Книга - Портрет неидеального мужчины

Портрет неидеального мужчины
Вероника Торгашина


Что делает современная девушка, чтобы найти свой «идеал»? Создает его словесный портрет! В уютный мирок молодой художницы Даши Караваевой врывается мистика. Идеальный мужчина появится в ее доме, после чего она столкнется с человеком без лица, погрузится в киберпреступность, узнает о «завете соли» и о том, где едят ворон. Жизнь героини превратится в торнадо неприятностей, а описанный ею синеглазый блондин по имени Ник окажется…мертвым. Как? – Узнаете в приключенческом романе Вероники Торгашиной «Портрет неидеального мужчины». Электронную книгу можно читать и скачать в формате epub, fb2, pdf.





Вероника Торгашина

ПОРТРЕТ НЕИДЕАЛЬНОГО МУЖЧИНЫ





Пролог


Если бы кто-либо когда-либо сказал Петру, что собственную смерть он встретит нигде иначе, как в долине смерти, он бы посчитал эти слова чьей-то не самой остроумной шуткой. Но сегодня, поздним декабрьским вечером, на палубе неновой уже яхты «Першинг», – которая, впрочем, и сейчас была способна развить скорость до сорока пяти узлов, – сегодня Петр как никогда ясно осознавал, что его конец близок. И это уже не шутки.

До Ниды, старинного рыбацкого поселка на краю знаменитой Куршской косы, многочисленные туристы добирались двумя видами транспорта: паромом из Клайпеды до Смилтене, еще одного крохотного городка, примерно за один евро, а оттуда уже автобусом – правда, не по такой демократичной цене. Выживала деревушка преимущественно за счет туризма. Почему? Инфраструктура в селении была далеко не богатой, хоть и развитой как для туристической Мекки. Найти в Ниде дом хотя бы на несколько дней, особенно в последнее время, трудная задача в связи с официальным запретом властей на застройку новых территорий. Секрет крылся не только в Куршской косе. Ее уникальный ландшафт состоял из обильных лесных массивов, заключенных в горячее кольцо настоящих пустынь, которые, в свою очередь, омывались Балтийским морем и Куршским заливом. Тревожный морской климат сколотил из обжигающего песка причудливые дюны; в пятнадцатом веке движение этих дюн уничтожило Ниду, после чего деревеньку пришлось возводить заново.

Дюны завораживали людей. Умиротворенные, как тишина, и беспокойные, как прибой, они неумолимо манили к себе.

Петр разглядывал дюны с верхней палубы яхты, и ему казалось, что они двигаются просто на его глазах, несмотря на то, что мотор «Першинга» давно молчал, и то, что волны вечернего прибоя ударялись о борт почти бесшумно. Среди плоскогорья дюн густыми сумерками чернела долина – широкая, полная выжженного песка, в котором увязли на вечность поодинокие кусты и колючки. В этой долине, располагавшейся между дюнами Скландитою, – самой высокой, свыше шестидесяти метров, – и Парнидис, в конце девятнадцатого века в ходе франко-прусской войны был разбит лагерь для военнопленных. Немцы использовали французских заложников в качестве рабсилы – для озеленения косы, принадлежавшей тогда Пруссии. Пленников заселяли в бараки тысячами; чудовищные условия жизни, адский труд, неласковый климат моря приводили к истощению и эпидемиям. По свидетельствам немногих очевидцев, бедных солдат хоронили там же, в долине. Последними, кто мог это подтвердить или опровергнуть, были дюны. Но они молчали. Молчали, храня завет соли.

Петр спустился в мастер-каюту. У него было не так много времени. Возможно, пара катеров, отправившихся из Клайпеды, уже вовсю режут тихие воды залива. Он ждал раската их моторов, как ждет хлопок выстрела бегун на стартовой отметке.

Завет соли – Петр знал его. Он обрек его жизнь в тот миг, когда Петр ничего не подозревал, хотя и Любомирас предупредил его:

– Тайна завета соли – царство соучастия в красоте. Потому они утаили секреты соленой рыбы для окормления праведника в будущие времена… Тебе не нужно этого понимать. Счастлив тот, кто это понимает.

Когда Петр понял, что говорил ему Любомирас, было поздно. Он уже заложил себя и остаток своей жизни дьяволу. Он должен был это уяснить – Любомирас никогда не отпускал тех людей, которые ему служили. Петр не просто работал на него, он многое знал. Знал гораздо больше, чем его приспешники. А тихий человек для Любомираса – значит мертвый.

Он достанет тебя. Откуда угодно. Но не убьет.

В каюте владельца яхты стояла полутьма. Электричества не было, но фитили звезд мерцали по-летнему, освещая удивительную природу вокруг, невозмутимую гладь залива и обе палубы «Першинга». На нижней палубе этого мерцания было не так много. Роскошная, пусть и подпорченная во время драки обстановка мастер-каюты окрасилась в графитовый цвет, только турецкий ковер бежевого цвета с кофейным орнаментом почернел. Посреди этого ковра лежал неподвижно мужчина, одетый в рубашку и грязные штаны. Какие-то секунды Петр смотрел на блестящую рукоять ножа, который торчал из груди этого человека.

– Он достанет тебя. Откуда угодно. Но не убьет, – хрипел он, умирая в ногах у Петра десять минут назад. – Ты будешь жить. Но тебе не захочется. Жить не захочется…

Петр смотрел на человека, которого убил всего десять минут назад. Тогда, в тот миг, его голова от мыслей готова была взорваться. Сейчас он думал лишь об одном. Он не смог попрощаться с Кристиной.

Он присел на корточки и обыскал карманы одежды убитого, надеясь отыскать бумагу и ручку. В нагрудном кармане холщовой рубашки нашлась записная книжка. Ручки нигде не было. Петр поднялся на ноги и внимательно, насколько это позволяла сделать пелена сумерек, осмотрел каюту. В дальнем углу поблескивал зеркалами маленький буфет. Перешагнув через тело, Петр подошел к буфету и открыл дверцу.

На одной из полок лежала чернильная ручка. Он захлопнул дверцу и уставился на свое мутноватое отражение, появившееся в одном из зеркал, – каким-то образом они остались в деревянной раме, пусть и теперь их обезобразила извивистая трещина. С этой трещины на Петра смотрел человек с серыми волосами и черным от крови лицом. Не от своей крови, подумал Петр.

Он мог стать убийцей еще давно, когда у него возникла идея убить Любомираса и покончить со всем разом. Но Петр этого не сделал. Он знал – во многом по той причине, что именно благодаря Любомирасу встретил Кристину.

Петр положил на маленький барный стол книжку и ручку. Снял с себя свитер, несмотря на то, что внутри каюты давно стоял зверский холод; дверь была выбита, а температура воздуха в Ниде в это время года редко превышала пять градусов по Цельсию. Он тщательно вытер лицо и руки, подобрал с пола раскладной стульчик и сел писать письмо.

«Милая Кристина,

Прошло не так много времени с того момента, как я узнал о твоем существовании. Я хотел бы сказать, что все последующее время, до последней минуты отдал тому, чтобы стать тебе по-настоящему родным человеком. Но если бы так сказал, это было бы неправдой. Обстоятельства, о которых я расскажу тебе немного позже, не позволили мне этого сделать.

Пусть это и не имеет значения, но знай, что я благодарен судьбе и Богу за то, что ты появилась в моей жизни. Благодарен, что у меня есть дочь, такая прекрасная, как ты, пусть и не заслуживаю зваться твоим отцом. Ты не должна меня прощать, но я прошу у тебя прощения. За все».

В голове у Петра было множество слов, они путались; ему казалось, что он так много всего не успел сказать Кристине, но сейчас не знал, что необходимо сказать в первую очередь. Петр оторвал взгляд от листка бумаги, буквы на котором расползались, то ли от мрака вокруг, то ли от пелены в глазах, и увидел на оббитой кожей стене каюты движущиеся блики света. Очевидно, что это был свет от огней катеров, которые уже приближались. Петр почувствовал озноб, но не от ледяного морского бриза, врывавшегося в каюту. Он не ожидал, что наемники Любомираса настолько оперативно просигнализируют своему хозяину, или же Любомирас лично, не дождавшись из Ниды положительных вестей, прислал туда подкрепление. В любом случае, следовало поторапливаться. Он вновь взял перо.

«…Зная твое доброе сердце, я прошу тебя не тратить время на мои поиски. Работа вынуждает меня уехать из Литвы. Сам я еще не могу сказать наверняка, куда я отправлюсь. Заранее приношу извинения за то, что испортил тебе Рождество.

Очень люблю тебя. Будь счастлива, потому что твоя семья очень хочет этого, как и я. Жалею лишь о том, что у меня не получилось стать ее частью. Не грусти. Обнимаю тебя».

Петр выбросил ручку в воды залива, после чего еще раз исследовал карманы одежды лежащего посреди каюты покойника. В одном из карманов обнаружился смартфон. Не без удовлетворения отметив, что телефон не был заблокирован, Петр сфотографировал письмо, затем набрал номер Кристины. Зайдя в первый попавшийся мессенджер, выслал на номер получившуюся фотографию. Он не заметил, что скатившаяся по его щеке слеза, перемешавшись с запекшейся кровью, упала на край листка, оставив на нем горячую сургучную печать. После этого извлек сим-карту и вместе с телефоном и письмом тоже выбросил в море.

Блики навигационных огней становились ярче, чувствовали себя в каюте вольготнее. Чем больше они заполняли яхту, тем яснее Петр осознавал: этого конца ему не избежать. Но они его не получат. Любомирас этого не получит.

Он поднялся обратно на верхнюю палубу. Свитер остался внизу, и дьявольская дрожь пробрала все его тело. Теперь для него больше уже ничего не значило. Не должно было значить.

Петр обогнул борт «Першинга», приблизился к кормовому релингу и, ухватившись за обледеневшие леера, перекинул через них правую ногу. Долина смерти прямо перед ним загадочно подсвечивалась звездами. Еще секунда – и он увидел, как его плеча, посиневшего от холода, коснулся слепящий луч прожектора.

Все кончено, сказал себе Петр и перебросил через леерное ограждение левую ногу. Насколько хватило сил, оттолкнулся руками от релинга и прыгнул в море.

Теперь адский холод овладел им полностью. Температура воды в декабре в Ниде обычно колебалась в районе пяти градусов; сегодня она, вероятно, ненамного отклонилась от отметки в два градуса. Петр предчувствовал, что его тело будет подчиняться инстинктам и пытаться подняться наверх, но собственное усилие воли и смертельно холодное море сковали все его мышцы. В бесконечной синеве воды он не видел ничего, кроме своего страха и отчаяния. Они целиком охватили его, как охватила вода.

Петр знал, что может задерживать дыхание надолго, но запас его сил истощался в течение секунд. Он попытался скрасить приближающуюся агонию воспоминаниями о Кристине, о ее матери. О данной им когда-то клятве в вечной любви к ней. Знакомые до безумия лица на какие-то мгновения затмили толщу моря, которая давила на Петра повсюду. И тогда же, вместо спасительного глотка воздуха, в легкие ворвалась вода. Завет соли, пронеслось в погасшем уме Петра. «Счастлив тот, кто понимает эти вещи как они…»




Глава 1. Портрет


«…Соглашение соли относится к Левиафану соленого океана, кто должен в будущем кормить справедливых/правых».

Даша с сожалением закрыла вкладку в «опере». Вместо того, чтобы почитать раннюю Каббалу или другую любопытную книгу в поисках каверзных вопросов для «Что? Где? Когда?», – на Дашиной работе, в успешном киевском издательстве, корпоративы по праздникам проводились всегда с выдумкой, – или же вместо того, чтобы построчить гневные спичи на спортивном сайте в преддверии женского финала US Open, Даша была вынуждена заполнять длиннющую анкету. Последняя состояла из самых банальных, какие только можно было себе вообразить, вопросов и была призвана, – как утверждал источник и лучшая подруга Милка, – помочь своим респондентам встретить спутника жизни с гарантией если не до бриллиантовой, то стопроцентно до золотой свадьбы.

– Такие анкеты советует Трейси Кэбот, а ее книги на эту тему – между прочим, на минуточку, – перевели на десять языков! – назидательно вещала Милка, когда делилась с Дашей ссылкой на волшебный опросник под затрапезнейшим наименованием «Портрет вашего идеального мужчины». – Кстати, сама она нашла себе мужа благодаря своим же книгам. Правда, нашла, когда ей сорок было, но это уже – кому как…

– А-а, ну да, – циничным тоном согласилась Даша, но восторгов Милки по поводу чудодейственных рекомендаций от дамы постбальзаковского возраста было не унять.

– Вот не хотела ты тогда цветок ириса в шелковый мешочек зашить, как я тебе посоветовала. Не веришь гадалкам, так вот – известного на весь мир психолога послушай.

В отличие от Даши, Милка охотно поверила бы и черту лысому, пообещай ей тот холостого наследного принца в обмен на правую почку. К счастью, до этого момента она прибегала к относительно безобидным методикам. Одну из таковых Милка почерпнула у сериальной гадалки Таисии. Суть ее ведического лайфхака заключалась в том, чтобы засушить бутон ириса и постоянно носить на груди в виде талисмана, завязав при этом цветок в алую шелковую тряпочку. Первые полгода применения оберега Милка нарадоваться не могла на резко возросшее количество воздыхателей, но привлечь в свою жизнь новую любовь, как обещала с голубого экрана рыжая бестия, Дашиной подруге так и не посчастливилось.

Надо отдать должное оптимизму Милки – даже в таком раскладе она умудрилась разглядеть руку фортуны. Цветок ириса с шелковым мешочком вкупе Милка благополучно посеяла, как убеждала она Дашу – на удачу, ведь это означало, что талисман отправился на поиски ее суженого самостоятельно. Лицезрея потуги Милки на матримониальном поприще, можно было поверить, что даже засохшее растение оказалось не в силах выдерживать этого зрелища.

…Все эти мысли и их с Милкой разговор калейдоскопом пролетели в голове у Даши. Она обреченно воззрилась на незатейливый текст анкеты, уже два часа как открытый в браузере. Милка почти неделю безвылазно просидела под Черновцами у бабушек с дедушками, поэтому если Даше было дорого ее спокойствие, в честь возвращения подруги в Киев следовало осилить хотя бы половину вопросов.

«1. Сколько ему лет?»

Простой вопрос, подумала Даша. Ей самой не так давно стукнуло двадцать семь, и опыт отношений со сверстниками у нее был довольно печальным. Правда, сей опыт у Даши как таковой состоял из полуторалетнего романа с ее ровесником Андреем, учившимся на параллельном курсе; Даша собиралась стать графическим дизайнером, будущий возлюбленный – интернет-маркетологом. Так называемый «букетно-конфетный» период между Дашей и Андреем изрядно затянулся и по накалу страстей грозился переплюнуть добрую половину сериалов производства HBO, впрочем, то же самое можно было сказать и о его конце. Даша схватила «максрайтер», открыла свежий блокнот из типографии, еще пахнущий красками и кожей, и уверенно вывела на первой странице: «От 29 до 35».

«2. Какой у него рост?»

В принципе, тоже просто. Даша без малого два года провстречалась с человеком, который вполне мог сыграть сына Слендермена в одноименном фильме, и по прошествии данного отрезка времени она могла с уверенностью сказать, что боли в шее у нее были хронические. Поэтому создавать отношения с еще одним Стефеном Карри Даша не собиралась. «От 185 до 192».

«3. Какой у него вес? Какое тело? Он мускулист или худощав?»

«От 85 до 95». Ей, конечно, не котлеты из него лепить, но развитая мускулатура с выдающимися бицепсами, трицепсами и всем прилагающимся в данном случае не что иное, как обязательное условие. Ладно, кубики пресса могут быть и не столь ярко выражены, но все остальное должно быть как в лучших подтанцовках Бритни Спирс и Филиппа Киркорова.

«4. Какого цвета у него волосы, глаза? Какая форма носа, губ, бровей, подбородка?»

Даша кликнула мышкой по шапке сайта. Это точно анкета для поисков идеального мужчины, а не опросник Бертильона для составления словесного портрета убийцы? Хорошо, раз отряд неведомых благодетелей всех одиноких женщин с Трейси Кэбот во главе жаждет деталей, так и запишем. Блондин, с густой шевелюрой, борода, – в подстриженном и цивильном виде, – приветствуется. Глаза синие; синева Индийского океана или Северного Ледовитого – разницы нет. Римский профиль, голливудская улыбка и итальянские ресницы идут в комплекте.

Даша строчила в блокноте с таким усердием, что у нее свело кисть. Остановившись на скандинавском подбородке, она решила, что внимания аспекту внешности уделено достаточно, и щелкнула мышкой по потухшему экрану ноутбука.

«5. Какое у него средство передвижения? Где он живет? Располагает ли он собственным жильем?»

Даша прыснула, подавившись остывшим кофе. Скажите, о каком средстве передвижения может идти речь, когда имеешь дело с густоволосым, бородатым, атлетичным, высоким, синеглазым и белозубым блондином? Конечно же, только о коне. Белом. Даша отставила кружку и твердой рукой записала в блокноте свое умозаключение, но потом, поразмыслив немного, все же взяла жеребца в скобки и нацарапала мельче: «Toyota Camry». Внутренняя жаба одернула Дашу с негодованием, что за буржуазия, какая «Камри» к чертям?! Но Даша задавила мерзкое животное. Как говорят мудрые люди, целься в Луну, в звезды точно попадешь! А конь пусть бегает, на собственном ранчо принца избранника. Да, когда берешься устраивать личную жизнь, сарказм следует захватить в помощники в последнюю очередь.

«6. Какая у него профессия? Где и кем он работает? Какой у него месячный доход?»

Программист, лихо написала Даша, с феноменальной памятью, которой позавидовали бы Тесла с Наполеоном Бонапартом. Способный взломать сервера Минобороны США, но не делающий этого ради мира во всем мире. И доход у него соответствующий, поэтому «тойота камри» логично исходит из его статуса. А стезя при этом у него может быть очень даже творческая. К примеру, филолог. Или вообще литератор. В минуты, свободные от зарабатывания денег на «тойоту» и визиты в автосервис, он слагает стихи. А язык Паскаля для него такой же родной, как и язык Уильяма Шекспира. Вот так сгодится.

«7. Какими недостатками будет обладать Ваш мужчина? Перечислите и опишите три недостатка».

Три недостатка? Он точно идеален, подумала Даша, причем во всех смыслах, любая нормальная женщина спит и видит себя в браке с мужчиной, обладающим всего тремя недостатками.

«1) любовь к футболу». В то время, как Даша всю сознательную жизнь была без ума от тенниса, Милка чуть ли не с младенчества бредила футболом и не оставляла надежд заразить своим фанатизмом подругу. Надо сказать, что с годами Милкина мания перестала раздражать Дашу; более того, благодаря ликбезам Милки она начала разбираться во всех премудростях «ногомяча», отличать реджисту от треквартисты, а кроссы – от лонгболлов, и понимать, почему футбольный клуб из города Лестер с одноименным названием у многих ассоциировался с пиццей, а их лучший нападающий Джейми Варди – с водкой со «скиттлс».

«2) посиделки с друзьями». Даша получила от родителей светское воспитание и с детства усвоила правило, что личное пространство каждого человека надо уважать. При всех собственных, бесспорных, достоинствах, она одна заменить любимому родителей, братьев, коллег и гараж с собакой не в состоянии. В конце концов, мы, женщины, тоже посещаем парикмахера, маникюршу, комиссионки, – супруг точно так же может упрекнуть нас в самозацикленности. Ну, разве нет?…

…Даша так старательно водила «максрайтером» в тетради, что подпрыгнула от неожиданности, когда ее телефон разразился рингтоном. Нетрудно было догадаться, кто звонил.

– Алоха, – немного тревожно заговорил голос Милки после того, как прервались гитарные рифы. – Ну что там, отпускница? Спишь?

– Уже встала, – Даша неделю как находилась в отпуске, честно заработанном и заслуженном. В издательстве, где Даша работала художником-оформителем, в год каждому выделялось по двадцать четыре дня отдыха, и она любила эти двадцать четыре дня пилить на несколько частей, дабы растянуть удовольствие. Но в этот раз спонтанная и незапланированная поездка на шесть дней с родителями в Стамбул внесла коррективы в полюбившийся Даше расклад, и сейчас она наслаждалась оставшимися в ее распоряжении тремя неделями безделья.

– А ты как? Отъелась на домашних харчах?

– Как же, отъелась! – желчным тоном отозвалась Милка. – Мне еще отъедаться…

В средней школе Милка и впрямь располагала лишними кило и предельным желанием избавиться от оных. Правда, по мере выхода из пубертатного возраста эти кило без особого сопротивления покинули Милку. В отличие от навязчивой идеи.

– …я и так кабася, – добавила она. – А дома такой бардачище!

– Плохая была идея пустить в квартиру на время поездки друзей твоего Вити.

– Я думала, они и мои друзья!

– Я так не думала никогда.

– Ну да, да, – пробурчала Милка. Витя примерно полгода назад перешел в статус экс-бойфренда; Милка гордилась тем, что с ним ей удалось сберечь дружеские, по ее мнению, взаимоотношения. – Ты как всегда угадала. Встретимся – расскажу. Когда выберешься?

Даша приподнялась на своей высокой кровати, чтобы посмотреть на часы, и чудом не разлила остатки заледеневшего кофе на клавиатуру.

– Через часик…полтора.

– Можно и часов в семь, куда-нибудь сходить, – выдвинула предложение Милка.

– В семь сегодня не получится. Я вообще ненадолго. Вечером у нас посетители.

– Кто? – удивилась Милка.

– Встретимся – расскажу. – Даша свесила ноги с кровати и с неохотой закрыла ноутбук.

За большим окном с деревянными ставнями медленно сползало в закат сияющее, но уже по-осеннему грустное солнце.




***



– Ну ты, мать! – изрекла Милка менторским тоном, пролистав блокнот, испещренный Дашиными каракулями. Почерк у Даши был отцовский – художественный: «палка, палка и лыжа сверху», как сам же папа и шутил. – Дала стране угля.

– А что, что-то не так? – Даша встревоженно вытянула голову, заглядывая через Милкино плечо на результат своего кропотливого труда.

Они с Милкой сидели на одной из стареньких, медленно превращающихся в рухлядь скамеечек в Мариинском парке, и пили приторный горячий шоколад из картонных стаканчиков. Восьмое сентября – ранняя осень, граничащая с летом, однако ее легкий запах, с примесью дыма, красных яблок и пожухлой травы, струйкой проникал в легкие при каждом вдохе, а жидкий солнечный свет запек до рыжеватой корочки буйную еще листву Труханова острова, массивы высоток Русановки и прочие пейзажи берега Днепра, который открывался прямо за кованым ограждением.

– Он не твой идеал, – продолжила Милка, – он – идеал в принципе!

– Ну и? – Немного успокоившись, Даша с наслаждением вдохнула. Этот запах отчетливо ощущался в Мариинке, даже казался сладковатым. – Анкета как называется?

– Анкета – это одно, а он в натуре идеал, – Милка захлопнула кожаную обложку с серебряным тиснением. – Я понимаю, живя в двухуровневой квартире на Печерских Липках, имея таких родителей и такую внешность, можно мечтать широко. Но в пределах нашей галактики!

Даша скривилась, – незаурядной собственную внешность она никак не считала. Длинная, почти до пояса, копна волос, чей природный пигмент был вытравлен Дашей еще в старшей школе; было бы не лишним заметить, что за эти годы на краску тона «блонд» было истрачено по меньшей мере состояние. Тонкая бледная кожа, не теряющая стойкости к загару при всех Дашиных ухищрениях; серо-голубые глаза с золотыми вкраплениями – ну, такого цвета глаза у каждого третьего в нашей стране, не так ли? Необычны разве что тем, что по-детски огромные; хотя этого детского в Даше было так много, что ей редко кто давал больше двадцати лет. Вот нос, к примеру, – курносый, длинноватый, с заточенным кончиком. Пухлые губы – чуть пухлее, чем у большинства, – благодаря тому, что в трехлетнем возрасте Даша, упав, разбила себе лицо, накликав тем самым на головы папы и двоюродной сестры Тани праведный мамин гнев. В общем-то, пропорциональная фигура, при росте сто семьдесят сантиметров и длинных стройных ногах Даша даже могла бы претендовать на завидное звание худышки, однако препятствовали этому несколько предательских «кэгэ», освоившихся в нижней части туловища и, похоже, там и прописавшихся.

Не любила Даша и выпады в сторону ее семьи, пусть и от лучшей и близкой подруги. Было бы справедливо сказать, что родители практически никогда и ни в чем Даше не отказывали. Дашин отец владел небольшим пивным заводом, и, невзирая на то, что это его дело было еще довольно юным, вовсю его расширял; еще одно производство готовилось к запуску в Ровно, говорил папа и о планах на открытие филиала в Одессе или Одесской области. Отец провел молодость в Германии, поэтому много рассказывал о пиве и разбирался в нем. В свои пятьдесят с лишним он обладал таким недюжинным запасом энергии, что вызывал зависть у тридцатилетних. Мама Даши уже лет десять служила главбухом в типографии; несмотря на тотальную загруженность на работе, она обожала готовить, – надо отметить, что удается ей это виртуозно, – и никогда не доверяла уборку стадвадцатиметровой квартиры чужим рукам, привлекая к этому занятию только самых близких. Но вот сделать это было не так просто – папа активно решал организационные вопросы и последнее время бывал в разъездах чаще, чем дома, а Таня, двоюродная сестра Даши, которую Дашины родители удочерили в шестилетнем возрасте, в свои тридцать два года уже давно была отрезанным ломтем: работала в Венгрии переводчиком с мадьярского, стабильно из года в год меняла женихов и в семью возвращалась, в основном, для того, чтобы убедить всех в том, что очередной претендент на руку и сердце оказался подлецом.

Во многом именно по этой причине Даша, хоть и давно разменяла третий десяток, не торопилась покидать отчий дом. Конечно, отправлению в свободное плавание несколько препятствовала и зарплата в издательстве, которую по столичной шкале можно было приравнять к мизерной, однако Даша не усматривала в этом какой-то проблемы. Она не хотела оставлять маму в одиночестве, в опустевших апартаментах, видя, как та скучает за отцом.

– При чем тут моя внешность и родители, и, тем более, квартира? Квартира так точно тут ни с какого бока не стоит. Я же не альфонса собираюсь приманивать.

– Ты красивее, чем я, – решила сосредоточиться на одном козыре Милка, раскрывая коробку с пончиками и беря один с белой глазурью.

– Скажи, ты серьезно? Да ты же стройнее меня. И какие у тебя глаза, редкого зеленого цвета, и…

– О-о-о, да-а! – Как раз по этой части спорить с Милкой было делом совершенно гиблым. – Хотя, мне бы с моим весом твои «двоечки», я бы, наверное, и бегать по утрам бы перестала.

– У меня первый размер груди, если я правильно истолковала твое косноязычное замечание. – Грудь у Милки относилась к числу еще более щепетильных вопросов, нежели лишний вес. – Да и разве в этом все дело?

– Не скажи! Для меня твоя «единица» – все равно, что Памела в лучшие годы в «Спасателях». У меня свои же как выросли до «полтинника», так на нем и остановились пока.

– Я вообще не считаю, что такие формы, как у Памелы в «Спасателях Малибу» – это красиво. Скорее наоборот.

Милка едва не подавилась крошками от пончика.

– Да-а-а! Еще как!

– Что тебя так насмешило?

– Ну представь: и.о. главного тренера сборной Аргентины Лионелю Скалони на прессухе говорят, типа, да, у вас же есть Месси, с ним можно против любого соперника играть. А тренер так устало вздыхает и говорит: да ничего подобного. Под такого же игрока всю схему игры надо подстраивать! Да что там – даже я, тренер, его капризы вынужден исполнять! До меня, вон, предыдущий тренер, Сампаоли, натерпелся как мог. Из сборной Икарди убери, Игуаина – поставь. Головная боль, одним словом. Ничего хорошего в этом нету – Месси в составе иметь. Вот то ли дело, – Милка подвела черту под своим анекдотом и мечтательно прищурилась, выдерживая паузу, – Артем Милевский!

Настал черед и Даши устало вздыхать. Чувство юмора у Милки всегда било, как горный источник, – причем непременно кому-нибудь в глаз.

– А с каких пор тебе нравятся блондины?

– Не сказать, что мне всегда нравились брюнеты. Скорее, это ты у нас по их части.

– Что накачанный, то правильно… – продолжала фреймутовский пристальный рейд по анкете Милка, жуя пончики и качая ногой в зеленом «конверсе». – Хватит уже шуры-муры со всякими глистами крутить!..

– Андрей не глист.

– А как же, позащищай его, – подначила Милка язвительно. Когда речь заходила о бывшей и пока единственной Дашиной любви, она дымилась и плевалась, как плов, доходящий до готовности в чугунной кастрюле. – Что-то А и описанный тобой тут идеал имеют подозрительно много общего, – Милка предостерегающим жестом хлопнула тетрадью по скамейке.

Даша поморщилась.

– Что? С чего это ты придумала?

– Это ты придумала! Вот – «музыкальные предпочтения». «Чтобы его вкусы совпадали с моими»! Помнится, вы с А сошлись во многом именно на этой почве.

– Не во многом.

– И все-таки, у вас они совпадали полностью!

– Уже не совпадают, – Даша своим видом постаралась показать разочарование.

– В смысле?

– Во время нашей с ним предыдущей аудиенции выяснилось, что с недавних пор он слушает «Газировку» и Молли вкупе с Кридом.

– Кошмар! – прокомментировала Милка с неподдельным изумлением. – С учетом того, что А одним из первых в нашей стране начал нести в массы группу «Имейджин драгонс», для него это зашквар.

Даша не оценила Милкин жаргон, но поправлять подругу, как обычно по привычке, не стала.

– Точно…вы же должны были встретиться! Какого ты молчишь? – встрепенулась Милка. – И пончики, я вижу, не ешь, и шоколад остыл уже. Ану рассказывай.

– Спасибо, Мил, просто я дома уже налилась кофе.

– Ну а как встреча? – Милка тревожно и внимательно заглянула Даше в лицо.

– Никак.

– «Никак» – это как?

– А так – вообще никак, – Даша выпрямилась на скамейке, отводя взгляд на оживленные улочки парка. Она никогда не любила изливать душу. – Этой встречи не должно было быть. Потому и никак.

Спустя полтора года отношений, казавшихся Даше абсолютно безоблачными, Андрей в один далеко не прекрасный и не солнечный день предложил ей остаться друзьями. Даже сейчас, почти четыре года спустя, Даша могла пересказать весь этот день практически целиком. Она великолепно помнила, как отпросилась в тот день с пар, потому что хотела убраться в доме перед его приходом; помнила, как мыла посуду, во что была одета, и даже помнила, какие передачи транслировали по телевизору. В тот день Андрей сообщил Даше, что встретил другую девушку, и что Дашу он, по сути, никогда и не любил вовсе, хотя и честно пытался. Следующие полгода прошли во тьме с редкими просветами; иногда Даше казалось, что она уже умерла, впрочем, она уже и сама не понимала, жива еще или нет. Защита дипломной и госэкзамены помогали отвлечься ненадолго, а самым лучшим лекарством на деле оказалось время. Это была одна из самых правдивых прописных истин, в честности которой Даша убеждалась неоднократно. Она сожалела лишь о тех днях, проведенных в слезах, соплях и тщетных попытках наладить с Андреем хоть какой-нибудь контакт, – а когда человек заявляет вам, что хочет остаться с вами друзьями, это почти всегда означает, что он не желает общаться с вами в принципе, – а еще о том, что ее родителям пришлось наблюдать за всем этим малоприятным зрелищем. Родители Даши такого уж точно не заслуживали.

– Что, вообще все так плохо? – Милка резко выровняла спину, как неопытная балерина, выруганная примой за проваленный гранд батман, и едва не опрокинула оставшиеся пончики.

Когда-то на телевидении, в одной из часто просматриваемых юмористических программ, Даша услышала шутку, звучавшую примерно так: «Знаете, даже если ваша подруга хоть с Гитлером сфотографируется, вы все равно скажете: «М-м-м, здорово, смотритесь!» Это обвинение, – пусть и не в такой, конечно, форме, – можно было бы без угрызений совести адресовать Милке. Она способна была выступить с сорокаминутной тирадой на тему того, какой Андрей подлец, мерзавец и проходимец, а потом так же упоенно заверять Дашу, что он, рано или поздно, все равно к ней вернется.

Даша знала, что обижаться на Милку нет смысла – она просто искренне хотела видеть ее счастливой.

– Ничего хорошего. И вообще…

– Ну, ну? Что?

Когда затянулись все раны и Даша окончательно поняла, что вся трагедия с предательством Андрея не стоит выеденного яйца, она решила положить конец этой печальной одиссее, перестала выходить на связь и придумывать новые поводы для встреч. Однако случилось то, чего она ожидала меньше всего, – Андрей начал делать все это вместо Даши, правда, с гораздо меньшим рвением. Он звонил один раз в месяц или два, один раз в полгода звал куда-нибудь погулять и даже делал подарки, – довольно недурственные. Даша знала, что Андрей нашел работу в Харькове и перебрался туда, в Киев наведывался к родителям, а вот с девушкой у него, похоже, до сих пор не срослось. Знала Даша также и то, что Андрей с его легким характером и еще более легким отношением к браку, семье и всему оттуда вытекающему, имел возможность менять подруг на новом месте хоть еженедельно, а по нечастым визитам в родные пенаты охотно пользоваться обществом бывшей девушки, дабы элементарно убить время. У популярных женских авторов такие бывшие девушки попадали под громоздкое и крайне унизительное словосочетание «запасной аэродром». И Даша не то что знала, – она не имела никаких сомнений в том, что все именно так и обстояло.

– Знаешь, мне это надоело. Надоело искать ответы на вопросы и не находить их. После каждого нового разговора с ним у меня этих вопросов полно, а он ни на один из них отвечать не спешит. – Даша озвучила мысль, которая копилась в ее голове уже не первый год. – Нам даже и расставаться не придется – мы и не сходились, по сути…

– Молодец! Правильно! – ожидаемо горячо поддержала ее Милка. Если бы за проявление женской солидарности давали деньги, Милка давно располагала бы собственной небольшой фермой на Луне. – И давно пора!

– Я, конечно, могу загнуться, ища высокого, мускулистого и грезящего о семье блондина… Но, как говорится у Омара Хайяма, «уж лучше будь один, чем вместе с кем попало». – Даша подумывала озвучить еще и сентенцию о звездах, но решила, что на одну Милкину голову и этой мудрости пока хватит.

– Дашка, поверь – если ты поменяешь своему красавцу вид спорта, он придет в твою жизнь раньше, чем отопительный сезон.

– А чем тебя не устраивает водное поло? – Даша неподдельно удивилась.

– Всем! Сколько в твоем окружении есть любителей потолкаться в бассейне за мячом?

– Как минимум один – папа. – Отец все детство и юность провел, играя за «Динамо», уже в восемнадцать получил КМС, но наличие большой семьи и острая нехватка средств вынудили его бросить любимое занятие. Что не помешало отцу и по сегодняшний день держать марку, регулярно посещать бассейн и охотно таскать штангу.

– Лучше бы ты сделала его футболистом.

– Это портрет моего идеального мужчины, а не твоего, не путай!

– Ладно, – делано отмахнулась Милка. – Надеюсь, хоть твоя Таня не повторит твоих ошибок. Ты же ей рассказывала про портрет?

– Данный лайфхак Тане уже наверняка не пригодится. – Даша помедлила пару секунд. – Я буду надеяться, что он ей не пригодится.

– Это как? – Милка наморщила лоб, сосредотачиваясь.

– Она выходит замуж. Вернее, как я поняла, это вопрос времени, Таня не говорила, что он уже сделал предложение, но раз сегодня она собралась показать этого парня нам, то, видимо, и свадьба не за горами.

– Обалдеть можно. – Ясное дело, Милка была впечатлена новостью. – Ты мне ни о чем таком не говорила, что Таня нашла жениха!..

– Успокойся, я сама узнала примерно неделю назад.

– Как давно они познакомились? Кто он вообще? – принялась сыпать вопросами Милка.

– Честно, не помню, то ли три месяца назад они встретились, то ли два. Зовут Николай, правда, Таня зовет его Ником. Может, ему так больше нравится.

Милка заинтересованно пододвинулась к Даше.

– А сколько ему лет? Кем он работает? И какой с виду?

– Полегче, Мила, ты прямо как ожившая анкета, которая сейчас задушит меня страницами. – Даша закатила глаза. – Он Танькин ровесник. Ему тоже тридцать два. О его личной жизни до Тани ничего не слышала. Познакомились на папином производстве. Ник – папин подчиненный, только я уже забыла, что у него за должность.

– Так он из Киева?

– Понятия не имею, откуда он, но работает в Ровно. Туда Таня как-то к папе в гости приезжала. Вроде бы у них на папином заводе знакомство и состоялось.

– А как это у них все так быстро закрутилось? – резонно спросила Милка. – У твоей Тани со всеми ее предыдущими кавалерами канитель тянулась по полгода, и о «замуже» никто из них даже не заикался.

– Значит, в этот раз попался серьезный товарищ, которому хватило духу «заикнуться». Таня уже сто лет к нам никого не приводила. И судя по тому, как она говорит, этот Николай, он же Ник, он же Гоша, он же Гога, – с нее пылинки сдувает.

– Это слишком мало информации! – заломила руки Милка.

– Информации для чего? Для составления натальной карты?

– Не знаю, как тебе, а мне очень интересно, где это Танька нашла такого сговорчивого клиента.

– Я тоже сгораю от любопытства, но уже сегодня вечером я тебя наберу и все расскажу как на духу. – Даша потянулась, чтобы выбросить в стоящую поодаль урну пустой стаканчик, и с удивлением констатировала, что ее хорошее настроение улетучилось одновременно с выпитым шоколадом.

– Кто это у нас тут сгорает, в такую свежую погоду? – звонко раздалось у Даши над ухом.

Милка выглянула из-за Дашиной спины, чтобы осмотреть фигуру вопрошавшего. Даша изобразила подобие улыбки. Это был ее коллега, который умудрялся совмещать две должности – верстальщика в производственном отделе и главного раздолбая во всем издательстве, – Митя Баунти.

– Скучаем? – тоном прожженного сердцееда осведомился он, обводя Милку и Дашу с высоты своих ста семидесяти сантиметров взором Александра Македонского после осады Фив. – Дашенция, познакомишь с симпатичной девушкой?

– Не вопрос, – Даша встала, ощутив кожей выгодную возможность отвязаться от активизировавшейся Милки. – Это моя лучшая подруга Милана, мы дружим со школы. А это – мой сотрудник, Дмитрий, а как к нему лучше обращаться, он лучше расскажет.

– Митя, – Баунти протянул Милке руку, донжуановским движением смахнув со лба кудрявые волосы. – Ко мне именно так все и обращаются.

Ну разумеется, подумала Даша не без доли ехидства. Баунти, конечно, соврал; как раз на работе по имени его называли редко, в основном, в официальной обстановке. Кличка «Баунти» закрепилась за Митей не случайно, и поводом к тому послужили вовсе не круглогодичный морской загар и трепетная любовь к матроскам, которые преобладали в его гардеробе больше, чем какая-либо другая одежда. Когда-то в производственном отделе наметился стихийный переворот – опустело кресло руководителя, и начальство провело негласный тендер на пост нового управленца, дабы не привлекать в коллектив людей «с улицы». От раздачи «портфелей» не остался в стороне и Митя, который направился на собеседование к замдиректора не с пустыми руками, а вооружившись всем известными шоколадками с кокосовой начинкой. Весть об этом инциденте мгновенно облетела все издательство, и прозвище «Баунти» приклеилось к Мите, похоже, до гробовой доски, в том случае, естественно, если его прежде не выгонят с позором.

Этот случай снова всплыл в памяти Даши, и она захихикала. Милка, видимо, сочла это как признак нервного переутомления на фоне тщетных поисков избранника, так как поспешила разрядить обстановку:

– Даша столько работает, еще не адаптировалась в отпуске, наверное, вы там без выходных!

– А как же! Еще и без сна. – Баунти охотно выпустил глазами в Милку стрелу интереса.

– Вот и отлично. Значит, я пошла адаптироваться домой, в тепличные условия, а вы тут без меня обсудите все тонкости издательского дела, и в частности, график сотрудников отдела верстки. Рекомендую вам по такому поводу переместиться в какое-нибудь уютное местечко под непротекающей крышей и с хорошим кофе, а то синоптики вечером предсказывали дождь.

Милка схватила Дашу за плечи, почти ласково притянула к себе и, сделав вид, что целует ее в щеку, прошипела:

– Ты что, собралась бросать меня одну? В компании этого «мальчик хочет в Тамбов»?

– Я точно знаю одно: нельзя мешать работать твоему сбежавшему талисману.

Милка выкатила глаза:

– В смысле?

– Ну вот, я прямо вижу, как твой ирис сидит на ветке во-о-он того дерева и возмущенно размахивает своими засохшими лепестками, беззвучно требуя, чтобы я убиралась отсюда и не препятствовала устроению твоего личного счастья.

– Гадюка! – оскалилась Милка и клюнула Дашу в щеку.

– Спасибо, я тебя тоже. Все, ребятушки, убегаю, а то сватовство любимой сестры состоится без меня.

Не дожидаясь еще каких-то возражений, Даша запрокинула на плечи рюкзак и подчеркнуто торопливой поступью зашагала в направлении метро.




***



Путь от одной станции метро к другой почти всегда занимал минимум времени. Даша сразу залетела в поезд на «Арсенальной», перескочила на нескольких ветках и добралась до «Печерской» без каких-либо задержек. Зато по дороге до своего квартала ей посчастливилось угодить в пробку. В итоге на родную улицу Богомольца Даша попала на добрых полчаса позже, чем рассчитывала. Когда она ворвалась в квартиру, по коридору с кухни уже доносились, в буквальном смысле, умопомрачительные запахи.

Даша прошагала на кухню, не снимая куртки. Ее опасения тотчас подтвердились – мама уже успела накрыть на стол. Но не подтвердились самые худшие из них, так как мама возилась у «скатерти-самобранки» в одиночестве.

– Я сильно опоздала? – Даша, конечно, могла бы этого и не спрашивать.

Но маму всегда было трудно вывести из равновесия.

– Нет. Не видишь, – еще не прибыли.

– Да я не о том… Я тебе не помогла совсем.

– А что тут помогать? Не смеши. Будешь тарталетку? – Мама сказала это скорее утвердительно, поскольку голод, или же сытость своих домочадцев она чувствовала на молекулярно-цитогенетическом уровне.

Даша с благодарностью кивнула и стащила куртку. Две чашки кофе без ничего и горячий шоколад с куском пончика уже какое-то время играли в ее желудке концерт Вивальди «ля минор».

– Иди быстро руки мой.

– Угу. А что это у тебя такое, так аппетитно присыпанное зеленым лучком?

– Канапе из французского багета со скумбрией и яйцом! – с достоинством ответила мама. – Вон там – тарталетки с ветчиной и дыней, а вот, на керамических ложках, – бутерброды с огурцом и зеленым песто.

– Да, ну и артиллерию ты подготовила!

– Ты же знаешь Таньку, – мама вытерла руки о вафельное полотенце и сняла крышку с кастрюли, исходящей паром. – Весь мозг вынесет. О, а вот и жаркое с черносливом на подходе!

Даша мечтательно вздохнула и направилась в ванную. Жаркое с черносливом – звучит восхитительно. Мама редко преувеличивала, Таня всегда была максималисткой, но высокие требования она предъявляла как себе, так и всем остальным. Это была одна из существенных причин, удерживающих Таню по сей день в статусе «сингл леди». Правда, когда дело доходит до маминой стряпни, задирать планку выше смысла просто нет.

Все эти пространные размышления прокрутились в голове у Даши, пока она мыла руки и умывалась с дороги. Потом они с мамой водрузили тяжелую утятницу с жарким на стол, который уже был заставлен посудой, как шахматная доска фигурами в дебюте, и откупорили пузатую бутылку с шампанским. В тот момент, когда Даша второпях расправляла возле приборов салфетки, в дверь длинно позвонили.

– Семь, – мама посмотрела на настенные часы в виде гигантского циферблата на треть стены, украшенного металлическими стрелками. – Точны, как Биг Бен.

– Вроде же все готово, нет?…

– Я воду на лоджии забыла. Ты иди открывай, а я сбегаю пока.

Даша еще немного замешкалась, разглаживая сборки на жаккардовой скатерти, затем бегом ринулась в прихожую. У самой двери она посмотрелась в прямоугольное зеркало, висящее на стене. После встречи с Милкой она так и не переоделась, и на ней сейчас был алый вязаный свитер без рукавов и любимые черные брюки «pimkie» из коттона. Заколка-«краб» запуталась в волосах и сейчас напоминала большой колтун, как у забытого хозяевами пуделька. Даша вытащила «краба» из головы, кое-как пригладила пряди и принялась открывать дверь. В конце концов, подумала она, в ее планы не входит поразить воображение без пяти минут зятя, скорее уж наоборот – послужить молчаливой декорацией к фону Таниной образцово-показательной семьи.

Усмехнувшись своим остроумным мыслям, Даша отперла замок. Дверь распахнулась, Даша намеревалась тут же поприветствовать гостей, как пристало хозяйке, но все слова внезапно прилипли к нёбу. Так прилипает недошедший в духовке пирог, тесто которого размазывается по языку и застревает в горле.

Перед порогом стояла Таня; выглядела она, как и подобает потенциальной невесте, сногсшибательно – платье-«лапша» пыльно-розового цвета предельно выгодно оттеняло ее талию и бедра, высокие черные ботфорты из замши на шпильке делали длинные ноги бесконечно длинными, а волосы оттенка «пепельный блондин» были небрежно рассыпаны по голым плечам, щеголявшим в широком вырезе платья роскошным, явно свежеиспеченным, загаром. Рядом с сестрой стоял незнакомый Даше мужчина, одетый просто – в темные штаны карго с нелепо торчащими карманами, в каких Дима Комаров наверняка недавно покорял очередной Килиманджаро, и серую футболку-«лонгслив» с расстегнутым воротником. Закатанные рукава футболки не скрывали мощных рук, в которых гость держал две охапки роз, белых и бордовых, – каждая охапка с пол-Даши размером.

– А вот и мы!.. – провещала Таня голосом девушки из дурной рекламы моющего средства. Правда, в отличие от той девушки, искренность в ее голосе была по-детски неподдельной.

Танин спутник бесхитростно улыбался, видимо, ничуть не смущенный тем, что держал в руках небольшую оранжерею. Слегка взъерошенные белокурые волосы, синие глаза, добродушные и смешливые, широкий прямой «римский» нос, окладистая бородка на пару тонов темнее волос и высокая спортивная фигура, не спрятавшаяся даже под невзрачной одеждой. Незнакомцу было примерно от тридцати до тридцати трех лет, а вид не примерно, а полностью соответствовал тому образу идеального мужчины, скрупулезно прописанному Дашей на пятнадцати с половиной страницах. Этот идеальный мужчина стоял у порога ее дома. В качестве жениха ее сестры.




Глава 2. Знакомство


– Даша, что-то случилось? – Таня наклонила голову выжидательно, очевидно, пытаясь рассмотреть на Дашином застывшем лице более или менее явные признаки помешательства. – Что-то с мамой?

– Да Бог с тобой! – Даша постаралась быстро взять себя в руки. Она всегда считала, что ее умению держать лицо стоит поучиться остальным. Теперь же хруст ломающихся старых убеждений заглушал в ее голове все прочие звуки. – Я засмотрелась на твое платье. Ты в нем просто супер, – мозг, как зависший компьютер, не с первого раза выдал заученный алгоритм.

Таня вновь широко заулыбалась и многозначительно покосилась на блондина. Тот только пожал плечами, демонстрируя ребяческое простодушие.

– Это мне Ник подарил. Глаз – алмаз, представляешь, без мерок, сам пошел и выбрал! Мне, наверное, сказочно повезло! Ник, это моя сестра, Даша.

– Проходите в дом, – Даша попятилась, крамольно надеясь хотя бы на считанные секунды отсрочить момент знакомства.

Пока Таня отвернулась к зеркалу, дабы поправить волосы, Ник протянул Даше один из букетов. Хоть убей, она не вспомнила бы потом, какого цвета были розы в этом букете; да, собственно, и в тот миг Даша его не особо различила.

– Ник. – Вручив Даше «оранжерею» левой рукой, он протянул ей правую в приветственном жесте.

– Даша. – Жестким усилием преодолев дрожь, Даша подала свою руку в ответ, и ее ладонь почти исчезла в его огромной пригоршне. Рука Ника была мозолистой и приятно горячей. – Я…я схожу цветы поставлю, а вы пока раззувайтесь, там под…тумбочка, под вешалкой тумбочка есть, а в ней тапочки.

– Я еще не забыла, – отозвалась Таня с ощутимым сарказмом в голосе. – Вообще-то, в таких случаях принято «спасибо» говорить!

– Спасибо!.. Цветы очень красивые, – эти слова Даша выкрикнула, уже находясь на полпути к своей спальне.

Практически вспорхнув наверх и захлопнув за собой дверь, Даша попробовала взять себя в руки еще раз. Получилось, как и в первый, неважно. Что за чертовщина с ней просходит? Мало ли по белу свету гуляет бородатых блондинов с синими глазами! Четверть населения планеты Земля идеально подойдет под это описание. Блажь, да и только, раздраженно думала Даша.

На все еще трясущихся ногах она пошла в комнату родителей и выудила из буфета хрустальную чехословацкую вазу, походя едва не надорвавшись под ее весом. Такому стогу подобная емкость будет в самый раз. Мимоходом Даша подумала, что не лишним будет прихватить второй чан для букета, который, по всей вероятности, предназначался маме. А может, она сейчас спустится вниз, и дикое видение с красавцем, сошедшим со страниц ее блокнота в кожаной обложке, таким же волшебным образом рассеется? Что, если вместо фантазийно златокудрого принца рядом с Танькой уже будет восседать маленький и вполне земной лысоватый брюнет?

Вовсю преисполнившись надеждой на это чудо, Даша с двумя вазами под мышками сползла вниз по лестнице и, слыша в ушах гулкий стук сердца, просеменила на кухню. Витражная дверь была привычно распахнута. Мама все еще маячила у плиты, словно факир, извлекающий из шляпы батальоны кроликов и километры разноцветных лент, с заманчивой полуулыбкой материализуя новые блюда и напитки, которые разогревались в микроволновке/охлаждались в морозильнике.

– Мамуля, мы столько не съедим, – заявила Таня. Она стояла, наклонившись над столом, и наливала в бокал минералку.

– Ничего, до завтра не испортится, утром покушаем.

Даша ступила еще один шаг к порогу кухни и тогда же испытала горькое разочарование. Таня хлопотала вокруг неизменного бородатого блондина с синими глазами. Принц оказался, – как бы это абсурдно и смешно не звучало, – не ожившей фантазией, а суровой действительностью.

– Коля…или Ник? Как смотришь на то, чтобы поднять по рюмке чая в честь вашего визита? – Мама настолько хорошо разбиралась в людях, что все ее вопросы прозвучали с утвердительной интонацией.

– Разве только по рюмке, – отозвался Ник, дружелюбно улыбаясь.

Даша водрузила обе вазы на барную стойку, успевшую в ходе маминых манипуляций освободиться от монголо-татарского ига несметных канапе.

– Мама, ну так только в трактирах говорят, – с тенью укоризны заметила Таня. – «Рюмка чая»! Просто – выпить по бокальчику, за знакомство!

– Не занудствуй, – маму крайне редко когда смущали Танины претензии. – Тут все свои.

– Поддерживаю абсолютно, – включился Ник и с долей опаски взял в руки нож с вилкой. – Уже лет десять не видел такой красоты на столе.

– Значит, не смущайся, а ешь, – велела мама, расположив между запеченным мясом и салатом бутылочку «Арарата». Папа хранил эту бутылочку в серванте с посудой «для особого случая». – Таня, наверное, на голодном пайке тебя держит.

– Да нет, – Ник засмеялся, от души. – Просто еще таких торжественных случаев не выдавалось. Моя мама готовит мало. Она больше болеет. Так что, пришлось мне еще в школе научиться варить и печь, чтобы приносить все это маме в больницу, да и самому не умереть с голоду.

Даша бесшумным шагом подошла к своему прибору и стекла на стул. Она заметила то, что когда Ник заговорил о своей маме, его улыбка изменилась, став горькой. Впрочем, он опустил взгляд, поэтому никто больше не увидел этой перемены.

– Как же так? – озвучила мама мысли, вспышками замелькавшие в голове у Даши. – А как сейчас она себя чувствует?

– Все в порядке…она в порядке, – пробормотал Ник, но его глаза, отстраненно блуждавшие по скатерти, убеждали Дашу совсем в обратном.

– Ну ничего подобного, я тоже многое умею делать. – Таня очень кстати свернула с небезопасной тропинки; может, она тоже почувствовала настроение Ника? – Например, фирменную шарлотку. А борщ? Ни капли не хуже, чем мамин!

– Теперь я вижу, что все эти способности передались тебе по наследству, – Ник посмотрел на Таню, тоска в его глазах несколько поубавилась.

Даша наблюдала за его реакциями, понятное дело, исподтишка, пряча нос за бутылкой шампанского.

– Таня, не болтай, а положи человеку крылышек в меду. – Мама наконец-таки присела на свое место, все еще пристально и с долей критики озирая собственноручно сымпровизированный пир. – Даш, ты тоже кушай. Тебе салатика подать? Ты что-то бледная сидишь. Все нормально?

– Конечно, – Даша дернула головой, что можно было расценить одновременно и как согласие, и как судорогу.

Мама, видимо, тоже не до конца поняла, как ей следует толковать Дашино телодвижение, поэтому потянулась к квадратной пиале с греческим салатом. Даша же еще не до конца понимала, удастся ли ей сегодня заставить себя проглотить хотя бы кусочек.

– Танюш, вы ведь на заводе познакомились? Кстати, Ник, ты там давно работаешь? – осведомилась мама, энергично накладывая в тарелку Даши рубленую рукколу.

– Нет, Ник полгода назад приехал в Ровно, – сообщила Таня, пока Ник, кажущийся совершенно безмятежным, поглощал куриные крылышки в медовом соусе.

– Приехал? А откуда?

– Из Днепра. Так жизнь сложилась, – так же словоохотливо пояснила Таня.

– Я смотрю, Таня, ты уже как натуральная жена? Слова человеку произнести не даешь?

Даша в очередной раз посмотрела на Ника из-за своего бокала с брютом. Но Ник был спокоен, его породистое нордическое лицо невозмутимо пережевывало гарнир из кабачков с шампиньонами.

– Мама, мы с Ником – как одно целое, – Таня отложила вилку и одарила маму пристальным взглядом поверх этажерки с фруктами. – Мы любим друг друга, и, естественно, знаем все друг о друге. Я всего-навсего спасаю Ника от лавины твоих вопросов, под которую он попал бы в любом случае, оказавшись на нашей кухне.

– Все хорошо, – Ник утер губы салфеткой, примирительно взял Таню за руку. – Просто из-за всех этих вкусностей, Ольга Матвеевна, которые вы приготовили к нашему приезду, я, кажется, чуть не съел свой язык.

– А меня когда ты так хвалил? – полушутя, с намеком на обиду, спросила у него Таня.

– Ник знает, кого в первую очередь хвалить, – подтрунила мама.

Даша перевела взгляд с матери на сестру. При помощи пары ничего не значащих фраз Нику почему-то сразу удалось нейтрализовать напряжение, уже начавшее копиться в воздухе. Тем временем сам Ник не стал игнорировать мамин вопрос и сообщил:

– Я работаю в «Караваевской броварне» с марта. Честно, не знал, что Таня – дочь Игоря Васильевича. Поначалу думал, что она – подруга нашего бухгалтера…

– Ну, по идее, это тоже правда! – Таня хихикнула.

– Мы сначала познакомились с Таней, начали общаться, а уже после она рассказала мне о своем отце.

– Ник сделал мне предложение в пабе, рядом с броварней, – возвестила Таня, тем самым подтолкнув Дашу, последние минут пятнадцать стоявшую на краю бездны, ногой в спину. – Мамуль, ты же знаешь, где он находится?

Стоило добавить, что Даша, на пике депрессивного состояния все еще не утратившая внимательность, успела отметить про себя, что слова Тани несколько обескуражили Ника.

– Как сказать…когда речь заходит о предложении руки и сердца, в первую очередь стоит говорить об обручальном кольце, а его еще не было. Я не успел подарить его Тане, потому как на заводе в последнее время полно работы, – внес ясность Ник, сохраняя свое реноме дипломата незапятнанным.

– Кольцо – совсем не проблема. А какая у тебя должность? – Мама решила направить разговор в первоначальное русло.

– Я программист, – ответил Ник. – «Асушник», как тут часто говорят.

Даша вздрогнула и протянула руку к бокалу с нетронутым шампанским. Надо срочно выпить, пока голова не пошла кругом. Кошмар, подумала она.

– У нас в типографии именно так и говорят. Наш Женя, бедный, из бухгалтерии практически не вылезает, как мы что-то не то нажмем, – прокомментировала мама.

– Он точно бедный. Думаю, что моя работа интереснее, – усмехнулся Ник. – Я разрабатываю автоматизированные системы управления разными технологическими процессами. Пивное производство представляет собой многоступенчатый процесс, множество нюансов, которые необходимо своевременно мониторить, начиная от показателей температуры и давления и заканчивая упаковкой. Развитие таких систем, что позволяли бы контролировать все эти параметры одновременно, постоянно двигается вперед. Производство нуждается в оптимизации, а у Игоря амбициозные планы. Я могу вообще долго рассказывать о работе, но прекрасно понимаю, что большинству нормальных людей моя болтовня доставит только мигрень, так что…

Таня игриво потрепала Ника по голове:

– Вот и хорошо! Не рассказывай. Мы там все равно ничего не поймем!

Даша поймала себя на желании оглушить Таню опустевшей уже салатницей, но родственные чувства одержали верх над душевным порывом.

– Таня, ну что ты говоришь? У Ника серьезная работа. Это тебе не ревьюшки из «Икеи» переводить, – мама разделила негласную точку зрения Даши, встав на защиту Ника. – Или как оно там называется. А какой университет ты оканчивал? Не политех случайно? Могли с Таней еще там, на разных потоках, пересечься.

– Нет, – Ник немного повременил с ответом. – Я учился не в Киеве, у меня два образования, первое – техническое, а второе… Я оканчивал факультет филологии в Варшавском университете. Изучал классическую и средиземноморскую филологию. Так что, меня можно назвать гуманитарием, но с уклоном в IT, – с юмором подытожил он.

Даша взяла бокал и влила в себя остатки шампанского. Пора освобождать емкость для «Арарата».

– Честно говоря, сегодня я считаю, что это было время, потраченное впустую, – признался Ник вдобавок. – В душе я больше системный администратор, чем преподаватель литературы. Это, скорее, хобби…

– Он пишет красивые стихи, – не в первый уже раз влезла Таня со своей ремаркой. – Очень талантливые.

– Показывать я их, конечно, не буду, – иронично сказал Ник и принялся кромсать фету в греческом салате.

– Почему?

– Таня, это личное, ну что ты лезешь к человеку. – Мама заботливо пододвинула к Нику поближе канапе из багета со скумбрией.

– Да нет, просто они не настолько хороши, чтобы их декламировать, – Ник вновь по-доброму заулыбался. Похоже, вывести его из себя было задачей из сложных. – Как гласит одна житейская мудрость, интеллигентный человек – это тот человек, который умеет играть на баяне, но не делает этого.

Даша невольно заулыбалась до ушей в ответ на шутку. Ее она уже слышала от Милки, ходячего кладезя всех существующих ныне и ранее анекдотов, каламбуров и баек, причем слышала довольно давно; но Ник был настолько хорош, а разум от пузырьков «мартини» помутился с такой скоростью, что на какие-то минуты сложившаяся ситуация перестала казаться апокалиптической. Стихи! Какие там есть модные нынче словечки, которыми обычно емко описывают подобный случай? Бинго? Комбо? Нет, в Дашином случае произносят совсем другое слово, состоящее не из пяти, а из шести букв, и оно весьма далеко от литературной речи, дальше, чем Украина от Бельгии по социально-экономическим показателям.

– Ну и это ты зря, по-моему, – осталась при своем мнении Таня и делано рьяно принялась за жаркое.

– Впервые, наверное, в жизни встречаю такого технаря, который при всем при этом еще и творческий, духовно развитый человек, – мама не поскупилась на комплимент; очень схожие мысли были в голове у Даши, и она, определенно, озвучила бы их еще раньше, если бы у нее не был прикушен до крови язык.

Ник поставил стакан с водой и махнул рукой:

– Вы чересчур меня захвалили.

– Я знаю, ты этого не любишь, – подмигнула ему Таня.

– Похвала должна быть заслуженной, – пожал плечами Ник.

– Она и есть заслуженная: зарабатываешь неплохо, причем, явно, на серьезной должности на предприятии, и при этом успеваешь еще и какое-то хобби заводить, – резонно сказала мама.

– Если говорить о чем-то для души, – развеселился Ник, – я люблю лошадей. И очень хотел бы, чтобы у меня была возможность ими заниматься хотя бы на любительской основе, но такой возможности пока нет.

Даша отдернула руку, которую она, в конце концов осмелев, уже протянула к «Арарату», и сразу подумала о валерьянке, лежащей в ванной в верхнем ящике комода.

– Ты любишь лошадей? Может, ты наездник? – заинтересовалась мама и отложила нож.

– О, нет. Конкурист из меня точно никудышный, – Ник произнес эти слова без прежней самоиронии, взъерошив на макушке волосы. Он словно собирался с мыслями. – Раньше, – точнее, довольно давно, – я занимался разведением лошадей. Вернее будет сказать, этим занимались я и мой друг. Мы вдвоем.

Таня навела на Ника неодобрительный взгляд.

– Надо же… А ты мне об этом не рассказывал ни разу.

– Просто к слову не пришлось, – Ник в очередной раз передернул плечами, оставаясь при этом совершенно спокойным, но Даша, – понятное дело, наблюдавшая за ним украдкой, – не могла не заметить, насколько омрачилось его лицо.

– Это дело очень сложное, – отметила мама.

– Да, непростое, – подтвердил Ник с улыбкой, правда, и улыбка получилась у него натянутой. – Мы отдали этому делу без малого четыре года, оборудовали коневодческую ферму на месте заброшенного склада, который нам отдал отчим моего товарища. Обустроили загон, стойла, вложились в покупку нескольких племенных лошадей. Мы составили план нашего предприятия и даже рассчитали расходы на годы вперед.

– И что-то не получилось? – совсем некстати влезла Таня. Даша не поскупилась для сестры на преисполненный ненависти взгляд.

– Не сказать, что… Я не думаю, что в чем-то мы допустили ошибку. – Ник вернулся к своему задумчиво-мрачному состоянию. – Я был уверен в том, что просчитали мы все тщательно. И наши планы на окупаемость действительно оправдались. Но именно в тот момент я оказался в положении, которое принудило меня выйти из дела.

– А почему? – снова против своей воли, спросила Даша. Она сильно рисковала навлечь на себя ненужное внимание, так как весь вечер слова перманентно застревали у нее во рту.

Ник поднял на Дашу взгляд; на его глаза, добродушные и яркие, набежала тень, – трудно было определить, послужили тому виной опустившиеся брови или же усталость, откуда-то внезапно взявшаяся в этом взгляде.

– Ради мамы, – ответил он. – Ее болезнь прогрессировала, и деньги требовались срочно. Мама не могла ждать, пока мы с моим другом наиграемся в великих дельцов. Ферму пришлось продать, людей – распустить…

– Друг не был против? – полюбопытствовала мама.

– Нет, он лучше многих понимал, как я нуждаюсь. – Ник рассеянно осмотрелся по сторонам, его левая рука странными рефлекторными движениями комкала и вновь расправляла льняную салфетку. От его меняющегося взгляда, от действий Ника Даше становилось не по себе, но она не могла понять, в чем дело. – Мой друг – очень понимающий человек. С лошадьми и коневодством я после того больше никогда дела не имел. Правда, одного из наших воспитанников, которого мы покупали еще жеребенком, продать не смог. Мы с ним стали друзьями, и у меня просто не получилось это сделать.

– Подожди, так у тебя есть лошадь? – Таня взяла Ника за локоть; на ее лице отобразилось недоумение пополам с недовольством. – Почему я об этом слышу в первый раз?

– Потому что вы и полгода не знакомы, и человек не успел тебе обо всем рассказать, – миротворчески вклинилась мама в стихийно назревающее выяснение отношений.

– Нет, ну а почему тогда я успела? – стремительно переключилась с Ника на мать Таня. – Почему я о себе все успела рассказать?

Ник успокаивающе приобнял Таню за плечи, хотя, по мнению Даши, огреть ее по голове салатницей было бы все же лучшей идеей.

– Таня…

Мама взяла в руки бокал с шампанским:

– Таня, это конь, а не судимость. С чего ты так пикируешься на парня?

– Потому что я хочу, чтобы между нами не было никаких тайн! – сварливым тоном кисейной барышни протянула Таня, переводя взор оскорбленной гордыни с мамы на Ника.

– Их не будет. Обещаю, – Ник поймал Танину руку и поцеловал.

Даша хранила молчание. Да, однако, мысль с салатницей казалась ей теперь вполне недурственной.

– Ник, а где живет твоя лошадка? Ты часто с ней видишься? – Мама предприняла новую попытку вернуть беседу в светскую колею.

Ник покачал головой:

– Я очень давно его не видел. Это он, его зовут Осман. Он живет в Гданське. Я отдал Османа своей старой знакомой, у нее есть небольшая ферма, с пастбищем. Раньше мне удавалось наведываться туда, хотя бы изредка, а сейчас появилось очень много дел, и я часто ругаю себя за то, что не могу с этим совладать.

– А какого он цвета? – поинтересовалась Таня, за считанные минуты успев вернуться в свое нормальное кокетливо-благодушное настроение. – Может, э-э-э…

– Белый, – брякнула Даша.

Ник слегка приподнял брови и уставился на Дашу, не без изумления, чем вверг ее в еще большее замешательство.

– Да, белый. – Впрочем, куда уж больше. – Наверное, у тебя есть дар ясновидения, или чего-то в этом роде? – засмеялся он. – Я заметил, что ты все время не говоришь ни слова, безмолвно анализируешь происходящее, наверное, всю мою родословную ты прочла по одним моим жестам.

Даша почувствовала, что заливается краской; краснела она часто, причем всякий раз чудовищно, превращаясь не в винницкое яблочко, как подобает уважающей себя девушке на выданье, а в херсонский помидор, отчасти перезревший, а отчасти – девственно-зеленый.

– Наверное. – Она схватила пустой бокал, поднесла его к губам, чтобы отхлебнуть из него воздуха, и поняла, что краснеет еще больше, – теперь уже от злости.

Не заметить ее смущение смог бы только слепой, ну и, быть может, дальтоник, – перепутав алый цвет с синим, он без особого труда принял бы Дашу за одного из туземцев племени Нави.

– А почему в Гданське? – Мама, как всегда, пришла на помощь Даше, хотя сама, возможно, и не подозревала о своей помощи. – Так далеко…

– Я много лет прожил в Польше. Я поляк, наполовину, – уточнил Ник, доливая себе воды; кажется, он совсем не обратил внимания на реакцию Даши.

– Ничего себе! – Мама ожидаемо удивилась. – А на вторую половину?

– На вторую – украинец, – в своей уже фирменной манере, Ник широко улыбнулся.

Даша перекатывала в ладонях ножку пустого бокала, глядя на свои колени. В голове роилось столько всего, что ее уже подташнивало. Но проблема была не только в том, что она испытывала симпатию к Нику, – к мужчине, который намеревался взять в жены ее сестру; да, эта симпатия возникла почти что на пустом месте, абсолютно стихийно, чего с Дашей не происходило никогда в ее жизни. Было нечто гораздо серьезнее, вызывавшее у нее буквально оторопь, да что там, – страх, близкий к паническому. Как все это могло быть простым совпадением? Как?! Если сейчас подняться наверх и сжечь этот блокнот в кожаном переплете, то что произойдет? Ник исчезнет, пропадет? Превратится в пепел, синхронизировавшись с блокнотом?

– Вот и прекрасно. Оставь эту воду, и давайте поднимем бокалы за единение, – предложила мама. – За единение наций, душ и сердец. Давайте, дети.

– Замечательный тост, – оценил Ник, – присоединяюсь!

– Мама у нас мастер по части тостов, – Таня взяла свой бокал и положила руку Нику на плечо, вернее даже, не положила, а вцепилась хваткой пантеры, переживающей не самый удачный брачный период. – Даша тоже мастер, она у нас вообще Птица Говорун, но сегодня она что-то не в голосе, или не в настроении, да, Даш?

Всем телом ощутив на себе заинтересованные взгляды, – в частности, Ника, – Даша постаралась нацепить на лицо максимально слащавую улыбку, на какую только была способна.

– Да какой я мастер?… Это мама, она умеет и сказать, и сделать, а я, это…подмастерье. Давайте лучше выпьем. За вас.

Хотя сама она понимала, что в сложившейся ситуации ей поможет разве что скипидар.




***



О скипидаре Даша вспомнила в районе третьего часа ночи, когда на личном опыте убедилась, что запивать шампанское четырьмя таблетками валерьянки – не самая лучшая идея. Ужин протек стремительно, прикоснуться к коньяку Даша так и не рискнула, о чем впоследствии пожалела. Впрочем, на всех мало-мальски шумных застольях Даша теряла координацию уже после второй рюмки, так что и «Арарат», скорей всего, не послужил бы ей помощником.

Это все было неважно, так как сон не шел. После царской трапезы Таня и Ник помогли Даше убрать со стола, пока мама отправилась готовить покои для будущих молодоженов. За очередным тостом Таня как бы невзначай сообщила, что они с Ником останутся в Киеве на несколько дней, дабы во время того внепланового отпуска, который предоставил Нику отец, успеть уладить все организационные вопросы, связанные с грядущей свадьбой. Дашу несколько покоробила Танина бурно активная позиция по отношению к брачной церемонии, с учетом того немаловажного обстоятельства, что официальное предложение руки и сердца с обязательной атрибутикой в виде колец, похоже, все еще витало в планах. Но делиться своими соображениями Даша не стала, а только вяло поддержала мамину идею устроить гостей на ночлег в спальне Тани на первом этаже, разложив не раскладываемый уже лет десять Танин диван. В их большой квартире имелась гостевая комната, – вернее будет сказать, комнатушка, или комнатенка, – обустроенная с инициативы папы, но для двух человек, пожалуй, она была слишком неуютной.

К слову, сам же папа использовал гостевую комнату не по назначению. Он оборудовал там что-то сродни рабочего кабинета, где в своем уже разваливающемся письменном столе хранил множество бумаг. До того, как связать свою жизнь с предпринимательством, папа двадцать лет с небольшим проработал адвокатом, привык вести обширную документацию и постоянно мониторить законы, и даже завязав с частной практикой, не смог расстаться с солидным наследием своей службы.

К ужину папа не приехал, но Даша этому не удивилась. Она рассчитывала, что отец вернется из долгосрочного отъезда в Ровно в воскресенье. Но вечером мама расстроила Дашу – отец задерживался.

– Уже больше месяца, – пробормотала Даша, когда мама отодвинула ее от раковины с Говерлой из грязной посуды.

Мать взяла мочалку, воспользовавшись замешательством Даши, и раскрутила кран.

– Даш, ты же в курсе, как у него там. Это бизнес, деньги. Плюс какие-то проблемы еще там у них нарисовались. То ли с налоговой, то ли еще с чем. Я в этом так же понимаю, как и ты.

– Ну да, – уныло вздохнула Даша, берясь за полотенце.

Мама выглядела неестественно замкнутой. Обычно во время длительных папиных командировок она шутила, приговаривая что-то вроде «пусть посидит, как он мне надоел». Но, видимо, в этот раз все действительно затянулось, и насколько, непонятно.

И вот еще и до кучи эта бессонница. Бессонница возникала у Даши периодически, в виде исключения и по разным объективным причинам, начиная с назойливого комара и заканчивая историческим проходом Албании в финал Евровидения. Евровидение осталось в далеком мае, зато ночью Даша все-таки посмотрела финал женского US Open (традиции надо уважать), невзирая на то, что голова ее была забита чем угодно, но только не Сереной Уильямс и ее новым платьем от дизайнера «луи виттон». Сама Серена вела себя на корте отвратительно, умудрилась поскандалить с судьей, которого из-за ее хабалистых претензий даже увели с привычной для финала церемонии награждения, да еще и испортила праздник своей юной оппонентке Наоми Осаке, поднятой на свист либерально настроенной американской публикой. Но все эти страсти, в любой иной день вызвавшие бы у Даши естественный припадок ярости и побудившие бы ее на полутораметровый «лонгрид» в комментариях на «трибуне. ком», сегодня не смогли коснуться даже самых толстых струн Дашиной болельщицкой души.

Привычные попытки попасть в «царство Морфея» обходными путями не сработали. Даша влила в себя два стакана воды, сбилась со счета, нарезая круги по спальне, два раза сбегала в туалет, походя вознося оды разумному решению папы, который захотел построить лишнюю ванную на втором этаже. Больше всего Даша опасалась спуститься вниз и нос к носу столкнуться с Ником.

Совсем отчаявшись и включив ноутбук, Даша решила развлечь себя листанием ленты соцсетей, но привычно погрузиться в «инстаграмную» пучину и забыть о проблемах не получилось. Злополучная тетрадь в кожаном переплете с тиснением и болтовня с Милкой в парке засели в мозгу, как пластинка с песнями Олега Винника. Перед глазами стоял тот самый, идеальный, мужчина, облик которого Даша так щепетильно и ярко нарисовала в своем воображении впервые за многие годы полного штиля в личной жизни. И вот он в этой жизни появился – за считанные часы после составления этого «портрета». Поводом к тому, чтобы съехать с катушек, было достаточно, и Даша чувствовала, что уже едет.

На глазах выступили непонятные слезы, то ли от отчаяния, то ли от злобы на Милку, зачем-то появившуюся в ее жизни с идиотской анкетой, изобретенной этим Фрейдом и Ницше в юбке, – и посеявшую там хаос. Вплоть до сего момента Дашу целиком и полностью устраивал ее холостяцкий статус и дефицит букетно-конфетной валюты в ее крошечном суверенном государстве. Если бы не Милкина придурь с охотой на принцев, она уж наверняка не стала бы влюбляться в будущего мужа своей сестры, будь он трижды яхонтовым, думала Даша. Или…все равно бы влюбилась?…

Ощущая, как эта злоба начинает переполнять ее до краев, Даша захлопнула ноутбук, одним скачком перемахнула через полкомнаты и рванула один из ящиков журнального столика, где еще сегодня днем спрятала тетрадь. Первая мысль, посетившая ее, была не нова – предать тотемную вещь ритуальному сожжению, но воплощение этой мысли в реальность было чревато последствиями. Даша метнулась к гардеробу и распахнула одну из нижних дверец; там хранились старые туфли и некогда любимая сумка «сезан» с оторвавшейся ручкой. Вывалив все старье на пол, Даша уже вознамерилась похоронить блокнот в девственных джунглях своего шкафа, как тут ее рука наткнулась на что-то скользкое и прохладное. Она потянула за этот скользкий краешек, и с полки вместе с какой-то пылью и грязью выпал альбом для рисования в твердой глянцевой обложке. Под альбомом валялась коробка с чернографитовыми карандашами.

Даша опустилась на корточки и перебрала карандаши, вывалившиеся на паркет. Когда-то очень давно она не представляла своей жизни и себя саму без рисования. Даша любила рисовать все, что видела и что казалось ей необычным, интересным, – это могла быть кошка, закат солнца, проходящий мимо абсолютно незнакомый человек. На первом курсе, начав встречаться с Андреем, Даша приняла решение расстаться со своим хобби, невзирая на то, что рисовала еще с начальной школы. Она рассудила, что у нее ничего толком не получается и что знаменитым, да что там – на худой конец, добротным художником ей не стать никогда. Она убрала все работы, которыми папа годами увешивал дом, на чердак; альбом и карандаши, которые обычно всегда были у нее под рукой, Даша хотела выбросить, но почему-то не решилась и спрятала их в шкаф, а потом забыла.

Предварительно стряхнув с обложки клок паутины, Даша распахнула альбом и почему-то осторожно коснулась пальцами пожелтевшей английской бумаги. Бумага немножко зернистой на ощупь. Широкий луч густого света, проливаемый энергосберегающей лампочкой из ночника на ковер, позолотил ее, отчего эта желтизна стала казаться признаком не дряхлости, а таинственности и благородства. Рука Даши инстинктивно схватила один из карандашей – все они были заточены, как иглы; Даша затачивала их канцелярским карандашом, чтобы они дольше сохраняли остроту лезвия. Она и сама не заметила, как из-под шипа стержня на мистически сияющей бумаге появились глаза. Его глаза. Добрые, выразительные, чуть узковатые. Воплощение ума, честности, искренности, интеллигентности… Черный графит не способен был воссоздать их синеву, но штришки морщинок в уголках век и даже точечную тень от ресниц Даша изобразила с легкостью, как будто все это время не выпускала карандаши из рук. Затем появились брови – широкие и сосредоточенно опущенные, что напоминали каменные утесы, отточенные временем и жестокими ветрами, под которыми скрывались родники с целебной водой.

Линии носа и губ, обрамленных темной бородкой, Даша прорисовывала дольше, тщательнее, стремясь достичь хотя бы малейшего сходства, пускай и осознавала, что не способна на это. Когда она завершила работу над чертами лица и приступила к волосам, то вдруг поняла, что совсем не имеет сил. Даша еле поднялась с пола, на котором просидела все это время, скрючившись над альбомным листом, и вернулась к своей кровати. Экран телефона, валявшегося на подушке, показывал «04:10».

Ночь пропала, подумала Даша, почему-то без какого-либо сожаления. Она собрала с ковра карандаши, альбом, забралась в полуразобранную постель и попробовала все же закончить портрет, следуя старой детской привычке доводить все дела до конца в тот самый день. Но переутомление и караван всевозможных, сменяющих друг дружку мыслей все-таки, с запозданием, сделали свое дело. Даша крепко заснула.

Казалось, ее сон продлился всего полчаса, поскольку она открыла глаза так резко и так широко, словно не спала и минуты. В комнате было довольно светло, хотя и свет был тусклым – очевидно, сегодня дождь вознамерился зарядить уже с утра. Открытый альбом покоился под рукой. В другой руке был карандаш. Даша рывком села, сразу же почувствовав, как затекло тело после сна в одной позе. Мобильный лежал на краю постели, подмигивая уведомлениями. Даша с трудом дотянулась до него – «09:20». Ну надо же, прошло целых пять часов! Для человека, находящегося в ее душевном равновесии, это очень неплохо. Даша поспешила встать, дабы ликвидировать последствия ночного мастер-класса по живописи. Мирно захрапеть над портретом будущего зятя, и все это при живой сестре под боком! Совсем никуда не годится.

Даша заправила кровать, повернулась к гардеробу, намереваясь предать захоронению повторно останки ее рисовальщицкого ремесла с тетрадью вкупе, и обнаружила, что бардак на полу, учиненный ею накануне в стремлении получше спрятать блокнот со злосчастной анкетой, пребывал в первозданном виде. Блокнот красовался в эпицентре цунами – прямо на туфлях.

Свалив все в кучу и стащив еще для вящей убедительности несколько теплых вещей с верхней полки, Даша затолкала альбом с тетрадью в шкаф как можно дальше и скрупулезно уложила сверху все остальное. В результате всех этих манипуляций дверца гардероба закрывалась уже не без труда, Даша напоследок отвесила ей пинок ногой и наконец-то выпрямилась. Правда, перевести спокойно дыхание она не успела. Дверь в комнату приоткрылась с внезапным щелчком, заставив Дашу шарахнуться к кровати, словно вора от визга сигнализации в ювелирном отделе торгового центра.

Когда в спальню вместо толпы полицейских в шлемах и с автоматами наперевес вошла мать, Даша приняла важное, как ей в тот момент показалось, решение – записаться на прием к психиатру. Причем в самое ближайшее время.

– О! Доброе утро! – Мама заметно удивилась, прикрывая за собой дверь. – Встала уже? Так рано?

Мамино удивление было вполне резонным, будучи на выходных или в отпуске, Даша практически перманентно ложилась спать в районе трех ночи и позволяла себе отдыхать минимум до полудня.

– Да так…не спалось. Что-то… – Даша ухватилась за спинку кровати, чтобы тверже стоять на ногах. – Еще и Милка…

– Что Милка? – приподняла бровь мама.

– Милка…позвала меня вчера на эту выставку, – неожиданно для себя нашлась Даша. – А она с утра, часов в одиннадцать, и туда еще добираться надо.

На лице мамы отобразилось недоумение.

– Какая выставка?

– Милка вчера по приезду попросила меня пойти с ней на выставку…современного искусства. Какая-то очень большая экспозиция, и вход свободный. Милка же хочет стать художником, и меня пытается уговорить снова вернуться к рисованию, вот и… – Даша стремительно помчалась на повозке лжи в дальние дали, но что-то в какой-то момент заставило ее затянуть упряжь. Она ненавидела врать, но та самая детская привычка, комплекс отличницы, высек в ее мозгу постулат: если браться за какое-то занятие, неважно, за какое, – делать его надо с чувством, толком и расстановкой. – Ну я и встала пораньше, чтобы успеть собраться.

Мама озадаченно сложила руки на груди.

– М-да?

– А что? – Даша спохватилась, постаравшись сделать это не чересчур убедительно.

– Да мы с Таней вчера решили, что сегодня все вместе позавтракаем, а потом проедемся по салонам, подберем Тане платье. Я, конечно, предлагала ей сшить платье в ателье, тогда можно было бы учесть все пожелания, а их у Тани – до неба. Но Таня сказала, что у Ника аврал на работе, и заморачиваться с пошивом платья некогда, им надо уложиться с подготовкой максимум в две недели…

– Две недели? – прервала речь мамы Даша, встрепенувшись, теперь уже не так театрально, как прежде. Она, само собой, успела сто раз повторить себе, что это в любом случае неизбежно, но все же смела рассчитывать на то, что ей предоставится хоть какое-то время, дабы морально подготовиться к церемонии бракосочетания. – А откуда такая спешка? Если Ник занят, то можно было бы и перенести, на месяц или на два…

– Я предлагала, – теперь уже мама перебила Дашу. – Таня наотрез отказалась. Ты же ее знаешь, ее бесполезно уговаривать, если она что-то решила.

– Понятно, – ответила Даша безжизненным голосом.

– Так что же тогда получается, – мама растерянно пожала плечами, – ты с нами не поедешь? Таня на тебя рассчитывала, думала, что с тобой посоветуется…

Всякий раз, разочаровывая или подводя маму, Даша испытывала почти что физическую боль. Мама заслуживала разочарования меньше, чем кто-либо в этом доме. Поэтому, не дожидаясь, пока она примется ее упрашивать, Даша выпалила:

– Нет, ты что, я просто съезжу туда, ненадолго, чтобы Милка не обижалась, а потом сразу домой! Вы когда собираетесь ехать?

Лицо мамы разгладилось, Даша поняла, что она успокоилась.

– Тогда хорошо. Да Таня вообще планировала к десяти часам позавтракать и собраться, но у нас, как всегда…

– Значит, спит без задних ног.

– Ага, только не она, а зятек, – мама многозначительно усмехнулась. – Таня говорит, Ник переутомляется на работе, даже пьет снотворные. Будить не хочет.

– Бедолага, – пробормотала Даша. Она испытывала странные чувства, – жалость к Нику, который на службе под папиным руководством зарабатывал не только высокую зарплату, а и проблемы со здоровьем, и одновременно удовлетворение от предоставившейся возможности улизнуть из квартиры, избежав встречи с ним. Хотя какая к черту разница, подумала Даша угрюмо, если на самом деле она всего лишь оттянула момент этой самой встречи на несколько часов. – Папа трудоголик, надо бы его попросить, чтобы он немножко разгрузил Ника.

– Зная папу, могу сказать, что он нагрузит его еще больше. То ты уже будешь одеваться? Спустись и обязательно поешь.

– Конечно, не переживай.

Мама ушла. Примерно минуту Даша приводила мысли в относительный порядок. Скоропалительная ложь, сказанная маме, подбросила ей долгожданную идею. Милка, подумала Даша. Милка была единственным человеком, с которым она прямо сейчас могла поделиться.




Глава 3. Конкурс


– Ты офигела? – вместо приветствия поинтересовалась Милка после того, как Даша едва не проломила кнопку дверного звонка.

– А что такое? – Даша перешагнула порог и по-свойски швырнула в угол зонтик. – Я же тебя предупредила, что еду.

Милка возмущенно вскинулась:

– Молодец! Прямо молодец! Ты на часы смотрела?

– Да, – на всякий случай Даша выудила телефон из кармана плаща, который успел в пути слегка намокнуть под семенящим дождем. – Одиннадцатый час. Почему ты еще в пижаме?

– А в чем мне быть? – продолжала заводиться Милка. – В бальном платье и чепчике?

– Прости, ну я не знала, что ты еще спишь!

– «Еще»! – передразнила Милка. – Ты знаешь, в каком часу я вставала в селе? В восемь – максимум! Выходные, называется! Подъем с петухами! Только поспать собралась один денечек перед работой, а тут ты прискакала, вообще не пойми зачем!..

– Тише, – Даша схватила Милку за руки, – соседей перепугаешь, не бушуй. Успокойся. По телефону я не могла.

– А что у тебя вообще такое случилось? – резко сбавила обороты Милка и насторожилась. – Все нормально?

– Не очень.

Теперь уже Милка вцепилась Даше в лацканы плаща:

– Что-то с родителями?

Даша совсем нелюбезно отпихнула подругу.

– Тьфу! Сплюнь!

– Тьфу-тьфу-тьфу, – Милка послушно постучала себя по голове, после чего еще и по вешалке. – А что тогда?

Даша выдохнула и умоляюще посмотрела на Милку, постаравшись всем своим видом продемонстрировать серьезность того, что она намеревалась озвучить.

– Он появился.

Хоть и это при любых раскладах прозвучало бы – ни больше, ни меньше, – как бред.

– Кто? – Милка округлила заспанные глаза.

– Он!

– Ну кто, «он»?

– Принц! – Даша терпеть не могла это слово, но она надеялась, что хотя бы таким образом до Милки наконец дойдет.

– Какой, на хрен, принц? – опять взвилась Милка. – Ты что, с бодуна? Вы там вчера так удачно засватали Таньку, что ты на радостях всосала все, что у вас горит в доме?

– В том-то и дело! – надвинулась на нее Даша. – Танька вчера привела в наш дом парня, который полностью соответствует моему портрету!

Милка попятилась от Даши с нарастающим подозрением во взгляде. Так пятятся от психически больных, что продолжительное время успешно скрывались под маской социальной личности.

– В смысле соответствует?…

– В коромысле!! Соответствует тому самому портрету, по той самой твоей гребаной анкете, которую я заполняла в этой гребаной тетради!!

Милка потянула Дашу за рукав:

– Раздевайся и иди на кухню, там нормально расскажешь.

Милке оказалось достаточно всего пары минут, дабы осознать масштабы катаклизма. Иначе объяснить, как она умудрилась ни разу не перебить Дашу во время ее сбивчивого и изрядно переполненного подробностями рассказа, было сложно. Вместо того, чтобы традиционно переспрашивать ее через каждые два предложения, Милка только периодически кивала, параллельно с этим разогревая чайник и наливая кофе. Когда Дашина повесть иссякла, Милка опустилась на табурет напротив Даши и подтолкнула к ней поближе дымящуюся кружку, чтобы иметь возможность положить руки на стол и подпереть ими подбородок.

– Да уж, – задумчивым тоном произнесла она словосочетание, которое в лексиконе Милки, как слово «жуть» в словаре Эллочки-людоедки, заменяло подавляющее большинство наречий, обозначающих удивление/озадаченность/страх. – Но мне кажется, Даш, что ты себя сильно накрутила.

– Накрутила? – Поначалу Даша решила, что подруга издевается над ней, но она постаралась держать себя в руках. Даша была не самым общительным человеком, Милка была ее единственной подругой, и она принуждала себя об этом не забывать. – Что ты имеешь в виду – «накрутила»?

– Даш, это невозможно. Этот человек, то есть этот парень, которого ты описала при помощи анкеты, он не мог вот так взять и появиться, и при этом строго отвечать всем пунктам, что ты заполнила. Это же просто нереально, сама подумай!

Даша оторвала взгляд от созерцания геометрических узоров на затертой скатерти и окатила этим взглядом Милку.

– То есть нереально, да? Невозможно? Тогда, может, я в маразме?

– Ну конечно, нет, – ответила Милка с укоризной, заметно поежившись в своем большом махровом халате; вероятно, глаза Даши подействовали на нее сильнее, чем ушат холодной воды. – Конечно же, ты его видела. Я тебе верю, я не об этом говорю.

– А о чем? – огрызнулась на нее Даша и нервно отхлебнула кофе, обжегшись.

– Он не может полностью по всем пунктам совпадать с твоей анкетой. Об этом даже сами создатели анкеты пишут на своих сайтах, что-то типа: «Будьте готовы к тому, что ваш идеал в жизни может иметь другой цвет волос, или же будет не такого роста или комплекции, или у него будет другая профессия. Вы поймете, что он – ваш мужчина, после более близкого общения с ним».

– Прекрасно, – ядовито подытожила Даша, облизывая губы. – Выходит, мне повезло – мне-то и общаться с ним близко не надо, чтобы понять. Недостаток у него один, и он очевиден.

Милка убрала чашку от Даши и ободряюще взяла ее за руку.

– Слушай, я на триста процентов уверена, что этот Ник не проходит по половине пунктов из списка. Я уверена! Это самовнушение, психосоматика.

– Наличие у него коня ты тоже психосоматикой объяснишь? Или самовнушением?

– Это – совпадение! – с непререкаемой интонацией заявила Милка.

– Его поэтический дар и два образования ты тоже к совпадениям отнесешь – весьма редкое сочетание, не находишь?

– Дашка, это все – совпадение! Понимаешь, у тебя еще свежим был в памяти этот словесный портрет, когда Танька привела к вам своего жениха. Ты увидела перед собой человека, по внешности более-менее подходящего под этот портрет, а твой мозг уже додумал все остальное. Пара-тройка совпадений с твоим образом идеального мужика – и все, ты видишь в этом Нике своего «прынца»! Вот и все!

– Я поняла. – Даша схватила свою чашку и сделала пару глотков. На Милкиной кухне было достаточно свежо, и «жокей» остыл в течение пары минут. – Я зря к тебе ехала. Думала, посоветуешь хоть, что мне сейчас делать, но толку…

Милка в пораженческом жесте хлопнула себя ладонью по лбу.

– Ладно, ладно! Не кипятись. Сиди уже, где сидишь. У тебя эта тетрадь с собой? Я это к чему, – к тому, что ты не думала, что это все мог кто-то подстроить?

Даша посмотрела на нее исподлобья. Этот взгляд в сочетании с красноречиво поджатой губой призван был убедить Милку в ее неправоте и без слов.

– Кто?

– Ну, я не знаю! Но мог же! Твои враги, недоброжелатели! – Выражение Дашиного лица, кажется, ничуть не поколебало уверенность Милки. – Например, с работы! Ты же сама говорила, что ты работаешь в гигантском серпентарии.

– Я этого не отрицаю, Мил, я спрашиваю, о каком человеке ты сейчас говоришь? Потому что если предположить, что ты права и что это все инсценировано специально для меня, то речь идет об индивидууме с больной психикой, а таких в моем окружении нет. Ну, если не считать неадекватных писателей, но у нас таких в издательстве было пруд пруди, тогда список подозреваемых проверять отпуска моего не хватит.

– Даша, не будь такой занудой! Ну а вдруг кто-то правда нашел твой блокнот, этот самый, неадекватный, и все разыграл, как ты говоришь, чтобы все так идеально совпало!

Даша залпом допила свой кофе и с силой потерла переносицу.

– Хорошо, Мила, может быть, все именно так и могло случиться. Но, к сожалению, это невозможно чисто физически. Я заполняла твою анкету вчера. И эта тетрадь, вплоть до приезда Ника и Тани, была рядом со мной. Как ты считаешь, сколько времени понадобилось бы моему неведомому недругу на то, чтобы, как ты выразилась, разыграть появление человека из моей собственной воспаленной фантазии?

Милка с ожидаемым негодованием взвилась над табуретом:

– Ах, так ты, значит, анкету мою вчера заполняла? Я тебе про нее вообще-то рассказала почти две недели назад! И ты поклялась, что сядешь за нее в тот же день!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/veronika-torgashina/portret-neidealnogo-muzhchiny/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.