Книга - Маджар. Киноповесть

Маджар. Киноповесть
Аксён Арслангович Хараев


1742 год. Живописный ученик Санкт-Петербургской Академии Наук Михаил Некрасов по приказу астраханского губернатора отправляется в экспедицию к развалинам древнего города Маджар. Во время опасного путешествия он невольно попадает в круговорот калмыцко-кабардинских отношений и вынужден вступить в смертельную схватку с ханской вдовой Джан, которая в борьбе за власть готова спровоцировать войну между Персией и Россией.





Маджар

Киноповесть



Аксён Арслангович Хараев



© Аксён Арслангович Хараев, 2022



ISBN 978-5-4485-2311-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Пролог


В районе Пятигорья на реке Кума много веков стоял великолепный город Маджар. Слава о нем шла по всей округе. И не было других городов краше его на тысячи верст вокруг. Торговцы и купцы из близких и далеких стран, издревле следуя караванными путями из Закавказья в Поволжье и Северное Причерноморье, всегда останавливались в этом сказочном городе с его цветущими садами, развитыми ремеслами, большим восточным базаром и удивительной архитектурой.

Знаменитый арабский путешественник и странствующий купец Ибн Баттута, объехавший все страны исламского мира – от Булгара до Момбасы и от Тимбукту до Китая, был очарован этим удивительным городом, посетив Маджар в 1333 году. В своем путевом дневнике, известном как «Подарок наблюдателям по части диковин стран и чудес путешествий», он с восхищением записал: «Город Маджар большой, один из лучших тюркских городов, на большой реке, с садами и обильными плодами».

В период его расцвета в Маджаре мирно уживались люди разных национальностей и вероисповеданий: магометане и православные, католики и иудеи. Их храмы стояли бок о бок и были полны прихожанами, которые были боголюбивы, расточали милостыни сирым и убогим, делали большие подаяния и добрые дела. А многочисленные факиры и кудесники, выступая на центральной площади, творили истинные чудеса, приводя в изумление честной народ, который, покидая Маджар, разносил дальше по городам и весям известия о чудо-граде.

Ныне слава Маджара совсем угасла. В конце XIV века он был разграблен и сожжен войсками Великого Тамерлана, после чего началось неотвратимое угасание и запустение города. Люди стали покидать Маджар, а соседние кочевые племена со временем вынесли из разграбленного города все, что могли. К середине XVIII века от великого города остались одни руины да несколько развалин восьмигранных каменных усыпальниц в виде мавзолея-колпака или каменной юрты.

В 1741 году начальником Калмыцкой комиссии при Коллегии иностранных дел и астраханским губернатором был назначен тайный советник Василий Никитич Татищев. Внимание государственного деятеля и выдающегося ученого привлекла история города Маджар. При поддержке Императорской Академии Наук и Художеств в Санкт-Петербурге он принимает решение направить туда экспедицию…




глава 1


Наша история началась в низовьях реки Волги жарким июльским днем 1742 года. Вдоль речной протоки, поднимая за собой клубы пыли и подпрыгивая на ухабах, скоро катила телега, запряженная парой лошадей.

Пожилой возница Архип, одетый, несмотря на жару, в армяк из толстого сукна, спешил и, покрикивая, подгонял резвых лошадей. В добротной телеге на копне сена изнывал от тряски и сорокоградусной жары белокурый симпатичный семнадцатилетний юноша Михаил Некрасов.

– Архип, страсть как пить хочется, – с мольбой обратился Михаил к вознице. – Во рту, словно в потухшей печи, сухо, не могу я уже. У тебя есть что-нибудь выпить, жар унять?

– Вот же речка, барин, пей – не хочу, – не оборачиваясь, хрипло ответил возница.

– Да вода в реке нездоровая, у меня от нее уже колики и живот пучит, как бы не заболеть. Не могу я прям из речки сыру воду пить. Может, привал сделаем да воду на костре согреем?

– Не могу, барин, надолго останавливаться. Мне строго-настрого приказано тебя к сегодняшнему вечеру в Астрахань доставить. Уже за полдень, а ехать до города еще тридцать верст будет. Потерпи, барин, уже недолго осталось.

– Эх, сейчас бы большой ковш холодного суточного квасу на меду испить да мясную кашу со щами на обед, – вслух мечтательно произнес Михаил и тяжело вздохнул.

Архип на ходу достал из плетеной корзины, прикрытой от жары и мух старой рогожей, небольшой кусок солонины и четвертину ржаного хлеба. Обернувшись, протянул еду Михаилу.

– Не побрезгуй, барин, откушай пока, что бог послал.

Михаил с благодарностью принял еду и, облизнув пересохшие губы и перекрестившись, набросился на еду.

– Большое спасибо тебе, добрый человек.

Возница то и дело оборачивается и смотрит, как Михаил с аппетитом поглощает нехитрую снедь, затем с нескрываемым любопытством спросил:

– Извини, барин, хочу у тебя все выведать – ты кем собой будешь и откуда путь держишь, ежели не секрет? Смотрю я, ты вроде бы из простых, но за тебя царицынский комендант подполковник Спицын мне двойную цену заплатил, чтобы я тебя к астраханскому губернатору вскоре доставил. Не уразумею никак, что ты за важная птица такая?

Михаил с аппетитом продолжал жевать еду и в благодарность рассказал о себе.

– Скажу тебе, Архип, как на духу, никакой я не барин, а живописный ученик последнего года обучения Рисовальной палаты при Академии Наук и Художеств, Михаил Некрасов.

– Академия, это которая в самом Санкт-Петербурге? – с удивлением и почтением поинтересовался Архип.

– Она самая. Расположена она в столице нашей – в городе Санкт-Петербурге и основана была еще по приказу Петра Великого.

– А в наших краях как оказался?

– Я вот уже второй месяц добираюсь на перекладных из Санкт-Петербурга в город Астрахань к тамошнему губернатору Василию Татищеву. К нему меня сам господин статский советник из Академии Наук Иоганн Шумахер лично напутствовал по важному государеву делу.

– А что за дело такое, али секрет большой?

Михаил с сожалением доел хлеб и, собрав крошки, бросил их в рот.

– Да нет, не секрет, но только по какому делу мне не сказывали. Сказали только, чтобы взял я с собой инструменты для художеств (кивает на лежащий в телеге холщовый мешок), поскольку Татищеву живописный ученик срочно потребовался, а все подробности я на месте от него узнаю.

– А что ж тебя без должного довольствия в такой дальний путь отправили?

– Да выдали мне перед отправкой дорожное довольствие, только вот с кормовыми серьезную экономию учинили. На всю дорогу обещали пятнадцать рублей, а на руки дали только десять, они и вышли в расход еще до Царицына, вот и весь сказ. Хорошо, мне на руки еще подорожный документ вручили на гербовой бумаге да с красной сургучной печатью, а то совсем худо было бы.

– А что в том документе записано?

– А в том документе указано, что еду я по государеву делу, и все начальники и служилые люди, коли потребуется в пути, должны мне всемерную помощь оказывать и из местной казны, не мешкая, прогоны до Астрахани обеспечивать. И потому царицынский комендант, храни его душу Пресвятая Богородица, свою власть употребил, чтобы доставить меня поскорей в Астрахань, поскольку в подорожной писано, что должен был я явиться пред светлые очи астраханского губернатора к 20 июля, то есть еще три дня назад.

– А годков тебе сколько? – продолжал допытываться возница. – Женат али нет? Дети имеются? Дорога ведь дальняя, не ровен час, не приведи господь, сгинешь в пути, детей осиротишь.

Спросив, Архип набожно перекрестился.

Михаил с сожалением проглотил остатки еды, не спеша взбил сено и поудобнее устроился в телеге на отдых.

– Мне, мил человек, семнадцать годков нынешней весной исполнилось, и потому думаю, что рано мне еще о женитьбе думать. Да и не глянулась мне еще ни одна девица. А потому, кроме мамки моей да друзей-сотоварищей по учебе, в случае моей погибели оплакивать меня более некому.

– А сгину я, Архип, скорее от употребления сырой водицы здешней, нежели от лихих людей, которых, хвала господу, не пришлось повстречать мне в дороге. А в Астрахани под рукой губернатора да при его кухне тем паче, что со мной может сделаться? Небось, рисунки али чертежи какие при его канцелярии надобно будет для него изготовить.

– Видать, хорошо рисуешь, раз тебя из самого Санкт-Петербурга выписали?

– Не хочу хвалиться попусту, но я разные художества сызмальства уважаю да и в Академии в первых учениках всегда был, и потому рисовать знатно выучился. Поэтому точно наперед знаю, что по художественной части я все к большому удовольствию губернатора сделаю. Надеюсь, что и он не поскупится и хорошо мне за работу заплатит. Недаром же я за тридевять земель к нему ехал.

Михаил, зевая и борясь со сном, пробормотал:

– А там, надеюсь, закончив дело, вскорости домой отправлюсь при деньгах да с похвальной грамотой от губернатора. Вот мои друзья и маманя обрадуются.

Поев, он быстро засыпает под мерный стук колес. В прибрежных зарослях дикого барбариса, как звук живых часов, приглушенно подала свой голос кукушка.

– Мишаня, ты уже вернулся? – мама с тихой светлой радостью обняла его своими натруженными и влажными от работы прачкой руками. – Как долго тебя не было, я уже извелась вся, не имея весточек от тебя.

– Здравствуй, мама, да, я вернулся, все хорошо. Порученное мне дело я с усердием выполнил и благодарность большую заслужил. Посмотри, что я тебе привез.

Михаил начинает доставать из холщового мешка и выкладывать на стол разнообразные вещи: большой отрез ткани матери на платье, женские сапоги, колбасы разных сортов, каравай хлеба и другие продукты. Ему нравится видеть, как от этого продуктового изобилия радостно блестят глаза матери.

– Господи, откуда все это? – замерев, едва шепчет мама и смахивает невольно навернувшиеся слезы.

– Это я за свой труд достойную оплату получил от астраханского губернатора, еще и деньги хорошие остались. Теперь у нас с тобой все будет хорошо, – улыбается счастливый Михаил.

Михаил продолжает освобождать мешок и достает несколько апельсинов.

– Мама, помнишь, когда мне было лет шесть, на Масленицу ты принесла мне апельсин и несколько орехов. Мы никогда не видели подобных заморских фруктов, и ты, даже не попробовав, отдала весь апельсин мне. Эти все апельсины я принес для тебя, моя дорогая, теперь мы не будем нуждаться ни в чем.

Михаил нежно обнимает и целует свою маленькую, сгорбленную от непосильных трудов маму…




Глава 2


– Вставай, Михайло, приехали, – сквозь сон до него, наконец, пробился громкий глухой голос возницы.

Михаил с сожалением и большой неохотой открыл глаза и увидел перед собой кованые ворота резиденции астраханского губернатора. Архип уже выложил вещи Михаила на брусчатку мостовой и, наскоро попрощавшись с ним, двинулся в обратную дорогу. Михаил огляделся. Уже поздняя ночь, и, кроме караульного у сторожевой будки, не видно ни души. И только на втором этаже губернаторского дома виден в одном из окон приглушенный мерцающий свет.

В столь поздний час при свете догорающих свечей все еще работал с документами астраханский губернатор Василий Татищев, 56-летний седовласый мужчина с благородным сократовским лицом и изможденным телом. Сидя за большим дубовым столом под зеленым сукном, он с головой погрузился в отчеты и донесения, поступившие за последние дни.

Раздался стук в дверь, вошел караульный.

– Господин губернатор, только что нарочными доставлены две секретные депеши. Изволите сейчас ознакомиться или до утра подождать?

– Кто послал? – устало спросил Татищев, поправляя теплый козий платок на больном плече.

– Одна от российского резидента при дворе персидского шахиншаха, а вторая – тайное донесение из калмыцких улусов, – несмотря на поздний час, бодро докладывает караульный.

– Давай сюда. И вот что, братец, распорядись, чтобы заменили мне свечи и принесли горячего чая с сухарями, похоже, не спать мне нынче.

– Будет исполнено, ваше превосходительство.

Караульный неслышно вышел.

Татищев, тяжело вздохнув, непослушными от давнего недуга пальцами с трудом вскрыл поступившие донесения и приступил к их изучению. В свете догорающих свечей видны его воспаленные от ежедневной напряженной работы умные усталые глаза. Из первого сообщения он узнал, что войска персидского Надир-шаха готовятся к войне с Россией и в ближайшее время готовы захватить Дагестан. Во втором доносилось, что в калмыцких улусах началась большая смута, вызванная тем, что ханша Джан, жена недавно умершего хана Дондук-Омбо, собирает своих людей против Дондук-Даши, назначенного русской администрацией наместником Калмыцкого ханства, и хочет посадить на ханский трон своего старшего сына Рандула.

Губернатор в задумчивости нахмурил брови. Если все это подтвердится, то спокойствие на южных рубежах России, воцарившееся после заключенного три года назад мирного договора с Османской Портой, может закончиться. Да и Россия не готова сейчас к войне с Надир-шахом, имея в своем подбрюшье тлеющий конфликт в Калмыцком ханстве.

Возможно, планируя свое вторжение на Северный Кавказ, Надир-шах решил воспользоваться удобным моментом, зная, что в настоящее время необходимого войска при астраханском гарнизоне не имеется. А калмыки, всегда бывшие грозной военной силой на стороне России, сейчас ослабли, разделенные из-за ханши Джан на два враждующих лагеря. Смогут ли они, в случае нападения войск Надир-шаха, вместе с имеющимся астраханским войском остановить неприятеля, это большой вопрос.

Тревожные раздумья Татищева прервал стук в дверь и вошедший караульный.

– Господин губернатор, к вам некий ученик Некрасов из Санкт-Петербурга пожаловал. Изволите принять?

Татищев нехотя отвлекся от своих мыслей, с трудом припоминая, по какому делу прибыл гость.

– Проси, – приказал губернатор.

В кабинет быстрым шагом вошел Михаил Некрасов. По-военному браво и по-мальчишески задиристо он громко обратился к Татищеву:

– Господин губернатор, разрешите представиться – живописный ученик Рисовальной палаты Михаил Некрасов, прибыл из Санкт-Петербурга из Академии Наук в ваше полное распоряжение. Желаю получить к исполнению предписанное мне задание.

Татищев не спеша отложил в сторону полученные депеши. Тяжело встав из-за стола, медленно подошел к Некрасову. Он некоторое время, молча и как бы оценивая, внимательно оглядывал его с ног до головы, затем строго спросил:

– Почему опоздал с прибытием? Насколько помню, ты должен был явиться еще три дня назад.

Некрасов, не ожидавший выговора за опоздание, заробел и попытался оправдаться.

– Виноват, ваше превосходительство, заминка в дороге вышла. Но ежели для вас какую работу по художественной части срочно изготовить надобно, то вы не сомневайтесь, я день и ночь работать буду и в срок обязательно управлюсь.

Татищев с недовольством прервал Некрасова.

– Ты, Некрасов, раньше времени ничего и никому не обещай. Дело в том, что задание тебе будет не здесь, не в Астрахани. А выехать тебе предстоит в район Пятигорья, где на реке Кума имеются развалины древнего города Маджар. Для Академии Наук надобно с усердием зарисовать древние здания и все достойные внимания вещи, какие будут там обнаружены, в самой их натуре. Путь в Маджар непростой. Придется ехать по землям калмыцкого наместника Дондук-Даши и кабардинского князя Магомеда Атажукина. И хотя с калмыками и кабардинцами мы давно уже живем в мире и согласии, сейчас в тех краях неспокойно. Поэтому хотел отправить тебя в обозе с нашим воинским отрядом, который три дня назад выступил на смену отряда, что сейчас на Крымской оборонной линии располагается, и по пути доставил бы тебя в Маджар. Теперь же, коль опоздал, поедешь сам, без охраны. А в подручные к тебе будет приставлен кондуктор инженерного корпуса Андрей Голохвостов, он произведет картографию города Маджар на пять верст вокруг. Да и вдвоем вам в пути веселее будет.

Михаил явно не ожидал такого поворота событий и сделал попытку отказаться. Опустив глаза, он жалобно попросил:

– Господин губернатор, покорнейше прошу вас уволить меня от задания. Я здоровьем в дороге дюже ослаб, никогда не был на русских окраинах, тамошних обычаев не знаю да и языкам инородным не обучен. Не справлюсь я или сгину в пути.

Татищев багровеет.

– Ты отказываешься от задания из-за боязни лишиться живота своего, так? И не стыдно тебе, отрок, такие слова молвить? В общем, так, слушай мой наказ. Поутру найдешь кондуктора Голохвостова, он тебя уже неделю как при губернской канцелярии дожидается, и собравшись, не мешкая, отправляйтесь в путь. Голохвостов в какую сторону ехать знает. У него и охранная грамота за моей подписью для вашего оберега имеется, а также две справные лошади и провиант для вас да подарки для калмыцкого наместника и кабардинского князя. Жду вас обратно через два месяца с обстоятельным докладом.

Внезапно губернатор подошел вплотную к Михаилу и посмотрел ему прямо в глаза.

– И запомни крепко-накрепко – ежели струсишь и с пути обманным путем ненароком решишь возвернуться, тогда не взыщи, накажу тебя по всей строгости. Уразумел? Али нет?

– Уразумел, ваше превосходительство – с угрюмой безысходностью промолвил Некрасов.

– Тогда ступай, до утра можешь переночевать в бане казенной, на полатях. Караульный тебе покажет, – строго закончил разговор Татищев и вызвал караульного.




Глава 3


Наступило утро. Через маленькое оконце в баню проникли ранние лучи солнца. На голых деревянных полатях тревожным сном спал Михаил. С третьими петухами он, наконец, с неохотой приоткрыл глаза и морщится спросонья: все его тело затекло и болит от долгого лежания на деревянных досках.

Немного размявшись, он зачерпнул старым прокопченным ковшом воду из стоящей у окна кадки и сделал несколько глубоких глотков. Вода отдавала тиной. Михаил, морщась, отплюнул прилипший к губам дубовый лист. Остатки воды из ковша плеснул себе на лицо. Умывшись таким образом, отер лицо рукавом рубахи и, забрав мешок со своими инструментами, пошатываясь от голода и утренней слабости, вышел из бани.

Увидев вышедшего во двор Михаила, ему навстречу от коновязи, у которой уже стоят две оседланные гнедые лошади, поспешил Андрей Голохвостов, коренастый загорелый мужчина с военной выправкой и пышными соломенными усами.

– Ты будешь Михаил Некрасов? – спрятал в усах добродушную улыбку Голохвостов.

– Да, он самый, – рассеянно кивнул Некрасов.

Андрей дружелюбно улыбнулся и крепко пожал руку Михаилу.

– Ну, давай тогда знакомиться. Я буду Андрей Голохвостов, кондуктор инженерного корпуса. От губернатора получил приказ быть с тобой в сопровождении. Неделю тебя тут дожидаюсь, думал, не приедешь уже.

Михаил с трудом освободил свою ладонь из крепкого рукопожатия кондуктора и обреченно вздохнул.

– Ну, что ж, будем знакомы.

– У меня все готово к отъезду, – доложил Голохвостов, – можем выезжать. Ты готов?

Михаил загрустил, вспомнив о предстоящем путешествии.

– Может, сначала перекусим перед дальней дорогой, а то я со вчерашнего полудня ничего не ел. Говорят, губернатор распорядился нам в дорогу провианту выдать.

– И то правда, – согласился кондуктор, – пойдем к лошадям, там еда припасена, там и поешь. А то на пустой живот дорога тебе и впрямь не мила будет.

Он быстро выложил припасы на лавку под деревом и пригласил Некрасова к трапезе.

Михаил с аппетитом принялся за еду и потихоньку начал отходить от горьких дум. Он быстро прожевал очередной кусок вяленого окорока и заел его краюхой хлеба с зеленым луком.

– А сам чего не ешь? – немного погодя спросил он кондуктора.

– Я поел уже, – заверил его кондуктор. – Да и еду надо поберечь, не то она у нас быстро кончится, коли так будешь скоро ее есть. На вот, брусничной водой запей, а то всухомятку, небось, горло дерет. И давай заканчивай уже трапезничать, в путь пора, а то губернатор осерчает, коли узнает, что солнце уже встало давно, а мы еще и не выезжали со двора.

Михаил доел свой завтрак, со вздохом встал и молча направился к стоящим лошадям. Уже сидя на лошади, он с тоской огляделся на покидаемое подворье, чуть задержал взгляд на виднеющемся вдали куполе церкви и, хмуро перекрестившись, тронулся вслед за выехавшим за ворота кондуктором.




Глава 4


Среднерусская природа постепенно сменилась степными просторами. На много верст вокруг не видно ни одного дерева – только простирающаяся до горизонта степь, покрытая ковром седого ковыля и горькой полыни. По сторонам изредка пересвистывались суслики. В знойном безоблачном небе безмолвно парили орлы, высматривая добычу.

Изнуренный жарой и взмокший от пота Голохвостов снял с себя палевый камзол, оставшись в простой полотняной рубахе, и обратился к Михаилу:

– Что-то ты не в духе совсем и всю дорогу молчишь. Тревожишься о чем али боишься чего?

– А ты не боишься? – недовольно ответил Михаил. – Скоро ведь астраханская землица должна закончиться, и тогда басурманские земли начнутся.

– А ты что, с калмыками раньше встречался, раз их к басурманам причисляешь? – поинтересовался Голохвостов.

– Нет, не видывал, но слышать от людей доводилось, что они есть идолопоклонники и кочевники дикие. Им человека убить, что жука раздавить, – хмуро промолвил Михаил. – И как меня угораздило в такой переплет попасть? Даже если чудом каким калмыцкие земли пройдем, дальше кабардинская земля начнется. А горские нравы, небось, не слаще калмыцких будут. Жаль, что до Маджара другой дороги нету, кроме этой, и потому, чую я, едем мы прямо в самое адово пекло, на верную свою погибель.

Видя тревогу Михаила, Голохвостов попытался, как мог, подбодрить его:

– Человека нежданная погибель везде застать может, что в степи этой, что в самом Санкт-Петербурге. Но у нас охранная грамота от губернатора имеется. А в ней обращение к калмыцкому наместнику и кабардинскому князю с тем, чтобы нас поберечь и в угоду Российскому государству нам помощь оказывать.

– И ты думаешь, сия грамота нас убережет?

– Должна уберечь. Ведь калмыки хоть особняком своим ханством живут, они уже более века в российском подданстве находятся и потому указам российским и другим официальным бумагам должны без сомнения подчиняться. Так и кабардинцы в мире с русскими быть желают, а потому вреда нам не должны сделать.

Немного помолчав, Голохвостов все же соглашается с Михаилом:

– Хотя… конечно, никто наперед своей судьбы точно знать не может, и с нами в чужом краю все может случиться. И потому, Михаил, надобно нам, как родным братьям, держаться друг дружки, иначе пропадем поодиночке.

– Согласен с тобой. Жаль только, оружия у нас нет никакого – себя защищать. Вот как с ними, басурманами, разговаривать и что у них на уме как распознаешь? Ты, может, к ним с самыми добрыми намерениями настроился, а они без всякого разговору голову, как какой-нибудь овце безмолвной, возьми да отрежь. А потом и на кол могут еще насадить для всеобщего обозрения и на потеху своему люду. И будут наши бедовые головы только степные слепни засиживать, да черное воронье поклевывать.

– Хватит тебе на пустом месте страхи всякие сочинять и самого себя к испугу настраивать, – остановил Михаила Голохвостов. – Свечерело уже, давай привал делать и ко сну располагаться. Вон впереди как раз небольшой овражек вижу, там костер на ночь разведем да при нем и заночуем.




Глава 5


Душный июльский день сменила ночная прохлада. Под ярким звездным куполом неба у давно потухшего костра спят Андрей и Михаил. Изредка слышен скрип степных цикад и похрапывание стреноженных лошадей, пасущихся в ночной тиши. Вдруг лошади резко подняли головы и насторожились.

В отдалении послышался глухой нарастающий топот копыт, и в ту же минуту к месту привала с шумом подлетели вооруженные всадники. Они плотным кольцом окружили вскочивших и плохо соображающих спросонья Михаила и Андрея, непрерывно выкрикивая что-то на незнакомом гортанном языке и угрожающе направляя на них острые копья.

Разглядев в темноте азиатские лица всадников, Андрей шепнул в сторону Михаила:

– А вот и те самые калмыки.

Один из спешившихся воинов, по указу главного из них, грубо толкнул Михаила и Андрея на землю и быстро разжег костер. Другой воин подвел к разгоревшемуся костру стреноженных лошадей и начал их внимательно осматривать.

– Они, видимо, приняли нас за конокрадов и теперь проверяют, есть ли калмыцкие тавро на наших лошадях. По этим клеймам они определяют, чьи это лошади, – объяснил Андрей действия калмыков.

Закончив осмотр, воин коротко доложил своему начальнику. По взмаху руки военачальника, остальные воины успокоились и опустили копья.

Военачальник с сильным акцентом обратился к сидящим на земле путникам:

– Кто вы такие и куда идете?

Андрей, на правах старшего, встал ему навстречу и не спеша отряхнулся. Достав из мешка охранную грамоту, протянул ее военачальнику и с достоинством произнес:

– Мы служилые люди, едем по указу астраханского губернатора к калмыцкому наместнику и далее в район Пятигорья по государеву делу. А в этой грамоте сказано, что у нас подарок наместнику Калмыцкого ханства Дондук-Даши от астраханского губернатора имеется.

Военачальник внимательно осмотрел грамоту и, услышав имя Дондук-Даши, подозвал к себе молодого воина и указал на него Андрею:

– Его зовут Наран. Он хорошо говорит по-русски и останется с вами, чтобы показать путь до ставки Дондук-Даши.

Военачальник возвратил грамоту Андрею и, не проронив больше ни слова, развернул коня, подав остальным сигнал к уходу. Вскоре всадники исчезли в ночи, как будто их и не было. И только вытоптанная множеством копыт сухая земля да еще не совсем улегшаяся пыль напоминали о ночных гостях.




Глава 6


Солнце поднялось в зените. Наран с невозмутимым бронзовым от загара лицом ехал впереди, показывая путь. Его ладная сухощавая фигура ловко держалась в седле, а узкие зоркие глаза внимательно вглядывались в степь, определяя по одному ему известным ориентирам направление движения. За ним не спеша ехали Голохвостов и Некрасов.

– Наран, а далеко еще до ставки вашего наместника? – спросил поравнявшийся с ним Голохвостов.

– Уже недалеко. Скоро будет большое озеро, а за ним главный нутуг будет. Поселение по-русски. В нем и ставка Дондук-Даши находится. Верст пять осталось.

– А ты где так хорошо русскому языку выучился? – с интересом продолжил расспросы Голохвостов.

– Я с детства отцу помогал на отхожих промыслах под Астраханью. Работали в рыбацких артелях вместе с русскими, вот и выучился. А после несколько лет соль добывал на озере Баскунчак.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aksen-arslangovich-haraev/madzhar-kinopovest/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.