Книга - «История на ладошке о жизни одной крошки»

«История на ладошке о жизни одной крошки»
Олеся Хуссейн


Новая редакция полюбившегося читателям любовного романа. Иногда сама жизнь дарит нам столь закрученный сюжет, в котором переплетается военная драма 21 века, голливудская мелодрама, насыщенный блокбастер и элементы комедии. Чудо рождения и ужас смерти, романтика, секс, любовь, арабская сказка, война, предательство, любовные треугольники, эмоциональная зависимость, колдовство и мистика, победы и поражения! Словно птица Феникс, переживая не один кризис, я вновь возрождалась из пепла, чтоб протянуть тебе, на своей ладошке, историю насыщенной и интересной жизни, моей жизни. История о том, как не утратить веру в себя. Все еще думаешь, что есть неразрешимые проблемы? Поверь, малыш, все решаемо! Хочешь, помогу? Категория 18 +.





Олеся Хуссейн

ИСТОРИЯ НА ЛАДОШКЕ О ЖИЗНИ ОДНОЙ КРОШКИ





Предисловие


Уже второй год собираюсь с мыслью, что хочу написать свою историю. Историю жизни, любви, историю, возможно, о такой же девчонке как ты – да – да, ты, которая держишь в руках эту книжку, накручиваешь локон на палец, пьешь травяной чай и мило улыбаешься…

Кто знает, как вообще создаются и развиваются наши жизненные сценарии? Может быть, как уровни в компьютерной игре? Каждый усвоенный урок – та да, переход на новый уровень! Может, кто-то наверху, умело и ловко дергает за ниточки, при этом пристально наблюдая за нами? Небесная канцелярия не дремлет, и иногда так закрутит жизненный сюжет, что и герои мелодрам обзавидуются!

Мне 33. И этот возраст, всегда казался мне чересчур «замысловатым». Возраст Спасителя, возраст, когда принято говорить «немного за…», когда хочется покорять вершины, цели, решать сложные жизненные задачи, все, что ниспослано нам по Воле Судьбы! Возраст, когда задумываешься над тем, что тобою уже сделано и сколько предстоит сделать в дальнейшем – возраст подведения итогов. Наши сценарии не предопределены – мы сами пишем свою жизненную историю и все в ней, за исключением 2 грандиознейших событий – даты нашего рождения и даты нашей смерти. Люди, события, ситуации – все это нам дано вовремя, не раньше и не позже. Каждый ниспосланный человек для чего-то нужен, чтобы научить, разбудить, затронуть, задеть, раскрыть именно ТВОЮ СУЩНОСТЬ! Не зря есть шутливое выражение – «Спасибо всем! Одним – за сказку, другим – за встряску!» Не пройдя свой жизненный путь, мы никогда не стали бы такими, какие мы есть. Опыт, увы, приобретается лишь через негативные события, и извлечь урок нужно, просто необходимо, видимо именно в этот момент подключается наша первоочередная функция – «Инстинкт самосохранения», и дай Бог, чтобы эта «функция» подключилась не через саморазрушение! Я уже не та девчонка, что была в 20, но я невероятно рада себе – той, что сейчас 33! Я уникальна! Я такая одна! И поверь, мой дорогой читатель, эти две фразы, непременно, применимы и к тебе! Каждый из нас уникум! Каждый из нас такой ОДИН!

Хочу поблагодарить мою маму – самого любящего и любимого, нежного и чистого человека на земле! Ты – мое крыло, Ты – мой Ангел! Ты – мой верный тыл!

Своего отца – он во многом сделал меня сильнее и принципиальнее!

Настю – если бы не твоя жертва, я навсегда бы осталась в том самом дне – дне своего рождения!

Деданю (Царство Тебе Небесное) – ты всегда говорил, что быть мне писательницей! Ты – мой пророк!

Благодарю своего бывшего мужа – М., спасибо, что ушел из моей жизни! Благодарю и бывшего любимого человека А. – я узнала, насколько сильно могу любить, с тобой я познала любовную зависимость и исцелилась от нее. Я осознала, как глубоко я могу нырнуть в свое подсознание и, благодаря нашей истории, я смогла раскрыть свой талант!

И, несомненно, спасибо тебе, моя ЖИЗНЬ, за такую чудесную и увлекательную историю, которую ты со мною провернула! Я знаю, мы еще пошалим! ЛЮБЛЮ…

Но не обольщайтесь – все персонажи, описанные в книге, являются плодом воображения автора и любое сходство с реальными людьми случайно.




Глава 1. Начало


Вечер 06.06.18. Я сварила ароматнейший кофе, включила ноут и немножко «подвисла»… С чего начать свою story? Наверное, со знакомства тебя со мной! Ну что ж, я – Олеся, мне немного за…, я коренная дончанка и пишу сейчас из того города, в котором и по сей час идет война. Я никуда не бежала и не переезжала, понятие «переселенец», в пределах СВОЕГО ЖЕ государства – это чушь и блажь власть имущих, а мне дорого все то, что меня окружает. Мой дом, моя мебель, мои вещи – все это и создает атмосферу уюта и тепла, только здесь есть этот «уголок комфорта», только сюда я стремилась из командировок и отпусков, после гостей и прогулок, после жизненных бурь и невзгод или радостных и счастливых дней! ДОМОЙ – туда, где стены меня любят и помогают, мой дом меня, по-особому, наполняет – это моя крепость и мой очаг!

Затрагивая вопросы великой геополитики, хочу сказать лишь одно – если хочешь кому-то помочь – дай денег, еды, кров, НО никогда не приноси нуждающемуся оружие и все, что может разрушить его и чужие жизни! Ты не имеешь на это право! Протягивая алкоголику бутылку водки, наркоману – дозу, игроману – фишку – ты собственноручно убиваешь конкретного индивидуума. Ты несешь смерть, прикрываясь маской мнимого «добра»! А в пределах государства – это уже, дорогой сосед, геноцид! И это не помощь – это горе и беда, которую ты собственноручно принес на ЧУЖУЮ тебе территорию! Но не хочу об этом… Политика это грязь на абсолютно любых уровнях власти! Книга моя? Хочу о себе!

У меня высшее экономическое образование, но я, ни дня, не работала по специальности. Если бы могла дать себе, четырнадцатилетней девочке, совет – подсказала бы выбрать иную специальность! Но, увы, жизнь не кинопленка, отмотать не получится, а для общего развития и подобное образование пойдет! Я никогда не была тихушницей или выскочкой, я спокойная домашняя девочка, знающая о нормах морали и правилах, которую мама воспитала в традициях девятнадцатого века, и да – я горжусь этим!

Я верю в любовь! Я обожаю мечтать! Хочу увидеть весь мир и лицезреть каждое чудо – света! Я знаю, что самое интересное у меня ВПЕРЕДИ! Стакан наполовину полон и дай Бог, чтобы никогда не был пуст! Увы, разочаровываясь, ты уже никогда не будешь как прежде, однако станешь на одну ошибку мудрее! И жизнь стОит того, чтобы радоваться своему рождению! Но это отступление – пофилософствовали, и будет, возвращаюсь к себе!

Далекий август 1984… Мама говорила было жарко… Вот, в один из таких дней, и родилась Я! Безумно фартовая, голубоглазая девочка с длинными темно-русыми волосами! Я, естественно, не помню, но уверена – мой крик разбудил пол больницы! Роды у мамы были невероятно тяжелые, а медицина – рядовая совдеповская… Вовремя не прокесарили, халатность мед. персонала зашкаливала, начались потуги, роды, а ребенок не идет… Решение приняли второпях и впопыхах! Так легко и непринужденно, на глазах у кричащей от невыносимой физической и душевной боли женщины, доставали ребенка по кускам. Словно абортируемый биоматериал… Здоровая девятимесячная девочка погибла в свой день рождения из-за безмозглости мед. персонала! Со мной сделали бы то же, но став тянуть за ножку, я увильнула в мамино лоно. Однако акушер был настырный и после, когда он захватил мою голову щипцами – я увидела этот мир! Жестокий и страшный мир, который убил мою сестру! Я, безусловно, слышала ее немой крик о помощи и об адской боли, я пряталась там, внутри мамы, где нам было так весело и уютно, где мы вместе играли и общались, поочередно лупили маму из животика, и делились нашими мечтами! Это божий промысел или провидение – не знаю, однако чтоб со мной доктора не повторили то же, что и с сестренкой (Настей назвали ее, посмертно), я поддалась акушеру и, щипцами за голову, он вытащил меня из моего девятимесячного дома! Болела ножка, голова, слишком яркий свет, но вот она – моя МАМА! Она плакала от горя, боли и счастья одновременно! Говорила, что я невероятно красивая девочка, с кожей словно персик. Именно поэтому, еще сидя на облачке, я выбрала ЕЕ, мою родную и бесценную МАМУ! При выписке, родителям не отдали тело Насти, более того, заменили все материалы в карте, словно ребенок был один. Угрожали, еще неокрепшей после родов женщине, что если она не подпишет все бумаги, то и второй дочери у нее не будет. СтОит ли говорить, что захлебываясь слезами, моя мамочка все подписала. СтОит ли говорить, что всю свою жизнь она винила себя, что не пошла против системы и не доказала убийство своего первенца, у которой даже не было места на кладбище!

Нас выписали, я росла на радость родителям и дедушке с бабушкой. Вторая же бабуля (мать отца) меня сначала невзлюбила! До 9 месяцев я невероятно сильно кричала – днем и ночью. И испуг был, у бабушки лечили, и грыжа. Возможно и головные боли после применения щипцов… Но после всех хитростных манипуляций и лечений, мой крик не прекращался! Я была уже достаточно взрослой, и мама, шутя, спросила – «Ты почему так орала?» На что получила вполне резонный ответ – «Внутри нас было двое! А после внутриутробного испытанного ужаса и шока – я, во внешнем мире, осталась вдруг одна, и простую, мягкую игрушку вы не положили в мой манеж. Хоть мнимая, но игрушечная ручка рядом, возможно, решила бы эту проблему! Я бы почувствовала, что и в этом мире не одна!» Идея понравилась родителям, но, увы, класть куклу в манеж уже было не надобно!

У меня было счастливое детство, в тесноте да не в обиде! Жили мы сначала впятером, потом вшестером в маленькой двухкомнатной квартирке, с иногда навещавшими нас дворовыми котами, которых, естественно, затаскивала я!

Главной персоной в моей жизни была, конечно же, МАМА – любящая и заботливая, а я, словно ее хвостик, так меня шутливо звала бабушка, всегда была подле нее. Стильная и эффектная – мамочка была первой модницей нашего двора! Все платья и костюмы разрабатывала по собственному дизайну и шила лишь в ателье, совдеповское «тряпье» она никогда не надевала! Мама невероятно вкусно готовила и, действительно, могла бы стать шеф – поваром крутейшего ресторана, если бы захотела. Ее сердечной доброты хватило бы, чтобы отогреть с сотню детей. Она невероятно нежна и участлива, внимательна и сострадательна. Она никогда меня не била (за одним единственным исключением) – мне было 9 месяцев, мы собрались на прогулку, мама нарядила меня в импортное темно – синее велюровое платье, надела белые колготки, предварительно спросив – хочу ли я в туалет? Получив отрицательный ответ, меня оставили в прихожей, и мамочка отправилась в спальню наспех прихорашиваться. Спустя 5 минут ее взору предстала очаровательная картина – я, подол невероятно – дорогого и красивого платья задрав, стоя босиком посреди прихожей, что есть силы, вытирала белыми колготками свежеобписяный пол! Видимо, в состоянии аффекта, меня отлупили именно теми мокрющими колготками! Я смышленая очень, и не нужно даже говорить, что после того случая, осечек больше не было, и слово «горшок» – я произносила сама и всегда вовремя.

Папа был достаточно занят в течение всей жизни, но пусть и иногда, но играл со мной, рисовал мне, катал «на лошадке», покупал попугаев, забирал из садика и приносил тормозок от зайчика. Папа мог пешком сбегать в ночной магазин за пирожными, коль мы попросили, хоть этот магазин был в пяти километрах от дома. Зимой мы катались с горки на санках, ходили на лыжах, играли в «НЭП», «Монополию» и шашки-шахматы. На Новый год, в полночь, папочка переодевался в дедушку Мороза, со смешной и пушистой белоснежной бородой, и дарил всем подарки. Весной же папа рисовал мне кукольные домики и мастерил смешные мягкие игрушки. А летом мы собирали на поле цветы, захаживали на «живой рынок», где рассматривали разных кошек – птичек – собак – рыбок – хомяков, естественно, иногда пополняя нашу домашнюю звериную коллекцию. Последних, в этом списке зверей, просто ненавижу, и по сей день.

Помню ужасающий случай из детства!

У нас жила пара хомяков. Вскоре, мама – хомячиха «охомячилась» и клетка наполнилась малюсенькими кремовыми хомячками. Мимимитр зашкаливал, как бы сейчас выразилось наше подросшее поколение. И в один из вечеров эта чудо – мамашка, на моих глазах, стала жадно жрать своих маленьких детенышей. Принято было незамедлительное решение – спасать малышей. Доблестно открыв клетку, я схватила этого зверя! Мама, чудом увидела эту картину и, молниеносно, выхватила хомячиху из моих маленьких рук. В ту же секунду хомячиха вцепилась в мамин палец так, что освободить его самостоятельно было невозможно. После безуспешных попыток, в ход пошла маникюрная пилочка, однако цепкая хомячиха не отступала. После нескольких минут «кусания», чудо-зверь сам отцепился и эффектно полетел с балкона 4 этажа вниз. Безусловно, если бы зверушка вцепилась в мой нежный детский пальчик, он был бы сразу откушен. Мамин палец долго мазали и лечили, а что касается хомяка – мне эту зверушку не жаль и по сей день!

Относительно моей бабушки (Клавдии Петровны), я ее мало помню в своем раннем детстве, намного больше ее стало в моей жизни после безвременной кончины дедушки и про это я, несомненно, расскажу.

Однако самой большой любовью моего детства был деданя! Вот уж кладезь идей, король медленных прогулок и эксцентричных планов! От других дочерей у дедушки было уже 3 внука, а он – отец дочек, так хотел маленькую внучку! И стоит ли говорить, что той самой, единственной, послушной и очаровательной внучкой стала я? Весь мир, ой – все, что было в возможностях дедани, было для меня. А это и был весь наш с ним МИР!

Мама пробыла со мною в декрете лишь год, великий СССР – тунеядцам бой! Поэтому, после выхода мамы на работу, всю заботу о маленькой Эсе (так я называла себя в далеком детстве) добровольно возложил на себя дедушка. Сырники или манная кашка на завтрак, молочный супик на обед, дедушка четко следил, чтобы я была накормлена. Никогда не повышал голоса, всегда четко и рассудительно беседовал, неспешно гулял со мной по аллеям, не забывая, при этом, собирать каштаны для поделок, которые иногда мы делали.

Все окотившиеся кошки, все новорожденные котята – где были они, там передавали и нас с деданей. Я нянчила и заботилась о маленьких подросших четвероногих друзьях, не забывая, иногда, тащить их в дом. После съеденного угощения, в виде полной мисочки молока и кусочка колбаски, деданя уговаривал отнести котенка маме, ведь она плачет и ищет котеночка. И, кстати, это незамедлительно действовало. Я, чрезмерно впечатлительный ребенок, представляла, что мама – кися это моя мама, а котенок – я, поэтому перспектива быть без мамы меня пугала и, понимая, как стенает и плачет мама-кошка, потеряв своего котенка, мы тотчас шли обратно, не забывая прихватить тормозок и для мамы-кошки! По приходу я долго вела монолог с кисей – мамой, объясняя свой фривольный и сомнительный поступок. Думаю, со стороны, это было крайне трогательно, мило и смешно, учитывая особенно тот факт, что я очень рано заговорила, даже раньше, чем прекратила писять в штанишки. Мама – кошка, несомненно, меня понимала, прощала и на следующий день снова доверяла мне нового котенка, естественно, ожидая полноценный вкусный тормозок.

Но самым важным, нашим с деданей, событием стала находка дохлых кроликов! Сейчас пишу и самой смешно, однако тогда – это событие было эпическим! В тот год была невероятная «падучка» на кролей и хитропродуманные хозяева умерших кроликов ничего лучше не придумали, нежели выбросить их трупы на рельсы железной дороги. И все бы ничего, их слопали бы вороны или собаки, да только та самая жд проходила на нашем с деданей маршруте! Была весна, и мы собрались на футбольное поле маме за фиалками. В итоге фиалки были собраны, все поле обмотала. Знаете, обычное футбольное поле превращалось весной в нечто чудесно-красивое, зеленое, чудно-пахнущее, наверное, это самое красивое футбольное поле в мире. Рассказывая дедане о том, как буду дарить маме столь красивый нежданный букет, увидела что-то пушистое на шпалах впереди. Деданя увидел тоже, однако возраст не позволил увидеть это «нечто» чуточку раньше. О, как он уговаривал меня вернуться вновь на поле, чтобы собрать чуть больший букет, но мое детское любопытство просто распирало меня. Я неслась навстречу этому «пушистому» нечто и уговоры дедани не могли мне помешать. До сих пор я помню очаровательных «спящих зайчиков», как мне объяснил дедушка. Я даже хотела взять некоторых на руки, но деданя предупредил, что «зайчики так устали, что уснули мертвым сном, но если ты возьмешь одного, разбудишь всех остальных зайчат!» Ну, я ж сострадательная, брать на руки не стала, пускай спят! Полюбовавшись вдоволь находкой, мы отправились домой, дожидаться маму, чтоб поделиться с ней радостной новостью о найденном пушистом сокровище! Придя с завода, возможности сразу пообедать у мамы не было, ибо взяв ее крепко за руку, я повела ее на жд, показывать нашу чудо-находку! Было крайне обидно, я ожидала, что к вечеру зайчики проснутся, и я смогу с ними познакомиться и поиграть. Но, увы, они по-прежнему «мертвецки спали», и я поспешила объяснить маме, что «нужно говорить тише, чтоб их, уставших, не разбудить!» Стоит ли говорить, что разговоров хватило на целую неделю, и каждое утро мы с деданей, наспех собираясь и быстро поглощая свежеприготовленный завтрак, ходили в гости к зайчикам, пока нерадивый дворник не убрал их трупы. Обычно о бабушках говорят с теплом, но у меня самый «теплый» человек старшего поколения, все же был и остается ДЕДАНЯ.




Глава 2. А у нас пополнение…


Мне было почти 3 года, когда родители завели со мной разговор о том, что у мамы в животике живет малыш. Понятное дело, что узи, в те времена, гарантию по установлению пола ребенка не давало, меня подготавливали к тому, что может появиться братик или сестричка. Проводя четкие расчеты и «действуя по инструкции», родители были уверены, что будет, скорее всего, мальчик. Однако я безумно желала маленькую сестричку, и перспектива рождения брата меня не устраивала. Помню долгие, монотонные, ласковые мамины беседы, на тему, что же делать, если «завезут только мальчиков?» И, в один из таких дней, я сдалась – братик, значит, братик.

Я обожала время, пока мама была в декрете по беременности. Практически, каждый день, мы были вместе все 24 часа. Помню, как ходили за покупками в хлебный – мама всегда хотела купить мне сладкие кукурузные палочки, а я предпочитала кукурузные хлопья. Да, дело и во вкусовом предпочтении, но не только. А все потому, что пачка с палочками была большая и обычная, а с хлопьями – маленькая, аккуратная, и на каждой пачке была изображена мама-коза и дочка-козленок. Не стоит говорить, что наши с мамой «портреты» нельзя было покупать никому, поэтому все хлопья нужно было, немедля, купить и заставить ими стеклянный шкаф на кухне. Так и помню, огромная стеклянная витрина старого окрашенного кухонного шкафа и пачки, с рисунками козы и козленка. Я, каждый раз, проходя мимо шкафа, поднимала голову и приговаривала: «Мама и я, снова мама и я». Если пачки заканчивались, не доходя до конца витрины (а частенько, проводя ревизию, мама пересыпала все содержимое пачек в одну или две), мы должны были срочно идти в хлебный – пополнять запасы хлопьев! Флешмоб козлят должен был быть полноценный и постоянный. Получается, перфекционистом я была с раннего детства.

Помню, как раскладывали с мамулей кубики, собирали разные цветы из мозаики, делали самодельные поделки из желудей и каштанов, читали книжки перед сном. Чудесно запомнила ее руки – они так нежно меня обнимали, крепко сжимали мою ладошку при переходе оживленной улицы, дома всегда невероятно вкусно пахли и несли для меня только добро. Часто мама готовила что-то непременно вкусненькое на кухне, а я, играя в гостиной, частенько наведывалась к ней, и, порой незаметно для нее, тайком, наблюдала за ней и почему-то всегда боялась ее потерять. Как наваждение какое-то – вот она здесь и, вдруг, может исчезнуть! Этого я, безусловно, очень боялась. Поэтому считала, что мой контроль помогал маме оставаться рядом, чтоб ее никто не забрал и не похитил! Этот детский страх вполне имел резонную причину в будущем…

5 декабря 1987 началось как обычно. После оформления маминого декрета, я все чаще оставалась с ней дома, лишь иногда наведываясь в детский сад. Детский сад я уже полюбила, особенно преподавателя музыки – я была в саду Примой! Это сейчас я пою так, что мне могут подпевать лишь мартовские коты и воющие собаки! А тогда – я была Звездой своего сада «Ямашка» (ой, «Ромашка» все же)! Все утренники, главные роли – это все мое! Ненавидела «тихий час» в саду, но, на мою радость, частенько его проводила в музыкальной комнате, репетируя очередной утренник – благо, они никогда не кончались: Новый год, 8 марта, выпуски и т. д. Чудесное было время, меня очень любили и воспитатели, и няни. Я могла не кушать всю порцию (исключение составляли духовые омлеты и запеканки – это просто блюда от шефа и по сей день), меня не заставляли, а вот других детей – да! Был такой, Ромка, у нас. И вот однажды, его заставили доесть манную кашу. Он ревел, запихивал кашу в себя и, искусственно, вызывал рвоту. И, да, его – таки вырвало прямо на наш общий обеденный стол. На этом обед завершился! А вот Ромку, я не любила и в школе, мы после учились в параллельных классах, но для меня он так и остался в памяти мальчик – рвотный рефлекс! Но я немного увильнула от событий 5 декабря…

Где – то к обеду, мы с мамулей отправились в магазин – купили разные заколки, игрушки, сладкие палочки и «Гулливерки». Неспешно шли по улицам, мама, как всегда, крепко держала мою ручку, мы поглощали вкусные, хрустящие конфеты, я рассказывала ей о своих главных событиях и подготовке к Новогоднему утреннику. После, мы отдохнули на лавочке возле нашего подъезда, встретив соседских девчонок, и зашли в дом.

Я четко не помню, чем занялась сразу – то ли мозаику раскладывала, то ли с серым резиновым котенком играла, не соображу. Лишь в воспоминаниях какая-то непонятная суета, разговоры на чуть повышенных тонах, деданя беспокоится, папа / мама бегают, в прихожей полумрак. Сумка… И какая-то давящая обстановка… Потом мама на пороге, собирается уходить, целует меня и от нее пахнет словно Смертью… Я помню, как обхватила ее ноги руками, вцепилась со всей силы, рыдала, как в последний раз, и кричала так неистово – «Не уходи! Ты не вернешься!» Помню единственную грубость от деда – он схватил меня, как котенка за шкирку, и прикрикнул! Мама заступилась, но тут же ушла. Я выбежала снова в прихожую, ее не было, и мне в тот момент показалось, что уже никогда и не будет. Слезы застилали мои глаза, я, практически, ничего не видела, истерика… А еще, я была обижена на нее, зла и была крайне испугана! Почему она ушла без меня? Зачем так со мной поступила? Бросила.

Роддом встретил маму, очередной раз, неприветливо. Во-первых, воды отошли, но срок – всего лишь 7 месяцев! Во-вторых, рядом какая-то неопытная акушерка Лариска, ничего не умеющая, но много из себя ставящая… Родовая деятельность была неактивна, ребенок внутри находился поперек и выйти никак не мог. Потуги были бесполезны, боль невыносимой, все как в тумане… Мама увидела синее растекающееся пятно на своем животе, внезапно появившаяся «Шахиня» (заведующая родильным отделением) приняла решение – «кесарить». Мамина мольба – «Спасите ребенка!» Наркоз и, стремительно уносящий вдаль, болезненный сон…

В коридоре не находил себе места папа. Эта суета в роддоме коснулась и его. Вскоре пришлось признать, что отдаленные переговоры докторов про «или ее спасать, или ребенка», снова относились к его жене. Затем «Шахиня» приблизились к нему вплотную, и озвучила эту «весть» напрямую. «Спасите супругу!» – только и смог вымолвить он. И остался в коридоре роддома, в надежде на хорошие вести. Действительно, больница – это место, где можно услышать самые искренние мольбы к Всевышнему. Никакая церковь, в данном случае, не составит достойную конкуренцию. И произошло невозможное, чудо, диво – ведь нет невозможного, ограничения лишь в нашей голове!

Операция была крайне сложной, пришлось удалить матку, шов проходил через весь мамин живот – от пупка и до промежности. Но малыш и мама остались живы!

Он закричал 6 декабря в 00.45. Естественно, он не столь импозантно пел в роддоме как я, но все же! Маленький, красненький, сморщенный, без ногтей и ресничек, лысенький, сразу отправленный в барокамеру, но живой и невредимый мальчик! Мой брат!

С мамулей врачи трудились еще долго, потеря крови, большая… Наркоз заканчивался, добавляли снова, боль ощущалась. Потом – провал, клиническая смерть… Где-то вдали разговоры: «Попробуем еще раз и все! Разряд!» Маме так хотелось закричать – «Вы что? Я жива! Я все слышу! Конечно разряд – еще и еще!» Спустя время, мама открыла глаза. Яркий свет, трубка во рту, трубки и котеторы по всему телу, живот – он болел неистово… Возглас доктора: «Жива! А мы уж думали – ВСЕ! Ты как? Дома кто ждет?» Полусонным, измученным голосом мама произнесла – «Дочка!» Доктор спросил – «А еще кто? Мама, папа, муж?» Но ответ последовал прежний – «Дочка!»

Постепенно приходя в сознание, мама вдруг обнаружила, что малыша внутри не ощущает. Спросила – «Кого родила?» Ответили – «Мальчика», и стали отстраняться. Это словно дежавю, нет, так не может быть снова! Мама потребовала принести ребенка, чтоб показали, что жив, что он есть! На что последовал жесткий отказ – «Роды были тяжелые, ребенок в барокамере!» Мама настойчива, сильна и с очень сильной волей – это самая волевая женщина во всем мире! Поставив докторам ультиматум – «Либо несете ребенка, либо встану и дойду сама», вынудила акушерку принести моего брата. Он был как малюсенький лягушонок, такой маленький, огромными были лишь нос и мужское достоинство! Но ни это ли самое главное в будущем мачо, а?

Назвали мы его Иваном – в честь дедани! Дедушка, плача, уговаривал маму изменить имя: «Дочка, будут дразнить Иван – дурак!» На что мама категорично ответила: «Пусть дразнят, если будет дурак! Но Иваны были и царевичи!» Имя осталось прежним – Иван.




Глава 3. Новый член семьи


Пока мама была в роддоме, все были заняты своей личной жизнью. Папа бегал между роддомом и работой. Бабушка, специально, сделав некорректный «па-де-де», который она будет проворачивать на протяжении всей ее жизни – загремела в больницу «с давлением». Деданя варил маме легкий куриный бульон и передавал с отцом. Я? Хм, у меня состоялся «фееричный творческий рост», импозантный взлет!

Практически все пребывание мамы в роддоме, я была на продленке в саду. Воспитатели меня жалели – омлета и запеканки доставалось по 2 порции, супы – борщи я не ела – ну так, трагедия: «Дитя временно без мамы!» После того, как забирали всех детей из группы, мне доверяли посадить все мягкие игрушки на места, вырезать пару «арбузов – дынь – вишен» на детские шкафчики (обычные рисунки на картоне), расставить все стулья по местам и, дождавшись пока воспитатель закончит свой нелегкий труд, мы вместе выключали свет и шли – нет, не в закат – домой! Воспитатель, Валентина Григорьевна, была нашей соседкой. Жили мы в одном подъезде, так что она оказывала вполне приятную услугу моей семье, не теряя своего личного времени. Плюс, я была еще тот «юморной конь» – со мной не соскучишься!

Вспоминаю, что главной детсадовской мечтой было купить этот садик, чтоб он, в будущем, стал моим домом. Повара оставить, воспитателей – через одну! И главное, дети – те, кто ломал игрушки, элементы зверей на детской площадке, истерили и кричали – беспощадно были бы изгнаны вон! А я – новая собственница, ежедневно мониторила бы территорию и следила за порядком!

В памяти остался день выписки мамы с братом. Папа купил гвоздики, всучил мне сей букет, мы еще захватили какие-то вещи, и пошли к роддому. Помню, как увидела маму, со свертком на руках, и вроде мама все та же, но что-то в ней изменилось. Сейчас я понимаю, что измучилась она и похудела, но тогда все было проще – «изменилась» и все тут! И, да, моя обида на нее в тот момент еще не прошла. Она же меня «бросила»! Гвоздики я должна была подарить маме и тетке, что нам открывала дверь и ехидно, неестественно, улыбалась. Ух, чтоб я свои цветы кому-то отдала? Да не в жизнь! Сообщив, что это подарок маме от нас, букет я так же цепко держала в своих руках. Потом была обычная фотосессия, где я позировала с серьезной мордашкой, в заячьей шапке и шубе, конечно же, при гвоздиках!

Вернувшись домой, мы положили моего брата на родительскую кровать, накрытую теплым, массивным пледом с тиграми. В нашей старой хрущевке всегда было отвратительное отопление, и холодно было, в зимние месяцы, жуть как. Мы переоделись, я нарядилась, как всегда, в любимый желтый байковый халат с зайцами, и нужно же было знакомиться с братом. Развернувши запеленатый комок, хм, увидела кого-то малюсенького – он был столь мал, что мои куклы были больше. Морщил некрасиво мордашку, подтягивал ручки, был красноватого цвета, спал, изредка покряхтывая, и совсем не кричал. Ловко забравшись на кровать, я удобно уселась, меня обложили подушками и положили мне брата. И, знаете, не было ребенка красивее и роднее, чем этот маленький комочек счастья, весом 1,6 кг!

Маме нужно было переодеться также, комнату я не покинула, горделиво восседая на кровати, окидывала маму снисходительным взглядом, плотно сжав губы. Мама была уставшая очень, но ей так хотелось меня потискать. Еще чего не хватало! Брата нам «купила», и будет! Я злилась ровно до тех пор, пока не увидела ее шов на весь живот, нерадиво заклеенный медицинским пластырем. Я была трехлетним ребенком, но я аж сморщила лицо от предполагаемой боли. Это был шок! Это был ужас! И это все они, злобные доктора в больнице, сделали с моей мамой! Но, несмотря на этот кошмар, мама все же вернулась ко мне! Я помню, как обняла ее, что было силы, и зарылась в нее, чтобы ощутить ее запах. Она целовала меня долго – долго и плакала, а мне было так стыдно, за то, что я смогла подумать, будто она меня бросила, но вида я не подала!

И потекли денечки – деньки друг за другом… Братик мой подрастал, набирал в весе и, спустя месяца три, никто и подумать не смел, что был он семимесячный. Бабушкино сердце потихоньку оттаивало, она, тайком, укутывала маленького в пуховый платок и, иногда, угукала с ним. Деданя вышел на работу в трампарк, и мы, с мамочкой и братом, частенько относили ему на работу забытые дома вещи или просто, гуляя рядом, заходили его навестить. Весь его коллектив состоял из мужчин старшего поколения, и каждый из них норовил угостить меня пряником или конфеткой, притащить новорожденного котенка или дать погладить их бригадную кошку. Мамин животик потихоньку, но заживал, а я всегда помогала ей при перевязке и соучастливо качала головой, когда видела все еще существующую рану.

Еще помню километровые очереди, в тогда еще существующем СССР, а так как брат был искусственником, стояли мы с мамой за молоком долгие часы. Конечно, наличие двух крошек – детей давало «бонус» купить молоко и без очереди, но воспитание, чувство справедливости и уважение к старшему поколению, которое также простаивало в очереди, нам этого сделать не давало. Иногда были очень сильные морозы, и мама, оставив нас вдвоем дома, наспех бежала за молоком и другими продуктами одна. Мне доверяла брата безоговорочно, и я, выполняя добросовестно функции «старшей сестры», мамочку не подводила.

Однако случилась – таки ситуация, которая являлась форс – мажором, и очень хорошо, что в тот злосчастный момент мама оказалась дома. Мне доверили покормить с бутылочки Ваню, но отверстие в соске получилось довольно большим. Братик стал кушать, но жадничая, не глотал сразу смесь, а пытался сосать еще и еще. В итоге, с полным ротиком каши, естественно, он подавился. И если бы не мамина быстрая реакция, возможно, все было бы печально. Меня никто и не думал ругать, наоборот, видя мой испуг, мама ласково поговорила со мной, что просто так получилось, соска бракованная, «не бойся, вины твоей нет»! Но мне было так страшно и стыдно, что все последующие разы я наблюдала за кормлением, но, самостоятельно, долго не решалась повторить сей процесс.

Странно, но будучи такой маленькой, я, с появлением брата, почувствовала себя взрослее. Словно на мне появился невидимый штамп – «Старшая сестра» и вся моя жизнь, с появлением братика, изменилась. Конечно, я так же оставалась Примой в детсаду; любимой дедушкиной внучкой; маминой помощницей; «кисиной мамой», но одновременно с этими «регалиями», я стала, в момент, достаточно взрослой девочкой!

Приходя из сада, словно купчиха, импозантно бросала на пол свою шубу и бежала проверять – спит ли наш малыш? Удостоверившись, что спит, спросив у мамы – хорошо ли он кушал, не баловался ли? Я переодевалась и, с готовностью и рвением, бросалась помогать маме. А братик словно стремился отблагодарить меня за старания и, едва проснувшись, улыбался мне так искренне, своим еще беззубым ротиком, что мои эмоции били через край!

Но однажды я очень обиделась на Ванечку. Мы с мамой решили его перепеленать, только этот процесс совпал с его писанием. А мальчики, в виду своей физиологии, делают это вовсе не так как мы, девчонки. Я, глупышка, подумала, что к нему прицепилась ниточка, и решила эту ниточку «поймать»! Однако осознав, что в обмен на мою доброту на меня просто писают – я очень обиделась на него, и некоторое время с ним не разговаривала.

Не стану отрицать, что, несмотря на мелкие недоразумения, мы были очень дружны и я, несомненно, была очень рада появлению у меня брата. Я всегда была готова прийти ему на помощь, а подрастая, уже и он, как маленький мужчина, заступался за меня на детских площадках, если какой-то старший мальчик хотел меня обидеть.

Единственное время в году, когда мы с братиком расставались, было лето. А все оттого, что родители отправляли меня, с дедушкой и бабушкой, на море.




Глава 4. Море


Я не помню, когда я впервые попала на море, но кличка «морячка» закрепилась за мной надолго. Может мне был год или два. Но море меня поразило – своим размахом, силой, могуществом и мощью! И не подумайте, что говорю я о Средиземном, нет, это было обычное Азовское море, но для меня оно было нереально огромным!

Впервые мы отправились – в город Ялта! Там, в пансионате утопающем среди тополей, я провела 2 летних сезона в моей жизни, научилась «мырять» (нырять), плавать в кругу и строить песочные пирамидки. Начали мы свой отдых с обычной путевки, однако, потом моя предприимчивая бабушка заключала договор и работала весь летний сезон, совместно с деданей, в том самом пансионате. Приезжали мы, как правило, раньше всех – где-то с конца мая, а уезжали в сентябре.

Назывался наш летний причал – «Строитель». Домики в нем были обычные, деревянно – фанерные, с яркими рисунками из детских мультфильмов на каждом из них. Вот ты живешь в домике со слоном, а там гномик, после лисица или волк – обычные рисунки, придавали домикам сказочный вид. Были и корпуса, но мы, дети, их крайне не любили.

Рядом было поле, на котором вечерами паслись местные буренки. Все лето там цвела лаванда, маки и перекати – поле. Вдоль домиков росла дикая клубника, полевые цветы, ромашки и васильки.

Среди постоянных обитателей пансионата были ежики и ужи, кошки и собаки – они все и были моими друзьями, наряду с внуком директора – Димкой. «Сторожилой» пансионата была, конечно же, я. Димка не сразу подружился со мной. Его дедушка долго подталкивал его ко мне. А мне, кроме ежей, кошек и собак, никто и не нужен был. Еще чего – какой-то мальчик, с гордо поднятой головой, который был то ли грустный, то ли скучающий. Уж больно – то надо, и своих дел хватало!

Вечерами, мы с бабушкой ходили в гости к прачке через поле. Там, ее взрослые дочери делились со мной конфетными фантиками и упаковками из-под импортного ароматного мыла. Потом мы пили чай или молоко с печеньем и клубничным вареньем, которое я обожаю до сих пор! И, проведя светские беседы с прачкой, мы возвращались в пансионат. Иногда, заходили на переговорный пункт и беседовали с мамой. Скучала ли я? Скучала, но и «морское поместье» без меня бы не обошлось. Поэтому грусть – тоска меня не съедала, главное, чтобы родители не часто приезжали, потому как, видя их, сразу хотелось вернуться домой.

В один из дней, я, как всегда сидя у очередного домика, увидела приближающегося Димку. Фыркнув, я продолжила собирать цветы и заниматься своими делами. Подойдя, он спросил, как меня зовут, и можем ли мы поиграть вместе? Не очень уж и хотелось, но это правильное воспитание… Я снисходительно разрешила! В то лето мы больше не разлучались, а уезжая в конце сезона, домой в Питер, Димка лил крокодильи слезы у их бежевой Волги! Естественно, я тоже страдала, но не столь убивалась как мой дорогой друг!

По возвращении домой, рассказов хватило до следующего года, и нужно было видеть, с каким рвением, уже в феврале, я собирала свою сумку на следующий сезон на море!

Димка, увы, приехал лишь на несколько недель, а весь остаток следующего лета я провела в обществе своих извечных четвероногих друзей.

Из памятных событий того года, стал ремонт внутри домиков и новые розовые обои – с разными котятами. Господи, если бы моя воля, все дома внутри были бы с этими котятами! Это шедевр! Котенок сидящий, лежащий, играющий – это девичий рай! С условием того, что большинство совдеповских обоев были в полосочку – клеточку – цветочек, котята были просто шик!

Учитывая, что ремонт проводился силами моей бабушки, я, по наивности, решила, что смогу ее уговорить дать мне кусок обоев под вырезку моих новых бумажных «игрушек». Но бабулю нужно было знать – не тут-то было! Она, с барского плеча, отдавала мне обрезки после оклейки – на одном куске было ухо котенка, на другом кусок лапы. Это вовсе не то, что мне было нужно. Просила очень слезно и долго, даже в обмен на конфеты, но бабушка была непреклонна! Это я сейчас понимаю, она просто не хотела, чтоб директор видел целый, будто «украденный» кусок обоев, а попросить, для меня, не захотела.

Я, с унылой мордашкой, сидя на веранде дома, палкой водила по земле, на которой была уйма тополиного пуха. Все не в радость, печаль, комната оклеивалась, обои заканчивались… Беда!

Петр Федорович, директор пансионата, возвращаясь после совещания, заметил мой скорбный вид. Он любил меня, ибо я смешная была, почему-то называя «кукурузу» – тутуюзой, кошек – «тистами», а «котят» – татятами, хотя «Киев» выговаривала четко! С серьезным видом, он подошел и спросил, что же такого плохого случилось? Как на духу, я рассказала причину моего горя, не забыв показать уже вырезанные остатки ушей, лап и глаз моих желанных кошек. Он улыбнулся, выслушал меня и позвал с собой. Я уж было подумала, что выхвачу сейчас от бабушки, за то, что он увидел детали «татят»…

Однако, зайдя к нему в кабинет, я увидела, как он достал рулон вожделенных обоев и спросил – «Это ты хотела?» Я просто не верила своему счастью! С радостью, закивав головой, я воскликнула – «Да! Это они! Мои татята! Можно?» Он отрезал такой огромный кусок этих обоев, что вырезала я их несколько часов кряду, а по окончании вырезки у меня был целый зоопарк повторяющихся кошек!

Бабушка, улучив момент, вышла позвать меня к обеду. О Боже, какой она крик подняла, когда увидела, чем я занимаюсь! Я не испугалась, и достойно объяснила, что мне «сам директор» дал этот рулон и теперь все эти «тисты» МОИ! Она не поверила, и переспросила у Петра Федоровича, который безоговорочно подтвердил, что кусок тех обоев отныне моя собственность!

Еще одно знаменательное событие того лета – это ежики, поселившиеся у нас под полом дома. Я никогда не думала, что они так «топают» и, додумывая, кто же там бегает, я сочиняла разные стишки, описывая, кого мы там все же найдем! «Огромный словно бегемот, с кисиной мордашкой, это был кисетоп, и звали его Машкой!» Мы полночи не могли уснуть от того, что они шуршали, фыркали, бегали и шумели, пока, совместно с дедушкой и Петром Федоровичем, не принялись ловить этих ежей (маму и детенышей), а поймав часть, дедушки разрешили мне их подержать. Когда же работу по отлову закончили, все семейство ежей мы аккуратно отпустили в поле.


* * *

Есть место, которое мне часто снится. Я, еще маленькая, счастливая и довольная, неспешно прогуливаюсь по улочкам, непременно вдыхая аромат плетущейся садовой розы и наслаждаясь запахом жасмина, щурясь от яркого солнышка, держу путь на море. Там, гуляя по пляжу и заглядывая, ненароком, в пещеру, возможно, ищу дорогу в свое детство. Это место было в лагере «Солнышко» – самом красивом и уютном лагере, который, и по сей день, живет в моих воспоминаниях. С ним связано было 3 летних сезона, и два из них, увы, уже не в полном составе.




Глава 5. «Солнышко»


Мне было 5, когда впервые, мы с бабушкой и дедушкой посетили пионерский лагерь. Им и оказался лагерь «Солнышко». Это место – символ детства, тепла, любви. Времени, где бабушка еще рядышком с дедушкой.

Уже в юности, мама неоднократно предлагала отправить меня в «Артек», но я так и не согласилась. Никогда не любила лагеря за их жизнь «по расписанию», за несметное количество разноплановых детей, большинство из которых хотели стать «взрослыми», вдали от своих родителей, но ничего, кроме как ошибок детства – юности, не совершали. Однако нелюбовь к лагерям никак не касалась «Солнышка»!

Абсолютно случайно, ища летнюю подработку вблизи моря, бабушка наткнулась на объявление в газете. Требовались садовники. Не раздумывая, бабуля отправилась на собеседование, которое вполне успешно прошла и, в мае, мы отправились в лагерь, вернее, готовить пионерский лагерь к открытию, которое должно было состояться через год. Вот за это я его и любила. Это был практически МОЙ лагерь. Кроме пары тройки детей, которые были моими непременными летними друзьями, «запуском» лагеря, к полноценной работе, занимались лишь взрослые.

Находилось «Солнышко» в пгт. Безыменное, Донецкой области, среди бескрайних пшеничных полей, на берегу Азовского моря, среди пещер и глиняных отвесных скал, которые частенько обрушались. Территория лагеря была огромной, а может я была очень маленькой. Такого количества цветов, особенно роз, кустов зелени, я не видела ранее, а я – жительница, между прочим, города миллиона роз. Он просто утопал в ароматных цветах, душистых полях, среди дикой земляники, окутанный теплым морским бризом.

Если пройти через поле с пшеницей, что мы неоднократно делали, ты попадешь в «Трубник» – соседний пансионат, с баром, где продавали необыкновенно – вкусное мороженое. По пути, можно слопать пару слив и алычи, нарвать букет полевых васильков, увидеть ящерицу и симпатичных полевых мышек.

Но это я забежала наперед! По приезду в лагерь нам выдали комнату, на втором этаже, и мы стали обосновываться. Вечером, была организована встреча всего персонала, куда меня непременно захватили и познакомили с директрисой нашего лагеря, звали ее Раиса Владимировна. На этой встрече, были еще дети – Ромка, Сашка и Настя. Это и был наш неизменный летний отряд! Ромка, был младше меня на год, рыжеволосый, вечно взъерошенный, конопатый мальчик, практически как Антошка из общеизвестного мультфильма. Сашка – Ромкин младший брат, был погодкой моего Вани. А Настя – девочка, старше меня на год или на два, точно, увы, не помню.

В течение лета, в лагерь наведывались и племянницы Раисы Владимировны – Тоня, Вита и Анечка. Тоня и Вита – были, практически, «невесты». На момент прибытия в лагерь они были уже подростками, Вите лет 12–13, Тоне около 14–16. Я любила бывать с ними – они рассказывали что-то взрослое и интересное, делали мне маникюр и наносили макияж на наши вечерние представления, помогали делать юбки из яркой бумаги и дарили новомодные наклейки и фантики. Анечка же была годовалой малюткой, за которой должны были следить старшие сестры.

Настя была девочка – пацанка, не всегда предпочитала общаться с нами и, частенько, держалась в стороне, читая заумные книжки и недовольно закатывая глаза. Одевалась как мальчишка, косолапила и завязывала вечно нелепый конский хвост. Но, видимо, когда ей становилось несусветно грустно и одиноко, она наведывалась к нам. Иногда рассказывала интересные истории, но чаще была молчалива.

Сашка – обычный мальчишка, в будущем дружил с нашим Ванькой. Для нас с Ромкой, они были малолетки, бегали с водяными пистолетами, пищали, в общем, отвлекали от всяких важных дел, а их было немало.

А вот мой самый близкий, эпический друг – был Ромка. Он был некрасив, немного глуп, иногда смеялся невпопад, но все главные приключения мы прошли вместе. А посему его «некрасивости» и недостатков, я, как настоящий друг, не замечала. Он никогда не оставлял меня, всегда и везде сопровождал, и охранял, и тайно любил.

Познакомившись, мы все вместе отправились изучать наш новый летний дом! Детей больше и не предвиделось, целый день мы были предоставлены сами себе, а вот вечерами – частенько проходили совместные ужины под просмотр невероятно – известной на тот момент «Санты – Барбары». Просто удивительно, но некоторые зрители, так и не увидели финал сего популярного сериала – они умерли быстрее, чем закончили снимать этот поистине бесконечный фильм.

День сменял новый день, лето было в разгаре. Бабушка с дедушкой занимались цветами, клумбами, деревьями – все, что нужно было делать садовникам, они добросовестно выполняли. Днем было что-то типа сиесты, и мы могли, все вместе, ходить на море, загорать и купаться. Позже, отправлялись за покупками – рыбные консервы, редиска, картофель и прочие овощи, докторская колбаса и молочные продукты – это и был наш ежедневный рацион. Бабуля не заморачивалась с приготовлением пищи, а меня все и устраивало. В вазе, пока отсутствовал мой брат, не переводилась карамель, а в кувшине – сок. Этот сок был просто отвратителен – либо гранат, либо черная морковь, я не знаю, что это было за «пойло», но бабушка, заботясь о моем здоровье и гемоглобине, ничего более из напитков не покупала. Пить его можно было лишь залпом, предварительно закрыв нос – брр, этот ужасный вкус я помню и сейчас… Выбора не было, воду же пить на Азовье невозможно, она противная и соленая. А бабушкина рекомендация была проста – «Хочешь пить? Пей сок! Не хочешь сок? Значит, ты не хочешь пить!» И ведь с ее логикой и не поспоришь! Очень – очень редко, я уговаривала ее купить березовый сок или ситро, и, безусловно, к приезду родителей – бабуля покупала всего и много.

Если удавалось выклянчить черешню на палке, свистульку с соловьем, гипсовый брелок и мороженое – я чувствовала себя неимоверной счастливицей! Но это было лишь пару раз за все лето, за исключением мороженого. Раз в неделю мы, непременно, бегали в «Трубник», а иногда и вместе с бабушкой – тогда кушали мороженое, как в ресторане – в креманке, с орехами и шоколадом, запивая это блаженство ситро «Колокольчик» или вишневым! Потом бабуля отправлялась на работу, а мы с Ромкой бежали играть.

Что я только не придумывала! Мы устраивали и наблюдательные пункты в зарослях винограда; и знали, поименно, всех кошек и собак; находили и таскались с новыми щенками и котятами; собирали дикую клубнику, декоративную вишню и смородину, алычу и сливы; бегали заниматься на спортивные лесенки, турники, беговые дорожки. Находили и пару раз змей, не знаю, гадюки это были или ужи – нам страшно было их рассматривать, а однажды, одна из змей даже ползла за нами. С криками и визгами мы бросились прочь, а потом еще долго придумывали истории, как она гналась за нами, но мы убежали. Находили ящериц и, естественно, «помогали» им сбросить хвосты, а потом, увидев в программе «В мире животных» ролик про варана, я рассказывала Ромке про несуществующего варана на нашей спортивной площадке, которого «видела», и мы прятались от него в пункте наблюдения. Иногда просили картофель у бабушек и запекали его на берегу моря. В пещеры нам запрещали ходить, из-за их непредвиденных обвалов, однако Ромка подбивал, конечно, заглянуть туда из «спортивного интереса», а вдруг там пираты спрятали сокровища, а мы и не знаем? Но если я дала слово бабушке «не ходить туда», всегда выполняла данное обещание.

Лето было счастливым, насыщенным, ярким и веселым. В августе, на мой день рождения, нас навестили мои родители – подарили мне подарки, конфеты и привезли с собой разные вкусняшки и праздничный торт.

А после и летний сезон подошел к концу, лагерь был, практически, готов в следующем году встречать отряды детей. Домой ехать совсем не хотелось, хотя я и соскучилась по родителям и братику. В то время, родители перебрались жить к папиной маме, бабушке Зине, а мне та квартира так и не стала родной. Однако разговоров и впечатлений, о моих лагерных приключениях, хватило до следующего лета…


* * *

В преддверии лета 1991 года, в мае, мы вернулись снова в «Солнышко». Мне 6. Я немножко подросла, повзрослела и чуточку изменилась. В то лето, дедушка не горел желанием ехать в лагерь, но по настоянию бабули, все же ему пришлось подчиниться.

В «Солнышке» все было прежним, таким родным и знакомым. Зная дорогу, я, не в силах плестись вслед за бабушкой и дедушкой, еще не видя въезда в лагерь, самостоятельно бежала, просто мчалась, навстречу новым приключениям. Мои старые друзья уже приехали также, и с нетерпением, и радостью, встречали меня у ворот. Лето началось!

Однако в июне, сама жизнь внесла некоторые коррективы в наши планы. В один из дней, дедушка немножко приболел. Он чаще обычного оставался в комнате, бурчал, а бабушка, одна, выполняла их совместную работку. Чуть позже, деданя повздорил с бабушкой, и вернулся обратно в Донецк. Мне сказали, что дедушка ногой «накололся на шип розы», сейчас покажется доктору, выздоровеет и вернется назад. «В укол шипом» поверила и бабушка.

Потом мы с бабушкой, очень часто, практически ежедневно, ходили в переговорный пункт, заказывая «разговор с Донецком». После бесед, бабушка раздражалась, злилась, но сути бесед мне не открывала. В один из дней, нас внезапно навестила мама. Мы наспех собрали вещи и, следующим днем, отчалили домой. Было грустно, непонятно, с друзьями толком и не попрощалась, но я, совместно с бабушкой, надеялась вернуться обратно. Не срослось…




Глава 6. Я узнала про смерть…


По приезду домой, помню слегка похудевшего деданю, странный и довольно неприятный запах в квартире (до сих пор, узнаю его из тысячи); дедушкин крик на бабушку, постоянный вызов, при их ссорах, словно рефери, моей мамы, и я, конечно же, и днем, и ночью, плелась всегда за ней…

Я не знала, что это за странная такая болезнь, и почему же деданя, всегда так просивший меня об осторожности, все же допустил свое «ранение розой». Неизвестность про возвращение нас в лагерь… Столько было вопросов и не одного ответа.

В один из дней был серьезнейший скандал, и дедушку отвезли на лечение к какой – то чудо – бабке. Спустя пару дней, мы с мамой поехали его навестить. Я не узнала деданю – он был таким похудевшим, обессиленным, с густой щетиной на щеках и бороде, запах от него исходил неимоверно – противный, комната была грязной и заставленной чем-то, он уставший и измученный сидел на краешке кровати, бабка – лекарка, словно ведьма, не оставляла нас ни на секунду. Мама о чем-то долго разговаривала с дедушкой, и, в тот же день, мы вернулись все вместе домой.

В июле боли у дедушки усиливались, запах также (еще бы – гниющая плоть), он чаще срывался на бабушку, был безумно раздражителен, мама забегала, несколько раз в день, делать ему перевязки. Да и общаться, кроме как с мамой, дедушка спокойно ни с кем не хотел и не мог. Боль давала о себе знать чаще и сильнее. Позже, когда стало ясно, что состояние усугубляется, дедушку отвезли в больницу.

Это был не «шип розы» – это была гангрена. Еще вначале всей этой эпопеи, мама показалась с дедушкой в больнице и озвучила объявленный диагноз бабушке. Врачи, сначала, предложили ампутацию пальца на ноге, а лучше стопы, чтоб избежать заражения крови и негативных последствий. Но дед был очень упрямым, и быть «инвалидом» ни за что не захотел! А гангрену, увы, по – иному не лечат…

Потеряв уйму времени у той бесполезной «чудо – бабки», с ее никому не нужными припарками, растирками и отчитками, уже в июле, когда деданю доставили в больницу, вопрос стоял об ампутации полностью всей ноги, включая и бедро. Гангрена расползлась по ноге, словно «стрелка» на капроновых колготках.

Но видя настрой больного, с целью сохранения конечности, было предложено новейшее медицинское «достижение» – гангрену предложили лечить методом «иссечения». Естественно, этот метод и был испробован. Только никто не обратил внимания на свертываемость крови у больного, и на то, что у дедушки уже был сахарный диабет. В ночь после проведения процедуры «иссечения», он просто истек кровью.

Практически все время пребывания дедани на стационаре, в больнице, его не покидала моя мама. Бабушка проведывала, мама, имея на руках двух крошек – детей, там жила. На мой взгляд, это неправильно, когда полностью все заботы, при живой супруге, об отце, возлагает на себя ребенок. Маме в этой жизни досталось. Она умеет решать проблемы и жизнь, не жалея ее, подкидывала «проблемки» снова и снова… Бабушка же – сначала была «за мужем», потом – «за дочкой», и важные решения никогда в своей жизни не принимала.

Сколько времени дедушка находился в больнице – ровно столько я горела желанием его навестить! Мне этого очень хотелось, и мама пообещала – «завтра, 11 августа», взять нас с собой. О, мы с моей второй бабушкой, папиной мамой, Зинаидой Павловной, проснулись ни свет, ни заря. Умылись, позавтракали, как вдруг, раздался телефонный звонок. Это была мама. Бабушка ее слушала, лицо становилось серьезнее и серьезнее и, к концу беседы, бабушка присела.

Закончив диалог и положив трубку, бабушка попросила нас также сесть на софу, и сообщила, что в больницу ехать уже не надо, мама скоро приедет также, и дедушку мы увидим, но чуть позже и уже в последний раз. Так бывает иногда, люди уходят. Вот так и дедушка ушел. Нам нужно будет с ним попрощаться, он уже не сможет с нами говорить, но сможет слышать нас. А потом деданя уйдет из нашей жизни навсегда, однако мы сможем помнить его и, иногда, навещать место его захоронения.

В тот день я узнала о смерти дедани, да и вообще – что такое смерть. Сидя на той треклятой софе, я плакала от невиданного ранее горя. И причитала, что больше никогда не смогу сходить с дедушкой на прогулку, никогда не услышу от него сказку, он не возьмет больше мою руку, и не отведет меня, как обещал, в первый класс. Словно предчувствуя, что не увидит сего момента, еще не ведая о болезни, но горя невероятным желанием, деданя, при жизни, со слезами на глазах, часто говорил, что мечтает отвести меня за руку в первый класс. Не вышло, не успел.

Я была зла и обижена на дедушку! Почему он так поступил? Ведь сегодня мы хотели его навестить в больнице, я так тщательно собиралась, а он не дождался нас и умер! Как он так мог? Да и зачем? Непонятно… Ясно было только одно – дедушки больше в моей жизни не будет.

Через 2 дня были похороны, на которые приехали все родственники, какие-то друзья, две других дочери с зятьями и внуками, все плакали. Бабушка Зина сказала, что нужно сегодня попрощаться с дедушкой. Ну так – я же девочка! И пусть дед не захотел увидеть меня, в последний раз, в больнице, сегодня я предстану перед ним в новом МАЛИНОВОМ платье, которое сама же и выбрала! Я сейчас могу, конечно, представить, что испытала моя мама, увидев меня на пороге, в день похорон своего отца, в ярко – малиновом платье, словно я пришла на некий праздник. Меня, едва ли не за шкирку, отправили обратно переодеваться, предварительно сделав замечание бабушке Зине, которая, между прочим, наверняка сделала это нарочно, чтоб немного «задеть» маму за живое… Задела!

Я не поняла, почему в день прощания все были в черных нарядах? Видят деда в последний раз, но такие траурные и грустные, ревут и кричат, бабушка Клава постоянно «теряла сознание» – когда по – настоящему, а когда и театрально – ну, таков она была человек. Деданя лежал в гробу, гроб был страшный, дедушка в нем – совсем на себя не похожий, я даже подумала, что это не он – это не мой деданя и вот они все плачут, а он, вечером, вернется домой, и я, конечно, пожалуюсь ему на маму и покажу свое новое малиновое платье.

Самый кошмарный момент в день похорон – это траурная музыка! Не знаю – это была мода или блажь, но, блин, что за хрень? Этот раскатистый грохот тарелок, трубы и прочее – это ужас, я так испугалась, когда, по выходу из нашего подъезда, заиграла эта чертова музыка! Она была настолько громкой, что было ощущение, будто она сейчас «разбудит» деданю и он утащит меня в какое – то страшное, темное место – в подземелье. Ненавижу траурную музыку и по сей день! Страшно, глупо и уж явно не нужно ни живым людям, ни самому покойнику!

Потом было кладбище, из автобуса нас с братиком не выводили. Затем столовая и поминки – очень вкусные были пирожки с компотом – это все, что я кушала. Какое – то дурацкое детское восприятие – мне казалось, что блюда на поминки готовят себе сами покойники, и кушать приготовленную ими еду уж никак не хотелось. А вот пирожки, точно, пекут те самые, грудастые и пышные женщины в чепчиках, что разносили подносы с яствами на столы. Закончив поминальный обед, мы вернулись домой.

Прошло пару дней, и бабушка Клава попросила маму приводить меня на ночь. Она боялась, боялась и я. Того журнального стола, со стаканом воды, куском хлеба и фотографией дедани с черной лентой, на месте, где стояли ранее мои игрушки. Какого – то непонятного ночного грохота в квартире… Боялась и места, в центре гостиной, где стоял тот страшный гроб. Но бабушке было со мной веселее, а я ей и виду не показывала, что боялась и сама.

Это странно, но в моем роду, смерть не приходит за близкими одна. Спустя 40 дней, умер отец папы – дедушка Вова, и уж его похороны явились ужасом, который сопровождал меня долгие годы во снах и наяву.

Вообще, при жизни, дедушка Вова был молчалив, добр и ласков. Никогда не повышал голоса, всегда приходил со своей второй женой (бабушкой Олей) – с полными руками игрушек и конфет, для меня – новыми платьями, с килограммами чистого шоколада и деньгами. Никогда не отпускал нас домой на автобусе, а всегда отправлял на такси. Играть в их доме можно было со всеми игрушками, статуэтками, матрешками. Слово «нельзя», от этой семьи, я никогда не слышала. Они до конца своих дней лишь «давали», ничего не прося взамен. Дедушка Володя и бабушка Оля, любили нас той самой, безусловной любовью, как лишь мама может любить своего ребенка. Для них обоих, этот брак был вторым, но других детей, кроме моего папы, у этой пары не было. Мой отец стал единственным сыном и для дедушки, и для бабушки Оли, которая также считала и нас своими «онуками».

Смерть дедушки Вовы была несчастным случаем. Придя с работы, почувствовав себя нехорошо, он решил лечь отдохнуть. Бабушка Оля, добрейшей души человечек, собиралась как раз на рынок. Спросив у дедушки Вовы, справится ли он один, буквально на полчаса, она покинула квартиру. Уходя за покупками, она видела его живым в последний раз…

Вернувшись домой, бабушка Оля обнаружила дедушку, лежащим на полу, в осколках разбитого стекла от межкомнатной двери, в луже крови, с неудачно перемотанной рукой, уже мертвого. Была судмедэкспертиза, вывод: «Несчастный случай». Хронологию его последних минут восстанавливали достаточно просто… Он зачем – то направился к выходу из гостиной, где была стеклянная дверь. По пути, видимо, у дедушки закружилась голова и, чтоб не упасть на пол, он решил прислониться к двери, которая, под весом его тела, треснула. Осколки стекла вошли в руку, так глубоко под кожу, что разрезали артерии и вены. Желая остановить кровь, дедушка пытался намотать полотенце на руку, однако силы были на исходе, а самодельный «жгут» не помог. Он истек кровью за несколько минут.

Без преувеличения скажу, что, иногда, судмедэкспертам нужно запрещать делать что-либо их нерадивыми граблями – под названием «руки»! Эти «умельцы», по иному и не скажешь, зашили деда «через край» черными нитками, всего, включая пришитую к шее голову. Я понимаю, что студентам мед. ВУЗов нужно на ком-то тренироваться, но не издеваться же над покойниками! Это как кадр из фильма ужасов, который я никогда прежде, и никогда после, не видела.

Какая – то «добрая» соседка, попросила подвести внучку ближе, чтоб увидеть дедушку в последний раз. А ближе было и некуда – мы стояли у его изголовья, буквально в 5 см от гроба. Это был такой треш, невероятный ужас и кошмар, что я, несколько лет подряд, боялась заходить в темную комнату, в подъезд, в любое слабо освещаемое место, потому как в каждом из этих мест мне чудился дедушка, в том самом обличии, что лежал в гробу. А если вдруг, в любой момент, раздавалась траурная музыка, она будто способна была, словно вызывать покойника из его «ниоткуда», даже при дневном свете. И я так боялась, что он появится и со мной сделает то же самое, что кто – то злобный сделал с ним. Я боялась до дрожи в руках, до онемения и заикания, до колик в желудке. И мой страх, в будущем, помогли мне побороть моя собака – МОЯ собственная собака, и пение!

Стоит также отметить, что несколько лет кряду, манипулируя смертью дедушки, бабушка Клава, едва ли каждые выходные, таскала нас на кладбище. Я не обману, когда скажу, что если объединить все время, проведенное там, то минимум полгода моего детства я потеряла среди кладбищенских могил. На кладбище мы всегда встречались и с бабушкой Олей, так как могилы двух дедушек были рядом друг с другом. Бабушки, из дома, брали огромный тормозок, и полноценный завтрак переходил в обед и, далее, в ужин – на кладбищенском столике. Это был как пир во время чумы. Зачем? Ума не приложу, и по сей день. Пышное застолье сопровождалось и алкоголем, потом терялся счет времени, когда мы с братом просто изнывали от скуки – рекомендация от взрослых исходила дикая: «Не нудитесь! Идите, прогуляйтесь! Подышите свежим воздухом!» Ребята, «свежий воздух» и «прогуляйтесь» – не в парке или сквере, а НА КЛАДБИЩЕ, среди могил! Мы очень тщательно изучили всех «нешумных» соседей дедушек, все памятники и ограждения. Лишь спустя, без малого, десяток лет, мама однажды так повздорила с бабушкой, что бабулю немного «попустило», и посещать кладбище мы стали реже. Мое же мнение как было, так и осталось сейчас – можно посетить, при желании, могилу дорогого человека, разложить конфеты или цветы, постоять, помолчать, или рассказать ему что-либо там, а уж поминать дома или в кафе. Кладбищенские застолья – это, по-моему, глупость, мерзость и грех. Но, увы, тогда моим мнением никто не интересовался.




Глава 7. Здравствуй, новое! Прощай – старое!


Ну, 1991 год ознаменовался не только горестными и печальными событиями. В этом же году я стала взрослой – пошла в 1 класс! Ой, как я готовилась к 1 сентября – и форма, и белый фартук, портфель и канцелярские товары! Некоторые дети, в моем классе, были мне знакомы еще из садика. Девчонки – соседки, те, кто взрослее, с удовольствием, водили меня в школу. В общем, начальную школу, и все связанное с ней, я очень любила.

Первой учительницей была Антонина Леонидовна, с которой мы были однофамилицы. Она едва закончила педучилище, и мы были ее первым классом. Конечно, она не всегда была справедлива, однако, в целом – была ласкова и внимательна к нам. А еще, по тем временам, она достаточно модно одевалась. Тогда только появились ангоровые свитера, и у нее была их целая коллекция – лиловый с жемчужинами, красный с меховыми помпончиками, серый с бижутерией – словом, иногда слушая урок, я любовалась ей и представляла, как вырасту, также стану учительницей, и куплю себе такие свитерочки. Только мне нужен был еще розовый и, естественно, белый, и пускай дети любуются мною!

Школа давалась мне легко, мама здорово меня подготовила! Читать, писать, считать – я умела, и достаточно хорошо. Однако пару тетрадей, от корки до корки, я все же переписывала – таков был мамин воспитательный процесс за помарки. Моему братцу так «не везло» – развал Союза, и тетрадки уже не стоили копейки. Вообще, первенцев всегда воспитывают более строго и жестко, по сравнению с младшими детьми. Увы, это правда!

Бабушка Клава всегда будила меня в школу, готовила завтрак, проверяла домашнее задание, кормила обедом и отпускала гулять с девчонками на улицу. В нашем детстве популярны были классики, резинки, игры «Казаки – разбойники», «Города», «Дочки – матери» на покрывалах за домом и игра в самодельных принцесс из ярких цветочков. В то время, у меня еще были дворовые подружки – Марина, Вита, Лена, Юлька и другие.

Время шло, первый класс приближался к концу, я закончила его с похвальной грамотой, круглой отличницей.

В конце мая мы вместе с бабушкой и братом, наконец-то, поехали снова в «Солнышко». Школа, непременно, сделала меня взрослее и еще более образованной. Ромка же чрезвычайно отставал от меня в развитии – вроде и друг тот же, но что – то не то. Ему интереснее было бегать и играть, как и прежде, а у меня было домашнее задание на лето, и желание чем – либо полезным заняться.

В лагере работали разные кружки, и я записалась на «Вышивание», «Макраме» и «Лепнину из глины». Руководитель кружков меня очень любила, я была спокойная, усердная и кропотливо выполняла любое задание. Мои работы занимали первые места на выставках и продажах, а на вырученные деньги мы покупали новые нитки и прочие материалы. На эти же кружки записалась и новая девочка, дочка прачки – Люба, с которой мы общались почти все лето. Настя уже, к тому моменту, перешла в 5 класс, стала общительнее, много рассказывала о школе, у нас появились новые совместные интересы, она также посещала «Макраме» вместе с нами.

Помню, в лагере я очень любила прощальные костры, в конце каждой смены, и сопутствующие им праздничные выступления. Это был такой торжественный и красивый вечер.

Ромка скучал и ревновал, я продолжала общаться с ним, но не так часто как прежде. Мы также вместе ходили за фруктами и мороженым, но брали и девчонок с нами, что его очень злило. Ваня проводил все лето с Сашкой, Ромкиным братом, они дурковали во всю, а я, как старшая сестра, следила, чтоб младшие не бегали в ненужные места, где им могла грозить опасность.

Еще уезжая в лагерь, я очень просила у родителей один ценный подарок на свой день рождения – собаку. Я безумно хотела живую собаку!

В один из дней июля мы позвонили домой, поговорили с мамой и услышали из телефонной трубки, наряду с маминым голосом, слабое поскуливание щенка. Бабушка была еще той авантюристкой, животных любила также и была крайне любопытной. Закончив переговоры с домом, бабуля взяла несколько отгулов, предварительно оговорив с нами, что план таков: мы возвращаемся на пару дней домой, смотрим собаку и едем обратно в лагерь. Получив нашу безоговорочную поддержку и согласие, мы все вместе ринулись в Донецк.

Помню, что я просто взлетела по ступенькам на 4 этаж, а бабушка все медлила. Открыв дверь, я ожидала увидеть на пороге щенка, но его там не оказалось. Разочарованная я бросилась в гостиную и… сонная, черная, маленькая и кудрявая, из-под кресла показала мордочку наша Данка – щенок малого пуделя. Красивее щенка просто не было! Она была прелестна! Лениво и чуть испуганно завиляв хвостиком, она подошла и сразу залезла ко мне на руки. Я ее и тискала, и целовала, и обнимала! И не только я – бабушка и Ваня делали то же самое!

Придя с работы, мама не ожидала нас увидеть, но очень обрадовалась нашему приезду. Мы вдоволь натискались Данку и, спустя 1 день, вернулись обратно в лагерь. В книжном магазине мне купили маленький календарь с серым пуделем, и я хвасталась девчонкам и Ромке, что меня дома ждет такая же собака – только маленькая и черная. Этот календарик я всюду носила с собой.

Однажды мы нашли магазин с игрушками и сувенирами. Там продавали такие коробочки – наподобие современных киндер – сюрпризов. Открываешь – внутри хлопушка или шарик, заколочка и элементы, чтобы сделать детский браслетик или бусы. Я не помню, сколько стоило сие «богатство», но бабушка мне его так и не купила. А я так о нем мечтала, что все уши прожужжала девочкам и Ромке.

В мой день рождения родители немножко задерживались. Ранним утром меня поздравили Люба и Настя. Настя подарила книжку, Люба – конфетки и заколочки. Ромка не объявлялся. Был обед, бабушка позвала нас кушать, как в дверь постучали. Это был Ромка. Я сообщила, что у меня сегодня День рождения, девочки меня уже поздравили, а сейчас я жду своих родителей. Ромка попросил выйти на улицу, хоть на минутку, и я согласилась. Когда мы вышли, он отдал мне коробочку, произнеся «С днем рождения». Только попросил при нем не открывать, а зайти куда-нибудь и там посмотреть подарок. Ок, я ж послушная, однако ближайшим к нам помещением был общественный туалет. Ну, что ж, открою коробочку, значит, там. Внутри оказался тот самый «Киндер – сюрприз» – с красивой заколочкой, цветочным браслетиком и самодельной открыткой – на которой, корявым почерком, было написано «Олеся, я тебя люблю!» Ух, манипуляции не любила с детства, и как жаль, что все же мне пришлось их пережить с другим человеком, будучи уже взрослой молодой женщиной.

Но возвращаясь к подарку – мои щеки пылали, я была очень зла на Ромку! Как он мог, он – мой друг! И придумал какую-то паршивую взрослую любовь! Все было так хорошо, и вот он все испортил! От негодования и злости, полностью вся коробочка, вместе с драгоценной запиской, полетела в мусорное ведро! Я вышла из туалета, злая, рассерженная, сердце от негодования просто вылетало из груди! Ромка томился под дверью и, едва завидев меня, спросил – «Ты записку нашла? Вот! Что ты мне ответишь?» Ой, я ответила много! Ромка был расстроен, только спросил – «Зачем коробочку выбросила? Ты же так о ней мечтала…» Ответила – «Мечтала! И другом тебя считала! А ты вот любви захотел!»





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/olesya-husseyn/istoriya-na-ladoshke-o-zhizni-odnoy-kroshki/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.