Книга - Больной апрелем. Рожденный в СССР

Больной апрелем. Рожденный в СССР
Василий Рем


Короткий роман «Больной апрелем». Это интересные сюжеты, взятые из жизни и обернутые в красивую упаковку выдумки писателя. Читайте, будет интересно.Некоторые фрагменты были опубликованы в книге «Рассказы и наблюдения».





Больной апрелем

Рожденный в СССР



Василий Рем



Фотограф Василий Рем

Редактор Галина Андреева

На обложке "Дева Мария" Эль Греко, 1594-1604 гг., Museum of Fine Arts of Strasbourg (PD)



© Василий Рем, 2022

© Василий Рем, фотографии, 2022



ISBN 978-5-4474-9378-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero





Василий Рем



Все права защищены. Электронная версия этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного или публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.




Вместо автобиографии


Василий Рем – это псевдоним, выбранный поэтом из личной скромности. Автор родился 15 июня 1953 года (холодное лето 1953 года) в ст. Ново-Александровке, Нижне-Серогозского района, Херсонской области, УССР. Этот период отмечен чередой важных в истории страны событий. После смерти Иосифа Сталина объявлена всеобщая амнистия для заключённых, тысячи узников были освобождены из тюрем и лагерей. В высших государственных структурах идет борьба за власть, на роль вождя претендует Лаврентий Берия. Однако в стране подул ветер перемен, Берию обвинили в предательстве родины и расстреляли. К власти пришёл Никита Сергеевич Хрущёв, период правления которого получил название «хрущевской оттепели».

Родители автора, пережившие годы сталинских репрессий, позже рассказывали сыну о тяжёлых событиях и страданиях, которые выпали на долю простого народа. Семья матери попала под раскулачивание, имущество у них отобрали, а отца и четверых братьев сослали в лагерь на Соловки. Вскоре отец на Соловках умер, а братья пошли добровольцами на фронт, воевали в штрафных ротах. В первые же дни войны двое братьев пропали без вести. Один прошел всю войну, воевал в Берлине и 8-го мая 1945 года умер от ран. Только одному из братьев удалось вернуться с войны.

Отец поэта, 1904 года рождения, личность неординарная и во многом загадочная. В его биографии вместились революция 1917 года, гражданская война, строительство Беломорского-Балтийского канала, Великая Отечественная война. Будучи грамотным, он занимал руководящие должности, работал налоговым инспектором, председателем поселкового совета, завмагом, путевым обходчиком, а после выхода на пенсию – сторожем стадиона.

Выросший в деревне, поэт не понаслышке знал, как живется простым людям, часто слышал их разговоры о суровой действительности и событиях того времени. Родители тоже рассказывали то, что видели и пережили на самом деле, а не то, что написано в советских учебниках по истории. Все это рано научило его думать, а правда жизни, увиденная собственными глазами, сформировала характер и предопределила будущее поэта.

Уже став взрослым, отслужив срочную службу в пограничных войсках, он принимает решение посвятить свою жизнь защите Отечества. Окончил пограничное училище, затем служил на границе – не случайно через все его творчество красной нитью проходит тематика пограничной службы. Одновременно учился на физико-математическом факультете Южно-Сахалинского государственного педагогического института, после окончания которого получил профессию учителя средней школы.

Все происходящее в стране он переживал как события собственной жизни, что также нашло отражение в его творчестве. Ещё во время службы Василий Рем, как человек отзывчивый и не привыкший стоять в стороне, начал серьезно заниматься судьбами беспризорников, состоявших на учёте в детской комнате милиции. Уделял большое внимание их патриотическому воспитанию, привлекал к спорту, занятиям в кружках и секциях. Объединив подростков общей идеей, создал детский военно-патриотический клуб «Граница», которым руководил с 1982 по 2010 год. Здесь обучались сотни молодых людей, выросших в нищих или неблагополучных семьях. В их трудной судьбе были драки, наркотики, пьянство. Он вытаскивал их из этого порочного круга и с помощью спорта помогал поверить в себя и идти к намеченной цели.

После выхода на пенсию Василий Рем по-прежнему занимает активную жизненную позицию и продолжает трудиться. Вначале в школе заместителем директора по воспитательной работе и преподавателем математики. Затем сослуживцы пригласили его в частную охрану, где он работал на должностях охранника, заместителя директора и директора охраны. Набравшись опыта, стал заместителем генерального директора по экономической безопасности московской фирмы. Сейчас трудится начальником охраны в одном из подразделений Министерства финансов РФ.

В 2016 году благодаря рекомендациям ведущих поэтов Василий Рем стал членом Российского союза писателей. Участвовал в создании регионального отделения Российского союза писателей в Белгородской области. Неоднократно номинирован на Национальную литературную премию «Поэт года» – в 2016, 2017, 2018, 2019 и 2021 годах. В 2019 году за вклад в развитие русской литературы награждён медалями: Владимира Маяковского и Анны Ахматовой. В 2020 году номинирован на литературную премию «Георгиевская лента» и награждён за вклад в укрепление национального самосознания и патриотизма, медалью «Георгиевская лента 250 лет». В 2021 году номинирован на литературную премию имени Сергея Есенина «Русь моя». Награжден за вклад в развитие русской литературы медалью «Сергей Есенин 125 лет». Номинирован на литературную премию Императорского двора «Наследие». Награжден за литературную деятельность в духе традиций русской культуры звездой «НАСЛ?ДIE» – III степени. Печатается в альманахах «Стихи 2020», «Проза 2021» и Антология русской поэзии 2021 года. В 2022 году за вклад в русскую литературу награжден медалью «Федор Достоевский 200 лет», медалью «Николай Некрасов 200 лет» и (обновленной) бронзовой медалью «Сергей Есенин 125 лет». Номинирован на литературную премию Императорского двора «Наследие» 2022 год.

Сейчас, как и на протяжении всей своей жизни, Василий Рем продолжает заниматься творчеством – пишет стихи и прозу. В его произведениях нашла отражение целая эпоха, события, которые нигде не описаны или описаны иначе. Это свидетельства неравнодушного человека, поэта, пережившего вместе со своей страной все ее победы и поражения. Книга, которую вы держите в руках, она, как и все произведения Василия Рема, особенная. Читайте, не пожалеете.



Председатель регионального отделения Российского союза писателей по Белгородской области, Татьяна Трошина




Больной апрелем







Эпиграф



Из «Стихи, которым нет конца»



Фраза



Ши-Дза играет здесь шарами,

И ночи белой простыня.

Мечтая белыми ночами,

Любовь и верность ждёт меня.



12.07.1989

Василий Рем







Ши-Дза играет здесь шарами




Предисловие


Кто из вас ездил в поезде Тихоокеанская – Советская Гавань, это в Приморье, причем в общем вагоне, тот наверняка потом еще долго с содроганием вспоминал об ужасах этой двухсуточной поездки. Ну, а если она, эта поездка, не дай бог, случилась в зимнее время, то запросто могла стать для вас роковой. Постараюсь описать свои впечатления в качестве предупреждения тем, кому пока не выпало «счастья» оказаться пассажиром этого поезда.

Итак, сначала вы должны будете вскарабкаться в вагон по крутым и скользким ступенькам, держась за поручни и пачкая руки и одежду, потому что и поручни, и сам вагон неимоверно грязные и закопчённые. Даже если вы обладаете альпинистскими навыками, сделать это не так просто, потому что одежда то и дело цепляется за оторванные углы металлической обшивки вагона и с треском рвется.

Вот, наконец, вы и в вагоне, но не спешите радоваться. Вашему взгляду предстает заплёванный пол, серые от грязи шторы (если они вообще есть) и покрытые толстым слоем пыли полки и столы, которые к тому же изрезаны перочинными ножами и наполовину сломаны. Из разбитых и плохо закрывающихся окон торчат куски льда. А все стены внутри от пола до потолка покрывает нежная бахрома инея, так что вагон кажется седым.

Вас начинает мутить и трясти от холода, затем бросает в жар от увиденного, и вы пытаетесь вытереть пот ладонью. Но ладонь у вас чёрного цвета, поскольку вы (по неопытности) брались за закопчённые поручни. Не пугайтесь, это еще не самое страшное – оно у вас впереди.

Если в поездах на западе нашей страны отсутствие пассажиров в общем вагоне приносит вошедшему чувство радости и блаженства (вот, мол, как хорошо, поеду один, свободно, без толчеи), то здесь, особенно зимой, свободное пространство – это ваша беда, а то и погибель. Ветряные бури со свистом носятся по пустому вагону и угрожающе хлопают дверями без замков. Скорчившись на холодной полке, вы начинаете тихо замерзать. Иней, текущий из щелей и разбитых окон, медленно покрывает вашу одежду, руки, лицо колючей изморозью. Вы засыпаете, как медведь в берлоге, но трудно сказать, проснётесь так же, как и он, по весне, или ваше бездыханное тело просто вынесут на какой-нибудь захудалой станции на перрон и погрузят в катафалк. А всё потому, что в общих вагонах в этом поезде не предусмотрен проводник. Нет, он, конечно, где-то есть, но один на все пять общих вагонов. Да и что он может? Ни дров, ни угля ему не выделяют, а чай в общем вагоне и так никогда не подавали.






Он сопровождал команду по биатлону



Вот в такой обстановке под Новый год я ехал с группой спортсменов-биатлонистов пограничных войск Находкинского пограничного отряда на соревнования по биатлону, которые проводились на острове Сахалин. Вы только не подумайте, что я имею к этому виду спорта какое-то отношение. Лично я всегда занимался стрельбой, боксом и рукопашным боем. Просто в пограничных войсках есть такая практика: представителей команд и тренеров с целью экономии средств совмещают в одном лице. Хорошо, если именно тренер стал представителем команды. А если, как в моём случае, наоборот – то плохо. Для победы. Короче, победы не жди.

В общем, моей задачей было довезти команду до места назначения, выставить на соревнования и затем доставить обратно. Ну и, если вдруг что случится, чтобы было с кого спросить.

Когда мы всем личным составом начали дружно замерзать, я пренебрёг уставом и разрешил бойцам надеть спортивную форму поверх военной, что и спасло их от замерзания. Потом сработала солдатская смекалка: вконец окоченевшие солдаты раздобыли где-то угля, дров и сами растопили печку для обогрева щелястого вагона. Как оказалось, один из них на гражданке был проводником и потому знал, где что хранится и как всё это сделать.

В это время в вагоне появился мужчина в черной вязаной шапочке, высокого роста, широкоплечий, с добрым и серьёзным лицом. Одет он был в рясу, смахивающую на широкое чёрное кимоно и подпоясанную фирменным чёрным поясом кубинской школы боевого карате «Дзю-Симон». Это меня больше всего и удивило, я ведь тоже раньше занимался в этой школе. Длинные русые волосы, зелёные глаза, усы и борода делали его лицо выразительным и благородно красивым. С лёгким поклоном он спросил разрешения присесть рядом. Получив мое согласие и усевшись, перекрестился, сложил свои огромные руки на коленях и приветливо заговорил:

– Приятно видеть родной зелёный цвет на погонах – сразу чувствую себя молодым, вспоминаю лейтенантские годы, да и всю службу на заставе.

От этих слов глаза у меня поползли на лоб, а челюсть, несмотря на жуткий холод, сводивший все мышцы, слегка отвисла.

– Да-да, не удивляйся, – продолжил он, заметив мое изумление, – я действительно служил в пограничных войсках. Ныне капитан запаса, слуга Божий. Точнее, сопровождающий сторож монастырской казны Евгений Львович Константинов.

Слушая его, я недоумевал в душе, верить или не верить, шутит он или говорит серьёзно? После того как попутчик представился, я назвал себя, мы разговорились.

Евгений с интересом расспрашивал меня о судьбах тех офицеров, с которыми когда-то служил. Услышав, что я никого из них не знаю, искренне огорчился. В этом человеке чувствовалась какая-то внутренняя сила, притягательная и немного таинственная. Как оказалось, позже, я не ошибся: судьба его во многом была похожа на известные мне доселе судьбы некоторых моих знакомых.

– Давай перейдём в купе, здесь очень холодно, – внезапно предложил мой попутчик.

– Да разве это возможно? Ведь я уже спрашивал проводников, и ответ был однозначный: «Нет мест!», – с сожалением вздохнул я.

– Ну, это смотря как спрашивать. У вас десятка найдётся? – улыбнулся он.

– Какой разговор, я готов и больше заплатить, только бы избавиться от этого холода!

Он тоже достал червонец и двинулся в направлении купейного вагона. Через некоторое время мы уже сидели в отдельном купе, где, кроме нас, никого не было, и пили принесённый проводником чай. Если, конечно, эту бурду можно назвать чаем. Общий вагон к тому времени уже более-менее прогрелся, и, не опасаясь за здоровье бойцов, я с чистой совестью мог остаться в купе, которое было положено мне по статусу.

Евгений Львович, выглядевший поначалу замкнутым и молчаливым, оказался интересным собеседником. Наверное, не было ни одной темы, на которую бы мы с ним не поговорили. К тому же он умел замечательно слушать, и я в свою очередь, проникшись к нему симпатией, почитал ему стихи и прозу из моих последних книг. А когда признался, что мечтаю написать роман о настоящей, но трагичной любви, он вдруг задумался и, как мне показалось, слегка побледнел.

– Знаешь, – произнес он после паузы, – а у меня для тебя есть такой материал.

К этому времени мы уже окончательно сблизились и перешли на – ты. Потянувшись к своей сумке, которая была почти пуста, он вынул из нее пакет и протянул мне.

– Бери-бери – думаю, это как раз то, что тебе надо, – глухо выговорил он.

– Да ведь я не настолько известный и талантливый писатель, чтобы ты мне мог что-то доверить, – растерялся я.

– Ты почитай, потом поймешь. Тут и таланта не нужно, главное – написать да в печать сдать. Ну, может, поправишь кое-что с точки зрения литературы.

Я бережно развернул пакет, и из него выпали письма. Все они были адресованы Евгению, обратный адрес на конверте неполный – только город Ленинград и подпись. Я чувствовал, что это что-то глубоко личное, очень интимное, и первым моим порывом было вернуть письма обратно. Однако, взглянув на меня не терпящим возражения взглядом своих вдруг ставших серьезными зелёных глаз, он твердо произнес:

– Другому бы не отдал, а тебе верю. Только чтобы обязательно был роман, хоть и короткий. И еще… Содержание я знаю наизусть, если соврешь – не прощу.

Взяв письма, я уложил их в дипломат как самую дорогую реликвию, хотя в глубине души совсем не был уверен, что у меня из этого что-то получится.

– Ну а, чтобы тебе было легче писать, расскажу историю своей любви…




Глава первая





Рассказ моего попутчика


– Моя жизнь на пограничной заставе ничем не отличалась от жизни всех других военных: служил офицером, честно выполнял свои обязанности. Командировки, служба, занятия, разгоны начальства (они всегда чем-то недовольны). Отсутствие бытовых удобств и всяких развлечений, впрочем, как у всех офицеров пограничных застав. Жена моя, как и все жёны офицерского состава, занималась домашним хозяйством и детьми.

Дети росли, по службе меня не выдвигали, да я и не надоедал начальству просьбами, в общем, так и жил – скучно и однообразно. Однажды весной мне предложили горящую путёвку на Кавказ. Я взял отпуск и, не встретив сопротивления жены, отправился отдохнуть и подлечиться. В жизни моей, как, разумеется, и в голове, тогда царила сплошная неразбериха из противоречивых чувств и желаний. Меня мучила неудовлетворенность собой и окружающим. Душа находилась в каком-то смятении, хотелось праздника и счастья.

Отдых начался как обычно: в целом врачи признали меня здоровым, хотя нервы все же посоветовали укрепить, чем я и занялся. Лечение, как пишут в книгах, проводилось по полному профилю. Грязи, ванны, водичка и приятное женское общество, где я пользовался особым успехом, поскольку все остальные мужчины были действительно больными.

Эта волна подхватила меня бурно и стремительно, однако так же быстро и надоела. Я уже начал подумывать, а не смыться ли мне домой с этого лечения? И вдруг, а может, и не вдруг, а просто потому, что встретились две половинки, которые были судьбой предназначены друг другу… Так или иначе, но на лестнице, ведущей в фойе санатория, у входа в библиотеку я увидел её. Это была мимолетная встреча, всего один долгий взгляд и несколько фраз. Но она вошла в моё сердце и осталась в нем навсегда. Как ни странно, это случилось первого апреля, в День дурака того незабываемого года.






Ах, наш апрель…



Позже мы виделись на танцах, ходили в кино. Ездили в Приэльбрусье, гуляли, подолгу молчали или о чем-то разговаривали, сейчас уже и не вспомню, о чем. Да нам и не надо было ничего особенно говорить: за нас это делали взгляды, стук наших сердец, трепет рук и нежность прикосновений.

И вот я у неё, и мы впервые остались наедине. Не стану описывать те прекрасные дни и ночи, которые у нас были. Они были только наши… И мы улетали на небеса, потому что на земле было тесно от нашей любви, нежности и счастья…

Всему приходит конец, отпуск мой закончился. Я уехал на заставу, она вернулась домой, в Ленинград. Время шло, мы переписывались, звонили друг другу, старались поддерживать друг друга, наши чувства не угасали со временем. К жене я охладел, меня безудержно тянуло к ней, туда…

«Ши-Дза играет здесь шарами,
И ночи белой простыня.
Мечтая белыми ночами,
Любовь и верность ждёт меня…»

И я был у неё в Ленинграде, и снова небеса содрогались от нашей любви и завидовали нашему счастью. А затем опять разлука, да ещё какая… Когда вдали от нее нечем дышать и не для чего жить.

Да, я же совсем ничего о ней не рассказал. Её зовут Татьяна. Моя Танечка. Между прочим, в то время – сержант КГБ, сотрудник одного из засекреченных отделов. Была ли она красива? Скорее очаровательна и невыразимо прекрасна.

Прошёл ровно год, и наша переписка прекратилась. Я не сумел оставить свою жену и детей. Она не смогла больше читать о любви в письмах, не получая её в реальности. Шло время, и мы ничего не знали друг о друге. Служба моя не задалась, и, едва набрав свой пенсионный мизер, я ушёл на пенсию, уволившись из войск.

Тут подвернулась мне работа по душе. Я ведь инструктор по прикладному карате, имею чёрный пояс, да и кулаки пока на месте. Платили хорошо. Из партии выбыл добровольно. Перестройка открыла много путей таким, как я, а скоро стало понятно, что мой путь рядом с Богом. И вот неделю назад я повёз собранные церковные деньги, предназначенные для реставрации монастыря, куда бы ты думал? Правильно, в Ленинград. И представляешь, видел её! Видел и не посмел подойти, сбежал, не выдержал. Она меня тоже видела и узнала, несмотря на мою бороду и рясу. То, что было в её глазах, передать невозможно. Только я почувствовал, что, если не уйду, полетит всё к чертям (прости, Господи!), – он трижды перекрестился. – И семья, и церковь, и заработок, а может, и вся жизнь. Я резко развернулся и пошёл в обратную сторону. Отойдя квартал, оглянулся: она по-прежнему стояла, бессильно уронив руки и смотрела мне вслед. Такой она мне и запомнилась. Навсегда. Ну, остальное ты узнаешь из её писем:



«Евгений, милый мой, здравствуй!

Вот я и дома! …Вошла в квартиру, и первое, что увидела, – твоё письмо на полочке у зеркала, подошла, а их там два! Спасибо тебе, родной мой, за те слова, за стихи, что в них. Я читала, и сердце действительно стучало не так, как надо… Я почему-то думала, что ты позвонишь мне сегодня (хотя и понимала, что звонить ты можешь только с работы, но всё равно ждала…). Ты не позвонил, но это не беда, хотя, как знать? Ведь письма твои написаны с дороги, а сейчас ты дома – вдруг наступило отрезвление, и ты глянул на всё другими глазами?

Напишу немного о том, как я жила эти дни без тебя (хотя, наверное, так говорить неправильно, потому что всё равно с тобой). Я действительно пошла за твоим автобусом и ещё долго видела его впереди… Состояние было ужасное: внутри всё сжалось в комочек и меня тихонько трясло. Я понимала, что это просто такая нервная реакция, но ничего поделать с собой не могла, никак не получалось расслабиться.

Пришла в санаторий – в комнате никого, постояла на балконе – настроение такое, что хочется выть… Постаралась взять себя в руки, переоделась и пошла на грязи. Вернулась – Веры Ивановны по-прежнему нет. Погода, ты ведь помнишь, была чудесная, я села на балконе загорать… Все время боролась с желанием вот прямо сейчас сесть и написать тебе письмо – так хотелось поговорить с тобой… Сходила к источнику, прогулялась по городу, пошла на обед…

Вера Ивановна, вернувшись, расспрашивала о тебе: как я тебя проводила, передавал ли ты ей привет, расстроилась, что не простилась с тобой… Вот так… Знаешь, самое сильное тогда ощущение, которое я запомнила, – это ощущение нереальности того, что тебя рядом нет… Всё понимала, но всё время казалось, что вот сейчас ты подойдёшь ко мне сзади в столовой, – я физически ощущала твое присутствие. Видимо, ты думал обо мне всё это время, пока летел в самолёте… Или ты спал, а?

После обеда попыталась почитать, но… мне не дали. Вера Ивановна решила пересказать мне свою беседу с одной дамой – видимо, она тоже всё время о тебе думала и это было к месту.

Так вот та дама у неё спросила: «К вам ещё ходит тот мужчина? Девочка-то молоденькая, а он, я видела, сначала одну целовал, а теперь вот с вашей соседкой…» Было такое чувство, что меня вдруг неожиданно окунули в ледяную воду, да ещё и пополоскали в ней как следует.

В этот момент Вера Ивановна увидела моё лицо, до неё, видимо, что-то дошло, потому что она залепетала: «Ну, может, это она не о нём сказала?» Но мне уже было достаточно… во мне вдруг словно что-то умерло… вот почему я не написала тебе письмо сразу же, хотя и очень хотела… Так с кем же ты целовался, Женя, а? Признавайся, ведь чистосердечное признание, как известно, облегчает вину…

Потом я время от времени возвращалась к этому, но никого, кроме Гали, так и не вспомнила… Вы красиво танцевали тогда, я смотрела на вас, но мне и в голову не приходило, что между вами есть нечто большее, чем то, что я вижу, хотя… не знаю. Ну, в общем, слегка прибитая этими мыслями, я пошла играть в теннис и доигралась до такой физической усталости, что едва дошла до комнаты…

Мы с Верой Ивановной выглядели без тебя одинаково одиноко и говорить могли только о тебе… А вечером, убежав от всех её кавалеров, пошли в кино. В «Дружбе» шла «Забытая мелодия для флейты». Почему-то это фильм навеял на меня массу грустных мыслей, нервы мои были на пределе, и, едва очутившись в постели, я уснула, чему была очень рада…

Утро следующего дня выдалось серым и холодным – моросил дождик, было ветрено, в общем, под стать моему душевному состоянию… Я всё время пыталась представить себе, чем ты сейчас занят, что делаешь, о чём думаешь… День прошёл как-то сам по себе, вечером были танцы… Толя (он ухаживал за Татьяной из санатория им. Горького и жил на нашем этаже в последней комнате справа – седой такой, с фигурой мальчика, приятный парень) не отходил от меня, и я все время танцевала с ним. Но, знаешь, такого ощущения, как во время танца с тобой, не было – с тобой я будто сливалась в одно целое, даже едва прикасаясь к тебе…

А потом была дорога на вокзал, меня провожали Вера Ивановна и тот её друг, который мне не очень нравился… В поезде я легла на верхнюю полку, и снова в мыслях только ты… Я вспоминала каждую нашу минуту с самой первой, когда только увидела тебя, – как выяснилось, я помню каждую нашу встречу, даже мимолётную. Странно, вроде каждый из нас жил своей жизнью, а оказалось…

В Харькове наш вагон стоял семь часов, пока его не прицепили к другому поезду. Я погуляла по городу, сходила к Вечному огню, чуть-чуть заблудилась, но потом нашлась… Приехала в Гомель, где меня встретили и окружили вниманием и заботой. Накормили всякими вкусностями, напоили шампанским, сводили в старый парк, прокатили на прогулочном теплоходе по разливающейся полноводной реке – в общем, сплошные удовольствия целые сутки. Я не знаю, думал ли ты обо мне, но в воскресенье в половине шестого я проснулась с мыслью о тебе, и ты не покидал меня весь день.

А потом снова поезд. Я лежала на верхней полке и читала прекрасные стихи – мне подарили миниатюрное издание сборника «Песнь о женщине» минского издательства, где, кроме известных шедевров русской и советской поэзии, очень много стихов белорусских поэтов, которых я, естественно, не знала… Проснувшись утром, увидела за окном зимний лес, припорошенные ёлочки и поняла, что вернулась к тому, от чего уехала, – всё самое прекрасное, радостное и счастливое осталось там, где был ты, а впереди – моя обычная жизнь с её будничными делами и заботами и с постоянной памятью о тебе…

В письме ты пишешь, что боишься, не ошиблась ли я в своих чувствах к тебе, не прошло ли то наваждение? Нет, Женя, милый, я знаю, что не ошиблась в себе… Мне не восемнадцать, и многое я воспринимаю уже не только сердцем, но и разумом. Ты, наверное, обижался на меня, когда в ответ на твои признания я говорила, что этого не может быть, что я не верю… Не надо обижаться, это что-то вроде защитной реакции – как у ёжика, когда он сворачивается клубочком и выпускает свои иголки…

Страшно потерять тебя, невозможно… Ты мне очень дорог, Женя, родной мой, любимый… Я, наверное, мало говорила тебе о том, что ты значишь для меня, видимо, просто стеснялась этих слов, всё равно они не могут всё выразить. Пиши мне, пожалуйста, милый мой, ведь каждое письмо – это несколько минут вместе, правда?

Боюсь, что утомила тебя своим длинным посланием, но… как же не хочется расставаться с тобой, если бы ты знал… И если честно, то даже как-то и страшно: а вдруг дома ты на всё посмотришь совсем другими глазами?

В голову лезут всякие мысли: а если у тебя было просто увлечение, не больше? А если оно пройдет… Как тогда жить? Очень жду твоего письма из дома, очень… Можно, я тебя поцелую?

Твоя Татьяна.

25.04. Нет, уже 26.04. У меня только начался новый день, две минуты первого, а у тебя уже утро, так что… Доброе утро, родной мой, любимый…

А фен, конечно, я не забыла получить, спасибо тебе…»




Начало


По улицам Санкт-Петербурга, иногда останавливаясь у мусорных баков и заглядывая в них в поисках чего-нибудь на пропитание, брёл бомж. На нём болталась заношенная армейская шинель явно с чужого плеча, без ремня и на несколько размеров больше. На голове шапка-ушанка, тоже армейская, образца далеких семидесятых. Огромные солдатские ботинки были без шнурков – может, потерял, а может, просто надоело завязывать, и он их выбросил.

Никто не обращал на бомжа внимания, да и ему не было никакого дела до остальных. Мысли в голове у него постоянно путались, но все время побеждала одна. Она двигала им, заставляла идти дальше и вообще жить.

«Если сегодня найду еды побольше… а может, и выпить, устрою себе праздник. Всё-таки годовщина той самой нашей встречи на курорте Кавказа. Боже мой, как давно это было, как давно! Да и вообще, это случилось еще в той, первой, жизни, когда я был молод и любое море по колено. Затем была вторая жизнь, двадцать пять лет без неё. И вот теперь третья, совсем рядом с ней. Но, увы, не с ней…».

Он медленно шел, размышляя, а глаза за очками с треснутыми стеклами выискивали по тротуарам и мусорным бакам еду, выпивку или что-то еще, что можно надеть, поменять, продать. Такова жизнь бомжа. Ему ещё повезло: он отвоевал себе Марсово поле и его окрестности. Всё-таки былая физическая подготовка не прошла даром. Он отстоял для себя это хлебное место в честном рукопашном бою с другими бомжами и теперь чувствовал себя его хозяином. Особенно хорошо здесь летом и осенью, когда кругом толпы приезжих. Тогда он, конечно, «жирует». Дети часто выбрасывают мороженое или недоеденные огромные хот-доги, туристы оставляют на лавочках печенье и чипсы, теряют деньги. Добытая еда уходит сразу в организм, а вот деньги, игрушки и одежда сортируются и прячутся в углубление под памятником Суворову. Там, внизу, есть такая ниша для электрических щитов, места в ней много. За последние три года туда никто не заглядывал, да и вряд ли когда заглянет. Нева уже давно не выходит из берегов, и электричество исправно освещает памятник.

Случалось, что подвыпившие граждане давали и большие суммы денег, на которые можно было одеться, обуться приличнее. Но опыт подсказывал: как шестидесятилетнего деда ни одевай, он все равно останется дедом. Поэтому деньги тоже складывались в тайник, на чёрный день. В теплые летние и осенние дни он уходил подальше от людей и грелся на солнышке под кустами сирени, пока не прогонят представители власти или уборщик мусора. Благодать…

Зимой, конечно, было хуже: промозглый ветер и холод пронизывали все его нутро, не давая согреться и расслабиться. Но он нашёл под одним из зданий вынимающееся окно и, забираясь туда в темное время суток, укладывался спать на теплотрассе в подвале дома. Правда, пролезать в это окошко с каждым разом было всё труднее и труднее, а ещё труднее вылезти из него – старость не радость.

Раньше он спал в бумажных коробках под мостом, укрывшись целлофаном. Здесь было мягко и тепло, волны Невы убаюкивали, тихонько накатывая на берег, а ночью, когда мосты разводили, прямо из коробки было видно усеянное звёздами небо над Питером. Но с усилением борьбы с терроризмом всех бездомных из-под мостов прогнали, а ночлежек для них так и не построили. В той единственной, которая еще существовала, можно было получить по морде или быть ограбленным такими же бомжами, как он, только моложе и сильнее.

Поэтому от ночлежки он отказался, начал искать себе приют и вот нашёл его в подвале одного из домов вблизи «Марсово поля». Кстати, рыться в помойках его научили ещё в период спец подготовки в училище КГБ – он проходил там практику добывания информации. Замаскировавшись под бродягу, рылся в помойке возле секретного института. Нарыл он тогда много: листы с грифом «секретно», обрывки чертежей каких-то летательных средств – не то ракет, не то самолётов. Там же нашёл и золотую цепочку, видимо, случайно выброшенную кем-то в мусор. Так что выживать в этом испытании жизнью помогали не только навыки рукопашного боя, но и спец подготовка по поиску сведений.

Иногда случались удачные дни, когда Женя, так звали бродягу, добывал много еды и выпивку. Тогда, насытившись и лёжа в подвале на матрасе, который он отыскал на помойке и примостил на трубах теплотрассы, вспоминал свою любимую. Упиваясь воспоминаниями, засыпал сладким сном, и снилось ему далёкое время из той, первой его жизни.

Ах, весна – весна на острове! В этом году она пришла так рано, что все были в каком-то шоке. Первого марта снег уже растаял, кое-где пробивалась зелёная травка, а в воздухе висело весеннее благоухание. Мужчины стали чаще оборачиваться вслед проходящим мимо женщинам. Дамы в свою очередь сменили закрытые зимние наряды на легкие весенние и выглядели яркими и привлекательными.

В кабинете командира одного из подразделений гарнизона пограничного отряда раздался телефонный звонок. Звонил начальник санчасти, только недавно вступивший в эту должность. Он предложил командиру «бешеного» (так в шутку звали его офицеры) взвода горящую, никем не востребованную путевку. Медики давно уже говорили Жене, что надо бы подлечиться, и вот она – путёвка на двадцать четыре дня в санаторий КГБ на Кавказе. Поскольку путёвка была горящая, решение требовалось принимать быстро.

Служба Евгения состояла из сплошных командировок и тяжелых психологических нагрузок. Это не очень благоприятно сказывалось на нервной системе, да и желудок иногда давал о себе знать. Посоветовавшись с женой и получив ее согласие, Женя стал собираться в дорогу. Командир части тоже был не против и без разговоров предоставил отпуск. Оформив документы на отпуск, он получил путевку и отбыл из части. Двадцать восьмого марта Женя был уже на Кавказе.

Санаторий принадлежал Управлению КГБ СССР, он нашёл его быстро, благо городок небольшой, народ приветливый и разговорчивый – всё рассказали и показали. К обеду офицер уже был на месте. Сдав необходимые бумаги администратору, Женя отправился на прием к терапевту, который проводил первичный осмотр приезжающих на отдых. Врач оказалась приятной женщиной. Быстро обследовала новичка, выписала направление на анализы и подробно проинструктировала о правилах поведения в санатории и необходимости соблюдать дисциплину при лечении. Выслушав жалобы Евгения на нервную перегрузку, с улыбкой намекнула, что самое лучшее для нервов – увлечься красавицей. Организм при этом самостоятельно найдёт резервы для восстановления нервной системы. Дополнительно назначила водные и грязевые процедуры, благодаря которым, по её словам, через двадцать четыре дня он помолодеет лет на десять. Что в действительности потом и случилось. И еще сказала, что необходимо заниматься зарядкой, играть в волейбол, настольный теннис и три раза в день пить водичку «Ессентуки-2».

Женя выполнил всё, как рекомендовала доктор: сдал анализы, познакомился со всеми любителями волейбола и тенниса. И поскольку таких оказалось немало, у них набрались две команды с обеих сторон площадки и началась ежедневная игра в волейбол. По утрам Женя по привычке продолжал делать зарядку, затем пробежка три километра и тренировка приемов рукопашного боя. Получив результаты Жениных анализов, терапевт сообщила, что он в этом заезде самый здоровый. Лечить ему особо нечего, но в целях профилактики возможных заболеваний она подтвердила ему все процедуры с грязями плюс горячие ванны с водой «Ессентуки-1».

На процедуры Женя ходил охотно, они были приятными и доставляли ему физическое и моральное наслаждение. Представьте, какое это удовольствие, когда после зарядки, попив водички и приняв душ, вы погружаетесь в ванну, наполненную почти горячей целебной водой. Лежите в невесомости без всяких мыслей и забот и слушаете в наушниках приятную классическую музыку, почти засыпая от блаженства.

А возьмём грязи: приняв душ, абсолютно нагой, Женя укладывается на кушетку, застеленную простынёй с ровным слоем лечебной грязи толщиной два сантиметра. Грязь теплая, слегка пахнущая болотом, обволакивающая. Молоденькая санитарка, которую все называют сестричкой, а она всех пациентов – братишками, нежными руками обмазывает его грязью всего от колен до груди, включая интимные места, – эта процедура называется «трусы из грязи». От ласковых прикосновений его охватывают волнение и истома. Очень трудно удержаться при этом и подавить невольно возникающее желание. Затем его укутывают в эту простыню полностью, как мумию, только лицо белеет на фоне грязи. И вот лежит он в этом невообразимом тепле и блаженстве, а через тридцать минут такими же мягкими движениями сестричка снимает с него всю эту грязь, скользя по телу от пояса до колен. Что он испытывает при этом, лучше не говорить. Нега овладевает всем его телом, а после он мчится в душ, пропотевший, здоровый, взбодрившийся, смывает с себя остаток грязи – кайф, да и только!

Женя со своим новым приятелем Володей в санатории всё время прикалывались. Подходили вместе к поварихе и просили добавки, та поначалу сочувственно спрашивала:

– Что, мальчики, порции маленькие или так проголодались?

Друзья отвечали ей почти в один голос:

– Нет, всё нормально, просто ночью работать придется много: вас же, красавиц, здесь вон сколько.

Повариха смущенно хихикала. А на следующий день, когда они просили добавки, лукаво задавала вопрос:

– Что, большая работа предстоит? – и улыбалась загадочной улыбкой Джоконды.

А еще Женя с другом нашли себе забаву: когда заходили в столовую, всем женщинам, сидящим за столиками, вежливо желали приятного аппетита.

Однажды за одним из столиков Женя увидел приятную девушку и тоже пожелал ей приятного аппетита. Она была молоденькая, симпатичная, с румяными щеками, вся такая нежная и воздушная, что он сразу выделил ее среди всех остальных. К тому же девушка была обладательницей приличного бюста и стройной, как у лани, фигурки. Вначале он, скорее всего по привычке, чем от желания обратить на себя внимание или пофлиртовать, просто пожелал ей приятного аппетита. При этом приложил правую руку к сердцу и слегка поклонился. Она ответила нежным голосом и с улыбкой на лице:

– Спасибо, и вам того же, мальчики.

Рядом с ней за столом сидели двое парней и дама, которая была старше всех лет на двадцать и не вызвала у Жени особого интереса. Хотя она очень хорошо сохранилась, а по лицу было видно, что в молодости явно слыла красавицей. Парни были недовольны тем, что ребята проявляют внимание к их молодой спутнице. Они всякий раз что-то бурчали себе под нос, чем еще больше подзадоривали друзей. А шутники каждое утро, проходя мимо, останавливались и с особым выражением хором произносили:

– Приятного аппетита!

И теперь уже адресовали это не столько дамам, сколько молодым людям, чтобы позлить их. Тех просто передергивало от такого нахальства, но до драки дело не доходило, ибо начать они не решались, а друзья, особенно при дамах, старались не провоцировать потасовку.

Девушка оказалась из нового заезда. До знакомства в столовой у Евгения уже была с ней мимолетная встреча первого апреля на лестнице. Он поднимался вверх, а она спускалась вниз, когда взгляды их пересеклись. Поздоровавшись, перекинулись парой фраз. Он не помнит уже, что тогда говорил, наверное, какие-то дежурные фразы и комплименты. А она, как выяснилось позже, сразу положила на него глаз. Так что последующие пожелания приятного аппетита были уже продолжением знакомства.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vasiliy-rem/bolnoy-aprelem-rozhdennyy-v-sssr/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.