Книга - Бабочка-рэндаллия

Бабочка-рэндаллия
Аркадий Олегович Никитин


Прошло шесть лет с тех пор, как студент инженерного факультета Родион Мельников, невольный участник жестокого и кровавого эксперимента, бесследно исчез. Родные, близкие и друзья считают его без вести пропавшим. Для бойцов силовых структур он легенда и пример для подражания. И лишь несколько преданных друзей знают, что история Родиона не закончена, а лишь поставлена на паузу.

Содержит нецензурную брань.





Аркадий Никитин

Бабочка-рэндаллия





1. Опять карма


Ехали по трассе в направлении города Восточносибирска в «Газели», груженной яйцами и хладными тушками цыплят два довольных азербайджанских парня. Впрочем, набита Газель была так, что и не езда это была совсем, а ночной трип верхом на гигантском одноглазом (одна фара не горела) бройлере, каким-то образом высвободившемся из постылой клетушки и на доступной ему скоростенке плетущемся куда глаза глядят, лишь бы подальше от жестко эксплуатировавшей его лошадиные силы малой родины.

Довольными парни, а звали их Гусейн и Джафар, себя чувствовали не то, чтобы долго. К этому состоянию души у них получилось прийти не сразу. Еще утром что один, что второй пребывали в самой настоящей прострации и, вообще, на грани крушения надежд с последующим возвращением в родной Хачмаз: выяснилось, что у новенького ТЦ с оригинальным названием «Урожай», где согласно первоначальному замыслу должны были продаваться не комбинатские цыплята эстафетным способом, а продукты фермерского производства, неожиданно сменился владелец, и договор об аренде павильона заключать начинающим предпринимателям предстояло не со вполне себе безобидным Ключниковым В.И, а неким зловещим Аракеляном А.А, против чего национальный кодекс чести решительно протестовал.

За какие-нибудь пятнадцать минут друзья успели употребить все известные им ругательства на двух языках, вспомнить всех предков за три колена, (а уж они, почившие и ныне здравствующие, очутись вдруг хором за кулисами «Урожая» светлым июльским утром, проявили бы единомыслие, да еще какое) бросить монетку, которая благополучно сбежала за плинтус, только подогрев итак зашкаливающие страсти. Однако, национальная гордость уступила перед напором гордости личной и деловой – будь этот директор хоть трижды Аракелян, встреча назначена, и отменять ее нельзя. Набрали Джафар и Гусейн воздуха в легкие и вошли в кабинет. А дальше что-то пошло не так. В хорошем смысле. Никаких крестов или триколоров внутри не оказалось, – слева письменный стол в легком беспорядке, справа у окна другой столик, стеклянный, в компании кожаного дивана и пары кресел. Разве что от чучела крупной совы или филина на подставке, пылившегося в темном углу, немного веяло жутью. Никакого «Арарата» партнеры (оказалось, что Аракелянов на самом деле двое: братья Аракел и Армен) не предложили – только чай и кофе, как оказалось, весьма неплохой. Дальше – больше. Оказалось, что и без того шоколадные условия договора братья уже успели пересмотреть, арендную плату вопреки ожиданиям начинающих бизнесменов снизили, а не наоборот. Большеротый и белозубый Аракел смеялся и говорил что-то о предпринимательской солидарности и, о ужас, – дружбе, худой и немногословный Армен, напротив, хмурился и повторял, что в бизнесе не место предрассудкам, в общем, закончилась встреча неожиданно долгими рукопожатиями и еще одним чудом – когда друзья собрались было уходить, чучело совы вдруг повернуло голову и захлопало пестрыми крыльями. Джафар вздрогнул, Гусейн подскочил на месте, а Аракел расхохотался – «Друзья, это Фарго возмущается, что его не представили!»

В общем, вместо заранее запрограммированного разочарования, приятели уносили с собой улучшенный договор, личный номер директора птицефабрики, волшебную фразу «от Аракелянов» и поселившиеся на лицах на весь остаток дня улыбки.

Так и ехали они молча, с севшими батарейками, но довольные. Сумерки уже затянули мягкой вуалью уходящий вместе со свитой приятных забот день. Обсудить земляки уже успели все, от перспектив халяльной продукции на местном рынке до того, кто больше испугался совы. Одно только вертелось на языках у обоих, да так и осталось несказанным – что не такие уж и плохие ребята эти армяне. Ну по крайней мере эти двое.

И забылось как-то само собой, что не спали они, носясь с этим открытием, почти что третьи сутки.

Треугольный флажок со звездой и полумесяцем слегка покачивался на зеркале. Ноздри приятно щекотал запах вечернего пригорода, теплый ветерок, сочащийся в приоткрытое на треть окно, пританцовывал под звучащую в колонках тихонечко, на восьмерке, «Send me an angel» с флэшки, которая, как и собственно само авто, была отпущена предыдущим владельцем в придачу к новой магнитоле. Так и плелась бы одноглазая «газель» на своем курином ходу до самого Восточносибирска, да уснул водитель вслед за штурманом, дал во сне крутые право-руля и выехал на встречку, где судьба послала друзьям, увы, не ангела, а КАМАЗ со щебенкой, и отправились цыплята-бройлеры в свой первый и последний полет на фоне осколков заката.

***

Компаньонов на самом деле было трое. Буква «Г» в нехитрой аббревиатуре ООО «РДГ» репрезентовала Рамиля Гасанова, который такой чести удостоился в виду двух причин. Первая – Гусейну и Джафару его присоветовали еще на родине, вторая – он каким-то образом сумел убедить друзей в исключительной глубине собственных познаний в области рынков (в смысле и экономических, и продовольственных) Восточносибирска, несмотря на то, работал он как и год назад, до переезда в Россию никем иным, как водителем асфальтового катка. Раскрылся ли в нем топовый маркетолог-аналитик или просто повезло, но с «Урожаем» Рамиль не промахнулся: к десяти часам в павильоне «Вкус Азербайджана» запасы баранины сократились до трети, яйца с цыплятами, которых по плану должны были незаметно подстраховать уже не такие аутентичные собратья с Новоордынской птицефабрики, к одиннадцати утра подходили концу, и, когда на дисплее смартфона высветилось «Джаф», он выдохнул с облегчением, вот только вместо Джафара заговорил какой-то Лейтенант Протасов, и чем больше слушал его бывший дорожник, тем более нездоровая метаморфоза происходила с его взглядом. Присел он было, тут же вскочил, сделал кузнечика через прилавок на глазах у недоумевающих покупателей, растворился в отделе «Все для пикника», через пять минут всплыл в компании двух грузчиков, сгорбившихся под громадным мангалом, доверху заполненным пакетами с углем, заорал – Всех угощаю! – и с нечеловеческим остервенением бросился жарить шашлык.

Угольки трещали бодро, очередь росла, да только не стартовала анонсированная промо-акция, впрочем, как и сольная карьера перспективного бизнесмена: как безумный от вцеплялся зубами в кусок за куском, и, объев первый шампур секунд за двадцать, еще дожевывая горячее мясо, не тратя время на интерлюдии и душеспасительные цитаты, принялся за Lvl 2, stage 1, крепко подавился, тихо сполз под витрину и скончался под агрессивные звуки боев за лучшие места в очереди.

Меньше, чем через час к Урожаю подъехал ярко-желтый «Хаммер», откуда немедленно десантировался невысокий, средних лет мужчина в дорогом черном костюме. Окруженный клубами крепкого пара, обильно генерируемыми электронной сигаретой, он как маленький, но гордый пароходик подплыл к злосчастному павильону. Погладив свежепересаженные волосы, он собрался было причалить к очереди, которая несмотря на произошедшее не торопилась рассасываться, как на него в самом прямом смысле этого слова наехала древняя бабуля с тележкой. Не без усилия выдернув из-под покрытого многослойной пригородной грязью колеса тяжело раненную туфлю, мужчина ожидал что-то наподобие извинений, но не тут-то было:

– Богатеи сраные! Дармоеды! Халявы он захотел, раньше очередь занимать надо, час как стою!

Модник даже не взглянул на старушку. Пробежавшись взглядом по очереди, он остановил свой выбор на высоком грузном мужике с седеющими усами в полурасстегнутой клетчатой рубашке, от которого сурово обдавало потом, медленно приблизился и на невысоких децибелах, но достаточно громко, чтобы тот услышал, воскликнул:

– Кузня! Здорова зема!

«Зема», все это время обмахивавшийся кепкой, остановился и неспеша повернулся всем своим массивом к внезапному земляку. На кепке была вышита эмблема новокузнецкого «Металлурга».

– Кузня, ну. Будь здоров. – И протянул потную ладонь.

Стиляга ловко оформил короткое рукопожатие, спрятал дым-машину и сблизился с собеседником еще на шаг:

– Скажи, земеля, а че стоишь? Продавец-то йок, менты вон стоят, хана лавочке!

– Так эт! – земеля вынул из кармана платок, такой же мокрый и клетчатый, как его рубашка и запыхтел, – кто в головах стоит, говорят через час новый подъедет. Подождем…

– Ну а че случилось-то вообще?

Потный мужик оживился:

– Ну, слушай. До меня как долетело, что шашлыком угощают, сразу пристроился. Мангал там у него махина, больше, чем в Измаиле у нас на Горького. Я прикинул, на две такие очередины хватит. Ну, ты ж был в Измаиле?

Модник кивнул

– Ну так вот. Он как первую партию оформил, грузин этот, палец кверху поднял и заорал: Вах! Смотрите, чито могу! – и х**к! Все пять кусков с одной шпажки за раз заглотил, и давай лезгинку плясать! Народ рты пораскрыл, на его корчи смотрит, а он кажись уже не танцует, а концы отдает. Как упал джигит, ему, говорят, кто-то еще хлопал, а тот лежит уже, синеет! Вот такая история, земляк.

Стильный земляк, как могло бы показаться, несколько удивленный таким поворотом, попытался аккуратно уточнить, – действительно ли несчастный был грузином? Лавка-то как-никак – «Вкус Азербайджана», как вдруг та самая старушка с тележкой, по всей видимости, сохранившая остроту слуха, заскрипела со своих позиций:

– Грузин, грузин! Самый натуральный грузин! – и веско добавила, – люди сказали!

Лощеный покивал головой, с минимальным контактом хлопнул «зему» по взмокшей спине и плавно отплыл в сторону прилавка. Встав на цыпочки и перегнувшись, он бросил взгляд на обуглившиеся останки шашлыка на остывшем уже мангале, перекинулся парой слов с медиками, пакующими тело, оглядел на прощание очередь, облачился в свежее облако пара и, продолжая делать вид, что табличка «На территории ТЦ категорически запрещены любые виды сигарет, в том числе электронные!» с разочарованным видом проплыл ко входу, сел в свой «Хаммер» и был таков.

В общем, если кто-то из присутствующих (что маловероятно) и был знаком с Дмитрием Калининым, надеждой и опорой восточносибирского филиала ФСБ, то узнать его шансов не имел никаких. Агент, чьи официальные должность и звание достоверно не были известны никому кроме непосредственного начальства, внезапно решился на радикальные перемены: вернулся он однажды домой с работы, посмотрелся как обычно в зеркало в прихожей, увидел там добродушного лысеющего толстяка, улыбнулся ему в ответ, бросил поношенную куртку на вешалку и отдался во власть рыхлого безделья. Супруга, бизнес-коуч, на три дня уехала дрессировать планктон в Красноярск, босс за недавние заслуги наградил отпуском. Не жизнь, а хакуна-матата.

Листал агент Калинин каналы, расположившись строго по центру углового дивана, в белом махровом халате, с гамбургером, застывшим в полупозиции у рта в левой руке и приятно холодящим алюминиевым бочоночком светлого под боком в поисках мультфильмов – а тайной страстью человека-загадки общесибирского масштаба была классическая мультипликация. Обязательно со старой, доброй, мягкой и приятной усталому глазу борца с экстремизмом рисовкой, будь то советские пляшущие зверюшки или поющие питомцы старины Уолта, – и наткнулся на «Твин Пикс». Действие ему неожиданно пришлось по вкусу, он прибавил громкости, нацедил в бокал пива и зарылся было в диван поудобнее, но тут на экране появился специальный агент Дейл Купер, и его реальный коллега Калинин начал понемногу мрачнеть. Он не отрывал взгляда от экрана, где обосновался, может, и не такой расторопный, но насколько же стильный брат по оружию! Уверенная походка, безупречный костюм, да даже диктофон этот. Ну нафига он ему?.. Но сколько в этом вкуса! Да он же сам от себя кайфует!..

Скорчил агент Калинин фейс покруче, чем у японских масок, швырнул об пол гамбургер, так что долетел соус «барбекю» аж до экрана, и повисла красная сопля прямо на чернющих и густых волосах агента Купера, сбросил халат, по-быстрому оделся и, не выключая телевизор, хлопнул дверью, ринувшись на поиски, только не Лоры Палмер, а самого себя.

Желтый Хаммер, впрочем, формально принадлежал не Калинину, а некому безымянному сутенеру и был зафрахтован со штрафстоянки на денек-другой в виду продолжающихся творческих поисков. Остановив броское авто у знака с перечеркнутой наискосок надписью «Восточносибирск», агент неспеша прогуливался вокруг него, и выпускал изо рта клубы пара все того же «Old south tobacco», напоминая служителя культа с кадилом, освящающего чьи-то земные блага. Агент точно был уверен в двух вещах: 1) Сутенер как-нибудь проживет без Лили (он уже определил пол автомобиля и присвоил ему, то есть ей имя) 2) В сегодняшнем деле не то что межнациональной рознью – вообще криминалом не пахнет. Тем не менее, он выглядел озабоченным, и выпускал облако за облаком, но недолго – щелкнув пальцами, он достал телефон:

– Але! Сергей Степаныч!.. Это Дима Калинин!.. Ну из конторы!.. Ну… Надо мной вы апреле пошаманили, помните?.. Ну аллилуйя! Я тогда вас курочкой фаршированной, своей фирменной угостить обещал? Обещал! Как раз дело такое, что у меня этой курочки сейчас полный ледник в багажнике! Свежак, только с птицефабрики!.. Ну, в смысле, чем полный? Нуу-у-у… Серстепаныч! Ку-роч-ка! Я-ич-ки!.. Их немного, правда, пару десятков взял. Да!..

И не успел агент добавить, что горячий плод своей второй потаенной любви, завезет вечером лично, как из трубки неестественно громко донеслось:

– Свежак… Ледник!.. Ну, неужели! Тушка и яичко!.. Да!..

Агент Калинин такой реакции не удивился. С яркими личностями служба его сводила регулярно. Иногда с целыми кунсткамерами. Ну, работает доктор-фанатик днем и ночью, ну забыл опять покушать, ну отреагировал немного эмоционально…

Закрутились четыре колеса, подняв вихри придорожной пыли, и понесла Лили повара-любителя вперед, за медом, яблоками и другими ингредиентами, не менее секретными, чем его официальная профессия. И неведомо было ему, что сей же час еще одно колесо, пускай и не в буквальном смысле, разбитое, лежащее у обочины, вновь собралось в единое целое, стряхнуло с себя засохшую грязь и, уверенно набирая ход, покатилось по свежему, еще горячему асфальту.




2. Парфюмеры


Родион резко открыл глаза. И все. Что делать дальше, он не знал: просто уставился, не моргая, в белый потолок, на котором мерно покачивались яркие, вечерние тени.

Внутри был спокойный и неподвижный хаос – как в библиотеке после торнадо: свежую периодику и пару томов со стенда «Новинки» унесло стихией, но прочие – никуда не делись, их лишь разбросало по полу. Каким-то не повезло, и ветер зашвырнул их на или за стеллажи. Тишину разбавляла только чудом уцелевшая колонка, из которой негромко звучала «Champs Elysee».

Родиону композиция подвернулась однажды в современной обработке, он бросился искать автора и прочее его творчество, а когда догуглился до истины, был весьма раздосадован, а песню из плейлиста исключил и напрочь позабыл. А сейчас почему-то вспомнил.

Заевший трек помог парню открыть первую часть карты-загадки: он неожиданно вспомнил то, что ему снилось – будто бы он один гуляет по какому-то незнакомому, возможно европейскому городу со всеми обязательными атрибутами: пафосной архитектурой, безымянными статуями и фонтанами. Других прохожих только не было. Равно как и какой-либо осознанной мыслительной деятельности в черепной коробке прямо сейчас. Он пошевелил затекшими, будто покрытыми паутиной плечами – по коже приятно скользнуло шелковое одеяло.

Он сделал глубокий вдох: сильно, даже как-то чересчур, пахло грейпфрутами, как будто кто-то неподалеку безжалостно скальпирует и расчленяет цитрусовые.

Непреодолимого желания полежать «еще пять минуточек» не было, и он не сразу, со второй попытки приподнялся и, опершись на локоть, несколько минут неотрывно глядел в окно, где сплетничали перед сном могучие тополя, касаясь друг друга кронами и, как бы передавая тем собратьям, у которых не было возможности подсматривать в высоченное окно, кульминацию этого, безусловно, самого статичного реалити-шоу:

– Он проснулся!

Родион, сидел неподвижно, двигались одни зрачки. Его взгляд плавно переместился с убаюкивающего зеленого дождя на его естественное продолжение: призрачный пожар, разлетающийся вокруг оконного проема и почти что по всему потолку, вдруг перекинулся прямо в его дремлющее сознание и он вспомнил:

– Клиника…

Рука успела устать, и он аккуратно опустился обратно на кровать. Лежа он принялся переваривать неприлично большую порцию воспоминаний: ограбление, сумасшедший, алкоголики во дворе. А дальше… Бред какой-то. Он нахмурился. Настолько, насколько позволили безвольной массой обволакивавшие череп мимические мышцы:

– А это все точно было со мной? Это все вообще было?

Один момент определенно мог внести ясность. Борясь со все никак не отступающей слабостью, Родион провел ладонью по голове: пальцы медленно прошли сквозь густые волосы.

– Так че, это все мне приснилось что ли?..

Он собрался с силами, напрягся и сел. Тонкое одеяло спланировало на пол.

Обстановка вокруг сразу напомнила ему «Икею» куда он когда-то давно ездил с мамой. Полосатые мимимишные занавесочки на окне. Компьютерный столик с монитором неприличных размеров. Мягкое кресло, за которое, принимая во внимание его раздутость и размашистость, должен садиться ровно раз в неделю как минимум член совета директоров какого-нибудь холдинга, дабы увенчать многоступенчатой подписью, в которой, помимо, собственно, инициалов, скрыты родной город, девичья фамилия жены и кличка дочкиного хомяка, несомненно, важные бумаги. Стены были увешаны рамками с принтами, не объединенными какой-либо общей идеей. Здесь было все: от тропических пейзажей, muscle-каров посреди желтизны американских прерий, репродукций классических картин до безымянных моделей с неестественно большими губами и раритетного фото со съемок «Маппетов», запечатлевшего лягушонка Кермита, произрастающего из руки кукловода, от которого в кадр попал только край седеющей бороды, в позе роденовского «Мыслителя. В раскрытом шкафу-купе виднелись сейф и составленные друг на друга пестрые, с узорами коробки и коробочки. Напротив него – стеллаж с книгами. И, в общем-то, все. Вроде бы простенько и уютно, но в то же время холодно и пусто: ни одного носка на полу, ни одного пятна от чая или сока на столике, абсолютно чистая клавиатура, чего уж там – заношенную толстовку, висящую на этом кожаном троне, и представить трудно. Куда вели две приоткрытые двери, было не разглядеть. Родион потер как будто слегка болевшее лицо все еще плохо слушавшимися руками.

Помедлив еще минуты с две, Родион, кряхтя, встал и сделал первые шаги, еще не понимая до конца, куда собственно направляется. Его слегка качнуло в сторону – тело было как будто неродное, чужое, ноги слушались плохо. Получался довольно неплохой косплей на цирковую собачку, только начинающую осваивать азы прямохождения. Пытаться изменить направление он не стал и продолжил движение согласно получившейся траектории, которая привела его к окну. На раме не было ни намека на ручки, зато прилагалась кнопка вроде той, что поднимает-опускает стекло в авто. Парень немедленно попытался ткнуть в нее пальцем, дабы впустить в комнату спелый вечерний воздух, прошедший сквозь два фильтра – лес, темнеющий за пустой дорогой, отделяющей его от забора клиники и те самые тополя, с которыми все никак не получалось познакомиться лично, но промахнулся. Накапливая энергию для новых свершений, он рассматривал внутренний двор, который оказался нарядно украшен. Ко всем небольшим деревцам: рябинкам, декоративным елям, акациям; знакомым абстрактным скульптуркам и даже к фонтанчику посредине пруда были привязаны крупные гроздья разноцветных воздушных шаров, простых и в виде кино- и мультгероев. Между двумя пирамидальными тополями, растущими по обе стороны ворот, был растянут баннер с надписью красивым, праздничным шрифтом: «Оскар, мы любим тебя!»

Родион прицелился тщательнее и, опершись одной рукой на подоконник, надавил на переключатель всей полуватной ладонью. Устройство, однако, не сработало. Зато он наконец обратил внимание, что сам, собственной персоной, одетый в одни только белые кальсоны, замечательно отражался в стекле. Даже рельеф мышц на животе был различим прекрасно. Волосы на голове непонятно как сохранили форму после сна, лоб до половины скрывала аккуратная челка, внешне парень вообще выглядел свежим и обновленным, чего он в тот момент никак не мог сказать о внутреннем состоянии.

Запах в комнате незаметно сменился на более мягкий лимонный. Родион не придал этому значения. Действовать по принципу «try again later» парень не стал. Он осуществил разворот на 180 градусов уже несколько бодрее, (секунд за десять) и уверенно направился к шкафу-купе: по телу уже пару раз пробежали холодные мурашки, а в шкафу виднелась какая-то одежда. Ее там оказалось немало – Родион узнал свои домашние пестрые треники и футболку с Гарфилдом, даже несмотря на то, что на них были устранены соответственно дырка от гвоздя и рыжее пятно от бульона из-под «растворимой» лапши. Тем не менее, он, решив, видимо, не пренебрегать щедростью клиники, попытался снять с перекладины приглянувшийся ему комплект из темно-серой толстовки, штанов и белой футболки. Он потянул один раз, другой – плечики нахально зацепились за соседние и покидать насиженное место категорически отказывались, чего Родион при своем росте видеть никак не мог, поскольку штанга была закреплена высоковато. И, уже на четвертой попытке, в которую он вложил все накопленные после пробуждения силы, костюм полетел в его объятия в сопровождении большей части мирно висевших рядом прикидов, а следом и сам он со стоическим видом рухнул в гору одежды. Не проявив никаких признаков эмоций, Мельников кое-как оделся, постоял пару минут, уставившись в свое отражение в двери шкафа и принялся неспеша рыться в его глубинах. Резко пахнуло чем-то наподобие туалетного освежителя «горные цветы». Родион поморщился – шарики против моли, на которые, как показалось парню, он наткнулся, пахли на редкость пронзительно и скверно. Уже совсем быстро – секунд за двадцать, с носками и приглянувшимися кроссовками в руках, он добрался до кожаного трона, где его ждало новое испытание: как оказалось, надеть носки – это не такое уж и элементарное действие. Они как будто изо всех сил хотели бежать из его неуверенной хватки, цеплялись за пальцы, один раз он даже умудрился промазать мимо стопы и по инерции слегка клюнул носом лакированную ручку кресла, однако и это происшествие никак его не смутило.

Если экипировка, не считая одетой задом наперед футболки, сидела идеально, то внутри у парня оставался вакуум, как на выходе из кинотеатра после просмотра атмосферного трехчасового фильма, вероятно, фэнтези, да такой, что в самый раз было искать вопросы, а не ответы.

Родиону в офисе поработать не довелось, а потому сакрального ужаса перед кожаным властелином он не испытал: забравшись в кресло прямо в обуви, он подобрал ноги под себя, сжался в комок и нахохлился. За окном быстро темнело, полумрак комнаты понемногу поглощал контуры тополей. Он инстинктивно потянулся к лампе, скучающей в тени черного монолита монитора. Светильник оказался самым податливым предметом в комнате, и включился, не дожидаясь касания. Уютные теплые отблески легли на стекла и блестящие рамки картинок.

Родион включил компьютер. Пока перед ним на экране под одобрительный гул кулеров сменялись заставки, он уперся взглядом в одну из фото, запечатлевшую темно-синюю «Марусю», мчащуюся по осеннему шоссе. Синева ее кузова была такой глубокой, что буквально засасывала взгляд, он практически сросся с фотографией, переместился за руль спортивного авто, уносящего его прочь из неестественно затянувшегося лета.

Наконец, он несколько раз моргнул, сначала один раз коротко, потом быстрее и, взглянув чуть ниже, обнаружил, что это не просто фото, а календарь, причем на 2023 год. Не придав этой детали значения, Родион взялся за мышь, да так и застыл: на экране горело «8 июля 2023 года, суббота». Парень вскочил так резко, что кресло подпрыгнуло, загремев колесиками, схватился за голову, ноги подкосились, он упал обратно, и, вцепившись пальцами в холодную кожу, зашептал:

– Ясно… Все ясно ну… Я был в коме. Б***ь!.. Шесть лет в коме…

Внутреннюю пустоту стремительно заполнял сумасшедший пузырь, растущий быстрее, чем мозоль от новых, беспощадно натирающих ноги туфель, про которую он когда-то давно, в первом классе, боялся рассказать родителям. Родион задрожал и, собрался было заплакать, но сдержался и заскрипел зубами. Обида, не прекращая, отгружала лоу-кики с обеих ног, колола сбоку, в спину, в грудь, гнала прочь с удобного сидения, поддушивала непонятно откуда принесенным приторным запахом розового масла. Внутри все как будто разбухло и противно вибрировало. Спотыкаясь и глотая ртом воздух, Родион добрался до двери, дважды с силой толкнул ее плечом, нажав, наконец, на ручку, едва не потерял равновесие, но удержаться сумел ненадолго: в мягко освещенном холле, с диванчика, явно для него низковатом, быстро, но как показалось, с трудом, поднялся обладатель позывного «Сова-1» полковник ФСБ Илья Александрович Надточий.

– Здравствуй, Мельников.

Родион закрыл лицо руками и медленно, пытаясь подавить дрожь в голосе, проговорил:

– Это – в моей голове. Только в моей голове.

Илья Александрович сделал шаг вперед.

– Нет там ничего в твоей голове, Мельников.

– Она… Вот она! Ну вон же!..

Родион с глазами, округлившимися до размеров игровых фишек с покемонами, трясущейся рукой показал куда-то чуть правее. Генерал нахмурился и хотел что-то сказать, но парень сделал лицо как у мема «Справедливо» и потерял сознание, втянув вместе с последним осознанным вдохом до неприличия сладкий запах бабл-гама. Как знакомый голос рявкнул: «Ну и че вы нахимичили?! Парфюмеры, б***ь…» он уже не услышал.




3. Фонари гаснут в без пятнадцати два


На секунду Родион подумал, что не особо удивится, если выяснится, что он оказался внутри какой-то новой сверхреалистичной и мультиполигональной игры. А он всего лишь провалил последнюю сцену, и загрузилась последняя сохраненка: то же гаснущее солнце, лапы деревьев, крадущиеся по потолку и приятный полумрак. Разве что добытый лут не обнулился: на нем были все те же светло-серые толстовка и штаны. Кроссовки стояли неподалеку от углового дивана, в самом уютном уголке которого парень сидел, заботливо укрытый легким светло-коричневым пледом. В кресле напротив, подсвечиваемый пока еще не утратившим силу вечерним светом сквозь прозрачные балконные двери, наподобие актуального квест-NPC, расположился Илья Александрович, держа в руке кружку с чем-то дымящимся, с сильным пряным запахом. Поймав взгляд Родиона, офицер заговорил первым:

– Успокаивающий сбор. Мои воины все как-то больше по кофе. А я уже не в том возрасте, чтобы… Не панацея, но мне помогает. А ты, Мельников, пить-есть будешь?

Парень кивнул. Надточий достал телефон, быстро пробежался пальцами по экрану, и уже через минуту медсестра прикатила тележку с ужином и кружкой кофе. Запах горячей пищи подстегнул аппетит. Родион вылез из-под пледа и придвинул тележку поближе.

– Ты ешь, Мельников. А говорить буду я. – Илья Александрович осторожно отпил из кружки и поставил ее на пол рядом с креслом. – за вчерашнее извини. По вентиляции к тебе в комнату пустили газ. Сначала, один – чтобы разбудить, потом другой – чтобы руки держали, ноги ходили. Третий – отключить стресс. Четвертый – не помню, зачем. На тебя не подействовал ни один. – Родион слушал, вяло ковыряясь вилкой в пюре и изредка отправляя в рот небольшие шматки, – потеряли сутки. – Надточий еще раз приложился к кружке, – С твоими родными все хорошо. С тобой тоже. Теперь. Все остальное, что ты помнишь – было на самом деле.

Родион негромко спросил:

– А как я вообще… здесь?..

– У кого-то ангела-хранителя нет. А у тебя их стая. Не прошло суток, как ты пропал, а посреди Черного бабахнуло, в контору стал приходить сигнал: «S.O.S. Мельников». И координаты – ровно там, где рвануло. Так – каждый день. Я маякнул людям в Сочи, в Крыму, в Абхазии. Прочесали все. Никаких следов тебя. Сигнал есть. А через неделю ко мне заявляется Саша. – Родион поднял голову. – Воробьева. Сама вся как побитый воробей, прямо из больницы. Говорит, ей каждую ночь снится всякая хрень, то как ты ей цветы даришь, то вода и рыбы всякие, а к Баскаковым в службу безопасности каждый вечер приходит что? «S.O.S. Мельников». Кричит – я знаю! Он где-то там! Сильная девчонка. – Илья Александрович улыбнулся, – уговорила мужа арендовать исследовательское судно с батискафом, да, кстати, Мельников, она же за Баскакова-младшего вышла. Прямо в больничке и расписались, без пафоса. Не ревнуешь? – теперь уже Родион проигнорировал шутку, безуспешно пытаясь насадить на вилку горошину, – я отправил людей. Оформили как археологическую экспедицию. Как прибыли на место, поймали еще сигнал, на другой волне. Сто метров. Девяносто девять метров. Неделю ползали по дну, еще неделю просеивали грунт, нашли вот такой кубик, – Надточий показал на пальцах ничтожно малую величину, – как от конструктора. Даже меньше. Привезли мне. И кубик шлет на телефон: клиника СМТ, стоматология. Привезли. Кубик передает: положи в плевательницу. Положили. И вот тут даже я, Мельников, охренел. Аппаратура ожила, а кубик передал на монитор, что внутри него твое, Мельников, спящее сознание, вся твоя личность и память, тембр голоса, привычки, походка. Воспоминания. Под каким углом ты ковыряешь в носу и какой рукой встряхиваешь. А нам остался г**но-вопрос: найти тебе, мать его, новое тело.

Родион cо всей силы укусил вилку, от чего по зубам прошла противная крупная дрожь, и пролепетал:

– Не понял…

– А у меня не было времени на непонимашки, Мельников. Вскрыл все заначки, вытряс все до копейки из мутных на примете. Баскаковы раскошелились. Собрали тебе новое тело. Что могли купили, искусственные рецепторы украли у пиндосов через крысу в Бостоне. Не все могут, но вкус хлеба с такими не забудешь. Волосы и зубы – настоящие. Кожа, глазные яблоки, ногти – почти настоящие. Минус – подвижность не на высшем уровне. Как раньше не поскачешь. Формальные плюсы: не нужно есть, спать, дышать, справлять нужду. Я уже поехал к Марии, обрадовать. А как увидел ее с дочкой… Мельников?.. Тебе плохо?

– Продолжайте… Пожалуйста, говорите… – Родиона бил озноб, он вцепился обеими руками в кружку, из которой выплескивался кофе, оставляя на одежде темные дымящиеся пятна. Из глаз парня спускались по щекам две большие слезы. Илья Александрович опрокинул в себя остатки отвара и больше не делал пауз:

– Год назад вышла замуж. За бизнесмена. Строительство. Бани, дома из бруса. По мелочи. Хороший мужик. Недавно родила ему сына. Теперь насчет тебя. Слезы. Запахи. Сны. Вкус еды. Близость с женщиной. Да хотя бы затылок почесать. Я понял, что буду сволочью последней, если лишу тебя всего этого. В последний момент сдал назад. От нее отдарился безделушкой. Сорвался на головастиков – как хотите, но тело чтоб было настоящее. Три. Три долбаных года мы ждали, чтобы какое-нибудь бесполезное, но хоть немного похожее на тебя тело е***лось с мотоцикла. Сорвалось с крыши, делая селфи. Поужинало свинцом. И при этом скорлупа не треснула. Дождались. Еще два держали на жизнеобеспечении. Делали пластику. Искали тех, кто сможет тебя туда засунуть. Как видишь, смогли. Ты заслужил второй шанс, Мельников. Как никто другой. Все это г**но теперь позади. – Родион проглотил докатившуюся до рта слезу, – слушай далее, Мельников. Чтобы ты знал: конюковский технодром выжал из кубика все. Я в курсе, по чьему приказу тебя прокачали. В курсе вообще всего. Забыл сказать, Мельников, – Родион поднял мокрые глаза, – когда молодой был, мечтал: вот буду я генералом. Ну, стал. За твои заслуги. Никаких эмоций. Когда узнал правду про ВГУ, думал уже об отставке. Короче, ни мечты, ни ноги. – генерал щелкнул по ноге пальцем. От стен коротко отразился глухой звук, – остеосаркома. Шесть лет не проходят просто так, Мельников. Теперь согласно очень серьезным бумажкам, ты агент под таким прикрытием, что Калинин голубцы во столько слоев не заворачивает. Я еще на берегу показал неубиваемый маячок, вручил дерьмо, которым кололась Саша. В подарочной упаковке. Проглотили. Похвалили. Орден какой-то повесили. – Илья Александрович повернул голову вправо, очутившись профилем в последнем пучке вечернего света. Родион увидел, насколько крепко седина вгрызлась в его аккуратно, волос к волосу причесанную черноту. – клинику я еще тогда, на победной волне отжал под свое ведомство. Интуиция пока не атрофировалась.

– А что теперь?.. – Родион прошептал так тихо, что если бы не заполнившая комнату густая тишина, генерал его бы не услышал. Крупные блестящие слезы срывались с его щек, оставляя на поверхности кофе соленые круги. – что мне теперь делать? Я вообще кто? Что я такое?..

– Мельников Родион Викторович, старший лейтенант ФСБ, отдел по борьбе с терроризмом. Дважды герой России.

– Какая нафиг… Борьба с терроризмом… – Родион громко шмыгнул носом, – вы же теперь все знаете! Если бы не она… Я как какая-то ванилька, размазываю сопли, какой я нафиг герой?.. Да даже вот это все – он поднял трясущиеся ладони, тыльной стороной обращенные к Илье Александровичу, – оно ведь не мое!.. – парень уронил руки на колени и застонал.

Генерал неожиданно поднялся. Мышцы на подсушенном временем лице выдали сильное напряжение, но он не издал ни единого звука. Он подошел к Родиону, достал из кармана пиджака бумажный платок и аккуратно промокнул слезы.

– Во-первых, с чего ты взял, что мужчины не плачут? С женского форума? Еще как плачут. Бывает, так ревут, что страшно становится. Во-вторых. Твое и ничье больше. Тот, чье было раньше – его нет. Осталась прямая на мониторе – и та погасла. В-третьих. Когда я узнал про нее – понял, что в тебе не ошибся. Ты мог бы свалить в Штаты. В Европу. На острова. Трахать этот дерьмовый мир во все щели, и сверху, и снизу. И мне лично, Мельников, такой подход понятен. Жизнь – она вроде одна, а на вкус в основном как прошлогодняя жвачка, которую тебе еще жевать и жевать, пока вместе с ней в прах не рассыпешься. А в редких перерывах только и остается, что вспоминать тестовый период: детство, юность. Не все так серо, конечно. Цветы с бабочками тоже есть. Но мало, Мельников, очень мало. С возрастом и этого не замечаешь… – генерал на секунду замолчал, – А то, что сделал ты… Я до сих пор не осмыслил до конца.

Илья Александрович аккуратно забрал у Родиона кружку с остатками кофе, встряхнул плед, аккуратно накрыл парня, и сел с ним рядом.

Небо еще светилось мягким огнем, как будто здание клиники, дорога и даже уходящий за горизонт лес с парой длинных запоздалых облачков, напоминающих сложенный занавес, весь видимый сквозь балконную дверь мир – единая игрушечная композиция под стеклом огромного ночника.

В комнате было уже совсем темно. Родион тихо спросил:

– А она?.. Что с ней?

– Не могу сказать, Мельников. – генерал достал телефон и немного поколдовал. Весь потолок мгновенно загорелся ярким светом, так сильно надавившим Родиону на глаза, что тот закрыл лицо руками. Илья Александрович пробормотал что-то ругательное, и как будто сработало – светильники на потолке погасли, уступив место уютному свечению совсем не вписывавшихся в угловато-кубический интерьер комнаты, овальных бра, узор на которых отбрасывал причудливые полосатые тени так, что те напоминали рассевшихся по стенам гигантских добродушных светляков при полном комплекте усиков и лапок, – я зарекся говорить гоп. Отвечу тебе, как только смогу. Может завтра, может после… Всему свое время.

– Мне сейчас что?.. Куда?..

– Можешь оставаться здесь, сколько хочешь. Можешь вернуться к себе на Мира. Там тебя никто не узнает. Все жильцы в подъезде сменились. Квартиру выкупила контора. Сейчас без шуток, – генерал слегка нахмурился, – и передается она государством тебе, как ветерану боевых операций.

– А Денис Алексеевич? – Родион никак не отреагировал на новость, – что с ним?

– Он, – Илья Александрович подчеркнуто серьезно указал пальцем в темный потолок, – там!

Родион хотел что-то сказать, но только слегка мотнул головой, вздохнул и опустил взгляд.

– Ты чего, Мельников! – генерал посмотрел на него с искренним удивлением, – в Москве он. Вторая молодость у деда. Он теперь футбольный комментатор. Динамо-ТВ. Для своих вообще как талисман. Глаголом жжет так, что его федералы не первый год хотят, а он ни в какую. Все у деда хорошо. Я немного помог. А тебе надо сбросить настройки до заводских. – генерал вложил Родиону в руку небольшой прозрачный пакетик-гриппер с мелким драже, – восстановить режим. Этой ночью ты спишь. Одной не хватит – закинешь еще.

Родион кивком поблагодарил его, встал с дивана, сунул таблетки в карман и собрался было поправить одежду, но резко остановился, бросив несколько нервных взглядов вокруг себя.

– Куда, Мельников?

– Домой.

***

Родион отказался от служебной машины, а генерал не стал его держать. Со старой барсеткой с ключами и документами на плече, в концентрированной темноте короткой летней ночи он шел быстрым шагом, иногда переходя на легкий бег. Клиника, находилась от города не так далеко, как могло показаться, – от шоссе ее отделял небольшой, примерно с километр, отрезок идеального асфальта, в котором гас шум машин, растворялись городские запахи, которые они с собой везли. По краям дороги стояли чугунные фонари, изящные и строгие, как будто на спор украденные с какой-нибудь европейской набережной. Они светили так ярко, что свет проникал глубоко в придорожную кромку леса, привлекая мотыльков и стайки мошкары помельче, бесконечно, как ненормальные снежинки, кружащей вокруг света, врываясь в сочные, многослойные тени.

Но одинокого пешехода происходящее вокруг интересовало мало. Выбравшись на шоссе, он глубоко, одновременно носом и ртом вдохнул и заспешил на уже совсем отчетливо слышимое сопение спящего города.

Придорожные кафе остались позади. Родион зашел на мост, по волосам пробежал легкий ветерок. Почувствовав запах воды, парень вздрогнул и ускорил шаг. Крупные зеленые насекомые с большими крыльями садились ему на руки, голову, влетали в лицо, заставляя отплевываться. Родион морщился и отмахивался. Привкус лета на языке выводил из равновесия и тревожил.

Добравшись до города, он принялся нырять во дворы и переулки, перебежками преодолевал непопсовые улочки вдоль офисных или производственных кварталов, избегая встреч с редкими прохожими. У 48-го дома по улице Мира, когда до цели оставалась минута-другая, Родион резко свернул. Тихо, перепрыгивая через металлические подвальные крышки, он промчался под окнами и вынырнул возле круглосуточного минимаркета, который стоял там же, где и раньше. Не глядя, он вбежал внутрь, едва разминувшись с автоматическими дверьми. Его не отпускало чувство, будто вот-вот в самый неожиданный момент в окружающие декорации ворвется пучок механических манипуляторов или каких-нибудь тентаклей и вырвет его с корнем из этой реальности или заверещит таймер, и с его головы резким движением снимут шлем виртуальной реальности на новеньком аттракционе посреди торгового центра. И выросший из тоненькой полоски до размеров абсолютной величины искусственный белый цвет разрежет глаза за миг. А о том, что находится за ним, Родион знать не хотел.

Корзину он не взял. Если бы не поздний час и нервный вид, он вполне мог бы сойти за примерного молодого супруга с написанным красивым женским почерком списком в заднем кармане. Жмурясь и отводя взгляд от холодильников и витрин, он хватал все подряд: шоколадную пасту, хлеб, хрен «Русский, добротный», кофе 3 в 1, фасованные куски наверняка вчерашней курицы-гриль, салфетки в прозрачной упаковке… Около кассы он резко остановился и посмотрел направо: наверху, на самой крышке полки с алкоголем, надменно взирал на парня, нагло поблескивая ему в глаза преломлявшимся на его золотисто-медной поверхности светом, литровый бутыль коньяка. Родион обрушил свои покупки на прилавок, подошел к стеллажу, и ни секунды не колеблясь, подпрыгнул и схватил бутылку. Когда очередь дошла до нее, кассир дежурно закатила глаза и хотела было отставить бутыль в сторону, но заметив среди охапки документов, которые парень вывалил перед собой в поисках наличных, красную обложку с надписью «ФСБ России», решение изменила.

***

Дверь захлопнулась. Через несколько мгновений пакеты со стуком упали на пол. Вернулась тишина, а свет все не загорался.

Сидя на диване, Родион зажмурился. Ему не показалось – на стене над привычным раскладным столиком действительно висел громадный плазменный экран, на поверхности которого уместились отражения сразу двух уличных фонарей. Он взял со стола пульт и нажал.

– … Китовая акула – дружелюбный гигант, живое воплощение гимна футбольного клуба «Ливерпуль»: она никогда не бывает одна, – самую крупную рыбу из ныне живущих в мировом океане всегда сопровождает свита комменсалов…

National geographic.

Не включая свет, он прошел на кухню и открыл воду. Вскоре щелкнула кнопка чайника.

Родион перенес содержимое пакетов на диван. Почти не глядя на экран, он мазал хрен на хлеб, на курицу, и торопясь, запихивал пищу в рот, запивая коньяком прямо из горлышка. Бежали слезы, перехватывало дыхание, но он продолжал заливать трапезу благородным напитком, не останавливаясь, занюхивая солеными помидорами-черри, которые после проглатывал, практически не жуя. Он отложил в сторону салфетку с костями и собрался было сходить на кухню за кофе, но увидел в верхнем правом углу экрана цифры «1:43» и передумал.

Мельников уже слегка покачивался и ручку нащупал не сразу. Выйдя на балкон, он как будто собрался, подтянулся и медленно осмотрелся: для летней ночи было неожиданно тихо, – ни пьяных компашек, ни стритрейсеров – единственный попавший в поле зрения парня светофор исправно сменял цвета, на красном, как будто, выдерживая дополнительную паузу, дабы у желающих похулиганить был лишний шанс не встретиться с мейнстримным зеленым, но таковых не находилось.

Взгляд Родиона зацепился за биллборд: на том самом месте, где бессменно красовалась реклама клиники «СМТ», над слоганом «Будущее района…» продолжения которого было не разглядеть за склонившимся напротив старым кленом, как показалось, совершенно искренне и с легкой укоризной, ему улыбалась, широко раскрыв глаза, один карий, другой голубой староста группы 517 Серебрякова Алиса. Родион как будто немного растерялся и обронил мысль, с которой вновь окунулся в теплый ночной воздух, но ненадолго: он мотнул головой, сжал губы и резко вскинул руки вверх. Почти незаметно кивнул один раз, другой, третий, четвертый… …Первым погас ближайший фонарь, стоящий в каких-нибудь метрах десяти, замещавший скверно справлявшуюся со своими обязанностями луну, а следом, один за другим, превратились в остывающие угольки фонари по всей улице, а следом – и на соседней. На экране горело 1:45.

Родион скрипнул зубами. Вернувшись в комнату, он улегся на диван и, практически не моргая, уставился было в телевизор, вещавший:

– … но не у каждой акулы есть статус суперзвезды: бляшкошипая акула предпочитает находиться в тени своих сестер…

Пробыв в таком положении не больше минуты, Мельников вскочил, порывшись в сумке, достал пакетик с таблетками, высыпал, не глядя, пригоршню, проглотил, хотел было запить коньяком, но поморщившись, отставил его и вскрыл подвернувшийся под руку тетрапак с ряженкой. Он вернулся на диван, закрыл глаза и сразу же рухнул в сон. Акулы на экране все так же, неспеша, плыли по своим акульим делам.




4. О безусловно важной роли пчел в личностном восприятии


Была ли тому виной бешеная доза снотворного или нет, но сновидения нашли дорогу в Родионово сознание только на исходе утра, максимально правдоподобно подменив собой реальность.

Сперва он оказался на незнакомом берегу. Ночью. Стоящий босыми ногами на приятном мелком песке, сквозь который пробивалась мелкая растительность. Где-то за спиной шумела вода, сердце бешено колотилось, а в руках почему-то оказалась потертая пластмассовая канистра с обрубком шланга, в ноздрях смешались запахи соли и бензина. Вот он уже стоит к воде лицом. Нет уже ни канистры, ни песка, а память извлекла наружу что-то совсем забытое из детства: небольшое озеро, свисающие веточки ивы, щекочущие лицо, перевернутая деревянная лодка с хорошо различимой под свежей голубой краской заплаткой…

Вдруг сон перевернулся в прямом смысле слова – лодка уперлась ему в грудь, дыхание перехватило совсем как наяву, старая ива сплела вокруг шеи свои ветви, Родион испугался по-настоящему, и проснулся.

– При-и-ве-е-ет!

Сверху вниз, уронив ему прямо на лицо каштановые кудряшки, в упор, слегка касаясь аккуратным носиком, глядела та самая большеглазая девчонка! От неожиданности Родион подскочил, и наверняка оказался бы на полу, но Евгения, а ее бы он не спутал ни с кем ни при каком раскладе, расположилась прямо поверх него и предотвратила подобное развитие событий.

– Не ждал?! М-м-м-м!.. – Евгения неожиданно и крепко поцеловала его в губы и сразу же приложила к ним палец, – ни слова! Ни слова я сказала! Я в душ!

Девушка спрыгнула на пол и исчезла в дверном проеме. Из-за угла полетела скомканная одежда. Через пару секунд зашумела вода.

Родион резким движением сел. На этом его порыв закончился, он закрыл лицо руками и замер. Мысль о том, что так не бывает, что это – всего лишь очередная комбинация образов, которые порождает растревоженное до самой своей начинки сознание, металась перед ним и сама просилась в руки. Но проблема заключалась в том, что ощущение поцелуя на губах, заполнивший ноздри и будоражащий сознание запах женщины, и вот эти, ну никак не мужские трусики с «Хэллоу Китти» во весь фронт, занимающие без всякого стыда свой кусочек пола, настолько же реальны как омерзительный привкус во рту, дарованный ночным союзом коньяка с «добротным» хреном. И крупные хлебные крошки, прилипшие к одежде и противно врезавшиеся в запястье. Не успел Мельников переварить случившееся до конца, как по полу зашлепали маленькие ножки и прозвучал радостный возглас:

– Это снова я-а-а!

Родион поднял голову и окончательно растерялся. Евгения стояла перед ним, улыбаясь и приветственно раскинув руки, а единственной деталью одежды на ней была резинка в волосах, собранных хвостиком. Сложена девушка была очень спортивно, но при этом, несомненно, женственно. Живот, расчерченыый аккуратными «кубиками». Тоненькие, но с отчетливо просматривающимися меридианами мышц руки. Там, куда уперся взгляд Родиона, располагались маленькие, в форме практически идеальных окружностей, груди. Ненадолго его внимание переместилось на недлинные, но стройные и крепкие ноги с крохотными пальчиками. Наконец, Мельников собрался и заглянул в знакомое, большеглазое и как ему показалось, немного усталое личико с дерзко вздернутым носиком, сочными губами и изюминкой в виде округлых румяных щек.

– Эй! Ну ты чего? Я тебя, между прочим, всякого видала!

Парень часто заморгал и выронил фразу, первой пришедшую в голову:

– Как ты сюда попала?

– Забралась по стенке, и в окно. – девушка весело фыркнула, – ну не смотри ты такими глазами! Открыла ключом, таким же как у тебя.

– Тебе так не холодно?..

– А с чего вдруг? Пол же теплый.

У Родиона на лице отразилось искреннее удивление, он приложил к полу ладонь. И действительно, дело было не в утреннем приятном ощущении в ногах. Он осмотрелся – в комнате наклеили новые, в бледно-золотую полоску обои, сделали натяжной потолок, его старая мебель, тем не менее была на месте. Дверцы у старого шкафа, в котором, повернувшись к хозяину квартиры аппетитными частями, уже вовсю копошилась Евгения, как будто вышли из состояния вечного конфликта друг с другом и висели симметрично. На раскладном столике лежали две коробочки с красными звездами.

– Та-ак… Мои вещички… А, вот! Свежие трусики!.. Пока ты спал, я расположилась и убрала твое ночное свинство. Твои вещи из больнички я тоже привезла. Так, стоп. Ты же же спрашивал, откуда я взялась. Если без шуток, вот это вот все, – девушка провела ладонями перед собой, – мне досталось от чемпионки по бадминтону. Смотри, какая милота! – она повернула правую ножку так, чтобы Родион мог получше разглядеть татуировку на запястье в виде зубастой человекоподобной ракетки, выстреливающей из «Томми-гана» очередь из воланчиков, – я попросила оставить. А ты? Тебе от кого досталось?

Родион замотал головой.

– Не знаю… Не хочу знать.

– Ну и буба. Теперь давай, приводи себя в порядок, мы едем!

– Куда едем? Зачем?

Родион спросил скорее по инерции, не нуждаясь в ответе, как в таковом. Он уже чувствовал себя орешком или конфетой из вазочки для покупателей, стоящей на кассе, которую белка, нахально проникшая в магазин прямо через автоматические двери, бесцеремонно уносит, и поделать с этим ровным счетом нельзя ничего. Евгения, однако, ответила максимально емко и информативно:

– В смысле зачем? Будешь определять наше будущее!

Родион только пожал плечами.

Они вышли на улицу – Евгения в белой маечке, зеленой юбке чуть ниже колен, белых гольфах и кедах, Родион, несмотря на то, что было сильно за полдень и довольно жарко, надел джинсы, черную толстовку с капюшоном и кепку с эмблемой какой-то американской хоккейной команды, от чего его не остановила даже Евгения, рассыпавшаяся смешинками:

– Ой, хи-хи, ты в этом похож на дальнобойщика!

Она взяла Родиона за руку, подвела к неприметной белой иномарке, припаркованной неподалеку, и заявила:

– Поедем в таксо. Ты ведешь!

Родион возразил:

– Но я не умею. У меня и прав нет

– А вот и есть! Вон, на сидении лежат. И водишь ты прекрасно. Это мой подарок!

Едва парень разместился в водительском кресле, как Евгения, расположившаяся сзади, неожиданно набросила ему на шею что-то вроде кулона. Пока он с удивлением рассматривал черный матовый кубик на серебряной цепочке, девушка прокомментировала:

– Я очень люблю делать подарки! Это копия того, в котором я… жила. Вот, посмотри! – Евгения просунула свою ручку справа от водительского кресла, и Родион увидел на тонком запястье в точности такой же кубик на такой же серебряной цепочке, – если вдруг соскучишься, меня не будет рядом или телефон забуду, три раза надави на любую грань. А теперь, шеф, в ФСБ, отдел по борьбе с терроризмом, пожалуйста. На чаевые не рассчитывайте. – девичий смех разлетелся по салону автомобиля серебряным звоном.

Родион не до конца понимал, как это работает. Точнее говоря, не понимал совсем. Он почему-то знал, как переключать скорости, когда на какую педаль надавить, и, самое странное – дорогу до места, где никогда ранее не был. С заднего кресла, где Евгения с аппетитом кушала нарезанную дольками дыню, которую она прихватила с собой в бумажном пакете, слышалось негромкое почавкивание. На долгом светофоре Родиону показалось, что она совсем притихла, и он оглянулся: в уголке, уронив голову чуть назад, с приоткрытым ротиком спала его внезапно материализовавшаяся компаньонка. Ветерок, просачивающийся сквозь форточку, слегка колыхал ее каштановые кудряшки. Впервые за очень долгий срок Мельников улыбнулся.

Но, едва он свернул в очередной знакомый-незнакомый переулок, как Евгения заметалась по салону и пронзительно заверещала:

– Ой-ой-ой!! А-а-а-а-а!!!

Родион едва рефлекторно не бросился ее спасать от невидимой угрозы и на секунду выпустил руль из рук.

– Что? Что такое, Жека?!

– Пчела! Оса! Укусила!

Из округлившихся глаз девушки бежали слезы.

– Как так? Куда?

– В щеку! Изнутри… Больно!

Евгения несколько раз обиженно и сердито топнула ножкой по месту, где видимо должно было находиться выплюнутое насекомое.

Родион уже остановил авто и бросился к багажнику. В пыльной увесистой аптечке оказалось несколько уровней. Он собрался было ударить об колено пакет с сухим льдом, но заметил шприц и ампулы с обезболивающим, Евгения, однако, в ответ на такое предложение замахала руками.

– Нет нет нет! У меня аллергия! Давай лед. У-у-у-у…

Когда парочка прибыла в пункт назначения, который Родиону подсказал его новый внутренний справочник, он засомневался – а нет ли здесь ошибки? Вместо госучреждения со строгим фасадом и обилием людей в погонах и авто со спецномерами неподалеку, на него, во все свои витрины глядел «iMag -Универсальный». Был далеко не прайм-тайм, и паренек в желтой униформе, обычно собирающий в «паровозик» разбросанные по территории продуктовые тележки, курил, фривольно развалившись на скамейке, и листал в телефоне новости. Евгения, у которой половину мордашки закрывал пакет со льдом, недовольно заворчала:

– Ну на фто ты уфтавился? Давай, пофли…

Она взяла Родиона под руку и, указывая дорогу, в то же время держась за него, потащила парня внутрь.

Магазин как магазин. С банкоматами, парой сувенирных лавок, кофейней и стандартными продуктовыми отделами. Родион успел лишь, бросив пару взглядов на ценники, отметить, что далеко не дешевый. Странное началось дальше. Евгения, фамильярно отодвинув в сторону продавщицу, затащила парня прямо за прилавок, нажала на пульте кнопку, и они вошли в служебные ворота, которые закрылись за ними автоматически. Поднявшись по узкой лестнице, миновав несколько коридоров с дверями под скучными табличками типа «отдел кадров» или «импорт-восток», они остановились у бухгалтерии. Не посчитав нужным стучать, девушка открыла дверь, не глядя сделала несколько шагов вперед, протащив парня за собой, и пробурчала:

– Мы не флифком пофдно?..

В другой обстановке Родион сто процентов не выдержал бы и рассмеялся в ответ на метаморфозы, приключившиеся с голосом его спутницы, но перед ним в неизменном черном костюме стоял генерал-майор Надточий. Ее вопрос генерал проигнорировал.

– Садись, Мельников. Я не задержу надолго.

Родион уселся за свободный столик с компьютером справа от выхода из «бухгалтерии», на офисное кресло, обтянутое красной тканью. Для Евгении дополнительного приглашения не потребовалось, – она уселась прямо на стол, свесив ноги. Илья Александрович остался стоять.

– Во-первых, Мельников, пользуюсь возможностью еще раз тебя за все поблагодарить. И лично извиниться за то, что делаю это только спустя шесть лет. Во-вторых. Про Евгению Артуровну, – он кивнул в сторону Евгении, – я тебе не рассказал, потому что тем вечером она еще проходила тесты. Теперь официальная часть. Тарантин!

Справа раздался негромкий шорох и Родин с Евгенией обнаружили, что в комнате есть четвертый. Тарантин поднялся из-за стола. Он оказался мужчиной тучным, но роста настолько небольшого, что его не было видно из-за монитора. Под очками в тонкой оправе находились в постоянном движении маленькие глазки, сходу выдававшие схожей интенсивности движение мозговое. Его лоб, щеки, крючковатый нос и даже подбородок были покрыты крупными каплями пота, несмотря на то, что в помещении работал кондиционер. Тонкие губы находились в движении – Тарантин любил жвачку.

– Родион Викторович, подойдите. – голос у него оказался наподобие того, которым мультипликация наделила добрых гномиков вроде Папы Смурфа, но ввиду специфики работы чуть более жесткий, – в конверте карта, на нее будет приходить пенсия как ветерану спецопераций. Достойная, кстати. Здесь копия приказа о присвоении очередного звания старшего лейтенанта ФСБ России. Мои поздравления. Здесь же дарственная и прочие документы на вашу квартиру по адресу: город Восточносибирск, улица Мира, дом 27, квартира 17. Вновь мои поздравления. И, наконец, в чехле форма. Сшита по индивидуальным меркам. Распоряжение Ильи Александровича. – Надточий кивнул, – меня, кстати, Иван Анатольевич зовут, – он протянул пухлую руку, Родион пожал ее. Ладонь оказалась потной.

Увидев, что Тарантин закончил, Евгения, недолго думая, сгребла свободной рукой в охапку все дары, как будто они предназначались ей, и встала у Родиона за спиной. Теперь стояли все четверо. Снова взял слово генерал:

– Официальная часть закончена. Теперь личная просьба. Мельников, мы нуждаемся в твоей помощи. – Родион удивленно посмотрел сначала на Илью Александровича, потом на Тарантина, который, в свою очередь, по-прежнему смотрел куда угодно – в сторону, на монитор, в окно, из которого была видна вывеска кинотеатра «Сорренто», но не в глаза собеседнику, – у твоего друга Котова неприятности.

Родион удивленно переспросил:

– У Котова?! Он жив?

– Живее Ленина. Женился, остепенился. Вопрос не только в его – в государственной безопасности. Повторяю, Мельников: это не требование. И не приказ. Просьба. Я тебя более чем пойму, если ты прямо сейчас пошлешь меня во весь свой лексикон. За тобой приедет машина, а Тарантин займется подготовкой твоей встречи с родителями.

Родион еще не дослушав до конца, обернулся. Евгения, все еще прижимавшая плечом лед к распухшей щеке, бормотала под нос что-то нецензурное про пчел. В ответ на его вопросительный взгляд она округлила глаза.

– А фто я?! Рефай фам. Я ф тобой до контфа, забыл фто ли?!

Никто из присутствующих не выразил удивления, когда следом прозвучал ответ:

– Я готов.

– Прекрасно. Тогда пройдем в конференц-зал. Проясним еще один момент.

Илья Александрович открыл дверь неподалеку от рабочего места Тарантина и жестом пригласил Родиона и Евгению за собой. Внутри действительно оказался просторный зал без окон, с овальным столом, проектором под потолком и экраном на стене. На дальнем конце стола, под присмотром двух вооруженных бойцов в масках сидел молодой мужчина азиатской внешности, с аккуратными усиками, в синем клубном пиджаке поверх белой футболки, с большими и, вероятно, дорогими часами на руке. Было хорошо заметно, что его ухоженный внешний вид терпит ущерб исключительно по причине долгого пребывания вне привычной среды: худое, скуластое лицо покрыла щетина, миндалевидные глаза смотрели устало. Обильно приправленный гелем ежик в конец растрепался и поник. В зале была хорошая акустика и голос генерала звучал здесь особенно увесисто:

– Знакомьтесь. Хайрулин Марат Маратович. Владелец и звезда местных ночных клубов. По совместительству дальний родственник другого нашего знакомого, ныне покойного Гарипова. Марат Маратович заинтересовал нас не только родственными связами, но и любопытными звонками и переписками с интересными личностями из Саудовской Аравии по поводу каких-то денег. Якобы, его денег, которые ему уже очень давно задолжали. Интуиция подсказывает, что дела у Марата Маратовича в последнее время идут хреново. А еще, что он владеет исключительно ценной для нас информацией. Сам он так не считает. Эй, кекс! Лощеный, как лесбийский секс. Говорить будешь?

– Еще раз вам повторяю! Я понятия не имею, чем занимался Рустам. О своих делах он мне не рассказывал. Я чист перед законом! Работаю по правилам! И когда выйду отсюда, то подключу все инстанции и всех известных мне серьезных людей, чтобы вы за ваш произвол ответили!

Хайрулин, как оказалось обладавший мягким и чувственным голосом, выпалил свою речь на одном дыхании, с горящими глазами, скрестил руки на груди и гордо уставился на Илью Александровича. Тот глубоко вздохнул.

– А я повторяю тебе. Меня не интересует, что добавляют твоим посетителям в коктейли, и где ты покупаешь паль, которую продаешь как Джек Дэниэлс или Гордонс Джин. Это антитеррор. У меня вопросы посерьезнее. Способы получить ответы – тоже. Время не терпит неуважения.

Он взял со стола рацию и скомандовал:

– Картинку.

На экране появились три человеческие фигуры на коленях, с холщовыми мешками на головах. За спиной у каждой стояло по бойцу с автоматом, их лица в кадр не попадали. Илья Александрович не торопясь продолжил:

– У нас твои жена и обе дочери. Если к двум часам ты не ответишь на все мои вопросы, они получат по пуле в затылок. В том самом порядке, как на экране, слева направо. Сначала жена. Потом старшая дочь. Потом младшая. Соврешь – тоже умрут. Я привык проверять информацию.

Пленник отреагировал все тем же дерзким тоном, но уже с заметной дрожью в голосе:

– Вы блефуете! Вы не можете так работать! Вы…

Генерал перебил его на полуслове:

– Когда мне было 18, я был рядовым и по глупости говорил то, что думаю. В 29 я стал майором и с этим делом завязал. Сейчас мне сорок восемь, и я генерал-майор. Как по-твоему, весят что-то мои слова? – и добавил в рацию, – снять мешки!

Хайрулин резко изменился в лице и затрясся крупной дрожью. В камеру глядели две перепуганные девочки, помладше, лет семи в джинсовом комбинезоне, старшая, лет одиннадцати, в школьной форме и растрепанная женщина с длинными темными волосами, в мятой серой, по-видимому, домашней кофточке. Она плакала, что-то без остановки говорила и, похоже, боялась обернуться. Илья Александрович несколькими широченными шагами приблизился к задержанному, аккуратно взял за трясущуюся руку и посмотрел на циферблат его нескромных, в голубом металлике часов, на тонком белом запястье смотрящимися неприлично большими.

– До двух еще целых четыре минуты. Ты можешь их спасти. Рустам Гарипов был связан с международным терроризмом?

– Да! Да!!! Рустам больной ублюдок! Он спутался с таким же арабом, помешанным на джихаде. После терракта в ВГУ он звонил мне, весь такой дерганый, говорил что-то типа «воины света задыхаются без нашей помощи! Пора действовать!..» Саудит должен был прислать деньги! Горы бабла!

Протараторив ответ быстрее типичной рекламной скороговорки «ОГРН раз-два-три-четыре, не является публичной оффертой», Хайрулин нездорово округлившимися глазами уставился на генерала в ожидании следующего вопроса.

– Твоя роль в этом деле?

– Мне приказали найти человека для нового дела в ВГУ. Я договорился с Соколовским. Жадная свинота! У него денег больше, чем у меня, и все мало! Каждый вечер отрывался в «Морнинг лайте», в VIP-зоне. Саудит обещал комиссию. Жирную! Но так ничего и не прислал!..

– Ты шантажировал Котова?

– Я не знаю никакого Котова!!! Нет! Не хочу знать!..

Хайрулин перешел на безумный крик. Он кивал как заводной голубь, раз за разом глядя на часы.

– Последний вопрос. Ты узнаешь этого человека?

Генерал неожиданно показал пальцем на Родиона. Марат Маратович, растерявший остатки былого лоска, врезался в Мельникова взглядом, выдававшим пик эмоционального и умственного напряжения:

– Нет!!! Я его не знаю! Семьей клянусь, в первый раз его вижу!

– Ну и хорошо. – генерал похлопал пленника по плечу, взял со стола рацию и лениво проговорил, – отбой.

Хайрулин плакал, тихо подвывая, когда его под руки уводили из зала. Евгения, привстав на цыпочки, (ростиком она оказалась еще меньше Родиона) прошептала парню на ухо:

– А фто такое лефбийфкий фекф?..

От накатившей волны смеха Родион хрюкнул. Девушка обиженно скрестила руки на груди.

– Ну фто ты начинаеф? Меня не учили такому понятию…

Родион наклонился к ее уху и начал объяснять, но девушка, не дослушав, отстранилась, и, пожав плечами, заявила:

– Глупофть какая-то…




5. Мафия


– Одним подозреваемым меньше. Прекрасно. Теперь о делах. – генерал взял рацию, –Тарантин! Кино покажи про местный бомонд!

На экране появилось фото восьми респектабельных мужчин за круглым столом.

– Жизнь, пока ты отсутствовал, Мельников, изменилась не особо. Но это с виду. ОПГ расплодилось как грязи. Крышевать и трясти начали всех подряд, взялись даже за мелкие филиалы госкорпораций. Устроили свой уютный сетевой маркетинг с блэкджеком и шлюхами в прямом смысле. Вот эти морды сидели на самом верху, каждый подмял под себя по одному федеральному округу. Перечислять имена нет смысла, сейчас все они покойники. Три года назад тихо, без огласки приняли знаменитый закон «О противодействии организованной преступности». Только за первые три дня и ночи без задержаний и судов вырезали половину «воров в законе» и все высшее руководство. Думали, что справились с этой мразью. А получился обычный черный передел. Оставшиеся в живых схоронились, перегруппировались, выбрали себе новых боссов, на общаковые деньги купили хорошую крышу. Наши местные оказались самыми наглыми. Поставили ультиматум. Если хоть один член банды будет убит представителем органов – они жестко ответят. Для профилактики устроили печально известную «резню в общежитии».

На экране появились страшные кадры с обилием трупов и оттенков красного. Родион вздрогнул. Евгения, и глазом не моргнув, продолжала немного неряшливо грызть непонятно откуда взявшиеся семечки, часть кожуры проглатывая, часть в виде черно-белой кашицы сплевывая прямо перед собой на стол, часть роняя на пол и себе на юбку. Генерал продолжил брифинг:

– Итог: полиция боится. Власти молчат. Многие куплены. Чем знаменателен сегодняшний день: все это дерьмо окончательно причалило в нашей гавани. Московиты, – шеф антитеррора поднял указательный палец, – только и рады, что разгребать его будут наши руки. В случае осечки всю кровь на нас и спишут, а менты останутся в белом. Но есть и плюс: без благословения первых лиц криминала теперь ни один жулик даже на красный не пойдет. Апостолов в нашем регионе у них два. Первый: Артуров Марк Архипович. Он же Марчелло Седой.

На экране появился, вопреки ожиданиям зрителей, абсолютно лысый хмурый мужчина в очках, с густой щетиной и крупными складками на лбу.

– Умный и аккуратный засранец. Владел своим дизайнерским бюро, успешно. Всегда был в плюсе, почему ушел в криминал – неизвестно. Подмял под себя полгорода, кормится с борделей и подпольных казино. Его фишка в том, что старается не стрелять, погромы и публичные наезды не устраивает. Для охраны нанял отряд профи из ЧВК. Отжал пятизвездочник «Гранд-Гондольер» в центре, где и проживает, как и все более-менее важные тела из его окружения. Правая рука – Барсуков Артем Иванович.

Евгения, смешно шевеля раздувшимися губами, неожиданно спросила:

– Кличка – Балфук?

Илья Александрович, коротко взглянув на девушку, которая сама, со своими семечками и до невозможного раздувшимися щеками напоминала лесного зверька, и ответил:

– Нет. Арт.

Проектор показал нахальную, совсем не похожую на барсучью, гладко выбритую физиономию с большим, полным чернеющих и испещренных сколами зубов ртом, одним шрамом под нижней губой и другим, поменьше, на невысоком лбу, так похожим на тот, что новоиспеченный старший лейтенант получил тогда, в университете, что Мельников непроизвольно провел по ныне безупречно гладкому лбу рукой.

– Животное и быдло. Наглый как танк. Воняет помойкой, зато одевается в бутиках. Работал водителем-экспедитором. Судим за разбой. Работает на Артурова управляющим отеля. Говорят, мечтает занять его место, когда тот уйдет на «пенсию». Выполнит любую прихоть, лижет ему задницу по поводу и без. Обожает хамить ментам и щупать симпатичных продавщиц и официанток. Теперь – конкурирующая организация.

Высветилось фото крупного, щекастого пожилого мужчины с массивным носом, одним глазом и длинными, слегка вьющимися седыми волосами.

– Забавно, да? Бизяк Михал Семеныч, он же Бизя. Инженер. Получил пятнашку за убийство коллеги по КБ. Выпущен за примерное поведение через десять. Глаз потерял в драке с тем самым коллегой. Удар циркулем. Больше всего не любит вспоминать об этом. Главный его принцип – живем один раз. Вымогательство, перехват фур с грузом, ограбления инкассаторов, даже похищение банкоматов целиком – его прежняя стихия. Сейчас доит практически всех, до чьего вымени не дотянулся Седой: торговые центры, рынки, автосалоны. Налажены связи заграницей. Вся местная дурь кроме химии попадает к нам от его азиатских друзей. Чем особо примечателен – первым среди себе подобных создал целый отдел онлайн-гоблинов. По слухам насмотрелся фильмов. В соцсетях разбушевался не на шутку. Поставил на поток сетевой рэкет. Выслеживает должников. Давит на кого нужно. Лично я предполагаю, что за Котова взялся именно он со своими сетевыми глистами. Кстати. Бизя все-таки человек старой школы: убивать своими руками не стремается. О текущем местонахождении и его доверенных лицах неизвестно. Если Седой мне даже чем-то симпатичен, эту скотину я бы уже давно ликвидировал. Но не наш профиль. Был. Есть еще третья группировка.

Слайды, однако, на этом закончились

– Ребятишки молодые. Скрытные. Главарь – некто Жан. Личность не установлена. Крышуют мелкий бизнес типа местных интернет-магазинов и пиццерий. Жалоб на них нет: с три шкуры не дерут, говорят, даже помогают решать какие-то вопросы. Имеют своих людей в структурах. Бизяк и Седой их не прижимают, каждый надеется на слияние со всеми вытекающими.

Евгения, небрежно собрав в ладонь кожуру, бесшумно выскользнула из зала и через три секунды вернулась, шурша вкусно пахнущим пакетом, достала коробочку с лапшой-вок, палочки и сделала вид, что собирается приступить к трапезе. Поймав голодный взгляд Родиона, она протянула ему такое же блюдо. Третью коробочку она аккуратно подвинула в сторону генерала. Илья Александрович кивком поблагодарил девушку и продолжил:

– Теперь суть проблемы. Тарантин! Давай сиквел.

На экране завертелись панорамы скучного, советской еще архитектуры, небольшого комплекса промышленных зданий с трубами, окруженного, как ни странно, водой и высокими стенами, будто в 1975-м, а именно эти цифры были увековечены на одной из труб, имели место набеги варваров, ну или как минимум диких гоблинов на объекты энергетики.

– На Первой ТЭЦ в рамках, как они это называют, оптимизации, целый отдел заменили искусственным интеллектом. Проект пилотный, но по нашей информации, такая судьба уже точно ждет все электростанции, включая атомные. На ТЭЦ привезли тонну нового железа. И четко в день запуска этой системы какой-то мегамозгляк поставил раком их защиту, пожег всю электронику, чуть не поднял на воздух саму ТЭЦ и даже не наследил. Через месяц вышел на нас сам, с повинной. Гением оказался Котов. Рассказал про свою шальную музу. Он написал программу, с помощью которой можно из воздуха, моментально и совершенно незаметно сделать состояние на криптовалюте. Нужен только компьютер и оборудование, наподобие того, что он спалил. От результата в шоке даже я. Там хватило бы на личный остров. Я распорядился весь улов конфисковать. Убытки покрыли, рты закрыли. Ровно с тех пор нашего хакермана шантажируют. Шлют письма, угрозы. Звонят по ночам. Пытался откупиться – отказ. Потом стали приходить анонимные посылки. Обувной шнурок, завязанный петлей. Кухонный нож в крови. Когда прислали отрубленную руку в коробке из-под пирожных, снова связался с нами. Теперь Котов невыездной. Под усиленной охраной. И приглядывают за ним не местный шериф со своими копчиками, а наши люди. Программу мы конфисковали. Что нужно шантажистам – хак на деньги или современная альтернатива петардам Корсар-1, – неизвестно. Мне лично от этого не легче. Вопросы?..

Щелкнул замок, и в проеме появилось лицо Тарантина с привычной испариной:

– Илья Саныч. Тут опять эта женщина…

Ни говоря ни слова, генерал встал и вышел, закрыв за собой дверь, и оставив Евгению с Родионом вдвоем. Кто эта женщина, и что ей было нужно, парочка догадалась по репликам Ильи Александровича, гремевшим под потолком «бухгалтерии»:

– …Мы с Вами обо всем договорились, что Вам еще нужно!.. …Генерал-майор ФСБ!.. Кто мафия? Это мы мафия!?… …Вы вообще в себе? Нет никакого места на кладбище! Мы все проговорили!.. …По поводу памятника. Вот человек, с ним решайте. Нужны деньги – поможем… …Прекратите выносить мне мозг!..

Евгения вздохнула и обратилась к Родиону:

– Ты пока подклепифь, а я туда фхову!

Она встала. Войдя в офис, она негромко сказала:

– Илья Александровифь, офтавьте наф, пожалуйфта. Поговорю я. Иван Анатольевифь, там и для ваф ефть коробочка с лапфой! – немного расстроенно девушка добавила, – мою тоже кто-нибудь может доефть…

Евгения осталась одна с нежданной посетительницей и внимательно ее оглядела. У совсем маленькой, ростом чуть выше полутора метров, когда-то красивой женщины, немного за сорок, был вид, какой обычно бывает у людей, переживших горе. Приятное лицо с большими влажными глазами было изрезано не по возрасту обильными и глубокими морщинами, как земля на которую давно не падала влага. Маленький привлекательный нос заострился, тонкие губы были сжаты. Одета она была во все черное – длинную юбку и старую, выцветшую, выглядевшую скорее темно-серой кофточку. Черные, со свежими вкраплениями седины волосы были собраны заколкой. Тонкими пальцами она комкала сжатый на груди черный берет. Евгения заговорила тихо, почти шепотом:

– Фдлафтвуйте. Не надо кричать. Если фто, никто меня не ифбивал. Это довбаные птфелы. Нет никакого мефта захолонения. Вот я. Вафа доць дала мне жыфнь. Я бефгланицьно ей и вам за это бвагодална. И она бвагодаля мне не уфлана фовфем, а тове полуцила новую выфнь. Флуфайте, вы можете мне не велить, но она тепель навфегда фяфть меня. – Евгения говорила искренне, не обращая внимания на то, что окончательно распухшие щечки, придавшие ее и без того милому личику совсем уж няшный вид, превратили ее речь в милое лопотание, разобрать которое человеку неподготовленному могло быть непросто, – я не могу уколоть обефболиваюффее. Я в кулфе про аллергию. И непеленофимофть лактозы. И у меня еффе вот фто есть. – она задрала ногу и показала женщине татуировку, – я даве не фомневаюфь, фто вы заплетили ее делать…

Они стояли, молча глядя друг другу в глаза секунд десять. У женщины из глаз вырвались две слезы, губы задрожали, она прошептала:

– Лизонька!..

Бросившись к Евгении, она обняла ее, и принялась гладить по голове, приговаривая:

– Девочка моя, девочка…

– Меня зовут Евгения. Женя. – она с трудом выговорила свое имя относительно внятно, – но я фнаю. Я фюфтвую, фто Лиза где-то фдефь. Фо мной. – она чуть-чуть отстранилась и взяла плачущую мать за руки, – я офень хотела бы уфнать ее полутфе. И ваф. Вы плиглафите мне в гофти? Покавете ее комнату?..

Женщина, во взгляде которой появился свет, быстро закивала головой и снова обняла девушку, намочив ей маечку слезами.

– Подофдите меня! Фефяф, отплофуфь у нафяльфтва!

Евгения заглянула в конференц-зал. Трое мужчин с аппетитом ели лапшу.

– Плиятного аппетита! Мне нувно ненадолго отлуфитьфя! Я возьму белое такфо?

Генерал, кивнул, вытирая рот салфеткой.

– Фпафибо! Обеффяю, я навелфтаю упуффенное!..

Вытерев рот и руки салфеткой, Тарантин поднялся, потянулся и воскликнул:

– Ну-с!..

Не получив в ответ никаких указаний, он вернулся на рабочее место, Родион остался с шефом один на один. Мельников, не поднимая глаз, спросил:

– Я все думаю… Этих людей… Их правда застрелили бы?..

Генерал покачал головой, прожевал и ответил:

– Нет, конечно. – он бросил есть и поднялся из-за стола. – пошли, Мельников.

В конференц-зале оказалась еще одна дверь с ведущей вниз лестницей. Минуя ответвления, они медленно спустились на самый низ. На минусовом этаже располагалось стрельбище. В этот час оно было полностью свободно. Илья Александрович подвел Родиона к стенду. Достав из кобуры пистолет, и сняв его с предохранителя, он дал его парню.

– Пальни пару раз.

– Зачем?.. Я не люблю оружие.

– Нужно для дела. Представь, что это один из тех ублюдков из университета, если тебе так будет легче.

Едва у Родиона промелькнуло перед глазами то самое, перекошенное от злобы лицо, дышащее животной яростью и жаждой крови, дохнул порохом и сталью смотрящий в упор оружейный ствол, он изменился в лице, резко вскинул руку и, растревожив эхом тишину, высадил в мишень всю обойму. Илья Александрович нажал на кнопку. Родион, на мгновение лишенный кислорода гневом, жадно и тяжело дышал. Мишень преодолела еще только полпути, но он уже видел одно сплошное отверстие, образовавшееся прямо посреди контура головы.

– Не соврал твой ангел-хранитель. Ты все тот же. Зрение, скорость, реакция. Только насчет сопротивляемости веществам она перестаралась. Отсюда и конфуз в клинике. Не могли тебя ни разбудить, ни успокоить. Да, и это тоже ее подарок.

Родион посмотрел генералу в глаза.

– Я вот еще что хотел спросить: а зачем вам мы с Жек… Евгенией? У вас же в распоряжении такие технологии. Можно сделать отряд… Да сколько угодно суперагентов. Армию пуленепробиваемых монахов. Вооружить самыми современными стволами, броней…

– Во-первых, Мельников, армия у меня и так есть. В одном только этом здании больше сотни вооруженных людей. Даже продавцы в магазине – наши кадровые офицеры или агенты. Во-вторых, нет больше этих технологий.

– В смысде?..

– Конюкова Евгения Артуровна останется единственной в своем роде. Как и ты, кстати. Ее «папа» мертв. Его ассистент тихо и мирно выехал в Абхазию. На заслуженную пенсию. Все чертежи и компьютеры я приказал сжечь, когда вы с Конюковой… Вернулись. Не осталось ничего. Ни единого осколка. Очкариков, которые на меня работали, шмонали жестче, чем фанатье на стадионе. Никаких флэшек, смартфонов, облачных хранилищ. Да и пахали они врозь. Об окончательных целях проекта знала только верная мне профессура. Два дедушки за восемьдесят. И беседа с наемниками о праве выбора, конечно, – либо вы живете долго и счастливо на честно заработанные. Либо находите в себе глупость чем-то и с кем-то поделиться и спешите к нотариусу. Я не на том уровне ответственности, Мельников, чтобы закрывать глаза на откровенный п****ц. Дай богатой рухляди этот грааль, и начнется охота за молоденькими мальчиками и девочками. Who wants to live forever, ты спросишь? А все и каждый, Мельников, все. До самого конца засыпать с мыслью, что я допустил такое? – Илья Александрович забрал у Родиона пистолет, – я пас… Прохладно здесь. Пошли отсюда, у нас много работы.

***

Евгения и так, и сяк жонглировала бадминтонной ракеткой, то вращая ее на одном пальце, то стремительно перебрасывая из руки в руку, как конный рыцарь свой клинок, то проделывая с воланом финты наподобие футбольных. Ни на секунду не прекращая демонстрации своих талантов, она заканчивала повествование:

– …Хотите, вельте, хотите, неть, но это так. Только никому ни флова! Это гофудалфтвенная тайна! Ее знают только единитфы!.. Фтланно! Я дейфтвительно, как будто умею ф ней облаффятфа!.. А тфем это так пафнет?..

Она еще раз осмотрелась. В комнате, которую можно было назвать исключительно детской, царил тот грустный для родителей порядок, как будто ее владелица поступила в университет в другом городе и заявится теперь лишь с ближайшими каникулами. Кровать была заправлена, на компьютерном столике и мониторе лежал хорошо заметный тонкий слой пыли, различные награды, кубки, фотографии в рамках, подарочные фигурки были аккуратно расставлены. И море мягких игрушек. Десятка два было только на кровати, остальные расположились на полочках, на полу, и в объятиях гигантского плюшевого зайца, занявшего свой персональный угол. Пахло чем-то сладковатым и пряным.

Людмила Георгиевна, мама Лизы, смотрела, замерев. На ее слегка посвежевшем лице, то появлялась, то пропадала улыбка.

– Это иланг-иланг. Лиза после последнего чемпионата мира полюбила восточные ароматы. Я подумала, ты вспомнишь…

– Ефли фефтно, нет… Но я правда, как будто фдефь уже была! И вот этот плакат! – девушка указала на постер с китайской бадминтонисткой, украшенный размашистым затейливым автографом, – мне кажется знакомым!

– Сунь Лили. Она тогда стала чемпионкой. Она не давала автографов, но для Лизы сделала исключение. Из уважения. Ей было всего шестнадцать… И третье место! На взрослом турнире!

Евгения не позволила Людмиле Георгиевне погрузиться в воспоминания, внезапно ее обняв, и залопотала:

– Я тут у ваф фовелфенно как дома! Но фефяф мне надо ефать. Мы ловим маньяка, который хофет взолвать ТЭФ! Но я обеффяю, фто уже фколо мы фнова увидимфя. Дадите мне клютфь? И повалуйфта, не пугайтефь, ефли я загляну пофдно! И еффе… Не поколмите меня тфем-нибудь? Феводня фсе мои попытки покуфать потелпели крах…

Женщина не успевала кивать в ответ.




6. Начальник Фока


Родион растекся в гостеприимных объятиях кресла бизнес-джета, предоставленного Баскаковыми. Полностью отгородившись от не прекращающих кусаться мыслей, он полубодрствовал-полудремал. Окунуться в сон с головой ему особенно мешали две самые настойчивые, упрямо, практически осязаемо колющие острыми углами в затылок. Одна – о том, что он так и не встретился с Сашей. И не поблагодарил за этот самый второй шанс. Вторая – о километрах под крылом. В последний раз он поднимался на борт самолета совсем давно, в детстве.

В крохотном аэропорту его сразу у трапа встретил старенький «глазастый» мерседес. Пожилой водитель с аккуратно стрижеными седыми усами, громоздким, покрытым красными прожилками носом и глазами, затаившимися глубоко под пушистыми бровями, несколько раз оборачивался, но промолчал. Родион тоже не стремился к диалогу. Он смотрел в окно и поражался сходству увиденного с его родным городом – те же малоэтажки, та же тишина и никаких пробок.

Мерседес остановился около аллеи невысоких березок, в кронах которых играло спелое предвечернее солнце. Через дорогу тянулась вереница похожих друг на друга таунхаусов. Стоя у ворот дома под вторым номером Родион не сомневался: он точно попал по адресу. Это был скорее не дом, а колония элементалей из «Клинка армагеддона». Его забор и светлый фасад были с любовью оформлены под фэнтэзи. Глядя на его эркеры, высокие окна и венец всей конструкции – украшенную флюгером башенку с витражными окнами, можно было подумать, что здесь, на краю земли, укрылся от неприветливого современного мира тысячелетний волшебник или алхимик и до сих пор ставит свои загадочные эксперименты. Вместо звонка на воротах висело классическое кольцо и табличка: «Добро пожаловать! Постучите, мы услышим». Парень постучал. С минуту стояла полная тишина, потом послышались быстрые шаги, и ворота открыл Виталя Котов, все такой же веселый и белобрысый, в синем махровом халате и с сеточкой на голове.

– Охренеть! Родя!

Он сразу бросился обнимать одногруппника. Родион тоже не стал сдерживать эмоций и похлопал Виталю по спине. Котов не скрывал удивления.

– Да ты вообще не изменился, как так?! Тебя все давно в покойники записали!

– А у меня насчет тебя была такая же инфа. Слушай, а ты раздобрел!

Родион потрепал приятеля за щеку. Тот расхохотался и ответил:

– Да, есть такое! Ты извиняй, что я в таком виде, фармил денежку, устал, все такое, ты не стой, давай, проходи!

Виталя проводил Родиона в тронную залу своей цитадели. Комнату обильно наполнял свет, вкусно пахло деревом. Место трона занимал большой кожаный диван, устланный несколькими декоративными шкурами, крашенными в белый, прямо поверх которых невозмутимо возлежал крупный, пушистый кот, которого гость заметил не сразу, поскольку со шкурами он был одного цвета. Несмотря на присутствие чужака, кот даже не повел своим единственным ухом и остался в агрегатном состоянии «буханки», с закрытыми глазами. Виталя, заметив, что кот Родиона заинтересовал, снова рассмеялся.

– Это Форест, леськин кот.

Услышав собственную кличку, кот приоткрыл глаза и слегка покосился в ту сторону, откуда прозвучал голос.

– Страшный, блин, как гоблин, но она его любит. Ты садись, я прикинусь по-быстрому, Леся сделает чай.

Родион присел рядом с котом и погладил его по голове. Форест слегка приподнял голову и провозгласил с акцентом, выдающим несомненно породистое и зарубежное происхождение:

– Мах!

– Я смотрю, вы уже нашли общий язык.

Держа в руках поднос с чаем, шоколадным печеньем и другими вкусняшками, вошла хозяйка, миловидная светловолосая курносая девушка, с очень большими голубыми глазами, в тапочках-единорогах, домашних трениках и голубом топе.

Спустя минуту все трое пили чай, собравшись вокруг журнального столика. Выведенный из состояния дзена Форест переместился на густой ковер, такой же белый, как шкуры и его заботливо причесанная шерсть.

– … Нет ты мне объясни, как так вообще?! – Виталя не унимался, – как ты так маскировался? Пацаны говорили, че-то Мельников не общительный, а я говорю, да ладно, хиккан, все такое, это щас не новость, а ты в натуре с двойным оказался! Слушай, а помнишь нашу пати в компьютерном кабинете?!

По лицу гостя пробежала улыбка.

– Да вижу, помнишь! Как мы тогда договорились спрятаться в преподской! Ты только весть шок-контент тогда пропустил!.. Коля с иностранного, ну тот, у которого батя консул, помнишь? – Родион кивнул, – ну вот, он такой говорит, как обычно с покерным фейсом, ну типа уважуха, пацаны, уважуха, если прокатит, на меня рассчитывайте, проставлюсь сурово! Ну мы уже залегли такие, сигналку отключили, к камере тот листочек с фоткой пустого кабинета прилепили. Диман еще внаглую сел на место охранника, пока тот отошел, по телефону такой командует, типа ровно там, не ровно. Отвечаю! Думал, на этом листочке погорим, а нифига!

Родион не выдержал и расхохотался.

– Ты погоди ржать! Бухла у нас было, вроде, три трешки пива и один портвейн на пятерых, я думал устроим олдскул-пати, во что-нибудь зарубимся, посидим душевно. И тут кто-то, реально, не помню, кто, про Колю вспомнил. Ну ок, набрали ему, и через полчаса этот чудик на такси подъезжает! Еще даже не стемнело до конца! Там такую операцию по внедрению провели, но оно реально того стоило! Я столько дорогого бухла только в магазе видел! Текилы, абсенты всякие, жаль только, он не один приперся, кореша его мне как-то не очень. Что Миха этот все пытался за жизнь втирать… Ну, ок, он, допустим, идею годную подкинул, чтоб никому не стоять на стреме, спрятать вебку в цветок возле лестницы, но Лепа – вот это было нечто!

Родиона уже начинал рвать изнутри на части приступ смеха, Виталя, чувствуя, что приближается к самой сочной части воспоминаний, ускорился:

– Он мало того, что приперся уже угашенный, под какой-то химией, еще звонил же кладмену, спускался потом во двор, свою дурь под елочкой выкапывать, прикоп десять сантимов под иголками, с*ка! Как его охранник не спалил… Вот, реально, дураку море по колено!

Родион уже бился в неконтроллируемых конвульсиях. Олеся настороженно слушала, что было дальше.

– Ну он покурил, короче, кое как его на это дело к окну спровадили, если б датчик дыма зачирикал, пришлось бы всем туда прыгать, ну ладно, обошлось, думаю, з****с. Сидит в доту шпилит, никого не трогает, так нет же. Диман давай с ним спорить: кто сольет мид, тот выбросит комп из окна, а как он ваще мог не слить? У него уже один глаз на нас, другой на Кавказ!

Родион продолжал трястись от беззвучного смеха, из глаз бежали слезы.

– И прикинь, этот чудик, берет, выдергивает провода, и понес блок к окну! Ну мы все такие – ладно, ладно, Леп, все норм, ты за спор ответил, а тот такой – не, чертом буду! Берет и выкидывает! Как тогда все на очко присели, ты один сидишь, пиво дуешь, тащишь катку! Ладно еще, комп на траву упал, негромко получилось. Вот как сейчас помню, именно тогда пати понеслась совсем аут оф контрол. Врубили какое-то электро, Коля раскочегарился, ходит со стаканом, и заладил – денсин олл найт, тилл зе морнинг лайт! У Лепы новая блажь – давайте девок вызовем!

Олеся насторожилась.

– Я щас походу понимаю, почему ты тогда так отговаривал! Ну типа проституция, все такое, незаконно!

Родион посмотрел на Виталю с нескрываемой досадой.

– Как будто все остальное было законно…

– Да ладно ты, не обижайся! Вообще ты по делу возникал, это был бы финиш. Лепа конечно, чел без тормозов. Ты тогда как раз в толкан отошел, вообще кстати, тема, что там был свой санузел, но ему на это было на***ть. Он залез на подоконник, вывалил болт, заорал че-то типа «ребята, я люблю вас!» и давай журчать, а уже светало, студгородок рядом, слава яйцам, опять прокатило! Может, повезло, что пятница, все отсыпались. Короче, той ночью я узнал, как пахнет адреналин! Потом еще всю субботу не просыхали, Лепа спал на рюкзаках. Когда декану четыре раза за ночь через анонимайзер набирали по скупе и орали «чува-а-а-ак!», вот тогда я понял, что отрываюсь как надо!

Родион, пытаясь подавить смех, вытирал с лица слезы.

– В воскресенье только утром, когда бухло кончилось, дошло, что план отступления-то не продумали! Вот тут Лепа выручил, повезло, что он не с универа. Помнишь, как он вызвался?

– Да-да! – Родион отдышался и с улыбкой слушал концовку.

Говорит, пацаны, я на разведку, будьте на связи, если охранник там, я отвлеку! У самого глаза закрыты, на голове харамамбуру, голос как у нарика! Мы ему такие – ну го! Он даже приуныл, по-моему, когда увидел, что охраны нет. Вылезли через окно поточки на первом, где внутренний двор, с цветочками, и свалили. Я этого синяка тогда домой отвозил на такси. Думал, живет один, в свинарнике, а он, прикинь, с родителями. Такие интеллигентные люди оказались. Было же время, да Родь?..

Родион наконец отхлебнул чай и нехотя прервал экскурс в студенческое прошлое:

– Не то слово… А сейчас то ты чем занимаешься?

– Да все тем же! – Виталя принялся загибать пальцы, – фармлю. Игровые валюты, крипту. Инвестировать начал во всякие акции, до того, как это стало мейнстримом. Когда начал строиться, даже на дядю поработал немного. Не, скорее, на большого брата.

Родион переспросил:

– В полиции что ли?

Виталя расхохотался:

– Не-е-е! На администрацию. Голды не хватало на зиккурат, ну я и встал на биржу. Чисто интереса ради сходил на собеседование. Тут новый спорткомплекс открыли, рядом, только пройти через аллею, и там, за домами. Я для галочки отметился по вакансии директор спортивного центра. Там с теткой из HR разговорился. Выяснили, что я вообще так-то им подхожу, но они эту вакансию под сына друга какого-то заместителя местного чинуши держали, короче, приятно пообщались. И через три дня звонит эта тетка, говорит, того боссика менты сфармили, причем слух ходит, что лут ему сами и подсунули взяткой, и его сына-дрезина теперь конкретно не при делах, приезжайте, то-се. Короче, я им втер, что могу еще за сисадмина на полставки, взяли сразу.

Олеся в шутку толкнула супруга в плечо:

– Корону поправь!

Виталя, впрочем, не обиделся:

– Твердо сидит, не волнуйся. Так вот, самое угарное – должность называлась не директор, не гендиректор, а «начальник физкультурно-оздоровительного комплекса». Коротко – «начальник ФОКа». Я долго орал, а потом че-то осенило, и стал это юзать как ник, ну внатуре же смешно? Начальник Фока, типа имя какое-то! Для дотана вообще огонь! Потом, как со всеми рассчитался, уволился, ну их, эти кабинеты, а админом я там до сих пор по удаленке, так, раз в неделю по клаве потапать. Раз в месяц туда съездить. А!.. Тут еще в чат-рулете словился с каким-то ниггой, пишу: «Hello! My name is Focka!»

Олеся, улыбаясь, покачала головой, глядя на ухахатывающегося мужа:

– Как ребенок…

Родион не хотел прерывать приятеля, но вопрос, ради которого он собственно и приехал, обжигал язык.

– У тебя есть какие-то мысли?

– По поводу? – Виталя не сразу понял, о чем речь, – а-а-а, эта фигня с ТЭЦ? Нет. Не было, и нет. Слушай, я понимаю, что хожу по офигенно тонкому льду, и меня не закрыли только потому что ты заступился…

Родион хотел перебить его, но передумал.

– …но я реально никого не подозреваю. Некого. Я даже на новоселье спецом позвал всю местную илитку, нехилый такой зерг народу, второй и последний раз после свадьбы смотрел на стадо бухих рож, – Виталя сделал вид, что не замечает олесиных гневных взглядов, – только чтоб все знали что у нас тут, если че, красть нечего, а инфа тут по рукам быстро ходит. Леська на себе золотого запаса Уганды, как мэрша, не носит, деньги в банке, тачки нет, собаки даже нет, нечего угонять! Кошка эта пожилая, – он кивнул в сторону дремавшего на ковре Фореста, – даром никому не нужна!

– Не обижай Форю! – Олеся подошла к коту и взяла его на руки, – он хорошая пуся.

Зверь принял ласки как должное и глаза решил не открывать. Виталя продолжил:

– Обиженки есть, не без этого. Дед-бафомет с лыжной базы, который тырил инвентарь и продавал в интернете. Я поставил камеры и спалил. Его пожалели и тупо уволили. Водила еще был, который кладовщикам врал, что его недогружают, думал мне ровно, есть пара мячиков или нету. Вроде все. Но это же мусор! Какая им нафиг крипта! Тем более, тот чел общался через даркнет, вообще не палился. Все его посылки чистые, никаких пальцев, даже с той, в которой была рука – облом!

Олеся поморщилась.

– Следаки сказали свежак, но из моргов не пропадала, нападений там, всякой такой фигни тоже не было! Вроде и повезло, что к коробке прицепился запах ароматической свечки, вроде сандал, так они всех, кто тут у нас такую брал в ТЦ, вычислили, прошлись по ним, а там только няшки-студяшки. Короче, Родя, это по-любому профи… А я, лично, сразу, как ТЭЦ положил, решил, что выйду из сумрака, ну, нафиг, себя закапывать. Дороже свободы и вот этой с*чки белобрысой у меня в этой жизни все равно ничего нет.

Виталя кивнул в сторону Олеси. Девушка, не выпуская из рук кота, приблизилась и положила мохнатую лапу Фореста ему прямо на лоб.

– Мы с Фориком тебя прощаем.

Бывший начальник ФОКа сделал вид, что покушения на личное пространство не заметил.

– Короче. Я предложил все, что нафармил и скопил. Если считать с криптой и акциями Аппле, Мелкософта, Газпрона, выходит примерно два с половиной кека в бакинских. Говорю, бери и отваливай насовсем, если нет, я звоню в ФСБ… Он… Ну или я не знаю… Они… Короче отказались. Вот тогда-то я и очканул по-настоящему. Флешка с прогой сейчас у твоего босса. Эти твари знают, но все равно не отстают…

Родион выглядел задумавшимся, но едва его одногруппник сделал паузу, он неожиданно спросил:

– У тебя тут есть баня? Или душ?..

– И то, и другое есть. А еще джакузи и сауна. А че ты вдруг?.. – Виталя искренне удивился, – не, я не это, ни че, просто нежданчик.

Родион искренне ответил:

– Не мылся лет шесть.

– Ну го вместе.

После чая парни отправились в сауну. Перемешивающиеся запахи сосновой смолы, эвкалипта и пряного рукодельного мыла, которым Виталя пользовался тайком от супруги, быстро подействовали. Мельников расслабился и обмяк, слегка накренившись вбок и склонив голову, так, что лицо приобрело выражение то ли саркастическое, то ли средней степени опьянения. Задремать ему не позволил приятель, казалось бы, тоже вполне себе релаксирующий, неожиданно положив руку на плечо.

– Мне показалось или ты в непонятках, куда делся мой шрам?

– А?.. Не…

– Да ладно, тут нет никакой пасхалки. Удалил. Кроме как перед телками светить, ну нафиг он вообще? Не нужен. А эту тему абузить, ну вообще не для меня. Пускай оно там остается. Где-то…

– М-м-м… Понял.

Родион расправил руки и запрокинул голову назад.

– Ну и это, Родь. Я сдецел утаил… Родя?..

– Умбм?.. Про че ты щас?..

– Да все про то же… Как меня могли спалить.

Родион открыл один глаз.

– М?..

– Был, короче, такой «Ай-Ти-Корвус Банк». В ВСК, с филиалами помельче здесь. И в других пердях, – Виталя перебирал складки полотенца и некоторое время не решался продолжить, – …пару лет назад. Весь такой типа современный, играли на скачках крипты, реклама у них была сплошной флекс, наши серваки самые твердые, защита круче пентагоновской, ну я и решил проверить. – он нервно хихикнул, – оказалась ссанина, писали, наверное, индусы на коленке. Если вообще не какой-то хлам с форума прогеров. Я погулял спокойно по их сервачкам, поорал и забыл. Через полгода попер новостной спам: Корвус тормознул выплаты по вкладам, у Корвуса проблемы, банк скоро лопнет, ну и тэ дэ. Тут меня Робин Гуд и цапнул. – Виталя развел руками, – я собрал инфу и снова влез к ним. И че ты думаешь?

Родион потер лоб и хмыкнул:

– Бизнес-на**изнес?

– Вообще в чистом виде. Нефильтрованный. Бабулетов на счетах не просто с запасом – сотни нефти! Я такой кураж поймал… – Виталя рассеянно оглянулся, – блин, знал бы я, что разговор до этого дойдет, взял бы пивас. Короче, накренил их мыло и мессенджеры. Они то ли совсем ебобо, то ли в край о***ли, но там был беспалевный дискасс за вывод средств и дележку среди топ-манагеров конторы. Я кинул анонимку в прокуратуру. Как поймаю флэш, реально трясет… Всех повязали, Корвус прикрыли, людям вернули бабки. А меня тогда п****ц распирало от ЧСВ, ну и дропнул на форум к вкладчикам анонимку. Ну типа «не благодарите, и все такое». Вот там я, походу, и засветился. Если эта шняга вскроется, меня точно прикроют…

Виталя высунул язык и рассеянно покачал головой. Родион улыбнулся и сказал:

– Только не паникуй. У меня там есть один генерал знакомый, он поможет. А за такое еще и медальку дадут. Шоколадную будешь?..




7. Женщина за работой


К вечеру в отделе по борьбе с терроризмом установились жесткий абсолютизм и полный матриархат: стол формального начальника узурпировала Евгения. Едва вернувшись от Людмилы Георгиевны, она потребовала личные дела криминальных боссов, а просмотрев, безапелляционно заявила:

– Завтра они будут в нафых руках. – скрестив руки на груди, девушка слегка прищурилась и серьезно добавила, – но мне потлебуетфа некотолое финанфилование!

Когда она без объяснений запрыгнула в генеральское кресло и взялась за смартфон, Илья Александрович попробовал было потянуть одеяло обратно:

– Тебе не надо самой всем звонить. Пускай Тарантин…

Евгения перебила:

– Для Ивана Анатольифя у меня тоже найдетфа работа! – она быстро начиркала что-то ручкой и протянула листок, покрытый едва разборчивыми каракулями, – плитфем, флотьфная. Мне нуфны номера этиф людей! Дофтанете?

Илья Александрович молча прочел и передал записку помощнику. Тот разобрал не сразу. Он снял очки, аккуратно протер их тряпочкой, и водрузил обратно на переносицу. Со второй попытки послание поддалось. Тарантин сделал большие глаза и уставился на шефа. Генерал серьезно спросил:

– Достанешь?

– Да это… Ну… Как… – Иван Анатольевич ненадолго растерялся, – …да, достану.

Запросы Евгении и звонки, которые она совершала, были один другого чуднее. Сначала, что было вполне логично, она потребовала фото, полное описание интерьера отеля «Гранд-Гондольер», и план здания. Затем ей последовательно понадобились: программы для графического дизайна и моделирования одежды, костюм уличного промоутера («не важно, какой, лиф бы нафтояффий») и парик «фтоб как у Мэвилин Монло». Иван Анатольевич хватался за потный лоб и бормотал что-то рассеянно-нецензурное. Илья Александрович, напротив, беспокойства не выражал.

Программы установили практически сразу, минут через десять. Полчаса Евгения провела молча, колдуя над монитором, закончив, она потерла ладони и сделала первый звонок:

– Добвый день! Лейтенант Конюкова, упвавление Фээфбэ по борьбе с теввовивмом!.. Вам на потьфту отправлен эфкиф, у ваф ефть фяф, фтобы раффитать фтоимофть и выфтавить нам ффет!.. Да. И не забудьте про кафку!.. Какой еффе пифатель!?.. Ну в фмыфле флем! Головной убол!.. Ах, так!.. Это вафы плоблемы! – рассердившись, девушка полностью отбросила попытки бороться за чистоту артикуляции, – ловно фелеф фяф наф офитфел будет у ваф с деньгами и иффодным матевиалом!

Второй звонок вышел еще более странным:

– Алло! Это типогвафия? Лейтенант Конюкова, ФСБ. Вы полутфили?.. Нет, не приезжает! Это фяфть фпетфопелатфии! Отвефяете за феклетнофть!.. Жду ффет, оплатим фефяф! Завтва утлом забелем! За невыполнение или разглафение гофудалфтвенной тайны ваф вдут фельефные фанктфии! Фпафибо!

Получив от Ильи Александровича бумагу с заветными телефонами, Евгения совершила, наверное, самый фантасмагорический телефонный звонок в своей жизни:

– Гуд дэй! Мифтел Файмон! Выф иф лойтенэнт Ко-нью-ко-ва Юдвиния фвом раффен контр-теввовизм эдвенфи! Ай нид хэлп!.. Олл ай вонт ю ту ду ис двафт шот онлайн-конфевенф!.. – на произношение Юджиния не очень-то и налегала, и Илья Александрович с Иваном Анатольевичем, присутствовавшие при этом, несомненно знаковом диалоге, не были уверены, что собеседник ее понимает, впрочем, сама она не выказывала и капли сомнения, – йеф, йеф!.. Виз ю энд зен виф мифтел Дволдан!.. Йеф!.. Ит вилл би гвейт аффифтенф ин ауа фтвагл эгейнфт интевнейфенел теввовизм!.. Йеф! Ви вилл фенд оффифел документф ту ю райт нау!.. Фэнк ю вели матфь!

Евгения положила трубку и с горящими глазами потерла руки. Илья Александрович, читавший свежее сообщение, мрачнел на глазах. Закончив, он с такой силой ударил ладонью по столу, что от неожиданности девушка подпрыгнула синхронно с монитором, который, в свою очередь, ударной волны не выдержал и опрокинулся на пол.

– Фто такое!?

– Соломатин повесился. – генерал развернулся на 180 градусов, сделал шаг и провел рукой по волосам, – с**и!

Девушка нахмурилась.

– Кто такой Фоломатин?

– Оперативник, старшина. – сухие губы Ильи Александровича дрожали от ярости, – он был в группе захвата, которая год назад брала штаб идиотов из «Свободной Сибири». Независимость региону, столицей объявить ВСК и далее по списку. Собирали бомбу с гвоздями у какой-то бабки на квартире. Больные идеалисты. Все было четко, без стрельбы. По дороге в контору пропал сейф с их «партийной казной». Со слов главаря там были копейки, миллиона три-три с половой. Я догадывался, но провел внутреннее расследование. Сейф спрятал Соломатин. У его жены был рак. А денег на лечение – не было. В протоколе, который я подписал, указали, что не было никакого сейфа. Замяли. А эти твари что-то нарыли… Ублюдки.

На столе негромко закурлыкал радиотелефон. Генерал рывком выудил его и ответил:

– Да?

В трубке зазвучал приятный, пропитанный вежливостью голос. Илья Александрович сразу понял, что сообщение звучит в записи:

– Товарищ генерал-майор. Мы скорбим о безвременной кончине вашего сотрудника Соломатина. Не сказать, что его внезапный уход нас шокировал. По статистике мужчины в его возрасте довольно часто уходят именно по этой причине. Впрочем, понятие о чести – такая редкость в наше время. – шеф ФСБ сдавил трубку так, что та хрустнула, – но мы найдем другую брешь в вашей системе. Она устарела. Да она сама от себя устала! Давайте не будем усложнять. Я получу программу. Вы получите тишину и спокойствие. Сегодня будет еще один тонкий намек. До связи!

Едва преступник повесил трубку, Илья Александрович швырнул телефон в стену с такой силой, что пара осколков долетела до заскучавшего было Тарантина, игравшего в маджонг в браузере. Иван Анатольевич поправил покосившиеся очки и резко вскочил. Генерал-майор зарычал:

– Пробить по базе! Узнать, кто звонил. Откуда. Чтоб сегодня же приволокли мне эту с**у!

Иван Анатольевич бросился одновременно кому-то звонить и печатать, Евгения нахмурилась и заявила:

– С одним, так фказать, контлагентом, мне надо фтлетитьфя литьфно! Буду фкоро!

Она что-то посмотрела в телефоне, вышла из здания, снова взяла белое такси и вскоре с грозным видом стояла у кассы «Ресто-кафе Гамбург». Наряженная в стилизованное под немецкое платье форму большеротая крашеная блондинка дежурно спросила:

– Что вам угодно?

– Администратора.

Нахмуренные брови и надутые щеки посетительницы ясно давали понять, что дело пахнет скандалом, и кассир рисковать не стала. Меньше, чем через минуту вышла администратор, коротко стриженая черноволосая девушка с большими на выкате глазами и едва выступающим подбородком, одетая в клетчатый пиджак с короткими рукавами и с большой витиеватой татуировкой на запястье. Евгения просканировала ее быстрым взглядом, на долю секунды задержавшимся на татуировке и, едва та открыла рот, чтобы произнести пару дежурных фраз, выпалила:

– Сара! У меня к вам преферьезнейфий разговор!

Администратор возразила:

– Меня зовут Виктория, чем…

Но формальности Евгению совершенно не увлекали.

– Фтланно… А на татуировке напифано Сара. – она сунула прямо под нос администраторше открытое удостоверение, – вам платят премию за хорофую выручку?

Виктория-Сара удивленно кивнула. Евгения неспеша потерла ладошки, глядя ей в глаза.

– Плеклафно. Фефяф мы с вами рефим, фто вы феводня заработаете: оплафиваемый отпуфк или пвоблемы с органами влафти!..

Вернувшись в офис, она сделала еще пару звонков, выдохнула, распечатала несколько листков и сунула Илье Александровичу стопкой, прикрепив скрепкой очередную записку. Он быстро прочел, кивнул и передал бумаги Тарантину. Помощник взялся за ознакомление и, сперва впав в ступор, начал читать вслух:

– Мастерская по изготовлению и ремонту персидских ковров «Зухриддин». 985 тысяч рублей… Типография «Кардинал», ИП Пряничникова – 305 тысяч рублей… Че за… «Партнер-дент». Комплексные поставки оборудования и расходных материалов для стоматологии… …два миллиона четыреста тридцать тысяч рублей!? – Евгения кивнула, – за что?! – он бросился просматривать содержимое других листков, – за триметил…бу… бута…че-то там в промышленной таре, объем… Ладно. Дальше. «Ресто-кафе Гамбург» –один миллион 885 тысяч рублей за блюда согласно заказу, в том числе внесение изменений в оригинальную рецептуру по желанию клиента и услуги кейтеринга… Склад-магазин «ProKras» … Илья Саныч!..

Иван Анатольевич с руками, разведенными в стороны и выражением глубокой растерянности на лице стоял как гоголевский персонаж. Шеф, тем не менее, подобных чувств не испытывал и отрезал:





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65895502) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.