к ним не относится. Лишь случай сделал его регентом.

– А… – юная фрейлина царицы часто заморгала, соображая, но тут услышала сзади шаги и, вздрогнув, обернулась. Это была всего лишь горничная.

– Проводите её сиятельство в голубой зал, где сейчас королевский приём, – сказала ей Крэнс.

– Спасибо, графиня! – Ольва встала. – Была рада с Вами познакомиться! И пусть Ваши мечты сбудутся! Хотя…

Девушка не договорила, задумавшись. А потом уверенно повторила:

– Да, пусть они сбудутся!

– Благодарю! – Крэнс слегка приподнялась и улыбнулась. Её видимо изумила эмоциональность Ольвы.



***



Чендж махнула музыкантам и запела:

Широка и глубока,
как река, моя тоска.
И прозрачна, и светла,
как вода, моя слеза.

Говорил что – позабудь.
Уготован всем нам путь.
Твой – прославлен будь в веках!
А моя судьба – река.

Пусть стакан лежит, разбит.
Пролит яд, но он убит.
Горче яда поднесла
мне любовь моя Судьба.

Как душа теперь мертва,
холодна в реке вода.
Будь прославлен же в веках!
А моя судьба – река.

Тонкий голосок графини лился стройной грустной мелодией, музыканты с чувством выводили свои партии, и все в зале поневоле поддались очарованию песни. Царица заметила, как прониклась печальной музыкой Лучия – как ещё больше побледнело и сосредоточилось лицо венценосной девушки, заблестели тёмные глаза, а тонкие пальцы сжали сложенный веер.

– Браво, графиня! – похвалила Аника, когда музыка умолкла, и придворные дружно зааплодировали. – Но отчего столь грустный репертуар?

– Мы очень любим этот старый романс, – ответила вместо Чендж её королева. – Он трагичен, как и история его написания, но прекрасен, согласитесь? Девушка, утопившаяся из-за несчастной любви… Я только не совсем могу понять третий куплет: «пролит яд, но он убит», и никто не может объяснить мне. Автор скрыл смысл. Тем не менее…

Разволновавшись, Лучия на заметила, как перешла на неофициальный тон. Аника улыбнулась и заметила:

– Мы можем Вам объяснить, ваше величество.

– Кхы, кхы-г, – вдруг закашлялась герцогиня.

– Что-то не так, ваше высочество? – заботливо поинтересовалась царица.

– Ваше величество, позвольте заметить, – прокряхтела Тсонс, – что подобные истории не предназначены для ушей юных девушек.

– Ваше высочество! – прозвенели в голосе её племянницы ледяные нотки. – Позвольте и нам заметить, что мы – давно уже не просто «юная девушка», но Ваша королева!

Под гневным взглядом Тсонс покраснела и обмякла, хотя и пропыхтела что-то про приличия, но её уже никто не слушал.

– Пожалуйста, расскажите, ваше величество, – обратилась к Анике Лучия.

– Конечно. Однако кое в чём герцогиня права. Этой историей могут быть задеты Ваши чувства, но Вы – королева, для Вас нет ничего важнее знания, ибо следует знать причины явлений, чтобы понять их суть, а, поняв – управлять ими. А вот Вашим придворным дамам такие знания вовсе не обязательны.

– Что ж, тогда мы сдвинем кресла, и Вы сможете рассказать нам на ухо, – сказала Лучия и тут же встала, дабы привести слова в действие. Аника и остальные вынуждены были подняться вслед за ней, что вызвало некоторый переполох, но королева махнула веером, разрешая всем сидеть, и только кресла их величеств были придвинуты друг к другу так, что соприкасались подлокотниками, села сама. По приказу хозяйки приёма музыканты вновь заиграли, и вечер, казалось бы, вновь потёк привычным ходом, но шептавшиеся в центре залы коронованные дамы вызывали столько любопытства, что, так или иначе, притягивали к себе всё внимание. Уже одна степень доверия, оказанного юной королевой царице-иностранке, вызвала множество пересудов. Из тех же, кто сидел рядом с их величествами, одна лишь герцогиня всем видом выказывала беспокойство.

Между тем, царица начала рассказ:

– Эта песня посвящена трагической любви Вашего отца к красавице Шейне, ваше величество.

Лучия подняла удивлённый взгляд на Анику.

– Да-да, – подтвердила её собеседница. – В ту бытность он был ещё принцем, наследником империи, созданной Вашим дедом, Роском-Воителем. К тому времени им уже были завоеваны Галия, часть Королевства Трёх Королей, опустошённый Раёк, часть Эльга, которая с переменным успехом отвоевывалась эльгийцами, но переходила к Роскии снова, и шла длительная кровопролитная война с Юганой, покушавшейся на южные земли Галии и Роскии. На завоеванных территориях то и дело вспыхивали восстания, с трудом подавляемые. Дела же на юге шли так плохо, что земля вплоть до истоков реки Славы находилась под властью султана. Королю, Вашему деду, бывшему в молодости прекрасным воином, тяжело давалось управление огромной и неспокойной империей, тем более, что он имел болезненную тягу к вину и слабому полу. Фаворитки менялись, от чего страдала казна, но и это было бы не так страшно, если бы не одна из них – Цита, сумевшая полностью подчинить себе короля. Женщина непомерно тщеславная и алчная, она удалила ото двора всех бывших советников – представителей знатного дворянства, посадив на ответственные посты своих родственников, опустошила казну своими прихотями, и, не остановившись в своём желании обогащения, завела переписку с дворами соседних государств, кого – терроризируя угрозами войны, а от кого – получая деньги за раскрытие государственных тайн. Глухое недовольство знати правлением короля было уже готово вылиться в отрытый бунт, и принц видел всю катастрофичность положения, но отец был глух к его словам. Старый Роск обретал слух лишь ночами, со своей любовницей. И тогда кто-то посоветовал наследнику, видя в нем надежду страны, найти девушку, превосходящую красотой и умом немолодую уже Циту, чтобы завлечь короля и свергнуть власть ненавистной всем фаворитки. Принц нашёл этот подход разумным, и по его приказу такую девушку нашли. Юная красавица Шейна была дочерью мелкого дворянина, и тот, по бедности, не мог до той поры представить её ко двору. Но когда сильные мира сего в ком-то заинтересованы, деньги всегда находятся. Шейну приодели и пригласили во дворец. Её сразу заметили, как бы ни старалась противостоять этому Цита. Но ни один старый король оказался пленён красавицей. Принц разглядел в ней не только красоту, о которой был уже наслышан, но чистое доброе сердце, а она была сражена не только острым умом, которым уже тогда славился его высочество, но и красотой наследника трона. Их души потянулись друг к другу, но нет ничего более жестокого, чем политика. Как не пыталась Цита отвлечь внимание короля, через некоторое время он сделал юной красавице недвусмысленное предложение. Девушка, попавшая в капкан королевской страсти, не желая проводить с ним ночь, приготовилась бежать из дворца, наивно надеясь на помощь принца, которого любила и в чьём взоре неоднократно читала взаимность. А испугавшаяся потери влияния фаворитка решила использовать последнее из известных ей средств: она приказала приготовить и влить в питьё Шейны яд. Однако люди, преданные принцу, следившие за Цитой и ожидавшие подобных действий, обнаружили её намерения и предупредили его высочество. Трудно представить себе чувства Вашего отца, Лучия, когда, придя к Шейне, он разбил все сосуды с питьём, но запретил ей покидать в эту ночь дворец. Принц принёс в жертву свою любовь государственным интересам, и, скрепя сердце, объяснил, какая роль уготована влюблённой в него девушке. Возможно, он надеялся позже изменить ситуацию, но в тот злополучный вечер ушёл от Шейны, а её стерегли до прихода его величества. Не снеся переживаний, девушка убила короля, вонзив ему в сердце кинжал, который тот всегда носил при себе, а после – утопилась в реке, выпрыгнув из высокого окна Старого замка.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/anna-aravina/strana-mechty/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Из песни Б. Гребенщикова